Зябко... Татьяна поёжилась. С чего бы это майской ночью так замёрзнуть в собственной постели под пуховым одеялом?
Она встала, щёлкнула выключателем, подошла к термометру. Двадцать. Можно и прибавить. Прошла на кухню. Разожгла газовую горелку. Поставила чайник. Приболела, видимо, немного. Попала сегодня под дождь. Майские дожди, они такие коварные. Запросто простудиться можно. Надо было сразу ноги в горчице подержать. Да теперь-то, что об этом рассуждать. Не хватало ещё завтра на линейке носом шмыгать. Хотя... всё-таки придётся пошмыгать. Это традиция. Все плачут на Последнем звонке. Кто от горечи расставания, кто от радости избавления, кто за компанию. Просто так.
За окном полыхнуло зарево. Татьяна снова поёжилась. Гроза идёт. Очередная майская гроза. С запада. Говорят, если майские грозы идут с запада, год будет урожайным. Это хорошо. Плохо другое. В актовом зале крыша течёт. Прямо над сценой. Где принято "дорогих" гостей рассаживать. А подставленные в местах протечек тазики, вёдра и прочие ёмкости, которые нашлись в школе, должно быть, уже полные. Засвистел чайник. Татьяна положила в стакан мяты, мелисы, два смородиновых листа и задумалась.
Отношения у неё с одиннадцатым классом не сказать, чтобы нежные, но достаточно ровные. Оно и понятно. Классным руководителем у них она была только год. Предыдущая классная ушла в декретный отпуск прямо перед началом учебного года. Помахала детям ручкой и рванула вместе с мужем в дальние края. На смену ей и приехала новая учительница русского языка, литературы, а также истории и обществознания. Татьяна Дмитриевна Ларина. И это не случайное совпадение. Это судьба. Если твой отец носит фамилию Ларин, и зовут его Дмитрий, не трудно предугадать, как будет зваться его старшая дочь.
Татьяна залила кипятком приготовленную успокаивающе-усыпляющую смесь. Достала малину и уселась спиной к газовому котлу. Так вот, завтра в десять часов она будет напутствовать свой первый одиннадцатый класс на правах "их классной мамы". Их у неё пятнадцать. Четырнадцать девчонок и один парень. Григорий. Но о нём лучше не вспоминать. Она стала согреваться и клевать носом. Взглянула на часы. Они показывали 2 часа 15 минут. Так, пора в постель. Согреться, пропотеть и утром к девяти часам как штык! Не успев натянуть до подбородка одеяло, она погрузилась в дремоту.
Внезапно сделалось жарко. Жарко так, что не стало возможности дышать. Она подскочила. В темноте бросилась к выключателю, затем на кухню к котлу. Тот, едва нагревшись, мирно дышал теплом. Отчего же тогда так душно? Татьяна взглянула на часы. 2 часа 33 минуты. Она и спала-то всего восемнадцать минут. Вернулась в комнату, посмотрела на термометр. По-прежнему, двадцать. Странно. Значит, и озноб, и жар не снаружи, а внутри неё. Она подошла к окну. Прижалась лбом к прохладному стеклу, почувствовала некоторое облегчение. Однако... не стоять же всю ночь у окна. Тем более гроза приближается. Боязно!
Она задёрнула шторы. В изнеможении опустилась на кровать. "Это потому, что я заболела",- подумала она. Но тут же оборвала себя. Ты же знаешь, что это не так! А как? Смешно. Признайся себе хоть сейчас, что тебя взволновал этот глупый поцелуй? Хотя... Почему глупый? Совсем наоборот. Очень расчётливый, очень томительный, многообещающий. Поцелуй! Она не должна была этого допускать. Но он обнимал её так, как будто имел на это право. Она растерялась, расслабилась. Лишь на минуту забылась. Перестала быть Татьяной Дмитриевной и стала Татьяной. Танечкой. Женщиной, которую давно никто не целовал.
Уже на лестнице она услышала два "выстрела". Поняла: опять лопнули воздушные шары в актовом зале. Вернулась. Так и есть. Как раз над самой сценой. Посередине. Дети уже разошлись. Пришлось действовать в одиночку. Она подтащила стол. Не достать. Высоко. Поставила стул. Дотянуться можно. Вот только удержаться на этой конструкции трудно. Она оборвала лопнувший шар, прикрепила другой. Удачно. Теперь бы аккуратно спуститься вниз и повторить процедуру. Оперлась рукой о спинку стула. Шаткая конструкция дрогнула. Сердце ёкнуло.
- Татьяна Дмитриевна, Вам помочь? - раздался снизу весёлый голос.
