Тётя Алина по-прежнему чувствовала себя неважно, хоть и пыталась сделать вид, что она занята работой и все её мысли исключительно о том, как создать условия для эффективной среды, учитывающей взаимодействие всех подсистем, а также динамику их развития, особенности адаптации и локализации, включая второстепенные компоненты вместе с расчетом финансовых ресурсов и общественных затрат, необходимых для проведения запланированных реорганизационных мер. Что-то не складывалось в сегодняшнем дне, и из-за этого трудно было строить планы на будущее.
- Уверен, что не только министерство образования, но и министерство финансов найдёт массу причин, чтобы высказать свои возражения... Может быть, нам стоит подождать решения сверху? Нецелесообразно брать такую ответственность на себя...
Тётя Алина слушала лишь вполуха, хотя доводы её заместителя были вполне резонными. Она и сама прекрасно понимала всю бесперспективность предстоящей им задачи, решить которую не удастся без проволочек.
- Нужно выиграть время... Подготовить первоначальный проект, исключив из него всё, что может привести к жёсткой критике или даже отказу... А дальше будет видно. Опережать события нам сейчас ни к чему.
Выполняя роль руководителя, она уже привыкла лавировать между тем, что от неё требуют, и тем, что она в силах предложить, не забывая о большом количестве подводных камней на пути к поставленным целям, большая часть которых казалась чем-то идеальным, далёким от их скудных возможностей и приземлённых интересов. Но, наверное, в этом и была причина её личного успеха - в умении ценить идеалы и ставить их выше всего, даже если в конечном счёте они оставались недостижимы.
- Давайте ещё раз подытожим все ключевые моменты... Во-первых, у нас нет никакой чёткой инструкции... Во-вторых, данные нам обещания остаются до сих пор только обещаниями, не получая какого-либо материального подкрепления... В-третьих, у нас связаны руки... И наконец, то стабильное положение, которого мы с таким трудом достигли, может сильно пошатнутся, если принятое нами решение окажется преждевременным и неосторожным.
Этот разговор продолжался всё утро. Тётя Алина понимала, что тема давно уже исчерпана, но не спешила поставить точку, потому что не чувствовала достаточной уверенности в самой себе. Странная апатия владела её мыслями, поэтому как начальник она была сегодня просто невыносима, заставляя своего первого заместителя потеть от напряжения, придумывая всё новые и новые доводы в пользу того, что и так казалось убедительным и ясным.
- Вам бы, Виталий Сергеевич, самому в министерство образования, это было бы сейчас очень кстати.
Слова об устойчивом и надёжном положении, достигнутом с большим трудом, показались ей слишком личными, чем-то вроде намёка на то, что их возможные взлеты и падения теперь неотделимы друг от друга.
"Хочет подчеркнуть свою значимость", - с неудовольствием подумала она, в то время как Виталий Сергеевич, вздёрнув брови и слегка переменившись в лице, многозначительно умолк, пытаясь понять, что кроется за этим предложением, и стоит ли воспринимать его как шутку или как едкий укол.
- Доложите обо всём министру образования и узнаете его мнение на этот счёт, - тётя Алина откинулась в кресле: её опять мутило, только на этот раз вместе со слабостью и головокружением она чувствовала ещё и лёгкую тошноту.
Настойчивый телефонный звонок, первый за сегодняшнее утро, нарушил наступившую неловкую паузу.
- Думаю, мне можно идти? - Виталий Сергеевич замялся, видимо, желая спросить о чём-то ещё.
Но Алина Викторовна только сухо кивнула головой в ответ и бросила нетерпеливый взгляд на свои настольные часы, будто вспомнив вдруг что-то важное и срочное:
- Время обеденного перерыва. И, как всегда, начинают звонить именно сейчас!
Она подняла трубку с таким раздражённым видом, что её заместитель лишь нервно поёжился и тут же вышел из комнаты, прекрасно понимая, что дожидаться продолжения разговора теперь совершенно бесполезно. Он отлично знал все привычки и склонности своего руководства и редко ошибался в оценке ситуации, особенно если от него требовалось молчаливое исполнение своих обязанностей и умение ненавязчиво отступить на задний план.
Обеденный перерыв и в самом деле был безнадёжно испорчен: телефонные звонки раздавались один за другим. Тётя Алина не зря проявляла недовольство, всё чаще и чаще поглядывая на часы, словно они могли остановить обрушившийся на неё шквал из неприятно-резких звуков и следующих за ними бесконечно долгих объяснений, где что-то нужно было проверить, что-то принять к сведению, а где-то дать свои указания, обосновав каждый предусмотренный для выполнения пункт. Она полностью отдавала себе отчёт в том, что девочки не могут находиться так долго под чужим присмотром, и около полудня планировала вернуться домой. Но уйти сейчас с работы было совершенно невозможно: слишком большая ответственность лежала в данный момент на ней, и отложить решение принципиально важных вопросов или предоставить это своим заместителям и подчинённым она не имела никакого права.
