Николас вернулся в Драгонвик вовсе не на следующий день, как намеревался. Он прибыл домой двадцать четвертого мая ровно в пять часов вечера, в тот самый миг, когда Миранда, выйдя из дома Джеффа, велела кучеру везти ее домой.
С делами, вызвавшими Николаса в Нью-Йорк, было покончено довольно быстро. Ван Рину было нужно лишь подписать арендный договор на три акра земли недалеко от Оделлвиля на Ист-сорок девятой улице, где ирландец-оптимист собирался открыть таверну, чтобы сравняться с мистером Оделлом, в честь которого и был назван район.
Присутствие Николаса было необязательным. Соломон Бронк управлялся с делами по недвижимости куда более сложными, чем это, не имея при себе ничего, кроме сухого письма патруна, дававшего согласие на сделку. И потому агент был немало удивлен, когда Николас вошел в его маленькую контору на Брод-стрит и потребовал прочитать ему договор об аренде.
-- Конечно, минхер, -- ответил добросовестный голландец и зазвонил в колокольчик, вызывая клерка. -- Надеюсь, вы не будете разочарованы моим отчетом.
-- Я очень доволен вами, Бронк, -- ответил Николас с рассеянной улыбкой. Когда клерк принес договор, он, едва взглянув на него, быстро подписал.
"Что-то не похоже, что он приехал в город ради дела", -- подумал озадаченный агент. Он заметил странный недовольный жест, который сделал Николас, проглядывая разложенные перед ним бумаги.
-- Да-да, -- произнес Ван Рин, отодвигая их прочь. -- Кажется, все в порядке.
-- У вас много неинвестированных денег, -- заметил Бронк. -- Я подумал, может быть, вам купить участок на углу Пятьдесят седьмой и Пятой авеню. Сейчас там ничего нет кроме нескольких лачуг и коз, но ведь никогда не знаешь заранее... Возможно, участок кому-нибудь понадобится, и вы сможете хорошо заработать на этом.
-- Пожалуй, -- думая о чем-то своем, ответил Николас. -- Вышлите мне потом документ.
-- Но... -- начал было агент, твердо решив выполнить свой долг до конца и стараясь не замечать скуку в голосе Николаса, хотя, если тому все это не интересно, зачем тогда было приезжать? Нерешительность была последней чертой, которую Бронк ожидал обнаружить в характере патруна. -- Или, может быть, вы хотели бы купить долю в новом речном пароходе "Мэри Клинтон"? -- проговорил он, -- Хозяева хотят ее продать. В пятницу пароход идет в первое плавание до Олбани. Владельцы утверждают, что это самый быстрый пароход на реке.
Николас оживился.
-- Достаточно ли он быстр, чтобы обогнать "Северного оленя" и "Ютику"?
Бронк нахмурился.
-- Не знаю, минхер. Надеюсь, он не будет участвовать в гонках. Все эти гонки дурное дело и к тому же очень опасное для пассажиров. Вспомните, сколько людей погибло на "Ласточке". Гонки аморальны.
-- Бросьте, -- ответил Николас. -- Лично я нахожу это лучшим развлечением.
Бронк покраснел, потому что Николас намекнул, будто считает своего агента тряпкой. "Если этот человек ищет острых ощущений", -- сердито размышлял Бронк, -- "почему он не может найти их там, где это не представляет опасности для других людей?"
-- Пойду осмотрю пароход, -- сказал Николас, поднимаясь, -- и если все будет в порядке, мы заключим сделку прямо завтра. Я ценю ваши старания, мой дорогой Бронк. Даже не знаю, почему это не пришло мне в голову раньше.
Николас приобрел ровно половину доли "Мэри Клинтон" после того, как осмотрел пароход с носа до кормы, пока тот находился в доке Порт-Ривер.
Это был красивый пароход, выстроенный на лучшей верфи в Хобокене. Его котлы и машины самой последней конструкции были такими же новенькими, как и выкрашенные в белый цвет палубы и огромное гребное колесо. Николас не нашел в пароходе ни малейшего изъяна. Он изменил свои планы по возвращению домой и потому отправился в пятницу на "Мэри Клинтон" в момент ее первого плаванья.
Первоначально он собирался заменить капитана, Джона Холла из Джерси-Сити, который показался ему слишком молодым и недостаточно опытным для командования судном. Но в ходе беседы Николас обнаружил, что молодой капитан знает каждое течение и водоворот на реке как свои пять пальцев и что он в полной мере разделяет восторг Николаса перед скоростью. И потому Ван Рин ушел от него довольным. Выйдя из доков, Николас отпустил кэб, который подвез его к реке. Он спускался вниз по Десбросс-стрит, пока не дошел до Кэнел-стрит. Здесь, на пересечении Кэнел-стрит и Бродвея, Николас заколебался. Его обычный путь пролегал по Бродвею до Астор-Хауза, где он останавливался во время кратких визитов, когда его городской дом был закрыт.
Он так долго колебался, что прохожие удивленно разглядывали его, видя, что с этим высоким элегантно одетым мужчиной, творится что-то странное.
Две молодые полногрудые женщины с фальшивыми локонами и неряшливыми кружевными шалями вышагивающие по Бродвею со вполне определенной целью, завидев Николаса, остановились и принялись зазывно хихикать.
-- Разве он не красавчик? И какой франт! -- заявила одна, намеренно громко. -- И стоит как идол, а? Что он высматривает?
-- Должно быть, любуется в луже своим отражением. Может, он оглянется и поищет кого-нибудь, кем тоже можно полюбоваться!
Обе девушки из кожи вон лезли, взбивая кудри, от которых несло резким запахом пачули.
Николас продолжал хмуриться, уставившись на булыжники мостовой.
-- Может, он боится девушек! -- лукаво воскликнула одна из девиц, прибегая к очередной попытке.
Из всего разговора Николас услышал лишь одно слово из последней реплики. Он резко повернулся.
