|
За сорок лет семье Вада пришлось преодолеть немало трудностей, но 1945-й выдался самым тяжелым. 8 августа Советское правительство объявило войну Японии, и в Тоёхару* пришел страх. Он тяжело волочился вдоль улиц вслед за переменчивыми ветрами, скапливался в тесных городских дворах, просачивался в каждое жилище, и даже само небо, низкое и мрачное, казалось, вот-вот опустится на головы горожан и задавит страхом. Когда советские войска за неделю сломили сопротивление японцев на Харамитогских высотах, Вада Тадаси окончательно понял, что для Карафуто* наступили худшие времена, а может, и последние. Он не говорил этого вслух, чтобы не пугать жену, но 17-го русские взяли город Эсутору*, где жил старший сын с семьей, и с этого дня супруги окончательно забыли о покое. Радиоприемник никто не выключал, над ним нависали то Тадаси, то Хироко, то оба вместе, с расширенными глазами вслушиваясь в слова диктора. Младшего Ибуру из-за травмированной руки не приняли в ряды резервистов, и он в бессилии метался по дому, но чаще где-то надолго пропадал, а возвращался угрюмый и молчаливый. В двадцатых числах, когда на несколько дней установилась сносная погода, Вада услышали отчетливые звуки взрывов. Бомбили далеко, где - не понять, но стекла в окнах слабо дребезжали.
Между тем города Карафуто один за другим складывали оружие, а то и вовсе встречали русских белыми флагами.
Ненастным днем 24-го супруги ужаснулись известию, что советские войска без боя овладели соседним Хонто*, а со стороны города Маока* по железной дороге с боями движется отряд десантников и уже вплотную подошел к Тоёхаре. Хироко отпрянула от радиоприемника и заплакала.
- Что с нами будет, Тадаси? Что с нашим сыном? Где он теперь?
Тадаси, утешая жену, ответил:
- О нем нет никаких известий, поэтому мы не знаем, погиб он или нет. Не будем хоронить его раньше времени, маленькая.
- А вдруг он попал в плен? Ты ведь его знаешь, он не потерпит такого позора.
- Наверняка ему удалось уйти в леса. Будем ждать.
- В леса... - повторила Хироко. - Тадаси, ты ведь знаешь, он будет сражаться до последнего вздоха! Что с нами будет, что с нами будет...
Она опустилась на татами и рыдала, больше не сдерживаясь. Тадаси топтался рядом, не в силах ее утешить. Ибура с перекошенным лицом бросился вон из дома.
Тадаси обнял жену, задыхаясь от мысли, что старшего они вряд ли уже увидят. Оставалась надежда, что сын лесами вернется домой. Вернется, чтобы и дальше сражаться с врагом.
Кое-как утерев слезы, Хироко принялась за домашние дела.
- Схожу-ка я в город, посмотрю, что там делается, - сказал Тадаси. - В контору к себе загляну. Может, узнаю что-нибудь. Куда, интересно, Ибура подевался?
Напрасно он это сказал, потому что жена коротко всхлипнула и снова наладилась плакать. Тадаси без труда разгадал ее мысли: младший наверняка пошел в Императорское общество резервистов, и теперь ему могут не отказать...
Штормовой ветер с порога швырнул в лицо горсть хлестких холодных капель. Тадаси втянул голову в плечи, сгорбился, пересек дворик и пошагал по хлюпающей грязью узкой улице, не обращая внимания на ветер с дождем, атакующий то спереди, то сбоку. Потом дождь поутих, и только сырой ветер норовил пробраться под оба кимоно и выстудить старые кости. Выбравшись ближе к центру, Тадаси был потрясен людностью улиц, а он-то думал, что все, кто мог, покинули столицу Карафуто и бежали в портовые города, чтобы на судах перебраться в Японию! Большие семьи ехали на пролетках, телегах, повозках, груженных нехитрым скарбом и узлами, кто-то и вовсе брел пешком. Люди, невзирая на непогоду, уходили в сопки. Всегда чистые асфальтированные центральные улицы были непривычно захламленными, но Тадаси едва это заметил. 'Надо, тоже надо уходить, - подумал он и бросил на низкие тучи озабоченный взгляд. - Подождем еще, не будем торопиться'. |