Лишь за пару часов до окончания рабочего дня образовался, наконец, тусклый просвет в заполненном телефонным дребезжанием и напряжённо-утомительными разговорами полумраке кипучей кабинетной жизни. Чувствуя себя совершенно истощённой, тётя Алина почти инстинктивно нажала кнопку звонка, и на пороге тут же возникла стройная фигура секретарши.
- Чашку крепкого кофе, пожалуйста. И пригласите ко мне Виталия Сергеевича, - она попыталась улыбнуться как можно дружелюбнее, хотя сил на это уже не оставалось.
- А Виталия Сергеевича нет, - секретарша растерянно заморгала накрашенными ресницами в ответ. - Он сказал, что у него срочные дела в министерстве образования... Взял служебную машину... И пока ещё не возвращался.
- Вот как? - тётя Алина застыла от удивления. - Почему же я ничего не знаю об этом?
Секретарша смутилась ещё сильнее:
- Как только он вернётся, я тут же попрошу его зайти к вам.
- Не стоит. Лучше я позвоню ему сама. И кофе, пожалуй, тоже не нужно. На сегодня мой рабочий день закончен. Если кто-нибудь будет спрашивать, говорите, что меня не будет до завтрашнего утра.
"Интересно, куда он мог уехать, не предупредив меня об этом?" - размышляла тётя Алина, вновь трясясь в переполненном вагоне метро, так как служебная машина была занята её замом. Это было очень неожиданно, тем более что раньше она никогда не замечала подобных странностей за ним. Так демонстративно уйти с работы, зная, сколько важных дел требуют немедленного решения, и не беспокоясь о том, как она отреагирует на такую беспрецедентную выходку?! А, может быть, это был вызов? Хотя зачем ему вступать с ней в конфликт? Особенно сейчас, когда её место и должность вряд ли могут интересовать его всерьез. При таком количестве обязанностей и проблем намного проще быть не начальником, а заместителем: шансы на успех почти те же, но зато в случае неудачи спрос с помощников и подчинённых совсем не такой, как с неё.
Уже подходя к дому, тётушка вспомнила, что она за весь день ничего ещё не ела, да и девочкам нужно что-то приготовить на завтра: теперь уже ясно, что об отпуске и выходных в ближайшее время не может быть и речи. Очень жаль, но, видимо, всё-таки придётся обратиться за помощью к этой жуткой женщине. Кто-то ведь должен приглядеть за детьми, пока не уладятся самые срочные и неотложные вопросы. Конечно, доверия она не внушает, как и прежде. Но что поделать? Не разрываться же теперь на части!
В магазине, куда тётя Алина заглянула по дороге, было полно народу. Если бы не племянницы, она, наверное, не стала бы мучить себя. Лёгкий ужин вместо протискивания через узкие проходы к ужасающе длинному хвосту, толпящемуся у кассы, её вполне бы устроил. Но двое детей и холостяцкий образ жизни с полупустым холодильником никак не увязывались друг с другом. Поэтому, грустно вздохнув, тётушка подхватила единственную оказавшуюся свободной тележку и направилась в овощной отдел, перебирая в уме, что ей нужно купить непременно, а что можно отложить на потом. Она всегда так делала, особенно если была без машины и приходилось нести тяжёлые сумки самой.
- Вообще-то это моя тележка! Я первая её увидела. Ни на минуту нельзя отвернуться, чтобы тебя не облапошили! - дородная дама с недовольным видом преградила Алине Викторовне путь.
- Откуда мне знать, ваша это тележка или нет, если она стояла у входа совершенно пустая?
- Можно было спросить! - женщина возмущённо сверкнула глазами, было видно, что она ни за что не отступит без боя.
Окинув взглядом непропорционально большую и круглую фигуру в совершенно безвкусном наряде, тётя Алина неодобрительно хмыкнула в ответ. Это был явно не её уровень и не её весовая категория, но сдаваться она тем не менее не собиралась. Нелепость ситуации и ничем не подкреплённая уверенность этой грубой и бесцеремонной особы в своих исключительных правах на такую пустяковую и в принципе не принадлежащую никому вещь переполнили чашу тётушкиного терпения, уровень которой за сегодняшний день и так уже достиг критически-опасной отметки. Сдерживать себя дальше у неё просто не было сил.