-- Я ничего не боюсь ни на этом свете, ни на каком другом! -- заявил он таким резким голосом, что девицы, вздрогнув, поспешно ретировались.
-- Господи, мистер, -- испугано забормотали они, -- мы ничего такого не имели в виду...
Николас, не слушая их испуганных извинений, стремительно зашагал по улице, расталкивая всех, кто попадался ему на пути, пока не дошел до закрытой двери в переулке у Мотт-стрит. Там он провел несколько часов, а когда вновь вышел через эту дверь, в его внутреннем кармане лежал маленький клейкий черный шарик, завернутый в рисовую бумагу.
Николас так и не признался себе, что это и было истинной причиной его спешного путешествия в Нью-Йорк.
Первый рейс "Мэри Клинтон" оказался успешным. Пароход показал хорошую скорость, легко обогнав "Северного оленя", который в этот день был его единственным соперником. Так легко, что никакого состязания по большему счету и не было. Николас был разочарован. Джефф мог бы решить, что для Ван Рина опасность была столь же сильным возбуждающим средством, как и наркотик. Случись на реке отчаянная, заставляющая сильнее биться сердце, гонка и выйди из нее "Мэри Клинтон" победительницей -- а победа была бы за ней, -- тогда удовольствие от трудной победы сделало бы менее необходимым развлечение, даруемое черным шариком в кармане Николаса.
Когда Николас в самом дурном настроении сошел с парохода на пристань Драгонвика, его расшатанные нервы уже требовали опиума, в котором он так долго себе отказывал.
И вот тут он обнаружил, что Миранды нет дома.
Николас поднялся по винтовой лестнице в башню, положил шарик в серебряную коробочку, но не стал там долго задерживаться. Он спустился вниз и послал за Пегги.
Маленькая горничная была перепугана, но, сцепив зубы, упрямо молчала. Она не знает, куда уехала хозяйка -- может быть, поехала в гости к кому-нибудь из соседей. Нет, она не знает, к кому. Нет, раньше миссис никуда не уезжала, но должно быть, она устала все время сидеть дома.
-- Нет, хозяин, я не знаю, где она.
"И это чистейшая правда", -- думала Пегги. -- "Я действительно не знаю, где она, или что заставило ее помчаться отсюда как от огня, но я бы могла догадаться, если бы хотела. Она попала в беду и побежала к молодому доктору, но не допустят святые, чтобы он тоже догадался об этом, ведь домой он вернулся в отвратительном настроении".
Она захромала прочь, подальше от ужасных глаз, и расположилась у окна на верхнем этаже в слабой надежде предупредить Миранду, как только коляска появится из-за поворота дороги.
Но когда ровно в семь Миранда вернулась, она не увидела встревоженного лица Пегги и ее отчаянных предупредительных знаков. Она увидела своего мужа, который с непокрытой головой ожидал ее у парадных двери. При виде человека, которого, как она полагала, она больше никогда не увидит, Миранда на мгновение ощутила приступ мучительного страха, но потом взяла себя в руки.
-- Хорошо ли вы прокатились, любовь моя? -- спросил Николас, предлагая ей руку, когда лакей открыл дверцу коляски.
-- Нет, -- ответила она, сделав вид, что не заметила его руки, и прошла мимо него в дом. Она повернулась к лестнице, но Николас быстрым кошачьем движением встал перед ней, загораживая дорогу.
-- Вы странно встречаете мужа, которого не видели три дня, -- мягко произнес он.
Мягкость, которая скрывала непередаваемую жестокость. Страстный огонь в этих глазах. Эти глаза не упустили ни одной детали ее внешности. Ее руки все еще были покрыты чердачной пылью точно так же, как и маленький фартук, который она забыла снять, когда сломя голову помчалась к Джеффу. Вечерний ветер и торопливо надетый капюшон растрепали ее прическу. Волосы рассыпались по плечам, а одна из накладных кос соскользнула прочь.
-- Да, -- подтвердила она. -- Я не слишком хорошо выгляжу. Будьте добры, пропустите меня в мою комнату, Николас.
-- С радостью, моя любимая. И я пойду с вами. Вы меня сегодня поразили. Я и не знал, что вы способны так меня удивить.
Он отошел в сторону, и она, не отвечая, стала подниматься по лестнице.
Как хорошо она знала эту игру в кошки-мышки, которой он всегда наслаждался! Позволить ей немного ускользнуть из его власти, чтобы потом неожиданно наброситься вновь. Он с успехом использовал сарказм, холод, сдержанный гнев, даже страсть, зная покорность ее тела, переходящую в покорность души, потому что когда-то она любила его.
"Любила?" -- подумала она с неожиданным отвращением. -- "Была ли здесь любовь? Может ли любовь выжить при постоянном страхе?"
Вместе они вошли в темную спальню. Николас подбросил полено в слабое пламя в очаге. Зажег свечи. Он сел в кресло у камина и наблюдал, как она наливает в таз воду, моет лицо и руки. Она быстро причесалась и поправила платье. Затем заменила брошь с ониксом и жемчужиной, скрепляющую воротничок ее платья, на свою старую, привезенную из дома.
-- Вы не хотите переодеться? -- спросил Николас. -- Я хотел бы видеть вас в чем-то более элегантном. Зачем вы надели эту ужасную брошь? Возьмите что-нибудь из ваших драгоценностей.
-- Нет, -- решительно ответила она, вставая из-за туалетного столика и подходя к камину. -- У меня нет прав на драгоценности, за исключением вот этой.
Николас удивленно уставился на жену. Она стояла в нескольких шагах от него в темном утреннем платье, протянув озябшие руки к огню.
-- Где вы сегодня были, Миранда? Если не хотите говорить, мне скажет кучер.
-- Я и не собираюсь вам лгать. Я ездила в Гудзон, повидаться с доктором Тернером.
Она почувствовала его резкое движение и, повернув голову, заметила на его лице недоверчивую радость.
-- Нет, Николас, -- с горечью произнесла она. -- Это совсем не то. Я никогда не подарю вам другого ребенка. Как и Джоанна.
