Белов Валерий Сергеевич : другие произведения.

Лучше всех или завоевание Палестины (Библия в стихах)

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

   "Смысл человеческой жизни -- быть сознанием Вселенной
   и совестью человечества...
   выкорчевывать всякую скверну
   и совершенствовать жизнь".
  
   С.Л. Рубинштейн.
  
   Опыт современного прочтения Священного писания представляет собой пересказ библейских сказаний, выполненный в стихотворной форме.
   Сюжетно-ситуационные аналогии с библейскими персонажами определены особенностями современной российской действительности.
   Основная идея задуманного - сохранение поэтических достоинств Библии, как литературного памятника в современном её изложении, и сравнение этических канонов её создателей с морально-нравственными ценностями современного человека.
   Книга рассчитана на читателя, интересующегося как историей возникновения и развития религиозных догматов, так и небезразличного к явлениям светского характера современного общества.
  
   Один творит, горит, дерзает,
   Рискует жизнью, наконец,
   Конечный результат не знает,
   Но интересен сам процесс.
  
   Другой, хлебнув у жизни лиха,
   Покой в надежде обрести
   У триптиха склонился тихо
   И молит Господа спасти.
  
   Бог дал, Бог взял - всё воля Божья,
   Ослушнику не сдобровать.
   Без Господа жизнь невозможна,
   Но так легко её прервать.
  
   До эвтаназии прогнутый
   Свихнулся человечий род -
   Пузырь, тщеславием надутый
   Соломинкою через рот.
  
   Ракеты в небо полетели,
   Стал человек пространству друг,
   Но нет без Бога в мире цели,
   А у галактики нет рук
  
   Прижать к груди дитя прогресса.
   Молю я Бога неспроста:
   Дозволь до нового замеса
   Ребёнку человеком стать.
  
   Не все наказы мне под силу,
   Но крепко помню об одном:
   Куда б меня ни заносило -
   Мой Бог во мне и я при Нём.
  
   Я Бога славлю нарочито.
   Я б памятник ему воздвиг,
   Ведь сам Господь мне вставил чипы
   В мои дырявые мозги.
  
   Я мыслю, значит существую...
   А глуп как пробка? - Значит труп?
   Поверх голов взглянув, иную
   Я вижу к Господу тропу.
  
   Возможно, не в своём уме я,
   Раз возразить Декарту смог -
   Как сделать этот мир умнее
   Домыслит за меня мой Бог,
  
   От умиленья не размажет
   Слезы, сказав - каков пострел,
   Но на одном с Ним экипаже
   Даст заглянуть в Его прицел.
  
   Увижу там, за что сражался:
   Дитя прогресса в полный рост,
   Пространство, чтоб малыш держался,
   И время, чтоб ребёнок рос.
  
   Со мной поспорит кто едва ли.
   Декарт мне кое в чём помог -
   Мы б имени себе не знали,
   Когда б не Всемогущий Бог.
  
   Себя вне разума, вне жизни
   Не мыслю, зная наперёд:
   Мир может сгинуть в катаклизме,
   Но цель Творенья не умрёт.
  

Содержание

   Стр.
  
   К читателю 5
   Аннотация 7
   Молитвы и вроде того 10
   Ветхий Завет 12
   Книги Моисея
   Бытие 12
   Исход 184
   Левит 274
   Числа 282
   Второзаконие 334
   Книга Иисуса Навина 377
   Книга Судей 395
   Книга Руфи 442
   Вместо эпилога 452
  
   К читателю
  
   Вашему вниманию предлагается пересказ библейских сказаний, выполненный в стихотворной форме, добавленный элементами современной действительности.
   Основная идея задуманного - сохранение поэтических достоинств Библии, как литературного памятника в современном её изложении, и сравнение этических канонов её создателей с морально-нравственными ценностями современного российского общества.
   Подход автора к прочтению Библии с атеистических позиций не должен вводить читателя в заблуждение. Изложение материала в стилизованно-упрощённой форме не исключает глубокого уважения автора ко всем формам проявления религиозности представителями любого этноса. Отношение автора к религии достаточно полно можно выразить словами Вольтера, очищенными от иронии и насмешки: "Если бы Бога не было, то его следовало бы выдумать". В этом выражении безусловное наличие Бога в первой части высказывания дополняется его необходимостью во второй.
   Ироническое отношение ко всему, что представлено в Библии, необходимо, на взгляд автора, для конкретизации и согласования позиций по ряду этических разногласий, существующих между разными народами и культурами. Этический анализ содержания Ветхого завета, на взгляд автора, более способствует сближению различных конфессий, чем их разобщению.
   Следует признать, что в массовом сознании и мироощущении современного человека глубоко укоренились общественно-религиозные взгляды неодарвинистского толка, основанные на внутривидовой борьбе за выживание, которая перенесена с племенного на геополитический уровень. Наличие сил, заинтересованных в сохранении подобного положения дел и строящих собственное благополучие на отрицании и унижении других культур, заставляет обращаться к подобной тематике в защиту интересов и культурно-этических ценностей собственного народа.
   Общая цель работы - в стилизованно-поэтической форме показать, что Галахическая ксенофобия правоверного иудаизма, построенная на монотеистической богоизбранности еврейского народа, является историческим атавизмом.
   Исторический анализ написания Ветхого завета утвердил автора во мнении, что идеология узкой жреческой касты левитов с их претензией на исключительную богоизбранность и вседозволенность не отражает интересы всего еврейского этноса. Описанный в Ветхом завете раскол единого еврейского государства на два царства - Израиля и Иудеи имеет под собой исторически доказательную основу, что лишний раз подтверждает недопустимость узурпации иудейскими мудрецами права говорить от лица всего еврейского народа, всех колен Израиля.
   Во многих исследованиях, изучающих сионизм, в качестве основной его особенности отмечается претензия на главенствующую роль в современном мироустройстве. Успехи, достигнутые им в этом направлении очевидны. Незрелым умам это даёт повод для разжигания бытового антисемитизма, чему в немалой степени способствует Галахическая ксенофобия правоверного иудаизма.
   Настоящий интерес представляет то, каким образом идеология сионизма смогла добиться таких успехов в современном мироустройстве, интегрирую в свои ряды сильных мира сего. Автор находит объяснение этому феномену в том, что узкоплеменная основа подобного явления играет в нём второстепенную роль. На первый план выходит психологический фактор групповой исключительности и значимости, который можно определить выражением "Лучше всех".
   Иерархическое устройство любого общества делает необходимым наличие политической элиты, которая способствует стабильности общественных отношений и их управляемости одновременно. Следуя этим потребностям, политическая программа иудаизма при сохранении национально-религиозной формы в своей практической реализации приняла геополитическое содержание и сделала тщеславие богоизбранности (элитарности) инструментом воздействия на общественное сознание.
   Религиозно-историческое объединение Ветхого и Нового заветов в рамках единой канонизации легло в основу христианской религии. Будучи искренним приверженцем Иисуса Христа, позволю высказать своё суждение о том, что Ветхий завет явился необходимой частью становления христианства, как религии в современном её понимании. Труды сионских мудрецов, изложенные в форме монотеистического иудаизма, исторически способствовали переходу религиозного самосознания первобытных племён на качественно новую ступень. Это позволило уже говорить о человечестве как о цивилизации, в основе которой заложены морально-нравственные ценности.
   На этапе религиозно-исторического развития, когда убийство было нормой, а человеческие жертвоприношения - формой духовного богослужения, появление учения, объединяющего народ на основе любви и подчинения единому Богу, было несомненным завоеванием человечества. В дальнейшем уход от богоизбранности одного народа осуществит учение Христа. Оно представит гордыню человека как основу его греховной сущности. Что же касается психологического аспекта элитарности, то этическое осуждение понятия "Лучше всех", по мнению автора, ещё найдёт своё место в авторитетных источниках.
   Несколько слов о религиозной сути. Как таковой в представленной книге её нет. Автор разделяет мнение, что религию невозможно постичь разумом. Метафизическая сущность и универсализм Первосоздателя находятся вне пределов индивидуального сознания. Представление о религии формируется в рамках системы ценностей, определяющей становление личности и дальнейшее её развитие. Эта система ценностей носит социально-психологический характер, способствует социализации индивидов и отражает состояние общества, в котором личность формируется. Вряд ли кто бы то ни было станет отрицать, что само понятие Бога имеет для разных людей и конфессий различное содержание. Святое Писание не отрицает наличие других богов, но главенствующую роль в нём играет Единый и Сущий, называемым различными именами, основным и наиболее употребительным из которых является Иегова. В то же время, по мнению автора, который придерживается естественно-исторического объяснения происхождения Библии, авторство её создателей (условно называемых мудреца, жрецами и пр.) предопределило выдвижение их племенного Бога на роль универсального Вседержителя. Подобный подход автор не разделяет и, более того, рассматривает это как узурпацию права говорить за всё человечество устами представителей одной его части. Таким образом, разное восприятие Бога со всей атрибутикой его возможностей выходит за рамки одного определения и само слово Бог носит неоднозначный характер. Подобное обстоятельство следует учитывать при чтении текста и во избежание смысловой путаницы в необходимых случаях разграничивать собственное понимание Бога от того, как трактует его автор, со слов создателей Святого Писания.
   Творческое начало и стремление к самопознанию дарованы человеку самим Всевышним. Именно они формируют в нас понятие об Абсолюте, позволяют расширить границы дозволенного и уйти от догматизма. Буквальное прочтение одного из первоисточников нашей христианской веры, не препятствует постижению Высшей ее сути и уж никак не может подорвать основы духовного её содержания. Ирония, допускаемая автором, относится не к самим библейским персонажам, а имеет отношение лишь к чертам нашего собственного характера, особенностям нашего поведения и к его оценке. По мнению автора, авторитет Библии настолько велик, что позволит основным её действующим лицам принять на себя часть нашего несовершенства, а вот станем ли мы от этого ближе к Создателю, зависит от нас самих.
   Хотелось бы думать, что представленный "опыт современного прочтения" соответствует настроению тех людей, которые полагают, что Библия принадлежит всему человечеству, а не только той его части, которая воспринимает её как предмет сакрального поклонения. Как бы то ни было, но, прекратив относиться к Священному Писанию как к "священной корове", абсолютно недопустимо стегать его плетью. Поэтому ещё раз хочу подчеркнуть следующее. Вся ирония и насмешка автора относится не к библейским авторитетам, а к несовершенству нашего мироустройства и к порокам человечества, которые являются тому причиной.
   В завершение подведу итог сказанному от первого лица. Как большинство людей, я хочу, чтобы наш мир стал лучше и чище. В отличие от некоторых, я хочу, чтобы условия проживания в нём стали ещё и понятнее. Те, кто считает это излишним, а подобный подход им представляется вредным и даже греховным, пусть сожгут мою книгу не открывая, а за её автора поставят свечку во спасение его души, заблудшей, но ищущей свой путь к Богу.
  
   Аннотация
  
   Когда ты впервые глазёнки открыл
   И мир, перевернутый весь,
   Обилием красот тебя ослепил -
   Ты принял его, как он есть.
  
   Спешил за окном вверх тормашками люд
   Назло притяженью земли,
   И куча нелепиц и просто причуд
   Тебя удивить не могли.
  
   Когда ж возникал от смещенья испуг,
   Крутилась головка твоя,
   И всё возвращалось, что сдвинулось вдруг,
   Обратно на круги своя.
  
   Нормальным едва ль удалось сохранить,
   Что свойственно лишь чудакам.
   Связала причины и следствия нить
   Людей по рукам и ногам.
  
   Где всё объяснимо - загадок там нет,
   Как нет ни чудес, ни надежд.
   Что непредсказуемо - попросту бред
   Гадалок, старух и невежд.
  
   И если нельзя миг прозренья вернуть,
   На мир-перевёртыш порой
   Так хочется нам точно в детстве взглянуть,
   Подвесившись вниз головой,
  
   Вернуться оттуда, где нас ещё нет,
   Открыть для себя в полчаса,
   Какие, приятель, на старости лет
   Пригрезятся нам чудеса.
  
   С ещё не умершей и вечно живой
   Душою помирится плоть.
   И нам, с поднебесья кивнув головой,
   Подарит улыбку Господь.
  
   ***
  
   На мудрость пожелтевшей книжки,
   Самим чуть сделаться умней,
   Попробуем взглянуть, братишка,
   Сквозь окуляры наших дней.
  
   В лодчонке дум родитель редкий
   До середины доплывёт
   И, плюнув на роман, отметки
   У сына проверять пойдёт.
  
   Слюны верблюд не пожалеет,
   Умыться хватит за глаза...
   Мне ж безразличия милее
   Не Божия его роса.
  
   Творенья Вашего, Создатель,
   Я честно излагал азы...
   Да извинит меня читатель
   За тарабарский мой язык.
  
   Хочу оговориться сразу -
   Не толкование сие,
   Дабы не привнести заразу
   В святую книгу Бытие.
  
   От мира грязными руками
   Встряхну лишь наше житиё.
   Мечтаю сам - пред образами
   Одеться в чистое бельё.
  
   ***
   Чем дольше был я у стола,
   Тем глубже погружался в бездну.
   И если краткость есть талант,
   То перед вами полный бездарь.
  
   За вольности, надеюсь я,
   Меня не будете метелить,
   Ведь блуд и нравственность, друзья,
   Давно живут в одной постели.
  
   Всем с кислой миной на лице
   Не выкажу я осужденья,
   Ведь юмор здесь не самоцель,
   А средство самовыраженья.
  
   По миру падшему скорбя,
   Меня прочтут простые люди
   И более чем сам себя
   Меня, надеюсь, не осудят.
  
   ***
  
   Немного о себе: Не замечать
   Моих достоинств было бы нелепо,
   Но к ценностям культуры подпускать
   Меня нельзя на выстрел пистолета.
  
   Любуюсь на маэстро полотно,
   Экскурсовода следую указке,
   А сам тайком, где тёмное пятно,
   Сдираю слой ветхозаветной краски.
  
   Спать ухожу с ухмылкой палача,
   С надеждою живу, но очень зыбкой:
   От страхов не терзаться по ночам
   И просыпаться с детскою улыбкой,
  
   Любимую перекрестить во сне
   И защитить от трудностей и сглазу.
   Но милой почему-то рядом нет
   И класть персты мне не пришлось ни разу.
  
   Под сквозняком, что тянет из дверей,
   О прозе жизни я пишу стихами
   И фибры тонкие души моей
   Вибрируют под грубыми мехами.
  
   От значимости собственной тащусь
   И по гармонии вселенской плачу,
   Самонадеянно стремлюсь и даже тщусь
   Несовершенный мир переиначить.
  
   Где путь Господень неисповедим,
   Я следую не конный и не пеший,
   Въезжаю в свой я Иерусалим
   И утешаюсь мыслию глупейшей:
  
   Я стал бы замечательный поэт,
   Когда бы не еврейское начало.
   И в философии мне равных нет
   (Когда бы на исходе лучших лет
   Исконно русское во мне б не промычало).
  
   Немного о себе: Назвался груздь,
   Хоть я грибник по жизни никудышный.
   Взвалил я на себя чрезмерный груз,
   Гнус донимает и велик картуз...
   Да пощадит меня заблудшего Всевышний.
  
   ***
  
   Участь гения ужасна -
   Быть оболганным напрасно,
   Сердце не ожесточать,
   Тихо в тряпочку молчать,
  
   А кричать лишь на бумаге...
   Посочувствуем бедняге.
   Одиночеством томим
   Он не может стать другим.
  
   Где-то в облаках витает,
   Но надежду не питает,
   Что в преклонные года
   Окунётся в благодать.
  
   Если в каждую минуту
   Нас мутит и баламутит
   Гениальности мутант,
   На хрена такой талант?
  
   Про себя лишь вскользь замечу,
   Хоть здоровьем не отмечен,
   Но среди иных калек -
   Я счастливый человек.
  
   Не обременённый браком,
   На безрыбье ставший раком,
   По наивности своей
   Полагаюсь на друзей.
  
   Гениальность мне не светит,
   Всё, что мучает, поверьте -
   Лишь в спине тупая боль,
   Да любовь, само собой.
  
   От избытка сил и воли
   На луну от счастья воя,
   Вспоминаю про талант...
   Нет, я всё-таки мутант.
  
   ***
  
   Хороший человек - плохой поэт.
   Звезду с небес достать не обещает,
   Всё принимает, ведает, прощает
   И с осуждением не смотрит вслед.
  
   Поэт хороший - человек плохой.
   Высокомерен, вспыльчив и заносчив.
   И сразу не поймёшь - чего он хочет,
   К звезде подвесившись вниз головой.
  
   Так просто извергать с небес хулу
   На прочих, злых и добрых, бесталанных,
   Нанюхавшись цветов благоуханных,
   Нектара нализавшись на лугу.
  
   Не веки набухают - облака...
   Но глядя в небеса сомненья мучат -
   Чему хорошему поэт научит,
   На падший мир взирая свысока?
  
   Куда сложнее поумерить спесь,
   Бессребреником слыть и доброхотом,
   Бежать страстей, не спорить до икоты
   И человечество любить таким, как есть.
  
   В чём жизни смысл? Нести смиренно крест,
   Добра и зла баланс увековечить,
   Иль попытаться мир очеловечить
   Сгорев звездой, скатившейся с небес?
  
   Безумцами протоптан Млечный путь.
   Очередного вяжут психопата.
   К Всевышнему уйдёт он по этапу
   За нас несостоявшихся всплакнуть.
  
   ***
  
   Я не Христос, но почему
   Я получаю полной мерой
   От вас, собратья по уму,
   Носители добра и веры?
  
   Себя вам в жертву принести
   Не захочу и не сумею,
   Пророки нынче не в чести
   И чересчур в своём уме я.
  
   Зачат от встречи двух сердец,
   Но дух святой им не был сводней.
   Когда на небе наш Отец -
   Моё крёстный точно в преисподней.
  
   И вышел я ему под стать,
   Такой судьба сыграла фортель,
   Меня вынашивала мать
   С порочной думой об аборте,
  
   Но доносила, родила.
   И вырос я утёнком гадким
   С рожденья добрые дела
   Привыкший делать лишь с оглядкой.
  
   Лишь поучал, а не учил,
   Любимым назначая встречи
   Беспечным словом не лечил,
   А, если вдуматься, калечил.
  
   Из ста путей и ста дорог
   Не выбирал стези похлеще,
   Но в драках шкуры не берёг,
   Когда ответить было нечем.
  
   Исподтишка не бил под дых,
   Сознательно не шёл на подлость,
   Но рупором чужой беды
   Души моей молчала полость.
  
   И вот в зияющий тот зев,
   Как овцы рвутся в непогоду
   Толпою в растворённый хлев,
   В прореху ринулись невзгоды.
  
   За все несчастия других
   В пронзительном до рези свете,
   Где каждый штрих, что боли крик -
   Себя увидел я в ответе.
  
   Я не Христос. Мне при луне
   Дары волхвы не подносили,
   Осанна не кричали мне,
   И бабы вслед не голосили.
  
   У тихих ангелов в дому
   Передо мной закрыты двери -
   За что ж, собратья по уму,
   Мне воздаёте в полной мере?
  
   За что страдаю без креста
   Хотя крещённый я при этом?
   Одно боюсь, что без Христа
   Не получу на то ответа.
  
   ***
  
   Перед друзьями я за всё в ответе,
   За их несостоявшийся итог,
   За то, что их не уважают дети,
   Бог не призрел и дьявол не помог.
  
   За то, что в этом мире изобилья
   Им не нашлось достойного житья.
   А было им отпущено извилин
   Отнюдь не меньше, чем имею я.
  
   Какая блажь друзей остановила
   Вглубь зарываться или кверху лезть -
   Боязнь на грабли наступить, на вилы,
   Тщеславие, презрение, болезнь?
  
   А может быть, достоинство и честность
   Или какой ещё от Бога дар
   Им путь закрыл взлететь до поднебесья
   И ввергнул их в наш будничный кошмар?
  
   Один ушёл, пустой стакан отставил,
   Открыл окно и водку не допил,
   Но за собою не захлопнул ставни
   И выпал в мрак - знать, свет ему не мил.
  
   Другой, по жизни ставя на удачу,
   Хотел признать её императив,
   Но прячется затворником на даче,
   Охоту за удачей прекратив.
  
   А третий, Бонапарт без треуголки,
   Мотается по свету, керосин
   Сжигает самолётный, а что толку,
   Что сам себе один он господин?
  
   Красавец-лайнер в небе затерялся
   А он к иллюминатору прирос,
   Как будто из салона бизнес-класса
   Жар-птицу легче ухватить за хвост.
  
   Друзей перебирая галерею,
   Я понимаю, что сгустилась ночь.
   За каждого из них душой болея,
   Им не могу уже ничем помочь.
  
   Меня ребята слёзно не просили
   За их невзгоды в тряпочку рыдать.
   Но всё, на что идут мои усилья -
   Боль бытия за близких передать.
  
   Про то, как жизнь мы прожили однажды,
   Выплёскивались как из берегов,
   Когда иной из нас уже не скажет,
   То мой черёд ответить за него.
  
   Не дай Господь мне спиться, оступиться,
   Уйти в маразм и горькую глушить
   И расшвырять всё то, что по крупицам
   Сокровищем легло на дно души.
  
   ***
  
   Ангел, мятущийся в тесном пространстве,
   Где узаконена спесь,
   Где перечёркнута честь
   Линией непостоянства -
   Не позволяет упрямство
   Крылья сложить на насест.
  
   Ангел, распятый на жердях созвездий,
   Мнишь ты с креста соскользнуть?
   Многострадальную грудь,
   Сжатую болью и резью
   Тягой житейской к возмездью
   Освободить как-нибудь?
  
   Ты за свободу откупишься ложью,
   Сбросивши святости плен.
   Ждёшь ты каких перемен,
   Ангел, меняющий кожу?
   Что обратишь ты к подножью,
   Что обретёшь ты взамен?
  
   Ангел, с рождения чуждый неверью,
   Признанье своё не забыл?
   От сонма докучливых рыл
   Скрытый железною дверью,
   Смирись, прихорашивай перья
   Двух неотъемлемых крыл.
  
  
   Молитвы и вроде того
  
   Господи, да ниспошли мне:
   - Терпенья молча принять, что нельзя изменить;
   - Сил переделать, где хватит уменья;
   - И разуменья, ту грань отличить.
  
   ***
  
   Отче наш, Твой дом на небе,
   Ты один в моей судьбе.
   С просьбой о воде и хлебе
   Обращаюсь я к Тебе.
  
   Твою силу необъятну
   Как прикажешь величать?
   Ведь на всём, что в мире свято,
   Возлежит твоя печать.
  
   Твоё имя да святится,
   Прийдет Царствие Твое.
   Твоя воля воплотится
   В небесах и на земле.
  
   Без печали и тревоги
   Слышу я благую весть.
   Не погибнуть мне в дороге,
   Хлеб насущный даждь нам днесь.
  
   Отпусти печали наши.
   Сам я сделаюсь таков -
   Что раздал я днём вчерашним,
   Не спрошу впредь с должников.
  
   До назначенного срока
   Не взыщи мои долги
   И от алчности с пороком
   Отрешиться помоги.
  
   Отпусти мне прегрешенья,
   Дух мой укрепи, направь,
   Не введи во искушенье,
   От Лукавого избавь.
  
   Дай мне сил без суесловья
   Отмолить любую блажь,
   Ниспошли покой и волю,
   Несравненный Отче наш.
  
   ***
  
   Богородица Святая,
   Дева, радуйся. Твой Сын
   В небо к Богу возлетая,
   Не забыл родимый тын.
  
   На кресте закрыл он вежды,
   Но светильник не погас
   И как светлый луч надежды
   Пребывает среди нас.
  
   Благодатная Мария,
   Радуйся, с тобой Господь,
   Сыну Божьему, Мессии
   Ты дала земную плоть.
  
   В жёнах Ты благословенна,
   Беспорочна, оттого
   Всех иных плодов отменней
   Плод от чрева Твоего.
  
   В яслях без иконостаса
   (Сам Христос иконостас)
   Родила ты Дева Спаса
   И спасла, а Он мир спас.
  
   Мир в пороках и в измене
   Жадный, алчный, льющий кровь...
   А твой Сын благословенен,
   Потому что Он - любовь.
  
   Богородица святая,
   Дева, радуйся за всех.
   Сын твой, в небо улетая,
   На себя наш принял грех.
  
   ***
   Проще верблюду пройти сквозь игольчатое ушко, чем богатому попасть в царство небесное...
   (Новый Завет)
  
   Да удалится зависть от меня
   От выгод, доставляемых богатством!
   Не дай мне Бог с богатыми бодаться,
   Их мерзостям, Господь, я не судья.
   Ты от вражды убереги меня.
  
   Презрения, отмщения верней
   Достоин тот, кто не привык делиться,
   Дай Бог ему куском не подавиться,
   В обжорстве жить до окончанья дней,
   Но мести не опробовать моей.
  
   Господь, уйми отчаянье моё,
   Освободи меня от беспокойства,
   Переживаний за мироустройство,
   Где каждому отмерено своё.
   Уйми, Господь, отчаянье моё.
  
   Я жребий Твой с покорностью приму.
   По слову Твоему живу на свете.
   Богатый, бедный, все мы Твои дети.
   Прожить без зависти в Твоём дому
   Я жребий Твой с покорностью приму.
  
   (Но за кого Христос пошёл на крест:
   За тех, кто голоден иль сытно ест?
   И если в рай богач войдёт легко,
   Каких размеров у иглы ушко?)
  
   ***
  
   Затихло так, что стало слышно,
   Как проплывает поплавок
   Лишь для того, чтобы Всевышний
   Моё молчанье слышать мог.
  
   Я не молюсь и не стенаю,
   Взор обратив на потолок,
   Но каждой клеткой ощущаю,
   Как я без Бога одинок.
  
   От сил неведомых зависим,
   Себя я правлю по лучу,
   Без Господа себя не мыслю,
   Но беспокоить не хочу.
  
   Задумал Страшный Суд с размахом
   Над миром Главный Судия
   И с кучей дел на олигархов
   Всевышнему не до меня.
  
   В заботах суетных, как выжить,
   Мой день венчает дребедень,
   А к Богу подойти чуть ближе
   Мешает умственная лень.
  
   По бездорожью между кочек
   Пожизненный тащу свой срок
   И в тишине внимаю молча,
   Как проплывает поплавок.
  
   Не обращаясь за советом,
   Я просто Господа люблю
   С надеждой, что небезответно.
   Без слов Создателя молю:
  
   Под вечности нависшей глыбой
   Продли, Всевышний, мои дни.
   Рождённого под знаком рыбы
   Спаси, Господь, и сохрани.
  
   ***
  
   Здесь воздух как стекло прозрачен
   И струною звенит...
   И хоть невзрачен вид
   Того, что стариною,
   Считай, уж сволокло в небытиё -
   Как я люблю предание моё!
  
   Его ключи сливаются в истоки
   Реки Забвения, где память - островок.
   Всё в нём -
   Мечты, дерзания, пределы, вехи, сроки...
   Наследье прошлого - бессмертия залог.
  
   Свирель Создателя, я верю, не заглушит
   Рёв боингов, ведомых на убой.
   Века минувшие свою имеют душу,
   Как женщины, что брошены тобой.
  
   ***
  
   С криком мы приходим в мир,
   А уходим молча,
   В ночь, протёртую до дыр,
   Взгляд сосредоточив.
  
   Знать ответ бы наперёд
   У немого рока.
   Неужели мой черёд?
   Как же так, до срока?
  
   Кто-то въедет в мир иной
   Прямо на лафете.
   Кто-то с вечера хмельной
   Отойдёт в кювете.
  
   Шумные по пустякам,
   Люди-человеки,
   Мы тогда наверняка
   Замолчим навеки.
  
   Груз причастий, запятых
   Сбросим как оковы,
   К ритуалу немоты
   Приобщимся снова.
  
   Слов невысказанных жгут
   У венца творенья
   Отчекрыжат, отсекут
   Ножницы в мгновенье.
  
   Что сомкнуло два кольца,
   Жизнь прервав мгновенно?
   У Создателя-творца
   Спросим непременно.
  
   Ухмыльнётся Строгий лик.
   И по нашей части
   Буркнет в бороду старик:
   "Что, не накричался?
  
   С эпитафией ему
   В золочённой раме
   Возмутителю сему
   Возложите камень.
  
   Чтобы каждый видеть мог,
   Суть изложит вкратце,
   Жизни подведёт итог
   Надпись: Он старался!"
  
   Шевельнётся чуть свеча,
   Колыхнётся пламя...
   Что бы нам не помолчать,
   Как в плохой рекламе?
  
   Мы ж шумели и шумим,
   Как колосья в поле.
   Всё, о чём здесь говорим, -
   Лёгкий бриз не боле.
  
   То не ветер-суховей,
   Не комбайн грохочет,
   То над жатвою своей
   Боженька хохочет.
  
   Ждёт при жизни нас успех,
   Оттого и спешка.
   Да не минует нас всех
   Божия усмешка.
  
   ВЕТХИЙ ЗАВЕТ
  
   КНИГИ МОИСЕЯ
  
   БЫТИЕ
  
  
   ГЛАВА 1
  
   Земля была безвидна и пуста
   И свет из бездны
   Не прорывался угольком костра...
   Вот так, любезный.
  
   Лишь одиноко маялся тоской,
   Витал Дух Божий.
   Носился над водой как заводной,
   Ну, сколько можно!
  
   Лень, как известно, развращает плоть,
   Дух ссорит с телом.
   И с воскресения решил Господь
   Заняться делом.
  
   В своих деяниях Творец во всём
   Слыл пионером.
   Для нас, кто стал творения венцом,
   Он в том примером.
  
   Чтоб вечно нам с лучиной не бродить,
   Не зная, где ты,
   Решил Господь, не медля, отделить
   Нам тьму от света,
  
   Чтоб на задворках нам не квасить нос
   У мирозданья,
   И к светлой жизни паровоз нас нёс
   Без опозданий.
  
   Да будет свет! И вырвал Бог фитиль
   Из рук курносой,
   Светильник новой жизни засветил,
   Снял все вопросы.
  
   (Не будем ссориться из пустяка -
   Не так всё было.
   Мы ж, как судью, Опарина и К0
   Пошлём на мыло.)
  
   Ученье - свет. Творения итог -
   Свет днём был назван.
   Так с мракобесием покончил Бог
   И с жизнью праздной.
  
   Для тех, кто очень в темноте горазд,
   Назвал тьму ночью.
   (Так много позже рыжий наш Чубайс
   Мир обесточил.
  
   Хоть белый свет воистину хорош,
   Лучше не стало -
   На лучик тучи непотребных рож
   Повылезало,
  
   Заполонивших наш Эдемский сад
   Козлов дебильных
   Таких, что хочется в сердцах назад
   Рвануть рубильник -
  
   Не видеть засланных из-за бугра
   Наш мир курочить
   Тех, кто указами стирает грань
   Меж днём и ночью.
  
   Страну поджёг, фитиль зажав в горсти,
   Главэнергетик,
   Чтоб мимо рта потом не пронести
   Свои спагетти.
  
   Над пепелищем разгонял он дым
   Адамом Смитом
   И полюбился рыжий голубым
   Антисемитам,
  
   Особенно тому, что кулаком
   Слезу размажет,
   Когда под дядю Сэма дураком
   Послушно ляжет.)
  
   Что миром будет править темнота,
   Создатель злился.
   Зловеще вспыхивали тут и там
   Его зарницы.
  
   Хранить подальше спички от детей
   Не знал привычки,
   И человечество, как Прометей,
   Украло спички.
  
   Придурковатый тащит для сестёр
   Колпак, поленья.
   Пылает инквизиции костёр...
   И тем не менее
  
   Сумел Всевышний славно завершить
   В трудах день первый
   И на ночь лёг немного подлечить
   Больные нервы.
  
   (Провидец знал, возможно, не впервой
   О тяжкой доле,
   Что засыпать ему с больною головой
   На валидоле.
  
   Взирая вместе с ним издалека
   На наши лица,
   Твержу одно: несчастный, жив пока,
   Не зли Провидца!
  
   На пустыре взрастил Создатель плод
   Без задней мысли
   Не для того, чтобы в его компот
   Ребёнок писал.
  
   Ведь все мы в наших шалостях при Нём
   Большие дети,
   И потому пока ещё живём
   На белом свете.)
  
   Умчалась ночь. За вечный долгострой
   Немым укором
   Взирал простор глазницею пустой.
   Настал день вторый.
  
   (На диалекте скверно говорить.
   Чтоб песня пелась,
   От благозвучья Слова уходить
   Мне б не хотелось.)
  
   Господь, чтоб дальше созидать, лепить,
   Встал спозаранку,
   Надеясь самоцветом завершить
   Земли огранку,
  
   Чтоб перстень на божественном персте
   Жёг аметистом,
   А прочие божки, какие есть,
   Шли в атеисты,
  
   От зависти взирали издали
   Из дырок чёрных
   На буйство красок матушки-земли
   Вновь испечённых.
  
   Из вод разрозненных, что в космосе неслись
   Являя небыль,
   Навис над миром голубой карниз -
   Твердь стала небом.
  
   Собрав под небом все остатки вод,
   Явил Бог сушу,
   Во всё, что колосится и цветёт,
   Вдохнувши душу.
  
   Пирамидальные поставил тополя
   На службу даме,
   И благодарная ответила Земля
   Творцу плодами.
  
   Зазеленился мировой горшок
   Пучком соцветий.
   Увидел Бог, что это хорошо.
   Настал день третий.
  
   От лишней влаги землю осушил
   Мелиоратор,
   Ну, разве что слегка переборщил,
   Где Эмираты.
  
   Собранье вод оформил Бог в моря
   И океаны.
   (Вдаль понеслись варяги почём зря
   И Магелланы
  
   Под завыванья ветра и скулёж,
   Скрип такелажный,
   Перемежая жадность и грабёж
   С открытий жаждой.
  
   Васко де Гама с горсткою купцов
   Плыл за корицей...
   А слать Колумба и его гребцов
   Я б не решился.
  
   В мир новых неизведанных красот
   Раздвинут шторы,
   И ринется за ними всякий сброд
   В конквистадоры.
  
   Когда б подольше викинги дрались
   В своей глубинке,
   До сей поры растили бы маис
   Ацтеки, инки.
  
   Не рвался б к ним насильником герой,
   Рассадник блуда,
   И опухоли не было б самой,
   Бишь Голливуда.
  
   Мультяшки на ночь, а не весь тот бред,
   Что смотрят дети,
   Им присылали б люди в серебре
   С иной планеты.
  
   Насилия в них не было б совсем
   И дел отвратных,
   Что подбирают нам из новостей
   Телемагнаты.)
  
   Ну, это в будущем, конечно, а пока
   По воле Божьей
   По небу побежали облака
   Сердца тревожить,
  
   Чтоб было куда вперившись смотреть
   И вверх стремиться,
   Где как татами выбивали твердь
   Крылами птицы,
  
   Да так усердно, вырвавшись из вод,
   По небу били,
   Что млеком затянуло небосвод
   От звёздной пыли.
  
   Покрыли сумерки унылой пеленой
   Дни без заката.
   И как узнать - сегодня выходной
   Или зарплата?
  
   Тогда воскликнул наш Господь в сердцах:
   "К чему будильник?
   Создам для дня и ночи в небесах
   Я свой светильник,
  
   А лучше пару - молвил Командир -
   С лица и с тыла.
   Да не оставят без надзора мир
   Мои светила".
  
   Их тяжесть на созвездии Весов
   Господь наш взвесил,
   На остов мирозданья с двух боков
   Светил навесил.
  
   Светило большее для управленья днём
   На мир взирает,
   А ночью малой спутницей при нём
   Луна зевает,
  
   Дежурным светом освещает мир
   Ночной смотритель,
   Дел тёмных за прикрытыми дверьми
   Невольный зритель.
  
   Так день от ночи отделил Творец,
   А дни затмений
   Для знамений задействовал Мудрец
   (Или знамений?
  
   За диалект бьют люди чужаков
   С ожесточеньем.
   Не важно ударение у слов,
   Важно значенье.
  
   Когда нас в спину тычет Божий перст,
   Вредны здесь пренья -
   То знамение Бог нам шлёт с небес
   (Или знаменье?)
  
   Заложенную свыше в небесах
   Творенья смету
   Нам как сороки на своих хвостах
   Несут кометы.
  
   На пустографке неба полотна
   Вперёд на годы
   Особо выделяется одна
   Статья - расходы.
  
   Да, заварил у вечности котла
   Создатель кашу,
   И что ему сгоревшие дотла
   Потери наши?
  
   Тепло даёт огонь наших сердец,
   Дым ветром сносит.
   И если надо, Бог ещё дровец
   В костёр подбросит.
  
   Лишь копоть, чем чадит иной балбес,
   Чернеет резко.
   Её Создатель в новый свой замес
   Сотрёт до блеска.)
  
   Небесный свет просеял сквозь дуршлаг
   Бог деловито.
   С бидоном выходила на большак
   Звезда Давида,
  
   С Тевье-молочником на Млечный путь
   Всходила рано
   И, видно, преградила ту тропу,
   Где шли бараны.
  
   Полуголодные бредут стада
   По лужам талым...
   Так неожиданно пришла беда
   К народам малым.
  
   Звезда Давида подаёт им знак -
   Мол, ноги свесив,
   Очередной планирует теракт
   Злой полумесяц.
  
   Ущербный месяц тщится отомстить
   Звезде Давида,
   Терактами грозится погасить
   Её либидо.
  
   От возмущений солнечных дрожит
   Небесный студень.
   А на Земле, над пропастью во ржи,
   Страдают люди.
  
   Пока светила, где кому сиять,
   Не разберутся,
   Спокойно не придётся милым спать
   В своём кибуце.
  
   И хочется соломки подстелить,
   Где падать твёрдо.
   Но слишком рано раны бередить
   На день четвёртый,
  
   Когда всё только занялось цвести,
   Болтаться грушей...
   Пришёл черёд воде переместить
   Амёб на сушу.
  
   Мир заселить довериться кому,
   Решил Бог просто:
   Родоначальницей вода всему,
   Что жрёт и трётся.
  
   Велел наш Боцман рыбкам золотым
   Задраить жабры.
   И поползли по берегам крутым
   Ужи да жабы.
  
   Всему, что по дыханью нам родня,
   Бог пресмыкаться,
   Плодиться дал приказ по зеленям
   И размножаться.
  
   Так создал Бог зверей по роду их,
   Скотов и гадов,
   И вверх летело чавканье одних,
   Других - рулады.
  
   И было на земле тогда не счесть
   Плодов съедобных,
   И как-то неприлично было есть
   Себе подобных.
  
   Все твари разделились на Земле
   По виду, роду,
   Но было в первобытной той семье
   Не без урода.
  
   И несмотря на божеский наказ
   Есть только траву,
   Имели твари зубы на заказ
   Не по уставу.
  
   И вот уж в небе крыльями свистит
   Первопорхатель -
   Не змей-Горыныч по небу летит,
   А птеродактиль.
  
   Не девушек в хоромы за квартал
   Змей тащит тощих -
   На землю с неба щерит свой оскал
   Бомбардировщик.
  
   Когда б не сгинул ящур в мезозой,
   Урод пернатый,
   Ему б свой род определили войск
   Творцы из НАТО.
  
   А змей-Горыныч, сказочный герой,
   Наш русский новый
   Займётся, обожравшийся икрой,
   Работорговлей.
  
   Начнёт славянок русых поставлять
   Гад в Эмираты...
   (А что впустую по небу летать,
   Горючку тратить?)
  
   Всё это - много позже, мы же вновь
   От нашей скверны
   Вернёмся в мир, где царствует любовь,
   Пока без терний.
  
   Зверью и птицам приказал Господь
   За жизнь цепляться.
   И понеслась, как одержима, плоть
   Совокупляться.
  
   Плодятся, размножаются стада
   Без чувства меры.
   (Что молодёжи служит иногда
   Дурным примером.)
  
   Живую плоть Господь благословил
   Любить до стресса.
   (Да я и сам когда-то кайф ловит
   С того процесса.
  
   И даже если девы как фантом
   Порой ужасны,
   В подходах к размножению с Творцом
   Я есть согласный.)
  
   Трещат от брачных плясок камыши,
   Мычат телята...
   Так в гуле одобренья завершил
   Господь день пятый.
  
   Содеянному в мудрой голове
   Подвёл Бог сумму.
   Поставить человека во главе
   Господь задумал
  
   Владыкою над рыбами в морях
   И над зверями,
   Синицей, что трепещется в руках,
   И журавлями,
  
   Что клинописью пишут без чернил
   На неба блюдце,
   На уговорчики, чтоб я так жил,
   Не поддаются.
  
   (От Бога нам послание несёт
   Клин журавлиный,
   Мол, полагается Господь во всём
   На нас любимых:
  
   Бдеть огород и садик свой растить
   Без купороса.
   Творящим козни надо зарубить
   Себе под носом -
  
   Кто лишку хватит от Его куска,
   Бог шкуру спустит.
   Но я не стал бы всё же подпускать
   Козлов к капусте.)
  
   Искусственным дыханием рот в рот
   Бог жизнь в нас вдунул
   И про сладчайший, но запретный плод
   Ещё не думал.
  
   Не думал Бог о нашем баловстве,
   Грехе и злобе,
   Ему хотелось лицезреть как всем
   Своё подобье,
  
   В зеркальную не всматриваться гладь
   В неловкой позе,
   А сверху с умиленьем созерцать
   Любимый образ,
  
   Как левый отражается сапог
   В любимом правом,
   Увидеть... Срочно созывает Бог
   Божков ораву,
  
   Мечтавших вместе с Господом тогда
   О лучшей жизни,
   Но сгинувших чуть позже без следа
   В монотеизме.
  
   Хорошим исполнением Творец
   Всегда гордился,
   К божкам, творенья чтоб создать венец,
   Бог обратился:
  
   "Не медля человека сотворить,
   Сшить не из лыка
   И по тарифным ставкам утвердить
   Его владыкой
  
   Над всем живущим в небе, на земле,
   В воде и в прочем".
   (Ну, скажем лучше, ничего себе
   Круг полномочий!
  
   Закрыв глаза на первородный грех
   И кто чем трётся,
   Кого назначить в мире "лучше всех",
   Бог разберётся.
  
   Возможно, через миллионы лет
   С апломбом пышным
   Дельфинам Бог отдаст приоритет
   Над всем, что дышит.
  
   В морских пучинах ангелы-гонцы
   Восславят Бога,
   А с плавниками новые жрецы
   Им в том помогут.)
  
   Бог в спешке человека без лекал
   С себя примером
   Создал, но сильно подорвал
   Единство веры.
  
   Незыблемость её - Господь один,
   Ползёт как каша
   От обронённых слов: Мы создадим
   Подобье Наше.
  
   (Впредь свечкою задуется не раз
   Единобожье.
   Прости, Господь, но не один Ты нас
   Лепил, похоже.
  
   И у Тебя иных божков с пяток
   Была бригада...
   А может, чтобы уложиться в срок,
   Так было надо?
  
   Всё это мифов тотемических племён
   Суть отголоски.
   Гробов доисторических времён
   Не тронем доски.
  
   Вкусивших откровения экстаз
   Мы не осудим,
   Возможно, поумнее были нас,
   Но всё же люди.
  
   Приукрашали правду, как могли,
   В согбенной позе,
   Чем вбили в наши слабые мозги
   Сомнений гвозди.
  
   В усердии стирали пот с лица,
   Чтоб вышло краше.
   И были по фигу тем мудрецам
   Сомненья наши.
  
   Во имя, во всесилие Отца
   Псалмились, пели,
   Его же ради красного словца
   Не пожалели.
  
   Но оказался до того мотив
   Для сердца милым,
   Что приняли мы как императив
   Жрецов посылы.
  
   Понятно их стремленье - Божество
   Очеловечить.
   Но на вопрос о схожести с родством
   Я не отвечу.
  
   По образу, подобью своему
   Бог человека
   Как создал? Хоть убейте, не пойму,
   Умом калека.
  
   Так многолико вышло существо,
   Творца созданье.
   Мне Господа представить самого -
   Как наказанье.
  
   Недаром церковь возвела запрет,
   Каким кто видит,
   Нам Господа воссоздавать портрет -
   А то обидит.
  
   Авторитет Создателя велик -
   Кто ж усомнится?
   Но приводил изображённый лик
   Порой к убийствам.
  
   Каноны сокрушали, как могли,
   Иконописцы
   И покаяние потом несли
   В своих темницах.
  
   Лик светлый, образ Божьего лица
   Кисть сотворила,
   Но тайну про Создателя-творца
   Мне не открыла.
  
   Взирая на ущербну нашу плоть,
   С тяжёлым вздохом
   Представил, как мог выглядеть Господь -
   Мне стало плохо.
  
   Таких наворотила дел вокруг
   Господня сила...
   Неужто двух подобных нашим рук
   Творцу хватило?
  
   Перемахнуть все разом города,
   Хребты, отроги -
   Зачем, простите, Господу тогда
   Больные ноги?
  
   В солёный океан их опустить,
   Лечить подагру,
   По мирозданью гоголем ходить
   И пить виагру?
  
   И у какой провидицы спросить,
   Чтоб разъяснила,
   Как силу Духа можно разместить
   В душонке хилой?
  
   Как мне поверить в правоту основ,
   Жрецов умища,
   Когда в любом Солярисе мозгов
   Я вижу днище?
  
   Прости, Господь, рассудок мой больной,
   Храни от СПИДа,
   Но общее меж нами лишь одно,
   И то либидо.
  
   В том смысле, что Ты сам нас наделил
   Свободой воли
   Творить, а не болтаться на мели,
   Скучать голь-молью.
  
   Иной за сотню неотложных дел
   Берётся смело,
   Расширив свой предел на передел
   До беспредела.
  
   Но говорить про дел его итог
   Мне неохота.
   Вернёмся в цех, где не доделал Бог
   Свою работу.)
  
   Когда возник пред Богом без прикрас
   Вопрос про гендер,
   Иным богам Господь на этот раз
   Не отдал тендер.
  
   Любимых двух Господь наш сотворил
   Как свет из мрака
   И размножаться их благословил,
   Пока без брака.
  
   (Шло время золотое на дворе
   Матриархата,
   И слово папа местной детворе
   Служило матом.
  
   У безотцовщины иных нет слов
   В быту суровом.
   Отдельных не было на свете вдов -
   Все были вдовы.
  
   Пока имели мамку на углу
   В чужом кочевье,
   Колчан свой приторачивал к седлу
   Пацан ничейный.
  
   Детородящим был любой урод,
   Коней начальник.
   А женщин целовали только в рот,
   Чтоб не кричали.
  
   Не феминистки подняли главу.
   Представь, сестрица,
   Легко ли без согласия в хлеву
   Совокупиться
  
   С насильником с вонючим от седла
   Натёртым задом?
   Рожай потом от этого козла
   Таких же гадов!
  
   Вопросом мучался весь женский род:
   Когда кричала,
   Зачем таких насильников как тот
   Она рожала?
  
   И появились племена тогда,
   Сплошь феминистки.
   Всем разом отрывали без суда
   Они пиписьки.
  
   Близ Амазонки женщины зонтом
   Мужей мочили,
   За что своё название потом
   И получили.
  
   В доспехах коротали свои дни,
   Как те улитки.
   Плодились, размножались лишь одни
   Гермафродитки.
  
   Нет-нет, да слышался из темноты
   Басок сопатый:
   Сегодня мамой, милый, будешь ты,
   А завтра папой.
  
   Но обнажить случалось лишь при ком
   Свои отростки -
   Вмиг свиньям отрывали их на корм
   Легко и просто.
  
   Раз, два - и вынесли позор на двор
   Кормить скотину.
   Я очень понимаю кто с тех пор
   Не ест свинину.
  
   Пока обычай древний уважать
   Не перестали,
   Напрасно не пристало обнажать
   Нам гениталий.
  
   Меч из штанов не можно вынимать,
   Чтоб не тупился.
   Простите, ножен я хотел сказать,
   Оговорился.
  
   Пусть обзовёт ханжой неверный муж,
   Но сам я лично,
   Где женщины, замужние к тому ж,
   Держусь приличий.
  
   Шло время золотое на дворе
   Матриархата,
   Но женщина в терзаньях и в хандре
   Не виновата.
  
   Услышав от ребёнка: мой отец -
   У многих женщин
   В минуту шло биение сердец
   За сто, не меньше.
  
   Ведь были все они, как ни пляши,
   Ничьи невесты...)
   Так, недоделав что-то, завершил
   Господь день шестый.
  
   Творец наш землю, небо сотворил,
   Всему начало,
   И сам себя, похоже, убедил,
   Что полегчало.
  
   Жизнь нанизалась на земную ось
   И шла всё краше.
   Как омрачаться Господу прошлось,
   Увидим дальше.
  
   ГЛАВА 2
  
   Бог землю сотворил и создал твердь.
   На день седьмой почил Господь без дела,
   И было любо-дорого смотреть,
   Как воинство чирикало и пело.
  
   ***
  
   (Я не знаю как вас, а меня красота не боится
   На полях среднерусской до боли родной полосы.
   Вот ещё одна бабочка рядом со мною кружится,
   Грациозно садясь на мои выходные трусы.
  
   Яркий цвет лепестков городской суетой не загажен
   И опасен для женских сердец как ночная свеча.
   Впрочем, гостья моя, может статься, не бабочка даже,
   А самец бабочковый, иначе сказать, бабычар.
  
   На свои телеса допущу я его без опаски,
   Дам почувствовать силу и власть над притихшим собой.
   У природы живой, слава Богу, естественны краски
   И совсем недвусмысленный цвет у небес голубой.
  
   Я не знаю как вас, а меня красота не боится.
   Да и сам, господа, я природной красы не бегу.
   Комары меня любят и чтят, как родного кормильца.
   А напрасно, ребята, ведь я и прихлопнуть могу.
  
   Тащишь в дом для семьи иль один пропиваешь получку -
   Всех самцовых похожий, друзья, ожидает конец.
   За прекрасную даму, но слишком кусачую штучку
   Погибает не в меру горячий комар-красавец.
  
   Так и мы, беззаботнейшие нечестивцы,
   Но в беззвёздную ночь в темноту проглядели глаза.
   И взирая на наши прекрасные добрые лица,
   Дай нам Бог, чтоб один небожитель другому сказал:
  
   Я не знаю как вас, а меня красота не боится.
   Вот ещё на мой ноготь большой опустился стервец,
   Силой челюстей и дерзновеньем досужим кичится -
   Но каков красавец и к тому же творенья венец.
  
   Всяк порхает, жужжит, налетает, кусается, гложет,
   О пощаде пищит, прочь летит со всех крыл, со всех ног.
   Всё прекрасно, что создано в мире по прихоти Божьей,
   И кто это поймёт - сам, наверно, немножечко Бог.)
  
   ***
  
   И если раньше как теченье рек
   Всё протекало благовидно, чинно,
   Едва лишь появился человек,
   Как затрудненья стали очевидны.
  
   Ведь Бог ещё не посылал дождя,
   И земледельца в мире не хватало,
   Чтоб, воедино труд с землёй сведя,
   Возделывать её без капитала.
  
   Но поднимался над землёю пар
   И влагой орошал землицы лице,
   Чтоб в будущем по швам трещал амбар
   От янтаря, что в поле колосится.
  
   (Для скифа, оседлавшего простор,
   Свобода булькает вином в стакане.
   Он будет пить её глотками до тех пор,
   Покуда выворачивать не станет.
  
   Склонить лепить бродягу калачи -
   Трудней плевела отделить без сита.
   Как всех к оседлой жизни приучить,
   Столкнулся Бог в эпоху неолита
  
   С проблемою творению под стать.
   Где есть станки, там всё решают кадры.
   Но как заставить пьяниц созидать,
   Останется в Писании за кадром.
  
   И если с мужиком куда ни шло,
   Ему ярмо влачить аж на край света -
   Как городскую затащить в село,
   У мудрецов я не нашёл ответа.)
  
   Историю не надо торопить.
   Используя свой негативный опыт,
   Венец творения Бог изменить
   Задумал кардинально до потопа.
  
   Иных богов на этот раз гонец
   Не стал искать и отрывать от пива.
   К попытке новой подошёл Творец
   Впредь эксклюзивно и неторопливо.
  
   Земного праха взял Господь с бидон,
   Приделал руки, ноги с головою,
   Дыханье жизни вдунул в эмбрион,
   И стал тот человек душой живою.
  
   Определил Бог человека в рай,
   Где воды тихи, реки неглубоки...
   По описанью - благодатный край,
   Недалеко, в Эдеме, на востоке.
  
   Там все плоды, что вырастил Старик
   На деревах, пригодные для пищи -
   Пусть новоиспечённый наш лесник
   По райским кущам с голода не рыщет,
  
   Скитальцем впредь не жмётся по углам,
   Под древом жизни кров найдёт с постелью...
   Познанья дерево добра и зла
   Господь взрастил там с непонятной целью.
  
   Запретный плод для ссор висит на нём,
   Сладчайший вкус, во рту буквально тает.
   (Как будто в том краю, где мы живём,
   Без яблок нам раздоров не хватает.)
  
   Под щебет райских птиц встречать рассвет,
   Хранить тот сад и славословить Бога -
   Прекрасна жизнь, когда бы не запрет:
   От дерева добра плодов не трогать!
  
   Ослушаешься если - сразу смерть...
   Выслушивая эти наставленья,
   Весь взбеленился, не ребёнок ведь,
   И возразил Отцу венец творенья:
  
   "Садовник я или простой семит?
   Я сад ращу, не ведаю покоя.
   И если плод и вправду ядовит,
   То на хрена нам дерево такое.
  
   Отвар не возбуждает аппетит,
   Из знания плодов компот не сваришь.
   Тому, кто волчьи ягоды растит,
   Тамбовский волк растителю товарищ".
  
   Расстроился неопытный юнец.
   Да, он венец, но только на бумаге,
   И жизни не даёт ему Отец -
   В раю порядки хуже чем в Гулаге.
  
   Верёвочку прилаживал к суку,
   Вкруг дерева слонялся нощно, денно...
   Увидев парня смертную тоску,
   Причину её понял Бог мгновенно.
  
   Не любо человеку одному.
   Помощника такому парню надо -
   Злопамятлив, горяч и потому
   Не может без надзору и пригляду.
  
   В обилии животных полевых
   Создал Господь и птиц нагнал ораву,
   Чтоб человек из тварей всех живых
   Нашёл себе помощника по нраву,
  
   Скотов и птиц всех именем нарёк -
   Козёл вонючий или сокол ясный...
   Но не угомонился паренёк,
   Старания все выдались напрасны.
  
   Несправедливо сын склонял Отца,
   Катил баллон, в истерике катался...
   (Ну, это я для красного словца
   Как мудрецы слегка перестарался.)
  
   Навёл Господь на парня крепкий сон
   И усыпил его в одну минуту.
   Ребро нащупал Бог и вырвал вон
   (Как в клинике Скуратова Малюты).
  
   Над телом колдовал - Не навреди -
   Творец, знакомый с клятвой Гиппократа,
   Сомкнул остаток рёбер на груди
   И плоть на рану натянул обратно.
  
   Подругу парню создал из ребра
   И в рай привёл совсем без покрывала...
   (Матриархата кончилась пора,
   Но меньше обездоленных не стало.
  
   Мужчина справный, милая жена,
   А лаются иных собак похлеще,
   Как будто в них вселился сатана,
   С небес на землю первый перебежчик.
  
   С любимой мы себя осознаём
   Сбежавшими из райского барака.
   Ведь если любишь - то гори огнём,
   Детей всегда рожали и без брака.)
  
   Сказал Адам: "Вот кость моя видна,
   От плоти плоть моя и жить нам дружно.
   Пусть гордо прозывается она
   Жена моя, ибо взята от мужа".
  
   И потому оставит человек
   Отца и мать, а сам душой и телом
   Прилепится к той женщине навек,
   Что лучше прочих на него смотрела.
  
   Мужская с женскою единой плоть
   Становится задолго до пелёнок,
   Когда во чреве, как велел Господь,
   Их общий зашевелится ребёнок.
  
   Ну, а пока в раю среди зверей
   Адам и Ева голые стояли
   И не стыдились наготы своей
   Лишь потому, что многого не знали.
  
   Их друг на друга как в последний бой
   Не бросило всесильное либидо,
   И люди по невинности былой
   Ещё не отслужили панихиды.
  
   ГЛАВА 3
  
   Змей был хитрее всех, подлец,
   Ну, очень хитрожоп,
   И ловко к женщине подлез
   Смышлёный эфиоп,
  
   А может благородный мавр
   Или иной арап.
   Но был охочий этот враль
   До обнажённых баб.
  
   К ней подползая с головы,
   В ушко шептал нахал:
   Единственная, только вы...
   Ну, в этом гад не врал.
  
   В раю в тот первобытный век,
   Над пропастью во ржи,
   Ещё один был человек,
   Хоть голый, но мужик.
  
   Породой женщина сильна,
   Но обожает лесть,
   Фужер хорошего вина
   И вкусненько поесть.
  
   А пьяных ягод над тобой
   В раю - хоть отбавляй.
   Иначе, подтвердит любой,
   Какой же это рай?
  
   Искусство обольщенья знал
   Тот гад наверняка,
   Когда с вопросом подползал
   К единственной пока:
  
   "Из всех дерев, какие есть,
   Доподлинно ль в раю
   Плоды дозволено вам есть
   Лишь с тех, что на краю?
  
   Плоды, что трогать вам нельзя,
   Особенно вкусны.
   Хорошей пищей вы, друзья,
   Весьма обделены".
  
   Ещё не ведавшая зла,
   Не знавшая добра,
   Кокетство женщина взяла
   От первого ребра.
  
   Бедняжка клюнула на лесть
   И отвечала: "Здесь
   Плоды любые можем есть,
   Как говорил наш тесть,
  
   Из центра брать лишь запретил,
   Чтоб нам не умереть.
   Но кто бы толком объяснил,
   Что означает смерть?"
  
   (Простушкой женщина была
   От мужа создана
   И в мире истинного зла
   Не ведала она.
  
   С рожденья милые черты
   Творили беспредел.
   Адам от этой простоты
   До срока поседел,
  
   Без тоста "За прекрасных дам"
   Покинул райский сад.
   Со службы вылетел Адам
   В момент пинком под зад.
  
   Да и сегодня на излом
   Нас крутит слабый пол,
   А мы получку тащим в дом,
   Им плачемся в подол.
  
   Когда бы знал тот змей, что ждёт
   Его и нас потом,
   К чему знакомство приведёт -
   Свинтил бы гад винтом,
  
   Язык связав морским узлом
   Надёжным и тугим,
   Тропу забыл бы в райский дом
   И стал совсем другим.
  
   Впредь не таился бы как вор,
   Стал медицины цвет
   И был в Минздраве до сих пор
   Ведущий фармацевт,
  
   Средь прочих гадов наверху
   С приставкой ползал - Глав
   И к первородному греху
   Был не пришей рукав.)
  
   А так змей женщине сказал:
   "Господь слегка загнул,
   Отвечу за гнилой базар,
   Конкретно припугнул,
  
   Что не сносить вам головы
   Иль впредь вдовою стать.
   Такая женщина как вы
   Достойна правду знать,
  
   Ту самую, что под листом
   Скрыл ваш любезный тесть.
   Представьте, меж добром и злом
   Своё отличье есть.
  
   Кто не послушает запрет,
   Плод скушает, мадам -
   Божественный познает свет,
   Приблизится к богам,
  
   Бессмертие приобретёт,
   Впредь станет как они,
   И прекратится глупый счёт
   На прожитые дни.
  
   Так преждевременных морщин
   Избегнете, мадам.
   И этого не сообщил
   Ваш косметолог вам".
  
   (Определило в тот момент,
   Создатель, не взыщи,
   Что женщину во цвете лет
   Замучили прыщи.
  
   Невинность, милые, зато
   Даётся только раз.
   Сигнализирует о том
   Нам прыщик между глаз.
  
   Когда бы крем от Лореаль
   Прыщавинькой втереть -
   Идиллию и пастораль
   Нам до сих пор терпеть,
  
   А женщину во всей красе
   Глазами лишь любить.
   С подобной мыслью фирмы все
   Готов я перебить...
  
   Ни сесть поближе, ни прилечь,
   Ни целовать в уста...
   Всем мужикам горою с плеч
   Змей-соблазнитель стал.)
  
   Нашла послушаться кого,
   Но съела дева плод,
   Столь вожделенный оттого,
   Что знание даёт.
  
   (Но чтобы знание сие
   На пользу ей пошло,
   Мне б пожелать хотелось ей
   Уехать на село
  
   Из города, где смрад и вой,
   Где скверна и разврат,
   Где сам живу я городской
   Ханжа и ретроград.)
  
   Свет знанья вспыхнул сам собой,
   Горит как живопись.
   Нет надобности никакой
   Гранит науки грызть,
  
   Тушуясь получать диплом
   За взятки от невежд...
   Адаму в рот суётся плод -
   А ну-ка, неуч, ешь.
  
   За маму с папой дорогих
   Съешь яблочка бочок.
   Быть может, станешь хоть на миг
   Умнее, дурачок.
  
   Адам противиться не стал,
   Плод он, конечно, съел
   И как-то сразу возмужал,
   Местами повзрослел.
  
   Метаморфоза белым днём
   Случилась с ним тогда -
   Вторичным признаком на нём
   Усы и борода,
  
   Тройного с Шипром пот сильней
   И духовитей стал.
   И вот стоит он перед ней
   И жмётся неспроста,
  
   Скукожился как пациент,
   Принесший кал, мочу.
   А про первичный элемент
   Я вовсе промолчу.
  
   С подъезда чёрного теперь
   Для них открылся мир.
   Их одежонка, мерь не мерь,
   Вся скроена из дыр.
  
   Стоит мужик навеселе,
   Забыл одеть камзол,
   Не ясный сокол на крыле,
   А гол он, как сокол.
  
   "Ну, как такому на Олимп -
   Жена тут входит в раж -
   Олимп тебе не Харбали
   И не нудистский пляж.
  
   Тех, кто поднимется наверх
   Подальше с отчих глаз,
   По одежонке встретят всех,
   А как оценят нас?"
  
   Скрыть место от людей, где стыд,
   С тех пор все норовят...
   Смоковные пошли кусты
   На первый их наряд.
  
   На бёдра их легли венком
   Два тазика без дна.
   Адама плоть, когда бочком,
   Лишь краешком видна.
  
   А с женщиной совсем беда -
   Оборванный тот куст
   Как зонтиком прикрыл едва
   Могучий нижний бюст.
  
   Бесстыжесть, люди говорят,
   Не степень наготы.
   Бывают голых во сто крат
   Бесстыжее скоты.
  
   Когда прилично стыд прикрыть
   Перед простым отцом,
   Невинный может понудить
   Пред Господом-Творцом.
  
   Среди таких же голых дам
   Природы не стыдись,
   И ты уже не просто хам,
   А истинный нудист.
  
   Естественною красотой
   Любуется Творец,
   А кто скрывает геморрой,
   В раю тот не жилец.
  
   Всевышний в это время там
   Гулял в прохладе дня
   И думал, где теперь Адам,
   Кровинушка моя.
  
   Воззвал Бог голосом густым:
   "Адамушка, где ты?"
   А люди прятались в кусты,
   Стесняясь наготы.
  
   Так, вся сгорая от стыда,
   Отличница ведёт
   Себя, на фартучек когда
   Чернильницу прольёт.
  
   И вот уже сам Бог-Господь
   Дознание ведёт:
   "Кого обременяет плоть -
   Запретный ели плод.
  
   Кто прояснил тебе, сынок,
   Значенье слова наг,
   Раз голый с головы до ног
   Ты прикрываешь пах?
  
   Напрасно, милый, оборвал
   Ты все в раю кусты,
   То чудо, что тебе я дал,
   От глаз не скроешь ты".
  
   Узрев, что грозный "Аз воздам"
   Не призраком возник,
   Вину всю на жену Адам
   Переложил в тот миг:
  
   "То женщина, её дела,
   Перечить ей не смел.
   Плод от запретного ствола
   Она дала. Я ел".
  
   Так смалодушничав тогда,
   Ещё не "лучше всех",
   Свой первый совершил Адам
   Непервородный грех.
  
   Здесь понял я, что быть беде -
   В тот первобытный век
   О благородстве и т.д.
   Не ведал человек.
  
   Не сбросить в пропасть никогда
   Нам трусость, вечный груз,
   Раз первый человек Адам,
   Повёл себя как трус.
  
   Что говорить про наши дни?
   Товар - деньги - товар.
   Нам новый рынок заменил
   Восточный их базар.
  
   В калачный ряд за калачом.
   Украл и был таков.
   Обратно - морда кирпичом...
   И так спокон веков
  
   С утра, сдувая пыль с дуги,
   На ярмарку спешить,
   Чтоб купленные сапоги
   Немедленно пропить...
  
   Лишь в переделку попадал
   Москаль иль малоросс,
   То в перву голову решал
   Он шкурный свой вопрос.
  
   И если сдаст мудрец иной
   По одиночке всех,
   Адама здесь всему виной
   Непервородный грех.
  
   С Адамом обойдёмся мы
   Пока без сатаны,
   Для появленья Князя тьмы
   Достаточно жены.
  
   С ней обойдётся без свечей
   Небесный ренегат.
   Для обольстительных речей
   Всегда найдётся гад
  
   Сыграть на слабостях сполна,
   Отличницы мои.
   Так в рай пробрался сатана
   В обличии змеи
  
   Нащупать слабые места
   В сплетенье брачных уз,
   Чтоб с человеком навсегда
   Бог разорвал союз.
  
   "Как ты нарушила запрет?" -
   Жену Господь спросил.
   Жены последовал ответ:
   "Рептилий обольстил,
  
   Златые горы обещал,
   Париж и Лореаль..."
   От возмущения Творец
   Вскричал: "Где этот враль?"
  
   (Вопрос уместным был вполне,
   Но стушевался Бог:
   Кто клинья бьёт к чужой жене
   Получит между ног.
  
   Пройдёт болезнь, куда залезть,
   Кого и чем любить,
   Когда меж ног такое есть...
   А как со змеем быть?
  
   (Для женщин тот, кто без мотни -
   Суть нравственный урод.
   В том демонстрируют они
   Свой собственный подход.
  
   "Мужик порой, что крокодил
   Безмозглый... - Посуди:
   Бутылку выпил и свалил.
   Зачем, гад, приходил?"
  
   Я ж думаю, как уходил,
   Подумал тот милок:
   Пусть лучше буду крокодил,
   Чем после - между ног.)
  
   Устами змея сладкий яд
   Сочил сам сатана.
   И всем участникам подряд
   Господь воздал сполна.
  
   Каким бы ни был подлецом
   В премудрости своей
   Гад с обольстительным лицом,
   А силы зла подлей.
  
   Подставил змея на века
   Коварный Люцифер,
   И наказал Бог старика
   Всем хитрецам в пример.
  
   По рангу ниже всех скотов
   Он змея опустил,
   Змеиных званий и чинов
   Рептилию лишил.
  
   И хоть вина в той стопке дел
   Была невелика,
   Сообщником змей плотно сел
   По новому УК.
  
   Здесь и лишение в правах,
   И высылка потом -
   На брюхе ползая, жрать прах
   Пожизненно притом.
  
   А к полу женскому - ни-ни.
   Меж ними навсегда,
   Пока не кончатся их дни,
   Заклятая вражда.
  
   Отныне змея человек
   Обходит за версту,
   При встрече - бьёт по голове,
   Змей жалится в пяту.
  
   (Так слишком хитрым на века
   Бог преподал урок.
   Хоть знаю я наверняка -
   Не всем урок тот впрок.)
  
   Бог женщине сказал в укор:
   "Ты вспомнишь про Меня,
   Когда твою умножу скорбь
   Беременностью Я.
  
   Рожать в болезни будешь ты,
   Заступников просить,
   Ругаться так, что хоть святых
   Из дома выноси.
  
   Да будет к мужу твоему
   Влечение твоё..."
   (А без влеченья, не пойму,
   Выходит, не житьё?
  
   А подустал, объелся груш,
   Не секс - позор один?
   Но как бы ни было, твой муж
   От Бога господин.
  
   Жаль только, истина сия
   Доступна не для всех,
   И на задворках бытия
   Есть место для утех.
  
   Про женщин здесь твердит молва,
   Но только за глаза.
   К словам, права ты, неправа,
   Прислушайся, коза.
  
   Муж за порог, а ты за дверь -
   Не оберёшься бед.
   И от фригидности, поверь,
   Не вылечит сосед.
  
   Твой благоверный как ухват
   От дел твоих рогат...
   Тебя бы, милочка, назад
   Прогнать в матриархат
  
   Вожжами. Там в глуши степей
   Иначе станешь петь
   И до конца постылых дней
   Насилие терпеть.)
  
   За легкомыслие всех дев
   Создатель проучил
   И на Адама Божий гнев
   Господь переключил.
  
   Нести Адаму тяжкий крест -
   Трудиться без конца.
   Как стяг над ним и манифест
   Проклятие отца:
  
   "Куда бы при своих делах
   Ни обратил ты взгляд,
   Ты снова превратишься в прах,
   Откуда раньше взят.
  
   Питаться будешь, милый мой,
   С полей снимая рожь,
   Но каплей пота не одной
   Ты хлеб сперва польёшь,
  
   Дожнёшь и принесёшь на двор,
   А вкусишь только скорбь".
   Такой Бог вынес приговор.
   Он на расправу скор.
  
   Сторонник круговых порук
   Не разведёт сю-сю...
   И за грехопаденье двух
   Бог Землю проклял всю.
  
   Завещано земле родить
   В проклятые те дни
   Лишь волчцы (мне не объяснить)
   Да тернии одни.
  
   Адам заглаживать свой грех
   Пошёл к жене своей,
   Ведь матерью живущих всех
   Стать предстояло ей.
  
   Он Евой в первый раз назвал
   Жену, что значит - жизнь...
   (Картину я дорисовал,
   С натуры пейзажист:
  
   "Ну, что допрыгалась, коза,
   Над пропастью во ржи?
   Теперь, бесстыжие глаза,
   Сиди и не блажи.
  
   Со змеем если засеку -
   По волосам не плачь"...
   Взорваться мог по пустяку,
   Не в меру был горяч
  
   Адам, заносчив и притом
   Из рая изгнал вон.
   Зато в хорошем и в плохом,
   Во всём был первым он.
  
   Перед товарищей лицом
   Иной позёр и жлоб
   Готов быть первым подлецом,
   Но не последним чтоб.
  
   Связался с грешницей малец -
   Испортился в момент,
   Антиобщественный вконец
   Адам стал элемент.
  
   Готов отделать хоть кого
   Он был, когда взбешён.
   Пить бросил слабый алкоголь,
   На крепкий перешёл.
  
   При женщине кого найдёт -
   Придавит как клопа
   Не благородный Дон-Кихот,
   А просто психопат.
  
   Когда Адама с глаз долой
   Гнать Бог издаст указ,
   Несдержанный характер свой
   Тот сыну передаст.
  
   (Когда хорошее не вдруг
   Берём мы от отцов,
   Откуда же тогда вокруг
   Так много подлецов?
  
   Быть может, тем, кто к слову глух,
   Не часто драли зад?
   Но мы от розог, оплеух
   Вернёмся в райский сад.)
  
   Творец на Еву с высоты
   Взирал который раз,
   Но вид привычной наготы
   Не радовал впредь глаз.
  
   (По-новому взглянув на зад
   И прочие места,
   От возмущенья как закат
   Господь пунцовый стал.
  
   Представил Бог сплетенье тел,
   Хоть мерзко, что с того?
   Ведь это есть, как он хотел,
   Подобие его.
  
   Вот вам причина почему
   С пастушкой на лугу
   Я образ Бога, по уму,
   Представить не могу.
  
   Я, будучи подобьем сам,
   Себя терплю с трудом
   И ненавижу по утрам
   С тяжёлым животом.
  
   Когда живу в Его дому,
   Ношу Творца в душе -
   Мне, право слово, ни к чему
   Подобное клише.)
  
   Подробный обращая взгляд
   На тело двух натур,
   Господь обдумывал наряд
   Из подходящих шкур.
  
   Чтоб наболевший снять вопрос
   Двух обнажённых тел,
   У Евы грудь, у мужа торс
   Бог в кожи приодел.
  
   (Что мелкой выдалась овца,
   Был очевидный плюс,
   Когда не скрылся до конца
   У Евы нижний бюст.
  
   Возможно, через много лет
   По памяти потом
   Наскальный в шкурах их портрет
   Бог выбьет долотом.
  
   По кожаным тогда штанам
   Узнает мир всерьёз -
   Был первым рокером Адам,
   Но только без колёс.)
  
   Издав о выселке указ
   На сотую версту,
   "Адам стал как один из нас -
   Бог молвил в пустоту -
  
   Проник он к знания плодам,
   В Меня весь, ну шустёр.
   Но как бы к прочим деревам
   Руки бы не простёр.
  
   От древа жизни откусить
   Он умудрится плод
   И будет вечно бороздить
   Просторы наших вод,
  
   К бессмертью сделает рывок,
   Господь его храни,
   И не узнать, кому кого
   Придётся хоронить".
  
   (Чтобы не жить нам без конца,
   В ангарах чёрных дыр
   На этот случай у Творца
   В запасе антимир.
  
   Без антиженщины мир пуст.
   Исчезнем неспроста,
   Едва коснутся наших уст
   Её антиуста.
  
   Съаннигилируем на раз,
   Едва столкнёмся мы...
   И вот уже её и нас
   Не отделить от тьмы.
  
   Создатель выберет когда
   Момент свой улучить
   И с женщиною навсегда
   Нас антиразлучить.
  
   Вновь будем миллионы лет
   Мы ждать судьбы иной,
   Когда Господь зажжёт свой свет
   Над нашей головой.)
  
   Ну, а пока не вечный жид,
   Нестойкий элемент,
   Адам осваивать спешит
   Сто первый километр.
  
   Теперь в совсем иных полях
   Средь чернозёмных гряд
   Ему возделывать тот прах,
   Откуда он был взят.
  
   Впредь при вратах у входа в сад,
   Как порешил Творец,
   Охранник курит самосад,
   Отряда ВОХР боец.
  
   Меч, отразить любой удар,
   В запасе у него -
   Вращающийся наш радар
   Системы ПВО.
  
   Над ним, чтоб парню не уснуть,
   Поставлен херувим.
   Двойной охраной к древу путь
   Заказан стал другим.
  
   (Один прокол за все века
   С Кощей-бессмертным был,
   Охранников, наверняка,
   Он водкой напоил,
  
   Проник языческий хитрец,
   Где не был Моисей.
   Яйцо в бессмертия ларец
   Он спрятал точно в сейф.
  
   В яичке притаилась смерть
   На кончике иглы,
   И жить Кощею столько впредь,
   Как петь Буль-Буль-Оглы
  
   Или Кобзону, иль другим,
   Дай Бог им много лет,
   Купившим за свои грехи
   В бессмертие билет.
  
   Господь не влезет в сундучок,
   Похоже, никогда,
   И вот гуляет старичок
   До Страшного Суда.
  
   Ворует девушек порой,
   Дворец себе сложил.
   Хоть он и сказочный герой,
   Но чтобы я так жил
  
   И небо звёздное коптил
   При власти и деньгах,
   На справедливость хрен забил
   Бессмертный олигарх.
  
   Во всём согласен я с Творцом.
   Касаемо мощей -
   С иглой в мошонке и с яйцом
   Не вечен наш Кощей.
  
   Придёт былинный богатырь
   И в райские края.
   Ведь сказка - это не псалтырь,
   У каждого своя.
  
   ***
   Собачья социальная
  
   Умеет мой хозяин жить.
   А как он жрёт, а как он жрёт...
   Его хоть впору выносить
   Хвостом вперёд, хвостом вперёд.
  
   Не пальцем деланный, небось,
   Где скрасть - пронырливый хорёк.
   Вот уж кому чужая кость
   Не поперёк, не поперёк.
  
   Хозяин мой не изувер,
   Но лапу в пасть к нему не ложь!
   Хоть вовсе он не бультерьер,
   Но как похож, но как похож.
  
   Всяк выбирает по себе.
   Я выбрал и вовсю горжусь,
   И чем короче моя цепь,
   Тем ближе я к ботинку жмусь.
  
   Грех на хозяина роптать,
   Пойду-ка лучше я поем,
   А то ведь можно схлопотать,
   Как надоем, как надоем.
  
   Сам - из потомственных дворняг,
   Привычно мне вилять хвостом
   И выходить из передряг...
   Он тоже связан со двором.
  
   Особняком его сарай,
   Прислуга там - ворюги сплошь...
   Вот где, скажу, собачий рай,
   Но, правда, я туда не вхож.
  
   Кто жрёт похлёбку, а кто суп -
   Расскажет брёх из-за дверей.
   Какому псу что поднесут -
   Ему, хозяину, видней.
  
   Не в коммуналке - во дворце,
   Не на пустой желудок спит.
   На морде, то есть на лице,
   С блаженной миною храпит.
  
   Ему бы мину под кровать,
   Чеку - к резинке от трусов,
   Не всё ж другим кровь проливать...
   Но это так я, с чужих слов.
  
   А рассудить, отбросив спесь,
   О чём мне думалось не раз,
   Всё-то у них, казалось, есть,
   А жизнь собачья, как у нас.
  
   Плевать хотел я на харчи,
   На Педи-гри и на лапшу.
   Всё, что в душе моей кричит,
   Я отбрешу, я отбрешу.)
  
   ГЛАВА 4
  
   Адам познал Еву. Она зачала.
   При деторождении просто всё.
   Родившая Каина приобрела
   Себе человека от Господа
   (За сына потом сгорит со стыда).
  
   За ним пришёл Авель по счёту второй
   Брат Каина чуть оголтелого.
   Но мать отвечать за него головой
   Не стала и правильно сделала,
   Судьбу сына где-то проведала.
  
   (К гадалкам ходила, узнала из снов
   Про замыслы сына убогие.
   А может, задолго до Глоб и волхвов
   В почёте была астрология,
   Где все на учёте двуногие.)
  
   Стал пастырем Авель и пас он овец,
   А Каин пошёл в земледелие.
   Что он агроном, а не скотник-чернец
   Зачтётся потом на суде ему
   По делу у Бога отдельному.
  
   Был Авель тогда отмирающий класс -
   Менялась активно формация.
   Всех тех, кто не сеял, скотину лишь пас,
   Господь посадил на дотацию.
   И Каин свершил свою акцию.
  
   Был пахарем Каин, как лыко в строку.
   Скоромным себя он не баловал,
   С рассветом вставал и торчал на току,
   Весь день словно проклятый вкалывал,
   Но Богу о том не докладывал.
  
   Сложив на костёр результат всех трудов,
   Принёс от плодов земли дар Ему.
   Господь ни его не призрел, ни плодов -
   Не благоволил Бог к ударнику,
   Что было прогрессу лишь на руку.
  
   На том элеваторе было темно,
   А веялка вовсе не веяла.
   Не стал принимать Бог плохое зерно,
   Где ость попадалась и плевелы,
   А рядом визжало и блеяло.
  
   То Авель принёс первородных ягнят,
   От стада Отцу воздаяние.
   Призрел его Бог. Мудрецы говорят,
   Излишним то было деяние -
   Себя он обрёк на заклание.
  
   (А мне назидание видится в том,
   Что тот, кто чрезмерно старается
   И в подобострастии вьётся вьюном
   Ещё на земле стремясь в рай попасть -
   Допрыгается, доиграется.
  
   Ведь как бы за всё прилежанье к себе
   Начальство его ни приблизило,
   Нельзя лизуна оградить от всех бед -
   Каким бы он ни был облизанным,
   Железкой получит по лысине.
  
   Нет, чтобы братишке в тот день уступить,
   Быть подальновиднее Авелю,
   Не к Богу лизаться, а брата любить -
   Глядишь, не валялся б на гравии
   В одежде своей окровавленной.
  
   Сидел бы, смотрел свои "Вести с полей".
   Пошла б по иному история
   И девятитысячный свой юбилей
   Справляли бы братья в Астории,
   Кто богожеланней - не спорили.)
  
   Но мы от идиллий вернётся к нулю.
   И есть у меня опасения,
   Что Каин на брата накинет петлю,
   Как НКВД на Есенина
   (Бытует подобное мнение).
  
   Не зря ж огорчился, как будто с него
   В автобусе сдёрнули стольничек
   Скоты-контролёры, и лице его
   Поникло как спелый подсолнечник -
   Достал брата Авель-угодничек.
  
   Сказал тогда Бог: "Отчего сын лица
   Ты не поднимаешь? Недоброе
   Задумал и ждёшь ты плохого конца
   Для брата единоутробного.
   Посланником мира загробного
  
   Стоит, затаившись в дверях твоих, грех.
   К дурному предвижу влечение.
   Но ты обрати своё лице наверх,
   В сей час побори искушение,
   Чем позже молить о прощении".
  
   И Каин действительно к брату пошёл
   И в поле повёл слишком ушлого,
   Где с ним разобрался. (Как нехорошо,
   Что Господа люди не слушают
   Завистливые и двурушные.)
  
   В степи у межи брат на брата восстал.
   Зря Авель вопил: "Что, брат, сделал я?"
   Ведь некому было пальнуть из куста
   Иль разоружить оголтелого,
   От злобы совсем очумелого.
  
   Сам Авель убить мог из-за пустяка,
   В избытке скота перерезал он.
   Но не поднялась, очевидно, рука
   В тот час на братишку нетрезвого.
   А тот садануть не побрезговал.
  
   Добряк был тот Авель, по жизни тюфяк,
   Что будет - не думал заранее.
   Под запахом трав он мозгами размяк
   И шёл как баран на заклание,
   Со смертью своей на свидание.
  
   А Каин, крестьянскою сметкой силён,
   В косилку залез без домкратика
   И осью разобранной без шестерён
   В момент оприходовал братика,
   Услужливого маразматика.
  
   (Прогресс подхватил земледельца почин.
   Сегодняшний мир поучёнее,
   И методы, как конкурентов мочить,
   Становятся всё изощрённее -
   Кому-то подсыпать полония,
  
   Заточкою в печень, ещё не слабо
   Тайком открутить гайки в ступице,
   А всех террористов с пропиской любой
   От Питера и до Урюпинска
   Мочить в туалете по-Путински.
  
   В столице козлы замесили мацу,
   Почин подхватили окраины.
   И киллеры памятник как праотцу
   Поставят когда-нибудь Каину,
   Не хуже чем ставили Сталину.)
  
   Контрольным в затылок братишку добил
   (Что стало потом общим правилом).
   Тут Бог с высоты на него возопил:
   "Где брат твой? Не вижу я Авеля,
   Ни палки его, ни сандалия.
  
   Кровь брата ко мне вопиет от земли,
   Рукою твоей убиенного.
   Уходят, навек исчезая в пыли,
   Последние капли из вен его,
   Травой прорастая забвения".
  
   Не каялся Каин в том, что виноват,
   Подавленным не был, растерянным.
   "Что разве я сторож, чтоб знать, где мой брат?" -
   На всё отвечал он уверенно
   И следствие путал намеренно.
  
   Свидетелей нет, журавлей лишь косяк
   Летел вдаль порой той осеннею.
   Оставить навек нераскрытым висяк
   Бог не захотел с опасения,
   Что дело замнут, как с Есениным.
  
   Привычно звучит - документы на стол...
   Включает в лицо лампу белую.
   Потвёрже орешки Создатель колол,
   Что стоит одно дело с Евою,
   Как та перестала быть девою.
  
   Дознанье закончено. В этот момент
   Вопрос процедурный снимается.
   (Но братоубийственный эксперимент
   С тех пор на Земле продолжается
   И сфера его не сужается.
  
   Брат брата, а то и сестру ждёт конец.
   Такие имеем последствия
   С той разницей лишь, что не каждый подлец
   Окажется после под следствием,
   А жизнь проведёт в благоденствии.)
  
   Стал проклятым Каин навек от Земли,
   Отверзшей уста принять кровушку,
   Когда ее струи обильно текли
   Из брата пробитой головушки,
   Густея от жаркого солнышка.
  
   "Не будет земля питать силы твои,
   Не примет тебя как хозяина,
   И быть тебе вечным скитальцем земли" -
   Так Бог наш напутствовал Каина
   Весь век проходить неприкаянным.
  
   "Изгнанник, мать встретишь свою лишь во сне.
   Меня она молит о мальчике.
   Нет смысла брюхатить несчастную мне,
   Когда ты их всех - коленвальчиком.
   На Авеле есть твои пальчики".
  
   Принёс возражение Каин своё,
   Возможно, что самонадеянно:
   "Проклятие неадекватно Твоё.
   Во всём том, что мною содеяно,
   Другим уступаю злодеям я.
  
   Свой садик я гадостью не поливал,
   Почище твоих мои яблочки,
   Нитратами ягоды не шпиговал,
   Отраву не лил на козявочек -
   Жуков колорадских и бабочек.
  
   В Германию гумус не вёз я с полей,
   Вагонными сцепками лязгая.
   За что же меня высшей волей своей
   Ты мучишь судебными дрязгами,
   Бельё ворошишь моё грязное?
  
   Ну, дал скотоводу я между рогов
   Железкой. Но фактор смягчающий
   Здесь есть, ведь согласно марксизма основ
   Кочевников класс - отмирающий,
   Я ж в этом ему помогающий.
  
   К тому же тот скот, прочих слов не найду,
   Стравил мои лютики-цветики,
   Кувшинки и лилии в нашем пруду
   Загадил без всякой эстетики...
   Вернёмся к судебной мы этике.
  
   Меня привлекать по сто пятой статье
   Одной и без всяких там признаков!
   Мой срок - от шести до пятнадцати лет.
   Не надо мне вышку нанизывать,
   В законе то чётко прописано.
  
   Что казнь за убийство теперь не в чести,
   Ты плохо о том информирован.
   Привык всех одною метлою мести,
   Не видишь людей за мундирами.
   А может быть ты коррумпирован?
  
   Лоббирует кто заказную статью,
   Способствует тот вымогательству.
   Вводить преднамеренно галиматью
   В земельное законодательство -
   Да то ж над людьми надругательство.
  
   Тебе ведь, творящему свой самосуд,
   Плевать со своей колоколенки
   На то, как крестьяне в глубинке живут,
   Как их донимают чиновники -
   Законники и уголовники.
  
   Связующую и последнюю нить
   Ты рвёшь между властью и нацией.
   Крестьян уничтожишь - кто будет кормить
   Прогнившую администрацию
   С её БТИ и кадастрами?
  
   Меня отправляешь по свету бродить
   Коммивояжёром и дилером.
   Любой меня может при встрече убить
   С волыны, из армии стыренной,
   Мои продырявить извилины.
  
   Подальше меня с плодороднейших мест
   Ты гонишь, навесив с три короба,
   Тем почву готовишь указом с небес
   Для аукционов по сговору
   Партийцев, потомков Подгорного.
  
   Ты шлюзы, небесные хляби разверз
   Для нецелевой спекуляции...
   Иной, если есть, указующий перст
   Обязан спасти нашу нацию,
   К нему отошлю апелляцию.
  
   На твой самосуд выше есть арбитраж,
   К нему обращусь по подсудности.
   Рассмотрит он спор земледельческий наш,
   Суд высший особой премудрости.
   Найти его, правда, есть трудности.
  
   Суд процессуально изъяны найдёт
   В твоём беспределе по осени.
   Ведь взять ты обязан был самоотвод,
   Когда потерпевшему родственник,
   Активов единственный собственник".
  
   Над словом последним, что Каин сказал,
   Господь озадачился мыслями
   И полною мерою не наказал,
   А лишь ограничился высылкой
   Вину искупить, а не выстрадать.
  
   (Так Каин пред Богом поставил вопрос,
   Совсем, впрочем, не риторический.
   Свои он и наши проблемы донёс
   Из бездны времён исторических
   В момент для России критический.
  
   Творец подтвердил, что леса и поля
   Совсем не для жуликов созданы.
   Быть может, поэтому наша земля
   Ещё до конца не распродана
   Своим и невесть чьим там подданным.)
  
   Сказал Бог: "Когда час твой смертный придёт,
   Годов твоих будет не меряно.
   Тому ж, невзначай кто скитальца убьёт,
   Отмстится за Каина всемеро,
   Того накажу Я намеренно".
  
   (Семь раз Бог к затылку прижмёт пистолет,
   И жизни лишит опечаленный.
   Не трогать мерзавца! - Сей Бога запрет,
   Охранная грамота Каина
   В Писании вещь не случайная.
  
   Со смертью одной я пока не знаком,
   Спасибо Создателю, миловал.
   Две-три допускаю, но очень с трудом.
   Смириться с такой перспективою -
   Буквально мозги изнасиловал.
  
   А семь - извините, умом я не свеж,
   Признаюсь в чём разве что шёпотом.
   И в этом я вижу огромную брешь
   Меж бренным собою и Господом
   Со всем моим жизненным опытом.
  
   Тот, кто говорит, что семи смертей нет,
   Выходит, весьма ошибается,
   Раз Каина тень до скончания лет
   По белому свету скитается,
   За телом в морг не обращается.
  
   Не трогайте Каинов, проклят их знак,
   Хоть долго им жить... Тем не менее,
   В постели своей не умрут Железняк,
   Ни Троцкий с Юровским, ни Берия.
   Не станем тревожить Тиберия.
  
   Как ни был бы тяжек всех извергов грех,
   Им век не подняться до Каина.
   И хоть по количеству крови на всех
   Наш Каин совсем не окраина -
   Ему больше всех было впаяно.)
  
   В земле на востоке с названием Нод
   Подальше от лика Господнего
   Жену отыскал, чтоб продолжить свой род,
   Казачку, хохлушку дородную
   Из гоев, зато детородную,
  
   Чему, полагаю, весьма Каин рад.
   Жена родила ему Еноха,
   По имени сына возвёл Каин град
   Гордиться своими успехами,
   А дальше пошло и поехало.
  
   От семени Каина произошли
   Потомки по линии Ламеха.
   Их дети металл извлекли из земли,
   И гусли освоили лабухи,
   Хитами забили все пазухи.
  
   (С эстрады попсовые песни звучат.
   Орут металлисты, окалиной
   Несут на себе родовую печать
   И любят железки отчаянно...
   А что вы хотели от Каина?)
  
   С лица человечества стёр Бог плевок,
   Проклятие бесчеловечности...
   И было Адаму сто тридцать всего.
   Мальчишка в сравнении с вечностью
   Отметился не по беспечности.
  
   Адам полномочий как муж не сложил,
   Свой долг исполнял по всем правилам.
   Другое Бог семя жене положил.
   (А церковь убитого Авеля
   К награде посмертно представила.)
  
   Сиф имя Господне впервые назвал
   В связи с появлением Еноса,
   Что стало, как в Библии я прочитал,
   Основой для теогенезиса
   (Не путать прошу с гистерезисом).
  
   ГЛАВА 5
  
   Вот родословная Адама:
   Бог человека сотворил
   По образу-подобью... "Мама"
   Впервые тот заговорил
  
   И получил от Бога имя
   В день сотворения навек.
   Владыка над зверьми иными
   Стал называться - человек.
  
   Адам прожил тогда сто тридцать
   Годков, когда родился Сиф,
   А после Енос народился,
   О чём Писание гласит
  
   (Не от Адама, а от Сифа).
   Чтоб стало всем понятно нам -
   Деторожденья труд Сизифов
   Не повторит уже Адам.
  
   Лет восемьсот ещё отгрохав,
   Адам, как водится, почил
   И до великого потопа
   Своей полжизни не дожил.
  
   Лет девятьсот всего плюс тридцать -
   Отпущен был Адаму срок.
   Но можно только удивиться
   Тому, что скрыто между строк.
  
   Все патриархи проживали
   Лет девятьсот и неспроста
   Своих детей они рожали
   По возрасту в районе ста.
  
   Процентов уходило десять
   От жизни, чтоб родить мальца,
   Набегаться, покуролесить,
   Впредь голым задом не мерцать.
  
   Другим двух сотен не хватало
   На женский пол спускать рубли.
   Всё ненасытным было мало
   И мы от них породу длим.
  
   Взять Ламеха. Ему под двести,
   Старик с седою головой,
   А он рожает земледельца
   И сына нарекает Ной.
  
   (Мы ж размножаемся за двадцать.
   Произведём простой расчёт -
   Нам следовало бы с вами, братцы,
   Прожить хотя бы до двухсот.
  
   А мы живём в три раза меньше
   И то не каждому фартит.
   Я не пишу про наших женщин -
   О них Писание молчит.
  
   Когда сейчас они двужильны
   Срок отбывают свой сполна,
   То сколько же бедняжки жили
   В библейские те времена?
  
   Скрывают возраст не случайно
   Они, даже идя в Собес,
   Им с красотою розы чайной
   Тащить за Еву тяжкий крест -
  
   Взамен карьеры слушать мужа
   Без косметолога-врача...
   Про женщин дней давно минувших
   Мне лучше в тряпочку молчать.
  
   Лишь выскажусь, но крайне робко:
   Желает женщинам добра,
   Когда выводит их за скобки
   Из описания Ездра.
  
   Поборниц прав излишне прытких
   Прошу не предлагать интим.
   Им будет поводов в избытке
   Корить Ездру и иже с ним.)
  
   Но можно ли не проболтаться
   О том, что держишь в голове?
   Как человек стал развращаться
   В шестой изложено главе.
  
   ГЛАВА 6
  
   (В нашем вечно первобытном племени
   Жили мы в истории без времени.
   Годовые кольца нас не метили,
   Кронами сплелись тысячелетия.
   Солнцевосхожденье над каньонами
   Исчислялось сотнемиллионами.
   Тектоническими монолитами
   Плыли времена палеолитные.
   Ихтиандром в океане вечности
   Зачиналось наше человечество.
  
   Первобытно-первые товарищи
   Жили созерцая-припеваючи
   Домостройно-родовой общиною,
   Обрастая вековой щетиною,
   С киселя на квас перебиваючись,
   В инородцев шапками кидаючись.
   Пили, веселились, горе мыкали,
   В тряпочку молчали, не чирикали
   В стороне от либеральной ереси,
   А к своей заразе притерпелися.
  
   В мире всё течёт, всё изменяется,
   По старинке жить не получается.
   Даже тех, кто принимал решения,
   Бес попутал - впали в искушение
   Строить жизнь пустым голосованием,
   Дали всем карт-бланш на выживание.
   Благовестные радетели-старатели
   Заменили динамит на шпатели,
   Мир пугая замыслами смелыми.
   Лучше б ничего они не делали.
  
   Пребываем в том, что понастроили,
   На историю глядим с иронией.
   В будущее рвёмся истерически,
   Перемен чураясь генетически.
   Ностальгируем по первобытному,
   Аплодируем давно забытому,
   Первобытные общиннограждане,
   Редкие подъезды не загажены.
   И тоскует молодая гадина
   По тому, что ею не украдено.
  
   Наше племя, бродит опасение,
   Станет первобытно предпоследнее.
   Стадо перебитое бизоново
   Космос засосёт в дыру озонову.
   В термоядерное потепление
   Не спасут грибочки и соления.
   Над собою сдвинем мы надгробие
   По себе, по Господу подобию,
   Флору загубив, замучив фауну...
   Времени отсчёт начнётся заново.
  
   Наш ковчег по океану вечности
   Поплывёт, но впредь без человечества.
   Бог-Творец, усвоив нашу практику,
   В новую отправится Галактику,
   Подберёт иного подмастерия
   Для спасения и воскресения...
  
   То история уже отдельная.
   У Создателя оплата сдельная,
   Руки длинные и пальцы цепкие...
   Дай Бог сильному нервы крепкие.)
  
   Лишь стали люди умножаться на Земле,
   У них, конечно, появились дочки
   С задумчивостью томной на челе,
   Незрелые, как на деревьях почки
   Набухшие, готовые вот-вот
   Впитать в себя всю прелесть мирозданья.
   Такими соками питал Господь
   Запретный плод на дереве познанья
   Для преступления и наказанья.
  
   Узрели в щелочку их Божие сыны.
   Тех дочерей прекрасных эскадроны
   Врывались в эротические сны,
   И стали выбирать сыны их в жёны.
   Взыграла человеческая плоть,
   Завещанным ей Духом пренебрегла.
   Впервые призадумался Господь
   Об океане мировом без брега
   И верфях для плавучего ковчега.
  
   На безобразия взирал Бог свысока,
   Любовные спать не давали вздохи,
   Бессонницы замучила тоска,
   Достала человеческая похоть.
   Что твердь как голова болит, трещит,
   До времени не подавал Бог вида,
   Не признавался, что переборщил -
   Прах замесил на творческом либидо
   И получил эффект воды с карбидом.
  
   Извёсткой негашёною разит,
   Всё булькает и лезет повсеместно.
   И как теперь ту известь погасить
   Лишь одному Создателю известно.
   Вот кто-то открывает порносайт,
   Другой - интим-салоны и бордели.
   Всю мерзость отражают небеса,
   Где облака как девки на панели
   В бесстыжести своей поднаторели.
  
   Семейный врач лечил Творцу мигрень,
   Снотворное ему не то назначил.
   И не желая сесть на бюллетень,
   Взорвался наш Господь в единочасье -
   На размноженье наложил запрет,
   Репродуктивный возраст обозначил.
   Дал человеку лишь сто двадцать лет
   Пожить на белом свете. Не иначе,
   О демографии подумал Старче.
  
   (Бог эту цифру взял не с потолка.
   Создателю тогда хватило такта
   Отсчитывать нам годы свысока
   Как пульс во время полового акта.
   Меня не отпускает тайна цифр,
   Их магия возникла неслучайно.
   Не зря жрецы, дельцы и подлецы
   Заветный шифр скрывают чрезвычайно
   В швейцарских банках, что весьма печально.
  
   Цепь совпадений - мистики родня
   Преследует меня как наважденье:
   Зачем Творец наш бурный век сровнял
   С верхушкою нормального давленья?
   Лишь разохотишься и вдруг пассаж -
   Грибочков съешь или инфаркт случится...
   Так средний человека возраст наш
   Бог опустил как раненую птицу
   На нижнюю давления границу
  
   Артериального, что гонит кровь
   От сердца к тазу и немного дальше.
   Но тот, кто слишком ставит на любовь,
   Похоже, умирает много раньше.
   Возьмём Христа. Пилату докучал,
   За что от стражи получал по почкам.
   Безмерно по нему Господь скучал,
   Призвал к себе любимого сыночка,
   На тридцать три в графе поставив точку.
  
   А что касается раба, его судьба
   До фени Господу, раз тот не гений.
   А он усердный не жалеет лба,
   Всю жизнь свою проводит на коленях.
   Умрёт как все, свой пребыванья след
   Оставит в поминаньях безответных,
   Да метрику в архив на много лет...
   Короче, умер - твоя песня спета.
   Но сам я так не думаю при этом.
  
   Мой Бог во мне, хоть сам я атеист,
   Внутри моей фигуры неказистой,
   В душе моей. Пусть я эгоцентрист,
   Но с нищими не стану Им делиться.
   В какие кущи отлетит душа
   Не ведаю, но думаю до кучи
   Меня представят Богу не спеша
   Тому, что будет моего покруче.
   Вдвоём они моё досье изучат,
  
   В какой приют меня определить
   Между собой легко договорятся...
   Не смертному событья торопить,
   Но перспектив я перестал бояться.
   Как Аввакум, иду я не один,
   Свой путь не оборву посередине.
   Когда меня ведёт мой Господин,
   Маршрутом непроторенным другими
   Я проплыву Папаниным на льдине.
  
   Увижу Каина я ржавый плуг,
   Найду ковчег, оставшийся от Ноя,
   В музее частном обнаружу вдруг
   Христа затоптанный венец терновый,
   Поднос, на нём Предтечи волоса...
   Мне редкости античные по сердцу,
   Но не в дому купца иль подлеца
   В одной из многочисленных коллекций
   Разграбленных гробниц и Древних Греций.)
  
   Пока пинком нас не торопит смерть,
   Чуть можно задержаться на проходе.
   Полезно оглянувшись посмотреть,
   Как человечество свой путь проходит.
   Всё в неолите было здоровей
   И жили на Земле той исполины,
   Любившие красавиц дочерей.
   Глаза-маслины, их прямые спины -
   Доподлинная гордость Палестины.
  
   Любви прекрасной сказочной своей
   Плоды несли они как дичь на блюде.
   Бог издревле приметил тех людей,
   То были славные, большие люди.
   Но незаметно, впрочем, как всегда,
   Где было пусто, вдруг случилось густо -
   Людская народилась мелюзга,
   Как сорняки взошли среди капусты,
   Которые не выведешь без дуста.
  
   Стремленья мысли, помыслы сердец
   Во зло направлены в любое время.
   И ощутил внезапно наш Творец,
   Как непосильно развращенья бремя.
   Так мелкотравчатый и злобный трус,
   Которому красавиц не досталось,
   На Господа взвалил разврата груз.
   Увидев мелюзги людской ментальность,
   Бог ощутил брезгливую усталость,
  
   Как будто сам слонялся по ночам
   По непотребным барам и причалам,
   По мордам бил и также получал
   От сволочей по жизни одичалых.
   Раскаялся Господь, что сотворил
   Невесть чего подобие из праха.
   (Будь Бог попроще - точно б возопил,
   Рванул бы на груди в сердцах рубаху
   И ворот разорвал единым махом.
  
   Вскричал бы Отче: птиц всех истреблю,
   Не выклевавших глаз скотам блудливым.
   Сгонял бы вниз, с народом по рублю
   Он сгоношил и лакирнул бы пивом...
   Глядишь, и отпустило, отошло.
   Впредь не ругался б, свесившись с карниза,
   Слюной не брызгал, мерзостью взбешён,
   Готовил бы возмездье с катаклизмом
   И Ною объяснял устройство клизмы.)
  
   Деянья, говорят, снимают стресс.
   От человека Бога отличает
   То, что несчастий Бог не ждёт с небес,
   А катаклизмы сам и назначает.
   Впредь Атлантидою уйдёт на дно
   Что было ранее цветущим садом.
   А вместе с человеком заодно
   Скотам достанется и прочим гадам
   Погибнуть под вселенским водопадом.
  
   Воззрел Господь на землю - вот она
   Растленная из Бога тянет жилы,
   Ибо вся плоть, что Богом создана,
   Свой путь, предписанный ей, извратила.
   Не голословно Бог вознёс кулак
   Над всем живым (а мы тому виною)...
   Возможно, дальше всё пошло б не так,
   Когда бы Бог не заприметил Ноя
   В согбенной позе к облакам спиною.
  
   Несложно было Богу рассмотреть
   На винограднике в трудах благочестивца.
   Духовную преодолеет смерть
   Тот, кто пред Господом привык трудиться -
   Учение отцов гласит о том.
   Протестантизма этикой помечен
   Спасётся человек своим трудом.
   Ной, капиталистический Предтеча,
   Усвоил эту истину с Двуречья.
  
   Ной приобрёл пред Богом благодать
   Своею непорочностью святою,
   Хоть, говорят, что Ной любил поддать
   И сыновей у Ноя было трое.
   О Симе, Хаме, Иафете чуть
   Позднее я поведаю особо.
   А на земле, напомнить вам хочу,
   Справляет бал духовная хвороба,
   И человек не самой высшей пробы.
  
   Всем злодеяньям положить конец
   Решил Господь. В свои благие планы
   Трудягу Ноя посвятил Творец
   И дал задание: Подняться рано,
   Из древа гофер вырубить ковчег,
   Что яхты Абрамовича похлеще.
   Мастеровит мужик был, и вообще
   Любил Господь, когда краснодеревщик...
   Красивые умел Ной делать вещи.
  
   (Припомним, что произойдёт с Христом -
   Из всех кандидатур, не меньше сотни,
   По иудейской метрике отцом
   Бог Сыну выберет того, кто плотник.
   Заставит вырубить Голгофы крест
   Служителей профессии древнейшей...
   И если уж бежать из гиблых мест
   В пургу в тайгу, куда не шлют депеши -
   Оно сподручней с плотником, конечно.)
  
   Завёл Господь-Бог о потопе речь.
   Ной оторвал губищи от винища,
   С понятьем, что недопустима течь,
   Смолил бока внутри, снаружи - днище...
   Как самогон варил столярный клей,
   Прилаживал шпангоуты и снасти,
   Срубил ковчег длиной в триста локтей...
   Ведь тем, что был он на все руки мастер,
   Ной Божью благодать обрёл отчасти,
  
   Сам спасся и других от смерти спас.
   За два бочонка марочной Массандры
   Без тендера Ной получил заказ
   На первую плавучую шаланду.
   Ковчег тот представлял собою плот
   В три палубы, жилья - кают штук двести,
   Дверной проём, где предусмотрен вход,
   Да сверху в локоть шириной отверстье
   Для голубя - нести с простора вести.
  
   "Я наведу потоп - сказал Господь -
   Живое всё, в чём теплится дух жизни,
   Прочь изведу и уничтожу плоть,
   Но ты, мой богоизбранный, не кисни.
   Я на тебя не обращу свой гнев.
   Кишку слепую клизмы водомётом
   Очищу наводнением, как хлев
   Освобожу Я землю от помёта...
   Не промахнусь, на скверну глаз намётан.
  
   Могу наркотики вменить, разбой,
   Ведь был бы человек - статья найдётся.
   Но обойдусь с единственным тобой
   Без перегибов лишних и эмоций,
   Поставлю над тобою свой завет.
   Войди в ковчег, сынов возьми с собою
   С их жёнами... Наложниц? - Пока нет.
   Стесненье места, средств и всё такое..." -
   Так заповедовал Создатель Ною.
  
   "Из всех животных ты введи во внутрь
   По паре от любой двуполой плоти
   Мужской и женской. Сверить не забудь,
   Иначе пропадёт весь смысл в потопе.
   Из всех скотов и птиц по роду их,
   Всех пресмыкающихся ты по паре
   Введи и этим сохрани в живых,
   Как ни были бы у отдельных тварей
   Несимпатичны и противны хари.
  
   Меня освободишь ты от забот
   Земли экологические ниши
   Вновь заселять. Когда пристанет плот,
   Реанимируй тех, кто ещё дышит.
   Организуй с собой в дорогу харч,
   Травою свежей запасись сначала,
   Чтоб видя, как грызёшь ты свой калач,
   От голода корова б не мычала,
   Мой абсолютный слух не омрачала".
  
   Как повелел Господь, так сделал Ной,
   Подробности о том в главе седьмой.
  
   ГЛАВА 7
  
   Приказал Господь Ною: "Войди ты в ковчег
   И с собой прихвати всё семейство,
   Ибо в роде своём ты был праведней всех,
   В бизнес-классе теперь твоё место.
  
   От всех чистых скотов отбери ты окрест
   По семь пар, от нечистых - по двое".
   (Так для чистых скотов исключил Бог инцест,
   Для нечистых - сойдёт и такое.)
  
   Семь попарно отобранных божеских птах
   Взять с собой приказал наш Создатель.
   (А нечистым, выходит, нет места в верхах?
   Извините, а как птеродактиль?
  
   По ошибке отбора забрался вандал
   В синевы непорочной обитель.
   Ной с собой эту мерзость в ковчег не забрал.
   Так и сгинул тот скот в неолите.)
  
   Предписаний благих не ослушался Ной,
   Благоверным не зря слыл пред Богом,
   С генофондом коробки грузил по одной
   И акцизы наклеивал строго.
  
   Всех двуполых развёл на второй-первый сорт,
   Оформленья решил все вопросы.
   Однополые тайно проникли на борт,
   А не то бы их Ной - дихлофосом.
  
   Кто в собачьей шерсти, кто поглубже в щелях,
   А микробы в мокроте и в пыли...
   Все, кому плот из брёвен всего лишь топляк,
   Те с дельфинами рядом поплыли.
  
   До потопа прожил Ной шестьсот полных лет
   И, похоже, не мучила грыжа,
   А иначе, свершив этот труд на земле,
   На воде бы он просто не выжил.
  
   Подготовившись славно к великой беде,
   Справил свой юбилей патриарх наш.
   Через месяц потом на семнадцатый день
   Страшно сделалось даже папаше.
  
   На седьмой день недели, как Бог обещал,
   Враз разверзлись все хляби и щели.
   И на землю рванула такая моща
   Накопившегося возмущенья,
  
   Что в момент всё живое, залитое сплошь,
   Уже булькало клизмою в попе.
   Сорок дней и ночей нескончаемый дождь
   Превратил в безнадёжные топи
  
   Всё. Где раньше служили земле тополя,
   Море волны свои распластало.
   И зелёная наша планета Земля
   Голубой на мгновение стала
  
   По космическим меркам. Хватило вполне
   Тех затопленных дней мирозданья
   Жизни дух утопить в набежавшей волне,
   Человеческое сбить дыханье.
  
   Сорок дней прибывала вода всё сильней.
   Да, рванул на груди Бог рубашку.
   И уж горы ушли на пятнадцать локтей
   Ниже волн залихватских барашков.
  
   Истребилось всё то, что пора истребить.
   И вулканы уже не дымились...
   (Здесь хотелось бы мне, атеисту, спросить
   Вы довольны собой, Ваша Милость?
  
   Рубанули с плеча, но ребёнка слеза,
   Может, всё-таки что-нибудь значит?
   Повалился весь мир как под корень лоза...
   А не нельзя было как-то иначе?
  
   Как сказали бы Дарвин, Руссо и Вольтер:
   У природы в достатке работы...
   Впрочем, эти умы здесь не авторитет -
   У Вас с ними особые счёты.
  
   Революции дух Вы сумели поднять -
   Вмиг решить все проблемы строптивых...
   И начтёт по земле бесовщина гонять
   На истории локомотивах.
  
   Свой у Вас, извините, к творенью подход -
   Эволюция для богохульцев,
   Шашки наголо и над поверхностью вод
   Всё крушить на летающем блюдце.
  
   Препираться с Творцом, даже если ты прав, -
   Что носить на поля воду в сите.
   Раз у Бога такой неуступчивый нрав,
   Почему Он тогда наш Спаситель?
  
   Сделать мир в интересах одних "лучше всех"
   Если Бог приложил все старанья,
   То откуда тогда (жалко, что не у всех)
   К братьям меньшим взялось состраданье?
  
   Видит свет кто - ещё не ослеп до конца.
   Да услышит, имеющий уши.
   В колпаке атеиста и весь в бубенцах
   Я крещённый, но очень заблудший.
  
   Из богатства души не отдал ничего,
   На амвон не принёс ни рубля я.
   Но Творца даже в самый момент ключевой
   Озабоченность я представляю.)
  
   Как там Ной в окружении коз, поросят
   Переносит невзгоды погоды?
   Из пробоины в небе дней сто пятьдесят
   Вниз струились и множились воды.
  
   Новой жизни Господь заварил свой бульон.
   А как Отче кухарничать бросил,
   Что за вести несёт голубок-почтальон -
   Мы узнаем в главе номер восемь.
  
   ГЛАВА 8
  
   Бог заскучал по Ною, вспомнил он
   О всех скотах, затворниках ковчега.
   Так захотелось, выйдя на балкон,
   Привычное услышать тега-тега.
  
   Пять месяцев безбожно дождь хлестал
   И струи лил в распахнутые окна.
   Навёл Бог ветер, то есть дунул так,
   Что хляби все как форточки захлопнул.
  
   В дни очищенья страшного суда
   Вращение Земли не прекращалось,
   И центробежной силою вода
   Обратно на орбиту возвращалась
  
   В источник бездн, резервуар небес
   Или в ещё какие там ангары,
   Чтоб доблестные силы МЧС
   Могли тушить таёжные пожары.
  
   Корабль закончил бороздить простор
   Числа - семнадцатого, месяца - июля.
   Кошачьи лапы Араратских гор
   Ковчег за днище мягко цапанули.
  
   (Ну, цапнули, не велика беда.
   Не я один теряю чувство меры.
   Какую только цену иногда
   Ни платят дураки ради размера.
  
   Про дурочек я просто промолчу,
   Бедняжек осуждать - немного кайфа.
   Чтоб влезть в размер, готовы пить мочу
   Иль просто умереть от герболайфа.)
  
   Два месяца ещё скрывался брег
   И воды постепенно убывали.
   Лишь в октябре, наплававшись, ковчег
   Конкретно сел на горном перевале.
  
   Прошло ещё, быть точным, сорок дней
   С кончины ненасытного потопа,
   И на поминках участи своей,
   Не чокаясь, Ной опрокинул стопку.
  
   Открыл отверстие, где в локоть шириной
   Представилось очищенное небо
   От ноосферы мерзости земной,
   От птеродактилей и прочей непотребы.
  
   Прочь ворон вылетал и прилетал,
   Промокший возвращался на оконце.
   Так без синоптиков Ной узнавал -
   Насколько землю просушило солнце.
  
   Три раза ворон рвался на простор,
   Исследовал скалистую махину,
   Сливался с очертаньем чёрных гор,
   Пока в них окончательно не сгинул.
  
   Ковчег покинуть ног не замочив,
   Узнать - сошла ль вода с землицы лица,
   Не простудиться, наконец, в ночи -
   Ной выпустил в полёт иную птицу.
  
   Покой не обретя для ног своих,
   Над головою Ноя голубь кружит.
   Пар поднимается и ветер стих,
   Но вся земля - одна сплошная лужа.
  
   Ной-патриарх по милости своей
   Прощает птице, не нашедшей брода,
   На семь томительных и долгих дней
   Сажает голубка на хлеб и воду.
  
   Повременив ещё недельный срок,
   Ной обратился вновь к услуге птичьей.
   И вот уже под вечер голубок
   Во рту приносит лист ему масличный.
  
   Так Ной узнал, что с гор сошла вода.
   Ещё семь дней - и вновь взмывает птица,
   Чтоб ни с листом, ни с ветвью никогда
   В родной ковчег уже не возвратиться.
  
   На радостях наш славный патриарх
   Справляет шестьсот первый день рожденья.
   А ворону и голубю в веках
   Господь найдёт иное примененье.
  
   Зверей не выпускал Ной с корабля,
   И не одна скотина в трюмах сдохла.
   Но лишь к двадцать седьмому февраля
   Земля от вод достаточно просохла.
  
   И Бог сказал: "Оставь, Ной, свой ковчег,
   Жена твоя и сыновья с тобою.
   Вручаю вам навечно белый снег,
   Зелёный бор и небо голубое.
  
   Всех заклинаю именем Меня -
   Всё то, что вам торжественно вменяю,
   Пусть ваши дети бережно хранят
   И добрым словом Бога вспоминают.
  
   С собою выведи наружу всех -
   Животных, пресмыкающихся, гадов.
   Тюрьмой им стал спасительный ковчег,
   Свободой будет зелени прохлада.
  
   Соскучилась по ним моя земля.
   Плодятся пусть без всякого пригляда".
   (Позволю от себя добавить я:
   Не человек, природы не загадят.)
  
   С ковчега Ной со всей своей семьёй
   Сошёл на брег. Скарб вынесли невестки.
   В поля рвануло прочее зверьё
   И песней огласились перелески.
  
   От птиц, животных с мыслию благой
   От чистых всех собрал Ной понемногу,
   На жертвеннике разложил огонь
   И в жертву их принёс во славу Бога.
  
   Создатель обонял сей чудный дух,
   Словил в ноздрях мясца благоуханье.
   Трещали шкварочки, ласкали слух,
   Склонив Творца к решеньям эпохальным.
  
   Бог Землю впредь не будет проклинать
   За злые человека помышленья.
   Простит заблудшим нам природа-мать
   Отроческие наши прегрешенья.
  
   От юности всё человека зло,
   А значит быть нам с возрастом добрее.
   И хочется молиться, чтоб пришло
   То времечко как можно поскорее.
  
   За мерзость впредь не будет поражать
   Всего живущего, как сделал Бог однажды.
   (Действительно, какого, брат, рожна
   Нам битым быть из-за соседской кражи?
  
   Другое дело - неугодный класс,
   Где ты не человек, а представитель.
   Тогда под корень вырезают нас
   Или - в Гулаг, в тюремную обитель.
  
   Дождём прибило лагерную пыль.
   Тварь кровососная - из грязи в князи,
   И сколько ты промежности ни мыль,
   Не выведешь её без серной мази.
  
   Семь тысяч лет мир зрел, но не добрел.
   Зло юности, знать, глубоко впиталось.
   Раз переросток наш не поумнел -
   На человечества я ставлю старость.
  
   Но травмы родовой нам не забыть.
   Неверие во мне вопит истошно:
   Зла юности вовек нам не избыть
   И гниде быть законченною вошью.
  
   Писание нас множить род зовёт.
   И что призыв нам выполнить мешает?
   Мэр Волгограда в роскоши живёт,
   А матерей пособия лишают.
  
   Последний вальдшнеп пискнул и исчез,
   На Францию подлец сменил отчизну...
   Чем дальше в лес меня ведёт прогресс,
   Тем меньше поводов для оптимизма.
  
   Из ямы пессимизма атеист
   Не может видеть Божьей перспективы:
   На горизонте маяки зажглись,
   Подмигивая путнику игриво.
  
   И вот уже очередной Колумб
   Рвёт горизонт как на груди рубаху.
   А мне всё кажется, что бог акул
   Нам уготовил новую клоаку.
  
   В предложенное новое ярмо
   Мы с любопытством лезем словно дети.
   Всё запоздалой юности дерьмо
   Всплывает, извините, в Интернете.)
  
   Бог призывает двигаться вперёд,
   Земле родить ядрёную пшеницу
   И обещает: дней круговорот
   В одно мгновенье впредь не прекратится.
  
   (Но в голове моей проснулся царь:
   Что если передумает Создатель
   И с миною брезгливого Творца
   Перестирнёт вновь самобранку-скатерть?
  
   Для атеиста ожидать конца
   От наводнения в России глупо.
   Поддавшись уговорам мудреца,
   Я снёс в утиль от Ноя мокроступы.)
  
   Про радугу, завет и договор
   Меж Ноем с Господом и многое другое
   В главе девятой будет разговор,
   И краешком про опьяненье Ноя.
  
   ГЛАВА 9
  
   Благословил Бог Ноя и сынов,
   Всем дал карт-бланш плодиться, размножаться,
   Определил уделом для скотов
   Страшиться человека и мужаться.
  
   (Одной травой нам не насытить плоть.
   Без жира в углеводах толку мало.
   Врач-диетолог, строгий наш Господь,
   Нам в пищу прописал есть, что попало.
  
   Что движется, чирикает, живёт -
   Всё передал Бог человеку в пищу...
   Комками мёрзлыми летит жнивьё -
   Загонщики с борзыми зверя рыщут.
  
   Угроз не ведая, пушистые белки -
   Жиры и углеводы скачут резво.
   Всего делов то - натянуть силки,
   Стравить, словить и горло перерезать.
  
   К чему привычна нация твоя -
   Особенно по вкусу, мне сдаётся.
   Французу - устрица, хохлу - свинья,
   Бомжаре - Тузик, если попадётся.)
  
   Но человека колотушкой в лоб
   Или иначе вытряхнуть из тела,
   А плоть промыть, сварить и есть взахлёб -
   Ни при каких! Бог против беспредела.
  
   Едва железкой выписал по лбу
   Брат Каин Авелю (ещё до катаклизма),
   Бог на убийство возложил табу.
   Теперь пришёл черёд каннибализма.
  
   (Бог озадачился не с пустяка -
   Как раньше лютовали отморозки,
   Так и теперь в тайгу ведут "бычка",
   Из баловства убьют, за папироску.)
  
   Господь сказал: "Взыщу за вашу кровь,
   За вашу жизнь взыщу от зверя даже".
   (Но как бы ни был сей запрет суров,
   Для многих суть одна - как фишка ляжет.
  
   Напрасно извращённые умы
   Скептически относятся к Писанью.
   Тот, кто другую жизнь возьмёт взаймы,
   Людского не избегнет наказанья.
  
   Возмездия никто не отвратит.
   До срока смерть настигнет супостата.
   Он со своею вместе возвратит
   Чужую жизнь, что одолжил когда-то.
  
   Не вами создан и не вам кончать,
   Тем паче, что по образу похожий...
   Перед Создателем права качать
   С подобьем, без подобья - всё негоже.)
  
   Ещё с большого взрыва знает Бог,
   Что вспыльчив и горяч он бесконечно
   И не одну Галактику, небось,
   Стёр в порошок, в муку как путь наш Млечный.
  
   Чтобы Земля, любовница его,
   Зелёная и хрупкая планета
   Не пострадала, с Ноем договор
   Господь скрепляет радугой завета.
  
   "С людьми и с прочим, что ковчег сгрузил,
   Я заключаю пакт ненападенья,
   И как бы ваш прогресс меня ни злил,
   Не уничтожу жизнь в одно мгновенье,
  
   Не обращу на всходы бездны вод,
   Не допущу впредь мерзость запущенья
   И, как бы ни был грешен мой народ,
   Не сделаю впредь жизнь своей мишенью.
  
   Чтоб не шугалось по кустам зверьё
   При имени Моём упоминанье,
   Я знамение возведу своё,
   Как договор бессрочный между нами.
  
   На спектр разложу Я белый свет,
   Дугой на небо радугу подвешу
   Напоминанием про мой обет
   Мне самому и прочим громовержцам".
  
   (Впредь, как бы ни был Бог зол на задир,
   Завидит лишь завет под небесами,
   Прочь скинет прокурорский свой мундир...
   А ну вас к чёрту, разбирайтесь сами.
  
   И если твердь вдруг рухнет потолком,
   Волною океан накроет многих -
   То не Господь накрыл нас колпаком,
   А дело рук уже самих двуногих,
  
   Желающих, чтоб жили мы в раю.
   Советы как всем жить ежеминутно
   Они народам с неба раздают,
   Но землю отнимают почему-то.
  
   На радугу гляжу после дождя,
   Ей дрожь земли передаёт свой зуммер.
   Надежду слабую питаю я -
   А может, Бог безумных образумит?
  
   Зло помыслов добром сведёт на нет...)
   Но истина - в семье не без урода -
   Стара как мир и, обойдя весь свет,
   Не обошла и патриарха рода.
  
   В те времена библейских праотцов
   В ещё неалкогольную эпоху
   Ной регулярно жал своё винцо,
   В чём преуспел действительно неплохо.
  
   Однажды, якобы на разговор,
   К нему зашёл запойный Дионис сам,
   О дегустации затеял спор,
   А в результате оба напились в хлам.
  
   Бог Дионис под утро улетел
   Иные навестить с вином подвалы,
   А в глубине шатра старик храпел,
   Обпитый, неприкрытый и усталый.
  
   Вошёл к отцу, напившемуся в хлам,
   Хам Ноевич, родитель Ханаана,
   Законченный неисправимый хам,
   История хамей не знала хамов.
  
   Зашёл, увидел: батя впополам.
   Нет, чтобы дать отцу опохмелиться,
   Он вперился на детородный срам
   И побежал увиденным делиться,
  
   Готов был осквернить отца постель
   С сынами, с непоследними ослами.
   А попадись ему в пути бордель,
   Он перед шлюхами б отца ославил.
  
   Два сына Ноя: Иафет и Сим
   Не поддались на Хама уговоры
   В шатёр отца последовать за ним
   И тем спасли папашу от позора.
  
   Сыны достойные, на Хама злы,
   Одежды возложив себе на плечи,
   Спиной к отцу, сбивая все углы,
   Шли, благочестие тем обеспечив.
  
   Так с головой повернутой назад
   В боязни на мгновение отвлечься
   Хитон накинули на патриарха зад
   И с наготой избегли пересечься.
  
   Проспался Ной от своего вина,
   Узнал, какое сотворил Хам гадство.
   И Ханаану тут пришла хана -
   К родным дядьям Ной внука отдал в рабство.
  
   А Сима с Иафетом наградил:
   Объединил имущества друг с другом
   И к Симу Иафета подселил
   (Сомнительная, на мой взгляд, услуга).
  
   Потомство Хама Ной велел отдать
   Прислуживать участникам Исхода.
   Так хамство рядовое может стать
   Причиной разобщения народов.
  
   По тексту, Ной был сверхблагочестив,
   А мне так представляется - не очень.
   Богопослушен, верно, не блудлив,
   Но будущность легко решал за прочих.
  
   Не ставлю я в вину алкоголизм,
   Плюс очевидный - твёрдость в испытаньях.
   Но, как неисправимый атеист,
   Немного я скажу за воспитанье.
  
   Манерам Хама Ной не воспитал
   Хорошим, скажем попросту - профукал,
   Не батогами сына наказал,
   А в рабство сдал своих от Хама внуков.
  
   Жил Ной потопа после триста лет
   Плюс пятьдесят и отошёл счастливый.
   Шестнадцать внуков, что оставил дед,
   Размножатся потом как дрозофилы.
  
   Потомки их по свету разбрелись
   И спорят меж собою, кто главнее.
   От Сима к нам дошедший список лиц -
   Семиты, но пока что не евреи.
  
   Из всех живущих прочих на земле,
   Кто не семиты, скажем, а арийцы -
   Сокрыто тайною в глубокой мгле,
   В Писании о них не говорится.
  
   А что до Хама и его родни -
   Покинут племена родные веси.
   Как с Ханааном справились они,
   Библейские евреи сложат песни.
  
   В догадках пребывают разных стран
   Учёные и спорят меж собою,
   Что раньше было - Хам и Ханаан
   Или жрецов фантазии про Ноя?
  
   ГЛАВА 10
  
   Здесь сынов Ноевых родословная:
   Сима, Хама и Иафета.
   Вся перед ними земля огромная,
   Что протянулась до края света.
  
   От Иафета листвой осеннею
   Сдуло внуков времён ветрами,
   И по просторам они рассеялись
   Разноязычными племенами.
  
   Прочь разлетелись, потом составили
   Нашу русскую панораму.
   И как свидетельствует Писание -
   От Иафета мы, не от Хама.
  
   Кто разглагольствует, что изгои мы
   (Наше пьянство ему в подмогу) -
   Тот плохо знает свою историю
   И не заглядывал в синагогу.
  
   С ним впустую не то чтобы ссориться,
   Даже спорить не будет смысла.
   Лучше пошли нам, Господь, мир в горницу
   И охрани от соблазна спиться.
  
   От Ханаана, потомства Хамского,
   Хуша, Фута и Мицраима
   Произошли племена Иранские
   От Междуречья почти до Рима.
  
   Люди первые ближневосточные,
   Бишь туземцы - сплошь Хамских линий.
   Иевусеи, Евеи прочие
   Всю Палестину заполонили.
  
   Сима потомков в деторождении
   Силы были куда как меньше.
   Это с того, что для размножения
   Брали они лишь семитских женщин.
  
   По племенам, языкам представлена
   Этнография после Ноя.
   В тексте, однако, добавка вставлена,
   Нам говорящая про другое.
  
   ГЛАВА 11
  
   Был на земле всего один язык,
   Одно наречие.
   И заселил народец невелик
   Всё Междуречие.
  
   Плодился доеврейский пранарод
   В Месопотамии,
   Оттуда род Иакова пойдёт,
   Скажу заранее.
  
   Любил решать при пламени свечи
   Вопросы вздорные
   И научился делать кирпичи
   Огнеупорные.
  
   Их налепилась куча не мала,
   За год не вынести,
   А земляная подошла смола
   Им вместо извести.
  
   И наложили на себя обет
   В своём тщеславии:
   Чтоб след в истории на много лет
   Они б оставили.
  
   Построить башню до самих небес
   Клялись не шёпотом:
   "Хотим, чтоб Галилей туда залез
   Для разных опытов.
  
   Хотим, чтоб град наш был непобедим,
   Во всём лидировал,
   По силе имени с Творцом самим
   Ассоциировал.
  
   Главою мы достанем облака,
   Подушки ватные.
   Мы имя сделаем себе пока
   Живём компактно мы.
  
   Рассеявшись как колотый орех
   По мира улицам,
   От мысли, что взлетели выше всех,
   Мы не отступимся".
  
   (Свою судьбу народ проведал от
   Какого пастора?
   Был раньше Вавилон, вопрос встаёт,
   Или диаспора?
  
   Загнуться беженцам Господь не даст
   От одиночества.
   Единым сохранится много раз
   Евреев общество.
  
   Вернутся завершить свой долгострой
   Они с оказией.
   Подобным опасениям виной
   Мои фантазии.
  
   Растёт их здание иных главней
   И будет строиться,
   Пока мой царь еврейский в голове
   Не успокоится.)
  
   Опасный намечался прецедент
   В своей тенденции.
   Чернь занеслась, превысила в момент
   Верх компетенции.
  
   Энтузиазмом, как горящий крест,
   Светились лица всех.
   С усмешкой Бог поплёвывал с небес
   На их амбиции:
  
   Какую башню к небу возведёт
   Народ безбашенный?
   Но взвился разом, заглянув вперёд,
   Как ошарашенный -
  
   Чтоб статую воздвигнуть к небесам,
   Что возмутительно,
   Такие в будущем разрушат храм
   Христа Спасителя...
  
   Сошли архангелы вниз посмотреть
   На город, здание,
   Уж возведённое почти на треть
   От основания.
  
   И поняли: "Когда народ един -
   Одна симфония.
   Наведывались в этот край, поди,
   Кирилл с Мефодием.
  
   Один язык у них, один букварь
   И мысли дерзкие,
   На небо свой приделают фонарь
   С его железками
  
   И станут до утра нам докучать
   Своими майнами,
   О богочеловечестве кричать,
   Как ненормальные.
  
   В психушку сдать и разума лишить
   Сумеем Ницше мы,
   Но как нам уваженье сохранить
   Сословья низшего?
  
   Так сделать, чтобы ведал "Who is who?"
   Народ зарвавшийся...
   Все мненья обобщив, Бог наверху
   Решил: Знай нашенских,
  
   Чтоб уничтожить чванство на земле,
   Затрат не жалко Мне"...
   Смешал все языки в одном котле
   Господь мешалкою.
  
   (Язык ломать так любит молодёжь
   Того не ведая,
   Какими обернётся выпендрёж
   Крутыми бедами.)
  
   От многоцветья разных языков -
   Лишь масса белая.
   В неё добавлена для дураков
   Махра незрелая,
  
   Щепоть неверия - крутой табак
   Бездумной смелости,
   Что в зелье добавляет голытьба
   Для очумелости.
  
   На копошащийся народ Отец
   Отраву выплеснул.
   И положил, разгневанный, конец
   Единомыслию.
  
   Где незнакомый слышится язык,
   Кран не работает.
   Там вместо "майна!" пьяный крановщик
   По фене ботает.
  
   Чужую слышит речь со всех сторон
   Чернь без почтения...
   Был Богом город назван Вавилон
   В честь разночтения.
  
   (Рассыпались по свету как горох
   Наречий катушки,
   До дальних докатились берегов,
   До Волги-матушки.
  
   Так к пониманию возведена
   Стена различия.
   Не потому ли наша сторона
   Многоязычная?
  
   А дальше, извините, господа,
   Зажав Писание,
   Позёвывать я начал иногда
   С однообразия.
  
   К единобожью отношусь, пенёк,
   Достойно вроде я,
   Но слишком от идеи я далёк
   Однонародия.
  
   И как бы свой народ я ни любил
   С Покровско-Стрешнего,
   В одну телегу всех бы не сгрузил,
   Простите грешного.
  
   Когда для Бога мы родня чуток,
   Одно подобие,
   То русофилия совсем, браток,
   Не юдофобия.
  
   И сколько б пива я не перепил
   Со всей Покровкою,
   Никто мне тайны страшной не открыл,
   Что полукровка я.
  
   ***
  
   Одинаковое детство
   Выдаёт любая власть,
   Накормиться и одеться
   И в кутузку не попасть.
  
   Матерей мы не винили,
   Нелегка у них тропа -
   Двух мужей похоронила,
   Третий без вести пропал.
  
   Многое в отцовском доме
   Узнаётся лишь потом.
   Кто меня бы познакомил
   С моим собственным отцом.
  
   Тайна детская, конечно,
   Разрешиться бы смогла б
   Но мой дед мягкосердечный
   Сердцем оказался слаб,
  
   Всё хвалил отца - мол, Верку
   И с дитём Серёга взял.
   Лентой траурною сверху
   Рот Господь ему связал.
  
   Замолчал навеки рупор,
   Отошла его душа.
   Крёстная входила в ступор,
   Когда речь о папе шла.
  
   Где теперь она, не знаю,
   Не искал по мере сил,
   И грозу в начале мая
   Про отца не расспросил.
  
   О своём туманном ретро
   Мама взрослой детворе
   Сообщила, что на смертном
   Не расколется одре,
  
   Что судом моим третейским
   Мне масонов не судить,
   Про особенность еврейства
   Мягче надо говорить.
  
   Мне фамилию на бирке
   На иврите врач писал...
   Вроде как не плюй в пробирку,
   Из которой вышел сам.
  
   Белый свет я встретил мрачным,
   Покидая тот роддом.
   Понял я - меня дурачат,
   Но ещё не ведал в чём.
  
   Лишь теперь, когда мой пафос
   Оказался не у дел,
   На себя взглянув с анфаса,
   Я этнически прозрел.
  
   Приоткрыло в тайну дверцу
   Дело громкое врачей,
   Оказалось, что отец мой
   Не последний был еврей.
  
   Что Сергеич, что Семёныч -
   Как меня ни назови...
   Хорошо хоть не найдёныш,
   А продукт большой любви.
  
   Так антисемит прожжённый
   Был узнать я обречён,
   Что отец мой наречённый
   Гервиш, чем не Шниперсон?
  
   По обрядам ихним строгим -
   Всех, кто до семи недель...
   За интим себя потрогал,
   Ужаснувшись - Неужель..?
  
   За семейную ту драму
   Я прощу отца, Бог с ним,
   Но скажу: Спасибо мама,
   Что я цел и невредим.
  
   Окажусь когда за ересь
   Иудеями гоним,
   Выберу себе я Гервиш
   По папаше псевдоним.
  
   Понял я тогда, где счастье
   Мне предписано искать,
   И с особенным пристрастьем
   Начал в Библию вникать.)
  
   ***
  
   С надеждою огромной на успех
   Верчу Писание.
   За пропуски прощение у всех
   Прошу заранее.
  
   Возможно, что местами согрешу,
   Но к отступлениям
   Не отнеситесь, искренне прошу,
   Как к преступлению.
  
   Идиосинкразию пережить
   К подобным опусам
   Сложней чем фиговым листком прикрыть
   Окно автобуса.
  
   А Библию рискнуть перелистать,
   Взглянуть по новому -
   Что перед хамскими детьми лежать
   В обличье Ноевом.
  
   ГЛАВА 12
  
   Потомок Сима, патриарх Аврам
   (Поздней получит имя Авраама)
   За семьдесят передвигался сам,
   Собрался в путь и вышел из Харрана.
  
   С ним шли жена, его племянник Лот
   (Как в высылку из Киева в Житомир),
   При них рабы, не менее двухсот,
   Несли добро, в Харране нажитое.
  
   Бог племенной им указанье дал -
   Уйти туда, куда перстом укажет,
   Свой отчий дом покинуть навсегда,
   Забрать свой скот, упаковать поклажу.
  
   "Великий от тебя произведу
   Народ (от прочих жителей отличный),
   Благословлю тебя и весь твой род
   С тобою, твоё имя возвеличу.
  
   Благословлю всех славящих тебя,
   Злословящим тебя пошлю проклятья.
   Все племена земли, твой род любя,
   В тебе благословятся словно братья".
  
   (Что тут сказать? Красивые слова
   И правильные даже, может статься,
   Но не даёт дурная голова
   Хоть в Книге обойтись без папарацци.
  
   Кто боговдохновенный диктовал
   За Господа возвышенные строки?
   А может, он ещё тогда не знал
   Про человека худшие пороки -
  
   Тщеславие, гордыни тяжкий грех?
   Про зависть с её взглядами косыми?
   Быть человек не может "лучше всех",
   Когда мы все равны пред Богом-Сыном.
  
   Я волю над собой его признал.
   Всевышнему я верю беззаветно.
   Но сам апостол Павел призывал
   Очиститься от Ветхого Завета.
  
   С Аврамом этот номер не пройдёт.
   И всё, что я могу себе позволить -
   Сняв с патриарха святости налёт,
   Представить человеком и не боле.
  
   Я в розовых тонах не захотел
   Рассматривать Аврама в лучшем виде.
   Какие бы очки я ни надел,
   Достаточно того, что я увидел.)
  
   Пришли потомки Сима в Ханаан,
   Где проживали люди Хананеи.
   Аврам немедленно был послан на
   (Как, впрочем, многие потом евреи)
  
   На все четыре стороны. Карт-бланш
   Ему потомки выписали Хама.
   За это Бог их взял на карандаш,
   Чтоб позже гнать с тех мест метлой поганой.
  
   Для ясности скажу: Бог племенной.
   Без меры возлюбил он своё племя,
   Мгновенно появлялся за спиной
   В любое стрёмное для рода время.
  
   В своей доктрине складно излагал,
   Как нужно чужака держать за вымя.
   Примером мог служить иным богам
   И потому возвысился над ними.
  
   Нюрнбергский не прошёл ещё процесс,
   В ощип не угодил фашистский кречет,
   И потому для "лучше всех" с небес
   Звучали зажигательные речи:
  
   "Потомству передам, как связку бус,
   Сей край, спасу от происков Корана
   (Пусть даже требует любой кибуц
   Бронежилетов, касок и охраны).
  
   Поля и веси, рядом и окрест
   Отдам народу, дабы жил привольно".
   (Но как бы сделать так, чтоб с этих мест
   Туземцы уходили добровольно?)
  
   Бог контурную карту рисовал -
   Заветный край, его отроги, реки,
   И много раз границы исправлял
   (Последний раз уже в двадцатом веке).
  
   Пошёл Аврам вначале на восток,
   Потом опять на юг решил податься
   И, несмотря на возраст и песок,
   Пришлось ему немало помотаться.
  
   Был голод на земле. Старик ослаб.
   Хотелось есть и ещё больше выпить.
   Супругу он сажает на осла
   Со всем семейством следует в Египет.
  
   Его подруга Сарою звалась
   (Второе эр приобретёт позднее),
   В деторождении судьба не задалась,
   Зато намного прочих красивее
  
   Прекрасна видом женщина была.
   "Такую привести к нечеловекам -
   Убитым быть в момент из-за угла,
   А повезёт - всю жизнь ходить калекой" -
  
   Так думал патриарх, и не шутя
   Он нравы изучал мест проживаний.
   Подозревать в коварстве египтян
   Для опасений были основанья.
  
   В те времена иметь подруг чужих
   Оканчивалось часто мужа смертью...
   "Меня убьют, а ей ходить в живых?
   Что скажут неродившиеся дети?"
  
   Свой страх обосновал супруге муж.
   Аврам придумал выход бесподобный -
   Что Саре он не муж объелся груш,
   А брат красавицы одноутробный.
  
   "Скажи им, Сарочка, что мне сестра,
   А я любимый братик твой Авраша,
   Иначе не дожить мне до утра.
   Здесь дело тухлое, совсем параша.
  
   Мне дабы было хорошо ради тебя,
   Душа живая сохранилась дабы"...
   И согласилась Сарочка любя.
   (Как женщины уступчивы и слабы.
  
   А может, что иное на душе?
   Пасхальное припрятала яичко?
   Авраму ведь за семьдесят уже,
   По меркам, даже древним, не мальчишка).
  
   Египетская расступилась тьма.
   На Сару вылупились египтяне,
   Прознав, что женщина красива и весьма,
   Вцепились в неё грязными ногтями.
  
   Коростой на ладонях жёлтый ил
   С рук загребущих шелушился вязью...
   Кормилиц ты великий, славный Нил,
   Но сколько же в себе несёшь ты грязи!
  
   Выплёскивая пену на поля,
   Ты затхлостью болотною надулся
   И не поймёшь, где грязь лежит твоя,
   А где с того, кто в реку окунулся.
  
   На брата Сары стал Аврам похож.
   (Похожим станешь хоть на чёрта, если
   За женщину твою в кругу вельмож
   Тебя готовы за ноги повесить.)
  
   Любил красивых женщин фараон
   И Сару стал обхаживать как кочет,
   Хоть было у него в избытке жён,
   А вот здоровье выдалось не очень.
  
   Авраму хорошо ради сестры
   При фараоне было - вина, дыни.
   К его услугам были до поры
   Верблюды, лошади, ослы, рабыни.
  
   Не обижал Аврама фараон,
   С его женой прилично обходился.
   Но был язычником тот царь Гвидон.
   За Сару Бог конкретно рассердился.
  
   За бородёнку тощую и в щи
   Господь пять раз царя макал не хило.
   (Ну, это я слегка переборщил,
   Тщедушному и пары раз хватило.)
  
   Аврама царь выводит на ковёр:
   "За что же ты, браток, меня подставил?
   Мне голову морочил про сестёр,
   Жену по этикету не представил.
  
   Зачем сказал: Она моя сестра?
   И я её себе взял-было в жёны...
   Катился б ты колбаскою лжебрат.
   Подальше с глаз моих таких пижонов".
  
   Как Ростроповича Аврама выслал вон
   Андропов тех времён с его ослами.
   Но не был меркантильным фараон,
   Себе добра чужого не оставил.
  
   В свой Ханаан опять пришёл Аврам.
   При нём ослы, рабыни и верблюды,
   Жена-сестра хлопочет по углам...
   Умеют же устраиваться люди!
  
   ГЛАВА 13
  
   Ещё с Египта памятных времён
   Богат Аврам был серебром и златом,
   Обетом тайным с Богом обручён
   И жить привык не на одну зарплату.
  
   Чужих не притеснял, а уж родных
   Аж баловал. Возьмём к примеру Лота.
   Ещё с времён Египетских смурных
   Босс передал ему скота без счёта.
  
   В те времена повозки и шатры
   Недвижимостью первою служили.
   Аврам и Лот, библейские бугры,
   Так разжились, как никогда не жили.
  
   Непоместительна им сделалась земля.
   Не знают сами - злиться иль гордиться?
   Ведь начинали бизнес свой с нуля,
   Теперь пора настала разделиться.
  
   В полях уже дерутся пастухи.
   А жёны, столько лет прожили сносно,
   Не поделив срамные лопухи,
   Друг другу норовят вцепиться в космы.
  
   Обыкновенно всё, как у людей,
   Амбиции не ведают границы.
   А потесниться или жить скромней -
   В кошмарном сне такое не приснится.
  
   Меж ними состоялся разговор:
   Негоже родственникам горячиться.
   Делёж не должен порождать раздор,
   Когда вокруг полно пустой землицы.
  
   (Хоть говорится здесь - земля пуста,
   Пустая не земля, а разговоры.
   Кто землю делит с чистого листа -
   Захватчики они, конквистадоры.)
  
   Аврам сказал: "Мы по отцам родня.
   Не вся ль земля лежит перед тобою?
   Так отделись племянник от меня
   И коз своих гони перед собою.
  
   Где жить, чтобы меж нас пресечь раздрай,
   Решать тебе предоставляю право.
   Куда идти, ты первый выбирай,
   Налево мне - тогда тебе направо.
  
   Но я постарше буду на годок
   И мне налево бегать несподручно.
   Так что гуляй налево сам, дружок,
   В скитаньях ты мне больше не попутчик".
  
   Что пустота земли - всегда мираж,
   Не верит кто, узнает пусть у Лота.
   На пустыре устроите шалаш,
   А там до вас уже бомжует кто-то.
  
   Возвёл Лот очи, видит пред собой
   Цветущую долину Иордана,
   Содом с Гоморрой в дымке голубой.
   (Для Господа - зияющая рана.
  
   Но прежде чем Господь их наказал,
   Водой исправно орошались грядки.
   Пока с небес не грянула гроза,
   С землёй Содомской было всё в порядке.)
  
   И двинулся Лот строго на восток,
   Колонизировать предместья Иордана.
   Аврам тогда из множества дорог
   Избрал, которая до Ханаана.
  
   Сказал Господь Авраму: "Зри, сынок.
   Тебе, обетованному питомцу,
   Все земли с севера на юг и на восток,
   Я отдаю. В веках твоё потомство
  
   Заполонит пространство и простор.
   Число песчинок на земле вам вровень..."
   Аврам до Мавре двинул свой шатёр,
   Построил Богу жертвенник в Хевроне.
  
   ГЛАВА 14
  
   А Лот попал в горячий регион,
   Который ещё долго не остынет.
   Нашествия царей со всех сторон
   Сметали всё, как ураган в пустыне.
  
   Царёк Еламский Кедорлаомер
   И три другие, алчностью ведомы,
   Тринадцать лет одерживали верх
   Над воинством Гоморры и Содома.
  
   Солёное там море разлилось,
   Но заполнялось очень постепенно.
   Сиддимом это место назвалось,
   Для царских свар воистину отменно -
  
   Согнал рабов побольше на поля
   И никаких особенных стратегий.
   По всей земле в избытке волчих ям,
   Особенно опасных при побеге.
  
   Кто в ямах смоляных смолу варил
   И для кого, узнаем мы едва ли.
   Гоморрские, Содомские цари
   В те ямы регулярно попадали,
  
   С чертями пили, хорошо сидим...
   Вот и сейчас отсиживались в сере,
   Разбиты будучи там, где Сиддим
   Царём Еламским Кедорлаомером.
  
   Разграблен был весь золотой запас.
   Кому ж задаром воевать охота...
   Всё б ничего, когда бы в этот раз
   В Содоме том не оказалось Лота.
  
   Племянничек Аврама был пленён,
   Ограблен и едва не изувечен
   (По нравам региона тех времён
   Не удивлюсь, что даже обесчещен).
  
   Узнав про то, Аврам пустился в путь,
   Отбил родню в жестокой переделке.
   Особенно, что надо подчеркнуть:
   Не заключил с царём Содомским сделки.
  
   Все предложения царя отверг
   Аврам, в достоинстве почти спесивец.
   Кто нечестивцев станет во главе -
   Не первый, а последний нечестивец.
  