Теперь уже сердце не просто ёкнуло, а упало вниз и стало нервно пульсировать у самой пятки. Татьяна оглянулась. Так и есть: внизу, рядом со столом стоял Григорий, он же Гриша, он же Гришка. Он же "её любимый ученик". Глаза их встретились. Во взгляде его было нечто такое, что Татьяна Дмитриевна внезапно пожалела о собственной глупости. Спрашивается, какого чёрта стала наводить красоту? Пускай бы висели обрывки лопнувших шаров перед носом директора школы и представителя Комитета по образованию. А также о том, что согласилась по неопытности взяться за непосильную для неё ношу - классное руководство в одиннадцатом классе. И конечно о том, что по совету подруги (развеяться после несчастной любви) приехала в эту школу и это село. Молчали минуты две. Наконец, он повторил свой вопрос:
- Вам помочь?
Татьяна некстати вспомнила, что сегодня пришла в школу в юбке. Не то, что бы совсем короткой, но... Нет. Она не стеснялась. Ноги у неё красивые. Но затяжка. Прямо над правым коленом. Грубая затяжка на колготках, которую она посадила в столовой.
Внезапно осознала, что висеть над ним неловко. Если не сказать, глупо. Надо что-то делать. Но он уже передумал ждать. Взялся руками за ножки стула и стал снимать её вместе со стулом со стола. Боясь пошевелиться, Татьяна сквозь сжатые зубы прошептала:
- А если я упаду?
Он лучезарно улыбнулся:
- Так я ж поймаю.
Когда он опустил их (вместе со стулом) на пол, Татьяна оказалась выше на полголовы. Пока наслаждалась своим мнимым "высоким" положением, руки его скользнули к её коленям, обхватили их и притянули к себе. Ещё секунда, и она почувствовала, что опоры под ногами нет. Она висит в воздухе.
- Поставь меня на пол! - голосом, который едва ли можно назвать строгим, сказала она. Потом добавила, - пожалуйста!
Григорий дерзко взглянул на неё и начал медленно разжимать руки... Послушался? С чего бы это! Раньше он её никогда не слушался. Понимая, что вот-вот упадёт, она инстинктивно обхватила его за шею и повисла на нём самым "бесстыжим" образом. Так девчонки - школьницы висли на парнях во время субботних дискотек. Он среагировал мгновенно. Сомкнул руки на её талии и замер. Татьяна попыталась пошевелиться. Бесполезно...
Молчали. Он нежно прикоснулся губами к её уху. Шепнул что-то. Она не разобрала. Кажется, "Танечка". Отодвинула голову - он заскользил губами по её шее. Затем резко, не давая ей возможности сообразить, что делать дальше, впился в её приоткрытый рот. Дыхание прекратилось. Сознание стало меркнуть. На смену ему внезапно явилось ощущение. Ощущение его губ, языка, сильных рук и мускулистых плеч, его упругого торса. Сама не зная почему, она вдруг стала отвечать. На зов губ, на ласки языка на касание пальцами её лица, на игру его мышц. Танечка! Теперь она точно услышала его голос. Он умолял её и одновременно приказывал. И она покорилась...
Над ними грянул очередной "выстрел". Они отпрянули друг от друга, и оба уставились в направлении раздавшегося звука. Ещё один разорванный в клочья шар болтался на нитке. Теперь уже на противоположной стене. Как раз там, где завтра должны стоять выпускники.
- Татьяна Дмитриевна! Вот Вы где? А я Вас ищу... Думала: Вы уже домой ушли. Потом слышу - шары лопаются.
В дверях актового зала стояла организатор школы, Лариса Викторовна. Она удовлетворённо окинула взглядом актовый зал и поморщилась, услышав очередную "дождевую" капель.
- Гриша, а ты помогаешь? - лукаво покосилась на них Лариса Викторовна и продолжила, - на минутку можно?
Когда, спустя полчаса, Татьяна Дмитриевна заглянула в актовый зал, там никого не было. Шары повешены, стол и стулья на своих местах. В гулкой тишине лишь ручеёк с крыши продолжал доказывать никем неоспариваемую истину "всё течёт..."
2
Татьяна нервно заходила по комнате. Ну и что? Подумаешь, поцелуй! Разволновалась, как девчонка. Можно подумать: её раньше никто не целовал. Целовали. Да ещё как! Только почему она о своём единственном мужчине во множественном числе. Один и целовал. Целых три года как в песне "целовал, миловал, говорил...". А она ждала, верила его обещаниям, надеялась. Потом поняла, что он лжёт. От первого до последнего слова. И сбежала. Сюда в деревню. Перевернула страницу своей жизненной книги и забыла. Не памятью, а сердцем. Забыла сразу и навсегда.
Она снова легла в постель. Подтянула колени к животу. Помогло, но ненадолго. Как только распрямилась, почувствовала тупую боль, переходящую в острое желание. Поцелуй! Это был не просто поцелуй. Это коварство. Это потрясение. И неизвестно, чем бы это кончилось, если бы не лопнувший шар. Она перевернулась на живот. Обхватила подушку руками. Где он только научился так целоваться? Ведь пацан ещё. Мальчишка! В какой-то момент ей показалось, что это его (Гришкины) плечи. Вжалась в них и стала погружаться в сон.