При этом имени комната, казалось, заполнилась звенящей тишиной. Не было слышно ни звука, кроме потрескивания поленьев в камине.
-- К чему вы говорите это? -- он встал и теперь стоял рядом с ней.
Она судорожно схватилась за каминную полку. "Не надо", -- испуганно твердил внутренний голос. -- "Не говори ему. Может быть, ты ошибаешься. Может быть, Джефф не прав. Ты не можешь быть уверена. Это же твой супруг в радости и горе..."
-- Я устала, -- прошептала она, -- я изнервничалась. Я не знаю, что говорю.
Напряжение в комнате сразу спало, исчезло. Он коротко рассмеялся, а потом обнял ее и притянул к себе. Его губы, которые всегда могли вызвать в ней ответное желание, коснулись ее губ. Она отвернулась, без сопротивления, но с холодной решимостью.
-- Нет, -- сказала она. -- Все кончено, Николас, -- потому что при его прикосновении ее слабость сразу прошла. -- Теперь вы вызываете во мне только отвращение. Как и я сама. И я смертельно боюсь вас... как и Джоанна... и у меня есть основания...
Он убрал руки. На мгновение его лицо затуманилось перед ее взором, словно гигантская рука стерла его чеканные черты, растворив их в пустоте. И сразу же они вновь затвердели в напряженной настороженности. Но Миранда безошибочно разглядела в них панику.
-- Да, Николас, -- с вызовом произнесла она. -- Вы не так всесильны, как всегда полагали, не так ли? Даже вы не можете нарушать законы человеческие и Божеские безнаказанно. Даже вы.
Они долго стояли по обе стороны камина, и минуты медленно удалялись прочь. Николас первым нарушил молчание.
-- Я не понимаю, о чем вы говорите, моя любовь, -- спокойно произнес он, а затем повернулся и быстро вышел из комнаты.
Миранда осталась стоять на месте, ее глаза были устремлены на дверь до тех пор, пока шаги Николаса не стихли вдалеке. Рядом рассыпалось горящее полено, и дрожь пробежала по телу Миранды. Этот неожиданный звук пробудил в ней мучительный страх. Быстро подбежав к звонку, она так сильно потянула за шнур, что он чуть было не остался у нее в руке. Она принялась ждать. В комнате не было слышно ничего, кроме тиканья позолоченных часов на каминной полке. Прошло десять минут, пятнадцать... Миранда открыла дверь, пугаясь тихого полумрака холла и напряженно вслушиваясь, не раздадутся ли шаги Пегги.
Ни звука.
Она вновь и вновь дергала шнурок звонка.
Часы стали негромко бить.
Миранда всхлипнула, схватилась за грудь и вдруг услышала шум у северного окна -- слабый настойчивый стук. Она медленно пятилась в другой конец комнаты, пока не услышала чей-то громкий шепот. Последовал новый град ударов по оконному стеклу. Из-за тяжелой шторы Миранда проскользнула в проем окна. В двадцати футах внизу на земле она разглядела чье-то белое лицо, устремленное вверх. Миранда отодвинула шпингалет и, высунувшись наружу, разглядела Пегги.
-- Я не могу добраться до вас, мэм. Я бросала камешки вам в окно. Все двери между комнатами слуг и вашим крылом закрыты. И наружные двери тоже.
Лицо Пегги расплывалось в неясном свете. Миранда уцепилась за наружный подоконник.
-- Где он сейчас? -- зашептала она в ответ и увидела, что горничная затрясла головой. Голос Миранды не доносился до служанки.
Миранда отбросила занавеску и оглядела свою спальню. Она по-прежнему была пустой и безмолвной. Молодая женщина вновь высунулась из окна и спросила уже громче.
-- Думаю, он в башне, -- ответила, наконец, Пегги. -- По крайней мере, там виден свет. Мэм, что случилось?
-- Я должна выбраться отсюда. Скажи кому-нибудь из слуг, чтобы мне приготовили коляску.
-- Они не сделают этого, мэм, -- испуганно воскликнула Пегги. -- Они все его боятся. И они не пустят меня. Может, мне предупредить Ханса? Я побегу в деревню.
-- Да. Скорее...
Когда Пегги исчезла за деревьями, Миранда вернулась в комнату. Она подошла к затухающему огню в камине и стала подкладывать в него одно за другим поленья.
Так прошло немного времени.
"Я должна согреться", -- думала Миранда. -- "Я должна как-нибудь согреться. Я должна хорошо соображать, но не могу, когда я так замерзла. В столовой есть графин с бренди. Бренди согреет меня". Молодая женщина взяла подсвечник и вновь открыла дверь в холл. Кроме звона в собственных ушах, никаких других звуков она не слышала. Миранда быстро взглянула на маленькую дверцу в дальнем конце холла, дверцу, за которой начиналась лестница в башню. Она была закрыта.
Высоко держа подсвечник, Миранда побежала в столовую. Она нашла графин, поднесла его ко рту, и ее зубы начали отбивать дробь на его граненном горле. Но через несколько мгновений жаркое пламя разлилось по ее жилам. Она поставила подсвечник и прислонилась к буфету. В голове, наконец, прояснилось. Окна в нижнем этаже. Ну, конечно.
На окнах были тяжелые ставни и чтобы открыть их, нужен был крепкий мужчина, но она как-нибудь справится и сама. Или воспользуется маленькой дверкой в музыкальной комнате. Может быть, он забыл запереть ее.
Миранда взяла стеклянную пробку и уже протянула руку, чтобы закрыть графин, когда с лестницы послышались чьи-то шаги. Пробка выскользнула у нее из пальцев и упала на паркет. Ее импульсивное желание задуть свечу и бежать прочь было подавлено последним усилием воли, и она осталась на месте.
Николас вошел в столовую и остановился прямо у двери, с недоумением глядя на Миранду.
-- Вы веселитесь, моя дорогая? -- недоверчиво спросил он. -- Я слышал, как вы смеялись и играли на пианино.