   Подальше от таких держись, браток,
   И сторонись как бешенной собаки,
   А то окончишь отведённый срок
   Опущенным в запущенном бараке.
  
   Но хватит о высоком, ваша честь.
   Мне интересней сделалось иное:
   Где каждому одно лишь имя есть,
   Впервые имя встретилось двойное.
  
   Здесь в обращении - Аврам Еврей -
   Еврей заглавной буквой обозначен
   (Не принадлежность к этносу - скорей
   Фамилия такая, не иначе).
  
   Да хоть бы и еврей, коль Богу мил.
   Определиться, кто есть кто, пора бы.
   Сын у Аврама будет Измаил,
   А от него потом пойдут арабы.
  
   Еще один момент - Мелхиседек,
   Салимский царь, приветствовал Аврама.
   Священник Бога был тот человек,
   Что по Писанью было ещё рано.
  
   Учёные о том свой спор ведут,
   Откуда человек столь сановитый?
   Ведь сам первосвященства институт
   Появится позднее у левитов.
  
   Царём был тот Мелхиседек при том,
   А выступил от Господа полпредом.
   Аврама он приветствовал вином,
   Взяв десятину скромно за победу.
  
   Мелхиседек воистину велик,
   Когда Аврама встретил столь радушно,
   Но тем, как неожиданно возник,
   Сумятицу привнёс в умы заблудших.
  
   Не столь уж несуразна мысль моя -
   В кругах, поверьте, очень именитых
   Есть мнение, что книга Бытия
   Написана была поздней Левита.
  
   ГЛАВА 15
  
   Евреев здесь затронем лишь слегка,
   Окинем взглядом в целом панораму:
   "Я щит твой и награда велика..." -
   Звучало слово Господа к Авраму.
  
   В видении Господь себя являл.
   В Писании об этом говорится.
   И то, что появилось не с нуля,
   Неоднократно после повторится.
  
   Добиться своего любой ценой
   Воистину достойно и прекрасно,
   Но даже если Бог твой племенной,
   С ним препираться глупо и опасно.
  
   Аврам же всё в свою дуду дудел
   И колошматил как шахтёры в каски -
   Наследство сыну он отдать хотел,
   А не Елиезеру из Дамаска.
  
   Его распорядитель точно вор,
   А поросли надёжной рядом нету.
   Не видит он правителя в упор,
   Обрёк Господь его ходить бездетным.
  
   Авраму Бог в ответ: "Наследник твой
   Произойдёт из чресл твоих. Награда -
   Не менее чем звёзд над головой
   Твоё потомство. Спорить здесь не надо".
  
   Аврама сложно было убедить,
   На чём другие жглись и не однажды,
   Но Богу дал себя уговорить
   Воды испить, не умереть от жажды.
  
   Господь Авраму в праведность вменил
   Уступчивость, способность к компромиссу,
   Нарисовал такое без чернил,
   О чём Аврам боялся и помыслить.
  
   "Потомкам Ноя впредь объединить
   Просторы от Египта до Евфрата.
   Им надо лишь слегка повременить
   И отделить как сливки от обрата
  
   Евреев от семитов, сделать что
   По вере в Иегову лишь возможно".
   (Понять, кто всадник, а кто конь в пальто,
   Мне самому порой бывает сложно.)
  
   Еврея переменчив гардероб,
   Но Иегову это не смущает:
   "Решить вопрос с землёю прямо в лоб
   Я, твой Господь, потомкам обещаю,
  
   Им отпишу достойное жильё.
   Но смотровая даром не даётся.
   Чуть позже вы получите своё,
   Ну, а пока помучиться придётся.
  
   Как минимум четыре сотни лет
   В чужой земле вас будут драть за пейсы.
   Но Я вас выведу, даю обет.
   Нет повода для плача и депрессий".
  
   (Потомкам Ноя двигаться вперёд,
   Пройти сквозь жернова и сепаратор.
   Судьба евреев сильно потрясёт
   И отделит как сливки от обрата
  
   От тех, кто "лучше всех" себя не мнит.
   Когда Сын Божий равенство восславит,
   В гордыни фарисеев обвинит,
   Навозом обзовёт апостол Павел,
  
   Прилюдно возвестит, что их Закон
   Свет Нового Завета заслоняет.
   И хоть он сам еврей со всех сторон,
   Но над Талмудом пальцы не слюнявит,
  
   Евреев древних он не чтит обряд -
   Кропленье кровью, жертвоприношенья...
   (Я б вместе с ним поставил в этот ряд
   Без мыла в задницу залезть уменье).
  
   В Европе пережили много бед,
   Но сохранили оптимизм при этом,
   Собой заполнили Новый свет
   Евреи сплошь из Ветхого Завета.
  
   Конечный пункт для них - капитализм,
   Формации другие не устроят.
   Ведь денежки копить они взялись
   Ещё при очень первобытном строе.
  
   Тогда в природе не было монет,
   Что подтвердят охотно нумизматы,
   И в череде тех незабвенных лет
   Все жили от зарплаты до зарплаты.
  
   Евреи в рабстве поживут слегка,
   В осёдлости состричь придётся пейсы,
   Достанется им в средние века:
   Феодализм - оплот для мракобесья.
  
   Социализм им счастья не принёс,
   В Биробиджан с Авива путь не близкий,
   А Холокосты мировой погост
   Как остановку вычеркнем из списка.
  
   Всю землю и недвижимость на ней
   Им Бог отдаст, конечно, но не сразу,
   Пока с родных израильских полей
   Не выметет язычества заразу,
  
   Да и самих евреев вместе с ней
   Диаспоре подвергнет Бог сурово.
   Что радости с того, что ты еврей,
   Когда твой Бог совсем не Иегова?)
  
   Прозренья свет горит огнём в груди,
   Лишь сердце подтвердит его правдивость.
   В виденьях Бог к Авраму приходил,
   Собой являя гнев и справедливость.
  
   "За превышенье меры баловства
   Семитов - Аморреев и Евеев
   Я накажу, хоть степенью родства,
   Созвучием они почти евреи.
  
   Единственный Господь я и Творец.
   Кто усомнится - отберу излишки.
   Колен Израиля ты праотец
   Аврам Еврей (а не бедра с лодыжкой).
  
   Хороших отделю Я от плохих
   (Как ранее от Сима Хама-братца),
   С земли обетованной за грехи
   По миру разгоню ума набраться.
  
   Проникнется в страданьях Иудей
   Той перспективой, что Я здесь рисую.
   В элиту выйти из простых людей
   Его старанья будут не впустую.
  
   Рассеянные Мной со всех сторон
   Все члены воедино соберутся
   (Сороконожкой под листком ООН
   На землю палестинскую вернутся)".
  
   Всё порывался праведник Аврам
   Придать де-юре статус договору,
   Не доверяя Господа словам,
   Тащил в нотариальную контору:
  
   "Как мне поверить в то, что Ты велик,
   А не риэлтор самозваных гильдий?"
   Тут Бог навёл на землю чуда блик
   И убедил не хуже Копперфилда -
  
   Рассёк животных строго пополам,
   Обдал их жаром, сам не опалился...
   И просветлённый от чудес Аврам
   На все условья сразу согласился.
  
   С ним о намерениях договор
   Господь-риэлтор подмахнул заветом -
   Прогнать с земель всех, вымести как сор
   Ещё до человечества рассвета.
  
   (Изгнать туземцев с мест, где мёд и нефть,
   Причина благовидная найдётся.
   Бог, не в пример чиновникам РФ,
   Без Кодексов Жилищных обойдётся.
  
   Завоеватель мясо ест с ножа.
   При чём здесь Иегова, извините?
   Кого угодно превратить в бомжа
   И без евреев сыщется любитель.)
  
   ГЛАВА 16
  
   (Вот и окончилась чудная сказка,
   Вещее слово, живые ключи,
   Где повинуясь волшебной указке
   Мчался к любимой дурак на печи.
  
   Меч-кладинец, ты сегодня в ударе,
   Сколько слетело голов...
   Остановись, пока в сладком дурмане
   Не наломали мы дров.
  
   Память, найди мне лазейку как выход
   Из подземелья, где воздух глухой,
   Где над сокровищем чудище дрыхнет,
   Милой моей охраняя покой.
  
   Из раннего...)
  
   ***
  
   (Всё трудней подходы к телу.
   Знаю - где, когда и с кем...
   А простое сделать дело
   Невозможно без проблем.
  
   Как атлет иду к помосту
   И готов нести свой крест.
   На меня взирает косо
   Неподъёмный с виду вес.
  
   Честь, бывало, не уронишь,
   Сердце бьётся в унисон...
   А теперь я и мой кореш
   Не вылазим из кальсон.
  
   Без мозгов сорваться в штопор,
   Маяться по городам,
   По балконам с голой жопой
   Не случится прыгать нам.
  
   В чувствах мы поднаторели,
   Вкривь любили мы и вкось,
   А кого недоимели -
   Извините, не срослось.
  
   С вашим телом, недотрога,
   Попадаю я впросак:
   То ли лет мне стало много,
   То ли с телом что не так.
  
   Из позднего...)
  
   ***
  
   Сара, жена Аврамова,
   Родить не могла ему.
   Оба довольно старые,
   Видимо, потому.
  
   "Чрево моё, знать, проклято
   Господом навсегда.
   Горе нести безропотно -
   Наша с тобой беда.
  
   Жизнь провели впритирочку,
   Лет уж всё круче склон,
   И не найти пробирочку
   Вырастить эмбрион,
  
   Преодолеть все сложности,
   Род от тебя продлить.
   Нет у тебя возможности
   Саре помочь родить.
  
   Рабство, веков проклятие,
   Не обрати во вред,
   Перенеси зачатие
   В лоно иное, дед.
  
   Есть у меня служаночка
   Та, что родить смогла б...
   Ты ж её на лежаночку,
   Если вконец не слаб.
  
   Наши желанья сложатся.
   Думаю не шутя:
   Если твоя наложница,
   Значит, моё дитя.
  
   Богом с тобой обвенчаны,
   Общее всё у нас".
   Так говорила женщина,
   Сарой она звалась.
  
   "Всё, что в купели плещется,
   Выплеснем не до дна..."
   Умная, видно, женщина
   Сара была, жена,
  
   Если смогла достоинство
   Не уронить своё.
   Пусть лишний раз помолится
   Дедушка за неё.
  
   В мире умнее Сара чем
   Женщины не сыскать.
   Так порешили старые
   В роженицы призвать
  
   Славную египтяночку.
   Целые десять лет
   Пестовал ту смугляночку
   Наш благоверный дед.
  
   Спорить с мужским желанием
   Не полагалось встарь,
   И отдалась заранее
   В мыслях своих Агарь.
  
   Краска в лицо ударила.
   Скинул Аврам покров.
   Дело то не составило
   Им никаких трудов.
  
   Расшевелился старенький,
   Девушка понесла.
   В генах у дивчин навыки
   Древнего ремесла,
  
   Память зато не гарная -
   Стоило лишь зачать,
   Стала неблагодарная
   Сару не замечать.
  
   С явным пренебрежением
   Бегает к госпоже.
   Сара, всерьёз рассержена,
   Мужа корит уже:
  
   "Слишком друг друга мацали,
   Ласковый идиот,
   Если со мною цацею
   Пава себя ведёт.
  
   Не для того заставила
   Лечь к ней, прелюбодей,
   Чтобы потом ославленной
   Прятаться от людей.
  
   Дело своё паскудное
   Сделал, угомонись...
   Близ мужика беспутного,
   Господи, что за жизнь?
  
   Ласка где, где внимание?
   С кем сорок лет живу?
   Всем твоим оправданиям
   Место одно - в хлеву.
  
   Всю ту лапшу, что вешаешь
   На уши черпаком
   Женщине безутешной - мне
   Впору отдать на корм
  
   Свиньям. Те, что предложат им,
   Схавают. Мне же ложь
   Мужнина про наложницу -
   Хуже чем в сердце нож".
  
   Слушая обвинения,
   Шедшие от жены,
   Муж, не вступая в прения,
   Не отрицал вины,
  
   Но сохранял достоинство.
   С Сарою патриарх
   Брачный, добавить хочется,
   Не нарушал контракт.
  
   Должного воспитания
   Сара его была,
   Родом с Месопотамии,
   Предков закон блюла.
  
   В древней той Вавилонии
   Сор не несли на двор,
   Не выносил зловония
   Навуходоносор.
  
   Семьи богоугодные
   Был сохранять указ.
   Дрязги бракоразводные
   Муторней чем сейчас
  
   Были у тех кочевников,
   Невыносимей срам...
   Женщине в облегчение
   Срам победил Аврам,
  
   Быть с молодой сожителем
   Переборол искус.
   Как мы в Египте видели,
   Был дальновиден трус.
  
   Сдал он свою Агарушку,
   Как коммунист билет,
   Чем осчастливил бабушку
   Богоугодный дед.
  
   "Это твоя уборщица,
   Ею сама и правь,
   Делай с ней, что захочется,
   Только меня оставь
  
   В мыслях моих возвышенных
   С Богом наедине" -
   Муж говорил обиженный
   Саре, своей жене.
  
   Сразу не по-хорошему
   Та за Агарь взялась,
   Стала теснить за прошлое,
   Употребила власть.
  
   Дело совсем не в ревности,
   Это всё ерунда.
   Комплекс неполноценности
   В Саре взыграл тогда
  
   Тот, что сосёт под ложечкой,
   Гложет без выходных.
   Боль и обиды множатся,
   Рушатся на других.
  
   Рок обделённой семенем
   Недетородной быть,
   Глядя на всех беременных,
   Злобой не победить.
  
   По пустякам рыдающих
   От передряг своих,
   Боль на других срывающих -
   Кто остановит их?
  
   Сара, жена примерная,
   Не избежала зла.
   Бабой обыкновенною
   В чувствах она была.
  
   Женщиной самодуристой
   Сара была порой,
   Выгнать Агарь на улицу
   В холод могла и в зной.
  
   Вот уж в рыданьях корчится,
   Ненавистью дыша,
   Девушка у источника,
   Раненая душа.
  
   Сары остервенение
   Снимет кто, защитит
   Ласки прикосновением
   Шеи, волос, ланит?
  
   Счастья желанной близости
   Лопнула нитка бус,
   Что на груди нанизывал
   Подлый предатель, трус.
  
   Всхлипы неслись под вязами,
   Дело здесь не в словах.
   Слышалось между фразами:
   Тоже мне патриарх.
  
   Дед обошёлся с девушкой
   Как записной нахал.
   Слишком огульно дедушку
   Я б осуждать не стал.
  
   Будь ты семейства древнего
   Хоть десять раз главой,
   Шея - жена примерная
   Вертит той головой.
  
   Смотрит куда предписано
   Мужняя голова.
   В Книге меж строчек втиснуты
   Мудрые те слова.
  
   Происхожденьем, званием
   Аристократ живёт.
   Нет у рабынь в Писании
   Шансов возглавить род,
  
   Даже когда отмеченный
   Господом твой малец...
   Жалко Агарь как женщину,
   Сломленную вконец.
  
   Выплакать горе некому.
   Пропасть, над нею рожь...
   Ангел Господень лекарем:
   "Кто ты, куда идёшь?
  
   Стой, возвращайся в хижину,
   Ненависть спрячь, уймись,
   Саре, тобой обиженной,
   В ноженьки поклонись.
  
   Ты же раба, наложница,
   Знай своё место впредь.
   Богом рабе положено
   От госпожи терпеть.
  
   Хватит в соплях, в стенаниях
   Горе носить в трусах.
   Слышал твои рыдания
   Бог наш на небесах.
  
   Семя Аврама считано,
   Твой на учёте плод.
   Сыном твоим упитанным
   Мы зачинаем род.
  
   Век ему на безлюдии
   Диким ослом ходить,
   Сам получать и будет он
   Братьев своих лупить".
  
   Так успокоил девушку
   Ангел, что послан был.
   Как-то не очень вежливо.
   Видимо, для рабынь
  
   Слово звучало грубое
   В грубые времена.
   Груди зато упругие -
   Ангелов слабина.
  
   Лет тогда был Аврамушка
   Осмьдесяти шести.
   Сына смогла Агарушка
   Дедушке принести.
  
   К маме сынок внимательный,
   Стал он при всех делах
   Племени основателем,
   Хоть и не патриарх.
  
   Гуленый от наложницы,
   Названый Измаил,
   Под ритуала ножницы
   Мальчик не угодил.
  
   Вышел со знаком качества
   Первый лихой араб,
   Но чтоб евреем значиться
   Был он кишкою слаб.
  
   (Вечно тому, кто пыжится
   Прыгнуть за облака,
   Вместо поддержки слышится:
   Врёшь брат, кишка тонка.
  
   Если кому обломится
   Выскочить за предел,
   Быстро ему напомнится,
   Сколько он каши съел.)
  
   Рос Измаил упитанным,
   Вёл от рабыни род.
   Стать парню богоизбранным
   Слабый не дал живот.
  
   Может, подпортил мальчика
   Орган какой иной,
   Сросшиеся там пальчики,
   Вылезший геморрой
  
   Или иное пугало,
   Требует что ножа,
   Раз невзлюбила смуглого
   Белая госпожа.
  
   Но воздадим ей должное.
   Кто был бы Магомед,
   Не поимей наложницу
   Богоугодный дед?
  
   Кабы не Сары рвение
   Деву лишить прыщей,
   Без Измаила семени
   Был ли пророк вообще?
  
   Племени сын семитского
   Мог бы евреем стать,
   Да подкачала низкого
   Происхожденья мать.
  
   (Как полукровке первому
   Славу ему пою,
   С Пушкиным я, наверное,
   Здесь на одном краю.
  
   Предкам от Измаила мы
   Можем вести свой счёт,
   Пушкин - талант невиданный,
   Я - неизвестно что.)
  
   Род свой ведут по матери
   Неполукровки сплошь,
   Так что смотри внимательно
   В жёны кого берёшь.
  
   Красит жену не талия,
   Мёд вам не пить с лица.
   Нужно в Месопотамию
   Слать за женой гонца.
  
   Чем патриархи славились
   Первые от сохи -
   Жёны у них красавицы,
   Сара, потом Рахиль.
  
   Лия, Ревекка пихтами
   Вырастут средь невест,
   Даже служанки ихние
   Родом из нужных мест
  
   Будут. Лицом, сложением -
   Персики, мармелад.
   В дело деторождения
   Тоже внесут свой вклад,
  
   Будут плодить невиданно
   Избранных, как песок.
   Лишь с поклоненьем идолам
   Был Иегова строг.
  
   (Позже, когда не выгорит
   Всех обратить, тогда
   Многих с евреев выгонит
   Чистых кровей Ездра.
  
   Жён из своих, по вере чтоб,
   Следует в дом вести,
   А на чужие прелести
   Господи, упаси
  
   Слюни пускать и пялиться -
   Пишет Ездра Закон.
   Так бы повырождались все,
   Кабы не Соломон.
  
   Столько им перемечено
   Было из разных мест,
   Сколько во всём Двуречии
   Не отыскать невест.
  
   С ним укрепилось мнение:
   Разницы нет вообще,
   Рода для укрепления
   Чьих будет сын прыщей.
  
   Тем, кто отнюдь не дразнится,
   Стоит задуть фонарь -
   Нету особой разницы
   Сара под ним, Агарь.
  
   Мудрая Сара женщина,
   Бога ей не гневить.
   Мужу её завещано
   Род как песок плодить.
  
   Умная, но бесплодная
   (Нынче почти типаж)
   Женщина благородная
   Мужу дала карт-бланш.
  
   Это ж не просто пьянствовать,
   На стороне блудить...
   Что мужику препятствовать?
   Разве что пожурить...
  
   Господа обещания
   Стали почти клише.
   Дальше об обрезании
   Всенепременнейше.
  
   ГЛАВА 17
  
   В главе сей вновь еврейские дела -
   Про верховодить миром обещанья,
   В Авраме удвоенье буквы "а",
   Завет и крайней плоти обрезанье.
  
   Здесь удвоенье в Саре буквы "эр",
   Раз ей рожать в особенном почёте.
   Здесь рабства процветанье, например:
   За сколько вы ребёнка продаёте?
  
   В баранах, в сиклях? Что у вас за курс?
   Для лет своих ребёнок слишком резок.
   Вчера прислали, фирменный урус.
   А, извините, он уже обрезан?
  
   Продумал Бог кампанию одну,
   Похлеще чем перенести столицу.
   Ведь прежде чем объединить страну
   Неплохо было бы разъединиться.
  
   Обещанный передавая край
   (Здесь речь опять идёт о Ханаане),
   Господь сказал: "Живи, владей, дерзай,
   Но выполни одно лишь указанье.
  
   Плоть обрезайте крайнюю вы впредь
   Во исполненье моего завета.
   Приятно мне на кожицы смотреть
   С того и с этого - с любого света.
  
   Так легче мне народы разводить -
   Определить, кому гореть в Гиене.
   Когда в песках приходится бродить,
   Пренебрегать не стоит гигиеной.
  
   Вам знамением заповедь одна:
   В здоровом теле дух здоров и фаллос"...
   Ей следуя в любые времена
   Усиленно евреи размножались.
  
   Любители сю-сю и мусюсю
   Держали в чистоте срамное жало,
   Цветных наложниц пользовать вовсю
   Галаха им тогда не запрещала.
  
   Что представителей иных племён
   Евреи покупали на базаре,
   Я в курсе дел, но крайне удивлён -
   Рабов и тех евреи обрезали.
  
   (А если кто с еврейством не в ладах,
   Себе достойной не отыщет пары
   Иль выкупят обратно на торгах?
   А, тоже не беда - пойдёт в татары.
  
   Всё примеряя на себя скорей,
   Я не чураюсь в жизни перемены:
   Худым концом я сделаюсь еврей,
   А нос картошкою куда я дену?)
  
   Бог Аврааму истину одну
   Сказал про Сарру, что родит та сына:
   "Цари народов от неё пойдут..."
   А патриарх упал с весёлой миной
  
   На лице прямо и сказал смеясь:
   "Ведь я старик без малого столетний,
   А Сарре девяносто, твоя власть,
   Помилуй мя, Господь, какие дети?
  
   Хотя бы выжил первый, Измаил.
   На старость хоть какая, а подмога..."
   Бог возраженья разом обрубил,
   На скепсис старика ответил строго:
  
   "Нет, только Сарра даст тебе приплод
   И наречёшь ты сына Исааком.
   Через него в веках продлишь свой род
   Как нос у Сирано де Бержерака.
  
   Заветом вечным меж тобой и Мной
   На том носу зарубку Я отмечу,
   Чтоб знали все - Господь твой племенной
   Любого за евреев изувечит.
  
   Про Измаила я тебе скажу:
   Благословлю его, народ великий
   Размножу в нём, но место укажу".
   (Там доведёт хасидов он до тика.)
  
   Господь замолк и лишь восшёл наверх,
   Собрал всех Авраам рождённых в доме
   И обрезаньем сделал "лучше всех",
   На ритуальной распластав соломе.
  
   Все купленные им за серебро
   Рабы, мужчины, кроме Измаила,
   Последний даже в их семье урод
   Обрезан был на краешке настила.
  
   Сам в девяносто девять полных лет
   Подвергся Авраам святому действу
   И, выполняя Господа Завет,
   Де-юро подтвердил своё еврейство.
  
   (Аврам Еврей не трансвестит пока
   Не пол, но род изменит свой не слабо -
   На древе жизни вырастит сынка,
   Дурным побегом сделавши арабов.
  
   Как можно в одночасье род прервать,
   Когда твой сын тебе рожает внуков? -
   Моим умом досужим не понять.
   Вконец меня испортила наука
  
   Генетика, твердящая про то,
   Что гены доминантные сильнее.
   Так ближе к Аврааму будет кто -
   Арабы, Магомет или евреи?
  
   Кощунственен для многих сам вопрос,
   Ответа на него мне ждать напрасно.
   Для понимания я просто не дорос,
   А спорить с Голиафами опасно.)
  
   ГЛАВА 18
  
   В жестокий зной укрылся Авраам
   И медитировал среди дубрав тенистых:
   Быть иль не быть обрезанным Богам?
   Он спорил сам с собой за атеиста:
  
   "Что обрезается - всего лишь плоть,
   Какая б ни была она при этом.
   Бескрайнен, бестелесен наш Господь,
   Обряд сей - знак священного завета".
  
   Сам Авраам обрезан был уже
   И потому совсем не удивился,
   Когда в сопровожденье двух мужей
   Бог племенной внезапно появился.
  
   Отвесил Авраам земной поклон
   И за назойливость просил прощенье,
   Обхаживал гостей со всех сторон
   И умолял отведать угощенья.
  
   Согласно Бог тогда ему кивнул
   И похвалил за рвение негромко.
   К стадам, не медля, Авраам рванул
   И заколол трёхлетнего телёнка.
  
   Здесь зажиматься было не к лицу,
   Ведь засветилась лампа Палладина.
   И вот уже на стол несут мацу,
   Масла, мясцо и дорогие вина.
  
   От перспектив кружилась голова,
   В глазах стояли слёзы умиленья -
   В его дому святые божества,
   Суть без телес, а хорошо поели.
  
   Припомнил Авраам недавний транс
   И выводы свои о плоти крайней:
   Отрезать можно краешек от нас,
   А края нет - какое обрезанье?
  
   Сидели демиурги на крыльце
   И рассуждали только о высоком.
   Кружилась муха над столом цеце,
   Но опалённая мгновенно сдохла.
  
   "А Сарра где? - Спросил один из них,
   Жена твоя, отличная девчонка.
   Я буду здесь в один из выходных
   И принесёт она тебе ребёнка".
  
   Один из трёх ниспосланных послов,
   Плоть бестелесная стреляла взглядом,
   Прожилки извлекая из зубов,
   Вела себя на редкость плотоядно.
  
   Преклонный удивился Авраам:
   А может это всё ему приснилось?
   По возрасту проходит женский срам,
   Обычное у Сарры прекратилось.
  
   Вновь мысли в голове переплелись.
   На гостя посмотрел он взглядом трезвым.
   В душе опять проснулся атеист:
   Похоже, этот всё-таки обрезан.
  
   Слегка хозяин гостя осадил:
   "Лет близко к сотне мне, мочусь в кровати.
   Так поневоле, добрый Господин,
   Поверишь в непорочное зачатье".
  
   Здесь Сарра, скрытая в дверях шатра,
   Беззвучно рассмеялась в то мгновенье:
   "Стар господин мой, да и я стара,
   Чтобы иметь на старость утешенье.
  
   В мои, признаться, девяносто лет
   Пристало думать только о покое.
   Не трепещу уж милому в ответ,
   Когда ко мне мой дед и всё такое".
  
   Бог Сарру пристыдил, допив вино:
   "Считать по-нашему, твой муж не старый.
   Без вашего участья решено -
   Сын Исаак появится у Сарры".
  
   Зря Авраам не лезет на рожон -
   Не верю - Станиславским он не скажет,
   И в третьем действии его ружьё,
   Висящее, пальнёт и не промажет.
  
   (Не надо падать духом, старики.
   Когда нам недоумкам-эгоистам
   С детьми возиться было не с руки,
   Господь даст шанс на старость отличиться.
  
   Едва наш парусник сойдёт в утиль
   И между ног повиснут наши снасти,
   Господь по ветру развернёт наш киль.
   Вновь задрожим мы от порыва страсти,
  
   Не станем ей противиться тогда
   И подтвердим на деле - третий лишний.
   Перечеркнув бесплодные года,
   Подарит нам наследника Всевышний.)
  
   Господь сказал: "Что делать я хочу,
   Не утаю теперь от Авраама.
   Бездетную не поведу к врачу,
   Сам подлечу я будущую маму.
  
   Не доверяю этим господам,
   А гинекологам срамным - тем паче.
   Контрацептивам хода я не дам,
   К презервативу отношусь иначе".
  
   (Напоминает Богу он подчас
   Кусочек незабвенной крайней плоти.
   Интеллигенты пользуют у нас
   Презерватив закладкою в блокноте.)
  
   "От Авраама мы произведём
   Народ великий, сильный и дородный.
   Да обретут благословенье в нём
   Иные палестинские народы.
  
   И если вдруг вблизи Ливанских гор
   В отдельное истории мгновенье
   Этнический меж ними вспыхнет спор -
   Преодолеем недоразуменья.
  
   Кого рублём, ну а кого ремнём
   Склоним к ортодоксальной нашей вере.
   Отбившихся силком в загон вернём
   И в резервации их пыл умерим.
  
   Ведущий род из глубины веков
   Народ мой в благоверии неистов.
   Себя он в жертву принести готов".
   (Так много позже гибли коммунисты.
  
   Идея их толкала на редут,
   Не всех, конечно, были исключенья.
   Они потом порядок наведут
   И доведут всех до ожесточенья.
  
   Любили партию жены сильней,
   Но к старой деве чувства притупились.
   Сломались члены и в один из дней
   Мамоне, как богине, поклонились.)
  
   Бог племенной евреям предложил
   Сломать религиозный треугольник,
   А тем, кто с головою не дружил,
   Вправлять мозги и возвращать в отстойник.
  
   Своих Господь назначит пастухов,
   А прочим всем овса подкинет в ясли.
   Одним - вперёд глядеть поверх голов,
   Другим - своё тавро чесать о прясла.
  
   (В одном загоне все, но даже тут
   Пути Господни неисповедимы.
   Понуро Авель с Каином бредут.
   Пред Богом все народы - побратимы.
  
   Но если, скажем, Будда иль Аллах
   Кого-нибудь из них недопризреет,
   Совсем не удивлюсь, когда в сердцах
   Один другого бульником огреет.
  
   На разбирательства народец скор,
   Любое дело стряпается споро,
   И если не осудит прокурор,
   Есть высший суд, хотя уже не скорый.
  
   Рвач-адвокат и мировой судья,
   Все прочие служители Фемиды...
   С дней сотворения без них нельзя,
   Хоть есть средь них законченные гниды.)
  
   Творить Господь велел евреям суд
   По правде, строго, прочим в назиданье...
   (Милошевича вяжут и кладут
   На жертвенник в Гааге. На закланье
  
   За ним уже отправился Хусейн...
   Сиону дал карт-бланш Бог, а что вышло?
   Щекочут Богу кончики ноздрей
   Дымы мостов и нефтяные вышки.
  
   Не благовоние исходит от людей,
   А гарь и копоть гневного Ирака.
   На доморощенных присяжных и судей
   Чихает Бог мокротою терактов.
  
   Как до Ирана ненависть дойдёт,
   Экстракты США и прочих проходимцев
   Не переварит Господа живот,
   На лиходеев вывернет Провидца.
  
   На беспредел взирая наших лет,
   Поймёт Господь, что наступила жопа,
   И, несмотря на радуги завет,
   Обрушит воды нового потопа.
  
   В судилищах запутались века,
   Пилат, иезуиты, приговоры...
   Возмездие оставим, а пока
   Содомом мы займёмся и Гоморрой.)
  
   Мужи встают, по солнечным холмам
   На дело отправляются к Содому.
   За ними благоверный Авраам
   Выходит проводить гостей из дому.
  
   Сказал Господь: "Гоморрский слышу вопль,
   Такой же вопль исходит из Содома.
   Их грех велик и тягостен настоль,
   Что наказанье выдастся весомым.
  
   Каков на самом деле вопль на них
   И кто вопит, сам снизойду, узнаю.
   Доходит до меня истошный крик,
   Отдельных слов, где мать, не понимаю".
  
   Тут обратился к Богу Авраам,
   В миг благородства истинно красивый:
   "Неужто ты в порыве - Аз воздам,
   Погубишь всех, святых и нечестивых?
  
   По головам весь разделив позор,
   Невинных перебить - весьма нетрудно.
   Поступит ли Вселенский Прокурор
   С паскудным местом столь неправосудно?
  
   Что если есть людей хоть с пятьдесят
   В тех городах простолюдинов честных?
   Лес рубишь здесь, а щепки вверх летят,
   Где без того от праведников тесно".
  
   Бог внял: "Моя лишь сосчитает рать
   Пятидесяти праведников лица,
   Сдержу я вознесённую карать,
   Не опущу на град с мечом десницу".
  
   "Я прах и пепел, Господи прости,
   Твой Авраам, задам вопрос свой вздорный:
   Когда не досчитаешься пяти,
   За сорок пять Ты истребишь весь город?"
  
   Услышав - Нет, довёл до десяти
   Торг Авраам. Спор с Богом прекратился.
   С процентом ниже город не спасти -
   На том сошлись. Бог дымкой растворился,
  
   Тем дав понять, что он не скотовод -
   По головам считать или по лицам:
   "Спокоен Я, когда ко мне идёт
   Дух правильный с полей моей землицы.
  
   Приятен мне навоза крепкий дух.
   Но стоит уловить мне запах скверны -
   Всех уничтожу, изведу как мух
   Хоть дихлофосом, хоть смолой, хоть серой".
  
   ГЛАВА 19
  
   Дальше - речь о содомской дряни,
   Что превысила Эверест,
   Как наказаны содомляне
   И, конечно же, про инцест.
  
   Лот сидел у ворот Содома,
   На пришельцев намётан глаз,
   Пару ангелов возле дома
   Заприметил в вечерний час.
  
   Встал, чтоб встретить их, поклонился
   Гибкий в поясе до земли,
   Как хозяин засуетился,
   На жёну закричал: "Стели!
  
   Государи мои, ночуйте
   В моём доме. Придёт рассвет -
   Отдохнувшие вновь кочуйте".
   Но пришельцы сказали: "Нет,
  
   Мы не станем тебя тиранить,
   Здесь на улице переспим,
   А под утро пораньше встанем
   И о деле поговорим".
  
   Лот упрашивал час их битый,
   Уже стало темно кругом,
   Упросил. Затворив калитку,
   Пара ангелов входит в дом.
  
   Лот им выставил угощенье,
   Испёк пресные им хлебы...
   Но уж пялились во все щели,
   Колошматились в дверь жлобы.
  
   Это жители содомляне,
   Окружили толпою дом.
   Налетели мошкой на пламя
   (Крылышки обгорят потом),
  
   Лота вызвали: "Эй, Араныч,
   Хотим видеть гостей твоих
   Тех, которых впустил ты на ночь.
   Выводи, мы познаем их".
  
   (А чем наши отличны нравы?
   Объявляется конь в пальто -
   Окружает его орава
   Любопытных - откуда, кто?
  
   По-хорошему он им - Здрасьте,
   А они - морду кирпичом.
   Кто бы ни был - чужак опасен,
   Даже возраст здесь ни при чём.
  
   Молодой - тот от военкома,
   Пожилой - от властей бежит...
   А с экранов - машин угоны,
   Сплошь насилия, грабежи.
  
   На героя глядят придурки
   И кумекают головой:
   Чем меня этот в переулке,
   Лучше сам я его - того.)
  
   Нет в Содоме ментов. Что толку
   Коррумпированных держать?
   Стар и мал идёт на разборку
   Подноготную разузнать
  
   Двух пришельцев. Народ Содома
   Гормонально ожесточён,
   Без таблеток и без кондомов
   К вырождению обречён.
  
   Вышел Лот под навес ко входу,
   Дверь плотней закрыл неспроста,
   Говорить начал Лот с народом,
   Вроде как извиняться стал:
  
   "Дорогие мои братишки,
   Не вводите мой дом во грех,
   Ведь гостей иметь - это слишком
   Даже вам, поимевших всех
  
   Двойкой, тройкой, шестёркой, цугом.
   Хоть давно креста на вас нет,
   Перед Господа чутким ухом
   Не накликайте новых бед.
  
   Дочерей отдам бесподобных,
   Не познавших ещё мужей.
   С ними делайте, что угодно,
   Но не троньте моих бомжей.
  
   Пощадите ночных скитальцев,
   Что впустил я под свой покров,
   И не надо топырить пальцы..."
   А вокруг нарастает рёв:
  
   "Сам откуда такой ты взялся?
   Укорять вздумал нас, козлить...
   Есть желанье тебя на пяльцы
   Натянуть как тугую нить.
  
   Кое-чем кой на что ты нужен,
   Обойдёмся и без дрожжей.
   Разберёмся с тобой не хуже
   Чем с любым из твоих мужей".
  
   Подступили вплотную к Лоту,
   Норовят ущипнуть его.
   Но вступились те, что бесплотны,
   За защитника своего,
  
   Поразили всех слепотою.
   Кто до задниц чужих охоч
   Прочь на ощупь идут гурьбою,
   Но куда - ведь повсюду ночь.
  
   (К осложненью от гонореи
   Гормональный приводит сбой.
   Как с Лужковым, с парадом геев
   Всё решилось само собой.
  
   С днём десантника совместили
   Праздник геев одним пером.
   Трансвеститов бойцы месили
   За весь выпитый раньше бром.
  
   Петушки голубого цвета
   Ерепенились неспроста,
   Цвета неба тогда береты
   Их расставили по местам.
  
   Ярче радуги потом было
   Буйство красок любых цветов
   Побежалости на всё рыло
   От увесистых кулаков.
  
   Пот с лица вытирал беретом
   Голубым ВДВ боец.
   Сколько выпил боец при этом -
   Мне бы точно пришёл конец.
  
   Восторгаясь Москвы болотом,
   Вам спасибо скажу, Лужков -
   Без небесных послов и Лота
   Нам достаточно кулаков
  
   Укротить наших педерастов,
   Кару страшную отвратить...
   Не с того ль педерастов каста
   Хочет армию сократить?)
  
   Так сказали пришельцы Лоту:
   "Кто ещё у тебя здесь есть:
   Сыновья, жёны их, проглоты,
   Даже твой престарелый тесть -
  
   Забирай их с собой всех вместе
   Прямо с койки и в неглиже,
   Ибо это срамное место
   Истребим мы сегодня же".
  
   ***
  
   (Шевели, дед, мотнёй не мешкая...
   И прикладами тычут в бок.
   Отселить вас к такому лешему
   Предписание дал нам Бог.
  
   Вот такая, браток, стилистика.
   А ты думаешь, грех карать
   Во всём белом с руками чистыми
   Приходила святая рать?
  
   По рабоче-крестьянски матерно,
   Но весомо, во всей красе
   Феня-матушка председателем
   Заседанья проводит все.
  
   В папиросном дыму не спорили -
   Шашки наголо и в поход.
   Не задерживать ход истории -
   Упирающихся в расход.
  
   В реквизированной обители
   Перепивший храпит конвой.
   Все участники, а не зрители.
   Так что, следуйте, Лот, за мной...)
  
   ***
  
   (Вновь увлёкся...) А по Содому
   Ночь всю бегает бедный Лот
   По зятьям и зовёт из дома
   Уходить срочно засветло.
  
   "Истребят нас - кричит Лот в двери -
   Получил я дурную весть".
   А зятья говорят: "Не верим,
   Шутишь ты, как обычно, тесть.
  
   Дочек-девственниц предлагаешь
   Гомосекам, большой остряк,
   На цыганский бивак меняешь
   Трёхэтажный свой особняк.
  
   Выступал бы ты, тесть, в Аншлаге,
   У людей вызывал цистит.
   А приказ хлеб менять на ягель -
   Это, батенька, геноцид".
  
   (Буржуина, внучка Гайдара,
   Понаслушались, не пошли
   За Зюгановым. От удара
   Окочурились плохиши...)
  
   До утра по родне прошлялся,
   За потомство радея, Лот
   Хоть не в полном составе спасся,
   Но зато сохранил свой род.
  
   (На рассвете пришли с конвоем,
   Повязали кого нашли -
   Лот, супруга да дочек двое...
   Прочь на выселки повели.)
  
   Из двух зол выбирать - не ломка.
   Что сподручней решай, старик:
   Из Содома уйти с котомкой,
   Иль в огне превратиться в пшик.
  
   Говорил Лоту Божий ангел:
   "Не оглядывайся, сынок.
   Прочь беги с этих мест поганых,
   Под собою не чуя ног.
  
   Как бы ни было тебе тошно,
   За собою сожги мосты,
   Рви порочные связи с прошлым -
   Тем спасёшь свою душу ты.
  
   Не накроет тебя лавиной
   Жалость к тем, кто в груди твоей,
   Из погрязшей в грехе долины
   Только в гору иди скорей.
  
   Дней сгоревших воспоминанья
   Сбрось как гири с уставших ног.
   Мой зарок тебе в назиданье:
   Не крути головой, сынок,
  
   Не играй в прятки с тем, что было.
   Ждут иные вас рубежи.
   Не оглядываться, мой милый,
   И жене своей накажи,
  
   Объясни, мол, пока в дороге,
   Не пристало вертеть башкой...
   А иначе, у нас всё строго -
   Можно запросто на покой.
  
   Про наряды, мол, от Версачи
   Лучше вовсе пока забыть.
   А назад озираться - значит
   Впереди собирать столбы".
  
   Солнце встало над всей землёю,
   Лот пришёл в городок Сигор.
   И тогда началось такое...
   До сих пор про то разговор.
  
   Ливнем Бог на Содом с Гоморрой
   Пролил серу. Огонь с небес
   Без осечки палил с упора
   И сомнений малейших без
  
   В быстротечной своей атаке
   Ниспроверг города зело.
   (Хиросиме и Нагасаки,
   Если сравнивать, повезло.)
  
   От немыслимого фокстрота,
   А скорей любопытства от
   Обернулась супруга Лота,
   На запретный взглянула плод.
  
   Подвернула, возможно, пятку
   Либо женский взыграл апломб,
   Но застыла та верхоглядка
   На века соляным столбом.
  
   (Как случилось, что села в лужу?
   Может, муж был умом не дюж?
   А скорее - что слушать мужа,
   Если муж тот объелся груш.
  
   Феминисткам всем в назиданье
   В стороне от сожжённых плит
   Близ Сигора напоминаньем
   Соляной сталагмит стоит.
  
   Этот памятник, непокорным
   Дурам шлющий большой привет,
   Несмотря на абстрактность формы
   Описал бы библиовед:
  
   "Наказание единично,
   Но примеров не перечесть
   Столь типичных для жён столичных,
   Даже имя излишне здесь.
  
   Руки женщины точно саблей
   Обрубил наш библейский Бог.
   Голова же её в ансамбле
   Основанием служит ног
  
   Не с того, что моделью служит
   И по подиумам летит,
   Просто в вечных разборках с мужем
   Дама думает, чем сидит".)
  
   Авраам утром встал раненько
   И взошёл на большой бугор,
   Где он с Богом не так давненько
   Задушевный вёл разговор,
  
   Провожать выходил из дому,
   Торговался за мужиков...
   Лишь взглянув в сторону Содома,
   Он всё понял без лишних слов.
  
   Над Содомом с Гоморрой низко
   Над землёй простирался дым,
   Жёлтой серою над Норильском
   Отравляя поля, сады.
  
   Авраам был способным с детства:
   Если город нельзя спасти,
   Значит, праведников в том месте
   Было менее десяти.
  
   В ад всем вместе одна дорога,
   Если Бог города спалил.
   Лишь свербело в груди немного:
   Зря племянника отселил.
  
   Лот тем временем из Сигора
   Покидал населённый мир,
   Уходил по тропинке в горы
   С непорочными дочерьми.
  
   Пока жили они в пещере
   В страхе к людям спуститься вниз,
   Приготовили Лоту дщери
   Непростой, скажем так, сюрприз.
  
   Напоили, представить страшно,
   До беспамятства, догола
   Подраздели и та, что старше,
   В темноте на отца легла.
  
   В эротических сновиденьях
   Наша нравственность не гранит...
   Овладел ею в то мгновенье
   Лот, не ведая, что творит.
  
   По примеру сестрёнки старшей
   На вторую хмельную ночь
   Обесчестилась та, что младше,
   Поднырнувшая к Лоту дочь.
  
   Понесли девы обе разом
   От обманутого отца.
   (Я ж, признаюсь, не верю сказу
   Иудейского мудреца.
  
   Если вдруг мужиков негусто
   Или, скажем, мужик не тот -
   Бог подкидывает в капусту
   Непорочных зачатий плод.
  
   Лист капустный червяк изгложет,
   Нет спасения от жука -
   В этих случаях Ангел божий
   Посылает к нам голубка.
  
   Забеременела вдруг дочка -
   Ни при чём здесь отец хмельной.
   По-другому бывает, впрочем...
   Это голубь всему виной,
  
   Что сидит на оконной раме,
   Озирается без конца...
   Лучше буду наивен крайне,
   Чем подумаю на отца.)
  
   Родила старшая дочь сына,
   Дали имя ему Моав.
   Славных Моавитян доныне
   Он отец, благородный мавр.
  
   И от младшенькой обрезали
   По закону израильтян,
   Бен-Амми мальцу имя дали,
   Он отец всех Аммонитян.
  
   (Патриархи кровосмешения,
   Чья наследственность нелегка,
   Утвердили меня во мнении:
   Начинается всё с греха.)
  
   ГЛАВА 20
  
   Вновь Авраама посетила
   Охота к перемене мест.
   Содома братская могила
   Давила близостью окрест.
  
   Не выдержав ночных кошмаров,
   Где мертвецы наводят страх,
   Туда, где правил царь Герары,
   Уехал с Саррой патриарх.
  
   (Предела нет для удивленья:
   Куда с женой ни занесёт,
   Она себе в одно мгновенье
   Всегда поклонника найдёт.
  
   Слепой картечи взгляды хлеще...
   Где грудь супруги как редут,
   Нельзя водить красивых женщин,
   А глупые мужья ведут.
  
   Как ловеласов зависть гложет,
   Взирает с гордостью пижон.
   Тщеславие глупцу дороже
   Чем непорочный женский сон,
  
   Ведь мнит себя муж Аполлоном...
   И не поведает слуга,
   Чьи вешаются панталоны
   На мужа новые рога.
  
   А там обидные насмешки,
   Ждёт секундант: Вставать пора...
   А промахнётся, делом грешным? ...
   Пусть лучше скажет, что сестра.)
  
   Вновь Авраам внушает Сарре:
   "Сестрою мне побудь для всех".
   Узрел сестрёнку царь Герары,
   Прислал за ней Авимелех.
  
   А лет сестре за девяносто.
   (С такими я ещё не жил.
   Понять царя довольно просто -
   Герарский был геронтофил.)
  
   Господь совсем иные виды
   На Сарру возлагал всерьёз.
   Авимелех с его либидо
   Был не пришей кобыле хвост.
  
   К лошадкам разной масти в стойло
   Он лез, навязчивый как клоп,
   И с женщиной вполне достойной
   Повёл себя как остолоп.
  
   К чужой жене, поправ обычай,
   Он домогался, клинья бил.
   Настойчив был тот царь-язычник
   Чем Иегову прогневил.
  
   Явил Господь царю Герары
   Кулак величиной с аршин,
   За то, что тот сестричку Сарру
   К сожительству склонить решил.
  
   Плевать, что он сидит на троне,
   Будь трижды деспот и монарх.
   Тем, кто жену чужую тронет,
   Бог чрево заключит и пах.
  
   (Замок повесит ли амбарный
   На чресла или разобьёт
   Пробирку для бездетной пары -
   Как наказать, Господь найдёт.)
  
   Так и случилось. В доме царском
   Задов девичьих - пруд пруди,
   А не рожают жёны-цацы,
   Допрыгался их господин.
  
   Рабыни тоже не в приплоде,
   Крутые вроде бы бока,
   А всё одно пустые ходят.
   В дворце - как в стаде без быка.
  
   Рожать наложен мораторий
   Был Господом на много лет.
   (Возможно, в тёмном коридоре
   Несли девицы в подоле,
  
   Храня от всех в глубокой тайне
   Царю кто настоящий друг.
   Преуспевающим в обмане
   И не такое сходит с рук).
  
   Запричитал царь в ритме скерцо:
   "Чем твой слуга Тебе не мил?
   Всё делал в простоте я сердца
   И руки чистые мои.
  
   До Сарры я не прикоснулся
   Ни на скаку, ни на боку.
   Аврамке, чтоб он отрыгнулся,
   Я головы не отсеку,
  
   Напротив, отнесусь как к другу.
   На кой мне хрен чужая плоть.
   Верну ему его супругу
   Когда так требует Господь.
  
   Пред Ним я выставлен дебилом,
   Но в деле том не виноват:
   День каждый Сарра мне твердила
   На Авраама - он мой брат.
  
   А тот хорош, сестрой прикрылся.
   Поверил я в его враньё
   И впредь чуть спермой не умылся
   За бесполезностью её.
  
   К нему в постель ныряла ночью...
   Господь, печаль мою уйми,
   С меня проклятие и порчу
   За эту парочку сними.
  
   Их отпускаю я до хаты.
   Во все оставшиеся дни
   Дозволь, Господь, мне жён брюхатить,
   От женских чресл ключи верни".
  
   По делу о вранье монарху
   Царя дознанье началось.
   У Авраама патриарха
   Не хуже алиби нашлось.
  
   Вначале так, пустые страхи -
   Могли убить его в момент,
   И, наконец, топор на плаху,
   Ложится главный аргумент:
  
   "Да, мы обвенчанная пара
   Признаться в чём пришла пора,
   Но добродетельная Сарра
   Действительно моя сестра.
  
   Отцом мы с Саррою едины,
   А матери, ну что с них взять?
   Отцу, являясь кровным сыном,
   Одновременно буду зять.
  
   В понятиях бесспорных наших
   Двусмысленность порою есть,
   И человек, меня зачавший,
   Мне по сестрице будет тесть".
  
   (Перенесёмся от реалий
   Тех лет в иные времена.
   Когда от нас бегут в Израиль,
   Во всём главенствует жена.
  
   При оформлении при этом
   Лишь сын по матери еврей,
   Хотя по Ветхому завету
   Папаша будет поглавней.
  
   Здесь расхождения с Доктриной
   Не отмечает ортодокс.
   Признавшие Отца и Сына
   Укажем лишь на парадокс.
  
   Все во Христе мы будем братья,
   И перед Богом на Руси
   Стоим к библейскому понятью
   Поближе чем иной хасид.
  
   Отец по Ветхому завету
   В роду главнее, а не мать,
   И мы, стремясь к Христову свету,
   Традиций не хотим менять.
  
   Вопрос задать раввину что ли,
   Жаль, атеист ему не брат...
   С чего так пестуют и холят
   Евреи свой матриархат?)
  
   Авимелех в табу запретах
   Велик не выдался, ни мал,
   Кровосмешения завета
   Как норму он воспринимал,
  
   Ему лишь Господа возмездье
   Мерещилось со всех сторон.
   (Возможно, переел намедни,
   Увидел нехороший сон.)
  
   Царь возвратил назад пророку
   Жену для счастья и любви,
   Дал вид на жительство без срока:
   "Где хочешь, Авраам живи.
  
   Меня пред Богом остолопом
   Ты выставил, чуть не убил.
   Кто спорит с Богом после Лота -
   Не остолоп тот, а дебил".
  
   Авимелех, прощальный топот
   Услышав, не спустил собак,
   Каким бы ни был остолопом
   Дебилом не бы, это факт.
  
   Царь Аврааму сто по десять
   Отвесил сиклей серебра...
   (А сколько этот сикл весит
   Не скажут даже доктора.)
  
   Бог исцелил Авимелеха,
   Отмычку возвратил от чресл,
   К деторожденью снял помеху,
   Вернул к рабыням интерес.
  
   Вновь женщины его рожают,
   И счастлив он по мере сил
   Всё потому, что уважает
   Обычаи геронтофил.
  
   (С особым к Господу почтеньем
   Нам случай этот разъяснил -
   Получит остолоп прощенье,
   Когда, конечно, не дебил.)
  
   ГЛАВА 21
  
   Саваоф призрел на Сарру
   Как сказал, его дела,
   Наградил бесценным даром,
   Словом, Сарра родила
  
   В старости своей. Во время,
   О котором Бог твердил:
   Прорастёт пророка семя,
   Авраам дитя родил.
  
   Исааком наречён сын.
   В день восьмой, поев мацу,
   Кончик свежеотсечённой
   Плоти предъявил Отцу
  
   Авраам, как всем евреям
   Заповедовал Господь.
   Всех, кто в Иегову верит,
   Крайняя спасает плоть.
  
   Самым радостным на свете
   Из заслуженных людей
   Авраам достойно встретил
   Свой столетний юбилей.
  
   Сарра вовсе не игриво
   Вдруг затеяла стенать,
   Даже в час такой счастливый
   Авраама попрекать:
  
   "Смех Господь навёл на Сарру -
   Грудью мне кормить. Для всех
   Господин мой слишком старый -
   Веский повод для потех".
  
   Хитростью с рожденья Сарра
   Не была обделена,
   Заварить умела свару
   Авраамова жена.
  
   (В котелок семейный ловко
   Ложку дёгтя влить тайком -
   Это только подготовка
   Мужа обвинить потом
  
   Хоть во всех грехах Корана
   Коих нету, всё равно.
   С виноватого барана
   Проще получить руно.
  
   В Сарре дело здесь едва ли,
   Женский так устроен мир...)
   От груди дитя отняли,
   Авраам устроил пир.
  
   Сын Агари подвернулся,
   Авраама первый сын
   Чуть над Саррой усмехнулся,
   С взглядом встретившись косым.
  
   "Он смеётся, так и знала,
   Что позор мой на века...
   Прочь гони - жена сказала -
   И рабыню, и сынка.
  
   Исаак мой, хоть моложе,
   Но достойнее вполне.
   Впредь наследовать не должен
   Он с другими наравне".
  
   (С человеческого детства
   Не исправлен перекос:
   Споры о чужом наследстве -
   Вечный сволочной вопрос.
  
   На безрыбье и рак рыба...
   Появился Исаак -
   Дивидендов не надыбав,
   Сын Агари снова рак.)
  
   Авраам вступился лично
   За внебрачного сынка,
   Но услышал, как обычно,
   Наущенья свысока:
  
   "Ты Мне сыном от рабыни
   Родословную не порть,
   Слушайся жену отныне -
   Заповедовал Господь
  
   Племенной: Что скажет Сарра,
   Ты перечить ей не смей.
   Из сапог семейной пары
   Сарра будет поправей.
  
   В Исааке наречётся
   Тебе семя, Авраам.
   Всё, что с боку припечётся,
   Генетический то хлам".
  
   (Если опросить евреев,
   Подтвердит из них любой -
   Родословная главнее
   Чем к наложнице любовь.
  
   Забеременеть по ходу
   Можно способом любым,
   Дело ж продолженья рода
   Не возложишь на рабынь.)
  
   Авраам, заветом мечен,
   Хлеба взял и мех воды,
   Дал Агари, та - на плечи
   И подальше от беды
  
   Подалась, куда не зная
   С сыном. (Господи, прости -
   Это действие в Писанье
   Называлось: отпустил.
  
   Отпустил, как Гиви тёщу
   Вниз с балкона полетать.
   Ненаглядная, что проще,
   Чем в пустыне погулять?
  
   Очевидно, в час прощанья
   Молвил добрый господин:
   Жаль, отец твой египтянин,
   Лучше было б - бедуин.
  
   Стала ли Агарь немилой,
   Иль тому виной жена -
   Участь сына Измаила
   Впредь была предрешена.
  
   Авраам когда мальчишку
   Слал в пустыне умереть,
   На себе не рвал манишку -
   Что скорбеть? Внебрачный ведь.
  
   Сохранить тогда арабов
   Пожелай тот патриарх -
   По верблюду со всем скарбом
   Дал бы при своих деньгах
  
   Он Агари с Измаилом
   И сказал бы: не взыщи,
   С новых мест, сыночек милый,
   О прибытье сообщи.
  
   А так - выставил в барханы
   Их из дома налегке.
   Два пластмассовых стакана
   Как издёвка в рюкзаке...)
  
   День прошёл, другой проходит,
   Хлеба кончился сухарь
   И водичка на исходе...
   Заблудилась та Агарь.
  
   Смерть ребёнка видеть мука.
   Разум выключил фонарь -
   На полёт стрелы из лука
   Сына бросила Агарь,
  
   За барханами в отчаянье
   Поднимает плач и вой,
   Слышит ангела бурчанье
   Над своею головой:
  
   "Авраам такой же неуч,
   Как любой иной пророк.
   Успокойся, Бог всеведущ,
   Жить останется сынок.
  
   Станет он отцом народа.
   Этнос ваш во всём велик.
   Что в семье не без урода,
   Ошибается старик.
  
   Понаслушается песен,
   Мнений женских, раздолбай,
   Зла с три короба навесит -
   Нам спускайся, разгребай.
  
   Племенных богов интриги
   Для евреев западня.
   Ясно следует из Книги,
   Все пред Господом родня.
  
   Под приглядом вы отныне"...
   Ангел к сыну мать ведёт.
   Тот в песочнице пустыни
   Куличи уже кладёт.
  
   Был в развитии он слабый,
   Если книжники не врут,
   От него потом арабы
   На земле произойдут.
  
   Рядом плещется колодезь,
   Благодатная земля,
   Самосвалы гумус возят
   И ссыпают на поля.
  
   (Значит, можно и рабыни
   Род достойный зачинать,
   Госпожу с её гордыней
   Куда надо посылать.)
  
   Бог был с отроком. Тот вырос
   И в пустыни начал жить.
   Зверя всякого на вынос
   Умудрялся положить.
  
   Сделался стрелком из лука
   Сын Агари Измаил,
   От земли не брал он тука
   И пустыню полюбил.
  
   Не сгибался сын над плугом,
   Хлеб не сыпал в закрома.
   Мать взяла ему подругу
   Из Египта, как сама.
  
   Это всё происходило
   Когда царь Авимелех,
   Будучи геронтофилом,
   Не свершил чуть тяжкий грех
  
   С Саррою, чуть не прошляпил,
   Не спалил свой род зазря,
   Когда брат жены по папе
   Скрыл всю правду от царя.
  
   Царь пришёл к нему с Фихолом,
   Воеводою своим,
   Авраама хвать за горло:
   "Что, браток, поговорим!
  
   Всюду твой Господь с тобою,
   Где оставит след ступня.
   Поклянись своей судьбою:
   Не обидишь ты меня,
  
   Ни сынов моих не тронешь,
   Не уронишь мой престиж,
   Внуков мне не обездолишь
   На земле, где ты гостишь".
  
   Вот пристал царёк дотошный
   Со своей любовью, гнусь.
   Взятый за грудки, истошно
   Авраам вскричал: "Клянусь!
  
   С Господом договорюсь я,
   Но ответь незваный брат,
   Кто твоих рабов науськал
   Мой колодезь отобрать?"
  
   Авраам царю особо
   Со скотом принёс поклон,
   Дабы знала их особа,
   Что копал колодец он.
  
   (Хочешь чистую водицу
   Из колодца нести в дом -
   С властью следует делиться
   Хоть деньгами, хоть скотом.)
  
   На неведенье сослался
   Царь Герары, знатный плут,
   От скота ж не отказался -
   Что не взять, когда дают?
  
   Взяткодатели, фискалы
   На земле от них взялись.
   Холм Вирсавией назвали,
   Ибо оба здесь клялись.
  
   Семь баранов умертвили
   С клятвой верности словам,
   Кровью сделку окропили
   Царь, Фихол и Авраам,
  
   О совместном проживанье
   Закрепили свой союз
   Скотокровоизлияньем,
   Что прочней бескровных уз.
  
   На земле Филистимлянской
   Разбежались по нулям
   В жертвоприношенья пляске
   Притеснять филистимлян.
  
   Дабы избежать налогов,
   Не делить с царём омлет,
   Рощу посадил для Бога
   Авраам в чужой земле.
  
   ГЛАВА 22
  
   После радостных происшествий сих
   Не разверзлась вокруг земля.
   Где ты? - Глас прозвучал Божественный.
   И сказал Авраам: Вот я.
  
   Вспоминал он, как стал папашею,
   Ноги сами пускались в пляс.
   И откуда у старца нашего
   Прыть подобная вдруг взялась?
  
   Много дней проводил он в праздности,
   Детороден и при деньгах,
   И что жизнь не сплошные радости,
   Позабыл тогда патриарх.
  
   Но явилось к нему видение,
   Хуже чем у жены мигрень,
   Словно солнечное затмение
   Омрачившее белый день.
  
   (Может, ночью Агарь воскресшая
   Целовала его в висок
   И от горя вся поседевшая
   Ускользала водой в песок.
  
   Мысль о жертве, об искуплении
   Всё преследовала его...
   Одним словом, пришло видение,
   Неизвестно лишь от кого.
  
   Как нашла на него депрессия,
   Сам не ведает патриарх.
   Может, просто от потрясений всех
   Что-то сдвинулось там в мозгах.
  
   Приоткрылась завеса в будущность,
   Где обиженный Измаил
   Террористом арабским будучи
   Тель-Авив подорвать грозил.
  
   Арапчонок рукою тонкою
   Всё размахивал у лица
   И зажатой в руке лимонкою
   Норовил угодить в отца.)
  
   От кошмаров неэротических
   Ныло сердце, ломило пах.
   В состоянии невротическом
   Просыпаться стал патриарх,
  
   И охватывал в те мгновения
   Неосознанный старца страх.
   Только Сарре о сновидениях
   Не рассказывал патриарх.
  
   Ум совсем помрачился вскорости
   От раскаянья и вины.
   Кто осудит мужчину в возрасте
   За подобные его сны?
  
   Избежать наказаний хочется.
   Человеку всего главней -
   С пустотою и в одиночестве
   Не дожить до последних дней.
  
   Готов новое преступление
   Совершить, раз на то пошло,
   Лишь бы Бога благословение
   Стороною не обошло.
  
   (Все больны мы, но в разной толике.
   Наши ролики в голове,
   Мои милые параноики,
   Шестерёнками по траве
  
   От ударов судьбы разбросаны.
   Наши мысли в клубок один
   Соберёт некто свыше посланный.
   Кто он будет тот господин?
  
   Демиург или плод амнезии
   Помрачения на краю?
   В черепную коробку лезу я
   И вопрос себе задаю:
  
   Злобный тролль или добрый сказочник
   К нам приходит в глухой ночи?
   С кем беседуем мы, приказы чьи
   Выполняем, как басмачи
  
   Истребить спешим до последнего
   Тех, кто веры другой, подчас...
   Но не каждый, заметить следует,
   Может тупо рубить с плеча.)
  
   Испытать Авраама преданность
   Бог поставил на кон сынка
   Исаака и всю наследственность
   Необсохшего молока:
  
   "Меж тобою и мной проложена
   Недоверия колея.
   Докажи Мне - тебе дороже кто,
   Семя плотское или Я?
  
   Плоть любимую на сожжение
   Принести - Мой прими вердикт!
   Сыном, жертвой для приношения,
   Богу преданность подтверди!"
  
   (Как бы церковь здесь ни лукавила
   Про Божественный сверху глас,
   Вижу происки я Лукавого,
   Что к неверью толкает нас.
  
   Авраам здесь конкретно вляпался,
   Что бы там ни бурчал под нос.
   За простой паранойей спрятался
   Актуальный для нас вопрос:
  
   Проросли мы корнями мощными
   В плодородной земельки пласт.
   Разорвём ли мы узы прочные,
   Если свыше окликнут нас?
  
   Танцы-шманцы, любовь под вязами
   И пелёнки, итог утех,
   К детям искренняя привязанность
   Прерывают наш путь наверх.
  
   Прибери нас Господь заранее,
   Оборви нашей жизни кросс,
   Не подвергни лишь испытанию,
   Аврааму что преподнёс.
  
   Не вели умертвить наследника
   Ради преданности, любви...
   Что любовь тебе шизофреника,
   Если руки его в крови?)
  
   В помрачении ума светлого -
   Пока Сарра его спала,
   Про болезнь старика не ведала -
   Патриарх нагружал осла
  
   (Самого выводи хоть под руки)
   Хворост на спину, ветви вниз ...
   Авраам, Исаак, два отрока
   На заклание подались.
  
   (Задаюсь здесь вопросом вздорным я,
   Знатокам можно отослать:
   Что трудней - крест нести на гору днём
   Иль с дровами вести осла?
  
   И ещё. Была Сарра праведной,
   Но о замыслах знай отца -
   Она б львицею, в сердце раненой,
   Заступилась бы за мальца.
  
   Лишь проведай (не мать, а бестия)
   Для чего муж грузил дрова -
   Аврааму с его конфессией
   Точно было б не вздобровать.)
  
   Две луны проводили пешие,
   Шли три дня, наконец, пришли
   К тому месту, где жгли и вешали,
   Где не раз прозвучало: Пли!
  
   Иеговы горы той около
   На ребёнка дрова сложил
   Авраам, прочь увёл от отроков,
   Ритуальные взял ножи,
  
   Вёл на смерть своё повторение.
   И спросил Исаак отца:
   "Где же агнец для всесожжения?"
   Бог усмотрит себе агнца -
  
   Был ответ... Поверх дров на жертвенник
   Бросил связанного мальца
   Благоверный, сам бледен мертвенно.
   Что другого ждать от отца?
  
   (Авраам был пообстоятельней
   Чем наш Грозный, кто вдруг метнул
   В сына жезл как снаряд метательный,
   Нерадивого припугнул.
  
   Когда выписал парню в репу он,
   Царской ярости не сдержал,
   Не на холст к живописцу Репину,
   А конкретно Иван попал,
  
   От природы не в меру вспыльчивый.
   Хоть царевич привык хамить,
   Ограничься царь зуботычиной -
   Слёз безумных ему б не лить.)
  
   Авраама винить в поспешности
   И в горячности я б не стал.
   Он три дня шагал в безутешности,
   Пока вёл за собой осла,
  
   Клял судьбу свою именитую,
   Богу преданный на века...
   Уж не знаю, с какой молитвою
   Вверх взметнулась с ножом рука.
  
   Но руке опуститься не дали
   Всяких ангелов голоса.
   Авраама они не предали,
   Не отправили в небеса
  
   Душу мальчика неокрепшую.
   Авраама продлится род
   До второго Христа пришествия,
   Если Библия нам не врёт.
  
   Объяснение есть побочное,
   Что одумался патриарх -
   Полнолуние, видно, кончилось
   И затменье прошло в мозгах,
  
   А потом началась ремиссия...
   Неуёмные голоса
   Про особую его миссию
   Пели целые полчаса.
  
   Обещалось ему с три короба.
   Слал послание Бог из зги.
   Камертоном под костью лобною
   Резонировали мозги:
  
   "То, что в жертву дитя последнее
   Авраам на костёр принёс -
   Его семя, отца наследие,
   До числа расплодится звёзд,
  
   До морского песка. Без времени
   Срока будет не сосчитать,
   И народы все в его семени
   Обретут свою благодать.
  
   В странах всех на земле поверенных,
   Атташе и иных послов
   Без числа будет в его племени,
   Больше чем на земле ослов".
  
   Авраам в гордости за нацию
   Славил Библию и Коран,
   Головою вертел в прострации
   И увидел: в кустах баран,
  
   Как случайный рояль в магнолии,
   И распутаться не спешит.
   А вокруг ни души... Тем более
   Время празднество совершить.
  
   Вмиг на жертвенник сердце с печенью...
   Не тащить же назад агнца,
   Да и сыну знать правду не за чем,
   Чтоб не думал зря на отца.
  
   Возвратился назад в Вирсавию
   Этот жертвенный караван.
   По приходу отца поздравили:
   С прибавлением Авраам.
  
   Милка братова, твоя сродница,
   Что Нахору как есть жена,
   Восьмерых родила, с наложницей
   План свой выполнила сполна.
  
   В дело общее внесла женщина
   Вклад свой скромный, приблизив срок,
   Когда сбудется что обещано
   Про ослов и морской песок.
  
   (В свою будущность верить хочется,
   Но, совсем не такой вердикт
   Ждёт сынов - по иным пророчествам
   Раса жёлтая победит.
  
   Может, даже оно и к лучшему -
   Пожелтеет еврей с лица,
   Если все предсказанья Сущего
   Вдруг исполнятся до конца.
  
   И по бедности без приданого
   Где-то там на краю земли
   Мо Ша Сунь из колена Данова
   Выйдет замуж за Ха Им Ли.
  
   ***
  
   Из заката Европы смотрю на Восток.
   Евразийская блажь на меня накатила.
   Там впервые пробился у жизни росток
   И последняя будет, похоже, могила.
  
   Обезумев совсем, я на крышу залез,
   Чтоб узреть, как у них занимается утро
   И представить твоих глаз китайский разрез,
   Что совсем после сна, дорогая, не трудно.
  
   Там, представь себе, милая, люди живут
   И не бесятся с жиру, как здесь неврастеньши.
   Жёлтой расою их европейцы зовут,
   Хотя сами желтухой болеют не меньше.
  
   Их от западных орд отделяет стена,
   Ничего за которой, признаться, не видно,
   Сохранить благочестие возведена.
   Как её проходить, ты спроси Копперфильда.
  
   Мало что изменилось за тысячу лет -
   Также сеют свой рис и поют те же песни,
   Императора, правда, давно уже нет,
   Но как прежде сияет лазурь поднебесной.
  
   Пережившие множество трудных годин,
   И хотя бы с лица, все китайцы едины.
   Во главе там партийный сидит мандарин,
   Где, поверь, никогда не росли мандарины.
  
   В приграничных районах их лучше не злить.
   Если нрав узкоглазый китайцы проявят -
   Где прикажешь, любимая, их хоронить,
   Когда вепсы родные войну им объявят.
  
   У них сто миллионов одних только Ли,
   Но не верят китайцы в единого Бога.
   И когда европейцы им смерть принесли,
   Они выжили лишь оттого, что их много.
  
   В полумраке, вдыхая отравленный смок,
   По шанхайским борделям матросы балдели.
   К небесам Поднебесной струился дымок
   Из гашишных и опиумных богаделен.
  
   Миллионные толпы, забив косячок,
   По наклонной полого катились к закату.
   Представляешь - обкуренный узкий зрачок
   На лице, где для глаз места не многовато.
  
   Наркорыцари бешенные барыши
   В европейских столицах спускали с размахом.
   Непослушные бошки секли бердыши
   Тем, кто риса поля не засеивал маком.
  
   На спине у народа мальтийский свой крест
   Выжигали огнём благородные доны
   И вбивали в мозги христианский прогресс
   Чубуком Анго-франко-китайские войны.
  
   Подустала страна от своей желтизны,
   От бесчисленных смут, мятежей и восстаний.
   Покрасневшие воды песочной Янцзы
   Растворились, как соль, в мировом океане.
  
   Взбаламученный ил опустился на дно.
   Кто хотел убежать, те давно убежали.
   Родового искусства боец тэквондо
   Держит свой ресторанчик в Китайском квартале.
  
   Кто остался - грядущему, кажется, рад,
   Хоть его и содержат как в поле скотину.
   Возродилась страна и завистливый взгляд
   Обратила на нашу с тобой древесину.
  
   Через брешь Копперфильда в китайской стене
   Вожделенно китайцы на север глазеют.
   Мы для них как Георгий на белом коне,
   Тычем острым копьём в узкоглазого змея.
  
   Мы, потомственные русаки-москали,
   Лучше жизни положим на лесоповале,
   Но ни пяди родной уссурийской земли
   Не уступим, где мы никогда не бывали.
  
   В затянувшийся наш исторический миг
   Мы для них ненавистны, как те крестоносцы.
   Почему же тогда для мальтийцев самих
   Азиопы несносные мы и уродцы?
  
   Впрочем, что нам до них, если мы на восток
   Обратили свои евразийские души.
   Свои знаки нам шлёт узкоглазый пророк
   Иль Лю Ши, а по нашему просто Илюша.
  
   И в промежности той - меж великим и злым,
   Окончательно сделать конечный свой выбор
   Нам поможет, всё сложное сделав простым,
   Нависающая азиатская глыба.
  
   Нас хранит ежеси православный наш крест.
   Спи любимая, блаж мою сон не прогонит.
   Наших глаз, дорогая, китайский разрез
   Ясно видится мне и уже не спросонья.)
  
   ГЛАВА 23
  
   Жизни Сарриной было сто двадцать семь лет.
   Пролетели лета жизни Сарриной.
   Авраам возвратился не медля из мест
   Филистимских, где славно гусарил он.
  
   На земле Ханаанской, где ныне Хеврон,
   Говорил Авраам сынам Хеттовым:
   "Понесло моё племя великий урон
   Здесь я с вами сегодня поэтому.
  
   Как узнал, с мест далёких, неделя пути,
   Возвратился супругу оплакивать.
   Где, скажите, для гроба мне место найти
   И бригаду - могилу выкапывать?"
  
   Отвечали ему: Ты один среди нас
   Богом меченый в край наш заброшенный.
   В усыпальницах лучших хоть тысячу раз
   Хоронить свою можешь усопшую.
  
   "Пришлец я, вечный странник, мне с вами не жить,
   Но готов оплатить все расходы я.
   Для своей госпожи склеп хочу я сложить,
   Экологии вам не уродуя.
  
   Приглядели мы поле, пещеру при нём,
   Место славное для погребения.
   Поспособствуйте, милые, в горе моём
   И ускорьте процесс оформления.
  
   Попросите Ефрона, меня он поймёт,
   Царь у Бога сидит на дотации.
   Акт бессрочной аренды легко подмахнёт
   Глава Хеттовой администрации.
  
   Санврача не обидим, заплатим сполна,
   С БТИ разберёмся, с пожарными".
   (Бюрократов ценили во все времена,
   Отчего же своих мы не жалуем?)
  
   Средь Хеттовых сынов восседал сам Ефрон,
   Беспарламентная демократия,
   Громогласно сказал, свой откинув хитон,
   Дабы слышала вся его братия:
  
   "Ты князь Божий, не раз мы про то узнаём,
   Слухом полнятся земли все здешние.
   Я дарю тебе поле, пещеру при нём.
   Хорони без препятствий умершую.
  
   По тарифам риэлторов эта земля
   Серебра стоит сиклей четыреста.
   Для тебя и меня что за сумма сия?
   Ведь карманы у нас оттопыристы.
  
   Выдал им серебра патриарх, как сказал
   Царь Ефрон пред парламентом Хеттовым.
   Хотя явно лукавый с ценой перебрал,
   Авраам знал о том, но не сетовал.
  
   Он Ефрону тогда не поставил на вид,
   Что вокруг сплошь овраги и рытвины,
   Знал, что скоро земля та в цене подлетит,
   Как недвижимость в Троице-Лыкове.
  
   Был с кадастром земель патриарх не знаком,
   Обошёл он препон тем не менее:
   Плодородное поле, пещеру при нём
   Взял он в собственность для погребения.
  
   Ханаан потихоньку к рукам прибирал,
   Начиная, как водится, с малого -
   Кто из сродников если потом умирал,
   Гроб в пещеру несли Авраамову.
  
   (Где могильники предков омыли дожди -
   Историческая наша родина.
   А кто скажет потом: ты же там не один -
   Тот предатель, подлец и уродина.
  
   Скоро замки, музеи, английский футбол,
   Родовые поместья, сокровища
   Достояньем российским, как сам Интерпол,
   Станут с лёгкой руки Абрамовича.
  
   Знает Рома: активы на Кипре, в Москве -
   Суть смердящее и преходящее.
   На Чукотке устроит фамильный он склеп,
   Где условия сверхподходящие.
  
   Утомлённый от дел чукча-сан при деньгах
   Отдохнёт от бесчисленных саммитов.
   В мерзлоте наш отечественный олигарх
   Сохранится не хуже чем мамонты.)
  
   ГЛАВА 24
  
   Авраам уже был стар
   И в годах преклонных.
   Старика совсем достал
   Возраст беспардонный.
  
   Сын-красавец по дворам
   Трётся у наложниц,
   Ритуальный лечит шрам
   От сакральных ножниц.
  
   Подошла пора женить
   Исаака лично.
   Самому сватом ходить
   Как-то неприлично
  
   Аврааму. Старики
   Не должны дать маху.
   И совсем уж не с руки
   Посылать за свахой.
  
   Призывает он за тем
   Старшего по мылу
   (Управляющего всем,
   Что в дому том было).
  
   "Руку под моё стегно
   Положи. Пред Богом
   Генерал мой без погон
   Поклянись погоном:
  
   Сыну не возьмёшь жену
   Ты из Хананеев,
   Средь которых я живу
   И с тоски хренею.
  
   В Междуречье ты пойдёшь
   До родного тыну
   И супругу там найдёшь
   Исааку сыну".
  
   Раб в ответ: "А может быть,
   Женщина восстанет,
   В Ханаан со мной отбыть
   Препираться станет,
  
   Заорёт. Так мы чулком
   Ротик ей прикроем,
   Заберём её силком,
   Как Елену в Трою.
  
   Сунем головой в мешок,
   Притулим конечность.
   У папаши будет шок
   И война, конечно,
  
   Разбомблённые мосты,
   На фрамугах доски
   В том краю, где помнишь ты
   Первые берёзки.
  
   Может лучше посадить
   Там отцово семя -
   Исаака возвратить
   На родную землю?
  
   Приглядит жену малец
   Ликом порумяней.
   Потеснятся, наконец,
   Месопотамляне".
  
   Авраам ему в ответ:
   "За такие речи
   Я тебе в расцвете лет
   Нанесу увечья.
  
   Вздумаешь вернуть сынка
   В край, что я оставил -
   Моя длинная рука
   На тебя восстанет.
  
   Когда Бог меня послал
   По миру с котомкой,
   Эту Землю обещал
   Дать мне для потомков.
  
   Ханаан я застолбил,
   Бог оценит рвенье.
   Зря ли место я купил
   Здесь для погребенья?"
  
   (Абрамовича мне льстит
   Вспомнить здесь некстати,
   Что по миру колесит,
   Миллиарды тратит.
  
   Вечно наш еврей в пути,
   Оттого счастливый,
   Что сумел перевести
   В Англию активы.
  
   Сколько увезёт ишак
   С острова сокровищ,
   Украдёт не Исаак -
   Рома Абрамович.
  
   С Ельциным переписать
   Он сумел законы,
   Чтобы честно воровать
   И не знать препона.
  
   Не за тем заставил он
   Альбион прогнуться,
   Чтобы каждый миллион
   Смог домой вернуться.
  
   Премиальные не в счёт
   Футболистам нашим.
   Миллион ему ничто -
   Хоть спусти в парашу.
  
   Всех сумел он удивить
   Действием похожим:
   Ведь зажравшимся платить
   Суть одно и то же.
  
   Хиддинг прекратил тот срам,
   Стало по другому...)
   Дал заданье Авраам
   Старшему по дому:
  
   "Поезжай-ка срочно ты,
   Где тебя не ждали,
   Прогони свои понты
   Пред невинной кралей,
  
   Золотишком побренчи,
   За красивы речи
   Привези хоть на печи
   Девушку с Двуречья
  
   В парандже или в шелках,
   Хоть в одном исподнем.
   В помощь выписан в верхах
   Ангел нам Господень.
  
   В ЗАГС сманить с ним в добрый час
   Сможете хоть чёрта.
   Впрочем женщина подчас
   Чёрта поупёртей.
  
   Жить с такою - острый нож
   Под трусами прятать.
   На такую попадёшь -
   Я снимаю клятву.
  
   Только сына под валки
   Не столкни беспечно,
   Не заманивай в силки
   Милого Двуречья,
  
   Где девчат словно зайчат
   Меж Окой и Волгой.
   Был я в тех полях зачат
   Да свинтил надолго.
  
   Гарантировал успех
   Иегова лично.
   Для того, кто "лучше всех"
   Родина вторична".
  
   Сунул под стегно тогда
   Руку раб по локоть,
   Патриарху клятву дал
   И отбыл под клёкот
  
   Серебристых журавлей,
   В край летевших прямо,
   Где ещё Аврам Еврей
   Не был Авраамом.
  
   Взял верблюдов, накидал
   Раб в рюкзак сокровищ.
   (Знал бы сколько - зарыдал
   Ромка Абрамович.
  
   Если б нал тот по уму
   Сиклями развесить,
   Здесь хватило бы ему
   На четыре Челси.)
  
   У наложниц Исаак
   Ждёт жену, томится...
   Драх нах остен! У зевак
   Загорелись лица.
  
   Пацифисты-пацаны
   Несогласных били.
   Лишь бы не было войны,
   А кибуцы были.
  
   Держит раб путь на Евфрат,
   Лёгок путь не очень -
   Днём восточная жара,
   Колотун бьёт ночью,
  
   Чресла от седла саднит.
   Появился город
   Авраамовой родни,
   Вотчина Нахора.
  
   "Далеко забрался брат.
   При его престиже -
   Думает уставший раб -
   Мог бы жить поближе".
  
   Огибает холм посол,
   Видит у колодца
   Разомлевший слабый пол
   Щурится на солнце.
  
   Там, где личико до век
   Женщины прилюдно
   Открывают, человек
   Спешился с верблюда
  
   И взмолился: "На жаре
   Не томи Всевышний,
   Сделай так, что поскорей
   На ловца зверь вышел.
  
   Господин наш, сотвори
   Милость Аврааму -
   Исааку подари
   Будущую маму.
  
   Девственнице я скажу:
   Напои водицей...
   Дай мне Бог, чтоб паранджу
   Скинула девица
  
   И ответила б в тот миг
   В местности безлюдной:
   Сам напейся и своих
   Напои верблюдов.
  
   Я ж воочию пойму:
   Сотворил Бог милость
   Господину моему,
   Что другим не снилась.
  
   Девушка стройна, мила,
   Истинное чудо,
   Столько в ней добра, тепла -
   Хватит на верблюда.
  
   Не придется мне гадать,
   Вверх кидать монету.
   Кто она, я буду знать
   По её ответу".
  
   Просишь Бога дать совет -
   Он ответит фигой.
   Здесь вопрос - та или нет -
   Разрешился мигом.
  
   Говорит ещё семит
   Скомкано и нервно,
   А к нему уже спешит,
   Быстрая как серна,
  
   Девушка лицом бела,
   Волосы как сажа,
   С детства пиво не пила,
   Не курила даже.
  
   Тонкой талии узор
   До осиной сужен,
   И ни разу до сих пор
   Не позналась мужем.
  
   С неолита, господа,
   Мы весьма похожи...
   Нравы, разве что, тогда
   Выдались построже.
  
   Ситуация проста:
   Нелюдимо место,
   Вышла вдруг из-за куста
   Девушка-невеста,
  
   На плече несёт кувшин,
   Плещется водица...
   Подбегает к ней один,
   Просит освежиться
  
   Бомж небритый, запашок...
   Кто такой, откуда?
   На запястье ремешок
   Погонять верблюда.
  
   Резким жестом паранджу
   Скинула девица,
   Чтоб верблюдам и бомжу
   Предложить водицы.
  
   (Не советую вам злить
   Девушек восточных:
   Что воды хотел испить -
   Позабудешь точно.)
  
   Как сполох бровей крутых
   Загорелись очи:
   "А верблюдов ты своих
   Напоить не хочешь?"
  
   Так ответ раб получил,
   Кому быть женою,
   Божью благодать вкусил,
   Но какой ценою:
  
   Пьют верблюды не спеша
   Воду утомлённо.
   Девушка раба в ушат
   Силовым приёмом
  
   Кинула, сама бежать
   С криками проклятья.
   Долго не придётся ждать,
   Как примчатся братья
  
   И, конечно, будут бить...
   Раб стрелою мчится -
   У дверей перехватить
   Резвую девицу.
  
   Выскочил наперерез,
   Дарит ей браслеты,
   Десять сиклей общий вес,
   А ответа нету.
  
   В ухо крепится серьга,
   Штучка непростая...
   Как бы ни была строга,
   Девушка растает,
  
   Лишь бы случай улучить...
   В этот раз, похоже,
   Не случится получить
   От братьёв по роже
  
   Авраамову "бомжу".
   Золото и серьги
   Ублажили госпожу,
   Распахнули двери.
  
   Поступают все кругом
   Со сватами строго -
   Либо проходите в дом,
   Либо прочь с порога...
  
   Брат, как истинный Лаэрт,
   Рвётся разъярённый
   В драку. Раб ему конверт
   С пачкою зелёных...
  
   Сколько стоит голова
   Патриархи знали.
   Брата этого Лаван
   Не случайно звали.
  
   Лавы он пересчитал.
   Как бойцовский кочет
   Задираться перестал,
   Был Лаван отходчив.
  
   Слава Богу, обошлось
   Без битья гундосых.
   И уже желанный гость
   Задаёт вопросы:
  
   "Где отец проводит ночь?
   Почему в отлучке?"
   Оказалось, эта дочь,
   Через брата внучка
  
   Аврааму, с юных дней
   Здесь братьёв имеет.
   Значит надо поскорей
   Ехать в Хананею,
  
   Где у иорданских вод
   Суженый заждался,
   Чтобы славный их народ
   Цвёл и размножался.
  
   Гостя, что слегка небрит,
   В дом ввела Ревекка,
   Уезжаю, говорит,
   С этим человеком.
  
   Пять верблюдов воду пьют.
   Не в обиде братья.
   Всё нормально будет тут,
   Золотишка хватит.
  
   Здесь и ситец, и парча,
   Сватовство в разгаре...
   (А могло бы сгоряча -
   По небритой харе.)
  
   Успокоился народ
   На подачки хваткий.
   Славен Авраама род
   За такие бабки.
  
   Из Лавана цепких лап
   Вырвал раб девицу.
   При наличие бабла
   Всё ему простится,
  
   Будь он серб или хорват,
   Хоть слуга Корана...
   И пошёл тот караван
   В земли Ханаана,
  
   Где в совсем недавний срок,
   Траур ещё в силе,
   Батя и его сынок
   Сарру схоронили.
  
   Исаак гонял ослов
   В горе безутешен,
   Но как все, в конце концов,
   Был охоч и грешен.
  
   Лишь Ревекку увидал,
   Выпустил уздечку,
   Чуть не выпал из седла,
   Ёкнуло сердечко.
  
   Все ослы раскрыли рты.
   Даже покрывало
   Благородные черты
   Девы не скрывало.
  
   Плеч прекрасных разворот
   Вод струил подвижность.
   Исаак разинул рот,
   Как иная живность.
  
   В спальню матери своей
   Ввёл сынок ту деву,
   Чтоб до окончанья дней
   Не ходить налево.
  
   Молодых в один из дней
   Шумно обвенчали,
   Сын по матери своей
   Вышел из печали,
  
   Взял Ревекку по любви.
   Люди сплошь дивятся:
   По наложницам своим
   Перестал сын шляться.
  
   Всем благодарить раба
   Только остаётся.
   Хоть формация слаба -
   Рабство не сдаётся.
  
   ГЛАВА 25
  
   Загрустил наш Авраам:
   Хитрая Ревекка
   Прибрала сынка к рукам -
   Делать человека.
  
   Откололся Исаак
   Ручкою от блюда,
   Вкалывает как ишак
   На своих верблюдах.
  
   Не приходит по утрам
   С порванной рубашкой
   От какой-нибудь мадам
   С милою мордашкой.
  
   В чём, за что сынка корить -
   Папу не спросили.
   Словом, что тут говорить,
   Старика забыли.
  
   Невесёлая пошла
   Жизнь у Авраама.
   Как-то надо украшать
   Эту панораму.
  
   Способа вернее нет
   Оживить житуху,
   Чем найти на старость лет
   В жёны молодуху.
  
   А, гори оно огнём,
   В омут без оглядки...
   Слава Богу, всё при нём -
   И почёт, и бабки.
  
   Нелегко далось отцу
   Сбросить отговоры:
   Не солдатик на плацу,
   Возраст - за сто сорок.
  
   Чем распахивать лари -
   Шепчут Аврааму -
   На свою ты посмотри-
   Ка кардиограмму.
  
   (Авиценны в те века
   Про инфаркт не знали.
   Словом звучным - миокард
   Смерть не называли.
  
   От любимых мужики
   Уходили в силе:
   В Мухосранске - от тоски,
   В Риме - отравили.)
  
   Даже если ты пророк,
   Древнее либидо
   Локтем бьёт тебя под бок:
   "Старый, либо-либо:
  
   Лучше будет отчудить -
   С молодухой разом
   Дуба дать, чем век чадить
   Нехорошим газом.
  
   Не пугайся, встретив смерть,
   В шнобель дать курносой.
   На зазнобе умереть
   Никогда не поздно.
  
   Долгих лет нам без штиблет
   Нежиться с любимой.
   Это говорю тебе
   Я, твоё либидо.
  
   Чем в хандре взирать с тоской
   На чужие всходы,
   Лучше сделаем, родной,
   Чтоб с твоим уходом
  
   В женском чреве твоя впредь
   Завязь шевелилась.
   От объятий умереть -
   Нам как Божья милость".
  
   Внуков старому давно
   Вырастили дочки.
   Он упёртый всё одно -
   Я женюсь и точка.
  
   В чувствах Авраам не врал,
   Взял жену Хеттуру.
   Не последнею была
   Та Хеттура дурой.
  
   Сочеталась Хеттура
   По закону строго
   И в постели до утра
   Не гневила Бога.
  
   Говорили языки
   Злые: от прописки
   Виды были далеки,
   А наследство близко.
  
   Принесла сынов жена
   Пред отцовы очи:
   Зимрана, Иокшана,
   Медана и прочих.
  
   Но удар Хеттуру ждал,
   Как булыжник в спину -
   Всё пророк наш отписал
   Исааку сыну,
  
   На того, чью в детстве плоть
   Смерти чуть не предал,
   Дабы знал о нём Господь,
   Как он Богу предан.
  
   (По сто пятой не мотать
   Срок ему на зоне.
   Мы могли б о нём сказать -
   Патриарх в законе.
  
   Ох, уж этот первый брак,
   Так порой некстати.
   Скольких женщин за пятак
   Он потом прокатит.
  
   Счастье матери любой
   В собственных детишках.
   Хочется, само собой,
   Им отдать излишки.
  
   Разуменьем не осёл
   Красотой сын вышел,
   Но отец отпишет всё
   Первенцу от бывшей:
  
   Всю недвижимость, сады,
   Право первых ножниц
   И широкие зады
   Собственных наложниц.
  
   А Зимраны, Меданы
   С горя пьют перцовку.
   Первородство, пацаны,
   Та же распальцовка
  
   У библейских главарей...
   Жили по понятьям,
   Разбирались, кто главней,
   Не братки, а братья.)
  
   Исаак у Сарры в срок
   Оборвал бездетность.
   С мачехою пасынок
   Проявил конкретность -
  
   Прочь из Хеттовских краёв
   Дал пинок под спину,
   Всех по батюшке братьёв
   На наследство кинул.
  
   От обиды весь их род
   Лихоманка била.
   Исаак был тот проглот,
   Кому подфартило
  
   Раньше всех исторгнуть крик,
   Раздвигая чресла.
   Очень уважал старик
   Правила наследства.
  
   Правда, первый, Измаил,
   Шлялся по пустыням,
   Но зачат браток тот был
   От простой рабыни
  
   Той, что Сарра прогнала
   С Авраама койки,
   Где рабыня понесла
   (Бабские разборки)...
  
   Сколько бы мужик иной
   Ни ходил налево,
   Возвращается к одной
   В доме королеве.
  
   Самым знатным из мужчин
   В древнем том народе
   Даже не было причин
   Думать о разводе.
  
   Стать папаше довелось
   Плодовитым слишком -
   Всех детишек набралось
   С маленькую книжку.
  
   За сто семьдесят пять лет
   Он имел наложниц
   Столько разных, что буклет
   Напечатать можно.
  
   Всех внебрачных одарил
   Патриарх по лицам,
   На восток определил
   Заселять землицу,
  
   Отселил в один из дней
   Прочь от Исаака,
   Чтоб в большой его родне
   Не случилась драка.
  
   Снял проблемы, лишний люд
   На восток забросив...
   (Почему же нам не люб
   Славный наш Иосиф?
  
   Чувствуя тиранов плеть,
   Люди расселялись.
   Стоило тем умереть -
   Снова возвращались
  
   Биться за свои права,
   Отнимать жилища.
   С древних лет хранит трава
   Запах пепелища.
  
   Упаси, Господь от бед,
   От такой развязки,
   Дай тиранам долгих лет
   В этой страшной сказке.
  
   Выселенным неспроста
   Не позволь вернуться
   На родимые места.
   Ничего, притрутся,
  
   Обустроят новый быт
   Те, кто помоложе.
   Родину свою забыть
   Помоги им, Боже,
  
   Сшей ушанку по ушам,
   Научи чифирить.
   И чего бы ингушам
   Не пожить в Сибири?)
  
   Дальновидный Авраам,
   Умер престарелый.
   Дай Бог каждому и нам
   Так прожить умело:
  
   За детей не сесть в тюрьму,
   С Хеттами ужиться
   И к народу своему
   Мирно приложиться.
  
   Славно Авраам пожил,
   К Богу приобщённый,
   Прочь из жизни уходил
   Не отягощённый.
  
   Женщин он любил своих
   (И чужих, пожалуй).
   Жить достойнее других
   Это не мешало.
  
   (Не воруй и не убий...
   Я скажу аскетам:
   Можно Господа любить
   И грешить при этом
  
   Как два пальца об асфальт,
   В чувствах не халтурить
   И наследство отписать
   Не последней дуре.)
  
   Погребли отца сынки,
   Как им надлежало,
   Принесли свои венки,
   Сарра где лежала
  
   На Ефроновых полях
   У земли в объятьях,
   Где по полной забашлял
   Бюрократам батя.
  
   Хоть различны у сынов
   Приключились мамы,
   Род - основа всех основ,
   Что совсем немало.
  
   Сарра выслала Агарь
   С сыном без поклажи...
   Где лежит рабыни прах,
   Кто теперь расскажет?
  
   Может, к Сарре Измаил
   Перенёс останки
   И к хозяйке подложил
   Прах её служанки.
  
   Сам двенадцать сыновей
   Народил скитаясь,
   Принцев голубых кровей,
   Прочих не считая.
  
   (На редуты не пойдут
   И своих не тронут,
   В Палестине создадут
   Пятую колонну.
  
   Отделившимся от масс
   Правда воздаётся
   И движение Хамас
   С ними разберётся.)
  
   Измаил сто тридцать семь
   Лет прожил не слабо.
   Близ Египта принял смерть
   Первый из арабов.
  
   Умер дюжины племён
   Основатель рода,
   Мирно приложился он
   К своему народу,
  
   А что мать его раба -
   Временем сотрётся...
   Хоть формация слаба,
   Рабство не сдаётся.
  
   О Хеттуровых сынах,
   Ишбаке и прочих
   Даже между строк монах
   Говорить не хочет.
  
   Либо к погребению
   Их не пригласили,
   А вернее, зуб даю,
   Злобу затаили
  
   На наследника с отцом
   Ишбаки в кибуцах
   И когда-нибудь потом
   С братом разберутся.
  
   Исаака род в те дни
   Мог прерваться разом,
   Но Господь его хранил
   От дурного глаза.
  
   Авраам, как умирал,
   Патриарх-угодник
   Исааку передал
   Благодать Господню.
  
   Всё казалось бы нештяк -
   Ишаки, угодья.
   Кабы не один пустяк -
   Жёнино бесплодье.
  
   К Исааку в дом вошла
   Вафуила дочка.
   Всем Ревекка хороша,
   А родить - не очень.
  
   Родовой бесплодья рок
   Мучил их от века -
   Чрево Сарры на замок,
   А теперь Ревекка.
  
   Авраам ребёнка ждал
   Аж сто лет в несчастье
   И сыночку передал
   Горе в одночасье.
  
   (Но уверен твёрдо я:
   На всё воля Божья.
   Без клонирования
   Бог родить поможет.)
  
   Исаак лет двадцать ждал,
   Не смыкая вежды,
   Не одни сын изорвал
   На груди одежды,
  
   Перебил посуды он,
   Аж представить трудно.
   Жизнь, как тары перезвон,
   Без детей паскудна.
  
   Всем попавшим в переплёт
   И теперь, и прежде,
   Даже тем, кому не прёт,
   Бог даёт надежду.
  
   Вынося на двор рюкзак
   С битою посудой,
   Твёрдо верил Исаак,
   Что свершится чудо.
  
   Зашивая всякий раз
   Рваную рубаху,
   Слышал он, как Божий глас
   Молвил Исааку:
  
   "Твоё дело - не ленись,
   Поднимайся рано,
   За жену свою молись,
   За сестру Лавана.
  
   На колени падай ниц,
   Чудо сотворится,
   Как неистовый молись..."
   Исаак молился,
  
   Потерял молитвам счёт,
   До того старался...
   Что Ревекка понесёт,
   Я не сомневался.
  
   Но послушаем пока
   Вопли человека,
   Как молился Исаак
   За свою Ревекку
  
   И не только за жену,
   А за всех семитов.
   Не вменим ему в вину
   Лексику бандитов:
  
   "Боже милостивый наш,
   В небесах порхая,
   Огради нас от параш,
   Думских вертухаев
  
   И убереги меня
   От экспроприаций.
   Глядя, как поднялся я,
   Оборзели братцы.
  
   Ангел, к Богу донеси
   Голос мой истошный
   И несчастного спаси
   От братвы дотошной.
  
   Нажил сдуру во враги
   Мачеху Хеттуру,
   Умоляю, помоги
   Образумить дуру.
  
   Подбивает всех подряд
   К переделу, стерва.
   Мне ж на жизнь подобный взгляд
   Действует на нервы.
  
   С ней одних моих братьёв
   Кланов шесть не меньше.
   В них не перечесть зятьёв,
   Отморозков здешних.
  
   Тесно их сомкнётся круг
   Над моей могилой,
   Если разругаюсь вдруг
   С братом Измаилом,
  
   Плодовитым и лихим
   На головку слабым.
   Назовётся Ибрагим
   Он среди арабов.
  
   Отмотал немалый срок
   Братец мой в пустыне,
   Доконал его песок,
   Скоро кони двинет".
  
   Здесь неточность уловил
   Взгляд мой непотребный:
   Раньше в Книге Измаил
   Отошёл на небо.
  
   Зря молился Исаак
   О союзе с братом -
   Тот уже на небеса
   Прибыл сепаратно.
  
   Жрец, кто Библию верстал,
   Поменял страницы,
   Но невиданный скандал
   Здесь не приключился.
  
   Смысл иной мудрец донёс
   Нам пером скрипучим:
   Поглавней чем смерть вопрос
   Исаака мучил.
  
   "Сам я сделался родня
   Дёрганый и прыткий,
   Оснований у меня
   К этому в избытке.
  
   Дал мне Бог в достатке душ,
   К проживанью средства,
   Но кому весь этот куш
   Передам в наследство?
  
   Инкубаторных сынов
   Мне несут рабыни,
   Но наложниц и рабов
   Сын не легитимен.
  
   Богоизбранных всех стран
   Под Твоей опекой
   Всех собрать в единый клан
   Может лишь Ревекка.
  
   Ты ж ей чрево заключил
   На замок амбарный.
   Возврати от чресл ключи
   Сыну Авраама.
  
   Помоги отцом мне стать,
   Маме разродиться.
   Дай в историю вписать
   Новые страницы.
  
   Все возглавим племена
   С ней мы без базара.
   С Междуречия она,
   Также как и Сарра.
  
   Через женщин сохраним
   Родовые соки
   И усвоим на все дни
   Господа уроки,
  
   Приберём к рукам весь мир
   С Тигра и до Рейна -
   Или не шумеры мы,
   То есть не евреи?
  
   Да поможет нам Господь
   Племенной и хваткий.
   Душу отдадим и плоть
   Богу без остатка.
  
   Благочестием в пути
   Долг вернуть мы сможем.
   Благодать нам возврати,
   Милостивый Боже".
  
   Делает широкий жест,
   Ключ Бог вынимает
   Племенной и с женских чресл
   Свой запрет снимает.
  
   Забеременела в ночь,
   Хоть ложилась рано,
   Вафуилова та дочь
   И сестра Лавана.
  
   В консультацию идёт
   Женскую Ревекка,
   На учёт она встаёт...
   Бандажи, аптека.
  
   Ей прописывают йод,
   Как ревень калеке.
   Странно плод себя ведёт
   В чреве у Ревекки.
  
   На рентген её тогда -
   Срочно просветиться...
   Просветили - два плода
   Бьют друг другу лица.
  
   Не родившись два плода
   При утробе бьются.
   Думает жена: "Беда
   Будет, как напьются.
  
   Исааковы птенцы
   Только оперятся,
   К "Арсенальному" юнцы
   Быстро приобщатся.
  
   Нации придут концы
   От пивной рекламы.
   Позабудут сорванцы
   Наставленья мамы.
  
   Заплетут свои мозги
   Спирохетой бледной
   И, Господь убереги,
   Угодят в скинхеды.
  
   Станут нюхать, ловить кайф
   От дезодорантов,
   По ночам читать "Майн Кампф"
   Дети-деграданты.
  
   Уголовников плодить -
   Мало в том резону.
   Век к гадалке не ходить -
   Упекут на зону.
  
   Впрочем, много не дадут,
   Да и то условно,
   Если парни поведут
   Кич беспрекословно.
  
   За широкий свой карман
   Отморозков этих
   В Думу проведёт пахан,
   За базар ответит.
  
   Будут средь больших мужей
   Зад носить, как комель,
   И за яйца Фаберже
   Обезлесят Коми".
  
   Депрессует госпожа,
   На душе сомненья:
   Ей рожать иль подождать
   Слушать поздравленья?
  
   Нет ответа на вопрос,
   Поступить как лучше.
   Спать не может без колёс,
   Токсикоз замучил.
  
   Как-то вечером торчок
   Ловит с шести пачек,
   К ней заходит мужичок,
   Ангел, не иначе:
  
   "Не вини во всём жена
   Поздние ты роды.
   В твоём чреве племена
   Разных двух народов,
  
   Кто сильней, тот угнетёт
   Слабого другого.
   По задумке всё пойдёт
   Бога племенного:
  
   Будет меньшему служить
   Тот, который больший".
   (Чем несчастнее гроши
   Тем даются горше.
  
   В мире, где царит успех,
   По закону ушлых
   Будет тот, кто "лучше всех"
   В одну харю кушать.)
  
   Что Господь имел в виду,
   Ссоривший двух братцев?
   Много домыслов в ходу,
   Сложно разобраться.
  
   Двух мальцов Бог поместил
   В тесную утробу,
   Чем навеки застолбил
   Ненависть и злобу.
  
   Неуютно им лежать
   В темноте, в обиде...
   (Ничего, недолго ждать,
   Вырвется либидо
  
   И объявится на свет
   Со своею верой,
   Принесёт народам бед,
   Как у нас, к примеру.
  
   Тридцать лет один сатрап
   Правит без амнистий,
   Чтоб врагам не разодрать
   Нацию как листик.
  
   В лагеря отец родной
   Гонит люд аллюром,
   Возвышаясь над страной
   Пышной шевелюрой.
  
   Валит лес без дураков,
   Он хозяин крепкий.
   Средь поваленных стволов
   Люди - те же щепки.
  
   Но однажды в тот лесок,
   Брат придёт и точка,
   В либеральный кузовок
   Наберёт грибочков.
  
   С человеческим лицом
   Просветлённый Каин,
   Дом определит на слом,
   Лысиной сверкая.
  
   По уральскому хребту,
   По реке Уралу
   Станут рвать державу ту
   Тувы и Хуралы,
  
   Комкать бедную и мять,
   А её шуршанье
   Многократно повторять
   Вражеским вещаньем.
  
   Так пределы разметать
   Без огня и трупов
   Даже не могла мечтать
   Хельсинская группа.
  
   Либеральные сверчки
   Расплодятся разом
   И давай свои смычки
   Нафталином мазать.
  
   Чутким ухом им ловить
   Радио Свободы,
   Арию не пропустить,
   Как спустили воду.
  
   Им рубить в страну окно,
   Чтоб в родные дали
   На заветное гумно
   Птицы прилетали.
  
   В будущее бросив взгляд,
   Предсказал Саврасов
   Появленье на полях
   Жёлто-чёрной расы.
  
   Прилетят в страну грачи,
   Жёлтые мордашки,
   Жрать чужие калачи,
   Продавать рубашки,
  
   Бить славян по головам
   Черно-жёлтым клювом,
   Поднимая крик и гвалт
   Пред ОМОНа дулом.
  
   С живописцем наш Лужков
   Тоже стал великим,
   Если люд бежать готов
   От гортанных криков.
  
   Рыночный конквистадор
   Выкупил прописку.
   Трутся у пришельцев с гор
   Уличные киски.
  
   Городская голова,
   При такой заботе
   Скоро станет вся Москва
   На гыр-гыре ботать.
  
   Не понять галдят про что
   Жёлтые грачата,
   Можно разобрать лишь то,
   Что нельзя печатать.
  
   К пользе родины своей
   Прочь гнать моджахедов
   Вылезают из щелей
   Мстители схинхеды.
  
   Темнокожих эта мразь
   Мочит по подворьям.
   Кровью обтекает вязь,
   Знак их плодородья
  
   (Свастика наоборот),
   Взятый из Санскрита,
   Чтоб под знаком тем урод
   Бил индуса битой.
  
   Так чего хотели вы,
   Горе-либералы,
   Как плодили на ТиВи
   Разные каналы -
  
   Молодёжи дать вкусить
   С ветки плод запретный
   Иль народу донести
   Господа заветы?
  
   Шлёт посланье юдофил
   Нашим русофобам...
   В Бога их, славянофил,
   Верю не особо.
  
   Иегова шлёт привет,
   А не Бог наш свыше.
   Не один у них портрет
   На холстине вышит.
  
   Наш Господь и Саваоф,
   Сына не признавший...
   Их единство - блеф жрецов,
   Славы возжелавших.
  
   Всем Творец хотел добра,
   Дал свободу воли
   Не за тем, чтоб брата брат
   По миру футболил.
  
   Бог нас на одни поля
   Всех посеял разом,
   Чтоб широким был наш взгляд,
   А не узкоглазым.
  
   Глядя в нашей стороне
   На близняшек двойню,
   Радуюсь за них вдвойне
   Благостью Господней.
  
   Не с двойняшек, но торчу
   С Гека я и с Чука,
   Хоть Гайдару не прощу
   Я внучка подлюку.
  
   В щелочку пролез наверх,
   Не мешал животик.
   Вот кого бы я подверг
   Обрезанью плоти.
  
   С зада толстого весьма
   Сдёрнул бы подтяжки.
   Плачет по нему тюрьма
   За его промашки.
  
   Вот кого бы резанул
   Прямо без наркоза
   За родимую страну,
   За старушек слёзы.
  
   По сей день я не пойму
   Этого урода -
   Недоумок по уму
   Или враг народа?
  
   Неслучайно плохиши
   Русь заполонили.
   За буржуйские гроши
   Край опустошили.
  
   Чтобы зубом с кондачка
   На страну не чмокал,
   Дед такого бы внучка
   Шлёпнул одним чохом.
  
   Не сторонник бить под дых
   Я, поверьте, братцы,
   Но от мер к нему крутых
   Не могу сдержаться.
  
   Маузером дать меж глаз
   И отправить в Пизу,
   Меньше стало бы у нас
   Антисемитизму.
  
   Катит пусть ко всем чертям
   На свои Багамы...
   Я ж поздравлю не шутя
   Будущую маму.)
  
   Время подошло рожать
   Двух сынов Ревекке,
   Чтобы род свой крышевать
   Ныне и вовеки.
  
   Первый вышел красный весь,
   Как с ожогом кожа,
   На Зюганова, как есть,
   Мальчик был похожий.
  
   Слово мать он произнёс
   Пролетарским матом,
   Еле виден из волос,
   До того косматый.
  
   Нарекли его - Исав.
   Зверолова хватку
   Подтвердят свирепый нрав
   И его повадки.
  
   Следом пьяницей с крыльца
   Выходил Иаков,
   Забияку близнеца
   Ухватив за пятку.
  
   (Тихим вырастит малец,
   Нравом подло-кроткий,
   Бюрократов всех отец
   С Бреста до Чукотки,
  
   Что привыкли с детских лет
   Принимать на лапу.
   Брата провести в момент
   Сможет тихой сапой.
  
   Даже с батюшкой своим
   Был не слишком честен,
   Но по качествам другим
   Яков безупречен.)
  
   Утром выбежит Исав,
   Возвратится ночью,
   Дичью угостить отца
   Над костром хлопочет.
  
   И уж милым предстаёт
   Пред отцом уродство.
   Быть красивым нам даёт
   Право первородства.
  
   А Иаков не за страх,
   Маменькин сыночек,
   Целый день торчит в шатрах
   У наложниц дочек.
  
   Исааку шестьдесят
   В это время было.
   Быстро годы пролетят
   До его могилы
  
   И ускорит тот процесс,
   В гроб его загонит
   Не задира сорванец,
   А сынок тихоня.
  
   Возвратился раз Исав
   С поля без добычи,
   Злой, голодный как удав,
   Слышит чечевичный
  
   Дух исходит изнутри,
   По ноздрям бьёт плёткой -
   То Иаков наварил
   Из семян похлёбку.
  
   С голода трясётся весь
   Стонет Исав выпью:
   "Дай, брат, жёлтого поесть,
   Красненького выпить".
  
   Хитрый как библейский змей
   Говорит Иаков:
   "Первенство рожденья мне
   Уступи, однако.
  
   Брат Исав, как вол устав,
   Сядь и отобедай,
   С ароматом разных трав
   Мой навар отведай,
  
   Вынимай большой черпак
   Из-за голенища,
   Похлебай не просто так
   Супчик чечевичный".
  
   Не могу судить теперь -
   Глупость то иль скотство,
   Но вскричал Исав как зверь:
   "Что мне первородство,
  
   Если с голода, как пёс,
   Сдохну, чего ради?
   В очереди на погост
   Пропустить мы рады
  
   Всех, кто в рай попасть спешат.
   Лей свою похлёбку,
   А не то получишь, брат,
   По сусалам плёткой".
  
   Грубый крайне был Исав,
   Глупый как младенец,
   Пораженец первых прав
   И наследств лишенец.
  
   Сызмальства тот первый блин
   Рос ребёнком трудным,
   Сильным был как исполин,
   А Иаков - умным.
  
   ГЛАВА 26
  
   Голод пришёл пуще прежнего
   Чем пережил Авраам.
   Счастья искать безмятежного
   По патриарха стопам
  
   Двинул наследник единственный
   На междугорбом седле,
   В земли царя Филистимского
   С именем Авимелех.
  
   Бог повторил обещания,
   Что Аврааму давал.
   Сын Исаак на прощание
   Землю не поцеловал,
  
   Шёл как всегда по наитию,
   Ангелов слушал в тиши,
   Но отклоняться к Египту им
   Бог тогда не разрешил.
  
   (Был для в Египет вторжения
   Неподходящий момент:
   У перешейка сужения
   Сильный стоял контингент
  
   Войск, охранявший все подступы.
   Было тогда не попасть
   В Фивы безвизовым способом,
   Разве что бланки украсть.)
  
   Звуки глухие утробные
   Часто для нас - вещий знак.
   Думаю, нечто подобное
   Слышал в ночи Исаак.
  
   "Сын, рай твой - Авимелеховый
   Богом завещанный край,
   За палисадник ореховый
   Руки ты не простирай.
  
   Это вопрос политический
   И за Суэц ты не лезь,
   У фараонов египетских
   Танки советские есть.
  
   В зону чужого влияния,
   Сын, не засовывай нос.
   Здесь на земле Иордании
   Свой ты уладишь вопрос.
  
   Хватит мозгов вам и шнобелей
   Мирно проблемы решить,
   Премию даже от Нобеля
   Сможете вы получить
  
   (Как получил за стремление
   К миру потом Арафат.
   За терроризм тем не менее
   С ним разобрался Масад).
  
   Собственно, как и в Аравию,
   Сын мой, особо не лезь.
   Всё что могу - Иордания,
   Здесь утверждай свой прогресс.
  
   Про Палестину не спрашивай,
   Не расскажу всё равно.
   Все, кто колена не вашего,
   Между собой заодно.
  
   Я ж за пророков угробленных
   Данью сей край обложу,
   А за теракты особенно
   Я с Магомета спрошу".
  
   Лишь поселился в Гераре наш
   Сын Исаак-демократ,
   Филистимляне-товарищи
   Свой предъявляют мандат.
  
   С маузером и с амбицией
   Главный ему говорит:
   "Общей для всех реквизиции
   Ваша жена подлежит.
  
   Как детородной в кибуце ей
   Будут с начёсом штаны,
   Для мировой революции
   Крепкие дети нужны.
  
   Лозунг наш жизнью обиженных -
   Филистимлянин един!
   Энтузиазма не вижу я,
   В ваших глазах, господин.
  
   Есть подозренье, что дедовы
   Вы утаили дрова.
   Так что, товарищ, проследуйте
   Для выясненья родства".
  
   Лично-общинные вотчины -
   Древних евреев дела.
   Всё, что отцы наворочали,
   Сын разгребает сполна.
  
   Жив кто духовною пищею,
   Не попадает впросак.
   Знал, как вести себя с нищими,
   Сын-демократ Исаак.
  
   Понял, сейчас изуродуют,
   Сразу прикинулся пнём,
   Ложь во спасенье использует,
   Старый с Египта приём:
  
   "Переселенцев не трогайте,
   Мы, угнетённейший класс,
   Вам наплодим идеологов,
   Главный у нас - Карл Маркс.
  
   Та, что женой на мне числится,
   С детства бесплодна, браток,
   Муже-она-ненавистница,
   Сине-бардовый чулок.
  
   Заанкетируйте сродницу,
   Ясность внести здесь пора.
   Кем Исааку приходится?
   Пишем в анкету - сестра.
  
   Род ведёт из долгожителей,
   Полных годов - пятьдесят.
   Дед - патриарх, из служителей,
   В Месопотамии взят.
  
   Аристократам и выскочкам
   Скажем решительно - Нет!
   Нищим всех стран шлём мы с кисточкой
   Наш пролетарский привет.
  
   С обобществлённой скотиною
   Там мы всегда, где народ.
   За Палестину единую
   Филистимляне, вперёд!"
  
   Встал на учёт, как положено,
   Перепроверен раз пять
   И за супругу подложную
   Не был убит иль распят.
  
   Выправить паспорт не сложно им.
   На Исаака сестре
   Миграционный таможенник
   Здорово руки нагрел.
  
   Через вопросы бланкетные
   Мент набивает карман.
   Сын Авраама анкетою
   Лживою ввёл их в обман.
  
   Счастлив вполне своей долей гость,
   Филистимлянский свояк,
   Но получив вседозволенность,
   В чувствах размяк Исаак.
  
   Начал играться с Ревеккою,
   Где его только проймёт,
   То на полянке отведает,
   То на лужайке возьмёт.
  
   Слишком у наших двух кроликов
   Съехали ролики с рельс -
   Места им не было более
   Чем лезть к царю под навес.
  
   Как они только ни дрыгались,
   Прыгая вдоль, поперёк.
   И в результате допрыгались -
   Царь из окна их засёк.
  
   Видя, как сладкая парочка
   Часто впадает во грех,
   Про Авраама и Саррочку
   Вспомнил царь Авимелех,
  
   Как пребывал одураченным,
   Веря словам наперёд.
   Жив аферистами брачными
   Весь Авраамовский род.
  
   "Шьют они белыми нитками -
   Думает Авимелех -
   Жён своих держат наживкою,
   Всех нас ввергая во грех.
  
   Женщина в теле - кумекают
   Наши хлыщи-хохмачи -
   Совокупленье с Ревекою
   Не совершили почти
  
   С женщиною с незамужнею
   Разных мастей кобели.
   Тем, что от женщины нужно им,
   Горе чуть не навлекли
  
   На мою царскую вотчину
   Походя и невзначай.
   Похоть потешить им хочется,
   Мне же за всё отвечай
  
   Перед еврейским защитником,
   Что Иеговой зовут.
   Лишь разозли его - прыщиком
   Выдавит нас в пять минут.
  
   Всех нас в чистилище пачками
   Сгрузят по первой росе.
   Сами они в белых фартучках,
   Мы же в коричневом все.
  
   Всё у них схвачено, продано,
   Бог наверху - их Главком..."
   Царь приказал своим подданным
   Не соблазняться грехом,
  
   Женщин еврейских не мацать им
   Ни полюбовно, никак:
   "С их волоокими цацами
   Знаться для нас - скверный знак".
  
   Рухнет скорее империя -
   Думал царь-антисемит -
   Чем мы покончим с евреями,
   Если Господь их хранит,
  
   Повод им выдал для гордости,
   Взяв их под свой патронаж.
   Авимелех с безысходности
   Дал всем евреям карт-бланш
  
   Впредь не терпеть измывательства.
   Вслух огласил царь указ:
   "Малому предпринимательству
   Палки в колёса не класть.
  
   Санэпидем-вымогателям
   Тех обходить стороной,
   Кто с Исааком в приятелях
   С миски лакает одной".
  
   Дал царь евреям, как в Греции,
   Всё, что желает кретин,
   Даже пожарной инспекции
   К ним приходить запретил.
  
   Полною грудью им дышится,
   Прыгать им хоть до утра.
   Больше Ревекка не пишется,
   Что Исааку сестра.
  
   Женщину без реквизиции
   Муж сей легализовал,
   Мозг его ржавой дрезиною
   С рельс от любви не съезжал.
  
   Впредь не терпел от налоговой.
   (Толку в ней, раз арбитраж -
   Не правосудия логово,
   А беспредел, антураж?)
  
   Без произвола чиновников
   Резко сын в гору пошёл
   И при поддержке сановников
   Много добра приобрёл,
  
   Силу, богатство, признание.
   Что ему божеский гнев,
   Если ценой наказанию
   Вся аравийская нефть?
  
   Здесь и рабыни дебелые,
   И в сундуках серебро...
   (Лучше б добро люди делали,
   А не копили добро.
  
   Если бы сын с прочей сволочью
   Юкос себе отсудил,
   Он бы под стать Абрамовичу
   Местный Маккаби купил.)
  
   От родовой деловитости
   Жлоб ещё больше б успел,
   Если бы повод для низости
   У поселян не созрел.
  
   Филистимляне-товарищи
   Стали его доставать.
   Нищие ведь - ещё твари те,
   Сколько им ни подавай.
  
   (Сонмы голодных чиновников
   Должен народ наш кормить,
   А про высоких сановников
   Лучше и не говорить.
  
   Сами те рожи прокормятся
   В Думе на вольных хлебах -
   По регионам любовницы,
   А при жене - олигарх.
  
   Митингами перетёртые
   Крепкие все мужики,
   Фасами их и апортами
   Брать приучили с руки.
  
   В хоре согласно солируют,
   Вяжут законы канвой,
   По лбу друг дружку лоббируют
   Хобби мощней у кого.)
  
   Как себя с ними не знал вести
   Сын Исаак, не прозрел.
   Повод резонный для зависти
   В Счётной палате созрел.
  
   Стал царь народ свой науськивать
   Через печать, за глаза,
   Маму разыскивать Кузькину
   Сыну её показать.
  
   Горе-писаки продажные
   В чёрное красить пиар
   Стали словесною сажею.
   Царь оплатил гонорар,
  
   Выдал им перья скрипучие.
   А ущемлённая чернь
   Век добивается случая
   Тень навести на плетень.
  
   Ренту природную вспомнили,
   Лес не дадим вывозить...
   (Сами бы с голоду померли,
   Нечего было б делить.
  
   Избранным как наказание
   Быдла то бунт, то скулёж...)
   Впрочем, известно с Писания
   Что ты с убогих возьмёшь?
  
   Вместо того, чтобы вкалывать,
   А не искать по мордам,
   Стали колодцы закапывать,
   Что откопал Авраам.
  
   Слал на раскопки колоннами
   Лучших рабов Исаак.
   Гнал он славян эшелонами
   На Красноморский Гулаг.
  
   Выкопает - разом стаями
   Чернь налетит отнимать...
   Новые земли осваивать,
   Вновь Исааку копать.
  
   Всех оделил тем не менее,
   Как поступал Авраам
   И Абрамович с оленями -
   Каждому дал по рогам,
  
   Дело уладил с бандитами,
   Воду в пустыне нашёл...
   Авимелех со всей свитою
   Сам к Исааку пришёл,
  
   Как перед равным раскланялся,
   Вид сделал, что очень рад,
   Не потому, что раскаялся -
   Силу признал дипломат.
  
   До глубины опечаленный
   Тем, как богат Исаак,
   Авимелех заключает с ним
   Ненападения пакт.
  
   (Мир ещё ходит в подгузники,
   Писает в памперсы всласть,
   А уже стали союзники
   Сила, богатство и власть.)
  
   Авимелеховы подлости
   Здесь мы оставил пока
   С чернью разборки, колодези
   И отвлечёмся слегка
  
   От Исаака с лопатами,
   Вспомним Исава-мальца,
   Сына с рожденья косматого,
   Что огорчает отца.
  
   Выходками неуместными
   Всю он родню достаёт
   И от обычая местного
   Самую мерзость берёт.
  
   Благоухая портянками,
   Запахами диких трав,
   Как-то с двумя лесбиянками
   Пьяный приходит Исав.
  
   Жён в сорок лет без согласия
   Предков приводит сын в дом.
   (Глядя на их безобразия,
   Припоминаю Содом.)
  
   Папка и мамка в прострации:
   "Что значит - будем дружить?
   Чёрт с ихней ориентацией,
   Можно достойно прожить
  
   Даже с двумя лесбиянками,
   Но не ужиться с чужой
   Верою, бишь с Хеттиянками...
   Гнал бы ты их по одной".
  
   Мудрых тогда не послушался
   Слов зверовидный Исав.
   Слишком сынок простодушным был,
   В чём шерстяной был неправ.
  
   Сущность его недалёкую
   Видел Бог издалека,
   Раз с чечевичной похлёбкою
   Кинул крысятник братка.
  
   ГЛАВА 27
  
   Что племя женское коварно и хитро,
   Писали классики неоднократно.
   На воровство оно идёт порой,
   Вам сообщаю, господа, вполне приватно.
  
   Крадёт покой и сон. Желанный ад
   Оставим мы для юности зелёной.
   Чужое счастье не несут в ломбард,
   Но прецеденты есть намного приземлённей.
  
   Суть клептомании избита и пошла,
   Без Библии понять мотивы сложно:
   Не просто воровство - взяла, ушла,
   А так, чтоб с промыслом оно совпало Божьим.
  
   В Писании читаем между строк:
   Нельзя "всех лучше" род вести от быдла.
   Иакова толкнула на подлог
   И ложь Ревекка. Расскажу, как дело было.
  
   Состарился библейский патриарх.
   День смерти собственной пророк не знает
   (Не видит тайных знаков в небесах),
   К аудиенции Исава призывает:
  
   "Возьми, сынок, орудие своё,
   Колчан свой, лук свой, налови мне дичи
   И приготовь мне кушанье, питьё,
   Чтоб ароматов я почувствовал различье.
  
   Тебя благословит моя душа
   Без колик, без проклятого гастрита,
   И в мир иной уйду я не спеша,
   Где подведу черту эпохе неолита".
  
   Ревекка слышала, что молвил Исаак
   Исаву, знала все сынка отличья.
   Не забывала она также, как
   Сын заставлял её краснеть от неприличий.
  
   Иакову она весь разговор
   Передаёт, отнюдь не суесловит:
   Пусть мчит сынок на материнский двор
   И лучших двух козлят Ревекке сын отловит.
  
   Мать приказала, сын не возражал
   Прикинуться Исавом на мгновенье.
   Акт первородства он уже украл,
   Пришёл черёд прибрать отца благословенье.
  
   Отца по старости немножко подлечить,
   Прогнать понты похлеще чем с похлёбкой -
   Здесь можно по сусалам получить
   Заслонкой от печи, а не вонючей плёткой.
  
   Иаков был большой авантюрист,
   Но все ходы просчитывал как Крамник
   И если оценить не мог весь риск,
   Он за советом шёл всегда к любимой маме.
  
   "Исав обличием косматый человек,
   Я ж гладкий, если верить ощущеньям.
   Вдруг обрету проклятие навек
   Я от отца взамен его благословенья?"
  
   "Не бойся - утешала сына мать,
   Ведь вы ж, как ни крути, родные братья,
   Готова на себя проклятье взять,
   За жизнь достаточно наслушалась проклятий.
  
   Козлиной кожею, на слабый взгляд
   Отца, мы скроем руки, шею - шарфом..."
   Шашлык из двух отобранных козлят
   Мать приготовила умаслить патриарха,
  
   Добавила в огонь полынных трав,
   Чтоб источало мясо запах серны,
   Что так умел готовить на кострах
   Исав, по метрикам её сыночек первый.
  
   Одетому в Исава гардероб
   Вручает мать Иакову шампуры,
   К отцу де-факто посылает, чтоб
   Главенство рода застолбил сынок де-юре.
  
   Иаков с яствами несёт поднос.
   Отец к нему взывает: "Кто ты, где ты?"
   "Твой сын, Исав, я здесь" - себе под нос
   Бурчит Иаков, чтобы было неприметней
  
   Отличье. От козлиных шкур тошнит,
   Краснеют от стыда и зуда уши,
   Шерсть лезет в нос и в рот, гортань першит,
   Что голос делает утробнее и глуше.
  
   "Я сделал всё, как ты отец сказал,
   Твой первенец, ты сына знаешь рвенье.
   Поешь шашлык, попробуй мой бальзам
   И одари меня своим благословеньем".
  
   "Что скоро так нашёл ты серн своих,
   В глухих полях так быстро обернулся?"
   "Мне твой Господь послал навстречу их,
   С тропою серн мой путь к тебе не разминулся".
  
   Сомнение закралось у отца:
   Вовек Исав не говорил так складно.
   Иакова здесь голос подлеца
   Звучит напевно-сладко, лживо, ну да ладно -
  
   Ведь на руках растёт Исава шерсть...
   Ощупал шею, не забыл колени -
   Да нет, Исав, косматый, весь он здесь.
   На ум отца пришли слова благословенья.
  
   Попил вина, отведал шашлыка,
   На запахе одежд остановился,
   Растрогался, поцеловал сынка
   И окончательно с решеньем утвердился.
  
   "Небесную росу тебе даст Бог,
   Вина и хлеба от земного тука
   Пошлёт в той дом. И множество рабов
   Тебя будет носить в плетёнке из бамбука.
  
   Перед тобой склонятся племена.
   Будь господин над братьями твоими!
   На все отпущенные времена
   Народы прочно ты возьмёшь рукой за вымя.
  
   Всем проклинающим тебя конец
   Придёт с небес, засыплет как Помпею
   Хулящих род твой. Господа гонец
   Благословит тех, кто к тебе благоговеет".
  
   (Когда бы мог достойный патриарх
   На ощупь различать детей по лицам,
   Не по козлиной шерсти на руках -
   Поменьше было бы у избранных амбиций.)
  
   Благословение отца даёт
   Господню благодать, главенство рода,
   Богатый урожай в голодный год
   И в злую засуху колодезную воду.
  
   Благословенен тот, кто на мели
   Переживёт отчаянье и скуку,
   Кому в подмогу - горсть родной земли,
   А в час любви земной - недолгая разлука.
  
   Вдыхай отец покой и запах трав,
   Прекрасная у сына перспектива...
   Но возвращается с полей Исав
   И разговор пересыпают инвективы.
  
   Пред слепеньки глаза пришёл сынок,
   Принёс отцу огня и папиросы.
   Как только обнаружился подлог,
   За ним пошли тотчас ненужные вопросы.
  
   "Зачем мерзавца я благословил? -
   Вострепетал отец и за ответом
   Он сам к себе - Уж лучше б отравил
   Меня Иаков, аферист, хитрец отпетый.
  
   Где мой Исав, обкраденный вконец,
   Оставленный мной без обеспеченья?
   Обманутый, какой же я слепец -
   Не уберёг, глупец, своё благословенье".
  
   Что Бог ни делает, Ему видней
   Кого и как оставить вне закона.
   Кто в первородстве должен быть главней
   Легко понять, друзья, из братьев лексикона.
  
   Звериный извергает рёв Исав,
   В отчаянье даёт отцу советы:
   "Благослови меня и будешь прав,
   А с братиком-козлом я разберусь конкретно.
  
   Запхнул меня за пояс пару раз,
   Кидать братишку взял обыкновенье,
   Прогнул на первородство, педераст,
   Теперь прибрать решил отца благословенье.
  
   Уже прибрал? Какой же брат ишак!
   Поймаю, суку, настучу по репе"...
   И снова причитает Исаак,
   Папашу охватил весьма великий трепет:
  
   "О, Боже мой, отец мой Авраам!
   Как возвратить благословенье сыну,
   Когда оно - не жертвенный баран,
   Не разделить его, мой сын, наполовину.
  
   Возвёл я господином над тобой
   Иакова, будь век ему неладно,
   Отдал наложниц, передал рабов.
   Такое без боёв не заберёшь обратно.
  
   Впредь будет пропитание твоё
   С земли, куда мы все уйдём однажды.
   Жить будешь, опираясь на копьё,
   И утолишь, изгой, росой небесной жажду.
  
   Служить Иакову тебе, в расцвете лет
   Работать на него все выходные,
   Но воспротивишься, придёт момент
   И свергнешь брата ты с многострадальной выи".
  
   (Восстанет наш обобранный народ,
   На "лучше всех" батрачивший не ропща,
   Назад свои активы отберёт
   И пиво пить рванёт в берёзовые рощи.
  
   Семнадцатый опять настанет год,
   Раздавит власть имущих, как мокрицу...
   Как скоро это всё произойдёт
   В Писании о том, увы, не говорится.)
  
   Не ведая, какую глубину
   В слова вложил отец подслеповатый,
   Исав всего за несколько минут
   Решил, как позже чуть он разберётся с братом.
  
   В сердцах тогда поклялся зверолов:
   "Едва по нашему отцу отплачу,
   Я оплачу сполна отцовский долг
   И брата-ишака дубиной охреначу".
  
   Ну, как так грубо можно начинать
   Род "лучше все"? На то вполне резонно
   Расклад решила мать переиграть,
   Слегка подправить устаревшие законы -
  
   Суть изменить, но форму сохранить,
   Дабы подлог не усмотрел Всевышний...
   (Вошло в привычку у людей хитрить
   И в оправданье говорить: закон не дышло.)
  
   Услышала Ревекка рёв осла,
   Повадки дикие сыночка знала.
   Пока отца кончина не пришла,
   За младшеньким Иаковом она послала:
  
   "Твой брат, Исав, тебя убить грозит
   И ведь убьёт, лишь подвернётся случай,
   Зарежет как овцу, стрелой пронзит
   Иль дедовщиною казарменной замучит.
  
   Господень гнев не смоется дождём,
   Не перестанет Отче брови хмурить.
   От ветра, что внесли мы в отчий дом,
   Не стихнет сеяная нами злая буря.
  
   Пошлю-ка лучше я тебя пожить
   В родной Месопотамии объятьях.
   Родня богатым рада услужить.
   Приют тебе дадут мои родные братья.
  
   Лаван знатнейший там в моём родстве,
   С ним поживёшь ты в городе Харране.
   На нашем с Исааком сватовстве
   Брат целое себе составил состоянье.
  
   Гонца пришлю обратно за тобой,
   Когда Исава победим без боя -
   Смирится он с предписанной судьбой.
   Зачем мне в день один лишиться вас обоих?
  
   Исав со временем иссякнет весь
   И паром изойдёт котёл кипящий.
   А ты пока в край племенных невест
   Езжай в Харран, сынок, за парой подходящей".
  
   Еврейских женщин мудрость Бог хранит.
   И как-то мужу между дел житейских
   Ревекка Исааку говорит,
   Не любит, дескать, дочерей она Хеттейских.
  
   Последние они отравят дни,
   И если старый в этом с ней поспорит,
   Она, конечно, согласится с ним,
   Но дальше жить в таком согласии не стоит.
  
   Подходит срок Иакова женить,
   Не импотент сынок и не калека,
   А жён с Двуречья надо привозить
   Откуда родом будет и сама Ревекка.
  
   О чистоте задуматься не грех
   Черт родовых, бишь о своём народе.
   (Чтоб вывести породу "лучше всех",
   Заботились тогда жрецы о генофонде.)
  
   Муж соглашается без лишних слов,
   Уж брачный договор лежит в конверте,
   Что Хеттиянки в доме - это зло...
   А дальше дело женской техники, поверьте.
  
   О первородстве слов не обронив,
   В тылы подальше от горячей точки
   Без приписного и любой брони
   Ревекка отошлёт любимого сыночка.
  
   ГЛАВА 28
  
   Призвал Исаак Иакова
   И сына благословил:
   "Дщерь в жёны бери не всякую,
   Желательно, по любви.
  
   Из дочерей Ханаанских, сын,
   Невест себе не веди.
   Происхождение хамское
   Не скроет размер груди.
  
   В родную Месопотамию
   Ты свой собирай рюкзак.
   С Двуречия твоя мама мне
   Досталась не просто так.
  
   И хоть удалось родителей
   Ей уговорить с трудом,
   Два скромные долгожителя
   Мы в благости с ней живём
  
   Под сенью благословения,
   Что передал мне отец,
   Того, что в одно мгновение
   Ты скрал у меня, наглец.
  
   Когда б не любовь Ревеккина,
   За то, что ты сделал мне,
   Ходить бы тебе калекою
   Иль рабство влачить в ярме.
  
   Наш Бог всемогущий в благости
   На Авраама призрел,
   Ножонки внучку за гадости
   Повыдергать не велел.
  
   Заветам его покорным быть
   Религия нам велит.
   С того ты такой откормленный
   И даже не инвалид".
  
   (Мы ж благости не обучены.
   За опыты над страной
   Егора, Гайдара внучека,
   Хотя бы ноги одной
  
   Лишить либерала правого.
   Другую ножонку вон
   Дружку оторвать Зурабову
   И сдать в Пенсионный фонд.
  
   Пусть оба они убогие,
   Чтоб справить себе протез,
   За справкою, что безногие,
   Попрыгают в наш Собес,
  
   По нашим медучреждениям
   Побегают не шутя
   За годом год в подтверждение,
   Что их не растёт культя.
  
   Чубайс, отовсюду выпертый,
   Им встретится без ноги,
   Пособье бедняге выправить -
   Господь ему помоги.
  
   Я здесь не скажу о благости,
   У зверств оправданий нет.
   Но сколько бы было радости
   Старушкам на старость лет...)
  
   Увлёкся слегка, однако, я.
   Храни Бог Гайдара пах.
   Послушаем, как Иакова
   Напутствует патриарх.
  
   "Господь даёт обещания,
   А нам выполнять их впредь.
   Недолго тебе в скитаниях
   Мозоли, сынок, тереть.
  
   В Вирсавии земли странствия
   Господь тебе передал
   Наш род продолжать, династию
   Мыслителей и менял.
  
   Не просто от делать нечего
   С Двуречия жён нам шлют,
   Наш фонд племенной по женщинам
   Дороже любых валют.
  
   Отцов родовую линию
   Налево ведёт семит
   С потребностью кобелиною
   Всех женщин осеменить.
  
   Когда все стремленья к лучшему
   Повергнет Грядущий Хам,
   Надежда одна у Сущего -
   На наших достойных мам.
  
   Путями, сын, не окольными
   По жизни неси свой крест
   И выбери не прикольную
   Невесту из нужных мест.
  
   Любая неправда вскроется
   В глазах у любви твоей.
   На лжи счастье не построится,
   Запомни, мой прохиндей".
  
   В дорожку они поплакали.
   Супругу себе искать
   Отец отослал Иакова,
   Как раньше решила мать.
  
   Спрямлять родовую линию
   Пошёл Авраама внук.
   Назад от любви обилия
   С собой приведёт аж двух
  
   Он жён, Господом отмеченных,
   И выправит сбитый крен.
   От них и рабынь с Двуречия
   Двенадцать пойдёт колен.
  
   В них Бог воплотит намеренье
   Себя лицезреть порой,
   Поставив их над евреями,
   Что маркою сорт второй.
  
   Исав на отцово действие -
   Иаков благословлён,
   В причине такого бедствия
   Своих обвиняет жён
  
   Происхожденья слабого:
   "Не мил отцу Ханаан -
   Певцов цитадель и лабухов,
   Паломников и цыган.
  
   Всех их первобытным табором,
   Смешав языки всех стран,
   В дуду дуть одну с арабами
   К рукам приберёт Коран.
  
   Привычка во всём солировать
   Исчезнет у нас вконец.
   Не хочет ассимилировать
   С туземцами мой отец.
  
   Цыгане ему не нравятся.
   Он взглядом своим косым
   Огромную видит разницу -
   Где пейсы, а где усы".
  
   (Усы смоляные с пейсами
   Из самых различных сфер
   Чуть позже сроднит в Освенциме
   Эсесовский офицер.
  
   Не мне изрекать пророчества -
   Посею что, то пожну...)
   Привёл в дом Исав сверх прочих двух
   От Измаила жену.
  
   Рабыни Агари семечко
   И кинутый первород,
   Плодить им не помаленечку
   Продвинутый свой народ.
  
   Инцеста тень не грозила им,
   Господь возражать не стал -
   Пристойно вполне с кузинами
   Народ зачинать с листа,
  
   Желательно только ночью чтоб.
   (Припомним, как пьяный Лот
   С дочурками непорочными
   Продолжил свой славный род.
  
   Во всём виновата женщина.
   За взгляд её на Содом
   Не дал ей Господь затрещину,
   А оборотил столбом -
  
   Стоять, под дождём слезинками
   Солёными обтекать,
   А ей бы букварь с картинками
   Да Лоту детей рожать...)
  
   Иаков пошёл в Вирсавию
   Дорогою на Харран,
   Где новые испытания
   Устроит ему Лаван.
  
   В пути нелегки условия.
   О многом, пока он спал
   При камушке в изголовии,
   Иаков из снов узнал.
  
   Увидел длины невиданной
   Он лестницу в небеса,
   Ступеней на ней не считано
   И ангелов без числа.
  
   Благословенны в семени
   Размножатся племена
   На север, восток, по времени -
   К полудню - узнал из сна
  
   Иаков решенье Божье. (Здесь
   Увидел я слабину -
   Как можно за ложь и подлости
   Полмира отдать вруну?
  
   Иное моё суждение:
   Хоть век проведи в пути,
   Обманутым поколениям
   До Господа не дойти.
  
   Дорога распалась тропками,
   Сходящимися в кружок.
   С тельцами народы, с чётками,
   У каждого свой божок...
  
   Жрецов, колдунов испарина,
   Вводящих в экстаз свой плебс,
   Масонские ложи, партия,
   Программа КПСС...
  
   "Всех лучше" дождутся случая
   Мир сделать на свой фасон
   И царство благополучия
   Построить для ВИП-персон.
  
   На вечном пути к спасению
   Сиянием рамп из тьмы
   Подвергли нас искушению
   И не устояли мы.
  
   За жвачкою побежали мы,
   Как рыба спешит на жмых,
   Пророков своих не жалуем
   Во имя богов чужих,
  
   Хоть мы не вруны, не нытики...
   Так кто он Всемирный босс?
   А может геополитика
   Ответит на тот вопрос?
  
   Расширить свою империю
   На север, восток - лишь с тем
   В четвёртое измерение
   Библейский нас ввёл Эйнштейн.
  
   К полудню (читай, в полжизненный,
   Не в самый конечный срок)
   Бжезинские, Сорос, Киссинджер
   Продвинутся на восток,
  
   На север до моря Лаптевых.
   Норильск, Уренгой, Таймыр -
   Не вечно богатства хапать им...
   К полудню проснёмся мы,
  
   Исполним слова Творения.
   Не вечен Бзежинских срок.
   За жадность от несварения
   Развяжется их пупок.
  
   Востока цивилизации
   На запад обрушат град
   И ввергнут они в прострацию
   Зажравшийся миллиард.
  
   Над миром его владычество
   Скукожится как паук,
   Гламура его Величество
   Испустит тяжёлый дух,
  
   Ермолка однополярная
   Вмиг сдвинется набекрень...
   Одно лишь меня не радует -
   Что долог полярный день.
  
   Про север, восток пророчества
   Сбываются, сон не врёт,
   И очень дождаться хочется,
   Когда же обед придёт.)
  
   Доносит до нас Писание:
   В те давние времена
   Иаков в тиши Вирсавии
   Весьма убоялся сна:
  
   "Как страшно для смертных место здесь.
   Отсюда в Господень дом
   Врата нас ведут небесные,
   Коры здесь земной разлом".
  
   Другой бы застыл как вкопанный
   И мокрый, как обелиск.
   Но был с детских лет рискованным
   Иаков-авантюрист.
  
   На камень из подголовия
   Елей возлил, фармазон,
   И Богу свои условия
   Поставил, как лорд Керзон.
  
   "Когда Бог в моих скитаниях
   Меня сохранит и даст
   Трёхразовое питание,
   Свою обнаружит власть,
  
   Домой возвратит одетого,
   От горя спасёт и бед
   Богатого не бездетного -
   Я с ним заключу обет
  
   Обряд выполнять и прочее:
   Десятую часть с тех сумм,
   Что мне принесут рабочие,
   Я Господу вознесу.
  
   Налоги с трудов неправедных
   Я праведно заплачу.
   Фискалов своих во здравие
   Спалю не одну свечу,
  
   Верну мзду без сожаления.
   Спокоен сон будет мой.
   Господним благоволением
   Не станет мне мир тюрьмой".
  
   На службы своей условия,
   Иаков что описал,
   Нахмурил, возможно, брови Бог
   Но спорить тогда не стал,
  
   За этакую безделицу
   Коры не разверз разлом.
   Когда барышами делятся,
   Какое же это зло?
  
   Иаков свой сон про лестницу
   Воспринял как вещий знак -
   У Господа индульгенцию
   Себе откупил монах.
  
   (Крестьянство, интеллигенция,
   А с ними рабочий класс -
   Нам всем нужна индульгенция.
   Ведь кто без греха у нас?
  
   Про власть речь вести излишне здесь -
   В неё до кончины дней,
   В её прохиндеев нынешних
   Не хватит швырять камней.
  
   На залежи не посетуем,
   В достатке камней у нас,
   Подробно о них поведает
   Чуть позже Екклесиаст.
  
   Пред Господом во прощение
   Грехов своих и долгов
   Сын пустит на возмещение
   Десятую часть всего,
  
   В небесную канцелярию
   Баланс отошлёт, итог,
   Чтоб не отобрал Вирсавию
   Его неподкупный Бог.
  
   В налоговую инстанцию
   В квартале от райских врат
   С налогами декларацию
   Представит усопший раб,
  
   Пакет с денежными знаками
   Доставит и был таков,
   Чтоб мирно спалось Иакову
   Без всяких кошмарных снов.
  
   Для Господа десятиною
   Он свой искупил обман.
   Церковники долей львиною
   Набьют накладной карман.
  
   Им купленное прощение
   Поставит Господь на вид,
   И Лютер от возмущения
   Полмира перекроит.
  
   Получит весь клир затрещину
   Такую, скажу вам я,
   Что Папство потом даст трещину...
   А всё началось с вранья.)
  
   ГЛАВА 29
  
   Намотал на ус Иаков -
   Ложь, враньё, а с ними лень
   Заведут тебя, однако,
   Там где ягель жрёт олень,
  
   Где полгода длится полночь,
   Умный чукча нерпу бьёт,
   И где Рома Абрамович
   Всех евреев в гости ждёт.
  
   Встал, пошёл искать невесту,
   Указал куда отец,
   И пришёл в такое место,
   Где паслись стада овец.
  
   Шёл по азимуту точно.
   Путь на северо-восток
   Он держал и днём, и ночью -
   Не кончается песок.
  
   Бросить где не знал котомку
   Будущий Лавана зять,
   А что ждёт его потомков,
   Лучше было и не знать.
  
   Пересохшие истоки,
   Не дошёл сын до Оби,
   И не всё, что на востоке,
   Называется Сибирь.
  
   Было там воды не густо,
   Но колодезь всё же был,
   Разве что колодца устье
   Камнем кто-то заложил.
  
   Овцы сонные лежали,
   Миражом им мнился пруд,
   На жаре послушно ждали
   Когда воду отопрут,
  
   У водицы не напившись.
   Этот камень вшестером
   Можно было навалившись
   Отомкнуть и то с трудом.
  
   Способа не знали лучше,
   Как источник сохранить -
   Разве только общей кучей
   Взад-вперёд гонять гранит.
  
   Коллективные усилья
   Можно было б исключить,
   Камень сдвинуть, напоить всех
   И... колодец погубить.
  
   От случайных проходимцем
   Бедуины всей земли
   Знали, как им защититься,
   И колодцы берегли,
  
   Кошек не топили, ночью
   Не сбивали фонари...
   Юмор был у них не очень.
   Одним словом, дикари.
  
   Пастухи в кружок молиться
   Сели, отгоняя мух.
   Чтобы той водой напиться,
   Не хватало ещё двух
  
   Бедуинов помощнее.
   Всяк пришедший в помощь им.
   Здесь Иаков с обращеньем
   Заявляется своим:
  
   "Дорогие братья, дескать,
   Кто, откуда, где Харран,
   Край непуганых невесток?
   Здрав ли дядюшка Лаван?"
  
   Пастухи не удивились.
   По дороге вьётся пыль -
   Это овцы появились,
   Хворостинкою Рахиль
  
   Дочка самого Лавана...
   Кто такая? - Всё, что смог
   Вымолвить Иаков. Странным
   Получился диалог
  
   С пастухами. Кроме камня,
   Что закрыл к воде проход,
   Им до фени был тот саммит,
   Как и весь еврейский род.
  
   "До Лавана нет нам дела.
   Вот кому так нужен зять,
   Вечно посылает девок,
   Нет, чтоб мужика прислать".
  
   ***
  
   (А Рахиль, как восточной девушке
   Полагается, не спеша
   Повернулась спиною к дервишам,
   К гостю знатному подошла.
  
   Улыбнулась смазливым личиком
   И ввела мужика в тоску,
   Наклонилась к нему без лифчика...
   Много надо ли мужику?
  
   В эротических сновидениях
   О такой он давно мечтал,
   Гнал верблюдов с остервенением,
   На камнях, как мы помним, спал.
  
   Отыскал он одну желанную,
   От которой плодить свой род
   И коленами, то есть кланами,
   Межевать племенной народ.
  
   Все, кто снам придаёт значение,
   К слову Господа не глухи...
   О любви той предназначении
   Понимали б что пастухи.)
  
