Аннотация: Книга опубликована в Москве-Израиле в издательстве Э.РА. В Интернете публикуется только проза.
Посвящение: Моим родителям посвящается
От автора
Вообще-то я хотел написать роман, где воспоминания детства, облеченные в литературную форму, могли бы быть интересны не только мне, моим родственникам и близким друзьям, но и другим людям. И я взялся за этот труд. Думал, сначала напишу отдельные главы, а уж потом объединю их общей идеей. Главы написал, но, перечитав их, увидел, что получились вполне законченные повести.
"Зачем же лезть из кожи вон в попытке объединить их, - подумал я, - пусть так и остаются повестями, и пусть их связывает некая духовная субстанция, как это и происходит в реальной жизни".
Не нужно разжевывать и навязывать читателю сюжетную линию. Пусть он сам для себя дорисует недостающие звенья и свяжет все вместе как заблагорассудится. Или не свяжет. Полная свобода.
Над гнездом кукушки.........................................................360
Художник Калмыков...........................................................361
Мертвая пустыня
Блестит на пальце бриллиант.
Загадочно блестит.
Сродни ему большой талант,
Что серости претит.
К познанью жаждой вдохновлять,
Он станет, суть узрев,
Расскажет правду без прикрас
Под пляску нежных дев.
- Да, это он, - услышал Малыш приглушенный голос сзади, - он так похож на Марко в детстве - такие же черные волосы и также страстно ловит рыбу.
Малыш оглянулся. На пригорке стоял человек в светло-серой накидке и большом берете того же цвета. Дуновение ветерка принесло от него запах подвальной сырости.
- Я - Николо, а ты Малыш - сказал человек скрипучим, почти не похожим на человеческий, голосом и Малышу вдруг стало страшно. Чтобы приглушить этот страх, он спросил:
- Вы, наверное, недавно приехали в наш поселок?
- Это место мы проезжали с братом в одна тысяча двести!!!!!! пятьдесят пятом году.
Малышу показалось, что он ослышался.
- Но ведь сейчас как раз одна тысяча девятьсот пятьдесят пятый.
- Двести,!!!!!!!!! - поправил человек, улыбнувшись.
Малыш легко считал в уме и быстро вычислил, что это было 700 лет назад, а этого просто не могло быть, но перечить не стал.
- Наверно, какой-то сумасшедший, приехавший с семьей новых поселенцев, - подумал он.
- Это место мы пересекли с Маттео, когда вместе с послом завоевателя Персии Хулагу направлялись из Отрара в долину реки Или. А, впрочем, если хочешь, расскажу тебе все подробнее. Давай присядем вот здесь.
Малыш с опаской присел на связку сухого камыша рядом с человеком, который, судя по всему, был сумасшедшим, и тот продолжал:
- Мы с Маттео сделали хорошие деньги в Константинополе, но случайно узнали, что где-то там, на севере и востоке, есть страны с несметными сокровищами. Ты скажешь - жажда наживы? Да, пожалуй, но это не главное. Нам было очень интересно, что же и кто же встретит нас там. Это было превыше нашей воли. Как будто неизвестная сила вела нас по пути неведомого. Это было как опиум, который мы несколько раз пробовали в Китае. Мы отправились в Сарай к западному хану Берке, но из-за войны не смогли вернуться по тому же пути. Тогда мы направили своих коней через плато Устюрт - к величайшему городу Хорезмского ханства. По долине Зеравшана мы поднялись к великолепной Бухаре. Там нам пришлось пережить Большой Бунт. Много крови богатых правителей пролилось в те дни. Чернь врывалась во дворцы, жгла и ломала все на своем пути, убивала, насиловала и грабила. Только через три года войскам Хубилая удалось усмирить народ, истребив половину его. То, что мы видели там, нельзя рассказывать не только детям, но и взрослым, дабы не зачерствели души. В конце концов, мы присоединились к послу завоевателя Персии Хулагу, следовавшему к Хубилаю. Мы добирались до великого хана целый год. Сначала мы обогнули пустыню Кызылкум и по долине Зеравшана поднялись к Самарканду. Оттуда мы спустились до Отрара, где провели две недели. К этому времени мы уже неплохо говорили на монгольском языке и к нам относились с большим уважением. Однако, на пятый день нас обворовали. Местный правитель, в знак уважения к нам, повесил десятерых подозреваемых, но драгоценности так и не нашли. Для того, чтобы добраться до долины реки Или, посол и мы решили пересечь Голодную степь - Бетпак-дала .
Здесь у этой речушки с названием Чу мы и сделали привал. Воины посла изжарили нам чудесных барашков. Когда мы купались в реке, я потерял амулет, подаренный матерью. Он всегда хранил меня от несчастий. Как только я потерял его, несчастья посыпались на нас с Маттео как из рога изобилия. Нас грабили почти на всех стоянках. Мы теряли друг друга в самых разных ситуациях, но, слава Богу, находили, подхватывали смертельные болезни, но нас вылечивали. Всевышний все-таки хранил нас для какой-то, только ему ведомой цели, но я постоянно думал об амулете. Однажды ночью мне приснился сон, в котором старый шаман предсказал, что амулет найдет мальчик, похожий на Марко. У меня появилась надежда.