Она заметила лихорадочный блеск его глаз и нервный тик. Собрав все свое мужество, Миранда гордо подняла голову.
-- Неужели вы считаете, что я буду сегодня смеяться и играть? Вы курили опиум, Николас.
Он отвел взгляд, и она ощутила его нерешительность. Он стоял, склонив голову, словно к чему-то прислушиваясь.
-- Почему вы заперли двери? -- спросила она.
Он вновь поднял глаза на Миранду, но не увидел ее.
-- Я слышал, как вы смеялись внизу, Миранда. Я слышал музыку. Очень ясно.
Неожиданно она поняла. В полумраке столовой перекатывались волны страха, страха и ненависти. Но теперь эти волны не касались ее. Они плыли мимо нее прямо к темной неподвижной фигуре, стоящей в дверном проеме.
-- Вы слышали Азильду, Николас, -- спокойно ответила она. -- Как слышала ее ваша дочь в ту ночь, когда умерла Джоанна. Она смеется, потому что в дом, который она так ненавидела, снова пришло несчастье.
-- Вы лжете, -- сказал он. -- Я слышал вас.
-- Нет, -- ответила она.
Его глаза полыхнули гневом, и он сделал стремительный шаг вперед. Она увидела, как его правая рука потянулась к карману. И тусклый блеск металла. Но даже тогда она не двинулась с места.
-- Да, я совершенно беспомощна, -- спокойно подтвердила молодая женщина. -- Вы можете сделать со мной что угодно. Но на этот раз вам не удастся избежать возмездия, Николас. Слишком много людей посвящено во все это. Пегги известно, что вы меня заперли. А Джефф Тернер знает о Джоанне. Он поедет к губернатору и все ему расскажет.
Его руки медленно упали вдоль тела. Она видела, какие усилия он прилагает, чтобы сдержаться, и как его лицо приобретает видимость прежней уверенности.
-- Моя дорогая, сегодня вы полны каких-то зловещих фантазий. Я могу лишь предположить, что на вас напала обычная женская мнительность. А теперь, когда вы добавили еще и призраков...
Он резко оборвал себя, словно нож вдруг перерезал ему горло. И медленно повернул голову в сторону Красной комнаты.
Огонек свечи на буфете мерцал в полумраке комнаты.
"Он слышит ее", -- подумала Миранда, заметил ужас на его лице. Она стояла, застыв у буфета, и наблюдала за выражением его глаз.
Он протянул руку и ухватился за высокую спинку стула из орехового дерева. Его собственного стула, расположенного во главе стола.
-- Вы слышите? -- прошептал он. -- Вы тоже слышите?
Она покачала головой.
Он сделал быстрое движение, словно хотел заткнуть уши, чтобы только не слышать громкий бессмысленный смех. В этот момент, увидев выражение его глаз, она даже ощутила жалость.
Миранда сложила руки в молитве и ее губы беззвучно зашептали:
-- В Его защите твоя надежда: Его правда -- твои щит и опора. И не будешь ты страшиться ночных ужасов...
Вдруг она почувствовала, что напряжение в комнате как будто ослабло. Потом услышала долгий вздох Николаса.
-- Кончилось, -- сказал он.
Его рука отпустила спинку стула. Он распрямил плечи и коротко рассмеялся.
-- Это были галлюцинации. Вы были правы, это все опиум. Даже не знаю, как я мог во все это поверить.
Он подошел к буфету и налил себе бренди.
-- Не хотите ли присоединиться ко мне, любовь моя? -- спросил он, имитируя свою обычную вежливость.
Она в удивлении уставилась на мужа. Возможно ли, что он собирается вести себя так, словно ничего не случилось?
-- Николас, -- заговорила она, -- я покидаю Драгонвик. Вы должны это знать. Вы не поэтому заперли двери?
-- Я запер их, -- быстро ответил он, -- потому, что у вас глупая истерика. И вы не оставите Драгонвик, Миранда, и не покинете меня. Разве вы забыли, как я клялся вам, что "только смерть разлучит нас"?
И, наклонившись вперед, он улыбнулся.
"Да", -- вспомнила она, -- "он говорил это в их брачную ночь... "только смерть разлучит нас". Смерть... и смерть свела нас вместе". Ее руки опустились на грудь, словно она пыталась приглушить стук лихорадочно бьющегося сердца. Он стоял как раз между ней и выходом, а позади нее не было никакого пути к отступлению, только оранжерея, из которой не было другого выхода. И даже если бы и был, двери по-прежнему заперты, а слуги либо не хотели, либо не осмеливались ей помочь. "Я должна быть смелой", -- в отчаянии подумала она, -- "какой была еще несколько минут назад". Она облизнула губы.
-- Николас, -- прошептала она, но в ту же секунду гнетущую тишину дома разорвал сильный стук в парадную дверь.
"Пегги", -- с облегчением решила Миранда, в то же время понимая, что это невозможно. Пегги никогда бы не осмелилась возвестить о своем появлении столь неподобающим образом.
Стук в парадную дверь продолжался.
-- Похоже, к нам явился довольно упрямый гость, любовь моя, -- мягко произнес Николас, и его глаза сузились. -- Вам не хотелось бы узнать, кто это?
Он обнял ее за талию, потянув за собой в холл, другой же рукой вытащил из левого кармана ключ и отпер дверь.
-- Ага, ну, конечно же это доктор Тернер, -- сказал Николас. -- Я так и думал.
Его рука так крепко стиснула талию Миранды, что ей волей-неволей пришлось прижаться к мужу. Так они и стояли на ночном ветру -- очаровательная картина супружеской привязанности -- красивые хозяин и хозяйка Драгонвика, встречающие гостя.
Какое-то мгновение Джефф чувствовал себя обманутым и ошарашенным, пока не увидел глаза Миранды.
-- Этого я и боялся! -- воскликнул он, бросаясь к ней и совершенно игнорируя Николаса. -- Поэтому и приехал. С вами все в порядке?