   ***
  
   "День в разгаре, солнце в силе.
   Шли б вы, милые, в поля
   И оставили б с Рахилей
   Вы меня беседы для".
  
   "Не уйдём мы. Соберутся
   Только к вечеру стада.
   Пока овцы не напьются,
   Мы отсюда - никуда.
  
   Разногласья между нами
   Здесь базаром перетрём,
   Не за пазухой наш камень,
   А скорее мы при нём".
  
   Судя по всему, наш Яша
   Дистрофией не болел -
   Засучивши, поплевавши,
   Камушек преодолел,
  
   Напоил овец Лавана,
   Брата матери своей.
   Из всех жителей Харрана
   Яши не было сильней.
  
   Чмокнул он Рахиль в мордашку
   И зашёлся как акын.
   До сих пор девицы краше
   Не встречал Ревекки сын.
  
   Так сказал в глаза ей глядя:
   "Для тебя загадка есть -
   Как по матери мой дядя
   Её сыну станет тесть?"
  
   Ох уж эти заморочки,
   У семитов так всегда.
   Мухой мчит к Лавану дочка
   Ту загадку разгадать.
  
   Брат Ревеки, плут известный,
   В сватовстве поднаторел,
   С Авраамовой невесткой
   Руки здорово нагрел,
  
   Его внука обнимает:
   "Вижу плоть мою и кость".
   Целый месяц проживает
   У Лавана в доме гость.
  
   Для меня совсем не ясен
   Тот запутанный бином -
   Кто из них кому обязан
   За халяву в доме том,
  
   Если сам согласен старый
   Молодому заплатить:
   "Неужели, милый, даром
   Будешь ты у дяди жить?
  
   Выбери себе невесту
   Делом грешным молодым,
   А пока по дому честно
   Отработай мой калым".
  
   Дочек у Лавана было:
   Лия старшая, Рахиль
   Помоложе, что влюбила
   В себя сына. Для снохи
  
   Уготовила Ревекка
   Рай на долгие года,
   Только б ни один букмекер,
   Кто сноха, не угадал.
  
   Дядя самых честных правил
   И совсем не занемог,
   Зятю он фуфло заправил,
   Лучше выдумать не мог.
  
   Старшая слаба глазами,
   А Рахиль стройна как ель,
   Тополь спереди, а сзади -
   Топо-, попо-, топ-модель.
  
   Глазки шустрые налево
   Смотрят косоглазья без,
   Хоть по подиуму деву
   Взад-вперёд води топ-лесс -
  
   Грудь налево, зад направо.
   (Правда, в этой кутерьме
   Враз за разложенье нравов
   Разорвали б кутюрье,
  
   Натянули б глаз иль ухо
   Без наркоза на пупок.
   Как сказал товарищ Сухов -
   Дело тонкое восток.)
  
   Полюбил Рахиль Иаков,
   В горле спазм, в глазах - напалм,
   Как профессор на журфаке
   На отличницу запал.
  
   Был готов семь лет стихами
   Изъясняться идиот,
   Над колодцем чёрный камень
   Взад ворочать и вперёд.
  
   Был тому Лаван не против.
   Камень тот, как абразив,
   Стёр Иаков на работе,
   Страсти испытав прилив.
  
   Не тянулись еле-еле
   Эти семь нелёгких лет,
   Днём единым пролетели -
   У любви амнистий нет.
  
   Если любишь - срок свой тащишь
   От звонка и до звонка.
   Та неволя мёда слаще,
   А свободушка горька.
  
   Отмотал Иаков справно
   Семилетний карантин
   И к хозяину - пора, мол,
   Мне до суженной войти.
  
   Здесь пришёл черёд Лавану
   Показать, кто командир.
   Накрывает он поляну
   И закатывает пир.
  
   Вечером берёт он Лию,
   Свою старшенькую дочь
   И ведёт на мимикрию
   Провести с любимым ночь.
  
   (Глаз коли, в такие ночи
   Лбы сшибают о столбы.
   Вспоминать о том не хочет
   Всякий, кто на юге был.)
  
   Со времён мы помним Лота
   Можно было не узнать
   С кем ты спишь - была охота
   В эти мелочи встревать.
  
   Утро вечера трезвее,
   Обнаружился подлог.
   Зять Иаков, волка злее,
   Тестя вывел на порог,
  
   За грудки Лавана поднял,
   Чуть погладил об косяк,
   С бодуна в одном исподнем
   Околесицу неся.
  
   Был здоров он как Поддубный,
   Отдубасить мог наряд,
   А что изъяснялся грубо -
   Нынче все так говорят.
  
   Не торчал зять по малинам,
   На разборки не ходил,
   Всё уладится меж ними,
   Если сразу не убил.
  
   Зять огромной зубочисткой
   Свой кулак суёт под нос:
   "С вашей Лией вышел чисто
   Натуральный перекос".
  
   Желваки бегут по скулам
   Как весенний снег с полей.
   "Сунул мне кидала куклу
   Вместо любушки моей.
  
   За прекрасную Рахильку
   Я служил в чужом краю,
   Мне же Лильку, словно кильку,
   Вместо шпротины дают.
  
   Ты зачем меня, Лаваша,
   Так унизил, оскорбил?
   Отвечай скорей, папаша,
   Пока с горя не прибил".
  
   "Опусти меня пониже -
   Отвечал ему старик -
   В воздухе с моею грыжей
   Я болтаться не привык.
  
   Ты у нас бываешь редко,
   Не тебе меня лечить
   И обычай наших предков
   Надо уважать и чтить.
  
   Мы отцы по праву можем
   Выдать дочерей, притом
   Оставляя помоложе
   Для отдачи на потом.
  
   Ты ж отнюдь не пораженец,
   Жребий твой не так суров,
   Страшным словом многоженец
   Не пугают мужиков.
  
   Если старому не веришь -
   У Муллы поди, спроси.
   Новую жену объездишь,
   Лишь корми по мере сил.
  
   С Лилькой поживи с недельку.
   Кривотолки укротим,
   За работу на земельке
   Мы Рахильку отдадим.
  
   Не тебе к тому ж бороться
   С мировым обмана злом -
   В институте первородства
   Покупной у вас диплом.
  
   Первый срок свой за Исава
   Ты, считай, уже отбыл.
   Нас благодари по праву,
   Что тебя он не убил.
  
   А моё благословенье
   Отработай, заслужи,
   Дров наломанных поленья
   В семилетку уложи".
  
   Так с Иаковом решили.
   Завершил неделю он
   С Лией и вошёл к Рахили,
   Её сердца чемпион.
  
   Двоежёнцу не до скуки,
   Надо жён поить, кормить.
   Сдал Лаван их в одни руки,
   Да не нам его судить.
  
   Славно зять в аренде выжил
   И кондрашкой не сражён.
   Разницы большой не вижу,
   Где горбатиться на жён.
  
   К ним - по чётным, по нечётным,
   Честь мужчины на кону...
   Можно баб иметь без счёта,
   А любить всего одну.
  
   Топ-модель любил безбожно
   Бисупруг (ну, я загнул),
   Но была Рахиль бесплодна,
   Как в пустыне саксаул.
  
   В её чреве неслучайно
   Родовой проснулся рок -
   Сексуальных, что печально,
   Недолюбливает Бог.
  
   А рабочая лошадка
   Лия, хоть слепа была,
   Не скажу, чтобы украдкой,
   Но сынишку родила.
  
   Возвратить постылой чтобы
   От Рахили мужика,
   Бог разверз её утробу -
   Родила она сынка.
  
   За оказанную помощь
   Нарекла дитя Рувим.
   (Хе добавилось чуть позже,
   Получился херувим.)
  
   Счастье было мимолётным,
   Хоть белугою реви -
   Муж по чётным и нечётным
   Ошибается дверьми,
  
   Всё к Рахили попадает,
   Время с ней проводит всласть,
   Лию с графика сбивает.
   Та от горя извелась.
  
   Бог несчастную услышал,
   Подавила Лия стон,
   Напрягла где надо мышцы -
   Появился Симеон.
  
   "Раз не хочет бисупружник
   По течению грести,
   Можно женщине и нужно
   Счастье в детях обрести.
  
   Дети - долг, любовь - охота, -
   Лия думала не раз -
   Только вечная забота
   В рамках сдерживает нас
  
   Мужика не покалечить,
   Если ночью твой дурак,
   Притянув тебя за плечи,
   Назовёт, кобель, не так.
  
   Счастья не бывает слишком,
   Не накопишь наперёд.
   Есть надежда, что сынишка
   Мужа женщине вернёт,
  
   Влезет к папке на колени
   И ручонки обовьёт...
   Маму Надю папа Ленин
   Абы как не назовёт
  
   И мозги не станет парить:
   Революция главней...
   Почему тогда той паре
   Не послал Господь детей?"
  
   ***
  
   (Зря так Лия вождя обидела
   В своей искренней слепоте.
   С гениальным своим провиденьем
   Ленин очень любил детей.
  
   Понимая, как мир измениться,
   Не стремился продлить свой род.
   Миллионами юных ленинцев
   Его семя потом взойдёт.
  
   Не сорняк от ночной поллюции -
   Древо жизни взметнётся вверх.
   К пролетарской той революции
   Приложились кто "лучше всех".
  
   Так что зря на вождя наехала
   Та библейская госпожа.
   Разрушая мир с пустобрехами,
   Ленин женщин не обижал,
  
   В своих прихотях не тиранил их,
   Не ломал грубо женский цикл.
   От Инессы на партсобрание
   Вождь двужильный спешил во ВЦИК,
  
   Где партийцев громил до ужина,
   Перекусит и снова в бой.
   Лишь под утро до Крупской суженой
   Возвращался вождь никакой.)
  
   ***
  
   Мы ж вернёмся к нашей Лии.
   Чем-то мне она мила,
   Мужа удержать не в силе,
   Но старалась как могла.
  
   Меньше чтоб ходил налево
   От троих своих детей -
   Появляется сын Левий
   (Но пока что не Матвей).
  
   Любит Лия беззаветно
   И упорна как гранит,
   Если что решит - при этом
   Обязательно родит.
  
   Поубавилась слёз лужа.
   "Слов упрёка не скажу,
   Уж не в службу я, а в дружбу
   Мужу мальчика рожу,
  
   Чтоб за высохшие груди
   Попрекнуть меня не смог.
   Четверых довольно будет,
   Свой я выполнила долг".
  
   Бог последнего Иудой
   Неслучайно обозвал -
   Чтоб про облик свой паскудный
   Муж гулящий правду знал.
  
   (Но меня, признаться точно,
   Сей не вразумил сюжет -
   Как-то хочется не очень
   К слепенькой нырять под плед.
  
   От забот семейных, тягот
   И докучливой жены
   Впору дать из дома тягу,
   Где пьют пиво пацаны.)
  
   Грешен я как все, приятель,
   К одиноким не злобив,
   Но детей куда приятней
   Делать только по любви,
  
   Чем Изольда и Тристан наш,
   Бишь Иаков и Рахиль
   Занимались непрестанно,
   Выводя стада в ковыль.
  
   Акт святой - деторожденье.
   Маркс-пророк, похоже, врёт -
   Здесь количество сношений
   В качество не перейдёт.
  
   Но с позиции Творенья
   В будущее бросить взгляд -
   То число совокуплений
   Даст конечный результат.
  
   (От рабынь собьётся график,
   Те рожают всех подряд.
   От Зелфы пойдёт Кадафи,
   А от Валлы - Арафат.)
  
   ГЛАВА 30
  
   Не рожает Рахиль Иакову,
   На сестру положила глаз
   Чёрной зависти и по всякому
   К мужу ластится в поздний час
  
   По нечётным и то по случаю,
   Когда младшенький не орёт.
   Лии тёмной благополучие
   Успокоиться не даёт.
  
   То упрёки, а то стенания
   Отравляют высокий слог.
   Осуждать не хочу заранее.
   Мы ж послушаем диалог.
  
   "Дай детей мне своею завязью,
   Как сестре завяжи свой плод.
   А иначе умру от зависти,
   Всё живое во мне умрёт.
  
   Взял меня ты как манекенщицу
   Для услады своих утех.
   Лийка, жалкая алиментщица,
   Отняла у меня успех.
  
   В перспективе живу без стимула
   Колоском пустым на ветру.
   Может статься, женой любимою
   Назовёшь ты мою сестру?
  
   Назови, но среди дурманящих
   Трав на пастбище поутру,
   Ты найдёшь близ овец гуляющих
   Охладевший Рахили труп.
  
   Где постелью стелилась ранее,
   Станет саваном мне трава.
   Оборвутся мои страдания.
   Разнесёт про тебя молва:
  
   Не хотел муж с бедою справиться.
   Я ж тем более не смогла,
   От обиды, тоски и зависти,
   От бесплодия умерла".
  
   Возмутился Иаков, веские
   Аргументы рубил с плеча:
   "Не Господь я, душа библейская,
   Чтоб ключами ходить бренча.
  
   На замок твои чресла запер Бог
   На какой неизвестно срок.
   Словно нищая ты на паперти,
   Да и сам я ни с чем пирог.
  
   Без Создателя горемычная
   Нам ребёнка зачать нельзя,
   Твоё чрево не вскрыть отмычкою,
   Даже фомкой твой сейф не взять.
  
   Мужа делаешь виноватым ты
   Смыслу здравому вопреки -
   С причитаний одних с дебатами
   Забеременеть не с руки.
  
   По вопросам твоей бездетности
   Все претензии не ко мне.
   Не превышу верх компетентности,
   Сколько ты ни швыряй камней
  
   В огород мой". (Упрёки жёнины
   Оборвут лучших чувств полёт.
   Где когда-то цвели бегонии,
   Там гадюка гнездо совьёт.
  
   Хуже яда слова обидные,
   От любимой жены вдвойне -
   Видит то, что другим не видимо,
   Жалит там, где всего больней.)
  
   "Ты, подруга, в моей неверности
   Не должна попрекать меня...
   Что за жало под нёбом вертится,
   Ну, какая же ты змея".
  
   Та змея к нему с предложением
   Безобидным на первый взгляд
   И приятным по многим мнениям
   Тех, кто семечками сорят.
  
   "Изотопами Богом мечено
   Твоё семя Господь хранит,
   Не уйдёт оно незамеченным,
   В серном пламени не сгорит.
  
   Соберём мы твоих ужастиков,
   Что извергнет мужской формат,
   Разместим этих головастиков
   В чрево, взятое напрокат.
  
   (Никакой в этом нет мистерии -
   Чрево девственное родит.
   Наша генная инженерия
   Благочестию не вредит.)
  
   Вот служанка моя покорная.
   Валлу мы отведём к врачу.
   От её яйцеклетки донорной
   Я сынка получить хочу.
  
   Пусть ребёнка тобой зачатого
   На колени мои родит,
   Пломбу Божью с семью печатями
   Не сорвёт мне, не повредит.
  
   Тайну эту деторождения
   Не расскажет степной ковыль..."
   Так за Сарой в усыновлении
   Ещё дальше пошла Рахиль
  
   И в рабыне, в своей прислужнице,
   Имплантировала приплод...
   (За семейное, жёны, мужество
   Вам достойным воздаст Господь.
  
   Не покинет бездетных women Он.
   В чужом чреве им принесут...
   Сара первой тогда придумала
   Наш коммерческий институт -
  
   За зелёные забеременеть
   Из пробирочки иль прям так
   От другого кого. В сомнениях
   Кто ж сознается, что дурак
  
   Прокололся с осеменением
   И предъявит неверной счёт
   Клетке донорной? К тому времени
   Она деньги уже пропьёт.
  
   Здесь я вижу не меру крайнюю,
   Не нужду, а позор страны -
   В своём чреве продать заранее
   Плод, которому нет цены.)
  
   Нашу нравственность не затронем мы.
   Стоит женщину разозлить -
   Знает способы порезоннее,
   Как мужское либидо сбить.
  
   Если муж со служанкой Валлою
   (Гены древние в том виной),
   Начинает в деревне баловать -
   Это лучше чем со слугой.
  
   Не считает Господь изменою,
   Если муж исполняет долг
   Свой супружеский - благоверная
   Скажет после, а вздрючит до.
  
   Согласился с ней Исаакович
   (Ротшильд будущий во плоти).
   Вексель с надписью передаточной
   Долг супружеский оплатил.
  
   (Я так думаю, со служанкою
   Был Иаков уже не раз.
   И ребёнка родить не жалко ей,
   Если он потом не балласт.)
  
   Зачала Валла та немедленно,
   Возгордилась собой Рахиль,
   Что в борьбе со сестрою-врединой
   Наступила ей на ахилл.
  
   Перешла Рахиль в нападение,
   Валле впрыснув фолликулин -
   Сыну-первенцу в дополнение
   Появляется Неффалим.
  
   На два фронта Иаков трудится,
   Жён своих и рабынь слуга.
   Две сестры друг на дружку дуются
   За наставленные рога.
  
   На две части муж разрывается,
   Хоть с Ньютоном он не знаком.
   (Тот двучлен, что не разлагается,
   Исаак назовёт бином.)
  
   Лия видит Рахили рвение,
   Уступать нету ей рожна,
   Есть всего одно затруднение -
   Перестала она рожать.
  
   С эстафетною мужа палочкой
   Пусть рабыня продолжит бег.
   У кого посильней служаночка
   Та в итоге одержит верх
  
   Из сестёр в деле расселения
   По земле тех, кто "лучше всех".
   Им рабыни в деторождении
   В гонке той принесут успех.
  
   (Где главней всего станет золото,
   Кто ковал тот успех и чем?
   Не кузнец олимпийским молотом,
   А Иакова многочлен.)
  
   Вот Зелфа, запасная Лиина,
   Ленту финиша чревом рвёт,
   Сына именем покрасивее,
   Гад Иакович, назовёт.
  
   А другого сыночка - Асиром.
   (Чем не Ясер, вам, Арафат.
   Те библейские безобразия
   Палестину взорвут сто крат.
  
   Помидором на белой скатерти
   Плющит бедную с тех годин.
   Примирить бы их всех по матери,
   Ведь папаша у них один.)
  
   Годы шли, вызревали злаковы,
   Их вязали в снопы жнецы,
   И тайком от отца Иакова
   Дурью баловалась юнцы.
  
   На жаре очень фруктов хочется,
   Даже больше чем покурить,
   И Рувим в поле близ обочины
   Был не против себя взбодрить.
  
   Не случайно лихие головы
   От Двуречия до Афин
   Любят яблочки мандрагоровы,
   В них стрихнин, кофеин, морфин.
  
   Вяжут люди снопы пшеничные,
   А Рувим - яблочки в плаще,
   Перед мамкой, глаза масличные,
   И не вяжет уже вообще.
  
   У Рахили сосёт под ложечкой,
   Начинает просить сестру:
   Дать и ей поторчать немножечко
   С пьяных яблочек поутру.
  
   Интуиция - мать пророчества.
   Смысл имеется у всего.
   "Дай мне Лиичка мандрагорчиков
   Сына-первенца твоего.
  
   Может, боль, что съедает поедом,
   Прочь уйдёт из моей груди.
   Мандрагоры той алкалоиды
   Поспособствуют мне родить
  
   От Иакова сына гения..."
   Здесь опасность большая есть -
   Может женщина в то мгновение
   На колёса с катушек слезть.
  
   На сестру Лия возмущается -
   Увела, дескать, мужика,
   А теперь, змея, домогается
   Вещих яблочек у сынка.
  
   Но Рахиль так привыкла к почестям,
   Так заточена под успех,
   Что когда ей чего захочется,
   Кого хочешь введёт во грех:
  
   "В женском деле я ж не чудовище
   И готова сестре помочь -
   Забери ты своё сокровище,
   Проведёт он с тобою ночь.
  
   Ты ж мне яблочек мандрагоровых,
   Что твой сын отыскал в степи,
   Разделив между нами поровну,
   За Иакова уступи".
  
   Видно, ломка её замучила -
   Непоследнего мужика
   Поменяла Рахиль по случаю,
   Как Юпитера на быка.
  
   Возвращается с поля вечером
   Со стадами Иаков муж,
   Лия вышла в шелках навстречу им
   И берёт мужика за гуж:
  
   "На тебя мы в картишки кинули,
   Разыграли с сестрою кон.
   Спишь сегодня ты не с Рахилею,
   А со мною - таков закон.
  
   Проиграла тебя увечная
   Богом замкнутая Рахиль,
   Пусть теперь мандрагорой лечится
   И рожать идёт в лопухи".
  
   (Феминистки меня б поправили:
   "Всё враньё здесь, наверняка.
   Только дуры две ненормальные
   В карты ставят на мужика".
  
   В уважаемом мной Урюпинске
   Отличается женский род,
   И, поверьте, что не по глупости
   Девки шпильки пускают в ход.
  
   Каблуками, ногтями женскими
   Танцплощадки испещрены.
   В ход идут те приёмы зверские,
   Что в ОМОНе запрещены.
  
   Сексуальную энергетику
   Голой догмой не победить.
   Есть особая в том эстетика
   Феминистку за парня бить.)
  
   Лёг Иаков и с блеском роль свою
   Отыграл он, сюжет знаком.
   Вновь для деторожденья с пользою
   Он задействовал свой бином.
  
   Не без пользы прошла та акция.
   Снял Бог с Лии тяжёлый крест,
   Двух сынков дал ей в компенсацию
   За Рахили крутой топ-лесс.
  
   Долго Лия жила с надеждою -
   Муж, отмытый не добела,
   Возвратится хотя бы бежевым,
   Даже дочь ему родила.
  
   Но нельзя разорваться надвое.
   Муж, настроенный на любовь,
   Как мужчина созданье слабое,
   К топ-модели уходит вновь.
  
   Наблюдая, как муж терзается
   И не может Рахили без,
   Как Рахиль без ребёнка мается,
   Бог утробу её отверз.
  
   Родовое Господь проклятие
   Снял с Рахилиных хилых чресл,
   Мир ребёнку раскрыл объятия,
   Появился на свет пострел.
  
   Несмотря на судьбы превратности
   Он во всём обретёт почёт.
   Кто сравнится с ним в гениальности?
   Греф, я думаю, кто ж ещё?
  
   Дети самые одарённые,
   Зачинаются по любви.
   Может, яблочки те зелёные
   Жар любви разожгли в крови.
  
   Не случайно лихие головы
   От Двуречия до Афин
   Любят яблочки мандрагоровы,
   В них стрихнин, кофеин, морфин.
  
   Назовёт сына мать Иосифом.
   "Бог навеки позор мой снял" -
   Говорила она чуть позже всем,
   Любопытство кто проявлял.
  
   Имя славное в мир забросила,
   Из каких прочитала книг?
   (Будет много потом Иосифов,
   Джугашвили один из них.)
  
   Лишь Рахиль родила Иосифа
   В неизвестно каком году,
   Обратился к Лавану гость его:
   "Не держи меня, я пойду
  
   В свою землю, пусти служилого,
   Жён отдай моих и детей,
   Надрывал за которых жилы я
   На одном из твоих полей.
  
   Как заслуженному десантнику
   Дембель срочнику объяви,
   Отпусти ты меня контрактника,
   Волю добрую прояви".
  
   "С тобой Божье благоволение
   Приобрёл - молвил дважды тесть -
   Что возьмешь за своё ты рвение?
   Выбирай, всё отдам, что есть".
  
   "Пей, отец, за моё здоровье ты,
   Ничего я не буду брать,
   Выполни лишь одно условие" -
   Говорил благородный зять.
  
   Мы то знаем, что суть Иакова
   Бескорыстием не сильна,
   Обведёт вокруг пальца всякого
   Не зелёного пацана,
  
   Газировку смешает с содовой
   И задвинет как новый брэнд.
   Век краплёной играл колодою
   Этот шулер, позёр, бой-фрэнд.
  
   Да и сам Лаван, если вдуматься,
   За советом не шёл к куме.
   Был Иаков большою умницей
   Облапошить его сумел:
  
   "Я скотам твоим был товарищем
   И семь лет ещё прослужу
   На твоих необъятных пастбищах -
   Только выполни, что скажу:
  
   Отбракуй в пятнах коз и в крапинах,
   Что заметны не при луне.
   За мозоли мои, царапины
   Пегий скот отойдёт ко мне".
  
   Тесть генетику с её Менделем
   По невежеству не учил
   И огромного потом пендаля
   От генетики получил
  
   За Лысенко с его наукою
   И прислужников вместе с ней,
   Обозвавших девицу шлюхою
   Благородных вполне кровей.
  
   Всех овец цветов побежалости
   И бракованный скот свой весь
   Отдал зятю Лаван без жалости.
   Вот такой благородный тесть.
  
   "Овцы пегие, не кошерные,
   Малый с них для мохера толк
   И характером они скверные,
   Забирай их себе, сынок".
  
   Зоотехнику по призванию
   Он назначил три дня пути
   Между ними не в наказание -
   Чтобы было где скот пасти.
  
   Пищу постную и скоромную
   Ел Иаков, подальше с глаз
   Скот пригнал в место он укромное,
   Где теляток Макар не пас.
  
   В скотоводческой арифметике
   Был Иаков на высоте,
   Свои опыты по генетики
   На Лавана провёл скоте.
  
   В любознательной своей подлости
   Взял он прутьев с дерев лесных,
   На хлыстах обозначил полосы,
   Сняв кору с них до белизны,
  
   Положил их в корыта пойные
   Перед мордами близ чинар,
   Где скот игры вёл непристойные
   И других скотов зачинал.
  
   Попадался на хитрость папину
   Даже тот, кто привык козлить.
   Нарождался скот пёстрый в крапину,
   Дабы Дарвину насолить.
  
   Подпускал самца тонкорунного
   Не ко всем, а к одной из ста.
   И в итоге как ветром сдунуло
   Некраплённых козлов из стад.
  
   Крепкий скот зачинал пред прутьями,
   Послабее - у чистых вод...
   У Иакова сильных - пруд пруди,
   У Лавана - наплакал кот.
  
   Глаз рябит от скотов в отметинах.
   Тесть обобранный в грусти весь-
   Разорила его генетика,
   За Лысенко свершилась месть.
  
   Не Ресовский, не Морган - в опытах
   Обошёлся без дрозофил,
   На козлах и баранах штопаных
   Состоянье зять сколотил.
  
   (Полюбил семит революцию,
   Лёг в науку его маршрут.
   Дарвинисты с их эволюцией
   Развернуться так не дадут.
  
   По счастливому вдруг билетику
   Воздвигает иной паук
   Особняк - здесь виной генетика,
   Не последняя из наук.
  
   Ген всех пегих скотов подопытных
   В нём пробился сквозь лет залом.
   Не бараном - кондомом штопанным
   Он поднялся сквозь бурелом.
  
   Наблюдая козлов мутацию
   Красной нитью через века,
   Я невольно вхожу в прострацию -
   Не Иакова ль здесь рука?
  
   На рубаху украсть от каждого
   Без генетики Ельцин смог.
   Так что девка она продажная
   Независимо от эпох.
  
   Там где деньги гребут лопатами
   И не прячутся от тюрьмы,
   Не генетика виноватая,
   Может статься, а сами мы?)
  
   ГЛАВА 31
  
   Зависть - двигатель прогресса.
   Отобрать и поделить -
   Вечный стимул для балбеса
   Перестать баклуши бить.
  
   Положение прескверно -
   Донимают дураки,
   Аппетиты их чрезмерны,
   А возможности узки.
  
   Помыслом живёт единым
   Нищенства святая рать:
   Отловить буржуя гниду,
   И как липку ободрать.
  
   (Маяковский прогундосит
   Революции ноктюрн:
   Паразитов кровососов
   К пролетарскому ногтю.
  
   Сам Владим Владимыч сытый
   Не горбатился у шахт,
   Наполняя антрацитной
   Пылью облако в штанах.
  
   Руку он держал на пульсе
   У истории, но взгляд
   Положил на муси-пуси,
   Ну, да Бог ему судья.)
  
   Нет управы на болванов -
   Уповай на Высший суд...
   Собрались сыны Лавана
   И с петицией к отцу:
  
   Завладел Иаков, дескать,
   Всем потомственным скотом,
   Не устанет сало трескать,
   Наш наследственный скором.
  
   Ну, а мы, прямые ветви,
   Изнываем от поста.
   (Прибежали в избу дети:
   Тятя, тятя, дай мясца.)
  
   Поступил зять некрасиво
   Наглый, морда кирпичом...
   Был прямой потомок Сима
   Возмущён, ожесточён,
  
   На валторнах выдувает
   Революции мотив,
   Наш Иаков попадает
   Под её локомотив,
  
   В ус не дует, не въезжает,
   Что приезжих будут бить -
   Мясо снова дорожает,
   На невольниц рынок сбит,
  
   А виной монополисты,
   Что скупили мелкий скот.
   На козлов своих нечистых
   Держит цену скотовод,
  
   Заглянул в глаза Лавана,
   Видит - сердится отец.
   Голос, певший про лаванду,
   Разом сбился на фальцет.
  
   Не до песен. Без огнива
   На воре горит картуз.
   Был умён Иаков льстивый,
   (Гнида, кровосос и трус,
  
   Если верить кабысдохам,
   Беспородной голытьбе.)
   Чувствуя, что дело плохо
   Стал Иаков не в себе:
  
   "Не такое тестя лице,
   Как второго было дня.
   Суховеем сдуло листья,
   Прикрывавшие меня.
  
   Здесь сынки подсуетились,
   С комитетом бедноты
   Умыкнуть мою скотину
   Порешили, вот скоты.
  
   Раззадорили папашу,
   На меня как чёрт он зол,
   Зятю сватает парашу
   И в полоску шьёт камзол".
  
   Мысль пробила темень ночи:
   Подбивай, брат, сапоги,
   С Ходорковским быть не хочешь -
   К Березовскому беги.
  
   (Наш Абрамыч парень хваткий,
   Небиблейский скотовод,
   Скольких он развёл на бабки
   У кремлёвских мутных вод,
  
   За туманным Альбионом
   Жизни подведёт итог.
   Краденые миллионы -
   Благочестия залог,
  
   А когда их миллиарды,
   Ну, хотя бы миллиард -
   Распахнуть объятья рады
   Королева, Скотленд-ярд).
  
   Знаменье здесь подоспело,
   Без него никак нельзя,
   Мол, шагай до дому смело,
   Ждёт тебя твоя земля.
  
   "На родимые просторы
   Возвращайся, вечный жид,
   Не найдёшь ты славы скорой,
   Так хотя бы будешь жив.
  
   Вечный жид - еврей-скиталец,
   Агасфер из высших сфер
   Убегал бы ты, взяв ранец,
   Как с уроков пионер.
  
   Бегству нет альтернативы.
   Мелкий скот свой за бугор
   Как краплёные активы
   Ты переводи в оффшор.
  
   Обналичь свою скотину
   В фунты, стерлинги, рубли,
   На просторы Палестины
   Всей семьёй своей вали.
  
   С Богом в край обетованный
   Караван вам торопить,
   Где одеколон Лаванда
   Нюхать надо, а не пить.
  
   Ищут истину в стакане
   Нищие в стране иной,
   Славят Троицу Трояне,
   Пьют одеколон Тройной,
  
   Их комар не забодает...
   Уводи своих скотов.
   Без генетики хватает
   В этой стороне козлов.
  
   Без тебя здесь грянут грозы.
   Дураков не удержать,
   Чтоб бежать пред паровозом
   И основы низвергать.
  
   Ты ж, мужчина не из робких,
   Подхвати их лейтмотив,
   Угольком халявным в топку
   Разгони локомотив,
  
   Капитал аккумулируй
   Финансировать процесс,
   И катком пройдёт по миру
   Обезумевший прогресс.
  
   Точка, Бог тебе охраной,
   Результаты отстучи..."
   Вот такую шифрограмму
   В ночь Иаков получил.
  
   У кого с таких известий
   Голова не заболит?
   Гордо реет буревестник
   Белым парусом вдали.
  
   Над стадами покружился,
   Слово мать сказать хотел,
   С высоты опорожнился
   И на Капри улетел.
  
   В небе появилась яхта
   Абрамовича - мираж.
   Яшу из горящей хаты
   Не потащит Рома наш.
  
   Строить нечего гримасы -
   За ценой не постоим.
   Ненависть к чужому классу -
   Не привязанность к своим.
  
   Представитель монополий
   Зря не лезет на рожон...
   Вызывает срочно в поле
   Дорогих Иаков жён:
  
   "Завтра литером рабочим,
   Что пыхтит среди полей,
   Возвращаемся мы срочно
   В земли родины моей".
  
   Говорят Рахиль и Лия:
   "С мужем будем мы везде.
   Долго мы отцу служили,
   А наследство наше где?
  
   В чём ещё есть наша доля
   Из отцовского добра?
   Замуж сдал нас, как в неволю,
   Без скота и серебра.
  
   Что нажил Иаков - наше".
   Две дочурки входят в раж,
   Рассуждают про папашу:
   "Шкуру драть с таких папаш".
  
   (К дочерям я без юродства.
   Как король несчастный Лир
   Пострадал от благородства,
   Описал ещё Шекспир.
  
   Не дочурки, а волчицы.
   Лично я сыновний долг
   (У Шекспира научился)
   До сих пор отдать не смог.
  
   Задолжал кому и сколько
   Мне известно одному,
   Мать родную, думать горько,
   В ожиданьях обманул.
  
   Не артист, не академик,
   Всё, что делаю - фигня,
   Жизнь проехал мимо денег
   В головном вагоне я.
  
   От поэзии я дервиш...
   Что касается отцов -
   Не Белов я и не Гервиш,
   А по матери Сачков.
  
   С ней наполовину ровно
   Стал я втайне "лучше всех".
   В том не общий первородный,
   А моей Петровны грех.
  
   Мама милая ту ночку
   Будет помнить до конца,
   Понесла когда сыночка
   От достойного отца.
  
   Про любовь с её изнанки
   Нет нужды ребёнку знать,
   Пусть жуёт свои баранки -
   Так моя решила мать.
  
   Меньше знаешь - лучше спиться...
   Про любовь, базар-вокзал,
   Кабы крёстный не напился -
   До сих пор бы я не знал.
  
   Незабвенный дядя Миша
   И литровая при нём...
   Про себя, что знать не лишне,
   Мы чрез Бога узнаём.
  
   С батюшкой пред аналоем
   В воду тыкая мальца,
   Знал ли крёстный, что откроет
   Настоящего отца
  
   Мне, изгою, как Цусиму
   Сдаст Петровну, мать мою?
   Хорошо, когда есть стимул
   Хоть у жизни на краю.
  
   По ночам с тех пор терзаюсь,
   Что мне - идиш или шиш?
   Грустно с мамой соглашаюсь:
   Меньше знаешь - крепче спишь.
  
   Дорогая атеистка,
   Мама, милая моя,
   Не прими ты к сердцу близко,
   Что услышишь про меня.
  
   Вслух хорошее не скажут,
   Про дурное прокричат,
   Двери сажею обмажут,
   Грязи выплеснут ушат.
  
   Графоман и шизофреник -
   Ты услышишь неспроста.
   Не дай Бог тебе поверить,
   Что твой сын забыл Христа.
  
   И какую чушь огульно
   Про меня ни разнесут -
   Над собою, богохульник,
   Признаю лишь Высший суд,
  
   Богородицы Пречистой
   Лик готов боготворить,
   Но настолько, чтоб буддистов
   Не обидеть. Не гневить
  
   Мне шаманов, об Астрале
   Я плохого не скажу.
   Как бы Глобы нам ни врали,
   Я со звёздами дружу,
  
   Вверх стремлюсь, хоть груз познаний
   Неуклонно тянет вниз...
   А во всём другом, родная,
   Я такой же атеист.
  
   Долг сыновний, обещаю,
   Я верну в конце концов.
   Детям люди возвращают,
   Что забрали у отцов.
  
   Справедливости на свете
   Завершается виток
   Тем, что с наших задниц дети
   Джинсы снимут, дайте срок.
  
   За наследственный факторинг
   Отвечаю головой -
   Всё, что должен маме, вскоре
   Внукам выплачу с лихвой.
  
   Детям алчным, как родитель,
   Заявляю: "Господа,
   Умоляю, не трясите,
   Сам последнее отдам.
  
   Если можно без увечья...").
   Но вернёмся в тьму годин,
   Где Иаков из Двуречья
   Убегает не один.
  
   Встал Иаков, на верблюдов
   Жён, детей своих взвалил,
   На чужую землю сплюнул,
   На родную отвалил.
  
   Прихватил добра он с гаком,
   Всех скотов с собой угнал
   И поехал к Исааку
   В незабвенный Ханаан.
  
   А до этого Рахиля,
   Улучив удобный миг,
   У папаши простофили
   Спёрла идолов святых.
  
   Зять-паршивец у сатрапа
   Сердце вырвал из груди
   Тем, что отвалил внезапно
   И налёт опередил.
  
   Внуков отобрал и, дочек
   Прихватив, в туман свалил,
   Точно хакер-одиночка
   Код взломал, счёт обнулил.
  
   Пастухи три дня спешили,
   Раньше было не дойти,
   И Лавана просветили,
   Что беглец уже в пути.
  
   Тесть дела свои задвинул
   И в погоню, так-растак,
   Для кастрации скотины
   Прихватив с собой тесак.
  
   Гнал верблюдов, как Шумахер
   Свой болид, среди бархан -
   Зятя взять, пока тот хакер
   Не смотался в Ханаан.
  
   По пустыне Арамейской
   Мчался по следам отар
   Караван, как джип армейский,
   Гандикап Париж - Дакар.
  
   В этой гонке на отарах
   Я семь дней сравнить могу
   С тем, как гонщик в Монте-Карло
   Сбился на седьмом кругу.
  
   Шло с неделю это бегство,
   Гандикап был слабоват,
   Догоняется семейство,
   Ожидаем результат.
  
   Человек Лаван восточный
   С процедурою знаком.
   Он козлов, ослов и прочий
   Скот кастрировал легко.
  
   Я рассказывать не стану
   Про полёты мордой вниз,
   Но приходит Бог к Лавану
   С наставленьем: "Берегись,
  
   Бить Иакова по фейсу,
   Не клязьми со всех сторон,
   Даже если слов приветствий
   Не заслуживает он".
  
   Говорить на зятя Даун
   Бог Лавану запретил.
   (Не пойму - зачем тогда он
   На верблюдах чресла бил?)
  
   Но эмоций, тем не мене,
   Не сумел Лаван сдержать,
   Не чураясь оскорблений
   Стал на Яшу наезжать:
  
   "Что ты сделал, забубённый,
   Трус, предатель и осёл?
   Как оружием пленённых,
   Дочерей моих увёл.
  
   Убежал ты ночью тайно,
   Долг отбросив как балласт.
   Я в обиде чрезвычайной,
   У родни моей коллапс.
  
   За тобой летел сбивая
   Знаки я, семь дней в пути.
   По иному, хам трамвайный,
   Ты не мог от нас уйти?
  
   Отпустил тебя б с весельем
   Я под гусли и гобой,
   Всю неделю песни пели б
   И куражились с тобой.
  
   Славил бы тебя как мужа
   Под тимпанов перезвон,
   А теперь тебе поглубже
   Вставить хочется тромбон.
  
   Пред твоей дорогой трудной
   Внуков я не целовал.
   Поступил ты безрассудно
   И здоровьем рисковал.
  
   Если бы твой Бог-ревнитель
   Не сказал мне, кто ты есть,
   Быть тебе, Иаков, битым,
   Я б убил тебя прям здесь.
  
   По пескам неделю гнался,
   Мне б поправиться чуток
   От своих галлюцинаций -
   Я б убил тебя, сынок,
  
   Если бы твой Бог в законе
   За тебя не шоферил
   И хозяином на зоне
   Чай с тобой не чифирил.
  
   Божьему я верю слову,
   Жизнь за веру положу,
   Ни хорошего, плохого
   О тебе я не скажу.
  
   Подарю тебе каталку
   Инвалидную, гавнюк,
   На козла дерьма не жалко,
   Будешь жрать семь раз на дню.
  
   Сам не станешь, так заставим,
   Олух, сволочь и лопух...
   Обзывать тебя не станем,
   Это просто мысли вслух".
  
   Как последний неврастеник
   Тесть завёлся и вот-вот
   От угроз и оскорблений
   Прямо к делу перейдёт.
  
   Состоялся б в лучшем виде
   Зять. Помог ему пустяк -
   Дочерей своих увидел
   И мгновенно тесть обмяк.
  
   Человек, Лаван, не бедный
   До теизма не дорос,
   Но Иакову конкретный
   Сформулировал вопрос:
  
   "Если так нетерпеливо
   Захотел к отцу, фискал,
   То зачем ты, пёс блудливый,
   Моих идолов украл?
  
   Для тебя они пустое,
   Благоверия каприз..."
   (Сколько те иконы стоят
   Знает только атеист.
  
   Деревянный символ веры
   У безбожников в чести.
   Неслучайно староверов
   Любят сволочи шерстить,
  
   В захудалой деревеньке
   У бабуль оклад найдут,
   Купят лик за три копейки
   За семь сорок продадут.)
  
   "Может ты, решив по-свойски,
   Как когда-то с Ноем Хам,
   Дорогие сердцу доски
   В Сотсби пустишь по рукам?"
  
   Отвечал Иаков тестю,
   Тот библейский Колобок:
   "С дочерьми твоими вместе
   От Зюганова я бёг.
  
   Вспомни лучше, как с родными
   Ты планировал налёт.
   Я боялся, что отнимешь
   Дочерей своих и скот.
  
   От испуга в те минуты
   Маркса я перечитал,
   Но умнее почему-то,
   От работ его не стал.
  
   До сих пор по строчкам рыщу,
   Мучает меня вопрос:
   Олигарх, один на тыщу,
   Класс иль просто кровосос?
  
   Я чужих просторов житель
   Про себя узнать хотел,
   Кто я - класса представитель
   Или так ПэБэЮэЛ?
  
   Как я на вопрос отвечу,
   Что в анкету напишу?
   У Зюганова при встрече
   Обязательно спрошу.
  
   Чем питаться моим птахам,
   Если, скажем, разорюсь?
   Извините, олигархи
   Не вступают в профсоюз
  
   И не ходят на собранья,
   А когда вконец припрёт,
   Пока всё не отобрали -
   Ноги в руки и вперёд.
  
   Что ещё мне делать было,
   Где враги вокруг кишат -
   Между пальцами обмылком
   Ускользнуть от них в ушат,
  
   Мутной мыльною водицей
   Мне утечь в свои края,
   В Ханаане объявиться:
   Здравствуй, мама, это я.
  
   Без подарков к домочадцам
   Мне до родичей пустым
   Не хотелось возвращаться
   Да к тому же холостым.
  
   Чтоб бежать от произвола,
   Я соратников искал,
   Из порожнего в пустое
   Много партий перебрал.
  
   На одной остановился,
   Чуть не породнился с ней,
   Окажись её партийцы
   В аппетитах поскромней.
  
   Здесь с Единою Россией
   Разошлись мои пути,
   Сколько б чукчи ни просили
   В губернаторы идти.
  
   Зажимает прессу Путин,
   Капитал ему не брат,
   Либерален, а по сути
   Он такой же ретроград.
  
   Для меня довольно странно -
   Как доверил караван
   Грефу он с его командой?
   Далеко ведь не профан
  
   И слова его весомы...
   Самой главной из причин
   Вижу, что среди масонов
   Поглавней найдётся чин.
  
   (Неужели Путин тоже?
   В ФСБ ведь столько лет...
   Там у них, выходит, ложи?
   А скажите, где их нет?)
  
   Жириновский с ними вместе,
   Циник, государствовед.
   Но как жить народу, если
   Государства вовсе нет?
  
   (А ведь было время, жили,
   Нам успех не изменял.
   Неплохие выходили
   Либералы из менял.)
  
   Симпатичны демократы -
   Всё украсть и развалить.
   Здесь нужна ума палата,
   Когда нечего делить.
  
   Убегу туда я лучше,
   Где не поведут на крест.
   В СПС всего сподручней...
   А причём здесь СПС?
  
   Самый главный, самый рыжий,
   У Союза лис-герой,
   С ваучером вместо грыжи
   Мы при нём, как геморрой.
  
   Генеральный наш проктолог,
   Чтоб все знали, где мы есть,
   Нам лучиной в царстве голых
   Лампочку ввернул в подъезд.
  
   Демократы, либералы,
   Хакамада и Белых...
   Идолов у них немало,
   Даже хватит на других.
  
   Есть украсить чем сортиры.
   Криминальны? Ерунда.
   Наши идолы-кумиры,
   Все герои каптруда.
  
   Березовский - наши ноги,
   Абрамович - голова.
   Мы без Резника подмоги
   Отстоим свои права.
  
   Необъёмной нашей власти
   Вовсе б не было преград,
   Кабы не одно несчастье -
   Мал у нас электорат.
  
   Кто украл твои святыни?
   Я с такими не знаком,
   Символ веры и гордыни
   Не распиливал тайком.
  
   Умыкнувшего иконы -
   Отловить и наказать.
   Чужеземные законы
   Тоже надо уважать".
  
   Но не знал Иаков пылкий
   В своей гневной красоте,
   Что жена его Рахилька
   Прибрала иконы те.
  
   Сам Лаван словам не верил,
   Что касается святынь,
   По шатрам ломился в двери,
   Лично обыскал рабынь
  
   (О милиции закона,
   Очевидно, не читал,
   Действовал без протокола,
   Понятых не привлекал.
  
   Успокою феминисток,
   Что касается грудей -
   Не до сисек - в деле сыска
   Есть вопросы поглавней.)
  
   А Рахиль тех идолочков
   Под верблюжее седло
   Схоронила, села дочка,
   Сама корчится зело,
  
   Говорит папаше смело:
   "Дерзость извини мою,
   Женское со мною дело,
   Потому, мол, не встаю".
  
   Аргумент, по крайней мере,
   Не для наших молодцов.
   Но в обман тогда поверил,
   Как последний из отцов,
  
   Тот Лаван, хоть, между нами,
   Лохом он отнюдь не слыл -
   Одурачил бы парламент,
   Кабы тот в Двуречьи был.
  
   Обмануть отца пытаться -
   Месячные не спасут.
   Самому не догадаться,
   Так рабыни донесут.
  
   Глядя на Рахили позу,
   Видя дочери обман,
   В ход пустить свои угрозы
   Не осмелился Лаван,
  
   Потерять дочь не решился
   Даже истине во зло,
   Потому отец купился
   На верблюжее седло.
  
   (Постигают дщери с детства,
   Как обманывать отцов,
   Доведя до совершенства
   На супругах мастерство.
  
   Кто берёт уроки на дом,
   Кто из дома норовит.
   Про рога нам знать не надо,
   Голова не заболит.
  
   Женщин суть по Божьей воле
   До сих пор без перемен.
   Глубоко залезть изволил
   В клетки первородный ген.)
  
   Здесь Иаков возмутился
   И вступил с Лаваном в спор:
   "Да когда же прекратится
   Мой двуреченский позор?
  
   Перед сродниками всеми
   В чём скажи вина моя,
   Что все дни без воскресений
   Ты преследуешь меня
  
   Тенью по пятам зловещей.
   Вплоть до грязного белья
   Обыскал мои ты вещи.
   Твоего в них - два нуля".
  
   Интересно, как бы ловко
   Зять выкручиваться стал,
   Если бы в Рахили шмотках
   Тесть иконы отыскал?
  
   Здесь не пойманный с поличным
   Начал зять с плеча рубить
   И уже вполне публично
   Сквернословить и грубить.
  
   Отряхнулся червь от дуста,
   Правота клокочет в нём.
   Неприличие опустим,
   Аргументы приведём.
  
   Тестю зять напоминает
   Бескорыстный подвиг свой,
   Разве только не пинает
   В зад склеротика ногой:
  
   "Двадцать лет я у колодцев
   Пестовал твой мелкий скот.
   От побоев твои овцы
   Не выкидывали плод.
  
   Овнов я твоих из стада
   Даже в праздники не ел,
   На чужое я не падал,
   На своём не подлетел.
  
   Я растерзанного зверем
   На себе не нёс домой
   И не клал к тебе под двери -
   Это был убыток мой.
  
   Днём ли, ночью ль что пропало,
   Вор украл или родня
   Прокутила, прогуляла -
   Всё ты взыскивал с меня.
  
   Днём томился я от жара,
   Ночью я дрожал, как псих.
   Дезертир от комиссара,
   Сон бежал от глаз моих.
  
   Лет четырнадцать за дочек,
   Шесть ишачил за кобыл.
   Я служил тебе рабочим
   И колхозницею был.
  
   Мухина трудяги образ
   До конца не просекла:
   Молот, серп, а где же обрезь -
   Скотовода в дело вклад?
  
   Эту славную триаду
   Надо бы лепить с меня,
   Ты же, как комбат, награду
   Десять раз переменял.
  
   Ты б без Господа завета
   Обобрал нас догола,
   Шли б мы голые по свету
   В чём нас мама родила.
  
   Есть причина, что не тронул,
   Нас оставил при деньгах -
   Испугался родословной,
   Ведь отец мой патриарх.
  
   Страх твой перед Исааком
   Посильней иных богов,
   Потому на мне рубаха,
   А не савана покров".
  
   Правильно и очень верно
   Всё Иаков говорил,
   Разве что излишне нервно
   Горячился и грубил,
  
   Позабыл, что не от Хама
   Родословную ведёт
   И на дядю, брата мамы,
   Зря Иаков буром прёт.
  
   Был Лаван не хуже прочих
   Благородных из отцов:
   "Всё, что видят мои очи -
   Всё твоё, в конце концов.
  
   Эти дети - мои дети,
   От моих ведь дочерей,
   Что попалось в твои сети
   Забирай, зятёк, владей.
  
   Когда скроемся из вида
   Как в тумане корабли,
   Не давай детей в обиду
   И целёхоньким вали.
  
   Дочерям не делай худо,
   Не жалей на них добра
   И не вздумай сверх, Иуда,
   Жён иных себе набрать.
  
   Человека между нами
   Нет, но видит Божий глаз -
   Месть его везде достанет,
   Руки длинные у нас".
  
   Вот такое откровенье
   Между них произошло.
   Дальше по обыкновенью
   Всё поехало, пошло -
  
   Из камней сложили гору,
   Принесли на ней обет.
   Жертвоприношенью впору
   Ели родственники хлеб,
  
   Ночевали. Злой как бука
   Раньше всех родитель встал,
   Дочерей своих и внуков
   На прощанье целовал
  
   Кого в щёчку, кого в лоб он,
   Всех гуртом благословил,
   Зятя, правда, не особо -
   Дядя зятя не любил.
  
   Как бы ни было, нам пращур
   Завещал нести свой крест -
   Дочерей растить обманщиц,
   Чьих-то будущих невест,
  
   Обожать и унижаться,
   Уступать, к исходу дней
   Внуков радостно дождаться
   И любить ещё сильней.
  
   Зятя гладила по шёрстке,
   Знать, фортуна-госпожа,
   Раз по лезвию прошёлся
   Ритуального ножа.
  
   Хоть Лаван скотов охочих
   Сам кастрировать любил,
   Но Иакова за дочек
   Без подлога отпустил
  
   (В смысле, не свалил на спину,
   Не сорвал на зяте злость,
   Ведь кастрировать скотину
   Подложить тогда звалось).
  
   Мысли между тем летали:
   От отцовства отрешусь,
   До твоих, зять, гениталий
   Непременно доберусь.
  
   В своё место отвалился
   Свой настраивать наждак,
   Представителем меджлиса
   Подходящий случай ждать.
  
   ГЛАВА 32
  
   Мысль в подкорке у нас формируется
   И приходит к нам как наваждение.
   Неслучайно, гуляя по улице,
   В подворотне мы ждём нападения.
  
   Предлагается если купить кирпич,
   И вопрос задаётся: не курите? -
   В грязь швыряется маска приличия
   И бежится легко без секьюрити.
  
   Ну, а если братишку вы кинули,
   Подложили свинью иль ославили,
   Будет виться над вашей могилою
   Тень убитого ранее Авеля.
  
   Шёл Иаков на стрелку барханами,
   Его встретили ангелы-ратники.
   Это место назвал он Маханаим -
   Ополчение Божьих охранников.
  
   К брату в землю Сеир шёл к Исаву он,
   Помним мы, к человеку косматому,
   Кто в гробу хотел видеть и в саване
   Первородства его узурпатора.
  
   Наважденье терзало: "Не курите?
   А потом по мордасам махалово...
   Вот бы где пригодилось секьюрити
   Из агентства охраны "Маханаим".
  
   Представители промысла вечного
   Урезонили б морду бандитскую,
   Ведь надеяться больше мне не на что,
   Лишь на сметку и счастье семитское".
  
   Первородство - оно штука лестная,
   Только больно порою кусается.
   Пред собою Иаков шлёт вестников,
   Сам к Исаву идти не решается.
  
   Передать приказал: Так скажите вы,
   Только без толкованья двоякого,
   Мол, послание мы донести спешим
   От раба твоего, от Иакова:
  
   ***
  
   "Я жил у Лавана и прожил доныне,
   Волы у меня есть, ослы, мелкий скот.
   К услугам твоим мои будут рабыни
   И общий над нами витает Господь.
  
   К тебе обращаюсь я, как к господину,
   Что очень моя нежелательна смерть.
   Молю неустанно я Бога и Сына,
   Чтоб благоволенье твоё поиметь".
  
   (Простите церковники и атеисты
   За просьбу, направленную к небесам.
   К Христу за спасением я обратился -
   То здесь не Иаков уже, а я сам .)
  
   ***
  
   Возвратились к Иакову вестники
   От Исава, послы Божьей милостью,
   Невесёлые с ними известия -
   Сам Исав на Иакова двинулся,
  
   Возбуждён предстоящею встречею
   Да и выглядит очень задиристо,
   Обещал быть не позже чем к вечеру,
   Человек при нём сабель четыреста.
  
   Испугался Иаков - отбегался,
   Отлюбился он и отпечалился,
   Приказал, чтобы встали шеренгою
   И на первый-второй рассчитались все.
  
   Разделил пополам всех людей своих
   И поставил стоять двумя станами.
   Перебьёт если стан один братец-псих,
   То хотя б половина останется.
  
   В транс привычный Иаков ударился,
   На коленях взывает о мужестве.
   И хоть я атеистом представился,
   Любопытно к молитвам прислушаться:
  
   ***
  
   "Глас праотца моего Авраама,
   Голос отца моего Исаака,
   В мире неверья, печали и срама
   Был я послушен тебе, как собака.
  
   Боже сказавший, родимую землю
   Крепче люби - к матерям не ревнуют,
   С неба упавшим словам твоим внемлю
   И на коленях целую родную.
  
   Но недостоин я благодеяний,
   Обетованных в плену у Лавана.
   Силой твоей прекратились скитанья,
   С посохом я у воды Иордана.
  
   На искушённого Богом пришельца
   Льёшь испытанья дождём непрестанным,
   Напополам разорвал моё сердце -
   Дом мой Господь разделил на два стана.
  
   Боже, избавь от руки меня брата
   Ты от Исава, спаси ребятишек...
   Быть убиенным сапёрной лопатой
   По возвращенью на родину - слишком.
  
   Вспомни, Господь, как песок расплодиться
   Мне обещал на закрайнюю волость..."
   (Здесь буду вынужден остановиться -
   Галиматью повторять не упёрлось.
  
   Там, где соседей корчуют с корнями,
   Земли чужие приносят на блюде,
   Может, я что-нибудь не догоняю -
   Что, а туземцы при этом не люди?
  
   Конквистадоры, устав от злодейств их,
   На ночь читали Святое Писанье,
   А поутру краснокожих индейцев
   В реках топили, в каньоны бросали.
  
   Сорта второго сплошь аборигены
   Для Иеговы ни кислы, ни сладки.
   Рылом не вышли, ущербны их гены
   Или какие ещё недостатки
  
   Он углядел с высоты положенья,
   Всех уверяя, что Сущий он самый?
   Если всё так, то зачем униженьям
   Прочих подверг он с времён Авраама?
  
   И почему, если как говорится,
   Так уникален и так всемогущ ты,
   Мир не создать без насилья с убийством,
   Без передела земель и имуществ?
  
   Участи б я не хотел подвергаться
   Сфинкса премудрого с носом отбитым.
   На неприятности чтоб не нарваться,
   Лучше не ссориться с Богом семитов.)
  
   ***
  
   Глаз не смыкал до утра от бессонницы
   В ночь, что могла бы последнею выдаться,
   Думал Иаков: Уйти как от конницы?
   Сколько сейчас стоит толика милости
  
   Брата Исава? Жизнь интеллигенции
   Сколько потянет в глазах бесноватого? -
   Чтобы по форме купив индульгенцию,
   Мирно наследство прибрать Исааково.
  
   ***
  
   "Двадцать козлов, с ними козочек двести,
   Двадцать баранов и двести овец,
   Тридцать верблюдиц (а морда не треснет?)
   Пусть забирает братишка-наглец,
  
   Знает косматый, как брату он дорог...
   Десять ослов, с ними двадцать ослиц,
   Десять волов, коровёнок штук сорок
   (Пусть угоняет в Германию фриц)".
  
   ***
  
   Шлёт наш Иаков навстречу свирепому
   Брату Исаву скот, как на заклание,
   Коз и баранов с рабами отпетыми,
   Участь которых он знает заранее.
  
   Всем приказал соблюдать расстояние
   Между стадами, стоять и не рыпаться,
   Чтобы Исав, получив воздаяние,
   Начал подробностями любопытствовать:
  
   "Чей будешь раб, куда гонишь ты ярочек,
   Где, мол, надыбал добра, шут Балакирев?"
   Вы же ему: "Это будет подарочек,
   Всё для Исава от брата Иакова.
  
   Вот он и сам раб покорный твой следует,
   Гордость скрывает под рабской одеждою.
   Что ему встреча несёт, он не ведает,
   Но ожидает свиданья с надеждою".
  
   Разом Исаву в башку угорелую
   Ярость ударит мочой. Без раздумий он
   Зверем восстанет на брата и стрелами
   Изрешетит, дав свободу безумию.
  
   Сам налетит на раба чёрным вороном,
   В злобе начнёт обзываться по-всякому
   И, обознавшись, потом скажет в сторону:
   Да, облажался я с братом Иаковым.
  
   За поворотом другая с поклажею
   Группа ослов, с нею также поступится.
   Снова Исав без добычи окажется,
   Молча уже над убитым насупится.
  
   Но от подарков Исав не откажется.
   Так в колчане стрелы кончатся в скорости.
   Здесь во всём белом Иаков покажется
   И пристыдит неразумного в подлости.
  
   (Ведь у него, как понять я сумел,
   Больше рабов, чем у братика стрел).
  
   ***
  
   Так Иаков тогда объяснял себе
   (Сам с собой он любил разговаривать):
   "Можно сжиться с повадками всякими,
   Если вовремя их отоваривать.
  
   Задарю я братка дефективного.
   Соблазнится халявным имуществом
   И агрессии фаза активная
   Перейдёт плавно в вялотекущую".
  
   Сам Иаков, как мужу положено,
   Спрятал жён, сыновей за растеньями
   И остался один одинёшенек
   Приторчать со своими виденьями.
  
   И боролся всю ночь почти Некто с ним
   С болевыми знакомый приёмами,
   Раз сустав повредил тазобедренный
   И оставил Иакова хромым он.
  
   (Удивляюсь - не в яму по осени,
   Не в экстазе со скользкой гражданочки
   И не с полки упасть довелось ему,
   Чтобы ногу волочь по утряночке.
  
   Нам свидетельством вся эволюция,
   Что во сне не такое случается.
   Не имею в виду я поллюцию -
   И седалищный нерв защемляется.)
  
   Сам Иаков сложенья не хилого
   (Мастерство тренировками точится)
   И со всею семитскою силою
   Он скрутил ангелочка-налётчика.
  
   Мандрагор, не иначе, натрескавшись,
   Проявил дух бойцовский и рвение,
   От задиры, посланца небесного,
   Получил-таки благословение.
  
   Здесь решили они познакомиться.
   Стал Иаков от Бога Израилем.
   Пусть зовут его впредь, как им хочется -
   По рукам с ангелочком ударили.
  
   "Самого-то как звать? Просвети меня,
   Извини, если в драке обидели..."
   "Что, Израиль, тебе в моём имени,
   Если ты надо мной победителем?"
  
   "Как вперёд идти с жилой надорванной?"
   Имярек успокоил Иакова:
   "Верой в Господа кто нашпигованный
   Посильнее безбожника всякого.
  
   Хоть болячками Бога достали вы,
   Но краснеть за твою не приходится".
   И доныне сыночки Израиля
   С уважением к жилам относятся.
  
   В Бога верующий по обычаю
   Жил не ест...Так Иаков прославился...
   (Я же думаю, с жилою бычьею
   И здоровые зубы не справятся.)
  
   ГЛАВА 33
  
   Поднял голову Иаков,
   Видит брата пред собой
   И четыре сотни с гаком,
   За него готовых в бой.
  
   Всех детей не для парада
   По ранжиру разделил:
   От рабынь - на баррикаду,
   От супруг законных - в тыл.
  
   Китель золотопогонный
   Гитлер-югант в бой ведёт
   И семь раз, как заведённый,
   До земли поклоны бьёт,
  
   Выходя навстречу брату.
   Тот Иакова - взасос.
   Целовались многократно
   И растрогались до слёз.
  
   Оба плакали, смеялись,
   Обнимались без конца,
   В пляс, как водится, пускались,
   Ламца-дрица-гоп-цаца.
  
   Хромоту свою Иаков
   В пляске той не ощущал
   (Зацепил его, однако,
   Тот, кто ночью навещал),
  
   Отрывался до экстаза,
   Раз Исав его простил
   И за двадцать лет ни разу
   Не упрятал под настил.
  
   Сам Исав решил всё просто:
   Нынче водочки попью,
   Хрен с ним с этим первородством,
   После как-нибудь убью.
  
   Лишь от брата отлепился,
   Видит женщин и ребят,
   Заревел Исав ослицей:
   "Кто ещё там у тебя?
  
   Как мне помнится, ты ж вроде
   Уходил от нас один,
   А вернулся при народе
   Не последний господин".
  
   Отвечал Иаков: "Дети
   Наш с тобой продолжат род.
   Бог дождями на рассвете
   Окропил мой огород.
  
   Жить в согласии с Писаньем,
   Край завещанный любить -
   Прорастёт наш прах цветами,
   Если Бога не гневить".
  
   К небу взгляд подняв умильный,
   Сам он Бога не гневил,
   Про цветы не о могиле,
   О потомстве говорил.
  
   Две рабыни жмутся к папе,
   С ними дети подошли,
   По законам Хаммурапи
   Поклонились до земли.
  
   Следом Лия, её детки,
   Семь поклонов бьёт Рахиль,
   С ней Иосиф с табуретки
   Подаёт отцу костыль.
  
   (Наблюдение проверьте -
   Только выдался успех,
   Тот, кто дальше был от смерти
   К власти будет ближе всех.)
  
   Задался Исав вопросом:
   "Что за множество скота
   Мне встречалось носом к носу?
   Я считать его устал".
  
   Так сказал Иаков: "Дабы
   Твою милость обрести,
   От меня прими хотя бы
   То, что встретилось в пути".
  
   "Нет - сказал Исав - братишка,
   Я польщён и поражён.
   Для меня и это слишком,
   Что ты сам сюда пришёл,
  
   Жён привёл, рабынь дебелых,
   Валлу, Зулю, Гюльчатай..."
   Сам оставшиеся стрелы
   В колчане пересчитал,
  
   Свой убыток подытожил
   И весьма расстроен был.
   Стрелы были подороже
   Чем убитые рабы.
  
   Был Исав во всём конкретен,
   На охоте одичал,
   Каждый раз, кого б ни встретил,
   Он хватался за колчан.
  
   Наседал Иаков ближе,
   Опираясь на костыль.
   "Скот возьми, а то обижусь,
   Или я не Израиль?"
  
   Спорили, но как-то слабо.
   Скот весь удалось всучить.
   Принял дар Исав-брат, дабы
   Костылём не получить.
  
   Блеют радостно отары,
   Что отдал Иаков наш
   Зверолову, как подарок,
   Проявил подхалимаж.
  
   (Осуждать его не буду.
   Хоть не верю в чудеса,
   Сам неведомо откуда
   Различаю голоса,
  
   Что судьбу страны пророчат,
   Нос суют в чужой кисет.
   И особенно из прочих
   Выделяется акцент:
  
   "Что коррупция есть плохо,
   Кто про это вам сказать?
   Даже в древняя эпоха
   Целый мир на ней стоять".
  
   Ратуя за справедливость,
   Взятке воспою я гимн,
   Чтоб стократно возвратилось
   Всё, что отдано другим.
  
   Взятку представлял когда-то,
   Как законный ваш улов,
   Мэр Москвы от демократов
   Грек и взяточник Попов
  
   Гавриил, но не архангел.
   Был за ним один грешок -
   Много кушал в одну харю
   И сожрал его Лужок.
  
   Видим мы с начала мира:
   Страсть к наживе, круче чем
   Все злодейства у Шекспира,
   Главный будет казначей.
  
   Взятку как благословенье
   Хоть откатом назови.
   В ней я вижу проявленье
   Самой искренней любви,
  
   Избавленье от мытарства,
   Сутолок, очередей...
   В коррумпированном царстве
   Нет признания сильней
  
   Чем в обёрточной бумаге
   Спрятанный аккредитив.
   Пьют коньяк Отелло с Яго,
   Дездемону позабыв.
  
   Над закуской мавр хлопочет,
   Не в крови его рука,
   Ведь пришёл гость не с платочком,
   А с бутылкой коньяка.
  
   В департаменте Джульетта
   Своего Ромео ждёт,
   Когда милый документы
   К ней на подпись принесёт.
  
   Офис пуст, все в магазине,
   В кабинете ни души...
   Милый в мусорной корзине
   Акт признанья совершит,
  
   Зелень ей подарит лично
   Или спрячет под сукном.
   Для влюблённых так привычно
   За любовь платить добром.
  
   Чувств одних бывает мало.
   Если вскроется обман,
   То закончится кошмаром
   Кабинетный тот роман.
  
   Ведь недаром говорится:
   За любовь надо платить...
   И меняется столица,
   На три года лес валить.
  
   Говорят, лавы не пахнут,
   Зато светятся в ночи.
   Садануть бы в область паха
   Да в параше замочить
  
   Подлеца, кто эти деньги
   В ультрафиолет макал,
   Милых оторвал от неги,
   На фуфле упаковал.
  
   К тем безжалостны законы,
   Кто со взяткой сел на мель.
   Проколовшимся влюблённым
   Нары - брачная постель
  
   Да и то по одиночке.
   А в тюряге в гуще масс
   Мусора - ещё цветочки,
   Педик - ягодка у нас.
  
   Под щемящий звук засова
   Тот, любовь кто вымогал,
   Нехорошим вспомнит словом
   Тех, кто кодекс принимал
  
   Наш российский уголовный,
   В просторечии УК.
   Мало дали безусловно
   Думе той, наверняка.
  
   В час, когда Христос-спаситель
   Призывал всех быть добрей,
   Вышел думский небожитель
   На минутку из дверей,
  
   Пропустил голосованье.
   Без него ошиблась власть...
   Где написано в Писаньях,
   Что нельзя под скатерть класть?
  
   Прокололись депутаты,
   Взятку не ввели в закон.
   Даже Счётная палата
   Кадровый несёт урон.
  
   Что за жизнь, когда оковы
   Ждут за взятку иль тюрьма?
   И работают Поповы
   Извините, задарма.
  
   Тайну страшную открою:
   Кто поел баланды всласть,
   Тот копытом землю роет
   Самому во власть попасть.
  
   Там писать свои законы
   Будет он с братвой иной,
   Чтоб зелёной пышной кроной
   Крышевать народ блатной
  
   Тот, кого судьба-индейка
   Оставляет не у дел,
   Из УК убрать статейку,
   По которой сам сидел.
  
   Не с того ли наши стоны,
   Что в согласии с жульём
   Мы давно не по закону -
   По понятиям живём?)
  
   Где ответ найти не просто -
   Библия в подмогу нам...
   Мы же с высоты вопроса
   Возвратимся в Ханаан,
  
   Где сказал Исав: "Всем миром
   Поднимайтесь и за мной".
   Словно был он конвоиром
   Иль заведовал тюрьмой.
  
   Что убьют их непременно,
   Знал Иаков и при том
   Хромоту свою отменно
   Компенсировал умом.
  
   Отвечал Иаков зрячий:
   "Мои женщины нежны,
   Скот мой мелкий, но родящий -
   Остановки им нужны.
  
   А иначе жёны охнут,
   Дети упадут в ковыль,
   Скот уставший передохнет,
   Мой рассохнется костыль".
  
   Не спешил Иаков хромый
   Угодить в чумной барак
   И на просьбу гнать до дому
   Говорил Исаву так:
  
   "Сам ты словно скорый литер
   Поспешишь пары раздуть,
   Тронешь Лениным на Питер
   Павшего монарха пнуть,
  
   Вдаль рванёшь, сжигая шины,
   Мёртвого осла добить,
   Гнёта старую машину
   На новейший брэнд сменить.
  
   Я ж с неспешными стадами
   За тобою, командир,
   Двину и приду задами
   В резиденцию Сеир".
  
   Ощутил Исав угрозу:
   Что-то здесь браток финтит.
   Ничего, с таким обозом
   Далеко он не свинтит.
  
   "Дам тебе людей немного,
   С ними весело идти.
   Не собьёшься, брат, с дороги,
   Обойдёт тебя бандит".
  
   "За заботу, брат, спасибо,
   Для охраны нет нужды.
   Мои женщины спесивы,
   Чужаки им не нужны.
  
   Недруг нас не обездолит,
   За себя мы постоим,
   И на всё Господня воля,
   Путь наш неисповедим".
  
   Стоило лишь удалиться
   От Исава, враз затем
   Путь Иакова сменился
   Из Сеира на Сихем.
  
   От Исава укатился
   Колобок, но между строк
   Видно в Книге: откупился
   От косматого браток.
  
   (Может, прав был с мордой гладкой
   Не архангел Гавриил
   Грек Попов, когда про взятку
   С уваженьем говорил?
  
   Вклад в коррупцию огромный
   Внёс... Но был один грешок,
   За который, как мы помним,
   Проглотил его Лужок.)
  
   Греку не в пример Иаков
   Мог делиться, не пищал,
   Не был жаден, как собака...
   Ничего, не обнищал.
  
   На земле на Ханаанской
   Прикупил он поля часть.
   Всё нештяк, когда б не хамской
   Оказалась сына страсть
  
   Самого царя Еммора
   Евеянина. Маршрут
   Приведёт нас в край, где скоро
   Мы услышим: наших бьют.
  
   ГЛАВА 34
  
   Дина, Лии дочь от Иакова,
   От отцовских ушла дверей.
   Все доверчивы одинаково,
   Что касается дочерей.
  
   Им узнать бы, как одеваются,
   Крепдешин в моде, гобелен?
   До каких частей прикрываются -
   По лодыжки иль сверх колен?
  
   Выйти в маечке обчекрыженной
   Уже можно иль оплюют?
   Не прикроешься - так бесстыжая,
   Скроешь лишнее - засмеют.
  
   Помышленья вполне невинные,
   За такие в ад не попасть.
   (То ли дело мужи былинные -
   Им бы выпить да что украсть,
  
   А увидев девицу стильную,
   В рог бараний скрутить и взять.
   Что мужчины - всегда насильники,
   Не мешает подружкам знать.
  
   Вызывающе и забористо
   Водят скромницы хоровод,
   А отбившихся за заборами
   Уже тискает всякий сброд.)
  
   Петь бы Дине свои страдания,
   Но увидел её Сихем,
   Сын Еммора, бишь Евеянина...
   Впрочем, редьки не слаще хрен,
  
   А тем более, хрен не Гамлета,
   Даже если наследный принц.
   В невеликих совсем летах он был,
   Но уже полюбил девиц,
  
   Не страдал половым бессилием,
   Не пахал он и не бухал,
   С праздной жизни свершил насилие -
   Взял он Дину и с нею спал.
  
   Полюбил он её несчастную,
   Жар особый зажгла в крови.
   (В этой жизни встречал не часто я,
   Чтоб насильничать по любви,
  
   Но, похоже, кому что нравится.)
   Этой Дины я не пойму -
   Прилепилась душой красавица
   К обладателю своему.
  
   Счастье двух молодых внебрачное
   Отравило другим житьё.
   В положенье неоднозначное
   Ввергла Дина своих братьёв.
  
   Вряд ли думал Сихем о братиках,
   Когда Диною обладал.
   Точно знаю - в той акробатике
   Он по пальцам их не считал.
  
   Темпераменту его южному,
   Страсти жгучей предела нет,
   А умел бы считать до дюжины -
   Жил бы мирно, как финн иль швед.
  
   Сам Иаков о том бесчестии
   До вторых петухов узнал,
   Но до срока, хитрющий бестия,
   Даже вида не подавал.
  
   Лишь когда сыновья обедали,
   Возвратившись с полей к пяти,
   О печали отец поведал им,
   Чем испортил всем аппетит.
  
   О бесчестии рода вспомнили,
   Встрепенулись все как один,
   Дулись так, что застёжки лопнули
   На могучей братьёв груди:
  
   "Опозорили нас намеренно.
   За бесчестие, кровь и боль
   Отомстится Сихему всемеро..."
   (По количеству актов что ль?)
  
   Обещал Сихем Дине - женится,
   К ней в семью засылал сватов.
   А иначе, куда он денется,
   Слишком много у ней братьёв.
  
   У Сихема отец умнее был,
   Сам пришёл, не прислал посла:
   "Друг, Иаков, не сделай мерином
   Молодого ещё осла.
  
   Прилепился душой он к дочери,
   Так отдай ты ему скорей
   Свою Дину, забыв про очередь
   Из других твоих дочерей.
  
   Породнимся родами славными.
   Перед вами лежит земля.
   Распахнутся навстречу ставнями
   Золотые её поля.
  
   Продаю вам кусочек родины.
   Получу я за всё сполна.
   Всё, что куплено, перепродано,
   Возвращает назад война.
  
   Да не быть нам её мишенью, друг
   (Как Романов когда-то стал),
   Власть имущего прегрешения
   Индульгирует капитал.
  
   Позабудем про экзекуцию,
   Отойдём от привычных схем.
   Буржуазную конституцию
   Вам подпишет монарх Сихем.
  
   Промышляйте скотом и дичью вы,
   В помощь вам лук, колчан и плеть.
   Впредь Сихемово неприличие
   Мы сумеем преодолеть,
  
   Не допустим раздора лютого,
   Извиним молодую кровь.
   Как спасательный круг распутному
   Приключившаяся любовь.
  
   Неужели, держась приличия,
   Мы детей своих обкрадём,
   Отживающему обычаю
   В жертву счастье их принесём?
  
   Назначай же большое самое
   Отступное, пресечь раздрай,
   Перетри все вопросы с мамою,
   Но девицу ты нам отдай".
  
   Отвечали сыны Иакова
   И лукавили наперёд:
   "Дочь не можем отдать за всякого,
   Кто бесчестит наш славный род.
  
   Лишь подвергшийся обрезанию
   Может наших сестёр того,
   А не то (извините Азия)
   Мы за то самого его".
  
   (Врал Иаков со всей семейкою.
   Миллионы и там, и тут
   С раскрасавицами еврейками
   Необрезанными живут.
  
   Детям их не страдать от шпателя.
   Но когда "лучше всех" припрёт,
   Им, евреями став по матери,
   Всё равно чей продолжить род.
  
   Для расстройства не вижу повода,
   Маме я извиню обман,
   Если сын юдофоба Свободы
   Вдруг окажется Либерман.)
  
   Совершив над собой усилие,
   Отойду от любимых тем,
   Возвращусь вновь к тому насилию,
   Что случилось в земле Сихем,
  
   Когда Дину (хоть ей понравилось)
   Принц наследный слегка имел.
   Её сродники не бесправные
   Учинить хотят беспредел,
  
   Выдвигают царю условия:
   "Породниться желаешь коль -
   Обрезанию поголовному
   Ты подвергнуть тогда изволь
  
   Пол мужской, до писульки с маковку
   Проведи через наш обряд"...
   (Был бы я хоть на миг Иаковом,
   То добавил бы за ребят:
  
   "Если есть феминистки низкие,
   Что хотят дочерей моих
   Обесчестить полуредисками -
   Обрезайте тогда и их.
  
   Потому как природа-матушка
   Не дала им, что сечь пока,
   Отсечение плоти краюшка
   Вы начните с их языка".
  
   Впрочем, хватит скабрезных вольностей.
   В зоологии я прочёл,
   Что язык у гюрзы раздвоенный,
   Обрезанье здесь ни при чём.)
  
   Мы ж послушаем, как доходчиво
   Без вмешательства сапога
   Могут те, кого знать не хочется,
   В свою веру склонить врага:
  
   "На великой земле Израиля
   Нас завидная доля ждёт,
   Породнённые обрезанием
   Мы составим один народ.
  
   Не желаете быть едиными
   И обрезанными - тогда
   Забираем обратно Дину мы,
   Покидаем вас навсегда.
  
   А Сихема, мальчишку подлого,
   За насилие Аз воздам,
   Мы подловим, мешок на голову
   И с булыжником в Иордан".
  
   Те Еммору слова понравились.
   Охватила Сихема дрожь -
   Чтоб с любимой дела поправились,
   Самым первым он лёг под нож.
  
   Епитимию, не возмездие
   Выбирает из двух он зол -
   Чем в мешке держать равновесие,
   Лучше милую за подол.
  
   Сбросив плоть, духом он возвысился,
   Встал с Петраркой в одном ряду.
   Уважаем он был немыслимо
   За решимость в своём роду.
  
   Царь Еммор вышел перед городом,
   Агитирует: "Господа,
   Предлагаю с другим народом я
   Породниться нам навсегда.
  
   Не враждебен нам по эстетике,
   Неизбывен он, как Чубайс
   В энергетике, в арифметике
   Как Магницкий он и Лаплас.
  
   Его дочери не бесстыжие,
   По доступности в самый раз.
   С виду персики они рыжие,
   А распробуешь - ананас.
  
   Не для нас ли стада, имения
   Их и прочая лабуда?
   Провидение им намерило
   Жить до Страшного аж Суда.
  
   Не арабы, не фарисеи мы,
   Но вблизи Иорданских вод
   Бесконечными одиссеями
   Мы приблизим им тот приход.
  
   До явленья судебных приставов,
   А набег их неотвратим,
   Земли, реки, поля и пристани
   Подороже им продадим.
  
   Обещаньями и кадастрами,
   Всем, что нищим Господь подаст,
   Пусть владеют сыны мордастые,
   Не забудут они про нас.
  
   Жить нам дальше одной общиною
   И пахать на один общак,
   Им мочу продавать ослиную,
   Наше дело - растить табак
  
   Да речами сорить помпезными.
   Наша карма - пройти обряд.
   Быть нам впредь, как они, обрезаны.
   Будем делать, что говорят.
  
   То, что клали на всё до этого,
   Мы положим теперь под нож,
   Жить научимся не приметами,
   Во спасение примем ложь,
  
   Медный таз обведём мы кантиком
   (Не накрыться, а плыть в грозу),
   Мудрецов своих за Атлантику
   Отошлём в медном том тазу.
  
   Нашпигуют их там премудростью.
   Фаршированные грачи
   Возвратятся назад - от глупости
   Неразумный народ лечить.
  
   Предлагаю (мозгами ватными)
   С тем народом сойтись в момент.
   За спасение ваше ратует
   Ваш оранжевый президент".
  
   На Майдан люди выходящие
   Поддержали во всём царя
   И Сихема его гулящего
   (Позже выяснится, что зря).
  
   Обрезание ритуальное
   Завернуло всех в букву Зю,
   Превратившись не в виртуальную,
   А в реальнейшую резню.
  
   Третий день мужики в болезни все,
   Не выходит у них пис-пис.
   Может лишнее что отрезали -
   Каждый думает, глядя вниз.
  
   А два сына-козла Иакова,
   Симеон, Левий (не Матвей)
   Налетели, мечами брякая,
   Как когда-то Батый на Тверь.
  
   На больных обнажили лезвия,
   Порубили всех, как кули.
   Феминистки, что не обрезаны,
   Мало чем здесь помочь смогли.
  
   При мечах отморозки смелые
   Взяли тёплыми вожаков
   И, как многие потом делали,
   Умертвили всех мужиков.
  
   (Скотоводу, как конопатому,
   Не составит труда убить.
   Чтобы деду вмочить лопатою,
   Даже рыжим не надо быть.
  
   От удара старик преставится.
   Отдыхает Чубайс пока,
   Ему случай ещё представится
   Бить лопатою старика.)
  
   Дина плакала от бессилия,
   Затыкали братья ей рот:
   "Не тебя твой Сихем насиловал,
   А бесчестил наш славный род".
  
   Хоть кого приведёт в бесчувствие
   Тот убойный их аргумент.
   Надоело братишкам буйствовать,
   Поостыли они в момент,
  
   Совершили свои моления,
   Бога вспомнили, а затем
   На великое разграбление
   Обрекли городок Сихем.
  
   Из домов норовят всё вынести,
   Дерзкий свой совершив налёт.
   Кто помельче выходит с примусом,
   Покрупнее - тот мебель прёт.
  
   Как случилось им смародёрничать?
   Обрезанье тому виной...
   (Неприлично мне даже ёрничать
   Над поруганной той страной.
  
   Не обидеть её - мой умысел,
   Есть из миски ей лубяной.
   Металлическая посуда вся
   До тарелки вплоть жестяной
  
   Вся на пункты уйдёт приёмные
   За барышников интерес,
   А на новую братья Чёрные
   Взвинтят цены аж до небес.
  
   Что умеют те братья Чёрные,
   Дерипаски и прочий сброд? -
   За кордон гнать лом эшелонами
   Да бурдою травить народ.
  
   Лишний раз с той бурды не пукнется.
   На просторах родной страны
   Чем ещё мужикам аукнется
   За приспущенные штаны?
  
   Как они отомстят за подлости,
   Счёт кому предъявить должны? -
   Говорить о том не приходится
   Перебили их пацаны.)
  
   Скот и женщин в поля повывели
   И предали сыны костру
   Всё, что слышало или видело,
   Как бесчестили их сестру.
  
   Над народом глумились, грабили,
   Испражнялись в чужих домах.
   Но напомнил рассказ про грабли им
   Опечаленный патриарх,
  
   Так сказал Симеону с Левием:
   "Возмутить вы меня смогли,
   Ненавистным вовек вы сделали
   Наше семя для всей земли.
  
   Хананеи и ферезеи враз
   (Слишком мало у нас людей)
   Соберутся здесь и рассеют нас
   По просторам чужих полей.
  
   Кто в Америке, кто в Бердищеве -
   Обретут беглецы свой дом.
   По диаспорам их ищи-свищи,
   Собирай всех назад потом
  
   Под единым крылом Израиля...
   Нападая на подлеца,
   Не насильнику ниже талии
   Саданули вы, а в отца
  
   Угодили своим булыжником,
   Опозорили род в веках.
   Как с жестокостью вашей выжить нам,
   Порождающим в людях страх?
  
   Из насилием осквернённых мест
   По земле разнесётся слух,
   Что еврей на неделе ребёнка ест,
   А по праздникам сразу двух.
  
   Не очистимся ни Кобзонами,
   Ни Рошалями мы. От нас
   Люди прятаться за подзорами
   Станут, в ужасе под палас
  
   Залезать, убегать с пожитками,
   Задыхаясь в густой пыли.
   Это всё, что кровавой выходкой
   Вы добиться, сыны, смогли.
  
   Вероломство, коварство прочее
   И мздоимство - нам будет знак...
   Говорить про таких не хочется,
   Опозорили род в веках".
  
   (Осуждая месть, безответственность
   Назад тысячи лет тому,
   Все предвидел Иаков бедствия,
   Что случатся у нас в дому.)
  
   "Будет время, по вашей подлости
   Перепортят нам всех девиц
   На погромах в черте осёдлости
   В стороне от больших столиц.
  
   Под дождливою непогодою
   Зреет ягода в стороне.
   Вырастает она Ягодою
   И плодится по всей стране
  
   Пьяной ягодой голубикою.
   Под кустом прикорнул народ,
   В ежевику Ежовы сикают,
   А народ открывает рот.
  
   Не мочи - крови недержание
   На полях выпадет росой.
   В наказание по державе всей
   Смерть пройдётся слепой косой.
  
   Может, если б не ваши мерзости,
   На просторах чужой страны,
   Не загнулись бы в неизвестности
   Богоизбранные сыны.
  
   Пылью лагерною не сгинули б
   Те, прославить кто нас смогли,
   Под плитой не нашли б могильною
   Свой конец на краю земли
  
   Мандельштам, Мейерхольд и прочие.
   Бесконечен убитых ряд.
   И кто выдал вам полномочия
   Отнимать жизнь у всех подряд?
  
   Вам монетою стал разменною
   Обрезанья святой обряд,
   Ритуал с алчностью презренною
   Вы поставили в один ряд.
  
   Не избегнет мир наказания,
   Не минует оно и нас,
   Потому как акт обрезанья вы
   Обратили в кровавый фарс.
  
   Превратили вы в провокацию
   То, что свыше досталось нам..."
   Вот такую тогда нотацию
   Патриарх прочитал сынам.
  
   Со смущёнными братья лицами
   Задавали вопрос простой:
   "Допустимо ли как с блудницею
   Поступать с нашею сестрой?"
  
   Вот пойми теперь, чему учит нас
   Сей библейский апофеоз -
   Век живи, век терпи и мучайся
   Иль, не думая, сразу в нос?
  
   ГЛАВА 35
  
   Бог сказал Иакову:
   "Встань, пойди в Вефиль.
   Здесь с афёрой паховой
   Ты поджёг фитиль.
  
   Если норм этических
   Выдержать не смог,
   От проблем этнических
   Не спасает Бог.
  
   Навели вы шороху,
   Осквернили плоть,
   Вас на бочку с порохом
   Посадил Господь.
  
   По делам всем воздано
   Будет, дайте срок.
   Днём иль ночью звёздною,
   Но взлетит сынок.
  
   Покидай по подлости,
   Сын, Сихемский шлях,
   А не жарься горлицей
   На его углях.
  
   Уходи немедленно
   Вдаль, глотая пыль,
   Возведи мне жертвенник
   В городе Вефиль".
  
   ***
  
   От иных шагов неверных
   Впредь домашних уберечь,
   Сам Иаков благоверный
   Перед ними держит речь:
  
   "Слуги вы мои и дети,
   Наломали же вы дров,
   Приносите же не медля
   Вы ко мне чужих богов,
  
   Что в неведенье незрячем
   Вы награбили тогда,
   И от мерзости смердящей
   Очищайтесь, господа".
  
   Дети малые покорно
   Возвращали свой улов
   Тот, что спёрли мародёры
   Из разграбленных домов.
  
   Жуткие изображенья,
   Бабы, груди до колен -
   Всё предметом поклоненья
   Почитал абориген.
  
   Бычья морда на портрете
   Лучших чувств не возбудит.
   Идол, воплощённый в вепре,
   Вере правильной вредит.
  
   Если древние каноны
   Вызывали только страх,
   О каких тогда иконах
   Возмущался патриарх?
  
   Нет иным богам прощенья -
   Так Иаков говорил.
   В деле веры очищенья
   В глубине души он был
  
   Инквизитором отменным,
   Как Лойола, брат Игнат,
   Тот, что ложь возвёл с изменой
   В охранительный догмат.
  
   Цель оправдывает средства
   У любых, похоже, вод.
   Нету высшего блаженства,
   Чем врага пустить в расход.
  
   (Дух сроднил хромцов суровых,
   А не только хромота.
   Чтил Иаков Иегову,
   А Игнатий за Христа
  
   Столько всем доставил муки,
   Стольких вдов довёл до слёз,
   Что с досады только руки
   На кресте развёл Христос.)
  
   Патриарх Иаков древний
   Не сжигал и не травил,
   Но Сихемские деревни
   От икон освободил.
  
   Как знамёна на параде
   Над поверженным врагом,
   Доски в дорогих окладах
   Отправляются на слом.
  
   На чужие убежденья
   У отца душа горит.
   Мест нездешних уроженец
   Контрафакт бульдозерит,
  
   Собирает в кучу грубо
   Сей безбожия тотем,
   Предаёт земле под дубом
   Рядом с городом Сихем.
  
   Недобиток от народа,
   Пережившего налёт,
   В стороне стоит поодаль,
   Наказанья свыше ждёт.
  
   "Над иконами глумиться,
   Святотатствовать нельзя,
   Разом может расступиться
   Под безбожником земля.
  
   За крушение святыни
   Дорогой для этих мест
   Ждёт Иакова отныне
   Ужасающая месть.
  
   Не кончаются беспечно
   Валтасаровы пиры
   И лететь ему, конечно,
   Вниз башкой в тартарары" -
  
   Думают аборигены,
   Видя фетишей своих.
   Кровь не движется по венам
   У оставшихся в живых
  
   После местной Холокосты,
   Что Израиль учинил,
   А теперь ещё их доски,
   Символ веры, осквернил.
  
   Сорвалась луна с орбиты,
   Застучал её шатун -
   То сихемцев недобитых
   Бьёт от страха колотун,
  
   Ждут, как патриарха скрючит
   Резь от колики в боку.
   Из земли восстанут крючья,
   В ад отца поволокут.
  
   Не в припадках эпилепсий
   Организм его даст сбой,
   То Иакова за пейсы
   Чёрт потянет за собой.
  
   А сумеет зацепиться
   Он подтяжкой за алтарь,
   За подмогой обратится,
   Как не раз бывало встарь,
  
   К Иегове, Саваофу,
   Или как Его зовут -
   Тоже будет катастрофа,
   Мир погибнет в пять минут.
  
   Духи предков возмущённых,
   Свой устроят катаклизм.
   Ну, не нравится им тёмным
   Светлый тоталитаризм.
  
   Не желают духи что-то
   К Господу идти в гарем.
   На единый Бога тотал
   Свой отыщется тотем.
  
   Бог на наглость возмутится,
   Всемогущ Он и суров,
   И как следствие случится
   На земле война богов.
  
   Крестоносцы, паладины
   К ним придут, коля, рубя...
   (Я ж для полноты картины
   Чуть добавлю от себя.
  
   Духи - это наши страсти,
   Что на части сердце рвут.
   Снимет боль Христос причастьем,
   Самого его распнут.
  
   Каждый день кто не покойник
   Поднимает мощи в бой,
   Даже ночью нет покоя
   От войны с самим собой.
  
   Слаб душою и недужен,
   Знать, что он не одинок -
   Человеку фетиш нужен,
   Благоденствия залог.
  
   Помогает символ веры
   Нас ввергать в самообман:
   На Луне флаг Тамплиеров,
   Чёрный камень мусульман,
  
   Профиль, выбитый на скалах,
   С головы любимой прядь
   И другие причиндалы -
   Смысла нет перечислять
  
   Фетишизма отголоски,
   Даже в нас они сильны.
   Ждём, давно уж не подростки,
   Окончания войны
  
   Той, что сердце рвёт на части,
   Разгоняет нашу кровь.
   Всем Христос своим участьем
   В край, где царствует любовь,
  
   Пропуск выпишет страданьем,
   Всех несчастных в суете
   Обнадёжит... в назиданье
   Сам повиснет на кресте.)
  
   А пока тех лет невежи,
   Суть языческий народ,
   В страхе пестуют надежду,
   Как Иакова припрёт.
  
   По понятиям житейским
   Подошли ему кранты...
   Но свернул бивак армейский,
   И опять прогнал понты
  
   Патриарх, умён однако,
   Просто восхищаюсь им -
   Как никто умел Иаков
   Выйти из воды сухим.
  
   Споро выстроил в колонны
   Жён, детей, рабов, стада.
   Маршем двинулся Будённый
   На другие города.
  
   Перед ним в великом страхе
   Расступились все окрест,
   И ушёл в своей папахе
   Патриарх из этих мест.
  
   Страх Господень средь бегоний
   Так сковал Сихемский шлях -
   Самый дерзкий о погони
   Даже и не помышлял.
  
   Патриарх своих бандитов
   В Ханаан - ура, гип-гип...
   За убитых сихемитов
   Не один баран погиб.
  
   Над жаровней дым клубился,
   В небо уходил винтом.
   Бог к Иакову явился
   Депрессивный снять синдром.
  
   Основанья были вески,
   Чтобы горькую запить,
   Ведь кормилица Ревекки
   Приказала долго жить.
  
   Уважали люди старость
   И ведуний вместе с ней,
   А кому пожить осталось
   С Гулькин нос - ещё сильней.
  
   Птицы бабушку любили
   И печалились из дупл.
   Где её похоронили,
   Дубом Плача назван дуб.
  
   Там Иаков пил и плакал,
   Так кормилицу любил,
   Детство вспоминал Иаков
   И ещё сильнее пил.
  
   Проклинал чужие роли,
   Он актёр, а мир театр.
   Здесь ему на место ролик
   Вправил Высший психиатр,
  
   Дал ему благословенье,
   Обещал всему приплод -
   И скоту, и поколенью,
   Что из чресл его придёт,
  
   Жить до смерти напророчил.
   Как старуха Изыргиль
   Снял с Иакова Бог порчу -
   Стал он зваться Израиль.
  
   Богу памятник воздвиг он -
   Возлияние, елей...
   Гонят прочь, как скот на выгон,
   Обстоятельства людей.
  
   Всем семейством из Вефили
   Уходили с той земли.
   Приключились у Рахили
   Схватки, знали бы - не шли.
  
   Роды проходили тяжко,
   Крупным оказался плод.
   Вся измучилась бедняжка,
   Знать, сказался переход.
  
   Нелегко сидеть натужись,
   Когда всё болит, горит,
   На седле трястись верблюжьем
   Том, где идолы внутри
  
   Те, что скрыла от папаши,
   Предварительно украв,
   Собственному мужу даже
   Ничего не рассказав.
  
   Повивальная бабуля
   Спеленала молодца,
   Что причиной стал мамули
   Наступившего конца.
  
   (Будь сегодня - подлечили б,
   На другом конце земли
   К чему надо подключили,
   Но несчастную б спасли.
  
   Мир не знал ещё скрижалей,
   Бормашиной не дрожал,
   В муках женщины рожали,
   Как Господь им обещал.
  
   В медицине ни бельмеса
   Тот не понимал народ.
   Где-то всемогущий кесарь
   Сёк, но только не живот.
  
   Не вредить - не знали клятвы,
   Не родился Гиппократ.
   В консультации бесплатно
   Обращались все подряд
  
   Кроме женщин, что носили
   Глубоко под сердцем плод.
   Так инструкции гласили,
   Что Минздрав наш издаёт.
  
   Гнали пришлых за ворота
   Те, кто правила сложил -
   З.У. Рабов, сын Аборта,
   И другие типажи.)
  
   За Сихем тот, не иначе,
   Духи отомстить смогли,
   И попала под раздачу
   Манекенщица Рахиль.
  
   Чем она-то виновата
   За козлов ответ держать?
   Может, просто узковаты
   Были бёдра, чтоб рожать?
  
   Бедная в предсмертном стоне
   В радости, что вышел сын,
   Нарекла его Бенони,
   А отец - Вениамин.
  
   Поминай Рахиль как звали,
   Принимает душу Бог.
   Свой Иаков, бишь Израиль,
   Оплатил последний долг:
  
   Отпевание, молебен,
   Над могилою гранит...
   И доныне в Вифлееме
   Этот памятник стоит.
  
   (Голуби гуляют сонно,
   Фотографии уж нет -
   Кто-то для аукциона
   Спёр священный раритет.)
  
   А Иаков вновь в дороге,
   Не случайно - вечный жид.
   То ли волка кормят ноги,
   То ли от кого бежит
  
   Неусидчивый Израиль.
   (Израиль он, может быть.
   Как его в то время звали,
   Горбачёва что ль спросить?
  
   В ударениях ударник,
   Преподобный Михаил
   Так по мышленью ударил,
   Что державу развалил.
  
   Видом мягок, человечен,
   Провидением ведом,
   Не случайно он помечен
   Мозго-черепным пятном,
  
   Но внушаем, чем отчасти
   Поживился Люцифер,
   Объявившись в ипостасях
   ЦРУ и ФБР.)
  
   А в то время небывалый
   Вышел случай (иль случай) -
   Побывал Рувим у Валлы
   Разделить её печаль
  
   По потерянной хозяйке
   По Рахили. Ведь была
   Безупречною служанкой,
   Помогала чем могла
  
   В трудные годины Валла
   С гадиной сестрой прожить,
   Даже сыновей рожала
   По приказу госпожи
  
   От Иакова бывало
   (Жаль, ушла она не в срок)...
   А теперь к услугам Валлы
   Обращается сынок.
  
   Кровь горячая взыграла,
   Как отцовская точь-в-точь,
   И с наложницею Валлой
   Согрешил сын в эту ночь.
  
   Брать наложницу на чресла
   Можно, сколько хватит сил,
   Если ты срамное место
   В полной мере оплатил.
  
   Но наложница та Валла
   Не Рувима, а отца.
   Зрела почва для скандала
   И изгнанья молодца.
  
   Посмотреть иначе можно:
   Срок приходит всё отдать -
   Начинай, отец, с наложниц.
   Извини, подвинься, бать.
  
   Донесли в момент папаше,
   Как проштрафился сынок.
   Что происходило дальше
   Я читаю между строк.
  
   (Не убил отец балбеса,
   Уступил сынку кровать.
   Не должно святое место
   Слишком долго пустовать.
  
   Осуждая, не сужу я,
   Но одно могу сказать:
   Женщину иметь чужую -
   Что взломать закрытый сайт,
  
   Инфицированным мерзко
   Спан в компьютер занести
   И лечиться у Касперских,
   Вирус подцепив в сети.
  
   Своей мерзости хватает,
   Чтобы ждать с чужих земель.
   Потому не открываю
   В паутине свой E-mail.
  
   Непоследователен очень -
   Вышел в сеть за пять минут
   И теперь всяк, кто захочет,
   Мой курочит тяжкий труд.
  
   Я печалиться не стану,
   У меня претензий нет.
   Всем на свете графоманам
   Графоманский шлю привет.
  
   СуперДунская Елена
   Вовремя дала понять:
   Графоман с меня отменный,
   Ни прибавить, ни отнять.
  
   Я ж ничуть не огорошен,
   Ведь талант её велик.
   Из-за пазухи не брошу
   Камень я в её цветник.
  
   Вам, Елена, жизнь богемы,
   Почитатели, стихи.
   Ваше дело - хризантемы,
   Наше дело - сорняки.
  
   На поля моей державы
   Гербициды вам не лить -
   Разные бывают травы,
   Не всем лютики любить.
  
   Патриархам не по вере
   Воздаю я - по делам
   И за это в полной мере
   Получаю по мордам.
  
   Графоман с меня отменный,
   Ни прибавить, ни отнять.
   Есть за что под зад коленом...
   Ну, да нам не привыкать.)
  
   А тем временем в Хевроне
   Вновь братьёв судьба свела,
   Где Иаков той порою
   Оказался по делам.
  
   Испустил дух общий предок
   Исаак, при нём добра...
   Случай, вам скажу, не редок -
   Вместе сыновей собрать.
  
   Смерть оплакать Исаака
   Все примчались на парах.
   Лет сто восемьдесят с гаком
   Прожил этот патриарх.
  
   По тем меркам даже хило,
   До двухсот пожить бы мог.
   (На две жизни нам хватило б,
   Если разделить тот срок.
  
   Задаюсь вопросом вздорным:
   На что жили господа
   И на пенсию как скоро
   Уходили в те года?
  
   Лет, наверно, с девяноста,
   Если жили до двухсот.
   Ждать прибавки до погоста
   Не любому повезёт.
  
   Всем евреям и арабам
   Пенсионный продлить срок
   Мог мифический Зурабов,
   А сегодняшний не смог.
  
   Поумерим возмущенье,
   Ведь удел его таков -
   Быть козлом для отпущенья
   Всех правительства грехов,
  
   Всю вину, когда заклинит,
   На Зурабова свалить,
   Нагрузить до ватерлиний,
   Вместе с баржей утопить.)
  
   Выкинул Иаков фортель
   С первородством, это факт.
   Но в развале и в дефолте
   Виноват не Исаак.
  
   Жизнью в меру насладился,
   Жил достойно по уму
   И в итоге приложился
   Он к народу своему.
  
   В пломбированном вагоне
   Груз ушёл на небеса.
   Погребли его в Хевроне
   Сын Иаков, сын Исав.
  
   Отпевали батю в Мамре...
   (При сегодняшних делах
   В Киево-Печерской лавре
   Оказался б патриарх.
  
   Люди вышли бы на площадь,
   Охраняли б в Раде гроб,
   Чтоб не получили мощи
   Апельсином прямо в лоб.
  
   Дали бы до дому тягу
   Москали в один момент.
   Принял бы свою присягу
   Щербоватый президент,
  
   Поцелуем приложился б
   До оранжевых мощей
   И в момент освободился б
   От навязчивых прыщей.
  
   Не о те он тёрся доски,
   Потому не помогло.
   Зря, выходит, Березовский
   Тратил на него бабло.
  
   Наши пацаны в подвале,
   Личности здесь ни при чём,
   Выщерблины на металле
   Удаляют кирпичом.
  
   Как ребята чистят лица,
   Не дождёшься от врача.
   Не случайно говорится,
   Морда просит кирпича.
  
   Знаменье я вижу свыше,
   Православный атеист:
   Путь укажет, как всем выжить,
   Только тот, кто ликом чист.)
  
   Мы ж политикой не станем
   Беспокоить мёртвых прах.
   Где-то там за небесами
   Спи спокойно, патриарх.
  
   ГЛАВА 36
  
   В Ханаане Исав Исаакович
   Жил безвыездно, был богат
   И радушен, словив Иакова,
   Не убил, а напротив рад
  
   Был он брату единоутробному.
   Лишь однажды смог обойти
   Прохиндея он беспардонного
   На коротком своём пути
  
   Из утробы. Крик доисторический
   Маму бедную оглушил,
   А Иаков, боясь панически,
   К свету яркому не спешил.
  
   Но и это своё преимущество
   Прогулял Исав уступил,
   Жил не мучаясь, как получится,
   Спал под небом в глухой степи,
  
   Прикрываясь одной лишь попоною,
   В головах лук, колчан и плеть.
   Даже двух лесбиянок жёнами
   Он позволил себе иметь,
  
   Презирал родовые условности.
   (Не введу вас в обман, друзья,
   Про некрасящие подробности
   Из контекста додумал я.)
  
   По своей первозданной увечности
   Зуб не чистил и рук не мыл,
   Но за запах костра, беспечности
   Был особо папаше мил.
  
   Правда, с мамкой слегка не заладилось,
   За Иакова, за сынка
   Вероломно она позарилась
   На достоинство старика.
  
   Улучил брат Иаков мгновение
   (Так сыграл - не научит МХАТ),
   Скрал отца он благословение.
   Благо, папа был слеповат,
  
   Не нашёл патриарх смолы с перьями,
   Часом позже раскрыв обман...
   (Лохотронщики на доверии,
   От Иакова пришли к нам.)
  
   Брат Исав - человек дикой жуткости,
   Нравом вспыльчив, весьма космат -
   Был уступчив, но не по глупости,
   Коим выставил его брат.
  
   Брат Иаков, на ощупь весь гладенький,
   Источал благой аромат,
   Но по замыслам был он гаденьким,
   А по выходкам - подловат.
  
   У библейских времён на обочине
   Хитрость облачена в гранит.
   Сказки кто изучал восточные
   Про жестокость их подтвердит.
  
   В них старушек насилуют с радостью,
   На престоле сидит бандит...
   (Парадокс, но ущербных грамотность
   Добродетели лишь вредит.
  
   Может рано бомжей из "Метелицы"
   Научила читать страна?
   Если нынче такое деется,
   Что найдём мы в те времена?
  
   С восхищеньем взирают на жуликов
   Малахольные сопляки,
   А деревья, приют для путников,
   Лишь пустили свои ростки.)
  
   Скот питался остатками щавеля,
   У баранов трещали лбы.
   Земля странствия не вмещала впредь
   Всех желающих на ней быть.
  
   (Как сказала бы очень известная,
   Образованная зато
   Света, трижды деликатесная -
   Я про землю, а вы про что?)
  
   Марсельеза с полей не доносится,
   Но взорвётся народ в момент,
   Слишком много когда накопится
   Пастухов на квадратный метр.
  
   (Змей-Горыныч, враг, пьёт и не лечится,
   Всё терзает свою гармонь.
   Спирт внутри, как в реторте, плещется,
   Разжигает в душе огонь.
  
   Срок придёт, когда лёгкими полными
   Пламя выдохнет Макашов,
   И попадают опалённые
   Воробьи со своих кустов.)
  
   А пока в тех степях за околицей
   В Палестинских краях глухих
   Всё сильней меж собою ссорятся
   Первобытные пастухи.
  
   Уступить кто-то должен и бросив всё
   В незнакомую даль уйти.
   (Крепостные бегут по осени,
   Юрьев день им как свет в пути.
  
   Пожелаем мы им с их Прасковьями
   Из постылых свинтить дверей.)
   Но могу ли сказать такое я
   Про Исава, отца царей?
  
   Не юродствую, но в благородство я,
   Не поверю, не тот типаж.
   Видно купленный первородства акт
   Передал братан в арбитраж,
  
   Тоже купленный и перепроданный.
   Почему так Исав космат,
   Докопался, гад, обнародовал
   На косматого компромат.
  
   Скотоложством продажные олухи
   Прессанули, наверняка,
   Щелкопёры-политтехнологи
   Ухандокали мужика,
  
   Написали про брак с хеттиянками
   И как лыко вплели в строку
   То, что были те лесбиянками,
   А Исав при них наверху.
  
   Однополые все отношения
   Бог рассматривал как позор,
   Гормональные отклонения
   Препаратом лечил "Гоморр".
  
   (Это нынче срамную дав трещину,
   Мир в неё с головой залез.
   Секс-меньшинства, как братьев меньших, мы
   Любим силами СПС.
  
   С ними "Яблоко", хоть в белых тапочках,
   Но в обиду своих не даст.
   Говорят, кстати, в гузку яблочко
   Для пикантности в самый раз.
  
   Мы Исава простим заблуждения,
   Ведь законы он не ваял,
   И вопрос семьи разрушения
   В Думе был не в кустах рояль.
  
   Не приказ, а скорей суждение
   Затерялось в глуши веков -
   Деградации, вырождению
   Подвергать страну дураков.)
  
   В референдуме на отделение
   Были собраны голоса
   И в кампании с отселением
   Проиграл, как всегда, Исав.
  
   Собирает Исав сыновей своих,
   Жён берёт, с ними атлас стран,
   И от происков прохиндеевых
   Покидает свой Ханаан.
  
   Прочь уходит долой с глаз Иакова,
   Тесно стало им. Пастухи
   Друг на друга орут по всякому,
   Как бойцовые петухи
  
   Обзываются и хорохорятся,
   Кулаки скоро пустят в ход,
   И пока не дошло до подлости
   Совершает Исав исход.
  
   Из того, что Исава обидели,
   Род его основал анклав.
   След оставил не только в Библии
   Идумеев отец, Исав.
  
   Всех царей и старшин родом-званием
   Не смогу перечислить здесь,
   Но любое возьми восстание,
   Их потомков не перечесть.
  
   Густошерстные и бородатые
   Мира будущность пошерстят...
   Зря Иаков тогда косматого
   С головой опустил в ушат.
  
   ГЛАВА 37
  
   Иаков жил в земле странствия
   Отцов своих. Авраам
   Ещё обживал пространства те,
   Но не удержался сам
  
   На той земле изначально он.
   А вслед Исаак-сынок
   Препоны царьков-начальников
   Преодолеть не смог.
  
   Чиновник, администрация
   Сгоняли его с земель.
   Господь-Бог благоприятствовал
   Совсем не уйти оттель.
  
   Два внука слегка повздорили,
   Ужиться могли с трудом.
   Дорогой отцов проторенной
   Исав перешёл в Едом.
  
   Не выдержав конкуренции,
   В Сеире он проживал
   И с братом аудиенции
   По-прежнему не желал.
  
   Иаков - не красна девица,
   С детьми он конкретно влип,
   И вскорости сцена действия
   С тех мест перейдёт в Египт.
  
   Пока же гость Ханаановский
   Овец промышлял бритьём,
   Воспитывал по-стахановски
   Иосифа и братьёв
  
   От Валлы, Зелфы и прочих всех,
   Кого перекрыл отец.
   Привычками жил восточными
   Семнадцати лет малец.
  
   До времени как прославиться
   Папашиным был сынком
   Иосиф. Умел он нравиться,
   Как выяснится потом.
  
   В Египет от кушать нечего
   Евреи шли за зерном.
   Иосифу быть предтечею
   Исхода их суждено.
  
   В Египет через парадное
   Он всю соберёт родню,
   Не ведая про обратную
   Великую беготню
  
   С неволи, тюрьмы египетской.
   (Как только ни назовут
   Семиты в своих амбициях
   Исхода тот институт.
  
   Иосиф их символ гордости
   Свершил непосильный труд.
   Но мы разглядим в подробностях,
   Иосиф что был за фрукт.)
  
   В дела молодёжи тухлые
   Иакова посвящал,
   Мир полнил худыми слухами,
   На старших братьёв стучал.
  
   Наложницей Валлой пышною
   Рувим овладел едва,
   Всё видела и всё слышала
   Иосифа голова.
  
   Подробности чтоб мельчайшие
   Узнал от него отец,
   Моменты ловил сладчайшие
   Под шкурой в углу юнец.
  
   В оргазме Его Стукачества
   Потел он под сквозняком,
   Простужен наутро начисто
   Лечился не молоком.
  
   Папаше за банку "Балтики"
   Всё искренне рассказал,
   Плохого Рувима-братика
   Хороший Иосиф сдал.
  
   Из первых своих отличников,
   Их стимулов и простуд
   Слагался как из кирпичиков
   Стукачества институт.
  
   Израиль любил Иосифа
   По старости своих лет,
   Как любит свою барбосину
   Детей переживший дед.
  
   Отметил старанье мальчика
   Цветастой одеждой он.
   Усилиями стукачика
   Спокойным был регион.
  
   Достойное и противное -
   Всё сёк он из-за угла.
   Работой оперативною
   Гордиться страна могла.
  
   Почётные знаки, звания
   Не выдумали пока,
   В награду за все старания
   Отец приодел сынка.
  
   В обновочку разноцветную
   Всю душу старик вложил,
   Жизнь отрока неприметную
   До крайности осложнил.
  
   В прикиде крутом братья его
   Завидев, борзели вмиг,
   Раз любит юнца слюнявого
   Иаков сильней чем их.
  
   Призретого Богом Авеля
   Иосиф несёт печать.
   Кому это может нравиться,
   Когда на тебя стучат?
  
   Братья его ненавидели,
   Травили со всех сторон,
   А он дуралей наивненький
   Им свой излагает сон:
  
   Мол, "Вяжем снопы все вместе мы,
   У каждого перевязь,
   Слагаем их перекрестием,
   А мой закатился в грязь.
  
   Внезапно сноп поднимается,
   Становится на попа.
   А ваши снопы склоняются
   У ног моего снопа,
  
   Поникшие точно лютики"...
   Известно и без врача -
   С подобными снами, глюками
   Сидеть надо и молчать.
  
   Кому ваша спесь понравится?
   Об зависти острый нож
   Рискует малец пораниться,
   Цена его жизни - грош.
  
   Братья его (суть преступники,
   Как выяснится спустя)
   Поникшие в поле лютики
   Иосифу не простят.
  
   "Неужто ты будешь царствовать
   Над нами?" - все в унисон,
   "А может быть, даже в рабство сдать
   Задумал ты нас, масон?"
  
   Иосиф не унимается:
   "При солнце и при луне
   Одиннадцать поднимается
   Звёзд, в ноги чтоб пасть ко мне".
  
   Опять братья возмущаются,
   И снова кипит майдан.
   Неверьем объединяются
   Ущербные разных стран.
  
   "На наши здесь незалежные
   Подлец посягнул права..."
   И прокляли пуще прежнего
   За вещие сны, слова
  
   Иосифа незабвенного.
   Добавил отец огня:
   "За глупости несомненные
   Ввалить бы тебе ремня.
  
   Неужто ты веришь искренне
   Что я, твоя мать, любой
   Склонится лозою низкою
   В поклоне перед тобой?"
  
   Напрасно сказал о маме он,
   Знать был не в себе совсем -
   Сам ставил Рахили памятник
   Он в городе Вифлеем,
  
   Дубы где сплетались кронами.
   А может в наплыве дум
   Другую жену законную
   Он мамой имел в виду?
  
   Иаков гнал мысли вздорные.
   А вдруг прав его пацан?
   Когда все такие гордые,
   То голод приходит сам.
  
   Когда на поклон к Иосифу
   Потянется стар и мал,
   Припомнит Великороссам он,
   Кто раньше его пинал.
  
   Но нюхать свои портяночки,
   Заставить не дураков
   По кругу ходить вприсядочку -
   Иосифу далеко.
  
   Пространство на автономии
   Иосифу не делить,
   Огромною территорией
   По прихоти не рулить.
  
   Когда-то возможно в будущем
   Такое произойдёт,
   Пока же под грубым рубищем
   К ним голод в страну идёт.
  
   Так думал тогда Иаков-сан
   И прочь от сплошных дилемм,
   Предчувствием раздосадован,
   Братьёв отослал в Сихем
  
   Скотину пасти облезлую,
   Травить инородцев рожь,
   Пока без кормов болезная
   Она не пошла под нож.
  
   Иаков призвал Иосифа.
   Иосиф сказал - Вот я!
   "Служебная ты барбосина,
   Ступай, где твои братья,
  
   Пойди, посмотри здоровы ли
   Родимые, скот ли цел,
   Покрыты ли там коровы все
   Средь клевера и люцерн.
  
   А ежели тёлки яловы,
   Некрыты, а жрут мой хлеб,
   Немедленно мне докладывай,
   Кто их посещает хлев,
  
   Кто в лености размножения
   Не выправил мне приплод.
   В чём видишь умов брожение,
   Чем дышит степной народ,
  
   С какими гуляет мыслями
   Прознай, у кого прыщи,
   Где, как их намерен вывести -
   Подробности сообщи.
  
   О виденном и услышанном
   По форме пришли отчёт..."
   К братьям по долине выжженной
   Шёл засланный казачок
  
   Взглянуть на своих товарищей
   С Хеврона пришёл в Сихем.
   Навстречу к нему блуждающий -
   Куда, мол, идёшь, зачем?
  
   К братьям как добраться посветлу
   Подробно он изложил
   Прибывшему в часть Иосифу,
   Блуждающим где служил.
  
   (На верную смерть отправил он
   Его, не сказав про то,
   Что сам не совсем по правилам
   Проведал про тех братьёв.
  
   Их заговор без шипения
   На плёнку он записал,
   В надежде на повышение
   Секретов не оглашал.
  
   Блуждающим он поставлен был
   Отчизну от бед спасти,
   Чтоб вовремя про восстание
   Иль заговор донести.
  
   Но если соседа мерина
   Отравят иль украдут,
   То можете быть уверены,
   Заказчика не найдут.)
  
   Иосиф под путеводною
   Звездой шёл к своим братьям,
   Сто пятая уголовная
   Сияла над ним статья:
  
   Убийство в лобешник посохом
   В кровавом огне зарниц
   И общеопасным способом,
   Свершённое группой лиц.
  
   Иосифа лишь увидели,
   Сказали братья: "Идёт
   Навстречу своей погибели
   Сновидец и звездочёт.
  
   Пронзим его пикой острою
   И бросим в пустынный ров
   Зверью на обед. Посмотрим мы,
   Что выгорит с его снов.
  
   В цветастом отцовском кителе
   Осталось минуты три
   Иосифу до погибели,
   А там ори, не ори -
  
   Начнут юдофобы злобствовать
   И встать не дадут с колен.
   Откуда в них благородству быть,
   Где рабский довлеет ген?
  
   На барской отцовской скатерти
   Поели они халвы,
   Но род свой ведут по матери
   От Валлы и от Зелфы.
  
   Иосиф один да Веничка,
   Кого родила Рахиль,
   Наследственное в ком семечко
   Господь в чистоте хранил.
  
   (У ноубл, когда случается
   Без ноу ко бле любовь,
   Здоровьем род укрепляется,
   Но цвет свой меняет кровь.
  
   Своё выскажу суждение:
   До крови тем дела нет,
   Грозит кому вырождение -
   Им по фигу крови цвет.
  
   Бабуля моя красавица
   Татарской красой смугла
   И барину не поправиться,
   Я думаю, не могла.
  
   Догадка меня ошпарила -
   В четырнадцать лет с чего
   Её выдаёт вдруг барыня
   За дьякона одного?
  
   Потом, даже знать не хочется,
   Куда кто кого сволок.
   Разборки, Комбед, Тамбовщина,
   Где главным - тамбовский волк.
  
   На фото с осанкой царскою
   Бабуля во цвете лет,
   А рядом с красой татарскою
   Застыл Предкомбед. Мой дед
  
   Потом, вспоминая главное,
   Был выпить всегда готов...
   Прошло моё детство славное
   Под бой дорогих часов,
  
   Что явно из дома барыни...
   Спросил бы я у красы:
   Кому и за что подарены
   От Павла Буре часы?
  
   Кем отняты и задвинуты
   С мешком дорогих кальсон?
   Не зря ж Предкомбед на снимке том
   И дед мой - одно лицо.
  
   Возможно, в опровержение,
   Что я чистокровный хам,
   Ещё одно подтверждение
   Своим приведу словам:
  
   У разных меньшинств значение
   Имеет не голубой
   Цвет кровушки, а влечения
   Отсутствие или сбой.
  
   Спросил бы у феминисток я:
   Есть разница, на ваш взгляд,
   Когда вас мужчины низкие
   Не могут иль не хотят?)
  
   Из нашей гнилой формации
   Вернёмся к братьям скорей.
   У этих с ориентацией
   Всё было как у людей.
  
   Лежать бы во рву Иосифу
   В одежде цветной в крови,
   Когда б не простил барбосину
   По матери нобл Рувим.
  
   (Законной, но не любимою
   Женой много лет была
   Иакову мать Рувимова,
   Сынка когда родила.)
  
   Не знал Рувим, кто с наложницей
   Отцу его заложил,
   А то б со смазливой рожицей
   Валяться щенку во ржи.
  
   А может быть, в наказание
   Добавил отец огня -
   Рувим получил задание
   Иосифа охранять?
  
   За лишнюю папиросину
   Рувим обмануть посмел
   Жестоких братьёв - Иосифа
   Отцу возвратить хотел.
  
   От смерти братка отмазал он:
   "Средь заповедей, друзья,
   Про ров ничего не сказано,
   А вот убивать нельзя.
  
   Достаточно зуботычины,
   Чтоб в ров веселей летать,
   Об ливер отца любимчика
   Не станем ножи марать".
  
   Рувима братья послушались -
   В законе авторитет
   Отца поимел прислужницу
   Преклонных довольно лет.
  
   Им было за что молочного
   Насильника уважать -
   Когда не отцом, то отчимом
   Могли бы его назвать
  
   Сыны от отца наложницы,
   Дан, Валлин и Неффалим...
   Всех их уровняли ножницы
   И что прилагалось к ним.
  
   Братья дождались Иосифа,
   Не ведавшего беды,
   И в ров без одежды сбросили
   В глубокий, но без воды.
  
   (Пустить ли от умиления
   На жалость братьёв слезу,
   Зависит от положения -
   Как долго пробыть внизу.
  
   В грязи не лежать, не мучиться,
   Простуду не подцепить -
   Недолгое преимущество,
   Ведь скоро захочешь пить.
  
   С копытцем запрет Алёнушки
   Нарушишь в конце концов
   И сделаешься козлёночком
   По воле других козлов.)
  
   Удачу братья отметили,
   Ломали свой каравай
   И ели, когда приметили
   Плывущий в даль караван.
  
   Под тяжестью чуть не падая
   Верблюды брели в пыли,
   Стираксу, бальзам и ладан сплошь
   В Египет они везли.
  
   (Не с жёлтым дерьмом от курицы
   В Египет спешил вагон,
   Где в почестях окочурился
   Какой-нибудь фараон.
  
   На глупости где астральные
   Народец запал всерьёз,
   На редкости ритуальные
   Всегда постоянен спрос.
  
   Сегодняшним маркетологам
   Совет свой дают отцы:
   Где в переизбытке олухов,
   Туда и спешат купцы.
  
   Тогда по Каирским улицам
   В избытке везли бальзам.
   Сегодня с дерьмом от курицы
   Всех милости просим к нам.)
  
   Рувим шёл сосредоточенный,
   Пытался уразуметь:
   "Как сделать, чтоб при обочине
   Иосиф не принял смерть?
  
   В одежде цветной и в целости
   Как сына отцу вернуть?
   Как братьев в их оголтелости
   Отвадить от пальцы гнуть?
  
   А если во рву замученный
   Преставится сын к утру,
   Как лучше всего в том случае
   Представить папаше труп
  
   Изодранный, изувеченный?
   Медведь так не задерёт.
   Жестокость бесчеловечная
   Тех братьев переживёт.
  
   Из всех вариантов просится
   Здесь дело обставить так:
   Сломал юнцу переносицу
   Больною ногой ишак,
  
   Нет, бил не больной, а целою,
   Когда тот его лечил,
   На корточки ближе сел к нему,
   Осёл ему и вмочил.
  
   Всем стадом потом набросились,
   Которое мы пасли,
   И прочие переломы все
   Иосифу нанесли...
  
   Да нет, не поверит батя им,
   Туфту не прогонишь с ним,
   Вопрос задаст обязательно:
   А сам ты где был, Рувим?
  
   Как звали осла? Что делали
   Другие тогда братья?...
   Нет, шито всё ниткой белою,
   Сто пятая здесь статья.
  
   Уж если ловить сто пятую,
   То действовать по уму -
   Юнца замочить помятого
   В аффекте и одному.
  
   Но кто в одиночку справится,
   Контрольным мальца убьёт,
   В позоре потом сознается,
   И всё на себя возьмёт?
  
   Что делать с тупыми братьями?
   Свидетели, наконец...
   Нет, всё одно - обязательно
   Расколет всех нас отец.
  
   Завалим мы ставки очные,
   Кагалом всем загремим"...
   С такими вот заморочками
   Гулял по степи Рувим.
  
   Ругали братья Иосифа,
   Заносчивого осла,
   Чтоб ненависть их к доносчику
   Слезою не изошла.
  
   Остатки ненужной жалости
   Душили братья в груди,
   Завистливые от жадности
   Всё ж были они людьми.
  
   Значительно дальновиднее
   Из братьев Иуда был,
   С Иосифом безобиднее
   Разделаться предложил:
  
   "Что пользы, когда убийство мы
   Над братом здесь совершим?
   В поступке своём неистовом
   Во истину согрешим.
  
   Во рву бьётся птицей раненой
   По батюшке наша плоть,
   Стукачика на заклание
   Нам сам отписал Господь.
  
   Как мы на Отца духовное
   Позариться не хотим,
   Так наше Ему скоромное,
   Что девственнице интим.
  
   Все из интереса скроены,
   Не скроен один простак.
   Что толку нам, если скроем мы
   Содеянное за так?
  
   Пойдём, продадим мы мальчика.
   Не будет ничьей руки,
   Ни отпечатков пальчиков
   На теле его, братки".
  
   Кровинушку, брата родного
   Из зависти на него
   В невольники братья продали
   За двадцать монет всего.
  
   Багром извлечён из ямы той
   (Спасибо, что не погиб),
   Купцами-измаильтянами
   Был вывезен сын в Египт.
  
   Рувим подошёл несведущий -
   Иосифа нет во рве.
   В момент разорвал одежды все
   И поросль на голове.
  
   От боли свалился в обморок,
   Очнулся, вокруг братья,
   Вскричал вне себя: "Нет отрока,
   А с ним куда денусь я?
  
   Мне рангов, чинов, признания
   Не видеть, не заслужить.
   А чем прозябать без звания,
   Так лучше совсем не жить!
  
   Разбилась мечта хрустальная,
   Всему подошёл конец.
   Ушёл бы к служанке Валле я,
   И ту отобрал отец".
  
   Похеренные амбиции
   Рувима повергли в крик
   За сто децибел. Ослицы все
   Решили - их будут крыть
  
   И счастью навстречу подняли
   Мерзавки свои хвосты,
   Пока, наконец, не поняли:
   За рёвом одни понты.
  
   (Как Киров, отцом за рвение
   Любим был Рувим-ревун
   И женщин любил не менее
   Чем наш племенной трибун.
  
   Что не племенной, а пламенный,
   Сказать я сейчас хотел.
   И в пламени сексуальном том
   Он, собственно, и сгорел.
  
   Что Киров убит из ревности
   Позволило доказать
   Пятно на вождя промежности,
   Кальсонах, хочу сказать.
  
   Все семьдесят лет без умысла
   В корыте за пять минут
   Никто так и не додумался
   Подштанники простирнуть.
  
   И пятнышко то несвежее
   Истории под лучом
   Взглянуть нам дало с надеждою,
   Что Сталин здесь ни при чём.)
  
   К Иосифу что относится,
   Всё будет наоборот -
   Бельё, что отцу подбросится,
   Дознанье с пути собьёт.
  
   Братья в несомненной подлости
   Во мненьях не разошлись,
   Рувиму с ущербной совестью
   Придумали компромисс.
  
   Как им обмануть родителя,
   Иуда совет даёт,
   И нету осведомителя
   Дать делу законный ход.
  
   (Свидетелей нет, не выжили.
   Блуждающего во всём
   Прочитанном Пятикнижии
   Нам днём не найти с огнём.
  
   Возможно, его за дюнами
   Расформировали часть.
   А я про него так думаю:
   Убили в недобрый час.
  
   Не только в одной Сицилии
   Закатывали в асфальт,
   Свидетелей не любили все,
   Будь брат он тебе иль сват.)
  
   Одной круговой повязаны
   Порукой братья. Рувим,
   Юнца охранять обязанный,
   Не слишком был ласков с ним,
  
   Столкнул в ров без снисхождения,
   Спасти хотел - это блеф,
   Ведь был тот нобл по рождению
   По сути таким же бле.
  
   Одежду братья Иосифа
   Сваляли в крови козла,
   Иакову в ноги бросили...
   Пробила отца слеза -
  
   Узнал он тряпьё цветастое -
   Сынка, знать, задрал койот,
   Сожрали волки лобастые,
   Останки добрал енот.
  
   Одежду сорвал он верхнюю
   (У них - если что, так рвать,
   А если печаль безмерная,
   То можно ещё орать.)
  
   Из шерсти грубейшей вретища
   На чресла отца легли,
   Оплакивал своё детище
   Он лёжа лицом в пыли.
  
   Все дети спешили спешиться,
   С сочувствием подойти,
   Но он не хотел утешиться,
   А следом хотел сойти
  
   К Иосифу в преисподнюю.
   (Так сам говорил отец.
   За что, многие не поняли,
   Подобный нарёк конец
  
   Сынку? Крайне неуместное
   Сравненье употребил
   И веру в Царя небесного
   Стенаньем не укрепил,
  
   Оплакал сынка досрочно он.
   За съеденный честный хлеб
   В раю живут непорочные,
   Как наши Борис и Глеб.
  
   Зачем тогда в ад к лукавому
   Иаков сойти спешил?
   Не только, знать, верой-правдою
   Иосиф отцу служил.)
  
   В Египет, не в преисподнюю
   Везли продавать сынка,
   В чужом пребывал исподнем он,
   Верблюжие грел бока.
  
   Продали в работы отрока,
   Хоть парень в пути ослаб.
   На каменоломнях дорого
   Ценился семитский раб.
  
   А может, под стать невольнице
   В притоны чужой земли
   Семнадцатилетней школьницей
   Иосифа привезли?
  
   Бог весть, не скажу заранее...
   В итоге из липких лап
   Начальнику всех охранников
   Достался сей божий раб.
  
   В охранном бюро "Маханаим"
   Когда-то тот начинал,
   В Египет пришёл барханами,
   Большим человеком стал.
  
   Профессиограмм не делали
   Раздетому догола,
   И всё же торговцы ведали,
   Что личность раба могла.
  
   В спецслужбы сынок обрезанный
   Был продан не сгоряча,
   Наверное, по приезду он
   Кого-нибудь застучал.
  
   То склонность или амбиция -
   Здесь спорить резона нет,
   Иосиф и без милиции
   Душой был внештатный мент.
  
   (Покуда живёт агрессия
   И силушка в дураках,
   Древнейшая та профессия
   Востребована в веках,
  
   Отмечена бескорыстием,
   Ведь не был Иуда рвач,
   Когда предавал Спасителя,
   Он действовал как стукач.
  
   Жизнь смоют потопы вечности,
   Последним они сметут,
   Как памятник человечеству,
   Стукачества институт.
  
   Внутри глубоко упрятанный,
   Наш самый большой порок,
   Он глыбой навис заляпанной
   По выходу из кишок.
  
   Свернуть эту грязь до времени
   И выбросить весь палас -
   Не дань отдать убеждениям,
   А действовать на заказ
  
   Кого, каких сил неведомых?
   Хотелось бы мне спросить
   Тех, кто со своими бедами
   Лубянку пришли громить
  
   В момент для страны критический.
   Дзержинского монумент,
   Как символ страны фаллический,
   Убрали в один момент,
  
   Архивы сожгли, подчистили...
   Прополотое не раз
   То поле до нас чекистами
   Вновь мерзости всходы даст.
  
   Четвёртое поколение...
   Казалось, забыть пора,
   Но вскрылась в том измерении
   Огромнейшая дыра.
  
   И что? Заглянувши в скважину
   Дотошный "Мемориал"
   Нашёл персонально каждого,
   Кто в наших отцов стрелял?
  
   Тяжёлый дух поднимается,
   Что в нас столько лет молчал.
   Но в чём он намерен каяться?
   В том, что не на тех стучал?
  
   При нашей кристальной совести
   И честности по уму
   Как в мире прожить без подлости -
   По-прежнему не пойму.
  
   Итог с нулевою суммою,
   За - против... И неспроста
   Чем горше про нас я думаю,
   Тем больше люблю Христа.
  
   В день хмурый и при распутице
   Светло от Его начал.
   За всех Божий сын заступится,
   За тех даже, кто стучал.)
  
   ГЛАВА 38
  
   Что ни говорите, а комплекс вины
   Живёт в нас, как в шизике мания,
   Иначе Иуда с родной стороны
   Не шёл бы к Одолламитянину.
  
   Из дома прогнал непоседливый нрав,
   А может быть, совесть замучила
   Иль страх пред отцом, что Иаков, прознав
   Про Осю, замочит по случаю?
  
   За двадцать монет похотливый сатир
   Взял в жёны дочь Хананеянина.
   Она родила. Сыну имя дал - Ир,
   Короткое как восклицание.
  
   (Кукушка-провидица, Леты кума,
   Годков накукуй на прощание.
   Кукушка лишь - Ку...Почему же так ма...?
   А дальше - обоих молчание.)
  
   К жене при Иуде, к нему самому
   Любви маловато в Писании.
   Как имя её, до сих пор не пойму,
   Ни после не встретил, ни ранее.
  
   Опять родила, дали имя - Онан,
   Вновь не угодили Всевышнему.
   Прославил себя сын на множество стран,
   А прожил он жизнь никудышную.
  
   Иуда в Хезиве, жена родила,
   Пока покупал удобрения.
   Заочно назвал он ребёнка Шела,
   Конечно, с жены одобрения.
  
   А годы летели, сыночек-фонарь,
   Ир-первенец, выше Иуды стал,
   И в жёны ему отрядили Фамарь,
   Известную впредь пересудами.
  
   Но Богу тот Ир неугодным вдруг стал.
   (А может, жена постаралась здесь?
   Слагаются слухи подчас неспроста)...
   Короче, сыночек преставился.
  
   Есть способов много: отвар ревеня
   И прочие ведьм ухищрения,
   Особенно если по мужу родня
   Не бросит тебя без призрения.
  
   Как рыбам давленье сжимает бока,
   Мы стонем под глыбой обычая,
   И тёмных страстей, эгоизма вулкан
   Лишь дремлет под маской приличия.
  
   Иуда другого амбала зовёт,
   К себе прижимая отечески,
   Пикантнейшие наставленья даёт,
   Вполне, впрочем, по-человечески:
  
   "Сын-деверь, внезапно усопшего ты
   Продли жизнь земную во времени
   И перед вдовой не стыдись наготы,
   Род брата продли своим семенем.
  
   Женись на несчастной, мой верный Онан.
   Ну, что на меня ты набычился?
   Прости, брат, немного надкушен банан,
   Но сам понимаешь - обычаи".
  
   Подумал Онан: "Как же так наперёд
   Мой фонд семенной разбазарится?
   Да лучше мой пенис на землю сольёт,
   Чем семя другому достанется".
  
   На женщину глядя, кривил Онан рот.
   В пустую отца наставления
   Про семя для брата, про славный их род.
   Какое тут восстановление?
  
   Входил к жене брата, способный вполне
   Долг брата вернуть ей играючи,
   А вместо - подлец теребил свой конец,
   Кончал, даже не начинаючи.
  
   Творил пред очами Господними зло,
   Травмировал женскую психику.
   Ну, Бог на Онана озлился зело,
   Прибрал рукоблуда по-тихому.
  
   (А может как раньше - отвар ревеня
   И горечь со вкусом отмщения?
   Тяжёлая мысль посещает меня -
   Случайностей нет в совпадениях.
  
   Хорошим истории мог быть итог
   Проведай Онан в те мгновения:
   Что женщина хочет - того хочет Бог.
   Какие теперь в том сомнения?
  
   Когда ж ограничен ты в действе своём,
   С любимой в разлуке, как многие,
   С ней в мыслях своих остаёшься вдвоём.
   Такая, брат, физиология.
  
   По правде сказать, ваш, друзья, онанизм
   Совсем не стихийное бедствие.
   Онана библейского весь кретинизм
   Не в семени был, а в бездействии.)
  
   Но первенца семя всё ж восстановить
   От Шелы Иуда старается,
   Желая сынка лишь слегка подрастить
   И внуков воспитывать в старости.
  
   Фамари он молвил, невестке своей:
   "Походишь пока дева вдовою,
   Иди в дом к отцу, ни о чём не жалей,
   Жизнь с Шелой начнёшь стопудовую.
  
   Куплю вам квартиру отдельную я,
   Отдам внука в школу балетную"...
   А сам испугался - его сыновья
   Не долго живут с этой ведьмою.
  
   А ведьма пока собрала узелок,
   В одежды вдовы облачённая,
   При доме отца заняла уголок
   Учить свою магию чёрную.
  
   Прошло много времени, милого нет,
   Ни вдового, ни разведённого.
   Забыли о ней деверь, свёкор и дед
   Сыночка, ещё не рождённого.
  
   Дедули в проекте жена умерла,
   Её добрым словом помянем мы.
   Иуда сорвался, с тоски в три горла
   Пил с другом Одолламитянином.
  
   Пошли они в Фамну на стрижку овец
   (Скорей, протрезветь и развеяться).
   Фамарь подзывает поближе отец:
   "Впустую на свёкра надеяться.
  
   Его самого вижу с овцами здесь,
   А Шелу, сыночка не вижу я".
   Услышав ту весть, совершить свою месть
   Задумала шельма бесстыжая.
  
   Одежду упрятав вдовства своего,
   Лицо скрыв по самые ноженьки,
   Себя покрывалом укрыв с головой,
   Уселась она при дороженьке.
  
   (А наши гуляют вовсю взад-вперёд,
   По максимуму обнажаются,
   Мужик отвернётся иль, сплюнув, пройдёт -
   Они ещё и обижаются.
  
   В профессии древней на выставке плеч
   Участницы вы, а не зрители.
   Охочих завлечь - важно тайну сберечь:
   Лица чтоб подольше не видели.)
  
   Иуда не видел, Фамарь не узнал,
   Невестку почёл за блудницу он,
   На взгляд похотливый её нанизал.
   Мужские взыграли амбиции.
  
   Гай Юлием Цезарем гордо сказал:
   "Войду я к тебе победителем!"
   А у самого голова что казан,
   Пивка бы секс-символу выпить бы.
  
   "Что дашь мне, красавчик, за то, что войдёшь?"
   "Пришлю я из стада козлёночка".
   "А ну как обманешь, как все, не пришлёшь?" -
   Залог попросила девчоночка.
  
   Пока он в экстазе одежды срывал,
   Песок заметал и попёрдывал,
   Ей трость с набалдашником он передал
   В залог обещания твёрдого.
  
   Когда же до женских дошёл панталон
   Изящных, манящих и в лютиках,
   Печать факсимильную передал он
   И прочую дел атрибутику.
  
   Косила Фамарь, отводила глаза,
   Свекорушке пряталась в бороду.
   Когда бы Иуда невестку б узнал,
   Летел бы он голым по городу,
  
   А так - дело сделал. Фамарь в добрый час
   Припрятала трость с набалдашником,
   Во вдовьи одежды опять облачась,
   Пошла своё чадо вынашивать.
  
   Блуднице прислал молодого козла
   Чрез друга Одолламитянина
   Иуда, залог чтобы та отдала,
   И к чёрту все воспоминания.
  
   Забыл я сказать, друга звали - Хира.
   С козлом нагулялся он досыта.
   Блудницу Хира не нашёл ни хера,
   За грубость, прости меня Господи.
  
   Приходит обратно к Иуде дружбан:
   "Есть все основанья проставиться.
   Давай-ка, старик, зачинай новый жбан
   Пить честь безкозлиной красавицы".
  
   Иуда расстроен - теперь засмеют,
   Козла приплетут, трость и лютики,
   И сказки пойдут, как Иуда за блуд
   Лишился своей атрибутики.
  
   Прошла пара месяцев с лишком и вот
   Становится наглым нескромное -
   Растёт у вдовы неутешной живот,
   Бедняжку тошнит от скоромного.
  
   Сказали Иуде: попал ты впросак -
   От блуда невестка беременна.
   Онан, ейный муж, уже на небесах,
   Ушёл он от нас преждевременно.
  
   А хоть бы и жил - блуд жены налицо,
   Конкретные есть опасения.
   Не мог и при жизни Онан быть отцом,
   Проблемы испытывал с семенем.
  
   Нанюхалась шельма отваров из трав
   И тронулась от воздержания,
   И то, что Онан был при жизни неправ,
   Не служит её оправданием.
  
   (Когда скорым поездом смерть понесёт,
   Из всех провожавших на станции
   Кто камень в окно, как в блудницу, швырнёт
   В загробную нашу субстанцию?
  
   Хранит от живых Бог усопших всех стран,
   Как рифму от стихотворения.
   И будь ты по жизни последний Онан,
   Велик ты в ином измерении.
  
   В истории мост перекинут уже
   От мистики к пошлой мистерии -
   Беременных здесь собираются жечь,
   А я о высокой материи.)
  
   Иуда сказал: "Будем жечь, где же жгут?
   Отметим сей праздник петардами".
   Но если за блуд провинившихся жгут,
   То как быть с двойными стандартами?
  
   Иуда на смерть полюбовницу шлёт,
   Огниво подносится к жгутику...
   И тут из одежды Фамарь достаёт
   Иудиных дел атрибутику:
  
   Печать, перевязь, с набалдашником трость.
   Здесь делается заявление:
   "Беременеть мне в этот раз довелось
   С высокого соизволения.
  
   Вот вещи, признает их кто - от него
   Ребёнок в утробе шевелится..."
   Устроила свару, а всё оттого,
   Что вырос Шела, а не женится.
  
   Когда бы Фамарь получила козла
   С Иуды, а не амуницию,
   Сожгли бы беременную не со зла,
   А из уваженья к традиции.
  
   Сыскарь, что дела по разврату ведёт,
   Проводит вещей опознание.
   Припёртый вещдоком Иуда даёт
   Признательные показания.
  
   "Правее меня оказалась она,
   Вдовство раз её не кончается".
   Так линию брата продлил не Онан,
   А батя его, получается.
  
   Иуда законным отцовство признал
   И не познавал Фамарь более.
   Обиделся, может, старик за козла,
   А может, сама отфутболила.
  
   При родах близняшки в утробе дрались,
   Платформы у них были разные.
   Ручонку наружу взметнул коммунист
   И был награждён лентой красною -
  
   На кисть навязали бардовую нить
   Отметить мальчонку как первенца,
   А он умудрился её схоронить,
   В утробе сидит и не телится.
  
   Не хочет на свет появляться малец,
   Во всём видит он провокацию,
   Дней тёмных предвидя ближайший конец,
   В подполье ведёт агитацию.
  
   Наверное, диспут организовал,
   Как можно рожать и не мучиться,
   И так призывал, что совсем опоздал
   К раздаче паёв на имущество.
  
   Вперёд вышел брат, явно член СПС
   По прыти его интригановой,
   И было дано ему имя Фарес,
   Что значит "бороться с Зюгановым".
  
   ГЛАВА 39
  
   Иосиф (не Сталин, тот с рабством - борец,
   Всю жизнь проходил в одном кителе),
   Иакова сын угодил во дворец
   К начальнику телохранителей.
  
   Был тот Потифар интриган, хлеще нет,
   Оправдывал в целом доверие.
   Портрет бы поставить его в кабинет
   Наркома Лаврентия Берии.
  
   До женского пола - такой же герой
   (Кобель похотливый, по-нашему).
   И юношей любят на службе порой,
   Наскучив женой с секретаршею.
  
   Будь со мной, будь со мной,
   Будь со мной всегда ты рядом...
   В наши дни рефрен такой
   Всюду слышится с эстрады.
  
   Предвидя любую начальника блажь,
   Иосиф жил у Египтянина,
   Успешен в делах, нарабатывал стаж
   И в сыске хорош и в дознании.
  
   Начальник Иосифу то поручал,
   О чём говорить мне не хочется.
   Про всех царедворцев он знал без врача -
   Что пьют по утрам и чем мочатся.
  
   Подробности эти проведав про всех,
   Он думал не без огорчения:
   Чем выше судьба нас заносит наверх,
   Тем низменней наши влечения.
  
   Топ-менеджером имел сверх головы
   Иосиф в дому Египтянина,
   И гоголем шастал он по кладовым
   Начальником в доме хозяина.
  
   Но сбила судьба с управленца картуз,
   Счастливая жизнь дала трещину.
   Причина одна, как сказал бы француз:
   В несчастье любом ищи женщину.
  
   Красивый, смышлёный, улыбкою бел
   Иосиф был обворожительным,
   Что тоже бывает, представьте себе,
   Достоинством крайне сомнительным.
  
   Хозяин к Иосифу благоволит,
   А баба по Осеньке тащится,
   За глупости, тварь, ущипнуть норовит,
   На прелести парня таращится
  
   И прямо сказала ему: Спи со мной!
   К ребёнку лишь так обращаются.
   Обряд обрезанья всему стал виной -
   Как это у них получается?
  
   Спи со мной, спи со мной,
   Спи со мной всегда ты рядом...
   В наши дни рефрен такой
   Всюду слышится с эстрады.
  
   Иосиф не маленький, спать с ней не стал,
   Иная профориентация -
   Все силы работе по дому отдал,
   Чем ввергнул хозяйку в прострацию.
  
   На красную шапочку парня зело
   Волчица та пачку раззявила,
   А он всё одно - про великое зло
   Пред Богом и перед хозяином.
  
   Она же к нему пристаёт, день за днём
   С идеей навязчивой носится.
   С больным самолюбием игры с огнём
   Добром, как известно, не кончатся.
  
   Что мымры каприз не исполнил сполна,
   Получит Иосиф по чайнику.
   Особенно, если та мымра - жена
   Высокого военачальника.
  
   Однажды под вечер, в дому никого,
   Иосиф с делами замешкался.
   Как вихрь налетела она на него
   Одежды срывать дурой бешеной.
  
   "Ложись, мент, со мною, а то оторву"...
   Что ждать от оторвы рассерженной?
   Припомнил Иосиф, лежал как во рву,
   Избитый, раздетый, подержанный.
  
   Ляг со мной, ляг со мной,
   Ляг со мной легавый рядом...
   В наши дни рефрен такой
   Скоро выпустят с эстрады.
  
   Иосиф скучал, по башке получив,
   Раздет до трусов, мама родная...
   Внезапно очнулся, момент улучил
   Рванул из дворца огородами.
  
   Синицей из рук он исчез в облаках,
   Утёк, как невольник с плантации.
   Остались у мымры охочей в руках
   Его панталоны цветастые.
  
   Хозяйка орёт, как беременный лев,
   На вопль сразу слуги сбегаются
   И видят картину - жена, силь ву пле,
   Мужскою одеждой швыряется.
  
   "Хотел надругаться, а я не дала
   Себя обесчестить редискою".
   И словно испорченная понесла
   Сплошь мерзости антисемитские.
  
   (Я б мог про еврея копнуть глубоко,
   Дойти до фамилии девичьей,
   Но радости я не доставлю такой
   Воинствующим Пуришкевичам.)
  
   Явился со службы муж, весь в орденах.
   Что видит Его преподобие? -
   В кровати жена, как Мегера страшна,
   Колбасит её ксенофобия.
  
   В своё оправданье и просто со зла
   Подставила баба Иосифа -
   Про жидо-масонов пурги намела,
   Трусы с вензелями подбросила.
  
   Отелло, я помню, жену придушил,
   Поддался муж на провокацию.
   Там Яго платочек всего предъявил,
   А здесь - панталоны цветастые.
  
   Как раненый зверь Потифар возопил
   От вида масонского вензеля,
   Рисунок подобный не переносил,
   Серьёзные были претензии
  
   Ко всем, кто знак циркуля и мастерка
   Ценил больше красного знамени.
   Сама к пистолету тянулась рука,
   Как позже в нацистской Германии.
  
   Жене надо верить, но этот сыскарь,
   Начальник всех телохранителей,
   В Пицунде свои проводил отпуска,
   На Рице не раз его видели
  
   Раздетого не на своём этаже.
   Наслышан про женские подлости
   И как подставляют достойных мужей
   Известны ему все подробности.
  