И тут же проснулась. На сей раз от страшного громового раската. Вздрогнула. Молнии полыхали одна за другой, превращая ночь в арену борьбы тёмных и светлых сил. Татьяна поднялась. Зачем-то прикрыла дверь спальни и юркнула в постель. Закрыться с головой и не высовываться. До самого утра. Но снова стало жарко. Невыносимо! Она подскочила, открыла форточку и опять прижалась лбом к стеклу. Свежий ветер, наполненный дождём и страхом, ворвался в её комнату. Хорошо! Хотя. Какой там хорошо? Всё плохо. И плохо не потому что "мокро", "жарко" и "холодно" одновременно, а потому что она дура. Потому что влюбилась. Да. Влюбилась. Влюбилась!
Она рухнула в кровать, но укрываться не стала. Капли дождя проникали в распахнутую форточку, освежая лицо и грудь. За окном полыхнуло так, что раздался треск в розетке. Громовой разряд оглушил её. Она подскочила. Закрыла форточку, отключила все электроприборы, а заодно и газовый котёл. Села на кровать, обхватила голову руками и задумалась.
Влюбилась. Однозначно. И давно. Только признаться себе в этом не решалась. Да и как тут признаешься. Он ученик. Её ученик. Она учительница. Это как штамп в паспорте. Как клеймо. Опять же разница в возрасте. Хотя каждый день пример перед глазами. Завуч, Лариса Викторовна. Замужем за своим учеником и, кажется, счастлива. Татьяна вздохнула. Влю-би-лась! И сама не заметила, когда. А действительно - когда?! Ну, не в тот же майский день, когда они, отстояв на митинге в честь Победы, устроили культпоход на речку. Играли в волейбол и уронили в воду мяч, за сохранность которого Татьяна Дмитриевна отвечала головой перед физруком и директором школы. А дальше всё, как в детском стихотворении "тише Танечка", "достанем мячик твой". Пока он из ледяной бурлящей воды доставал мяч, Татьяна умирала от страха и стыда. От страха, потому что совсем не по-учительски переживала за него. А от стыда, потому что стыдилась своего страха.
Или в канун 8 марта? Когда она приболела? Три дня не ходила на занятия. Он пришёл, принёс трёхлитровую банку мёда и какую-то бабушкину настойку. Поил её до тех пор, пока она могла пить. А потом, укутав её, как младенца, в одеяло, травил ей целый час анекдоты. Создавая " психологический микроклимат, необходимый для борьбы с вирусной инфекцией". То ли обилие выпитой настойки, то ли медовые компрессы, а возможно и "смехотерапия" сыграли свою роль, но наутро она была здорова, бодра и, по его выражению, "готова к употреблению", как "огурчик с навозной грядки".
А может 23 февраля, когда он предстал перед ними в парадной форме ВДВ. Высокий, стройный, обаятельный. Девчонки не спускали с него глаз. Переживали очередную волну влюблённости в своего единственного одноклассника. Хотя, чего греха таить, они всегда были тайно влюблены в него. Он это знал и этим упивался. Скольких он перебрал - неизвестно. Сейчас, кажется, остановился на Светлане. Красивой. Умной. Стервозной.
Или это случилось под Новый год? Кому быть Дедом Морозом - вопрос всегда открытый. Снегурочек хоть отбавляй, а Дед Мороз один. Пять ёлок подряд. Когда двадцать девятого на вечерней ёлке он очередной раз отплясывал танец со странным названием "Кабы не было зимы", к Татьяне подошла Лариса Викторовна.
- Татьяна Дмитриевна, попроси своего ученика побыть Дедом Морозом ещё раз. Завтра. Мы хотели поздравить собственных детей. Развести подарки по домам. Да только без Деда Мороза какие подарки.
- А почему я? - заволновалась Татьяна. - Попроси сама. Он тебе не откажет... может быть.
- Уж, если он кому и не откажет, то это тебе, - улыбаясь, проговорила Лариса.
- Это почему же?
- Так ведь, он в тебя влюблён. Не посмеет отказать.
- Вот ещё! Глупости. Какие глупости иногда говорит эта Лариса, - подумала Татьяна и вздохнула, - ладно - попрошу.
Как только Дед Мороз со Снегурочкой скрылись в темноте школьного коридора, Лариса подтолкнула Татьяну:
- Иди.
Татьяна приоткрыла дверь в класс. Григорий сидел на парте, а Светлана висела у него на плече. На появление учительницы они не отреагировали. Он, потому что не было сил. Она, потому что давала понять: это её право "избранницы" льнуть и липнуть к нему в коридоре, в раздевалке и даже в классе, на перемене. Постоянно!Татьяна Дмитриевна взглядом убрала её руки с его плеч. Девчонка поняла, покраснела и подчинилась. Хорошо.