Ее губы беззвучно шевелились, а Николас, освободив ее, одним быстрым движением вновь запер за Джеффом дверь.
-- Очень рад, что вы приехали, Тернер, -- любезно сообщил он. -- Собственно говоря, совсем недавно я отправил к вам посыльного. Возможно, вы разминулись с ним в дороге?
-- Сомневаюсь, что я бы вновь явился на ваше приглашение, -- с той же спокойной любезностью ответил Джефф. Он понимал, что должен выиграть время. У него не было ясного представления о происходящем, и он не знал, много ли известно Николасу, но перепуганные глаза Миранды остерегали.
-- Я и не думал, что вы явитесь на мой зов, -- ответил Николас, чуть шевельнувшись. -- Послание, которое вы получили бы, если бы подождали немного, было бы, конечно, от Миранды.
Джефф взглянул на девушку, которая покачала головой с чуть различимым отрицании. Ее губы побелели, а глаза казались черными, словно тень холла позади них.
"Плохо дело", -- решил Джефф, -- "надеяться не на что". Он понял небрежное движение Николаса, потянувшегося к правому карману, и заметил тусклый блеск металла. Такой блеск был прекрасно знаком Джеффу еще по Мексике.
-- Почему бы нам не пойти в Красную комнату, -- сказал Николас, беря свечу, -- где мы можем сесть и спокойно побеседовать. Вы ведь всегда считали эту комнату само уютной во всем доме, не так ли, любовь моя?
Он улыбнулся Миранде, которая с обреченным вздохом молча последовала за ним.
Миранда и через некоторое время Джефф сели на два небольших стула. Николас поставил на большой стол тяжелый канделябр, который сразу же осветил тяжелую красную скатерть и стопку книг. Сам он сел на софу и, сложив руки, посмотрел на обоих с насмешливой улыбкой.
Миранда сидела словно загипнотизированная, ее широко раскрытые глаза были устремлены на мужа, но Джефф заставил себя небрежно откинуться на спинку стула и положить ногу на ногу. Взгляд Николаса он встретил с равнодушной улыбкой, но его глаза внимательно наблюдали за правым карманом Ван Рина, а мозг лихорадочно соображал, что делать. "Я глупец, что явился сюда безоружным", -- мрачно думал Джефф. Но его старый армейский пистолет давно пропал, а поспешная поездка в Драгонвик была вызвана необъяснимым импульсом, который не дал ему времени хорошенько продумать ситуацию. В этой спешке ему и в голову не приходило, что Николас может вернуться, он просто тревожился за жизнь Миранды.
-- Миранда рассказала мне, что вы полагаете, будто сделали интересное открытие, -- светским тоном произнес Ван Рин.
-- Я не полагаю, я знаю это точно, -- ответил Джефф. -- Хотя вы были необыкновенно хитры.
"Итак, мы начали беседу", -- подумал он, -- "такую легкую пикировку. Возможно, он не будет стрелять до тех пор, пока получает наслаждение от этой странной игры, но я постараюсь начать действовать первым". Джефф прикинул расстояние между ними. Быстрый бросок мог бы спасти их, но оставалась вероятность, что в этом случае пуля рикошетом заденет Миранду.
Неожиданно свеча ярко вспыхнула, и Джефф ясно увидел странное стеклянное выражение голубых глаз Николаса. "Он уже принял дозу", -- подумал Джефф, -- "совсем небольшую, но это может замедлить его реакцию".
-- Вы выдающийся человек, Ван Рин, -- произнес молодой врач. -- Полагаю, в каком-то смысле вы гений. Вы могли бы стать одним из самых могущественных людей в стране, если бы только мудро использовали свои возможности.
-- Ваше доброе отношение тронуло меня, -- иронично подняв бровь, ответил Николас. -- Неужели, любовь моя, -- Ван Рин повернулся к жене, -- наш добрый доктор считает меня любителем лести?
Ответом служило ледяное молчание. Они долго сидели, не шевелясь, словно налитые свинцом. На оклеенных розовыми обоями стенах тень Николаса казалась огромной и черной.
Миранда издала какой-то слабый вскрик, но не пошевелилась. Николас наклонился вперед.
-- Вы все молчите, моя дорогая.
Слабая улыбка исчезла с его губ.
-- Вам разве не интересно, о чем думает доктор? Полагаю, интересно.
Вдруг с каким-то кошачьим проворством Николас вскочил на ноги. Секунду спустя его примеру последовал и Джефф. Но Николас быстро повернулся и теперь блеск его пистолета стал отчетливо виден. Резким движением другой руки Николас, сорвал с волос Миранды сетку, встряхнул ее волосы, и они сияющей золотой волной свободно рассыпались по спинке стула, чуть не касаясь пола.
-- Смотрите! -- воскликнул он, поворачиваясь к Джеффу. -- Она прекрасна, не правда ли? Видели вы когда-нибудь что-то более соблазнительное? Но, возможно, для вас это уже не новость. Я удивляюсь, неужели она до сих пор не позволила вам насладиться всем этим!
Он поднял пистолет, совершенно забыв о находящейся рядом супруге, уверенный в ее привычной покорности, но на этот раз оцепенение Миранды прошло. Сжав кулак, она подлетела к Николасу и выбила пистолет из его руки. Когда в комнате раздался громкий выстрел, Джефф прыгнул вперед.
Молодая женщина дрожала, прижавшись к стене. В тусклом свете, когда одна борющаяся фигура возвышалась над другой, она не могла разобрать, кто же из них Джефф. Ей оставалось только молиться. Джефф был не из слабых, но ему мешала раненая рука, а Николас, особенно в моменты опасности, обладал почти сверхъестественной силой.
И вот наступил момент, когда Джефф, наполовину закатившийся под софу, почувствовал на своей шее сильные тонкие пальцы, и ему оставалось только подумать: "Вот и все, мой друг. Господи, защити Миранду".
И некоторое время, когда смертельная хватка на его горле неожиданно ослабла, он не мог в это поверить. Кровь вновь прилила к его лицу.