   Ему ли подвоха здесь не разглядеть?
   Насильник, когда домогается,
   Сперва умудряется жертву раздеть,
   Потом уже сам раздевается.
  
   Мошенница, входит когда в кабинет
   С порочащим явно намереньем,
   С себя всю одежду срывает в момент,
   Кричит, что уж час как беременна.
  
   А здесь оказались у бедной овцы
   Прикрыты и зад, и передница.
   Ей в воду свои не упрятать концы,
   Впустую она ерепенится.
  
   Но если поставлена жёнина честь
   На карту, мужчина меняется.
   За дам пострадавших по пальцам не счесть,
   Их перечень лишь пополняется.
  
   Синицей Иосиф в темницу влетел,
   Томились где царские узники.
   Так маленький Ося, что спать не хотел,
   Сменил на баланду подгузники.
  
   И здесь не оставил Иосифа Бог,
   Любителя чая без чайника.
   Начальник темницы им не пренебрёг
   (Любили Иосю начальники).
  
   Не хуже чем в части иной командир
   Сумел он в неволе устроиться.
   Умел, как никто, Ося делать чифир,
   Молчу про иные достоинства.
  
   Хозяину он угодил лучше всех
   (Как нашему Сталину Берия),
   А всё потому, что даёт Бог успех
   Тому, кто отмечен доверием.
  
   Верь со мной, верь со мной,
   Верь со мной не за награды...
   В наши дни рефрен такой
   Не услышим мы с эстрады.
  
   ГЛАВА 40
  
   Случилось потом - виночерпий царя
   Египетского, нравы строгие,
   В тюрьму прохиндей загремел почём зря -
   Процесс нарушал технологии.
  
   Лил в выжимку гад неочищенный спирт,
   Чтоб позже продать за креплёное.
   С народа Египта еврейский наймит
   Снимал барыши миллионные.
  
   По делу врачей осудили, о чём
   Пришло предписанье заранее,
   Хоть не был евреем, тем паче врачом,
   А просто попал под кампанию.
  
   За бытность свою начерпал он вины,
   Что боты худые в распутицу.
   На нарах теперь протирал он штаны
   Сложением дел в совокупности.
  
   А следом за ним загремел хлебодар -
   Цурюпа, нарком без провизии,
   Тот самый, кого шандорахнул удар
   При мысли одной о ревизии.
  
   Пайки нарезая с дворцовой шпаной,
   Он верил в программу чудесную -
   В отдельной стране рай устроить земной
   В расчёте на манну небесную.
  
   В полях не особо махал он серпом,
   В цехах не размахивал молотом,
   При мельнице власти молол языком
   И сам был на ней перемолот он.
  
   (Народного счастья отец и коваль
   Свой вывел закон гравитации:
   Отвесная власти ведёт вертикаль
   В тюрягу и без апелляции.
  
   Наверх карьерист через задний проход
   Как глист проползёт, не замажется.
   Но верит народ, что моральный урод
   В местах отдалённых окажется.
  
   Сорвётся он вниз, как мужик со столба,
   Что мылом натёрли заранее.
   Подобная ждёт казнокрада судьба
   И нет воровству оправдания.)
  
   В Египте, свою набивал кто суму
   На ниве отчизне служения,
   Позорил тот власть и светило ему
   Пожизненное заключение.
  
   Прогневался очень тогда фараон
   На тех пионеров коррупции,
   С высоких постов заточил в бастион
   (А следовало бы - шпицрутеном).
  
   Рука руку моет. Начальник тюрьмы,
   Куда царедворцев забросили,
   По части политики тот ещё хмырь,
   Служить к ним приставил Иосифа.
  
   Записки тот нёс от придворных их шлюх,
   Жимолости запах и подлости.
   Лицом доверительным стал у ворюг
   Иосиф без скидки на молодость.
  
   Высокопоставленных этих персон
   Гарсон ублажал и обхаживал,
   Носил по утрам им Абрау-Дюрсо,
   Под вечер Смирновскою баловал.
  
   Когда виночерпий, а с ним хлебодар
   Однажды винцом нахреначились,
   Увидели сны чинные господа,
   У каждого сна своя значимость.
  
   Пришёл к ним Иосиф наутро, глядит,
   Чины пребывают в смущении -
   Сон вещий о том, что их ждёт впереди,
   Большое имеет значение.
  
   Лишь дело за малым - сон растолковать.
   Найти бы провидца бывалого.
   Иосифа разве за малым послать,
   Да где ж отыскать того малого?
  
   Не надо шманать за провидцем тюрьму -
   Иосиф Иакович лечит их,
   Сон, если от Бога, то это к нему
   (Ведь он у нас Богом отмеченный).
  
   Сновидец в отчизне у нас не пророк,
   А как обстоит с толкованием
   В Египте тех снов? И подвергнет ли рок
   Провидца своим испытаниям?
  
   Последствия сна, что братьям рассказал,
   Ещё не подёрнулись плесенью,
   Но, видно, как следует, не увязал
   Причину Иосиф со следствием.
  
   Когда б получил не отложенный штраф,
   А сон рассказал - и по роже враз,
   Наверное, впредь наш провидец-жираф
   Со снами бы был осторожнее.
  
   А может, в тюрьме будущий интриган
   Знакомства завязывал нужные,
   Хотел разобраться - кто будет пахан,
   Кого ублажать ближе к ужину?
  
   В ту ночь виночерпий увидел во сне
   Лозу над собою нависшую,
   Три ветви на ней дали цвет по весне
   И ягоды чуть забродившие.
  
   С похмелья стоит фараон у дверей,
   За притолоку еле держится.
   Тех ягод нажал виночерпий скорей,
   Вина предложил самодержцу он.
  
   "Три ветви - три дня, и мученьям конец -
   Иосиф даёт толкование -
   На прежнюю должность тебя во дворец
   Назначат без голосования.
  
   Своим ремеслом снова будешь лечить
   Сановника и алкоголика.
   Над тем, что пришлось тебе здесь пережить,
   Смеяться ты станешь до колик аж.
  
   Стоять на разливе твой будет удел
   Прислужником змея зелёного,
   Хоть ты виночерпий, а не винодел,
   Ответишь за водку палёную.
  
   Когда ж воровать тебе будет судьба
   Цистернами спирт обезвоженный,
   Замолви два слова царю за раба
   Иосифа, крестника Божьего.
  
   По первому слову украден я был
   С земли, что евреям обещана.
   По слову второму, гримаса судьбы -
   Невинно страдаю за женщину.
  
   Формальные ты заверши пустяки,
   Справляя свои удовольствия,
   Из мёртвого дома меня извлеки,
   Поставь во дворце на довольствие".
  
   На речи такие запал хлебодар,
   Подобное ждёт предсказание,
   Иосифа просит он за гонорар
   Дать сну своему толкование:
  
   Несёт три корзины он на голове
   Царю-фараону, наполненных
   Съестным провиантом, и вдруг соловей
   На пищу летит, за ним вороны
  
   Из верхней корзины усердно клюют
   Вареники с клюквой и с вишнею,
   Из средней корзины наливочку пьют
   И гадят усердно на нижнюю.
  
   Иосиф ему: "Три корзины - три дня,
   Потом фараон, друг твой давешний,
   На дубе повесит тебя у плетня,
   Зачем-то твой труп обезглавивши.
  
   Окрестные птицы склюют твою плоть,
   Как клюквенные те вареники.
   Дожрут твои вишни до косточек вплоть
   Наследники Эники-Беники".
  
   Иосиф три дня просидел под ведром,
   Чтоб с тем хлебодаром не встретиться,
   Который провидцу хотел под ребро
   Заточкой при встрече отметиться.
  
   Но здесь подошёл день рожденья царя,
   Когда предсказанья сбываются.
   И два штрафника друг за другом подряд
   К царю на ковёр вызываются.
  
   На место своё виночерпий встаёт,
   Черпает вино мерой полною
   И в руки царю чашу передаёт -
   Иосифа слово исполнилось.
  
   Висит при дороге другой, хлебодар,
   Болтается грушей зловещею.
   Башка, подтверждая пророческий дар,
   Лежит в стороне, как обещано.
  
   Провидец событий на сонник глядит,
   Сомненьями мрачными грузится -
   Забыл виночерпий, вассал, сателлит,
   Два слова замолвить за узника.
  
   Прокинул Иосифа винный барон,
   Ликёрный завод открыл в Ступино.
   А кто своей задницей кормит ворон,
   За Осю уже не заступится.
  
   ГЛАВА 41
  
   Авиценна, Гиппократ,
   Путина полпреды...
   Исцеляют доктора,
   Лечат мироеды.
  
   По прошествии двух лет
   Фараону снилось:
   Ставит он кабриолет
   У кормильца Нила,
  
   У того, что жёлтый ил
   Гонит из пустыни,
   Что крестьянин из всех сил
   Прёт в своей корзине,
  
   Что рискуя жизнью взял
   Из-под крокодила,
   Чтобы матушка-земля
   Урожай родила.
  
   Ветерок слегка явил
   Слабое движенье,
   Пока царь свой вклад вносил
   В дело орошенья.
  
   В руку сон к нему пришёл,
   Он и отличился.
   По нужде, видать, большой
   Фараон мочился,
  
   О лишениях, войне
   Думал о страданьях,
   О ниспосланных стране
   Новых испытаньях.
  
   Мочегонное пил он
   На ночь, не иначе.
   Передам я этот сон
   Чуть переиначив:
  
   Вот выходят из реки
   Семь коров мордастых,
   Тучные, как толстяки
   Из известной сказки,
  
   Круглые со всех сторон
   В тростнике пасутся.
   А за ними гегемон -
   Семь других несутся
  
   Видом выжатых, как жмых,
   С худосочной плотью
   Семь бурёнок, но таких,
   Что заменят сотню.
  
   Не коровы - рысаки
   Рвут свои копыта
   В тростники, где толстяки
   Пожирают жито.
  
   Вид худых внушает страх -
   Хищники в натуре,
   При копытах и рогах
   Волки в драных шкурах.
  
   Жвачку сочную жуют
   Разомлевши тёлки,
   А худые тут как тут
   Сеют кривотолки,
  
   Образуют меж собой
   Разные ячейки,
   Речь ведут о трудовой
   Скраденной копейке.
  
   Лик явил святой Ампил,
   Призрак коммунизма,
   И перстом благословил
   Акт каннибализма.
  
   Окружил со всех сторон
   Тех коров мордастых
   Худосочный гегемон
   И сожрал сисястых.
  
   С удивления валет
   Прекратил мочиться,
   Впрыгнул в свой кабриолет,
   В колеснице мчится.
  
   Колесница как бидон
   Навернулась с кручи,
   И проснулся фараон
   От дурных предчувствий.
  
   Покрутился и опять
   Тяжким сном забылся,
   А в глазах его стоят
   Колоски пшеницы.
  
   Озадаченный сатрап
   Прячется от ветра.
   Капли жёлтые кап-кап
   На царёвы гетры.
  
   Хоть и малая нужда,
   А народец ропщет,
   Сновидений ерунда
   Горе напророчит.
  
   Семь колосьев поднялось
   Зёрнами набитых,
   Рядом с ними дали ость
   Семь пустых бандитов.
  
   Не случилась завязь в них.
   С зависти и злости
   Ощетинились они
   На богатых остью.
  
   Отрясла все голытьба
   Тучные колосья,
   И остались на стеблях
   Лишь пустые ости.
  
   Выдался тот передел
   Продразвёрстки пуще.
   Стал любой, кто уцелел,
   Нищим, безымущим.
  
   Пробудился фараон,
   Встал от огорченья.
   Понял он - и этот сон
   Будет со значеньем.
  
   Всех волхвов тогда созвал
   В Фивы для совета,
   Сон мудрёный рассказал,
   Ждёт от них ответа.
  
   В кулуарах те волхвы
   Меж собой судачат:
   Не сносить им головы,
   Если напортачат.
  
   От тиранов параной
   Гибнут правдолюбцы.
   Над Предтечи головой
   Ироды смеются.
  
   Озаренья краток миг.
   Ждут волхвов невзгоды,
   Если предсказанья их
   Будут неугодны
  
   Власть имущим. Кто-то яд
   Примет, безусловно...
   Им же надо предсказать
   Рождество Христово.
  
   Всех достал король виней
   Со своей скотиной,
   Чем явление сложней,
   Тем ясней причина.
  
   Фараону всякий бред
   С перебора снится,
   Но такое о царе
   Кто ж сказать решится?
  
   Мудрецы скорей умрут,
   Чем лишатся ксивы,
   Потому они живут
   Долго и счастливо.
  
   Серебром слова у них,
   Лишнего не скажут,
   Любопытствующим фиг
   Вынут и покажут.
  
   Груз невысказанных слов -
   Дорогие слитки,
   Потому у мудрецов
   Золота в избытке.
  
   Оказались старики
   На разгадки жидки,
   Собирают в узелки
   Ветхие пожитки.
  
   Выставляет на перрон
   Проигравших банду,
   Набирает фараон
   Новую команду.
  
   Молодой в таких делах
   Сто очков даст старым,
   Предсказал же скорый крах,
   Гибель хлебодару
  
   Наш Иосиф, под ведром
   Что три дня скрывался.
   Результат придёт потом,
   Когда без оваций
  
   Место хлебное займёт
   Он не ради выпить,
   Бунт голодный отведёт
   И спасёт Египет.
  
   Виночерпий молвит вдруг
   О еврейском сыне:
   "Вспоминаю я на круг
   Все грехи отныне,
  
   Как за пустяки подсел
   Я годков на двадцать.
   Если бы не тот пострел,
   Мне б не откопаться.
  
   Чем-то там наверняка
   Свыше сын помазан,
   Каменщик без мастерка,
   Он меня отмазал.
  
   Двинул сын материал
   По своим каналам,
   Вышло всё, как он сказал,
   Правота за малым.
  
   Как несчастный хлебодар,
   Я б висел на вязе,
   Если бы не Божий дар
   И крутые связи
  
   Средь влиятельных менял,
   До сих пор им должен.
   Хлопотали за меня
   Всей масонской ложей,
  
   Отвезли наверх бабла,
   Чтобы вглубь не рыли
   И менты свои дела
   На меня закрыли.
  
   Получив всё до рубля
   От гонцов из МИДа,
   На меня сменила взгляд
   Строгая Фемида,
  
   Женщины иной сильней
   Оценила ласку,
   На глаза ещё плотней
   Сдвинула повязку.
  
   Правосудия рука
   Отпустила вожжи,
   Чтоб меня по пустякам
   Больше не тревожить.
  
   Пережил я тот кошмар,
   Впредь хожу безгрешен,
   А Цурюпа-хлебодар
   У плетня повешен".
  
   (В отдалённых чтоб местах
   Не глазеть на вышки -
   Технология проста,
   Может, даже слишком:
  
   Чтобы к честности ворюг
   Было не придраться,
   Деньги соберут на круг,
   Отвезёт Аяцков
  
   И не к чёрту на рога,
   А к высоким лицам.
   Если честен, но богат -
   Следует делиться.
  
   Вверх общак передадут
   Со всего Поволжья
   И на выборы пойдут
   С неподкупной рожей
  
   Что Аяцков, что Титов,
   Что иные лица,
   Кто из них всегда готов
   Краденным делиться.
  
   Фараон у нас не зверь,
   Человек приличный,
   Губернаторов теперь
   Назначает лично.
  
   Свой итог я подведу -
   Правят бал масоны,
   Миллиардами крадут,
   Тратят миллионы
  
   Виноделов выкупать
   Не за ради хобби,
   А в своих руках держать
   Водочное лобби
  
   Для того, чтоб круглый год
   Им сподручней было
   Шмурдяком травить народ,
   Превращая в быдло.
  
   Клан могуч их и хитёр,
   Есть тому примеры:
   Примаков на них попёр -
   Вылетел с премьеров.
  
   Хлебодара фараон
   Из своих предместий
   Не с каприза выгнал вон,
   А потом повесил.
  
   Не злой рок Цурюпу сбил
   Битою бейсбольной -
   То Иосиф застолбил
   Место за собою.
  
   Всё провидя наперёд
   На две семилетки,
   Свой народ он приведёт
   В золотую клетку,
  
   Выведет в имущий класс,
   Обеспечит всходы,
   Как Чечне все льготы даст,
   Но лишит свободы.
  
   С ним семиты прилетят
   Воробьиной стайкой
   И в Египте посидят
   На кремлёвской пайке.
  
   Общий антисемитизм
   Птицам не помеха.
   Налетят они без виз,
   Чтоб всей стаей съехать.
  
   Приготовится плацдарм
   К Иегове славе.
   Моисей, их командарм,
   Тот исход возглавит.)
  
   Понял царь, что не прожить
   Впредь без проведенья.
   А мальца в тюрьме гноить -
   Это преступленье.
  
   Озабочен своим сном
   Фараон был очень.
   За Иосифом вагон
   Посылают срочно.
  
   Сверхсекретная летит
   В ФСБ депеша.
   Патрушев ответ стучит:
   "Забирайте к лешим".
  
   В зад спроваженный пинком
   Из дверей темницы
   Вышел Ося с узелком
   Под надзор полиций.
  
   Робу поменял малец
   На другую форму,
   Патлы сбрил и во дворец
   Двинул к фараону.
  
   Фараон его встречать
   Сам навстречу вышел:
   "Сны умеешь толковать -
   О тебе наслышан.
  
   А умеешь - излагай
   Суть не втихомолку,
   Не стесняйся, надевай
   Ты свою ермолку,
  
   Снов обрывочных свяжи
   Воедино нити
   И подробно изложи
   Тайный ход событий.
  
   Содержанье моих снов
   Ты, конечно, слышал:
   Семь упитанных коров
   Из пучины вышли,
  
   В тростники прошли межой
   Символы успеха.
   Я же с малою нуждой
   Путался в доспехах.
  
   Сбился в сторону флакон
   Между сапогами,
   Постоянно фараон
   С мокрыми ногами...
  
   Оглянулся я, и вот
   Непотребных видом
   Семь других коров идёт,
   Тощих словно выдры.
  
   Враз сожрали всех коров
   Кругленьких и тучных.
   Не встречал среди скотов
   Я худей и злюще.
  
   Хоть сглотнули как циклоп
   Семь коров на пробу,
   Неприметно было, чтоб
   Раздались утробы.
  
   Мослаки, крестцы, спина
   Сделались острее.
   Так беззубая война
   Жрёт и не жиреет.
  
   Скот худющий - тот же люд,
   Чем бы ни питался,
   Как по жизни был он худ,
   Худым и остался.
  
   В тот момент проснулся я
   И опять забылся.
   Головная боль моя,
   Сон мой повторился
  
   С тем различьем, что Морфей,
   Снов киномеханик,
   Снял бобину поскорей
   Про хвостов маханье,
  
   Ролик свой про милых Мил
   Отработал споро,
   Типажи переменил
   С фауны на флору,
  
   Где зубов не полон рот
   И кишкам не тесно,
   Но и там борьба идёт
   За святое место.
  
   Семь колосьев напоказ,
   Вниз пригнувших стебли,
   Пострадали в этот раз
   От остистых плевел.
  
   Семь порожних колосков
   Съели семь набитых,
   Сериал продлили снов
   Про коров-бандитов.
  
   Третья серия - комбед
   И на окнах доски...
   Стало мне не по себе
   С этой продразвёрстки.
  
   Чем на Голливуд кивать -
   Семь убийств на брата,
   Больше надо доверять
   Нашему прокату.
  
   Сна и отдыха лишён
   На ТиВи прорвался,
   До Капицы я дошёл,
   Смысл понять пытался,
  
   Но разгадки вещих снов
   Так и не добился.
   Зоотехник с тех коров
   Струпьями покрылся,
  
   Прочь со скотного двора
   Убежал до дома.
   Мне в беде моей пора
   Слать за агрономом.
  
   Что он скажет за себя,
   За свои колосья?
   Все надежды на тебя
   Одного, Иосиф.
  
   Нострадамус подкачал -
   Не успел родиться.
   Мне к вредителям-врачам
   Надо обратиться.
  
   Ты ведь, кажется, одной
   Крови будешь с ними.
   Может быть диагноз твой
   Паранойю снимет,
  
   Что у царственных особ
   Тенью в изголовье -
   Как им гвоздь вбивает в гроб
   Низшее сословье.
  
   Поусердней напряги
   Мозжечок свой серый
   И познанью помоги
   Истинною верой".
  
   Знал евреев слабину
   Фараон-психолог,
   Вовремя упомянул
   Про всесилье Бога.
  
   На Иосифа сошло
   Свыше озаренье,
   И услышал фараон
   Мыслей подтвержденье:
  
   "То, что обнажили сны
   Малою нуждою,
   Обернётся для страны
   Страшною бедою".
  
   А какая та беда -
   Для царя загадка.
   Фараону иногда
   Тоже, брат, не сладко.
  
   И в прострации пока
   Деспот пребывает,
   Мы послушаем сынка,
   Он ответы знает:
  
   "Даст Господь тебе совет
   Словно градус брага,
   Знание грядущих бед
   Обратит во благо.
  
   Сон увиденный един,
   Хоть разбит на части.
   Не ошибся господин,
   Что грядут несчастья.
  
   Распознать значенье снов -
   Обратимся к Фрейду,
   В части психики основ
   К Господа полпреду.
  
   Всем поведал он, увы,
   Что из недр подкорки
   Не от ясной головы
   Разум мочит корки.
  
   С пальцев капает вода,
   Но не на подворье -
   То не малая нужда,
   А большое горе.
  
   Семь колосьев, семь коров -
   Это будут годы
   Изобилия, плодов,
   А потом невзгоды
  
   Прилетят - семь лет страдать,
   Мучить селезёнку,
   В плуг несчастную впрягать
   Тощую бурёнку.
  
   Семь благополучных лет,
   Не придумать лучше,
   Вдоволь мяса на обед
   Даже смерд получит.
  
   Про диету в каждый дом,
   Как сжигать излишки,
   Миллионным тиражом
   Разойдётся книжка.
  
   На восьмой несчастный год
   Зной придёт и холод,
   Вместе с ними недород,
   А за ними голод.
  
   А когда народ проест
   Все свои запасы,
   Обгрызёт монах свой крест,
   Выскочит из рясы,
  
   Выберет без лишних слов
   Самое простое -
   Тощих поведёт коров
   Сокрушать устои
  
   Поп Гапон иль кто иной
   Либерален крайне.
   В центр попрёт народ хмельной
   С городских окраин.
  
   Новый криминалитет
   Ринется в столицу.
   Победивший Ревсовет
   Спляшет ламцу-дрицу
  
   И на части будет рвать
   Жирную породу,
   От жилетки рукава
   Обещать народу.
  
   Папандопула-остряк
   Встанет на раздачу,
   Будет весело швырять
   Решку на удачу -
  
   Выпадет блатная масть,
   Свой мандат предъявит.
   Из воров в законе власть
   Пасть свою раззявит.
  
   Позже чуть та власть сожрёт
   И коров строптивых.
   Вот такая двор твой ждёт,
   В целом, перспектива".
  
   (Как себя огородить
   От жильцов Бастилий?
   Хочешь ли ты строй сменить -
   Тебя не спросили.
  
   Любят смутною порой
   Коммунисты-гады
   Класс измученный больной
   Гнать на баррикады.
  
   Лишнее не сберегли,
   В бой идут скелеты.
   Жир накопленный сожгли,
   А виной диета....
  
   Голод - страшная беда,
   По себе я знаю,
   От излишков иногда
   Тоже голодаю.
  
   Мне секрета не открыть -
   Вес сгоняют плёткой,
   Но не следует шутить
   Над пустой похлёбкой.
  
   В год голодный, господа,
   На погосте тесно
   И ирония тогда
   Просто неуместна.)
  
   Отгадал Иосиф сон,
   Фараон доволен,
   Только ход событий он
   Изменить не волен.
  
   Что бы ни было с того -
   Молодец Иосиф.
   (В передачу "Где, Кого..."
   Милости мы просим.
  
   За разгадку вещих снов
   За минуту быстро
   Был бы он у знатоков
   В звании магистра
  
   И хрустальною совой
   Награждён за резвость,
   А с судимостью его
   Разберётся Резник.
  
   При Давидовой звезде
   Пребывал в обнимку
   Он бы в обществе Друздей
   На фамильном снимке.
  
   Что знаком с самим Бурдой,
   Горд был чрезвычайно,
   Знал отлично, кто такой
   Вовочка Молчанов.
  
   С ним мы не были друзья,
   Разве что знакомы.
   За минуту он меня,
   Думаю, не вспомнит.
  
   Всех не уместит строфа
   Здесь людей приличных.
   Для истории сей факт
   Просто безразличен.
  
   Набиваются к ней в клеть
   Типажи культуры,
   Мы ж в историю влететь
   Можем только сдуру.
  
   Что ни скажем - этот мир
   От обид не вспучит,
   А Иосиф - наш кумир,
   Образец для "лучших".
  
   Как кормил он задарма
   Свой народ в неволе,
   То великий Томас Манн
   Описать изволил.
  
   Как взлетел сын высоко,
   Про его интриги
   Думающий глубоко
   Почерпнёт из книги.
  
   Я же не читал, к стыду,
   Золотые строчки.
   Для меня даёт руду
   Сам первоисточник.
  
   Жизнь построить на понтах -
   Суета пустая,
   В человечестве и так
   Летунов хватает.
  
   Чем быть по уши в дерьме,
   Типа Горбачёва -
   Лучше вспомнит обо мне
   Пусть Молчанов Вова.)
  
   Но вернёмся мы туда,
   Где обычай древний,
   Где Цурюпу без суда
   Вешают на древе
  
   И лишают головы,
   Чтобы не торчала,
   Вид столицы, Древних Фив,
   Впредь не омрачала.
  
   В снах чужих поднаторев,
   Одарённый малец,
   Бишь Иосиф, типа Греф,
   Свой провёл анализ,
  
   Сон на части разложил,
   Сумму подытожил...
   Уличить его во лжи
   Было невозможно.
  
   Про жару и про мороз
   Рассказал по ходу,
   Не иначе, взял прогноз
   Из Бюро погоды.
  
   Экономикой пять лет
   Ося занимался,
   Но любимый был предмет
   У него - финансы.
  
   Антикризисных шагов
   Выстроил цепочку,
   Чтоб на происках коров
   Впредь поставить точку.
  
   По призванью эскулап
   И стукач до кучи
   В экономике завлаб
   Фараона учит:
  
   "Сделай так, как поступал
   Будущий Иосиф -
   Разберись ты без серпа
   С кадровым вопросом.
  
   Где станки не антураж -
   Всё решают кадры.
   За простой и саботаж
   Отправляй на нары.
  
   Перебрав весь пантеон
   С думскими богами,
   Пусть отыщет фараон
   Мужика с мозгами,
  
   Можно с кем стакан винца
   В Огарёво выпить.
   Пусть поставит мудреца
   Над землёй Египта.
  
   Чтоб страной он мог рулить
   Из своей качалки,
   Полномочия вручи
   Аж до чрезвычалки.
  
   Обряди его в камзол
   Ты не ради власти,
   Головы рубить дозволь
   За народа счастье.
  
   Чушь отменную несут
   Сотни мудрых лысин.
   Пусть загонит царь в сосуд
   Дух инакомыслья,
  
   Надзирателей везде
   Выставит опричных
   При Давидовой звезде
   В подчиненье личном.
  
   Вырастит свой ананас
   Мытарь легитимный,
   Пятую с дохода часть
   В фонд резервный снимет.
  
   Мир от голода пока
   Схватки не скрутили,
   Он от рябчиков бока
   Сохранит и крылья.
  
   По пустыне Нил течёт,
   Воздаёт натурой.
   Выгоду муж извлечёт
   С этой конъюнктуры.
  
   Чем богат кормилец Нил
   Иноземцам впарит,
   Цену выставит на ил
   Пятьдесят за баррель,
  
   Что в Египет жёлтый Нил
   Гонит из пустыни,
   Что крестьянин из всех сил
   Прёт в своей корзине,
  
   Что рискуя жизнью взял
   Из-под крокодила,
   Чтобы матушка-земля
   Урожай родила.
  
   А закончится илок,
   Курс пойдёт пониже,
   Черканёт о том мелок
   На Чикагской бирже.
  
   Нефтедолларов поток
   Схлынет понемногу,
   Напророчит нам пророк
   Новую дорогу.
  
   Перебрав весь пантеон
   С думскими богами,
   Пусть отыщет фараон
   Мужика с мозгами,
  
   Хоть Чубайса, хоть Квашу,
   Тоже парень в доску,
   Только об одном прошу,
   Чтоб не Жириновский.
  
   Атеизму без мозгов
   Он готовит почву,
   У евреев от него
   Аллергия к ночи.
  
   Папа у него юрист -
   Оказалось мало,
   Гены взял авантюрист
   Целиком от мамы.
  
   Пусть правитель при царе
   Соберёт запасы,
   Обеспечит интерес
   Толстяков мордастых".
  
   (Где мздоимцы правят бал,
   Путь страны не ясен,
   Большевик-национал
   Там вдвойне опасен.
  
   Показательный урок
   Царь задаст мальчишкам -
   Максимальный влепит срок
   Эдичке за книжку.
  
   Посидит Лимонов пусть,
   А его нацболов
   Дустом выведет Минюст,
   Сдаст мальчишек в школу.
  
   Макашов начнёт растить
   Пейсы понемногу,
   К покаянию ходить
   Станет в синагогу
  
   И однажды показать,
   Как он Бога любит,
   Край не станет обрезать -
   Целиком отрубит,
  
   Прочности задел создаст
   У электората,
   Рыкнет на рабочий класс:
   "Не лепи горбатых!
  
   Горбачёва одного
   С головою будет"...
   Удавить бы нам его
   С Ельциным-Иудой.
  
   Не прямой для простаков
   Смысл в строфу рифмую,
   Но за нищих стариков
   Можно и впрямую.
  
   Грязным на суку бельём
   В Беловежской киче
   Вывесить их белым днём -
   Воздух стал бы чище.
  
   Покаянием герой
   Вправит всем арапа...
   Кто же за его спиной
   Настоящий папа?
  
   Где столуется, храпит,
   Пьяный спит? На даче
   Президента сократит,
   Нового назначит,
  
   Что припрётся в наш бедлам
   Со своею свитой,
   И кого навяжет нам
   Мировой правитель?
  
   С Ельциным народ попал,
   Как Христос с Иудой,
   Разобравшись обозвал
   Старика паскудно,
  
   Одним словом передал
   Всё его отличье.
   Я с заборов передрал
   Это неприличье.
  
   Педерастом алкаши
   Обзовут за дело.
   Это качество души,
   А не прихоть тела.
  
   Не хочу я здесь гнобить
   Гомосеков касту,
   Всех ориентаций быть
   Могут педерасты.
  
   Любит девочек порой
   Семьянин примерный,
   Но в политике герой
   Педераст отменный.
  
   Объяснить загадку ту
   Сложно, но возможно -
   Гомосека за версту
   Разглядит художник.
  
   Тот, кто в голубых тонах
   Падший мир рисует,
   Мягким облаком в штанах
   Нынче не рискует.
  
   Мы на шалости любви
   Смотрим толерантно.
   Можно женщин не любить
   И не без таланта,
  
   Словом ласковым сравнить
   С милиционером...
   Как всех женщин оскорбить -
   Дума в том примером:
  
   Хочет женщина родить,
   А не тут то было -
   Льготы милой получить
   Дума запретила.
  
   Трансвеститам в Думе той
   Пребывать недолго,
   Женщину обидит кто,
   Тот обидит Бога.
  
   Доживут до лучших дней
   Жёны наши с вами
   И получат от властей
   Вспомоществованье.
  
   Извините опус сей,
   Отошёл чуть влево
   И растёкся как кисель
   Мыслию по древу.)
  
   Авиценна, Гиппократ,
   Путина полпреды...
   Исцеляют доктора,
   Лечат мироеды.
  
   Времена переплелись...
   Вслушаемся лучше,
   Что влагает финансист
   В фараона уши:
  
   "Перебрав весь пантеон
   С думскими богами,
   Пусть отыщет фараон
   Мужика с мозгами,
  
   Делового пацана
   Крепкого конкретно,
   А не облако в штанах
   Голубого цвета.
  
   Нужно чтоб он выступал
   С нашею программой,
   А не тролль-бисексуал
   Выл под фонограмму.
  
   Исторические в жизнь
   Воплотит он блефы,
   Ему в помощь типажи -
   Дрофы, то есть Грефы.
  
   Есть герои у страны,
   Починок, Волошин,
   Им лизать до белизны
   Царские галоши.
  
   (Не пойму я до сих пор,
   Так обмолвлюсь к слову,
   Кто из них в законе вор,
   А кто просто клоун?)
  
   С кем поддерживать сю-сю,
   А кому в хлебало -
   Знать премьеру-министру всю
   Правду не мешало б.
  
   Выдоит излишки он
   С нищего народа.
   Сохранит свой генофонд
   Тучная порода.
  
   Ваучером рот заткнёт,
   Жвачкою залепит,
   Пудры в полость наметёт
   На десятилетья.
  
   Как Явлинский, подведёт
   Под разбой платформу
   И жилищной глушанёт
   Всю страну реформой,
  
   Пенсионной - саданёт
   Хуже чем болванкой
   И с Зурабовым добьёт
   Стариков-подранков.
  
   На вход-выход возведёт
   Всюду турникеты,
   В чистом поле разобьёт
   Биотуалеты.
  
   Огласит решенье вслух:
   Впредь мочиться платно!
   Запретит гонять в катух
   По нужде приватной.
  
   Он не семь, а тридцать аж
   Лет голодных сдюжит.
   Вот такой царю типаж
   В управленцы нужен.
  
   Что Гайдар среди невзгод
   На уши навесит -
   Жуй народ в голодный год,
   Пока морда треснет!".
  
   Фараону те слова
   Приглянулись крайне:
   "Нужная ты голова,
   Словно веник в бане,
  
   Чую силу не юнца
   За тобой Иосиф,
   Не случайно без конца
   Ты торчишь в Давосе,
  
   Мировому, как никто,
   Глобализму предан.
   Быть тебе, мой конь в пальто,
   Впредь моим полпредом".
  
   К слугам обратился царь,
   К думской своей свите:
   "Где найти нам молодца
   При какой элите,
  
   Чтоб для всех его начал
   Был он богом избран,
   Каждой клеткой источал
   Дух капитализма?
  
   Тот, что назовут жрецы
   Дух святой при этом,
   А заезжие купцы
   Разнесут по свету.
  
   Надышался я сполна
   Запахом бомонда,
   Лучше пахнет от слона
   Или анаконды.
  
   Поглотит меня огонь,
   Приберёт старуха -
   Не дотягивает вонь
   До святого духа.
  
   Льют за пазуху Шанель
   Девки на панели,
   Мне ж солдатская шинель
   Запахом милее.
  
   Кто бы так благоухал
   Из номенклатуры,
   Подходящей не сыскал
   Я кандидатуры.
  
   Отгадал Иосиф сон
   Про худых и тучных.
   Среди множества персон
   Не найти нам лучше.
  
   Натерпелся этот тип
   От братьёв и женщин,
   С ним значительный кредит
   МВФ обещан.
  
   Представляю на коне
   Нового премьера,
   Чрезвычайные в стране
   Объявляю меры".
  
   Фараон свой перстень снял,
   В нём карат без счёта,
   Осе камень передал -
   Высший знак почёта.
  
   Золотая цепь до глаз,
   Из вискозы платье.
   Видели б его сейчас
   Скотоводы-братья.
  
   Не министра гардероб -
   Пиджачок и галстук...
   Стал Иосиф первый жлоб
   В фараона касте.
  
   Подписал монарх указ,
   Волею Господней
   В доверительный сдал траст
   Все свои угодья,
  
   Лишь оставил за собой
   Престоловладенье -
   Дать немедленно отбой
   На излишек рвенья,
  
   Если первый тот Гайдар,
   Злой монетаришка,
   Слишком много в свой карман
   Соберёт излишков.
  
   Так Иосифу сказал,
   Грозный повелитель:
   "Ты не просто феодал,
   Ты земли правитель.
  
   Весь египетский народ
   Без тебя отныне
   Ни рукой не поведёт,
   Ни ногой не двинет.
  
   Чтобы нищие у касс
   Не вопили хором,
   Сформируй мне средний класс,
   В нём теперь опора.
  
   Тощий скот переведи
   Ты на упрощёнку,
   Выход для страны один -
   Запасать сгущёнку.
  
   Вздыбится кто на попа,
   Возмутится разом,
   Слишком станет выступать -
   Рот ему замазать.
  
   Знает пусть народ простой
   И проныра прыткий:
   Чем заткнуть нам рот пустой
   У страны в избытке.
  
   Вырвать чтоб никто не смог
   Царственный наш скипетр,
   Создадим единый блок
   Родина - Египет.
  
   Малый бизнес в сто пудов
   Встанет понемножку,
   Пусть растит близ проводов
   Потц свою картошку.
  
   Снимет урожай народ
   В запрещённом месте...
   (Если бомж не украдёт
   С проводами вместе
  
   И с посудой дармовой,
   У бабули взятой,
   Сдаст потом тот лом цветной
   Деловым ребятам.
  
   Лом отправится в Литву,
   Перетянут жилой,
   На которой бабку ту
   Удавил служилый,
  
   Чтоб цветметовская мразь
   Жировала сладко.
   А сгорел дурак - не лазь
   В небо без перчаток,
  
   Жилы со столбов снимай
   В кошках на калошах...
   Благодатный это край,
   Где кради, что хочешь.)
  
   Собственность огороди
   Ты глухим забором
   И Лужкова награди
   Головным убором,
  
   Под широкие поля
   Чтоб грачи слетались
   И в родимые края
   Уж не возвращались.
  
   Хлынут под столичный кров
   Дети разных наций
   Всех оттенков и цветов
   И ориентаций.
  
   Чёрный слой и голубой
   Будут как прокладка
   Между тем, кто за тобой,
   И кому несладко.
  
   Разделение слоёв
   Возрастёт безмерно,
   А без классовых боёв
   Скучно благоверным.
  
   Поведут всех за собой
   Тучные коровы.
   Для формации такой
   Нужен лидер новый.
  
   При общении с людьми
   Свой язык не мучить -
   Имя новое прими,
   Проще и созвучней,
  
   Чтобы лишних гласных груз
   Не давил на череп,
   Ветерком срываясь с уст
   Восхищённой черни".
  
   Звучным именем в веках
   Расписались оба:
   Ося - Цафнах-панеах,
   Наш Иосиф - Коба.
  
   И пошли они в народ,
   В Фивы, в Кутаиси,
   Их история ведёт
   За одни кулисы.
  
   Лишь наслышанный про них
   Ведает подробно,
   Что работали они
   На охранку оба.
  
   (Из Сибири на Кавказ
   В лютую погоду
   Коба убегал пять раз
   За четыре года.
  
   Не на льдине дрейфовал
   Он, аля Папанин -
   Кто-то пропуск доставал.
   Даже не был ранен
  
   Наш герой, когда мочил
   Банки, пароходы.
   А что руку волочил -
   Извините, годы.)
  
   Был другой Иосиф вхож
   В мир, где крысы дохли,
   И прикармливать вельмож
   Руки не отсохли.
  
   Нёс Иосиф им в подвал
   Вина гулкой ранью
   И судьбу придворных знал
   За три дня заранье
  
   До того, как надают
   Одному регалий,
   А другому отклюют
   Части гениталий.
  
   В тридцать лет Иосиф пред
   Фараона лице
   Был представлен при дворе
   От лица полиций,
  
   От начальника тюрьмы
   С кучей поощрений,
   В чём причина, видим мы,
   Взлётов и падений.
  
   (И, конечно, неспроста,
   Как из табакерки,
   Появился Путин сам
   С ФСБ примерки.
  
   Шеварднадзе, например,
   Съел Саакашвили...
   Так на этих в ФБР
   Пиджачки кроили.
  
   Горбачёв пошёл на юз,
   Оказался в луже,
   Уцепился за Союз -
   Стал совсем не нужен.)
  
   Ося почему взлетел
   Угадать не сложно -
   Связь надёжную имел
   Он с масонской ложей.
  
   Полицмейстера фискал
   Стал главней. Иосиф
   Свой налоговый оскал
   Обнажил под осень,
  
   Когда жали хлеб серпом
   По методе старой,
   Затоварили зерном
   Полные амбары.
  
   Вкалывал без выходных,
   Был душой он молод,
   Уговаривал тупых,
   В ход пуская молот.
  
   Приносила же земля
   Из зерна по горсти,
   Не напрасно на полях
   Гнили чьи-то кости.
  
   Плёткой били от плеча.
   В рабской той отчизне
   Можно было лишь мечтать
   О капитализме.
  
   Сфинкса вырубать киркой -
   Вам не чресла нежить.
   (Впрочем, строить лучший строй -
   Методы всё те же.
  
   Возводил когда Гулаг
   Фараоша Троцкий,
   Ося, Цафнах-панеах,
   Подносил там доски.
  
   Средь заснеженных равнин
   Аж в глазах рябило
   От бесчисленных корзин
   Из-под крокодила,
  
   Что когда-то на спине
   Нёс крестьянин с песней
   О невиданной стране
   Всех иных чудесней.)
  
   Женщину из высших сфер
   Дали в жёны Оське.
   Тесть у Оси Потифер,
   Жрец Илиопольский.
  
   Асенефу Бог хранит,
   В изобилья годы
   Карапузов двух родит
   Жреческой породы.
  
   Подвиг в том иль кретинизм,
   Как сказать. В Египте
   Хуже антисемитизм
   Был чем где б то ни б то.
  
   Получая в огород
   Лишь сплошные камни,
   Проходил святой народ
   Божеский экзамен,
  
   Мёртвой хваткой за добро
   Всё одно цеплялся,
   Когда вывести народ
   Моисей пытался.
  
   (Вековые за Суэц
   Войны шли в страданьях,
   Семидневная вконец
   Портит ожиданья,
  
   Что Египет сбросит гнёт
   Всех предубеждений
   И к Израилю примкнёт
   Не по принужденью.
  
   Как ошейник до сих пор
   Суэц на Египте.
   Так и слышится апорт,
   Только на иврите.
  
   Историческая месть
   В воздухе порхает,
   Наши юдофобы здесь
   Просто отдыхают.)
  
   Фараон без параной
   Был иных мудрее,
   К управлению страной
   Он привлёк еврея.
  
   (И привлёк не по статье,
   Укажу особо,
   Как когда-то без затей
   Привлекал всех Коба.
  
   Порулить призвать пора
   Тех, чьи глубже корни.
   Хватит в одну харю жрать,
   Пусть других накормят.
  
   Вспомним Путина. Фрадков
   Тоже не невежа,
   Свой ответ за дураков
   Перед Думой держит.
  
   Обошёлся без пиков,
   Мухи не обидел.
   А каков будет Зубков
   Мы ещё увидим.)
  
   Царь с Иосифом тогда
   Не ошибся слишком.
   Ося в сытые года
   Накопил излишков.
  
   Когда нефть летела вверх
   Аж под сто за баррель,
   Он не праздновал успех,
   А лепил амбары.
  
   Столько в городах сложил
   Он зерна на старость,
   Что у пропасти во ржи
   Ржицы не осталось.
  
   Реформатор, типа Греф,
   Действовал умело,
   На чужой забрался шлейф,
   Пока суть да дело.
  
   Недра лихо извлекал
   Как землечерпалкой,
   Аравийский шейх пока
   Не освоил палку,
  
   А потом намял бока,
   Указал на место -
   Аравия велика,
   А семиту тесно.
  
   Свой накапливал народ
   Гумус с мезозоя,
   Гнал налево мудрый крот
   Ил и всё такое.
  
   И пока кормилец-Нил
   Не случился болен,
   Интенсивное внедрил
   Ося травополье,
  
   Про запас зерно тащил,
   Сыпал, сколько влезет,
   И землицу истощил
   Агроном донельзя.
  
   Неслучайно, что при нём
   Голод приключился.
   В реформаторстве своём
   Сильно отличился
  
   Ося - Цафнах-Панеах,
   Дизелист пустыни.
   Дело было не во снах -
   Кто сидел в кабине.
  
   Но не станем осуждать,
   Был он молод слишком.
   Тридцать семь, что за года -
   Попросту мальчишка.
  
   Потерял бы он в момент
   При штанах лампасы,
   Кабы не скопил тот мент
   В городах запасы.
  
   Хлеба выбрал патриарх,
   Что песка морского,
   Ося - Цафнах-Панеах,
   Для партийцев Коба.
  
   Всякий при больших деньгах
   Не красна девица,
   Так и Цафнах-Панеах
   Не любил делиться.
  
   (Умудрились кассу взять
   В школе два дебила,
   Не смогли пересчитать,
   Цифр им не хватило.
  
   Пароходство грабанул
   Камо ради смеха,
   К Ленину стащил баул,
   Тот в Женеву съехал,
  
   Где безбедно проживал
   Вождь всех нищих Вова,
   Тезисы свои писал,
   Низвергал основы.
  
   Чтоб Камо не донимал
   С долей непомерной,
   Вождь его в охранку сдал,
   Поступил примерно.)
  
   Изобилия семь лет
   Пролетели мухой.
   В ход пустили свой кастет
   Голод и разруха.
  
   Кто когда-то попадал
   Под нужды раздачу,
   Не забудет никогда,
   Как детишки плачут
  
   И однажды навсегда
   Замолчат мальчишки...
   Осе почести воздать
   Надо за излишки.
  
   На чужой земле пекли
   Пышки из соломы.
   Там, наверное, свои
   Были агрономы,
  
   Не радетели страны,
   А простые воры.
   Всем правителям иным
   Дал Иосиф фору,
  
   Ссыпал хлеба в закрома
   Он на семилетку.
   Был Иосиф и весьма
   Управленцем крепким.
  
   Голод на земле крепчал.
   В ругани и в давке
   Люд голодный натощак
   Шёл громить прилавки.
  
   Разорения страны
   Не желая вовсе,
   Хлеб на рынок в три цены
   Выбросил Иосиф.
  
   (Так Бориска Годунов
   Открывал амбары.
   Взбунтовался всё одно
   Молодой и старый.
  
   В город люд пришёл из сёл
   Отнимать излишки
   И в итоге на престол
   Сел Отрепьев Гришка.)
  
   На питание всегда,
   На батон пшеничный
   Даже в сытые года
   Спрос неэластичный.
  
   На продукты Милых Мил
   Со Смирновской вкупе
   Сколько цену ни ломи -
   Всё равно раскупят.
  
   Не один провидца дар
   Выдан был герою.
   Так Иосиф хлебодар
   Стал богаче втрое.
  
   Это рынок, господа,
   Кто ж его осудит.
   Предприимчивый всегда
   Не в накладе будет,
  
   А особенно когда
   За тобою плётка
   И большие города
   Под твоей подмёткой.
  
   (Про Батурину пример
   Вспомнил я не к ночи.
   Муж простой столичный мэр
   С кучей полномочий...
  
   Но того лишь ждёт успех,
   Кто к нему стремиться.
   Женщиною "лучше всех"
   Можем мы гордиться.
  
   Скажет - муж под каблуком -
   Сам тот не без лени...
   А что гордость та с душком,
   Им с Лужком до фени.)
  
   Осе служат не за страх
   Бывшие бандиты.
   В бизнесе рябит в глазах
   От затылков бритых.
  
   Не в раю под звуки арф
   Денежки куются.
   Лентой траурною шарф
   Может обернуться.
  
   Отвращенья на лице
   Бог наш не скрывает.
   Деньги средство или цель -
   Дела не меняет.
  
   Деньги делать тот же секс -
   Счастье в перспективе,
   Но одно различье есть -
   Сам процесс противен,
  
   Даже если ты не жлоб,
   Не скупец паршивый.
   Звучно слово филантроп,
   Да звучит фальшиво.
  
   Был Иосиф не фашист,
   Отнимал без воя,
   По закону финансист
   Всё себе присвоил.
  
   Честь воздать ему пора
   За его прогнозы,
   Что от царского двора
   Отвели угрозу.
  
   С бунтарями был суров,
   Поприжал рабочих,
   Тучных спас тогда коров
   От нападок тощих.
  
   Благодетелем назвал
   Я б его с натяжкой.
   От реформ и стар, и мал
   Застегнули пряжки,
  
   Затянули ремешки
   До последней дырки,
   Тот, кто прыгал за флажки,
   Попадал в Бутырки.
  
   Вылечил тогда страну,
   Спас народ Иосиф,
   Тех, кто всех тянул ко дну,
   Крокодилам бросил.
  
   (Авиценна, Гиппократ,
   Путина полпреды...
   Исцеляют доктора,
   Лечат мироеды.
  
   Лекарь или мироед -
   Вечная дилемма,
   Пять миллениумов лет
   Для беседы тема.
  
   Ждём, вот-вот оно придёт
   Чудное мгновенье,
   В миг один произойдёт
   Наше исцеленье.
  
   Избегая худших бед,
   Глупые детишки,
   Ищем на вопрос ответ,
   Как изъять излишки.
  
   Пусть узнает детвора
   Правду про полпредов:
   Исцеляют доктора -
   Лечат мироеды.)
  
   Ося - Цафнах-Панеах
   В годы недорода
   Поступил как патриарх
   И спаситель рода.
  
   Мне ж не видится в веках
   Разницы особой -
   Чем был ихний Панеах
   Дальновидней Кобы?
  
   Коба наш не падал в ров,
   Где лежал не ропща,
   Тучных не любил коров,
   А Иосиф - тощих.
  
   ГЛАВА 42
  
   Голод был почти что норма
   По библейским временам.
   Ту наследственность не скоро
   Изменить удастся нам.
  
   Объективные причины:
   Холод, засуха, война.
   Но и просто хреновщины
   Накопилось до хрена.
  
   Если можно дистрофию
   Вылечить иль подлечить,
   То от дури простофилю
   Не излечишь на печи.
  
   Дураки растут в народе
   Как бурьян или репей,
   Сколько тот сорняк природы
   Гербицидами ни лей.
  
   Где безбашенного носит,
   Трын-трава не прорастёт...
   Ждёт народ, когда Иосиф
   Все амбары отопрёт.
  
   А Иосиф хуже фрица
   Монополию блюдёт
   И пшеницу за границу
   За бесценок продаёт.
  
   Здесь ни долг, ни клуб Парижский,
   МВФ или общак
   Первобытно-сионистский...
   В общем, дело было так.
  
   Пилигримом по всем странам
   Голод с посохом блуждал
   И дошёл до Ханаана,
   Где Иаков проживал.
  
   В мокроступах скороходах
   Где он только ни бродил,
   Украину мимоходом
   И Поволжье посетил.
  
   Мор и голод в одной паре
   За татарином бредут.
   Лучше пусть придёт татарин,
   Говорили, но не тут.
  
   Биваки располагались
   От Орды за семь морей,
   И татар здесь не боялись,
   Были страхи посильней.
  
   Дуба дать кому охота?
   И пока не рухнет твердь,
   У людей одна забота -
   С голода не помереть.
  
   От волхвов узнал Иаков,
   Что войны в Египте нет
   И в амбарах хлеба с гаком
   Накопил какой-то мент.
  
   Родовое из серванта
   Серебро достал отец,
   Сыновей за провиантом
   Посылает за Суэц.
  
   Пусть за взятку, как угодно,
   Но пришлёт для них вагон
   Оборотень тот в погонах
   Или вовсе без погон.
  
   На хвосте несёт сорока
   Новости, но нет сорок
   В дебрях Ближнего востока.
   Отстаёт от нас восток,
  
   Потому братья не знают,
   Что в Египте в тот момент
   Всем Иосиф заправляет,
   Ими проданный клиент.
  
   Девять братьев Панеаха,
   От неведенья глупы,
   Держат путь, пока без страха,
   Хлеб в Египте закупить.
  
   Запрягали хлопцы кони,
   Лишь остался брат один,
   Мамой названный Бенони,
   А отцом Вениамин,
  
   Брат Иосифа по маме,
   Что Иаков схоронил.
   Был Иаков моногамен
   И Рахиль свою любил.
  
   Размножаться нощно, денно
   Был от Господа указ,
   От жены гулять изменой
   Не считалось, как у нас.
  
   Не влюбиться невозможно
   В сладости восточных губ.
   Обрабатывал наложниц
   Папа Карло однолюб.
  
   В старину детей ценили,
   Не была мораль строга.
   К двум желанным от Рахили
   Ещё девять настрогал
  
   Буратин тогда папаша.
   Без семейного врача
   Кто и от какой мамаши
   По зарубкам различал
  
   Малышей. (Шучу, конечно).
   От Рахили сыновей
   (Той, что родом из Двуречья)
   Он любил всего сильней.
  
   Справивши по Осе тризну,
   Вспоминая Вени мать,
   Он боялся больше жизни
   И другого потерять.
  
   Про Израиль миф развею -
   Пересыльный он барак.
   Корни древние евреев
   У Евфрата, где Ирак.
  
   Патриархи по влеченью
   Брали жён там дорогих.
   Не явился исключеньем
   Сам Иаков среди них.
  
   Климат мягкий, несуровый,
   Всё, казалось, зашибись,
   Но семиты-скотоводы
   Даже там не ужились.
  
   Истина покрыта мраком:
   Что их двинуло оттель?
   Подались они, однако,
   До обещанных земель.
  
   Бедные переселенцы,
   Что поверили в тот бред -
   Палестина только сенцы
   В доме, где покоев нет.
  
   Заполнять пустые ниши
   Завещал еврейский Бог
   И супружеского выше
   Ставил он гражданский долг.
  
   (Почему же либералы
   Нам страну свою любить
   Запрещают? Божьей кары,
   Не боятся, может быть?
  
   Удивляюсь я на наших
   Демократов иногда.
   Может, мало вы поблажек
   Получили, господа?
  
   Пока деды закрывали
   Все границы на засов,
   Внуки правду узнавали
   От "Свобод" и "Голосов".
  
   Власти ставили глушилки,
   Затыкали правде рот.
   Диссидентам шли посылки
   Камнем в чей-то огород.
  
   Кирпичи ловили ловко
   Проходимцы с разных мест,
   Как Щаранский и Буковский
   Выражали свой протест.
  
   Вырастали недоумки
   И с надеждой на успех
   Поклонялись толстой сумке,
   Быть желая "лучше всех",
  
   Поглощали сигареты,
   Обсуждали ерунду,
   Убеждая всех при этом,
   Что живут они в аду.
  
   Так из преисподней вышел
   Либералов высший класс,
   Своё кредо утвердивший
   На деньгах "In God we trust".
  
   С этой верою протухшей
   Разграбленья вожаки
   Всю державу, словно тушу,
   Разодрали на куски -
  
   Не зашить и не заштопать -
   Грифы, Грефы, вороньё...
   Налетело хитрожопых
   На отечество моё
  
   Столько, что уж русским духом,
   Извините, не разит.
   Вырождения старуха
   Впереди клюкой грозит.
  
   Мир изменится вчерашний.
   Ясно видится момент:
   Наш премьер - Натан Щаранский,
   А Буковский - президент.
  
   Как на зоне в мокроступах
   Им страной большой рулить.
   Жаль, что Хельсинскую группу
   Станет некому кормить.
  
   Оценили панораму
   Нувориши-плохиши
   И умчалась на Багамы
   Куролесить от души.
  
   Мы же поспешим податься
   Не в Египетский круиз,
   А туда, где зарождался
   Истинный капитализм.)
  
   Многомордный, многоликий
   Шёл в Египет караван,
   Ибо голод был великий,
   Посетивший Ханаан.
  
   Прут верблюды люд осёдлый
   По пустыне бытия,
   Набивают зад на сёдлах
   Оси-Цафнаха братья.
  
   Все дела иные бросив,
   Где-то в глубине веков
   Самый главный босс Иосиф
   Принимал оптовиков.
  
   Поклонились ему братья
   Лицем до самой земли
   С выражением симпатий,
   Не напрасно, дескать, шли.
  
   При египетском сатрапе
   Ухом, рылом не ведут,
   Что кровинушка по папе
   Самым главным будет тут.
  
   Враз родню узнал Иосиф,
   Только вида не подал.
   Он братьям припомнит после,
   Как в канаве он страдал,
  
   Ограниченный в движеньях
   За провидческий свой сон.
   Рабство как освобожденье
   От Иуды принял он.
  
   Ведь могли убить в запале,
   Если бы не брат Рувим,
   Что ходил к служанке Валле.
   Ну, да Бог пребудет с ним.
  
   Это больше чем измена,
   Если брат тебя продал.
   Впрочем, собственную цену
   Сам Иосиф не узнал.
  
   Тайну сделки той под пыткой
   Братья сохранят навек.
   Мне ж немного любопытно:
   Сколько стоит человек?
  
   На конкретном взять примере,
   Сколько стоит супостат,
   Если в сребрениках мерить
   Возраст Оси и Христа?
  
   Прейскурант Иуд тех вкратце
   Об еврее говорит:
   Двадцать стоит лет в шестнадцать,
   Тридцать будет в тридцать три.
  
   (Лучшие упустишь годы -
   Поизносится товар,
   Трансфертные лишь расходы.
   С мёртвеца какой навар?
  
   Думаю, чем к смерти ближе
   Больше будут нас ценить,
   Лишь одну проблему вижу -
   Вид товарный сохранить.
  
   Хочешь выглядеть чуть краше -
   Пятачок на облучок.
   Впрочем, это дело ваше,
   Но кончается лачок,
  
   Что усопшего обличье
   Помогает освежить
   И в гробу посимпатичней,
   Как живого, уложить.)
  
   Всех правителей фартовей
   Босс Египетской земли
   На братьёв глядит сурово -
   Кто такие, с чем пришли?
  
   Сам о том прекрасно знает,
   Отделяет от толпы
   И с пристрастием пытает,
   Вспоминая про снопы,
  
   Что однажды поклонились
   В ноженьки к снопу его.
   Сны провидца подтвердились.
   Что Иосифу с того?
  
   Лишь лишенья да невзгоды.
   И, возможно, поделом
   Про потерянные годы
   Вспоминать ему в облом -
  
   Как молил братьёв наивный
   Не убить за компромат,
   А в ответ лишь инвективы,
   Мат, короче, перемат.
  
   (Дара Божьего признанье
   В людях ценится сто крат,
   Лишь когда твои дерзанья
   Не предвидят результат.
  
   А когда в ногах держава,
   Выше некуда залезть -
   Всё вокруг пустая слава,
   Зависть скрытая да лесть.
  
   Ловко карлики умеют
   Кулачки совать под нос
   До тех пор, пока пигмеев
   Ты своих не перерос.
  
   Жёлудем когда из грязи
   Ты до облака взлетел,
   Славой ты своей обязан
   Тем, кто жёлудь твой не съел.
  
   Подведу итог беседы:
   Тот, кто нас приободрил,
   Не обгладывал посевы -
   Не последний гомодрил.)
  
   Сон братьям мозгов под осень
   Не добавил - в трёх снопах
   Заблудились и пред Осей
   Пребывают в дураках,
  
   Кто пред ними - без понятья.
   Вспомнив про злосчастный ров,
   Стал Иосиф к своим братьям
   Пуще Сталина суров.
  
   Но умел скрывать он злобу,
   Не кричал семь раз на дню
   И в отличие от Кобы
   Почитал свою родню,
  
   Сор не выносил наружу.
   Но в интригах не простак
   Он Вышинского не хуже
   Разыграть умел спектакль.
  
   Как тиран в тридцать девятом,
   Обвиненье бросил он:
   "Всяк из вас есть соглядатай,
   Диверсант или шпион.
  
   Под зерно мешков нашили,
   Появились неспроста -
   У державы вы решили
   Вызнать слабые места.
  
   Наготу земли пришли вы
   Изучить, чтобы узнать,
   Где дозор стоит паршивый
   И как легче его снять".
  
   Отвечали братья: "Хлеба
   Лишь купить, твои рабы,
   Мы желаем. Непотребно
   Нас во всех грехах винить.
  
   Ханаана коммерсанты,
   Честные мы господа
   И в шпионах-диверсантах
   Не бывали никогда.
  
   Одного мы человека
   Будем дети. Ханаан
   Сел давно на картотеку
   Без поддержки разных стран.
  
   Из одиннадцати сводных
   Брат Иосиф наш почил.
   Младшего, из благородных,
   В путь отец не отпустил".
  
   "Вот и я о том - почивший
   Продолжает свою месть -
   Соглядатаев почище
   Вы заложниками здесь.
  
   Вас подвергну испытанью -
   В подтвержденье ваших слов
   Мне отдайте на закланье
   Лучшего из всех сынов.
  
   Вы отсюда не уйдёте,
   Есть уже о том приказ,
   Если мне не приведёте
   Брата младшего из вас.
  
   Одного домой пошлите,
   А другие посидят
   До тех пор, пока в Египте
   Не появится ваш брат.
  
   Мне вас, как врагов народа,
   Здесь придётся задержать,
   И боюсь, судьбы Ягоды
   Вам тогда не избежать".
  
   Передал братьёв под стражу,
   Продержал всего три дня,
   А потом юрист со стажем
   Своё мненье поменял.
  
   Без конкретных обвинений,
   А тем более улик
   Личности для выясненья
   Срок даётся невелик.
  
   Не бомжи, не аферисты,
   Не бандиты, наконец,
   В ожидании томится
   Не накормленный отец...
  
   Вспомнил Ося, как он пылко
   Все пороки обличал
   И за "Балтики" бутылку
   На Рувима настучал.
  
   Сердце у сатрапа тает,
   Капли капают в живот,
   С поджелудочной стекают,
   Попадают в пищевод.
  
   Лишь с остатками от чая
   Железы достиг фермент,
   За любовь что отвечает,
   Тут вконец растаял мент.
  
   Сердца сок с мочою слился
   И на улице уже.
   Лишь пузырь освободился,
   Легче стало на душе.
  
   Если нашему либидо
   Милосердье не вредит,
   Забываются обиды,
   Словно не было обид.
  
   Мент к братьям уже без мата
   Обращается в ночи,
   И теперь не ультиматум -
   Предложение звучит:
  
   "Я от вас, коль вы не лживы,
   Доказательства дождусь,
   И останетесь вы живы,
   Ибо Господа боюсь.
  
   Я дорогой откровенья
   По его иду лучу,
   Брата младшенького Веню
   Получить от вас хочу.
  
   Не возьму на сердце камень -
   Покарать вас с высоты,
   Хоть признаться между нами,
   Вы отменные скоты.
  
   Про отца страданья знаю,
   Про ужасный недород.
   Из тюрьмы вас отпускаю
   Дабы не погиб ваш род.
  
   Одного из вас под стражей
   Подержу я под замком,
   Пока вы с зерном поклажу
   Отвезёте в отчий дом.
  
   Возвращу его вам быстро,
   Как придёт Вениамин,
   В ваших помыслах корыстных
   Не замаранный один".
  
   И для верности добавил:
   "...Чтобы вам не умереть,
   А не то трамвай задавит
   Иль другая ждёт вас смерть".
  
   (Удивительнейший номер
   Вспоминаю невзначай,
   Как Камо на рельсах помер
   По заданью Ильича
  
   Или Сталину в угоду.
   Революции рука,
   Чтоб концы упрятать в воду,
   Убрала боевика.
  
   Ехал на велосипеде
   Получить должок с вождя.
   Вёл трамвай какой-то педик,
   Не сумел из-за дождя
  
   Избежать наезда резко
   И наехал, как итог -
   Кончил жизнь Камо в железках,
   Скрученных в бараний рог.
  
   Против лома нет приёма.
   Медицине не помог
   Возвратить Камо из комы
   Низкий болевой порог.
  
   Изуродовано тело,
   Крови вылилось с ушат,
   Кость берцовая отдельно
   От штанин, за ней - душа
  
   Отлетела, эко диво...
   Здесь вопрос стоит не в том -
   Пил грузин вино иль пиво?
   Диво кроется в ином:
  
   Три трамвая на весь город
   И один велосипед
   Вниз слетает с косогора...
   Трое сбоку - ваших нет,
  
   Жизнь лихую подытожив,
   Саданули об настил...
   Всё, что был когда-то должен,
   Вождь погибшему простил.)
  
   Вспомнил Веничку Иосиф,
   Проглотил обид комок,
   На братьёв взирает косо,
   Точно Ленин на Камо.
  
   Выбора им не оставил,
   Как за отроком лететь -
   "...А не то трамвай задавит
   Иль другая ждёт вас смерть".
  
   Хороша альтернатива.
   Призадумались братья
   И друг к другу обратились
   После этого битья.
  
   Что подвигло братьев, бог весть,
   Вспомнить давние дела?
   Неужели это совесть
   Голос слабый подала?
  
   "Бог за наше злодеянье
   Суд свой праведный вершит,
   Налагает наказанье
   За страдания души
  
   Те, что претерпел Иосиф,
   Нашей милостью изгой.
   Не заслуживал он вовсе
   Жалкой участи такой.
  
   Слушали его не слыша,
   Когда нас он умолял.
   Чрез него нам сам Всевышний
   Свою волю объявлял.
  
   Кстати, что сейчас дремучий
   Дух имеет нам сказать?"
   Поплотнее сбились в кучу,
   Стали медиума звать
  
   Разузнать, судьбу какую
   На чужом примере им
   Дух предложит, не блефуя,
   Иль останется глухим
  
   К их постигшему несчастью...
   Был ещё не слишком строг,
   К оккультизму обращаться
   Разрешал еврейский Бог.
  
   Знать судьбу братья хотели.
   Им поведал третий глаз,
   Как с любовницей в постели
   Трумэн подписал приказ
  
   О бомбёжках Нагасаки,
   Как Господь его судил
   И какие выпить ссаки
   Он его приговорил:
  
   "Президент преступный Трумэн,
   Сатана за твой приказ
   На то место, чем ты думал,
   Столько раз натянет глаз,
  
   Сколько полегло японцев.
   Наблюдать тебе, изгой,
   Не затмение на солнце,
   А кисту и геморрой".
  
   Я так думаю, Иосиф
   Вверг братьёв своих в гипноз,
   Их стенаниями в голос
   Умилялся он до слёз:
  
   "Мы сюда пришли за хлебом,
   Но ужасен жребий наш -
   Вниз глядеть и видеть небо
   В отражении параш..."
  
   "Говорил вам: Не грешите
   Против отрока" - Рувим
   Чувств растрёпанных в зените
   С осуждением к другим
  
   Обращается к братишкам,
   Лицемерья образец,
   Ведь ему тогда мальчишку
   Охранять велел отец.
  
   Говорил высоким слогом
   (Дать понять, что ты умней,
   Справедливей - имя Бога
   Помогает всех верней):
  
   "Кровь на нас легла позором,
   За неё с нас взыщет Бог"...
   (Удивлён я - где тот Зорро
   Эту кровь увидеть смог?
  
   Не убили, слава Богу,
   Стал Иосиф атаман.
   Ну, подумаешь, немного
   Поработал задарма.
  
   Человек другим не станет.
   От сохи мечтает тать,
   Как бы половчей заставить
   На себя других пахать.)
  
   Сам Рувим пусть тёщу лечит,
   Здесь задумал он схитрить -
   Снять и на чужие плечи
   Всю вину переложить,
  
   Испугался, что накажут
   Или отдадут под суд -
   Про Иосифа продажу
   Он не доложил отцу,
  
   Думал, будучи моложе:
   Сгинул Ося, хрен бы с ним.
   Не хотел отца тревожить
   Сострадательный Рувим.
  
   И пока братья стенали -
   Зря продали, то да сё,
   Одного они не знали,
   Что Иосиф слышит всё.
  
   Между ними, как рабочий,
   В тот ответственный момент
   Ошивался переводчик,
   Завербованный агент,
  
   Мастер на такие штуки.
   Знает каждый атташе -
   Длинные сатрапа руки
   Начинаются с ушей.
  
   В дальних комнатах Иосиф,
   Чтоб никто не услыхал,
   Тело на подушки бросил,
   Сильно так переживал,
  
   Заходился от рыданий,
   Братьев продолжал любить.
   Думал он о наказанье
   И о том, как их простить.
  
   Мщение и всепрощенье
   Встретились на кулачках.
   Жажда низкая отмщенья
   Проиграла по очкам
  
   В этом очном поединке
   У Иосифа в душе.
   Во всех смыслах был великим
   Иеговы атташе.
  
   Полежал минут пятнадцать,
   Отряхнулся, точно гусь,
   Вышел дальше притворяться
   Лицедеем братских чувств.
  
   Драматическим артистом
   С детства Ося быть хотел,
   На растроганное лице
   Маску строгую надел.
  
   Подавил в себе он стоны,
   Как в гестапо партизан,
   Взял из братьев Симеона,
   Как преступника связал,
  
   Поступил весьма сурово.
   Брал Сихем тот как герой
   После акта полового
   С обесчещенной сестрой.
  
   Стратегический свой гений
   Тухачевским проявил -
   Всех обрезал, как растенья,
   Беззащитных перебил.
  
   (Что крестьян гонять в глубинке,
   Отправляя на тот свет,
   Что мечами по ширинкам -
   Разницы особой нет.
  
   Позже Сталин командарму,
   Что Кронштадт в крови топил,
   По делам воздаст недаром.)
   Ося тоже не простил,
  
   Посадил он Симеона.
   Помнил Ося, как садист
   Брат сдирал с него кальсоны
   И швырял в канаву вниз.
  
   Но Иосиф в высшей славе
   Выполнял, что скажет Бог,
   Рук своих не окровавил,
   А ведь очень даже мог
  
   Покарать как Чикатилу.
   Месть не овладела им.
   Родовое накатило
   Чувство близости к своим.
  
   Был готов тогда Иосиф
   Предпоследнее отдать,
   Чтоб отца увидеть проседь,
   Веничку поцеловать.
  
   Под Иосифа указку
   Полной мерою мешки
   Набивают под завязку
   Братья (те же мужики,
  
   Что приехали с Поволжья
   За пшеницею в Тамбов.
   А найти пшеничку сложно -
   Перебили мужиков).
  
   Но зерно Иосиф сыщет,
   Не посадит на паёк.
   Коммунизма призрак нищий
   От страны ещё далёк.
  
   Без разборок и делёжки
   Сможет нищенка прожить -
   Поклониться стоит в ножки
   И накормят, может быть.
  
   На египетских раздольях,
   Где ковыль растёт ничей,
   Мы накушаемся вдоволь
   Благородством богачей.
  
   Загрузить братьёв Иосиф
   Фуражом даёт добро
   И велит в мешки к ним бросить
   Ханаана серебро,
  
   Может то, что так паскудно
   За него купец платил.
   Впрочем, деньги те Иуда
   На блудниц давно спустил.
  
   Братья на ослов, верблюдов
   Хлеб навьючили в мешках.
   И пошли они оттуда
   Малой скоростью в песках.
  
   Совесть грузом за спиною
   Тяжелее горьких слов,
   Ощущение такое -
   Сами вроде тех ослов.
  
   (Если верить Кузнецову -
   Он поэт, библиовед -
   В языке еврейском слова
   Совесть не было, и нет.
  
   Заменяет совесть людям
   Огорчение, каприз...
   А бессовестных не любят -
   Значит, антисемитизм.
  
   Нет понятья - в эти дыры
   Выдувает душу вон.
   На иврите нет Шекспира,
   Не велик с того урон.
  
   По незнанью ближе к ночи
   Вру, конечно, атеист -
   Образованнее прочих
   Богослов и талмудист.
  
   Есть у них Шолом-Алейхем,
   И хоть нет у них Христа,
   Оголтелых шайке-лейке
   Талмудисты не чета.
  
   Возраженья слышу - ой ли?
   Юдофил и юдофоб
   Препираются до боли
   И меня загонят в гроб.
  
   За народы и системы
   Отвечать я не берусь,
   Лучше я от скользкой темы
   К изложению вернусь.)
  
   Брат один открыл мешок свой
   На ночь накормить осла
   И остолбенел от шока
   Видя то, что Бог послал.
  
   Как вести себя не знает,
   Ошарашен не слегка -
   Серебро его сияет
   Из отверстия мешка.
  
   Прибежал к своим он братьям:
   "Серебро возвращено,
   Утаим его от бати
   И потратим на вино".
  
   Нет, подумали другие -
   Знак хорошим не назвать,
   Если помочи тугие,
   Оттянув, пустить назад.
  
   Это вам не обещанья,
   Вечно помнить и любить.
   Если деньги возвращают,
   Значит, точно будут бить.
  
   Сердцем трепетно смутились,
   Пережить подобный стресс
   Даже к Богу обратились,
   Проявили интерес.
  
   "Что Господь задумал с нами
   Очень скоро сотворить,
   Если мент сорит деньгами
   И про то не говорит?"
  
   Так с халявным миллионом
   И с мучицей на мацу,
   Но уже без Симеона
   Братья подошли к отцу.
  
   Встал Иаков преподобный,
   Без торшера абажур.
   Пред отцом отчёт подробный
   Вкратце я перескажу:
  
   "Над землёй той главный самый
   Принял нас средь бела дня,
   Говорил сурово с нами
   В соглядатайстве виня.
  
   Вёл себя как контрразведка,
   Унижая пришлых лиц,
   Что весьма бывает редко
   При прозрачности границ.
  
   У него система "Тополь",
   В бункере запас еды,
   База в бухте Севастополь
   И с рукою нелады -
  
   Сохнет сошкой веретённой.
   (У Иосифов такой
   Был дефект приобретённый,
   У Иакова - с ногой.)
  
   Продержал три дня в подвале
   Нас в египетской тюрьме.
   Мы же духа не теряли,
   Поддержали реноме
  
   Людей честных и при этом
   Заявили мы ему:
   Про крылатые ракеты
   Не расскажем никому.
  
   Нас одиннадцать сначала
   Было братьев на крыльце,
   Одного из нас не стало,
   Самый младший при отце.
  
   Нас числом осталось десять,
   Симеон в темницу взят,
   А развесить нашу честность -
   Хватит и на пятьдесят".
  
   (Факт открыл я интересный:
   Если Библия не врёт,
   На востоке самым честным
   Был израильский народ.
  
   Впрочем, этот довод спорен,
   Не согласен с ним Коран.
   А где вор сидит на воре,
   Самый честный там баран.)
  
   Но продолжим братьев повесть,
   Что поведана отцу
   В оправданье или в гордость
   За мучицу на мацу:
  
   "В нашей честности семитской
   Усомниться смог тиран
   И отправил в путь неблизкий
   Хлеб доставить в Ханаан.
  
   Одного из нас залогом
   Приказал оставить он.
   И по жребию в остроге
   Оказался Симеон
  
   (Тот, что до того всех лучше
   Брал подрезанный Сихем.
   Как Иосифа он мучил
   Не рассказывать же всем).
  
   Обещали, скоро будем.
   За одно ты нас прости -
   Веню нас сатрап принудил
   Вместо Сёмы привести.
  
   "Младшего желаю брата -
   Говорил он - лицезреть
   Я желаю и обратно
   Отпустить. Иначе смерть
  
   Ожидает Симеона.
   Юрисдикция строга
   К соглядатаям, шпионам
   И к пособникам врага.
  
   Привезёте Веню если,
   Что честны вы, буду знать
   И в Египте сколько влезет
   Разрешу вам торговать
  
   Без запретов и лицензий,
   Саннадзора, блокпостов".
   Спорить было бесполезно,
   Загрузили мы ослов,
  
   А когда опорожняли
   Привезённое добро,
   Мы прознали, что подклали
   В наши торбы серебро".
  
   (Извините, подложили,
   Не изменит это суть,
   Если вытянут с вас жилы
   Серебро назад вернуть.
  
   Вспомнил я, бандит Япончик,
   До того как отсидел,
   Сапогом лечил по почкам
   Тех, кто вовсе не болел.
  
   Знал я Ходоса Володю.
   Ну, случилось, задолжал,
   Про факторинг мордой в воду
   От Япончика узнал.
  
   Извлекаемый обратно
   За цепочку под ножи,
   Думал он с Рене Декартом:
   Если мыслю, значит жив.
  
   Высоко взлетел Картезий
   На познания коне...
   Чем тогда Володя грезил,
   Не понять тебе, Рене.)
  
   По делам всем воздаётся,
   Но как скоро не берусь
   Я сказать... Опять отвлёкся,
   Вновь к высокому вернусь,
  
   Бишь к ослам и к чувству братства,
   Что застыло у ворот,
   И в попытках разобраться
   Морщит лбы про серебро.
  
   "Может, ниспослал нам чудо
   Наш Всевышний господин?"...
   Почему-то на Иуду
   Все взглянули, как один.
  
   Комбинатор он великий,
   Есть за ним такой грешок.
   Но зачем всё, что заныкал,
   Сунул каждому в мешок?
  
   Круговой порукой споро
   Нас повяжет, вот беда...
   Зная же Иуды норов,
   Промолчали как всегда.
  
   Впрочем, это всё догадки -
   Думали они тайком,
   И каким бы ни был гадким,
   Здесь Иуда ни при чём.
  
   Причитал Иаков тяжко:
   "Вы причина моих бед -
   Ося отошёл бедняжка,
   Симеона больше нет,
  
   А теперь ещё хотите
   Веню среди бела дня
   Увезти с собой в Египет.
   И всё это - на меня!"
  
   Здесь Рувим-правозащитник
   Выступил в защиту всех:
   "Мой отец, с меня взыщи ты
   За содеянный наш грех.
  
   Двух сынов моих убей ты,
   Если правды не найду,
   Симеона с того света
   Я живым не приведу.
  
   Отпусти ты с нами Веню,
   Едем, чай, не на Тибет.
   Верь мне, как еврей еврею,
   Я верну его тебе.
  
   Дай мне Веню на поруки,
   Возвращу его к своим".
   Думаю, в кармане кукиш
   Зажимал тогда Рувим,
  
   Выглядеть при том приличным
   Вывел он один приём:
   Надо мысленно в кавычки
   Заключать своё враньё.
  
   Прихвастнул он делом грешным,
   Снимет грех потом с души -
   Чтоб несчастного утешить,
   Все приёмы хороши.
  
   Образованный, ей Богу,
   Знал, что даже Томас Манн
   Осуждал не очень строго
   Во спасение обман.
  
   Знал Рувим, что он, конечно,
   Симеона не вернёт,
   Но и дед бесчеловечно
   Внуков тоже не убьёт.
  
   (Впредь без фиги и кавычек,
   Во спасенье, за глаза
   Врать вошло у нас в привычку,
   Если больше не сказать.)
  
   В сострадании замечен
   Не однажды был Рувим -
   Валлу утешал под вечер,
   К ночи предложил интим,
  
   Брата не порвал на части,
   Когда тот отцу его
   С потрохами сдал стукачик
   За две "Балтики" всего.
  
   Но когда, как в океане,
   Их столкнуться случай свёл,
   Он свой айсберг состраданья
   От Титаника отвёл.
  
   Руки отроку вязали -
   Он верёвочку нашёл,
   Осю в рабство продавали -
   Помочиться отошёл,
  
   А теперь Вениамина
   Предложил в Египет взять...
   В бескорыстность господина
   Верить, думаю, нельзя.
  
   Слишком были опасенья:
   Симеона не вернёшь.
   И не слишком во спасенье
   Мне представилась та ложь.
  
   Но Иаков даже слишком
   Строил мины и вопил,
   Волос дёргал и мальчишку
   Никуда не отпустил.
  
   Рассудил Иаков трезво -
   Мало ль что произойдёт?
   Заявил всем, как отрезал:
   "Сын в Египет не пойдёт.
  
   Осю бедного убили,
   Один Веня его брат,
   Что родился от Рахили,
   Бриллиант во сто карат.
  
   А случится с ним несчастье,
   Что в пути произойдёт -
   С выражением участья
   Брат Кондрат ко мне придёт,
  
   Не поймёшь на чьё прощанье
   Будут все приглашены...
   Седину мою с печалью
   В гроб загоните, сыны.
  
   В том языческом Египте
   Дабы Веня не погиб,
   Что вы мне ни говорите -
   Не поедет сын в Египт".
  
   Сына Веню Симеону
   Предпочёл тогда отец...
   Их еврейскому закону
   Не судья я, наконец.
  
   А насколько допустимы
   Во спасение обман,
   Ложь, вранье и инвективы -
   Пусть расскажет Томас Манн.
  
   ГЛАВА 43
  
   Запасы кончились и голод
   Людей повыкосил на треть,
   Что вынудило по другому
   Позицию пересмотреть
  
   Иакову. Уже не плачет,
   А начинает говорить:
   "Зерна купите нам, иначе,
   Оставшихся не сохранить.
  
   Порою хлеб нужней чем воздух,
   Чем на дуэли пистолет,
   И ценит человек свободу,
   Когда накормлен и одет.
  
   Езжайте милые в Египет,
   Цурюпе ихнему поклон
   Мой привезите, помогите
   Взять на питание талон".
  
   Напомнил здесь отцу Иуда:
   "Тот человек издал указ:
   Не появляться нам, покуда
   Не будет брата среди нас.
  
   К нему лишь сунемся на лице -
   Отдаст нас в руки холуям,
   И будешь ты отец молиться
   По убиенным сыновьям.
  
   Когда ж отпустишь с нами Веню,
   Через неделю ясным днём
   Все вместе пред твои ступени
   Ослов с зерном мы приведём".
  
   "Зачем же вы - вопил Израиль,
   Иаковом что был в миру, -
   Про брата Веню рассказали
   В египетском том ЦРУ?
  
   Папаше службу сослужили,
   Язык бы вам за то отсечь,
   Свинью такую подложили,
   Что места не осталось лечь.
  
   Своя рубашка к телу ближе,
   Как на чужой горбине рай,
   Но трижды будучи бесстыжим
   Последнее не отбирай.
  
   А вы меня освежевали,
   Содрали кожу и мездру,
   Про брата Веню рассказали
   В египетском том ЦРУ.
  
   Башкой вы думали овечьей,
   Попавшие в чужой загон".
   (У скотоводов Междуречья
   Особый был в ходу жаргон.)
  
   Братья в ответ: "За языкастость
   Нас не брани. Не наш позор,
   Что ощутили мы опасность,
   Едва попали под надзор.
  
   Тот человек вполне конкретно
   Свои вопросы задавал
   И обвинения при этом
   В соглядатайстве не снимал.
  
   НКВД нам дело шило,
   Три дня сидели без питья
   И нам не лампочка светила,
   А уголовная статья.
  
   Когда немножко убивают,
   Прилаживают к шее шнур,
   То не до лампочки бывает,
   Какой вопрос волнует МУР.
  
   Когда в плечах косая сажень
   Тебя пакует в каземат,
   Не то, что про отца расскажешь,
   А даже вспомнишь Бени мать,
  
   Что нарекла сынка Бенони,
   Отец назвал Вениамин,
   А нам за них торчать на зоне
   Хрен оказался не один.
  
   На психотропные уколы
   Могли нас подсадить вконец.
   Несправедливые укоры
   Обидно слышать нам, отец.
  
   То, что на скверные вопросы
   Мы путались семь раз на дню,
   Не вправе ты считать доносом
   На нашу славную родню.
  
   Для тех, кто слов не понимает,
   Есть у дознания прикол -
   Прямей прямой кишка прямая,
   Когда в неё въезжает кол.
  
   При пытках на прямой как шпала
   Вопрос: Имеешь или нет
   Ты брата? Нет, не проплывала -
   Не самый правильный ответ.
  
   Когда не кол, тогда шпицрутен
   Развяжет скрытному язык.
   В Египте у ментов есть шутка -
   Лить кипяток за воротник,
  
   А после остудить азотом.
   Едва появится волдырь,
   Забудешь враз язык Эзопа
   И сам попросишься в Сибирь.
  
   Могли ль мы знать, что - приведите
   Мне брата - скажет этот лось?
   А хоть и знали б, извините,
   Скрыть Веню нам не удалось".
  
   Иуда встрял тут бесшабашный
   У помраченья на краю:
   "Сниму я боль твою, папаша,
   В том поручительство даю.
  
   Пусти ты отрока со мною,
   Мы встанем вместе и пойдём.
   Я отвечаю головою,
   Что живы будем, не умрём
  
   Ни мы, ни братья, твои дети
   От двух наложниц и супруг.
   За Веню лично я в ответе,
   Сынка с моих получишь рук.
  
   А не верну, пред отче лице
   Вдруг не представлю я мальца -
   Век буду каяться, виниться,
   Как смерть приблизивший отца.
  
   А так - все вымрем из-за брата.
   Уж смерть стучится в каждый дом.
   Когда б не медлили - обратно
   Уже вернулись бы с зерном
  
   Два раза...десять, двадцать, тридцать.."
   На сребреники сбился вдруг,
   Умом Иуда помрачился,
   Сказался давнишний испуг -
  
   Азот за воротник, шпицрутен,
   Египта антисемитизм...
   Недоедал он, как Цурюпа,
   Дал сбой могучий организм.
  
   Какие б чувства ни кипели,
   С Иуды уст ни шли слова,
   Но хлеб насущный в каждом деле
   Всему, приятель, голова.
  
   В последней истине избитой
   Всегда сквозит живая мысль.
   Не станем осуждать семитов
   За сметку и меркантилизм.
  
   Израиль же, в миру Иаков,
   Сынам сказал примерно так:
   "Езжайте со своим вы маком
   Туда, где вызрел хлебный злак.
  
   Судьба нам по миру скитаться,
   Но не с котомкою наш бег.
   Вас с маком к булочкам заждался
   Египта главный человек.
  
   Плодов земли с собой возьмите -
   Фисташковый орех, бальзам
   И фараону отвезите,
   Как дар египетским богам,
  
   Тем, что у нашего подмышкой,
   Недаром же мы "лучше всех".
   Но если денег нет в кубышке,
   С богатыми дружить не грех.
  
   Чем выше человек летает
   И чем полней его амбар,
   Тем он охотней принимает
   Дар, приношенье, гонорар
  
   За ненаписанную книгу,
   И если не последний жмот,
   То, может быть, в кармане фигу
   На вашу просьбу разожмёт.
  
   Возьмите вы с собой маслины.
   Что до чужого серебра,
   Прибывшего в мешках ослиных -
   Добра не будет от добра.
  
   Утрите нос коварной тёте,
   Пандоре возвратите дар
   И, может быть, вы отведёте
   Кулак, готовый на удар.
  
   Вам не загнуться от полипа.
   Чужие деньги - тот же тромб.
   Что вам к рукам тогда прилипло,
   Надеюсь, чей-то недосмотр,
  
   А не подвохи и обсчёты.
   Еврея заповедь - не лгать.
   Тот, кто ворует по нечётным,
   По чётным должен отдыхать,
  
   А не терзать баланс на счётах.
   Суббота - главный выходной
   Из прочих будет самый чётный,
   Хоть день творения седьмой.
  
   Не всё, что пало - то пропало.
   Кто благороден, тот поймёт -
   Сомнительные капиталы
   Иаков праведный вернёт.
  
   (Он яйца Фаберже отмоет
   И сдаст в палату по уму,
   Чтоб меж сумою и тюрьмою
   Не выбирать потом тюрьму.
  
   Сума его не опустеет,
   Скорей пополнится сто крат,
   Не зря же умные евреи
   Так ценят антиквариат.
  
   Взобравшийся по древу жизни
   На самый верх не смотрит вниз
   И на суку родной отчизны
   Он угнездится без яиц.
  
   Умно задумано, не скрою.
   Бессмысленно на них сидеть,
   Когда внутри под скорлупою
   Наружу рвущаяся нефть,
  
   За баррель - свыше девяноста.
   На недра рента - не для львов.
   Что до народа - перебьётся...
   Жаль, умер академик Львов.)
  
   Ступайте, милые, в Египет,
   Где пирамиды праздных ждут
   И египтяне воду в сите
   В корзинах на поля несут.
  
   С собою прихватите Веню.
   Пора ребёнку повзрослеть
   И фараоновы владенья
   Не по буклетам рассмотреть.
  
   Конечно, не обитель Божья,
   Но поглядеть с иных сторон -
   Не Таиланд и не Камбоджа,
   Спокойный, в целом, регион.
  
   Доставьте Веню человеку,
   Желающему бросить взор
   На отрока, как на ацтека,
   Что погубил конквистадор.
  
   Бог всемогущий даст вам милость
   Приобрести в его глазах,
   Из заточенья в пойме Нила
   Назад вернуться на газах
  
   В свой незабвенный сектор Газа
   (Не где воруется транзит,
   А где арабская зараза
   Вениамину не грозит).
  
   Когда же старческую слабость
   Мне ниспошлёт жестокий рок,
   Одна останется мне радость -
   Домой вернувшийся сынок".
  
   По ситуации мудрее
   Едва ли подобрать слова,
   Ведь хлеб насущный у еврея
   Всему, приятель, голова.
  
   Вновь на горбах братья трясутся,
   От страха крайне трепеща,
   С надеждою домой вернуться,
   Как всем Иуда обещал.
  
   С собою прихватили вдвое.
   Набил карманы младший брат,
   Поскольку действие любое
   Немалых требует затрат.
  
   Им лунный серп беду пророчит.
   В Египте антисемитизм
   Темнее чем иные ночи -
   На фолианте экслибрис,
  
   Знак отличительный народа.
   Свою младенческую суть
   Невежество любой породы
   Всегда отметит чем-нибудь.
  
   Братьёв косым встречает взглядом
   Неузкоглазый кардинал
   И под секьюрити приглядом
   Всех доставляет в терминал.
  
   В ермолку пейсы подобрали,
   По первородству встали в ряд
   И как бойцы на поле брани
   Братья Иосифа стоят.
  
   Иосиф, видя с ними брата
   По матери, благоволит
   И проводить братьёв в палаты
   Домоправителю велит:
  
   "Еду подай на лучшем блюде
   Да приготовь, на что им сесть.
   Прибывшие с дарами люди
   Со мною в полдень будут есть.
  
   Забей скота ты потучнее
   Да жару не жалей, подлец,
   Чтобы обед их был вкуснее
   Чем дома потчует отец".
  
   Всё сделал, как сказал Иосиф,
   Его слуга, всех вводит в дом,
   Удобней разместиться просит.
   А у братьёв в глазах фантом
  
   Застыл от ожиданья, ужас
   Их охватил - сие добром
   Не кончится. Похоже, нужно
   Ответ держать за серебро,
  
   Что им нарочно подложили,
   Всучили дамочку не в масть,
   Теперь в ловушку заманили,
   Чтоб неожиданно напасть.
  
   Загнуться в рабстве, сгинуть в бездне
   С ослами вместе им грозит.
   С чего иначе так любезен
   К евреям стал антисемит?
  
   Покуда не настиг неправый
   Их без присяжных страшный суд,
   К домоправителю оравой
   Они петицию несут
  
   Не на иврите - на коленях,
   Суть излагают на словах
   И путаются в наклоненьях,
   В спряжениях и временах.
  
   "Мы приходили уже прежде
   За пищей, что потом съедим.
   Когда ж смыкались наши вежды
   Перед ночлегом, господин,
  
   На биваке не самом первом
   В мешках, едва завидев дно,
   Нашли монеты, полной мерой
   Уплаченные за зерно.
  
   Пресечь все пересуды в корне,
   Чужое возвратить добро -
   Из наших рук прими по форме
   Сокрытое то серебро,
  
   Которого происхожденье
   Спросить мы разве что с ослов
   Могли б, когда те с наслажденьем
   Пшеницу жрали из мешков
  
   И мордой утыкались в днище.
   Находку нам вернуть пора,
   А для покупки новой пищи
   У нас в достатке серебра".
  
   (В их монологе немудрёном
   Мне искренность дороже слов,
   Но за ослов библейских рёвом
   Не слышно пенья соловьёв
  
   И хочется сказать: Не верю.
   Закон сценический суров,
   И как Раскольников за дверью
   Топор сжимает Макашов.)
  
   Иосифа домоначальник
   Им деньги возвращает взад,
   Растроганный необычайно
   Так говорит: "То Божий клад
  
   Ниспослан вам за вашу веру.
   Сошёлся годовой баланс,
   А это значит полной мерой
   Я плату получил от вас".
  
   "Действительно случилось чудо -
   Подумали братья в тот час -
   А мы-то сдуру на Иуду
   Подумали: в который раз
  
   Связать порукой круговою
   Нас вздумал этот лиходей.
   Зерно везли мы дармовое,
   Похищенное у людей.
  
   Как янычары в чан дерьмовый,
   Спасаясь дружно от меча,
   Ныряли б снова мы и снова,
   Когда б дозор нас застучал".
  
   Из заточенья Симеона
   Приводит к братьям господин.
   Антисемитов миллионы,
   Такой покладистый один.
  
   Впустил их в дом не для проформы,
   Воды им дал ступни омыть,
   Ослам в избытке бросил корма,
   Сам вышел в сени покурить.
  
   Дары достали, ждут прихода
   Иосифа братья взахлеб,
   Не евшие, считай, с восхода.
   А в полдень обещали хлеб
  
   Им дать, а может, булка с маком
   Окажется вдруг на столе...
   Не будем забывать, однако,
   Что голод был на всей земле.
  
   К полудню подошёл Иосиф,
   На их дары свой взгляд скосил,
   Пересчитал прибывших в гости
   И о здоровье расспросил:
  
   "Здоров ли ваш родитель-старец,
   Что в тайны мира посвящён?
   Немного лет ему осталось
   Прожить и жив ли он ещё?"
  
   Его уверили братишки,
   Что их отец здоров и жив,
   Поклоны били, даже слишком,
   Ладони на груди сложив.
  
   Чуть в стороне держался младший
   Брат деспота Вениамин.
   Узрел мальчишку возжелавший
   Его увидеть господин.
  
   Любовь немедленно вскипела
   В груди Иосифа, затем
   Вдруг заскворчала, зашипела
   Яичницею на плите.
  
   Душе, разорванной на шкварки
   (Ведь был Иосиф нелюдим)
   Невыносимо стало жарко
   И выброс стал необходим.
  
   Обиды все как ветром сдуло,
   Прорвался нежности нарыв.
   В другую комнату рванул он
   И плакал полчаса навзрыд.
  
   Потом умылся и скрепился,
   Душою словно не болел,
   Перед братьями появился
   И кушанье подать велел.
  
   Харч принесли ему особо,
   Братьям особо. Египтян,
   К нему привязанных до гроба,
   Как с Марса инопланетян
  
   Кормил он из другой посуды
   И в помещении другом,
   Чтобы пустые пересуды
   Не будоражили весь дом.
  
   Для египтян считалось мерзость
   И унизительно при том
   Душистый хлеб ломтями резать
   С евреем за одним столом.
  
   Причиной розни допотопной
   Был склад ума, их экслибрис.
   (Не стал бы я всю мерзость скопом
   Валить на антисемитизм.
  
   В любом краю, где много нищих,
   Излишки могут отобрать.
   Стыдилась знать приёма пищи,
   Любила в одну харю жрать.
  
   В Талмуде, в Библии, в Коране
   Таких примеров нам не счесть,
   И очень часто мусульмане
   Лишь по ночам садились есть -
  
   И это при монотеизме!
   Нам предрассудки нипочём,
   Когда дойдём до коммунизма
   С одной тарелки есть начнём.
  
   История полна запретов,
   Кто не работает - не ест.
   У нас же сплошь а ля фуршеты...
   Как далеко зашёл прогресс.)
  
   В прожилках розовое сало
   Неся еврею мимо рта,
   Так мало в жизни понимала
   Египетская темнота.
  
   Евреи снобов доставали,
   Претил тем запах чеснока.
   (Но остроумнее едва ли
   В столовой встретишь чувака.
  
   С рубля про две копейки сдачи
   Он станет спрашивать всерьёз,
   Про судака начнёт судачить,
   С ним обхохочешься до слёз.
  
   По мне, бактерицидный резкий
   Дух - от простуды лучший щит.
   И пейсы мне не интересны,
   Пока они не лезут в щи.)
  
   Масштабы нищенства огромны.
   Ешь на свету ты иль во мгле,
   Но тьмы египетской погромы
   Прокатятся по всей земле.
  
   Подвергнётся большому риску
   Любитель рыбы с чесноком.
   Простим Египту экслибрисы
   Про мерзость за одним столом.
  
   К тому ж не ангелы евреи,
   Себя проявят, дайте срок.
   Но возвратимся мы в то время,
   Где наш сверчок знал свой шесток.
  
   Сидят братья перед Иосей,
   По старшинству ведут черёд.
   Все блюда, что ему приносят,
   Братьям Иосиф отдаёт,
  
   Обедом потчует исправно
   Отца родного сыновей,
   Всем отмеряя долей равной -
   Вениамину в пять долей.
  
   Когда любви внезапный выброс
   Окрасит мысли в жёлтый цвет,
   Искать напрасно справедливость
   Там, где её в природе нет.
  
   Пока вопрос не о наследстве
   И час делёжки не настал,
   Размер желудочка у сердца
   Не кажется нам слишком мал.
  
   Любое сердце не вмещает
   Всех, прыгающих на пенёк,
   Братья Иосифу прощают,
   Что Веня сел на спецпаёк.
  
   Симпатия совсем не шутка,
   Зов крови тоже не молчит,
   Но ор голодного желудка
   Любую кровь перекричит.
  
   Так отрешенье от печали
   Хорошей жрачкой завершив,
   Братья совсем не замечали
   Неравноправие души
  
   Иосифа, не обращали
   Вниманья на бревно в глазу
   И меж собой не обещали
   Устроить Венечке козу.
  
   Вениамин, как именинник,
   В Иосифа объятья плыл,
   Но Чилингировым на льдине
   По праву там Иуда был.
  
   Когда-то Осеньку сурово
   За двадцать сребреников слил,
   А позже, дав папаше слово,
   Он вновь семью объединил.
  
   Причиной радости, печали
   Кто истинный был аноним,
   Отец с Иосифом не знали,
   Но думали - Вениамин.
  
   Смотрели братья друг на друга,
   Довольно пили вместе с ним,
   Пускали выпивку по кругу,
   Дивились - хорошо сидим.
  
   Про Веню вижу я задачу
   Для мальчиков из наших дней:
   В пять раз закусывая чаще
   Во сколько раз он был пьяней?
  
   ГЛАВА 44
  
   С родным повидавшись Венечкой,
   В душе всколыхнувшим муть,
   Иосиф, всплакнув маленечко,
   Братьёв собирает в путь.
  
   Разлукою опечаленный,
   Что вновь постучалась в дом,
   Иосиф домоначальнику
   Наполнить велит зерном
  
   Мешки. Загрузивши пищею,
   Велит Ося братьев кладь
   С египетскою пылищею
   Родителю отослать.
  
   Приказ дал припрятать к младшему
   Средь прочего их добра
   Любимую чашу бражную
   Из чистого серебра
  
   Со всем серебром уплаченным
   За купленный тот товар.
   Для Венечки предназначен был
   Пандоры бесценный дар.
  
   Отборным зерном навьюченный
   В песках караван поплыл.
   Все были домой отпущены
   Братишки и их ослы.
  
   Подвоха они не чаяли
   Ни в прошлый, ни в этот раз.
   Иосиф в тот час начальнику
   Коварный отдал приказ:
  
   "Ступай, (слова непечатные),
   Верни моё серебро,
   Скажи: Для чего, несчастные,
   Злом платите за добро?
  
   Не та ли пред вами чаша здесь,
   Из коей мой господин
   Привык без прислуги бражничать
   И пить из неё один?
  
   Средь вашей теперь компании
   Пойдёт она по рукам,
   А ведь она для гадания,
   Что вряд ли известно вам.
  
   Худые вы, люди, особи"...
   Гонца отправляя в путь,
   Хотел Ося таким способом
   На Венечку вновь взглянуть.
  
   С людьми не привык он цацкаться,
   Прискорбно признаться мне.
   С одним мог лизаться, лапаться,
   Другого сгноить в тюрьме.
  
   За низменность его действия
   Иосифа не сужу,
   Отмылась как эта бестия,
   Подробнее изложу.
  
   Догнал человек со стражею
   Отпущенный караван
   И с миной обезображенной
   Им передал те слова.
  
   Братишек от возмущения
   На стражу глаза горят,
   Не думая о прощении,
   Начальнику говорят:
  
   "Зачем господин запойный ваш
   До нас простирает длань?
   Купцы мы и лишь достойные
   В Египте творим дела.
  
   Когда за зерном, паломники,
   Идём к вам из дальних стран,
   То станем ли вероломно мы
   Поганить священный храм?
  
   С голодного края выстрадав
   Неблизкий путь, натощак
   К колодцу без задней мысли мы
   Приблизимся, трепеща,
  
   Лицо освежить водицею,
   В ладони её черпать...
   Не станем мы амуницию
   В водице той полоскать".
  
   К проливу они Суэцкому
   Без пыльных пришли сапог,
   В сандалиях и поэтому
   Их высокопарен слог.
  
   (Порою позывы рвотные
   Сильней чем запрет иной.
   Стирать где портянки потные -
   Хорош водоём любой.
  
   Не верит кто - Жириновский им
   В подробностях объяснит:
   Не натовский, не ооновский -
   Российский сапог блестит
  
   От брызг на просторах вечности.
   Нас пафос ввергает в дрожь:
   Смыть грязь с голенищ отечества -
   Любой океан даёшь!)
  
   Тропа перевоплощения -
   Семита она стезя.
   В их искреннем возмущении
   Не верить братьям нельзя:
  
   "Пустившему нас к обители
   Ответствуем мы добром,
   Спокойному быть правителю
   За золото с серебром.
  
   Пусть чувствует преимущество
   Над нами иной мамлюк -
   Чужое украсть имущество
   Для нас хуже смертных мук.
  
   Обетом мы с Богом связаны
   Сильнее тюремных нар.
   Под страхом жить наказания -
   Не жизнь, а сплошной кошмар.
  
   Жену, да что там - наложницу
   Чужую не возжелать...
   Религия - дело сложное
   Язычнику не понять.
  
   С предписанными бумажками
   Давай, учиняй свой шмон
   И, если найдёшь укравшего,
   Всех нас забирай в полон.
  
   Позор на века крысятнику,
   Удел его - кости грызть,
   Ноздрями вдыхать тухлятину,
   И жить средь таких же крыс".
  
   Братья зря слова мочалили,
   Затёрли гнилой базар -
   В ослиную кладь начальник сам
   Пандоры припрятал дар.
  
   Повторно на те же грабли им
   Чтоб дважды не наступить -
   Откуда монеты падали? -
   Им раньше б себя спросить.
  
   Когда под ослиной задницей
   Вдруг деньги лежат как сор,
   Не в пляску тогда пускаются,
   А чинят в хлеву запор.
  
   (Сантехник носки снимающий,
   Прочистить чтоб унитаз,
   И в доме их забывающий -
   Чем только ни дурят нас?
  
   В отсутствие ваше в спальне вдруг
   Забыл Полтергейст пиджак.
   Подтяжки и галстук с пальмами
   Не явный, но верный знак:
  
   В квартиру жить привидение
   Пришло со своим узлом.
   Ценой тому наваждению
   Потом опустевший дом.
  
   Горою посуда высится,
   К вершине пути трудны,
   И не на кого окрыситься -
   Ни призрака, ни жены.)
  
   Когда в Божий дар поверили,
   Упавший на их ослов,
   Все девять в глупцов империю
   Вступили без лишних слов.
  
   Причину они со следствием
   Умышленно развели,
   Вернув, просчитав последствия,
   Неправедные рубли.
  
   Приличная репутация -
   Дырявый, на деле, щит
   И в случае провокации
   Еврея не защитит.
  
   Лишь Веня ту участь бренную
   Не глупостью заслужил.
   Монетою сын разменною
   В борьбе честолюбий был.
  
   В карман Кирпича подложен был
   Украденный кошелёк,
   И главный сыскарь по должности
   Жеглов шьёт братишкам срок:
  
   "Любой в воровстве замеченный
   Не скроется за болезнь,
   Признанье чистосердечное
   Вины не снимает здесь.
  
   Невольником в Древней Греции
   На солнце погреет зад,
   Будь он хоть племянник Ельцину
   Хоть сват он ему, хоть брат.
  
   Обнюхаю всю поклажу я,
   Ощупаю сапогом,
   И чаша при ком окажется
   Ответит своим горбом.
  
   Его забираю в рабство я,
   Пусть чистит в Сибири снег.
   Шаг вправо - как провокация,
   На месте прыжок - побег.
  
   Иные, не виноватые,
   Позор его искупить
   Домой пусть идут патлатые
   Папашу мацой кормить,
  
   Хорошее дать питание,
   Разгладить налёт морщин.
   Такое вот предписание
   Имею честь сообщить".
  
   (Восточные нравы строгие.
   Славяне не любят власть.
   Как могут они убогие
   У сильного не украсть?
  
   Единством сильна формация,
   Где вор тот же самый мент.
   Не красть - не приемлет нация,
   Такой вот менталитет.
  
   На нарах сидеть под следствием
   Не лопнет у них пузырь,
   Не сменят они на Грецию
   Билет проездной в Сибирь.
  
   Отмерено здесь на каждого
   Семь бед и один ответ,
   И как различать прикажите,
   Что общее, а что нет?
  
   Слэйв - раб по-английски пишется
   В транскрипции. В "славянин"
   Нам корень такой же слышится,
   Возможно, и смысл один.
  
   Не вещь, не предмет - орудие,
   Невольник своих страстей
   Свободною дышит грудью он,
   Мешок утянув с полей.
  
   Украл, выпил, сел - романтика...
   Мечтатель, борец, поэт
   С вчерашним он пьёт охранником,
   Продавшим свой пистолет.
  
   Свободою не ошпарится
   Тюремный аристократ.
   Всяк, кто на чужое зарится,
   По сути такой же раб.)
  
   В чужой век попав нечаянно
   Из нашего бытия,
   Вернёмся опять к начальнику,
   К Иосифу и к братьям.
  
   Спустили мешки, завязочки
   Содрали, вдыхая ость,
   На зёрна внизу раззявились -
   Дознание началось.
  
   До сумерек чтоб управиться,
   Шманали братьёв толпой,
   И в каждой ослиной заднице
   Копался народ тупой.
  
   Устроил всем испытание
   Начальник тот, как дебил,
   Как будто не сам заранее
   Он чашу ту схоронил.
  
   (Я думаю, в те мгновения
   Пытался он утаить,
   Что Осины побуждения -
   Не вина из чаши пить.
  
   Иосиф фуфло задвинул им
   На скотном ещё дворе,
   Но хочет с хорошей миною
   Он быть при плохой игре.)
  
   Свой обыск, начав со старшего,
   На младшеньком завершил,
   Нашёл-таки эту чашу мент,
   Где ранее подложил.
  
   Намедни весь зацелованный
   Здесь Веня столбом застыл
   И в смысле, что как оплёванный,
   Он не в переносном был.
  
   Одежду всю, как положено,
   Братья с себя рвут. Мешки
   Опять на ослов возложены.
   Какие уж тут смешки.
  
   Отчаяньем измордованы
   Братья, как пленённый фриц,
   В дом Оси спешат оборваны
   И падают в ноги ниц.
  
   Что стали они дурацкою
   Подставой, грешно не знать.
   В коллегию адвокатскую
   Им впору о том писать.
  
   Обман налицо, подложная
   Зацепка - их линчевать.
   (Выходит, задумка Божия
   Не в том, чтоб права качать -
  
   В истории тем отметиться,
   Мучителей обличать,
   А всё-таки она вертится -
   В лицо палачам кричать.
  
   Суть промысла в покаянии,
   Привычном для наших мест,
   Как должное наказание
   Нести без вины свой крест.
  
   От зла отрешиться вечного -
   За ближнего пострадать.
   Есть выход у человечества:
   Его ль мудрецам не знать?
  
   Писали не по наитию,
   Рукою Господь водил.
   Так Ветхий Завет в развитии
   Суть Нового породил.)
  
   Иосиф ещё в пижаме был,
   Из дома не уезжал.
   Возврата братьёв нежданного
   Похоже, Иосиф ждал.
  
   На каждое своё действие
   Однажды совет спросив
   У Боженьки, на последствия
   Был Осенька прозорлив.
  
   От горечи стрел и радости
   Себя заковал в броню,
   Одной был подвержен слабости -
   Чрезмерно любил родню.
  
   Здесь мягко братьям и вкрадчиво
   Деяние их на вид
   Он ставит и от обманщиков
   Услышать ответ спешит.
  
   Желания нет нисколечко
   Унизить и обвинить,
   Сбежавших с уроков школьников
   Привычно сильней журить,
  
   В курилке что попадаются:
   "Ведь знали же вы, друзья,
   Что истину угадает всю
   Такой человек, как я.
  
   Мгновенно Моё Сиятельство
   Раскроет подлог, обман,
   Прознает без замешательства,
   Кто вор, а кто клептоман.
  
   Мне Господом раскрываются
   Все тайны любой страны.
   А вам бы не грех раскаяться -
   В достатке на вас вины".
  
   Судья без судейской мантии
   Дознанье своё ведёт...
   (Возможно, то дипломатия,
   По мне же он просто врёт.
  
   Для древних пассионариев
   Типична своя игра.
   На замыслы и сценарии
   Иосифы мастера.
  
   Какое неравноправие:
   Ведь в памяти у людей
   Осталось - герой и праведник
   Один, а другой злодей.
  
   Один весь в камнях и в золоте
   Все земли себе скупил,
   Другой под серпом и молотом
   Век в кителе проходил,
  
   Не стал вызволять Василия
   Из плена, не жил с женой,
   В семье допускал насилие.
   Другой лебезил с роднёй.
  
   Один всех кормил, без повода
   В невольники отдан был.
   Другой всю державу голодом
   Морил, а народу мил.
  
   Иосифов двух различие
   Я вижу. Тот первый род
   Любил свой до неприличия,
   Другой же любил народ.
  
   Сидит иррациональное
   В подкорке у бытия.
   Ментальность национальная
   У каждого, брат, своя.
  
   В одном торжество духовности,
   Другой же наоборот...
   Не люди сплошь, а ничтожности,
   Зато как велик народ.
  
   Толстого и Достоевского
   При жизни Бог не щадил,
   Один страдал эпилепсией,
   Другой греховодник был.
  
   Терзались они и мучались
   За нас и за них самих,
   Писали ещё по случаю,
   Но больше всё - про других.
  
   Не наглостью и не смелостью
   Презрели они мундир -
   Слезою ребёнка сделались
   Огромными на весь мир.
  
   Великая есть Британия,
   А остров - курям на смех...)
   Вернёмся же к покаянию
   За несовершённый грех,
  
   К тому, как Иосиф братиков
   К раскаянью подводил,
   А те, словно маразматики,
   Шарахались от удил.
  
   В ответных словах Иудиных
   Готовность на приговор:
   "Нашлась у кого посудина,
   Тот без снисхожденья вор,
  
   Подвергнуть его кастрации,
   В восточный продать гарем.
   За грех его на плантациях
   Нам вкалывать на жаре
  
   И с дядюшкой Томом в хижине
   В невольниках пребывать,
   На милость Отца Всевышнего
   Не вправе мы уповать".
  
   Но нет - на слова Иудины
   Иосиф упёрся лбом:
   "Лишь тот, в чьих руках посудина
   Мне сделается рабом.
  
   Вам, милые соучастники,
   Обратно домой пилить,
   Отца, к краже не причастного,
   На старости лет кормить".
  
   Иуда идёт от табора
   Переговорить один
   К Иосифу: "Ты рабам твоим
   Сильнее чем господин,
  
   Достойный венец творения,
   Ты то же, что фараон.
   Так выслушай откровение,
   Пока не прогнал нас вон.
  
   Отец, про кого ты спрашивал,
   Стал элементарно стар,
   Не может без сына младшего
   Он даже открыть амбар,
  
   Порожнего где до чёртиков,
   Пустое прёт через край.
   Не боулинг, чай, и всё-таки
   Шары хоть в дому катай.
  
   Разлука для них убийственна.
   Отца сохранить покой
   Есть способ один единственный -
   Сыночка вернуть домой.
  
   Старик по сусекам веничком
   Мучицы бы наметал,
   А сын его младший Венечка
   Его самого б держал.
  
   С рук зёрнышками кормил бы он
   Иакова до конца.
   Такую, представь, идиллию
   Про батюшку и мальца.
  
   Но ты, господин египетский,
   Про Веню когда узнал,
   С пропиской своей и выпиской
   Нас просто замордовал.
  
   Отец сделался невротиком,
   Узнав про сынка отъезд,
   Как юноша без эротики,
   Без Вени ни пьёт, ни ест,
  
   Рвёт волосы обесчещенный,
   Кричит в предрассветной тьме:
   "Лишь два от любимой женщины
   Сыночка достались мне.
  
   Растерзан зверьём мой старшенький.
   Случится когда за сим
   Несчастие с моим младшеньким -
   В могилу уйду за ним".
  
   По фельдшера заключению,
   Так искренен его крик -
   Случись ему огорчение,
   Уйдёт на тот свет старик.
  
   Утешить хотел я в старости
   Стенания по мальцу,
   Вернуть в целости, сохранности -
   Расписку в том дал отцу.
  
   Спасти обязался отрока,
   В котором его душа.
   Последним я буду потрохом
   В обещанном оплошав.
  
   Мне лучше бродить в изгнании
   Иль лагерной пылью быть,
   Чем видеть отца страдания
   И тело его обмыть.
  
   Позволь же мне вместо Венечки
   Рабом твоим, господин,
   Тебе послужить маленечко
   До самых моих седин.
  
   Юнца ж не томи неволею,
   Отправь его в Ханаан
   К папаше, ведь братик болен наш,
   Сам знаешь, что клептоман".
  
   Подкорки пласты смещаются
   В Иосифа голове...
   Как семьи соединяются -
   Об этом в другой главе.
  
   ГЛАВА 45
  
   Иосиф не мог больше сдерживать слёз,
   Вскричал: "Пусть все прочь удаляются!"
   Когда его крик прочь всех лишних унёс,
   Братьям он своим открывается.
  
   Так громко рыдал, словно Веня утоп
   И осиротел вдруг повторно он.
   Услышали все Египтяне тот вопль,
   Что жили в дому фараоновом,
  
   Слиняли в момент, точно гнали взашей
   Их вон депутаты матросские.
   И дальше без лишних дворцовых ушей
   Пошли объясненья нефлотские.
  
   "Я брат ваш Иосиф - и задал вопрос
   Иосиф от мыслей смещения -
   Наш жив ли отец?" Но поджали свой хвост
   Братья в очевидном смущении.
  
   Любой бы смутился, когда твои дни
   Подвесили чушкой над скважиной.
   Хоть так поступить, как по-свински они,
   Дано от природы не каждому.
  
   Купцам продавая, срубили братья
   Под корень мальца как растеньице,
   Не думали, что вниз сорвётся бадья
   И в жизни всё так переменится:
  
   На дне бочки с дёгтем окажется мёд,
   В подвалах найдётся отдушина,
   И узник вчерашний у жизни возьмёт,
   Что раньше им недополучено.
  
   Неисповедимы Господни пути.
   Лишь мёртвый осёл не брыкается.
   К Иосифу братья приказ подойти
   Ослушаться остерегаются.
  
   В раздумьях стоят - отвезёт их эскорт
   В Сибирь или в Древнюю Грецию?
   Читает им Ося не то приговор,
   Не то богословскую лекцию:
  
   "Представьте, братишки, что я - это брат,
   Измученный вами и проданный
   В Египет тому лет пятнадцать назад,
   Спасибо, что не изуродован.
  
   Дождями Египта живая вода
   Меня окропила по случаю,
   Господняя воля прислала сюда
   Для вашего благополучия.
  
   Не вы меня продали в рабство - вам Бог
   От смерти прислал избавление
   За ваши грехи, ибо мне не слабо
   Убить вас в любое мгновение.
  
   Когда не отдал я вас в руки толпы -
   То Бог заступился за грешников,
   Иначе бы вы полегли, как снопы -
   Жиды по понятиям здешним вы,
  
   Источник несчастий, всех зол на земле,
   Причина невзгод и превратностей.
   Но пейсы вам стричь не придётся как мне -
   Со мною вы здесь в безопасности.
  
   Не будет Египта голодная рать
   Серпом угрожать вам и молотом.
   Пять лет у людей сил не будет орать,
   Оралам ржаветь и безмолвствовать.
  
   Какие несчастья нас ждут впереди,
   Дал Бог мне провидеть заранее:
   Два года уже хлеб земля не родит,
   Ещё на пять лет испытания
  
   Нам посланы свыше, но их пережить
   Должны мы, стерпев измывательства
   И выжив в неволе, наверх доложить
   О выполненном обязательстве.
  
   В голодные годы народ свой спасти
   От Бога досталась мне роль моя.
   Его сверхзадача, Писанье гласит,
   Плодить нас со скоростью кроликов.
  
   Не самая лучшая в мире родня,
   Но род через вас продолжается
   (Хоть рыло Иуде набить за меня,
   Конечно же, не возбраняется,
  
   Рувима и прочих из вас подлечить...),
   Но в целом я к вам не в претензии,
   Досталось без конкурса мне получить
   На ваше спасенье лицензию.
  
   Господь всемогущий своим сапогом
   Меня здесь поставил начальником.
   Легко я покинул отеческий дом,
   Короткое вышло прощание.
  
   Когда получал я от Бога пинок,
   В канаве лежал, вами связанный,
   Вы лишь исполнители Божий сапог
   Лизали и жиром намазали.
  
   Теперь отправляйтесь к отцу моему,
   Скажите: идёт пусть, не мешкая,
   В страну, где Иосиф, правитель в дому,
   Зерно полной мерою вешает.
  
   Насколько в Египте Иосиф велик,
   Отцу по дороге расскажите.
   На новое место пусть едет старик
   С узлами его и с поклажею.
  
   На лучшей земле я его поселю
   И всех, кто с ним вместе прикатится.
   В голодных пять лет дом его прокормлю,
   Не дам обнищать и растратиться".
  
   Растроганы речью все были до слёз -
   Оправдано действо их мерзкое.
   Настал, я сказал бы здесь, апофеоз,
   Да слово, увы, не библейское.
  
   На Венину шею Иосиф упал
   И плакал о прошлых страданиях.
   Из рук его Венечка не выпускал,
   Сам бился в таких же рыданиях.
  
   Всех братьев Иосиф перецеловал,
   Был искренне рад, а не выпивши.
   Когда же эмоций закончился шквал,
   Они говорили на идише.
  
   Досель иноверцам привыкшие льстить
   С Иосифом вновь стали смелыми,
   Вкруг восемь плясали, что без двадцати,
   И "Хаву Нагилу" заделали.
  
   А утром в семь сорок, как смену сдавать,
   Царю доносили дневальные,
   Что братья, коверкая страшно слова,
   Балдели от пьянства повального.
  
   Винились, но не тяготились виной
   Как завсегдатай вытрезвителя,
   А женщин средь них не было ни одной,
   Что тоже весьма подозрительно.
  
   (Когда крик Иосифа лишних унёс,
   Не все, знать, покои оставили.
   К утру уж готов был на Осю донос
   От тех, кто крутились под ставнями.
  
   А может, прослушки, жучки, провода
   Скрывались под вазой с пионами.
   С начала истории люди всегда
   Наушничали и шпионили.
  
   И только один Михаил Горбачёв
   С Бакатиным, щедро проплаченным,
   Отдали секретную схему жучков
   И не были за руку схвачены.)
  
   Иосифа вызвал к себе фараон,
   Своей не скрывающий радости.
   Прохладный для вида, но ласковый тон
   Журит за вчерашние шалости:
  
   "Случился вчера у евреев приход.
   За их поведение хамское
   Скажи ты братьям, чтоб навьючили скот
   И в землю пошли Ханаанскую.
  
   Гуляют повесы, "Нагилу" поют,
   Вдали от семейства им горя нет.
   А в жаркой степи, где шакалы снуют,
   Отец их некормленый сгорбленный
  
   Сынов ожидает... Детей пусть возьмут,
   Рабынь, жён, девиц попристойнее
   И в полном составе ко мне приведут -
   Все вместе они поспокойнее.
  
   Мне проще евреев держать под рукой,
   Чем где-то там гайки завинчивать.
   Еврейский народ за великой рекой
   Излишне порой предприимчивый.
  
   (Рекой той мог быть Нил, Евфрат, Иордан
   Да хоть бы и Шилка с Тунгускою...
   Из всех многочисленных рек разных стран
   Бог выбрал великую русскую.)
  
   Отдам им владеть всем, что водится здесь.
   Забудут голодные ужасы
   И будут они тук земли лучшей есть
   (Здесь в смысле плодов, а не гумуса).
  
   Тебе мой приказ: обеспечить братьёв
   Ослицами и экипажами,
   Пока не свезут весь свой род под мой кров,
   Не пьянствовать им и не бражничать.
  
   Отца заберут пусть и скарб весь из хат,
   Не трогают лишь перекрытия.
   Всё лучшее, чем наш Египет богат,
   Получат они по прибытию".
  
   Как этносы двигать, Иосиф узнал.
   Не вредно дружить с фараонами.
   (Иосиф другой чуть поздней за Урал
   Народ повезёт эшелонами.
  
   И будет считать верстовые столбы
   Потерянное поколение,
   В голодной степи обустраивать быт
   С одним топором на селение.)
  
   Обделали всё, как велел фараон
   В согласии с волей Всевышнего.
   По меркам иным - их в один бы вагон,
   И больше б о них мы не слышали.
  
   А так, мчат братишки в пыли колесниц
   Счастливые и окрылённые.
   Иосиф им выделил двадцать ослиц,
   А Венечке выдал подъёмные.
  
   Навьючил он десять ослиц для отца
   Сплошь лучшими произведеньями.
   (Я думаю, что вывозил неспроста
   Иосиф Египта творения.
  
   И если чуть позже коллекционер
   Шедевр увозил в метрополию -
   То первым Иосиф всем подал пример,
   Как вещь сохранить для истории.
  
   Понятно, я думаю, и для дураков,
   Что время наступит ужасное,
   Когда достояния прошлых веков
   Начнут отдавать в руки частные.)
  
   Ослиц так навьючить Иосиф велел
   Зерном, фуражом и галетами -
   Папаша и вдвое бы меньше не съел
   За плавание кругосветное.
  
   Братьям путевой Ося выдал паёк,
   Домой чтоб явились опрятными -
   Одежд перемену, кальсоны, бельё,
   А Венечке выдал аж впятеро.
  
   Что мальчик описаться будет не прочь,
   Иосиф провидел заранее.
   К тому же Иуда, чтоб с чашей помочь,
   Юнца обвинил в клептомании.
  
   Братьёв отсылая, Иосиф велел,
   Чтоб те по дороге не ссорились,
   Наверное, вспомнил, какой беспредел
   Они ему раньше устроили.
  
   За Веню особенно переживал,
   Домой снаряжая рачительно.
   Ведь в триста серебряников капитал
   По тем временам был значительным.
  
   Вернуть эту сумму Иосиф тогда
   Мог, разве что, с рынка лишь птичьего
   И то, если бы он всех братьев продал
   Поштучно за цену приличную.
  
   (Когда птичий рынок решили убрать,
   В Москве сквернословили матерно.
   Напрасно - ведь в области проще продать
   И нового взять гасторбайтера.)
  
   Пришли из Египта братишки к отцу,
   Одежды с себя едва сбросили,
   Военнообязанными на плацу
   Докладывают об Иосифе.
  
   Мол, жив наш Иосиф, в Египте стоит
   Над всею землёю владыкою.
   Но сердцем смутился почтенный семит,
   Не верит он в радость великую.
  
   Не верю - кричит Станиславский-старик
   На шутку сынов неудачную.
   (Так вызрел у мэтра, держу я пари,
   Конфликт с Немировичем-Данченко.)
  
   Когда ж рассказали отцу шутники
   Египетские все подробности,
   Царя колесницы промчались легки,
   Ослицы мешки свои сбросили -
  
   Поверил старик, оживилась душа,
   Иакова дух приободрился.
   И вот уж воистину жизнь хороша,
   Раз есть основанья для гордости.
  
   "Коль жив мой Иосиф в Египте и крут
   И слава его не кончается,
   Пойду и увижу, пока не умру..." -
   Иаков в отъезд собирается.
  
   Евреи с Иаковом в здравом уме
   В Египет уйдут не под пиками,
   А верить Писанию, жить в той тюрьме
   Им впредь до Исхода великого.
  
   ГЛАВА 46
  
   Взял Израиль всё своё без остатка
   В путь и в Версавию свёз,
   Богу отца своего Исаака
   В жертву барана принёс.
  
   До государств, их полиций, законов,
   Жить не дающих совсем,
   Каждое племя другим без урона
   Свой почитало тотем,
  
   Дух возводило до статуса бога.
   Тот среди прочих богов
   Жил, никого не цеплял и не трогал,
   Был лишь со смертным суров.
  
   В рамках приличий общинных туземцев
   Дух первобытный держал.
   До исступленья шаман в ритме скерцо
   Бился, дрожал и визжал,
  
   Словно свиньёй самого его режут,
   И затихал как в гробу,
   Чтобы в испуге тупые невежи
   Не нарушали табу.
  
   Требовал дух приношений, почтенья,
   Вкусною пищей прельщён,
   На государства жил обеспеченье
   До государства ещё.
  
   Род Израиля возвёл дух в кумиры,
   Прочих послал на покой,
   Сделав свой дух Повелителем мира,
   Стал при нём правой рукой.
  
   Бог племенной говорил Израилю:
   "Быть мне с тобой до конца,
   Ведь среди прочих богов изобилья
   Бог твоего Я отца.
  
   Смело иди, благоверный, в Египет.
   Там вблизи Ниловых вод
   Как дрозофила, другим на погибель,
   Твой расплодится народ.
  
   Выведу всех Я обратно тропою
   Тайною, но без тебя.
   Очи Иакову твёрдой рукою
   Сын твой закроет скорбя.
  
   Будет тем сыном воскресший Иосиф,
   Свет из-за плотных гардин.
   Так что иди в Израиль и не бойся,
   Сын там большой господин".
  
   Так получив из подкорки виденье,
   Что родовой с ними Бог,
   А не простое недоразуменье -
   Бросить Версавию смог
  
   И покатил батя на колесницах
   Тех, что прислал фараон,
   В край, где Иосиф святую водицу
   С Нила повычерпал вон,
  
   Праздный Египет заставил трудиться,
   Всех тунеядцев словил,
   Край на семь лет обеспечил пшеницей -
   Менеджмент осуществил.
  
   Ждёт фараон скотоводов-семитов
   В край хлеборобов принять
   И в дополненье к обильному житу
   Животноводство поднять.
  
   Вспомним, что всё на земле развивалось
   С точностью наоборот.
   Каин братишку убил коленвалом,
   Авель был животновод.
  
   Прежде овечка по склону бродила
   Вслед за своим пастухом,
   Травку одну лишь землица родила,
   А уж пшеничку потом.
  
   (Скот свой домашний народ наш сердитый
   Наотмашь бьёт не со зла.
   Раньше для цели подобной семиты
   В доме держали козла.
  
   Позже фабричный рабочий поддатый,
   Вспомнив про птичек в раю,
   Будет лупить, как скотину когда-то,
   Бедную бабу свою.
  
   Ночью, шатаясь от водки и дури,
   Станет сбивать он столбы.
   Крепко сидит в гегемона натуре
   Брошенный им сельский быт.
  
   Утром понуро уйдёт без прощенья
   В цех, где штамповочный пресс...
   Горький опишет не без возмущенья
   Смены традиций процесс.
  
   Как очутились мы в социализме,
   Всем нам поможет понять
   Горького опус, роман-катехизис
   С кратким названием "Мать".
  
   Разъединила свинья в опоросе
   Всех пролетариев стран,
   Не потому ли наш славный Иосиф
   Так ненавидел крестьян?)
  
   Дома Иакова душ поимённо
   Пересказать не рискну,
   Кто был из чресл его произведённый,
   Кто, как Шипилов, примкнул.
  
   Если еврей не хотел в своей спальне
   Род продолжать за двоих,
   Всех чужеродных обряд ритуальный
   Мог переделать в своих.
  
   (Глядя на наших бездетных девчонок,
   Следует их поддержать.
   Им от пришельцев и жёлтых, и чёрных
   Скоро придётся рожать.
  
   В деторождение вклад тех весомый,
   Но доминантен наш ген.
   Женские игреки, бишь хромосомы,
   Чужды больших перемен.
  
   С наших полей прочь сойдёт гематомой
   Иноязычная рать,
   И не придётся к обряду святому
   Нам на Руси прибегать.)
  
   Переселенцев, осевших в Египте -
   Семьдесят наперечёт.
   Жёны сынов в той Иакова свите
   Здесь, извините, не в счёт.
  
   (Несправедливо, но всем феминисткам
   Следует всё же признать,
   Что на движенье к свободе всех сисек
   Было евреям плевать.)
  
   С картой зелёной тогда вновь прибывших
   Определили в Гесем.
   Статус евреев, кочевников бывших
   Стал не понятен совсем:
  
   То ли тот город в провинции где-то
   Был им дарован тогда,
   То ли в еврейское первое гетто
   Прибыли те господа.
  
   Крупный и мелкий с земли Ханаанской
   Скот привели пастухи,
   Жизнью готовые жить пуританской
   В их поселеньях глухих,
  
   Нос не казать в близлежащую местность
   И не выказывать вслух
   Профпринадлежность свою, ибо мерзость
   Для египтян был пастух.
  
   Овцы ли тех раздражали иль козы
   С малой нуждой у воды
   Нила святого, но вечно угрозы
   Слышал от них поводырь.
  
   В лунку попав от копыта, крестьянин
   Падал с корзиной, юзил.
   Бедных евреев грозил египтянин
   Всех утопить в той грязи.
  
   Так появился не сразу, не сдуру
   Древний антисемитизм,
   На фолианте древнейшей культуры
   Их родовой экслибрис.
  
   Это, представьте, ещё до прихода
   Монотеизма в тот дом
   Были семиты уже неугодны.
   Что же случится потом?
  
   Как поведут себя те египтяне
   Впредь, когда их обберут?
   Кто одеяло сильней перетянет -
   Свой недоумок иль плут?
  
   (Если еврея прогнать из-под крова
   Для египтян - не каприз,
   Чем же отличен от прочих махровый
   Наш вековой экслибрис?
  
   Смыть невозможно палёною водкой
   То родовое пятно.
   Будучи выхристом и полукровкой
   Твёрдо я знаю одно:
  
   В чём юдофобства сегодня основа
   Для россиян - хрен один,
   Будь оно следствием жизни хреновой
   Или одна из причин
  
   Жизни такой. Объяснений не нужно.
   Не отрываюсь от масс.
   Если всего лишь других я "не хуже",
   Мне "лучше всех" как балласт.
  
   На интеллект не держать нам экзамен,
   Сами себе господа.
   Наше извечное "сами с усами" -
   Главная наша беда.
  
   Мало в отчизне случилось мудрейших
   Лиц на квадратный аршин.
   Мы положение это с древнейших
   Лет переделать спешим.
  
   Богу молиться вы дурня заставьте -
   Он себе лоб расшибёт.
   С чёртом контракт заключили с доставкой
   Мы на столетья вперёд
  
   На иноземцев. Фортуны любимцы,
   Каждый второй - прохиндей,
   К нам потянулись ворюги, мздоимцы
   Рангов любых и мастей.
  
   Рюрики (правда, они под вопросом)
   Наш захватили престол,
   В нос говорить научили с прононсом
   Люд наш гундосый, простой.
  
   Пётр отличился с германцев доставкой,
   Горькую за воротник
   Лить научил от житухи несладкой -
   В этом наш царь был велик.
  
   Не уставали в нарядах царицы
   Тешить свою ерунду
   И научили большие столицы
   Петь под чужую дуду.
  
   Царь-реформатор из этой породы,
   С ним приключился скандал.
   Дал он народу понюхать свободу,
   А вот Аляску отдал
  
   В долг за неполные два миллиона
   (Розыгрыш двух лотерей).
   Был царь на службе тогда у масонов,
   А где масон, там еврей.
  
   Ложи оркестр свой представили сводный,
   Дружно сыграли этюд...
   Хрен у народа от этой свободы,
   А вот Аляска тю-тю.
  
   Как им разрушить империю дважды,
   Надо ль евреев учить?
   Эти ужастики юношам важно
   Знать как "Великий почин".
  
   К гибели лучшей страны не однажды
   Нам приложившимся всем
   Стоит взглянуть на египетских граждан,
   Сдавших евреям Гесем.
  
   Не были нас египтяне мудрее.
   Дабы отчизну спасти,
   Всё, что тогда дозволялось евреям -
   Только скотину пасти.)
  
   Как бы то ни было, семьдесят душ им
   Царь дал приказ расселить.
   За исполнительность мерзость заблудших
   Следует нам извинить.
  
   В МИДе формальности Ося уладил,
   Белкой крутясь в колесе.
   На колеснице своей, на ночь глядя,
   Прибыл Иосиф в Гесем,
  
   Шею отца обнимает вампиром,
   Плачет часов до семи.
   Произошло и без телеэфира
   Соединенье семьи.
  
   Сына с отцом свела воля Господня,
   Не расставаться им впредь.
   "Раз я лицо твоё вижу сегодня,
   Завтра могу умереть" -
  
   Сына Иосифа крепко обнявши,
   Так говорил патриарх.
   Ангел-хранитель, на саммит взиравший,
   Щурился на небесах
  
   От ветродува из знойной пустыни
   И охранял встречу, чтоб
   Мир не нарушил сбежавший с России
   Или иной юдофоб.
  
   Можно скончаться по разной причине,
   Бренна и трепетна плоть.
   Только об истинном сроке кончины
   Не извещает Господь.
  
   С чёрною меткой с небес к патриарху
   Не прилетал херувим.
   Служб, отпеваний и тризны с размахом
   Мы подождём вместе с ним.
  
   ГЛАВА 47
  
   Иосиф к фараону двинул
   И известил его за сим,
   Что патриарх из дома прибыл
   И всё семейство вместе с ним.
  
   При них ослы сплошь и бараны
   И всё, богаты они чем.
   Пришли сыны из Ханаана
   В Гесем явились насовсем
  
   По правде жить и по закону,
   Осели разводить свой скот.
   (Зачем сатрапу-фараону
   Знать про их будущий исход?
  
   Хотя тот мог и догадаться:
   Плодится скот и наперёд
   В одних границах удержаться
   Не сможет вечно скотовод,
  
   Уйдёт в поход, в исход, в изгнанье,
   О чём чрез многие года
   Всплывёт в народе как преданье
   Рассказ про вечного жида.)
  
   К царю привёл Иосиф братьев,
   Числом чтоб поровнее - пять.
   В подробностях про их занятье
   Царь вознамерился узнать.
  
   Сказали братья фараону:
   "Рабы твои мы, пастухи,
   Пасём овец в лугах зелёных,
   Люцерна где и лопухи.
  
   По счётчикам дозиметрии,
   Полураспаду пирамид
   Древнее всей агрономии
   Кочевник скотовод-семит.
  
   И сами мы, как предки наши,
   Стада гоняем с детских лет,
   Подальше держимся от пашни
   И не выращиваем хлеб.
  
   К четвёртой книге Моисея
   Ячмень научимся растить,
   Пока же всё, что мы умеем -
   Поклоны класть да скот пасти.
  
   Когда нет пажити, баранов
   Ни удержать, ни ублажить.
   Мигранты мы из Ханаана
   В Египет прибыли пожить.
  
   Бежит за нами голод резвый,
   За ним лишь кочки да кусты.
   Для нас скотину перерезать,
   Что к отступленью сжечь мосты.
  
   Позволил ты, дав колесницы,
   На ПМЖ приехать нам.
   Позволь, властитель, поселиться
   В земле Гесем твоим рабам.
  
   Как это слово ни забили,
   Ты прояви свой гуманизм.
   Нам что грузину чахохбили
   Египта антисемитизм -
  
   Проглотим, даже не заметим,
   Ещё попросим положить.
   Гордиться будут наши дети -
   Им выпало в Египте жить.
  
   Когда еврей, прости за дерзость,
   К царю приходит на приём -
   Что титульному будет мерзость,
   Мы пришлые переживём.
  
   Нам не горька твоя микстура,
   Её важнейший элемент -
   Египта древняя культура
   И наш Иосиф, Первый мент.
  
   Не крестоносцы-лиходеи,
   Сюда пришли мы без меча,
   И вера наша посильнее
   Чем в ухо врезать сгоряча.
  
   Мы не фанаты, не сектанты,
   В ночном экстазе не дрожим
   Как книжный червь над фолиантом.
   Мы просто с голода бежим".
  
   (Адепты жизни бесхристовой
   С согласия верхов потом
   Свидетелями Иеговы
   Ломиться станут в каждый дом.
  
   От плоскорылых Люциферов
   Мы обитаем далеко.
   Ищи в правительственных сферах
   Аумов всяких Сёнрикё.
  
   В краю религиозно-чистом
   И православном от сохи
   Все либералы-Адвентисты
   Седьмого дня для нас враги.
  
   У них семь пятниц на неделе.
   В шесть дней творенья на Руси
   Они такого навертели,
   Что хоть святых вон выноси.
  
   Как черти воду замутили,
   В неё же спрятали концы.
   В свои оффшоры соскочили
   Силаевы и Сосковцы,
  
   Одну из самых богатейших
   Страну поставив на ребро,
   О чем не мог подумать Пельше
   Со всем его Политбюро.
  
   Чуть ранее на том пространстве
   Не Черномырд средь мутных вод -
   В борьбе за веру с партсектантством
   Сам Сталин выступил в поход.
  
   Петра Великого мудрее
   В Европу не рубил окон
   И был иных держав сильнее
   Наш всемогущий фараон.
  
   Свидетелями Иеговы
   Евреев он не проводил
   По делу. Старых или новых
   Свидетелей он не любил,
  
   Держал страну от беспредела,
   Как все правители жесток,
   А заодно для пользы дела
   Колонизировал восток.
  
   Из мест болотистых и гиблых,
   Где правят урки-короли,
   Вернёмся в древний мы Египет,
   Где фараон тогда рулил.)
  
   Царю петицию писали
   Братья, их оградить от бед,
   Заранее как будто знали
   О будущей своей судьбе:
  
   "Впредь за бесчинства крокодилов
   На нас не вешай всех собак,
   Пусти пожить в разливах Нила.
   Мы разберёмся что и как.
  
   Не бойся дать в твоей Рассее
   Благоприятствия режим -
   Согласно книгам Моисея,
   Мы сами от тебя сбежим".
  
   Сей аргумент для фараона
   Соломинкой последней стал,
   Махнул рукой он утомлённо
   И так Иосифу сказал:
  
   "Твои братья - родное семя,
   Ещё роднее твой отец,
   Так пусть живут они в Гесеме,
   Пасут себе своих овец,
  
   Хотя у них губа не дура.
   Меня потомки засмеют -
   Ведь лучшую земли фактуру
   Им во владенье отдаю..."
  
   (Как Козырев и Шеварднадзе
   И прочих проходимцев сброд...
   Опять я вспомнил отца наций -
   Грузин, а как любил народ.
  
   Да чёрт с ним с актом Рибентропа,
   Что с Молотовым подписал.
   Среди вселенского потопа
   Он островов не отдавал,
  
   Страну спать уложил на доски...
   А что стелилось бы под низ
   Приди, представим, к власти Троцкий
   Или иной авантюрист?)
  
   Взгляд обративши на семитов,
   Царь говорил про их родню:
   "Таланты - это не бандиты,
   Их я особенно ценю.
  
   Людей способных между ними,
   Иосиф, выделить вели,
   Смотрителями над моими
   Стадами их определи".
  
   Отца Иосиф к фараону
   Привёл представить, показать.
   Иаков воодушевлённо
   Стал дом его благословлять.
  
   Стоит египетский владыка,
   Язычник, гой, как Ельцин пьянь,
   Не вяжет на иврите лыка,
   Да и по-русски дело дрянь.
  
   Власть предержащий от еврея
   Чему научится вовек?
   Но слушает, благоговеет
   Приличный, видно, человек,
  
   К тому ж неглупый - кто их знает,
   Чья вера завтра победит?
   Иосиф вон как заправляет,
   Не хуже Путина поди.
  
   Ксендзы Козлевича хмурили
   И охмурили наконец.
   Царя в масоны обратили
   Иосиф и его отец.
  
   (Ведь как введениям анальным
   Цвет свечек не играет роль,
   Масон интернационален,
   Будь фараон он иль король.
  
   Иной масон доверчив очень
   И верит пламенным речам.
   Но я среди простых рабочих
   Масонов что-то не встречал.)
  
   Сатрап, в масоны посвящённый,
   О возрасте отца спросил.
   В ответ Иаков обречённо,
   Царю пространно объяснил:
  
   "Лет странствий будет мне сто тридцать,
   Малы, несчастны дни мои.
   Жизнь быстротечна без амбиций,
   Как размноженье без любви.
  
   Уход жены моей любимой
   Я помню больше чем приход.
   Народ Египта в побратимы
   Я принимаю наперёд,
  
   Живу под знаком Зодиака,
   Но дни мои темны как ночь".
   Царя благословил Иаков,
   От фараона вышел прочь.
  
   Не стала встреча быстротечной,
   Не распрощались на бегу,
   Но их свидание сердечным
   Назвать я тоже не могу.
  
   Отец ли думал о кончине
   И совладать с собой не смог
   Или иной была причина -
   Мудрец упрятал между строк.
  
   Но веществом дошёл я серым
   И скудным опытом своим,
   Что в отношеньях власти с верой
   Не стоит предлагать интим.
  
   Ведь все насильственные браки
   Когда-то рухнут, всё одно.
   (Пётр для церковников - собака,
   Публичный дом его Синод.
  
   И с пагубы времён советских
   Власть церкви, словно день от тьмы,
   Отделена от власти светской,
   Лишь развращающей умы.
  
   Ни говорить о мёртвых плохо,
   Ни суесловить - смысла нет.
   Не личность мне важна - эпоха,
   Оставившая мерзкий след.
  
   Когда гарант придурковатый
   Не запрещает воровать
   И в церкви крестится поддатый -
   Ему бы руку оторвать.
  
   Кто голодом пришёл гонимый,
   Собакой просится пожить -
   Тому совсем невозбранимо
   Хозяина благословить,
  
   Не на объедках подкормиться,
   Для видимости спину гнуть,
   А уж потом в икру вцепиться
   И на свободу драпануть.)
  
   Так по веленью фараона
   Иосиф среди лучших мест
   Селил родню, всем дал талоны
   На пропитанье и проезд,
  
   Других не хуже дабы жили,
   В стране, где каждый третий мент,
   Митинговать не выходили,
   Как ущемлённый элемент.
  
   Всё, что для жизни важным было,
   Царь приказал в Гесем свести:
   Особо чистоплотным - мыла,
   Нарядов тем, кто трансвестит.
  
   Для египтян считался мерзость
   Уклад семитов родовой,
   Но каждый мог из стада резво
   Барашка умыкнуть домой.
  
   Им было краденое мясо
   Не стыдно жарить на плите
   И про евреев точить лясы -
   Насколько меркантильны те.
  
   Заносчивы простые люди,
   Когда в достатке и жуют.
   Посмотрим, как те чистоплюи
   С пустым желудком запоют.
  
   От засухи земля Египта
   И Ханаан изнурены.
   Из всех сортов - один чай Липтон,
   Хлеб исчезает из страны.
  
   Весьма усиливался голод,
   И было некуда бежать...
   Нет людям выхода другого,
   Как всё с себя распродавать.
  
   За хлеб они в обмен на малость
   Несли последнее добро.
   Со всей страны рекой стекалось
   В дом фараона серебро
  
   И очень быстро истощилось.
   За недостатком серебра
   К Иосифу все потащились,
   Стояли с ночи до утра
  
   И говорили: "Дай нам хлеба,
   Спаси, отец, в сей трудный час,
   Египетским клянёмся небом,
   Что нет ликвидности у нас.
  
   Пусты до пряжек от сандалий
   Пришли к тебе твои рабы,
   Последний крестик бы продали,
   Когда б такой на шее был.
  
   Детей мы привели с собою,
   По жизни радость и балласт.
   Что умирать им пред тобою,
   Раз вышло серебро у нас?"
  
   Сказал Иосиф-благодетель:
   "Гоните скот, который есть,
   Я видеть не могу, как дети
   У тяти просят - дай поесть.
  
   Быков, коров ведите стельных,
   Пока не съели впопыхах,
   Ведь скот - основа земледелья,
   Чем завтра будем зябь пахать?"
  
   Сказать доступнее едва ли
   Иной бы смог, у Оси дар,
   Всем дал понять - и мы пахали.
   Ну, чем скажите не пиар?
  
   И пригоняли люди скот свой.
   За живность всякую с полей
   Им хлебушек давал Иосиф
   За коз, ослов и лошадей.
  
   Так целый год снабжал он хлебом
   Всех египтян в обмен на скот.
   Год високосным этот не был,
   Но кончился и этот год,
  
   А с ним и скот весь истощился.
   Как в год минувший - весь народ
   К Иосифу вновь потащился
   Кто посуху, кто вплавь, кто вброд.
  
   "Не скроем мы от господина,
   Он пуще нашего глазаст -
   Закончилась у нас скотина
   И всем нам подошёл абзац.
  
   Всё, что осталось - наше тело
   И за околицей поля.
   Как щепка тело похудело
   И не родит давно земля.
  
   Что пользы с них под небесами,
   Куда мы слишком не спешим?
   Купи за хлеб нас с потрохами,
   Землицу нашу отпиши
  
   И нам же сдай, уже в аренду.
   Готовы мы платить оброк,
   Ходить на барщину смиренно,
   Не подворовывать илок.
  
   Рабами будем фараону
   И на плантациях рвать пах.
   Не подвергай сей край урону,
   Держи его в своих руках".
  
   Так землю всю скупил под осень,
   Крупнейший стал латифундист,
   Не мироедом был Иосиф,
   А земледелия министр.
  
   Есть разница, но не большая,
   Народу как ни назови...
   Когда несчастного сношают,
   Ему ли думать о любви?
  