- Григорий,- начала Татьяна, но передумала,- Гриша, я от имени и по поручению,- она вдруг стушевалась, - всех учителей и администрации школы выношу тебе благодарность за твоё выступление...
Она замолчала. Затем выдохнула и продолжила:
- И прошу тебя об одолжении.
Он приподнялся с парты и дерзко уставился на неё.
- Откажет, - подумала Татьяна, но продолжила:
- Ты не мог бы завтра вечером поздравить учительских детей? Понимаешь, подарки закупили, возницу с санями приготовили. Лошадей. А Деда Мороза нет. Сам знаешь, мужчин в школе мало. А?
Это "А?" прозвучала так по-детски наивно, что стало неловко. И уже окончательно поняв, что он откажет, она прибавила:
- А Снегурочку можешь любую выбрать.
Здесь она явно рассчитывала на поддержку Светланы. Та усмехнулась. Татьяна поняла - просчиталась. Он вдруг повёл плечами и улыбнулся:
- А почему меня? А не Ларису Викторовну или... директора?
- Хочу Вас! - дерзко сказал он и засмеялся.
Светлана покраснела и отвернулась. Но он этого даже не заметил.
- Вас! И только Вас! - ещё раз безапелляционно заявил он и снова сел на парту.
Татьяну Дмитриевну подмывало начать негодовать. Что он себе позволяет? Что это за "хочу Вас"?
Пусть изволит вести себя уважительнее. Но ссориться с ним не стала.
- Хорошо! - смело заявила она, чем нимало его озадачила. - Хорошо! Завтра в семь часов вечера я жду тебя в школе.
Когда покидала кабинет, чувствовала спиной два взгляда. Один откровенно заинтригованный, другой - скрытно злобный.
Вечером тридцатого декабря Григорий был на высоте. Роль свою твердил без запинки. Стихи, загадки, подарки. Реже песни и танцы. Татьяна тоже знала несколько новогодних поздравлений. Поэтому от него не отставала. Первым сломался возница - дядя Коля. Он же школьный сторож. После очередного "чаепития" он едва смог подняться из-за стола. Пришлось Деду Морозу брать бразды управления лошадьми в свои руки, возницу сдавать жене, а Татьяну Дмитриевну провожать через всю деревню домой. Пешком.
Когда добрались до её дома, было уже далеко за полночь. Продрогли. На улице минус двадцать - двадцать пять. Татьяна пригласила его погреться. Предложила чаю. Он засмеялся:
- За сегодняшний вечер столько выпито чаю. Мне бы что-нибудь покрепче...
Татьяна Дмитриевна вспылила. Это что за дела! Что значит, покрепче! Не зарывайся, мальчик! Он хмыкнул:
- Да что Вы серчаете-то. Я имел в виду кофе. Только кофе. Мне ведь ещё домой три километра топать. Боюсь - усну по дороге.
Татьяне стало стыдно. Почему-то ей нравится думать о нём плохо. Это нехорошо. Чтобы исправить неловкость, решила сварить ему кофе. Настоящий. Молотый. На песчаной бане. Пока накрывала стол, он разглядывал немногие предметы её скудного обихода. Дошёл до шкафа с книгами. Перечитал все названия. Блок. Есенин. Булгаков. Шолохов.
- Всё по программе. А для души есть что-нибудь?
Татьяна возмутилась. Что значит для души? Это-то как раз и есть для души. Он обречённо вздохнул:
- Понятно.
Что ему было понятно, она уточнить не успела. Он указал взглядом на фотографию в рамочке. На ней Татьяна в день своего Последнего звонка. Смешная. Милая. Наивная.
- Красивая Вы, - констатировал он и снова вздохнул.
Когда прощались, сказал:
- У Вас даже ёлки нет. Но я всё равно Вам подарок сделал. Рядом с фотографией. Потом посмотрите.
"Потом" наступило, как только за ним закрылась дверь. Татьяна кинулась в комнату. В шкафу между стопкой тетрадей и рамочкой лежал блестящий пакет, перевязанный бантиком. Она в нетерпении разорвала пакет и увидела двух белых поросят (год свиньи!). Они целовались.Один при этом пел, а другой хихикал, взвизгивал и нежнейшим голоском произносил "я люблю тебя". Татьяну это развеселило. Она смеялась от души, пока не заметила, что рамочка пуста. Фотография исчезла. Она сначала опешила, потом хотела рассердиться, но передумала. Пусть. По крайней мере, теперь нет необходимости думать, какой подарок сделать ему.