- Или вы думаете, что вы здесь одна и можете делать всё, что захотите?
Негодование соперницы становилось всё более явным и неоправданно личным. Видимо, и тётя Алина особой симпатии у неё не вызывала. А значит появился повод вылить раздражение на того, кто сам так неосторожно напрашивался на неприятности и своей настойчивостью разжигал мелкий, но уже неизбежный конфликт.
- Было бы очень даже неплохо, - тётушка ехидно скривила губы, и это подействовало на мужеподобную матрону как красная тряпка на быка.
Если бы не тележка, разделявшая их, дело могло бы принять серьёзный оборот. Короткие руки толстушки упёрлись в бока. Дотянуться до соперницы она, к сожалению, не могла: причина их ссоры, стоящая точно посередине, надёжно защищала неприкосновенность каждой стороны, и в то же время мешала сделать решающий шаг, вместе с узким проходом ограничивая любую стратегию и любой обходной манёвр.
Пара покупателей уже толкались рядом, пока ещё рассматривая и выбирая товары на полках, но уже проявляя признаки нетерпения и бросая косые взгляды на образовавшийся по вине тёти Алины затор. Положение становилось всё более комичным, и тётушка готова была уступить, но агрессивность, с которой ей пытались навязать свою правоту, мешала сделать это достойно. Она придумывала возможный выход, позволяющий сохранить моральное превосходство и респектабельный вид, но не могла отогнать от себя навязчивое желание показать этой особе, кто есть кто на самом деле.
Вдруг у неё перехватило дух, и что-то похожее на железный обруч сжало до сих пор не вызывавшее ни жалоб, ни проблем сердце. Она заметно изменилась в лице и ухватилась рукой за грудь, боясь вздохнуть свободно. Острая боль эхом отдалась внутри, и тётя Алина почувствовала ужасный страх перед чем-то непонятным.
- Бобби? Откуда ты здесь взялся? Я же приказала сидеть и ждать меня у входа! - непримиримо настроенная противница внезапно отступила, и её лицо тоже преобразилось, приняв выражение озабоченности и даже некоторой снисходительности и мягкости. - Ну, нельзя быть таким глупым! Нужно слушать, что тебе говорят.
Большой лохматый пёс радостно спешил навстречу хозяйке, волоча за собой поводок и заискивающе виляя хвостом, словно прося у неё прощения.
- Ах ты, безобразник! Знаешь, что виноват... Вот задам я тебе хорошую трёпку! Тогда перестанешь вести себя как уличная дворняжка.
Пёс лёг на пузо и преданно лизнул протянутую к нему руку, при этом его длинные уши уныло качнулись, а глаза подёрнулись лёгкой грустью, словно у барышни, читающей сентиментальный роман.
- Даже не думай, что сможешь ко мне так легко подлизаться! Уж я-то знаю, какой ты жуткий притворщик... Никаких сосисок ни сегодня, ни завтра!
Собака опустила косматую голову на передние лапы и издала тяжёлый и протяжный вздох. Это получилось совсем по-человечески, и тётя Алина, наблюдавшая за происходящим, обескураженно перевела взгляд с поразительно артистичного животного на его довольно посредственную хозяйку и обратно, забыв о своем неважном состоянии. "Нужно слушать, что тебе говорят". Это фраза её больно задела: что-то знакомое послышалось в брошенных в виде упрёка словах. Но тётушка тут же отогнала прочь нечаянное наваждение. Она до такой степени взвинчена сегодня, что любую мелочь готова принимать на свой счёт. Лучше поостеречься и взять себя в руки, иначе дело может закончится нервным срывом.
- Ну, ладно, идём. Будет тебе, будет...
Суровая дама, растроганная почти до слёз, повела своего питомца к выходу, что-то внушая ему по пути заботливо-хозяйским тоном, а тётушка осталась со случайно оказавшимся у неё трофеем одна, не чувствуя ничего хотя бы отдаленно похожего на торжество или удовлетворение.
"Даже собаки поддаются дрессировке," - подумала она с таким пристрастием, будто хотела возразить кому-то, и вновь почувствовала себя совершенно разбитой. Нужно было как можно скорее возвращаться домой, чтобы прийти в себя и привести собственные мысли в порядок.
Уже не обращая внимания на то, какие покупки необходимо сделать сегодня, а какие лучше отложить на потом, тётя Алина бродила между полок, время от времени что-то отправляя в тележку и почти машинально двигаясь дальше, не замечая удивительной тишины и пустоты вокруг. Даже у кассы не было ни одного покупателя, но тётушка лишь рассеянно окинула взглядом скучающую кассиршу и опять погрузилась в размышления о том, куда мог так внезапно пропасть её зам.