   Продали каждый своё поле,
   Что дед с корзины поливал.
   Не то, чтобы глупы до боли,
   А голод их одолевал.
  
   Земля досталась фараону,
   А с нею весь её народ,
   Числом чуть меньше миллиона,
   Евреи, как всегда, не в счёт.
  
   Так люди сделались рабами
   В Египте вдоль и поперёк -
   И там, где зеленели пальмы,
   И где земля - сплошной песок.
  
   Одна царю была забота -
   Тащился он от пирамид,
   Общественные ввёл работы -
   Рубить базальты и гранит.
  
   Иосиф озадачил Сфинкса -
   Превысил он монарший трон,
   Вступивши в партию "Единство",
   Главнее стал, чем фараон.
  
   Служить заставил всех плебеев,
   Чуть в бизнесе поднаторев,
   О чём мечтательно робеет
   Министр торговли Герман Греф
  
   (Сегодня - бывший. Хоть подранком
   Он из Правительства свалил,
   Но став главой всего Сбербанка
   Греф принципов не изменил.
  
   Глаза потупил долу Кудрин,
   Министр финансов при дворе,
   Своей пыльцой мозги запудрил
   Премьер-министру без кудрей.
  
   Спустить страну как камень с кручи -
   Им пыжиться хоть до утра...
   А вот реформами измучить -
   Они большие мастера.
  
   Тем более что результата
   В реформах не было, и нет.
   Элиты верные солдаты
   In God we trust хранят обет.
  
   Им кабинет пришлось оставить,
   Но даже с должности другой
   Они по-прежнему мечтают,
   Чтобы на них работал гой.)
  
   Формации, где правит рабство,
   В Египте дан зелёный свет,
   Хоть чётких граней у формаций,
   Как у границ прозрачных, нет.
  
   Товарное простое действо
   Провёл Иосиф, но при том
   Стал фараон рабовладельцем
   И вместе с тем крепостником.
  
   Натурализм, как пишут книги,
   В обмене преуспел давно,
   И Ося с алчностью барыги
   Менял скотину на зерно.
  
   (Зато следов социализма
   В его поступках не найти,
   И потому к капитализму
   С семитом мне не по пути.)
  
   Вот только земли духовенства
   Иосиф выкупить не смог.
   Знать, охранял жрецов семейство
   Амон, их всемогущий бог.
  
   Сам Александр Македонский
   (Не киллер, грохнутый потом)
   В своей гордыне закидонской
   Считал себя его сынком.
  
   От фараона был положен
   Жрецу участок соток в шесть.
   Продать тот было невозможно
   Ни по частям, ни сразу весь.
  
   (В отличие от иудеев
   Мне в этом видится резон,
   Когда у власти прохиндеи
   А-ля Иосиф, не Кобзон.
  
   Когда все земли в лучшем виде
   Прибрать к рукам решит бандит,
   Роль государства, как мы видим,
   И духовенству не вредит.
  
   Уже в древнейшей из формаций
   Умели собственность ценить,
   Не то, что в нашем государстве -
   Отнять, украсть, продать, пропить.)
  
   Иосиф говорил с народом:
   "Теперь иные времена.
   Купил я вас для фараона,
   Так получите семена,
  
   Весною землю засевайте,
   А после жатвы прецедент -
   Часть пятую вы отдавайте
   Для фараона как процент".
  
   Всей пятернёй владея ловко,
   Он убедить народец смог.
   Пошла в натуре распальцовка,
   Как надо разделить пирог:
  
   Четыре пятых ешьте, типа,
   Пускайте в севооборот...
   Свезло с Иосифом Египту,
   Могло ведь быть наоборот,
  
   Как в нашем царстве тридевятом,
   Где власть так принято бранить,
   Где сам отдашь четыре пятых,
   Чтобы хоть что-то сохранить.
  
   Народ Египта мягче ваты,
   Покорнее - другого нет.
   Он рабство принял виновато,
   Как избавление от бед:
  
   "Ты спас нам жизнь, простые люди
   К тебе пришли со всех сторон.
   Мы выполнять законы будем,
   Что предписал нам фараон".
  
   Иосиф, следует признаться,
   Нос утереть фискалам смог -
   Часть пятая, процентов двадцать -
   Вполне приемлемый налог.
  
   Поборы справно собирались,
   И был налог для всех един.
   Жрецы одни освобождались
   От выплаты двух десятин.
  
   Правительство не обеднело.
   Могу фискалам пожелать -
   Чтоб государство богатело,
   Налоги следует снижать.
  
   Иаков жил со всем семейством
   В земле Египетской Гесем
   И, строго следовать по тексту,
   Налоги не платил совсем,
  
   Сосал паёк как карамельку,
   В налоговую не сдавал
   Он деклараций и земельку
   По случаю не продавал.
  
   А хоть и продал бы тихоня -
   Иосифа не обмануть,
   Нашёл бы путь с аукциона
   Ту землю батюшке вернуть.
  
   Цвело, плодилось его племя
   И приумножилось весьма
   (В голодное, простите, время
   На всём готовом задарма).
  
   Семнадцать лет прожил папаша
   И обходила его смерть,
   С тех пор как лет намного раньше
   Он собирался умереть.
  
   Дней набежало Израиля,
   Годов его - сто сорок семь,
   Когда от солнечных идиллий
   Папаша одряхлел совсем.
  
   В тот час, когда случилось стынуть
   Конечностям в последний раз,
   Иосифа призвал он сына
   И отдаёт ему наказ:
  
   "Когда нашёл благоволенье
   Отец в очах твоих, сынок,
   Дай руки на мои колени,
   Клянись, что выполнишь зарок,
  
   Окажешь высшую мне милость,
   Лишь завершатся мои дни,
   Не будешь, что бы ни случилось,
   Меня в Египте хоронить.
  
   С моими лечь хочу отцами
   В гробнице нашей родовой.
   Мне вечную устроишь память -
   Клянись, Иосиф, головой".
  
   И клялся Ося благоверный:
   "Не омрачай ты свой конец,
   Всё совершу я непременно
   По слову твоему, отец".
  
   Слезой глаза его вскипели,
   Отца услышал тяжкий стон
   И на возглавие постели
   Иосиф положил поклон.
  
   Не стал он ждать отца кончины,
   В столицу двинул от ворот
   Египетский Премьер по чину,
   Ведь было дел невпроворот.
  
   ГЛАВА 48
  
   Только Осю известили:
   Слаб отец совсем -
   В путь пошёл, с ним Манассия
   И сынок Ефрем.
  
   Шёл Иакова увидеть,
   Чем живёт узнать,
   Внуков выросших в Египте
   Деду показать.
  
   Про внучат своих едва ли
   Дедушка не знал,
   Знать, в столицу не пускали,
   Если не видал.
  
   За осёдлости чертою
   Проживал старик
   И в столицу ни ногою -
   Чтить закон привык.
  
   Ося выше предрассудков,
   В прошлом сам пастух.
   Прикатить к отцу на сутки
   Было недосуг.
  
   За семнадцать лет впервые
   С внуками к отцу
   Прибыл сын на вековые
   Разделить мацу.
  
   Известили, в дом пустили.
   Головою сед
   Израиль, собрав все силы,
   На постели сел.
  
   Рассказал, как Бога видел,
   Про его завет:
   Жить Иосифу на вилле
   Много-много лет,
  
   А не рыскать волком в поле -
   Съем, кого найду.
   Бог бомжом не обездолит
   Осю по суду.
  
   (Как бывает и не редко
   В наши времена -
   Из квартиры выгнать предков
   За стакан вина.)
  
   Бог Иосифа не сбросит,
   Словно ношу с плеч.
   Дед о внуках от Иоси
   Вдруг заводит речь.
  
   Словно что в мозгу сместилось,
   Странны те слова.
   Я, насколько получилось,
   Смысл расшифровал:
  
   "Что до моего прибытья
   Ты родить успел -
   То моё! Им, как родитель,
   Свой отдам удел.
  
   Симеон, Рувим любимый,
   Во главе родов
   Им стоять неколебимо
   Множество годов.
  
   За Ефремом Манассия,
   Симеон, Рувим -
   Их полпредами в Россию
   Мы определим.
  
   Дети же твои, которых
   Ты родишь потом -
   То твои! Без разговоров
   В свой веди их дом.
  
   Дачами их при дубравах
   Одарить изволь,
   Но в большой игре за славу
   Их вторая роль.
  
   Будет тот, кто мной помечен,
   Править без помех".
   (У евреев этих вечно
   Кто-то "лучше всех".)
  
   В делах веры непорочен,
   Умудрён и сед
   Демократом не был точно
   Олигархов дед.
  
   Мысль металась от болезни.
   Вспомнил про Рахиль,
   Как её при переезде
   Он похоронил,
  
   Сам не умер еле-еле
   Со своим скотом
   В месте том, что Вифлеемом
   Назовут потом.
  
   Осиных сынов приблизил,
   Кто это - спросил.
   Про Ефрема с Манассией
   Ося объяснил.
  
   Отвечал отцу Иосиф,
   Выдержку храня:
   "Сыновья, которых Бог здесь
   Дал мне сил поднять,
  
   Те, которых ты своими
   Без меня нарёк,
   Чтоб по жизни им с другими
   Не делить паёк,
  
   То есть лавку, в смысле округ,
   Что полпред словил..."
   Тут папашин строгий окрик
   Речь остановил:
  
   "Беспокоюсь о престиже
   Тех, кого люблю.
   Подведи сынов поближе,
   Их благословлю".
  
   Слаб по старости Иаков,
   Видеть перестал.
   Возрастная катаракта
   Мучила отца.
  
   Вспомнил, как в одно мгновенье,
   Сам он блефонул,
   С выдачей благословенья
   Папу обманул.
  
   Исаак подвох притворный
   Проморгал тогда
   И не пойманного вора
   Не сослал в Багдад.
  
   Воровство не метастаза -
   Можно пренебречь.
   Про раскаянье ни разу
   Не зашла здесь речь.
  
   Сам Иаков уж по зренью
   Инвалидность ждёт
   И свои благословенья
   Всем передаёт.
  
   Дед впервые внуков обнял
   И поцеловал.
   Со значением особым
   Произнёс слова:
  
   "Я сыновьего увидеть
   Не мечтал лица.
   Не хотел Господь обидеть
   Твоего отца,
  
   Райское прибытье в кущи
   Отложил на миг.
   Покажи на ощупь лучших
   Сыновей твоих".
  
   "В акт святой благословенья
   Правая рука
   Гладит тех по голове, кто
   Взгляд на облака
  
   Первым из рождённых бросил
   Прочих сверх голов" -
   Думал праведный Иосиф
   Про своих сынов.
  
   К деду их подвёл красиво -
   Справа шёл Ефрем,
   Слева старший Манассия,
   Юноша совсем.
  
   К деду сыновей, как невод
   Свой, заводит он -
   Правой чтоб рукой кто слева
   Был благословлён.
  
   То ли захлестнулся невод,
   То ли муть в глазах -
   Перепутал право с левым
   Старый патриарх,
  
   Руку на Ефрема справа
   Возложил. Как смог?
   Древним первородства правом
   Явно пренебрёг.
  
   Первенцем был Манассия,
   Стал как свинопас.
   (Для полпредов из России,
   Впрочем, в самый раз.
  
   Не лечебные здесь грязи.
   Не честной народ
   С грязи попадает в князи
   И наоборот.
  
   Кириенко ниоткуда
   Стал премьер-министр,
   Наломал дровишек груду
   И обратно вниз.
  
   Всплыл полпредом. Мне сдаётся,
   Что его и тут,
   Ждать нам долго не придётся,
   Снова бортанут.
  
   Так и есть. В Ума Палате
   Вспомнили о нём,
   И возглавил он Главатом:
   Так - о том, о сём...
  
   Кириенко явно с вида
   Не баскетболист.
   Но с дефолтом этот киндер
   Выдал свой сюрприз.
  
   С детства на одном попкорне,
   Мало каши ел.
   Древние еврейства корни
   В нём я разглядел.
  
   Кто Рувим он, Манассия,
   Или же Ефрем?..
   Зря его не допросили,
   Заняты не тем.)
  
   Но вернёмся. В ту минуту
   Кто рождён когда,
   Всё Иаков перепутал,
   Экая беда.
  
   Хмур Иосиф, как горчицу
   С перцем проглотил,
   А отец не огорчился,
   Вспомнил, как купил
  
   Первородство за похлёбку,
   Брата ублажил,
   Раза два всего лишь плёткой
   После получил
  
   По сусалам от Исава.
   Буйным был урод,
   У кого украл брат славу
   И возглавил род.
  
   Был покрыт густой тот шерстью -
   Явный атавизм.
   Как с таким идти всем вместе
   В рай-капитализм?
  
   В человеке всё прекрасно
   Быть должно...(Как сон -
   Неужели Горький красный
   Тоже был масон?
  
   С Парвусом дружил отвратным...
   Нет, не может быть!
   Говорит всё об обратном -
   Образ жизни, быт.
  
   Роскошь обличал на вилле.
   Слишком обличил,
   Знать за то и отравили
   Горького врачи.
  
   Славил жизнь певец восстаний,
   А что быть беде,
   Знал один Иосиф Сталин
   И НКВД.
  
   Что душою не ржавея,
   Умер он не стар,
   В этом случае евреев
   Я б винить не стал.).
  
   Племенной их Бог уродство
   Исправлял в роду
   И глядел на первородство,
   Как на ерунду.
  
   Так теперь - Ефрем был в силе,
   Девушек топтал.
   Худосочный Манассия
   Явно уступал
  
   Брату в деле размноженья -
   Видел патриарх
   И с таблицей умноженья
   Явно был в ладах.
  
   "Что бы мне ни говорили -
   Не сменю руки.
   Право первородства в силе -
   Верят дураки.
  
   Есть иное измеренье,
   Стать главнее чтоб,
   Чем порядок появленья
   К свету из утроб.
  
   Ставлю я Ефрема выше
   Манассию чем,
   Посильней у парня вышел
   Умноженья член.
  
   От него числом великий
   Вижу я народ,
   In God trust ему лишь крикни,
   Он любых сметёт.
  
   Не уснёт в своей постели
   Вечный оптимист,
   Всех удавит он за зелень,
   Хоть и не Гринпис".
  
   (Я, конечно, некрасиво,
   Деда очернил.
   А зачем он Манассию
   Членом обделил?
  
   Настрогал бы много дряни
   Малый золотник,
   Лил когда б его хозяин
   Не за воротник.
  
   Половым когда гигантом
   Сделался Ефрем,
   С этим делом у богатых
   Не было проблем.
  
   Хочешь жён топтать как кочет,
   Позабудь про лень,
   Прокорми своих охочих
   Да ещё одень.
  
   А у нас - рассол спросонья
   Слабо попросил,
   Так устал, что снять кальсоны
   Не хватило сил.
  
   Вырождаемся, однако,
   Мы у синих вод.)
   Ставку правильно Иаков
   Сделал на приплод.
  
   Как с естественным отбором -
   Прав тот, кто сильней -
   Стал Ефрем с его прибором
   Старшего главней.
  
   Слабый брат по воле деда
   Сделался вторым.
   Но и он худой и бледный
   Получил дары.
  
   Так благословил дед внуков,
   Милостью своей
   Их приблизил в ту минуту
   Ближе сыновей,
  
   К славе приобщил нетленной,
   Выдал все права...
   Так Иосифа колена
   Стало сразу два
  
   Из двенадцати, что после
   Обретут успех,
   Встав на капитанский мостик
   Будут "лучше всех".
  
   С Бога ихнего подачи
   И без трудодней
   Замки обретут (и дачи -
   Те, кто победней).
  
   Полагая, что не бросил
   Сына, а вознёс,
   Говорил отец: "Иосиф,
   После наших слёз
  
   Выведет нас Бог отсюда,
   И, в конце концов,
   Снова будут наши люди
   При земле отцов.
  
   На бесправие не ропщи.
   Я тебе даю
   Право лишнее на площадь,
   Но в чужом краю.
  
   Раз от мора в одночасье
   Спас ты мой народ,
   Я дарю тебе участок.
   Знай, участок тот
  
   Я мечом у Аморреев
   Взял у подлецов,
   Что обидели евреев
   На земле отцов".
  
   Без дальнейшего развитья
   Оборву я речь
   Полусловом. Извините,
   Притупился меч.
  
   ГЛАВА 49
  
   Иаков сыновей своих призвал
   (Как Ельцин собирал борзую труппу,
   Когда роль реформатора играл,
   А не смотрел на всех холодным трупом.
  
   Себе ту сходку представляю я:
   Берёза, Рыжик, Плохишок, Бурбуля,
   Дьячок, Окуля - вот его семья,
   Которая стране покажет дулю.)
  
   Сказал Израиль: "Возвещаю вам
   Грядущее, его шипы и розы.
   Для вас, сыны, несут мои слова
   Надежды, обещанья и угрозы.
  
   Предначертанья видеть вы должны,
   Чтоб путь судьбы не расходился с вашим.
   Сойдитесь в круг Израиля сыны,
   Послушайте Иакова папашу.
  
   Рувим, мой первенец! Ты мой оплот,
   Начаток сил моих и верх могуществ.
   Но бушевал ты, как потоки вод
   И утерял задатки преимуществ.
  
   Достоинствами прочих превзошёл,
   Но их развить успел ты еле-еле.
   Шар-ше-ля-фам! И ты её нашёл,
   Но почему-то у отца в постели.
  
   Взошёл на ложе своего отца
   И осквернил его измены пуще,
   Запомните сыны - у подлеца
   Не может быть по жизни преимуществ!"
  
   (Про подвиги Рувима знаю я,
   Как у служанки задержался на ночь...
   Сравнения замучили меня -
   Ну, чем, скажите, не Борис Абрамыч?
  
   Как ПредСовбеза он имел почёт,
   Сибнефть прибрал, Аэрофлот, в натуре,
   С наложницею согрешил с Чечнёй -
   Берёзой занялась прокуратура.)
  
   "Жестокости век оправданья нет,
   Её орудье - Левий с Симеоном.
   Душа моя не внидет в их совет,
   Собрание мечей их в том препона.
  
   Не приобщится слава к ним отца.
   Они мужей убили, святотатцы,
   Перерубили жилы у тельца
   Им перед Богом век не оправдаться.
  
   Их проклят гнев, поскольку он жесток,
   И ярость их бессмысленно свирепа".
   (Крестьянский бунт, не здесь ли твой исток,
   Как ни был бы Степан великолепен?
  
   По-своему прекрасны бунтари -
   Болотниковы, Пугачи Емели
   И прочие, но что ни говори,
   Суть Левии они, но не Матвеи.
  
   Припомнил я обманутый Сихем,
   Где Симеон и Левий отличились,
   Как с помощью своих коварных схем
   Обрезали народ и замочили.
  
   Усвоили библейский тот приём
   Гайдар с Чубайсом. Когда были в силе,
   Обрезали они страну рублём
   И ваучером как мечом добили.)
  
   "Иуда! Восхвалят тебя братья.
   Сыны отца Иуде поклонятся,
   Ведь на хребте врагов рука твоя.
   Такого и по дому все боятся.
  
   Лев молодой, с добычи пресыщён,
   Он поднимается и спать ложится
   Хозяин прайда, рода чемпион,
   Повадками - расслабленная львица.
  
   Поднимет кто его и власть возьмёт,
   Какие бунтари и декабристы?
   Из рук Иуды скипетр не уйдёт,
   От чресл его Романов не родится.
  
   В спокойствии, пока на троне лев,
   В саване первобытные живите
   И радуйтесь, не загнанные в хлев,
   Доколе не придёт к вам Примиритель.
  
   Ему покорность сами принесут
   Народы, не приемлющие власти,
   И в имени его приобретут
   Защиту от невзгод и от несчастий.
  
   Когда Спаситель своего осла
   К лозе привяжет и застынет в позе,
   Волхвов преданье, что звезда взошла,
   В слов спелых перевоплотится грозди.
  
   Из них надавит лучшего вина
   Креститель, в нём прополоснёт одежду...
   Испивший чашу горести до дна
   Не хлебом жив, а верой и надеждой.
  
   Глоток вина, та клятва на крови -
   Лишь символ для учеников любимых,
   Но то, что примирение в любви,
   Вовеки истина неистребима.
  
   Венец терновый на его главе
   И впалость щёк его белее пены,
   Но примет на себя тот человек
   Все ваши преступленья и измены".
  
   (Евреи меня спутали вконец.
   Христа не признают они Мессией.
   Кого ж тогда в виду имел отец
   Великим Примирителем России?
  
   Неужто Путина тогда во льве
   Иаков углядел? Единороссы
   При нём расположились на траве.
   Для прайда многовато тупоносых.
  
   Пока в саване бродим без конца
   И силе поклоняемся покуда,
   На каждого Господнего Агнца
   Отыщется свой Лев, Пилат, Иуда.
  
   Заветы Новый с Ветхим здесь опять
   Переплелись, что мне совсем не странно.
   Но чем в чужие кущи залезать,
   Вернёмся лучше к нашим мы баранам.)
  
   "Ещё один сыночек, Завулон,
   Вся жизнь его на высылке при бреге
   Морском пройдёт, предел его - Сидон,
   Пусть не мечтает о сибирском снеге.
  
   Не Абрамович и ему не быть
   Как Роме губернатором Чукотки,
   Не мериться в верхах, чьи крепче лбы,
   Как Свердлову загнуться не от водки".
  
   (Плюю я на вождя больничный лист
   И предрекаю доходяге спиться
   Не потому, что буду монархист,
   А Яков Свердлов, суть цареубийца.
  
   Ну, не люблю я тех, кто "лучше всех",
   Будь Троцкий он иль трезвенник Шварцнегер.
   Чем с Ходорковским мне ворочать снег,
   Я б с Завулоном пузо грел на бреге.)
  
   "В протоках вод лежащий Иссахар,
   Осёл он крепкий с жилкою рабочей.
   Чтобы зерном наполнить свой амбар,
   Готов работать он и днём и ночью.
  
   Вол землю полюбил и потому
   Склонил главу для бремени ношенья,
   Подставил шею под ярмо, хомут,
   Но и его не минуют лишенья.
  
   Едва прознал он, что покой хорош
   И в неге протянул копыта-длани,
   Братки наехали, под горло нож,
   И стал работать он в уплату дани.
  
   Дан (это имя, не описка - дань)
   Судьёю будет, змеем на дороге.
   Из всех колен одно Израильтян
   Судить он будет, посылать в остроги.
  
   Всех конных будет аспидом в пути
   Он жалом поражать в коня колено.
   Без воздаянья мимо не пройти,
   Обвесит Дан любого без безмена.
  
   Не уплативший упадёт назад,
   Пиши назад хоть вместе, хоть раздельно".
   (Подробности одной весьма я рад,
   Что не сидит Дан на окладе сдельном.
  
   Не дан ему на высылку подряд.
   Сажать иль нет - сам Дан решать здесь вправе.
   Народных дел всех комиссариат
   Ту практику порочную исправит.
  
   На помощь Божью в свой короткий век
   Надеюсь и молюсь, и вновь надеюсь -
   Преодолеет слабый человек
   Накопленную с мезозоя мерзость.
  
   Грязь кирпичом очистить с образин
   Блюстителям юстиции непросто.
   Прошу тебя Господь - сей абразив
   Не выдавай ублюдкам и прохвостам.)
  
   "Толпа на Гада будет налегать,
   Качать права. Какая-то дурёха
   Поверженного льва начнёт лягать,
   Хоть этот лев совсем ещё не дохлый.
  
   Толпу Гад оттесняет по пятам
   И выгоняет прочь из зоосада.
   Рептилии в законе тут и там.
   Воистину в веках живучи Гады.
  
   Иуда лев, а этот - просто гад
   Из пресмыкающихся стопудово.
   Дан - по повадкам аспид лишь слегка,
   Гад - по природе змей многоголовый".
  
   (Политики пойдут от гидры той,
   Упёртые в дебатах как бараны.
   Им, выступающим перед толпой,
   Что с головой, что без - по барабану.
  
   Горынычу людской не страшен суд,
   Любую чушь несёт, но точно знает:
   Лишь за враньё башку ему снесут,
   Взамен её другая вырастает.
  
   Проворовался, лишнего хватил,
   По морде дал, сожрал газету-шавку -
   Не повод это, чтобы крокодил
   От сытой жизни уползал в отставку.
  
   Потомок Гада - вечный депутат,
   Оратор, кандидат и губернатор.
   Пинком из Нижней выгнанный под зад
   Он попадает в Верхнюю палату.
  
   Творцы законов, что хотят, творят,
   Тягают кость в казённые вольеры,
   И охраняют тот Охотный ряд
   Откормленные милиционеры.)
  
   "Сын Асир место хлебное займёт,
   Для фараона доставляя яства.
   Как хлебодар тот, Асир не умрёт,
   Чьё место Ося занял не напрасно".
  
   (Про Арафата маленький посыл.
   Родители Писанье не читали,
   Когда бы знали, кто их будет сын,
   То Ясером бы точно не назвали.)
  
   "Простое очень имя Неффалим,
   Но толкование его двояко -
   Распущенный ветвистый теревинф
   И серна стройная, тихоня и бояка".
  
   (Что серна - мелкая коза, я знал
   И удивлён сравненьем, право слово:
   Когда кустарник теревинф не мал,
   То серны раньше были как коровы.)
  
   "Иосиф - древо плодоносное,
   На хлебный баобаб оно похоже.
   (На нём раздолье было бы змее
   Грехопаденья до и много позже.)
  
   Журчит источник у его корней,
   А ветви распростёрлись над стеною.
   Вражды и зависти ручей сильней,
   И жив Иосиф верою одною.
  
   В него стреляли влёт из-под руки,
   Печалили его печалью всякой,
   Но мышцы рук и лук его крепки,
   Поскольку с ним наш Бог и я, Иаков.
  
   Избранник Божий, наша ты судьба,
   Израилева крепость и твердыня,
   Орешек, что врагам не по зубам,
   В азоте замороженная дыня.
  
   Тебе поможет Бог наш Всемогущ,
   С ним теологии пройдёшь ты школу.
   Привет тебе от облаков и туч,
   От бездны знак тебе, лежащей долу.
  
   От семени, утробы и сосцов
   Тебе начала жизни человечьей.
   Благословением твоих отцов
   Твой путь особой метою помечен.
  
   Знак посвящённого на голове,
   На темени Иосифа. Меж братьев,
   Как патриарха рода во главе,
   Его я заключу в свои объятья.
  
   Пока Господь не выполнил завет,
   Ему, служившему для всех примером,
   Контрольный приготовил я пакет
   На землю, где братья акционеры.
  
   Последыши рабынь в чужом краю
   Не лезли чтоб, куда их не просили,
   Ему я два колена отдаю,
   Сынам его, Ефрему с Манассией.
  
   Вениамин по сути хищный волк,
   По вечерам ему делить добычу".
   (Одно мне взять не удаётся в толк -
   Любимый сын, а образ неприличный.
  
   Свою добычу с кем ему делить
   И кто под вечер будет задран Веней?
   Куда клыкастый обратит всю прыть,
   Какой народ поставит на колени?
  
   Кого Иаков здесь имел в виду?
   Лишь два колена Вени и Иуды
   С Ездры подачи веру соблюдут,
   Самаритянок впредь топтать не будут.
  
   Запрет спать с иностранками на вид
   Им руководство вывесит в тавернах,
   Чем поголовье резко сократит,
   Но генофонд страны спасёт от скверны.
  
   Когда так сильно племенной их Бог
   За чистоту ратует всякой твари,
   От Вени будет наш тамбовский волк,
   И Тухачевский Вене не товарищ.)
  
   Вот все двенадцать избранных колен
   Израиля, с Рувима и до Вени,
   Кому Иаков у Египта стен
   Дал каждому своё благословенье.
  
   Себя он завещал им поместить
   В семейный склеп близ Мамре под горою,
   Чтоб связь с роднёю мог он ощутить,
   Даже когда глаза ему закроют.
  
   Лет прожитых пустил корабль ко дну,
   Жизнь сбросил с плеч как лишнюю породу,
   Затих Иаков, ноги протянул
   И приложился к своему народу.
  
   ГЛАВА 50
  
   Иосиф-сын отца кончину
   Переживал, на лице пал,
   Стенал как истинный мужчина
   И лик остывший целовал.
  
   Сгонял назойливую муху
   С его застывшего лица
   И повелел врачам и слугам
   Забальзамировать отца.
  
   На кропотливую работу
   Ушло тяжёлых сорок дней.
   (У нас в году двадцать четвёртом
   Процесс закончили скорей.
  
   Заспиртовали, чтобы мошки
   Не донимали Ильича.
   Что столько лет провёл он в лёжке,
   Пора как праздник отмечать.
  
   Представьте только, птицей Феникс
   Он возродится, встанет в рост,
   В руке кепарь зажмёт, как веник,
   И всей стране задаст вопрос:
  
   "Кто мумию мою келейно
   Хотел тут вынести на двор
   И выкинуть из Мавзолея?
   Пожалуйте на разговор.
  
   Все разногласья снимем быстро,
   Вопрос решим мы с кондачка.
   Прошу вас, батенька, на диспут,
   А можно и на кулачках".
  
   Немного смельчаков найдётся,
   Сванидзе, разве что, один
   На вызов трупа отзовётся
   Пыл Командора охладить.
  
   Когда ж восстанут миллионы,
   Сванидзе первым убежит.
   Так, может быть, Тутанхамона
   Не надо трогать, пусть лежит?)
  
   В Египте был объявлен траур,
   Дни плача. Семь десятков дней
   Доступен был Иаков старый
   Для посещения людей.
  
   (Пока в стране большое горе,
   Все СМИ, семитские уже,
   Свой объявили мораторий
   На секс и пляски в неглиже.
  
   Когда же вновь по всем каналам
   Пошли убийства и попса,
   Иосиф гневный и усталый
   Спешил огородить отца
  
   От сальных шуточек из "Окон"...
   Где про любовь штампуют фальшь
   Анфиски с декольте глубоким -
   Там мощи портятся как фарш.
  
   Великий Чехов с пошлых лексик,
   С экрана льющихся рекой,
   Сбежал бы в монастырь от секса
   С однофамилицей такой.
  
   Когда бы все наши каналы
   Транслировать на Мавзолей,
   Чинить препоны вождь не стал бы
   Для погребения в земле.
  
   За вред стране от прокламаций,
   Что вождь в избытке наплодил,
   Голгофой сотен демонстраций
   Свою вину он искупил.
  
   Чем слышать, как десятки бестий
   Визжат и режут без ножа,
   Куда приятней в тихом месте
   В приличном обществе лежать.)
  
   Иосиф скажет фараону:
   "Мне наказал отец-семит
   Похоронить его персону
   Вдали от ваших пирамид.
  
   Есть собственность у нас, пещера
   Для погребенья под горой,
   И это вовсе не химера
   В какой земле найти покой.
  
   Не сотворим себе кумира,
   Свой долг отцу мы отдаём.
   Ему обещано полмира,
   Пусть полежит он на своём.
  
   Отъеду я, вернусь железно.
   Командировку в Ханаан
   Мне день отъезда, день приезда
   Отметит прадед Авраам".
  
   Египта царь, масонской ложей
   В голодный завербован год,
   Конечно, знал, что много позже
   Был запланирован Исход,
  
   Не стал препятствовать министру,
   Наоборот, приободрил:
   "Хочу, чтоб Высшего Магистра
   Достойно ты похоронил.
  
   Возьми с собой моих старейшин,
   Весь цвет Египетской земли,
   Общественность. Обычай здешний
   Им всем присутствовать велит
  
   На торжествах". (Антисемиты
   Здесь руки потирать должны,
   Но в час для вечности открытый
   Все перед Господом равны.
  
   Дела правители бросают,
   Летают в стужу и в пургу
   И с наслажденьем возлагают
   Венки заклятому врагу.)
  
   Дома Иосифа и братьев
   Прямым путём, не обходным
   Идут на похороны бати.
   Им дела нет до проходных,
  
   Все блокпосты проходят мимо,
   Менты не тормозят совсем.
   И только скот свой пилигримы
   Оставили в земле Гесем.
  
   Детей приставили послушных
   Коз хворостинкой погонять,
   Не ведавших по простодушью,
   Что им - смеяться иль рыдать?
  
   С Иосифом шли колесницы,
   И всадники вперёд на крик
   Летели, чтобы не пылиться.
   Был этот сонм весьма велик.
  
   Дошли они до Иордана,
   Где ввергли всех в великий плач.
   Семь дней в предместьях Ханаана
   Приспущен в трауре кумач.
  
   Стенанья общие Иосиф
   В единый вопль собрать сумел,
   Чтоб Бог отцов ни до, ни после
   К нему претензий не имел.
  
   Рыдали люди кто сильнее,
   Сил было им не занимать.
   Как - удивлялись Хананеи -
   В Египте могут так орать?
  
   Их причитанья, не иначе,
   Достали так хананеян,
   Что место то назвали "плачем
   Осиротевших Египтян
  
   На погребении еврея
   Святого Иордана близ".
   При том, что прочих был сильнее
   Египта антисемитизм.
  
   Есть за столом с евреем - мерзость,
   И даже чая не испить.
   На корточки не сесть им вместе,
   Другое дело - хоронить.
  
   Народ Египта, в юдофобстве
   Теряющий покой и сон,
   Терпел большие неудобства -
   Ведь фараон у них масон,
  
   Евреев уважать заставил,
   Погромщиков прижал к ногтю...
   (А что такого? Наш царь Павел
   С масонами играл ноктюрн,
  
   Сам заседал в масонской ложе,
   Мальтийский орден нацепил...
   За что и был потом низложен.
   Сын Александр его убил,
  
   Не сам, конечно, а гвардейцы
   Пришли царя попротыкать.
   Так эти хоть кого за пейсы
   Готовы были отодрать.
  
   В парадоксальности суждений
   Особая Египта стать -
   Язычества славянский гений
   Позволит так о нём сказать.
  
   Ему в деяниях отвратных
   И в благородстве равных нет,
   Что подтвердил неоднократно
   Российский наш менталитет.
  
   Язычества большие уши
   На православных куполах
   Нам помогают слышать лучше,
   Что пастве говорит мулла,
  
   Раввин вещает в синагоге
   И скрипку мучает скрипач...
   Лишь окончательно убогий
   Не слышит тот вселенский плач.)
  
   Всё сделали сыны по списку,
   Как завещал Иаков им,
   И отнесли его не близко -
   В пещеру к сродникам своим.
  
   Там Сарра, Авраам, Ревекка,
   Там Исаак и Лии прах...
   Собранье избранных навеки
   Возглавил новый патриарх.
  
   Братья все лично убедились,
   Что камнем в склеп привален вход,
   И вновь в Египет возвратились
   Ждать всем завещанный Исход.
  
   Вернулись, с батюшкой простившись,
   Те, что орали громче всех.
   Братья, без бати очутившись,
   Вдруг вспомнили про прошлый грех.
  
   "Иосиф плату за злодейство
   Содеянное отложил.
   (В вагонной сцепке их семейства
   Иаков буфером служил.)
  
   Отец наш умер, волей рока
   Мы беззащитны стали тут.
   Теперь отложенный до срока
   Нас ожидает Страшный суд.
  
   Иосиф вспомнит все страданья,
   Причиной коих стали мы,
   И доведёт нас до изгнанья,
   Сумы, а может, и тюрьмы".
  
   Братья к Иосифу шлют зятя
   Сказать: "Отец, как Бог прощал,
   Вину твоим заблудшим братьям
   Простить по смерти завещал".
  
   Такого по незнанью батя
   Иосифу желать не мог.
   По-новому, выходит, братья
   Пошли на должностной подлог.
  
   (Такой в Законах Хаммурапи
   Не предусмотрено статьи.
   Братьям не сгинуть на этапе
   И адвокатам не платить.
  
   По прошлым меркам неподсуден
   Братьёв Иосифа обман.
   Про алиби евреев суть нам
   Так объяснил бы Томас Манн:
  
   Быстрей чем разомкнулись веки
   И появилось Бытиё,
   Порок родился в человеке -
   Извечное его враньё.
  
   Лгать иль не лгать - решать не сладко.
   Попавшийся, как кур в ощип,
   Чтоб с гениталий снять удавку,
   О чём угодно запищит.
  
   Выходит, что враньё от страха,
   Себя спасти - куда ни шло.
   На теле липкая рубаха -
   Ещё не мировое зло.
  
   С Адама с Евою доселе
   Притворством человек грешит.
   Обман возможен во спасенье,
   Но, думаю, что не души.
  
   О том не говорит Писанье,
   Но помнить мы всегда должны:
   Искать другому наказанье -
   Уход от собственной вины.
  
   Перетряхнуть пустые сумки
   С грехами бывшими отцов -
   То не спасенье, недоумки,
   А ухищренья подлецов.
  
   Куда важнее пониманье
   Ущербной слабости своей
   И искреннее покаянье
   За мерзости минувших дней.
  
   Осиновые бросить колья
   Я призываю всех - увы!
   Сванидзе, вас прошу, в покое
   Оставьте коммунистов вы.
  
   Они вернутся - вы покойник,
   Где похоронят вас - Бог весть...
   Скажу вам по-другому: Коля,
   В бутылку с красными не лезь.)
  
   Так думал, мнится мне, Иосиф,
   Когда про происки узнал
   Братьёв, трусливых до и после
   Отца, но слова не сказал,
  
   Лишь слушал бред братьёв и плакал,
   Не знал, как объяснить бы смог
   Им то, что не донёс Иаков,
   Когда братья - ни с чем пирог.
  
   Да нет, сказал бы я, с начинкой:
   За сребреники Осю слить
   И с покаянною личиной
   За хлебом после приходить.
  
   В крови цветастые одежды
   Отцу подбросить, обмануть,
   Лишить последнего надежды
   Сынка любимого вернуть.
  
   Под одеяло влезть к служанке,
   Где до того лежал отец,
   Сихем обрезать спозаранку
   И перебить больных вконец.
  
   Евреев подвиги не стану
   Перечислять, их - легион.
   Но Бог их любит непрестанно,
   Чему я крайне удивлён.
  
   Из глины, праха от коровы
   История берёт разбег.
   Но как из качества такого
   Слепить фактуру "лучше всех"?
  
   На этом и других примерах
   Не усомнившийся на миг
   Я заявляю маловерам:
   Господь воистину велик.
  
   Когда униженные братья
   Валялись у него в ногах,
   Иосиф знал - из всех понятий
   Всего понятней людям страх.
  
   Что думал про братьёв Иосиф
   В тот час, судить я не берусь.
   Так им сказал: "Меня не бойтесь,
   Ведь сам я Господа боюсь.
  
   Случилось вам по Божьей воле
   Меня продать за серебро,
   Но ваше зло неродовое
   Господь оборотил в добро.
  
   Меня рабом в низовья Нила
   Бог милостью своей привёл
   И жизнь в итоге сохранил он
   Тем, кто меня, считай, извёл.
  
   Над всем Египтом толстосумом
   Простёр Всевышний мою власть.
   И было б крайне неразумно
   Мне ниже плинтуса упасть -
  
   Отдаться сладострастью мщенья...
   Из вас любого проглочу
   Я даже пасти не ощерив,
   Но Бога тем ожесточу,
  
   Что недостойно моих планов,
   По кальке списанных с Его.
   Ведь обещал Бог нашим кланам
   Врагов всех выдать с головой.
  
   Итак, не бойтесь, дети ваши
   От истощенья не умрут,
   Им рано утром вместо каши
   Пустышку в рот не подадут.
  
   Животиком, где позвоночник
   Быть должен, детям не страдать.
   В объёме данных полномочий
   Вам заявляю, господа:
  
   Весь прокормлю еврейский табор,
   Здесь будет сыт любой проглот.
   Чай, не собес и не Зурабов,
   Чтоб всех лишить законных льгот".
  
   Волнуясь, говорил он скерцо,
   И музыке его речей
   Братья внимали, им по сердцу
   Был слов живительный ручей.
  
   К достоинствам иным Иосиф
   Был в лучшем смысле педофил,
   Счастливых ребятишек моськи
   На осликах катать любил.
  
   Детьми до третьего аж рода
   Его порадовал Ефрем.
   Про размножение породы
   Позволю я себе рефрен.
  
   У первенца, у Манассии,
   Был сын Махир, один, как перст.
   Но дети вклад его вносили
   В колонизацию тех мест.
  
   Их на колена сам Иосиф
   Как акушерка принимал,
   На ослика сажал чуть после
   И всё катал, катал, катал.
  
   Жаль пожил он всего немного
   По меркам тем, сто десять лет.
   И вот в последнюю дорогу
   Уже готов ему билет.
  
   Сказал Иосиф: "Умираю,
   Меня вы вспомните, братья,
   В Гесеме вашей хате с краю
   Из центра не дадут житья,
  
   Род жерновами перемелют.
   Даст Бог вам избежать конца
   И выведет отсюда в землю,
   Которой клялся праотцам".
  
   (Упомянуть вполне прилично,
   Какую роль играет тут
   В истории еврейской личность,
   Когда та роль ещё не культ.
  
   Лет семьдесят, считай, у власти
   При фараоне пребывал
   Иосиф, люд не рвал на части
   И никого не убивал.
  
   Застенки испытавший, рабство,
   Явлинистый хакаматут,
   Он в интересах государства
   Всех перевёл на рабский труд.
  
   А Коба лет всего-то тридцать
   На кухне свой бульон варил
   Не выезжая из столицы,
   А дел каких наворотил.
  
   Из человеческой фасоли
   Выходит супчик хоть куда,
   Когда не пожалеют соли
   Герои рабского труда.
  
   На землях дивных процветали
   НКВД и НАРКОМПРОС.
   Чем эту землю поливали?
   К Мемориалу тот вопрос.
  
   Могу сказать всем, свечи жгущим:
   Не меньше вашего скорблю.
   Но за продажность "самым лучшим"
   Мемориал я не люблю.
  
   Врагов народа с возмущеньем
   Мела рабочая метла.
   Зато система просвещенья
   Средь прочих лучшею была.
  
   Кто на вопрос ответит детский,
   Что нужно нам, в конце концов -
   Побитый за победы Бесков
   Или не битый Колосков?
  
   Я думаю, любой Иосиф,
   Когда б до наших лет дожил,
   Ни до Исхода и ни после
   Дилемму б эту не решил.
  
   Когда бы вождь с ухмылкой лисьей
   Ещё б прожил лет пятьдесят,
   Все предсказания сбылись бы,
   О чём Писания гласят,
  
   Но отравили... И отныне
   Россию чтобы возродить,
   Кто скажет, сколько лет в пустыне
   Нам предстоит ещё бродить?
  
   Того, кто действовал на нервы,
   Иосиф наш пускал в расход,
   Последнего мог сделать первым,
   Но делал всё наоборот.
  
   Партийную номенклатуру
   Всю подстригал он как газон,
   И саженцы любой культуры
   Не заслоняли горизонт.
  
   Иосифы, два антипода,
   Но край свой подняли с колен.
   Тот и другой своим уходом
   Добавили стране проблем.
  
   Каким бы ты великим ни был,
   Приходит время умирать,
   И в том краю, где гаснут нимбы,
   Зияет чёрная дыра.)
  
   Иосиф наказал потомству,
   Кому икрою мазал хлеб:
   Останки не нести к погосту,
   А поместить в семейный склеп,
  
   С Египта увести все кости...
   Как кокон завернулся в плед
   И умер благоверный Ося
   Ста десяти неполных лет.
  
   Забальзамировали срочно,
   А проще было бы на лёд,
   Срок годности чтоб не просрочить,
   Пока оказия придёт.
  
   С какой поклажею - не важно,
   Как скоро, через сколько лет
   В каком попутном экипаже
   Останки увезут в тот склеп.
  
   В отличье от Хеопса, скажем,
   Или заносчивой попсы,
   Назойливой и эпатажной -
   Иосиф не сжигал мосты,
  
   Не рвал традиции, устои.
   Как богоизбранный масон,
   Он без сомненья был достоин
   Попасть в священный Пантеон.
  
   Не отличался он харизмой,
   А сливки слизывал как кот.
   Предтечею капитализма
   Назвал бы Осю я легко.
  
   Не в собственности государства,
   На прайвит пропети отцов
   Лежать за все свои мытарства
   Сын заслужил, в конце концов.
  
   Его мощам Бог выдаст визу,
   Когда народ в тот край придёт.
   На этой ноте оптимизма
   Я завершаю Бытиё,
  
   С тем книгу первую шнурую,
   Не ведаю судьбу свою,
   Возможно, напишу вторую,
   Когда за эту не убьют.
  
   В ней опишу я одиссею,
   Как Бог исполнил свой завет.
   Другие книги Моисея
   Всем прочитать даю совет.
  
  
  
  
   ИСХОД
  
  
   ГЛАВА 1
  
   От вечной юности красавицы-Земли
   Все прегрешенья, беды и страданья,
   Расстрельные приказы, типа - Пли!,
   Доносы, выселения, изгнанья.
  
   Вслед за Иосифом Господь к себе прибрал
   Сынов Иакова небесталанных.
   В Египет голод тот народ согнал,
   С земель обещанных и столь желанных.
  
   От чресл Иакова, считать без женщин, душ
   Там было семьдесят. (Уж, извините,
   Меня Арбатовы, но ваших клуш
   В партийных списках не было в Египте.)
  
   Тот славный род в бой провидение вело
   И преступление братьёв сокрыло,
   Определило под своё крыло
   И от возмездия освободило.
  
   Как Абрамович положения, высот
   Достиг там, типа Греф фискал Иосиф,
   Свой сохранил от вымиранья род,
   (А Рома чукчей почему-то бросил,
  
   Конкретно кинул на бабульки регион.
   А может быть, его полярный Яхве
   Из мутных вод в туманный Альбион
   Увёл от Путина на белой яхте?
  
   До эскимосов свой повысят чукчи ранг -
   На Лондон взяв билет туда-обратно,
   Из царства чумов, ягеля, яранг
   На матчи Челси съедутся фанаты.
  
   Всех Абрамовичей давно на карандаш
   Степашин взял и ждёт своей минуты.
   Взирая на очередной типаж,
   Задумался слегка полковник Путин:
  
   Поддать ли Роме Абрамовичу пинка
   Иль при себе держать? А, может, лучше
   Клуб Челси слить с командой ЦСКА
   И в два смычка тех джентльменов дрючить?)
  
   Ушли отцы. Сыны близи от Нила вод
   Плодились дрозофилой неприличной.
   Когда ж был запланирован Исход,
   Одних мужчин уж было шестьсот тысяч.
  
   Пересчитал всех Избирком по головам,
   Но женщин вовсе не было в отчёте.
   Не стоит ратовать за их права -
   Ведь головы у женщин не для счёта.
  
   Четыре сотни лишь прошло и тридцать лет.
   Гесем народ еврейский не вмещает.
   (Динамики подобной в мире нет,
   Мальтузианцы просто отдыхают.
  
   Приплода в десять раз за каждые сто лет
   Не знали даже мудрые китайцы.
   Каких от скорости такой ждать бед
   Нам показали в Косово албанцы.)
  
   Сыны Израиля наполнили страну,
   Усилились и задираться стали,
   Чуть зазевался египтянин - пнут,
   Бесцеремонностью царя достали.
  
   А что б тем титульным не ныть тогда совсем,
   От вековой самим встряхнуться лени,
   Стать плодовитыми как внук Ефрем?
   Не зря ж Иаков дал ему колено
  
   И после очень уважали пастухи.
   А коренные? - Сонные тетери,
   В деторожденье - просто дохляки,
   Не то, что доисходные евреи.
  
   Кто сам не справится - тому поможет друг,
   И кто осудит их за эту шалость?
   В семитах жив корпоративный дух.
   То не разврат, а страсть, пассионарность.
  
   Для размноженья оснований больше ста.
   Одно из них - дрянной не пили водки.
   Но в Пятикнижии причина та
   Умышленно выводится за скобки.
  
   (Плохую водку люди делали всегда
   И за бесценок свой народ травили.
   Ту дрянь не пили только господа,
   Что водку гнали, а рецепт хранили.
  
   Сгущая краски здесь формально я не прав,
   Ведь водку изобрёл наш Менделеев.
   Бальзамы делали тогда из трав
   И спаивать народ так не умели.)
  
   Для юдофобства в мире множество причин.
   В Египте дело было не иначе,
   Ведь на вопрос простой - Где деньги, Зин?
   В ответ неслось - подонки, однозначно.
  
   В краю древнейшем серебра в помине нет,
   Работать задарма рабы привыкли,
   Ведь за минувших семь голодных лет
   Иосиф сгрёб всё до последней сикли.
  
   Египет без меча сумел он взять в полон,
   Часть пятую приговорил к отбору.
   Гесем, дотационный регион,
   Освобождён был от таких поборов.
  
   Иосиф, типа Греф, Египет жить учил,
   Устал от жизни, встреч и конференций,
   Когда ж от реформаторства почил,
   С ним сгинула система преференций,
  
   Зато остался проходимцев целый рой,
   Нектар сбирающих с электората.
   Закаты красные - евреев кровь,
   Откаты и налоговой накаты.
  
   В Египте новый появился фараон -
   Из ФСБ, иных ориентаций.
   Про мудрецов Сионских слышал он.
   Где только книг подобных начитался?
  
   Не притеснял евреев прежний Фараон
   (Пятном на лбу помечен неслучайно -
   С времён Иакова он был масон),
   Но новый разошёлся чрезвычайно.
  
   Сказал в сердцах сатрап Египту своему:
   "Народ Израиля стал многочислен
   И нас сильнее он и потому
   От сорняков свой край мы будем чистить.
  
   Всем миром люди ухитримся на него,
   Чтоб он не размножался, а иначе,
   Случись война иль год иных невзгод -
   Он нас предаст, продаст и околпачит,
  
   Вооружится ирод, сменит свой окрас,
   С врагами нашими соединится,
   Прочь выйдет из земли, что кормит нас.
   А кто на ней останется трудиться?"
  
   На производство Фараон сместил акцент,
   Решил прижать зажравшуюся касту -
   Контрольных акций отобрать пакет
   И возвратить обратно государству.
  
   К евреям прикрепил следить приставников,
   Чтоб изнуряли тяжкою работой.
   Вопрос обеспеченья стариков
   Поручен был Зурабову с Пол-Потом.
  
   Внедрил тот Фараон систему трудодней
   И отменил народу выходные,
   Иного этноса гнобил сильней
   Семитов, возложив ярмо на выю...
  
   Но выжил, не утоп еврей средь Нила вод.
   Чем становилась жизнь его опасней,
   Тем больше умножался тот народ
   И строил города хранить запасы.
  
   Его с особою жестокостью урод
   Надсмотрщик-юдофоб садил по почкам.
   Чем днём сильнее били тот народ,
   Тем он активней становился ночью.
  
   Из глины кирпичи пекли они весь день
   Под страхом наказаний, экзекуций,
   Но поздней ночью было им не лень
   Задействовать свой детородный штуцер.
  
   С работы чуть живым вползал семит в свой дом,
   На притеснителей душа горела.
   Пассионарий наш с большим трудом
   Скрипел, пыхтел, но своё дело делал.
  
   Ведь только так тогда семит отвлечься мог
   От участи несправедливо тяжкой,
   И размножаясь, как велел им Бог,
   О человечестве пеклись бедняжки!
  
   Пассионарности излишки как унять
   Не знали Киры древние и Ксерксы.
   Им опыт бы евреев перенять -
   Занять народ богоугодным сексом.
  
   (Кто подложил тогда стране моей свинью? -
   От проституток просто нет прохода,
   И секс с экрана, губящий семью,
   Я не могу назвать богоугодным.)
  
   Жизнь тяжкая, а царь Египта того сверх
   Устроить геноцид решил в кибуце:
   Двух повивальных бабок вводит в грех...
   Но с ними царь конкретно промахнулся.
  
   Двум Евреянкам, коих будут имена
   Шифра, Фуа, (зато звучат красиво),
   Царь приказал, натрескавшись вина,
   Губить младенцев без контрацептивов.
  
   "Едва детей у евреянок повивать
   Вам, повивальные мои, случится -
   Сынов еврейских надо умерщвлять,
   А с дочерьми пока не торопиться.
  
   Когда еврей мужик нажрётся и лежит,
   Ни совести не знает, ни закона -
   Насколько женщины еврейки хороши,
   Мы от царя узнаем Соломона".
  
   За флибустьерский Фараоновский приказ:
   Всех женщин в трюм, а мужиков касаткам -
   Ему бы, как пирату, выбить глаз,
   На рею вздёрнуть враз и взятки гладки.
  
   Но плохо знал тех повивальных бабок царь.
   В живых всех оставляли героини,
   Хоть мог сатрап (что ждать от подлеца?)
   Так наказать, что кровь по венам стынет.
  
   Шифра, Фуа боялись Бога, не людей,
   Не навреди! - присягу не давали,
   Что Фараон приказывал, злодей,
   Не делали и вляпались, попали.
  
   Призвал царь бабок-повивалок и спросил:
   "Зачем детей живыми отдаёте?"
   Губу от возмущенья закусил,
   Как Муссолини иль Буонарроти.
  
   Бабульки, дел лихих работницы спецслужб,
   Отчёт несут по форме без помарок:
   "Губительницам нерождённых душ
   С еврейками работать не подарок.
  
   Не доходяги евриянки - здоровы,
   Деторождения законы знают
   И людям не морочат головы -
   Ты за щипцы, они уже рожают.
  
   Когда б заранее про пол мужской узнать,
   В утробе придавить мальца не сложно,
   Но если начали они кричать,
   Заставить замолчать их невозможно".
  
   Выкручивались повивалки, как могли,
   Ложь во спасенье не судилась строго,
   От вырождения народ уберегли
   Лишь потому, что убоялись Бога.
  
   На повивальный долг бабулек этих двух
   Бог сверху наблюдал и наслаждался,
   И как бы ни душил царя испуг,
   Род Авраама рос и умножался.
  
   Под вилами любой извертится как уж,
   Но я скажу службистам-активистам,
   Что можно быть работником спецслужб,
   Но сохраниться перед Богом чистым.
  
   А про евреев Фараон всем повелел
   Швырять сынов новорождённых в реку.
   Ему б я посоветовать хотел
   Контрацептивы завести в аптеку.
  
   ГЛАВА 2
  
   "Сынов новорождённых в реку
   Швырять - таков закон у нас.
   Совсем непросто человеку
   Подобный выполнить приказ.
  
   Но были случаи, топили
   Младенцев как котят слепых,
   Сердца свои ожесточили,
   Что ждать прикажешь от чужих?
  
   За деньги предадут любого.
   Ребёнка от властей не скрыть,
   И как бы ни было мне больно,
   Малютку надо утопить" -
  
   Так размышляла Левитянка.
   Когда сынишку родила,
   Сквозь слёзы радости смуглянка
   Отчаянья скрыть не могла.
  
   Ведь видя, как дитё прекрасно
   (Да хоть бы и не ярок плод
   Твоей любви, влеченья, страсти),
   Отдать его в пучину вод
  
   Для матери - облом полнейший.
   Ей проще броситься в огонь
   Или нырнуть в пучину к лешим
   Самой... Но дитятку не тронь!
  
   Не смея долее скрываться
   Трёх месяцев от всех врагов,
   Пришлось жене нарисоваться
   Близ ненавистных берегов.
  
   Из тростника сплела корзину,
   Её обмазала смолой
   И битумом. Посередине
   Лежит малец, пока живой.
  
   Поставила её на кромку
   Водицы жёлтой в тростнике.
   Сестрица с песнею негромкой
   Гуляет где-то вдалеке,
  
   Сама же глаз с родного брата
   Не спустит, в даль путём своим
   Уйдёт и повернёт обратно
   Узнать, что дальше будет с ним.
  
   Играются в пятнашки девы
   И трут мордашки у воды.
   Ну, не было в Египте древнем
   Биде и прочей ерунды.
  
   Свои круги сестрица водит
   Вокруг подкидыша и тут
   Дочь Фараонова выходит,
   А с ней прислужницы идут.
  
   На реку вышедши помыться,
   А может, по нужде иной,
   Прислужницам знак удалиться
   Она даёт. Побыть одной
  
   Ей вздумалось. Походкой лёгкой
   Она спешит, в речной траве
   Ей открывается находка,
   Что Бога выполнит Завет.
  
   Дочь Фараонова с корзины
   Сняла цветной половичок,
   А там малец сосёт мизинец,
   Розовощёкий грудничок
  
   Прикрыт одним лишь полотенцем.
   Умрёт ребёнок, это факт,
   Ведь у воды грудных младенцев
   Не оставляют просто так.
  
   Дочь сжалилась над ним, сказала:
   "То непременно из детей
   Еврейских... Кто ж без покрывала
   К реке выносит сыновей?"
  
   А здесь еврейская сестрица
   Уже к найдёнышу спешит
   И Фараоновой девице
   О брате тайном говорит:
  
   (Красиво выступать публично
   Мать не готовила детей,
   Подобно ей косноязычным
   Чуть позже будет Моисей.)
  
   "А не сходить ли мне, я рьяно
   К тебе кормилицу скорей
   Могу позвать из евриянок,
   Есть с молоком у них грудей.
  
   Тебе вскормить сего младенца,
   Не отрывая от груди,
   Она поможет". С добрым сердцем
   Та отвечала её: "Сходи".
  
   Дочь Фараона приказала
   Ребёнка перепеленать.
   Сестра кормилицей призвала
   К младенцу собственную мать.
  
   Та согласилась и кормила...
   Так мать с дитём смогли прожить.
   Дочь Фараонова платила,
   А что ей было не платить?
  
   При египтянке худосочной
   Весьма здоровый рос малец.
   Пацан еврейский вырос очень
   И приведён был во дворец.
  
   При матери родной найдёныш
   Всеобщей избежал беды,
   Был Моисеем наречён он,
   Что значит - вынут из воды.
  
   Во всём его оберегала
   Дочь Фараонова как мать.
   Про тяготы ещё не знал он.
   Откуда было парню знать
  
   Про тяжкую семитов долю
   И сколько стоит лиха фунт,
   Когда он жил на шубе молью
   При мамке в платяном шкафу.
  
   В плечах раздался хлопчик гарный,
   В крови проснулся вечный зов
   И к поселянкам вырвал парня
   Из лап дворцов и их скопцов.
  
   Случилось, что он вышел к братьям
   Своим, увидел тяжкий труд,
   Услышал вопли и проклятья
   И сразу понял - наших бьют.
  
   Увидел он, как Египтянин
   Еврея бьет, каков подлец.
   А ведь один у них батяня,
   С евреем тем один отец.
  
   И хоть не знал отца ребёнок,
   Средь гувернанток с детства жил,
   Но представление с пелёнок
   Он позитивное сложил
  
   О тех отцах, чья жизнь сурова
   И потому их с мамкой нет.
   Отцовский образ Иегова
   Заменит парню как объект,
  
   В виденьях станет появляться,
   Шептать на ухо всякий бред.
   От травматических фрустраций
   Ребёнку очевиден вред.
  
   Психоневрозному расстройству
   Объект не может поло­жить
   Конец. Невротика геройства
   Преобразят евреев жизнь.
  
   К работам подошёл неслышно
   Подросток, для иных щенок,
   С телеги разом вырвал дышло
   И надзирателя сбил с ног,
  
   Потом поляну взглядом смерил
   И, убедившись - никого,
   Пыл египтянина умерил...
   Убил, короче, что с того?
  
   Труп прикопал землёю вешней,
   Всё сделал как не в первый раз
   И во дворец пошёл сердешный
   Подальше от случайных глаз.
  
   Так вышел Моисей из детства
   И сразу сделался крутым,
   Как будто фильмов насмотрелся
   Лайон-продакшин Пикчерс-фильм.
  
   На день другой опять зов крови
   Его позвал до поселян,
   А там еврей еврея ловит
   И мордой окунает в чан,
  
   И это всё в родном кибуце...
   Отставив в сторону ярмо,
   Два угнетённые дерутся
   Промеж собою, вот дерьмо.
  
   Им бы не ближнего хреначить,
   А с обжитых податься мест,
   У надзирателя сжечь дачу,
   Тем бурный выразить протест
  
   На притесненья, униженья,
   Творит что Фараона рать.
   Им бы готовиться к сраженьям,
   А не друг дружке космы драть.
  
   Так Моисей, агент Масада,
   К патриотизму их призвал
   И, врезав подлецам как надо,
   О лучшей доле рассказал,
  
   Но слышит вдруг такие речи:
   "Ты что начальник иль судья
   Над нами милостью отмечен
   Особой? Все мы здесь братья.
  
   Поставил кто тебя нас выше?
   А может, ты нас без затей
   Как египтянина тем дышлом
   Убьёшь и скроешь от властей?"
  
   Тут понял Моисей - нарвался,
   Узнали все о деле том.
   До жути парень испугался,
   Неотчий покидает дом.
  
   Услышал Фараон о деле,
   Искал немедленно убить...
   А тот сбежал быстрей газели,
   И где прикажете ловить?
  
   Остановился в Мадиамской
   Земле, три дня ослам пути,
   Сел у колодца по-спартантски
   Все тяготы перенести.
  
   Священник этого прихода
   Имел в дому семь дочерей.
   Овец они и в непогоду
   Спешили напоить скорей
  
   И в хлев загнать, освободиться
   От всех хозяйственных забот,
   В свои обновки нарядиться,
   Водить с парнями хоровод.
  
   Пришли они черпнуть водицы,
   Овец поить и в этот раз.
   Но преграждают путь девицам
   Вдруг пастухи из низших каст,
  
   Прогнали девушек, короче.
   Такое им сходило с рук.
   Но здесь восстал темнее ночи
   Левита правнук или внук.
  
   Встал Моисей, ещё подросток,
   Не стал терпеть манер плохих,
   Вломил как надо недоноскам -
   Враз приутихли пастухи.
  
   Овец девицы напоили,
   За благодарность парню - шиш,
   Пришли к папаше Рагуилу,
   А он: "Что скоро так пришли?"
  
   Сказали сёстры: "Египтянин
   Какой-то нас от пастухов
   Там защитил, в Афганистане
   Служил, наверно, до того,
  
   Прогнал талибов от водицы,
   Где поим мы своих овец"...
   На слышанное от девиц тех
   Примерно так сказал отец:
  
   "Где ж ваш спаситель и защитник,
   Малиновый его берет?
   Пришельца, дочки, отыщите
   И позовите на обед.
  
   Пусть наедается от пуза
   И спать ложится у дверей".
   (Какая всё-таки обуза
   Семь незамужних дочерей).
  
   Два раза приглашать не надо
   Над кем сто пятая висит
   Статья и рухнуть камнепадом
   На буйну голову грозит.
  
   Жить приглянулось Моисею
   У человека. Рагуил
   Продолжил парня одиссею,
   На дочери его женил.
  
   За Моисея дочь Сепфору
   Он выдал, удивился сам,
   Что появился слишком скоро
   Сынок по имени Гирсам.
  
   Такое Моисей дал имя -
   Ведь пришлец он в земле чужой.
   Всё повторял: живу с чужими,
   К своим мне хочется домой.
  
   Извечной мучался виною
   Бежать куда-то со всех ног...
   (Диагноз явный - паранойя,
   Когда бы не был он пророк).
  
   На месте у одной параши
   Ему торчать - в грудь острый нож,
   И он бежит куда подальше,
   Пассионарий, что возьмёшь...
  
   Немалое промчалось время
   И царь Египетский почил
   Тот самый, что лихое бремя
   На всех евреев возложил.
  
   Сыны Израиля стенали
   И вопияла их душа,
   Вверх руки к небу воздымали
   И вниз их рушили по швам.
  
   Сей вопль восшёл от их работы
   Туда, где дел особых нет.
   Бог проявил о них заботу
   И вспомнил прежний свой завет
  
   С Иаковом и Авраамом,
   Где вместе с ними Исаак.
   (Им род продлить до Валаама
   Поможет сталинский Гулаг.)
  
   Согласно этому обету
   Бог обещал им, как итог,
   Их семя расплодить по свету
   Не меньше чем морской песок.
  
   Со всходами всегда проблемы -
   То скот потравит, ржа побьёт...
   Бог племенной уж правил схемы,
   Как Свой народ Он уведёт
  
   Из той Египетской темницы
   В край усыпальниц и могил,
   О чём не знал, отдав девицу
   За Моисея, Рагуил.
  
   ГЛАВА 3
  
   В зелёном омуте, где глубоко,
   Я вижу отраженье и немею.
   Понять Писание не так легко,
   Жить без предания куда труднее.
  
   В главе второй почтенный Рагуил
   За Моисея дочь отдал Сепфору,
   За парня, что надсмотрщика убил,
   А в третьей речь идёт про Иофора.
  
   Священник Мадиамский Иофор -
   Он Моисею приходился тестем
   И Рагуилом звался до сих пор -
   Держал зятька при общем интересе.
  
   Был Моисей поводырём овец
   У Рагуила, Иофора то бишь.
   Был крепок от природы тот малец,
   Оглоблею такого не угробишь.
  
   Однажды Моисей провел стада
   Через пустыню далеко к Хориву,
   Горе Божественной, где увидал
   Он чудо - куст зажёгся без огнива.
  
   В пылающем огне среди кустов
   Стоит спокойно Иеговы Ангел
   И не сгорает, лишь с его перстов
   Огни слетают, словно с зажигалки.
  
   Иллюминирует свеченьем крыл
   Природное явленье... Пусть не в тему,
   Но раньше прочих Моисей открыл
   В пустыне той огни святого Эльма.
  
   Воззвал к нему Бог из среды куста,
   Чьи тернии горят и не сгорают:
   "Неплохо бы тебе обувку снять,
   Земля, где ты стоишь - кусочек рая,
  
   Земля святая здесь, отцам твоим
   Я завещал её отдать обетом.
   Мой херувим стоит неопалим,
   Куст пред тобой горит холодным светом
  
   Не для того, чтобы понять ты мог
   Холодной плазмы тайную природу -
   Бог Авраама Я и прочих Бог
   Евреев всех из Исаака рода.
  
   Страдания народа Моего
   Я вижу от урядников и слышу.
   Его стенания и скорби вой
   Как птицы всю мне засидели крышу.
  
   Сойду я вниз, оставлю небосвод,
   Всех узников я отпущу на волю.
   Пока обитель родниковых вод
   Мне ангелы от слёз не обессолят
  
   Я буду здесь, Господь ваш племенной,
   Своих людей не сдам и не покину,
   Не повернусь к несчастным Я спиной,
   А будет нужно - дам пинок под спину.
  
   Их унижений я не потерплю,
   Нашью для перехода плащ-палаток,
   От горечи Египетских пилюль
   В край отведу обетованно-сладкий,
  
   Где молоко течет, густеет мёд,
   В пространную юдоль Иевусеев
   На землю добрую я поселю народ
   На место Ферезеев и Хеттеев.
  
   За прегрешения потом прощу
   Хивеев, Хананеев, Аморреев,
   Всех в свою веру позже обращу.
   Пусть с прочими плодятся и жиреют.
  
   Пока домоуправ над миром Я,
   Среди иных жильцов, народов прочих
   В одной квартире миробытия
   Ответственный лишь мой квартиросъёмщик".
  
   Сияньем, силой в миллион свечей,
   Испуган много больше чем растроган,
   Закрыл лицо руками Моисей,
   Боялся без очков воззреть на Бога.
  
   (Покуда мечет молнии-огни
   В кустах ниспосланный помощник-Ангел,
   В ладони, человек, лицо уткни
   От белых и иного цвета магий.
  
   Сверхлюбопытству возложи предел,
   Не следуй убиенного примеру
   Ты Рихмана, что много знать хотел,
   А слово Господа не брал на веру.
  
   Беги образования скорей,
   Сон в руку неразумному порукой,
   Министром Фисуненко хрен забей
   Ты на фундаментальную науку.)
  
   На Моисее Бог свою петлю
   Конкретно затянул приказом типа:
   "Тебя Я к Фараону отошлю,
   Сынов Моих ты выведешь с Египта".
  
   "Кто я такой - взмолился Моисей,
   И мне ли мельтешить пред Фараоном,
   Они же меня выгонят взашей,
   Как модернистов гонят эпигоны".
  
   А Бог в ответ: "С тобою буду Я,
   Огни святого Эльма - чудо наше,
   Народ в заветные сведёшь края,
   При радости большой споёшь и спляшешь.
  
   Свершишь служение при сей горе
   И посрамишь невежу Люцифера:
   Метастабилен атом на заре,
   Ионизирует он атмосферу".
   .
   "Приду к сынам Израиля и что
   Скажу им я? Что говорил им раньше?
   Мол, Бог отцов мне оказал почёт...
   Пошлют они меня куда подальше".
  
   Вопрос так кстати оказался здесь,
   Что Бог сказал (не выразишься лучше):
   "Я есмь Тот Бог, Который в мире есть,
   Я Иегова (в переводе - Сущий).
  
   Перескажи Израиля сынам:
   "Не кто иной - сам Сущий, так и знайте,
   Меня сегодня присылает к вам".
   Впредь так Меня в веках и называйте.
  
   Именование Моё из рода в род
   Есть Иегова. В землю Хананеев,
   Где молоко течет, густеет мёд
   Для сладкой жизни выведу евреев
  
   Из угнетения Египта. Собери
   Старейшин ты и возвести сурово:
   Бог отцев ваших, дескать, говорит,
   К царю Египта шлёт нас Иегова
  
   Сказать ему: "Нас на три дня пути
   Ты отпусти в пустыню поскитаться,
   Где жертву Иегове принести,
   (Без экстази в тусовке оторваться)".
  
   Но знаю я, Египта Фараон
   Не выпустит народ Мой из кибуца,
   Пока ты сам и брат твой Аарон
   Сатрапа не принудите прогнуться.
  
   Я руку крепкую Мою простру
   И поражу Египет чудесами,
   Плесну водой и сил придам костру,
   Дам благодать народу пред очами
  
   Всех Египтян. Невежество цветёт
   В простых сердцах цветком благоуханным.
   Исход в страну, где молоко и мёд,
   Не может совершиться без обмана.
  
   Отпустит Фараон за чудеса,
   Что совершу для Своего народа,
   Вас восвояси. Славу небесам
   Вы воспоёте Господу в угоду.
  
   Когда ж пойдете, милые мои,
   То не с пустой сумою уходите,
   За дни страданий, годы без любви
   Египет вы конкретно обберите.
  
   Подруги, женщины знакомых и родных
   Пусть у соседок выпросят по дому
   Вещей серебряных, а лучше золотых
   На посошок, на свадьбу, по любому,
  
   Хоть под проценты. У чужих ворот
   Прикинуться неместными неплохо...
   Так свой вы обеспечите Исход,
   А Египтян опустите как лохов.
  
   На сыновей нацепите добро
   И дочерей. Встречают по одёжке,
   А чьё на вас сияет серебро
   Не видно тем, кто кланяется в ножки.
  
   Обиду на людей из низших каст
   Не вам хранить в своих воспоминаньях:
   Ведь тот, кто предпоследнее отдаст,
   Последних шкур и с вас сдирать не станет".
  
   Читаю я тот родовой зарок,
   Вникаю в смысл, никак не успокоюсь,
   Всё жду, когда же встречу между строк
   Понятье затерявшееся - совесть.
  
   ГЛАВА 4
  
   Бог Моисея отослал сходить
   К старейшинам, дать указанье свыше,
   Но Моисей ему в ответ: "А может быть
   Мне не поверят, гласа не услышат
  
   И скажут: Иегова ли спешил
   К тебе явиться? Как тебя проверить? -
   И будут бить меня, не столько от души,
   А чтобы впредь не врал как сивый мерин".
  
   На это замечанье - "Что в руке
   Ты держишь?" - из куста звучит сурово:
   "Волшебной палкою, зажатой в кулаке,
   Ты подлинность докажешь Иеговы.
  
   Сей посох тем, кто молчалив и нем,
   Язык развяжет, если двинет в спину.
   Волхвы проложат с ним дорогу в Вифлеем,
   Им Грозный сгоряча прикончит сына.
  
   Не веришь мне? Швырни на землю трость,
   Посмотришь, чем она оборотится".
   Задолго до того, как в мир пришёл Христос,
   В испуге начал Моисей креститься,
  
   Пастуший посох от себя швырнул -
   Тот зашипел и превратился в змея.
   Как из террариума Моисей рванул,
   Назад свой взгляд оборотить не смея.
  
   Глас свыше Моисею возвестил:
   "Простри-ка длань, бояка беспробудный,
   Змеюку мерзкую, что лезет под настил,
   Возьми за хвост и посмотри, что будет".
  
   Страх смерти Моисей смирил и длань
   Свою простёр, тем нос утёр курносой.
   Он змея натянул, как парус на бизань,
   И тот обратно обратился в посох.
  
   (Останкинская башня - Божий перст.
   Сцепили этажи стальные тросы.
   Но если к нам Господь ослабит интерес,
   Она змеёю поползёт с откоса.)
  
   "Ну, а теперь - не унимался глас
   С терновника - ты собственную руку
   К себе за пазуху, подальше с прочих глаз,
   Засунь и вынь, изображая муку".
  
   Ослушаться, что возвестил Господь,
   У Моисея не было мотива.
   Белее белого руки родную плоть
   Он вынул прокажённо-шелудивой.
  
   "Теперь обратно руку положи,
   За пазуху под сердце чуть левее,
   Где полотенчико припрятано лежит,
   Им оботри болезную скорее".
  
   Вновь чудо с подготовкою такой
   Чуть влажное свершило полотенце.
   Счастливый Моисей трясёт своей рукой,
   Порозовевшей словно у младенца.
  
   "Всё это - Иегова продолжал -
   Чтобы народ проникся Божьей вестью.
   Безверие тупых достало без ножа
   Меня и целый ряд иных конфессий.
  
   Есть слабость у людей, других сильней -
   Они прожить не могут без кумира.
   Тот, кто достиг высот в профессии своей,
   Им как пришелец из иного мира.
  
   На ловкость рук взирает дуралей
   И семечки от удивленья лущит.
   Необъяснимое влияет на людей,
   Как аргумент, иного слова пуще.
  
   Пока познания не вызрел плод,
   Невежество не обронило листья,
   Дабы спасти с благою целью свой народ,
   Нам к волшебству придётся обратиться.
  
   И если не поверят лопухи,
   Что посох твой вдруг зашипел змеёю -
   Прозреть слепых заставит, вылечит глухих
   Уловка с прокажённою рукою.
  
   Когда болезнь не вылечится вдруг,
   Сомненье им остатки мозга гложет,
   Всем дать понять тогда, кто истинный пастух.
   Другое чудо нам с тобой поможет.
  
   Возьми воды из речки, та вода
   На суше кровью сделается разом.
   Чуть марганцовочки для цвета... и тогда
   Ты победишь неверия заразу".
  
   Взмолился перед Богом Моисей.
   Другой бы, потщеславней, возгордился б
   И потому такой, причин иных сильней,
   Для миссии Исхода не сгодился.
  
   Бог выбирает преданных людей
   Не в сорняках из нечисти речистой,
   Харизматических бежит Господь вождей,
   Ведь все они, по сути, атеисты,
  
   Юлой раскручивают шарик наш,
   Себя земною осью возомнивши,
   И наблюдая, как они впадают в раж,
   Не слишком доверяет им Всевышний.
  
   ***
  
   (Упала на лысину капля дождя,
   Но не омрачилась головка вождя,
   И не замутились тревогой глаза -
   Им влага любая, что божья роса.
  
   Идут на Руси проливные дожди
   И словно грибы вырастают вожди.
   Вожди неизбывны, как в море вода,
   Природой дарованы нам навсегда.
  
   Над каждым из них свой стоит херувим,
   В них каплями метит на зависть другим,
   Мечтающих также с башкою босой
   Самим оказаться под божьей росой.
  
   Возможен ли в мире такой суховей,
   Чтоб высушил головы всяких вождей,
   Великие сжал черепа с ноготок,
   Легко разместил на ладони с пяток,
  
   Упрятал в музей под свинцовым стеклом
   Для ознакомления, кто незнаком,
   И биркой снабдил, чтоб не путать потом,
   Где Тутанхамон, а где так управдом.
  
   Вождям от природы, их лысинам впредь
   От гневных речей без дождей не потеть.
   Но всех херувимов постигнет беда -
   Им божьей росой кого ж метить тогда?)
  
   ***
  
   "О Господи! - Взмолился Моисей -
   Я человек всю жизнь косноязычный,
   Мне пару слов в строке связать куда трудней,
   Чем узел завязать на шее бычьей.
  
   Таким же был и третьего я дня
   Хоть до рожденья счёт веди обратно,
   И делать из меня трибуна и вождя -
   Что уговорами лечить горбатых.
  
   Другого выбери спасти народ,
   За немоту не осуди немого..."
   На сей достойнейший вполне самоотвод
   Послушаем, что скажет Иегова:
  
   "Кто человеку дал его уста?
   Кто делает немым, глухим и зрячим
   Или слепым? Всё в этом мире неспроста.
   Не Я ли Иегова здесь подрядчик?
  
   Иди, Мой сын! Тебя Я научу
   С броневика на бой вести рабочих.
   Что говорить тебе - инструкции вручу
   И выдам кучу прав и полномочий.
  
   Как Черномырдин с русским языком
   Знаком лишь понаслышке и то матом,
   При Фараоне будешь ты Моим послом,
   Знать грамоте не надо дипломатам.
  
   То поручу другому толмачу,
   Тебе же - Иеговы славить имя.
   Скрижали на горе Я вверю и вручу
   И научу, как пользоваться ими".
  
   Узнаешь лишь, кому что излагать
   Когда и как - считай, родился снова.
   А Моисей одно твердит как попугай:
   "Господь, пошли кого-нибудь другого
  
   Из прочих тех, кого Тебе послать
   Куда подальше жалко, но не очень.
   А мне за пазухой муки не запасать,
   Для фокусов не надо полномочий".
  
   И возгорелся Иеговы не шутя
   На Моисея гнев во время оно,
   Всех поголовно перебрал он Левитян
   И вспомнил Бог тогда про Аарона:
  
   "Что, разве нету брата у тебя?
   Я знаю, говорить большой он мастер.
   Всю болтовню твою возьмёт он на себя.
   С ним славой ты поделишься отчасти.
  
   Навстречу выйдет человек к тебе,
   Тебя завидев, в простодушном сердце
   Своём возрадуется вестнице-судьбе,
   Под славой солнц твоих он будет греться.
  
   Ты будешь говорить, влагать слова
   В уста его. Я буду ваш корректор,
   Учить, что делать вас, и подправлять, едва
   К язычеству ваш отклонится вектор.
  
   К народу обратит воззванья он
   С ним говорить подолгу и помногу.
   Устами для тебя пребудет Аарон,
   Собою ты ему заменишь Бога.
  
   А посох сей ты всё-таки возьми,
   Им чудеса твори одномоментно.
   Для всех язычников египетской земли
   Доходчивей не будет аргумента".
  
   С Хорива вниз спустился Моисей
   С горы божественной, спать не ложится,
   Идёт до тестя Моисей, от новостей
   И перспективы голова кружится.
  
   Зять говорит: "Любезный Иофор,
   Не буду я пасти твои отары,
   Покину твой гостеприимный дом и двор.
   В Египте Фараон скончался старый,
  
   Души моей искавших нет там впредь.
   Дочь Фараона от тюрьмы отмажет,
   Когда в родной стране тебя не ищет смерть,
   Быть со своим народом должен каждый.
  
   Вновь обрести потерянный наш рай
   Свобода требует конкретных действий.
   Заждался нас давно завещанный нам край.
   Он и твои в себя включает веси".
  
   "Поди же с миром - молвил Иофор -
   В неволи край с юдоли Мадиамской
   В Египет, Фараон где умер, первый вор,
   Но не ушёл с ним образ жизни хамской".
  
   Супругу Моисей и сыновей
   Всех на ослов пересадил, сам пеший...
   В Египетскую землю шёл еврей - скорей
   Вручить народу Господа депешу.
  
   Как говорится, поспешай не торопясь.
   Дров наломать возможно, даже очень
   В стране, где Фараон, антисемит и мразь,
   На компромиссы очень несговорчив.
  
   Взял Посох Божий в руку Моисей
   И двинулся навстречу жизни новой,
   На уши плеер нацепил, где всех сильней
   Звучал мотив, напетый Иеговой:
  
   "Не забывай, чему тебя учил,
   Не обращай вниманья на препоны,
   Все чудеса, которым Я тебя учил,
   Ты сотвори пред лицем Фараона.
  
   Руками поведи вкруг живота
   И так скажи ты деспоту, сатрапу:
   "Израиль первенец, сынок не сирота,
   Сам Иегова будет его папой".
  
   Ожесточу Я сердце подлеца
   И он не будет Моего народа
   На волю отпускать от своего крыльца,
   Известна мне крепостников порода.
  
   Мои слова итогом заверши:
   "То Иеговы глас, а с ним не спорят.
   Израиль отпусти служенье совершить,
   Не богохульствуй - не накличешь горя".
  
   А если не отпустит, Я убью,
   Не пожалею первенца-сыночка
   У Фараона, оборву род на корню...
   Не спорь со мной - сказал, убью и точка".
  
   Как подтвержденье этих слов потом
   Случилось с Фараоном на ночлеге -
   Из снов явился Иегова с тесаком,
   Сынка хотел убить прямо в телеге.
  
   Жена царя, Циппора, взяв топор,
   Сынку плоть крайнюю отсечь решилась...
   Вручив, сказала Иегове: "С этих пор
   Вы мне жених по крови, Ваша Милость".
  
   Послушал Иегова, отошел,
   Сынка зарезать бросил притязанья,
   Но Фараонше дал понять Бог хорошо:
   Жених Он крови только к обрезанью,
  
   А в остальном не переубедить
   Сменить Его крутые убежденья.
   Из всех, кого задумал Бог не пощадить,
   Обрезанным возможны послабленья.
  
   Предупреждён был Богом Фараон,
   Сын-первенец особенно отмечен.
   А между тем во сне услышал Аарон
   Глас Иеговы: "Выходи навстречу
  
   Ты Моисею рано по заре".
   Походное одел, не медля, платье
   И встретил брата он при Божьей той горе,
   Где заключил его в свои объятья.
  
   Пока родного брата лобызал,
   Глазам не веря и целуя снова,
   Всё Моисей ему в деталях рассказал
   О правде, что узнал от Иеговы -
  
   О чудесах, что сделать должен он
   И тем сломить врагов евреев злейших.
   Домой вернулись Моисей и Аарон,
   Собрали всех Израиля старейшин.
  
   Пересказал, что слышал Аарон
   От Моисея, слово Иеговы
   Всем возвестил. Как в Шапито со всех сторон
   Стекался люд, чудес желая новых,
  
   Глазел, как в посох обращался змей
   И под колоду зарывался снова.
   Не зря с премьерой отличился Моисей,
   Где режиссёром был сам Иегова.
  
   Народ поверил - Бог их посетил
   Узреть страданья, защитить убогих,
   И Моисею, что надежду подарил,
   Все поклонились, даже пали в ноги.
  
   Невежество - основа веры их.
   Где страха наказания опаска
   Сильнее доводов хороших и плохих -
   Там благочестие всего лишь маска.
  
   ГЛАВА 5
  
   К Фараону оба брата,
   Моисей и Аарон,
   На двоих ума палата,
   Целый стадион,
  
   Подошли и о народе
   Начали царя просить
   Отпустить народ и с ходу
   Праздник совершить.
  
   Так сказали: "Иегова,
   Бог, иных богов главней,
   Просит нас замолвить слово
   За своих людей.
  
   Отпусти их в лучших платьях.
   Где в пустыне ни души,
   Очень хочет наш Создатель
   Праздник совершить.
  
   Фараон ответ суровый
   Для просителей припас:
   "Кто такой ваш Иегова,
   Слушать его глас?
  
   Иеговы я не знаю,
   С ним в разлуке не грущу
   И народ Его к Синаю
   Век не отпущу".
  
   Моисей не удивился
   И царю звучит в ответ:
   "Бог евреев нам явился,
   А другого нет.
  
   Отпусти ты нас в пустыню
   Нам три дня пробыть в пути,
   Не мешай в своей гордыне
   Жертву принести.
  
   Дабы Бог не поразил вас
   Язвой, мором иль мечём,
   Не удерживай нас силой".
   Властью обличён,
  
   Им ответил царь Египта:
   "Моисей и Аарон,
   Шли бы вы к себе в обитель,
   Чем пугать ворон.
  
   До чего же вы горласты,
   Хуже чем агитотдел,
   Отвлекаете напрасно
   Свой народ от дел.
  
   Ваш народ здесь многочислен,
   Энергичен, ест за двух.
   Вы ж мешаете отчизне
   Создавать продукт,
  
   Подбиваете рабочих
   На прогулы, саботаж,
   Наказать вас надо очень
   За такой демарш,
  
   Расстрелять вас на рассвете
   И упрятать в Нил концы...
   Тоже Сакко и Ванцетти,
   Божие гонцы.
  
   Чем нести вам ахинею
   И слоняться там и тут,
   Шли бы вы склонять евреев
   На ударный труд.
  
   Пропуская между пальцев,
   Глину вам месить, толочь -
   Кирпичи для усыпальниц
   Делать день и ночь.
  
   За окошком не суббота,
   Ваш законный выходной.
   Так ступайте на работу
   С глаз моих долой".
  
   Царь тотчас же повеленье
   Надзирателям даёт,
   Ниже чресл на колени
   Опустить народ:
  
   "Впредь соломы не давайте
   Кирпичи изготовлять
   Вы еврею, выгоняйте
   Праздного в поля.
  
   Чтобы мягче было падать
   И соломку снизу стлать -
   Им солому из-под заду
   У ослов тягать.
  
   А достаточно соломы
   Не отыщет без помех -
   Тащит пусть матрац из дома
   В свой кирпичный цех.
  
   План ему не убавляйте,
   То ж урочное число
   Кирпичей вы налагайте
   На его чело.
  
   По минутам распишите
   День рабочий наперёд,
   Ограничьте чаепитье
   И внедрите НОТ.
  
   Показателей сниженье
   Осуждение влечёт,
   Нормы перевыполненье -
   Слава и почёт.
  
   Помыслы людей убоги,
   Лень в трудах им спину гнуть,
   Вот и думают о Боге,
   Чтобы сачкануть.
  
   Приумножьте им работы
   Завтра минимум на треть,
   Поотбейте им охоту
   В небеса глядеть.
  
   Бригадиры, звеньевые,
   Пролетарии всех стран
   Сверхурочно, в выходные
   Выполняют план.
  
   Богомольцев исступленье
   Лечит хорошо кулак:
   План - закон, невыполненье -
   Штраф, позор, Гулаг.
  
   Уши им - чтоб слышать сроки,
   А не место для лапши.
   Всё, что наплели пророки,
   Обратите в пшик".
  
   Что добились с Иеговой
   Моисей и Аарон? -
   Для народа тягот новых.
   Вой со всех сторон
  
   Лишь прибавился. С соломой
   Полный выдался облом,
   Хоть матрац тащи из дома -
   Нет на всех солом.
  
   Люд рабочий ближе к ночи
   Ждёт суровый нагоняй,
   Глинозём бери где хочешь,
   Норму выполняй.
  
   Не замесишь в глину липу,
   Не обманешь главаря...
   Разбрелись все по Египту
   В поисках сырья.
  
   Палки об хребты ломали
   За задержки и простой.
   Где логистика хромает,
   Там царит застой.
  
   Показатели упали,
   Потянули книзу тренд.
   В те года не изучали
   В школе менеджмент.
  
   Об затылки бестолковых
   Не тесали в школах кол.
   Не было уроков в школе,
   Впрочем, как и школ.
  
   Палками народ учили
   У подножий пирамид.
   Стукачей в избытке было,
   Мир на них стоит.
  
   Гонят где толпой баранов
   Вкалывать под мегафон,
   Приучают там к обману,
   Портят генофонд.
  
   Между делом поелику
   Месит в глину пёсий кал,
   Так испортился великий,
   Хитрожопым стал.
  
   Надзиратель из народа
   Израиля, приставник
   Бьёт своих по наглой морде,
   А народец в крик.
  
   Возопили все к вандалу,
   Подняли базар-вокзал:
   План повысил нам по валу,
   А сырья не дал.
  
   Богоизбранный взорвался,
   Касками стучит у касс...
   Так когда-то взбунтовался
   Наш Новочеркасск.
  
   Бунтарей вмиг усмирили,
   Устранили перебой,
   До смерти одних забили,
   А других - в забой.
  
   Делегацию рабочих
   Принял к ночи Фараон,
   Слушать никого не хочет
   Дует в свой тромбон:
  
   "Вы ленивы сплошь и праздны,
   Имя ваше - саботаж,
   Хуже Энгельса заразы
   Иегова ваш.
  
   Потому вы говорите
   Жертву Богу принесём,
   Что работать не хотите,
   Морды кирпичом.
  
   Лучше кирпичи лепите
   Чем вопить у алтаря.
   Иегове на орбите
   Вы до фонаря.
  
   Нормы с птичьего полёта
   Богу не пересмотреть,
   А соломы и помёта
   Не видать вам впредь.
  
   Как хотите выполняйте
   Утверждённый свыше план,
   А потом объединяйте
   Гегемон всех стран".
  
   Всех встречают близ обочин
   Моисей и Аарон,
   Представителей рабочих
   Выгнал Фараон.
  
   Хорошо, хоть, не пальнули
   В делегацию вдогон.
   Аарон стоит понурый,
   Первый поп Гапон.
  
   Тот, кто на демарш всех двинул,
   Отвечает головой.
   Карасём не скрыться в тину,
   Хоть белугой вой.
  
   Бузотёры, словно дети,
   Сопельки свои жуют,
   Хуже Сакко и Ванцетти
   Провалили бунт.
  
   Им сказали: "Наказанье
   Мы несём теперь за вас.
   Вами двигало тщеславье,
   А не Божий глас.
  
   Сделались пред Фараоном
   Ненавистными мы впредь,
   Нам снабжения препоны
   Не преодолеть.
  
   Чтобы нас убить работой,
   Фараону в руки меч
   Вы вложили. Вам вольготно,
   Нам же бошки с плеч".
  
   Где кредит доверья тает,
   К мудрецу народ жесток,
   С кулаками подступает:
   Тоже мне, пророк.
  
   (Кто кого убьёт с похмелья
   Узнаём мы из "Вестей".)
   Обращается, не медля,
   К Богу Моисей:
  
   "Господи! Почто подвергнул
   Бедствию народ ты свой?
   В бой, просил Тебя, за веру
   Пусть идёт другой
  
   В деле убежденья профи,
   А не дилетант, как я.
   Из всех прочих на Голгофу
   Выбрал Ты меня.
  
   Египтянина в деревне
   Я оглоблею убил.
   До сих пор ту кровь, наверно,
   Ты с меня не смыл.
  
   Тем, что в уши мне вложил Ты,
   Я сатрапа пристыдил,
   А еврей наш не двужильный
   Ещё пуще взвыл.
  
   Ниже плинтуса стал ползать
   Избранный Тобой народ.
   Если так - то, что за польза
   От моих забот?
  
   Люд в преддверии Исхода
   Чувствует Твои пинки.
   Знать, народу неугодны
   В спину тумаки.
  
   Нас к свободе заставляешь
   Двигаться иных бодрей,
   Почему ж не избавляешь
   От невзгод людей?
  
   Думаешь, в тепле под кровлей
   Скажут, хорошо и тут,
   В край, Тобой что уготовлен,
   Вовсе не уйдут?
  
   Тяготы терпеть похода -
   Сытым не велик искус.
   Что важней для нас - свобода
   Или хлеба кус?"
  
   Две кометы вниз метнулись,
   Мирозданья тёмный лист
   В небесах перечеркнули,
   И вопрос повис.
  
   (Мир совсем не изменился,
   В чёрных дырах до сих пор,
   И вопрос тот притаился
   В небе словно вор.
  
   Для народа с огорода,
   Скажет пусть иной борец,
   Что важней ему - свобода
   Или огурец?
  
   Демократии бацилла
   Через кожицы надрез
   В наши веси просочилась,
   И пошёл процесс
  
   Возмущаться повсеместно,
   Мебель старую крушить...
   Очень важно это действо
   Чем-то завершить.
  
   В рамках древнего обряда
   Как сдержать разгул страстей?
   Кто нужней стране - урядник
   Или Моисей?
  
   Про отъезд из хаты с края
   Думать мне, охоты нет.
   Что с собою брать, узнаю
   Завтра из газет.)
  
   ГЛАВА 6
  
   Иегова Моисею
   Говорил, ввергая в дрожь:
   "Что словами Я посею,
   Действием своим пожнёшь.
  
   Не желал царь слушать идиш,
   Показав тебе на дверь.
   Сам воочию увидишь
   Что с ним сделает теперь
  
   Иегова. Я являлся
   К твоим предкам ночью, днём,
   Никогда не открывался
   Им в названии своём.
  
   В сновидениях, в экстазах
   С разным именем не мог
   Приходить ко всем Я разом,
   Представлялся просто - Бог.
  
   С Авраамом, с Исааком
   И с Иаковом завет
   Я поставил Зодиаком
   Над Землёй на много лет:
  
   Дать им землю Ханаана,
   Землю странствованья их,
   Где паслись у них бараны
   Средь народностей иных.
  
   Всё, где их ступня ступала,
   Я евреям передам
   (А туземцам - по сусалам
   И похмелье по утрам).
  
   В рабстве держат Египтяне
   Мой народ три сотни лет.
   Их услышал Я стенанья,
   Вспомнил свой святой обет.
  
   Им скажи: "Из мест, где влипли,
   Правит где не царь - бандит,
   Всех нас выведет с Египта,
   От ярма освободит
  
   Наш Спаситель. К жизни новой,
   Что не знали до того,
   Приведёт нас Иегова.
   Мы послушаем его".
  
   Своей мышцею простёртой
   В Палестине дам вам кров.
   Я ж единственный, упёртый
   И сильней иных богов.
  
   Вас приму в народ и Богом
   Сущим буду Я для вас,
   А всем прочим - пыль, дорога
   И что Бог в пути подаст.
  
   От богатых не убудет,
   Сколько нищим ни блажить.
   Право, жить в стране как люди,
   Ещё нужно заслужить.
  
   Чтоб не жаться по задворкам,
   Проклинать пустую жизнь,
   Мой народ, родных пригорков
   Ты особенно держись.
  
   В синь глядеть под небесами,
   Лёжа на родной траве -
   Ради этого с отцами
   Положил Я свой завет.
  
   В землю вас введу с надеждой,
   Про которую, подняв
   Мою руку, клялся прежде
   Я о передаче прав
  
   Исааку, Аврааму.
   Землю ту, где мёд течёт,
   Тем, кто род ведёт по маме,
   Иегова отдаёт.
  
   Передам её в наследство
   Я с водою ключевой
   За одно простое действо -
   Верить в Бога своего".
  
   Моисей пересказал все
   Те слова, но глух народ
   К вере, к разуму, но к власти
   Он совсем наоборот.
  
   От невзгод и тягот рабства,
   От упадка духа, сил
   Моисеевская паства
   Разбрелась овец пасти.
  
   Иегова Моисея
   К Фараону снова шлёт.
   Пусть продолжит одиссею
   Про свободу губошлёп,
  
   Пусть сумеет он, как липу
   На ветру, царя склонить
   И заставит из Египта
   Всех евреев отпустить.
  
   Моисей залез на крышу
   И взмолился: "Боже мой,
   Мой народ меня не слышит,
   Фараон к словам глухой.
  
   Что сатрапу убежденья?
   Сбросит он меня с моста.
   Знаешь Ты, мои с рожденья
   Не обрезаны уста".
  
   (Что хотел сказать, не знаю,
   С обрезаньем Моисей,
   Есть ли в этом связь какая
   С появлением детей?
  
   Любит женщина ушами.
   Не обрезаны уста -
   Но слова ей не мешают
   В сердце поразить глупца.
  
   Лишь танцорам неумелым
   Смело можно пожелать -
   Чтобы лучше делать дело
   Надо лишнее срезать.
  
   В Моисеевском ансамбле
   Не жалеют каблуков,
   Лихо пляшут танец с саблей...
   Только жалко мужиков.)
  
   Моисей косноязычный
   Исполняет роль посла,
   Говорит, как неприлично
   Фараон его послал.
  
   Но не стану как прищепка
   К Черномырдина словам
   Я цепляться. Человека
   Видно по его делам.
  
   (Взаперти держал народ свой
   Наш Андропов, да Бог с ним.
   Крепостник иной породы,
   Сталин был совсем другим.
  
   Гнал народы, как цунами,
   Иеговы не спросил.
   Вот бы так с Его сынами
   Царь Египта поступил.)
  
   ГЛАВА 7
  
   Иегова Моисею так сказал:
   "Тебя ставлю выше Фараона,
   На евреев открывать царю глаза
   Поручаю златоусту Аарону.
  
   Ты же будешь излагать, что повелю
   Я тебе, повергнув в транс глубокий.
   Красноречием тебя не наделю -
   Аарону быть во всём твоим пророком.
  
   Сердце царское на вас ожесточу,
   Чтоб вам было с ним бороться легче.
   Чудесами Фараона подлечу,
   Хоть глупцов и подлецов они не лечат.
  
   Не послушает глас с неба Фараон,
   Чем добавит для народа грусти.
   Не отпустит царь евреев без препон
   Путь в пустыню проложить за Нила устье.
  
   Эмиграцию сдержать - мартышкин труд.
   Довод тот дойдёт до бестолковых.
   На Египет руку Я Мою простру,
   Так узнают египтяне Иегову.
  
   С резерваций, где под тяжкою пятой
   Мой народ не ходит на собранья,
   Воинство Своё я выведу с собой,
   Уделю ему особое вниманье".
  
   Был восьмидесяти Моисей годов,
   Аарон был старше на три года.
   Возрастных Господь к царю прислал послов
   Экипажей взять для бегства и Исхода,
  
   На три дня просить всего, чтоб Свой народ
   Вывести в пустыню помолиться.
   Фараон им выходные не даёт,
   Заставляет богоизбранных трудиться.
  
   Обратился к Моисею Сущий Бог:
   "Тех чудес, что царь желать имеет,
   У Нас есть. Твой посох вблизи царских ног
   Аарон свёрнёт в клубок послушным змеем".
  
   К Фараону Аарон и Моисей
   Завалились, подчинились слову
   Иеговы. Обращённый посох-змей
   Норовит себя упрятать под колоду.
  
   Чародеев Фараон и мудрецов
   Призывает. Тайноведцы быстро
   Свои палки выгнули тугим кольцом,
   Дескать, есть в Египте иллюзионисты,
  
   Хоть не Кио, но страны не посрамим.
   За немалую, я думаю, награду
   Всех склонили обаянием своим
   Палки брошенные принимать за гадов.
  
   Иегова святотатства не простил.
   Что упало с воза, то пропало.
   Посох-змей иных всех гадов проглотил.
   Возвращались мудрецы уже без палок.
  
   Сердцем вновь ожесточился Фараон.
   Отпустить не хочет помолиться
   Он народ добром. Тогда с иных сторон
   На него задумал Сущий навалиться.
  
   Моисею говорит: "Упорство впредь
   Обернётся горем супостату.
   Фараона завтра ты на речке встреть,
   Предъяви упрямцу Божий ультиматум,
  
   Так скажи ему: Ты видишь посох мой,
   Что сожрал все палки святотатцев?
   Им ударю по водам своей рукой,
   Воды в кровь в реке в момент оборотятся.
  
   Воссмердит река и рыба в ней
   Передохнет, стухнет в одночасье.
   Отпусти народ Израиля скорей
   Отслужить молебен Богу, будет счастье.
  
   Бог евреев, Иегова нас прислал,
   Славь Его, раз змеем не укушен.
   Свою длань Он над Египтом распластал.
   Да услышит слово, кто имеет уши".
  
   Аарону Иегова говорил,
   "Подойди, возьми волшебный посох,
   Руку Бога на собранье вод простри,
   Чтоб слюна во рту Египта пересохла.
  
   Горлом кровь пойдёт ручьями по стране.
   Двух глотков народ не сможет выпить.
   На камнях и на деревьях, на стерне
   Будет кровь лежать на всей земле Египта,
  
   Наказание постигнет Египтян,
   Раз народ Мой не идёт к обедне.
   Фараон о том, не малое дитя,
   Был тобой оповещён ещё намедни".
  
   Не послушался невежа Фараон,
   Он не знал про точки бифуркаций.
   Лаборантом поднял посох Аарон
   И ударил по воде в тени акаций,
  
   Марганцовочки швырнул он не слабо,
   Вся вода кроваво омертвела
   Пред глазами Фараона и рабов.
   В ночь река от дохлой рыбы воссмердела.
  
   Египтяне не могли пить из реки.
   Кровь была по всей земле Египта...
   Мудрецы опять явились старики
   Доказать царю, что этот фокус липа.
  
   (За страну мою хочу словцо ввернуть.
   Быть не надо иллюзионистом -
   По воде трубою сточной долбануть,
   Экологию испортить - это быстро.
  
   И за кровушкою далеко ходить
   Не придётся, обивать дорожки.
   Бурой пеной никого не удивить,
   Кровь течёт во всех краях не понарошку.)
  
   Сердцем вновь ожесточился Фараон,
   Моисея обещал на дыбу,
   В дом пошёл. Напрасно, видно, Аарон
   Загубил в тех водоёмах столько рыбы.
  
   Египтяне после этого битья,
   Когда воды Нила побурели,
   Чтоб воды себе начерпать для питья,
   У реки колодцы рыли и зверели.
  
   День за днём, неделю, с самого утра
   Крокодилы плыли кверху брюхом,
   Словно выпотрошенные осетра
   Прибивались к брегу, пучились и тухли.
  
   Ни плохого, ни хорошего сказать
   Не хочу про Моисея палку,
   Фараона тоже мне не осуждать,
   А вот крокодилов с осетрами жалко.
  
   ГЛАВА 8
  
   Моисею сообщил Господень Лик:
   "Ты к царю имеешь отношенье,
   Так скажи ему: Пусть выпустит Моих
   Богомольцев на обряд священный.
  
   Царь откажет вам. В ответ Я совершу
   Куда большую по силе подлость -
   Напущу на иноверцев не паршу,
   Жабами Я поражу всю область.
  
   Воскипит Нил, тихая река,
   От пассионарных земноводных.
   Миллионы их взойдёт на берега
   Наглых, бородавчатых, зелёных.
  
   Следом мерзкие повыползут ужи.
   Земноводным станет мир повально.
   Жабы всех отвратнее, царю скажи,
   Облюбуют его дом и спальню.
  
   Налетят они, нагрянут, наплывут,
   Взгромоздятся на его подушки...
   Не в языческом преданье - наяву
   Жить царю с царевною-лягушкой!
  
   И не с ней одной - со всей её роднёй,
   Толстозадой, прыткой, жаболицей,
   Что приехала к сестре на выходной
   И назад забыла возвратиться.
  
   Облюбуют жабы печи и квашни.
   (Меня лично, на таком подворье
   От биг-мага с лягушатиной тошнит,
   Но о вкусах, говорят, не спорят.
  
   Земноводным, знает это детвора,
   Применение найдётся прытким.
   Жабьим соком если руки натирать,
   Говорят, переведутся цыпки.
  
   Будут с чистыми ручонками играть
   Абрамовичи в чужие бабки.
   В зад соломинку - и можно надувать
   Лупоглазых даже на Камчатке.
  
   След особый оставляет грязь от недр,
   Не отмоешься от нефти липкой,
   И настолько въедлив в души этот след -
   Жаб не хватит оттереть те цыпки.)
  
   На тебя, царь, твой народ, твоих рабов
   Жабы свалятся - не откреститься
   Потому лишь, что к евреям ты суров,
   Не позволил Богу помолиться".
  
   Моисей слегка грассировал слова,
   А волнуясь в трудную минуту
   Гласные произносил едва-едва,
   Буквы Же и Бэ при этом путал.
  
   Жабами запугивая сильный пол,
   Жабой-бабой обижал пол слабый.
   Только на косноязычия прокол
   Больше надувались сами жабы.
  
   Руку с посохом, как Бог велел, простёр
   Аарон на реки, на озёра,
   Миллионы жаб он вывел на простор
   Вопреки естественным отборам.
  
   Тимофеевым-Ресовским он не стал,
   Но по эволюции ударил.
   Кто генетику по Сущему познал,
   Что ему какой-то Чарльз Дарвин?
  
   Вышли жабы, и покрыли землю ту
   Слизью омерзительной и липкой.
   Озираясь на такую красоту,
   Фараону стало не до цыпок.
  
   Царь набегу удивлён был неспроста -
   Менделя не посещал он лекций.
   Что здесь? Вправду ли от Бога чудеса
   Или просто ремесло селекций?
  
   Можно ль жабу со скотиною скрестить
   И выращивать совсем без сена?
   У Лысенко это стоило б спросить,
   Только не было тогда Лысенок.
  
   Зато были мудрецы, умнее нет,
   Предсказатели не из последних.
   Их учёный в Фивы созванный совет
   Иегове портил всю обедню.
  
   Тайноведцы обаянием своим
   Повторили с размноженьем штуки -
   Дескать, прочно на позициях стоим
   Мы родной Египетской науки,
  
   Жаб размножили, естественных убрав
   Их врагов, сработали неплохо,
   Доказали - Иегова был не прав
   В том, что от Него лишь жди подвоха.
  
   Мерзость расплодить (что ожидает нас)
   Может лженаучное сословье.
   Мир заполонить давно мечтает мразь,
   Подходящих только ждёт условий.
  
   Если Бог не прав, а Фараон не Лев -
   Ситуация в стране не под контролем.
   С жаб нашествий Египтяне, озверев,
   Взвыли о своей несчастной доли.
  
   Моисея с Аароном Фараон
   Призывает Господу не слабо
   Помолиться. К Иегове на поклон
   Сам идёт, грудную гладит жабу:
  
   "От народа моего пусть жаб своих
   Удалит. Едва расхмурит брови,
   Богоизбранных Его я в тот же миг
   Отпущу на службу Иегове".
  
   Моисей сказал: "Прославь себя на мне.
   На какой срок вымолить мне милость
   Знать число, когда б все жабы по стерне
   В Нил сошли и разом утопились,
  
   От царевен-жаб тебя освободив?
   Отпустив народ под Божье слово,
   Ты узнаешь - Иегова незлобив,
   В мире не найдёшь как наш такого".
  
   "Завтра же! - взмолился в голос Фараон -
   Уводите прочь цыганский табор,
   Где наркотики, гитары перезвон
   И все прелести... А с ними жабы.
  
   От Царя шли Моисей и Аарон.
   К Богу Моисей воззвал о жабах,
   О цыганах, что вдруг вспомнил Фараон,
   Хотя связь улавливал он слабо.
  
   Бог услышал те молитвы. В один миг
   Жабы вспучились во всех пределах.
   В груды на поля рабы собрали их
   И земля от тушек воссмердела.
  
   С облегченья Фараон не преминул
   На евреев сердцем отягчиться,
   С их отбытьем на молебен обманул,
   Вновь заставил Бога омрачиться.
  
   Свой народ Господь действительно спасти
   Возжелал. При их ума палатах
   Им бы деньги экскаватором грести,
   А не мёртвых жаб сгребать лопатой.
  
   То, что золото любую купит власть,
   Бог от избранных не держит в тайне.
   Что попытка их спасти не удалась,
   Иегова рассердился крайне,
  
   Моисею приказал, чтоб Аарон,
   Исполнитель Божьих наказаний,
   На Египет обратил такой урон,
   Чтобы мало впредь не показалось.
  
   Посох пусть прострит, им в персть ударит он,
   Расплодит в Египте страшных вошек.
   Про их вид едва узнает Фараон,
   Возопит он голосом истошным.
  
   Так и сделали. Внезапно на скоте
   И на людях появились мошки.
   Персть земная завелась на животе,
   А на крошках крылышки и ножки.
  
   Персть кусается, не приведи Господь,
   Под прокладки и резинки живо
   Набивается. Зудит Египта плоть,
   Чешется до кровяных прожилок.
  
   Завершил свой Аарон эксперимент,
   В диспансеры пролегли маршруты.
   Обратился страшным бедствием в момент
   Недостаток мази серо-ртутной.
  
   Разорились медицинские ларьки,
   Дефицит едва образовался.
   Стали строиться в колонны старики,
   Сам министр Зурабов зачесался.
  
   Тайноведцы обаянием своим
   Повторить для Египтян решили
   Те же опыты, мошки добавить им.
   Их едва за это не убили.
  
   Мудрецы сказали: "Это Божий перст.
   Отпусти евреев, сделай милость..."
   Вспомнил Фараон, как мучила всех персть,
   Сердце вновь царя ожесточилось.
  
   Не послушался царь Иеговы слов,
   Лишь глаза спросонья протирает -
   В изголовье Моисей стоит суров,
   Посох свой волшебный простирает:
  
   "Отпусти народ молиться, дабы он
   Богу службу совершил во славу,
   А не выпустишь, так сам подашься вон,
   На тебя Господь найдёт управу.
  
   На рабов твоих, господ и в их домы
   Налетят с жужжаньем пёсьи мухи,
   Разрисуют всех, не хуже Хохломы,
   Разнесут Египет в прах и в пух. Лишь
  
   Город наш Биробиджан, то бишь Гесем,
   Избежит нашествия. Народ в нём
   Будет без проблем во всей своей красе
   По дому ходить в одном исподнем.
  
   Не укусится еврейская лишь плоть,
   Взвоет скот и люд от мух собачьих.
   Так безбожному Египту наш Господь
   Даст понять, что Иегова значит.
  
   Меж твоим народом завтра и моим
   Отношенья мухи испоганят".
   (В наше время Моисей бы был судим
   За подобной розни разжиганье.)
  
   Так и сделал Иегова - пёсьих мух
   Налетело множество. Собаки
   Своим воем заглушили всё вокруг,
   С ними вместе взвыли все бараки.
  
   Что бараки? С голода им голосить -
   Что в Египте, что в Орле, что в Пензе...
   Из дворцов святых уж стали выносить,
   Мухами засиженных донельзя.
  
   (Кто принёс царю прайс-лист - в догадках я.
   Фараон потом найдёт на койке:
   Только фирмы "Аарон и сыновья"
   Покупайте, люди, мухобойки!
  
   Кто-то снять с беды египетской навар
   Умудрялся даже с мухи шпанской.
   Разлетелся б мухой фирмы той товар,
   Окажись он в нашем Мухосранске.
  
   Не последний в дезобизнесе лопух
   Зять мой Вова мух убил немало.
   Без него тогда от этих пёсьих мух
   Вся земля Египта погибала.
  
   До сих пор Тертишник Вова бел, как мел,
   Совесть жалит, состраданье мучит,
   Что тогда подсуетится не успел
   И в Египет не завёз липучек.
  
   Назиданием его пример для всех -
   Люди, чаще обращайтесь к Богу.
   Тем лишь в бизнесе сопутствует успех,
   Кто не забывает синагогу!)
  
   Моисея с Аароном Фараон
   Призывает к Иегове жертве.
   Сам от мух, что прут к нему со всех сторон,
   Голову зажал на табурете:
  
   "Принесите жертву Богу своему
   Прямо здесь, зачем вам экипажи?"
   А лицо его, узор под Хохлому,
   Как коллаж горит на вернисаже.
  
   Но хитрющий Моисей сказал: "Нельзя
   Того сделать, поелику людям
   Твоим будет отвратительна стезя -
   Лицезреть, что мы несём на блюде.
  
   Жертвоприношение, чем мы чадим,
   Не приветствуют они ноздрями.
   Нас за всё, что мы в обряде учудим,
   Закидает тёмный люд камнями.
  
   Агнец наш святой для них - простой баран...
   Дай нам, царь, в пустыне помолиться,
   Где не будем видеть мы у египтян
   Злобой перекошенные лица".
  
   Фараон сказал тогда: "Вас отпущу,
   Помолиться. В край любой валите,
   Как пророк вам заповедовал вещун,
   Только далеко не уходите.
  
   Дабы ног не бить вам при плохой луне,
   Возвращайтесь пока день в зените,
   Помолитесь Иегове обо мне,
   По программе полной оттянитесь".
  
   Моисей сказал царю: "Я ухожу.
   Пёсьи мухи завтра удалятся
   За Египта пограничную межу
   И назад уже не возвратятся.
  
   Только пусть с отъездом среди прочих дел
   Царь евреев сказками не лечит.
   От вранья Господь наш ликом потемнел -
   Иегова так порой доверчив".
  
   Высказался Моисей, к себе домой
   На моленье гордо удалился.
   Не осталось пёсьей мухи ни одной,
   Только царь совсем не изменился.
  
   Что от пёсьих мух всех Бог освободил,
   Лаяли от радости собаки.
   Если б на Луне их бог собачий был,
   Умилялся бы на них и плакал.
  
   Не таков был беспардонный Фараон,
   У тех псов ему бы поучиться.
   Мало Моисей ему и Аарон
   Вместо масла мазали горчицы.
  
   И на сей раз сердце царь ожесточил,
   Такова крепостников порода,
   Слово дал, подлец, а сам не отпустил
   На свободу Сущего народа.
  
   ГЛАВА 9
  
   Иегова вновь наказ даёт
   Моисею: быстро отношенья
   Впредь наладить с Фараоном. Пусть пошлёт
   Царь народ свершить богослуженье
  
   Не на день-другой, а на три дня.
   Не тушуйся, без бумажки смело
   Выскажи царю ты именем Меня,
   Что давно на сердце накипело:
  
   "Не захочешь если отпустить
   Богомольцев, палки им в колёса
   Свои вставишь - Иегову разозлить,
   Что телегу покатить с откоса.
  
   Будет на скоте твоём рука
   Иеговы длинная донельзя -
   Доберутся до скота молодняка
   Раньше неизвестные болезни,
  
   Поразят верблюдов и ослов,
   Всю скотину, что пасётся в поле.
   Шелковистых ярочек густой покров
   Язвою побьёт, не хуже моли.
  
   Дыры будут, словно на дохе,
   Что висит в шкафу без нафталина.
   С коз ангорских ты получишь не мохер,
   А его вторую половину.
  
   Иегова привнесёт раздор,
   Разделенье меж скотов положит -
   У Израиля сынов скот будет бодр,
   А твою скотину язва сгложет".
  
   (Сын Израиля с библейских пор
   Денег на прививки не жалеет.
   Потому у египтян падёж и мор,
   А евреев скот - живых живее.
  
   Много позже лишь Луи Пастер
   Вакцинацию откроет снова,
   Что ещё микробиолог Моисей
   Пользовал во славу Иеговы.
  
   Взять любой народ - тяжёлый быт
   Выручал его от эпидемий.
   Паразиты - гниды, воши и клопы
   Пособляли иммуносистеме.
  
   А сегодня, хочется кричать
   От бессилия, ругаться сдуру,
   Дать чиновникам Минздрава почитать
   Про евреев древнюю культуру.
  
   Нашим не в пример, там берегли
   Иммуносистему прямо с детства.
   Вы ж клопов в стране и тех перевели,
   На прививки выделяйте средства.)
  
   Сделал всё Господь, как обещал,
   Пощадил он лишь одни кибуцы.
   Обесскотился Египет, обнищал,
   А семитские скоты пасутся.
  
   Моисей хотел помочь царю,
   Протянул ему с вакциной руку.
   Но сгубило всю скотину на корню,
   Что не верил Фараон в науку,
  
   Сердце вновь своё ожесточил
   На евреев древнюю культуру -
   Из Египта никого не отпустил.
   Мир сильней не видел самодура.
  
   Снова Иегова говорит
   Моисею с братом Аароном:
   "Выньте сажи горсть с печи, что не горит.
   К небу на глазах у Фараона
  
   Горсти полные швырните вверх
   Сажи. Вы туда, она - обратно
   И осядет пылью в лёгкие всех тех,
   Кто не хочет знать про респиратор.
  
   Разлетится сажа по земле,
   Как разносчик редкостной заразы.
   Избежать её, чумой не заболеть
   Не помогут царские указы.
  
   Штаммов, прилетевших с высоты,
   На телах распустятся бутоны,
   Их болезней смертоносные цветы
   Отомстят царю за все препоны
  
   Волдырями на его скоте,
   Жуткими нарывы на попе...
   Эпидемии случившейся лишь тень
   Пробежит чуть позже по Европе.
  
   Свою жатву собирая, смерть
   От Атлантики пройдёт до Польши.
   Населенье смерть там выкосит на треть,
   Впрочем, войны клали ещё больше".
  
   Аарон взял сажу из печи,
   На приём явился к Фараону
   Неизвестною заразой подлечить,
   По симптомам всем - чумой бубонной:
  
   Воспаление на людях, на скоте,
   Эпителий нарывает, рвётся,
   Очаговые места на животе,
   Капельным путём передаётся.
  
   Вредоносный актиномицет
   Подмешал Господь в простую сажу.
   Знал про патогенетический эффект
   Моисей, специалист со стажем.
  
   Даже тайноведцы не смогли
   По микробу не словить на брата,
   С воспалением средь прочих полегли
   (Бороды не лезли в респиратор).
  
   Иегова вновь ожесточил
   Фараона дух. К богослуженью
   За кордон евреев царь не отпустил,
   Не ценил хороших отношений.
  
   Почему и что тому виной?
   Даже если Фараон слыл волком -
   Кто оглаживал его рукой одной,
   А другою жесточил за холку?
  
   С фараоном, что тупей тупых -
   Иегова первый провокатор,
   Предлагает сохранить народ в живых,
   А с лица сдирает респиратор,
  
   Злит царя: "Когда б Я пожелал -
   Язвой заразил бы всех сибирской,
   И смердели б поражённые тела
   До самой долины Палестинской.
  
   Вразумить заблудших Я бы смог,
   И не словом бы Я смог, а делом.
   Я единый Сущий Иегова Бог,
   Нет мне равного во всех пределах.
  
   Эпидемия лишь эпизод,
   Лишь дробинка в шкуре бегемота,
   Поелику истребил бы я народ,
   Кто тогда бы на меня работал?
  
   Для того лишь разом не гублю
   Ваше Фараоново отродье,
   Дабы силу мог ты лицезреть Мою,
   Чай, не пугало Мы в огороде.
  
   Имя проповедано Моё
   Будет по земле народом Сущим!
   Дальше станешь отравлять ему житьё?
   Помолиться Богу не отпустишь?
  
   Вот, пошлю Я завтра сильный град,
   Коему подобного в Египте
   Ещё не было, сильней иных стократ,
   Не услышу криков: помогите.
  
   Ибо каждый, дом покинув свой,
   Не поверивший Моей указке,
   Распростится с головой своей дурной,
   Получив по темечку без каски.
  
   Шли рабов стада под крышу гнать!
   Зря скотину не хочу увечить.
   Рать небесная мортиры заряжать
   Уже вышла ледяной картечью".
  
   Те из Фараоновых рабов,
   Убоявшиеся предсказаний,
   Спешно собрались под крышами домов,
   А иных настигло наказанье.
  
   Не бросает Иегова слов,
   Молнии швырять - иное дело,
   Всех назавтра перебил в полях ослов,
   Прочее всё от огня сгорело.
  
   Полевая полегла трава,
   Поломал град все деревья. В поле
   Выжженном найдёт, теперь уже вдова,
   Мужа труп обугленный, не боле.
  
   (Если не особая нужда -
   Молнии с небес и град повальный
   Можно было у соседей переждать...
   А сегодня и дома взрывают.)
  
   Только на земле одной Гесем,
   Где сынов Израилевых жило,
   Не случилось града с молнией совсем
   И травы в полях не положило.
  
   Моисея с Аароном царь
   Призывает, говорит: "Простите
   Вы меня с моим народом, до конца
   Не губите грешный мой Египет.
  
   Крокодилы мы у Нила вод.
   Оба мы упрямые, как овны.
   Праведен ваш Бог. А я, дерьма ломоть,
   Согрешил, с народом мы виновны.
  
   Помолитесь срочно вы за нас.
   Прекратятся град и громы Божьи,
   Лишь затихнет громовержца грозный глас -
   Отпущу в масонские вас ложи.
  
   Свой читайте, мудрецы, талмуд,
   Тамплиеры, изучайте Маркса,
   Но за нереализованный свой труд
   Не толпитесь у Египта кассы".
  
   Моисей сказал: "Лишь не один
   Выйду я из Вавилона града,
   Прекратятся разом грады и дожди,
   Ты ж возобновишь свои парады.
  
   Глубоко в рабах засядет страх,
   Наказанья выдались суровы,
   Но до клетки в нервных тканях и в мозгах
   Вы не убоитесь Иеговы.
  
   Напустил когда наш Сущий град,
   Лишь ячмень да лён не устояли.
   Слишком рано ячменёк был солнцу рад,
   Колосился, льны до срока дали
  
   Зрелые головки на стеблях.
   Поплатились только скороспелки,
   А пшеница, с нею ржица на полях
   Чувствуют себя в своей тарелке.
  
   С Иорданом не сравнится Нил,
   И не этот край благословенный.
   Слишком рано о себе ты возомнил,
   Что Египет - это пуп вселенной.
  
   Рано ты взобрался на батут,
   Подгрызут его верёвки мыши.
   Все империи со временем падут,
   А еврей наш возлетит всех выше.
  
   Вышел Моисей и умолил
   Иегову прекратить бомбёжки.
   Моисею царь, я думаю, налил
   Дозу стременную на дорожку.
  
   Лишь на посошок с ним царь не пил
   Ни "Сибирской", ни пивной "Короны" -
   Слишком много бед, несчастий причинил
   Посох Моисея Фараону.
  
   (Самодержца осуждать нельзя.
   Он тогда не спаивал народа.
   О евреях по своим сужу друзьям,
   Пил с кем до и после их Исхода.
  
   Помнится, как раньше при питье
   На бульваре Карбышева вместе
   Рассуждали о стране житье-бытье,
   Для начала пропустив по двести.
  
   Раз четвёртый сбегав в гастроном,
   Пьяный Крупник Библию листает:
   КГБ, такой же, сука, Фараон,
   В Израиль народ не отпускает.
  
   Сердце Комитет ожесточил -
   Долго жил ещё мой друг в Рассее.
   Всё точь-в-точь случилось, как и говорил
   Иегова через Моисея.
  
   Горби - фараон, дерьма ломоть,
   Для Исхода разомкнёт границы.
   Стая Крупников с родных полей вспорхнёт,
   Чтоб за океаном опуститься.
  
   Не завидую ребят судьбе.
   Как им там без нас, не одиноко?
   Может правильно чиновник КГБ
   Не пускал порхающих до срока?
  
   ***
  
   Дом без лифта, извините,
   Вид на скверик, два окна.
   Моя скромная обитель,
   Как коробочка, полна.
  
   Всякой твари здесь по паре,
   Кого только ни найдёшь.
   Пей, гуляй хозяин-барин
   За здорово ли живёшь!
  
   Дамы, сущие Миледи,
   Щурятся на мужиков.
   Обделённые соседи
   Уповают на ментов.
  
   Околоточный Анискин
   Вырастает как волдырь,
   Обещает без прописки
   Всех сослать на Анадырь.
  
   ..."А хозяина в Анадырь,
   Для начала лет на семь..."
   "А вот умничать не надо,
   А то можно насовсем"...
  
   Строевой своей походкой
   Мается как метроном.
   Дамочки в одних колготках
   Убегают в гастроном.
  
   Мухой обернутся киски.
   Обновляется хмелёк,
   И растроганный Анискин
   Всем берёт под козырёк.
  
   Каждый вечер на манеже
   Мой состарился Пегас.
   Мы встречаемся всё реже
   И уже не через раз.
  
   Прочь вышагивают годы,
   Небогат у них улов..
   Лишь соседушки-уроды
   Вдаль глядят поверх голов.
  
   Разбрелись, переженились,
   Окна выстроились в ряд...
   Что, скажи, переменилось?
   Разве что другой наряд
  
   Вновь маячит у порога,
   Вырастает как волдырь...
   Не суди Анискин строго,
   Отправляй на Анадырь.)
  
   ГЛАВА 10
  
   Моисею Бог сказал: "Иди, семит -
   Я царя науськал быть не с вами,
   Дабы знамения все сии
   Проявить полней между рабами.
  
   За бессилие предвидеть форс-мажор
   От своих же царь получит гоев.
   Не о том сегодня разговор,
   Для людей куда важней другое.
  
   Выживания урок на пользу им:
   Только тот, кто знанием владеет
   Не в теории, а прикладным -
   Перед власть имущим не робеет.
  
   Мои таинства и Мой гремящий глас
   Понял Фараон, но лишь отчасти:
   Где евреев притесняет власть,
   Жди ненастий, мора и напастей".
  
   (Каким ни был бы могучим КГБ,
   Воля Божия сильней и круче -
   Пряником поводит по губе
   И пинком под зад с навозной кучи.
  
   Как, кого накажет Бог за Свой народ,
   Можем поимённо мы припомнить:
   Сталин не тащил на эшафот
   Всех за пейсы и за имя Моня.
  
   Как бы ни был тот тиран с людьми неправ,
   Он не слыл безбожным юдофобом,
   Даже Троцкого с пути убрав...
   Лишь с врачами прокололся Коба.
  
   Над врачами меч зазубренный подняв,
   Под собою сук срубил по сути,
   Потому и умирал три дня
   Без врачебной помощи в инсульте.
  
   Коммунист Хрущёв, партийный наш Пилат,
   Открестился от грехов едва ли.
   Как он гнал в искусстве авангард,
   Так и самого его прогнали.
  
   След туфли его хранит архив ООН,
   И хрущобы люди не забыли.
   Гнал бы не евреев - самогон,
   Еще больше бы его любили.
  
   Брежнев, мировой мужик и балагур,
   Угодить хотел и тем, и этим,
   Слишком высоко был наверху,
   Что бегут евреи - не заметил.
  
   И его народ по-своему любил -
   Ведь не забирали на рассвете.
   Эру он для избранных открыл -
   В рай кататься на чужом лафете.
  
   На Андропова нахлынула тоска,
   Задушила Хельсинская жаба,
   Перестал евреев выпускать.
   Жабами наполнилась держава.
  
   Коммунизму, понял человек, не быть -
   Слишком стал народ жабородящим.
   Если жаб всех разом перебить,
   Где прикажешь хоронить смердящих?
  
   Прав защитники, залётные грачи
   Сердце у царя ожесточили.
   Те же пресловутые врачи
   От сети Генсека отключили.
  
   Константин Черненко, что ни говори,
   Властью был своей скорей измучен.
   Дабы он чего не натворил,
   Бог прибрал его на всякий случай.
  
   Объявился в тёмном царстве Михаил,
   На старуху враз нашлась проруха,
   Развалил страну Мафусаил...
   Как его Громыко не прочухал?
  
   Как Генсека выбирал конклав жрецов,
   Позже скажут, стоит дорогого -
   Выбрал лучшего из подлецов.
   Голоса считал сам Иегова.)
  
   Моисей и Аарон пришли домой
   К деспоту, читают с выраженьем:
   "Долго ль не смиришься предо Мной?
   Отпусти народ к богослуженью.
  
   Иегова здесь с тобою говорит!
   (Излагают складно по бумажке),
   Передать тебе велит: бандит,
   Брось свои имперские замашки!"
  
   (Как когда-то Ельцин, первый секретарь
   Матерящий третьих за работу,
   Вспомнил Аарон блатной словарь,
   С Фараоном стал по Фене ботать.
  
   Не хочу я сквернословить, видит Бог,
   Выражения смягчу при этом.
   Выше сфера чем, тем ниже слог,
   Что возьмёшь от криминалитета.)
  
   "Дурочку пред нами, падла, не ломай,
   Не с таких наш Бог штанишки снимет,
   Из истории анналов вынимай
   Ты Бакатиных и иже с ними
  
   Козыревых и подобных им ворюг,
   Открывай границы и пределы
   Для чернух, ублюдков и порнух
   И готовься к миру переделу.
  
   А не выполнишь, я завтра саранчу
   Наведу на край без волокиты -
   Сонм чиновников, сказать хочу,
   Сверхпрожорливых и плодовитых.
  
   Саранча собой покроет землю, как
   Ксению Собчак богач-любовник.
   Та напасть доест последний злак,
   Уцелевший от огня и молний,
  
   Дерева обгложет те, что не добил
   Град, чертополох дожрёт на поле,
   В дом ворвётся, как ОМОН дебил,
   Как судебный пристав, обездолит.
  
   С этой саранчой твой облюбует дом
   Столько пришлой и обычной швали,
   Сколько до потопа и потом
   Ни отцы, ни деды не видали.
  
   Бранденбургские ворота отвори,
   Запихни куда подальше гонор...
   И не вякает, а говорит
   За народ с тобою Иегова!"
  
   С саранчою обещался Моисей
   Показать царю, кто есть хозяин,
   Навести непрошенных гостей.
   От испуга варежку раззявил
  
   Люд египетский, рабы. Простую чернь
   Чернышевский защищал, Проханов...
   Рабства в ней в смуглявой по сей день
   Столько - хоть выцеживай в стаканы.
  
   Забродили мысли в том плохом вине,
   Зреет бунт, недалеко до смуты.
   Есть в стране евреи, или нет -
   По фигу, когда глазёнки мутны.
  
   Фараоновы к царю идут рабы,
   Говорят: "Доколе будешь мучить
   Ты холопов, драть наши чубы?
   Лучше спой своё Бесаме муче
  
   Иегове, отпусти его людей
   Отслужить молебен за границей.
   Если набожен столь иудей,
   Валит пусть, коль дома не сидится.
  
   Неужели, царь, не видишь ты, слепец,
   Что Египет гибнет безвозвратно?
   Вслед за маленьким большой песец
   Мы имеем по зверьку на брата".
  
   Моисею с Аароном посему
   Фараон сказал немногословно:
   "Да пошли вы к Богу своему..."
   Стали оговаривать условья.
  
   Кто пойдет, за кем? Серьёзнейший вопрос -
   Толчеи как избежать и давки?
   Был ещё вопрос весьма не прост -
   На три дня кого оставить в лавке?
  
   Моисей царю в запале так сказал:
   "Со старухами, со стариками,
   С сыновьями двинем на вокзал,
   Дочери и те пребудут с нами.
  
   Живность с глаз долой с собой мы уведём,
   Пусть она оставшихся не дразнит.
   В жертву мы барашка принесём
   И устроим Иегове праздник".
  
   Некрасноречивый с детства Моисей
   Был косноязычен по привычке.
   Царь вскипел от этих новостей,
   И опять не обошлось без стычки.
  
   Прозорлив был Фараон и говорил,
   Как Андропов в годы молодые:
   "Я б своих евреев отпустил,
   Если б не их помыслы худые.
  
   Ишь задумали чего - уйти с детьми,
   Отвалить с державы, отщепенцы...
   Отходить бы вас, друзья, плетьми,
   Поумнели бы невозвращенцы.
  
   Подложить вам не удастся мне свинью.
   Ваши дети будут здесь залогом,
   И в пустыню, как по авеню,
   Скатертью не ляжет вам дорога.
  
   Со двора послов царь выставляет прочь.
   Иегова за своих вступился,
   Местечковым был готов помочь,
   На аборигенов ополчился,
  
   План налётов обсуждал на все лады.
   Подготовленные диверсанты
   Поджигали у царя склады,
   Где хранились ядохимикаты.
  
   (Также НАТО, чтобы сербов проучить
   Оснащало сотни самолётов,
   Собирало толпы саранчи
   Для бомбардировок и налётов.
  
   Возражавшим Иегова запретил
   На него смотреть подобным тоном.
   Племенной Бог очень не взлюбил
   Примакова, кто свои заслоны
  
   Для налётов саранчи не преминул
   Возвести - Атлантику минуя,
   Самолёт обратно развернул,
   Штатам показал кишку прямую.
  
   Прыгать как за наши красные флажки,
   Мало бы волкам не показалось,
   Если бы из той прямой кишки
   Ельцина мурло не улыбалось.)
  
   Всем известно, саранча тупой народ.
   Если ею управлять умело,
   С неба на Египет упадёт,
   Всё дожрёт, что с града уцелело.
  
   День и ночь с полей Брюссельских ветер дул,
   С штаб-квартиры НАТО дул восточный,
   Саранчу нёс. (Здесь мудрец загнул,
   С направленьем ветра был не точен.
  
   Как сегодня Буш про всё с Ираком врёт,
   Жрец народ решил сбить с панталыки -
   Мол, с востока вся зараза прёт...
   Да, фальсификатор был великий.
  
   С запада совсем не реже шла беда,
   Крестоносцы латами гремели.
   А что круглая земля, тогда
   Представленья вовсе не имели.)
  
   На Египет опустилась саранча,
   Землю скрыла всю одномоментно,
   В кувшинах - зелёная моча,
   В блюдах - насекомых экскременты.
  
   Обглодала до последнего пенька,
   Что спаслось от града и пожара.
   С нею вместе малого зверька,
   Звать песец, в избытке набежало.
  
   Саранча траву всю съела, зеленя,
   Все плоды древесные побила.
   Возмущаться стали у плетня
   Египтяне, громче всех - Ампилов.
  
   С Иеговой обстоит наоборот
   Всё - что было белым, станет красным.
   Вынудил царь собственный народ
   Перед сионизмом пресмыкаться.
  
   С улиц прилетел кастрюль гремящих звон
   И ворвался в царские палаты...
   Спешно призывает Фараон
   Моисея с Аароном братом,
  
   Говорит: "Пред Иеговой согрешил,
   Мне простите грех мой. Перед Богом
   Помолитесь за меня в тиши,
   Дабы отвратил Он от порога
  
   Смерть мою в сопровождении толпы".
   (Мысль пришла одна, иных дурнее:
   Взять толпу особенно тупых -
   Сколько будет среди них евреев?
  
   Этим этносом я просто поражён.
   Не из самых несмышленых будет,
   А ведь вечно лезет на рожон,
   Все народы призывает к бунту.
  
   Новодворскую мы, как пример, возьмём.
   Если эту дочь, рабу свободы,
   Не задержат ночью или днём -
   То впустую пролетели годы.
  
   Горькие слова о правде бытия
   К небу вознесутся из темницы...
   За Ампилова спокоен я
   Этот сам до Бога докричится.)
  
   Не ответил Фараону Моисей,
   Вышел от царя и помолился,
   Дабы Сущий Бог вселенной всей
   На слова мои не рассердился.
  
   Избирателен ко всем Господь пока,
   Бунтарей же полюбил до гроба,
   Разве что, Ампилова - слегка,
   А вот Новодворскую - особо.
  
   По Писанию, поднялся ветродув,
   Саранчу всю сдул и бросил в море.
   Все ампиловцы пошли ко дну,
   Сам Ампилов утопился с горя.
  
   Не осталось ни одной по всей стране
   Саранчишки, жить бы да дивиться.
   Бог, как кардиолог, сказал - нет,
   Сердцу приказал ожесточиться
  
   Фараона. И опять не попадёт
   Паства Иеговы на молебен.
   Наказать царя за Свой народ
   Снял ремень Господь на чёрном небе.
  
   С пасынка Египта до колен штаны
   Приспускает Иегова-лекарь
   И тремя затменьями луны
   Лечит без микстуры и аптеки:
  
   "Руку к небу, Моисей, свою простри
   И Чубайсу выдай подзатыльник -
   На три дня и ночи, тоже три,
   Над страной пусть вырубит рубильник.
  
   Пусть опустится на всех густая тьма,
   Осязаемая словно студень.
   В том желе, наполнившим дома,
   В темноте помучаются люди.
  
   Нагреватели кто ставит в дом тайком,
   Создаёт пожарную угрозу,
   Греется ворованным теплом -
   Те ещё и в холоде помёрзнут".
  
   Руку к небу Моисей свою простёр,
   Свет погас и действо прекратилось,
   Занавес упал и на простор
   Тьма Египетская опустилась.
  
   Мышеловкою Чубайса западня
   Спрятала страну под медным тазом.
   С места не вставал народ три дня,
   Полз на ощупь, даже к унитазу.
  
   Тьма, темнее самых беспробудных снов,
   Проморозила страну до днища.
   А у богоизбранных сынов
   Израиля свет горел в жилищах.
  
   Полномочий Главэлектрик не сложил,
   С Иеговой действовал он в тему,
   Подтвердил лишь, что народ их жив
   Не единой энергосистемой.
  
   На уступки Моисею царь пошёл,
   На позиций двух согласованье
   И сказал сквозь зубы: "Хорошо,
   Всех детей я отпускаю с вами.
  
   С юных лет своих еврейские мальцы
   Обучаются пусть бить поклоны,
   Видя как в трясучке их отцы
   Иегове служат исступлённо.
  
   А в Египте мелкий лишь и крупный скот
   Ваш останется в знак возвращенья.
   За грехи, что совершил народ,
   Не скоту ж вымаливать прощенье".
  
   Не согласен оказался Моисей.
   Всё забрать с собой - таков обычай.
   Это только глупый Одиссей
   Бросил дом свой в поисках добычи.
  
   Моисей сказал: "Для принесенья жертв
   Иегове мы с собой открыто
   Скот выводим, чтоб в пустыне жечь,
   Не оставим дома ни копыта.
  
   Но доколе не придем туда мы все,
   Мы не знаем в жертву принести что".
   Так косноязычный Моисей
   Изъяснялся недипломатично.
  
   Оттого ли, что рубил слова с плеча
   Или звуки Моисей коверкал,
   Но взорвался Фараон, вскричал,
   Оскорбил напрасно человека,
  
   Словно умопомраченья на краю,
   Заорал: "Не медля, убирайся!
   Берегись, не зли меня - убью.
   Впредь передо мной не появляйся".
  
   Моисей тогда подумал: Сам дурак,
   На бомонд я клал в любой столице.
   А царю сказал: Пусть будет так.
   Не явлюсь я впредь пред ваше лице.
  
   ГЛАВА 11
  
   Вышел Моисей, в сердцах подкову
   Разогнул - Ну, Фараон, ну, мразь!
   Успокоил мужа Иегова -
   Обещал очередную казнь
  
   Навести на Египтян: "Их люди
   Не царя послушают - Меня.
   И чужими ты руками будешь
   Вынимать каштаны из огня".
  
   Благодать особую народу
   Своему перед чужими дал
   Иегова - для его Исхода
   Сколотить начальный капитал.
  
   Кто ж осудит бедного еврея?
   Благодать - что свара на кону,
   И того, кто будет поглупее,
   Допустимо просто обмануть.
  
   Самоокупить евреев бегство
   Здесь задумал племенной их Бог.
   То, какие допускал он средства,
   Думаю, таким же был и слог:
  
   "Царь вас депортирует отсюда,
   Сам вас будет в спину подгонять,
   Не просить начнёт: Останьтесь, люди! -
   А поможет вещи собирать.
  
   Вы ж заранее не будьте лохи,
   До конца используйте момент -
   К вам в стране относятся неплохо,
   И весьма велик авторитет
  
   Моисея. Точно вор в законе
   Если он на кон поставит зуб,
   Доходяги из соседней зоны -
   Конвоиры челюсть принесут.
  
   И пока царь варежку раззявил,
   Докажите Мне, чтоб Я так жил,
   Что не зря небесный ваш Хозяин
   Вас авторитетом наделил.
  
   Моисей, речь обрати к народу,
   Установку выдай на добро,
   Чтобы каждый пред своих уходом
   Прихватил чужое серебро.
  
   Выпросил, взял в долг - у ближних ближний,
   В доме через лестничную клеть,
   У подружки этажом пониже...
   Слёз на уговоры не жалеть!
  
   Обобрать всех Египтян по-свойски
   Иегова подаёт вам знак!
   С вами Моисей, ваш Кашпировский,
   Копперфильд, Мавроди и Чумак".
  
   (Позже скажут - то ж за униженья
   Избранный залез в чужой карман,
   Выманил с Египта сбереженья,
   Во спасенье обратил обман.
  
   Совесть успокоить подчас можно
   Паутиною красивых слов.
   Приговор на действия безбожных
   Недостаточно всегда суров.
  
   Раскулачить мироеда, вкупе
   Расстрелять и поделить добро...
   А по мне так, подлость не искупит
   Никакое в мире серебро.
  
   Умный Соломон о том же скажет.
   Но жрецы устроят всем козу
   И в Премудростях его размажут
   По евреям крупную слезу.)
  
   Моисей весьма в земле Египта
   Был велик. Его авторитет
   Признавали мелкие бандиты
   И солидный криминалитет.
  
   Дверь, подобно всем авантюристам
   В Думу открывал он сапогом,
   Отжимались перед ним лоббисты -
   Росно со своими ОСАГО.
  
   Забивает стрелку Фараону
   Моисей (прикиньте, мужики -
   Любера крышуют Аарона,
   Солнцева за ним стоят братки),
  
   Говорит: "Со мною Иегова,
   По понятиям его живём.
   Не согласен кто - на шею провод,
   Не электрик - расчленим живьём.
  
   В полночь Он пройдёт среди Египта.
   Всякий первенец в стране умрёт.
   От царя и всей его элиты
   До рабы одна всех участь ждёт.
  
   Плод любви и первого влеченья
   Заберёт Бог даже у скота,
   Живности любой без исключенья
   Он свои откроет ворота.
  
   Вопль охватит всех. В великом всхлипе
   Захлебнутся люди и стада.
   Не орали так ещё в Египте
   И не будут больше никогда".
  
   (Здесь про первенцев скажу особо.
   Иегова был совсем не злой.
   В мире том невежество и злоба
   Искупались жертвою любой.
  
   Святотатцев, ряженных и в масках,
   Цвет и запах крови не страшил,
   Жгли младенцев в сатанинской пляске
   И при том смеялись от души.
  
   Убивая первенцев жестоко,
   Иегова в людях страх вселял
   И язычникам посредством шока
   Ценности иные прививал,
  
   Преуспеет в чём совсем недурно,
   В заповедях скажет: Не убий!
   И поднимет общую культуру
   С жертвоприношений до любви.
  
   Так на этой стрелке распалился
   Моисей, так духом воспарил,
   Что их Бог тогда в него вселился
   И его устами говорил:
  
   "У сынов Моих не дрогнет веко.
   Тишина в домах у них царит.
   Ни на скот их, ни на человека
   Языком пёс не пошевелит,
  
   Не поддержит крик истошным лаем.
   Если Мои люди закричат,
   То от радости - их пеленают,
   А мальцы ножонками сучат.
  
   Иеговы кончилось терпенье,
   Свой народ гнобить не допущу.
   И во имя веры укрепленья,
   Даже первенцам Я не спущу,
  
   Умертвить имею намеренья..."
   (И ведь выполнит - без ВЧК
   Без сомнения и снисхожденья
   Отыграется на грудничках.
  
   Наберётся опыта в Египте
   Раб Зурабов и его рвачи -
   Если все дитяти перебиты,
   То к чему им детские врачи?)
  
   "Разведу народ Я с Фараоном,
   Проведу зачистку по стране,
   И придут рабы твои с поклоном
   Иегове, это значит Мне,
  
   Говоря лишь: Выйди поскорее
   Бог богов, а следом свой народ
   Уводи с собой, своих евреев,
   Их прислужников и прочий сброд.
  
   После слов таких, конечно, выйду
   И в Египет больше не войду,
   Натерпелся Я от вас обиды".
   (...Что не выпрошу, то украду -
  
   Люд простой как жулик на вокзале
   Будет думать... Это впереди
   До народа донесут скрижали
   Заповедь от Бога: "Не кради!").
  
   Вышел Моисей от Фараона
   С гневным, как у Ельцина, лицом...
   (Видела история Бурбонов
   До ниспроверженья и потом.
  
   Позже VIP-лицо причешет брови,
   Покидая временный престол...
   А чего? Ушёл почти без крови,
   Путина наследником возвёл,
  
   По закону жил, не по понятьям.
   Лишь момент удобный улучил,
   Он Аэрофлот родному зятю
   Как подарок свадебный вручил,
  
   Для Бурбонов что вполне резонно.
   Правда, с незапамятных тех пор
   Зрело мненье - весь послать на зону
   Двор его, где что министр - то вор.
  
   Ельцин ради общества без классов,
   Ощущая с Западом родство,
   Отказался от партийной кассы
   И глаза закрыл на воровство.
  
   А взглянуть, как Ленин из Разлива,
   На Премьера при чужих деньгах -
   В очень недалёкой перспективе
   Скажут про него - народа враг.
  
   За сомнительные крайне дельца
   За границу съедет он от нас,
   Если добрый Президент, как Ельцин,
   Вовремя толпе его не сдаст.
  
   Не Фрадков здесь со своей кормушкой -
   Миша "Два процента" прототип,
   Рейтинг чей Борис Абрамыч душка
   Обещал повысить до пяти.
  
   Самовыдвиженца-претендента
   Знают все - с улыбкой до ушей
   Он дошёл бы вплоть до президента,
   Если бы не бдительный Хинштейн.)
  
   От судов в Поволжье вернём действо
   В кулуары власти Древних Фив,
   Где между правителем с еврейством
   Назревал нешуточный конфликт.
  
   Моисей руками Аарона
   Чудеса явил, тот дело знал,
   Когда весь Египет с Фараоном
   Саранчой и жабами пугал.
  
   По свободе стон невозвращенцев
   Придавил царь царственной стопой,
   Не пустил народ, имперским сердцем
   Вновь ожесточился... Ну, тупой.
  
   ГЛАВА 12
  
   Аарону с Моисеем
   Иегова дал наказ:
   "Этот месяц всех главнее,
   Первым будет он у вас.
  
   Укрепит народ он в вере,
   Ускорение придаст.
   А язычников потери -
   Нам не горе, а балласт.
  
   В этом месяце линяем
   За граничную межу.
   Дабы вас не ущемляли,
   Сам за этим прослежу.
  
   Час отбытья от причала
   Божий известит гонец,
   В нём конец того начала,
   Где прервется, наконец,
  
   Цепь сынов Моих страданий...
   Страж сведёт вас до земли,
   Где вы, пыль стряхнув с сандалий,
   Молочка б испить смогли.
  
   Разом по Моей указке
   В этот месяц - на коней...
   Праздник назовётся Пасхой,
   Станет он иных главней.
  