Он открыл глаза, с трудом вглядываясь в темное лицо над собой. В глазах Николаса он прочел невероятное -- ошеломляющий страх.
Николас подался назад, потеряв контроль над собой, его глаза расширились и сверкали, словно он к чему-то прислушивался.
Джефф вскочил.
-- Принеси мне шнур от звонка, -- крикнул он.
Николас пришел в себя, но силы уже оставили его, и Джефф выкручивал ему руки, пока Миранда не оторвала от карниза красивый длинный шнур для звонка и не подбежала с ним к Джеффу. Тот крепко связал Николаса, его ловкие пальцы хирурга управлялись с жестким шнуром так, словно это была простая бечевка. Человек на полу прекратил борьбу и устало закрыл глаза.
-- Скорее, Миранда! -- крикнул Джефф. -- Наденьте свою накидку!
Джефф вытащил ключ из кармана распластавшейся на полу фигуры, и они с Мирандой вышли из высоких парадных дверей Драгонвика -- в последний раз.
-- Садитесь позади меня! -- крикнул Джефф, поднимая молодую женщину. Несмотря на двойную ношу, лошадь Джеффа резко затрусила на север по дороге вдоль реки. Рассветало. Лилово-розовый свет стер звезды на востоке.
-- Что мы будем делать, Джефф? -- тихо спросила Миранда.
Нахмурившись, он размышлял несколько минут, а затем ответил:
-- Я посажу вас на утренний пароход на Шодакской пристани. Мы уже подъезжаем к ней, потом вы отправитесь в Нью-Йорк, как мы и планировали, и пойдете к доктору Френсису. А я поспешу в Олбани, к губернатору. Когда он услышит о документе и о событиях сегодняшней ночи, я уверен, к завтрашнему вечеру или, в крайнем случае, на следующий день он примет меры.
-- Николас может бежать, -- слабо возразила она.
--Знаю. Но он не сможет избавиться от своих пут, если кто-нибудь ему не поможет. А этого долго не случится, так как все слуги заперты. Но в любом случае, я собираюсь отправить одного ловкого парня, которого знаю в Шодаве, присматривать за Драгонвиком. Если Николас освободится, мальчишка проследит за ним. Далеко он не уйдет. Но я уверен, что Николас не бросит Драгонвик. Скорее всего, он запрется в доме и будет всех игнорировать. Это на него больше похоже. Он так уверен в своем всемогуществе.
-- Не думаю, -- ответила она. -- Не теперь.
-- Он очень силен. Чуть не прикончил меня, -- мрачно сказал Джефф и потрогал горло. -- Не знаю, прости Господи, что вдруг на него нашло, когда он отпустил меня. Должно быть, это все опиум.
-- Нет, -- ответила она. -- Дело не в этом. Это Азильда. Он вновь услышал ее смех. Я не знаю, слышал ли он именно ее, или то было эхо темной стороны его души. Но он испугался. Испугался, как никогда и ничего не боялся, символа родового несчастья. О, Джефф, -- ее голос оборвался от наплыва чувств. Она тесно прижалась к молодому человеку, устало опустив голову ему на плечо. -- Это Небеса спасли нас.
Он повернулся в седле и нежно поцеловал Миранду. Ей кое-как удалось заплести волосы и сложить их в пучок. Ее лицо выглядело очень бледным.
-- Постарайтесь не волноваться, дорогая, -- с уверенностью сказал он.
Лошадь резво бежала вперед. На ближайшем птичьем дворе прокричал петух, жалобно замычала корова перед утренней дойкой. Утреннее солнце залило прелестную деревушку Шодак светом, и для Джеффа жизнь вновь вошла в привычную колею. Мрачная атмосфера Драгонвика и даже борьба с Николасом Ван Рином в Красной комнате казались ему теперь совершенно фантастичными и не имевшими отношения к действительности.
Когда они вышли на пристань и встали среди нескольких других пассажиров, наблюдая, как к ним приближается первый утренний пароход, Джефф уже достаточно успокоился и потому заметил, что это был новый красивый пароход в праздничной отделке. Все его многоцветные вымпелы развевались на ветру, а позолоченный орел, укрепленный на мачте, ярко сиял в солнечных лучах. То был пароход "Мэри Клинтон".
Когда спустили сходни, Миранда неожиданно уцепилась за руку Джеффа.
-- Джефф, позвольте мне поехать вместе с вами в Олбани. Я боюсь.
Ее карие глаза умоляюще смотрели на молодого врача. Он покачал головой.
-- Мы не можем рисковать вашей репутацией. Что подумают люди, если мы поедем вместе? Теперь нечего бояться, взгляните на всех этих людей на палубе, они радуются и смеются. Сядьте среди них на солнышке. Постарайтесь отдохнуть.
Он улыбнулся ей и ободряюще пожал руку.
-- Через несколько дней я буду с вами.
Она кивнула словно послушный ребенок, и медленно поднялась по сходням на палубу. Пароход сразу же отчалил и поспешил вниз по руке.
Она сделала так, как советовал Джефф -- села в кресло в углу палубы. "Когда мы будем проходить мимо Драгонвика, я не стану смотреть", -- решила она. Но когда пароход загудел, и "Мэри Клинтон" бодро прошла мимо Хоутейлингз-Айленда, Миранда обнаружила, что не может справиться с собой. Она подошла к поручням и стояла до тех пор, пока силуэт дома медленно не приблизился им навстречу. Она ощутила, как скорость парохода резко упала, и он направился к пристани, потому что алый флаг, подающий сигнал к остановке, радостно бился на ветру. Затем она заметила высокую фигуру. Это был Николас Ван Рин.
Пароход остановился у причала, по-прежнему содрогаясь от нетерпения, и Миранда взглянула прямо в глаза своему мужу.
Что толку было бежать и прятаться среди других пассажиров, запираться в каюте и взывать о помощи? Мысль, что над всеми довлеет судьба и беспощадный рок, принесла ей неожиданное успокоение. Колесо судьбы еще не совершило полного оборота, связывающие их узы еще слишком крепки. Должно произойти чудо. Она глубоко верила в него, и потому не могла бежать.