Полчаса спустя, сидя в домашнем кресле и удобно вытянув затёкшие от высоких каблуков ноги, тётя Алина попробовала ещё раз набрать его номер. Но телефон абонента был выключен, и она смогла дозвониться только своей секретарше.
- Виталия Сергеевича всё ещё нет. Думаю, в офис он сегодня вряд ли уже вернётся. Рабочий день скоро закончится. Может быть, попытаться позвонить ему домой или связаться по электронной почте?
- Нет, не стоит. Сомневаюсь, что от этого будет какая-нибудь польза. Лучше свяжитесь с министерством образования и узнайте, передал ли он документы, подготовленные нами, и есть ли замечания и поправки по нашему предварительному отчёту. Если да, то примите их к сведению. А с Виталием Сергеевичем мы завтра обстоятельно обо всем поговорим.
- Хорошо, Алина Викторовна. Приятного вам вечера.
- Спасибо. И вам тоже.
Алина Викторовна устало отбросила в сторону свой телефон. Как ей надоели эти разговоры! "Виталия Сергеевича всё ещё нет..." Хотя обе прекрасно понимают, что это значит. К чему столько лишних слов, когда ясно, что его нет и уже не будет? Да и какой к чёрту может быть приятный вечер?! Сплошные формальности всё, что они так вежливо говорят друг другу. Она вспомнила бесцеремонную особу из магазина, явно лишённую подобных предрассудков, и её выдрессированного до уровня циркового искусства пса, и что-то вроде зависти колыхнулось в ней. Как хорошо взять и сказать хотя бы иногда то, что думаешь! Не пытаясь ничего завуалировать или, ещё того хуже, удержать в себе. Причин для депрессии было бы тогда намного меньше, и ужасные головные боли, возможно, перестали бы мучать её.
Тётушка потянулась за сумочкой, чтобы достать свою записную книжку, и словно в ответ на её мысли боль в висках неожиданно напомнила о себе.
- Этого и следовало ожидать после такого сумасшедшего дня, как сегодня! - громко охнув, тётя Алина вывернула сумочку наизнанку в надежде найти там таблетки от головной боли, которые она всегда старалась держать под рукой. - Нужно отдохнуть, иначе завтра придётся лежать пластом. А это сейчас совершенно недопустимо!
Она вновь подумала о своем заместителе и о предстоящем неотложном разговоре с ним. Лучше всего было бы лечь и поспать, и чтобы никто уже не беспокоил! К чёрту такой отпуск и такие выходные вообще! Чувствуя, как тонкая жилка пульсирует и словно молоточек бьёт, отдаваясь своими ударами в висках, тётушка схватила первое, что ей попалось под руку из рассыпавшихся вокруг вещей - скомканный носовой платок, последним упавший ей прямо на колени. Сбрызнув его водой из стоящего рядом графина, она приложила платок ко лбу, и приятная прохлада сразу приглушила резкую пульсирующую боль. Тётушка расслабилась и, откинув голову назад, незаметно для себя уснула, сидя в кресле.
* * *
- Как ты думаешь, это было что-то вроде колдовства или мы опять всё поняли не так, как надо? Ты заметила хоть что-нибудь необычное? - Лерка облизнула губы, испачканные шоколадным мороженым, и с нетерпением взглянула на Тоню, ещё не успевшую доесть свою порцию и поэтому молчащую с занятым другим делом ртом. - Мне кажется, он совершенно здоров. Просто его кто-то туда приклеил.
- Как это так?
- Не знаю, - Лерка растерянно пожала плечами. - Вот это я и хотела бы выяснить. Может быть, ты видела там что-нибудь странное? Ты ведь у нас наблюдательная... Или даже кого-нибудь?
- Не-е-ет, - Тоня отрицательно покачала головой. - Всё случилось так быстро. Я ничего не успела разглядеть.
- И я тоже, - Лерка грустно вздохнула и понурилась, разглядывая носки своих сандалий и раздумывая о чём-то, по-видимому, чрезвычайно важном для неё.
- А вдруг это было самовнушение? - Тоня резко выпрямилась, и растаявшее мороженое тут же капнуло на светлое платьице, оставив там безобразное тёмно-коричневое пятно.
- Что это такое? - Лерка недоверчиво покосилась на сидящую рядом сестру.
- Когда убеждают себя в чём-то и верят, что всё именно так. А на самом деле всё может быть совсем-совсем по-другому. Ну, как раз наоборот... То есть внушают себе то, что хотят... - Тоня смущённо замолчала, видимо, она сама не очень хорошо разбиралась в том, что пыталась объяснить.