- Но как найти этого мальчика и где его искать? - думал я, когда мы отправились к великому Хану через Урумчи. В Каракорум добрались через год. Великий Хан очень хорошо принял нас. Он был весьма любознательным - этот дикий завоеватель земель от Кореи до Европы. Ему было очень интересно, кто такие Латиняне и Папа Римский. Решил он отрядить послов к Папе и попросил нас с Маттео идти с ними. Послам он передал просьбу к апостолу церкви направить к нему христиан, которые бы убедили татар покончить с идолопоклонством.
Вручил Великий Хан нам с Маттео золотую пайцзу, на которой было предписано, чтобы во всех странах по пути следования давалось нам все необходимое и не чинились препятствия. Посольству выделили много коней и верблюдов. Я все время думал об амулете, но судьба распорядилась так, что, когда мы возвращались в оазис Шачжоу, что расположен на западной окраине страны тонгутов, гонцы с севера сообщили нам, что в степи за Алмалыком появился Большой Зверь, уничтожающий все на своем пути. Поэтому в сторону Хами мы идти не могли. Возвращаться пришлось по южному караванному пути...
На Малыша как из рога изобилия посыпались эти имена и названия. Теперь у него не было сомнения в том, что перед ним сумасшедший: и то, как необычно он говорил, и какие странные это были названия - как из узбекских сказок о Ходже Насретдине - все подтверждало.
- А если он буйный? - подумал Малыш. - Поговорит, поговорит, а потом набросится с ножом и...
Человек тем временем подошел близко к воде, внимательно на нее посмотрел и... пошел по ней на тот берег.
Малыш смотрел на него с раскрытым ртом несколько секунд, потом встряхнул головой, как бы пробуждаясь от сна. Человек дошел до середины реки, потом обернулся и сказал:
- Малыш, ты очень похож на Марко. Если тебе будет очень плохо, позови Николо.
- Хорошо, а кто такой Марко?
- Марко - это мой сын. Он стал очень знаменитым и позабыл отца, а ведь это мы с Маттео заронили в нем зерна Великого Любопытства.
Человек повернулся и продолжил свой путь к противоположному берегу. Вот он сделал последний шаг, чтобы ступить на сушу, и вдруг исчез, превратившись в небольшую светящуюся точку. Точка устремилась по направлению к чеченскому аулу и затерялась между дувалами.
Малыш с трудом дождался следующего дня. Когда он пришел вечером к берегу и разложил снасти, человек появился так же неожиданно. Он стоял и с грустью смотрел под ноги. Было видно - тяжелые воспоминания бередили его душу, что находило отражение на его красивом лице. Малыш неожиданно перестал бояться его.
- Теперь-то мы знаем, что возвращение по южному караванному пути было ошибкой, - как бы продолжая свою вчерашнюю речь, сказал Николо. - Надо было переждать, пока Большой Зверь не угомонится и не уйдет на север.
Из страны тангутов до города Лоб мы продвигались сорок дней из-за сильного ветра, дующего из Великой пустыни Такла-Макан. Было нас 10 послов, 60 воинов, 40 человек прислуги и проводников, 60 верблюдов, 80 лошадей, 14 мулов, 50 ослов, стадо овец и 14 собак. Послы рассказали, что недалеко от Лоб есть кочующее озеро, куда изливают свои остатки кочующие реки. Начало пути прошло сравнительно легко. Мы хорошо отдохнули в Лоб, запаслись водой и дополнительной провизией и вдоль реки направились в сторону ближайшего оазиса. По мере продвижения каравана стали все чаще попадаться песчаные барханы, преодолевать которые было истинным мучением, как для людей, так и для животных. Верблюды и кони, нагруженные поклажей, с трудом взбирались на эти высотки. Людям приходилось спешиваться и идти рядом. Они изматывались до полной потери сил. Мой брат, Маттео, два раза падал в обморок, и пришлось потратить много воды, чтобы привести его в чувство. Половина воинов умерло. Проводники держались, как могли, но и среди них начались неожиданные смерти. Бог, как видно, гневался на нас за неправильно принятое решение. Колодца, который мы должны были найти по пути следования и использовать его для пополнения запаса воды, не нашли. По-видимому, его засыпало песком. Положение каравана становилось ужасным. Природа старалась истребить все живое. Людей и животных начала мучить жажда, от которой не было спасения. Смерть настигала их прямо на ходу. Самые выносливые животные - верблюды и те стали погибать один за другим. Пришлось оставлять на песке провизию и много вещей. Почти все товары, которые мы захватили в Каракоруме для продажи в Венеции, пришлось оставить в песках.