3
Да нет! Это началось раньше. С сочинения. По творчеству Сергея Есенина. Оно было грамотным, красивым и скучным. Как большинство из пресловутых 'золотых сочинений'. Татьяна уже было собралась написать рецензию, полную справедливого учительского негодования, когда увидела снизу приписку: см. продолжение на следующей стр. Она машинально перевернула и прочитала: "А, если честно, мне творчество Есенина не нравится. И вообще, я этих поэтов не люблю. Ни Блока, ни Гумилева, ни Есенина. И знаете почему? Потому что Вы ими восхищаетесь. А я Вас ревную. Очень сильно. Неужели не замечаете? Вот и получается, что Вы в книжную любовь верите, а в настоящую нет. Почему?"
Она раздала тетради в конце урока, коротко прокомментировав каждое сочинение. Его оставила напоследок и со звонком голосом "папы Мюллера" проговорила:
- А Вас, Григорий, я попрошу остаться...
Он покорно подошёл к ней, наклонил голову. Ждал выволочки. Татьяна молчала, собираясь с мыслями. Наконец, откашлявшись, сказала:
- Я по поводу Вашего сочинения...
- Не понравилось? - с ехидной тревожностью спросил он.
Татьяна слегка растерялась, поэтому тут же поддакнула:
- Не понравилось.
Помолчали.
- Потому что всё списано. Ни одной своей мысли,- начала она, стараясь оставаться в рамках обычного нравоучения.
- Так уж и всё? - он явно иронизировал. - Кое-что я всё-таки от себя приписал.
Татьяна чувствовала, что начинает краснеть.
- Или тоже не понравилось?
Да он не думал давать ей передышку!
- Не понравилось! - теперь уже более настойчиво произнесла она и осмелилась взглянуть в его глаза. Два карих омута стали затягивать её с головой, руками и ногами. В приоткрытую дверь заглянул шестиклассник, Димка Вихров:
- Тяна Митревна, - заканючил он с порога. - А у нас игз будут?
Татьяна Дмитриевна недоумённо пожала плечами. С чего бы вдруг им не быть? Но Гришка бесцеремонно вытолкал мальчишку за дверь:
- Не будет! И всем передай. Татьяна Дмитриевна отпускает вас.
За дверью раздалось сдержанное, но дружное "ура". Григорий развернулся и, обворожительно улыбнувшись, произнёс:
- Пусть идут. А то и поговорить не дадут.
Татьяна запаниковала и сразу стала агрессивной.
- Ты считаешь, нам есть о чём говорить?
Он хмыкнул. Сощурил глаза. Потом, слегка наглея, сказал:
- Это не я так считаю, а Вы. Вы же сами оставили меня. Поговорить или зачем-то ещё?
Так! Это уже слишком. Татьяна начала "стервенеть".
- Говорить МЫ не будем. Говорить буду я, а ты слушать. Понял?
- Понял, - насмешливо-испуганно проговорил он и ещё ниже наклонил голову. Ни дать, ни взять "двоечник" с известной картины Решетникова. Татьяне стало смешно, но она сдержалась.
- Григорий,- начала она и осеклась, потому что он снова уставился на неё. Глаза в глаза. Руки и ноги стали неметь. Гипнозом он, что ли владеет? Говорят: мать у него была цыганка. Она вздохнула:
- Григорий ...
- Можно Гриша,- с готовностью подхватил он.
Татьяна пришла в себя и повысила голос:
- Ну, вот что Григорий-Гриша! Мне недосуг читать тебе нравоучения. Хочу, чтобы ты запомнил одно. Ты - это ты, а я - это я. Всё. И ничего того, что ты зовёшь местоимением "мы" нет, и быть не может.
Она помолчала, потом язвительно добавила:
- Я достаточно понятно изложила материал, который тебе нужно усвоить?
Он даже не покраснел. Только моргнул ресницами и усмехнулся:
- Достаточно. Я хоть и троечник, но не дурак.
- Вот и прекрасно! Очень за тебя рада...
Он фыркнул, подхватил рюкзак с книгами, пнул дверь ногой и, не оглядываясь, проговорил:
- Зато Вы похоже... дура. Набитая!
Сначала Татьяна Дмитриевна хотела пожаловаться директору. Потом поняла, что это глупо. Что она скажет? Как объяснит, что не могла подобрать нужных слов, чтобы поставить на место зарвавшегося мальчишку. Подумав, она пошла к Ларисе Викторовне. Всё-таки опыт общения с влюблёнными учениками у неё большой.
Лариса рассмеялась:
- А что бери его, пока "тёпленький". Из него со временем такой мужчина получится. Не сомневайся. Жалко, если этой Светке достанется. Вот школу закончит и... в ЗАГС. Я со своим так и поступила. Ничего - живём. Шесть лет скоро.
Татьяна Ларисиного оптимизма не разделила. Для себя она решила однозначно. Вот только как вести себя с ним завтра? Наказать - как? Объясниться - пробовала уже! Игнорировать? Да пожалуй - игнорировать. Но "игнорировать" его не пришлось. Потому что он не появился в школе ни к первому уроку, ни ко второму, ни к третьему. А когда, в начале пятого урока в класс протиснулась рука с розой, и лишь спустя минуту показалась его голова, сердиться Татьяна уже не могла. В пору хоть в плечо уткнуться и причитать. По-бабьи.