   Обществу всему скажите:
   В день десятый с дня сего
   Нужно есть, сколько съедите
   И не более того.
  
   Месяца сего декаду
   Завершите и к концу
   Отбракуйте вы из стада
   На семейство по агнцу.
  
   Агнец должен без порока
   Быть от коз или овец,
   Однолеткою по сроку,
   Обязательно малец.
  
   У кого мало семейство
   И агнца не съест оно -
   С кем трапезничать вам вместе
   Мне совсем не всё равно.
  
   Лишь соседа ближе прочих
   В дом свой надо пригласить".
   (Из крестьян или рабочих? -
   Мне хотелось бы спросить,
  
   Раз вопрос здесь возникает -
   С кем ты за столом сидишь?
   Впрочем, разница какая? -
   Не из Египтян бы лишь.
  
   Египтян учили в школе:
   Мерзость - за одним столом
   Есть с евреем. Так тем боле
   Незачем тащить их в дом.
  
   Если Бог не заговорщик,
   А спасает свой народ -
   Иегове кстати очень
   Маркса классовый подход.
  
   Те, кого от прокламаций
   Идиосинкразитит,
   Наплевать хотят на классы
   И теорию элит.
  
   С Марксом, с Энгельсом, с их свитой
   Квиты мы, в конце концов.
   Что касается элиты -
   Плюнуть хочется в лицо,
  
   Бог за этих не накажет,
   Надоел ему бомонд.
   Иегова не промажет,
   Оботрётся Фараон...)
  
   Мяса дать всем неимущим
   По числу соседских душ -
   Жрец-хасид евреев учит
   Мастерству разделки туш.
  
   Не мясник, а капельмейстер
   Дирижирует с крыльца:
   Сколько может съесть семейство
   Рассчитайте на агнца.
  
   Как разделывать овечку,
   Сообщает жрец-семит
   И серьёзнейшие вещи
   Он за Бога говорит:
  
   "Не придёт пока убивец
   С весточкою от Меня,
   Агнец пусть сидит в крапиве
   До четырнадцатого дня.
  
   Обречен он на закланье,
   Общество его убьёт,
   На торжественном собранье
   Иегове гимн споёт,
  
   То есть Мне, потом намажет
   Кровью весь дверной косяк,
   Чтоб на перекладе даже
   Было видно Божий знак.
  
   В ночь сию, огонь разведши,
   С пресным хлебом и с травой
   Горькою, мясцо испекши,
   С голенью и с головой,
  
   С ливером ягнёнка съешьте,
   Обязательно с огня...
   Будет есть кто недопекши -
   Пострадает от Меня.
  
   Несварением желудка
   Сыроеда накажу,
   Буду гнать его пять суток
   На соседскую межу,
  
   Чистым дабы оставаться,
   Срам оставить у межи...
   (Впрочем, стоит ли стараться?
   Всё равно не добежит.)
  
   Всех барашек и козляток
   Ешьте прямо у костра,
   Ничего не оставляйте
   Вы съестного до утра.
  
   Что останется, сожгите -
   Божьем не кормить собак.
   Ешьте так: приказа ждите,
   Ваши посохи в руках,
  
   Чтоб в любой момент сорваться
   И пуститься в дальний путь.
   Пояса на чреслах ваших
   Не забудьте затянуть.
  
   Подгоняет пусть вас повар -
   Всё к утру успеть доесть.
   Это Пасха Иеговы,
   Не едят иначе здесь.
  
   Я, как в ночь Варфоломея,
   Вдоль по Питерской пройдусь
   И кого найти сумею
   Из младенцев - оттянусь:
  
   Поражу в земле Египта
   Первенцев всех деревень,
   Отыграюсь на элите,
   Что науськивает чернь.
  
   От убийственной машины
   Их молитвы не спасут.
   Над богами мне чужими
   Учиню свой самосуд,
  
   Дабы знали - Иегова
   Первенцев заклятый враг".
   (Галахической основы
   Вижу здесь зловещий знак
  
   Ксенофобии убогой...
   И позвольте мне спросить:
   Именем какого бога
   Учит жрец младенцев бить?)
  
   "...Лишь в домах, в которых встречу
   Агнцев кровь и груду блюд,
   Малышей не изувечу -
   Вижу, Пасху здесь блюдут.
  
   Переклад дверной кровяный
   Отведёт от вас беду.
   Вам не нанесу изъяну,
   Мимо тех домов пройду.
  
   Не увидят ваши очи
   Язв губительных моих,
   Уготовленных для прочих
   Египтянок молодых.
  
   Землю поражу Египта.
   (Пока первых бью ребят,
   Вы спокойно мясо жрите -
   Я добавлю от себя.)
  
   День сей памятный как праздник
   Отмечайте люди впредь,
   Радуйтесь не безобразьям,
   А что можно лицезреть
  
   Господа, смягчиться сердцем,
   Памятуя Божий знак,
   На худой конец наесться,
   Расскажу подробно как.
  
   Семь дней ешьте хлеб лишь пресный,
   Всё квасное из диет
   Уберите, с пресным тестом
   Вы отвалите в момент.
  
   В кадке месит кто украдкой
   Тесто - выйдет из дверей,
   Будет думать о той кадке,
   Как о родине своей.
  
   Накажу того сурово,
   Не заколет кто агнца.
   Или Я не Иегова?" -
   Мы узнали от жреца -
  
   "Не уйдёт кто, как все люди,
   Даже если слишком пьян,
   Истреблён мгновенно будет
   Из среды Израильтян".
  
   (Не убит, как тот в Париже
   Гугенот в глуши времён.
   Здесь, по смыслу, в касту ниже
   Будет он переведён.
  
   Плоть назад не прирастётся,
   Чтоб в язычники скорей.
   Будет он, как мне сдаётся,
   Второй свежести еврей.)
  
   "В первый день у вас собранье,
   На папирусе за тем
   Надо вывесить заранье
   Разблюдовку важных тем.
  
   В седьмый день опять собранье
   (Я поправлю, в день седьмой.
   Слышать хуже наказанья,
   Как язык ломают мой.)
  
   В эти дни заслуги должно
   Иеговы вспоминать,
   Делать ничего не можно -
   Только пищу принимать.
  
   Очень строго соблюдайте
   Вы священный ритуал,
   Кислое не потребляйте,
   Чтите символы, что дал
  
   Иегова, соблюдайте,
   Люди, день опресноков.
   В этот день священной даты
   Из Египта был таков
  
   Мой народ. Непросто вывел
   Своё воинство Я прочь.
   Помню, как собаки выли
   В эту памятную ночь".
  
   Да какие там собачки -
   Всем фальцетом петь пришлось...
   (Здесь, товарищи, без драчки
   Как всегда, не обошлось.
  
   Неслучайно голосили -
   Чем не классовый подход,
   Если люди выносили
   Деток ножками вперёд?
  
   В трауре Египет стонет,
   А евреи хлеб едят...
   Не могу я здесь не вспомнить
   Пролетарского вождя
  
   И его приказов зверских:
   Для начала тысяч пять
   Взять попов из духовенства
   И, не медля, расстрелять!
  
   Действием своим суровым
   Приближали светлый миг
   Что Ильич, что Иегова -
   Много общего у них.
  
   И про Бога и про Пасху
   Чтобы знала детвора,
   Под партийную подсказку
   Строчки выводил Ездра.)
  
   "Вы же зла не поминайте,
   Иегова, добрый Я.
   День кровавый соблюдайте
   Как седьмое ноября,
  
   Ибо вам дала свободу
   Моя крепкая рука".
   (Берия, Ежов, Ягода
   И Дзержинский - на века
  
   След в истории забили,
   Наследили со всех ног.
   Разные мотивы были,
   А у всех один итог.
  
   Счастья призрачного ради
   Убивают вновь и вновь.
   Кровь агнца на перекладе
   Умножает в мире кровь.
  
   Дело, может быть, в опоре?
   В мирозданье сваи Бог
   Свои вбил, и без террора
   Обойтись никак не смог.
  
   Действием бесчеловечным
   Сущий застолбил свой след
   И установленьем вечным
   Укрепил авторитет.
  
   "Наблюдайте в роды ваши
   День Исхода, в этот день
   Пресными храните квашни
   В протяжении трёх недель,
  
   Пресные хлеба лишь ешьте..."
   В том, что с вечера съедим -
   Пришлец ты иль житель здешний -
   Здесь запрет для всех един
  
   Без особенных градаций
   Ты еврей или семит.
   Что нельзя - для разных наций
   Много общего хранит.
  
   А вот что без лотереи
   Можно взять - там древний жрец
   Всем, кто вышел не евреем,
   Просто обрубил конец,
  
   Фалл, не в смысле безобразий,
   А скорей, наоборот -
   Без мольбы и эвтаназий
   Перекрыл всем кислород.
  
   Племенной Господь всех прочих
   Явно ущемил в правах,
   Чем был очень озабочен
   Отче наш на небесах.
  
   Отчитал словно баптиста
   Он Ездру, дал новый лист.
   Всем, этнически нечистым,
   Предложил жрец компромисс.
  
   Что родился не Иудой -
   Не грусти напрасно, брат,
   В общество войти не трудно,
   Есть на то святой обряд.
  
   Неевреям, чукчам даже
   К Абрамовичу всем в дом
   Как войти, потом расскажем,
   Мы сегодня - о другом.
  
   Кислое кто хоть понюхал,
   В смысле съел, того душа
   Из Израилева круга -
   Как пришла, так и ушла.
  
   В небесах душа зависла,
   Только где её предел -
   Это, видимо, зависит
   От того, кто сколько съел.
  
   Кислое не виновато.
   Тех не жалует Ездра,
   Кто с лицом одутловатым
   Позабыл, с кем пил вчера.
  
   Для него Ивана хуже
   Лев, не помнящий родства.
   Для таких пасхальный ужин -
   Погонялка для осла.
  
   Для такого, извините,
   Нету разницы большой -
   Титульный он будет житель
   Или пришлец, то есть гой.
  
   Моисей созвал старейшин,
   Как сумел, так передал
   То, что в темноте кромешной
   Ему голос нашептал.
  
   Грамотей он был не очень,
   Пятый пунктик подкачал -
   Институтов не закончил,
   Даже и не начинал.
  
   С детства был косноязычен
   Моисей от вещих снов,
   Но имел он голос зычный,
   Что главней порядка слов.
  
   Волосы вставали дыбом
   У старейшин - что несёт...
   Отжимается Шандыбин,
   Черномырдин отдохнёт.
  
   Повторю слова дословно,
   Что сильней иных поэм.
   Да простит мне Иегова,
   Что квасного я поел.
  
   "Выберите и возьмите
   Всех по вашим племенам
   Агнцев, после заколите,
   Пасху обеспечьте нам.
  
   Взяв пучок иссопа, люди,
   Обмочите в кровь сполна,
   Быть которая в сосуде
   К тому времени должна.
  
   Переклад помажьте двери
   Кровью, оба косяка
   Разрисуйте в полной мере,
   Видеть чтоб наверняка.
  
   Жатву снять придёт с Египта
   Иегова, сельдерей
   С кровью на дверях увидит,
   Мимо Он пройдёт дверей.
  
   Не попустит Он - губитель
   В ваши не войдёт дома.
   Обойдёт вашу обитель
   Насланная Им чума.
  
   Избежите пораженья
   Вы конкретно (не в правах,
   Что во времена брожений
   Пузырятся в головах).
  
   Кто из наших не чучмеки,
   Исполняйте как закон
   Пасху, что дана навеки
   И веков нам испокон.
  
   В землю вы когда войдёте,
   Иегова что вам даст,
   Дети спросят при киоте,
   Что за празднество у нас?
  
   То пасхальная, скажите,
   Жертва. Наш Господь к нам мил,
   Пощадил, сынов в Египте,
   Первенцев их не убил,
  
   Тризну очищенья справил,
   Египтян всех поразил,
   А дома наши избавил
   От убивцев образин".
  
   Пал народ, спина подковой,
   Поклонился. В эти дни
   Как велел им Иегова,
   Так и сделали они.
  
   Где Павлуша был Морозов,
   Что не смог бы промолчать,
   Про нависшую угрозу
   Куда надо настучать?
  
   Первенцев в земле Египта
   Иегова поразил
   (За подобное бандиту
   Срок пожизненный грозил),
  
   Первородное забацал,
   Где двойняшки - сразу двух,
   А с убийцей разобраться
   Фараону недосуг.
  
   Вопль стоял в стране истошный
   На проделки Иегов.
   Наблюдать мне было тошно
   Сотни маленьких гробов,
  
   Ибо не было в Египте
   Дома, чтоб без мертвеца.
   А семиты пляшут типа
   Ламца-дрица, гоп-цаца.
  
   Моисей глядит сурово,
   Аарон с ним рядом, брат,
   А над ними Иегова -
   Чем вам не триумвират?
  
   Царь сидит на валидоле -
   Все рабы, Египет весь
   Умоляют тройку с воплем
   Прекратить над ними месть:
  
   "Встаньте, выйдите, не медля,
   Прочь уйдите с наших глаз,
   Совершите, что хотели,
   По обычаю у вас
  
   И с собою заберите
   Ваших тёлок и бычков,
   Избиенье прекратите
   Беззащитных грудничков.
  
   Иегове вы служенье
   Совершайте, хрен бы с ним,
   Мы за ваше преступленье
   В Интерпол не подадим.
  
   Скот возьмите мелкий, крупный,
   Как велит вам ваш упырь,
   Мы ж походим без тулупов,
   Слава Богу, не Сибирь.
  
   Опиумом для народа
   Радуйте своих подруг.
   Хоть исходом, хоть приходом
   Заполняйте их досуг,
  
   Кайф ловите вместе с ними
   Богомольцы и торчки.
   Вашу блажь мы не отнимем,
   Уползайте, старички".
  
   Египтяне хай подняли:
   От евреев все помрём!
   И семитов принуждали
   Погрузиться на паром.
  
   Как философов с России
   Гнали прочь большевики,
   Так и этих не спросили -
   В ход пустили кулаки,
  
   Трамбовали как скотину,
   Не поймёшь, где чья спина...
   Захлестнула Палестину
   Эмиграции волна...
  
   Иегова в эйфории
   Подавал к отправке знак
   И в ночи Александрии
   Лично зажигал маяк.
  
   Уносил народ семитский
   Своё тесто, дабы с ним
   В путь отправиться неблизкий
   Со словами: Там съедим.
  
   И пока не вскисло тесто -
   В узел связаны квашни
   И на плечи, в своё место
   По наитию пошли.
  
   Всех без компаса поспешно
   Моисей в путь снарядил,
   Где народ свой безутешный
   Сорок лет потом водил.
  
   Дружно тронулись с надеждой,
   Понесли своё добро -
   Тесто связано в одежды,
   По карманам серебро,
  
   Золота на миллиончик,
   Камушки, карат по пять,
   Что подбил всех Аарончик
   У своих соседей взять,
  
   Выпросить. Народ доверчив.
   Не обманет лишь ленив,
   Если завтра он навечно
   Отбывает в Тель-Авив,
  
   Напоследок хлопнув дверью
   Так, чтоб отлетел карниз...
   А виной всему, поверьте,
   Царский антисемитизм.
  
   За столом с евреем мерзость
   Восседать - ну, не урод?
   Благородный жулик Невзлин
   Отомстил за свой народ.
  
   Про него я слышал шёпот,
   Слухом полнится земля:
   Иегове слал он оптом
   Грудничков за шекеля.
  
   Благодать в очах Египта
   Для своих Израильтян
   Бог припас - в ответ бандиты
   Обобрали Египтян.
  
   Ближнего дурачить плохо,
   А соседа - так ничуть.
   Если кто родился лохом,
   Как его не обмануть?
  
   Когда жрец, простой, как правда,
   Книгу Книг в тиши верстал,
   Кто-то тайно, сепаратно
   Пару строк в неё вписал.
  
   Не иначе, дух Мавроди
   Пролетел и был таков...
   Иегова текст одобрил -
   Меньше будет простаков.
  
   Поддался народ на просьбы.
   Кто тут может устоять -
   Получить назад под осень
   Больше раз примерно в пять.
  
   (Это есть в любом народе.
   На земле без перемен.
   Гробовые для Мавроди
   Тащат люди в МММ.
  
   Значит не в одном Египте
   Получают по шарам...
   А про совесть вы спросите
   Тех, кто в Думу выбирал
  
   Жулика с его женою.
   Про Мавроди вновь вверну -
   Пусть воруют больше втрое,
   Нам бы кровные вернуть...
  
   Кто от бед людей страхует?
   Все Собесы и Соцстрах
   Больше всех у нас воруют
   И купаются в деньгах.
  
   От лоббистов-аферистов
   Вас страховка не спасёт.
   С денег автомобилистов
   Как их всех не разнесёт?)
  
   Сыновья Израилёвы
   По команде без понтов
   Прочь ушли из Могилёва
   И окрестных городов,
  
   Что разбросаны в Египте
   Близ Гесема, нильских вод.
   Всех евреев в этой свите
   Было тысяч под шестьсот
  
   Мужиков. Без экипажей,
   Пишет древний Иудей,
   Вместе с ними вышло также
   Рода разного людей
  
   Множество. Но кто такие,
   Кто примкнул к ним под шумок?
   Уголовники лихие,
   Диссидентов ли кружок?
  
   Когда люди уходили,
   Чтобы старые грехи
   Спрятать - МВД громили,
   Дорвались, архив сожгли.
  
   Без любых материальных
   Обошлись они следов -
   Ни договоров кабальных,
   Ни расписок, ни долгов.
  
   Распахнув Египта двери,
   Не оставили бедлам...
   Кто, скажите мне, поверит,
   Что евреи были там?
  
   Кроме Библии духовной,
   Что Исход не миф, не бред,
   Подтверждения иного
   До сих пор в науке нет.
  
   Шли еврейские изгои,
   Шли неведомо куда.
   Стадо двигалось большое
   С ними, а верней, стада.
  
   Всех их во главе процессий
   На Сокхоф Господь вёл сам.
   Шли они из Раамсеса
   Поражаться чудесам,
  
   Что Всевышнему в угоду
   Им предъявит Моисей,
   Кто явления природы
   Изучил до мелочей.
  
   С теста, что ещё не вскисло,
   Пресный хлеб они пекли.
   Чернь гнала их коромыслом,
   Приготовить не смогли
  
   Себе пищи на дорожку.
   Рацион весьма был прост -
   Жили на одной картошке,
   Как велел Великий пост.
  
   Лет четыреста плюс тридцать,
   Что в Египте провели -
   Исторический был минус
   Для Египетской Земли.
  
   Та земля Египта круглой
   Дурой вовсе не была.
   Для приличия всплакнула
   По сынам и спать легла,
  
   Успокоилась покуда
   Завершается Исход,
   Пока новую приблуду
   Суховей не принесёт.
  
   Из Египта к жизни новой
   Лихо, шапки набекрень,
   Воинство всё Иеговы
   Моисей увёл день в день.
  
   Войском он своим не слабо,
   Видно, мог руководить -
   Шестьсот тысяч разом сабель
   В Палестину отрядить.
  
   Вереницею бескрайней
   Женщины шли, детвора...
   Набралось, на круг считая,
   Миллиона полтора.
  
   Моисею было бденье
   В эту ночь, совсем не спал.
   Иегова наставленье
   И инструкции давал.
  
   Буквоед, как шизофреник,
   И системный точно Греф
   Говорил без повторений,
   Жить как, не впадая в грех.
  
   Унаследовал с Египта
   Мерзость для сынов своих.
   Чему, сами посудите,
   Иегова учит их -
  
   Не единому обряду:
   Пролетарии всех стран...
   А тому, чтоб даже рядом
   Египтянин не стоял.
  
   Рознь великую посеял,
   Дав евреям больше прав,
   Так сказал Он Моисею
   С Аароном: "Вот устав
  
   Моей Пасхи. Он нетленен.
   Принимайте Божью весть:
   Никакой иноплеменник
   Пасху ту не должен есть.
  
   Иегове-Богу Пасху
   Обществом всем совершать,
   Должно есть её с опаской
   И костей не сокрушать.
  
   Ни друзьям и ни знакомым,
   Ни открыто, ни как вор
   Мяса не носить из дома,
   Как не носят с дома сор.
  
   Не в пример другим питаться
   Будет избранный народ.
   Всем натурализоваться
   Обрезание даёт.
  
   Даже к инопланетянам
   Наш закон благоволит,
   Если кончики предъявят
   И покажут, где болит.
  
   Всякий прочий отдыхает,
   Вам завидует сто крат.
   Необрезанный скучает,
   Лишь вдыхает аромат.
  
   Всякого раба купивши
   За сребро из дальних мест,
   Ты обрежь. Без плоти лишней
   С вами Пасху может есть
  
   По обряду облегчённый
   Неэтнический семит".
   (Что касается девчонок,
   Им Господь благоволит.
  
   Все они одной породы,
   Их кромсать не суждено,
   Ведь у них самой природой
   Всё обрезано давно.
  
   К ним под юбки не глядели,
   Кто с тобою Пасху ест,
   Брали в жёны их евреи
   Из любых доступных мест,
  
   Но потом остепенились,
   Говорили: "Дурной тон -
   Те, кто на чужих женились,
   Осквернили генофонд.)
  
   "Поселенец и наёмник
   Есть на Пасху не должны.
   В этом у еврея в доме
   Меж собой они равны.
  
   А иной захочет пришлец
   Пасху совершить - так что ж,
   Нам еврей не будет лишним,
   И его пустить под нож
  
   Ритуальный, но всем скопом,
   Всем семейством в этот раз.
   Исторический наш опыт
   Пусть потомству передаст.
  
   Будет тот природный житель
   Воздавать евреям честь
   И войдёт в Мою обитель
   На шашлык, барашка есть.
  
   Прочь отставить возраженья,
   Прекратить базар-вокзал,
   Выполнять без рассуждений!
   Иегова - Я сказал!
  
   Лично Я сорву погоны
   Осквернившему уста.
   Лучше броситься с балкона,
   Чем не выполнить устав".
  
   В день сей вывел Иегова
   Из Египта свой народ,
   Наказал ему сурово.
   До сих пор народ живёт
  
   Верой строго по канонам...
   Кто ж иным путём идёт
   И не прыгает с балкона -
   Не иначе идиот.
  
   ГЛАВА 13
  
   Из всех мальчиков, кричащих голых,
   Что жена произведёт на свет,
   Примечает первых Иегова,
   Ко всем прочим интереса нет.
  
   Если ты второй иль даже третий -
   Вроде как Господь тебе не рад.
   Здесь иные у Него заветы,
   А не просто райвоенкомат.
  
   Говорил Бог Моисею строго:
   "Разверзающего ложесна
   Первенца, пока без синагоги,
   Освяти, дай знать на небеса
  
   О том прибавлении приватном
   У сынов Израиля, в реестр
   Занеси его рожденья дату,
   Из каких он появился мест,
  
   То есть народился где мальчишка.
   Всё, о чём здесь излагаю вам,
   Понимать буквально - это слишком,
   А за мерзости Я аз воздам!
  
   Первенца, лежащего на ложе
   От людей и прочего скота
   Не зарегистрировать не можно -
   Это вам не ложка мимо рта.
  
   Дабы подвиг Мой не забывали
   И Меня, кто счастье вам куёт,
   Первенец в хлеву, на сеновале
   И в роддоме - это всё Моё!
  
   Ибо каждый, кто хоть в чём-то первый -
   Нового свершения залог".
   (Выскочки мне действуют на нервы
   В них я вижу мировое зло.
  
   Нелогичен. Индивидуальность
   Птицей мечется в моей душе.
   Милая моя патриархальность
   На исчезновенья рубеже.
  
   Время её сталкивает в пропасть,
   Атлантида где давно лежит.
   Я, как Селлинджеровский подросток,
   Возлежу над пропастью во ржи.
  
   Над собою под пятой прогресса
   Ощущаю вознесённый дрын,
   С миллионами иных балбесов,
   Устремляюсь в бездны чёрных дыр.
  
   В этом вечном косм-соревнованье
   Микрокосм я, шар и этим рад.
   На сукне зелёном мирозданья
   Мною Бог играет в свой бильярд.
  
   Цель Его конечную не знаю,
   Понимаю правила с трудом,
   Или в мягкой лузе пребываю,
   Или с кем-то сталкиваюсь лбом.
  
   В драке той не ощущаю боли,
   В лузу загоняю чужака.
   Чтоб убрать кого-то с поля боя,
   Бить приходится наверняка.
  
   Даже в дыры чёрные ныряя,
   Точно знаю я, со мною Бог,
   И себя послушно примеряю
   Под Его божественный пинок.
  
   Мне Господь дарует миг удачи,
   А когда другие мужики
   Бьют меня ногами - это значит,
   Что не слушался Его руки.)
  
   Моисей сказал тогда народу:
   "Братья, сёстры, помните тот день,
   Высекал когда для нас свободу
   Иегова, наш Господь-кремень.
  
   Крепкою рукою, твёрдой дланью
   Вывел нас из рабства за рубеж.
   Миру показать, как благодарен -
   Кислого, народ, в сей день не ешь,
  
   Соблюдай законы непреложно,
   Дабы Господа не прогневить..."
   (Мину кислую на постной роже
   Неприлично в этот день кривить
  
   По мальцам невинно перебитым.
   Веселись народ, дуди в тромбон...
   Ироду с его кровавой свитой
   Повторить тот подвиг не слабо.
  
   В год, когда звездой с небес скатившись,
   Наш Спаситель в этот мир войдёт,
   Иудеи царь, вконец взбесившись,
   Тоже всех младенцев перебьёт.
  
   Только зря сатрап тогда трудился,
   На мальцах свою срывая злость,
   Ирод своей цели не добился,
   А вот Иегове удалось.)
  
   Моисей с упорством эпигона,
   Иеговы правая рука,
   Для народа свод Его законов
   На грядущие читал века:
  
   "Выходите в месяце колосьев,
   В месяце Авиве (иль в Нисан?)
   Вас Господь всех поведёт не в гости,
   А в обетованный Ханаан,
  
   В землю Хананеев и Хетеев,
   Аморреев и других на ев
   По созвучию почти евреев.
   Землю их отдаст под дом, под хлев,
  
   Казино, где свет и фикус в кадке,
   Край, где мёд течёт и молоко,
   Где до неба от житухи сладкой
   Как до катафалка далеко.
  
   В месяце том совершай служенье,
   Пресный хлеб, народ мой, ешь семь дней,
   Тем изжоги избежишь и жженья
   В области желудка и грудей.
  
   В память, как порвал народ оковы,
   Десять раз молитву прочитай.
   Дескать, вот каков он Иегова,
   Помни Его сын и почитай.
  
   В свыше обозначенное время
   Исполняй обряд из года в год,
   Дабы не воспринимать как бремя
   Перечень дарованных свобод.
  
   И когда введет вас Иегова
   В землю Ханаана, в чём отцам
   Клялся Он, исполнит своё слово -
   Иегове каждого мальца
  
   Представляй, народ, из первородных,
   Мужеского пола посвящай.
   (А когда вне брака - концы в воду,
   Ведь жениться ты не обещал.)
  
   Ежели ослице разродиться
   Первородным подойдёт пора,
   Агнцем здесь придётся откупиться,
   Ведь осёл дороже, чем баран.
  
   А не выкупишь - достаток малый
   Или мор побил твоих овец -
   Первородного убей булавой,
   А зарежешь - просто молодец.
  
   Человеческих младенцев тоже
   Первенцев у Бога выкупай.
   (А пропился, выкупить не можешь -
   Так в детдом ребёнка отдавай.
  
   Исподволь нас Иегова учит
   Деньги уважать, ценить, любить.
   Всем гулякам праздным, неимущим
   Нищих запретил Господь плодить.)
  
   Если спросит сын: Что это значит?
   Так скажи - Нас Иегова всех
   Крепкою рукою спас, тем паче,
   Фараон ввергал народ во грех
  
   И препятствовал богослуженье
   На земле свободной совершить.
   Иегову этим в искушенье
   Ввёл - всех первородных перебить,
  
   Первенцев прибрать всех в лучшем виде
   До скота, дабы застыл прогресс.
   (Многие столетья пирамиды
   Этим вызывают интерес.)
  
   Посему я жертву Иегове
   За разверзнувшего ложесна
   Приношу с особенной любовью,
   С пением и бдением без сна.
  
   Запрещают трогать поросёнка
   Для сожжения Талмуд, Коран.
   За ослёнка или верблюжонка
   На костёр отправится баран.
  
   Только если первенец случится,
   В ход пускайте вы своё дубьё.
   Дурака заставишь отличиться -
   Он вам всю скотину перебьёт".
  
   Чтоб освободить своих евреев,
   Моисей с согласья высших сил
   Всю систему здравоохраненья
   Без вакцин в Египте развалил.
  
   С мором Фараон устал бороться.
   Нерешённым был простой вопрос -
   Дали бы мамашам уколоться,
   Да шприцы Зурабов не завёс.
  
   Над страной, в невежестве дремучей,
   Грянул гром - в момент Египет пуст....
   (Вот и к нам теперь на тот же случай
   Иегова свой завозит дуст
  
   Саранчу травить с травою вместе,
   Чудесами поражать невежд.
   Те же предрекаются нам вести,
   Да и персоналии всё те ж.)
  
   Фараон не удержал семитов,
   Очень падкий на добро народ
   Обобрал доверчивый Египет,
   С Моисеем двинулся в поход.
  
   Краткою дорогой Филистимской
   Воинство своё не вывел Бог.
   Посчитал её излишне близкой,
   Шестьсот тысяч разместить не смог.
  
   Войско не обучено, и строем
   Не приучены маршировать
   Резервисты, на одних героях
   Палестины не завоевать.
  
   В регионе том извечно войны,
   Террористы-смертники кругом,
   Необстрелянный народ, зелёный,
   Цветом он изменится потом.
  
   Чтоб народ не разочаровался,
   Не раскаялся при виде войн
   И опять в Египет не подался -
   Бог Свой заставляет легион
  
   На обход идти через пустыню.
   К морю Чермному они спешат,
   Где живут извозом бедуины,
   А в казну не платят ни гроша.
  
   Строем шли, ведь шли они не в гости.
   Кто ж без боя сдаст мёд с молоком
   В дорогом краю? В обозе кости
   От Иосифа лежат рядком.
  
   Триста лет тому назад народу
   Так тогда Иосиф наказал -
   Вывести свой прах в момент Исхода,
   О котором сам ещё не знал,
  
   Положить себя велел при склепе,
   Для других закрытом на засов.
   Та пещера уже пять столетий
   Была собственность святых отцов.
  
   Двинулись семиты из Сокхофа,
   Станом встали, где пустыни край,
   Вёрст с три сотни отмахали чохом
   И разбили каравай-сарай.
  
   Облачным столпом им объявлялся
   Иегова, шёл неутомим.
   Ночью столп на огненный менялся
   (Чем фанатов мы не удивим).
  
   Дабы днём и ночью было можно
   Им идти, светил и возглавлял
   Иегова в обстановке сложной
   Шествие учёных и менял.
  
   ГЛАВА 14
  
   Нервным был и возбудимым
   Иегова. За народ
   Свой обиженный любимый
   Кого хочешь Он дубиной
   Пополам перешибёт.
  
   Разом снять сомненья дабы
   В том, Кто истинно велик -
   Сильного в мгновенье слабой
   Снежной сделает Он бабой
   И растопит как ледник.
  
   От убийства до кастраций
   Племенной Бог преуспел.
   От его возмездья акций
   Море сделается Красным
   От утопленников тел.
  
   Спорить с Богом, что природу
   Вызывать на смертный бой,
   Где не избежать урону -
   Говорили Фараону.
   Не послушал... Ну, тупой!
  
   Мироздания законы
   Создавал Творец для нас
   Образованных, смышлёных...
   А тупые Фараоны
   Не ходили в первый класс.
  
   Иегова Фараона
   Сердце вновь ожесточил.
   Бог решил во время оно
   Показать юнцам зелёным,
   Кто на свете старожил.
  
   Бог решил обречь на глупость
   Недалёкого царя -
   Утопить коней и упряжь,
   А своих без мокроступов
   Провести через моря.
  
   Приказал Глас Моисею:
   "Ну-ка быстро от виска
   Палец убери живее,
   Отправляйся ты к евреям
   И поставь свои войска
  
   Станом пред Ваал-Цефоном
   Моря и Мигдола меж.
   Для невежи Фараона
   Воды видятся препоной
   Для ухода за рубеж.
  
   Про Израильтян царь скажет:
   Заблудились, мол, они,
   Им пустыня хуже стражи,
   За побег мы их накажем
   Круче чем в иные дни.
  
   Разом пред Пигахирофом
   Разобьём все их войска,
   Налетим на них галопом
   И устроим им Голгофу
   У прибрежного песка.
  
   Царь погонится за вами,
   Но расступятся моря,
   И узнают Египтяне,
   Заодно и вы, миряне,
   Иегова - это Я".
  
   Царь в расслабленности жуткой,
   На перинах возлежал,
   Занимался Камасутрой,
   А ему несут под утро -
   Сын Израйльевич сбежал.
  
   А за ним сбежит Иваныч -
   Мысль пронзила... Ну, фашист -
   Над народом-партизаном,
   Всё, что начитался за ночь,
   Воплотить решил царь в жизнь.
  
   "Как могли? Кто снял уздечку,
   Выпустил гулять без пут?
   Чьё ружьё дало осечку?
   Это же умов утечка,
   За такое морду бьют!"
  
   След младенческих фрустраций
   В психике сидит царей.
   Опасения кастраций
   У законченного наци
   Разума порой сильней.
  
   Снять агрессию приватно,
   Запихнуть либидный бред
   В подсознание обратно -
   Не случилось психиатра,
   Каким был великий Фрейд.
  
   Впряг коней царь в колесницы,
   Всех рабов с собою взял,
   Чтоб догнать, вернуть в темницу
   Тех, кто вздумал за границу
   Увести свой капитал.
  
   "В лагеря, на пирамиды,
   Каторжан пополнить строй,
   Пусть помучаются гниды..." -
   Так в мозгах для геноцида
   Подходящий зрел настрой.
  
   Кого первого на вилы? -
   Предвкушает Фараон:
   Невзлин, Лебедев, Вербило?
   В общем, аж в глазах рябило
   От египетских имён.
  
   Царь шестьсот взял самых лучших
   Колесниц, как на парад,
   Всех начальников могучих
   И отправился всей кучей
   Гнать заблудшего назад.
  
   А не маловато будет?
   У евреев ведь шестьсот
   Тысяч под ружьём? Те люди
   Защитят свободу грудью,
   Раз задумали Исход.
  
   Царь со всей своею свитой
   Совершить решил разбой.
   Но не знали те бандиты,
   Что несчастные семиты
   Под высокой шли рукой.
  
   Их настигла Фараона
   Конница, оплот царя,
   В месте пред Ваал-Цефоном,
   Где о скалы бьются волны
   В середине сентября.
  
   Утомлённые походом
   Ссорились из мелочей -
   Как преодолеть невзгоды?
   И стояли непогоды
   Настроения мрачней.
  
   Фараон всё ближе, ближе.
   Очи возвели сыны,
   Понимая, что не выжить.
   У сынов заныли грыжи
   От предчувствия ханы.
  
   Египтяне землю роют,
   Продвигаются вперёд.
   Как последнего героя
   Не обманет пах, что ноет,
   Геморрой не подведёт.
  
   К Иегове возопили,
   Чем расстроили Отца,
   Слово Господа забыли -
   Как рабами они были,
   Так и будут до конца.
  
   Моисею говорили:
   "Нас в пустыню, как ослов,
   Ты привёл за сотни милей,
   Раз в Египте не убили,
   Здесь добьют, в конце концов.
  
   Разве нет гробов в Египте,
   Что привел нас умирать
   Ты в пустыню?" Извините,
   Дальше было на иврите,
   Впрочем, смысл легко понять,
  
   Что несчастные вопили:
   "Не к чему дразнить собак.
   Что тебе мы говорили?
   Египтяне ещё в силе..."
   Одним словом, сам дурак.
  
   "Вывел нас зачем из дому?
   Мы согласны на судьбу -
   В глину кал месить с соломой.
   Лучше в рабстве быть живому,
   Чем свободным, но в гробу".
  
   Моисей сказал: "Не бойтесь,
   Прекратите наезжать,
   Не садитесь на колёса,
   К небу вы не вознесётесь,
   Не остаетесь лежать,
  
   Ломкой мучаясь в пустыне.
   В миг единый Египтян,
   Кого видите вы ныне,
   След на дне морском простынет.
   Иегова, не шутя,
  
   На гонителей восстанет,
   Перебьёт по одному,
   Каждому на шею камень,
   В Чермном море-океане
   Всех утопит, как Му-Му.
  
   Вам не надо унижаться
   До судьбины палача,
   Копьями вооружаться.
   Будет Бог за вас сражаться,
   Вам же лучше помолчать".
  
   Врёт, короче, не краснеет,
   Точно - не в своём уме,
   Думают на Моисея...
   Вдруг из вод морских бассейна:
   "Что ты вопиёшь ко Мне? -
  
   Точно голос Посейдона
   Раздаётся средь сетей
   Из ближайшего затона -
   Быстро наводи понтоны
   И за дело, Моисей.
  
   Подними свой посох, руку
   На просторы вод простри.
   Ветер Мой тебе порукой,
   Море как большую щуку
   Рассеки по счёту три.
  
   Всем Израиля сыночкам
   Прикажи гнилой Сиваш
   Перейти. За мной, и точка.
   Кто замешкался - по почкам
   И в блокнот на карандаш.
  
   Всадникам и колесницам
   С Фараоном впереди
   Суждено хлебнуть водицы.
   Лошади, при них возницы
   Не амфибии, поди.
  
   Сколько ни стегайте плетью,
   Не полезет в воду конь.
   Царь влетит с разбега в сети
   И погибнет на рассвете
   Где болото, жижа, вонь.
  
   Я имперскую заразу
   Изведу и накажу,
   Заманю всех в сектор Газа
   И накрою медным тазом -
   Свою славу покажу.
  
   Фараона с сердцем жёстким
   От фрустраций, Камасутр
   (Что узнал ещё подростком
   Как Володя Маяковский)
   Я отдам под Высший Суд.
  
   Впредь уж не комбат-батяня
   Будет царь, а с ветки тля,
   Утонувшая в стакане...
   И узнают Египтяне,
   Иегова - это Я!"
  
   Ангел Божий, что по-свойски
   Впереди привык шагать,
   Делает маневр геройский -
   Возникает сзади войска
   Арьергарды прикрывать.
  
   Столп из облака пред ними
   Повторяет тот маневр -
   От земли до неба сини
   Меж двух войск посередине
   Встал, как милиционер
  
   Лечит палкой постоянно.
   Помогло, базар затих.
   Освещает столп поляну -
   Мрак кромешный Египтянам,
   Столб фонарный для других.
  
   Глаз коли для Фараона,
   А своим готов помочь
   Ангел наводить понтоны...
   Рядом шли их эскадроны
   И не сблизились всю ночь
  
   Египтяне и евреи,
   Гончие и беглецы...
   (А совсем в другое время,
   Кажется, при Птолемее
   Мирно жили их отцы.)
  
   Руку Моисей на море
   Тут простёр. Пошли ветра
   Двух фронтов, друг с другом споря,
   И накрыла акваторий
   Атмосферная дыра.
  
   Воды моря осушились,
   Расступились, аки шлюз...
   Когда в шлюз тот заходили,
   Вход семиты оплатили,
   Сколько дали - не берусь
  
   Здесь сказать, но дали славно.
   Египтяне ж той порой
   Клювом щёлкали раззявы,
   Всё хотели на халяву...
   Фараон их, ну тупой...
  
   Всадников всех, колесницы
   Царь загнал в Сиваш гнилой,
   С Посейдоном, как с девицей,
   Не сумел договориться,
   Поплатился головой.
  
   Торговались за две Кати,
   До прилива не сошлись...
   Море волны свои катит,
   В довершенье вод некстати
   Ураганы пронеслись.
  
   То, понятно, Иегова
   Дал ещё кому-то сверх,
   У него с природой сговор.
   Стан Египетский погромом
   В замешательство Он вверг.
  
   Тут ещё беде случится
   Привелось. Под гул и вой
   Кто-то там подсуетился,
   И разул все колесницы
   Неизвестный нам герой.
  
   Паника в Египта стане.
   Тянет собственность на дно.
   Кто ж бросать машину станет?
   Колесницы Египтяне
   За собой влекли с трудом.
  
   В эту утреннюю стражу
   Наказал Бог Египтян
   Так, что те сказали даже:
   "Бросим наши экипажи,
   Избежим Израильтян,
  
   Потому что Иегова
   Сам сражается за них.
   У него с природой сговор,
   Мы ж народ не образован,
   Фараон наш из тупых".
  
   Как бы так, не тут то было!
   Бесполезно голосить.
   На египетское быдло
   Вознесенную дубину
   Бог не мог не опустить.
  
   Голос свыше Моисею
   Шлюз открыть даёт указ.
   (Всех топи - спасай Рассею...
   Ксенофобию так сеют
   Неприметно среди нас).
  
   И бежали Египтяне,
   Обезумивши в беде,
   Как потом островитяне
   И туристы в Таиланде
   Гибли по большой воде.
  
   Разделяю с ними горе.
   Зря мне пальчиком грозит
   Иегова. Я ж не спорю.
   Для таких как я, Он в море
   Пол-Египта погрузил.
  
   Отдавать приказ преступный -
   Недомыслие и блажь.
   Выносило море трупы
   Всех наказанных за глупость
   Вброд форсировать Сиваш.
  
   Так избавил Иегова
   В день тот памятный сынов
   Израиля от погони
   И рукой своей суровой
   Защитил от всех врагов
  
   Свой народ, пока послушный.
   Чья вела сынов звезда?
   Как дошли они до суши
   С мыслями, камо грядуши -
   Мы узнает от Христа.
  
   Воды были им стеною,
   А закончили маршрут -
   Небо светит голубое,
   Мёртвые в волнах прибоя
   Перед ними предстают.
  
   Ужасом народ был скован.
   Вверил он судьбу свою
   Моисею к жизни новой,
   Убоялся Иеговы...
   Я и сам его боюсь
  
   За его с природой сговор.
   В середине сентября
   О всесильном и суровом
   Пел народ о Иегове,
   Подчинившего моря.
  
   ГЛАВА 15
  
   И взяла Мариам пророчица,
   Аарона сестра, тимпан,
   Иеговы Его Высочеству
   Гимн воспела, всех по стопам
  
   Призвала за собою следовать,
   Иегове ту песню петь -
   В соответствии с тем, что сделал он,
   И что сделает ещё впредь.
  
   Вслед за ней населенье женское
   Ликовало и всей толпой
   Пело песнь про дела еврейские
   И какой Фараон тупой.
  
   ***
  
   "Пою Иегове, Он так высоко превознёсся,
   С конями всех всадников Он в вод пучину поверг.
   В Египет народ наш уже никогда не вернётся.
   В жестокой борьбе одержал Он над прочими верх.
  
   Пою свою песнь Иегове, ведь Он мой Спаситель,
   Отцов моих Бог, вековой ствол в кедровом лесу.
   Кто выше Его? - Побеждённых об этом спросите.
   Что имя ему? Иегова все произнесут.
  
   Нахмурил лишь бровь Он, и войско врага смыло в море.
   Царёвы начальники все, что за нами пришли,
   В глубинах теперь кто главнее с медузами спорят,
   В доспехах они как тевтоны под воду ушли.
  
   Десница Твоя, Иегова, прославилась силой,
   Твоим превосходством она поразила врага.
   Восставших на нас подцепил Иегова на вилы,
   Величьем Своим низложил и пожёг, как стога.
  
   Свой выдохнул гнев Он, и тут же восхолмились воды,
   Всей солью морскою над миром нависли горой.
   Пучины тех вод огустели пустою породой,
   Где всех схоронил Иегова, маркшейдер-герой.
  
   Бахвалился враг: погонюсь и настигну добычу,
   Свой меч обнажу, положу я народу конец.
   Ты ж духом дыхнул, свою крепкую шею набычил,
   И в воду враги погрузились как медь и свинец.
  
   Так кто, Иегова, Ты между земными богами?
   Чем свят и велик Ты и чем досточтимо хвалим?
   Творец ли чудес, как иной Копперфильд между нами,
   Иль цели своей достигаешь Ты чем-то иным?
  
   Простёр Ты десницу Твою и всё сделал отменно
   И руки умыл, смыв в пучину людей и коней.
   Ведёшь Ты народ Свой к любви и от бед к избавленью
   Силком провождаешь в жилище святыни Твоей.
  
   Народы трепещут: С Эдома и до Палестины
   Всех ужас объял. У князей Моавитских, вождей
   Сплошь тахикардия, кровь в венах от трепета стынет.
   Жильцы Ханаана не знали унынья сильней.
  
   От мышцы величья Твоей все застыли как камень,
   Идёт им навстречу Тобою спасённый народ
   Селиться на землю наследия, на Иордане.
   Шолом там Алейхем Его богоизбранных ждёт.
  
   Всё создали руки Твои, наш Господь Иегова.
   Да будешь Ты царствовать ныне и присно, вовек,
   Царя ты низверг ради нас, Фараона тупого,
   Войска разгромил Ты его как последних калек".
  
   ***
  
   Вот такую воспели песенку
   Все евреи, простите, Гимн
   Иегове и с Ним по лесенке
   В мир сошли кулаком тугим.
  
   Прочь от моря ушли с отарами,
   Где всплывали то конь, то жмур,
   Зону бросили санитарную
   И вступили в пустыню Сур.
  
   Продвигались три дня пустынею
   И нигде не нашли воды,
   Только с горечью им с полынною
   Попадались в песках пруды.
  
   Нарекли это место Меррою
   (Горечь, если переводить),
   Недовольство пошло чрезмерное,
   Все кричали: что будем пить?
  
   (Лишь в краю, где журчит невежество
   Посильней, чем иной ручей,
   Из всех вод родниковой свежести
   Выбирают, что погорчей.
  
   По дороге, что нам завещана,
   Мы в пустыне своей бредём
   И как дети порой доверчивы,
   Что предложат нам, то и пьём.)
  
   Моисей нам не удивляется,
   А евреев как выводил,
   Видя, что их народ спивается,
   К Иегове он возопил.
  
   Деревцо Бог нашёл тщедушное,
   Бросил в воду, оно всплыло,
   Лёгких фракций спирта сивушные
   На себя то бревно взяло.
  
   (Водка горькая стала сладкою,
   Укусила зато рублём.
   Потому без утайки гадкую
   Мы дешёвую водку пьём.
  
   А не мучаться чтоб похмельем им,
   Знают люди иной приём:
   Рубль на градус держи приемлемым,
   Самогон очищай углём.)
  
   Так Господь свой народ испытывал,
   Дал народу устав, закон
   И сказал: "Хочешь быть не битым ты -
   С Иеговою будь знаком.
  
   Внимай заповедям, сын, смолоду,
   В синагогу ходи, пострел -
   Эпидемий избегнешь с морами.
   Я в болезнях поднаторел,
  
   На Египет - навёл, вас - вылечил.
   Ибо Я, Иегова - врач.
   Мне молитвы клади по Гринвичу.
   Я целитель, а не палач".
  
   И пришли все в Елим к источникам...
   Их двенадцать всего нашлось,
   Если верить первоисточнику.
   Что-то с цифрами не сошлось...
  
   Пальм числом было только семьдесят.
   Зрелых фиников с них собрав,
   Накормить, да и то с претензией,
   Можно было лишь комсостав.
  
   А другие - ходи голодными?
   Всех евреев - милльона два,
   Если брать их с детьми и жёнами...
   Не прокормят одни слова.
  
   ГЛАВА 16
  
   Сам, будучи полукровкой,
   Душой за Исход скорбя,
   Из древних времён циновку
   Примерил я на себя.
  
   Проблемы почти что те же,
   Отличные лишь чуть-чуть -
   Харизмы, скоты, невежи
   И вера в наш светлый путь.
  
   А путь если слишком скользким
   Окажется - как нам жить?
   Почём продавать берёзки?
   Молебен кому служить -
  
   Китайцам или японцам,
   Пришедшим к нам на постой?
   Под чьим согреваться солнцем,
   Желудок когда пустой?
  
   Свои и чужие боли
   Используя как предлог,
   Смешать я себе позволил
   Высокий и низкий слог.
  
   Отправившись из Египта,
   Дойдя до пустыни Син,
   Водицы горчащей выпив,
   Взроптал Израиля сын:
  
   "Пятнадцатый день гуляем
   На месяц второй в пути...
   Елимом меж и Синаем
   В пустыню нас завести
  
   Сумел наш идейный пастырь,
   В харизме погрязший вождь.
   При смене эпох, формаций
   Такой поводырь хорош.
  
   Принудил нас всем семейством
   Покинуть свои места...
   Повыдергать ему пейсы,
   Попереломать перста.
  
   Заставивших нищих силой
   В эпоху жить перемен -
   Сажать бы таких на вилы,
   Где первым - наш Президент.
  
   На вилы - не в смысле дачи,
   А в смысле, где геморрой.
   Тюрьма по такому плачет,
   Со всею его "семьёй".
  
   Когда б в Беловежской пуще
   Не рушили мы основ,
   Хлебали б лаптём мы гущу
   Из наших мясных котлов,
  
   Хлеб досыта мы бы ели,
   Рубили свой антрацит.
   В Египте мы преуспели
   Приходовать дефицит.
  
   Стояли на полках голых
   Набитые чучела,
   Но был холодильник полный
   И водка у нас была.
  
   В усладу своей гордыне
   Ворюги и бухари
   Всех нас привели в пустыню,
   Чтоб голодом уморить".
  
   От бунта спасать Рассею
   Господь Иегова наш
   В Давос вызвал Моисея,
   Где дать обещался транш:
  
   "Голодный люд непослушен,
   Бузит и грозит порой,
   Пошлю про его Я душу
   Свободы глоток хмельной.
  
   Когда ж от чумной свободы
   Остынет народец наш,
   Как в карцер, на хлеб и воду
   Его посажу на транш.
  
   Дождём ниспошлю Я хлеба
   С небес и пусть Мой народ
   Огульную непотребу
   Про избранных не несёт.
  
   Пусть зайчиком на поляне
   Найдёт себе, что поесть,
   И Господа прославляет
   Молитвою "Даждь нам днесь".
  
   Усвоит народ понятья:
   Умеренность и запрет.
   Но будет ли поступать он,
   Как скажут ему, иль нет?
  
   Нашлю сверху испытаний
   Узнать, доверять кому,
   И с первых Моих заданий
   Я всё про народ пойму.
  
   Закон Мой пусть выполняет,
   Умерит строптивый спесь -
   Не более собирает,
   Чем за день сумеет съесть.
  
   В день шестый он не в накладе
   Чем в прочий иной денёк -
   Удвою субботы ради
   Армейский его паёк,
  
   И будет народу вдвое
   Питания и питья,
   Суббота - оно святое".
   (Здесь с Богом согласен я.
  
   В субботу в футбол играю,
   Ругаюсь, иных сильней.
   Короче, я отдыхаю
   Как истинный иудей.
  
   На мир сквозь экран взираю,
   За курсом слежу валют,
   Послушно словам внимаю
   И Господа не гневлю.
  
   Раздора в семье не сею,
   И этим уже я свят.
   Заменит мне Моисея
   Политиков целый ряд.
  
   От вечной борьбы уставший
   Хмельницкого и Мазеп
   Премьер наш, ещё вчерашний
   Российский жевавший хлеб,
  
   С балкона посольства зырит
   На жовто-блокидный люд.
   Понятливый Черномырдин,
   Двусмысленный как верблюд,
  
   Такой же косноязычный
   Как всё остальное СМИ,
   Мне жестами неприлично
   Попробует объяснить,
  
   Как в НАТО народ за сало
   Власть думает заманить,
   В тупик завезти с вокзала
   И веру его сменить.
  
   С грамматики перекоса
   Смещается мыслей наст,
   Лавиной летит с откоса,
   С собой увлекает нас.
  
   Когда излагаешь плохо,
   Запутавшись в падежах -
   Различие не в эпохах,
   А в том, что у нас в мозгах.)
  
   Нести людям ахинею
   Привычно вождям всегда.
   С риторикой Моисея
   Другая была беда -
  
   То слово мудрёно вставит,
   То спутает времена,
   Грамматику уважает,
   Но пользует не сполна.
  
   Сказал Моисей народу:
   "Под вечер до вас дойдёт,
   Что Бог нас провёл сквозь воды,
   С Египта увёл народ.
  
   Увидите утром славу
   Господню, про ваш живот
   С пустыни Бог сдёрнет саван,
   Всё мёртвое оживёт.
  
   Под вечер даст мяса в пищу,
   А утром вам есть лаваш,
   За лишнее Бог с вас взыщет,
   Всё видит Провидец наш.
  
   Кощунственным вашим словом
   Всевышний наш огорчён.
   Ваш ропот - на Иегову,
   Мы ж с братом здесь ни при чём.
  
   Что мы с Аароном значим,
   Коль ропщете вы на нас?
   Послания в Стене плача
   Бог перечитал не раз.
  
   Творцу без доносов ясно
   Про наше житьё-бытьё.
   Как вы, не едим мы мяса,
   Ни ваше и ни своё.
  
   Скажи Аарон красивей,
   Ведь ты говорить мастак,
   Уйми наш народ спесивый,
   Яви Иеговы знак".
  
   Господь тот услышал ропот,
   Явился себя явить,
   В сознании брешь заштопать,
   Едою её забить.
  
   Когда не единым хлебом
   Жив наш человек-герой,
   Заботятся там на небе,
   О пище его порой.
  
   В пустыне на горизонте
   Столп облачный, в нём Господь
   С приветствием - "Как живёте?
   Да вы бы поели хоть.
  
   Без мяса в пустыне туго... "
   Под вечер не тьма легла -
   Из смерча на всю округу
   Упали перепела.
  
   Обжаренные их тушки
   Покрыли собой весь стан -
   Извольте семиты кушать...
   А утром, когда роса
  
   На траву легла беспечно,
   С народом случился шок -
   С небес опустилось нечто,
   Как будто встряхнул мешок,
  
   Мукой всех посыпал мельник,
   Пеки свои кренделя...
   Такого сыны не ели,
   Что выпало на поля.
  
   Увидев сие, взроптали
   Израилевы сыны.
   Что это - они не знали,
   И были поражены
  
   Явлением атмосферным,
   Не виданным до сих пор,
   Когда из небесной сферы
   Мукой завалило двор.
  
   (Но в самый разгар той смуты,
   Когда всех накрыл мешок,
   Мне вспомнился почему-то
   Из детства один стишок:
  
   ***
  
   Сидели два медведя
   На тоненьком суку.
   Один читал газету,
   Другой месил муку.
  
   Раз ку-ку, два ку-ку -
   Оба шлёпнулись в муку...
  
   ***
  
   Поменьше медведь - Медведев
   Другого словам внимал.
   Ведь он в президенты метил,
   Другой в них уже бывал.
  
   Кому и какое дело
   Что сук оказался слаб?
   Ведь оба в итоге в белом
   От носа до задних лап.)
  
   Пургой тогда до сандалий
   Крупы намело во мгле.
   Народу вожди сказали:
   "Попробуйте, это хлеб,
  
   Что дал Иегова в пищу
   Всем тем, кто ему служил.
   Для всех богачей и нищих
   Инструкцию приложил:
  
   Муки собирать вам столько,
   Хватило чтоб на замес,
   Пресыщенному - на дольку,
   Голодному - сколько съест.
  
   Досталось чтоб по гомору
   На каждого кто в шатре,
   Вам можно превысить норму
   Не более чем на треть".
  
   (Для наших, кто ни бельмеса,
   Скажу про гомор пример,
   То помесь объёма с весом
   В библейской системе мер.
  
   Не часть, уточняю, тела,
   Чтоб врезать по ней рукой
   Играясь или за дело -
   То просто сосуд такой.)
  
   Собрали в тот день не мало,
   А столько, чтоб вдоволь съесть
   В условиях аномальных...
   Воистину "Даждь нам днесь".
  
   И не было недостатка,
   Ни лишнего перебор...
   (Такая, дружок, повадка
   Отмечена у гомор.
  
   Шагреневой точно кожей
   Меняет гомор края...
   Гоморра - она, похоже,
   Для каждого, но своя.
  
   Сближает похожесть звуков
   Понятия слов порой,
   Соседством не режут слуха
   Гоморра и геморрой.
  
   Но гомор с Гоморрой вместе
   Не связка сельдь-сельдерей.
   И не было у еврейства
   Глубоких таких корней.
  
   Гоморры давно уж нету,
   Господь её стёр с земли,
   Как из дневника отметку,
   Чтоб предки не замели
  
   За то, что урок не учит
   Убрал ученик скорей,
   Но слово гомор созвучьем
   Иным, что хохлу еврей.
  
   Сказал Моисей: "Доселе
   Обрящие задарма
   Чтоб ближе к утру всё съели,
   Не прятали в закрома.
  
   Оставить остатки хлеба,
   Вас Господи упаси.
   Что Бог посылает с неба
   На завтра не запасти.
  
   Нахапать и спрятать быстро
   В оффшоры, в чулок к себе -
   Инстинкт тот пришёл от крысы
   К вам, братья, но не с небес".
  
   Но кто Моисея слушал,
   Разумных его речей? -
   Лишь тот, кто имеет уши...
   Все прочие - без ушей.
  
   Не уши у них - отростки,
   Но людям без них никак:
   Лапшу на них можно сбросить
   И выплеснуть слов дуршлаг,
  
   С них пыль протирать бархоткой,
   (И знает про то братва -
   В тюрьме за бутылку водки
   Совсем могут оторвать.)
  
   Не слышать, а жить по слухам...
   И если на то пошло,
   Встречал я тугих на ухо,
   Не верящих ни во что.
  
   Был зол Моисей донельзя -
   Что выдался за народ?
   Ну, как ему не облезет
   Всё делать наоборот!
  
   Что за ночь навыпадало
   Лежало толчённым льдом,
   Пресытиться - доставало,
   Хранилось зато с трудом.
  
   Едва наступало утро
   И день начинал свой бег,
   Под солнцем в одну минуту
   Всё таяло точно снег,
  
   Червивело и смердело.
   Что с вечера было хлеб
   Скотина есть не хотела,
   С язычества обнаглев...
  
   Пока Моисей сердитый -
   Жди лучше, как схлынет гнев...
   (Нет, чтобы купить семиту
   Подержанный "Розен Лев".)
  
   В день шестый собрали вдвое,
   Гомора по два хлебов,
   На каждого с головою.
   К субботе был стол готов.
  
   Всё выполнили точно,
   Трудились не за рубли,
   О чём Моисею срочно
   Начальники донесли.
  
   "Ведь завтра покой, суббота,
   Она дней иных главней,
   Грешно в этот день работать -
   Поведал всем Моисей -
  
   Что надо варить - варите,
   Пеките, что печь пора,
   Всё лишнее отложите
   До завтрашнего утра".
  
   Всё сделали они строго,
   Как им Моисей велел.
   Их завтрак во славу Бога,
   Представьте, не воссмердел
  
   И не завелись в нём черви,
   Как в прошлый случилось раз,
   Когда задарма евреи
   Тащили всё про запас.
  
   "Суббота - для Иеговы,
   Все помыслы лишь о нём.
   Шесть дней вам грузить вагоны,
   Седьмым наслаждаться днём.
  
   Поля в этот день пустые,
   Как вечности чёрный глаз...
   Словами сказать простыми -
   Всесущему не до вас.
  
   Составы не посылает
   Вам манну валить с небес,
   От дел Господь отдыхает,
   В субботу Он не Собес".
  
   Но были не без урода,
   Названье одно им - тля.
   В субботу, врагам в угоду,
   За хлебом пошли в поля
  
   Отдельные отщепенцы,
   Что алчностью лишь живут,
   И тем Иеговы сердце
   На части засранцы рвут.
  
   Сидели бы дома лучше,
   Не хлеб им, а кукиш в нос...
   За них Моисея Сущий
   Отчитывал в полный рост:
  
   "Да сколько же вам, убогим,
   Словам моим не внимать,
   Моих предписаний строгих
   Не слушать, не выполнять?
  
   Закона б вам убояться,
   Да заповеди блюсти,
   А не по полям слоняться,
   Что плохо лежит грести.
  
   А чтоб вам жить не воруя
   У пропасти на краю?
   Вам день выходной даруя,
   Всех в праздности прокормлю.
  
   Шесть дней вам делить в заботах,
   Что Бог вам пошлёт на всех,
   На день же седьмой в субботу
   Работать великий грех.
  
   Для вас же, мои родные,
   Работать - считай, украсть.
   Ворующим в выходные
   Явлю Иеговы власть.
  
   Всем тем, кто в субботу доски
   Крадёт как в иные дни -
   Примером им Ходорковский
   И Лебедев иже с ним.
  
   Так к скважине присосались,
   Что не оторвут губы,
   Качали и докачались,
   Сидят теперь без трубы.
  
   Отбиться и заплутаться -
   Соблазны со всех сторон.
   Шесть дней по полям скитаться,
   В субботу - кнутом в загон.
  
   А как, если не жестоко
   Прикажете вас стеречь
   И с мыслями о высоком
   От низкого уберечь?"
  
   Народ в день седьмой притихший
   Покоился и дремал,
   Хлеб давнишний не прокисший
   Без мыслей срамных жевал.
  
   Тот хлеб, со слов Моисея,
   Сын манною назовёт,
   Семян кишнеца белее,
   По вкусу - с лепёшкой мёд,
  
   Оценит её голодный,
   Спасёт она от беды...
   "Гомор белой манной полной
   Храните во все роды" -
  
   Сказал Моисей народу,
   Торжественно как всегда,
   Имея в виду - не роды,
   Конечно же, а рода.
  
   "Такое вот повеленье
   Вам всем Иегова дал,
   Чтоб прочие поколенья
   Все знали, чем Он питал
  
   Народ наш сверхплодовитый
   И сколько скормил гомор,
   Пока со времён Египта
   Бог пестовал наш гормон".
  
   В музее еврейской чести
   С тех самых древнейших пор,
   Как кубок почётный Челси,
   На полке стоит гомор,
  
   Наполненный манной, цветом -
   Семян кишнеца белей,
   С лепешкою мёд при этом
   По вкусу, ещё вкусней.
  
   Глаз радует Иеговы
   Сосуд полнотой своей.
   Так радует нас подкова,
   Висящая у дверей.
  
   Лет сорок, пока скитались
   Израилевы сыны
   Лишь манной одной питались
   (Про мясо лишь снились сны)
  
   Доколе до Ханаана,
   К пределам земли святой
   Они не пришли нежданно
   Совсем как к себе домой.
  
   За день по гомору с неба
   Съедали они давясь.
   Сыпучая мера хлеба,
   Десятая ефы часть
  
   Гомор тот, а может, гомор,
   Объёмом в два черпака,
   Созвучием в чём-то Homo,
   Без сапиенса пока.
  
   Да, было им, чем питаться,
   Крутая была маца.
   Гомор ведь, считая в яйцах,
   Числом - сорок три яйца.
  
   Иначе - четыре литра
   Семит каждый Божий день
   Обязан был съесть и выпить...
   Проверьте, кому не лень.
  
   ГЛАВА 17
  
   Повелел Иегова обществу
   Продолжать из пустыни путь.
   Пить сильнее, чем выпить хочется,
   Станом встали передохнуть
  
   В Рефидиме. Людьми забытое
   Было место то много лет,
   Все колодцы песком засыпаны,
   Акведука в помине нет.
  
   Может, зная маршрут заранее,
   Обезводил его злодей?...
   Во всех бедах, злосчастьях крайним вновь
   Объявляется Моисей.
  
   Неразумнейшими хазарами
   Возроптал на него народ -
   Не построил войскам казармы он,
   Не провёл к ним водопровод.
  
   Укоряли его несчастные,
   Умоляли воды чуток
   Нацедить из колонок в чаши им,
   Чтоб хватило хоть на глоток.
  
   (Горбачёв через земли польские
   Вывел с запада группу войск.
   Без особого удовольствия
   Люди ехали за Подольск.
  
   С мест насиженных бедуинами,
   Точно мальчиков для битья,
   Всем кочевьем их передвинули
   За барханы, где нет питья.)
  
   Им обоим тогда припомнили,
   До Исхода как было жить:
   "Зачем вывел ты нас из Потсдама,
   В Рефидиме чтоб уморить?
  
   Жаждой нас и детишек мучаешь,
   Без воды полегли стада.
   Без скотины мы не попутчики..."
   Вот такая пришла беда.
  
   "Иегову вы искушаете
   Нетерпением - Их стыдил
   Моисей - Разве вы не знаете,
   Кто с Египта вас выводил?
  
   В жатве мирной, в труде неистовом
   Бог наш Сущий придаст вам сил..."
   Но как понял, что дело кислое,
   К Иегове он возопил:
  
   "Всемогущий, ты свят неведеньем
   До чего наш народ упёрт,
   Не достану воды к обедне я -
   Он камнями меня побьёт".
  
   Слыша крик этой птицы раненой,
   Иегова свой знак даёт -
   Со старейшинами Израиля
   Моисею идти в народ:
  
   "Чтоб узрели сыны воочию,
   Кто их истинный Господин,
   Посох, под чудеса заточенный,
   Возьми в руку ты и пойди.
  
   На скале пред тобой в Хориве Я
   Столпом облачным до небес,
   Вознесусь огневою гривою
   В фонарях и в подсветке весь,
  
   Чтобы лётчик в Меня не врезался
   Из какой-нибудь группы войск,
   Их везде как собак нерезаных...
   Обеспечу водой Подольск,
  
   Встану башней водонапорною,
   Обозначу свои огни.
   Ты ж сантехником верноподданным
   Вентиль посохом проверни.
  
   Засади посильнее палкою
   По скале, дескать, господа,
   Даже палки для вас не жалко мне.
   И пойдёт из скалы вода.
  
   Припадёт к ней устами страждущий
   Исстрадавшийся наш народ.
   Воздадим мы по вере каждому..."
   Кто не верит, пусть тоже пьёт.
  
   Завалившие испытания,
   Заступившие за предел
   Пригодятся для наказания
   И для прочих хороших дел.
  
   Кто не верует в воскресение
   И корнями к земле прирос
   За отчизну с особым рвением
   Будет драться как верный пёс,
  
   Свой чертог охранять от ворога,
   Что ворвётся в его предел...
   (У Толстого, я помню, Дорохов
   Верить в Господа не хотел.
  
   Хулигана могу Климашкина
   Здесь припомнить, хоть с ним не пил.
   Отморозком он слыл безбашенным,
   Но зато как фашистов бил.
  
   Как в молитвах он не сутулился,
   Так не гнулся перед врагом.
   Его именем даже улица
   Назовётся в Москве потом.)
  
   Моисей, не вступая в прения,
   Сделал всё, что Господь сказал,
   "Искушение с укорением"
   Это место потом назвал,
  
   Потому что сыны и ранее
   Искушали Его не раз:
   "Если с нами наш Бог Израиля,
   Что ж не думает он о нас?"
  
   (Я ж с дурною своей генетикой
   По иному б решил вопрос -
   Днём сантехника с энергетиком
   Этот день в календарь занёс.
  
   Собирался б с друзьями в бойлерной,
   При ключах разводных торчал,
   Башни наши водонапорные
   Точно идолов почитал.
  
   Летунов наших верноподданных
   Я б из Западной группы войск
   Перевёл бы не в степь безводную,
   А в залитый огнём Подольск.)
  
   И пришёл Амалик, проведал, знать -
   Воду подали в Рефидим.
   Заявился порой обеденной,
   Налетел как смерч не один.
  
   Бедуины с ним шли бомжастые,
   Что не мылись в пустыне с год,
   Шли иные скоты мордастые,
   Был воинственен это сброд.
  
   На собрание не сакральное
   Шли по щиколотки в пыли.
   Воевал Амалик с Израилем,
   Видно было им, что делить.
  
   Может, шёл выбивать факторингом
   Амалик - был с Египта долг
   За Израилем. Когда скоренько
   Уходил, сын нашёл предлог
  
   Обобрать всех тупых доверчивых,
   Взял кредиты и не отдал.
   Только счастье, братан, изменчиво,
   С ним конкретно сынок попал.
  
   Век лихой не продлишь халявою,
   А приходят тебя вязать,
   Остается одно кудрявому -
   На Всевышнего уповать.
  
   Иисуса призвал начальника
   Моисей, говорит: "Крепись,
   Набери тех, что поотчаянней,
   С Амаликом поди, сразись.
  
   Чай, герои, а-ля Климашкины
   У народа в резерве есть,
   Что не прячутся за бумажками,
   Защищают отчизны честь.
  
   С вами буду здесь недалече я -
   На вершине среди камней
   Наблюдать за кровавой сечею,
   Посох будет в руке моей.
  
   Сверхъестественной его силою
   Мы решим сей вопрос в степи.
   С топорами ступайте, с вилами...
   Иисус так и поступил.
  
   Наказать зло имел он рвение
   И буквально пошёл вразнос...
   Что-то там о непротивлении
   Скажет после другой - Христос.
  
   Дрался люд за свои отчаянно,
   На штакетник пошёл забор.
   На холме встали три начальника -
   Моисей, Аарон и Ор.
  
   Моисей когда руку с палкою
   Поднимал - шёл победный крик,
   Но едва лишь десница падала,
   Верх одерживал Амалик.
  
   Моисей силой сам недюжинной
   Соплеменников поражал.
   Так надсмотрщика отутюжил он,
   Что с Египта потом бежал.
  
   Ну, убил подлеца нечаянно,
   И повисла над ним статья.
   За решительность и отчаянность
   Уважали его братья.
  
   За народ свой, в погибель согбенный,
   Церемониться он не стал,
   Отходил подлеца оглоблею,
   А вот с посохом подустал.
  
   Эти символы власти взбалмошной
   Для чудес весьма хороши,
   Если в лоб закатать - куда ни шло,
   А весь день - поди, помаши.
  
   Руки мощные Моисеевы
   В этот раз налились свинцом.
   Сдвинул камень тогда и сел на нём.
   Аарон же и Ор при нём
  
   Руки подняли его с посохом,
   Опуститься не дали вниз.
   Воссидел Моисей не охая,
   А евреи внизу дрались.
  
   До Ядрила аж захождения
   Не случилось рукам упасть,
   И семиты без снисхождения
   Амалика лупили всласть.
  
   На подпорках в театре кукольном
   Только руки взметнулись ввысь,
   Под напором еврейской удали
   Прочь захватчики подались.
  
   Низложил Иисус Амалика.
   Так повергнут был Амалик.
   (Я ж в раздумьях - кто ненормальный тот,
   Кем он был, что как смерч возник?)
  
   Иегова жрецам на Саммите
   Приказал отразить сей факт,
   На скрижалях набить для памяти
   Моисею дал тайный знак:
  
   "Амалика из поднебесной Я
   Даже память сотру в веках.
   Иисусу внуши любезному
   Быть скромней при его делах.
  
   Вашим главным военачальником
   Пусть он нос во власть не суёт,
   Полномочия чрезвычайные
   Бог за доблесть не выдаёт.
  
   Наградишь за дела отменные,
   Только выдашь отличья знак,
   А уж к власти пришли военные,
   Даже сам не заметишь как".
  
   Моисей воздвигает жертвенник,
   "Иегова Нисси" даёт
   Ему имя не без патетики -
   "Иегова - знамя моё!".
  
   Пояснил он всем: "Ибо знамя то
   Иеговы в руке моей
   Было посохом осязаемым,
   Что иного меча сильней.
  
   Иеговы же на Амалика
   Брань продлится из рода в род".
   Уж какою нуждой не маленькой
   Насолил ему тот урод,
  
   Что ругать его было велено?
   Был он низок или велик,
   Из какого кочевья, племени
   Тот Амалик, бишь Амалик?
  
   За какие долги и каверзы
   Бог козла отрядил в овин?
   Но в победе над ним прославился
   Иисус (не Христос) - Навин.
  
   ГЛАВА 18
  
   Иофор, священник Мадиамский,
   Моисея тесть, ни дать, ни взять,
   Про налёт услышал хулиганский
   И какой геройский его зять,
  
   Как с Египта лихо прочь подался,
   Отлетел, как тополиный пух,
   И с врагами славно разобрался
   Чудо-посохом. Герой-пастух
  
   Иеговы точно замечанья
   Выполнял, доверьем обличён.
   А семиты, чьи чубы трещали,
   Оказались вроде ни при чём,
  
   Колотились, как паны велели,
   Отразили вражеский налёт.
   А болячки, ссадины на теле -
   Ничего, до свадьбы заживёт.
  
   Иофор, священник Мадиамский,
   Про дела зятька не знать не мог,
   И совсем тому не удивлялся,
   Что для Моисея сделал Бог.
  
   Думал тесть об избранном народе,
   От соблазнов как сынов спасти.
   Оказаться на чумной свободе -
   Не толпой границу перейти,
  
   Соблазнить купеческую дочку.
   И совсем не требует ума,
   Как сказал поэт, дойти до точки,
   С топором ворваться в терема.
  
   Про опасность, что таит свобода,
   Понимал священник Иофор,
   Отправляясь к Божьему народу
   С добрым словом отобрать топор.
  
   Моисееву жену Циппору,
   Что к отцу прислали погостить,
   Тесть берёт с собой для разговора,
   Перспективы с зятем обсудить.
  
   Дети, Моисею не чужие,
   Тоже едут папку лицезреть,
   Одному Гирсам из коих имя,
   А другой сынок Элиезер.
  
   Именем, подсказанным Всевышним,
   Каждый был ребёнок наречён -
   "На чужбине Моисей лишь пришлец",
   "Бегством от царя спасался он".
  
   Всё, чему у них случилось статься,
   Обобщали лихо мудрецы,
   Как китайцы будущих формаций
   В иероглиф прятали концы.
  
   Исторический и теософский
   Смысл в себе носили имена.
   (Питерский, Баклан иль Македонский -
   Их по кличкам знала вся страна.)
  
   Иофор вступил в пустыню маршем,
   Внуков прихватил с собой, дары,
   Шёл туда, где зять, пастух вчерашний,
   Стал пророком у святой горы.
  
   Знать заранее дал Моисею -
   Мол, иду к тебе, любезный зять.
   Здесь жена твоя, два сына с нею,
   Уж не обессудь родню принять.
  
   Вышел Моисей навстречу тестю,
   Поклонился и облобызал.
   Обменялись парочкой приветствий
   И пошли в шатёр тереть базар.
  
   Зять про всё, что сделал Иегова
   С Фараоном, тестю рассказал.
   Иофор, до крайности взволнован,
   Многое про мир тогда узнал.
  
   Одному-то выехать не просто,
   Всей толпой - труднее в сотни раз.
   Эмиграционные вопросы
   Даже Моисея вводят в транс.
  
   На ОВИРы не найти управы,
   Где иной чиновник - сущий мент,
   Проще ночью обходить заставы,
   Чем законный справить документ.
  
   Пограничник паспорт рвёт на части,
   За шлагбаум не пройти без мзды,
   И когда б не Господа участье,
   Был бы вечный жид невыездным.
  
   Иофор от всех благодеяний,
   Что Господь Израилю явил,
   Молча не застыл как изваянье,
   А что думал, то и говорил:
  
   "Век благословенен Иегова,
   Фараона он сломил шутя,
   С нашего народа снял оковы,
   Вывел из-под власти Египтян.
  
   Нынче я узнал, что имя значит
   Иеговы, суть Его постиг.
   Ибо Иегова велик паче
   Всех богов в заносчивости их".
  
   (Авраама Бог из самых сильных.
   Мне же слабым хочется помочь.
   Чтоб назвать великого Единым,
   Невеликих надо выгнать прочь
  
   Из языческого пантеона.
   Как решить проблему наперёд,
   Дабы не обидеть миллионы?
   Свой осмелюсь предложить подход:
  
   В Суннах умолчать, а на санскрите
   Всех богов, встречающихся впредь,
   Имена уменьшить до петита,
   А потом и вовсе их стереть.)
  
   Что за жертвы всесожженья Богу
   Иофор принёс - не мне судить.
   С этим делом у семитов строго,
   Вечно нужно в жертву приносить
  
   Интересы, молодость, карьеру,
   Стронешься примеры приводить.
   Радует, что всё - во имя веры.
   Впрочем, повторюсь, не мне судить.
  
   Аарон пришёл, явилось много
   С ним старейшин, всех не перечесть.
   С тестем Моисеевым пред Богом
   Сели хлеба съесть, псалом прочесть.
  
   На другой день, точно на работу,
   Вышел Моисей судить народ,
   Проявить гражданскую заботу
   О народе. Дел невпроворот.
  
   В кресле разбирался без присяжных
   Моисей, пристрастий не тая,
   А народ стоял без стульев даже,
   Целый день до вечера стоял.
  
   Тот украл, другого обманули,
   От иных тошнило образин,
   Сесть хотелось, а простые стулья
   В зал суда ещё не завезли.
  
   Правда не в ногах, а где-то выше
   (Если вообще такая есть).
   Только Моисей за двери вышел -
   Тесть к нему с вопросом: "Ваша честь,
  
   Делать что изволите с народом?
   Больше надо думать об людях.
   Сам сидишь, судейская порода,
   А народ томишь в очередях.
  
   Чтоб служителем Фемиды зваться
   Мало должностей, чинов, наград.
   Ты ж ведёшь себя с гражданской паствой
   Хуже чем советский бюрократ".
  
   Отвечал зять тестю: "Не из денег
   Отношусь к народу не шутя,
   Он по возрасту совсем младенек,
   В мерках исторических - дитя.
  
   Пьянство, мордобой - болезни роста.
   Я ж болячки пестую, любя.
   Как народу моему не просто,
   Он и сам всё знает про себя.
  
   Вопрошать ко мне приходит Бога,
   Хорошо что, плохо - всё поймёт:
   Красть грешно, Господь накажет строго -
   Сам тайком баретку украдёт.
  
   Тяготы ко мне несут на блюде
   Сотни в день, и это не предел.
   Чем к счастливой жизни ближе люди,
   Тем сложнее суть гражданских дел.
  
   Скажем, выкуплен участок вроде,
   А соседи не дают добро
   Хоронить отца на огороде -
   Кто тогда заказывает гроб?
  
   Или - для бомжей спиртное с ядом
   В сейфе не хранил зимою жмот,
   А весной нашли пять трупов кряду -
   То убийство или недосмотр?
  
   Я ж сижу, не дурака валяю,
   Суд вершу, искореняю грех.
   Божие законы объявляю,
   Дух и Букву довожу до всех.
  
   Да, не все сидят на табурете...
   Я по ходу дела так скажу:
   Кто стоит за правдой - не заметит,
   А сутяге стул не предложу".
  
   Не подпал под власть авторитета
   Иофор, чтоб замолчать скорей.
   К Моисею с лучшим из советов
   Обратился дед его детей:
  
   "Сверхусердие ослов калечит.
   Твоя ноша слишком велика,
   Чтоб единожды взвалив на плечи
   Пронести её через века.
  
   Ты себя и свой народ измучишь,
   Сие дело выше твоих сил.
   И каким бы ни был ты могучим -
   Слишком круто глину замесил.
  
   Все изъяны наших азиатов
   Ты один не сможешь исправлять,
   А число глупцов-претензиатов
   Время будет только пополнять.
  
   Ты ж увязнешь на пути прогресса
   В паутине всех гражданских склок.
   Станет пресным и неинтересным
   Твоей жизни славной эпилог.
  
   Итак, слушай, дам тебе в подмогу
   Я совет, как обходить трамвай:
   Будь посредником лишь перед Богом,
   Сам в разборки нищих не встревай.
  
   Бог с тобою, Моисей, пребудет!
   Представляй Всевышнему дела,
   Дабы знал про нас, что мы за люди,
   Что добавить в нас - добра иль зла.
  
   Не пойми дословно, Его Милость
   Зря не донимай толпой в сенях,
   Дабы дни Его не омрачились
   Из-за наших вечных передряг.
  
   Ты народ наш обучай законам,
   Путь, которым следует идти,
   Пролагай полярным ледоходом
   Средь торосов и скоплений льдин.
  
   С головою к подлецам холодной
   Ты душою не обледеней
   И голодных сам рукою твёрдой
   Из чужих не ссаживай саней,
  
   А с согласия продажной Думы
   Ты судебным шавкам поручи
   Приставам в угоду толстосумам
   Ночью должника согнать с печи.
  
   Из квартиры выселить не лишне
   Взявших потребительский кредит,
   Всё пропивших, в срок не возвративших
   И без перспективы впереди
  
   Сумму погасить и сверх проценты
   Заплатить тому, кто рисковал,
   Когда не скопившему ни цента
   Деньги под спасибо выдавал.
  
   То, что надо делать непреложно,
   Обозначь и тем свой род спаси.
   Что на слух понять народу сложно,
   Ты в свои скрижали занеси.
  
   Из толпы с терпением верблюда
   Выбери по сердцу и уму
   Не угодника и лизоблюда,
   А правителя в твоём дому.
  
   Усмотри людей душой правдивых,
   Алчность ненавидящих, корысть,
   Любящих Отца и справедливых
   И за них впоследствии держись.
  
   Раздели забот судейских бремя
   С тем, кто голове не враг, а друг,
   Право дай сажать в любое время,
   Делегируй полномочий круг.
  
   Тысяченачальниками выставь
   Лучших представителей своих,
   Каждого десятого возвысь ты
   До возможности судить других.
  
   Стоначальник и пятидесятник
   Донесут о важных лишь делах.
   Десятиначальник, как урядник,
   Разбираться будет на местах.
  
   Любопытство, зависть, чувство мести
   На земле сильней, чем дым кадил,
   И пока никто с Благою вестью
   Парадигму эту не сменил,
  
   Пользуйся пороками умело,
   Дабы зло пресечь, искоренить.
   Мир, возможно, нам не переделать,
   Но хоть в чём-то можно изменить.
  
   Средства подчини благой ты цели,
   Возложи на лбы свою печать.
   (Этой мудрости Макиавелли
   Государей будет поучать.
  
   Донесут отзывчивые люди
   Правду всю по доброте души:
   Кто к кому скатался на верблюде
   И домой вернуться не спешил.
  
   Нынче узнаём мы из рекламы
   Воспитания благой пример -
   На какой этаж ввалился к даме
   С простатитом дед-пенсионер.
  
   Принят был он страстно и облизан,
   Ведь с Виагрой вновь дед на коне...
   А соседка по подъезду снизу
   Сдаст его жерёбого жене.)
  
   Слову моему открой, зять, уши
   И не премини совету внять -
   Если по словам моим поступишь,
   Не свалить тебя и не подмять
  
   Революциям и катаклизмам.
   Недовольство нищих погасить -
   В помощь тебе призрак коммунизма,
   С Марксом выходи народ крестить.
  
   Весь Израиль с ритуальной песней
   Под серпастым стягом с молотком
   За тобой пойдёт в святое место,
   В край, где мёд течёт и молоко.
  
   Так скажу про твой судейский корпус:
   В чистоте ряды его держи,
   Выдавая на свободу пропуск,
   Проходимцам кукиш покажи.
  
   А пока народец мелкий, склочный
   Бытовая мучит ерунда,
   На одной нужде сосредоточься -
   Завези, зять, стулья в зал суда".
  
   Моисей священника послушал,
   Выполнил он тестя манифест,
   В суд завёз скамьи великодушно,
   На которых восседает плебс.
  
   Судьи его тоже не в печали.
   Сколотили свой ареопаг
   При Фемиде тысяченачальник
   И начальник, чей пониже ранг.
  
   На подпорках дойная корова
   Слушает, внимая, пастораль.
   Тысяченачальники - основа,
   Позвоночник, власти вертикаль.
  
   Мы дела плодим, они решают
   Без особых от властей помех -
   Собственности нас легко лишают,
   И бандитам отдают наверх.
  
   Хам в судах вопрос решает хамский,
   Моисей над схваткой, как орёл...
   Спросите, а где же Мадиамский?
   В землю Иофор свою побрёл,
  
   Всех ворюг судьбой не озабочен,
   Что, мол, с отморозками делить...
   В бедах Ходорковскому и прочим
   Мадиамских следует винить.
  
   ГЛАВА 19
  
   В третий месяц по исшествии сынов
   Израиля из земли Египта
   Месяц народившийся был нов,
   За ручонку вёл его Юпитер.
  
   Пёкся о мальце старик сполна,
   На Весах качал, катал на пони.
   Новая тогда взошла луна...
   Кто дожил, прекрасно должен помнить.
  
   По земле, подсвеченной едва
   Новою Луною, к жизни новой
   Шёл народ, поверивший в слова,
   В чемодан упрятавший оковы.
  
   С Рефидима шёл почти без сна
   Сын, питался манною одною
   И в пустыне, где гора Синай,
   Станом встал Израиль под горою.
  
   Моисей, уставший, как и все,
   В полудрёме головой кивает,
   У подножия горы присел
   И заснул, на Бога уповая.
  
   Видит он обыкновенный сон
   Как любой, сбежавший из острога -
   Конвоиры, ангелы, перрон,
   В небо уходящая дорога.
  
   Слышит глас: "Скажи ты дому так,
   Возвести сынам-Израильтянам:
   Сами, дескать, видели вы, как
   Я козу устроил Египтянам,
  
   Поднял на орлиных крыльях вас
   И принёс к Себе, поставил станом.
   Если слушать будете Мой глас,
   Соблюдать уставы неустанно,
  
   Будете ценнейшею друзья
   Драгоценностью из всех народов,
   Ибо вся земля теперь Моя,
   Впрочем, как и твердь у небосвода,
  
   Воды океанов - всё Моё.
   Захотите - станет оно вашим.
   А божкам всем прочим под жильё
   Отведём Мы место у параши.
  
   Вашему народу на земле,
   Быть распорядителем при Боге,
   Поровну делить чужой омлет,
   Нищим раздавать у синагоги.
  
   Моисей, народу изложи
   Всё, что здесь услышал между нами,
   Службу Иегове сослужи
   И поаккуратней с падежами".
  
   Моисей очнулся и созвал
   Всех старейшин. Стоят дорогого
   Те слова, что людям передал
   Через Моисея Иегова.
  
   В них Он инклюзивные права
   Дал евреем и сказал прекрасно...
   Иегова - это голова,
   Весь народ решил единогласно,
  
   Говоря: "Всё, что Господь сказал,
   Мы исполнил с верой беззаветной".
   К небесам пророк возвёл глаза,
   В них согласье было на оферту.
  
   Слушать глас и соблюдать завет -
   Всё Отцово скоро будет ваше.
   Упираться - вроде смысла нет,
   Но не каждый слушает папашу.
  
   Не умеет сын-подросток ждать.
   Молодой народ как глупый кочет
   На святыни гадит иногда,
   Курочек чужих с восторгом топчет.
  
   Моисей в отчизне не пророк,
   Мало в людях истинного света.
   Чтоб исправить родовой порок,
   Дать решил ему авторитета
  
   Иегова: "Я в твои края
   Снизойду как облако густое,
   Дабы видел твой народ, как Я
   Буду говорить с одним с тобою.
  
   И тебе поверит навсегда
   Стар и мал, ещё б им не поверить,
   Когда тот, кто верой не богат,
   Будет в страхе прятаться за двери.
  
   От судьбы запоры не спасут,
   От Меня. Желающего скрыться
   Извлеку в проём на Страшный Суд
   Длинною рукою инквизиций.
  
   Так ступай к народу, Моисей,
   Освяти его сегодня, завтра.
   В третий день во всей своей красе
   На Синай сойдёт как терминатор
  
   Иегова, это буду Я.
   Пусть стирает люд свою одежду.
   Пред его очами не таясь
   Я явлюсь суровее, чем прежде.
  
   Положи черту через бурьян,
   Что запретом выступит к подножью
   Той горы, где обоснуюсь Я.
   Объяви: любой будет низложен,
  
   Примет смерть, едва свою стопу
   Обозначит у горы подошвы.
   Даже скот, забредший на тропу,
   Будет сбит с копыт и с кручи сброшен.
  
   Лишь по звуку ангелов трубы
   Допущу к себе взойти на гору.
   С оползнями встреч избегнут лбы,
   Ноги обретут точку опоры".
  
   Моисею повторять не лень:
   "К чистоте вас призываю, братцы,
   К Богу кто пойдёт на третий день,
   Мой совет, к жене не прикасаться".
  
   Вывел Моисей, как на парад,
   Весь свой клан на сретение Богу.
   Нищий и с кольцом во сто карат
   К одному готовятся итогу.
  
   Час настал. Как из большой трубы
   Небо затянуло пеленою,
   Молнии сверками и клубы
   Облаком сгустились над горою.
  
   Трубный звук будильником достал,
   Буря поднималась не в стакане,
   И навстречу ей вострепетал
   Весь народ, что вечером был в бане.
  
   Молодой супруг во цвете лет,
   Хоть и в стираной стоит рубахе,
   Но с женой не выполнил запрет
   И пред Богом пребывает в страхе.
  
   По отрогам горным дымный шёлк
   Вниз струили доменные печи.
   Иегова на Синай сошёл
   Весь в огне, и волосы, и плечи.
  
   На Магнитке первый сталевар
   Шихту пробивал, та не давалась.
   И на каждый молота удар
   Наковальней почва отзывалась.
  
   Трубный глас сильней всё и сильней
   В воздухе густел угарной массой.
   Что вещал народу Моисей,
   Ангел подтвердил суровым басом.
  
   Племенной Господь их на Синай
   Опустился огненною ширмой,
   Моисею подал тайный знак
   И призвал подняться на вершину,
  
   Подтвердил запрет свой ещё раз -
   К Иегове чтоб народ не рвался.
   Дескать, нечего таращить глаз
   На того, Кто им не объявлялся.
  
   За черту кто ступит до поры,
   Что межой легла среди бурьяна,
   Сляжет у подножия горы
   От угарных газов в усмерть пьяный.
  
   Всех священников Бог освятить
   Приказал, как повелось исконно.
   Тем и вовсе не пристало пить,
   Если строго следовать закону.
  
   (Знаю Я монашеский тот клан,
   Сколько те жрецы умели выпить.
   За союз священников всех стран
   Поднимали тост ещё в Египте.
  
   За такое всякий выпить рад.
   Это мы потом найдём у Маркса
   Всех времён достойный плагиат:
   Пролетарии всех стран, соединяйтесь!
  
   Младогегельянец выпивал,
   Чем давал для осужденья пищу.
   А сказать словцо за "Капитал" -
   С трезвых глаз такое не напишешь.)
  
   Про грешки монахов Бог узнал
   От Боккаччо, из Декамерона,
   Потому увидеть пожелал
   Моисея лишь и Аарона.
  
   Всех иных с подножья гнать взашей,
   Так народу наказал сурово...
   С тем с горы спустился Моисей,
   Передать угрозу слово в слово.
  
   ГЛАВА 20
  
   Очень важная глава
   Говорю я без усмешки.
   В ней ценнейшие слова
   Без натяжки и издержки
  
   Были людям вменены
   К исполнению жрецами
   Или Богом племенным
   С высоты - судите сами.
  
   Десять заповедей те,
   Что мы с молоком впитали,
   В подсознанья темноте
   Путь в подкорку пробивали.
  
   Чтобы мы вели себя
   Впредь достойно и красиво,
   Заповеди в тексте я
   Ниже выделил курсивом.
  
   Мудрость высшая жрецов
   Собрала их воедино.
   Простота великих слов
   Извинит им Палестину
  
   Ту, которую их Бог
   Обещал отдать евреям,
   Когда дали им пинок
   Из Двуречия халдеи.
  
   Может, даже потому
   Из Эдема их прогнали,
   Что евреи в том дому
   Заповедей тех не знали.
  
   Всё, что Голос нашептал,
   Моисей тогда озвучил
   Грозно, точно Левитан,
   И, как Патриарх, певуче.
  
   Возникали у людей
   Мысли всякие побочно,
   Но на то он и еврей,
   Чтобы всё усвоить точно.
  
   Чётко, словно по слогам,
   Моисей сквозь гвалт и говор
   Слово Бога излагал,
   Говорил: "Я - Иегова,
  
   Бог, который вывел вас
   Из Египта, с дома рабства,
   Дабы слышала Мой глас
   Мною избранная паства.
  
   Как бы ни был путь суров,
   Где бы вам ни очутиться,
   Да не будет из богов
   Никого пред Моё лице!
  
   Даже там, где звёздный кров
   Чёрные поглотят дыры,
   Из властителей миров,
   Сын, не сотвори кумира!
  
   Ни вверху, ни на земле
   Никаких изображений
   Не воображай во мгле
   Своих вечных заблуждений.
  
   В водах тех, что под землёй
   В край теней в Аид струятся,
   Даже там, любезный мой,
   Никому не поклоняйся,
  
   Не служи им со всех ног,
   Ибо Я твой Бог ревнитель.
   За тобой в любой острог
   Ангел прилетит хранитель.
  
   Ненавидящих Меня
   Не оставлю Я в покое:
   С их наследственных семян
   Выращу одно плохое.
  
   За вину отцов детей
   До четвёртого аж рода
   Накажу и в суете
   Прикажу плодить уродов.
  
   Пока ненависти срок
   Тело не добьёт больное,
   Будет мучаться сынок
   За проклятье родовое.
  
   Ауру стяну чулком,
   Жабу напущу и рожу..."
   (Этот механизм потом
   Объяснит Крамской Серёжа.
  
   Будет пользовать больных,
   Обречённых на Голгофу
   Лишь за то, что прадед их
   Ненавидел Иегову.
  
   Неоправданно прослыл
   Сталин мягким, что печально,
   Говорил когда, что сын
   За отца не отвечает.
  
   За отца ответит сын,
   Внучек повисит на дыбе,
   Над страной поднимет дрын
   Не Дыбенко, так Шандыбин.
  
   Вывернут земную ось.
   С кармой у страны не чисто,
   Потому что развелось
   Слишком много атеистов.
  
   В спину Боженьке плюют
   Из бомонда лицемеры
   И на крест поклоны бьют
   По заданью Люцифера.
  
   Переполнят города
   Развращённые младенцы -
   Не помогут здесь тогда
   Ни врачи, ни экстрасенсы.)
  
   "Бог Ревнитель, с высоты
   К любящим благотворящий
   Обращу свои персты
   К людям, истинно скорбящим.
  
   Их до тысячи родов
   Любящих Меня, любящих
   Огражу от всех котлов
   И козлов в смоле кипящей.
  
   Через воды Леты вброд
   Я переведу немногих
   И спасу любимых от
   Притязаний козлоногих,
  
   Затащить не дам их в ад.
   Я за них замолвлю слово,
   Как начнут сортировать
   За пределами земного
  
   Всех и собирать в стада
   По покорности овечьей.
   От любви кто пострадал,
   Тех особенно отмечу.
  
   Дабы двигаться вперёд,
   In God trust для вас как знамя.
   А чем кончится поход
   Толком даже Я не знаю.
  
   На пути из тёмных мест
   К Логосу, к вершине знанья
   Интересен сам процесс
   Энтропии возрастанья.
  
   Соблюдающим Мои
   Заповеди путь отмерен:
   До краёв дойдём земли
   И в другое измеренье
  
   Мы нырнём в единый миг
   Во главе со Мною вместе,
   Облапошив всех других
   Представителей конфессий.
  
   Циолковский чудаком
   Проживёт в Калуге век свой.
   Лично с ним Я не знаком,
   Но достойный человек он,
  
   Если вывезти с Земли
   В космос всех задумал гоев,
   В лучший мир переселить...
   Я ж сегодня про другое,
  
   Про земное. Великан,
   Путь прогрессу пролагаю.
   На грядущие века
   Вот вам заповедь другая.
  
   В суете произносить
   Имя Господа не смейте!
   Чем о хлебе голосить -
   Аппетиты поумерьте.
  
   Не откинуться - изволь.
   Даждь вам днесь - вот весь ваш ужин.
   Мне ж, Бессмертному, ваш вопль
   Про желудки - смерти хуже
  
   Слышать. Если на успех
   Ты особенно заточен,
   В алчных думах, человек,
   Уповай на Бога молча.
  
   Омрачить Мой тонкий слух
   Просьбой даже не помысли!
   Чем живёт ваш скудный дух
   И к чему душа стремиться
  
   Ведает про то Господь.
   Вам не скрыть дурные гены,
   А чем дышит ваша плоть
   Сверху видно без рентгена.
  
   С бедами наедине
   Вас не бросит Попечитель.
   Всё про вас известно Мне,
   Вы же лучше помолчите.
  
   Пока ангел - мол, каюк -
   Дулю вам не рисует,
   Моё Имя как сюртук
   Не занашивайте всуе.
  
   День субботний - чтоб святить
   Этот день! Что может проще
   Быть - аперитивы пить
   И чаи гонять у тёщи.
  
   Пусть мышей не ловит кот,
   Пчёлы прячутся по сотам,
   В стойлах отдыхает скот
   Тоже с думой о высоком.
  
   Седьмый день (для нас седьмой) -
   Иеговы то суббота,
   От работы выходной.
   В этот день простые боты
  
   Ты натягивать ленись.
   А в галошах к Люциферу
   Не желаешь съехать вниз -
   Так не промахнись с размером.
  
   Больше валенка когда,
   При ходьбе они спадают,
   Но влезают без труда
   И суббот не нарушают.
  
   В выходной не рви пупок,
   В буче не варись в кипучей,
   Не гоняйся со всех ног
   По издательствам, а лучше
  
   К Богу обрати стопы,
   Сын, во укрепленье веры
   И с безбожников тупых
   Не бери плохих примеров".
  
   (В буче, помню, в боевой
   Маяковский, наше знамя,
   Что не делал головой
   Отрабатывал локтями.
  
   Облако его читал,
   Но дойдя до середины,
   Понял я - не почитал
   Бога он, Отца и Сына,
  
   Праведником к Ним в чертог
   Сын Владимир не стремился,
   Сифилисом занемог,
   Нервы сдали, застрелился.
  
   Слишком преданно служил
   Власти, чёртовой невесте,
   Те стихи, что не сложил,
   Выплеснул с мозгами вместе
  
   Без записки на столе.
   Сгинуть Вове безвозвратно
   Помогли, а пистолет
   Подложили аккуратно
  
   Люди из НКВД -
   Стал мешать им до зарезу...
   Я же в тех времён биде
   По брезгливости не лезу.)
  
   "Сын, уймись и запрети
   Суетиться домочадцам.
   Пришлецов в свой дом впусти,
   Нечего без дела шляться,
  
   Пилигримами брести,
   Ноги утруждать в субботу.
   По миру с сумой идти
   Тоже тяжкая работа".
  
   (Нет сегодня ходоков,
   Или их совсем не видно.
   Пусть не к месту, пару слов
   Я скажу за инвалидов.
  
   Почитаю их и чту
   За заслуги и медали.
   Вид несчастных за версту
   Вызывает состраданье.
  
   Пусть дала природа сбой
   Или просто изувечен -
   Персональною судьбой
   Каждый человек отмечен.
  
   Даже если индивид
   Перекроен и заштопан,
   Богу не товарный вид
   Нужен, а наш личный опыт.
  
   Не хотел бы я при том
   Некомплектным быть хоть в чём-то,
   Даже если я потом
   Гостем сделаюсь почётным
  
   В небесах или в иных
   Высших или низших сферах
   И в масштабах всей страны
   Буду всем служить примером.
  
   Не случилось мне прослыть
   Ни сердечным, ни жестоким.
   В голос я не стану выть,
   Но сочувствую глубоко
  
   Инвалидам всех мастей,
   Место уступлю любезно
   Им в подворьях у церквей
   И в очередях Собеса.
  
   Те, кто плачется в метро,
   В электричках и в трамваях,
   Денег просят на ситро -
   Чувств во мне не вызывают,
  
   Сердце жалостью не рвут.
   Если горе и уродство
   Превратить в свободный труд -
   Это, извините, скотство.
  
   Тех, кто на чужой беде
   Наживаются безбожно,
   Утопить таких в биде
   И в субботний день возможно.
  
   У мерзавцев под пятой,
   Под защитой у милиций
   Подаянием герой
   Должен с ними поделиться.
  
   От такого дележа
   Остаётся лишь на фляжку.
   Мы ж, как жертве грабежа,
   Посочувствуем бедняжке.
  
   Даже если свой протез
   Получил ты от Собеса,
   В бой с культёй наперевес
   Ты выходишь без протеза.
  
   У народа выходной,
   Ты же нищим в переходе
   В позе скрюченной одной
   Мёрзнешь при любой погоде.
  
   В церковь некогда сходить,
   Уж, какая тут суббота,
   Ведь, известно, в эти дни
   Самая твоя работа.
  
   Сострадания слеза
   Мелочью стекает в тазик...
   Но вернёмся мы назад
   К тем, кто соблюдает праздник.)
  
   Маму было б навестить
   В этот день старушку славно.
   Сверх рабочих дней шести
   День субботы самый главный.
  
   Ибо в шесть Творенья дней
   Создал Иегова небо,
   Землю, море, всех зверей
   И другую непотребу.
  
   С ней особенно устал,
   Притомился и в субботу
   Иегова отдыхал,
   Как положено по КЗоТу.
  
   На седьмой Господь почил,
   В день Творения последний,
   Посему благословил
   Свой народ ходить к обедне.
  
   В церковь завещал ходить
   (Извините, в синагогу),
   С благочестием в груди
   Славить племенного Бога.
  
   (Здесь позвольте отступить
   От прямого изложенья.
   Мысль одну хочу развить
   Мудрецам не в осужденье.
  
   Бог един, с ним Дух святой,
   Акт Творения бесспорен.
   Мир хороший иль плохой
   В совершенстве бесподобен.
  
   Множество миров создал
   Бог задолго до субботы
   И кого-то привлекал
   На подсобные работы.
  
   Ангел падший, Люцифер,
   Ад отстраивал с размахом.
   Иегова инженер
   С человеком не дал маха,
  
   В подсознание его
   Сваи вбил монотеизма
   И обет дал - хляби вод
   Не использовать как клизму.
  
   В пантеоне всех богов
   Иегова - главный самый.
   Там, где много Иегов -
   Все они у Бога в Замах.
  
   Если это высший пост,
   Выше только Бога место,
   То какой служебный рост
   В канцелярии небесной?
  
   Иегова, Саваоф
   Аж до Сущего взлетели
   И, по версии жрецов,
   Даже Бога подсидели.
  
   Благодарностей не счесть
   Им за то, какие все мы...
   Извините, Ваша Честь,
   Но отвлёкся я от темы.)
  
   С Иеговой процветать
   Будем долго и счастливо,
   Если нам не отступать
   От Его императива.
  
   А отпустишь тот канат -
   Жизнь, считай, промчалась мимо.
   Заповедь представить рад,
   Что особенно любима.
  
   С мыслию простой о ней
   Внутренне я холодею,
   Потому что всех сильней
   У меня проколы с нею.
  
   "Почитай отца и мать,
   Чтобы дни твои продлились..."
   Как бы нам судьбу ломать
   Наши предки ни стремились -
  
   Богом посланы они,
   Свет в окне и наша кара,
   Потому их не вини
   За свою дурную карму.
  
   Слогом не хочу пугать
   Никого высокопарным,
   Но ушли отец и мать -
   Ты на очереди, старый.
  
   Сколько дал им теплоты,
   Как был добр и озабочен,
   Столько можешь ждать и ты
   От своих сынов и дочек.
  
   Не дождался от ребят
   Ты любви - печаль Бог снимет:
   Твои внуки за тебя
   Отыграются над ними.
  
   "Не убий!" Такой запрет
   Бог дал всем императивом,
   Не желая видеть смерть
   Даже мерой превентивной.
  
   Никого не убивай
   Ни со зла, ни по влеченью!
   (В этих правильных словах
   Интересны исключенья.
  
   За бумажные рубли
   Скольких перемолотило...
   В своей крытке - Не убий -
   Призывает Чикатило.
  
   При запрете убивать
   Разорвать бывает мало,
   Но камнями забивать
   Нам блудницу не пристало.)
  
   Речь зашла сама собой
   Здесь о прелюбодеяньях.
   Блуд, чтоб скрыться с глаз долой
   К нам пролез в пододеяльник.
  
   Про очередной запрет
   Господа здесь говорится.
   "Сын, не выпускай на свет
   Блуд как вора из темницы.
  
   Взглядом похоти косым
   Не оценивай прохожих,
   Не прелюбодействуй, сын!"
   (Правило из самых сложных
  
   Прозвучало для меня,
   Самых трудновыполнимых
   И, признаться должен я,
   Не особенно любимых.
  
   Блуд пресечь - мартышкин труд.
   В рамках заданных приличий
   Не удерживает люд
   Наказаний специфичность.
  
   Для застигнутых мужей,
   Можно ждать исход летальный.
   Не случайно с этажей
   Холодильники летают,
  
   В беспилотных кораблях
   Каются прелюбодеи,
   Отрекаются любя,
   В морге холодея - где я?
  
   На асфальт, где Арлекин
   Отползает от балкона,
   Вниз цветочные горшки
   Низвергает муж законный.
  
   Оборвал ревнивец дни
   Бедного прелюбодея.
   Без цветов хоть хорони,
   Он и так весь в орхидеях.
  
   Похоть мира госпожа,
   Как одно из наказаний
   Вам предложат твёрдый шанкр
   Или секс в противогазе.
  
   Интернет всю молодёжь
   Развращает по картинке -
   Суррогат и выпендрёж.
   Уж грешить, так по старинке.)
  
   "Не кради! Бишь, не воруй.
   Не пойдёшь вторую ходку,
   В глубине сибирских руд
   Не получишь, сын, чахотку.
  
   Кто за Господа спиной
   Прошмыгнуть спешит к Клондайку,
   Тот получит геморрой
   Или лагерную пайку".
  
   (Не кради! А как не красть? -
   Вопрошает в меру пьющий -
   Не даёт работать власть,
   Проживающая в кущах
  
   Райских, где висят сады,
   Бабы - сплошь Семириады...
   Им сады, а нам суды...
   Не дают работать гады.
  
   Деньги - это чей-то труд,
   Энергетика воздействий.
   Абрамовичи крадут
   Миллиарды без последствий.
  
   Пролоббировать закон
   Нужный - ничего не значит
   Тем, чьё имя - легион,
   А народ на них батрачит,
  
   Но не век ему терпеть -
   Ходорковский будет в тему...
   Срок пришёл перетереть
   За судебную систему.)
  
   "Лжесвидетелем не будь,
   Не неси, чего не знаешь!
   Ты же сам свою судьбу
   Об колено поломаешь,
  
   Два условно по УК
   В лучшем случае схлопочешь,
   В худшем - те же два годка,
   Но условия не очень".
  
   Это в наши времена...
   А взять сталинские чистки,
   Накатить могли сполна
   И без права переписки
  
   Посадить и расстрелять...
   В Книге с самого начала
   Быть свидетелем и врать
   Рать жрецов не поощряла.
  
   Говоря о тех вещах,
   Уточнить совсем не лишне -
   Голос свыше запрещал
   Лжесвидетельство на ближних.
  
   (А на дальнего скажи,
   Застучи беднягу смело,
   Свой особый индпошив
   Привнеси в благое дело.
  
   По фигуре дело шьют
   Без задержки и примерки.
   В рудниках, куда сошлют,
   Со строптивых снимут мерки.
  
   Не болит оно, не жжёт,
   Совесть за чужих не сгложет.
   Тем, кто подлостью живёт -
   Выбор небогат предложен:
  
   Либо ты, либо тебя.
   Анекдот прослушав вместе,
   Важно первым из ребят
   Оказаться в нужном месте.
  
   Не успеешь друга сдать -
   Сам поплатишься, приятель...
   Ведь внештатным был тогда
   Из конторы каждый пятый.
  
   Так, наверное, стуча
   Друг на друга, думал каждый,
   Когда брали по ночам,
   А за что уже не важно.
  
   Одинаково хвосты
   Крутит каждая эпоха.
   Лжесвидетели, менты
   И сейчас живут неплохо.)
  
   "Ближнего не возжелай
   Дома, комнаты, квартиры!
   Крепко на ус намотай -
   Каждому свои сортиры.
  
   (Как заметил в Варьете
   Воланд про великороссов,
   Портят в вечной суете
   Их квартирные вопросы.)
  
   Неостывшую кровать
   Не спеши занять, сердешный,
   На чужой, брат, каравай
   Рот не разевай поспешно" -
  
   Жрец так говорил тогда,
   Сам же рот меж тем разинул
   На чужие города...
   Ну, да Бог с ней с Палестиной.
  
   "Не желай иметь жены
   Ближнего, его ослицы,
   Ни соседской бороны,
   Ни сестры его блудницы!
  
   С мыслью обобрать кого
   Не вышагивай пижоном.
   Одним словом ничего
   Не желай иметь чужого!
  
   Заповеди соблюдай,
   Жить тебе они помогут,
   В искушенья не впадай,
   Помни, что живёшь под Богом,
  
   И продлятся твои дни..."
   Свод законов дал Всевышний.
   Правда, действуют они
   Лишь для избранных и ближних.
  
   А неближнего, как тать,
   Можно обокрасть и кинуть,
   С мест насиженных прогнать...
   Я опять про Палестину.
  
   Много мудрости вложил
   Иегова в нас бесспорно,
   Лишь способных научил
   Отделить от плевел зёрна -
  
   Я пытаюсь. Шелуху
   С жита сдуть не в силах, каюсь,
   К Богу в спешке на бегу
   Об вопросы спотыкаюсь.
  
   Кто вам ближний, кто в друзьях,
   А кто дверь мелком пометит?
   С точностью сказать нельзя
   Предают и те и эти.
  
   А с соседом у межи
   Разобраться очень просто -
   Обзови его чужим
   И строчи свои доносы.
  
   Блудодейство - это грех,
   Понимают люди наши,
   Эту заповедь под смех
   Нарушая не однажды.
  
   Но всему приходит крах,
   Наступает время плача.
   Там, где торжествует враг,
   Заповеди мало значат.
  
   Миром править - что украсть,
   Невозможно без обмана
   И тем более попасть
   В край святой, обетованный.
  
   Крестоносцев ветер нёс
   Вдаль без страха и упрёка...
   И не мучил их вопрос
   Ближний кто, а кто далёкий.
  
   Кто потом их упрекнёт
   В том, что грабить некрасиво?
   Ведь они искали грот,
   Гроб Господень, веры символ.
  
   Это средние века...
   Почти два тысячелетья,
   Как глубокая река,
   Разделило тех от этих.
  
   Если наши господа
   С жира бесятся, балдеют,
   Что тогда прикажешь ждать
   Нам от Древней Иудеи?
  
   Уважаю их жрецов,
   Даже если осуждаю
   Я захватчиков-богов,
   Но вопросов не снимаю.
  
   Буду Новый ждать Завет,
   Там на всё найду ответы,
   Ветхий же, как амулет,
   Буду почитать при этом.
  
   ***
  
   Трубный глас слыша, громы и молнии,
   Весь народ видел гору в пыли
   И в дыму. Тогда люди всё поняли,
   Отступили и встали вдали,
  
   Говорят Моисею: "Послушаем
   Мы тебя. Коль не лыком ты шит,
   Стань для нашего страха отдушиной,
   Встань меж нами и Богом как щит.
  
   Мы ж солдаты. Негоже в казармы к нам
   Генеральского чина впускать.
   Неразумными быть нам хазарами -
   Встречи с Богом при жизни искать.
  
   Не покажется мало при встрече с Ним.
   Прикоснуться? - Господь упаси.
   Наше дело - отары овечии,
   А Его - охранять нас, пасти,
  
   Не столкнуть вниз с обрыва по случаю..."
   Так ответствовал им Моисей:
   "Дорогие мои вы, дремучие,
   Бог пришёл к вам по первой росе,
  
   Снизошёл к вам походкой решительной
   Испытать, при каких кто делах.
   Для того, чтобы впредь не грешили вы,
   Ему важно увидеть ваш страх".
  
   (Ведь ничто так не давит на психику,
   В лучшем смысле, как кнут и кулак.
   Австралийцы учили баллистику
   По тому, как летит бумеранг.
  
   Равно действие противодействию
   Лишь в системе метрических мер,
   А какое от неба ждать бедствие,
   Понял Ной ещё, древний шумер.
  
   Люди первые, дети свободные
   Без опеки, вниманья, любви
   Оказались к развитью не годными,
   Я сказал бы про них - первый блин.
  
   Вырастали они исполинами,
   Бог в дела их особо не лез,
   Сделал их над землёй властелинами,
   Но неправильным вышел замес.
  
   Без пригляда росли, мама родная,
   Что творила Творения плоть...
   Вырастали лишь богоугодными
   Те, кого направлял сам Господь.
  
   Остальные росли без учебников...
   После Ноя Бог начал с нуля -
   Появились жрецы и священники.
   Слова Божьего учителя
  
   Наставляли, как жить нам и здравствовать
   В мире падшем порочных страстей.
   Из всех тех, кто боролся за нравственность,
   Самый первый для нас Моисей.)
  
   Не оставил свой род обездоленным,
   Иеговою лично храним.
   Чтоб узнать, что народу дозволено,
   Сам пошёл на свидание с Ним.
  
   Дабы рангу вождя соответствовать,
   Поступить по иному не мог,
   На себя тогда взял всю ответственность
   И вступил Моисей в мрак, где Бог.
  
   (Софистической инсинуации
   Заявляю решительно нет -
   Мрак и Бог здесь не в общей субстанции,
   А напротив - от Господа свет
  
   Ограждает нас от мракобесия,
   Поповщины, дьячков подшофе.
   Мрак и Бог в тексте вставлены вместе здесь,
   Чтобы вызвать желанный эффект.
  
   Объясненьем всему наше зрение
   И устройство его у людей -
   Чем приметней природы явление,
   Тем в глазах у народа темней,
  
   Тем креститься готов он отчаянней,
   Откреститься, вернее, в тот час.
   Недвусмысленное замечание,
   В чём то, может, оно и про нас.)
  
   Моисей на себя взял ответственность
   И исчез на горе в темноте.
   Жириновский его поприветствовал
   И сказал где-то там в высоте:
  
   "Передай богоизбранным лодырям,
   Разъясни им посланье Моё,
   Как в стране богатейшей до одури
   Обустроить бытьё-житиё.
  
   Предо Мною богов ни серебряных
   Вы не делайте, ни золотых,
   А что скрали себе на варение,
   Не храните в оффшорах чужих.
  
   Чай гонять ночью под одеялами -
   Гениталии можно обжечь.
   Не любуйтесь заморскими далями,
   Вам на родине щит Я и меч.
  
   Капиталы свои вы умножите
   У завещанных Господом вод,
   В них отмыть миллионы вы сможете
   За тринадцать процентов всего.
  
   Связь с коррупцией, с блудной девицею,
   Бесполезно скрывать от властей...
   Теневые в страну инвестиции
   Помоги возвратить, Моисей.
  
   Возносясь трёхэтажно над озером,
   Ты гектарами лес не вали,
   На участке своём без бульдозера
   Сделай жертвенник мне из земли.
  
   Как начнёшь землю рыть, мой стахановец,
   Огради водоёмы от бань,
   Зону Божью и водоохранную
   Нуворишами Мне не погань.
  
   Пригони сюда для всесожжения
   Ты барашков своих и волов
   И повсюду служи Мне служения,
   Где тебе нарисуюсь из снов.
  
   Психиатром в крутые объятия
   Крепко душу твою уловлю.
   Дабы жить тебе впредь по понятиям,
   Я во всём тебя благословлю.
  
   Небеса, свои ноздри отверзшие,
   Усладят Мой божественный нюх.
   Не дай Бог консервантами мерзкими
   Осквернять всесожжения дух.
  
   Если вздумаешь сделать мне жертвенник
   Из камней, как кладёт дачу жлоб
   Где-то в Жаворонках, сам из Жмеринки -
   Зря не трать трудовое бабло.
  
   Стол мне сооружай из нетёсаных,
   Теслом камень Мне не оскверни.
   Чуть не ровен ковчег, да и пёс бы с ним,
   Строго к солнцу его разверни.
  
   Не всходи по ступеням вальяжно ты
   Слишком к жертвеннику Моему,
   Не терплю атрибутику пляжную,
   Без штанов никого не приму.
  
   Формирует ко Мне уважение
   Из обрядовых действий народ.
   Нагота же в моменты служения
   Уважения не придаёт.
  
   Богомольцы - не голоколенные
   Пионеры явились на слёт.
   Всем священникам при исполнении
   Офицерское выдам бельё".
  
   (Не настолько уж в голову ранен я.
   Все читали б подобный кошмар,
   Если б в ЛДПР лидер партии
   Моисею бы делал ПИАР.)
  
   ГЛАВА 21
  
   Как не плюхнуться Рассее
   Голой попой на ежа -
   Жириновский с Моисеем
   Монолог свой продолжал:
  
   "Вот законы, что предложишь
   Ты народу моему,
   Дабы слушался он вожжи,
   А не то - на Колыму.
  
   Если купит кто еврея,
   Обращённого в раба,
   Пусть несчастный пейсы бреет,
   Такова его судьба.
  
   Непокорного объездят,
   Как бы ни был парень крут,
   Оприходуют в подъезде
   И в кутузку сволокут.
  
   Хочет он того, не хочет,
   Пусть работает шесть лет
   От зари до поздней ночи
   С перерывом на обед.
  
   Языком пусть зря не мелит,
   Где викэнды проводить -
   Сорок два часа в неделю
   Ещё надо заслужить".
  
   (Всё, что мог рабу позволить
   Первый Кодекс трудовой -
   Лишь ходить на богомолье
   И в субботу выходной.
  
   Это после атеисты
   Сделают наоборот -
   На субботник коммунисты
   Собирать начнут народ,
  
   Новый мир с киркой, с лопатой
   Поднимая из руин...
   Либералы-демократы
   Не простят такое им.
  
   От союза Моисея
   С Жириновским я торчу.
   Без ПИАРа про Рассею
   Пару слов сказать хочу.
  
   Там, где ягодой в компоте
   Времена переплелись,
   Отрыгнётся на излёте
   Брошенный социализм.
  
   Диссидент с благою мыслью
   Родовой разрушить строй
   С думой о капитализме
   В рабство въедет со страной.
  
   Все мы вышли из шинели
   Гоголя, почти ни в чём,
   Ждём, как девки на панели,
   Кто нас снимет и почём.
  
   Нет бы, чтоб упившись бражки
   Глубже на печи залечь,
   Мы ж теперь в одной упряжке
   В гору тянем нашу печь.
  
   Вырожденческого зелья
   Не иссякнет водоём.
   Пили раньше от безделья,
   От обиды нынче пьём.)
  
   Как не плюхнуться Рассее
   Голой попой на ежа -
   Жириновский с Моисеем
   Монолог свой продолжал,
  
   Разговор Он вёл про личность,
   Соблюдать её права
   Призывал всех энергично.
   Передам его слова.
  
   "Рабства срок отмерен точно,
   Он имеет свой предел.
   Ни условно, ни досрочно,
   Вам не выйти по УД.
  
   Но еврей-раб в чёрном теле
   Как невольник не сгниёт.
   Исполнительной системе
   Указание Моё:
  
   Выйдет пусть тот раб на волю
   Без задержки в год седьмой
   И свободной голью-молью
   Возвращается домой
  
   Со своими разбираться,
   Продал кто его за грош...
   Наше родовое рабство
   Крепостным не назовёшь.
  
   Если в рабстве одним телом
   Был он, без жены весь срок,
   Бобылём осиротелым
   В дом отца придёт сынок.
  
   Если он - мужчина жёнин,
   И при нём его жена -
   От ярма освобождённой
   Выйти женщина должна".
  
   В рабство с ним жена сходила
   Иль рабом он взял её -
   Разница имеет силу,
   То чужое иль своё.
  
   Пребывать еврею в рабстве -
   Несмываемый позор.
   Но заставить брак распасться
   Был не в силах кредитор
  
   У евреев. Неликвиден
   Был товар? - Гадать не нам...
   Как бы ни было обидно,
   Но за мужем вслед жена,
  
   В узелок связав все вещи,
   В рабство шла со всем тряпьём.
   А у скифов ещё хлеще -
   Хоронили там живьём
  
   Женщин при усопшем муже.
   Нам ли их за то винить?
   Гендерный подход здесь нужен,
   Гуманизм чтоб оценить.
  
   В обществе иных древнее
   Впереди планеты всей
   Был матриархат евреев,
   По сей день он всех сильней.
  
   Статус правовой и брачный
   Выдаёт их с головой.
   В нём поможет разобраться
   Кодекс рабски-трудовой,
  
   Занесённый на скрижали.
   Тот закон по мере сил
   Нам жрецы переписали,
   Жириновский огласил:
  
   "Может верную подругу
   В жёны за ударный труд
   Выдать господин супругу,
   Дать как лошади хомут
  
   Или сбрую дорогую.
   Отслужил своё - лети
   На свободу, но без сбруи,
   А за сбрую заплати.
  
   В воздухе вопрос витает -
   Как из рабства выходить?
   Гамлета напоминает,
   Мол, платить иль не платить?
  
   Взять с собой жену из рабства
   Или сбросить как балласт,
   Одному домой податься?
   Без оплаты кто ж отдаст
  
   Бывшую свою рабыню?
   От хозяина тайком
   Ведь не краденой кобылой
   Уводить жену домой
  
   Подобает... А вдруг в рабство
   Сын подался за женой,
   На работе надорвался
   И лежит теперь больной?
  
   И такое может статься.
   К неимущим строг закон:
   За жену не рассчитался -
   Уходи из рабства вон
  
   Без семьи бесправным гоем...
   Загоняет мать в ушат
   Мыть чумазых, что в итоге
   Не отцу принадлежат,
  
   А владельцу-господину.
   На свободу белым днём
   Телом выйдет муж единым,
   В дом вернётся бобылём.
  
   Вдруг захочет раб остаться,
   Скажет: "Барина люблю
   И с женой мне любо, братцы,
   По детишкам я скорблю.
  
   Кто их там накормит хлебом,
   Им попульки подотрёт?...
   Хорошо под чистым небом,
   Где позёмка не метёт.
  
   Каково жить на свободе -
   Вы спросите у бомжей.
   Мысль одна с ума их сводит:
   Как избавиться от вшей?
  
   О какой земле сакральной
   С неба ждут благую весть? -
   О стране теплоцентральной,
   Где любому место есть.
  
   Скольких нищих обманули,
   Отобрав последний кров...
   Долю променять на дулю? -
   Поищите дураков.
  
   Без узды во чистом поле
   На свободе пропаду
   И добром на вашу волю,
   Хоть убейте, не пойду".
  
   Ущемлять раба не надо
   Пусть и в рабских, но в правах.
   Высшая ему награда -
   Не остаться на бобах.
  
   Господин раба проверит
   И подвергнет пустяку:
   Приведёт, поставит к двери
   Иль к дверному косяку.
  
   Чтоб не дёргался вражина,
   Двух к нему приставит слуг
   И проколет ухо шилом,
   Сохранив при этом слух.
  
   Так останется раб вечно
   В услужении при нём".
   (Очень даже человечно,
   По понятьям тех времён.
  
   Серьги в уши - не несчастье,
   Даже если с номерком.
   Номер ставить на запястья
   Господа начнут потом.
  
   Тоже, между прочим, наци,
   Обособленная мразь.
   Им, скотам, затвором клацать,
   Что жрецам поклоны класть.
  
   Либералы будут позже
   Нищим парить простатит.
   Хакамада им поможет
   Демократию спасти,
  
   На прокладках в чём клянётся,
   Как на Библии иной...
   Мы ж от месячных вернёмся
   К женской доле вековой.)
  
   "Если кто продаст дочь в рабство,
   Через шесть недолгих лет
   Из того самоуправства
   Ей на волю хода нет" -
  
   Иегова завещает
   Нам из глубины веков,
   Чем невольно поощряет
   К произволу мужиков.
  
   (Хай поднимут феминистки
   Про неравные права.
   Спорить с ними, право ж, низко,
   Здесь Арбатова права.
  
   Представительниц их пола
   Защитить бы я хотел,
   Оградить от произвола,
   Рабству положить предел.
  
   Слово баба запретил бы
   Я совсем произносить.
   Пол их слабый, инфантильный...
   Но случись вам разозлить
  
   Несравненную Мальвину,
   Вызвать гнев в её очах -
   Оторвёт нос Буратино,
   И растопит им очаг,
  
   За ключом пошлёт к Тартилле -
   Это будет в самый раз.
   Видите ли, им противно
   От манер плохих у нас.
  
   А ноктюрн сыграть на нервах
   Без скрипичного ключа -
   То хорошие манеры,
   От которых все торчат.
  
   Вы спросите тётю Хаю
   Про пруды, где уток прут...
   Иегова отдыхает
   Там, где зреет бабский бунт.
  
   Бунт бессмысленный, семиту
   Его сущность не понять.
   Не случайно для пиитов
   Русь то женщина, то мать,
  
   То сестра, а то блудница,
   Но уж точно не мужик...
   Кто над Родиной глумится -
   Отрубить бы им язык.
  
   Женщины, я вместе с вами,
   Заявляю без бравад:
   Заслужили вы с рабами
   Равные во всём права.
  
   Феминист с меня не очень.
   Но за наших милых дам,
   За свободу жить с кем хочешь
   Я последнее отдам.)
  
   Как не плюхнуться Рассее
   Голой попой на ежа -
   Иегова с Моисеем
   Монолог свой продолжал:
  
   "Если дева неугодна
   Вдруг окажется в ночи
   Господину под попоной -
   Он её не обручит,
  
   Замуж выдать не изволит,
   Полномочий таких нет.
   Зато выкупам с неволи
   Он дурнушкам не запрет.
  
   Крепенькую их породу
   Держит барин на развод,
   Но продать чужим народам
   Он не властен - генофонд.
  
   Пользуй лишь своим народом,
   Моисей карт-бланш даёт.
   В деле сохраненья рода
   Иегова - патриот.
  
   Как бы ни была противна,
   Оглядеть с любых сторон,
   С носом как у Буратино -
   Не продаст. Таков закон".
  
   (Встал вопрос здесь не еврейский,
   Что наскоком не решить -
   Лучше с дурой жить под Ейском,
   Иль в Европу отпустить?
  
   Чтоб путана, made in Russia
   Не сбежала за рубеж,
   Депутат, ума параша,
   В Думе не смыкает вежд:
  
   Чем пускать по заграницам
   Завоёвывать призы,
   Всех собрать срамных девиц нам
   И конкретно дать "Мизим" -
  
   Быстренько остепенятся...
   Пока девочки в соку,
   Нам самим они сгодятся -
   Так решили наверху.
  
   Как навар с одномандатных
   Сохранить в родной стране,
   Хай подняли депутаты,
   Тёти Хаи на них нет.
  
   Двух таких на всякий случай
   В Думе следует держать.
   Пусть избранников научат,
   Как законы принимать,
  
   А не мериться пиписькой
   Средь других достойных дел...
   А Арбатовой в мужицкой
   Заседать сам Бог велел.
  
   Умной Машей в славной битве
   Божий соблазнён гонец...)
   Здесь у древнего семита
   Крыша съехала вконец:
  
   Лишь ни кожи и ни рожи
   Обручит с сынком едва,
   Ей как дочери он должен
   Предоставить все права.
  
   От сословных заморочек
   Кругом голова идёт -
   В браке жить сынок не хочет,
   А приходится, живёт.
  
   С нежеланной жить лохундрой
   Не желаю я врагу.
   Правда, можно взять другую
   За сынка. Свою сноху
  
   Обеспечить свёкор должен,
   Будь хоть сущая змея,
   Ни еды лишать, ни кожи,
   Ни с супругом жития,
  
   Примитивного соитья
   В смысле. Ведь когда припрёт -
   Парня всемером держите,
   Всё равно своё возьмёт.
  
   Если свёкр не обеспечит
   Деве хлеба и любви -
   Враз сноха платок на плечи,
   И, поди, её лови,
  
   А ушла на волю даром -
   Муж с тоски белугой взвыл,
   И отец лежит с ударом -
   Выкуп за сноху уплыл.
  
   (Словно чашки семьи бьются
   Образуются едва,
   Если женщине даются
   С мужем равные права.
  
   Умная, бесспорно, Маша,
   Как такую не любить?
   Лучше бы варила кашу
   Думских пацанов кормить.
  
   Тот Марии не попутчик,
   Кому гендер не указ.)
   А послушаем мы лучше
   Иеговы Божий глас:
  
   "Кто ударит человека
   Так, что он умрёт тотчас,
   Смерти предадут калеку..."
   (Это точно не про нас.
  
   Чтоб ошибки в изобилье
   Не случались день за днём,
   Мы убийц своих дебилов,
   На леченье отдаём.
  
   В полнолунии старушку
   Расчленит иной шалун.
   В том, что он попал в психушку,
   Виноваты фазы лун.)
  
   С судомедпсихиатрией
   Моисей был не знаком.
   С либеральной эйфорией
   Разбирался кулаком.
  
   Сам когда-то, если вспомнить,
   Египтянина убил,
   Труп припрятал в чистом поле,
   От дознанья схоронил.
  
   Люд толпился на пригорке
   И друг другу чистил клюв.
   Если бы не их разборки,
   Как пророк бывает лют,
  
   Мы б поныне не узнали,
   Жили б с верою в людей,
   Но от этого едва ли
   Мир бы сделался добрей.
  
   Впрочем, кто не замышляет
   Зла, а врежет не шутя,
   По любви накостыляет -
   Тем особая статья.
  
   Дал возможность Иегова
   Самосуд всем избежать,
   Обойтись без мести кровной,
   Слишком скорого ножа
  
   И убийства в любом виде.
   Что от первобытных ждать?
   (За такой подход к Фемиде
   Очень надо уважать
  
   Всех, кто терпкий дух закона
   Отличает от понтов
   И от фантиков зелёных...
   Вот бы нам таких ментов.)
  
   Как не плюхнуться Рассее
   Голой попой на ежа -
   Иегова с Моисеем
   Монолог свой продолжал:
  
   "Кто с намереньем коварно
   Ближнего решил убить,
   Тех не ладаном, а варом
   Должно будет окропить!
  
   Ты на смерть таких хоть с церкви
   Забирай от алтаря.
   Отпущу сей грех, Мне верьте,
   Иегова - это Я!
  
   Кто отца огреет плетью
   Иль ударит свою мать,
   Подлеца без промедленья
   Смерти следует предать!
  
   Тех, кто мать с отцом злословит,
   Нет, чтоб холить и любить -
   Даже высшего сословья
   Полагается убить!"
  
   Жрец плохому не научит.
   Вот такие чертежи
   И намётки жизни лучшей
   Иегова предложил.
  
   (Кабы не были мы тупы,
   Чтоб умом своим прожить,
   То замучались бы трупы
   Из подъездов вывозить.
  
   Вот сынок привёл до хаты
   Двух порядочных девиц,
   А отец его поддатый
   Возлежит хлебалом вниз.
  
   Не сдержался сын, папашу
   Обругал и оскорбил,
   Повторить дословно страшно,
   Что дебил наговорил.
  
   А потом пинком из ванны
   Выставил прочь за порог
   Сын папашу, на диване
   Сам с девицами залёг.
  
   Ближе к тексту, сын злословил,
   Преступил святой закон
   И, согласно Иегове,
   Должен быть убитым он,
  
   А ведь жив, с отцом при этом
   Водку пьют они вдвоём...
   Хорошо, что все запреты
   Не буквально мы блюдём.
  
   Папка мамку обижает
   И сгоняет прочь с печи,
   С хаты гонит, унижает,
   А сынок сиди, молчи.
  
   Свёкор девку-полукровку
   Мучает исподтишка,
   Тискает тайком свекровку...
   Да и тёща хороша:
  
   Ей зятёк, что конь педальный,
   К молодым суёт свой нос,
   А что мамой не назвали,
   Обижается до слёз.
  
   Думают порой упрямо
   Недалёкие зятья:
   Да какая же ты мама,
   Если не даёшь житья!
  
   В комнате с гиппопотамом
   Нелегко устроить быт...
   Впрочем, и родная мама
   Не подарок может быть.
  
   Кто не жалует папашу
   Ради красного словца -
   Наказать такого важно,
   Даже выгнать наглеца
  
   Можно, следует - не спорю.
   Посочувствую, запью
   Я с отцом за сына с горя,
   Но за дерзость не убью.
  
   Что не следую дословно
   Я предписанному мне,
   Вижу сдвинутые брови
   Иеговы в вышине.
  
   Статус дал - венец творенья,
   Знаниями окропил.
   Я ж оказанным доверьем
   Явно злоупотребил,
  
   Вольнодумцев начитался
   Об отсутствии преград...
   Господи, прости засранца,
   Что залез в Эдемский сад,
  
   Надкусил плоды тугие
   Заигравшийся в игре.
   Есть, наверное, другие,
   Наказать кого не грех
  
   Не за личное сужденье,
   Не за красное словцо,
   А найти для исправленья
   Подостойней подлецов.
  
   Здесь одна моя надежда
   На заступника-Отца,
   Что, спустив с меня одежды,
   Он не выпорет мальца.)
  
   Как не плюхнуться Рассее
   Голой попой на ежа -
   Иегова с Моисеем
   Монолог свой продолжал:
  
   "Украдёт вдруг слишком прыткий
   Человека иль продаст,
   Будет схвачен при попытке
   Выкуп требовать от вас -
  
   Пристрелить! Не думать даже
   Сдать насильника властям
   И не ждать пока пропажу
   Возвратят вам по частям".
  
   (Как людей осатанело
   Расчленять вели в мечеть,
   Голову отнять от тела -
   Мы увидели в Чечне.
  
   В деле том поставит точку
   Жирной кляксою спецназ.
   Боевик рванёт по кочкам,
   Тела сбросивши балласт.
  
   От трудов остынет дуло,
   Ждёт Создателя сюрприз:
   То, что Он душой в нас вдунул,
   Полетит не вверх, а вниз
  
   В ад ко всем чертям собачьим...
   Смертники, как им поют,
   Видят свой конец иначе -
   Девственниц иметь в раю.
  
   Их простое вожделенье,
   А не Бог к себе влечёт,
   Только в этом заблужденье
   Иегова ни при чём.)
  
   "Если разругались двое,
   Камнем или кулаком
   Двинет кто в лицо чужое
   Так, что тот пойдёт винтом,
  
   Не умрёт, но сляжет крепко,
   Подтвердят что доктора,
   И без палки, как без кепки,
   Уж не выйдет со двора -
  
   Не сажать за то братишку
   Голым задом на угли,
   Ведь в разборках за излишки
   Самого убить могли.
  
   Снисхожденье будет сыну -
   Не хватался за кастет,
   В дело не пускал волыну
   (Кто не знает, пистолет).
  
   Только пусть заплатит лютый
   Компенсацию вполне
   (Спросите - в какой валюте?
   Полагаю, что в у.е.).
  
   Оплатить листок больничный
   Следует за этот срок.
   Скольких бы успел обчистить
   На гоп-стопе паренёк...
  
   Если кто ударит палкой
   И от рук его концы
   Раб отдаст или служанка -
   За подобный геноцид
  
   Наказать такого должно,
   Пусть для зоны шьёт тулуп.
   Доказать вину не сложно -
   Палка налицо и труп.
  
   Ну, а если отлежался
   Труп, не надо хоронить,
   Раб живучим оказался -
   Как хозяина винить
  
   И в Сибирь везти в телеге
   За какого-то козла?
   Раб - ведь это ж его деньги,
   Сам себя он наказал.
  
   И пока раб загибался,
   Кровью харкал не жилец,
   От конторы откупался,
   Разорил себя вконец
  
   Господин, чтоб при параше
   Не лишиться своих звёзд -
   Сколько он, представить страшно,
   Денег свёз закрыть вопрос...
  
   Иль представьте себе - драка,
   Двое, трое, как пойдёт.
   Встряла женщина, однако,
   Кто-то ей пинком в живот
  
   Иль рукою отмахнулся.
   Кажется, какой пустяк,
   Но бедою обернулся -
   Ведь бедняжка на сносях.
  
   Она выкинет, конечно,
   Но вреда иного нет,
   Не сажать же бессердечно
   Мужика на десять лет?
  
   За разорванное платье
   Погубители плода
   При посредниках пусть платят,
   Если дело без вреда.
  
   С виноватого взять пеню,
   Что наложит жёнин муж!"
   (Дай Господь ему терпенья,
   Если муж мозгой не дюж.
  
   Не бежать ему скандалов,
   Вечно слушать женский крик,
   Что за выкидыш так мало
   Взял с обидчика мужик.
  
   О вреде не знать нам лучше,
   Как снимали мести зуд.
   Душу вытряхнут за душу,
   Глаз за глаз и зуб за зуб.
  
   Руку за руку, за ногу
   Ногу разом оторвут,
   Полетит она с отрога,
   Псы во рву её сожрут.
  
   Обожженье обожженьем,
   Кислотой за кислоту...
   Перечню всех унижений
   Здесь не подвести черту.
  
   Всё перечислять не стану.
   Где ушибом - за ушиб
   И за рану - ту же рану.
   Здесь у древних перегиб.
  
   Талион вам не подарок,
   Но взглянув со всех сторон,
   Скажем так, довольно мягок
   Иеговы был закон.)
  
   "Если кто раба ударит
   Иль служанку, выбьет глаз -
   Пусть взамен стекляшку вставит,
   На свободу в тот же час
  
   Господин раба отпустит"...
   (Позже стал закон иным
   На плантациях капусты -
   Окривел, да пёс бы с ним.
  
   Янки негров обижали,
   Загоняли всех в ярмо,
   В глаз стекляшек не вставляли.
   Не народ был, а дерьмо.
  
   Времена переменились.
   Нынче с неграми олл-райт.
   Миром правит Кондолиза,
   С нею десять негритят.
  
   С временной задержкой, с лагом
   Искупили янки грех,
   Под американским флагом
   Негры стали "лучше всех".)
  
   Здесь поговорить изволим
   Мы про зубы. Смысл не прост.
   Зубы и свобода воли
   Вечный наш больной вопрос.
  
   Если раньше на свободу
   Шли за выбитый зуб лишь,
   Так предписано народу
   Было, то теперь - шалишь.
  
   Битой по зубам бейсбольной
   Получают просто так.
   За протез во рту без боли
   Стоматолог, не дурак,
  
   Шкуру снимет со штанами
   И отпустит без штанов.
   Лучше рабство, но с зубами,
   Чем свобода без зубов.
  
   "Если вол подцепит няню,
   И бедняжка умерла,
   Следует забить камнями!
   (Не девицу, а вола.
  
   Это после про блудницу
   Что-то будет, но не здесь).
   Мясо же вола-убийцы
   Осквернённое не есть.
  
   Здесь погонщика-раззявы
   Очевиден недогляд,
   Но на первый раз хозяин
   С тем волом не виноват.
  
   Если был бодлив скотина
   Накануне, анадысь,
   Знал про то отец от сына,
   Но не крикнул: берегись,
  
   И не принял мер заранье,
   Чтоб беду предотвратить -
   То вола побить камнями,
   А хозяина убить!"
  
   Может смерть на месте лобном
   Человек принять любой.
   Но отца убить из злобы
   Пользы, право, никакой.
  
   За свою отдаст он душу
   Выкуп в золоте, в у.е..
   Пострадавшим это лучше
   Чем отца сгноить в тюрьме.
  
   Кто из избранных погибнет -
   Будет тот же приговор.
   На рога раба поднимут -
   Здесь особый разговор.
  
   Кровь пустившую скотину
   Как всегда камнями бить,
   За раба же иль рабыню
   Нужно будет заплатить
  
   Отступное господину.
   Стоимость души раба
   До Христа в цене единой -
   Тридцать сиклей серебра.
  
   (На базаре даже дыни
   Различаются ценой.
   Здесь же раб любой, рабыня
   По цене идут одной.
  
   Один хил, другой в зените...
   Здесь про рынок я не прав.
   За ошибку извините,
   Тридцать сиклей - это штраф.
  
   В том закон особый принят.
   Мне не веришь? - Посмотри:
   Кодекс административный
   От Ездры, параграф три.
  
   Древний текст не сохранился,
   Много лет прошло с тех пор.
   Кодекс наш переменился,
   Не об этом разговор.
  
   Шкурой кодексы линяют,
   Кто-то с них снимает шерсть.
   Это дело не меняет -
   Нет статьи, а рабство есть.)
  
   "Если яму кто раскроет
   И окажется в ней вол
   Иль осёл из ямы взвоет -
   Оплатить ущерб изволь
  
   Метростроевец-копатель,
   Труб укладчик-трассовщик,
   Древностей кладоискатель
   И могильщик-гробовщик.
  
   Возмещать ущербы нужно -
   То известно испокон...
   (Нашим бы дорожным службам
   Соблюдать такой закон.)
  
   По цене за тварь живую
   Ям копатель каждый труп
   Пусть оплатит и свежует
   Хоть на рульки, хоть на суп.
  
   Если вол в период гона
   Вдруг соседского убьёт,
   За бутылкой самогона
   Сам вопрос тот отпадёт.
  
   Продадут вола, не медля,
   Что получат - пополам,
   А убитого разделят
   Поровну и вам, и нам.
  
   Если был бодлив, скотина,
   Но хозяин не стерёг,
   За волом своим с дубиной
   Не гонялся со всех ног,
  
   Хоть и знал вола повадку
   Задираться у плетня
   На иных скотов посадских,
   Мол, дождётесь у меня -
  
   Знал хозяин, но не принял
   Мер предотвратить разбой,
   За убитую скотину
   Будет он платить живой.
  
   Все бандитские повадки
   Полной мерой возместив,
   Пусть берёт себе останки
   От того, кто не бодлив -
  
   Кости, ливер омертвелый,
   Шкуру в дырах на просвет
   И другие части тела,
   От которых пользы нет".
  
   Здесь к ведомым и к ведущим
   Древняя мораль строга,
   Невоспитанным, бодучим
   Впору спиливать рога.
  
   За волом бодливым зрячим
   Должен быть сынов пригляд,
   В хлев ходить им надо чаще,
   А не лазить в порносайт.
  
   Иегова со скотиной
   Каждый пункт обрисовал,
   Из народа легитимно
   Раздолбайство выбивал.
  
   Из воловьей дохлой шкуры
   На глупцов катил баллон,
   Приобщал сынов к культуре
   Не ходить в порносалон.
  
   ГЛАВА 22
  
   Речь опять пойдёт об Иегове,
   О делах глубокой старины.
   Установки Бога племенного
   Для любой религии верны.
  
   В поселеньях скотоводов древних,
   Как сейчас почти без перемен,
   Не было у населенья денег,
   Натуральный царствовал обмен.
  
   С разницей от наших безлошадных
   На дворах дымился тёплый кал,
   И законы были беспощадны
   К тем, кто глаз на ту скотину клал.
  
   "Кто вола скрадёт, на всякий случай
   В город уведёт, а там продаст -
   Пять волов отдаст, когда прищучат,
   И ответит за вола в пять раз,
  
   Но в четыре за овцу ответит..."
   Точный счёт всему вели отцы.
   На уроках первых арифметик
   Дети часто путались от цифр.
  
   Умными такими однозначно
   Сделались евреи с тех времён,
   Сложные порой решать задачи
   Жизнь учила их простым ремнём...
  
   Две овцы заныкал дядя Сруля,
   Пока пьяный дядя Шлёма спал.
   Сколько Шлёме живности вернули
   И насколько Сруль тогда попал?
  
   Трёх баранов прихватил у речки
   И увёз с собой какой-то джип.
   Скольких надо возвратить овечек,
   Если джип ГАИ принадлежит?
  
   "Если кто застанет ночью вора,
   Лаз копающего в глубину,
   И убьёт без лишних разговоров -
   Не вменится кровь ему в вину..."
  
   Но когда взошло над миром солнце
   И вора возможно уличить,
   Отвечать за кровь тогда придётся,
   Дескать, можно было не мочить.
  
   За любой ущерб платить придётся
   (Словно в лагерях - здесь вам не тут).
   Ну, а если денег не найдётся,
   Самого мерзавца продадут
  
   В рабство долговое в счёт уплаты
   Живности, что вор тот уволок.
   Через сколько ждать его обратно? -
   От украденного будет срок
  
   Исчисляться кабалы и рабства:
   Пара лет - телёнка умыкнуть,
   А за племенного может статься
   И по полной семерик тянуть.
  
   "Что украл, вдруг в целости найдётся
   У вора, то вол или осёл -
   Малой кровью дело обойдётся:
   Две цены вор выложит на стол..."
  
   А не пять, как в детской той задаче,
   Где менты до Срули добрались.
   Воровской закон здесь обозначен:
   Что украл - продать не торопись
  
   И гонять народ бейсбольной битой
   Не спеши, для всех неровен час -
   Нынче ты мордаст, ушаст, упитан,
   Завтра сам отброшен как балласт.
  
   Застучал кто - ты, считай, покойник.
   Съел овцу - пойдёшь на полный срок,
   А вернул овцу и спи спокойно -
   Добровольно следствию помог.
  
   (Действие иное нам знакомо:
   Утащил, пропил... и в воронок.
   То скорей, не воровство, а норма,
   Наш менталитет и новый срок.)
  
   "Поле кто с люцерною потравит,
   Выпустив туда свой скот пастись,
   Козы ль обглодают виноградник -
   Пусть пастух ответит: лист за лист,
  
   Куст за куст, травинка за травинку.
   Лучшее из поля своего
   Пусть отдаст с корнями без заминки
   И без мордобоя, кто кого.
  
   Бросит кто окурок по привычке
   И огонь займётся у межи,
   Выжжет копны, и комбайн как спичка
   Вспыхнет так, что комбайнёр сбежит -
  
   Тот, кто за пожар тогда ответит,
   Все убытки должен возместить.
   Не хотят тушить окурки дети -
   За огонь с родителей спросить..."
  
   (На полях обугленной отчизны
   Недоросли с подростковых лет
   Представленье о красивой жизни
   Получают с пачки сигарет.
  