Наконец, треть каравана и людей добралась до реки Черчен, на другой стороне которой, располагался оазис с одноименным названием. Долго люди и животные пили мутную воду, прежде чем перебраться вброд через реку. Послы приказали сопровождающим людям вернуться и поднести все, что было брошено недалеко на подходах к оазису. Трое суток длился отдых, в течение которого были подсчитаны убытки и потери. Картина была безрадостной, но и назад возвращаться было бессмысленно. Предстоял многодневный переход до следующего оазиса. По пути следования должны были быть три колодца, но только Высшим силам было ведомо, не случилось ли с ними то же самое, что и с предыдущим. Только зеленый чай и жирная пища помогали справиться с дрожью измученных долгим переходом тел.
Вышли в путь рано утром, когда в пустыне космический холод сковывает члены. Неделю шли без приключений, а в первое же утро следующей недели на нас напали разбойники. Это могли быть только жители горных селений. Народ этот отличался кровожадностью волков и непомерной алчностью. Их было не менее сотни, и напали они с юга и востока одновременно. Воины, защищающие посольство, были лучше вооружены и стойко сражались, поэтому нападающие быстро ретировались, оставив не менее трети убитыми в схватке. Среди защитников погибло только трое. У небольшого оазиса, стоящего на берегу высыхающей речушки, сделали привал с ночевкой. В полночь с севера подул сильный ветер, превратившийся утром в ураган, который гнал из пустыни песок. Песок этот бил как плетью, заметая все вокруг. Решено было не двигаться и переждать стихию. Она бушевала весь день. Слава Всевышнему, все остались живы. Издохли два верблюда, несколько лошадей и мулов. Окружающий ландшафт совершенно изменился. Намело немало новых барханов, которые, казалось, стали еще выше. Проводники предложили повернуть на юг и приблизиться к горам. Они говорили, что там есть дорога до селенья, от которого нужно будет опуститься на север вдоль реки к поселку. Река эта одна из тех, что берут свое начало высоко в горах, бурно спускаются вниз, замедляют свое течение в пустыне и теряются в песках. Вода в реке чистая и есть много рыбы. Отправились в хорошем настроении, надеясь на скорую встречу с большой рекой. Однако всех ждало разочарование: начиная с гор на юге до самых песков, в результате весенних дождей образовалось множество больших и глубоких оврагов, делающих передвижение на запад совершенно невозможным. Повернули обратно на север. Вдоль русла высыхающей речушки снова вернулись к тому же оазису, от которого начали путь. И снова решили сделать привал на сутки. На удивление, мы с братом чувствовали себя не плохо, чего нельзя было сказать о послах, которые все время пребывали в подавленном состоянии. Только крепкий кумыс приводил их в веселое расположение духа.
Рано утром, как только рассвет забрезжил на востоке, караван отправился в путь. До поселка добрались удивительно быстро - за два дня. Поселок был небольшой. Золотая пайцза подействовала на местного правителя как камча - он быстро распорядился выделить каравану нескольких верблюдов и провизию. Хорошо отдохнув, с новыми силами вышли в сторону оазиса и города Хотан. Через три дня вошли в хотанский оазис. Сначала появились участки золотоковыльной степи, потом первые селения с садами и базарами, которые тянулись до самого города. На полях убирали маис и жито. Встретились хлопковые поля и деревья шелковника. Мы видели, что в домашней работе люди используют быков, ослов и лошадей. Лица наполовину китайские, наполовину тюркские. У тюркских женщин рот и нос прикрыты платками.
Местный правитель выгнал из огромного постоялого двора всех его обитателей, расположил в нем со всеми почестями посольство и устроил пир. Мы с Маттео не стали участвовать в этом веселье и отправились посмотреть на город и на товары, которыми в нем торговали. Мы все-таки были купцы, и это интересовало нас в первую очередь. Захватили с собой китайца - переводчика с местных наречий и несколько воинов. Базаров было много. На них продавали свежие и сушеные фрукты, одежды из шелка и хлопка, ковры. Особо заинтересовали нас изделия из нефрита, большое месторождение которого было недалеко в горах. В Европе нефрит ценился высоко, а в Хотане он был самым дешевым в мире. Мы приобрели много нефритовых украшений и просто необработанных камней. Когда появились на одном из базаров, то услышали изумительное женское пение под неизвестный нам ранее инструмент.
- Это тангутский хор, - пояснил переводчик.
Мы подошли к тому месту, откуда раздавалось пение, и увидели пять красавиц, сидящих на коврах, в руках которых были древние струнные инструменты, отделанные золотом и украшенные нефритом.
- Нам надо купить несколько таких инструментов, - предложил Маттео.
Я согласился, и мы подошли к хозяину хора, восседающему на паланкине. Были у него длинные китайские усы и подведенные краской глаза. После того, как переводчик перевел нашу просьбу, хозяин замотал головой и стал громко причитать, размахивая руками.
- Что он говорит? - спросили мы.
- Он говорит, что может продать один инструмент, но только вместе с одной девушкой...
- Переведи ему, что девушка нам не нужна.
После того, как хозяин услышал наш ответ, он скомандовал носильщикам, и те подняли паланкин.
- Хорошо, - сказал я, - сколько стоит инструмент и сколько девушка?
