Аннотация: В любви все может быть, даже то, чего там быть не должно
Пролог.
Я вглядывалась в сырость осени сквозь запотевшие окна электрички. Дождь каплями висел на стекле. От ветра косыми струйками они собирались в лужицы и стекали вниз, оставляя за собой влажный след. Так повторялось много много раз. Укачивая, полупустая электричка отстукивала по рельсам секунды.
Деда Пашу и бабу Стюру не видела почти двадцать лет. Нет, думаю, больше. А вчера сообщили, что дед умер. Не было ни приступа горя, ни слез, ни сожаления - ничего. Просто ушел и ушел. Как говорили, в свои девяносто он еще сумел сохранить светлый ум и крепкую руку. Я мало знала об этом, потому что больше не ездила к ним после того тяжелого случая, который произошел со мною в юности в их далекой таежной деревне. Родственная любовь не получилась меж нами, хотя мы и были не самыми близкими родственниками. Я им, кажется, внучатая племянница или кто - сама не знаю, но он родной брат моей бабушки по отцовской линии.
Я ехала и думала, что вот сейчас, спустя столько лет, все соберутся возле гроба, станут говорить красивые слова, одобрительно нахваливать лихие молодые дедовские годы, местами рыдая об ушедшем. Потом напьются так, что забудут о нем, вспоминая свои обиды и кляня последними словами "чертовых родственников". А я буду сидеть за столом белым пятном и светиться скукой. Сказать мне им нечего. Но им точно есть, что сказать мне.
Все помню, как будто вчера только вылетела в слезах из хирургического корпуса городской больницы. Помню эти металлические койки, выставленные тут же в коридоре. Меня с трудом тогда пропустили в отделение и то лишь потому, что я была родственницей. Мучительное ожидание встречи с братом изводило. Дома я молчаливо сносила укоризненные взгляды родителей, не могла спать ночами и запиралась в комнате, обложившись книгами. Их было много. Они лежали аккуратной стопкой на письменном столе, раскрытые валялись под кроватью, томик сонетов Ронсара покоился в ящике с бельем. Все было нужно, чтобы в любом месте можно было схватить спасительный глоток чужих мыслей, пролистать их и почувствовать вкус другой жизни.
- Вы к кому? - остановила меня молоденькая улыбчивая медсестра, когда я подходила к палате Виталика.
- Я к Витовскому.
- У него уже посетители. Пришла мать.
- Я его троюродная сестра, так что мне тоже можно.
- Хорошо, тогда проходите.
Я задержалась возле двери, посмотрела на ладони - дрожь не унималась. Казалось, что биение сердца слышат даже стены. Секунда, и я распахнула дверь. Виталик лежал с закрытыми глазами, сложив руки поверх одеяла как покойник. Тетя Шура тут же вскочила и кинулась ко мне, выталкивая из палаты.
- Уходи. Слышишь, уходи. Не появляйся здесь больше и в деревню к нам не приезжай.
- Я прошу вас, дайте хотя бы пять минут поговорить с ним, - взмолилась я, и по щекам потекли слезы.
- Ты во всем виновата, ведьма. Мало того, что случилось из-за тебя, так еще хватает наглости приходить сюда. Скольких еще ты надумала погубить? Прабабка ваша была ведьма и сдохла, как собака, так и ты сдохнешь. Не возьму грех на душу, не оскверню себя, насылая проклятие, но видит Бог, ты еще свое получишь. Уходи. Он не хочет видеть тебя, - и она захлопнула передо мной дверь палаты.
Я прислонилась спиной к стене и обессиленно сползла по ней на пол. Немигающим взглядом уставилась в черную точку на противоположной стене.
- Вам плохо? - подбежала медсестра.
- Нет, все в порядке. Просто устала немного, - медленно скользя по стене вверх, поднялась и пошла к выходу.
Долго стояла в молчании, ветерок гладил мои светлые волосы, шелестел в верхушках тополей. Листва звенела под его потоками, серебрилась и переливалась под солнечными жаркими лучами. Лето играло в радость, как малыш играет кубиками.
Так закончилась тогда история моей первой любви, и я больше никогда не видела никого из ее участников, а ведь как все красиво начиналось. Как пели соловьи в юном сердце и взрывались новые звезды.