- Ты уверена, что он этого хотел? - Лерка с сомнением пожала плечами. - У него было такое лицо, когда он вдруг взял и поднялся. Кажется, он был удивлён больше всех.
- Да, это точно...
- А ты видела, что она делала в этот момент? - Лерка указала глазами на стоящую поодаль Серафиму Игнатьевну, которая о чём-то говорила с человеком в белом халате, очень похожем на врача.
- По-моему, вообще ничего... Хотя не могу сказать точно. Я смотрела на того парня с телефоном. Это выглядело очень смешно и странно, хотя вообще-то мне было жаль его.
Лерка вновь в раздумье уставилась на свои сандалии, а Серафима Игнатьевна, закончив разговор и распрощавшись с человеком в халате, направилась в их сторону. Судя по её лицу, она была довольна и медицинским персоналом, и тем, что услышала от него.
- Что же мне теперь будет за это ужасное пятно? - Тоня послюнявила свой палец и потёрла оставшийся от шоколада след, но смогла лишь ещё больше размазать его. - Жаль, что платье такое светлое. На тёмном, наверное, почти ничего не было бы видно.
- Только не для тёти Алины. Уверена, тебя ждет лекция о том, как нужно правильно есть мороженое, - Лерка сморщила забавную гримасу, нарочно поддразнивая сестру.
- Ну вот, кажется, всё в порядке! Мы можем спокойно возвращаться домой, - Серафима Игнатьевна опустилась на скамейку рядом с девочками и улыбнулась впервые за сегодняшний день.
- А разве мы не увидим Макса? Я думала, мы пойдём к нему... - Лерка разочарованно оглянулась по сторонам. - Зачем же мы тогда здесь?
- Чтобы убедится в том, что всё хорошо. Но беспокоить Макса сейчас не стоит. Ему нужен покой.
- А мы навестим его позже?
- Обязательно. А пока он под надёжным присмотром.
Старуха ещё раз улыбнулась, и Лерка, набравшись смелости, решилась спросить о том, что так мучило её с самого утра:
- Правда ведь, что это было колдовство? Не могло же так само собой всё получиться!
Она вперила выжидательный взгляд в Серафиму Игнатьевну, боясь, что та вновь станет строгой и серьёзной, но одолевавшие её опасения были напрасны. Ничего не изменилось в окружавшей их благодушной тишине и безмятежном, по-летнему прекрасном полудне. Они сидели совершенно одни в опустевшем скверике в тихий час, когда не видно ни посетителей, ни больных, и всё вокруг кажется сонным и чуть-чуть нереальным. Здание больницы, серое и унылое, было прикрыто густой листвой: можно было подумать, что оно спряталось за деревьями, скрывая свой неприглядный вид. И даже шум пролегающего рядом шоссе стал глуше и доносился словно издалека. Серафима Игнатьевна слегка сощурилась, и от этого тонкие морщинки-лучики тут же разбежались по её лицу.
- Конечно, не могло. Само собой ничего не происходит. Всему есть свое время и своя причина. Правда, Макс доставил нам немало хлопот. Свалился как снег на голову и чуть не запутал всё дело. Хорошо, что обошлось без серьёзных жертв и урона.
- А тот парень в метро? - Лерка удивлённо округлила глаза: в её представлении он и был самой настоящей жертвой, пострадавшей по какому-то злому умыслу, совершенно бессмысленно и жестоко.
- А с ним пока ещё не всё ясно. Как-то странно, что никто ничего не заметил. Да и кому понадобилось разменивать бесценную вещь по пустякам? Ума не приложу. Ничего кроме глупой шутки здесь и быть-то не может. Разве что дурной глаз...? Но это маловероятно. Слишком серьёзная доза ради примитивных приёмов, известных всем.
Лерка поняла очень мало, но слова о глупой шутке заставили её встрепенуться и бросить в сторону сестры многозначительный взгляд.
- Значит, самовнушение здесь совсем ни при чем? Его всё-таки кто-то туда приклеил?
Серафима Игнатьевна недоумённо пожала плечами:
- Откуда у вас такие странные мысли? Колдовство... Самовнушение... Конечно, это сделал не он сам. Вопрос в другом: кто, а главное, зачем так над ним посмеялся?
- Но разве можно другого человека... без его согласия... вот так...? Он ведь даже не понял, что с ним произошло... - молчавшая до сих пор Тоня подала голос, но то ли от волнения, то ли от возмущения осеклась, так и не договорив до конца.
Серафима Игнатьевна понимающе кивнула головой:
- Ты права. Конечно, нельзя. Но... с технической точки зрения вполне возможно.
