***
                                          В.Г.


        Бальтазар, обернитесь. Меня не засыпало снегом,
        наши бури и ссоры ушли, стали годом вчерашним,
        золотые лучи нежно гладят вечернее небо,
        расправляют затёкшие крылья скульптуры на башне,
        снисходительно глядя на всё и роняя степенно
        золотые слова, - но нам, смертным, услышать их негде.

        Я уже поднимаюсь по скользким неверным ступеням.
        Дрогнет стрелка часов, каждый раз это - брошенный вызов.
        Я мучительно долго боялась проснуться под выстрел.
        Я устала решать, я не смею отбрасывать тени.
        Вам случилось однажды невольно вернуть меня к жизни,
        а потом я боялась отчаянно, слепо влюбиться.
        Я умела смеяться над собственным сердцем разбитым.

        Но когда улетели мохнатые белые птицы,
        я совсем различать перестала пространство и время,
        перестала угадывать суть и границы событий -
        так сбылись предсказания, данные людям бесстрашным.
        Я искала лекарство, печально известное древним,
        и молчание стало вдруг музыке сфер равносильно,
        и уже было видно: я стала отчётливо старше.

        Вы простили меня за увядшие розы на синем,
        за высокие ноты, которые взяты неверно,
        за большие надежды. За всё, что похоже на ревность.
        Вашим цветом любимым остался по-прежнему серый?
        Мне в нём чудились пепел, подавленность, чувство потери.
        Всё равно, Бальтазар, вы не стали бы слушать советов.
        Мне пришлось изменить отношение к серому цвету,
        к тонким кольцам, латыни, гравюрам далёкого века.

        Но мне пора, начинается служба, долги все заплачены.
        За полночь своды и стены из каменных станут прозрачными,
        я должна просто войти в заколдованный сумрачный зал.
        Знайте, что, если второе число в календаре обозначено,
        то для меня это может быть только январь, 
                                                 Бальтазар.