Оказалось, что девушка стоила в пять раз дешевле инструмента. Мы решили, что отпустим потом "нагрузку" на все четыре стороны. Сделав покупку, мы отправились к другому базару. По пути через переводчика сообщили девушке, что она свободна. Та сразу же зарыдала и бросилась нам в ноги. Мы спросили, в чем дело, почему она так горько плачет. Она ответила, что ей некуда идти. Ее дом далеко в Индии. Она была продана хотанскому купцу в возрасте пяти лет. Этот факт нас несколько озадачил - в посольстве было запрещено находиться женщинам. Мы стали обдумывать несколько вариантов, и тут переводчик предложил дать ей приданое и таким образом быстро выдать замуж. Когда перевели девушке, та просто засияла от счастья. Для приданого было достаточно одной золотой статуэтки, которую мы приобрели до этого.
На ближайшем базаре переводчик объявил о том, что красивая невеста выдается замуж с приданым. Сразу же появилось много претендентов. Невеста показала пальчиком на одного из них, и тут же совершили обряд обручения, для которого мы с братом решили выделить необходимые деньги. На постоялый двор вернулись поздно вечером.
Отдохнув два дня, отправились в Яркенд. Недельный переход не был трудным. Хоть и нещадно палило солнце, но было достаточно воды и продуктов. Тем не менее, в дороге издохло несколько ослов и один верблюд. Одного воина укусила гюрза, и он через час умер мучительной смертью. По дороге шаман рассказал историю города. Еще в начале века Западный край, пытаясь освободиться от господства Китая, восстал и вступил в союз с Хунну, но Яркенд остался под властью китайского наместника. В середине века Хянь провозгласил себя шаньюем и попытался образовать в Западном крае государство наподобие Китая или Хунну, превратив войну в трехстороннюю. Но жители Яркенда перебили всю верхушку наместника и подчинились хуннам. Хянь двинул на восток, и ему удалось покорить Хатан. Новая держава на западе просуществовала недолго. Хянь бросился на повстанцев, но был дважды разбит и осажден в яркендской крепости. Только случайная гибель вождя повстанцев спасла Хяня от смерти. После Хяня на Яркенд напали хунны.
Через некоторое время мы с братом совсем запутались в хитросплетениях местной политики. Въехали в яркендский оазис. Показались поля, засеянные пшеницей, хлопком и кунжутом. На севере они резко обрывались песчаной пустыней. По дороге попадалось множество поселков с фруктовыми садами и виноградниками. Вскоре въехали в узкие улочки пригородов Яркенда. Переводчик сказал, что Яркенд славится своими коврами и металлическими изделиями. Яркендские украшения из нефрита одни из лучших в мире. Мы решили обязательно купить их. Поведал он также, что в Яркенде живут в основном уйгуры и дунгане, но много и китайцев, пришельцев с Гималаев и тюрков с запада. Монголы и кидании не составляют большинства. Молятся в основном Будде. Нас встретил сам правитель пятого улуса и сопровождал до центра города, где в спокойном саду разместили нас в большом белом доме со службами, с красными коврами и многочисленной челядью. Во дворе были также расстелены ковры и готовилась пища, от которой распространялся одурманивающий запах.
На второе утро также, как и в Хотане, решили пройтись по базарам. Яркенд произвел лучшее впечатление, чем Хотан. Он оказался бОльших размеров, товары были разнообразнее, и даже глиняные башни и стены были украшены мозаикой. Мы купили много товаров, так как понимали, что скоро начнется Средняя Азия, где другие культуры и другие товары. Через два дня караван отправился в свой последний переход по краю пустыни к городу Кашгар. Всего четыре дня потребовалось на переход, который был очень успешным - ни одно животное и ни один человек не погибли. Кашгар был самым большим городом на краю Великой Мертвой пустыни. За десятки километров на подступах к городу вокруг зазеленели поля, деревья и кустарники. Множество крестьян обрабатывали землю и собирали урожай.
Посольству выделили большой дворец у Восточного озера, из окон которого открывался прекрасный вид. Мы вышли с братом на веранду дворца и засмотрелись на красивый закат. Солнце наполовину село за горы Гиндукуша, освещая все вокруг красным светом.
- Ты знаешь, - сказал Маттео, - мне кажется, что это одно из самых красивых мест на Земле, не смотря на то, что на севере и востоке безжизненная пустыня, а на юге и западе лишенные растительности горы. Посмотри, более красивых гор ты не увидишь нигде.
Я согласился с ним, потому что картина была величественная. Мы понимали, что были единственными из европейцев, посетивших эти края. Это наполняло нас чувством гордости и счастья. Вечером сад перед дворцом осветился петардами. Все вокруг засверкало, затрещало и зашипело. Сказочный китайский салют был устроен в честь вновь прибывших. Потом на большой открытой площадке стали выступать акробаты, делая немыслимые кульбиты, сальто и другие трюки, которых мы никогда раньше не видели. Красивые девушки с чуть прикрытыми лицами разносили вдоль веранды сладости и напитки, но вина не было. Затем был продемонстрирован какой-то новый вид борьбы, при котором, использовались короткие мечи. Борцы так ловко с ними обращались, что казалось, будто они являются продолжением их рук.