- Как это? - Леркины глаза стали ещё больше и круглее, грозя выкатиться из своих орбит.
- Похоже, вы забыли обо всём, что я вам вчера говорила.
- Нет, мы всё прекрасно помним! - Тоня протестующе тряхнула длинными косичками, которые успели уже как следует расплестись.
- Ну и что же связывает в таком случае любую идею и её воплощение при условии, что прочие переменные не учитываются, а конечный результат больше нуля?
- Твёрдое намерение, или воля, - Тоня ответила так, словно это был хорошо выученный ею урок, и лицо Серафимы Игнатьевны вновь озарилось тонкими лучиками едва заметных морщин. - Только как это получается, я не знаю...
- И я тоже, - Лерка затаила дух, чтобы не пропустить ничего важного: в отличие от Тони она не совсем понимала, о чём идет речь, хотя ни за что не призналась бы в этом даже самой себе.
- Видите вон ту калитку? - старуха указала куда-то в сторону, и девочки только сейчас заметили, что чуть поодаль скверик заканчивается невысокой оградой, и там есть выход, который, однако, заперт и, судя по заржавевшему навесному замку, давно уже не использовался никем. - Попробуйте её открыть - и тогда вам всё станет ясно. А иначе вы не узнаете того, что хотите, и никто не сможет вам это объяснить.
- Но она закрыта на огромный замок...
- И у нас нет ключа...
Девочки в недоумении переглянулись, не понимая, чего от них ждут.
- Это неважно. Мы ведь говорим о воле. Разве вам нужен ещё какой-то ключ?
- Кажется, я догадалась! - Тоня радостно хлопнула в ладоши, и лихорадочный румянец двумя яркими пятнами заалел на её маленьких щеках. - Мы должны очень сильно захотеть, чтобы эта калитка открылась.
- Умница! - старуха с довольным видом кивнула головой. - Но просто захотеть чего-то слишком мало. Нужно поверить, что вы можете это сделать. И тогда никакой заржавевший замок не помешает получить вам то, что твёрдо задумано и поэтому должно случиться.
Лерка слушала так внимательно, как будто от этого зависело всё в её тесном крохотном мире. До сих пор она мало что могла в нём изменить и даже никогда не думала о том, каким всё-таки она хотела бы его видеть. Чаще приходилось выполнять то, что говорят другие. И все её проказы и шалости были чем-то вроде протеста или несогласия с тем, что временами с ней и её сестрой происходило. Она росла маленьким бунтарём, и всё потому, что её желания были никому неизвестны или неинтересны, и она сама не верила, что они могут осуществиться. И только сейчас вдруг стало ясно, как она была неправа.
Не мигая уставившись на запертую калитку, девочка постаралась отогнать прочь все мысли, кроме одной. "Ну, давай же, открывайся! Слышишь, что тебе говорят?" громко застучало в её напряженном мозгу, а глаза начали буравить непослушный замок так, словно хотели распилить его на части. "Всё равно ты рано или поздно откроешься, потому что я очень-очень-очень этого хочу! Но лучше всё-таки рано, чем поздно, потому что... так должно быть!"
Заботливая рука мягко опустилась на её тоненькие плечики, которые за лето не только потемнели на солнце, но даже слегка обгорели и покрылись едва заметными рыжеватыми веснушками. От непривычных усилий и сосредоточенности Леркины плечи сейчас чуть-чуть приподнялись, выдавая девочку с головой.
- Нужно делать всё плавно, легко и без резких движений... Словно ты скользишь по гладкому льду. Главное, не бояться как следует оттолкнуться, чтобы оставить за собой всё, что кажется очевидным и неизменным... Это всего лишь видимость, или привычное заблуждение. Так думают те, кто сомневаются в самих себе и не умеют ни искать, ни находить то, что ищут...
- Мне нужно оттолкнуться от той калитки? - Лерка в смятении обвела глазами всё, что только могла увидеть вокруг, ища надёжную точку для опоры.
- От того, что она закрыта, и от того, что у тебя нет ключа. Сомневаться нужно не в собственных силах, а в фактах, в которых ничего неоспоримого на самом деле нет.
Лерка ещё раз попробовала напрячь всю свою волю. Она зажмурилась, чтобы не видеть злосчастную калитку с пугающим её огромным замком, и попыталась убедить себя в том, что это неправда и только кажется таким тем, кто не верит в свои силы. Скучным людям, похожим на тётю Алину, у которых в голове ничего, кроме принципов и правил. Она ни в коем случае не должна вырасти ни скучной, ни противной. И для этого ей нужно сейчас как следует постараться. Сделать всё возможное. И невозможное тоже...