Или сразу? Как только увидела общешкольного любимца на линейке Первого сентября. Ни на одной репетиции он не появился. Девчонки пояснили - помогает отцу убирать урожай. Отец у него фермер. Расслабляться некогда. Григорий взглянул заинтересованно на Татьяну, толкнул в плечо соседку и довольно громко спросил:
- А это кто? Новенькая?
Девчонка прыснула:
- Тихо ты. Новенькая. Скажешь тоже. Это наша новая классная.
Он заинтересовался ещё больше. Разглядывал её минуты три, потом удовлетворённо произнёс:
- А классная-то - ничего. Классная!
Отзвонил на линейке в Первый звонок и тут же исчез. Когда спустя неделю он так и не появился в школе, Татьяна забеспокоилась. Подошла к директору. Та махнула рукой. Пока уборочная не закончится, он не появится. Отцу помогает. Но, если хотите, можете сходить к ним. Только они далеко живут. На хуторе. В Сограх. В трёх километрах от посёлка.
Ещё спустя два дня Татьяна Дмитриевна направилась в Согры. Дорога была пыльная, стерня колючая. Костюмчик из бледно-зелёного превратился в серо-грязный. И всё напрасно. Дома она застала только бабушку, которая ничего не ведала ни о ЕГЭ, ни о подготовке к нему, ни о графике консультаций и контрольных работ. И на все вопросы "учительшы" отвечала:
- Гриша-то! В поле он. Погода стоит. Хлеб осыпается. Не до баловства ему. Один у отца помощник.
Так ничего не добившись, Татьяна отправилась обратно. На выходе из рощицы её нагнал мотоцикл. Притормозил:
- Садитесь. Подвезу,- кивнул мотоциклист.
По голосу она распознала Григория. Высаживая её у калитки, он спросил:
- Вы чего приходили-то?
- В школу тебя звать.
Он засмеялся:
- Я приду. Обязательно приду. Только хлеб уберём, и приду.
И пришёл. Второго октября. В канун Дня учителя. Сначала из-за двери показался букет роз. А спустя какое-то время - он сам.
4
Незаметно для себя Татьяна начала дремать. Проснулась от того, что поняла - проспала. Так и есть. Без двадцати девять. Собиралась на автопилоте. Глаза, губы, волосы. Новые колготки. Всё за десять минут. Пять минут на дорогу, так как живёт неподалёку от школы. Кажется, успевает. Спускаясь с крыльца, заметила несколько окурков. Присмотрелась "Winston". Это же Гришкины сигареты. Сердце забилось часто-часто. Выходит, он тут ночью был. На крыльце сидел. И, судя по всему, долго. Потому-то и ей не спалось. Чувствовала, стало быть. Что делать?!
В школе старалась избегать его. И только во время торжественной линейки, когда он, согласно сценарию, пригласил её на тур вальса, глаза их встретились и уже "не расставались" до самого последнего аккорда песни:
Я на школьный вальс последний пригласил тебя.
Рука, держащая её руку, дрогнула и сжалась так, что ей стало больно.
Словно снегом заметает вихрем вальса зал.
Она освободила руку и ответила ему лёгким пожатием пальцев.
Что любовь такой бывает, прежде я не знал.
Он тряхнул головой. Улыбнулся и поцеловал её руку. Все захлопали.
После урока двинулись на речку. На террасу. Было немного грустно. Возможно, от того, что девчонки-ученицы стали ей вдруг близкими и родными. А возможно... Григорий тоже был не весел. Рассеян. Не рассказывал анекдотов, отвечал невпопад, и хмурился, когда Светлана откровенно назойливо пыталась за ним ухаживать. Когда очередной раз она попыталась положить голову ему на плечо, он дёрнулся так, что та, едва не упала. Расплакалась и убежала к реке. Гриша вздохнул. Посмотрел на Татьяну. Та взглядом дала понять - надо извиниться. Он поднялся и отправился вслед за Светланой. Татьяна поняла - пора уходить. Тем более, что вокруг террасы собирались кавалеры. Учительница им явно мешала.
Дома она рухнула в постель и проснулась глубокой ночью от тревожного предчувствия: он здесь. Оглушённая, она несколько минут сидела на кровати и вдруг поняла: всё повторяется. Нет, это невыносимо. Если он здесь, она выгонит его. В несколько секунд она оказалась у двери, толкнула её и увидела его в свете сверкающей молнии.
- Гриша! - выдохнула она.
Он вздрогнул и оглянулся. Замерли оба. Капли дождя стекали по его лицу. Казалось, что он плачет. Вдруг он снова подхватил её под колени, приподнял. Они тут же оказались в прихожей, а затем в спальне. Что происходило потом, Татьяна помнила смутно. Кажется, она пыталась помочь ему снять мокрую одежду. Руки коснулись его плеч, затем груди. Мир заколыхался и наполнился вспышками света. Изнутри. Руки, ноги, глаза, губы ринулись ему навстречу, превратившись в одно сплошное и пронзительное: да!