   Скоро в буквари введут рекламу.
   В ней узнаёт будущий дебил,
   Каким средством мама мыла раму
   И какое пиво папа пил.
  
   Тот, кому от лени беспредельной
   Жизнь немыслима без сигарет -
   Суждено ему в своей постели
   От окурка тлевшего сгореть.)
  
   "Для сохранности отдаст кто вещи
   Другу, а вещички украдут
   Из дому - хозяин не ответчик,
   Если вора сыщики найдут.
  
   Вор попавшийся заплатит вдвое
   За обиду, что нанёс друзьям.
   Всяк из них свою получит долю,
   Ведь друзей так разводить нельзя..."
  
   Вор в содеянном не отпирался,
   Всё отдал и друг не пострадал,
   Но осадок на душе остался -
   От тебя, мол, я не ожидал.
  
   "С раскрываемостью дело плохо,
   Вора не найдут, ломбард сгорел -
   Ростовщик даст клятву перед Богом,
   Что прибрать чужое не хотел,
  
   Перед алтарём ему божиться,
   Что руки на вещи не простёр..."
   Выбор прост, либо руки лишиться,
   Либо целым ринуться в костёр.
  
   (Врать политики не могут с детства,
   Не обидят даже простака,
   Клятву отдают на президентство
   И не обгоревшие пока.)
  
   "О скоте, одежде, всякой вещи,
   Если меж друзьями выйдет спор,
   Богу потерпевший и ответчик
   Дело отдают на приговор -
  
   На кого укажет, тот заплатит,
   Вдвое по закону возвратит
   Собственность, скотину, деньги, платье,
   Всё, что не ему принадлежит".
  
   Как мы помним раньше, Бога всуе
   Вспоминать запрет положен был.
   Там где собственность права рисует,
   Иегова свой запрет забыл.
  
   К Богу обращаться нам пристойно
   Только с целью отвести беду.
   Видно, это дело не пустое
   Разобраться, кто кого надул.
  
   Ведь случись у вас такое горе,
   Вам вола сосед вдруг не вернёт,
   Как понять - хозяин форсмажорит
   Или нагло о пропаже врёт? -
  
   Увели скотину на рассвете,
   Заповедь поправ - Не укради!
   Подтвердить подлог могли бы дети,
   Так они ж не Павлики, поди.
  
   (Павлика Морозова имею
   Я в виду, достойнейший пример.
   Надо чтоб в любом кругу семейном
   Вырастал бы милиционер.
  
   В каждом доме будь осведомитель
   На предмет общественной мацы -
   Дух наживы, что ни говорите,
   Сразу б поумерили отцы.
  
   Стукачок в своей одёжке драной
   Обеспечит общества прогресс...
   Но вернёмся к нашим мы баранам,
   Где затронут частный интерес.)
  
   Вам никто не прояснит картину:
   Отчего осла хватил удар,
   Чем сосед ваш опоил скотину?
   Ведь не всяк из нас ветеринар.
  
   Если от взаимных подозрений,
   Два соседа, словно волк и рысь,
   Подрались и не сошлись во мненьях -
   Им без клятвы здесь не обойтись.
  
   Клятва Иеговы между ними
   Будет в том, что взявший напрокат
   Собственность чужую не приимет,
   Хоть не может возвратить назад.
  
   Разведёт руками, извиняйте,
   Сам не знаю, дескать, как и что,
   Где скотина ваша - без понятья...
   Как пришло, выходит, так ушло.
  
   Аргумент хозяин с клятвой примет,
   Иегова в том авторитет,
   Подозренья в воровстве отринет,
   Обойдётся без чужих монет.
  
   (Договор хранения Создатель
   Раньше ввёл чем в Риме сервитут.
   В нём хранитель и поклажедатель
   Разную ответственность несут.
  
   Ведь хранитель сам отнюдь не ангел
   И лицензии просрочил срок,
   Статусом иных он ниже рангом
   И Мавроди будет по пупок.
  
   Подрастёт с годами, сильных мира
   Многих он догонит в толщину,
   По количеству нулей банкиром
   Будет представлять величину.
  
   Превратит банк в Божью он обитель,
   Что совсем не редкость у людей,
   Ведь для многих их банкир-хранитель
   Ангела-хранителя главней.
  
   Но тогда обманутой толпою
   Не толпились вкладчики у касс.
   Их, чтоб средства были под рукою,
   Иегова пестовал как класс,
  
   Воздавая каждому по вере,
   Чувства к ним особые питал.
   Глубоко в богоугодном чреве
   Вызревал еврейский капитал.
  
   Бог умрёт - так предрекал всем Ницше.
   Иегова, это не про Вас.
   Вы по праву можете гордиться
   Детищем своим "In God we trust".)
  
   "Всё, что вор украл и не попался,
   Должен тот вернуть, кто не сберёг..."
   При отсутствии сигнализаций
   Не бери чужое как залог.
  
   (Дорогую редкую икону
   Друг принёс к другому оценить.
   Пропадёт лик - нужно по закону
   За икону другу заплатить.
  
   Те друзья давно дружили крепко,
   В Сандуны ходили господа,
   Друг с ключей другого сделал слепок,
   Чтоб попасть в квартиру без труда.
  
   Пока мылись в банном отделенье,
   Кто-то в дом приятеля проник.
   Может, это просто совпаденье,
   Но в тот день злосчастный древний лик
  
   Был украден с дорогим окладом...
   Вот такая версия моя...)
   Что ещё знать поселянам надо,
   Изложу, как понимаю я.
  
   Если кто у ближнего скотину
   Выпросит, она ж претерпит вред -
   Перекинется иль кони двинет,
   Сдохнет, одним словом, на дворе -
  
   Некондишн впарили, хозяин.
   Говорили, что ваш вол не плох.
   Взяли мы его для вспашки зяби,
   А он сдох, ярмо тянут не смог,
  
   Болен оказался или старый.
   Нам скотину вздумали всучить
   Вы без справки от ветеринара -
   Так за что прикажете платить?
  
   За растерзанное зверем тоже
   Не плати, но факты предоставь.
   А рога, чтоб выглядеть похоже,
   К собственному темечку приставь.
  
   Все вопросы Бог решил о найме,
   О скотине, как её стеречь...
   Почему додумывайте сами,
   На девиц Он перевёл вдруг речь.
  
   "Если кто поступит с девой скверно,
   Соблазнит и дело не замять -
   Заплатить девице нужно вено
   И законно в жёны деву взять.
  
   Но когда не согласится выдать
   Замуж дочь обманутый отец,
   Полагая, дочь его не выдра -
   Отношеньям вовсе не конец.
  
   Пусть родителю заплатит лично
   Обольститель с девой заодно
   И свою похабную клубничку
   Всем семейством давит на вино".
  
   Правда, деньги молодых да ранних
   Тестю, а не им принадлежат,
   Что куда больней невесту ранит,
   Чем присесть до ветру на ежа.
  
   Так что девушки, решайте сами
   В выборе супруга-молодца
   Что важней в любви - сама с усами
   Иль благословение отца?
  
   "Хватит лирики, пора и к делу
   Перейти, когда не до любви.
   На душе так сильно накипело,
   Бог с ней с заповедью - не убий!
  
   Время разобраться наступило.
   Позже чуть дойдём до голубых,
   А сейчас, народ, берись за вилы,
   Ворожей не оставляй в живых!"
  
   Кто с земли и ниже тянет соки -
   Первые враги всех Иегов.
   Древо Инквизиции жестокой
   Проросло корнями вглубь веков.
  
   Пошленьким божком в своих угодьях
   С козочками баловался Пан,
   Чем не приглянулся Иегове.
   Здесь конкретно Пан тогда попал.
  
   "Всякий скотоложник предан смерти
   Будет с ворожеей наравне!
   Все они исчадия, поверьте,
   Дети ада, порожденья недр,
  
   Мрак язычества, тьма наважденья -
   Иегова гневно говорил -
   Никакого, право, уваженья
   К Господу, что всех вас сотворил".
  
   (Все ж другие - прогуляться вышли.
   Что ни бог, то лодырь, лоботряс.
   Все заслуги одному припишут,
   Что потом случится много раз.
  
   Гитлера запишут в Люциферы,
   Мао до небес превознесут...
   Здесь мудрец во имя пущей веры
   Формирует Иеговы культ.
  
   С ворожеями такая штука -
   На ответ о том, чей выше ранг,
   Пущенный в оккультную науку
   Может возвратиться бумеранг.
  
   Всем приверженцам единой веры
   Скопом путь заказан в райский сад.
   Мне же нетерпимости примеры
   Говорят, что часть вернут назад.
  
   По заслугам или не без денег,
   По протекции - не мне судить,
   Стал бугром Лысенко-академик,
   И давай сподвижников гнобить.
  
   Кабы был Лысенко Моисеем,
   На каких неведомо ветрах
   С Иудеи занесён в Рассею -
   Рассуждал бы он примерно так:
  
   "За генетику горой не встану -
   Мифотворчество и атавизм.
   Мендель, Тимофеев - шарлатаны,
   С ними Магомет и весь буддизм.
  
   Кто богам иным приносит жертву,
   Кроме Иегове одного,
   Будет впредь заклятию подвергнут..."
   Проклянёт Аллах и что с того? -
  
   Говорит порой иной безбожник...
   Но каким мешком из-за угла
   Встретить его надо неотложно -
   Пусть об этом думает мулла.)
  
   Всяк о Господе своём печётся,
   К этому у нас претензий нет.
   Мы же вновь до Сущего вернёмся,
   Сгоним дрозофил с Его котлет.
  
   "Пришлеца не притесняй открыто,
   Скрытно от других не угнетай!
   Ими были вы в земле Египта,
   Где хватили горя через край.
  
   В жадности своей не притесняйте
   Ни сирот, ни беззащитных вдов.
   А вы, милые, ко мне взывайте,
   Я услышу вопль, сойду суров,
  
   Гнев мой праведный воспламенится,
   Я ж в беспамятстве неукротим,
   Поражу мечём в своей деснице,
   Притеснителя и иже с ним
  
   Порублю, как на тарелке шпроты..."
   (Снова будут вдовы верещать,
   Новые появятся сироты,
   Некому их будет притеснять.
  
   Повторю, как Робеспьер когда-то:
   Больше вдов, но меньше подлецов!
   Дети же опальных олигархов
   Проживут вполне и без отцов.
  
   В оправданье принципов великих
   Не одна скатилась голова,
   Где в запале Молох многоликий
   Малолетних защищал права.
  
   В аллегории сгустил я краски,
   Скажем, просто-напросто наврал.
   Иегова только для острастки
   Говорил, но сам не убивал.)
  
   "Не в пример ростовщику-уроду
   Если одолжил ты штуки три
   Бедному из моего народа,
   Денег в рост с него ты не бери!"
  
   (Далее в Европе, в самом центре
   Будет христианство осуждать
   Деньги в рост и запрещать проценты,
   Оборот тем денежный сужать.
  
   Где простому век не появиться -
   Вексель выступит переводной,
   Оболванит служек инквизиций,
   За барыш ответит головой.
  
   Обойти церковников запреты
   Ремитент сумеет в пять минут,
   В городах купцы свои проценты
   Через третьих лиц себе вернут.
  
   Хоть имел я по марксизму тройку,
   Но усвоил я сомнений без -
   Где воюют базис и надстройка,
   Победит корыстный интерес.)
  
   Абсолютный дух вверху витает,
   Эгоизм внизу справляет бал.
   Так что Иегова отдыхает,
   Там, где миром правит капитал.
  
   Впрочем, с мироздания начала
   Иегова сам того хотел:
   Передать власть в руки капитала,
   Самому остаться не у дел,
  
   Воз тащить найти другую лошадь.
   И Ему, представьте, удалось
   С золотым тельцом всех облапошить,
   Впрячь скотину ту в земную ось,
  
   В дилижанс свою пристроить паству,
   А тому, кто в гору воз тот прёт,
   Иегова для любого класса
   Нужные слова всегда найдёт:
  
   "Ежели в залог возьмёшь одежду
   Ты у пацана примерить лишь,
   Сохрани у ближнего надежду,
   Что к заходу солнца возвратишь,
  
   Ибо есть она его единый
   Тела задубевшего покров..."
   (Так что, милый мой, не будь скотиной -
   В карты обыграл и был таков.
  
   Пиджачок, шузы и шапку-пыжик,
   Всё, что взял, верни к исходу дня.
   Не в тюрьме, чай, где тебе не выжить,
   Кроме как у ближнего отнять.)
  
   "В чём лох будет спать? Ведь возопиет
   Он ко Мне, дрожащий точно смерд,
   Кипятком которого облили.
   Я услышу, ибо милосерд.
  
   Бога не хули!" (Начальство лучше
   За безделье, жлобство и апломб
   Ты не проклинай, мол, бьёт баклуши -
   Сам баклушей той схлопочешь в лоб.)
  
   "Приносить Мне первое не медли,
   От гумна начатки, от точил -
   Всё неси ко Мне в конце недели,
   Даже сына-первенца тащи.
  
   То же делай ты с волом, с овцою,
   В день восьмой сжигая всех подряд.
   Мне приятен будет их, не скрою,
   Первенцев молочный аромат".
  
   (Как кровавых избежать амбиций,
   Способы найдутся у жрецов,
   И без ритуального убийства
   Обойдётся мир в конце концов.
  
   Соберут за первенцев на блюдо
   И возложат дань на алтари,
   За возможность откупиться люди
   Будут тех жрецов благодарить.)
  
   "Мяса, сын, растерзанной скотины
   Из моральных принципов не ешь,
   Псам швыряй его в своей гордыне,
   Даже если тот кусочек свеж.
  
   Хищники зубов не чистят вовсе,
   Хоть они, представьте, не болят.
   Подцепить болезни, люди, бойтесь,
   Кроме тех, что исцеляю Я,
  
   Дабы в радости своей, в печали,
   На работе, в поле, на гумне
   Вспоминали вы Меня и знали:
   С вами вместе Я и вы во Мне!"
  
   ГЛАВА 23
  
   "Пробить людского равнодушия броню
   Вас призываю сущностью духовной,
   Я беззаконников вовек не извиню
   И не прощу, не будь Я Иегова!
  
   Не лжесвидетельствуйте, люди! Пастухи,
   Пустому слуху не давайте ходу
   И не протягивайте вы своей руки
   Обману беззаконника в угоду.
  
   Свидетель, в пользу преступления не будь
   Ты очевидцем и своей поддержкой
   Добру не навреди, что видел - позабудь.
   Возможны в правосудии издержки.
  
   Не следуй множеству, добро творить во зло,
   И тяжбы не суди не сепаратно,
   Не подражай толпе, глупа она зело,
   Решений с ней не принимай превратных.
  
   Ты к нищим прояви особый свой подход,
   Бедняге не благоприятствуй в тяжбе.
   Всё, что присудится, он всё одно пропьёт,
   А может статься, обопьётся даже.
  
   Будь с неприятелем умнее и хитрей,
   Сквозь ненависть смотри на перспективу,
   Вола, осла его найдёшь - кнутом не бей,
   Веди к нему заблудшую скотину.
  
   Осёл врага упал под ношею своей,
   А ты с утра не приложился даже -
   Не пей! Врагу на помощь поспеши скорей
   И вместе с ним развьючивай поклажу".
  
   (Христос чуть позже эту тему разовьёт,
   А здесь мы подошли к её истокам:
   По правой кто щеке слегка вас саданёт -
   Вы левую ему подставьте щёку.
  
   Не соблюдаю я Великого поста
   И не болят отхлёстанные щёки,
   Но принимаю я учение Христа
   И уважаю я его истоки.)
  
   Вернёмся к нищим. "Если этот нищий ваш,
   Его словам в суде не удивляйся,
   Превратно не суди его и прочих тяжб,
   От всякой лжи поспешно удаляйся.
  
   Не умерщвляй невинного, пусть невзначай,
   И не усердствуй с наказаньем шибко,
   Из тёмной комнаты рубильник не включай,
   Возможна ведь судебная ошибка..."
  
   (Все доказательства невинности собрав,
   Срок апелляции когда продлили,
   Верховный Суд решил: расстрелянный был прав
   И дело с чистой совестью закрыли.)
  
   "Даров не принимайте! Ибо те дары
   Слепыми сделают с рожденья зрячих,
   Зрачки покроют катарактой до поры
   И суть всех правых дел переиначат".
  
   (В Союзе Правых Сил и без даров слепцов
   Случилось быть, везде глупцов в избытке.
   Нахапал там даров от правых сил Немцов
   Вот и ослеп, хоть парень очень прыткий.
  
   Подслеповатая с ним вместе молодёжь
   По дискотекам дурочку ломает.
   Но на мякине молодёжь не проведёшь,
   Дары она прекрасно принимает.
  
   Слепцам на стадион, чьё имя легион,
   Везут фуфло с оранжевой помойки.
   Дары Пандоры им суют со всех сторон,
   Они берут и слепнут потихоньку.
  
   Заплатят если - парни в Ленина пальнут,
   Мол, что разлёгся непорочной девой.
   При власти правые к кормушке справа льнут
   Пока их "Наши" не подвинут слева.
  
   Принципиальны все, но только до поры...)
   Мы ж к мысли возвратимся предыдущей:
   Глупцов слепыми быстро сделают дары -
   Так Иегова нам поведал Сущий.
  
   "Пришельца, Мой завет таков, не обижать!
   В чужом краю что на душе пришельца?
   Какие кошки там скребут - не вам ли знать?
   Вас Фараон имел за отщепенцев,
  
   Когда семиты своей шумною толпой
   Вдоль по Египту шастали беспутно...
   (Прости мне, пушкинист, проступок глупый мой,
   Евреев я с цыганами попутал.
  
   Мне больно за пассаж, постыден мысли сбой,
   Но не случайно всплыли параллели -
   Цыгане с кочевой подобною судьбой
   Для Геббельса такие же евреи.)
  
   Шесть лет в полях свой хлеб усердно сей и жни,
   А на седьмой ты дай земле свободу,
   Чтобы питались в этот год на ней одни
   Убогие из твоего народа.
  
   И с виноградником ты также поступай,
   С маслинами, плодов их не жалея.
   Когда без видимых причин толпа тупа,
   Голодная толпа вдвойне тупее.
  
   Закончат нищие на той земле свой пир,
   Съедят остатки полевые звери.
   Убыток невелик - разломанный сортир,
   Но дом твой в целости по крайней мере".
  
   (В законе Иеговы мне от вас не скрыть
   Двойной смысл глубины его огромной -
   Не столько хочет Он голодных накормить,
   Как отвратить еврейские погромы.
  
   Пока речь не идёт про тех, кто "лучше всех",
   Пока один народ другой не ущемляет,
   Не социальный, а этнический аспект
   Простят жрецам все прочие земляне.
  
   Премудрости житейской столько в Книге книг,
   Не выдуманной, истинно исконной,
   Что хватит на любых дебилов и тупых,
   Но не на тех, кто пишет нам законы.
  
   Гляжу в рабочий кабинет через века
   Всех власть имущих, рыжих и не рыжих.
   Среди Налоговых, ГК и УПК
   Я к сожаленью Библии не вижу.
  
   И если Путин - очень редкий экземпляр,
   Его бы в Красную занёс я книгу -
   Читает Библию, как говорит ПИАР,
   Другие ж точно в Книге видят фигу.)
  
   "Шесть дней трудись, не покладая своих рук
   На поле, в мастерской, крутись в рутине
   Чиновных дел, а в день седьмой повесь сюртук,
   Сам отдохни, и дай покой скотине.
  
   Как вол, неделю вкалывал ты, нет - осёл.
   Настало время отдохнуть всем вместе.
   Пастух в сей день твои стада пусть не пасёт,
   Жених не пристаёт к своей невесте.
  
   Пусть сын рабы твоей и пришлец, что зашёл
   На огонёк иль погостить у наших,
   Потешат чресла праздно, вмажут хорошо
   И носа не суют порога дальше.
  
   Всё соблюдайте так. Не приведи Господь
   Услышать Мне богов упоминанье
   Иных. Не большевик, но к участи господ
   Приговорю толпе на растерзанье
  
   Неисправимых. Лично буду Я честить
   Заблудших не в ту степь в вопросах веры".
   (Веротерпимость не в ходу и не в чести
   У всех богов единственных и первых.
  
   В спор богословский, кто главней, я не вступлю,
   Лишь прикоснусь к истокам вечной тайны
   О Триединстве. Постигаю однолюб,
   Что Троица Святая не случайна.
  
   Не мне, глупцу, судить об истинном Творце,
   Критиковать Талмуд, его основы.
   И с выраженьем беспристрастья на лице
   Я вникну в то, что скажет Иегова:
  
   "В году три раза ты исправно празднуй Мне,
   Ешь пресный хлеб в дни месяца Авива.
   Семь дней опресноков достаточно вполне
   Не жировать, но выглядеть счастливым.
  
   В сей месяц двинув вас на новое жильё
   С Египта выходил Я вместе с вами.
   И не являйся ты перед лицо Моё
   С пустыми от безделия руками.
  
   Собрав в амбар плоды нелёгкого труда
   И поощрив ударников работу,
   Свой урожай как праздник жатвы наблюдай,
   Гуляй и веселись хоть до икоты.
  
   Приятен будет Мне счастливый пьяный лик".
   (Среди друзей я не встречал иного.
   Застольям нашим я привык благоволить,
   А здесь карт-бланш даёт сам Иегова.)
  
   "Три раза в год агнца Мне в жертву вознеси,
   Пол мужеский яви пред лице Бога,
   В день песнопения за весь народ проси.
   Я дам на всех, всем выйдет понемногу.
  
   Не изливай ты на квасное жертвы кровь,
   Постись, говей, не думай о скоромном,
   К концу опресноков ягнёнка приготовь
   И жертвенник держи в тот день зажжённым.
  
   Готовь лишь столько, сколько за ночь может съесть
   Твоё семейство. До утра не должно
   Хранить остатки, ибо есть у нас болезнь,
   Когда рулон бумаги не поможет".
  
   (В день Конституции, по нашему считать,
   Какой-то там желудочной заразе
   Не даст Лужков наш лучший праздник обокрасть
   И слабым тазом всё испортить разом.)
  
   "В дом Иеговы первые своей земли
   Плоды ты принеси..." (Мне ж не понятно,
   Где этот дом и как в него попасть могли
   Семиты, чтобы выбраться обратно.
  
   А может быть, имел в те древние года
   Священник свой приход, скотину в поле.
   Как к Богу лучшее несли к нему тогда.
   Но это мои домыслы, не боле.)
  
   "Козленка в молоке от матери его
   Ты не вари! (Здесь мистика, пожалуй),
   От возмущенья дабы это молоко
   Не вспенилось и прочь не убежало.
  
   Приговорив на жертву молодых козлов,
   Не оскорбляй всех прочих в лучших чувствах
   И, как бы ни был ты продвинут и суров,
   Над памятью погибших не кощунствуй!
  
   Где безутешна в причитаниях вдова,
   Ты не красуйся с фотоаппаратом.
   Тем более, что мать убитого жива,
   И подрастают новые козлята.
  
   Ростки отмщения пробьют непрочный наст,
   Их с молоком униженный впитает.
   А Мне в попытках осчастливить лучших вас
   Козлов упёртых без того хватает.
  
   Вот, посылаю Ангела перед тобой
   Хранить тебя в пути, вести в то место,
   Что приготовил я в долине голубой
   Вод Иордана в зелени чудесной.
  
   Будь осторожен ты в присутствии его
   И слушай гласа, не упорствуй против,
   Иначе на глупцов натасканный конвой
   Тебя прикладом пнёт на повороте.
  
   Горят глаза Его на недругов огнём.
   Уполномочен Он для подвига благого
   Всё потому, что моё Имя будет в Нём,
   А имя Моё, милый, Иегова.
  
   Врагом твоих врагов Я буду, поражу,
   Град ниспошлю на головы и плечи.
   Твоя задача исполнять, что Я скажу,
   Как женщине мужчине не перечить.
  
   Противником твоих противников не раз
   Я выступлю с мечом на поле брани
   С условием, что глас Мой Ангел лишь подаст,
   Ты - враз под козырёк без препираний.
  
   Мой Ангел за собой Израиль поведёт
   К Хеттеям, к Ферезеям, к Аморреям,
   Иевусеев всех, Евеев перебьёт,
   Лишь по созвучию они евреи.
  
   Не поклоняйся их богам и не служи
   Ты им ни в чём, делам не подражай их,
   Но истреби вконец, над пропастью во ржи
   Столкни их вниз копьём, копытом, ржаньем.
  
   Иноплеменников прочь сокрушив столпы,
   Служите Иегове (словно Резник
   Тому, кто платит). К вам Я обращу стопы,
   Хлеб освящу и отвращу болезни.
  
   Бесплодных на земле твоей не будет впредь,
   Не будет в ней рождающих до срока".
   (Но можно сразу после родов умереть,
   Когда роддом останется без тока.)
  
   "И дней число твоих Я сделаю полней..."
   (Здесь Иегова благости потрафил.
   А по тому, как Он старался для людей,
   Могу сказать, что не служил в Минздраве
  
   Чиновником, где клерк спешит набить карман
   И соревнуется в украсть уменье...
   В больницах сельских обязать бы задарма
   Пахать их всех, храм здравоохраненья
  
   Не дать спалить им, Герострата перекрыв,
   Не дать плодить им жуликов как сами,
   С запорами от чёрной пребывать икры
   И с красными от коньяка носами.)
  
   Здесь Иеговой было всё предрешено -
   Народа средний возраст не убудет.
   Тогда как голоданье лечит от тошнот,
   Переедание, напротив, губит.
  
   "Пошлю Я ужас пред тобой, любой народ
   Я устрашу, к кому бы ты ни придешь
   Права качать. Прочь убежит он от ворот,
   Едва услышит за окошком идиш.
  
   К версте обычной в беге добавляя гак,
   Помчится прочь он с криком "Помогите!"
   И будет ему мнится, что любой ишак,
   Его встречает фразой на иврите.
  
   Тыл всех врагов твоих к тебе Я обращу,
   Дабы не видел ты их лиц агоний.
   Всех гончих псов своих за недругом пущу,
   Что хочешь делай с ним, когда догонишь.
  
   Пошлю Я шершней пред тобою. Страшный вид
   Вооружения в руках евреев
   Погонит как коров, но всех не истребит
   Евеев, Хананеев и Хеттеев.
  
   Не выгоню всех Я за календарный год,
   А буду вытеснять мало помалу,
   Иначе на поля пустые зверь придёт
   Сжирать ниспосланную с неба манну.
  
   Народы выселять не буду с кондачка,
   Насилья с беспределом не приемлю.
   Я, добрый, подожду размножишься пока
   И сам наследуешь святую землю.
  
   Достигнет нормы на один квадратный метр
   Число семитов - всяк иной породы
   Подастся прочь в бега, пока в своём уме
   Не станет жить, где правят антиподы.
  
   Твои пределы без линейки проведу
   До моря Филистимского впрямую
   От моря Чёрмного. Лишь транспортир найду,
   Таких границ тогда понарисую,
  
   Земли обетованной, что они дойдут
   До вод реки великой, где прохлада.
   А жителям земли, что не уйдут по льду,
   Картошку заменю на авокадо.
  
   Не заключай союза с ними, их богов
   Дабы мой нюх не уловил и духа.
   Стелю я мягко, но когда зело суров,
   Без лишних слов могу отвесить в ухо.
  
   Жить не должны они в своей, то есть твоей
   Земле, чтобы не впал ты, греховодник,
   В грех супротив Меня, что всех богов сильней,
   Не усомнился, кто из нас верховней.
  
   Моим доверием вам нужно дорожить.
   Вы ж сущие в вопросах веры дети,
   Когда начнёте вы иным богам служить,
   Служение сие вам станет сетью.
  
   Имеющий извлечь вас из своих силков
   Беспомощностью вашей насладится..."
   Но что за браконьер свой вытащит улов,
   В главе изложенной о том не говорится.
  
   В вопросах веры часто, следует признать,
   Иной сектант неверия опасней.
   Но с мест насиженных всех иноверцев гнать -
   Здесь с Иеговою я не согласен.
  
   ГЛАВА 24
  
   Было приказано (кем, в каком звании?)
   Здесь Моисею: "На гору взойди
   Ты к Иегове, для общего знания
   Вверх Аарона с собой прихвати
  
   И Авиуда с Надавом! Взяв семьдесят
   Душ из старейшин, иди, не пыли
   И прикажи ортодоксам на пенсии
   Богу поклоны бить лишь издали.
  
   Пусть Моисей к Иегове приблизится
   На расстоянье, но только один.
   Ну, а народ, дабы с властью не свидеться
   В гору и вовсе чтоб не восходил".
  
   Пересказал Моисей все фантазии
   Те, что сорока несла на хвосте.
   И отвечал народ в единогласии:
   Всё, что сказал наш Господь - Будет зде!
  
   (В нашей стране, говорят, демократия,
   Я же грущу по былому в тиши.
   Всё, что когда-то вложила в нас партия
   Из головы уходить не спешит.
  
   Тру я порою задумчиво лысину
   Да по России украдкой всплакну.
   В вечной потребности к единомыслию
   К единороссам мне что ли примкнуть? -
  
   Следовать общему предназначению:
   Мимо - всегда и не делать - везде,
   И вопреки обстоятельств стечению
   Искренне верить, что всё Будет зде!)
  
   Те, что услышал слова Иеговные,
   Все записал Моисей поутру.
   И содержание строчек неровных тех
   Очень народу пришлось по нутру.
  
   Там под горою поставил он жертвенник,
   Камни ворочал усердно, аж взмок.
   Утро пред бурею выдалось ветреным,
   Не простудился бы мудрый пророк.
  
   С торсом могучим, с ручищами сильными
   Место сложил, где молебен служил,
   И по числу всех колен Израилевых
   Ровно двенадцать камней возложил.
  
   Во исполненье святого служения
   Юноши из Израиля сынов
   Жертву свою принесли всесожжения,
   Богу во славу заклали тельцов.
  
   Взяв половину той крови, на жертвенник
   Вылил пророк. В окруженье маслин
   Между народом и Богом посредником
   Кровь остальную по чашам разлил.
  
   Книгу завета взял с надписью дарственной,
   Вслух содержанье её огласил,
   В знак закрепленья тех дел государственных
   Кровью из чаш свой народ окропил,
  
   Так говоря: "Этой кровью заветною
   Свой подписал Иегова закон,
   В вечных разборках с врагами конкретными
   Выступит нашим защитником Он".
  
   Книги прослушал народ содержание,
   Где Иегова речист и рукаст.
   И согласился в своём послушании:
   Всё, что сказал Иегова - приказ.
  
   Сделаем всё, что сказал и послушными
   Будет тому, кто нас вывел из тьмы,
   За прегрешения и простодушие
   Дабы бежать нам тюрьмы и сумы.
  
   Семьдесят взявши старейшин Израиля,
   Сам Моисей, Аарон, Авиуд,
   С ними Надав, благородным собранием
   Как на заклание в гору бредут.
  
   Нечто гирляндой сияет подвешенной,
   Чистым сапфиром врезается в даль,
   То под ногами Его, снизошедшего,
   Лестницей в небо уходит хрусталь.
  
   На горизонте увидели Сущего
   В солнечном свете, в дыму от кадил.
   Рук не простёр Иегова, по случаю
   Не ослепил никого, не убил.
  
   Расположились у Бога в предбаннике,
   Дальше идти людям запрещено,
   Бога узрели народа избранники,
   Ели и пили, что всем не дано.
  
   Бог оказал Моисею почтение:
   "В гору взойди ко Мне сам и будь там,
   Кладезь премудрости в нравоучении,
   Здесь Я скрижали тебе передам,
  
   Что поценнее иного имущества,
   Чернью отторгнутого у дворян".
   (Как бы Бог ни был велик и могуществен,
   Слову написанному доверял.
  
   Правда, скрижали те не на папирусе
   Смысл излагали и правду несли.
   Лишь на камнях первобытную клинопись
   Люди тупые усвоить могли.
  
   Заповедей раскалённого олова
   Капали в душу народа слова.
   Сам Моисей в деревянные головы
   Истины Божьи как гвозди вбивал,
  
   Не уставал делать всем замечания,
   С тайной надеждой, что суть их дойдёт.
   Позже не раз Иегова отчаявшись
   Жестоковыйным народ назовёт,
  
   Отгородится от быдла масонами.
   Зная, как писари смысл переврут,
   Слово не писанное, но весомое
   Лишь посвящённым откроет Талмуд.)
  
   Встал Моисей, с Иисусом служителем
   В гору пошёл, как Начальник сказал,
   Прочим старейшинам и долгожителям
   До возвращения ждать приказал
  
   Всем оставаться и с места не двигаться:
   "Если разлады возникнут и ор,
   Кто на кого разорётся, накинется -
   Пусть Аарон вас рассудит и Ор.
  
   Их оставляю в своих заместителях,
   Авторитет свой на них возложу,
   Сам же пока к Иегове-спасителю
   За указанием сверху схожу".
  
   Только взошёл Моисей, сразу облако
   Гору покрыло на целых шесть дней.
   Там на Синае мультфильмовским ёжиком
   В славе Господней бродил Моисей.
  
   В день же седьмой, если ближе к источнику -
   В седьмый, воззвал к Моисею их Бог,
   Бишь Иегова, на славу заточенный,
   Облако в дым обратил Он и в смок.
  
   В ярком свечении ионизации
   Атом последний отдал электрон,
   То Аарон, если честно признаться нам,
   Тайно от всех запустил фазотрон.
  
   Вид Иеговы огнём поядающим,
   Магмой казался для прочих людей,
   И на глазах изумлённых товарищей
   В плазму вступил их пророк Моисей.
  
   Все слабонервные падали в обморок
   И поднимались без всяких врачей,
   А Моисей, посетивший то облако,
   Был на горе сорок дней и ночей.
  
   ГЛАВА 25
  
   Здесь Моисею велел Иегова
   Волю народу свою передать:
   За приношенье не взыщет сурово,
   Всех к приношению впредь обязать,
   А несогласных кнутом наказать.
  
   "По сердцу Мне приношенья ходящих,
   Ведь приношенье совсем не дары,
   Те, что в слепцов превращают всех зрячих.
   Я ж, Иегова, свои топоры
   Не затуплю об дары до поры.
  
   Вот приношенья, которые должно
   Вам принимать и перечить не сметь,
   Приоритеты запомнить не сложно:
   Золото - раз, серебро, дальше медь,
   (Сталью чуть позже все будут греметь).
  
   Пряжа любая, прядут что в деревне,
   Кожи бараньи, виссон, козья шерсть,
   Камешки можно, елей для курений.
   Ассортимент здесь Мне не перечесть,
   В общем, пусть тащит народ всё, что есть.
  
   Мне уготовьте святилище. Буду
   В нём обитать, пребывать среди вас.
   Скинии образ и образ сосудов
   Я покажу Моисею. Приказ:
   Сделать такие же мне на заказ!
  
   Сделать ковчег мой из древа акаций,
   Золотом чистым снаружи покрыть
   И изнутри! (Выпуском облигаций
   Стены не стал Иегова лепить,
   Их отложил, чтоб очаг растопить.)
  
   Сверху венец, дабы знали семиты,
   Где Иегове им службу служить.
   Кольца, шесты, чтобы служкам левитам
   Оных посредством ковчег тот носить -
   Намертво в кольцах шесты закрепить.
  
   Мне очистилище золототканно
   Сделай двукрылое, то есть покров.
   Двух херувимов работы чеканной
   Лицами внутрь прилепи с двух боков,
   В стили Ампир мне исполни альков.
  
   В этот ковчег откровение свыше
   Ты положи, что тебе передам.
   Всё, от Меня что ты раньше услышал,
   Клинописью разложу по слогам,
   Дабы сподручней усваивать вам.
  
   Буду тебе между двух херувимов
   Я открываться, нести свой завет,
   Завучем в классе присяду незримо
   Слушать, как мне исполняют обет,
   И в колокольчик звонить на обед.
  
   Все приношенья адажио, скерцо
   Вы принимайте. Мой славный народ
   Всё, что задумает в помыслах сердца
   С тихою радостью пусть отдаёт,
   Не отправляйте его от ворот.
  
   Сделай мне блюда и чаши, и кружки,
   И фимиамники, лить фимиам
   Чистого золота в четверть полушки...
   Земли обета по вере раздам:
   Вам - по дарам, а иным - по шарам.
  
   Хлеб на столе обновляй ежедневно
   Для предложенья пред лицем Моим
   Великодушным порою и гневным.
   За покрывалом лицо сохраним,
   Смертному дабы не свидеться с ним.
  
   Чистого золота сделай светильник.
   Должен чеканным светильник быть сей,
   Стебель и ветви с него выходили б -
   Что за светильник, когда без ветвей?
   Золота здесь Моисей не жалей.
  
   Должен он быть обязательно цельным,
   Выполнен точно как на чертеже.
   Документацию вышлю отдельно.
   Этот прожект и с цветами сюжет
   Мне присоветовал сам Фаберже.
  
   Яблоки, чашки - не просто бравада.
   Сделай конкретно вкруг них семь лампад,
   Чтобы светили они куда надо,
   То есть вперёд, а не косо, назад,
   Дабы не щуриться на образа.
  
   Сделай щипцы к нему, на причиндалы
   Чистого золота целый талант
   Ты отряди, а окажется мало -
   Мы соберём с населенья сто крат,
   На Иегову не жалко добра.
  
   Светом в ночи будет этот светильник,
   А не какой-то торшер-ширпотреб".
   (Командировочному кипятильник,
   В номере тайно чаёк свой согреть,
   Рыло консьержке-змее утереть.)
  
   ГЛАВА 26
  
   "Скинию, то есть чертог для моления,
   Из десяти сделай ты покрывал
   Виссона яхонтового кручения".
   (Редкий по времени материал.
  
   Чем отыскать его цвета червлёного -
   Проще с козла надоить молока...
   Разве что выкрасть с музея Будённого
   Знамя дивизии или полка...)
  
   "На покрывале искусной работою
   Вытки Мне двух херувимов анфас
   Точно на стяге с особой заботою".
   (Вроде как Ленин и Сталин у нас).
  
   Дальше работы идёт описание,
   Что интересно лишь для мастериц.
   Скиния - это чертог для собрания,
   Место где молятся, падая ниц.
  
   Весь в херувимах покров очищения
   Золотом выткан для самых крутых.
   Посередине - ковчег откровения,
   Центр мирозданья, Святая святых.
  
   Брусья для скинии древа акации,
   Золото, медь, серебро по углам,
   Входа четыре, чтоб всем не толкаться там -
   Первый в истории Божеский храм.
  
   ГЛАВА 27
  
   С уточнением, как сделать жертвенник,
   Иегова выдал чертежи
   Моисею. Без уменья медника
   Ту печурку было не сложить.
  
   Мы опустим разные подробности,
   Исключенье сделаем одной:
   Основная очага особенность,
   Что ковчег тот был переносной.
  
   Не мешало это откровению.
   Сам кочуешь и ковчег тащи,
   Дабы Бог свои соображения
   Мог оперативно сообщить.
  
   Полагалось строить двор для скинии
   В сто на пятьдесят мужских локтей
   (Восемь соток, в метраже прикинем мы),
   Медью отороченный плетень.
  
   Колья, принадлежности - всё медное,
   В серебре лишь связи и крючки
   (Эти украшения небедные
   Растащили б наши дурачки.)
  
   "Прикажи народу ты Израиля,
   Битый из маслин нести елей,
   Дабы было чем в иной окраине
   В скинии собрания светлей.
  
   Зажигать светильник Мой по вечеру
   Будут Аарон и сыновья.
   К этому огню, пока не вечному,
   Буду иногда спускаться Я,
  
   Облаком, дымком стоять инкогнито,
   Ведать помыслы людей своих.
   Целиною до конца не поднятой
   Вечный то участок в роды их".
  
   ГЛАВА 28
  
   "Дармоедов Эников и Беников
   Не приемлю, здесь у вас не тут!
   Будут Мне поставлены в священники
   Аарон, Надав и Авиуд,
  
   Ифамар, Елиазар кровинушка -
   Аарона дети. Для Меня
   Будет петь псалмы, а не "Дубинушку"
   Моисея близкая родня.
  
   Им одежды сделаешь священные
   Славы для, отличий, красоты.
   За покрой и качество отменное,
   Моисей, ответишь лично ты.
  
   Что касается тебя, со всеми мудрыми,
   Дух премудрости в кого вдохнул,
   Переговори. С делами трудными
   К ним придти Я б сам не преминул.
  
   Мне в священники для посвящения
   Аарона перечень одежд
   Я представлю, впредь для воплощения
   Всех Моих задумок и надежд.
  
   Зимняя одежды формы, летняя,
   Для служения и на парад,
   Место справа - где чинов отметины,
   Слева - для отличий и наград.
  
   Главный элемент для облачения -
   Наперсник из дорогих камней,
   Украшение Первосвященника,
   Что всех прочих будет поглавней.
  
   Здесь ефод - одежда, но короткая,
   Риза верхняя, под ней - хитон
   Застежной, кидар (пилотка ротная,
   А цилиндр появится потом).
  
   Здесь приказ, не просто обращение,
   За задержку голову сниму:
   Пусть одежды сделают священные
   Аарону, брату твоему
  
   И сынам его для поставления
   В клир святой". Так новый институт
   На земле возник в одно мгновение.
   Иегова - это вам не тут!
  
   "Пряжи цвета яхонта, червлёного
   Золота в достатке пусть возьмут,
   Из виссона редкого, кручёного
   Пояс и ефод ему сошьют.
  
   Оникса два камня драгоценные,
   Перед тем как съехать за рубеж,
   Ты изрежь. Те имена бесценные
   По порядку их рожденья режь!
  
   На иных двенадцати оправленных,
   Кислоты на камень не жалей,
   Вытрави, сынов как звать Израйлевых
   Из числа двенадцати колен.
  
   Надписью расцвеченной перронною,
   Как надраенная пастой медь,
   Камни те у сердца Ааронова
   Будут вечной памятью гореть
  
   Первым избранным. То сердца жжение
   Отразят топаз и изумруд,
   Дабы Иегова при служении
   Вспоминал как каждого зовут.
  
   На благих делах сосредоточенный
   Если вдруг священник исхудал,
   Наперсник крепи витой цепочкою,
   Чтобы он с ефода не спадал.
  
   Цепь из золота припоем олова
   Намертво к застёжкам припаять,
   Дабы отморозку безголовому
   Украшенье было не сорвать.
  
   Яхонтового цвета ризу верхнюю,
   Чтобы головой не застревать,
   Сделай непременно ты с прорехою
   На ефод ту ризу одевать.
  
   Вкруг отверстия обшивка тканная
   Быть должна подобием брони,
   Чтобы не дралась. Одежда драная
   Благочестия не сохранит".
  
   Гардероба здесь идут подробности
   Всех священников для красоты,
   Славы для, отражены все тонкости
   Избежать как тела наготы.
  
   Платье нижнее от чресл до голеней
   Вниз струится пусть льняной волной.
   Иеговой было не дозволено
   Обнажаться даже в выходной.
  
   Из своей заоблачной обители
   На последнем самом этаже
   Иегова в скинии служителей
   Обязал не шастать в неглиже.
  
   Чтоб под взглядом Бога осуждающим
   От стыда за плоть не умереть.
   Им, как позже в кожанках товарищам,
   В холод мёрзнуть, на жаре потеть.
  
   То постановленье было вечное:
   Снизу не развязывать тесьму.
   Аарону было так завещано
   И для всех потомков по нему.
  
   ГЛАВА 29
  
   Мне в главе двадцать девятой,
   Где о ритуале речь,
   Мало сделалось понятным,
   В жертву как скотину жечь.
  
   Жертвы крови и без крови,
   Всесожжения, за грех,
   Возлиянья и любови -
   Мне не перечислить всех.
  
   Овна кто не так заколет,
   На себя тому пенять...
   Позже в богословья школе
   Будет чем детей занять.
  
   Описанье посвященья
   Аарона и сынов,
   Их в хитоны облаченье,
   Приношение тельцов -
  
   Иегове всё во славу
   На задворках бытия,
   Чтоб он смог сказать по праву:
   "Иегова - это Я!
  
   Я вас вывел из Египта,
   Буду обитать средь вас.
   Ведь за вами, извините,
   Нужен, дети, глаз да глаз".
  
   (В педагогике я, впрочем,
   Не особенно силён,
   Знаю, что народ испорчен,
   Развращён и обделён.
  
   Хоть имею разногласья
   С Иеговой иногда,
   Здесь я вынужден признаться:
   Нам без Бога - никуда!
  
   А товарищи подавно
   Заслужили плеть и кнут -
   Покуражились вы славно,
   Вас за то теперь и бьют.
  
   Но сказать по зову сердца,
   Иегова - это Бог,
   Не могу за изуверства.
   Видно я мозгами плох.)
  
   ГЛАВА 30
  
   "Сделай жертвенник для приношенья
   Мне курений..." (Угости, браток.
   - Извини, ведь я при исполнении.
   У меня особый табачок,
  
   А не "Нашей марки" папироски,
   Что смолит ростовская шпана.)
   "...Из акаций струганные доски,
   Локоть ширина ему, длина
  
   Меньше метра, высота в два локтя.
   Пусть дымок струёй за облака
   В небо аромат несёт глубокий,
   Словно от цыплёнка-табака.
  
   Жертвенник курения несложен -
   Сбитый ящик, несколько колец,
   Чистым золотом зато обложен,
   На рогах покоится венец.
  
   Под венцом с рогами чуть с наклоном
   Золотые кольца нужно вбить.
   Оные проушины как лоно
   Будут вам влагалищем служить
  
   Для шестов, дабы носить с собою,
   Ехать посуху, по морю плыть,
   На волнах далёкого прибоя
   Фимиамы Господу курить.
  
   Те шесты - из дерева акаций.
   Пред ковчегом жертвенник держи,
   Где тебе Я буду открываться,
   Словно зев у пропасти во ржи.
  
   С благовонным Господу куреньем
   Аарон лампады по утрам
   Будет поправлять с благоговеньем,
   Зажигая их по вечерам,
  
   Чтобы утром их поправить снова.
   Повторяется круговорот.
   То курение пред Иеговой
   Должно сохранять из рода в род.
  
   Я курений чуждых, приношений
   Хлебных, возлияний не стерплю..."
   (Это лишь в заброшенной деревне
   Самогон из злаков люди пьют.)
  
   "Лишь однажды в год перед рогами
   Жертву очищений от греха
   Меж курений Аарон сварганит -
   То святыня будет на века".
  
   Сохраняет кто обряды круто
   Знает - под раздачу попадёт
   К Иегове в трудную минуту,
   Жертву перепутает - убьёт
  
   Бог-ревнитель, чуждое влиянье
   Видит Он в деянии ином,
   Осуждает жертву возлияний
   И шмурдяк, что мы при этом пьём.
  
   (Жаль, что мы живём иным примером,
   Суть язычники мы по всему,
   Нашим возлиянием сверх меры
   Жертву мы приносим, но кому?
  
   Взяточники пятого созыва,
   Образумься Путинская рать
   Спаивать электорат постылый -
   Некому вас будет избирать.)
  
   Моисея Иегова правил
   Основательно, рубил с плеча,
   Но внезапно обороты сбавил
   И сказал как будто невзначай:
  
   "Будешь переписывать всех оптом
   Ты сынов Израиля моих -
   Каждый даст полсикля Мне на откуп
   И не будет язвы между них.
  
   Все от двадцати годов и выше
   Половину сикля отдадут
   Тем, кто их исправно перепишет,
   А иначе струпьями пойдут.
  
   Хочет кто писаться иль не хочет -
   Не про то сегодня разговор.
   Или деньги пусть кладут на бочку
   Иль на всех Я напускаю мор.
  
   Полагаясь на людей приличных,
   С неприличных не спускаю глаз.
   Как фискалу, Мне небезразлично,
   Кто, с каких и сколько Мне отдаст.
  
   Лишки не приму Я от богатых.
   С тех, кто оказался на мели
   Я сниму последнюю рубаху.
   Иегова строг, но справедлив".
  
   (Повезло, выходит, нам, ребята,
   Даром нас считают на миру,
   Сведенья срисуют про зарплату,
   А потом всех разом обдерут.
  
   Сикли половину, кот насикал,
   У народа отобрать легко.
   Очередь стоит отдать полсикля
   В ЖКХ, Чубайсу, под сукно
  
   Положить чиновнику со стажем...
   А по мне, чем кровные платить -
   Всех тех сборщиков собрать однажды
   И всем разом сикли отрубить.
  
   Власть имущему иных виднее,
   Без дефолта как изъять рубли.)
   Иегова поступил честнее,
   Не скрывая замыслы свои.
  
   "Серебро, что даст тебе Израиль,
   В теневых оффшорах не гноби
   И на дело скинии собранья
   Оные рубли употреби.
  
   Нефтедолларов в своей основе
   Ты на родину верни сей куш
   В память всех сынов пред Иеговой
   И во искупление их душ".
  
   Моисею Бог сказал: "Не медли!
   Дабы чистоту во всём хранить,
   Сделай умывальницу из меди
   Руки, ноги Аарону мыть.
  
   Чтоб святое место не поганить,
   Подходить всяк должен к алтарю
   С чистыми руками и ногами,
   Уж про помыслы не говорю.
  
   Омовение перед служеньем
   Аарона с помощью воды
   Будет вечным пусть постановленьем
   Для его потомков в их роды.
  
   Пусть пред жертвою огнепалимой
   Руки вытрет насухо старик,
   А иначе не любовь, а климакс,
   Не куренье Господу, а пшик.
  
   Дабы вера наша не ржавела
   Из металлов выбери ты медь.
   Любит Иегова, чтобы вера
   На солидный встала постамент".
  
   (Мне поверить в это невозможно.
   Нас Цветмет опутал, словно спрут,
   В наше время медное подножье
   Вместе с умывальником сопрут.
  
   Тут на днях правительственный кабель
   Пропивали местные юнцы.
   Кто купил, тех даже не искали,
   Слишком круто вверх ушли концы.
  
   Не бомжа виню и не синюшку,
   Имя тем несчастным - легион,
   А того, кто в Думе за понюшку
   Нужный пролоббировал закон.
  
   Наши ортодоксы подношений
   Иегове служат не за страх.
   Чем, скажи, не жертвоприношенье
   Пьяницу спалить на проводах?)
  
   Моисею Иегова снова
   Говорил буквально анадысь:
   "Из веществ первейших благовонных
   Мазь составь, уменья наберись,
  
   Запиши искусство составленья:
   Смирны самоточной с полкило
   Ты возьми, а с ней ещё растений,
   Благовонных сызмальства зело.
  
   Сделай миро, то есть мазь святую,
   Всё и вся в святилище намажь..."
   (В цирке, если не запамятую,
   Мазь та называется плюмаж.)
  
   "Жертвенник курения, светильник,
   Стол, щипцы - всё перемажь подряд.
   К той святыне с запахом полыни
   Всяк, кто прикоснётся, будет свят.
  
   Аарона с сыновьями тоже
   Ты помажь торжественно вполне,
   Посвяти в помазанники Божьи,
   Им священниками быть при Мне.
  
   Тело прочего в его гордыне
   Этой миррой мазать - Мой запрет.
   Ибо эта мазь для вас святыня,
   А не просто липкий амулет.
  
   Если что подобное составит
   Доморощенный Лавуазье,
   Постороннего им мазать станет
   И бахвалиться о том везде -
  
   Истреблю такого из народа
   Своего, ведь Иегова Я!
   Скажет кто, в семье не без урода -
   Эта истина не для Меня".
  
   Иегова дальше для нирваны
   С благовонных выращенных трав,
   Чистого ливана и халвана,
   Предложил курительный состав
  
   Моисею, вроде для затравки,
   Мелко порубить и растолочь.
   Я и сам той незнакомой травки
   Косячок отведать бы не прочь.
  
   Но живёт служитель под запретом
   Раскрывать дурманящий состав
   И эффект иной травы при этом
   Пользует совсем не для забав,
  
   Ибо в том куренье Иегова
   Обнаружит собственный приход.
   Но накажет Бог того сурово,
   Кто иной приход от травки ждёт.
  
   Галюциоген отыщет дурень,
   Обретёт желаемый торчок -
   Не сознанье он расширит дурью,
   А до точки сузит мозжечок.
  
   Ангела пришлёт Бог с автоматом,
   Наркконтроля ксива у него,
   Правого, как я, и виноватых
   Он положит всех до одного,
  
   Истребит из Своего народа.
   И когда поджилками звеня,
   Слышу я, в семье не без урода,
   Понимаю - это про меня.
  
   ГЛАВА 31
  
   Может, имя так развеселило
   Или прочих видеть не хотел -
   Выбрал именно Веселиила
   Иегова для веденья дел.
  
   Разуменьем, мудростью и духом
   Божьим Он исполнил паренька,
   Вырастил откуда надо руки,
   Чем прославил парня на века.
  
   Наделил искусством резать камни,
   Дал уменье золота литья,
   Обучил его работать с тканью
   Бог на курсах кройки и шитья.
  
   Приказал ему всё духовенство
   Как от Славы Зайцева одеть,
   Дабы на его Первосвященство
   Было любо-дорого смотреть.
  
   Все работы выполнил тот малый,
   О которых речь чуть раньше шла.
   Ковкой украшений по металлу
   Завершил он славные дела.
  
   В Скинии собрания к рассвету
   Для завета сделал он ковчег.
   Оставалось к Богу за заветом,
   Моисею лишь сходить наверх.
  
   "Вздумает кто в выходной трудиться -
   Землю осквернит и небосвод,
   Прочь душа того да истребится
   Из среды народа Моего" -
  
   Повторил запреты Иегова,
   С Моисеем строго говорил
   И работать по субботам снова
   Он под страхом смерти запретил.
  
   Аргументы приводил всё те же,
   Смысл вколачивал в тупые лбы,
   Трудоголикам грозил невежам
   Рвать за ослушание чубы.
  
   (И вдолбил таки. В вопросах лени
   Цели Бог достиг. Не лыком шит
   Во все дни рабочие недели
   Наш народ работать не спешит.
  
   В плане сачкануть мы всех уели,
   Нам перетрудиться не слабо.
   Не семь пятниц будет на неделе,
   А скорее семь святых суббот.)
  
   Но едва лишь хмурые сбежали
   Тучи, обнажился светлый Лик,
   Бог вручил две каменных скрижали
   Моисею, мол, неси старик.
  
   Что перстом начертано там Божьим,
   Очень откровенным языком,
   Донеси закон Мой непреложный
   Тем, кто с арамейским не знаком.
  
   ГЛАВА 32
  
   В ярком свечении ионизации
   В плазму, мы помним, вступил Моисей
   И при отсутствии коммуникации
   В ней пребывал уже несколько дней.
  
   С обмороков вышли все слабонервные,
   Что от испуга упали в кювет.
   Облако спряталось многоамперное,
   А Моисея по-прежнему нет.
  
   Весь изошёлся народ от неведенья,
   Долго пророк к ним не сходит с горы,
   По НТВ поступившему сведенью,
   Съехал с горы прямо в тартарары.
  
   Жёлтая пресса всё выкрасит в грязное
   И в нечистотах бельё простирнёт.
   Падкий на грех от ТиВи безобразия
   Тёмный народ к Аарону идёт
  
   И говорит откровенные мерзости:
   "Сделай иной ты нам иконостас,
   Ибо не знаем мы точно, что сделалось
   С тем, кто с Египта нас вывел и спас.
  
   Шли сорок лет мы не по расписанию,
   Сколько ещё мы прошляемся зря?
   В поисках доли иной и в скитаниях
   Нам невозможно без поводыря".
  
   Глупый народ коммунисты подставили.
   Люди, оставшись на миг без Отца,
   Стали колоть на груди профиль Сталина,
   В виде пока золотого тельца.
  
   Первая в мире блатная империя,
   Беженцы, дети, отары, тюки...
   А по повадкам, словам и неверию -
   Те же налётчики и бандюки.
  
   Видя возможного бунта последствия,
   Чем завершится гнилой тот базар,
   Взял на себя Аарон всю ответственность
   И приказал пацанам не базлать,
  
   На иноверцев пером ощетиниться,
   Первый в истории сделать общаг,
   С целью благою на пёрышки скинуться
   И неевреев мочить сообща.
  
   Так говорил он братишкам исколотым
   В мордах тельцов с ног и до головы:
   "С жён, с дочерей принесите мне золото,
   Мы на все деньги закупим стволы".
  
   Мигом народ из ушей серьги выдернул,
   Даже у тех, кто отдать не желал,
   Стрелку забил на развилке у Митино,
   Где Аарону тот лом передал.
  
   Брат Моисея собрал те сокровища,
   В тигле заделал литого тельца,
   Срезал резцом весь облой у чудовища
   Непозволительного образца.
  
   Тёмный народ по неверью и младости
   Высыпался как горох на пустырь
   И закричал с нескрываемой радостью:
   Вот он твой Бог, Израиль, поводырь,
  
   Что из Египта под рученьки белые
   Вывел тебя из горящей избы...
   Про Моисея, кто подвиг содеял тот,
   Неблагодарный, конечно, забыл.
  
   Видя сие, Аарон воздвиг жертвенник,
   Праздник до времени провозгласил.
   Утром он со стороны не подветренной
   Свой Иегове костёр запалил,
  
   Не соблюдал ритуал, был рассеянным.
   Люд распоясался, начал играть
   В игры такие, что здесь Моисея стал
   Сам Иегова корить и шпынять:
  
   "Срочно сойди. Из неволи Египетской
   Выведенный на свободу народ
   Так развратился в гулянках и выпивках,
   Что предписаний Моих не блюдёт.
  
   Глядя на них, заявляю ответственно:
   Жестоковыйный случился народ.
   Склонен к разврату он и к мракобесию.
   Долго подобный народ не живёт.
  
   Люди сошли с колеи, мной проложенной,
   Жертвы несут золотому тельцу,
   Словом, творят то, что им не положено,
   Сами себя приближают к концу.
  
   Манной кормил Я сынов и приветствовал,
   Ангела дал охранять их бивак,
   Всех накажу без суда и без следствия,
   Что за народ сей, Мне ясно и так.
  
   Глядя на жизнь бесполезную, праздную,
   Воспламенится как спичка Мой гнев,
   Всех истреблю, как скотину заразную,
   Дэзобработке подвергну свой хлев.
  
   Ты Моисей, Мой сподвижник единственный,
   Мой семенной, племенной генофонд,
   И от тебя нарожу Я воинственный
   Непобедимый великий народ".
  
   Но избежал Моисей такой участи,
   Дескать, плодиться, Господь упаси,
   Не захотел со случайной попутчицей
   Бремя за всех размноженья нести.
  
   Стал умолять Иегову неистово
   Бога единственного, мол: "Почто
   Вспыхнуть готов Ты как ветошь под искрою,
   Выльется действие это во что?
  
   Вывел народ Ты рукой своей крепкою
   Силой великой, отнюдь не силком,
   Чтобы накрыть всех потом своей кепкою
   И садануть по нему кулаком?
  
   Прочь разлетятся по нашему шарику
   Только не брызги, а целый народ,
   И обоснуются Эрики, Гарики
   Там, куда сила Твоя не дойдёт.
  
   То-то доставишь арабам ты радости.
   Будут о Боге они говорить:
   Вывел с Египта народ Он свой благостный,
   Чтоб на Синае потом уморить.
  
   Над сионизма поверженным знаменем
   Не допусти, чтоб глумились они,
   Гнев отврати от народа свой пламенный
   И погубленье его отмени,
  
   Перенеси час, назначенный ранее,
   Не разнеси свой народ, как вандал.
   Не позабудь Авраама, Израиля,
   Вспомни, какие им клятвы давал:
  
   Семя умножу как звёзды небесные,
   Землю сию где мечом, где рублём,
   Где по закону отдам всю в наследство вам...
   А получилось - на слово плюём?"
  
   Так Моисей проявил своё мужество,
   Богу перечил, считал уже дни.
   И Иегова, представьте, послушался,
   Месть над народом своим отменил.
  
   Шёл Моисей не пустой, со скрижалями.
   Установленья на все времена
   На двух камнях с двух сторон содержали те
   Богом начертанные письмена.
  
   Вышел к нему Иисус опечаленный
   (Но не Христос, а пока лишь Навин.
   Будет он после военным начальником
   Местных царьков бить, ловить и давить).
  
   На восклицанья народа шумящего
   Он говорит Моисею: тот крик -
   Вопли военные власть предержащему.
   Но не поверил словам тем старик:
  
   "Это не крик вопиющих: Погибель нам!
   Не победителей возглас: Вперёд!
   Слышу я голос поющего гимны мне,
   Бога единого славит народ".
  
   Но не псалмы слышит он, а визжание,
   Дикие пляски. Когда же тельца
   В стане узрел, то не медля скрижали те
   Он под горой разбивает в сердцах.
  
   Морду быка, что неверные сделали,
   Бьёт он на части, сжигает в огне,
   В пыль растирает остатки изделия
   И растворяет в крутом кипятке.
  
   В знак осуждения и наказания
   Всех заставляет отраву ту пить,
   Звать Аарона и прямо в глаза ему
   Горькую правду о нём говорить:
  
   "Что тебе сделал народ сей доверчивый,
   Что его ввёл ты в огромнейший грех?"
   И возразить Аарону здесь нечего -
   Руководитель в ответе за всех.
  
   Но отвечал он: "Да не возгорается
   Гнев Моисея. Не жги мой камзол
   Ты своим взглядом, тебе ж не икается,
   Что без меня ты на стрелку ушёл.
  
   Бросил меня ещё и обижается,
   Будто не знает, как зол наш народ.
   Он со случайным вождём не вожжается,
   Срежет зазнайку как с дуба нарост.
  
   Вот и сказали мне: сделай-ка бога нам,
   Без Моисея нас некому влечь.
   Если хотят Жириновских убогие,
   Жрец, настроению масс не перечь.
  
   Меж наковальней попал я и молотом,
   Предотвратить бунт толпы, свой конец -
   Снял у народа с ушей я всё золото,
   Бросил в огонь... Славный вышел телец.
  
   Слабость свою проявил в те мгновения,
   Влез в заварушку какого рожна?
   Мне б возносить Иегове курения,
   Власть над безумцами мне не нужна".
  
   Так допустил Аарон посрамление
   Нации перед глазами врагов.
   Мрачен народ стал в момент просветления,
   Даром не сходит подмена богов.
  
   Правому в междоусобной баталии
   Хватит на всех бузотёров камней.
   Встал Моисей в полный рост, как за Сталина,
   С кличем: Кто за Иегову, ко мне!
  
   Объединились сыны с ним Левиины,
   Им он сказал: "Иегова, наш Бог,
   Так говорит: Перечислить по имени
   Всех, кто в измене участвовать мог!
  
   Каждый свой меч на бедро возложите вы,
   В стане пройдите народа промеж
   И покарайте мятежного жителя,
   Как ВЧК, контрразведка и Смерш.
  
   Каждый убейте с десяток не менее,
   Брата и друга, невестку, свекровь.
   Тех, кто себя запятнает изменою,
   Пред Иеговой очистит лишь кровь".
  
   Зверство в тот день учинили намеренно,
   Дабы запомнили люди навек.
   Было убито народу не меряно,
   Тысячи три полегло человек.
  
   Ибо сказал Моисей: "Посвятите вы
   Руки свои Иегове в сей день.
   Если не вы, то небесные мстители
   Сына и брата достанут везде,
  
   Брата на брата пошлют эскадронами.
   (Троцкий Иуда их в бой поведёт.
   Станет друг дружку косить миллионами
   Наш богоизбранный тёмный народ.)
  
   Да принесёт сие благословение.
   Голову брату не бойтесь снести,
   Имя своё, завершая миллениум,
   Впишите кровью вы на небеси".
  
   День пролетел быстротечной минутою.
   Не нарушая формат новостей,
   Перед народом над павшими трупами
   Слово своё говорил Моисей:
  
   "Грех совершили большой не однажды вы,
   Я же взойду к Иегове опять,
   Может случится, что грех ваш заглажу я,
   Гнев громовержца сумею унять".
  
   И возвратился пророк к Иегове ввысь,
   В жертву готовый себя принести,
   Шёл на Синай, ко всему приготовившись,
   С думой благою Израиль спасти.
  
   "Да, согрешил сей народ по неверию.
   Дал слабину старина Аарон.
   Не оправдал моего он доверия,
   Бога из золота вылепил он.
  
   Ныне прости Ты его без импичмента,
   Прочих вернее побитый вассал,
   А не простишь - то изгладь меня, вычеркни
   Из той графы, куда раньше вписал".
  
   "Кто согрешил предо Мной, Иеговою -
   Не беспокойся за них, Моисей.
   За их дела утюгом приготовленным
   Всех Я изглажу из книги Моей.
  
   Ты же веди сей народ, куда следует,
   Ангел Мой верный пойдёт пред тобой.
   Вас посещу, за грехи, что проведаю,
   Очередной учиню мордобой".
  
   Тысячи три уничтожил в мгновение,
   Выпорол всех как солдат на плацу,
   Так поразил Иегова неверие
   И поклоненье литому тельцу.
  
   Благословлял спецотряды на мщение
   Тот, кто отлил золотого тельца.
   Сан свой пожизненный первосвященника
   Брат Аарон сохранит до конца.
  
   ГЛАВА 33
  
   Потом Иегова сказал Моисею:
   "Поди ты отсюда, веди свой народ
   В ту землю, в которой живут Ферезеи,
   И где в молоко добавляется мёд.
  
   Ко всем иноверцам вражду я посею,
   Пойдёт пред тобою Мой ангел, чей гнев
   Поможет прогнать тебе Иевусеев,
   Хеттеев, Евеев и прочих на ев.
  
   Но сам не пойду Я другим шеи мылить,
   Порою и Мне с вами не по пути.
   Народ вы жестокий, бишь жестоковыйный,
   Меня от такого соседства мутит".
  
   Услышал народ это грозное слово,
   Снял все украшения и возрыдал.
   Чтоб гнев свой на них не излил Иегова,
   Подобно сыны поступали всегда.
  
   С себя побрякушки содрали, привалом
   Палатки разбили, к Хориву пришли.
   А сам Моисей для свиданий приватных
   Шатёр свой поставил от стана вдали.
  
   Любой, кто бежал наказаний суровых,
   С главою склонённой к шатру приходил
   Услышать от Господа мудрое слово,
   Ноздрями вдохнуть ароматы кадил,
  
   Но внутрь не входил. Моисей лишь избранник
   Имел форму допуска для таких встреч.
   Столп облачный мигом вставал как охранник,
   Когда Бог с пророком вели свою речь.
  
   Увидели люди природы явленье
   И в страхе застыли у входов в шатры.
   Хоть Бог пребывает в другом измеренье,
   Но дрын его виден из чёрной дыры.
  
   В чертог к Моисею от взора любого
   Сокрытый вошёл тогда не херувим -
   Себя объявил перед ним Иегова
   И с ним говорил словно с другом своим.
  
   Единственный был при них юноша-служка,
   Кто вина и блюда к столу подавал,
   Навин Иисус их беседу прослушал
   И после застолья еду убирал.
  
   Попал в услужение он не случайно,
   Не в поле обсевок, на попе волдырь.
   Великий он будет военный начальник
   Весь край завоюет, как Грозный - Сибирь.
  
   Сказал Моисей: "Мой Господь венценосный,
   Меня призываешь вести народ сей,
   А сам повторяешь, что сын твой несносен
   И в драке за веру он просто кисель.
  
   Обретший у Господа благоволенье
   В очах Твоих строгих, молю наперёд:
   Дай знать мне Твой путь и Твои устремленья,
   Открой мне всю правду про этот народ -
  
   То жестоковыйный, то богожеланный.
   Народ-богоносец, прозрения луч,
   То горы сдвигает, то гадит в парадном,
   Но в том и в другом он велик и могуч.
  
   Когда Ты сказал: Знаю Я твоё имя,
   В очах Моих благоволенье обрёл -
   Меня Ты призвал разбираться с другими,
   Но я не достоин на главную роль.
  
   Над нашей главой разверни Своё знамя,
   Взойди путеводной звездой впереди.
   С Тобой мы... но если идти нам задами,
   Ты лучше отсюда нас не выводи.
  
   Когда без увечий жестокие сечи
   Пройти не удастся народу никак,
   Что толку мне знать, что Тобой я отмечен?
   Заранее дай о погибели знак.
  
   По целому миру рассей наше племя,
   И будем мы жить не беднее других.
   К Евеям, Хеттеям и к Иевусеям
   Добавь Иегова евреев своих.
  
   Когда же Ты лично маршрут наш проложишь,
   Нам вымостишь гать, обозначишь где брод,
   Тогда будем мы Твоей милостью Божьей
   С огнём и с мечом продвигаться вперёд.
  
   Готовый к любым испытаньям и к бою
   На этих условиях хоть на краю
   Переднем, последнем я буду с тобою.
   Яви ж, Иегова, мне славу свою".
  
   В ответ Иегова - "О чём говорил ты
   Я сделаю точно, в Моих ты очах
   Обрёл репутацию не гамадрила,
   А милость и благость, чей край не почат.
  
   Благие все свойства Мои пред тобою
   Я здесь проведу как коня под уздцы,
   Одних запишу безвозвратно в изгои,
   Другим к избавленью оставлю концы,
  
   Но, разве что, самое малое - кончик
   От плоти востребую как документ,
   Мандат в благодать, дабы видеть воочью,
   Кого пропускает подкупленный мент.
  
   Помилую тех, кто о милости просит,
   Кого пожалеть - пожалею. Винюсь,
   Меня, Иегову, порою заносит.
   Я сам сверхжестокостью той тягощусь.
  
   Запомнил Я имя твоё неслучайно,
   Не многих достойно по имени знать.
   Обет пред людьми нарушая молчанья,
   Себя пред тобою могу Я назвать
  
   По имени. Отчества нет, извините.
   Лицо Моё видеть - считай, умереть.
   Ведь лице Моё - вам не солнце в зените,
   Его без спецтехники не рассмотреть.
  
   От славы Моей лучезарной не можно
   Увидеть Меня и остаться в живых.
   Фонит Моя Сущность для смертных безбожно,
   Зато, как рентген, вижу каждый их штрих.
  
   Ещё на горе Я сказал: возьми камни,
   Пройди, сын, в расщелину, встань у скалы
   За первую в мире защиту от гаммы
   Лучей, нос не кажь за экрана углы.
  
   Пройдёт Моя слава тебя близ, рукою
   Своею тебя огражу. Со спины
   Меня ты увидишь. Но чтоб быть спокойным,
   Свинцовые лучше одеть ты штаны".
  
   (Одно не пойму я, когда лицом к лицу
   Явил Иегова свой в Скинии лик,
   Как смог Моисей тогда не облучиться
   И как не словил лучевую старик?
  
   И что ему было сидеть без защиты
   Так близко пред Богом, какого рожна?
   Но был каждый шаг Иеговой просчитан -
   Детей Моисею уже не рожать,
  
   В районной больнице ему не лечиться...
   Наш, с Богом на ты, знает способ народ
   И чтобы от встречи с Ним не облучиться,
   До, после и вместо он горькую пьёт.
  
   Спасибо барыгам, правительству скажем
   За спирт неочищенный и питьевой,
   Промывочной жидкости стопочку вмажем...
   И вот уж пред Богом одной мы ногой
  
   Стоим, а другой на земле задержались
   И ждём, когда тот, кто в миру командир,
   От нас уберёт спиртоносное жало
   И с горя народ перейдёт на кефир.)
  
   ГЛАВА 34
  
   Сказал Иегова: "Вытеши
   Скрижали две Моисей,
   Подобные тем, что в кипише
   Разбил ты, Моих вестей
   Ты в мир не донёс, обидевшись
   На глупый народец сей.
  
   На этих скрижалях каменных,
   Как вышивку на атлас,
   Я новые, что и ранее,
   Слова напишу для вас.
   Читать их перед собранием
   Священникам Мой наказ.
  
   Готов будь назавтра с солнышком
   На гору Синай взойти,
   Скрижали возьми и пёрышко
   За Мною стенографить,
   Стучать молотком по колышкам,
   Ведь камень тот не графит.
  
   Для лёгкого восхождения
   Попутный пошлю Я бриз.
   Один приходи к обедни ты
   На Мой насыпной карниз.
   Всех прочих без сожаления
   Немедленно сброшу вниз.
  
   Скоту даже не положено
   Пастись, где внизу ручей,
   Где камни летят к подножию
   От наших с тобой речей.
   Заветное слово Божее
   Породы иной прочней".
  
   У ног Моисея-писаря,
   Два камня как два листа.
   Булыжник вместо папируса
   Бог взял тогда неспроста -
   Скрижалей весома клинопись,
   Не лёгкая береста.
  
   При прочих богов отсутствии
   С советом никто не лез.
   Своё подтвердить присутствие
   Сказал Бог тогда: "Я здесь,
   Не выведенный искусственно,
   А самый, что ни на есть
  
   Господь человековлюбчивый
   И милостивый вполне,
   Верблюдицею навьюченной
   Медлительный Я на гнев.
   (Мы ж помним, в отдельных случаях
   Стремителен Он как лев.)
  
   Великим пребуду в истине
   До тысячи аж родов
   Себя сохраню Я в милости
   И в благости. Простаков,
   Упрямых в своей ослиности,
   Лечу без обиняков.
  
   Как скромный Фемиды служащий
   Юстиции Я служу,
   Закон преступивших в будущем
   Потомстве их накажу,
   За предков судьбою сумрачной
   Невинных Я награжу.
  
   Второго родов и третьего
   На лбах будущих сынов
   Пребудут Мои отметины
   За подлости их дедов..."
   Тот Бог племенной приветливый
   И в благости был суров.
  
   Достойного высших почестей
   И самых больших похвал
   Его Моисей Высочество
   По имени называл,
   Добавить хотел по отчеству,
   Но отчества он не знал,
  
   Промолвил: "Благоволение
   В очах я Твоих обрёл,
   Так сделай нам одолжение:
   Веди нас, как раньше вёл.
   Прости наши заблуждения,
   Не каждый из нас орёл,
  
   Парить чтобы над прописанным
   Законом и не упасть.
   Неопровержима истина:
   Влетевшая к небу мразь
   Не Бога спешит отыскивать,
   А ищет внизу украсть.
  
   Народец жестоковыен наш,
   Не ведаем, что творим,
   Наш путь из колдобин, выбоин
   С Тобой лишь необратим,
   Так сделай Израиль избранным,
   Наследьем назначь Твоим".
  
   Ответило Нечто белое:
   "С тобой заключу завет,
   Народ награжу уделами
   И огорожу от бед,
   Таких чудес понаделаю,
   Каких и в природе нет.
  
   Премудростью нашпигованный
   Израильский Мой народ
   Этапами, перегонами
   За дело Моё пойдёт
   Крушить иноверцам головы
   Вблизи Иордана вод.
  
   Храни же, что Мной посеяно,
   К тебе обращаю гнев:
   Как гнал от вас Ферезеев Я,
   Евеев, мужей и дев,
   Гони и ты необрезанных,
   Народы с концом на ев,
  
   Всех, Иевусеев с Хеттами,
   Прочь ты Аморреев шли!
   Моими живи заветами,
   Гони наглецов с земли,
   Что за сотни лет до этого
   Сей край заселить смогли.
  
   Травой обернётся выжженной
   Им рай у святой реки.
   Разрушим туземцев хижины,
   Ослиные кишлаки,
   И над водоёмом дивные
   Воздвигнем особняки.
  
   Но в водоохранной зоне ты
   Не стройся среди вельмож,
   Чтоб Мне не пришлось бульдозером
   Утюжить весь берег сплошь.
   Столкну твой бунгало в озеро -
   Кто знает, где ты всплывёшь?
  
   Смотри, не вступай в соитие
   С туземцами той земли,
   Что выбрал тебе в обитель Я,
   С их девами не шали
   (Евреи, они любители
   От жён погулять вдали).
  
   Чтоб сетью они не сделались,
   Ловушкою среди вас.
   Храни вас Господь от ереси
   И пуще от женских глаз.
   Свои же мужские прелести
   Храните для высших каст.
  
   Все жертвенники разрушьте вы,
   Столпы сокрушая вниз,
   Неверья они отдушины.
   Лишь выйду на Свой карниз,
   От их всесожжений душно мне
   И агнец у них нечист.
  
   Священные рощи вырубить!"
   (У нас Лигачёв Егор
   В борьбе безнадёжной с выпивкой
   На флору занёс топор...
   А здесь пострадали финики -
   Хороший из них кагор.)
  
   "Иному ты богу в ноженьки
   Не должен клонить главу.
   Ревнив Я до невозможного,
   Ревнитель Меня зовут.
   Лишь Мне вам служить положено,
   Все прочие отдохнут.
  
   Не ассимилируй с жителем
   Земли той, куда вступил!
   Блудить они вслед любители
   Богов, с кем Я запретил
   Общаться. Меня Ревнителем
   Не зря Господь окрестил.
  
   По слову Его Я миловал,
   Но чаще пришлось казнить,
   Права Его узурпировал,
   Воителем дабы быть.
   (На этой победе Пирровой
   Всевышний, дай порулить.)
  
   Богам своим жертвы мерзкие
   Несут наглецы с утра.
   Грозит на Меня железками
   Их грязная детвора,
   Нечистых животных трескают,
   Не жди от таких добра!
  
   На трапезу их вонючую
   Отпробовать то мясцо
   Тебя пригласят по случаю -
   Так ты им скажи в лицо:
   С аванса, мол, до получки мы
   Своей проживём мацой".
  
   (Не стал бы я слишком бычиться,
   Славянский возьмём обряд:
   На масленицу отличные
   С икрою блины едят,
   Языческие обычаи
   Суть веры не извратят,
  
   Прибавят лишь уважения...)
   "Чужих дочерей сынам
   Ни в жёны, ни в услужение
   Не брать! Дабы те мадам
   Не ввергли б их в искушение
   Ходить по чужим богам,
  
   Как сами они блудливые
   Плетутся богам вослед,
   Которых из чурки ивовой
   Сбаклушил ведун, их дед.
   Не могут они без идолов,
   А в идолах Бога нет".
  
   Из облака Нечто белое
   Вело с Моисеем речь,
   Жестоких вый не отведал чтоб
   Карающий Божий меч,
   В какие им игры следует
   Играть не жалея свеч.
  
   Верстал Моисей издание
   С размахом и от плеча,
   Печалился о скрижалях он,
   Разбитых им сгоряча,
   Все Господа назидания
   На камни перестучал.
  
   Вновь не повторяться чтобы мне
   Про всё, что Бог говорил,
   Узнать можете подробнее
   В главе типа двадцать три
   (Травинкой где ксенофобия
   Буравится изнутри).
  
   Три раза в году пол мужеский
   Господь приказал явить
   И, бросив дела досужие,
   Учения проводить
   О том, как умело нужно им
   Вселенной руководить.
  
   "Народы сгоню как гномов Я
   Прочь от твоего лица,
   Упрячу в каменоломни их
   Рубить уголька, сырца,
   Твоей же физиономии
   Я не положу конца.
  
   Пределы твоей обители
   До края распространю,
   Изгоев, кого обидели,
   Построю на том краю,
   Столкну вниз бузить любителей,
   Всех прочих благословлю.
  
   Три раза в году на сборища
   Народ жду в военкомат"...
   (Слюну не сглотнёт без горечи
   Кто бросит на землю взгляд -
   В державе, от гнёта стонущей
   Леса под ружьём стоят.
  
   Хоть нет у нас ксенофобии,
   Но гул её на слуху.
   Нельзя через место лобное
   Пройти не задрав доху.
   Пушистые мы, беззлобные,
   Но рыльца у нас в пуху.)
  
   Пробыл тогда с Иеговою
   Пророк сорок дней, ночей,
   Не пил, не ел, зачарованный
   От сих пребывал речей.
   Обратно тропой неровною
   Отправился Моисей.
  
   Скрижали нёс аккуратно он,
   Написанные со слов.
   (Сказать языком истматовым,
   Основа в них всех основ,
   Так классики чуть поддатые
   Напишут для дураков.)
  
   С явлением суть космическим
   Общался, не пил вина.
   Понятно, что облучился он
   И доз получил сполна
   Да так, что лицом светился аж,
   Хоть сам он того не знал.
  
   В испуге сыны Израиля -
   Едва вошёл Моисей,
   Все счётчики враз зашкалили
   От бета его лучей.
   Налили сыны по шкалику
   Смелее стать и бойчей.
  
   Начальники всего общества,
   Главнее всех Аарон,
   Вокруг Моисея топчутся,
   Подходят со всех сторон
   К нему, пообщаться ж хочется,
   А он желтизной с лимон.
  
   Лицо его солнцем светится,
   Глазам силы нет терпеть.
   Лучи, пики полумесяца
   Колючие сеют смерть,
   И кто не успел отметиться,
   Тем точно не уцелеть.
  
   Всё, что Иегова передал
   Ему на горе Синай,
   В Блицкриге своём уверенный
   Соратникам по банзай
   Донёс Моисей поверенный,
   Комар его забодай.
  
   Лица своего убийственный
   Цвет под покрывалом скрыл.
   Свои прописные истины
   Скрижалями он вложил
   В тех, кто пребывал в неистовстве
   Иль наоборот блажил.
  
   Советам потом Бывалого
   Внимал Моисей не раз.
   Сам Бог его спать укладывал
   Вдали от нетрезвых глаз.
   Пред Господом покрывало он
   Снимал, погружаясь в транс.
  
   Когда же фонил обратно он,
   Светился аж в темноте,
   С соратниками поддатыми
   Заветных касался тем -
   Лицо покрывало прятало
   От тех, кто не пил совсем.
  
   ГЛАВА 35
  
   Была у пророка мания,
   Полученная из снов,
   Известная нам и ранее -
   Основы вбивать основ.
   Собрал Моисей собрание
   Израилевых сынов.
  
   Их Бог племенной не баловал,
   Характером был крутой.
   "Шесть дней, как ишак, ты вкалывай,
   А в день седьмой - на покой
   И дела любого, малого
   Ни-ни рукой, ни ногой".
  
   Суббота, она для почестей,
   Работать в тот день не сметь!"
   Найдёт Бог в цеху рабочего -
   И ждёт бедолагу смерть.
   Из жадности кому хочется
   По глупости умереть?
  
   "В сей день не стирать исподнее,
   Не гладить и не латать.
   В жилищах во дни субботние
   Огня вам не зажигать.
   Без света оно удобнее
   Всевышнего вспоминать.
  
   А тех, в молоке кто матери
   Козлёнка варить начнёт,
   Кощунствовать над Создателем -
   Тех дважды Господь убьёт.
   Но есть важней обязательства,
   Чем дни соблюдать суббот.
  
   К вам обращаю слово я
   С намереньем вас спасти,
   В нём список, для Иеговы что
   Вам следует принести.
   Хоть дело то добровольное,
   Отлынивать - упаси...".
  
   Вбивал Моисей как молотом
   Народу благую весть:
   "Виссон, серебро и золото,
   И пряжу, и козью шерсть,
   Посуду и кофе молотый,
   Несите, что в доме есть.
  
   Господь наш изделья разные
   Принять в дар от вас готов,
   Руно золотое, красное
   И прочих иных цветов.
   Рубите, сыны, акацию
   Для скинии и шестов
  
   Ковчега и очистилища.
   Курения и елей -
   Всё примет Господь всевидящий.
   Свой вклад в наш общаг скорей
   Тащи, сын, что будет силищи,
   И лишнего не жалей,
  
   Прямою веди, окольною
   Дорогой быков и коз -
   Собрание богомольное
   Пока ещё не колхоз,
   Куда всех погонят кольями
   Сдавать добровольный взнос".
  
   Для акта священнодействия,
   Пасти дабы свой приход,
   В ефод Аарон оденется.
   Узором с журнала мод
   Нашьют на него умелицы
   Камней дорогих пород.
  
   Пошло общество Израиля
   От глаз Моисея прочь.
   Чтоб скинию для собрания
   Устроить Ему помочь,
   Семейным голосованием
   Серёжек лишили дочь.
  
   По сердца расположению
   Кто Господа возлюбил
   На дело богослужения
   Что только ни приносил.
   Несли украшенья семьями,
   Насколько хватало сил:
  
   К подножию - медь, акацию -
   Для разных стропил и лаг.
   (Сплотил Иегова нацию
   Прочней чем иной Гулаг.
   К Госзаймам и облигациям
   Так сделан был первый шаг.)
  
   Общественными работами
   Господь люд развеселил,
   Призвал столяров и плотников,
   Во всех оптимизм вселил.
   Прорабом стал в званье сотника
   Уриев Веселиил.
  
   Бог Аголиава Данова
   В помощники ему дал,
   Для творчества неустанного
   Их лично Он выбирал.
   В предместьях доиордановых
   Их мало тогда кто знал.
  
   Решил Бог построить скинию
   По собственным чертежам,
   Не Тауэр, не Бастилию,
   Не архитектурный хлам,
   А место любвеобильное -
   Воистину Божий храм.
  
   Господь дал своим работникам
   Уменье учить других.
   Ткачи он были, плотники.
   В задумках без выходных
   Трудились и в дни субботние.
   (А как ты проверишь их?
  
   Бессильна здесь инквизиция
   Исполнить святой завет.
   Искусные они в вымыслах,
   Рассядутся на траве
   В субботу с пустыми мисками.
   А что у них в голове?
  
   Какие там зданья строятся
   В сознании этих двух,
   К каким небесам возносятся?
   Свезло им совсем не вдруг,
   Что их преподобный Господи
   Не очень нейрохирург,
  
   Не лезет в мозги со скальпелем
   Проверить, что там дебил
   Задумал - нет, чтоб старательно
   Вдыхать аромат кадил.
   В субботу Господь взыскательный
   Нам думать не запретил.
  
   Понятие относительно,
   Что можно считать трудом.
   Физически утомительно
   Пахать или строить дом -
   То ясно любому жителю,
   Кто с творчеством незнаком.
  
   Ведь думать о жизни муторной,
   Когда все вокруг куют,
   В постели лежать с компьютером,
   Какой в том, позвольте, труд?
   Стегать бы таких шпицрутеном,
   Раз трутнем они живут.)
  
   ГЛАВА 36
  
   Работать стал Веселиил,
   А с ним Аголиав
   И все, в кого Господь вселил
   Премудрости, собрав
  
   Лишь тех, кому дано понять,
   Воздвигнуть как чертог.
   Работу чётко выполнять
   Дал указанье Бог.
  
   Все, кого сердце повлекло,
   К работе приступил
   И как бы солнце ни пекло,
   Одну лишь воду пил.
  
   Так возводился Божий храм,
   Собрания чертог,
   Где б человек, разбитый в хлам,
   Себя поправить мог.
  
   Тех приношений, что принёс
   Израиля народ,
   Решить финансовый вопрос
   Хватило наперёд.
  
   Пожертвований не иссяк
   Народный тот порыв.
   Нёс в кулаке любой босяк
   Создателю дары.
  
   Любой строительный подряд
   Имеет свой предел.
   Людской поток, в дар всё подряд
   Несущих, не слабел.
  
   Уже вторые этажи
   Ломились от вещей.
   Возникли мудрые мужи
   Сказали: "Моисей,
  
   Даров, что нам принёс народ,
   В избытке для работ
   На десять скиний наперёд.
   А он всё прёт и прёт,
  
   Отписанным своим добром
   Забил все стеллажи,
   Драгмет, цветмет и прочий лом
   Не знаем, где ложить".
  
   "Во-первых не ложить, а класть -
   Им Моисей в ответ -
   Как люди любят нашу власть,
   Тому предела нет.
  
   Но ради дела, так и быть,
   Придётся запретить
   Свои выкапывать столбы
   И в Божий дом тащить".
  
   Указ выходит на ура:
   Чтоб каждый перестал
   Для Иеговы нести дар -
   Народ того и ждал.
  
   Достаток у людей с тех пор
   Попёр как на дрожжах,
   Вновь появились у сестёр
   Серёжки на ушах.
  
   Справляют свадьбы в городах,
   Брильянты на груди.
   Но делу это, господа,
   Представьте, не вредит.
  
   Все сердцем мудрые когда
   Идею обретут,
   Преобразует города
   Их беззаветный труд.
  
   Веселиил объединил
   Всех лучших мастеров
   И скинию соорудил
   На средства от даров.
  
   Художникам, рабам богов,
   Неплохо заплатил
   И все задумки Иего-
   вы в дело воплотил.
  
   Подробности всех их работ
   Я дальше опущу,
   Задумавших евроремонт
   Обидеть не хочу.
  
   Когда в искусстве прикладном
   Не разбираюсь я,
   Кто, как и чем украсил дом -
   Мне по фигу, друзья.
  
   Но если жрец дверной проём
   Описывал пять глав,
   То в безразличии своём
   Возможно я не прав.
  
   ***
  
   Ездра подробно описал
   Служенья ритуал.
   Мне ж интересно как народ
   Обряды создавал,
  
   Что Иегова предложил
   Горению сердец,
   И сколько лично Бог вложил
   В тот непростой процесс.
  
   Засим я опускаю здесь
   Последних глав елей.
   За предыдущих тридцать шесть
   Мне хватит пилюлей.
  
  
  
   ЛЕВИТ
  
  
   Обращаюсь я к Левиту,
   Разве что минут на пять.
   Мне, что воду толочь в сите -
   Просто не о чем писать.
  
   Здесь сплошные ритуалы -
   Как, кого, за что палить,
   На священные мангалы
   Жертвы разные валить.
  
   (Правда, сам пророк Исайя
   В расхожденье со жрецом
   Против жертв пустых восстанет.
   Это будет, но потом.)
  
   Хоть заблудшие, но дети,
   Все мы Господа семья
   И в любом Его совете
   Смысл улавливаю я.
  
   Взять тельца для всесожженья
   В очищение греха.
   Обрести благоволенье -
   Надо вынуть потроха,
  
   Их промыть неоднократно,
   Ноги тоже не забыть
   Вымыть жертве аккуратно,
   А потом уже палить.
  
   Разворачивая дышло
   И зовя всех за собой,
   Чистоту ценил всех выше
   Бог евреев племенной.
  
   Чистый дух, благоуханье
   Иеговы тешит нюх
   Словно свежее дыханье
   Тёлок, Рондовских подруг.
  
   Гендерная здесь основа -
   К жертве, я хочу сказать,
   Можно пола лишь мужского
   Без порока призывать.
  
   (Действует на нервы страшно
   Женский пол на всех богов.
   Так что, Маша, с жертвой вашей
   Поищите простаков.
  
   Безупречно ваше тело,
   Но разборчив наш Господь:
   Жертвенность - мужское дело,
   А не просто чья-то плоть.)
  
   Кожу снять для всесожженья
   С жертвы. Голову и тук -
   Иегове в угожденье.
   Шкуру пусть возьмёт пастух.
  
   Жертвенник тельцовой кровью
   Не мешает покропить,
   И ответит вам любовью
   Иегова, может быть.
  
   Лишь священник из левитов,
   Иегове пир творит.
   Эта истина избита
   И поэтому "Левит"
  
   Моисей, по счёту третью,
   Эту Книгу обозвал,
   Дабы все отцы и дети
   Уважали ритуал.
  
   Если жертва всесожженья,
   Но из мелкого скота,
   Коз, овец одним движеньем
   Убивают - лепота.
  
   Северною стороною
   Жертвенник вокруг кропят
   Кровью дети Аарона
   (Славных вырастил ребят).
  
   Те же действия, что ране,
   Но без Рондовских подруг -
   Дивное благоуханье
   Господа щекочет нюх...
  
   От вчерашних безобразий
   Не горим мы со стыда,
   Даже грех случайных связей
   Нам прощают иногда.
  
   Если Бога кто попросит
   Снять рога с жены своей -
   В жертву пусть левит приносит
   Горлиц или голубей.
  
   Здесь значенья не имеет,
   Был какой у птицы пол.
   Голову свернут не медля,
   Руки вытрут о подол.
  
   Зоб и перья местный мачо
   На восток отправит вмиг
   Вместе с пеплом. (Это значит
   Ветер с запада у них.
  
   Чем палить напрасно птицу,
   Кровью заливать помост,
   Лучше б меньше по блудницам
   Шлёндал благоверный потц.
  
   С бедных горлиц оперенье
   Тщетно драть, а их палить.
   Не очиститься от скверны,
   Кровь животного пролив.
  
   Не добавят уваженья
   Ритуала потроха.
   Отвратительно куренье
   В искупление греха.
  
   Не соломой, а дубиной
   Надо править наш порок -
   Говорил весьма любимый
   Мной и Господом пророк.)
  
   ***
  
   Предо мной глава вторая.
   К жертве хлебной даже мёд,
   Как субстанция квасная,
   Господу не подойдёт.
  
   В дополнение к животным
   Жертву принести - изволь,
   Добровольно иль в субботу,
   Не забудь добавить соль.
  
   Жертву хлебную с елеем
   Богу принесёшь в тиши
   И о прошлом не жалея
   Пуще прежнего греши.
  
   (Здесь мы наблюдаем с вами
   Индульгенции исток,
   Выкупать грехи поставят
   Много позже на поток.)
  
   С жертвою не путать с мирной
   И тем более греха.
   Чем серьёзнее провинность,
   Тем весомей потроха,
  
   Что сжигались с туком вместе
   Крупного скота, тельца.
   Кровь текла в священном месте
   Пред завесою Отца.
  
   Но не все грехи при этом
   Можно было тихо смыть,
   Сколько б жертвенник завета
   Кровью жертвы ни кропить.
  
   Немощь или упущенье,
   Нераденье извинить
   Было можно. В то же время
   Чванство вам не замолить.
  
   Честолюбие в натуре
   Человека - тот же рак.
   Не придумано микстуры
   С недугом бороться как.
  
   С Иеговой примиренья
   Сей не ведает изъян.
   Один метод - истребленье
   Из среды Израильтян.
  
   (Та зараза и поныне
   Чванством косит всех подряд.
   Дабы победить гордыню,
   Возродить бы тот обряд.
  
   Иегова нас вернее
   Видел, что тщеславье - грех,
   Но зачем тогда евреев
   Быть назначил "лучше всех"?)
  
   ***
  
   Глава восьмая представляет действо,
   Красивый и торжественный обряд:
   Помазанье левитов на священство.
   За Аарона искренне я рад.
  
   На плечи возлагается наперсник.
   Отца с сынами чествовать ведут...
   Благословенно всё его семейство,
   Когда бы не Надав и Авиуд.
  
   В главе десятой узнаю такое,
   За что вновь не сносить мне головы,
   Но мыслей еретических не скрою.
   Подробности здесь были таковы.
  
   Означенные Аарона дети
   С кадильницею, каждый со своей,
   Огня добыли где-то на рассвете
   И поспешили к Господу скорей.
  
   Так сильно они в Скинию спешили,
   Что сбились, получается, с пути
   Предписанного. (Поумнее были б,
   Им вовсе расхотелось бы идти.)
  
   Пред Господом с чужим огнём явились,
   Когда у Бога самого огня
   В избытке, вот они и поплатись:
   Убил Господь их до исхода дня.
  
   Скончались прямо пред Господним лицем,
   Не доползли до выходных дверей.
   Комиссий до приезда из столицы
   Ругает Аарона Моисей:
  
   "Предупреждал Господь: Не приближаться!
   В приблизившемся смертном освящусь
   Огнём ста тысяч солнц и радиаций,
   Прославлюсь пред народом"... (Я тащусь.
  
   Нет, чтобы просто врезать кому надо,
   Поднять журнал - кто датчики включал,
   Врача не пропустил кто за ограду,
   И всё такое)... Аарон молчал.
  
   Позвали Мисаила с Елцафаном,
   Двоюродных священника братьёв.
   Погибших завернули в целлофаны,
   За стан в хитонах вынесли сынов,
  
   Контейнер привалили камнем плоским,
   Знак радиации прикрыли кирпичом.
   Могильников, таких как под Загорском,
   История не ведала ещё.
  
   Сынам оставшимся от Аарона,
   Елеазару, Ифамару, Моисей
   Приказ дал: "На себе не рвать хитоны,
   А прыгать в очистительный бассейн,
  
   Пока не очутились в преисподней.
   За двери Скинии не выходить.
   На вас елей помазанья Господний,
   А значит, продолжаете светить".
  
   Израиль весь оплакивал сожжённых
   Двух операторов, которых сжёг Господь.
   (С чужим огнём - к реактору, пижоны...
   Так беззащитна человека плоть,
  
   Не любит она альф и бет излишки...
   Нейтронами не следует сорить.
   Реакции цепной случилась вспышка,
   Спасибо, что сумели погасить.)
  
   Господь, как позже Ельцин, с Аароном
   Проводит, понимаешь, инструктаж:
   "Вина креплёного не пить у фазотрона,
   Во все роды запрет Мой передашь!"
  
   А далее диктует предписанья:
   Что съесть и где, а что огнём спалить -
   Даёт иносказаньем указанье,
   Какие ручки следует крутить.
  
   А если так, то кто тогда ответит
   Какой реакцией народ стращал,
   Откуда Сам и на какой планете
   Создатель свой уран обогащал?
  
   ***
  
   Во очищенье животных сжигать как
   В топке горящей, подобно Лазо,
   Кто из сжигаемых благоуханней -
   Перечислять мне совсем не резон,
   Слышу я звон, да не знаю где он.
  
   В списке подробном для жертв приношений
   Словно по стаду по Книге бродил,
   Встретил главу о греховных сношеньях,
   Весь встрепенулся, как юный дебил,
   Даже на кухню за стопкой сходил.
  
   Весь на себя компромат, папарацци,
   Мысленно я как пасьянс разложил.
   Самое время пришло разобраться:
   Если когда-то я славно грешил,
   Этим Провидца гневил иль смешил?
  
   Бог с Моисеем опять говорили:
   "В стан, Моисей, торопись со всех ног
   И объяви ты сынам Израиля
   Прежде всего: Я Господь, Я ваш Бог
   И добродетелей ваших исток.
  
   После Египта обычаев хамских
   Не повторяйте! Бо-бо Аз воздам.
   Впредь по делам той земли Ханаанской
   Не поступайте, когда, господа,
   За Иордан мы придём навсегда.
  
   Подразвратились в земле вы Египта,
   Разбаловали не крайнюю плоть.
   Впредь по законам Моим лишь живите,
   Будете живы. Я Бог, ваш Господь,
   Мне ли зов плоти не перебороть?
  
   К родственнице по кричащей той плоти
   Не приближайся, беги за версту,
   Дабы с кузиной иль с собственной тётей,
   Женскую вдруг ощутив доброту,
   Не погрузиться в её наготу.
  
   Мать и отец, с ними беспрекословен
   На открывание тела запрет.
   Много веков по канонам церковным
   Хам осуждался. За сдёрнутый плед
   С пьяного Ноя прощения нет.
  
   Жёны отца, их запретны ланиты,
   Муж и жена, это всё одна плоть,
   И как бы ни был тот плод аппетитен -
   Не открывай наготу. Я Господь,
   Зов плоти призванный перебороть.
  
   Тёти, по матери сёстры, кузины,
   И по отцу тот же список открыт,
   К ним с похотливой не лезь образиной -
   Схватят без платья, враз будешь убит,
   Мужем прибит иль камнями забит.
  
   Не выбирай жены вместе с сестрою,
   Дабы соперницами им не быть.
   Только когда свою в землю зароешь,
   Сможешь сестры наготу приоткрыть,
   Вспомнив свою молодецкую прыть".
  
   (Годы нам волосы рвут, лиходеи.
   К осени полным бывает амбар.
   Сёстры жены тоже не молодеют.
   Только оплачешь свою, вот удар -
   Свежесть утратил вчерашний товар.
  
   Всем изменениям время виною.
   Многие принципы не прижились.
   Киров с сестрою жены, как с женою
   Жил, потому что он был коммунист,
   Чист как партиец и в помыслах чист.
  
   Общие жёны и прочую глупость
   Где-то на митингах он отвергал,
   Но когда просят, в такую минуту
   Вождь перед сёстрами в чувствах не лгал,
   Да и других женщин не обижал.
  
   Мужем-ревнивцем застигнут с гражданкой
   Был он застрелен в упор со спины,
   И на подштанниках белых с изнанки
   Пятна срамные по сей день видны.
   Где-то уже я писал про штаны.)
  
   Но возвратимся мы к нашим баранам,
   В случае данном к жене: "...В её дни
   Не приставай. Скажет, мне ещё рано,
   Ты за задержку жену не брани,
   А обманула - тогда извини".
  
   Не предусмотрено здесь предписаний,
   Как отличить от больных всех иных,
   Лживых какое ждёт жён наказанье...
   Где-то меж строк говоря о таких,
   Клали пророки с прибором на них.
  
   "С ближнего не возлежи ты с женою,
   Не абы как, а чтоб семя излить.
   Скверное дело задумал, дурное.
   Тело своё стоит раз осквернить,
   Век перед ближним потом не отмыть".
  
   (Речь здесь идёт не о качестве мыла.
   Ходят по жёнам друзей мужички.
   Форма лица у них сделалась рылом
   И вместо носа торчат пятачки,
   А во всём прочем они бодрячки.)
  
   Следуя логике нравоученья,
   Кто в этом деле совсем не лопух
   Ждёт, осудивши как кровосмешенье,
   Бог к голубым перейдёт от подруг...
   Речь здесь о Молохе следует вдруг.
  
   Молох, скажу я для непосвящённых,
   Был отвратительный идол огня.
   Память о нём для народов крещённых
   Мы получили от аммонитян,
   Финикиян и других, что на ян.
  
   Тот истукан с головою бычачьей
   Руки протягивал, как у людей,
   В бликах огня. Омерзеньем охвачен
   Бог запретил приношенье детей
   И перешёл к основной из идей
  
   Той, что сегодня мусолят, смакуют
   Правозащитники разных мастей.
   Службу священники служат плохую,
   Благословляя под сводом церквей
   Брак однополых гоморрских кровей.
  
   Бог однозначно сказал - это мерзость.
   (А медицина трактует - болезнь...)
   Разницы нет - то гормон или резус.
   Сбить с извращенцев всех следует спесь.
   Тоже мне Гамлеты - лезть иль не лезть?
  
   Жить иль не жить под одним одеялом
   Двум однополым? Любить - не любить?
   Под Иеговы взыскательном взглядом
   Снять все сомнения - Быть иль не быть,
   Выход один - однозначно убить!
  
   (Да извинят меня все голубые.
   Господа я одобряю запрет,
   С женщиной позы приму я любые,
   С педиком - стоя лишь за километр.
   Здесь сам Шекспир мне не авторитет.
  
   Всех феминисток могу я с почином
   Лично поздравить и смело сказать:
   С женщиною не ложись, как с мужчиной...
   Если два слова всего поменять,
   К педикам мы возвратимся опять.
  
   Бог племенной заступался за женщин,
   Гиб на турнирах за них капуцин.
   Слыли безбожниками извращенцы.
   Если грешили потом чернецы,
   С Богом они обрубали концы.)
  
   Впрочем не будем шутить о Великом.
   Мы не достойны. Вернёмся пока
   К нашим баранам. Зело поелику
   В наших законах, как в лыко строка,
   Связь со скотом запрещает УК.
  
   Есть гарнизоны, где женщин не густо,
   Словно верблюд без воды стонет плоть.
   Но залезать на верблюдицу гнусно -
   Так это действо трактует Господь.
   (Как, ты за водкой? Оделся бы хоть!)
  
   Женщинам тоже не даст Бог поблажки,
   Лоно склоняющим для кобелей...
   (Истосковалась по ласке бедняжка?
   Ну, так ищи кобелей средь людей.
   Где их найти? Да ты только налей...
  
   Женщины в принципе нет некрасивой,
   Подиум - для профурсеток и шлюх.
   В сексе тихоня любой агрессивен,
   Все мы герои, когда нам нальют.
   Ну, так зачем же идти к кобелю?)
  
   Жрец завёл речь о греховных сношеньях.
   Я, как умел, ему в этом помог.
   В тайных желаний подспудном теченье
   Дабы еврей захлебнуться избёг,
   Свой Иегова подвёл здесь итог.
  
   "Не оскверняйте себя ничем этим,
   Ибо народы, кого Я гоню
   Прочь с ваших глаз, за разврат свой ответят.
   Свергнет земля их, сгноит на корню,
   Вместо невесты подложит свинью.
  
   Дабы вам не оскверняться в кювете,
   Где и погибнуть, завет Мой таков:
   Не культивируйте мерзости эти,
   А изучайте без Маркса основ
   Мой катехизис во веки веков".
  
   (Видел бы Бог, что царит в наше время:
   Брак однополых, Комедии клаб,
   Через пробирочку осемененье -
   Зрением кабы Господь не ослаб,
   Землю б очистил от мерзких услад.
  
   Начал бы с нашей Он Первопрестольной.
   Будь в деле том Иеговы полпред,
   Первым бы я оскопил Павла Волю,
   Вслед разогнал ТНТ, как вертеп.
   Ксюшу Собчак и другой секспотреб.
  
   Сиськи Анфиски, Виагры гламурной
   Я бы для всех извращенцев утех
   Выставил ромовой бабой в глазури,
   Пусть позабавят и этих, и тех...
   Да извинит мне Создатель сей грех.)
  
   ***
  
   "Не сотвори себе кумира.
   Ни изваяний, ни столбов
   Не ставьте у себя всем миром
   С изображением богов
  
   Иных чем Наше Превосходство,
   Господь семитских всех племён.
   (Служить другому - просто скотство
   Хоть скотоводом ты рождён.)
  
   Мои субботы соблюдайте,
   Перетрудиться так легко,
   Святые храмы посещайте,
   Где синагога далеко.
  
   И если, люди, по уставам
   Моим вы будете ходить,
   Рядить и думать неустанно,
   Заветы исполнять, хранить -
  
   Я дам дожди вам в своё время,
   Произрастания свои
   Земля воздаст на ваше семя,
   Грибы пойдут не валуи.
  
   Дадут плоды свои под осень
   Вам полевые дерева,
   Листву с себя как платье сбросят,
   Чтоб те плоды удобней рвать.
  
   До собиранья винограда
   Продлится хлеба молотьба.
   Жбан выставлю вина в парадном,
   И пусть гуляет голытьба.
  
   Пить прекратите без закуски,
   Хлеб досыта привыкнув есть.
   (Звучит здесь как-то не по-русски
   Во истину благая весть.)
  
   Пошлю Я мир на вашу землю,
   Без страха сможете лежать.
   (Кто б в печь подкладывал поленья,
   С лежанки чтобы не вставать?)
  
   Никто вас не побеспокоит,
   Незваный гость не посетит.
   Пришёл с мечом - считай, покойник,
   Будь рыцарь он иль ваххабит.
  
   Вас пятеро прогонит сотню.
   Когда ж освоитесь в дому,
   Где вы пока что не живёте -
   Лишь сто из вас прогонят тьму.
  
   Клинком из закалённой стали
   Рубить устанете с плеча.
   Враги, которых вы достали,
   Падут пред вами от меча.
  
   Призрю на вас, пыл не умерю,
   Размножу избранный народ.
   Завет исполню в полной мере,
   В обещанном Я буду твёрд.
  
   Есть прошлогодние запасы
   Вы будете. Вам в рай билет
   Закажет ваш духовный пастор
   За десять пачек сигарет.
  
   Со временем он вас принудит
   На свалку выбросить старьё
   Во имя нового (Те груды,
   Бомж на помойке приберёт),
  
   Перенесу Я все заветы
   На суперплоский монитор,
   Чужим влияниям при этом
   Незримый возведу забор,
  
   Навешу на него рекламу -
   Как думать и о чём мечтать.
   (На этой суперпанораме
   Козлы напишут "...вашу мать,
  
   И вас самих с прислугой вкупе"...)
   Не самый строгий моралист
   Предложит вам с экрана Супер
   Здоровьем пышущих девиц.
  
   Всё купите в одно мгновенье,
   О чём попросит ваша плоть.
   (Так к миру суперпотребленья
   Всех подготавливал Господь.)
  
   Поставлю Я своё жилище
   Не возгнушаясь среди вас.
   Моё присутствие, дружище,
   Терпеть тебе ещё не раз.
  
   Прибуду к вам не просто богом,
   Не статуэткою простой -
   Судьёю вам Я буду строгим,
   Коль напросился на постой.
  
   Вам буду памятника вроде
   (Как Пётр Первый на коне),
   Господь при собственном народе,
   Я среди вас и вы во Мне.
  
   За вашу преданность мы квиты.
   Не зря ж из ямы долговой
   Я вывел вас с земли Египта
   На волю с гордой головой.
  
   Когда ж не возблагодарите
   Меня и действий Моих сих,
   Постановления презрите
   Заветов слушаться Моих,
  
   Тогда законами Моими
   В вас возгнушается душа...
   Вбить между нами свои клинья
   Народы многие спешат.
  
   В зияющую ту прореху
   Я ужас обращу на вас.
   "Не зря Господь на нас наехал" -
   Вы в страхе вскрикните не раз.
  
   Пошлю вам чахлость и горячку,
   Что ваши истомят глаза,
   Душа измучится болячкой,
   Чесать которую нельзя.
  
   Вам сеять семена напрасно
   И не дождаться дележа.
   При отблесках пожаров красных
   Враги съедят ваш урожай.
  
   В душонках, тонких как пергамент,
   Я трепет поселю и страх.
   Падёте вы перед врагами,
   Запутавшись в своих соплях.
  
   Никто не гонится за вами,
   А вам приспичит когти рвать
   И на истории отвале
   Под неприятелем лежать.
  
   Когда ж при этом к назиданьям
   Моим останетесь глухи,
   То всемеро вам наказанье
   Я увеличу за грехи.
  
   Тогда грешите сколько влезет.
   Упорство в вас преодолеть -
   Я небо превращу в железо
   И землю сделаю как медь.
  
   Напрасно будет истощенье
   Сил ваших от пустых трудов.
   Земля не даст произрастений,
   Древа не вырастят плодов.
  
   Продолжите с упорством старым
   Плодить на пробу голубых -
   Добавлю всемеро ударов
   Вам от судьбы и все под дых.
  
   Я зверя выпущу всех злее.
   Он скот и вас самих пожрёт.
   Дороги ваши опустеют
   (Гаишник с голода умрёт).
  
   Когда и после этой вздрючки
   Мой глас вам будет не указ,
   То сам Я как учитель злющий
   С указкой выйду против вас.
  
   Вас всемеро, традиционно,
   За ваши действа накажу,
   Мечом отмщенья не сражённых
   Дурной болезнью награжу.
  
   (Так Лиза Чайкина чрез близость
   Фашистов перезаразит,
   Но брать пример патриотизма
   Нам с Лизы мама не велит).
  
   Потерянное поколенье
   Врагам на откуп Я отдам
   И не испортит Мне обедни
   В стогу геройская мадам.
  
   Кто в город от Меня как крыса
   Сбежит, пошлю заразу вслед,
   Мгновенно язвой чтоб покрылся,
   Леченья от которой нет.
  
   На общей кухне десять женщин
   В одной печи печь будут хлеб.
   (Жить в общежитии похлеще,
   Чем со скотиной делить хлев).
  
   Воочию удостоверюсь,
   Что не унять вам спесь и стать -
   Вас собственных детей за дверью
   Заставлю с голода пластать.
  
   Хлеб, силу людям придающий,
   Я истреблю у вас как класс.
   То, что не хлеб и не насущный,
   Вам вовсе силы не придаст.
  
   Так сбалансирую питанье,
   Что пропишу одно драже".
   (Да, голод - это испытанье,
   Здесь не до шуточек уже.
  
   Сейчас Господь страшнее смерти
   Начнёт крутить своё кино.
   Народу нашему, поверьте,
   И это пережить дано.
  
   Все прелести каннибализма
   Пройдёт блокадный Ленинград.
   Страшней чем призрак коммунизма
   Реальный голод во сто крат.
  
   Ветхозаветные евреи
   Такую же имели плоть...)
   Через бессмертное творенье
   Предупреждает нас Господь.
  
   "Туземцы вы Мои Гвинеи,
   Вам дикость не преодолеть.
   Когда ж Я с вами озверею,
   Вас буду всемеро иметь.
  
   (Что много так, Супермилейший?)
   Мне справедливость по нутру.
   Кому-то больше, кому меньше,
   Но всем Я попу надеру.
  
   Я ваши разорю высоты,
   Где ложных чествовать богов
   Вы собирались по субботам.
   Об ваши головы тельцов
  
   Я разобью, единорогов
   И прочую литую мразь.
   Презрели вы заветы с Богом,
   Запреты нарушая всласть.
  
   Всех истреблю, а ваши трупы
   Сложу, как неручную кладь,
   Пошлю гремящие рок-группы
   Останки ваши трамбовать.
  
   Вас перееду как трамваем,
   И возгнушается душа
   Моя повергнутыми вами,
   Не слушавшими ни шиша.
  
   Все города ваши пустыней
   Я сделаю, опустошу
   Святилища, хоть сам отныне
   Свой нюх чрез вас не услажу.
  
   Впредь не приму от вас Я жертву,
   Привычную для многих стран,
   Когда к ответу на оферту
   Бычок приложен иль баран.
  
   В погоне за чужим богатством
   Ваш край враги заполонить
   Придут ордой и изумятся:
   Как можно дом так запустить?
  
   Промеж народов вас рассею,
   Свой кукиш покажу сто крат..."
   (Когда б не Божья дочь, Рассея,
   Бездомным оказался б брат.
  
   Вернётся он не как насильник
   Сестру родную силой брать -
   Свой меч поднимет за Россию
   По богоизбранности брат,
  
   От инородного влиянья
   Огородит родной чертог.
   Он сам по части возлиянья
   Любитель и большой знаток.
  
   Ему чужие папироски,
   Как посланный на бедность грант.
   Вернётся сын к родным подмосткам
   Предписанную роль играть.
  
   Волошины-авантюристы,
   Бомонд и проходимцев сброд,
   Масоны, бывшие партийцы -
   Всё богоизбранный народ.
  
   Не всем со звёздами подтяжки
   Заменят ширь родных полей.
   Сроднились по судьбине тяжкой
   Татарин, русский и еврей.
  
   Будь ты хоть трижды полукровка
   Или иных каких кровей -
   Одна нас радует подковка
   На счастье у родных дверей.
  
   Меня о девице спросите:
   Что в будущем Рассею ждёт?
   - Вы о России не грустите,
   Иных она переживёт,
  
   Чужого сглаза снимет порчу,
   Всё перетрёт в муку, Отцу
   Предложит то, что Он захочет:
   Хоть мамалыгу, хоть мацу.)
  
   ***
  
   С облака Бог говорил Моисею:
   "Общество всех Израиля сынов,
   Время придёт, Я сквозь сито просею,
   Выживет лишь, кто с твоих Моих слов
   Прочно усвоит основу основ.
  
   Святы да будьте, не пренебрегайте
   Тем, что родители вам говорят,
   Матери бойтесь, отца не ругайте,
   Чаще ко Мне устремляйте свой взгляд,
   Ибо Господь ваш во истину свят.
  
   Из уважения к авторитету
   Всех патриархов, дедов, их отцов
   К идолам вы обращаться не смейте,
   Не отливайте мордастых тельцов -
   Бог иль не Бог Я, в конце то концов?
  
   Всё из того, что не съедено раньше,
   Будь оно даже съедобно вполне,
   Мясо от жертвы Мне позавчерашней
   К третьему дню должно сжечь на огне,
   Дабы оно не смердело ко Мне.
  
   Да истребится душа из народа
   Тех, неразборчивость кто проявил,
   Болезнетворным позволил микробам
   С калом проникнуть к семиту в овин
   Или куда он ещё там сходил.
  
   Как бы кусочек вчера ни был лаком,
   Он до утра не дотянет без льда.
   (Как сообщил нам писатель Булгаков,
   Свежесть у рыбы бывает одна.
   Без холодильника - просто беда.)
  
   Изголодавшийся как каторжанин
   Хлебного поля не скашивай край,
   Дочиста не обирай виноградник,
   Ягод попадавших не собирай,
   Бедному их и пришельцу отдай.
  
   Людям своим передай: Не крадите,
   Не проводите вкруг пальцев раззяв,
   Ни в мелочах, ни в серьёзном не лгите.
   Именем Господа клясться нельзя,
   Бога бесчестить - дурная стезя.
  
   Не обижай, раздолбай, тех, кто ближе
   Словом, пинком или в душу плевком.
   Если тобою твой ближний обижен,
   Случай ответить отыщёт легко
   Всякий, кто послан тобой далеко.
  
   Даже когда это сделать несложно,
   Ты свой кулак навесу удержи.
   Словом, крепись, и насколько возможно
   Не обижай ни своих, ни чужих,
   Ни домочадцев, ни пришлых бомжих.
  
   Удалью нас поразишь ты едва ли,
   Волю рукам не давай, привлекут.
   Что ждать от рук? Когда волю им дали,
   Разом пошли мордобой там и тут,
   Кражи, разбой и иной рукоблуд.
  
   Плату наёмнику выдай не медля
   И до утра рассчитайся добром,
   Дабы пред тем, как отбыть в свою землю,
   Он по твоей не прошёлся валком,
   Сикли с тебя выбивая силком.
  
   Не сподобляйся злословить глухого,
   Пользуясь тем, что не может понять
   Он ни единого бранного слова.
   В этом не слабость его, а броня
   А для тебя самого - западня.
  
   Перед слепым не ложись, чтоб преткнуться
   На причиндалы твои он не мог.
   (ВОСы об этих несчастных пекутся,
   А наказует за них только Бог.)
   Бойся Меня, Я всевидящ и строг.
  
   Не лизоблюдствуй, своею неправдой
   Суд в заблуждение ты не вводи.
   Не растекайся пред нищих оравой,
   На власть имущих с прибором клади,
   А доведётся - по правде суди.
  
   Ты при народе не будь переносчик
   Сплетен и баек, пустой трепотни,
   Не восставай на других ближе к ночи.
   Хочешь спокойно продлить свои дни -
   Пыл свой горячий чуток охлади.
  
   С братом своим не враждуй в своём сердце,
   Грех же чужой не бери, обличи.
   (Выкинет братец, допустим, коленце -
   Ты нашепчи на него, настучи,
   И продолжай возлежать на печи
  
   Будут покуда водою из пруда
   Люди ему промывать потроха
   Или лечить на костре от простуды.
   Ты же далёк от чужого греха,
   Совесть твоя и чиста, и легка.)
  
   Людям не мсти, не держи в сердце злобы,
   С пыльным мешком не таись за углом,
   Ближнего лишь (что отметим особо)
   Ты возлюби как себя самого.
   (А с остальными живи - кто кого).
  
   Земли обещанные приберите,
   Сор выметая с заветных полян.
   Перед собою метлою гоните
   Тех, кто на ев и тем паче на ян -
   Что Хананеев, что Филистимлян.
  
   Вы же уставы Мои соблюдайте,
   Скот не сводите с породой иной
   И семена почём зря не мешайте,
   Не засевайте овёс с ячменём.
   Тёмную ночь не скрестить с белым днём.
  
   Перемежать разнородные нити
   Не позволительно, шерсть вам не лён.
   Бога смешеньем кровей не гневите:
   В общем компоте народов, племён,
   Дух Израиля не очень силён.
  
   Мне же единый и сверхмонолитный
   Нужен народ Мой, ведь в нём Моя плоть,
   Дух в небесах обитает сердитый.
   Землю без заступа всю прополоть
   Выбрал семитов Заступник-Господь.
  
   Следует перечню рекомендаций,
   Счастлив народ, что Меня не гневит".
   Заповеди, что на камни забацал,
   Бог Моисею поставил на вид...
   Кончил Левит и душа не болит.
  
  
  
   ЧИСЛА
  
  
   ГЛАВЫ 1 - 3
  
   Моисею Господь говорил на тринадцатый месяц
   По исходу с Египта: "Израиля славных сынов
   Ты исчисли Мне общество всё по родам и семействам,
   Дальше по головам с двадцати начиная годов.
  
   Ополчения мужеский пол с Аароном исчисли
   За Израиль способный и годный сражаться сполна.
   В список комплексный женщин и челядь вносить не
   помысли,
   Мне их мнимая часть в виде жён и детей не нужна.
  
   Достучитесь в Синайской пустыне до каждого дома,
   Ты да брат Аарон". Вот и весь этих лет Избирком.
   Мёртвых душ дописать было действие им незнакомо.
   Как приписывать лишку, мы с этим столкнёмся потом.
  
   Впрочем, здесь я неправ, переписчики всё-таки были:
   Елиав, Елицур - сын Шедеура, Шелумиил,
   Ещё девять гонялись в пустыне со списками в мыле,
   Хоть главнее всех прочих в колене любой их них был.
  
   Дослужился до звания каждый аж Главколенкома,
   Члены все Еврсовета (времён тех семитовский ВЦИК).
   Перечислить по имени их предоставлю другому.
   (До чего же не прост этот древнееврейский язык.)
  
   Израиля военное ведомство переписало
   Годных всех для войны, не считая детей и калек.
   Набралось их в Синайской округе ни много, ни мало,
   Тысяч, аж, шестьсот три плюс пятьсот пятьдесят человек.
  
   В состав войск не вошло очень главное подразделенье.
   Племенной Бог левитов тогда исчислять не велел.
   Фимиама курения для и для жертв приношений
   Из служителей культа был создан особый отдел.
  
   Инквизиция в сыске и в святости - вещь неплохая.
   Иегова нам первый придумал такой институт.
   ФСБ наших лет по сравнению с ним отдыхает,
   Ведь левиты любую спецслужбу за пояс заткнут.
  
   Предписание было дано им, точней, назначенье
   Скинию откровения всюду с собою носить.
   А о том, у кого есть к чему и какое влеченье,
   Даже сам Моисей не всегда смел левитов спросить.
  
   У ковчега завета любые запретные мысли
   Вызнавались не хуже чем нынче с детектором лжи.
   И скакал левитёнок до Божьего ангела рысью
   С донесеньем, какую свинью иудей подложил.
  
   Пребывали вершители судеб в своих кабинетах
   (Канцелярию Гадостей Божьих и мне не забыть).
   В них решалось келейно, что следует дать диссиденту -
   Посадить, исключить или просто камнями забить.
  
   Не один иудей поседел, облысел или спятил,
   Осознал, что терпенью любому бывает предел,
   Гусь свинье не товарищ (добавлю, и волк не приятель)...
   Вот такой это был незаметный для глаз спецотдел.
  
   Становились сыны Израиля под знаменем станом,
   Ополчение было для них дом родной и приют.
   Повторил Аракчеев подобное при Александре,
   До сих пор либералы министра за это клюют.
  
   Особисты - те станом стояли отдельно от прочих,
   Скинию охранять от людей был поставлен левит
   Вдалеке от проезжих путей, городов и обочин,
   Чтоб не слышал Господь, как народ-богоносец храпит.
  
   То, что делалось там в глубине за особой завесой,
   Охранял специально обученный жреческий клан.
   Там Господь племенной - Иегова, нам не безызвестный,
   Оккупации новых земель разрабатывал план.
  
   Рисовал план захвата по локти и по уши в туши,
   С позволенья сказать, прародитель нацизма и бог.
   Моисей наставления свыше внимательно слушал
   И ослушаться тех приказаний по рангу не мог.
  
   План захвата туземных земель в совершенном секрете
   Пребывал. Свой скрывая Блиц-криг до поры от людей,
   Говорил Иегова: "Любого убью на рассвете,
   Кто проникнет без пропуска мимо охраны Моей.
  
   В подчинении личном должны быть левиты Моими,
   Вместо первенцев ваших их всех забираю к Себе.
   Воспевать ли Мне гимны-псалмы иль путями иными
   Им подмогою быть Мне в Майн Кампфа
   священной борьбе.
  
   Перебив всех младенцев в Египте, подобное право -
   Первенцев забирать - за собой застолбил на века.
   Вам не Коффи Я Ананд с его мастурбантов оравой,
   Пил покрепче напитки чем кофе Я без молока.
  
   Ложесна разверзающих всех из сынов Израиля,
   Что свой путь проложили из чрева головкой тупой,
   Если их на последе по случаю не удавили -
   Я, ваш Бог Иегова, мальцов забираю с собой".
  
   Здесь напомню, в Египте когда больше двух миллионов
   Стало богоизбранников, то есть не в меру борзых,
   Бабкам двум повивальным вменилось тогда фараоном
   Умерщвлять всех мальцов Израиля с рождения их.
  
   С нацменьшинством весьма обошёлся правитель сурово.
   Дабы участь народа смягчить, ну, хотя бы слегка,
   Дал охранную грамоту людям тогда Иегова,
   Самых первых во всём забирая к себе в облака.
  
   "Первенцев Израилевых всех до скота поголовно
   Освятил Я себе, как на пасху кулич и калач..."
   (И потянется скот, как значительно позже под Ровно,
   На отправку в Германию под завыванья и плач.)
  
   Но не зря Иегова прослыл божеством прогрессивным.
   Среди жертв человеческих и вакханалий во тьме,
   Как вернуть своё кровное, способ бескровный красивый
   Он нашёл, в гуманизме своё подтвердив реноме.
  
   "Из сынов Израиля сегодня беру Я левитов,
   Они будут заменой отписанных Господу душ.
   По левиту за первенца я сформирую элиту
   И на разнице той свой получат священники куш".
  
   Приказал Бог, пока из Синайской пустыни не вышли,
   Всех исчислить левитов, но лишь по мужским головам,
   По семействам, родам их от месяца родом и выше.
   А девчонок опять ущемил Иегова в правах.
  
   Не доверил Господь им все таинства богослуженья.
   Моисей свою рать приписал лучше чем военком,
   Двадцать две вышло тысячи ровно и без округленья
   (Животами священники все округлятся потом).
  
   Типа Кудрин, Господь Центробанку даёт установку:
   "Первенцев двадцать две тысячи двести семьдесят три,
   Превышенье в мальцах оплатить - пять у.е. на головку,
   Аарону киоты на них закупить, алтари".
  
   Двести семьдесят три умножаем на пять - получаем
   Мы на разнице в душах солидный весьма капитал,
   Чтобы клир, учреждённый указом для мер чрезвычайных
   Облачённый в одежды красивые, не голодал.
  
   Не меняя в основе своей ранние директивы,
   Иегова подобной заменой двух зайцев убил:
   Возвратив первородных, родителей Он осчастливил,
   Духовенства послушный себе институт учредил.
  
   (Много позже потом благодарные те иудеи,
   Масореты за Осией вслед, как в услугу врагам,
   Превратят Иегову хорошего бога в злодея,
   Возжелавшего мир положить к иудейским ногам,
  
   И такое напишут в священную Библию-книгу...
   Свой итог подведу Иегове я в пику жрецам:
   Кабы не Его ненависть к прочим, насилье с Блиц-кригом,
   Среди прочих богов не сыскать мне красивей лица.
  
   Микеланджело высек из камня божественный образ,
   Вдохновенным и сильным застыл у него Моисей,
   Не пришедшим на землю чужую с бойцами из СОБРа,
   А пророком от Бога - таким он предстал для людей.
  
   Что касается всех экзекуций и попросту зверства,
   До сих пор на земле, без убийств чтоб, не знаю я мест.
   С дней творенья такая судьба нам досталась в наследство,
   Не на глине одной наш Творец замесил свой замес.
  
   "Иудейский закон" свой левиты состряпали дружно,
   "Моисеев Закон" растворится под дымом кадил,
   Иегова сказал только то, что жрецам было нужно,
   И совсем неизвестно - из них кто кого породил.)
  
   ГЛАВА 5
  
   Тяжело пророков бдение,
   Много отнимает сил.
   Бог еврейский в сновидении
   Моисею говорил:
  
   "Осквернившийся от мёртвого
   Иегове не сосед,
   Так гоните из ворот его,
   В стане места ему нет.
  
   С глаз долой подальше вышлите
   Неутешную вдову,
   Мне очистите возвышенность,
   На которой Я живу.
  
   Прикажи сынам Израиля
   Прокажённых гнать в поля,
   Как чеченцев всех при Сталине.
   Иегова - это Я!
  
   Истечение имеющих
   Видеть Сущему в облом.
   Прочь гони метлой не медля их,
   В чистоте держи свой дом.
  
   С поселений аракчеевских
   Прочь гоните из страны
   Проституток и бичей своих!"...
   Так и сделали сыны,
  
   С Иеговою не спорили,
   На просторах той земли
   Возводили лепрозории
   И прокладок навезли,
  
   Всех бомжей не по подсудности
   Высылали без суда.
   Бог глаза на эти трудности
   Закрывает иногда.
  
   Также было с истечением,
   Ведь не уследишь за всем.
   Моисею наущения
   Говорил его тотем:
  
   "Ты скажи сынам Израиля:
   Если кто-то согрешит,
   Пусть от горя есть фекалии
   Как безумный не спешит,
  
   Не забьётся в исступлении,
   Не утопится в реке.
   Допустимо искупление,
   Если знать грешить пред кем.
  
   Преступленье - против Господа.
   Против человека - грех.
   Будет тем прощенье послано,
   Кто похищенного сверх
  
   Возвращают вместе с краденным
   Обусловленный процент,
   В дом идут через парадное.
   Наказаний таким нет.
  
   Добровольно долг вернувшего
   В краже обвинить нельзя.
   Извиню сей грех заблудшему.
   Иегова - это Я!
  
   Отменю возмездья акцию..."
   Я ж взглянул издалека
   И представил ситуацию
   Про Израиля сынка.
  
   Шекеля сын из загашника
   С доброй миной на лице
   Взял у друга однокашника
   Вроде ссуды под процент.
  
   Эти деньги на наркотики
   Не потратил, не пропил,
   Нанял сын на них работников,
   В дело их употребил.
  
   В самых сложных предприятиях
   Не терял он головы.
   Бог еврейский по понятиям
   Очень любит деловых.
  
   Состоянье сколотившего
   (Ходорковский здесь не в счёт)
   Даже кражу совершившего
   Племенной не упечёт
  
   Бог в Сибирь. Ворам низложенным
   Рук евреи не секут,
   Как в Исламе, хоть моложе тот
   И добрее чем Талмуд.
  
   Я же сам без возмещения
   Тех грехов, что совершил,
   От людей не жду прощения,
   Лишь бы Бог меня простил.
  
   Про проценты и про бонусы
   Неуместен разговор...
   У евреев по другому всё -
   Частью пятой сверху вор
  
   Сможет от тюрьмы отделаться,
   Если взятое вернёт.
   (Не завидую я девице,
   Миллион что украдёт.
  
   Двести тысяч отрабатывать
   Много утечёт недель...
   Кто привык лечить горбатого,
   Тем дорога на панель.
  
   Но вернув чужие стольники,
   Бросив злачные места,
   Может жизнь начать пристойную
   Дева с чистого листа.)
  
   Получить как всепрощение
   И отсрочить свой конец,
   Процедуру очищения
   В Числах нам представил жрец.
  
   Племенную вёл он линию
   Иеговы самого,
   От Его вещал он имени.
   Мы послушаем его:
  
   "Посвяти, что скрал ты, Господу,
   Дабы красть не возжелать.
   Только то, что Богом послано,
   Нам дарует благодать.
  
   Умер кто и нет наследника,
   Кому можно долг снести,
   Деньги, сын, отдай священнику..."
   Так Писание гласит.
  
   Иегове в подтверждение,
   Что еврей вернул долги,
   Овна он для приношения
   Тоже купит на свои.
  
   Завершив обряда акцию,
   Жрец того барашка съест,
   Нам изложит ситуацию,
   Общую для всяких мест
  
   И времён. Дела любовные
   Всех волнуют и меня.
   Комментарии по поводу
   От себя добавлю Я:
  
   "Объяви сынам Израиля
   Брачный наш императив:
   Все, кому рога наставили
   Тихо и не наследив,
  
   Подозрением в неверности
   Не порочьте древний род,
   Умопомраченье ревности
   До добра не доведёт".
  
   (Не найти когда свидетеля,
   А жена осквернена,
   Добродетели радетели
   Компенсируют сполна
  
   Недостаток информации.
   В наказанье за порок
   Дёгтем той ворота мазали,
   Кто слаба на передок.
  
   Даже та была оболганной,
   Кто на эту часть крепка.
   Доставала всех и трогала
   Злопыхателей рука.
  
   Нравственность во всеоружии
   Допускает перебор.
   Уха краешком подслушаем
   Двух дам светский разговор.
  
   "Выглядите замечательно.
   Помню, к вам ходил в салон
   Паж один очаровательный.
   Как-то странно умер он.
  
   Говорят, что безответных чувств
   К вам он даже не скрывал.
   По секрету мне поведайте,
   Как Господь его прибрал?"
  
   "Да, со мною этот юноша
   Был, но семя не излил.
   Зря полковник, не подумавши,
   Сапогом его убил,
  
   Шпорой учинил судилище,
   Мальчика сломал судьбу.
   Так его и хоронили все
   С той железкою во лбу"...
  
   Сплетни и намёки мерзкие,
   Эпиграммы и стихи
   Для ревнивцев с их подвесками
   Хуже дуста для блохи.
  
   За столом картёжным дразнят все:
   Что ни купит - карта в лист...
   И откуда в доме к празднику
   Цвета редкого батист?
  
   Что за след на подоконнике
   В спальне? Объяснить изволь...
   Ох уж, эти мне поклонники,
   Мужа головная боль.
  
   Кровь засохшая на проседи,
   То в галоп, то не спеша...)
   Мы ж посмотрим, как вопросы те
   Без дуэлей жрец решал.
  
   Укрепить семью хоть скобами
   Там, где трещины видны,
   Здесь священникам особые
   Полномочия даны.
  
   Дабы сын в своих потребностях
   Отличался от горилл,
   Как избавиться от ревности,
   Жрец ревнивцу говорил:
  
   "Пусть ведёт жену к священнику,
   Если мучает кошмар.
   Тот заварит чай из веника
   И заставит пить отвар,
  
   Воду горькую проклятия.
   Невиновна коль жена,
   Не была ни в чьих объятиях -
   Ей вода та не страшна.
  
   Мужа верная помощница
   В том, как честь им сохранить,
   Выпьет, даже не поморщится,
   Лишь попросит закусить.
  
   Если же в законе гадина
   Не с одним лишь мужем спит,
   Не того раввина гладила -
   Проклянёт её левит,
  
   Лоно сделает опавшее,
   Чтоб живот её опух,
   Даст несвежее, вчерашнее,
   Расчихвостит в прах и в пух.
  
   До мозгов священник-батюшка
   Ей промоет потроха.
   (Но сказать по правде-матушке,
   Кто из женщин без греха?
  
   Разве только по фригидности,
   Что, конечно, не про вас,
   Дорогие - без провинностей
   Жизнь, считай, не удалась.)
  
   Чтобы сор с избы не вынести,
   Мужу снять позор с седин
   И предстать самой невинностью -
   В помощь женщинам раввин.
  
   (Будь герои все обрезаны,
   Как того велит обряд,
   Лермонтов тогда б Арбенину
   Не устроил Маскарад,
  
   Чёрный мавр в остервенении
   Не душил бы жён со зла,
   А как снять с них подозрения,
   От раввина бы узнал.)
  
   Вот таков закон о ревности:
   Женщина пьёт чистый спирт,
   Как микстуру от неверности -
   К ней левит благоволит.
  
   Из порочного объятия
   Вырвала и не одну
   Женщину вода проклятия,
   Мужу возвратив жену.
  
   (Если дамочка с ордалий тех
   Никакая, в смысле, в хлам
   В дом вернулась без сандалии,
   Не завидую я вам,
  
   Бедные мужья. В прострации
   До утра вам пребывать,
   Ждать супругу с презентации,
   Бизнес-ледью обозвать
  
   Иль иначе как, похлеще чтоб,
   Слово подобрал бы плебс...
   К обожанию у женщины
   Неизбывен интерес,
  
   Жить не может без внимания,
   Про подарки я молчу.
   Дал Господь ей обаяние
   Как секиру палачу,
  
   Вот она его и пользует
   Без особенных причин.
   Эшафот усыпан розами
   Обезглавленных мужчин.
  
   Без башки лететь в объятия
   Легче, чем идти на крест...)
   С горькою водой проклятия
   Шанс на счастье выдал жрец
  
   Всем ревнивцам, воздыхателям,
   Женщинам сказал - держись,
   Не позволит злопыхателям
   Бог коверкать вашу жизнь.
  
   Без потуг к совокуплению
   Скучен станет белый свет...
   Я ж мужскому населению
   Свой позволю дать совет.
  
   Чтобы шуточки скабрезные
   В адрес ваш перевелись,
   Будьте с жёнами любезными,
   Не скупитесь на батист...
  
   ГЛАВА 6
  
   Что сказать про назорейство?
   На Руси не привелось
   Здесь описанное действо.
   Разве что, увидеть пейсы
   Мне с экрана довелось.
  
   Видел я бичей лохматых
   И не чёсаных не раз.
   Но в иной ума палате
   Гривой утверждать догматы -
   Это явно не про нас.
  
   Если Господу мужчина
   Назорейства дать обет
   Вдруг решится - Так с почином,
   Отговаривать как сына
   Нам его причины нет.
  
   Себя Богу посвящая,
   Прекрати, сын, волос брить,
   По наливкам не скучая,
   Зелье пей не крепче чая.
   Если вовсе бросил пить,
  
   Ни вина из винограда,
   Даже уксус из винца
   Потреблять тебе не надо
   И в палатку у детсада
   Гнать не следует гонца.
  
   Ни сушёных виноградных,
   Ни зелёных ты не ешь
   Ягод. В них сильнее яда
   Сонная висит услада
   Гирями для наших вежд.
  
   (Под халатом пряча руки,
   Бородёнки на груди,
   Разомлевшие от скуки
   Сонные сидят урюки,
   Наизюмились, поди.)
  
   Не должна касаться бритва
   Ни затылка, ни бровей.
   Из ушей торчат игриво
   Три травинки из-под гривы,
   Выросшей на голове.
  
   (Весь взлохмачен, озабочен
   Революцией своей
   В Англии за всех рабочих
   Принимал Маркс, даже очень,
   Потому - не назорей.
  
   Если встретишь человека,
   Что на классика похож,
   Но не пьёт - то не калека,
   Не отдавший ипотеку,
   Назорей он, а не бомж.)
  
   Когда выпадет скончаться
   Брату, матери, отцу,
   Чтоб от них не оскверняться,
   Он не должен прикасаться
   К охладевшему лицу.
  
   Во все дни, что посвятил он
   Себя Господу служить,
   Свят он. Раз - не пьёт тикилу,
   Два - чурается могилы
   И от мёртвого бежит.
  
   Не закроет глаз усопших
   Назорей своей родне.
   Если ж чувств сдержать не может,
   Пусть в молитве руки сложит
   Где-нибудь на стороне.
  
   Если кто-то тихим сапом
   Вдруг умрёт и белым днём
   В небо двинет по этапу,
   Опрокинется внезапно
   И окажется на нём -
  
   Подведёт он назорея.
   Смерть для назорея - бич,
   Осквернит, как гонорея.
   В день седьмой, но не скорее
   Должен голову остричь
  
   Назорей, от злости белый,
   Оголит лицо, плечо
   И другие части тела.
   А ведь так ему хотелось
   Богу послужить ещё.
  
   Да, подставил сына жмурик,
   Просто выписал под дых -
   Выпил сдуру политуру,
   А теперь неси в натуре
   В жертву горлиц, молодых
  
   Голубей за очищенье,
   Мзду левиту отдавай,
   Вновь вымаливай прощенье,
   За чужое прегрешенье
   Всё сначала начинай.
  
   Послужные дни пропали,
   Назорейства прерван стаж,
   Увидать теперь едва ли
   Льготы, выслугу, медали
   И с мигалкой экипаж.
  
   Вот закон о назорее.
   Кончится удачно срок -
   Всё, что отрасти успеет,
   Острижётся и с елеем
   Жертву принесёт сынок.
  
   Процедура непростая.
   Волосы те надо сжечь,
   Что лет восемь отрастали.
   Тот обряд сакраментальной
   Совершит, растопит печь
  
   Жрец у скинии собранья,
   Чан поставит кипятить,
   Сварит в нём плечо баранье,
   Даст еврею с назиданьем
   Разрешенье пиво пить.
  
   Глядя на юнцов обритых,
   Поглощающих вино,
   Про скинхедов недобитых
   В поучениях левита
   Смысл я вижу чуть иной.
  
   Бог нам строчками Писанья
   Излагает жизни суть -
   Только после, а не ране
   Среднего образованья
   Может сын пивка хлебнуть.
  
   Господа прикрывшись ксивой,
   Не устану говорить:
   "Кто юнцам ещё сопливым
   Пить навязывает пиво -
   Тех тупой стамеской брить".
  
   ГЛАВЫ 7-8
  
   Моисей поставил скинию
   И помазал, освятил.
   Весь необходимый минимум
   От порфир и до кадил
  
   Подобрал он для служения.
   Длань легла на аналой,
   Чтоб в сынах ума брожение
   Высших фракций спирт дало,
  
   Спиритусом в душу торкнуло,
   Испытало на излом,
   От неверия прогорклую
   Жизнь очистило углём.
  
   Всех колен пришли начальники,
   Казначеев привели,
   Денег дали, чтобы паинькой
   Службу мог служить левит.
  
   Выдали волов с повозками
   Настоятелей возить,
   Чтоб дорогами несносными
   Клир не топал по грязи.
  
   Лишь одним сынам Каафовым
   Первый гужевой эскорт
   Выдан не был, и без прав они
   Обходились нелегко.
  
   Службы род их был - святилище
   На плечах своих носить,
   Послаблений всяких им ещё
   Не было с кого спросить.
  
   Низший класс они, носильщики,
   Так к чему им автопарк?
   Дело их - носить святилище,
   А не двигать катафалк.
  
   Словно к мавзолею Ленина
   С очерёдностью несли
   Подношения колена все -
   Сикли, доллары, рубли.
  
   Освятили средства жертвенник,
   И не малые весьма,
   Что прислали без посредников
   Все Израиля дома
  
   На левитов содержание
   И на праведный ковчег.
   Оценил Бог их старания
   И назначил "лучше всех".
  
   Над ковчегом откровения
   Была крышка, типа люк.
   Моисей в одно мгновение
   Ощутил восторга глюк,
  
   С этой крышки ему слышится,
   Властный и суровый глас -
   Не иначе сила высшая...
   (Так бывает и у нас...
  
   У кого? Без уточнения
   Здесь, пожалуй, обойдусь,
   С прежним трепетом к прочтению
   Книги книг опять вернусь.)
  
   Моисею приказание
   Глюки передать спешат:
   Учредить в среде Израиля
   Нечто вроде ВПШ.
  
   На ослах летели всадники,
   Мчалась Аарона рать
   Всех левитов в палисаднике
   Перед скинией собрать.
  
   Племенной Бог всем начальникам
   Новобранцев в выходной
   Окропить велел из чайника
   Очистительной водой,
  
   Приказал со склада выделить
   Помазки и мыло к ним:
   "Пусть левиты тело выбреют,
   Не забудут про интим,
  
   Вымоют одежды, чистые
   Предо Мною встанут в ряд,
   Будут петь псалмы речистые,
   Исполнять святой обряд".
  
   Господу с благоговением
   Я готов внимать везде.
   Отступленье тем не менее
   Я себе позволю здесь.
  
   Бог евреев специфический,
   Иегова, Саваоф,
   Для меня он суть мифический,
   Как бы ни был он суров.
  
   Плод ума, любви и творчества
   Книга книг - Ветхий Завет.
   В пищи той духовной хочется
   Отделить мух от котлет.
  
   Самому порой не верится,
   Что про Бога пишет жрец -
   Взять историю про первенцев
   И каков её конец.
  
   Что решили в оправдание
   Богу приписать жрецы?
   На каком вдруг основании
   Бог решил - его мальцы?
  
   "От сынов иных Израиля
   Мне левитов отдели.
   По рукам Мы с ним ударили,
   Первородных сберегли.
  
   Поразив в Египте первенцев
   Их Себе Я освятил..."
   (Дать поправку мне не терпится -
   На последе удавил.
  
   Что жрецы напишут с пафосом,
   Неразумным разъясню:
   Если в деле разобраться, то
   Учинил там Бог резню.)
  
   "Первородных всех Израиля,
   Что разверзли ложесна,
   На левитов поменяю Я
   И создам из них спецназ".
  
   Сын Израиля во рвении
   Иногда слегка того -
   Быть левитам охранением
   От него же самого.
  
   (Жить вам, милые, с чекистами,
   Спецотделом, с ФСБ).
   Аарон их сделал чистыми,
   Бог с ним положил обет.
  
   В двадцать пять - вступать на службу им,
   В пятьдесят - звонок, отбой.
   Хватит голосом простуженным
   Призывать всех за собой.
  
   Славословием и песнями
   Голос свой легко сорвать.
   Хватит врать, иди на пенсию...
   Что ещё им пожелать?
  
   ГЛАВА 11
  
   Стал народ роптать на Господа,
   А пришельцы больше всех -
   Кто нас всех накормит досыта? -
   И ввели евреев в грех.
  
   Обнаруживали прихоти
   Отщепенцы пришлых масс,
   И сыны за ними хныкали:
   "Кто накормит мясом нас? -
  
   Манну хаяли и плакали,
   На мучной взирая мусс -
   Долго смачно мы не какали,
   Позабыли мяса вкус,
  
   Что в Египте ели даром мы.
   С тем, что запретил ислам,
   Не согласны мы с татарами,
   И в свинью есть можно нам,
  
   Если завалить нечистую,
   Освятив пред тем ножи,
   Шашлыка кусочки вымочить
   И лучком переложить.
  
   Манна, будь она небесная,
   Одно слово - общепит.
   Жизнь на манной каше пресная,
   Даже тонус не стоит.
  
   Помним египтянок прелести" -
   Распинались те юнцы...
   Так народ скатился к ереси.
   Ох, уж эти пришлецы.
  
   От подобной плоти подлости
   Возмутился бы Аллах,
   Что в делах нечистоплотности
   Тоже Боженька не ах.
  