Ещё немного и Лерка, наверное, взорвалась бы от перенапряжения, но тут случилось нечто, чего она совсем не ожидала.
- Отлично сделано! Для первого раза просто безупречно!
Лерка открыла зажмуренные глаза и словно сквозь пелену внезапно опьянившего её восторга увидела, как узкая щель обозначила просвет там, где прежде всё было глухо заперто и недоступно даже для солнечных лучей. Старый замок беспомощно болтался на раскрывшейся дужке. А покрасневшая от смущения Тоня застенчиво улыбалась и теребила край своего испачканного платья.
- Вот это да! - Лерка перевела восхищенный взгляд с сестры на Серафиму Игнатьевну и обратно. - Как это у тебя получилось? Ну, ты, Тонька, даёшь! Здорово! Вот бы и мне так!
- И у тебя тоже непременно получится. Я знала, что из вас выйдут способные ученицы, - в голосе Серафимы Игнатьевны слышалось одобрение, и новая волна эмоций тут же захлестнула Лерку с головой: она почувствовала себя почти счастливой, хотя ничего у неё ещё не вышло.
- И всё это совсем не так сложно. Ты только расслабься... И тебя саму понесет вперёд...
Тоня подбирала слова, пытаясь объяснить, что именно нужно сделать, и Лерка попробовала взять себя в руки. Это было непросто: расслабиться, когда столько разных чувств постоянно увлекают куда-то в сторону и не дают ни на секунду остановиться. Её и так всё время куда-то несет. Только она не знает, в том ли направлении и от чего именно ей тут оттолкнуться. Вот если бы кто-нибудь помог и подсказал, куда ей нужно! Но, наверное, она должна разобраться в этом сама.
Лерка бросила рассеянный взгляд в сторону калитки, которая распахнулась ещё шире, потому что ничего, кроме ржавых, с трудом справляющихся со своей задачей петель, уже не сдерживало её, и увидела кусочек улицы, что-то вроде узкого тротуара, пробегающего рядом с проезжей частью. Он был совсем тесный и так близко прижат к самому забору, что напоминал скорее очерченную кем-то межу, чем дорожку для пешеходов. И на этой крохотной пограничной черте, разделяющей полное бездействие здесь и непрерывное движение там, стояли двое и о чём-то говорили. Лерка тут же их узнала, хотя женщина была без цветов, а мужчина выглядел совсем иначе, вовсе не таким спокойным и уверенным в себе, как утром. Оба казались очень взволнованными, и Лерка подумала бы, что они спорят, если бы женщина не улыбалась немного смущённой улыбкой.
Утреннее подозрение вновь колыхнулось в Леркиной душе. Девочка готова была поклясться, что без Серафимы Игнатьевны здесь не обошлось. Хотя каким образом она причастна ко всему, что случилось, объяснить было сложно. Никто не мог бы заставить этих двоих вот так смущаться и краснеть, глядя друг на друга. Но то, что они сейчас вместе, совсем не случайно. Ведь всё могло бы быть по-другому. Нужно сомневаться не в собственных силах, а в фактах, в которых ничего неоспоримого нет... Вот, оказывается, что это значит! Не столкнись они сегодня утром, всё сложилось бы совсем иначе. И конечно же, Серафима Игнатьевна знала о том, что должно случиться. И даже не просто знала, а всё продумала и рассчитала.
Лерка ещё раз обвела взглядом пёстрый клочок улицы, случайно открывшийся ей как доказательство того, что жизнь снаружи продолжает идти своим чередом, и вдруг почувствовала удивительную лёгкость во всём теле. Словно она стала похожа на крохотную песчинку, из которых складываются переносимые ветром песчаные холмы, не знающие ни покоя, ни постоянства. Всё вокруг стало внезапно таким же зыбким и непрочным, как в полной движущихся барханов пустыне, где небольшого дуновения довольно, чтобы картина изменила свои формы, оставаясь при этом всё той же, одинаково бескрайней и однообразной.
Резкий порыв налетевшего откуда-то ветра - и Лерку понесло вперёд так стремительно, что она, как и утром, вдруг перестала понимать, где она и что с ней происходит. Всё замелькало и закружилось, будто в водовороте, затягивающем и уносящем с собой прочь. Чувствуя, что она не в силах сопротивляться, девочка не на шутку испугалась и попробовала крикнуть или позвать на помощь, но голос не слушался её, и слова получались почти беззвучными, так что она сама не могла их разобрать. Беспомощно хватая ртом воздух, Лерка попыталась собрать разбегавшиеся мысли, чтобы зацепиться, как за спасательную соломинку, хотя бы за одну из них. Но и это удавалось с большим трудом. В голову лезли сплошные глупости, от которых не было никакого прока, особенно сейчас. Всё, что могло бы прийти на помощь, ускользало из самых рук, и, холодея от ужаса, девочка неслась вперёд, боясь даже думать о том, что с ней произойдёт в следующий момент.