Миранда стояла совершенно спокойно, когда Николас поднялся на палубу, а затем подошел к ней.
К ним подбежал молодой капитан Холл.
-- Сегодня для вас будут устроены великолепные гонки, сэр! -- воскликнул он. -- За нами идет "Ютика". В Олбани ее поклонники с самого рассвета кричат, что это самый быстрый пароход. Но мы вырвались вперед и обязательно побьем их у Нью-Йорка!
Пока он говорил, тонкий серый корпус "Ютики" обогнул остров, и пароход дерзко загудел.
-- Мы должны нагнать время, которое потеряли, чтобы взять вас на борт, сэр. Если бы вы не были владельцем, я никогда бы не остановился.
Молодой человек бегом вернулся на мостик, так и не заметив в своем стремлении доказать, что его новый пароход самый быстрый на реке и, следовательно, самый лучший, что мистер Ван Рин, который еще вчера был полон энтузиазма, сегодня даже не прореагировал на его слова.
Николас стоял на палубе рядом с Мирандой. Его темно-синий костюм, тот самый, в котором он был вчера, сильно помялся, а один его рукав был порван. На запястьях были видны глубокие следы от шнура, которым его связал Джефф. Солнце ярко освещало его голову, и Миранда впервые увидела в черных волосах мужа седые пряди. Его глаза запали, рот стал вялым. "Да он же старый", -- с изумлением решила молодая женщина.
-- Миранда, -- глухо позвал он. Он уже был не способен чему-то удивляться. -- Я должен был... уехать... из Драгонвика. -- Его голос звучал невнятно, но не от наркотика, а по гораздо более серьезной причине -- от ощущения окончательного поражения. Часы, которые он провел беспомощным, связанным, побежденным в собственном доме, да еще человеком, которого он ненавидел, человеком, который направлялся к губернатору, неся с собой разоблачение и невероятное унижение, были самыми страшными в его жизни -- все это наверняка порадовало бы Азильду. Лишь благодаря работавшему на лужайке садовнику, который наконец-то услышал отчаянные призывы хозяина, Николасу удалось освободиться.
-- Ваш пистолет с вами? -- спросила Миранда. -- Вы собираетесь стрелять в меня здесь? -- добавила она с презрением.
Он медленно отвернулся от нее. Его взгляд уставился на доски палубы.
-- Я бы никогда не стал стрелять в вас...
Она плотнее завернулась в накидку и пошла прочь.
-- Вы по-прежнему моя жена, Миранда, -- сказал он странно приглушенным голосом. -- Когда мы доберемся до Нью-Йорка, мы можем сесть на пароход и отправиться в Европу, вместе мы может найти...
-- Николас, -- медленно произнесла она ледяным голосом. -- Я больше не боюсь вас, и после того, как мы доберемся до Нью-Йорка, я никогда вас не увижу. К вам же я испытываю лишь отвращение... и жалость. Да, жалость, -- неумолимо добавила она.
Он быстро сделал жест, призывающий ее к молчанию. Затем резко повернулся и уставился в сторону Драгонвика, чей силуэт еще виднелся на фоне голубого неба.
Миранда тоже смотрела, но не на Драгонвик, а на Николаса, на его сгорбившийся у поручней из красного дерева силуэт. "И этого человека я любила, его ребенка я вынашивала", -- размышляла она, и поняла, что все чувства к мужу навеки умерли в ее душе.
Она чувствовала, что вся онемела. Казалось, ее тело лишилось костей. Она упала в кресло и закрыла глаза.
Через некоторое время рядом сел Николас. Она ощутила его присутствие и отодвинулась, слегка передвинув кресло, чтобы сидеть к нему спиной.
А вокруг них нарастало возбуждение. Люди бегали туда-сюда по палубе, махали руками и что-то кричали на другое судно -- на "Ютику", которое было всего лишь в одной восьмой мили позади них. Время от времени пассажиры с любопытством смотрели на этих двоих, сидевших в стороне от всех и среди всеобщего шума хранивших сумрачное молчание.
Теперь все уже знали, кто они такие, и в некотором роде они вызвали к себе не меньший интерес, чем гонки. Женщины были разочарованы платьем Миранды, которое оказалось на удивление простым и невзрачным, и все дружно согласились, что не такая уж это и красивая пара, как это все утверждали. Более того, их полнейшее равнодушие к попутчикам было единодушно осуждено, как свидетельство отвратительного снобизма.
Но когда "Мэри Клинтон" повернула к причалу Гудзона, Ван Рины были забыты, потому что "Ютика" вместо того, чтобы направиться к причалу, позволила себе пойти на самый подлый трюк, триумфально проскользнув в дальний западный пролив.
Негодование на пирсе среди купивших билеты на "Ютику" было ничем в сравнении с яростью капитана Холла. Еще до того, как были подняты сходни, он отдал приказ отчаливать, и его пароход вновь заскользил по реке вдогонку за "Ютикой".
-- Гореть мне в аду, если я не отплачу им! -- ругался он, а мысль, что на борту находится сам Николас Ван Рин, удесятеряла его пыл. В умышленном пропуске остановки у Гудзона капитан "Ютики" сотворил самую мерзкую шутку, которую только можно было позволить себе на гонках.
Теперь борьба двух пароходов вышла за рамки обычного спорта. Молодой капитан Холл перегнулся через колесо, его глаза не отрывались от серой кормы "Ютики", кроме тех моментов, когда он опускал голову, чтобы прокричать через переговорную трубу очередной приказ в машинное отделение.
За лоцманской будкой балансир стремительно опускался, словно взбесившиеся качели. Зеленая вода бурлила под гребным колесом. Ниже по течению серая корма "Ютики" стала видна отчетливее.
-- Котлы нагреваются! -- закричал лоцман. -- Я чувствую запах. Вы не сможете продолжать в том же духе.