На второе утро мы пошли по базарам, сопровождаемые охраной. Нам удалось купить множество чудесных товаров, которые мы надеялись довезти до Европы. Народу на базарах было великое множество: кричали люди, орали ослы, клекотали птицы. Играли, не мешая друг другу, на разных музыкальных инструментах. В Европе даже представления не имели о существовании этого мира, не менее богатого культурой, науками и результатами людского труда.
Через три дня посольство решило отправляться дальше. Через Гиндукуш было двигаться опасно. Балх и подступы к нему были захвачены диким племенем. Существовал еще один, но малоизведанный путь - через Тянь-Шань на Ош и далее на Бухару. Решили двигаться по нему.
Когда рассказ закончился, Малыш чувствовал себя так, как будто пробудился ото сна. Более того, он вдруг вспомнил, что видел два года назад этого человека во сне.
- Прощай, Малыш, - сказал человек в серых одеждах, - мы еще увидимся. Ты найдешь амулет моей матери, я в этом уверен. Жизнь твоя после этого будет счастливой и радостной, но при одном условии - если ты не забудешь обо мне. Или в этой, или в другой, или в третьей жизни мы встретимся с тобой, и я продолжу свой рассказ. И еще: когда тебе станет по-настоящему плохо, вспомни обо мне, но только тогда, когда станет по-настоящему плохо.
Странная птица
Где у речки туман серебрится,
Начиная заметно редеть,
Все беснуется серая птица,
И не может никак улететь.
Отца своего, Михаила Шанаурова, Ира помнила с трех лет. Именно тогда, в двадцать восьмом, в село, расположенное в среднем течении Енисея, приехала комиссия из района проводить коллективизацию. Среди крепких мужиков села началось брожение: кто-то открыто возмущался, кто-то тихо припрятывал зерно и забивал скотину, а несколько самых отъявленных и ненавидящих советскую власть подались в тайгу. Отец Михаила был очень крепким крестьянином: водились у него скот, птица, а дом был построен большой и на века. Дед был не только крепким, но и умным. Он сразу же понял, что с советской властью шутки плохи, отдал в колхоз все, включая дом, в котором открыли сельсовет. Советская власть это оценила - не стала трогать деда, который поселился со своей женой в пристройке. Не тронула советская власть также и отца, которого народ через несколько лет стал прочить в председатели за его деловые и человеческие качества. Когда на деревенской сходке по поводу кандидатуры председателя все, не сговариваясь, указали на отца, комиссия, прикрыв глаза на его происхождение, согласилась и открыла голосование. Он в страхе стал отказываться, отводить свою кандидатуру, говоря, что он не справится, но председатель комиссии сказал, что, к сожалению, другой кандидатуры у них нет - нужно попробовать.
- Справишься - наградим, а не справишься - посадим, - добавил один из членов комиссии, широко улыбаясь.
Отец понял, что выхода нет, и согласился. Выбрали его единогласно. Никто не сомневался в правильности такого выбора: мужик был хозяйственный, пил в меру, был добрым по натуре. Надо сказать, что доброта эта сильно вредила ему на первых порах. К примеру, он мог оставить дома мужика при больной жене, выделить подводу неработающей старухе, но сами же колхозники выдавали его при появлении в деревне вышестоящего начальства. Поэтому он стал вести себя жестче и осторожнее. Дела первые годы шли неплохо. Колхоз справлялся с планами по заготовке сена и по плану обобществления скота, но через несколько лет все начало само собой рушиться, поскольку интерес к работе у людей пропал. Плата трудоднями никого не устраивала. Жизнь продолжалась, но стала она клониться все больше в худшую сторону. Мужики начали пить и воровать все, что плохо лежит, бабы работали спустя рукава. Кто-то поджег большую скирду с сеном и коровник. Из района приехали ГПУшники и арестовали несколько человек, которые как раз-то и не были виновны. Никто из них обратно не вернулся. Коровник восстановили за неделю - благо, лесу вокруг много - а с сеном проблема была неразрешимой.
В семье дела шли тоже не очень, но семья была дружной. Первый ребенок - мальчик, родившийся в двадцать четвертом, умер, задохнувшись от печного угара. Потом, в двадцать пятом, родилась дочка. Девочка была самостоятельная, но часто болела, а впрочем, все дети в деревне болели. Выживало их немного. В тридцатом родился мальчик - черный и кучерявый, сильно похожий на отца.
- Не иначе, жена нагрешила с цыганом, - смеялись соседи.
- Да у нас их тут отродясь не было, а я в детстве точно такой же черный был, да и сейчас еще кучерявость не прошла, - отвечал отец смущенно.
И вот наступил тридцать третий год. Планы стали присылать совершенно нереальные. Чтобы выполнить план, пришлось отправить дополнительное поголовье в район. Оттуда пришло благодарственное письмо с указанием так держать и впредь перевыполнять планы. Отец понимал, что цепочка потянется и к весне может наступить катастрофа. Нужно было что-то делать. Он решил честно признаться, позвонил в район и рассказал о поджогах и о положении в колхозе.
- Ничего, - сказал председатель райисполкома, - у тебя ситуация не хуже, чем у других, я бы даже сказал, лучше, чем у других. Работай.