Громкий стук, похожий на шум от падения или удара одного тяжёлого предмета о другой, прорвался сквозь завладевший Леркой страх, и в тот же миг кто-то схватил её так крепко, что она почувствовала, как бурный поток, до сих пор увлекавший её за собой, нехотя расступился и понёсся дальше, бешено вскипая и стараясь накрыть её своей волной. Но это длилось недолго. Та же сильная рука рывком подняла девочку вверх, и та оказалась на крутом берегу, высоко над свирепствующей от бессильной ярости стихией.
- Такая неосторожность может довести однажды до беды.
Голос Серафимы Игнатьевны заставил Лерку прийти в себя и оглядеться по сторонам, чтобы понять, что же с ней случилось. Она сидела на земле всё в том же сквере и рядом с ней были всё те же хорошо знакомые ей люди. Никаких песчаных холмов или бурного потока с крутыми берегами вокруг не наблюдалось. Напротив, полная тишина говорила о том, что тихий час всё ещё длится и требует уважения к установленному в этом месте порядку и режиму. Ничего совсем-совсем не изменилось. И даже калитка была по-прежнему закрыта на огромный ржавый замок. Только Тоня глядела на сестру каким-то странным, удивленно-обескураженным взглядом.
- Нам давно пора возвращаться домой, - Серафима Игнатьевна ободряюще улыбнулась и помогла Лерке подняться с земли. - Здесь делать больше нечего. Своим присутствием мы только мешаем и поднимаем лишний шум.
Лерка опустила глаза: ей показалось, что в первую очередь это касается её, хотя она не понимала, что именно натворила и как загладить свою нечаянную вину.
- Ты так хлопнула этой калиткой, - не выдержав, шепнула ей в самое ухо Тоня, которая подошла, чтобы отряхнуть сухие травинки, прилипшие к платью сестры. - Я думала, ты хочешь, чтобы она треснула или развалилась на части.
- Ничего подобного! Ты всё придумываешь! Я и не трогала её! - Лерка чуть не захлебнулась от возмущения, стараясь говорить как можно тише и стесняясь того, что не может вспомнить, что же произошло.
- Честное слово! У тебя было такое лицо... Я даже испугалась.
Огромные Тонины глаза смотрели на Лерку, не отрываясь, как будто та была сделана из редкого материала или напоминала какую-то очень экзотическую вещь.
- Мы уходим. Поторопитесь! Иначе нас попросят удалиться и не нарушать общий покой.
Лерка залилась густой краской разгоревшегося по непонятной ей причине стыда:
- Значит, мы возвращаемся домой?
- Да. Но сначала предлагаю заглянуть в одно чудное местечко, где нас смогут как следует покормить. Думаю, вам там понравится.
- Правда? - радостный огонек робко затеплился в детских глазах: наверное, вина не очень большая, раз их всё-таки берут с собой.
- Правда. Только нужно убрать это безобразное пятно.
Старуха бросила быстрый взгляд на Тонино платье, и оно вдруг стало чистым и аккуратным, как если бы тетя Полина хорошенько выстирала и отутюжила его.
- Ты видела, как у неё легко всё получается? Она только посмотрела - и дело уже сделано. Вот это да! - Лерка растянула последнее слово, давая понять, до какой степени такая тонкая профессиональная работа озадачивает и в то же время восхищает её.
- Она обещала научить нас всему, что умеет, - напомнила Тоня, как и сестра, чувствуя, что им до этого ещё далеко.
- Ну, ладно. Идём! А то очень есть хочется...
Лерка подхватила Тоню под руку и потащила её прочь, видимо, уже увлеченная тем, что ждёт их впереди. Тоня послушно ей покорилась. А Серафима Игнатьевна, не отставая от дружной парочки, но и не стараясь догнать её, направилась следом, задумчиво наблюдая за их оживленной беседой и за тем, как Лерка, распалившись, размахивает в воздухе рукой, что-то энергично доказывая сестре. Интересно, догадывается ли она сама о том, какой бесценный дар и какая сила даны ей природой? Лишь бы такая непосредственность и порывистость не навредили ей самой. Нужно как следует приглядывать за этим ребёнком, чтобы уберечь его от беды. И лучше всего ни на кого здесь не полагаться, а взять эту обязанность на себя.