Осознание реальности вернулось так же внезапно, как и исчезло. А в месте с ним заметалась в голове мысль о нелепости и постыдности случившегося. Татьяна всмотрелась в Гришкино лицо. Оно было спокойно и торжественно. Как будто он совершил самое главное дело в своей жизни.
Она толкнула его в плечо. Никакой реакции. Сильнее. Он открыл глаза. Долго смотрел на неё. Потом потянулся губами. Татьяна поняла, если только даст ему прикоснуться к себе, проиграет. Она отчаянно замотала головой:
- Гриша... тебе идти надо.
- Куда идти? - не понял он.
Уверенная в том, что поступает правильно, она проговорила:
- Домой.
Он растерялся, зябко пожал плечами и попробовал отшутиться:
- Таня! Да ты что! В такую погоду, дождь, слякоть. Хороший хозяин...
- Тебе не привыкать! - парировала она и пожалела о сказанном.
Он резко поднялся. Очередная вспышка молнии осветило его лицо. Он явно чего-то не понимал.
Татьяна захотела объясниться:
- Ты же понимаешь... нельзя тебе оставаться.
- Не понимаю!
- Ну, не надо, чтобы все знали про нас с тобой, - она покраснела, чувствуя, что говорит мерзость.
- Почему? - он присел на кровать.
- Нехорошо это.
- Что нехорошо? То, что мы переспали или то, что об этом узнают?
- И то, и другое.
- Ну, первое мы уже исправить не можем, а второе... да, Бог с ними, Танюша, - он протянул руку к её волосам.
Она отпрянула:
- Тебе хочется, чтобы обо мне судачили по углам. Совратила ученика-малолетку...
Она не договорила. Он снова поднялся:
- Я не малолетка. Мне восемнадцать ещё прошлым летом исполнилось.
И уже мягче добавил:
- Да и не ученик я уже... почти.
- Как это не ученик? Ученик! Тебе ещё экзамены сдавать.
Он обошёл кровать, присел, погладил её лодыжку:
- Вот и хорошо. Будем вечерами вместе готовиться к ЕГЭ. Ты ведь мне поможешь?
Татьяна почувствовала, как нога начала подрагивать. Стало стыдно. Всё! Она поднялась.
- Гриша, - заговорила она менторским тоном, - давай на этом остановимся!
- Нет, - безапелляционно заявил он. - Останавливаться мы не будем. Мы будем продолжать. Каждый день. Вернее, каждую ночь. До армии. А потом поженимся. Хотя, нет, мы поженимся до армии. Я узнавал. Если мы подадим заявление на этой неделе, нас успеют расписать. Тогда-то ты меня точно будешь ждать!
Татьяна настолько растерялась, что молчала. Наконец, собралась с мыслями и выговорила, усмехаясь:
- Так это... ты мне предложение делаешь?
Он немного затормозил, потом тряхнул головой:
- Конечно...
Она зло рассмеялась:
- А я не хочу!
Григорий обиделся и срывающимся голосом прошипел:
- Значит, трахаться со мной хочешь, а замуж - нет?
- Нет. И замуж не хочу, и "трахаться" с тобой тоже. Всё!
Он подскочил, тряхнул её за плечи и рыкнул:
- Выходит, сбила охотку, как сучка похотливая!
Татьяна опешила настолько, что не успела обидеться. Уже в дверях он крикнул:
- Дура! Какая же ты дура! Ненавижу тебя!
Хлопнул дверью так, что на кухне оборвалась посудная полка. Раздался звон разбитой посуды. Она заглянула на кухню. Красивый сервиз, подаренный ей родителями на 8 марта, разлетелся вдребезги. Татьяна машинально подумала: "на счастье" и заплакала.
5
На консультации он, разумеется, не ходил. ЭГЭ они сдавали в районном центре. Он приезжал на своём мотоцикле и сразу после сдачи исчезал. И русский, и математику сдал успешно. По выбору - биологию - на "отлично". А историю бессовестно списывал, позаимствовав шпаргалку у Светланы. Татьяна видела, но молчала. Но, когда он бойко оттараторив списанное, выжидательно замолчал, она, не поднимая на него глаз, сквозь зубы произнесла:
- Удовлетворительно.
Члены комиссии зашептались, явно недовольные такой оценкой, но Татьяна Дмитриевна вдруг подняла голову, уставилась ему в глаза и "абсолютно" спокойным голосом повторила:
-У-до-вле-тво-ри-те-льно.
Он хмыкнул, нагло улыбнулся, помахал от порога рукой и растворился в воздухе до самого Выпускного.