И отец продолжал работать.
Начался голод. Ели все, что способен был переварить желудок: мякину, соболек, конопляное семя, отруби, лебеду, травы и коренья. Воровали с фермы комбикорм, состоящий из отрубей, молотой люцерны, макухи и мучной пыли. Активисты из молодых комсомольцев строго следили и докладывали о таких случаях воровства, но отец старался дела эти замять и уговаривал молодежь не выносить сор из избы. Наверно, ему повезло, что ячейка в деревне была не столь уж активной. Разрешили сверху раздать скот по дворам. Голод закончился.
В тридцать пятом родился еще мальчик, а потом и девочка. Мать работала на птицеферме: вставала с петухами и приходила затемно. С младшими все время находилась старшая сестра. Только в воскресный день удавалось побыть вместе. Жили в любви и согласии. Отцу нравилось в воскресный день походить по лесу с ружьецом. Часто удавалось подстрелить куропатку, тетерева или другую лесную птицу. В патронташе всегда было несколько жаканов на всякий случай. Однажды он вышел внезапно на медведя, который собирал лапами малину и отправлял в пасть. Медведь оглянулся, прыжком встал на задние лапы и выпрямился во весь рост. А росту у него было более двух метров. На счастье в одном стволе был жакан, но отец совершенно забыл, в каком. Нажал курок правого ствола и ошибся. Медведь содрогнулся всем телом. Из пасти полилась, подкрашенная малиной, фиолетовая пена. Отец, не целясь, инстинктивно нажал левый курок, медведя отбросило чуть назад, а затем он кинулся вперед, но передние лапы подкосились, и он рухнул прямо к ногам отца. Тот еще долго стоял в оцепенении, а потом побежал в деревню, позвал двух соседей, и они вместе подогнали подводу к ближайшему пролеску. Еле как загрузили тушу и привезли домой. Собралась вся деревня - взрослые и дети. Все восхищались и поздравляли отца. Тушу освежевали и поделили на несколько частей. Из мяса сделали пельмени и вечером попировали всласть.
Зиму с тридцать седьмого на тридцать восьмой год прожили как обычно. В районе разрешили раздать людям почти все зерно из оставшегося после сдачи государству и пообещали весной выделить отборное зерно для посева. Пообещали но... не дали. Отец поехал в район, но там сказали, что зерно не отпущено сверху, откуда приказали выходить из положения своими силами...
- Как же своими силами, - растерялся отец, - мы же все сдали государству.
- А я, что могу сделать? - развел руками районный начальник, - ищи резервы.
- Да нет этих резервов, хоть убей - все раздал.
- А середнячки-то, поди, припрятали несколько мешков, а?
- Да вот те крест, - хотел сказать отец, но вовремя одумался.
Неожиданно помер дед, решив, что без хозяйства, которому он посвятил всю жизнь, оставаться на этой грешной земле нет никакого смысла. Умер тихо, никому не жаловался на болезни - просто выпил четвертинку, закусил соленым груздем, да залез на печку. А утром его бездыханного под женский плач спустили мужики с печи и положили на табуретки посреди горницы. Он лежал большой и бородатый и будто спокойно спал. Прожил он тяжелую, и, в общем-то, счастливую жизнь. Трудился много, с упоением, и все у него получалось ладно и с умом. Дети сыты были, и обуты, и жена ухожена и пригожа. На праздники собирал он всю родню и устраивал знатное веселье с поцелуями и подарками. Не любил грязных слов и пьяных драк и потому никогда не приглашал пьяниц и голь перекатную. Из-за этого слыл он серьезным человеком.
Отец вдруг понял, что остался он без серьезной поддержки, некому теперь дать ему дельный совет и сделать наставление. Очень он всегда полагался на отца своего, а теперь пустота подступила к сердцу.
Утром приехал районный начальник с уполномоченным, и стали допытываться, почему план по сдаче зерна выполнен только на девяносто процентов.
- Отец твой из кулаков, я слышал, был, - сказал уполномоченный, прищурившись.
- Он все хозяйство сдал в колхоз, - встрял районный начальник, - подчистую.
-А я тебя, Степан, не спрашиваю, - сказал уполномоченный и даже покраснел от злости, - ты своими делами занимайся, а я своими буду. Так вот, я и говорю, из кулаков отец-то твой был и ты, я смотрю, не понимаешь линии партии.
Уполномоченный достал из кожаной сумки тетрадку и стал что-то записывать туда.
- Да он в доску свой, - не выдержал Степан, - он, я уверен, все до зернышка сдал. Просто план уж больно велик...
Уполномоченный перевел колючий взгляд с отца на Степана.
- Ты чо сейчас сказал? Я не понял. Так ты, значит, планы партии считаешь завышенными. Неудивительно, что под твоим руководством тут вражеский клубок образовался.
- Да ладно, оговорился я, - испуганно пытался загладить острые углы Степан, - он сдаст все. Еще поднатужится и сдаст. Сколько тебе, Миша, нужно времени, чтобы недостающие десять процентов сдать?