-- Долго и не надо, -- резко ответил Холл. -- "Мэри" скоро отстанет. Я знаю парочку приемов.
Он поколебался, а затем упрямо выпятил подбородок. И потянулся к переговорной трубе.
Внизу в машинном отделении машинист получил распоряжение.
-- Капитан потерял рассудок, ребята, -- мрачно сказал он кочегарам. -- Мы должны поднять давление.
Он пожал плечами.
-- Кидайте смолу.
Кочегарка заполнилась едким дымом. Машинист, выполнив и остальные распоряжения, закрыл клапаны.
Постепенно "Мэри Клинтон" стала продвигаться вперед, и возбуждение от гонок охватило большинство пассажиров, которые столпились на носу, что-то выкрикивая. Но все женщины и даже некоторые из мужчин встревожились. Палуба так дрожала, что маленькие диванчики и табуретки начали двигаться, и весь пароход сотрясался от ритмичных ударов.
Миссис Эдвардс из Вермонта, которая со своим трехлетним сыном Томми впервые отправилась в Нью-Йорк, была ужасно напугана.
-- Ну, почему, почему они так стараются догнать этот пароход? -- истерично воскликнула она, крепко прижимая к себе Томми. -- Это же дурно... дурно!
Вокруг нее раздавались слова поддержки, и некто мистер Дэвис робко вышел вперед. Он сообщил, что беседовал с клерком, который только высмеял его и уверил, что никакой опасности не существует. Другие пассажиры согласились с этим утверждением и успокоили миссис Эдвардс. Когда реванш капитана Холла стал очевиден -- "Мэри Клинтон" сначала сравнялась со своим соперником, а затем яростно продвинулась дальше -- она бросилась к поручням вместе со всеми остальными.
Высоко на мостике капитан Холл смотрел вниз на ошеломленные лица, выстроившиеся почти в один ряд на палубах обоих пароходов. Его сжатые руки изо всех сил вцепились в рулевое колесо. "Мэри Клинтон", круто повернув направо, врезалась в нос своего соперника, снеся часть его деревянных украшений.
Толчок от этого столкновения выбросил Миранду из кресла. Николас немедленно оказался рядом и помог ей подняться. Она сжалась от его прикосновения и холодно произнесла:
-- Со мной все в порядке, но я не понимаю, что случилось.
-- Мы побили "Ютику"! -- воскликнул Николас, и она с изумлением увидела, что от его апатии не осталось и следа. -- И мы выкинем их на берег, -- торжествующе добавил он, -- если они не остановят машины и не сбросят пар.
Это уже поняли и на "Ютике". Триумф капитана Холла был полным. Он ухмыльнулся в сторону своего поверженного противника и выкрикнул новый приказ. Пассажиры разбрелись по своим местам, и с оглушительным гудком победивший пароход вновь вышел к центру реки.
Николас подошел к поручням кормы и поглядел на "Ютику", которая неуклюже маневрировала, пытаясь вернуться на главный фарватер.
Миранда вновь села в кресло. "Неужели это кошмарное путешествие никогда не закончится?" -- в оцепенении подумала она и закрыла глаза.
Капитан Холл отдал новые приказания в машинное отделение. Со вздохом облегчения машинист открыл клапан, но приказа сбросить давление не последовало. Холл намеревался не просто побить "Ютику", он желал побить ее вчистую, если удастся, и потому дрожь и сотрясения палубы продолжались, а дым стал буквально забивать легкие. На палубу сыпались пепел и искры, а удушающая жара в салонах была почти непереносима.
В час дня к Николасу подошла делегация из пяти мужчин. От имени всех говорил мистер Дэвис.
-- Мистер Ван Рин, мы только что узнали, что вы один из владельцев этого парохода, и мы просим вас приказать капитану сбросить давление. Он ничего не желает слушать.
-- Если вы боитесь, джентльмены, -- с улыбкой ответил Николас, -- вы имеете полное право сойти с парохода в Поукипси.
И он вежливо поклонился.
Мужчины удалились, чувствуя себя пристыженными. Но несколько пассажиров действительно сошли на следующей остановке. Миссис Эдвардс все-таки осталась на борту и вид Миранды, спокойно сидящей в своем кресле на палубе, несколько успокоил ее.
Когда они проходили Поллопел-Айленд, далеко позади неожиданно вновь появилась "Ютика". Николас издал негромкое восклицание и ухватился за гакаборт. С мостика капитан Холл тоже заметил неясные очертания преследующего их парохода. "Мэри Клинтон", дрогнув, поплыла быстрее, направляясь к Таппан-Зи.
Миссис Эдвардс, которая наклонилась, чтобы застегнуть ботиночек своего ребенка, обнаружила, что вибрация усилилась до того, что она не может удержать ножку мальчика, а когда ее рука коснулась палубы, жар обжег ей пальцы. Она поднялась, обхватив Томми, который уже начал хныкать, и побежала к сидящей в укромном уголке Миранде.
-- О, мэм, -- закричала она, -- вы уверены, что это не опасно? Говорят, ваш муж высмеял предположение, что существует хоть малейшая опасность, и я осталась на борту. Но я очень нервничаю. Везде так жарко.
Миранда подняла голову. Она взглянула на испуганное лицо женщины, затем на маленького мальчика. У него были темные кудри и крепко сбитое тельце.
"Мой был бы сейчас таким же", -- печально подумала она.
-- Ответьте, мэм! -- закричала миссис Эдвардс. Ее ужас возрос, когда она увидела выражение полной апатии на лице Миранды. -- Это опасно?
Она вцепилась в накидку Миранды, а ребенок, подражая матери, вытянул ручку.
Миранда уставилась на крохотную ручку на своем колене.
-- Я не знаю! -- ответила она.
-- Посмотрите! -- закричала миссис Эдвардс, указывая на кают-компанию, через открытую дверь которой повалили густые клубы дыма, а из-под решетки неожиданно вырвалось пламя.
На мостике капитан Холл молча глядел сквозь окно, как из люка вырываются языки пламени.