Директор всё-таки заставила поставить всеобщему любимчику итоговую "хорошо". Да собственно, это и правильно. Татьяна понимала, но сердцем досадовала, что её маленькая месть не состоялась. А отомстить хотелось. И не только потому, что он не стал просить прощения, объясняться и валяться у неё в ногах, как это делал её бывший, а ещё и потому, что у неё была задержка. Сначала она надеялась, что всё обойдётся, но накануне Выпускного поняла - точно залетела. Было досадно, хотя бы от того, что было неправдоподобно глупо.
На вечере Татьяна пыталась встретиться с ним взглядом. Не получалось. Он был очень 'занят' всеми, кроме неё. Даже "коронный" выпускной вальс достался, на сей раз, директору. Татьяна злилась, но ничего поделать не могла.
Во время обильного застолья ей сделалось дурно. Под предлогом "душно", она вышла на улицу. Постояла на крыльце школы, тошнота не отступала. Решила прогуляться по саду. Стало легче. Уже возвращаясь, услышала шёпот. Прислушалась. Поняла: это были Светка и Гриша.
- Гриш! -шептала девчонка. - Гриш, я так соскучилась!
- Свет! Ну, не здесь же - земля сырая.
- Гриш! Да брось ты. Мы так давно не были вместе. Гриш!
- Свет... так ведь, платье твоё, дорогое, вымажем.
- Да ладно, Гриш, подумаешь платье. Всё равно скоро переодеваться.
Татьяну снова затошнило. Он бросилась в кусты. Едва успела. Дальше было всё как в тумане. Она вернулась в зал. Танцевала с его отцом, затем с отцом Светки. От них-то и узнала, что "дети" пошли "переодеваться". Организовала несколько игр. Весело. Они не возвращались. Усадила всех за стол и устроила конкурс школьных песен. "Детей" не было. Она пила и ела, как не пила и не ела никогда в жизни. Их не было! Устав притворяться, она решила в разгар всеобщего веселья "слинять" домой и нос к носу столкнулась с ними на школьном крыльце.
- Вы уже уходите? - явно обрадовалась Светка.
Татьяна кивнула.
- А на речку? Рассвет встречать? - это он. Весел и беспечен.
- В другой раз. Голова болит...
Она стала спускаться с крыльца. Дойдя до угла, услышала:
- Татьяна... Дмитриевна. Меня в понедельник в армию забирают. Завтра проводы. Придёте?
- Обязательно! - крикнула она. Но ни на какие проводы она не собиралась.
Всю следующую ночь лежала с открытыми глазами. Не плакала, не думала. Просто лежала. А утром первым рейсом рванула в райцентр, к военкомату. На территорию её не пустили. Только самых близких. А она не из них. Поэтому за всем происходящим наблюдала из-за решетчатых ворот. Видела, как построили на плацу, делали перекличку. Еле узнала его бритого и внезапно похудевшего. Слышала, как заиграл марш славянки. Когда раздалась команда: "всем в автобус!", он вдруг оглянулся. Увидел её и вмиг оказался у ворот. Татьяна протянула ему руки. Смотрели друг на друга и молчали. "Давай, в автобус" - ударил его по плечу майор. Гриша прижал её кулачки к губам и произнёс:
- Прощайте, Татьяна Дмитриевна.
- Прощай, Гриша, - шепнула она и погладила его по щеке.
На пути к автобусу он поцеловал зарёванную Светку, обнял отца и щёлкнул по носу младшего брата. Всё. Двери закрылись. Ворота стали открываться. Автобус медленно поехал. Из окон торчали головы, руки, в стёклах виднелись сплюснутые носы и губы.
- Прощай! - вслух подумала Татьяна и повторила, - прощай!
Внезапно всё стало легко и просто. Прощай! Она с удовольствием повторила слово, которого ещё час назад боялась больше всего на свете. Прощай!
А через две недели Татьяна Дмитриевна торопливо раскладывала багаж в купе поезда, который двигался в направлении станции "Омск". На то были свои причины. Во-первых, у неё был законный отпуск. Во-вторых, её подруга (та самая, которая рекомендовала ей забыться) стала директором новой школы и пригласила Татьяну к себе. Упустить такой шанс нельзя. Так что ехала она не просто в отпуск, а в отпуск с "последующим увольнением". Расположившись поудобнее, она стала смотреть в окно. Деревья. Деревья. Деревья. Внезапно раздался гудок. Татьяна вздрогнула. Поняла: проезжают их станцию. Замелькали неказистые домишки. Здание школы. Колодец. Согры. Сердце на мгновение замерло, но тут же отпустило. Татьяна отвернулась. Всё. Больше её с этим местом ничего не связывало. Кроме... одной маленькой проблемы... Но и от неё она скоро избавится. Потому-то и спешила в город. В больницу. Сроки поджимали. И эта страница её жизненной книги прочитана до конца. Осталось перевернуть и забыть. Раз и навсегда.