- Ты же сказал, что он все до зернышка сдал? - повернулся к нему уполномоченный, - совсем ты, Степан, заврался. Я обязательно докладную подам на тебя. Нельзя это больше терпеть. Так когда, говоришь, Михаил, сдашь?
Отец начал тереть лоб, напряженно думая.
- Через неделю постараюсь.
- Ты уж постарайся, а то больно у тебя корни гнилые - как бы не поотрубали... И докладывали мне еще, что покрываешь ты вредителей...
После того, как все ушли, отец стал напряженно думать, что же делать, как жить дальше. Он хорошо знал, что у людей зерна практически не осталось. Люди, конечно, не помрут, как в городе - тайга прокормит первое время - но весной нечего будет сеять, а это уже пахнет очередным голодом для крестьян и тюрьмой ему. Слышал он, что людей забирают, и они потом не возвращаются. Что будет с семьей, если он - кормилец - загремит по этапу? Страшно даже представить. Никогда Шанауровы!!!!!!!! семей своих на произвол судьбы не бросали, но ведь всякое может случиться...
И все-таки крепкий ум передался от деда к отцу. Взвесив все за и против, он решил, что единственный выход, сулящий хоть какую-нибудь надежду, - это бежать. Бежать ночью со всей семьей, бежать в те края, где нет знакомых, прикинуться беженцами, все равно паспортов ни у кого не было - только бумажки, а любую бумажку за деньги можно справить. Надо добраться до Красноярска, а там поездом на запад.
- Страна большая, авось притулимся, - думал он, - на три дня продуктов хватит, несколько золотых запрятано, а там и подработать можно, руки еще не отсохли пока.
На другое утро он позвал в столярную мастерскую, которую он соорудил возле бани, жену и тещу свою, Катерину, держать совет. Теща предложила ехать на подводе до места, где кончаются пороги. Там на барже доплыть до Красноярска, а из Красноярска на поезде ехать через Новосибирск, Омск, Курган и Челябинск в Екатеринбург.
- Я уж сказывала, что там при старой власти приказчицей на кондитерской фабрике работала. Наелась шоколаду этого проклятого на всю жизнь - смотреть на него с тех пор не могу.
- Мама, - сказала Надя, - поди, не до шоколаду твоего сейчас - чего вспоминать.
- Да я вспоминаю-то не за просто так: там у меня товарки остались - не откажут, небось, помочь.
- Да ведь уже почти двадцать годков прошло, - сказал отец, - кто помер, а кто и забыл, чай, вас.
- Знакомых каких найдем обязательно.
- Да ведь, мама, в том-то и дело, что надо ехать туда, где нас никто не знает, - сказал отец, а иначе проговорятся, откуда мы, а там милиция запросит, и загремим за милу душу.
- Дальше Сибири не сошлют, поди, - сказала мать.
- Еще как сошлют - наслышался я в районе.
А давайте до Кургана доедем, - предложила мать, - все русский город и от Казахстана недалече. Не сложится жизнь в Кургане - поедем к казахам. Слышала я, что в столице ихней тепло и яблок много.
- Яблоками сыт не будешь. Я вот слыхивала, что казахи к нам в Сибирь от голода бежали, - добавила бабушка.
- Все равно, там, где тепло, там легче, - заключила мать.
Все-таки, в конце концов, решили сначала ехать в Курган и двигаться на подводах по левому берегу, так как это менее опасно. На сборы, которые проходили скрытно от соседей и от детей, ушло два дня. Всего детей, как уже говорилось, было четверо - две дочки и два сына. Старшей дочери, Ире, было тринадцать лет. Младшей, Гале, шесть. Старшему сыну, Лене, десять, а младшему, Мите - восемь. Ночью отец снарядил две подводы. Один конь был свой, а второй тоже свой, но отданный в колхоз. Его вывели втихаря из колхозной конюшни и провели по задам к дому. Коней запрягли в простые крестьянские телеги. Передок их был выше и шире задка, что облегчало повороты, колеса были обиты железом, шкворень и различные крепления были тоже железными. Колеса к телегам были приставлены новые. Дуги, спицы и ступицы для них были дубовые и хорошо подогнанные. Упряжь была хоть и старой, но крепкой. В специальный короб отец сложил запасные крепежные болты, скобы, кувалду, пилу, топор и другие инструменты. Он уже собрался зайти в избу, чтобы разбудить детей, но что-то его остановило. Охватило необъяснимое беспокойство. Непонятна была причина его. В небе послышался странный птичий крик. Отец поднял голову и увидел ее. Это была большая, доныне невиданная, красивая большая серая птица с тонкими как у чайки крыльями. Птица замерла на мгновение в воздухе, как бы всматриваясь в лицо отца, и затем резко развернулась и улетела. Беспокойство сразу же прошло.
- Ты слышишь меня?
- Да, слышу, но мне не удается тебя увидеть. Неимоверная легкость эта стала меня раздражать последнее время. И тут эта птица машет крыльями перед глазами и не дает ничего разглядеть...
- Я увидел его деда. Мне кажется, что он принял правильное решение. Я уверен, что он справится. Большие трудности и испытания предстоят ему. Я всегда неплохо предсказывал будущее, но сейчас оно в тумане. Все может случиться, но лишь в одно я верю - это та, нужная нам, семья.
- Откуда у тебя такая уверенность?
- Моя интуиция никогда не подводила меня.
- Да, но это было в той жизни.
- Ты прав, но я уверен, что двигаюсь по правильному пути и постараюсь сделать все возможное и невозможное... Прости, но я должен совершить следующий шаг...
Отец пошел и разбудил детей. Нехотя отвечая на их вопросы, стали грузиться. Детей закутали одеялами. Они тут же уснули и только на рассвете стали с интересом таращиться по сторонам.
- Куда мы едем, папа? - спросила старшая дочь Ира.
- В гости к моему другу в Красноярск.
- А почему все вместе?
- Он давно мне пишет - хочет всю семью посмотреть.
Некоторое время проехали молча.
- А кто скотиной будет заниматься дома? - спросила старшая и посмотрела подозрительно на мать.
Та смутилась, но тут же нашлась:
- Тетя Гутя согласилась присмотреть.
Этот ответ, похоже, удовлетворил Иру - она повеселела.
Младшие весело копошились в задней телеге, затеяв игру.
Лето было в разгаре. В лесу стояла жара. Донимали комары. Баба Катя намазала детей специальным раствором, сваренным из пахучих трав, но это мало помогало.
Решили не въезжать в деревни, которые должны встретиться на пути, а останавливаться лагерем неподалеку. Если чего понадобится, отец может вечером постучаться в избы и поговорить с мужиками. Так и сделали. Проехали Ворогово, до Никулино добирались двое суток, ночуя недалеко от берега, затем сутки ехали до Ярцево. Когда Ярцево было уже далеко за спиной, заморосил мелкий дождь и резко похолодало. Надели на себя все, что было, но все равно продрогли изрядно. К вечеру выглянуло солнце, поэтому ночевали под открытым небом. К середине следующего дня, почти рядом с Нижне-Шадрино, отвалилось заднее колесо на одной из телег. Отец отправился в деревню и вернулся через час с двумя бородатыми мужиками. Те осмотрели колесо и укатили его. Отец пошел вместе с ними. Вернулись через пару часов. С ними пришли две бабы с корзинками. В корзинках оказались картошка, шанежки и кринка сметаны. Бабы с сочувствием смотрели на детей, вздыхали, но молчали. Колесо починили, мужики обнялись с отцом и сказали: "С Богом".
До следующей деревни было километров сорок, но добирались до нее трое суток из-за ужасной дороги, проходящей местами по заболоченной почве. Через день остановились у села Колмогорово. Между Колмогоровом и Остятской решили заночевать на берегу Енисея, поскольку комар в лесу стал неимоверно лютовать. Отец пытался наловить рыбы, но та не клевала. Все приметы указывали на то, что вскорости начнется дождь. Поели по-быстрому и стали делать навес. Отец быстро смастерил из тонких елок каркас, который накрыли большим количеством веток. Пошел дождь, который продолжался всю ночь. "Крыша" к утру потекла в нескольких местах, но дождь утих и можно было двигаться. Дети притихли, так как не могли никак согреться. Отец приказал им некоторое время бежать за телегами. Трое суток прошли без приключений, если не считать поломку задней оси, которую отец быстро устранил. Он и мать отправились в ближайшую деревню, так как запасы еды подходили к концу. В этой деревне они никого не знали, поэтому отец вытащил из загашника царский золотой. К счастью, оперуполномоченный, находившийся в деревне в командировке, был в глубоком запое, поэтому удалось беспрепятственно запастись харчами, а заодно и поговорить с мужиками. Один из них, плюгавенький и явно с перепоя, все выспрашивал, откуда они и куда движутся. Отец отвечал уклончиво, а мужичок не отставал. Наконец, один из селян - здоровенный малый, которому, видать по всему, плюгавенький надоел хуже горькой редьки, двинул того, как бы невзначай, и тот свалился с лавки. Потом испуганно ретировался и больше не появлялся. Отец расспросил о дороге на Енисейск и Казачинское. Мужики подробно рассказали и предупредили, о том, что, сказывают, де, балует в пяти километрах от Казачинского медведь-людоед. Что он загрыз, де, двух парничков и девку, которые ходили по грибы. Расспросили, есть ли ружье с картечью.
- Ты, главное дело, рогатину сооруди. Поди, с рогатиной-то хаживал?
- Хаживал, хаживал, - подтвердил отец, озабоченно поглядывая на мать.
Мать тоже заторопилась, переживая за семейство, оставшееся с бабушкой.
Переночевали в лесу, а утром отправились к Енисейску. К вечеру доехали до него и решили, как стемнеет, остановиться у знакомого плотника. Плотник встретил радушно, так как знал хорошо еще деда и очень его уважал. Сели к столу. Детей посадили в отдельной горнице. Отец не стал ничего скрывать и все выложил плотнику. После этого они молча сидели со стаканами самогона, уставившись в тарелки с картошкой и луком.