   Слышит Моисей стенания,
   Что несутся из шатров -
   Дал Господь мне наказание
   Опекать таких козлов...
  
   С детства был косноязычен он
   Словно в Ниле крокодил,
   В школе не был он в отличниках,
   Вовсе в школу не ходил.
  
   Был, зато у Бога рупором,
   Как Писание гласит.
   Обороты, правда, грубые
   И стилистика грешит.
  
   К Иегове обращается
   И в печали говорит:
   "Как мне, Боже не отчаяться?
   Твой народ опять дурит.
  
   Все грехи его дремучего
   На меня ты возложил.
   Так за что меня ты мучаешь
   Пуще чем иных вражин?
  
   Разве я народ твой выносил,
   Чрево рвал, потом родил?
   Ты ж меня как высшей милостью
   Тем ребёнком наградил.
  
   Говоришь: неси слюнявого
   Аж до самого венца
   В землю ту, что Я раззявою
   Обещал твоим отцам.
  
   Не раззявою, а с клятвою.
   Извини, переборщил.
   Всё одно - тащи проклятого,
   На руках своих тащи.
  
   А оно растёт прожорливо
   Это самое дитя,
   И уже с ножом у горла мне
   Мясо просит не шутя.
  
   В сердце отдаётся скрежетом
   Этих недорослей плач.
   Не достану - так зарежут ведь,
   В речку бросят словно мяч.
  
   Не поднять сего народа мне,
   Слишком для меня тяжёл.
   Ящик на спину с породою
   Я как каторжник обрёл,
  
   А не милость твою Божию.
   Коль благоволишь, мой свет,
   Умертви меня, ведь можешь ведь,
   Что те стоит? Чик - и нет.
  
   Но без боли, эвтаназию
   Допускают же друзья.
   Место встречи нам назначено,
   Изменить его нельзя.
  
   Лишь бы мне не видеть бедствия,
   Моего народа плачь
   Мне не слышать. Эти бестии
   Не хотят ржаной калач,
  
   Блюда им мясные разные,
   Разносолы подавай.
   В общем, хватит безобразия,
   Если любишь - убивай".
  
   Иегова к Моисею так
   Обращается: "Старик,
   Собери мужей ты семьдесят
   Надзирателей своих
  
   Из старейшин всех Израиля,
   Свой проверенный народ,
   Действие свершим сакральное:
   Учредим Святой синод.
  
   Всех оповести заранее
   И в ближайший выходной
   Скопом в скинию собрания
   Приводи вслед за собой.
  
   Я сойду. Твой дух, чем светишься,
   Мой божественный покров,
   Разделю частей на семьдесят
   По количеству голов,
  
   Возложу на твоих подданных
   Клеть, что сбросить не посметь.
   Бремя Моего народа ты
   Не один потащишь впредь
  
   Не споткнешься на обочине,
   Не ударишься в бега.
   Делегируй полномочия,
   Если ноша велика.
  
   Осетров народа евшего
   Уговором не проймёшь
   И на гербалайф сердешного
   С мяса не переведёшь.
  
   Так скажи ему: "Очиститесь,
   Не случилась бы болезнь.
   Завтра днём на зло завистникам
   Мясо будете вы есть.
  
   Всё, что Господу наплакали,
   Он услышал в этот раз.
   Тем, чем вы давно не какали,
   Завтра Он накормит вас.
  
   За нытьё вам будет воздано,
   Усладите вашу плоть.
   Заливное на подносе вам
   Принесёт к столу Господь.
  
   Жрать вам мясо столь желанное
   Не один, не десять дней,
   А пока оно поганое
   Не полезет из ноздрей.
  
   Через месяц отвратительным
   Оно станет, раз Творца
   Вы презрели. Про Египет вы
   Вспоминали неспроста:
  
   Из Египта мы отчалили
   Чтоб не есть, не пить, не петь...
   Мало Господу печали что ль,
   Чтоб от вас ещё терпеть?"
  
   В выражениях неистовых
   Не стесняйся, Моисей,
   Прописные Мои истины
   Вколотить пришлю гвоздей.
  
   Пусть сыны с поблажки Господа
   Истошнятся у межи,
   Наберутся, может, опыта...
   Так народу и скажи".
  
   Моисей для сотоварищей
   Идейный друг и вождь
   Был, как настоящий прапорщик,
   И в снабжении хорош.
  
   Видно, не переводилось здесь
   У старшин его мясцо.
   Остальные ж Божьей милостью
   Манну хавали с мацой.
  
   Но когда пришло от Господа
   Указанье в сжатый срок
   Накормить народ весь досыта,
   К небу возопил пророк:
  
   "Ничего себе заданьице,
   Шестьсот тысяч накормить.
   Сколько же бараньих задниц мне
   Надо сразу отрубить?
  
   И не день, не пять, а месяц весь,
   Мясо вынь им да положь.
   Пока плебс от мяса взбесится,
   Я весь скот пущу под нож.
  
   Может с океана рыба вся
   Разом выпрыгнет с сетей
   К нам в котлы, чтоб всем насытиться?" -
   К Богу ропщет Моисей.
  
   Гадкие неверья колкости
   Пропускает мимо Бог:
   Накажу его, а толку что?
   Как ни как, а он пророк.
  
   По армейскому отточенный
   Из коротких ёмких фраз
   С неба грубый, но доходчивый
   Моисей услышал глас:
  
   "Иль рука Моя короткая?
   Иль со слухом что не так?
   Я с тобой, а не с красоткою
   Изъясняюсь на понтах.
  
   Про любовь споёшь ей арию,
   Обещания свои
   Выполнить трудней чем армию
   Провести через бои.
  
   Раз споёшь, потом корячишься,
   Ублажаешь госпожу.
   Я ли при моём безбрачии
   Своё слово не сдержу?
  
   Передай своим поверенным:
   Точат пусть свои ножи.
   Мяса Бог пошлёт не меряно,
   Аж до встречи у межи".
  
   (Кто не верит, пусть проверит сам.
   Соли нет в пустыне, трав.
   Вам без хлеба озвереется
   Мясо хавать без приправ.
  
   Я и сам, когда по дурости,
   Больше двух недель не ел,
   Хлебной поднабрался мудрости,
   Мяса вовсе не хотел.
  
   Лишь мечтой о хлебной корке я
   Время коротал едва,
   Согласившись с поговоркою,
   Что всему хлеб голова.)
  
   Сделал Моисей, как велено,
   Указания свершил.
   Выбрал семьдесят проверенных
   Из старейшин и старшин.
  
   В облаке на них Господь сошёл,
   Он иначе не сходил,
   И своим особым способом
   Дух харизмы разделил,
  
   Что на Моисее избранном
   Аурою возлежал,
   Перед ним любыми фибрами
   Заставляя всех дрожать.
  
   (Этот дух все полномочия
   Делегировать другим
   Позволяет. Мне ж не хочется
   Ни на час расстаться с ним.
  
   Дух дела б мои приспешные
   Всем раздал в теченье дня,
   Лишь ночное дело грешное
   Сохранил бы для меня.)
  
   Снял Господь с пророка пассами
   Рваной ауры клочки.
   Дух, что власть даёт над массами,
   На старейшинах почил.
  
   Стали изрекать пророчества,
   Оказалось, сгоряча
   (Битым быть кому ж захочется,
   Вот пророки и молчат).
  
   Двое из мужей в отечестве,
   В своём стане, стало быть,
   Стали вдруг за человечество
   Правду-матку говорить,
  
   Брань перемежая с мистикой.
   Все бежали этих двух,
   Из которых вместе с истиной
   Исходил крепчайший дух.
  
   (Спиритус - дух по латыни... Спирт
   Наш народ покуда пьёт
   И не думает отлынивать -
   Мёртвый тот язык живёт.)
  
   Что содержат те пророчества,
   Имя скажет иногда.
   Называл всех не по отчеству,
   А по матери Елдад,
  
   И Модад, пророк непризнанный,
   Преисподней люд стращал
   И тому, давно кто при смерти,
   Клизму сделать обещал.
  
   Не совсем лицеприятное
   Средство было у врача,
   Раз народ покрылся пятнами,
   На пророков настучал.
  
   Отрок прибежал и с радостью
   Моисею изложил
   Их пророческие гадости,
   Одним словом, заложил.
  
   Иисус Навин, из избранных
   На Божественном пути,
   К Моисею: "Честь отчизны ты,
   Чернецам тем запрети
  
   Впредь чернить. На телевиденье -
   Их и вовсе ни ногой.
   То, как власть они обидели,
   Нам аукнется бедой".
  
   Моисей на демократию
   Зуб точил уже тогда,
   И завистливую братию
   Пресекал он без труда,
  
   Осадил Навина рвение:
   "За меня ревнуешь ты,
   Чтоб в удобное мгновение
   Нас низвергнуть с высоты.
  
   С тела общества пытаешься
   Срезать ереси нарост,
   Не иначе собираешься
   Сам занять высокий пост?
  
   Обозвал достойных падалью,
   Но не все дурные сплошь -
   Будь самой ты Хакамадою
   Жирика не проведёшь.
  
   Не святых мужей пороки ты,
   А себя изобличил.
   Были б люди все пророками,
   Кабы Дух на них почил".
  
   Моисей не даст расслабиться,
   Всё он видит наперёд:
   Иисус Навин прославится
   И действительно займёт
  
   Место Моисея тёплое,
   Самым главным станет он.
   Всю вселенную протопает,
   По масштабам тех времён.
  
   Подчинит народы дерзкие
   И устроит геноцид.
   Действие, конечно, мерзкое,
   Но Господь его хранит.
  
   Все дела его достойные
   В книге "Иисус Навин"
   (Для арабов - непристойные)
   Лично Бог благословил.
  
   Все Израиля старейшины
   Прочь по станам разбрелись
   (Со своей весенней сессии
   В регионы подались).
  
   Накормить евреев досыта
   Суховей перепелов
   К ним принёс по воле Господа
   Миллионов пять голов
  
   По гуманитарной линии,
   Тушек - миллиона три
   (То мутантов из Виржинии
   Буш поставил на пари
  
   С его генной инженерией,
   От которой мир мутит.
   В чудеса чтобы поверили
   Лучше средства не найти,
  
   Чем плодить уродов. Толпами
   Будут люди падать ниц...)
   Чем кормить народ, Бог опыты
   С перелётных начал птиц.
  
   В Палестинской той окраине
   Их помёт оставил след.
   (Миллионы там украл тогда
   Украинский контингент.
  
   Да, славян они ославили,
   Но скажу я всем назло -
   Что хоть часть они оставили,
   Моисею повезло.)
  
   Сын дорвался и обжорствовал,
   Мяса было на версту,
   В прихоти своей юродствовал -
   Манну скармливал скоту.
  
   Бог не вынес безобразия
   Иль задумал наперёд -
   Поразил великой язвою
   Прихотливый свой народ.
  
   Место то Киброт-Гаттаава
   Обозвали толмачи.
   В переводе с очень старого -
   "Гробы прихоти"... Звучит.
  
   В прошлом говоря о будущем,
   Бог на свой особый лад
   Дал понять, что ножки Буша нам
   Те же, брат, перепела.
  
   (Почему-то вспомнил Ющенко,
   А верней, его лицо,
   Язвою оно измучено,
   Не иначе ел мясцо,
  
   То, что с западной Атлантики
   К нам прислал один мутант,
   Чёрте что и сбоку бантики,
   Демократии гарант.)
  
   ГЛАВА 12
  
   Мариам жила в нирване,
   Моисеева сестра,
   Всё играла на тимпане,
   Песню пела до утра:
  
   "Пойте, пойте Иегове,
   Высока его рука..."
   Но сыграл в ней женский гонор -
   Моисея упрекать
  
   Стала вместе с Аароном,
   Ладно б тихо, а то в крик:
   Дескать, не в ладах с законом,
   Не в своём уме старик,
  
   Взял женой эфиоплянку...
   Мариам аж извелась,
   Не взлюбила негритянку,
   Чем-то ей та не пришлась.
  
   В голос выла как кликуша
   (Видно, было что делить).
   Уши вяли её слушать...
   Нет, чтоб брата обелить,
  
   Сор из дома выносила,
   Про мужской кричала срам,
   Моисея некрасиво
   Поносила Мариам:
  
   "Как он будет жить с рождённой
   В Африке? В том вижу знак:
   Суждено евреям в жёны
   Шимпанзе брать и макак.
  
   Одному ли Моисею
   Иегова говорил,
   Что нельзя из опасений
   Брать невесту из горилл?
  
   Почернеем с виду ликом.
   Если так пойдут дела,
   Наш народ во всём великий
   Не отмоем добела.
  
   Пензы нам на всех не хватит.
   Не видать нам лучших дней,
   Если, сёстры, наши братья
   Превратятся в кобелей,
  
   Оттереть их будет нечем.
   Моисей, в супруги брать
   Надо женщин из Двуречья,
   А не в Африку гонять.
  
   Люди, в океане страсти
   Не плывите за буи.
   Аарон, брат по несчастью,
   Подтвердит слова мои.
  
   Мой народ, пример не лучший
   Показал нам Моисей..."
   (Шлёт здесь поцелуй воздушный
   Ку-клукс-клан во всей красе...)
  
   Отделил от прочей твари
   Бог евреев неспроста,
   В одной общей мыловарни
   Свой народ варить не стал.
  
   Интернационалистом
   Сущего не назовёшь,
   Может он за сионистов
   Хоть кого пустить под нож,
  
   За излишнее либидо
   Наваляет сгоряча.
   Но вдвойне всегда обидно
   От своих же получать.
  
   Бог за чистоту породы
   Выступает племенной...
   Знать, в семье не без урода,
   Если сын ведёт домой
  
   Как Исав из Хананеев
   Женщин в жёны, даже двух.
   Так могли любить евреи,
   Что захватывало дух,
  
   И своих, чужих - всех скопом,
   А запретный плод - сильней.
   Предков негативный опыт
   Переплюнул Моисей,
  
   Взял эфиоплянку в жёны...
   Знай отцы - в один бы миг,
   Как незрелый съесть крыжовник,
   Лица сделались бы их.
  
   Мариам права в основе.
   Но от Бога Моисей
   Вождь и лидер безусловный,
   VIP-персоны он важней
  
   И святой пророк к тому же.
   На такого наезжать -
   Хуже чем лечить зад в луже,
   Сев однажды на ежа.
  
   Слыша, как пророка хают,
   Защитит Бог старика.
   Никогда не отдыхает
   Его длинная рука.
  
   Тянется она всё чаще
   И хватается за плеть.
   Моисей же был кротчайший
   Из людей на всей земле.
  
   Не лупил народ свой плёткой
   И не осквернял уста,
   (Египтянина пришлёпнул
   И ещё добрее стал).
  
   Перед женщиной не мог он
   Честь мужскую защитить.
   Что любовь совсем не похоть,
   Мариам не объяснить.
  
   К Моисею обратился,
   Как обычно с неба, глас:
   "С Аароном и сестрицей
   У Себя жду завтра вас,
  
   То есть в скинии собранья,
   Разговор особый есть".
   На заре два брата рано,
   Получив благую весть,
  
   Подошли к святому месту.
   С ними Мариам, сестра,
   До сих пор ничья невеста,
   Хоть давно уже пора.
  
   Бог на облаке спустился,
   Он иначе не летал,
   Подозвал к себе девицу,
   Мариам. В её лета
  
   Ей гордиться было нечем,
   Может показаться нам,
   Но морально безупречен
   Был портрет той Мариам.
  
   В облаке густого пара
   Бог левитов отчитал:
   "Ваша родственная пара
   Моисею не чета.
  
   Если Ангел Мой нисходит
   К вам в видениях подчас,
   Призраком по дому ходит,
   Указания шепча,
  
   То к пророку Моисею
   Обращаю Я перста
   И уж точно не во сне с ним
   Говорю уста в уста.
  
   Образ Мой ему не в диво
   Лицезреть, а потому
   С ним общаюсь эксклюзивно.
   Главный он в Моём дому.
  
   С неба в скинию собранья
   Я хожу не просто так,
   Есть во всех его деяньях
   Тайный и глубокий знак.
  
   Как же вы не убоялись
   Чин столь важный упрекнуть?"
   (Шла собака по роялю,
   Не боялась соскользнуть.
  
   Есть другой пример при этом,
   Что свободна наша плоть -
   Кто посмеет Магомету
   Жёнами глаза колоть?
  
   Лишь Христос с Его ученьем
   Оказался не женат.
   Католический священник
   Соблюдает целибат.)
  
   Моисей с эфиоплянкой
   Благородно поступил,
   Честно в жёны негритянку
   У родителей купил,
  
   Иль была она в полоне,
   В Африке война велась,
   Как иначе на Сионе
   Шоколадка ты взялась?
  
   Моисей с ней удалился
   По известным всем делам.
   Как же так могло случиться,
   Что накажут Мариам?
  
   В адюльтере обвинила
   Она брата средь подруг,
   Перед Господом немилой
   Оказалась с чего вдруг?
  
   В чинопочитанье дело.
   Не позволит даже дед
   Критикою неумелой
   Рушить свой авторитет.
  
   Бог вспылить был не намерен
   Из такого пустяка.
   Он на Мариам примере
   Строил власти вертикаль.
  
   (Господин-полковник Путин,
   Вот с кого давно пора,
   Если бес вас не попутал,
   Брать примеры на ура.)
  
   Бог на облаке отъехал,
   С неба пальчиком грозя.
   И проказою как снегом
   Мариам покрылась вся.
  
   Аарон взглянул - в проказе
   Пребывает Мариам.
   Ум легко зайдёт за разум
   От таких душевных травм.
  
   К Моисею призывает:
   "Не поставь во грех ты нам
   То, что старшего по званью
   Обзывала Мариам.
  
   Как малец мертворожденный
   Чтоб была, не допусти,
   В струпьях с кожею истленной,
   Брат, несчастную спаси".
  
   К Богу Моисей взмолился,
   Чтоб сестру их исцелил.
   А Господь уже не злился,
   Мариам Господь любил,
  
   Так сказал: "Когда в девицу
   Плюнул и попал в лицо
   Ей отец, должна ль стыдится
   Та, к подругам на крыльцо
  
   Не казать с неделю носа?
   Так и здесь: семь дней, ночей
   Ходит пусть вне стана босой
   В облачении бичей,
  
   А потом пускай вернётся,
   В руки свой тимпан берёт,
   Снова пляшет и смеётся,
   Славу Господу поёт.
  
   Что девицу мы изгнали -
   Наказали неспроста,
   Вместо власти вертикали
   Пусть попляшет у шеста".
  
   И пока назад в пенаты
   Мариам Бог не вернул,
   На учения солдатом
   Хаем не пошли и Сруль,
  
   А остались на заимках
   Каждый при своих делах,
   Раз подобная заминка
   Приключилась на верхах.
  
   Сам народ к чужим форпостам
   Отправляться не спешил.
   Объясняется всё просто -
   Мариам Господь любил.
  
   Так пошло с времён библейских,
   Бог традицию хранит:
   Неохотно долг армейский
   Отдаёт стране семит.
  
   ГЛАВЫ 13 - 14
  
   Двигаясь из Асирофа
   Пред броском на Ханаан,
   У ларьков воды с сиропом
   Тормознули сыны роты
   И разбили новый стан
  
   На жаре в Фаран пустыне.
   Непоследних из вождей
   (Верный Сокол, Глаз орлиный)
   На разведку вражьих линий,
   Посылает Моисей,
  
   Заодно узнать, чем дышит
   Этот самый Ханаан,
   Где, размахивая дышлом,
   Знамя подняли над крышей
   Пролетарии всех стран.
  
   От Иудина колена
   Халев, Ося, сын Навин,
   И ещё с десяток верных
   Всех чинов первостепенных
   Моисей благословил,
  
   Так сказал: "Войдите тайно
   В ту страну, что на кону,
   И, как будто бы случайно,
   Выведайте её тайны.
   К щелочке дверной прильнув,
  
   Осмотрите эту землю -
   Какова она, народ
   На чём спит, как мягко стелет?
   Запрягает он с неделю,
   Быстро ли потом везёт?
  
   Как живёт он - в укрепленьях
   Или нежится в шатрах?
   От гимнастик упражнений
   Крепок ли телосложеньем
   Или силушкой не ах?
  
   Деловой иль враль речистый?
   Многочислен, может быть?
   Как нам клюв ему начистить -
   К малочисленным причислить
   Или просто истребить?
  
   Про народ тот знать охота,
   Какова земля под ним,
   То суглинок иль болота?
   Может быть, какого чёрта
   Мы вообще туда спешим?
  
   Хрен ли нам чужие веси,
   Если нечего срубить.
   Прилетим, а там безлесье -
   Ни тебе хохла повесить,
   Москаля ни утопить.
  
   Будьте смелыми, ребята,
   От земли чужой плодов
   Вы возьмите и обратно
   Возвращайтесь. На нитраты
   Мы проверим ваш улов".
  
   Дознаватели в долину
   Заявились. Дивный сад
   Рос в предгорьях Палестины,
   Что разбили исполины
   Ещё много лет назад.
  
   В той стране, что удивило,
   Вовсе не было оград,
   Не заброшены могилы,
   И как сам народ не хилый,
   Был таким же виноград.
  
   Предъявить не по бумагам
   Чудеса чужой земли -
   С крыши отодравши лагу,
   Двое гроздь незрелых ягод
   На шесте с трудом несли,
  
   Взяли также от граната
   И таких же крупных смокв...
   Через сорок дней обратно...
   Изложили те ребята,
   Каждый что разведать смог.
  
   Моисею с Аароном
   Предъявили ценный груз:
   Пробы грунта с полигонов,
   Виноград ещё зелёный,
   Но величиной с арбуз.
  
   Прибыли гонцы из Пизы,
   Что у чёрта на рогах,
   Прояснили без каприза,
   Где селекции сюрпризы,
   А где происки врага:
  
   "Мы действительно вернулись
   С той земли, где сладкий мёд
   С опрокинутого улья
   С молоком течёт вдоль улиц
   Только в рот не попадёт.
  
   Там буквально в доме каждом
   Ломится зерном амбар.
   Плод любой душист и влажен,
   Рот оскоминой не вяжет,
   Только нам не по зубам.
  
   Так сильны аборигены,
   Что живут на той земле,
   С головой олигофрена -
   Унаследовали гены
   Исполинов прошлых лет.
  
   Длинношеие Енаки,
   Если верен перевод,
   В городах живут в бараках,
   Охраняют их собаки
   И система ПВО.
  
   Тот народ силён и дикий,
   Нам таких не победить.
   Где на наш народ великий
   У врагов найдутся пики,
   Нечего туда ходить".
  
   Только Халев, сын Иуды,
   Мнение своё имел.
   Может роды были трудны
   Или разуменьем скудный -
   Возразить иным посмел,
  
   Перед Моисея свитой
   Воодушевлял людей:
   "Наши шансы - фифти-фифти,
   Но арийские семиты
   Нации любой сильней.
  
   Разобьём мы Хананеев" -
   Распинался тот нацист.
   Правда и среди евреев
   Головы куда трезвее
   Из других колен нашлись,
  
   Эти мудрые евреи,
   Халев пыл чтоб охладить,
   О земле, что осмотрели,
   Стали врать как сивый мерин,
   Небылицы говорить:
  
   "Та земля, куда ходили,
   Всех съедает точно хряк,
   Тех, кто тешится на виллах
   И кто лагерною пылью
   Пребывает в лагерях.
  
   Велики там люди, рослы,
   Точно исполинов клон,
   Кличут их великороссы,
   Ростом мы при них как осы,
   А они пред нами - слон.
  
   Мы пред ними саранчою
   Были в собственных глазах.
   С ними мериться мочою
   Что с пожарной каланчою,
   Дующей в дырявый шланг.
  
   Из брандспойта сбитой птицей
   Нам по жёлтой плыть воде.
   Повезёт не утопиться -
   Вшой лобковою с блудницы
   Нам барахтаться в биде.
  
   В их глазах мы даже мельче
   Налетевшей саранчи.
   Избалованных их женщин
   Ублажить нам просто нечем
   После их больших мужчин".
  
   Средство выбрала не очень -
   Всех порочить, стала знать,
   Чтобы Халева и прочих,
   Кто либидо озабочен,
   От блицкрига удержать.
  
   Из законных опасений,
   Что раздавят их как вошь,
   Общество на Моисея
   Ополчилось даже злее,
   Чем Билл Гейт на Макинтош:
  
   "Для чего Господь единый
   К самоедам и рвачам
   В землю к этим исполинам
   Нас ведёт тропой ослиной?
   Чтоб мы пали от меча?
  
   Мы бы умерли в Египте
   Смертью скорой, но своей.
   Чем дерьмом к ноге прилипнуть,
   Лучше пусть песком засыплет
   Нас в пустыне суховей.
  
   Жить в Египте при параше
   Всё отрадней было б нам
   Чем узнать, что жёны наши
   После схватки рукопашной
   К нашим перейдут врагам".
  
   И сказали те ребята,
   Что затеяли тот бунт:
   "До ближайшего заката
   Повернём-ка мы обратно,
   Нас давно в Египте ждут.
  
   К Хананеям лезть в Рассею,
   Что оглоблею по лбу
   Правоверному еврею...
   Видели мы Моисея
   В белых тапочках в гробу.
  
   Выберем для перехода
   Мы начальника себе,
   Не красавца, не урода,
   Но покладистой породы
   С выправкою при ходьбе".
  
   (Всем торчащим на распутье
   В час недобрый, вроде нас,
   Президент-полковник Путин
   По своей державной сути
   Оказался б в самый раз.)
  
   В ноги валятся собранью
   Аарон и Моисей.
   Не устроит их заране
   Результат голосованья,
   Где их гнать хотят взашей.
  
   Закатив полифонию,
   Плащ порвав до пуповин,
   Повалились вместе с ними
   Халев, сын Иефонниин,
   Ося, Иисус Навин.
  
   В пику отщепенцам, трусам,
   Что за должности дрожат,
   Всех зовут рубить капусту:
   "Та земля плохих урусов
   Очень даже хороша.
  
   По утрам встают там росы.
   Молоко течёт и мёд
   По усам великороссов,
   Но не всяким из гундосых
   В рот сгущёнка попадёт.
  
   Нам ли тех волков бояться,
   Не соваться в их леса?
   Правят той страной паяцы,
   В демократию рядятся
   И уж верно неспроста.
  
   ПВО у них не стало,
   Лишь реклама да топ-лесс
   Хлещут нищих по сусалам.
   Ющенко не даст им сало,
   С Тимошенко вместе съест.
  
   Лишь разруха да остроги,
   Правил где рабочий класс.
   Не отступимся от Бога,
   Одолеем их убогих
   Наш девиз "In God we trust".
  
   Иегова на съеденье
   Отрядил нам тот народ.
   С Господа благословенья
   Скупим мы в своё владенье
   То, что меч не отберёт".
  
   Общество на то сказало:
   "Будем их камнями бить,
   Кирпичами по сусалам.
   Не покажется им мало
   Небылицы говорить".
  
   Здесь вступился за них Боже:
   "Правду слышу в их словах,
   Обижать таких не гоже".
   (С его слов намного позже
   Билль напишут о правах.)
  
   Но в тот вечер Иегова
   Не переставал шерстить
   Свой народ, ругал фигово
   И хотел не ради слова
   Вовсе даже истребить.
  
   Лишь по просьбе Моисея,
   Он народ не перебил,
   А продолжил одиссею,
   Ненависть и распри сея -
   Хананеев не любил.
  
   От своих Бог натерпелся,
   Сдерживал себя едва
   И, ожесточившись сердцем,
   Всем до малого младенца
   Передать велел слова:
  
   "Дыры чёрные латая,
   Вам указывал Я путь,
   В огненном столбе витая,
   Вас грозой в начале мая
   Я старался припугнуть.
  
   К вам спускаясь с поднебесья
   Сжёг Я столько фаеров,
   Сколько все фанаты Челси
   С их противниками вместе
   Не сожгли за сто голов.
  
   Не поверили открытым
   Люди знаменьям Моим -
   Так не видеть вам страны той,
   Что во имя жизни сытой
   Мы без визы посетим.
  
   Все исчисленные ране
   Двадцати и свыше лет
   С глупостью своей бараньей
   Век свой проведут в изгнанье,
   А не в избранной земле.
  
   Телом нищие и духом,
   За ваш слабый ропоток
   К вам пришлю с косой старуху.
   Не земля вам станет пухом,
   А насыпанный песок.
  
   Ваши поглотит пустыня
   Трупы без Моей любви,
   Кроме Халева, детины
   Рода Иефонниина,
   С ним же Иисус Навин
  
   От Иуды с войск стройбата
   (Не того, что сдал урод
   Нашего Христа Пилату
   За умеренную плату -
   Звался тот Искариот).
  
   Накажу за блудодейство
   Ваше, сорок лет дам срок
   По пустыне вашим детям
   Шляться за отцов в ответе,
   За глупцов и лежебок.
  
   И пока из вас последний
   Не отбудет на покой,
   Из-за ваших страхов, лени
   Дети новых поколений
   В Палестину ни ногой.
  
   Те, кого Мы посылали
   (Эти маму продадут),
   Опозорили Израиль,
   Край заветный оболгали -
   Первыми от вас уйдут".
  
   И ушли, не понаслышке
   Видевшие тот народ,
   Прелестей его излишки,
   Где за лагерные вышки
   Молоко течёт и мёд.
  
   Слов на ветер не бросает,
   Иегова не таков.
   Он не лает, а кусает,
   Книгу вечности верстает
   С наших судеб лоскутков.
  
   Услыхав слова Господни,
   Опечалились сыны
   И сказали Изя с Моней:
   "Мы желаем прям сегодня
   Искупления вины.
  
   Мы пред Богом согрешили,
   Шкуру вздумали спасти,
   На соседскую вершину
   Не полезли мы с аршином,
   Чтоб забор перенести.
  
   Как бы нас Господь ни хаял,
   Мы займём ту высоту.
   Хананеи отдыхают,
   Когда Шлёма, Сруль и Хаем
   Хай поднимут на версту".
  
   Моисей затее этой
   Воспрепятствовал как мог:
   "Неразумные вы дети,
   Грех словил вас в свои сети.
   Отступился он нас Бог.
  
   Не ходите делом грешным
   Край чужой заполонить.
   Это будет безуспешно.
   Мы войдём туда не спешно,
   Но пока повременить
  
   С этим делом нам придётся.
   Подождём, пока пропьют
   Свою мать великороссы,
   Сделаются ниже ростом
   Иль друг друга перебьют.
  
   Нам в подмогу порносайты,
   И продажный высший класс.
   Зря его вы не кусайте
   И прошу не забывайте -
   Лозунг наш "In God we trust"".
  
   До чего же прозорливый
   Моисей был, их пророк.
   Но не слушал те призывы
   Тот народ нетерпеливый,
   Разом проглотить пирог
  
   Он хотел и подавился.
   Вот такие пироги.
   Бог от дерзких отступился,
   По семитским наглым лицам
   Настучали им враги,
  
   Ибо Амаликитяне
   С Хананеями дружны.
   Не учли Израильтяне -
   На два фронта не потянут,
   Как бы ни были сильны.
  
   Их отделали как надо
   Аморреи с Костромы,
   И с колами от ограды
   Гнали, как баранов стадо,
   От Посада до Хормы.
  
   ГЛАВА 15
  
   "Как войдёте в землю жительства -
   Племенной сказал Господь -
   Вместе со своим правительством
   С Думою, без Думы хоть,
  
   В той земле, что Мной отписана
   Вашим прадедам сто крат,
   Очутившись, с благой мыслью вы
   Принесите Мне откат
  
   В Балчуг иль в другое логово.
   Не дразнить цепных собак,
   Снять вопросы от налоговой
   Вам поможет Центробанк.
  
   Поделитесь самой малостью
   С ангелом из низших сфер,
   Дабы он про ваши шалости
   Не докладывал наверх".
  
   (Со времён ещё татарина,
   Сбора дани испокон
   Око наше государево
   Закрывается легко.
  
   Не стихийное то бедствие,
   И вовек не отомрёт...
   Только тот, кто сам под следствием
   Подношений не берёт.
  
   А возникнут если сложности,
   То слепому Бог подаст,
   Зеленью не подорожников
   Вылечим подбитый глаз,
  
   Снимем любопытства жжение...)
   Заповедовал Господь;
   "Приложите к всесожжению
   Благовония щепоть
  
   И вина для возлияния
   Отпишите на заре".
   Иегова пил и ранее.
   Бог он, а не назорей.
  
   Так, при каждом приношении
   Агнца из овец иль коз
   Требовал снять напряжение,
   Также как и наш Христос,
  
   Что при чаше меж народами
   Проповедовал любовь
   (Кровопийцы мы безродные
   До сих пор Его пьём кровь).
  
   Ной, вообще садил стаканами
   С Дионисом пуще всех,
   Но в минуту испытания
   Свой не утопил ковчег.
  
   (Так и мы. Всех для компании
   Приглашает наш народ.
   Чем нас только ни дурманили,
   А корабль себе плывёт.
  
   Греемся единобожием
   Мы на палубе его.
   Мы - команда отмороженных
   Посреди остывших вод.)
  
   По единым жить нас правилам
   Призывает наш Отец.
   Жертву приносить за здравие
   Пришлец ты или жилец
  
   Требует Бог одинаково.
   И любого Он спасёт,
   Кто с мясного или злаковых
   Возношенье принесёт.
  
   Нету здесь особой разницы
   Богом избран ты иль нет.
   Мне подход подобный нравится.
   Правда, это лишь момент
  
   Из того, что не подчистили
   Иордана вблизи вод.
   Масореты с их амбицией
   Исказили перевод.
  
   Право слово, не рутинная
   Выдалась у нас глава.
   В ней закон один, единые
   Всем Господь даёт права.
  
   Здесь по недосмотру общества
   Искупить возможно грех,
   Пусть левит со злости мочится,
   Но закон един для всех.
  
   И ошибка здесь прощается
   По неведению, вдруг.
   Всё на свете очищается
   За козу, а лучше двух.
  
   Грех лежит в его намеренье.
   Вот вам случай: по дрова
   Выехал еврей на мерине
   В день субботний, хитрован.
  
   Пусто всё в пустыни ветреной,
   Саксаулы тут и там,
   Все ж евреи благоверные
   По своим сидят домам.
  
   Хрен бы с Господа субботою,
   Отоварюсь - думал Сруль.
   Всё сошло бы хитрожопому,
   Не нарвись он на патруль.
  
   Пренебрегшего днём отдыха
   К Моисею привели.
   Бедолаге дали по уху
   Для порядка патрули.
  
   В КПЗ до дела слушаний
   Посадили на денёк.
   Ухо то его опухшее
   Закрывало весь глазок.
  
   Беспокоилось собрание,
   Все гадали наперёд,
   Что глупцу за наказание
   Иегова изберёт:
  
   "Без спиртного и без сладкого,
   Кипятка и сигарет
   С уголовниками гадкими
   Посадить на десять лет?
  
   Серебра лишить фамильного
   И на Колыме сгноить?
   Иль - казнить нельзя, помиловать...
   И еврея отпустить?"
  
   Но казнить, нельзя помиловать -
   Иегова свой вердикт
   Огласил по праву сильного.
   У народа нервный тик.
  
   Дело то обыкновенное
   И в тюрьму его маршрут,
   А тому еврею бедному
   Политическое шьют...
  
   (Это нынче Ходорковские
   В Чернышевские глядят.
   Сами Тишину Матросскую
   На корню купить хотят,
  
   В штатское одеть охранников
   И устроить в ней музей -
   Показать в каких подштанниках
   Здесь сидел какой еврей.)
  
   Впрочем, дело не в количестве
   И не в качестве кальсон.
   Капитал, Его Величество
   Извиняет воровство.
  
   Чем трусы ты ни раскрашивай,
   Хоть совсем без них ходи,
   Знай одно, народ безбашенный -
   По субботам не кради!
  
   Бог в виду большого празднества
   Мораторий отменил,
   Так надрал засранцу задницу,
   Что Господь его храни.
  
   "Пусть побьёт его всё общество,
   Неповадно чтоб другим..."
   Мариам тогда пророчица
   Иегове пела гимн:
  
   "Пусть враги от страха мочатся.
   На полях страны моей,
   Иегове раз так хочется,
   Хватит острых нам камней.
  
   Нам любые испытания
   С Господом преодолеть,
   А отступникам - изгнание,
   Поругание и смерть".
  
   Вывели вне стана бедного,
   Под безумный крик старух
   Били долго и с усердием
   Испускал пока он дух.
  
   Действие богоугодное
   Совершили те жлобы
   И собой вернулись гордые
   Ждать поблажек от судьбы.
  
   Кисти на краях одежд своих
   Наказал Господь носить,
   Помнить чтоб заветы прежние
   И о новых не просить.
  
   Как за блуд накажет выскочек
   Указал Бог издали.
   То есть, "Наше вашим с кисточкой"
   Означает - не шали.
  
   ГЛАВА 16
  
   Что касается левитов,
   Иегове не за страх
   Те служили деловито.
   Но в эпоху неолита
   Бунт случился в спецвойсках.
  
   Лишь одним сынам Каафа,
   Как мы помним, не был дан
   Личный транспорт, то есть трафик,
   Вождь с мигалкой не потрафил,
   Что совсем не ерунда.
  
   Внук Каафа, звать Кореем
   Левииновых корней
   За обиду распри сеет,
   Восстаёт на Моисея,
   Дескать, почему главней
  
   Тот иных сынов собранья.
   С ним Дафан и Авирон
   И Авнан (пониже званьем,
   Заговорщик по призванью,
   Но такой же солдафон)
  
   Втихаря подговорили
   Из таких же типажей
   С кем в одних войсках служили,
   Моисея окружили...
   Двести пятьдесят мужей
  
   Из начальников сердитых
   На его пришло крыльцо
   Мужей знатных, именитых
   Из других колен маститых,
   Но подпорченных гнильцой.
  
   Моисею с Аароном
   Заявили: "Полно вам!
   Не смотрите таким тоном.
   Все равны мы пред законом
   Господа внимать словам.
  
   Общество от Бога свято
   Близ святилища кулис.
   Все пред Господом опята,
   Почему же вы, ребята
   Выше всех превознеслись?"
  
   Моисей, услышав это,
   Пал на лице и сказал
   Заговорщикам конкретно,
   Выдал чистою монетой:
   "Завтра к вам придёт коза,
  
   Сам Господь её покажет
   Тебе первому, Корей,
   Заговорщику со стажем.
   Место Бог твоё укажет,
   Где на грядке сельдерей.
  
   Вы ж кадильницы возьмите
   И насыпьте в них огня,
   С травкою переложите,
   Дух желанный вознесите
   К Господу. Главней меня
  
   Кто из вас - Господь укажет
   Вам кадильницею в лоб,
   Пятки ваши салом смажет,
   Спустит вас без экипажей
   Со святой горы в галоп.
  
   Выберёт кого при этом
   В услужение - виват!
   Тот и будет свят, посмертно.
   В том, что песня ваша спета
   Я не буду виноват.
  
   Полно вам, сыны Левия!
   Неужели мало вам
   За покорность заплатили,
   Весь ваш род определили
   В услужение богам,
  
   А точнее, Иегове.
   Лишь Ему пою я гимн.
   Одного меня с любовью
   Допустил Он к изголовью,
   А не в ноги, как других.
  
   Вам при скинии Господней
   Перед обществом стоять,
   Охранять от серной вони
   И чертей из преисподней
   От народа отгонять.
  
   Вы ж решили домогаться
   Святости, а в этот сан
   Силою не записаться
   И в угодники прорваться
   Не поможет вам наган.
  
   Ропщите на Аарона...
   Что вам этот господин?
   Переговорим подробно,
   Позовите Авирона
   И Дафана вместе с ним".
  
   Но упрямцы подписали
   Себе смертный приговор
   Тем, что сглупа отвечали:
   "Шляться не было печали,
   Не пойдём. Пророк наш вор!
  
   Разве мало, что увёл нас
   С мест, где мёд и молоко,
   Он в пустыню от весёлых,
   Клёвых, ветреных, не квёлых,
   Отдающихся легко
  
   Знойных дочерей Египта?
   Погубить решил скорей?
   Дал понять нам на иврите,
   Что царицы Нефертити
   Тетя Соня красивей.
  
   Сам же спит с эфиоплянкой.
   Тётя Соня подождёт,
   Пока после негритянки
   Мавританки, китаянки
   До неё придёт черёд.
  
   Вождь не птичка, не увязнет -
   Прежде чем издать вердикт,
   Разных прелестей заразу
   Сам испробовать обязан
   (Жириновский подтвердит.
  
   В демографию посильный,
   Кабы президентом был,
   Вклад бы внёс свой - без посыльных
   Каждой женщине по сыну
   Он бы лично подарил).
  
   Моисей украл свободу
   У народа, господа.
   С незапамятного года
   Словно ветер в непогоду
   С ним в наш дом пришла беда.
  
   Право властвовать над нами
   Узурпировал пророк...
   Где поля, где виноградник,
   Огородик, палисадник?
   Где обещанный медок
  
   На земле обетованной,
   Молоко где и квасок?
   Где биде, клозеты, ванна
   И путана для гурмана?
   Вокруг нас один песок.
  
   Ослепить людей вождь хочет,
   Чтоб на ощупь белым днём
   Шёл за Лениным рабочий...
   В общем, разговор окончен,
   К Моисею не пойдём!"
  
   Опечалился на смертных,
   Но не сделал людям зла
   Моисей, лишь день конкретно
   Им испортил - Богу в жертву
   Принести не дал осла,
  
   Повторил лишь указанье
   Всем кадильниц принести.
   Завтра в скинии собранья
   Он назначил заседанье:
   На повестке дня - просить
  
   Господа болезни детства
   Вылечить без Маркса клизм,
   Объяснить тем отщепенцам,
   Что важней евреям - земство
   Или авторитаризм.
  
   В ожидании свободы
   Все явились точно в срок.
   Иегова бесподобен -
   Как убрать, кто неугоден,
   Дал фанатикам урок.
  
   Что вам Брут, иезуиты,
   С гильотиною Марат,
   Ленин со своею свитой...
   На заклание семиты
   Строем шли, как на парад.
  
   Двести пятьдесят кадильниц
   На руках горят у всех.
   Лица радостью светились.
   Слава Господа явилась
   Словно на голову снег
  
   И приятным баритоном
   Приказала отойти
   Моисею с Аароном,
   Чтоб с мятежным эскадроном
   Их самих не замести.
  
   "Истреблю Я их в мгновенье,
   Бузотёров всех мастей".
   Сохранить жизнь поколеньям
   Перед Славой на колени
   Повалился Моисей:
  
   "Боже духов всякой плоти,
   Одному лишь согрешить
   Здесь случилось, Ты же сотни
   На Господнем эшафоте
   Уготовил порешить".
  
   Велика Господня Слава.
   Пощадить неверных псов
   Согласился Боже правый:
   "Пусть отходят всей оравой
   От изменников шатров
  
   Дафана и Авирона,
   Нечестивых тварей тех.
   Я сорву у них погоны.
   Ничего у них не трогать,
   Не ввергать себя во грех
  
   Подхватить от них ангину,
   Сифилис, иную мразь.
   За блудливую богиню
   Нефертити им погибнуть...
   Тётя Сара им не всласть".
  
   Отошёл народ подальше
   От изменников шатров,
   На руках где дети плачут
   С Бога ихнего подачи
   Уж не жён, считай, а вдов.
  
   Обречённых от семейств их
   Отделять Господь не стал,
   У земли уста разверзнул,
   Семьи все со скарбом вместе
   В преисподнюю послал:
  
   Всё имущество Корея,
   Авирона и других,
   Бутики и галереи...
   Землю Бог сомкнул скорее
   Чем народ зашёлся в крик.
  
   Полетели к небу вопли:
   "Всех поглотит нас земля,
   Авирон, Корей усопли..."
   Распустил, короче, сопли
   Как метёлки конопля.
  
   Вышел здесь огонь Господень.
   Двести пятьдесят мужей
   Именитых, но негодных
   Оказались в преисподней,
   Как предвидел Моисей.
  
   Всё, что не было из стали,
   Испарилось белым днём
   До застёжек от сандалий.
   Что в руках они держали
   Искорёжило огнём.
  
   Те кадильницы разбили
   (Впредь курить из них не сметь!),
   С ломом мудро поступили -
   Медь на жертвенник пустили
   (Дорогою была медь).
  
   У святыни той, оббитой
   Медью, сделать косячок
   Дозволялось лишь левитам.
   Даже очень именитый
   Не тушил вблизи бычок.
  
   Это после, а назавтра
   Новые нашлись тузы,
   Из непуганых ребята.
   Побузить куда приятней
   Чем приятность без бузы.
  
   Моисея с Аароном
   Обвиняет всякий сброд,
   Дескать, вы при фазотроне
   Вспышкою своей нейтронной
   Умертвили наш народ.
  
   Вышел люд из подчиненья,
   Как прикажешь поступить?
   Снова Богу огорченье...
   Вспышка, облако, свеченье
   И реакция с цепи
  
   Сорвалась собакой злою.
   Люди при смерти, блюют
   (Мирный атом в том виною.
   Ту реакцию цепною
   Много позже назовут.)
  
   Моисей кричит: "Так близко
   Сферы свёл какой осёл
   За критические риски?"
   Аарон для жизни с риском
   Полушария развёл.
  
   Вновь реакция цепная
   На цепи как пёс хрипит.
   Пса ногой Господь пиная
   Иногда напоминает
   Людям, кто их замполит.
  
   Ту свечения корону
   Ликвидировать совсем
   Не случилось Аарону -
   Тысяч полегло народу
   Аж четырнадцать плюс семь
  
   Сотен, не считать по делу
   Что Корееву прошло.
   Тем от Господа влетело
   Так, что родственникам тело,
   Как груз двести, не дошло.
  
   После чисток, наказаний
   За измену Аарон
   С Моисеем гулкой ранью
   В скинию идут собраний
   Промывать свой фазотрон.
  
   ГЛАВА 17
  
   Аарон на спирту разводил растворитель,
   Стержни дезактивировал и выносил за порог.
   Моисей прикорнул за свинцовой защитой.
   С характерным свеченьем к пророку пожаловал Бог:
  
   "Всех двенадцать начальников здесь собери Мне
   От колен при символике, каждый чтоб с жезлом прибыл,
   Жезл один "Аарон" подпиши на иврите,
   Впрочем, можешь на идише, лишь бы помечен он был,
  
   Дабы не усомнились в подмене чуть позже
   Те, заставить поверить кого для Меня не вопрос.
   Сколько б ни получал правдолюбец по роже,
   Всё равно в нашу кашу суёт любопытный свой нос.
  
   Помести атрибутику власти в реактор.
   Кого Я изберу, то известно тебе наперёд.
   Его жезл расцветёт. Сможем Мы этим актом
   Успокоить при скинии наш беспокойный народ".
  
   Из металла жезла эти были литые
   (Как их - жезлы, жезла? В лоб что, по лбу -
   нет разницы), для
   Быстроты (не миндальничать чтобы с тупыми)
   Они делались. Левий лишь сделал свой из миндаля.
  
   Жезл отобранный в бочке лежал априори,
   Его вместе с другими светили, но лишь издали.
   Жезл Левиин дал почки при биорастворе,
   Распустился, расцвёл и на утро принёс миндали.
  
   Жезлы, бывшие также пред лицем Господним,
   Не цвели, но светились. Так Бог свою славу явил.
   Все двенадцать чинов при высоком погоне
   Взяли жезлы свои и пошли просвещать Израиль.
  
   (В сверхсекретных каких бы они ни служили
   Институтах: Курчатовском или же в МФТИ,
   Всё равно оказались потом в Израиле,
   Доказав всем - Господни неисповедимы пути.
  
   Власть - процесс вечный личности полураспада.
   Тем, считай, повезло, кто распался всего
   лишь на треть.
   Кто от власти далёк, обольщаться не надо -
   И от звёздочки с неба легко лучевой заболеть.
  
   Не имеют значенья размеры таланта.
   И, конечно же, я не открою Америки вам,
   Что на "Фабрике звёзд" расплодились мутанты,
   Где штампуют они генетически порченный хлам.)
  
   Моисею Господь: "С именем Аарона
   Положи жезл в контейнер, в ковчег откровения спрячь.
   С его помощью впредь усмиришь непокорных.
   Без Меня разберёшься ты с ними. Я ж им не палач.
  
   Честь имею, в иные миры ведь пора Мне".
   Сев на облако, Бог улетел в занебесную даль.
   Вслед сыны возопили: "Вот, мы умираем,
   Погибаем и вянем как взятый для жезла миндаль".
  
   Всякий, к таинству кто лишь посмел прикоснуться,
   Отошёл в мир иной благочинно под сенью больниц.
   Знать, придётся и нам за грехи эволюций
   Затеряться в распаде меж альфа и бета частиц.
  
   ГЛАВА 18
  
   Аарону сон привиделся,
   Аж, пробил холодный пот:
   За небрежность во святилище
   Отругал его Господь:
  
   "Сбился на сторону градусник,
   А защита - просто смех,
   За такие неисправности
   Во священстве вашем грех
  
   Понесёте всем семейством вы,
   И сыны твои с тобой.
   Ты же за любое бедствие
   Отвечаешь головой.
  
   Не пускай людей без допуска
   Во святилища ты храм,
   К жертвеннику, дабы попросту
   Не сгореть ни им, ни вам.
  
   Правила эксплуатации
   Распечатай и развесь,
   То ж тебе не прокламации,
   Не царизм проклятый здесь.
  
   Выполняй Мои инструкции,
   Богохульствовать - окстись,
   От Моей потом обструкции
   Пол Европы не спасти".
  
   (Посторонний у реактора -
   Что при власти клептоман,
   Попандопуло на тракторе
   Едет пьяный вдребодан
  
   По Хохляндии с бутылкою.
   Тошно вспоминать итог.
   В назидание горилку ту
   Я б назвал "Четвёртый блок".
  
   А теперь хмельные головы
   В НАТО вздумали попасть...
   Не иначе Иегова им
   За грехи прислал напасть.)
  
   "Я доверил дому Левия
   Службы для Меня нести.
   За высокое доверие
   Все священники в чести.
  
   Впрочем, будут исключения,
   Даже изобличены
   В недостойных увлечениях
   Церкви высшие чины.
  
   Вы ж, левиты, за завесою
   От людских укрывшись глаз,
   Приношеньем, службой, мессою
   Отработайте заказ.
  
   От скота от первородного,
   Что народ Мне принесёт,
   Хватит накормить голодного
   На пятнадцать лет вперёд.
  
   Десятину вам забацаю,
   Умоляю об одном,
   С техникою безопасности
   Не шутите как с огнём".
  
   Иеговы мысль глубокая
   Простотой своей мила...
   Перенёс бы я высокое
   На житейские дела.
  
   ГЛАВА 19
  
   (Власти занялись Сибнефтью,
   В очередь РАО ЕС
   Отрядили и, поверьте,
   Будут бить до самой смерти
   И на нём поставят крест,
   А Чубайса под арест.
  
   Память крепкая в народе.
   Будет всё, как в прошлый раз:
   Бауман застрял в проходе.
   Черносотенец подходит,
   Бьёт трубою между глаз...
   Плохо кончит наш Чубайс.
  
   Дело личное спасенья.
   Кто с охраной водку пьёт
   В бункере по воскресеньям...
   Мне ж за Толю опасенья
   Основания даёт
   Книга книг, она не врёт.)
  
   Говорил Господь пророку:
   "Мне телицу в закрома
   Рыжую забейте током,
   Но была чтоб без порока
   И не ведала ярма,
   Если можно, без дерьма".
  
   (Нет у Толи недостатков
   Мачо он скорей чем ЧМО,
   Выдержанный, без припадков,
   Светится аки лампадка
   Всесиятельство само,
   Не последнее дерьмо.)
  
   "Передай Елеазару:
   Тёлку ту священный сан
   Выведет пусть без базара.
   Под ребро одним ударом
   Пику вгонит ей пацан
   И отправит к праотцам.
  
   Сняв забрызганный передник,
   Тёплой кровью окропит
   Дверь Елеазар священник
   В скинию. Иссопа веник
   Вымочит в крови левит,
   Пока рыжая хрипит".
  
   (Пусть свершит тот веник чудо,
   СПС не пощадит,
   Бесов выметет оттуда.
   Хакамада, дочь Иуды,
   В стае улетит на Кипр,
   Не грозит ей птичий грипп.
  
   Все следы былой напасти
   Уничтожит дихлофос,
   Чтобы даже дух Чубайса
   В скинии не появлялся
   И не бил смердящий в нос,
   А летел к себе в Давос.)
  
   "Рыжей жертвенной телицы
   Люди потроха сожгут,
   Сделают на славу пиццу.
   Будет аромат струиться
   К небу... То, что украдут,
   Рыжие коты сожрут.
  
   Завершивши очищенье
   От Чубайса нечистот,
   Сняв забрызганный передник,
   Пусть отмоется священник.
   В стан ликующий народ
   На руках его снесёт.
  
   Даже пепел той телицы,
   Как дерьма позорный след,
   Надо смыть святой водицей,
   Всей общиной помолиться
   За спасение от бед
   И сказать - Да будет свет!"
  
   Моисей не Нострадамус,
   Но провидел наперёд:
   Где народы настрадались,
   Морды рыжие зажрались -
   Жди, у Иордана вод
   Что-нибудь произойдёт.
  
   Нам осталось только сроки
   Здесь подставить, день и час,
   Чтоб расшифровать пророка.
   Обратив глаза к востоку,
   Убеждаюсь каждый раз -
   Плохо кончит наш Чубайс.
  
   Менеджмент его отличный
   Я надолго бы послал...
   Человек он симпатичный,
   Но заражен гриппом птичьим
   (От японского посла
   Хакамада занесла).
  
   Плохо кончит, это точно.
   Накопили люди зла,
   Пробки вырубят и ночью
   Тёлку рыжую замочат...
   Библию Чубайс бы знал -
   То реформ не начинал.
  
   ГЛАВА 20
  
   И пришли сыны Израиля,
   Общество, в пустыню Син.
   Миражи давно растаяли,
   Что сынам они оставили? -
   Лишь песок, да неба синь.
  
   Встал народ в проклятом Кадесе,
   Умерла там Мариам,
   Что жила не знала праздности
   И без устали от радости
   Колошматила в тимпан,
  
   Воспевала гимны Господу,
   Аж до самого утра
   Танцевала в белой простыни,
   Простудилась, видно, босая
   И Господь её прибрал.
  
   В делах веры укрепления
   Обходилась без вина
   Мариам, в одно мгновение
   Прекратила своё пение
   И была погребена.
  
   Не было воды для общества.
   Возроптал опять народ
   На святейшее Высочество,
   Господу сосредоточиться
   На проблемах не даёт.
  
   Тёмный люд от возмущения
   Сам не знает, что творит,
   И без должного почтения
   Моисею и священнику
   Аарону говорит:
  
   "Если бы мы перед Господом
   Умерли ещё тогда,
   Когда мясо ели досыта,
   С братьями ушли б и с сёстрами -
   Нас не трогала б вода,
  
   А, верней, её отсутствие..."
   Новой веры прозелит
   Тянет душу, словно трусики -
   "В край, где не растёт ни кустика,
   Вы зачем нас привели?
  
   Умереть скоту чтоб нашему
   Вместе с нами заодно?
   Ни лесами и ни пашнями
   Это место не раскрашено,
   Чёрно-белое кино,
  
   До того оно негодное
   И совсем не для житья,
   А для смерти приготовлено,
   Уморить где верноподданных -
   Ни еды здесь, ни питья,
  
   Ни смоковницы на улице.
   Мальчики мы для битья...
   Прекрати Всевышний хмуриться,
   Не позволь нам окочуриться
   На задворках бытия".
  
   (Вопль обманутого вкладчика
   Слышу с глубины веков:
   "Кинули как будто мальчиков
   Нас застройщики-подрядчики,
   С ними Громов и Лужков".)
  
   С криками - Даёшь питание! -
   Тех пираний легион
   Всё сметёт до основания...
   В скинию спешат собрания
   Моисей и Аарон.
  
   На коленях те угодники
   Начинают причитать:
   Не народ, а уголовники...
   Славу быструю Господнюю
   Не пришлось им долго ждать.
  
   Слава, как всегда на облаке,
   Опускается с небес,
   От чужих закрыта пологом,
   А тому, кто очень дорог ей
   Говорит: "Возьмите жезл
  
   (Буровую с её цацками,
   Наконечники, стволы),
   Успокойте свою паству вы,
   Воду ей артезианскую
   Извлеките из скалы,
  
   Варит пусть свои компотики.
   Своё общество и скот
   Напоите, а невротикам,
   У кого болят животики,
   По ведру залейте в рот".
  
   Слава в крайнем раздражении
   Пребывала в этот раз,
   Говорила с напряжением,
   И крутые выражения
   Прозвучали как приказ.
  
   Моисей, чтоб с бунтом справиться,
   Сделал всё, как Бог велел.
   Нравится кому, не нравится -
   Всем мозги промыл до задницы,
   Даже тем, кто не болел.
  
   Но сказал Господь рассерженный:
   "Аарон и Моисей,
   Вас за мысли незалежные
   И за помыслы мятежные
   Накажу иных сильней.
  
   В те края обетованные,
   Лично вас не проведу.
   Не войти вам с караванами
   С пастухами и с баранами
   В кисло-сладкую среду.
  
   Та земля, вам недоступная,
   Молоко струит и мёд.
   За проступки ваши глупые
   Вам не мерить мокроступами
   Глубину заветных вод.
  
   Пред глазами Бога вашего
   Вздумали сыны бузить.
   За грехи ваши вчерашние
   Не купаться в простокваше вам,
   Масло сапогом не взбить".
  
   Та вода Меривы горечью
   Для Израиля вождей
   Обернулась. Вместо почестей
   За неверие и прочее
   Получили... Им дождей
  
   Подождать бы, воду в тазики
   Атмосферную собрать,
   Успокоить безобразия,
   А они, как маразматики,
   Сразу к Господу взывать
  
   Племенному, с жира бесятся...
   Бог к таким весьма суров,
   Обнаглевших спустит с лестницы.
   Иегова, если сердится,
   Круче чем сам Саваоф.
  
   Моисей к царю Едомскому
   Шлёт послов: "Спасай, старик.
   Дай Израилю бездомному
   Ты пройти туда, где дом стоит,
   В Палестину напрямик.
  
   Дай твой край в колоннах по десять
   Пересечь нам марш-броском.
   Пить не будем из колодезей
   Мы воды твоей и подличать,
   Пока землю не пройдём.
  
   А придётся на привале нам
   Скот водою напоить -
   За верблюдов морды наглые
   Мы деньжищи и немалые
   Вам готовы заплатить.
  
   Но маршрут пройдём бесплатно мы.
   Что за дань с солдатских ног?"
   (Знать, возможно, неприятно вам,
   Но в те времена отвратные
   Платных не было дорог,
  
   Полицейские лежащие
   Не вставляли всем костыль,
   И любой у места злачного,
   Человек - не тварь дрожащая,
   Парковал автомобиль.)
  
   За народ, пусть опрометчиво
   Вождь готов на рельсы лечь:
   "Нам в борделях делать нечего.
   Если будем в чём замечены,
   Голову рубите с плеч.
  
   Ни направо, ни налево мы
   Не свернём и не гульнём.
   На Тверской стоящих девочек,
   Плечевых и скороспелочек
   Не пожалуем рублём.
  
   Сколько б лифчиков и чепчиков
   Ни летело из окон,
   Нам задерживаться не за чем.
   Не рубить бабло по мелочи
   Призывает нас закон.
  
   Мы ж братья с тобой, подельники,
   Израиль и ты, старик.."
   Но Едом тому брательнику,
   Как последнему бездельнику,
   Показал огромный фиг,
  
   Царской не пустил дорогою
   Тысяч минимум шестьсот.
   И пошли колонны строгие
   Вдоль границы, где отрогами,
   Где по щиколотку вброд.
  
   За такой прокол впоследствии
   Потеряет царский трон
   Царь Едом. Свершит возмездие
   Иисус Навин, а вместе с ним
   Голда Меир и Шарон.
  
   Так и шли сыны Израиля
   В довершение всех бед
   В Тель-Авив через Австралию,
   Сила их вела астральная
   На Ливан через Тибет.
  
   К лучшей жизни шёл по впадинам,
   Выбивался сын из сил.
   И за то, что люди падали,
   Бог евреев незлопамятный
   На вождей зло затаил.
  
   Аарону было велено:
   "Пусть дела свои сдаёт,
   Умереть ему немедленно,
   Ибо не войдёт он в землю ту,
   Где к подошвам липнет мёд".
  
   Моисею полномочия
   Дал их Бог наверняка.
   Брата в гору поздней ночью он
   Вывел, ризу снял и в прочие
   Причиндалы старика
  
   Сына облачил, торжественно
   Сан священника вручил...
   А отец среди подснежников
   От лугов альпийских свежести
   Без одежд своих почил.
  
   Бога выполнил задание
   Племенного Аарон,
   Умер не на даче Сталина,
   Где б три дня его искали бы,
   На горе скончался он.
  
   Дом оплакивал Израилев
   Аарона тридцать дней.
   Как на похоронах Сталина,
   Люди плакали и падали,
   Но не в люки, а с камней.
  
   Пропасть - не канализация.
   И не чавканье, а ор
   Там стоял. Народ в прострации
   Прибывал на демонстрацию
   У горы с названьем Ор.
  
   И когда отца наследники
   Свой закончили базар,
   А венки пошли на веники,
   В сан вступил Первосвященника
   Сын его Елеазар.
  
   ГЛАВА 21
  
   (Родина - на теле крестик...
   С неолита племена
   При своём лишь интересе
   Бьются за родные веси,
   А земля на всех одна.
  
   Голод, холод, непогоды
   Гонят по миру людей.
   По земле бредут народы,
   И ужиться антиподам
   Как прикажете на ней?)
  
   Из Египта люди вышли,
   Влезли на чужой сарай
   И на всю округу с крыши
   Сферой интересов высших
   Объявили этот край,
  
   Всему миру с пышной помпой
   Заявили - с нами Бог...
   Над полями крик и топот,
   Города сметают толпы,
   Это значит - Бог помог...
  
   Ханаанский царь Арада,
   Скажем прямо, обнаглел.
   Видя, что Израиль рядом,
   В бой вступил с его армадой,
   Даже нескольких взял в плен
  
   И увёл в полон бандит тот.
   Появился прецедент.
   Израиль не лыком шитый,
   Разве что слегка побитый,
   Господу даёт обет:
  
   "Если сей народ мне в руки
   Ты предашь - всех умерщвлю!
   Для меня такие штуки -
   Что плантатору в Кентукки
   Уничтожить в поле тлю.
  
   В мировую Твою славу
   Свой посильный вклад внесу,
   Перебью врагов ораву,
   Сионистскую державу
   Выше неба вознесу.
  
   Я Бен Ладена обрею.
   Украину, Беларусь
   С луком я сожру, с пыреем,
   Ну, а с Северной Кореей
   Как с Ираком разберусь".
  
   Ждать подобной перспективы
   Тысячи четыре лет,
   Но с благословеньем ксиву
   Лезть, куда их не просили,
   Получили в тот момент
  
   "Лучше всех" от их Главкома...
   (Выйдет всё наоборот.
   К славе мировой ведомый
   Лишь еврейские погромы
   Обретёт святой народ.
  
   Будут гнать его как стадо
   Антилоп несчастных гну...
   Ради этого расклада,
   Славы, будь она неладна,
   Стоило ли пальцы гнуть?
  
   Возомнить себя великим -
   Кто внушил такую мысль,
   Разрешил в набегах диких
   Поднимать детей на пики?
   Тоже викинги нашлись...)
  
   С Иеговой Хананеев
   Победил сын, хоть с трудом,
   И отправился скорее
   Землю миновать, где злее
   Всех собак был царь Едом.
  
   (Ханаанский царь Арада,
   Не случайно обнаглел.
   Что Израиль делал рядом
   С его домом у ограды?
   Как попасть туда сумел
  
   Перейти пески и сопки,
   Миновать разъезд, форпост,
   Не застрять в болотах топких?...
   Но выводится за скобки
   Сей в Писании вопрос.
  
   Оказались здесь евреи
   Во всём белом как всегда,
   Обнаглевших Хананеев,
   Как туземцев из Гвинеи,
   Бог на откуп им отдал,
  
   И на весь их род заклятье
   Положила Его власть.
   Сим и Хам, по Ною, братья,
   Но в горячие объятья
   Их потомкам не попасть.
  
   Чужаки, жрецы учили,
   Вас воспринимать должны
   Жгучими как перец "Чили"...
   Право это получили
   Лишь Израиля сыны.
  
   Агрессивный от природы
   Мнение своё мудрец
   Выскажет - скоты, уроды...
   Но к убийству тех народов
   Бог причём здесь, наконец?
  
   Слово звучное заклятье
   Кто вложил в Его уста?
   (Отловить бы их, приятель,
   Да спустить за те проклятья
   Вроде Ельцина с моста...)
  
   Пока море обходили
   Чермное, народ устал,
   От прожектов и идиллий
   (Обманули, прокатили)
   Малодушествовать стал.
  
   Против Бога возникали:
   Мол, зачем увёл нас всех
   Он с Египта? Попрекали,
   Что устали от фекалий,
   Чем их кормит Моисей -
  
   Ни воды, ни хлеба даже.
   В животах у них урчит,
   Миражами мучит жажда,
   Ни дворцов, ни экипажей,
   Змеи лишь да басмачи.
  
   Зря народ жестоковыйный
   Речь тогда завёл про змей.
   Ядовитых гадов вынул
   Из террариев и двинул
   Иегова на людей:
  
   "Пить не стал плохую воду,
   Мяса требует проглот? -
   Накажу его, урода!.."
   Множество тогда народа
   От укусов полегло.
  
   К Моисею люди в ноги
   Повалились, мол, грешны
   Пред тобою мы и Богом,
   Во спасение убогих
   Помолись, за тем пришли.
  
   И сказал Господь: "Не медли,
   Моисей, позор стерпи,
   Собери народ к обедни,
   Змея выстучи из меди
   И на знамя укрепи.
  
   Гадина кого ужалит
   Пусть облобызает стяг,
   Где, как беглый каторжанин
   Притороченный вожжами,
   К древку мой привязан знак".
  
   Сделал Моисей змеюку,
   Как предание гласит.
   Пусть послужит эта штука
   Медицине и науке,
   Над аптекой повисит.
  
   Яд гюрзы с иным не спутать.
   Кто покусан был женой,
   Но доставлен за минуту
   До ближайшего медпункта -
   Оставался тот живой.
  
   От укусов закалился
   Израиля иудей,
   Никого он не боится.
   В шрамах сплошь сияют лица
   От воинственных идей.
  
   Чуть устав от переходов,
   Путь желая сократить,
   Израиль к царю Сигону
   Шлёт послов с уже знакомым
   Предложеньем пропустить
  
   Их сквозь землю Аморреев.
   Предложение звучит
   Вполне мирно - мы евреи
   Не наёмники Бахрейна,
   Не бандиты-басмачи.
  
   Не полями, не задами -
   Мы дорогою пойдём,
   Миллионную армаду
   Вдоль садов и палисадов
   Без задержек проведём.
  
   Обещаем в виноградник
   Не ломиться, по пути
   Ни снаружи, ни в парадном
   Экологию не гадить,
   Из колодезей не пить.
  
   (Шестьсот тысяч автоматов
   И спокойствие кругом...
   То совсем не ультиматум.
   Это вроде мирный атом
   Постучится в каждый дом.
  
   Разговор так тары-бары
   Из разряда кто кого
   Вёл глава большой державы -
   В Польше разместить радары
   И систему ПВО.
  
   Украину примем в НАТО -
   Обещал тот Президент...
   Но вернёмся мы обратно,
   Где Израиля солдаты
   Создавали прецедент.)
  
   Не пошёл на уговоры
   Царь Сигон, не захотел
   Пропустить по коридору
   Израиль и очень скоро
   Поплатился грудой тел.
  
   Что война не лотерея,
   Позабыл, народ собрал,
   Ополченцев с Аморреи
   Вывел царь громить евреев,
   Полагаю, не с добра.
  
   От испуга не иначе
   Царь решился нанести
   Свой удар не ради сдачи
   И не в поисках удачи -
   Чтоб страну свои спасти
  
   Налетел тогда наседкой
   На бездомных царь Сигон -
   Разорву, как тузик кепку...
   Но царя народ тот крепкий
   Встретил в зубы сапогом.
  
   Поразить царю евреев
   Не случилось в этот раз.
   Без наёмников Бахрейна
   Погубил царь Аммореев
   И страну свою не спас.
  
   Надрывался пёс от лая,
   Охраняя общепит,
   Но волков голодных стая,
   В Палестину пробегая,
   Сдёрнула его с цепи.
  
   На земле чужой без визы
   Сын устроил беспредел,
   У пределов Аммонитских
   Должен был остановиться,
   Ибо крепок был предел.
  
   В доме Аморреев битых
   Поселился Израиль,
   Хуже Солнцевских бандитов
   Всех туземцев выгнал битой
   Из страны за сотни миль.
  
   За нападки Аморреев
   Наказали и не зря
   И уж вовсе озверели,
   Добрались когда евреи
   До Васонского царя.
  
   Начинали с инвестиций -
   Нефть, алмазы, конопля...
   И как в бизнесе творится,
   Опостылело делиться -
   Можно и накостылять.
  
   Тех, кто прятался в овинах
   От сынов большой любви,
   Доставали в сене вилы.
   Бойню не остановило
   Наставленье "Не убий!"
  
   С наущенья племенного
   Иеговы Израиль
   Именем того же бога
   Виноватых, невиновных
   Отрядил в степной ковыль,
  
   В одну ямы трупы сбросил,
   Как учил его мудрец...
   Вновь я мучаюсь вопросом -
   Даже чтоб лечить гундосых
   Бог причём здесь, наконец?
  
   На евреев в испытаньях,
   Пока мир перекроит,
   Много выпадет кампаний.
   Книгу войн - Господних браней
   Заведёт потом левит.
  
   Хананеев, Аморреев,
   Все народности на ев
   Жрец, от жадности тупея,
   Призывал громить евреев,
   Истинный Закон презрев.
  
   Чтоб там ни твердил невнятно
   Жрец, Творца авторитет
   Призывая погонялкой,
   Представляется мне жалким
   Их вождей менталитет.
  
   Не стремление к господству
   Израиль вело тогда
   И не право первородства.
   Пажить - хлеб для скотоводства
   И студёная вода.
  
   Первобытный Бог ковбоев
   Сохранить хотел народ.
   (Это нынче пред собою
   Гонит стадо для забоя
   Современный скотовод.
  
   За тщеславные стремленья
   Воздаётся всем сполна.
   И для наших поколений
   Оказалась не последней
   Шестидневная война.
  
   Миром правят скотоводы.
   Кипятком они крутым
   Мочатся на все народы.
   Прихлебатели свободы
   Снизу подставляют рты.
  
   Судит строго по понятьям
   Демократии сынок.
   Друг Израиля заклятый
   Не чурается заклятий.
   Ближний захватил восток
  
   Буш, подобно капуцинам.
   Не маньяк он и не псих
   И не жертва медицины.
   Поступил Буш как жрецы нам
   Завещали в Книге Книг.)
  
   Библию люблю до боли,
   Но согласен не вполне
   С тем, кто все призывы к бойне
   Как стремление к свободе
   Навязать хотел бы мне:
  
   Времена и нравы, дескать.
   На к спасению пути
   Без убийств, заклятий мерзких
   Высший смысл реформы дерзкой
   До тупых не донести.
  
   К аллегориям стремился
   В Книге Моисей пророк.
   Мало ли, что говорится -
   Не убить, а отделиться
   Надо видеть между строк...
  
   Может быть с женой повздорил,
   Точный текст когда верстал
   Масорет, напился с горя...
   Я ж от этих аллегорий
   Откровенно подустал.
  
   ГЛАВА 22
  
   У Моава на форпосте,
   Где окончился предел
   Аморреевых погостов,
   Царь Моава с миной постной
   Опечаленный сидел.
  
   Видел Валак, сын Сепфоров,
   Что Израиль причинил
   Аморреям, как свой норов
   Проявил без разговоров
   И расправу учинил.
  
   Думали Моавитяне,
   Устрашившись тех сынов
   Израиля: "Египтяне
   Обрекли нас на закланье,
   Не создали блокпостов,
  
   Точно Берия бандитов
   Выпустили с лагерей
   Диссидентов, бишь, семитов.
   Их поди теперь, лови ты
   И тупой стамеской брей.
  
   Но отправить всех обратно -
   Только время зря терять.
   Обнаглевшего их брата
   Даже в спину автоматом
   Не загонишь в лагеря".
  
   (Кабы лагерные доски
   Не сломали в кутерьме
   Бунтари с затылком плоским,
   Тунеядец Ося Бродский
   До сих пор бы гнил в тюрьме.
  
   Вышел... Истопник, рабочий -
   Андеграунда удел.
   С ним мириться кто ж захочет?
   Кинул Ося дом свой отчий
   И в неотчий улетел,
  
   Обещал вернуться после,
   Посетить родимый край.
   Не сложилось... С папиросой
   На Васильевский свой остров
   Не приехал умирать,
  
   Как грозился, Брося рыжий,
   Не доехал дорогой -
   Приключилось что-то с лыжей,
   И лежит теперь в Париже
   Гениальный наш изгой.)
  
   Свой народ готовил к бою
   Иегова политрук
   По долинам и по взморью
   Полз коричневой чумою
   Про евреев страшный слух.
  
   Сей народ стал многочислен.
   Главный их авторитет
   Иегова, клюв начистил
   Фараону, мол не висни
   На подошвах у штиблет.
  
   Вытер, стало быть, Он ноги
   Об египетский редут,
   Обивать пошёл пороги,
   Где его чужие боги,
   Мягко говоря, не ждут.
  
   Путь к господству пролагая,
   При таланте воевать,
   Подкупая, убивая,
   Сын Израиля желает
   Край чужой к рукам прибрать.
  
   Средь старейшин Мадиамских
   Возникает разговор:
   "Сей народ с культурой хамской
   Девицей не строил глазки,
   К нам ворвался словно вор
  
   В наглости своей упорный.
   На чужие земли прёт
   Тот народ, сломав заборы,
   Топчет наши помидоры
   И маслины наши жрёт.
  
   Вол так траву полевую
   Поедает саранчой,
   Всё подчистит он втихую..."
   Валак в пору ту лихую
   Царствовать был обречён.
  
   Рот заткнуть тем, кто зарвался,
   Не везли тогда халвы
   Ни в ООН, ни в Лигу наций.
   Но проклятья, вроде санкций,
   Наложить могли волхвы.
  
   К Валааму шлёт послов царь
   В славный городок Пефор
   На Евфрате, чтоб с поклоном
   Передать ему дословно:
   "Задолбал меня тот вор,
  
   Вышел Ирод из Египта
   И покрыл земли лицо
   Меня подле. Те семиты
   (Большей частью одесситы)
   На моё пришли крыльцо.
  
   При священном Иордане,
   Брайтон Бич разбили свой,
   Скот воруют как цыгане,
   С девушками хулиганят,
   Словом, как к себе домой
  
   Заявились инородцы,
   С ними дядька Моисей.
   Так приди и без эмоций
   Прокляни в сердцах народ сей,
   Ибо он меня сильней.
  
   Может быть, тогда я буду
   В состоянии сразить
   Чужеземную приблуду,
   Выгнать из земли Иуду.
   Вот о чём тебя просить
  
   Я желаю, ибо знаю,
   Твоя сила велика.
   Словом ты людей спасаешь,
   Но кого ты проклинаешь
   Проклят будет на века".
  
   Шли к Евфрату Маовиты
   Передать царя слова
   Валааму про семитов,
   Представителями МИДа
   Защитить свои права.
  
   В дом ввалились на закате,
   Как в Россию Голливуд
   С рожею своей отвратной,
   И подарки (не откаты)
   Принесли они волхву.
  
   Тот сказал: "Переночуйте,
   Ведь в ногах уставших нет
   Правды, а потом кочуйте.
   Лишь к утру я, хоть линчуйте,
   Вам на просьбу дам ответ.
  
   Ваше лобби всех сильнее
   На сегодняшний момент,
   Но дождусь я озаренья.
   Мне главней любого мненья
   То, что скажет Президент".
  
   И пришел Бог к Валааму:
   "Что за люди у тебя?
   Чем набиты их карманы,
   Что за зелень в чемоданах
   И о чём они скорбят?
  
   Не путём пришли Господним,
   Не душистый их табак.
   Принимай гостей, но помни:
   Лицемерием исполнен
   Их приславший Центробанк.
  
   Крали, клали и упали,
   Проворонили дефолт,
   С Джойса индексом попали,
   А сегодня возжелали
   Уничтожить генофонд
  
   Масоретов, тамплиеров
   За здорово ли живёшь...
   Впрочем, наших флибустьеров,
   In Got trust в которых вера,
   Просто так не обберёшь.
  
   Здесь правы Моавитяне -
   Там, где правит капитал,
   Даже хитрые армяне
   Столько золота не стянут,
   Сколько Сын Мой отобрал -
  
   Верить Марксу - у рабочих,
   А по Веберу - трудом
   Взял и отдавать не хочет..."
   (Перестройка лишь цветочки,
   Ягодки пошли потом.
  
   Демократия в мундире
   С Горбачёвым заодно
   На Чукотке и Таймыре
   Разрешила сыну тырить
   Всё, что не запрещёно.
  
   Где стяжательство в зените,
   Совесть людям не запрет.
   Вы меня не осудите,
   Но на идише, иврите
   Слова совесть вовсе нет,
  
   Если верить Кузнецову.
   У раввина уточню
   Я при встрече... Но не в слове
   Дело здесь. Вы с Иеговой
   Не распустите ню-ню.)
  
   Среди нашего бедлама
   Разобрать с трудом я смог,
   Ухо прижимая к раме,
   Что поведал Валааму
   Неизвестно какой Бог:
  
   "...Зарекаться мы не станем
   За тюрьму и за суму.
   Мир построен на обмане,
   Разве что один Потанин
   Понимает что к чему,
  
   Не насилует рабочих,
   Хоть купается в деньгах,
   Но помочь студентам хочет
   И в отличии от прочих
   Он хороший олигарх.
  
   Коммунистам в антитезу
   Я вручил ему надел,
   Никель, марганец, железо,
   А что был он не обрезан -
   В темноте не доглядел.
  
   Ночь полярная глухая.
   Кто украл - того в острог.
   Мысль, конечно неплохая,
   Но с аукциона Хаим
   Потерял свой молоток.
  
   Взятка - двигатель прогресса.
   Всё ушло без молотка
   На Рублёвке и на Пресне.
   Кто за то ответит, если
   След идёт за облака?
  
   Кто ж со Мной судиться станет?
   Прикажу - за пять минут
   Эти Мадиамитяне,
   Распевая мани, мани,
   Всю страну распродадут,
  
   Коммунисты, монархисты
   Разворуют под гармонь...
   Приструню любого быстро.
   Будь ты хоть рецидивистом,
   А сынов Моих не тронь.
  
   Так что, милый Валааня,
   Не садись ты на ежа,
   Не влезай в чужие сани,
   За зелёные их мани
   На сынов не наезжай.
  
   Их противникам в угоду
   Не ходи в край деревень
   Пить колодезную воду
   И не проклинай народа,
   Ибо он благословен".
  
   Валаам встал утром рано,
   Говорит послам: "Пардон,
   Проклинать сынов не стану.
   И не сыпьте соль на рану,
   Уберите миллион.
  
   Полномочий маловато
   У меня евреев клясть
   Ни публично, ни приватно.
   Мне за ваш проект, ребята,
   Пику вставит Божья власть.
  
   С вами на одной подводе
   Ехать Господу претит.
   Не исполню Божью волю -
   Из волхвов меня уволит
   Бог лицензии лишит.
  
   Шли бы вы в родную землю,
   Благородные князья,
   А семитов, чтоб облезли,
   Проклинайте сколько влезет -
   Всё мышиная возня.
  
   Голливудскому прокату
   Не поставите заслон.
   Не помогут здесь откаты..."
   И послы в ЦБ обратно
   Возвращают миллион.
  
   "Волхв послал нас, но не очень,
   Чтобы вышло наотрез -
   Думал царь глубокой ночью -
   Не хватает полномочий?
   Так добавим сколько съест".
  
   Кадры лучшие из МИДа
   К Валааму Валак шлёт,
   Чтобы проклял тот семитов,
   Поднял на крыло бандитов,
   А уж он добьёт их влёт.
  
   За услугу передали
   Два лимона на ура,
   На словах МИДы сказали:
   "Сын Сепфоров, просто Валик,
   Будет несказанно рад
  
   Тебя видеть и окажет
   Почести царь. В наши дни
   Мало он кого уважит,
   Но тебя возвысит даже,
   Лишь приди и прокляни
  
   Ты народ с юго-востока,
   Что тиранит наш предел.
   С твоей силою пророка
   Обойдёмся с ним жестоко,
   Обуздаем беспредел".
  
   Валаам не соглашался:
   "Хоть бы Валак мне отдал
   Полный дом свой"... (Торговался.
   Думаю, он так старался,
   Что про Бога перебрал).
  
   "...Малое, большое надо
   Сделать - жду Его совет...
   Оставайтесь, люди, с нами.
   Я ж у Господа, узнаю,
   Ехать с вами или нет...
  
   ...Лишь от сих до сих, не боле
   Без Творца, всё сообща..."
   (Мы ж вопрос задать изволим:
   Как быть со свободой воли,
   Что Господь всем обещал?
  
   Бог нам в помощь немощь сбросить
   Силою ума и рук...
   А Блавадскую кто спросит -
   То не Бог устроит вовсе,
   А с Тибета демиург.)
  
   В ночь пришел Он к Валааму
   И не дал ему вздремнуть:
   "Люди звать пришли - панаму
   Надевай Мой Далай Лама,
   Отправляйся в дальний путь
  
   С ними ты, но только делай,
   То, что буду говорить..."
   Оседлал ослицу смело
   Валаам... Другое дело,
   Если Бога не гневить.
  
   Между нами, зря поклажу
   На свою ослицу клал
   Он тогда, не думал даже:
   Мало знать, что Бог нам скажет,
   Надо слышать, как сказал.
  
   Бьёт по ставням дождь осенний,
   Отрывает нас от сна.
   За окном маячат тени,
   Что в них гибель иль спасенье -
   Здесь важны полутона.
  
   (Не смотрите таким тоном,
   Говорил нам старый друг,
   Шурик наш Брызгалов... С дома
   Он ушёл во мрак бездонный,
   И земля ему как пух.)
  
   Валаам те миллионы
   Ночь считал, к утру уснул,
   Встал измученным, зелёным -
   Недовольным, видно, тоном
   На него Господь взглянул.
  
   Валаам понять не может -
   Тяжелее стал мешок
   Чем обычно, что тревожит.
   Воспылал тогда гнев Божий
   На него, что он пошёл
  
   За МИДами с Моавита,
   Влез старик в чужой хомут.
   На дороге деловито
   Ангел Божий встал сердито
   Воспрепятствовать ему.
  
   Валаам, с рожденья зрячий,
   Ангела не видит он,
   Обругал ослицу смачно,
   Что та встала... Не иначе,
   Взгляд замылил миллион.
  
   Тварь безмозглую по крупу
   За задержку бьёт старик.
   Двое слуг с ним слепы вкупе.
   Лишь ослица неподкупной
   Оказалась среди них.
  
   Видит Божия скотина -
   Ангел меч свой обнажил,
   Думает: "А ну как двинет,
   Рассечёт, ополовинит,
   Неизвестно где служил.
  
   Видно по всему, со стажем
   Скольких он поубивал...
   Этот точно не промажет,
   До людей, возможно даже,
   Скот на бойне забивал".
  
   Своротила, пошла в поле.
   Валаам её лупить
   Принимается до боли,
   Вопреки ослиной воли
   На дорогу возвратить.
  
   Путь становится всё уже.
   Виноградников промеж,
   Две стены стоят снаружи.
   Между них проехать хуже
   Чем с Арбата на Манеж.
  
   Снова Ангел появился.
   Валаам вновь в западне.
   Меч над головою взвился.
   И ослица как девица
   Прижимается к стене,
  
   Видит всё, что видеть надо.
   Вот бы всем такими быть.
   Придавила ногу задом,
   Валааму так и надо...
   Он опять её лупить.
  
   Ангел встал в проход, где тесно,
   Ни пройти, ни своротить,
   Ни объехать это место,
   Встал, навис стеной отвесной
   Валаама поразить.
  
   Не успел меч опуститься,
   Как мешок из-за угла,
   И возмездие свершиться -
   Та ослица, как девица,
   Под хозяином легла.
  
   Воспылал гнев Валаама,
   Стал ослицу палкой бить...
   Мир неблагодарней хама
   Не видал. С обиды, срама
   Стала девица вопить:
  
   "Не твоя ли я ослица?
   До сегодняшнего дня
   Заморочек и амбиций,
   Поводов, на что сердиться,
   Ты не видел от меня.
  
   Что тебе я сотворила?
   Бьёшь меня ты в третий раз..."
   Валаам: "Когда бы вилы
   Под рукой нашёл - добил бы,
   Врезал дышлом между глаз..."
  
   Сам ослеп на глаза оба,
   Промахнётся кирпичом...
   "Там, где миром правит злоба,
   Что страшней - мужик с оглоблей
   Или ангелы с мечом?" -
  
   Думала тогда ослица...
   Пыл покуда не остыл,
   Валаам кричал и злился.
   Перед ним Господь явился
   И глаза ему открыл.
  
   Пристыдил пророка Ангел:
   "Пошлые твои уста,
   Разорался на беднягу,
   Проявил свою отвагу,
   Бить скотину не устал?
  
   Воспрепятствовать Я вышел,
   Потому что предо Мной
   Путь не прав твой. Тебе свыше
   Знак давал Я. Ты ж не слышал
   К слову Господа глухой.
  
   Если бы не своротила
   Та ослица, Я б мечом
   Порешил тебя, мой милый,
   А разумную скотину
   Сохранил бы ни при чём".
  
   Видя Ангела Господня
   При мече в огне зарниц,
   Из боязни в преисподней
   Оказаться прям сегодня
   Валаам склонился ниц,
  
   Озабочен чрезвычайно:
   "Спрячь снаряд свой боевой,
   Меч не противень, не чайник,
   Не задень меня случайно
   В заварушке бытовой.
  
   Понял Господа превратно,
   С моавитами тащусь.
   Если это неприятно
   Пред лицом Твоим - обратно
   До Пефора возвращусь".
  
   "Нет, уж - Ангел передумал
   Воспрепятствовать ходьбе -
   Валаам, иди покуда,
   Говори лишь то, что буду
   Я нашёптывать тебе".
  
   К Валаку идёт с князьями
   Валаам, сам не поймёт,
   От него что ждёт Хозяин -
   То в чужие плюхнет сани,
   То обратно позовёт.
  
   Валаам умел пророчить,
   Проклянёт так уж сполна,
   Бога слушал ближе к ночи,
   Разве что, порой не очень
   Различал полутона.
  
   При границе Моавитской
   Вышел Валак встретить их,
   Валааму поклониться,
   Поприветствовать ослицу
   От лица ослов иных.
  
   "Почему не шёл так долго?
   Я отчаялся уж ждать.
   Что мешает нам с дороги
   Коньячка принять немного,
   О делах потолковать?"
  
   Валаам хитрить не может.
   Смысла нет с царём хитрить.
   Дескать, мало чем поможет:
   "Что в уста мои Бог вложит,
   То и буду говорить".
  
   Валак вместе с Валаамом
   В Кириаф пришли Хуцов.
   Дабы слыть хорошим малым,
   Заколол тогда немало
   Валак агнцев и тельцов.
  
   На Вааловы высоты
   Валаама царь ведёт,
   Показать как от работы
   Отдыхает по субботам
   Тот, кого он проклянёт.
  
   (То, как царь чинил препоны
   Богоизбранным, друзья,
   Правда всё - МИДы, ООНы,
   Разве что про миллионы
   От себя добавил я.)
  
   ГЛАВА 23
  
   Валаам диктует Валаку:
   "Приготовь мне семь тельцов,
   С Богом я, как Юстас с Алексом,
   Обменяюсь парой слов -
   Выйти я в астрал готов!
  
   Станции обнаружения,
   Жертвенники не глуши.
   Сам постой у всесожжения,
   На помин моей души
   Свечки ставить не спеши.
  
   Не оазисами, кущами -
   Меж ущелий и камней
   Я пойду навстречу Сущему.
   Может выйдет Он ко мне
   В бурь магнитных вышине,
  
   Сдёрнет с неба занавесочку,
   Выйдет Он со мной на связь,
   Передаст благую весточку:
   Кого клясть, кого не клясть.
   Я ж исполню Его власть".
  
   С альпинистским снаряжением
   Валаам шёл на подъём.
   Бог эфир привёл в движение,
   Пара ангелов при нём
   Обеспечили приём,
  
   С бурями борясь магнитными,
   Не сваляли дурака -
   Установками зенитными,
   Как иной Лужков и Ко,
   Разогнали облака.
  
   Два радиста шифровальщика
   Господа слова в сигнал
   Превратили. Передатчик их
   Позывные проурчал,
   Волю Божью отстучал.
  
   Валаам, радист заслуженный,
   На волну Его попал,
   Все слова сквозь хрип в наушниках
   И мерцающий сигнал
   На подкорку записал,
  
   Возвратился к всесожжению.
   Моавитовская знать
   Вся застыла в напряжении -
   Про еврейскую напасть
   Что им скажет Божья власть.
  
   Валаам, тот врать не станет им.
   Но пророк главой поник:
   "Зря меня с Месопотамии
   От восточных гор моих
   Царь привёл лечить других,
  
   Зря просил - иди Иакова
   Прокляни, тебе с руки
   Обозвать его по всякому,
   Не стесняйся, близ реки
   Иордана изреки
  
   Зло на отпрысков Израиля...
   Я же их с вершины скал
   Вижу с текстами, скрижалями,
   Притаились для броска,
   Всех пересчитать - тоска.
  
   Меж народами не числятся,
   А числом как саранча.
   Как их прокляну? Не мыслю я.
   На устах моих печать
   Не ругаться, а молчать.
  
   Да умрёт душа до времени
   Смертью праведников. Я
   Не схлестнусь вовек с евреями.
   Бог их племенной, маньяк
   В порошок сотрёт меня".
  
   "Что же ты со мною делаешь? -
   Валак горько возопил -
   Как теперь пронзить мне стрелами
   Новоприбывших Аттил?
   Ты же их благословил.
  
   Время спутал ты эфирное.
   Обманул тебя твой слух.
   К посвящённым в тайны мира ты
   Отправляйся вновь, а вдруг
   Мненье сменит Демиург.
  
   На иное место двинешься
   Далай Лама, Хамани.
   Всех евреев не увидишь ты,
   Многочисленны они,
   Так хоть часть их прокляни".
  
   С Алексом, лечить горбатого,
   Юстас вновь идёт на связь
   Миллионы отрабатывать,
   В небо шлёт морзянки вязь,
   Клясть евреев иль не клясть?
  
   Но опять понурый, сумрачный
   Вниз с горы спустился он.
   Весь, за исключеньем суточных,
   Возвращает миллион,
   Удручён, опустошён.
  
   Запрещает Центр проклятия
   На евреев насылать.
   Валаам собрал всю братию,
   Моавитовскую знать -
   Слово Божье передать:
  
   "От себя добавить нечего.
   Бог не человек, чтоб лгать,
   И не сын Он человеческий,
   Чтобы мнение менять,
   Так велел мне передать:
  
   Он ли скажет и не сделает
   Иль не выполнит завет,
   Скажет чёрное на белое,
   Жёлтое на фиолет?...
   Бог не фраер - путать цвет.
  
   Нету бедствия в Иакове.
   Здесь Израиль на коне.
   Мне ли хаять их по всякому?
   В заастральной вышине
   Бог определил - не мне!
  
   Как единорог он носится,
   До того народ сей быстр.
   Звук воинственный доносится,
   Что издал его горнист.
   Славный путь его тернист.
  
   Нету волшебства в Иакове.
   Всех Израиль истребил
   Ворожей, чтоб зря не вякали.
   Иегова, юдофил,
   Моисею лишь вручил
  
   Дудочку с волшебным посохом.
   Фараона силой волн
   Он разбил. Народ тот посуху
   Вышел из пучины вод,
   Всё возможно для него.
  
   Пёсьих мух наслать - пожалуйста,
   В ночь младенцев перебьёт.
   Точно лев он поднимается.
   Пока кровь всю не допьёт
   От добычи не уйдёт".
  
   Валак в страхе обращается
   К Валааму: "Видит Бог,
   Очернить своих товарищей
   Ты не смог, и в сжатый срок
   Всех сожрёт единорог.
  
   Может, ещё раз попробуешь
   Вызволить из западни
   Нас? Когда евреев трогаешь,
   Очень разные они...
   Хоть кого-то прокляни".
  
   Валаам ломает голову,
   Клясть сынов или не клясть,
   Согласился с места нового
   Выйти с Алексом на связь...
   Вновь летит морзянки вязь
  
   В сервер знания о будущем
   В параллельные миры,
   Где астральные приблудища
   Всех отмолят за дары
   От самой тартарары.
  
   ГЛАВА 24
  
   Божий путь ходить испрашивать -
   Называлось волхвовать,
   Но молить о чём, упрашивать,
   Бога всуе вспоминать -
  
   Бесполезно и бессмысленно.
   Понял это Валаам,
   Планы изменил и быстро он
   Вниз спустился по холмам.
  
   Там Господь глазами синими
   За сынами наблюдал.
   От движений их пустыня вся
   Шелестела как слюда.
  
   Господу угодней прочего
   Израиль благословлять
   Было в дни Его рабочие,
   По субботам отдыхать.
  
   На свершенья эпохальные
   Бог евреев заточил.
   Переменами пугают мир
   Масореты-толмачи,
  
   Что слова вложили вещие
   В Валаамовы уста.
   Возразить им право нечего
   Тем, чья голова пуста.
  
   Свою притчу однобокую
   Он спешит поведать нам:
   "Говорю с открытым оком я,
   Сын Веоров, Валаам.
  
   От виденья Всемогущего
   (Кто пред Сущим устоит?)
   Устремляюсь в пропасть с кручи я,
   Левый глаз слегка открыт.
  
   Не прикрыто око правое,
   Вижу им лечу куда -
   Над народом с его славою
   К зданью Страшного Суда.
  
   Пролетая над отарами,
   Гимн слагаю, Валаам,
   Я Иакову, Израилю,
   Их жилищам и шатрам.
  
   Как прекрасны их обители,
   Высоки особняки,
   Что воздвигли еврожители
   У излучины реки.
  
   Расстилаются долинами
   Их тенистые сады,
   Ходят в них сыны павлинами,
   Греют толстые зады.
  
   Дерева растут алойные,
   Кедр ливанский, виноград,
   Что, места покинув знойные,
   Переехали в тот сад.
  
   Суламифь широкобёдрая
   Ложе сына посетит.
   Выльется вода из вёдр его,
   Узкобёдрых оросит.
  
   Семя будет как великие
   Воды у сибирских вод.
   И туда, места где дикие,
   Сын Израиля дойдёт.
  
   С быстротой единороговой
   Погружает мир во тьму,
   Пожирает все народы он
   Нелюбезные ему.
  
   Раздробляет кости стрелами
   Всем врагам наш костолом.
   Где найдёшь такого смелого?
   Против лома другой лом
  
   Гдё возьмёшь? Какие кузницы
   Молодцов таких куют,
   Что, уж если нарисуются,
   Не сотрёшь за пять минут?
  
   Преклонился и как львица сын
   Возлежит и мясо жрёт.
   Славен лев в своих амбициях,
   Проклят, кто его клянёт".
  
   Самодержца на пророка гнев
   Вспыхнул спичкой голубой:
   "Да упёрся мне твой рогом лев,
   С его крышей мировой,
  
   Со всей сионистов братией.
   Я призвать тебя хотел
   Мне помочь своим проклятием
   Уничтожить беспредел,
  
   Зону чёрную на красную
   Вместе перемалевать.
   Да труды мои напрасные,
   На Моав тебе плевать.
  
   С вдохновением Иудиным
   Славу ты поёшь братве.
   Так иди к себе, покуда я
   Не сгноил тебя в ботве".
  
   Валаам царю с достоинством
   Отвечал: "Пойду к сынам,
   Моего народа воинству
   Честь великую воздам.
  
   Возвещу ему пророчества
   Про великий перелёт.
   Пусть гнездится, где захочет он,
   И чужие гнёзда бьёт.
  
   Сферой интересов жизненных
   Пусть объявят этот край
   Сын Бжезинский, дядя Киссинджер,
   Дочка Кондолиза Райс.
  
   Род ведущий от Иакова
   Всех царей здесь изведёт,
   Не найдёшь потом с собаками.
   Демократия грядёт.
  
   Пусть мычит смелей и телится
   Мой великий скотовод.
   Горе тем, кто уцелеет здесь,
   Когда скот сюда придёт".
  
   Притчу произнес и тронулся
   Валаам милитарист
   (Не умом, про то подробности
   С тех времён не добрались).
  
   Я б поверил в слов тех значимость
   Кабы не один подвох,
   Ведь была ослица зрячее,
   Прозорливее его.
  
   Потому, возможно, вскорости
   Валаама смерть найдёт,
   Где-то за чертой осёдлости
   Тот народ его убьёт.
  
   Над евреем изувеченным
   Не воздвигнут монумент.
   Местничковый он, Двуреченский,
   Не Израиля клиент.
  
   Валак, тот своей дорогою
   Тоже двинул. Что за царь?
   Старца не убил убогого,
   Как привычно было встарь.
  
   Долбанул его бы тяпкою
   По заданью Судоплат...
   Не монархом был, а тряпкою,
   Не иначе, демократ.
  
   ГЛАВА 25
  
   Что в несчастьях искать женщину -
   В ночь не проглядеть глаза,
   То левитами подмечено
   Много сотен лет назад.
  
   Больше дня не мог бездействовать
   Израиль, в субботу пьян
   Стал негодный блудодействовать
   С дочерьми моавитян.
  
   Хорошо бы в дни рабочие,
   Что не запрещал закон,
   Он же, как кретин законченный,
   Лез с цветами на балкон,
  
   Напрягался в дни субботние
   Племенной наш жеребец.
   Ну, а кто в тот день работает,
   Ждёт того плохой конец.
  
   Наступило поражение,
   Покраснение и зуд,
   Жжение и отторжение
   У всего, что там внизу.
  
   От такого напряжения
   За какие уж грешки
   (Что за грех совокупление?)
   Загибались мужики.
  
   С психологией захватчика
   Ублажали свой волдырь,
   По чужим девицам шастали,
   Прихватив с собой пузырь.
  
   Те встречали их приветливо,
   Напивались вместе в хлам.
   Шли, пресыщенные жертвами
   Не своим - чужим богам.
  
   Мясо ели, суесловили
   О достоинствах вина.
   Видно, дочери готовили
   Повкуснее, чем жена.
  
   Иеговы Преподобие
   Охраняет свой закон -
   Придан был чревоугодию
   Политический уклон.
  
   Всем на свете - воля Божия,
   Мудрый ты или профан.
   Здесь иное видеть можем мы:
   Влип семит, "Шерше ля фам",
  
   Богу стал другому кланялся,
   С прозвищем Ваал-Фегор.
   Гнев Господень на Израиля
   Опустился как топор
  
   За дела его постельные
   И языческий позор.
   Посещает Моисея вновь
   Иегова-Прокурор,
  
   Говорит: "Своих начальников
   От народа собери,
   Заключи в мешки их, в спальники,
   Те кули на фонари
  
   Ты повесь (буквально - "Господу
   Перед солнцем". Я не смог
   Здесь понять: Всех вешать досветла
   Или солнце - это Бог?
  
   Мандарин китайский солнышком
   Для народа пребывал,
   Иегова же на большее
   В Книге книг претендовал.
  
   Вешать Ваше Преподобие
   Приказал, свершил Свой суд,
   Дабы Господа подобию
   Соответствовала суть
  
   Рядового, но в неверии
   Заплутавшего сынка.
   И мешков для исполнении
   Хватит там наверняка.
  
   Я ж иначе как судилищем
   Сей не назову процесс.
   Бог еврейский - это силища
   Миллионов, скидок без,
  
   Лавры Сущего в известности
   Узурпировать сумел.
   Для Него все наши мерзости -
   Местничковый беспредел.
  
   Даже Сталин к исполнению
   Нечисть всю благословил.
   Кагановичи и Берии
   Руки пачкали в крови.
  
   Лишь Хрущёв в делах содеянных
   Вдруг раскаяться решил
   И весьма самонадеянно
   Съезд двадцатый объявил.
  
   Всю вину хотел на Сущего,
   То есть Сталина свалить,
   Миллионами замученных
   Свою совесть обелить.
  
   Мне призвать Генсеков хочется
   За себя лишь отвечать,
   Партия - ещё не общество,
   А всего лишь его часть,
  
   Не могу сказать, что лучшая,
   Даже та, что власть взяла...
   Сколько с кобелём ни мучайся -
   Не отмоешь добела.
  
   Все одним мы миром мазаны,
   Общий у страны синдром -
   Озлоблённость метастазами
   Поразила каждый дом.
  
   Тьмы Гражданской апокалипсис
   Не окончился с войной.
   Перед кем, простите, каяться,
   Должен православный мой?
  
   Вешать всех инакобожников
   Иегова бросил клич.
   А расстреливать заложников -
   Это наш уже Ильич.
  
   Господи, прости беспутного,
   Что не дружит с головой -
   Бога и богоотступника
   По статье судить одной
  
   Он задумал... Тем не менее,
   Будь я Высший Судия,
   В одинаковых намереньях
   Уличил обоих я.
  
   От такого обвинения
   Я отрёкся бы в момент,
   Но сменить мешает мнение
   Книга Чисел, документ
  
   Суть церковно-канонический,
   Буквы в нём не изменить,
   Дабы сектам еретическим
   Иегову не хулить.
  
   Библии происхождение
   Неизвестное таит.
   Много раз свои суждения
   В Книгу вписывал левит.
  
   Для одних - то Книга Божия,
   Для других Писанье - бред.
   Первым я отвечу - может быть,
   А другим конкретно - нет.
  
   Здоровеет человечество,
   Но болеет человек
   Головою и не лечится
   В окружении калек.
  
   Расхожденье точек зрения -
   Наш духовный капитал.
   Шизофреник от рождения
   Тот, кто Библию верстал -
  
   До того иные ценности
   Вплетены в ней на века.
   Здесь, с позиций современности,
   Многих авторов рука.
  
   Для схоластики губителем
   В Книге Бенедикт Барух
   Отыскал двух составителей,
   Отделил котлет от мух,
  
   Авторство подверг сомнению
   Моисея одного,
   Проявил избыток рвения
   Докопаться до основ,
  
   Развернуть пытался фантики...
   Будь ты хоть Спиноза сам,
   Настучат тебе догматики
   По сусалам и мослам.
  
   Бенедикт тогда раввинами
   Был в неверье уличён,
   Из общины его выгнали.
   Разобраться что почём
  
   Не имел он полномочия...
   За строптивый слишком дух,
   За пытливый ум и прочее
   Получил тогда Барух.)
  
   Но вернёмся с вами к Сущему,
   Что начальников честил.
   Он приказ, преступный в сущности,
   Моисею разъяснил.
  
   (Чуть картаво, как мне слышится,
   Но зато не в бровь, а в глаз.
   Речь та, волею Всевышнего,
   Доберётся и до нас.
  
   Ей особое звучание
   Придадут для подлецов
   Катехизис от Нечаева,
   Протоколы мудрецов).
  
   "Как повесишь в роли крайнего
   Два десятка воевод,
   Отвратится от Израиля
   Ярость гнева Моего.
  
   Семя вывел Я Иакова
   Из пробирочки Моей,
   А оно блудит по-всякому,
   Хуже стаи кобелей.
  
   Мало им, охочим пуделям,
   Своих сучек у межи.
   Ишь, чего козлы задумали -
   Ваал-Фегору служить.
  
   На хозяина горбатиться -
   Век свободы не видать.
   И ответ один здесь, батенька,
   Непременно убивать.
  
   Не убий! - В Писанье сказано,
   А мы будем их мочить.
   От заразы буржуазной всех
   Не мешает подлечить".
  
   Методы того лечения
   Моисей хотел смягчить:
   "Убивать лишь за влечение
   Могут только палачи
  
   Те, кто жалости не ведают.
   Милосерден Сущий Бог.
   Убивать на месте следует
   Лишь застигнутых врасплох
  
   При грехе блудопадения".
   (От паскуднейших утех
   У меня в мозгах смещение,
   Что первичней блуд иль грех?
  
   Близнецы они по внешности,
   Кто верней определит:
   Блуд ли формирует грешницу
   Или грешница блудит?
  
   Времена, они ж меняются
   Точно правила в игре.
   То, что блудом называлось встарь,
   Нынче доблесть, а не грех.
  
   "Окна" со своими дурами,
   Павел Воля, секс-маньяк,
   Пошлостью своей гламурною
   Развращают молодняк.
  
   Шлют детей в "Дома" публичные
   Сутенёры от ТиВи,
   За бабло своё цинично всем
   Заявляя "се ля ви".
  
   Опорочили Распутина
   Ради публики у касс...
   Расспросить кого б про Путина,
   Где хранит приставку Рас?
  
   У Кабаевой и Хоркиной -
   Интернет даёт совет.
   Мне же в Сеть с её помойкою
   Лезть нужды особой нет.
  
   Блуд понятие не новое,
   Секс приятен... Что с того?
   Понимаю Иегову я,
   Возмущение Его.
  
   Племенного Бога методы
   Как бы я ни осуждал,
   Но с ублюдками отпетыми
   Точно также б поступал.
  
   Шпилем шуточки скабрезные
   Искололи все бока
   Господу... Друзья болезные
   С ТНТ и с ТНК,
  
   Тем, что пошлости гундосите,
   Извращенцы всех мастей,
   В жертву Молоху несёте вы
   Своих собственных детей.
  
   Вам жрецам от порнографии
   Слово Господа - тоска,
   А напрасно, вас вне графика
   Первых будут опускать
  
   Черти в ад, в смоле без простыни
   Будут дрючить сообща...
   По делам вам будет воздано
   Павел Воля и Собчак.)
  
   Иегова заповедует
   В чистоте держать кровать...
   Далее по тексту следует,
   Что пристало убивать
  
   Лишь того, кто ради женщины
   Партбилет свой положил,
   В смысле том, что был замечен как
   Ваал-Фегору служил.
  
   Фегор моавитским идолом
   Был. Когда там служба шла,
   Не стеснялись девы скидывать
   Всё, в чём мама родила
  
   Оставались и резвились так,
   Что оглоблей не унять,
   А во что гульба та выльется
   Было девам наплевать.
  
   Напивались до беспамятства
   С мужиками с дальних мест,
   То ли с гендерного равенства,
   То ли выразить протест
  
   Свой хотели. Славно выпивши,
   На метёлках воспарят...
   А случался если выкидыш,
   Был на то другой обряд -
  
   К Ваал-Фегору и Молоху
   Плод любви снесут тайком ...
   (Честь не сохранившей смолоду
   Отрыгнётся молоком.)
  
   Некто из сынов Израиля
   Женщину привёл на двор.
   (Лучше бы привёл татарина,
   Не забудем - в стане мор.
  
   Это не мои фантазии.
   Где с экрана льётся грязь,
   Разговор о наказании
   Иеговы в самый раз.
  
   Сексуальной революции
   Плод запретный съест юнец,
   Без спасительной поллюции
   Сын приблизит свой конец.
  
   Третьей стадии не лечится
   Сифилис из злачных мест.
   То не "Секс с Анфисой Чеховой",
   Самый безопасный секс.
  
   Павлу Волю, как рассадника,
   У толчка поймал семит
   Так прочистил Паше задницу,
   До сих пор очко саднит,
  
   Словно черти его драили...)
   Мы ж продолжим разговор.
   Некто из сынов Израиля
   Женщину привёл на двор.
  
   Мадианитянку Хазвою
   Звали... В доме карантин,
   Мужики покрылись язвами,
   А он с женщиной, кретин.
  
   Имечко у ней нехилое,
   А за именем ведь дух
   Притаился... (Хазва милая -
   Как-то не ласкает слух.)
  
   Все у скинии собрания
   Плачут, чтоб задобрить Дух,
   Но до Бога не рыдания
   Вверх идут, а этих двух
  
   Охи, вздохи, придыхания,
   То ли чмок, а то ли всхлип.
   Сын свою шершеляфамию
   Отыскал и с нею влип.
  
   Финеес, что Аарона внук,
   Взял копьё и в спальню шмыг,
   Мненье выразил народное -
   Поразил обоих их.
  
   Как трактуется в Писании,
   Он не то, чтобы убил -
   Действие, скорей, сакральное
   Сын над ними совершил.
  
   Прошмыгнул вблизи охранников,
   Улучил удобный миг,
   На одно копьё охальников
   Нанизал сын как шашлык.
  
   Не убий! Запомнил с детства он,
   Как Господь его учил,
   Победил зло блудодействия,
   Не убил, а замочил.
  
   Поразил сын в чрево Хазвочку,
   Тем свершил святую месть.
   Не успела эта язвочка
   Слово мама произнесть.
  
   На одну иголку с бабочкой
   Был нанизан бабычар...
   Пика стала выручалочкой
   От шершеляфамных чар.
  
   Прекратилось поражение
   У Израиля сынов,
   Покраснение и жжение -
   Чист волосяной покров.
  
   А до этого мгновения
   Им не удалось спасти
   От паскудной эпидемии
   Тысяч больше двадцати.
  
   Точным быть - двадцать четыре аж
   Тысячи ушло таких,
   Кто с огня святого тырили
   Мясо для богов чужих.
  
   Моисею вновь привиделось -
   Иегова говорил,
   Что внук Аарона Финеес
   Ярость Бога отвратил.
  
   Прекратились зуд и жжение.
   Сына пощадил Отец,
   В кровь добавил для спасения
   Белых кровяных телец.
  
   Сын без микробиологии
   Получил иммунитет.
   И пошли грешить убогие
   В ожиданье новых бед.
  
   Иегова без усталости
   На мечи ковал орал,
   За евреев древних шалости
   Всем народам воздавал.
  
   Плод любви сжигали олухи,
   Отправляли на костёр.
   Принимал их в жертву Молоху
   Брат его Ваал-Фигор.
  
   Детских тел нагромождения
   Иегова не терпел
   Он младенцев избиение
   Видеть вовсе не хотел.
  
   Первородных лишь в Египте он
   Поразил в единый миг.
   Их к нему свозили кипами,
   Отказался он от них.
  
   Право на мальцов изъятие
   Племенной Бог застолбил,
   Слышать не хотел проклятия
   Тех, кого осиротил.
  
   Осужденье в спину жалило,
   Коротка была броня.
   На левитов с содержанием
   Иегова променял
  
   Право убивать всех первенцев,
   Из левитов клан жрецов
   Создал он, удостовериться,
   Что сильней иных богов,
  
   Враждовать велел с Моавами
   И очистить их предел,
   Дев распутных всей оравою,
   Скопом убивать велел.
  
   Но сыны Его заблудшие
   Думали наоборот,
   Зря Родителя не слушали,
   Им за это попадёт.
  
   Не Родителя - Радетеля
   За культуру и прогресс.
   Иегова без свидетелей
   Гнал порок из этих мест.
  
   То, что Господом завещано,
   Молотом по головам
   Невозможно вбить без женщины.
   По сему - "Шерше ля фам".
  
   ГЛАВЫ 26 - 27
  
   Приказал Господь: "Исчисли
   Годных к службе строевой,
   Моисей, и без приписок!
   Мне по форме представь список
   Кто здоровый, кто больной".
  
   Тщательно пересчитали
   Двадцати и выше лет.
   Новых рекрутов набрали.
   Из того, с кем начинали -
   Те далече, иных нет,
  
   Уморили их в пустыне,
   Иегова как сказал...
   Халев, сын Йефонниина
   Иисус с ним сын Навина -
   Только их Бог не прибрал.
  
   (Только двум авантюристам
   В новом отведёт дому
   Место Бог, чей нрав неистов.
   Эти два милитариста
   Палестину подомнут.)
  
   И сказал Бог Моисею:
   "В сию гору Аварим
   Двинься со своей постели,
   Завершая одиссею
   Чем Господь вас одарил
  
   Оцени. За Иорданом
   Кисло-сладкая среда,
   Молоко и мёд, фонтаны...
   Эту землю Ханаана
   Вам вручаю, господа,
  
   Милые мои семиты.
   Только зря вы сотни миль
   По барханам шли с Египта.
   Двери вам сюда закрыты,
   Как Кобзону в Израиль.
  
   Не найти в реке вам брода,
   Иордан не переплыть,
   Допустили вы в народе
   Распри. Мне ж пришлось уродов
   Страждущих кормить, поить,
  
   Ставить вышки буровые,
   Загонять шахтёров в клеть.
   Чтоб сыны Мои не ныли,
   Мы водицы им добыли,
   А вода - она ж не нефть.
  
   С ней на бирже не разжиться,
   Сколько б в воду ни вложил.
   Я ж помимо инвестиций
   С вами в спорах за водицу
   Уйму времени убил".
  
   Моисей, душой болея
   За удачный дел исход,
   Бога стал просить скорее
   Подыскать ему еврея,
   Кто возглавил бы поход:
  
   "Бог наш духов всякой плоти,
   Человека отыщи,
   Чтобы при своей заботе
   Был с народом, а не против,
   Больше прочих не тащил.
  
   Ибо общество Господне -
   Те же овцы у воды,
   Им при дальнем переходе
   К миру, к равенству, к свободе
   Нужен пастырь-поводырь.
  
   О своём народе плачу,
   Сорок лет кого водил.
   Без харизмы нет удачи.
   Новый срок мне не назначишь,
   Так приемника найди".
  
   Свято место не бывает
   Пусто, Иисус Навин
   Как наследный принц гуляет,
   Иегова наставляет
   Сына Бога не гневить.
  
   Как под знаменем Рейхстага,
   Чьё господство на века,
   В скинии ареопага
   Сына Божьего к присяге
   Господа ведёт рука.
  
   Со священником на пару
   Будет он тащить билет.
   В благовония угаре
   Вопрошать с Елеазаром
   Кого трогать, кого нет,
  
   Совершить ли сыну действо
   По захвату - вот вопрос,
   Потерять ведь можно пейсы...
   (Жить с арабами в соседстве
   Мирно мог один Христос.
  
   На Ирак не клал он лапу,
   Не форсировал он вброд
   Иордан и баб не лапал,
   Может, потому что папа
   У него не скотовод.)
  
   "Лучше всех" - они ж герои -
   Иегова учит их
   С боем захватить чужое.
   Что евреи, что ковбои -
   Много общего у них.
  
   Контингент, где не просили,
   Свой вводить - у них в чести.
   Иисусу (не Мессии,
   А Навину) от насилий
   Палестину не спасти.
  
   Весь обставит блокпостами
   Ханаан тот господин,
   А чему он будет знамя
   Мы подробнее узнаем
   В Книге Иисус Навин.
  
   ГЛАВЫ 28 - 29
  
   Я с позиции безбожника
   На любой смотрю обряд.
   Делай, что тебе положено,
   Нам с амвона говорят.
  
   Сдержит нас от безобразия
   Строгих действий ритуал,
   От избыточной фантазии
   Здесь никто не умирал.
  
   Ритуальным строгим действием
   Святости авторитет
   Нас спасёт от мракобесия
   И сопутствующих бед.
  
   (С голода не раз мичуринцы
   В рот тащили всё подряд,
   То, с чего вдруг окочурились,
   Люди больше не едят.
  
   Так слагаются обычаи.
   А могли б перетерпеть...
   Что для русского привычное,
   Для семита будет смерть.
  
   На питание и прочее
   Иегова очень строг.
   Запрещал есть, что испорчено,
   От чего котёнок сдох.
  
   Взяли раз в лаборатории
   Мужики древесный спирт.
   Пить - не пить, ругались, спорили.
   Мненье было - взаперти
  
   Их завлаб сменил название,
   Переклеил надпись гад,
   Чтоб народ шёл на собрание,
   А не пил ректификат.
  
   Знал начальник, что находчивый
   Предприимчивый народ,
   Как ребёнок неиспорченный,
   Ту бутылку украдёт
  
   И накаркал. Лишь за двери он
   Отлучился на обед -
   Мужики на кости с черепом
   Смотрят как на новый брэнд.
  
   Спорили как одержимые,
   Этикетка так, пустяк:
   Той бутылки содержимое -
   Спирт очищенный, нештяк.
  
   Как проверить? Кто отважится
   И другим подаст пример
   Победителем окажется
   Иль ослепнет как Гомер?
  
   На беду или на радость всем
   Васька выплыл в тот момент.
   Влили в рот коту той гадости,
   Провели эксперимент -
  
   Посмотреть не окочурится ль
   Этот кот за пять минут?
   А котяра сладко жмурится,
   Ждёт, когда ещё нальют.
  
   Обмануть хотел с метилостью
   Всех начальник, но увы.
   Этот спирт, по Божьей милости,
   Оказался питьевым.
  
   Мужики за жизнь базарили,
   Потеряли кружкам счёт
   И решили, как Гагарину,
   Накатить коту ещё,
  
   Ваське слаще пусть мурлычется.
   Замочили в миске хлеб.
   Кот же мимо мордой тычется,
   Не иначе как ослеп.
  
   Шёл походкою нетвёрдою,
   А ведь бегал словно псих,
   Поводил котяра мордою,
   Повалился и затих.
  
   Слепота, оцепенение,
   Не случайно кот ослаб...
   Хмель прошёл в одно мгновение -
   Не обманывал завлаб.
  
   На последнем издыхании
   Кто-то вспомнил про ноль три,
   Где раз тридцать промывания
   Им вливали до зари.
  
   Пили спирт они стаканами,
   Здесь на вёдра перешли.
   Два студента вверх ногами их
   Ночь держали, но спасли.
  
   Утром на работу топают,
   Где готов уж некролог.
   Их встречает чуть потрёпанный
   Кот зараза, чтоб он сдох.
  
   Не ослеп, глазами зыркает,
   Где чего бы зацепить,
   Возле ног своим мурлыканьем
   Просит, гад, опохмелить.
  
   Изумленье, брань истошная,
   Хохот, но уже потом.
   Череп на бутылке брошенной
   Умирает над котом.
  
   Если завтра с той же надписью
   Спирт отыщется, в момент
   Мужики с котярой Ваською
   Повторят эксперимент.
  
   Этикеткою зловещею
   Не испортит хань завлаб,
   И котяра дозу меньшую
   Примет из кошачьих лап.
  
   Так слагаются обычаи.
   А могли б перетерпеть...
   Что для русского привычное,
   Для семита будет смерть.)
  
   В части жертвоприношения
   Иегова всех ловчей.
   Всякой живности сожжение
   Расписал до мелочей:
  
   Что, когда, в какой обители
   На каком огне сжигать -
   Чтобы было чем служителям
   Время праздное занять.
  
   Что в ноздрях Его щекочется
   Пусть останется при Нём.
   Все агнцы, тельцы и прочее
   Да горите вы огнём.
  
   Только котиков приветливых
   Не сжигайте до углей.
   С этой тварью безответною
   Жизнь проходит веселей.
  
   ГЛАВА 30
  
   Если кто про Иегову
   Поклянётся, даст зарок -
   Данное пусть держит слово.
   Взыщет Бог с того сурово
   Обещал кто и не смог.
  
   Слово с уст как из темницы
   Выпорхнуло воробьём.
   Ну, а если та синица
   К Иегове устремится,
   Быть ей точно журавлём.
  
   Чем сильнее притязанья,
   Тем серьёзнее зарок
   На душу. На испытанья,
   На скитанья и страданья
   Себя клятвенник обрёк.
  
   Если женщина даст Богу
   Слово в юности своей
   Оставаться недотрогой
   И дорожкою пологой
   Не ходить за сто рублей -
  
   Тот обет лишь состоится
   В случае, когда отец
   В знак согласия с девицей
   Промолчит, не станет злиться,
   Не напьётся, наконец.
  
   Дней постылых вереница
   В синий спрячется чулок.
   Ну, а если грех случится -
   Согрешившую девицу
   Призовёт к ответу Бог.
  
   Если дочери обеты
   И зароки запретит
   Умный папа и при этом
   Дочка согрешит с Ахмедом -
   То Господь её простит
  
   И не станет придираться,
   Что обет попрал подлец.
   Юной дочке зарекаться
   Непорочною остаться
   Пожелает лишь скопец.
  
   Знает наш Отец вселенский -
   Девушке не совладать
   Со своей природой женской,
   Так зачем обманом детским
   Жизнь свою обременять.
  
   Замуж милочка попала.
   Паутина брачных уз
   Клятвой верности связала,
   Слово, что жена сказала,
   Сорвалось с прекрасных уст -
  
   Муж услышал. А услышав
   Если промолчал глава
   Дома, где они под крышей
   Свадьбу отыграли пышно -
   Выполнять ей те слова.
  
   Все обеты состоятся,
   Если промолчал тот муж,
   Не кричал, не возмущался,
   За предметы не хватался,
   А лежал, объевшись груш.
  
   Глупость от жены услышав,
   Если муж сдержать свой гнев
   Не сумел, за рамки вышел -
   То помог ему Всевышний
   Обоснованно вполне.
  
   В дури той не виноватый
   Дабы парень не погиб,
   Бог возьмёт зарок обратно
   И мужскою доминантой
   Женский выправит загиб.
  
   Впредь супружескому счастью
   Помешать не сможет бзик
   Бабский. Как бывает часто,
   Все обеты в одночасье
   Оборвёт крутой мужик.
  
   Вот вдове иль разведённой
   На замке свой рот держать
   Надо, в принцип возведённый
   Ей зарок, как обделённой,
   Подобает уважать.
  
   Жить скромней лишенке нужно,
   Породнившейся с бедой.
   Ежели иной недужной
   Можно грех свалить на мужа -
   Ей же мыкаться одной.
  
   Мир спасая от неправды,
   Про зарок сказал левит:
   Словом нет иная Клава
   Не добавит мужу славы,
   Только Бога прогневит.
  
   ГЛАВА 31
  
   Мадианитяне, за что уж не ведаю
   Так взъелся на вас, за какие дела
   Господь племенной, что такого вы сделали,
   Раз кровь в нём вскипела (когда бы была).
  
   "Отмсти - Моисею сказал тёмной ночью Он -
   За всех Израиля любимых сынов,
   С дороги истории сбрось на обочину
   Тех, кто не читает основы основ -
  
   Талмуд и Галаху, Святое писание,
   Кого покрывает Фигор-Вельзевул,
   Тот самый, который абортом, сжиганием
   На деторожденья процесс посягнул.
  
   Достанут они, когда станут арабами,
   Хасидов-сынов, как солдатская вошь.
   Отмсти Мадиаму руками не слабыми,
   К народу потом твоему отойдёшь".
  
   Войска Моисей обеспечил провизией,
   Врагу отомстить дал приказ - в стремена!
   Всего снарядил он четыре дивизии,
   Но силу большую по тем временам.
  
   По тысяче он от колен всех Израйлевых
   Послал на войну. С пикой наперевес
   (Той самой, что Хазву пришпилил) с Чапаевым
   В бой Фурманов вёл - политрук Финеес
  
   Взял всю атрибутику для наущения
   Врагов поражать. Финеес-грамотей
   Сосуды святые нёс для очищения
   От крови старух, стариков и детей.
  
   (При сыне известного первосвященника,
   Совсем как у нас, был там Первый отдел,
   Знакомый для многих моих современников,
   Оставивший лучших людей не у дел).
  
   В войне с Мадиамом всех пола мужицкого
   Убили сыны, вместе с ними царей
   Числом целых пять. (Как не тесно ужиться им
   Всем было на том Мадиамском дворе?)
  
   В числе тех царей не увидел я Валака,
   Зато был мечом поражён Валаам,
   Пророк, что с послами в края те пожаловал
   Проклясть Израиль, хоть евреем был сам.
  
   В руках Провидения жалкой игрушкою
   Стал всех проклинавший пророк Валаам.
   Напрасно ослицу свою не послушал он,
   Мудрей прозорливца скотина была.
  
   Идти не хотела и делала правильно,
   Ещё бы - предстал пред ней ангел с мечом.
   В сомнениях тайных, что племя сакральное,
   Пророк оказался тогда уличён.
  
   Евреев клеймить под фанеру нацелился,
   Рубил Валаам на проклятьях бабло.
   Понять, что иные случаются ценности,
   Вмешательство Центра ему помогло.
  
   По Божьему слову дал благословение
   Сынам Израиля чинить беспредел,
   Но сам был убит по недоразумению,
   Когда от своих убежать не сумел.
  
   (Есть версия, правда, загнулся в остроге он.
   Вокруг контрразведка шерстила не зря.
   Послами пророк оказался оболганным,
   Что, дескать, за мзду проклинал всех подряд.
  
   В Генштаб, не иначе, ту дезу подбросили.
   Попался на удочку сам Моисей.
   Раз мёртв Валаам - можно только хорошее
   Иль просто молчать... Но с каких новостей
  
   В досье на пророка вдруг вспыли подробности,
   Что женщин к разврату склонял Валаам?
   Чужой средь своих он погиб не от робости,
   Ему воздалось по его же делам.
  
   Когда же Квашнин Моисеевы действия
   С Христовыми путает - это предел.
   В Генштабе, скажу, с информацией бедствие,
   Почистить пора контрразведки отдел.)
  
   Сыны Израиля сожгли всё до выгона,
   Разгром учинив над заклятым врагом,
   Всех жён Мадиамских, детей их замызганных
   В полон увели, прихватив со скотом,
  
   Князей сановитых разграбив имения,
   Часы прихватили от Павла Буре,
   В хлеву разместили то приобретение,
   К стене приторочив на скотном дворе.
  
   Добычею пленных доставили к обществу
   Сдать в рабство, на всех поделить без помех.
   Но вместо того, чтоб сынам воздать почести,
   Честить начал их за содеянный грех
  
   Главком Моисей: "Зачем женщин оставили
   В живых и детей? Захламили обоз.
   И где в нашем стане найти всем пристанище?"
   (Так встал в полный рост о Гулаге вопрос,
  
   В котором, согласно преданию устному,
   Пророк Валаам первым в нём побывал.
   На связь выходящего с Алексом Юстаса
   Еврей контрразведчик запеленговал
  
   И сдал куда надо. Пророк из Двуречия
   В Гестапо был взят прямо с шифром в руке,
   Где смерть свою принял вконец изувеченный
   За связь с неарийской радисткою Кэт.
  
   А если без домыслов - неоднозначность здесь
   Снимается просто: Пророк Валаам
   Был в действиях столько раз переиначенным,
   Как было угодно писавшим жрецам.
  
   Сначала с ослицей провидца подставили,
   Израиль прославить велели затем,
   А то, как погиб он зачем-то оставили,
   Тем самым на нацию бросили тень.
  
   Он их восхвалял, а сыны его грохнули.
   Когда убивали его на дворе,
   Чужой средь своих, как стукач перед ВОХРами,
   Он бил себя в грудь, что он тоже еврей.
  
   Спиноза читал фолианты не наскоро,
   Сужденья осмелился высказать вслух.
   Как минимум двух в Пятикнижии авторов
   Тогда отыскал незабвенный Барух.)
  
   ***
  
   Сплошное идёт нарушенье заветов
   По Слову (отнюдь не с программы "Вестей").
   И кто больше всех отличился при этом?
   Ни много, ни мало, как сам Моисей.
  
   Возможно, что стар стал, за кучу отличий,
   В отставку Господь его не отпустил.
   Так Ленин разбитый, больной, параличный
   Страну продолжал к коммунизму вести.
  
   Не быть голословным, как не был ни разу,
   Для всех кто с Писанием плохо знаком
   Приказ Моисея при крайнем маразме
   Позволю себе привести целиком:
  
   "Итак, выправлять положение нужно.
   Мужского всех пола убейте детей
   И женщин, познавших законного мужа,
   Да хоть незаконного - тоже убей!
  
   А девочек всех, что ещё не познали
   Мужей необрезанных крайнюю плоть,
   В живых для себя оставляйте. Едва ли
   За действие это осудит Господь".
  
   (Учебник судебной взяв психиатрии
   Нашёл объяснение: Психики сбой
   Приводит все фобии к педофилии,
   А случай запущен - к болезни иной.
  
   Умом может тронуться даже священник,
   Тогда не помогут ни посох, ни пост,
   От психики сбоя, подкорки смещенья
   Избавит несчастного только погост.
  
   Не всяким провидцам привратники двери
   Откроют на небо, как жизни итог.
   Свобода сужденья, что хуже неверья -
   Пятно осужденья на авторе строк,
  
   На мне, заглянувшем на кухню Писанья.
   Для многих адептов святое Оно
   По смыслу, по духу и даже названью,
   В чём мне убедиться ещё суждено.
  
   И я в Книге Книг тайну жизни узнаю,
   Мне путь к ней укажут Святые отцы,
   Пока же с лучиной по строчкам блуждаю,
   По тем, что когда-то сверстали жрецы,
  
   Сыны Иудеи. Прозрею покуда,
   На веру беру, что сказал их раввин,
   Брожу по завалам, язычества грудам,
   Хожу верхоглядом, а ноги в крови.
  
   Сыны по приказу мальцов перебили
   И женщин, познавших соитий искус,
   А девственниц всех меж собой поделили...
   (Как действие это расценит Минюст?)
  
   ГЛАВА 32
  
   У сынов Рувима и потомков Гада
   Стад было побольше чем синюх в пивной.
   Даже раздражало, что чужое стадо
   О твою ограду чешется спиной.
  
   А земля Иазер и земля Галаад -
   Место идеально годное для стад.
   Никуда отсюда двигаться не надо,
   Кабы за спиною не заградотряд.
  
   Если посредине этого раздолья
   Кто-то из левитов в спину штык упрёт,
   Со своим обозом волею-неволей
   Будешь всем кагалом двигаться вперёд.
  
   Невозможно вечно пребывать в походе,
   Снять шинель охота, постирать штаны.
   Если на востоке хороши угодья
   То зачем нам запад, думали сыны
  
   Гада и Рувима. Славные ребята
   Заявили - ша нам двигаться куда б т...,
   И с такою просьбой завалились как-то
   Прямо к Моисею в Генеральный штаб
  
   И сказали просто: "Слушай, Рокоссовский,
   Дай нам эти земли, подпиши указ,
   Пусть пасутся мирно наши козы, овцы,
   Иордан форсируй как-нибудь без нас".
  
   Моисей на это говорил с обидой:
   "Ваша хата с края, так вас понимать?
   Иерусалима не нужны вам виды,
   Кто же слово Божье будет выполнять?
  
   Судя по настрою, вас волнует слабо
   Где ковчег завета обретёт покой -
   На земле туземцев, будущих арабов
   Или, может статься, в стороне другой
  
   Там, где Лёва Троцкий, Ленин и Бухарин
   По стране запустят красных петухов...
   Вам не отмахнуться от всемирной гари,
   Что несут масоны с глубины веков.
  
   Пока ваши братья, кровью истекая,
   Будут для баланса пить чужую кровь,
   Как-то недостойно, хлеб в вино макая,
   Прятаться от службы в стойле для коров.
  
   Вы ж от дел геройских трусостью подобной
   Сердце отвратите тех, кто духом смел.
   Иегова гневный (я сказал бы злобный)
   Сорок лет в пустыне нас не зря имел.
  
   Я про ваши души с Ним не раз встречался,
   Умолить пытался. Бог не умолим.
   За сынов в досаде Аарон скончался,
   Мне же не увидеть Иерусалим.
  
   Род один закончен. Грешников отродье
   К Иордану вышло (где его не ждут).
   И сегодня ваше, но не благородье,
   Моя хата с края, учинило бунт.
  
   Что потом случится, предсказать несложно:
   Ураган Господень толком не затих.
   Чтоб враги боялись, Иегова сможет
   С лёгкою душою поразить своих.
  
   Наказаньем с неба ветер плюнет гневно
   Не дождём - слюною, липкой словно мёд,
   В одну кучу склеит города, деревни,
   Вашу хату с краю первою сметёт.
  
   Снова по барханам побредут верблюды,
   Прихватив с собою весь народец сей...
   Если Божье слово позабудут люди,
   Что им Иегова?" - молвил Моисей.
  
   Настоящий лидер, всю свою харизму
   Он на пользу дела обратил, весь пыл,
   Сжал в кулак, ударил по сепаратизму
   И с Господней волей фронду отвратил.
  
   Гады и Рувимы вышли из Генштаба,
   Покорять готовы новые миры:
   "Сами в авангарде мы пойдём. Арабы
   На себе узнают наши топоры.
  
   Первыми сегодня мы вооружимся,
   Для Израильтян сей завоюем край,
   Всем им по квартире выделим в столице,
   Сами в коммунальный свой уйдём сарай,
  
   В смысле, что вернёмся до своих Аксиний,
   Наказав туземцев, завершив поход.
   Здесь до Иордана земли Палестины
   Огранять мы будем от восточных орд.
  
   Всех переселенцев в землях Ханаана
   Разместим достойно, а всему итог -
   Вдоль реки великой (пока Иордана)
   Станет иудейским запад и восток".
  
   На таких условьях, Моисей был гибок,
   Разрешил евреям смело города
   Грабить Галаада, где они смогли бы
   За собой оставить землю навсегда.
  
   На совет собрался он с Елеазаром,
   С Иисус Навином, кому Ханаан
   Предстояло скоро осветить пожаром,
   Перейдя с востока реку Иордан.
  
   На совете этом тайную депешу
   Вынесли совместно: "Землю Галаад
   На таких условьях отдаём мы к лешим
   Гадам и Рувимам, а заградотряд
  
   Переводим спешно мы в другое место
   Вылечить штыками новый геморрой -
   С девственниц Моава выросли невесты,
   Подорвали очень боевой настрой
  
   У сынов-пришельцев. Там где женщин путы
   На пути героев, что для птиц силки,
   Как бы не осели наши баламуты,
   До обетованной не дойдя реки.
  
   Им дурным примером Гады и Рувимы.
   Всех их поголовно ставим под ружьё,
   Пусть они вернутся из боёв живыми,
   Мы же их заслуги к делу подошьём.
  
   Ну, а если эти Гады-скотоводы
   Не вооружатся - перекроем кран,
   Жён, детей с их скарбом кинем на подводы
   И на Ханаан их, как на Магадан".
  
   От таких условий Гад не отказался,
   С дарственной как с зайцем взмыл семит-орёл.
   Иордан восточный, край приватизаций,
   Нового владельца с неба приобрёл.
  
   Так сыны Рувима и потомки Гада
   Первыми забили за собою куш.
   (А случись в России, так ещё в награду
   Им бы приписали штук по двести душ
  
   Крепостных до кучи наших чукчей тёмных,
   Что обосновались за Большой рекой,
   Или из свободных, но зато наёмных.
   Разницы, однако, нет здесь никакой.)
  
   ГЛАВА 33
  
   Был известен, не сидел на зоне
   Дуглас Рид, но тронул сионизм,
   Книгу написал "Спор о Сионе",
   Сразу оказался неугоден
   И как шарик сдулся и повис.
  
   Что писал - печатать запретили,
   Что издал - с библиотек тайком
   Глубоко в загашники спустили,
   Хорошо ещё, что не убили
   Иль не сдали в сумасшедший дом.
  
   На единобожия истоки
   Он взглянул глазами Гюльчатай,
   Девушки свободного Востока,
   В своей книге отразил эпоху,
   Я без паранджи её читал.
  
   Прочие враги иудаизма
   Говорят, пленение и шмон
   Иеговы - это только призрак,
   Но не коммунизма - бандитизма,
   Возведённый в основной закон.
  
   Ничего похожего в природе
   Не было. Израильских племён
   Не сложилось, чтобы о народе
   Речь вести, тем более Исходе.
   Не держал евреев фараон.
  
   На границе не было заслонов,
   Кочевые эти "Хабиру"
   Те ж евреи, но во время оно
   В Ханаан далёкий с Вавилона
   Пёрли, словно в чёрную дыру.
  
   Иерусалимский губернатор
   На пришельцев тех метал икру,
   Убежать готов был в Улан-Батор;
   "Сей земли я больше не куратор -
   Всё опустошили Хабиру".
  
   ***
  
   (Встань на позицию природы,
   Представь, в эпоху перемен
   Народ нетитульной породы
   Живей стал чем абориген.
  
   В столице отворились ставни.
   Двор проходной у нас теперь.
   Традициям согласно давним
   Тащить удобней через дверь.
  
   Законы шлёпает в законе
   Очередной бандитский клан,
   А кто пока ещё на зоне,
   Сидит, потягивает план.
  
   Где полстраны хвостом виляет
   И процветает кумовство,
   Здесь никого не удивляет
   Единоверия родство.
  
   Татары правят на вокзале,
   Азербайджанцы там и тут
   На рынках бабок разогнали,
   Аборигена кровь сосут.
  
   Где мутная вода в ненастье,
   Евреи сплошь по берегам,
   Подальше от публичной власти,
   Поближе к целевым деньгам.
  
   На общаке сидят грузины,
   Наркотики везёт туркмен,
   Чеченцы все на лимузинах...
   А что же наш абориген?
  
   Его так ловко обобрали,
   Что он в поддёвке до сих пор.
   Знать, правильно папаша Дарвин
   Врал про естественный отбор.
  
   И скоро в школе дефективных
   Среди предметов "Банк", "Бутик"
   Введут, пока факультативно,
   "Великий матерный язык".
  
   Как поступить живой природе,
   Чтоб сохранить России честь?
   Исправить что-нибудь в народе
   Или оставить всё, как есть?
  
   Укус на теле рассосётся,
   Порозовеет красный цвет
   И к паразитам разовьётся
   Естественный иммунитет.
  
   Развесит стяги на заборе
   Антисемитское жульё.
   И дело вовсе не в отборе,
   А просто каждому своё.
  
   Одним - Бог дал служить Отчизне,
   Другим - богатство, третьим - власть.
   Но в поисках счастливой жизни
   Бог запретил у нищих красть.
  
   Воздастся хитрожопым строго.
   Не ведает иной шакал -
   Не руки коротки у Бога,
   А час расплаты не настал.
  
   Кому вскрывать на зоне вены,
   Кому бежать из гиблых мест,
   А вечному аборигену -
   С достоинством нести свой крест!)
  
   ***
  
   О какой земле обетованной
   Тогда можно было говорить?
   Разве что верблюдов караваны,
   Шедших по жаре в чужие страны,
   Дозволялось данью обложить.
  
   Доктор сионист Иосиф Кастейн
   Говорил о том в своих трудах:
   "Приукрасить Моисей был мастер.
   Но ужастик этот и блокбастер
   Исполняли люди не за страх".
  
   Политической считай, программой
   Ветхий был Завет для тех времён.
   Сионисты возводили храмы,
   Среди них наипервейший самый
   Заложил премудрый Соломон.
  
   Говорят, существованье спорно
   Даже Моисея самого.
   Но для тех, кто верует упорно,
   Моисей, стоящий на платформе,
   Миф или реальность - что с того?
  
   VIP-персоны получили ксиву,
   Застолбили лучшие места,
   На курьерском едут в Палестину...
   Революции локомотивы -
   По земле несутся неспроста.
  
   В Книге книг фальсификатор ловкий,
   Им сверстал в истории маршрут,
   Расписал все станы, остановки,
   Пункты сборов, стойбища, зимовки.
   Чем-то раздосадован, тот плут
  
   От себя добавил не краснея
   Ненависти мощную струю...
   Завершая эту одиссею
   На одной платформе с Моисеем
   Я ещё немного постою.
  
   Там, где раньше жили Моавиты,
   За сто вёрст до Иордана вод,
   Иегова голосом сердитым
   Наставления давал семитам,
   Как закончить славный их поход:
  
   "С вами говорит Господь-ревнитель.
   В Ханаан войдёте вы едва,
   Прочь аборигенов прогоните,
   Капища неверных разорите,
   Мерзких плясок прекратите гвалт,
  
   Всех божков литых изображенья
   Истребите. А в награду вам
   Отдаю угодья во владенье.
   Бросьте жребий новые именья
   Честно разделить по племенам,
  
   Каждому колену по уделу.
   А туземцев прочь гоните всех
   От себя. Когда же ближе к телу
   Вас блудница местная пригрела -
   Откажитесь от срамных утех.
  
   Все, кого вы просто отселили,
   Не убили, из далёких мест
   В дом вернутся, где когда-то жили,
   И загадят ваш уже цивильный
   Вами обустроенный подъезд.
  
   Из того, что раньше вы, тетери,
   На чужих не опустили плеть
   (В смысле меч, чего здесь лицемерить),
   Станут чужаки вас гнать за двери
   И теснить вас будут на земле,
  
   Станут тернами, для глаз соринкой
   Те аборигены-киргуду.
   Жить вам с ними, что плясать лезгинку
   С иглами с боков и у ширинки.
   Под чужую дёргаться дуду
  
   Вам весь век, коль духу не хватило
   Поголовно всех пустить в расход,
   Проявить этническую силу.
   (До такого даже сам Аттила
   Не дошёл, хоть с детства был урод.)
  
   Умирать вам, хлюпикам, от жажды
   У великой выдастся реки.
   Не скинхед я, но сорвусь однажды,
   И от сажи свой народ отмажу...
   Вам же лишь скажу...Эх, слабаки.
  
   Не мечом вам проходить по лицам,
   А прыщи считать, давить угри"...
   Племенной Господь вам не девица,
   Кто не верит, сам пусть убедится -
   Книга Чисел, глава тридцать три.
  
   ГЛАВЫ 34 - 35
  
   До того как перейти границы,
   На чужие выйти берега,
   Не скрывали главари амбиций
   На обетованной поселиться,
   Шкуру неубитого врага
  
   Поделили. Не обидеть ближних
   Собрались евреи поутру,
   Чтобы на вопрос - а я что рыжий? -
   Каждому землицы отчекрыжить,
   От тех мест, где раньше Хабиру
  
   Обитали, но не удержали
   Этот край и съехали с тех мест,
   Где их обижали, унижали.
   А теперь перед броском кинжальным
   Их потомки собраны на съезд
  
   Всех евреев, жаждущих реванша.
   Всех старшин пророк созвать велел
   С целью пересмотра дел вчерашних,
   На повестке дня раздача пашен,
   Палестины чёрный передел.
  
   Каждый демократ-одномандатник
   От колена получил мандат,
   И вопрос решился не приватно -
   По гектару пастбища на брата
   Получил семитский демократ.
  
   Лидеры племён в землянке тесной
   Свой совет держали в блиндаже
   Землю всем раздать по интересу...
   А Рувима с Гадом морда треснет,
   Эти отоварены уже.
  
   Про левитов тоже не забыли,
   Дали во владенье города,
   Каждый город полем окружили,
   Чтоб левиты жили не тужили,
   В тех полях гуляли иногда,
  
   Скот пасли, вверх подобравши рясу.
   Но совсем иной труд возложил
   Иегова на левитов касту -
   В тонусе держать народ мордастый
   И следить, чтоб лучше прочих жил.
  
   По завоеванью Ханаана
   Станет очень вспыльчивым народ
   И, конечно, поздно или рано
   За овцу какую иль барана
   Кто-нибудь кого-нибудь убьёт.
  
   Хорошо, когда убьёт нарочно.
   Без труда убийцу осудить
   Будет можно, праздник приурочить,
   Вывести виновного на площадь
   И камнями до смерти забить.
  
   А представьте, что иной мокрушник,
   Ранее за зверства не судим,
   Неумышленно кого задушит,
   Вот такой окажется двурушник -
   Что тогда прикажешь делать с ним?
  
   Вспомнил Моисей, как от погони
   В Мадиамской прятался глуши.
   Речь здесь - не о самообороне.
   Ведь умышленно тогда, мы помним,
   Отрок египтянина пришил.
  
   Не повесили его на рее
   Как пирата, не свели в острог,
   Не хулили - вознесли скорее.
   Как освободитель всех евреев,
   Мог любому выписать он в рог.
  
   С Иеговой он всегда согласен.
   Мнения и здесь не разошлись.
   Порешили объявить всем гласно:
   Кто убьёт случайно и напрасно -
   Тот всегда имеет шанс спастись
  
   Не в глухом овраге иль в пустыне,
   Где телят Макары не пасут.
   Израиль на землях Палестины
   Города-убежища воздвигнет,
   Исключён в них будет самосуд,
  
   Чтобы не был умерщвлен убивший
   Без намеренья и злобы без,
   Чей проступок глуп и неумышлен...
   Да простит заблудшего Всевышний,
   Даст сбежать до отведённых мест,
  
   Где без специальной процедуры
   Не убьют его средь диких трав.
   Совершившему убийство сдуру
   Не попортят лиходею шкуру,
   Про него всю правду не узнав.
  
   То вам не Британские законы,
   Судят где за факт, а ваш мотив
   Безразличен пэрам благородным.
   Не в пример всем судьям с Альбиона
   Иегова строг, но справедлив:
  
   "Мстителя к изгою не пустите
   Раньше чем предстанет пред судом..."
   (Если кто придёт к нему в обитель
   С топором - зачем пришёл спросите,
   Вы сперва спросите, не потом,
  
   Когда папа за свою Джульетту
   Из развратника швейцарский сыр
   Сделает иль пустит на котлеты.
   А что был Ромео малолетним,
   Всем расскажет педофил Шекспир.
  
   Вломится в чертог иной повеса
   И убьёт папашу в неглиже...
   Что задумал он - украсть невесту
   Иль убил совсем без интереса?
   Как узнать, что было на душе
  
   У того влюблённого громилы.
   Раскидал прислугу как котят,
   И ворвался в спальню к своей милой.
   А другие подберутся с тыла
   И такого там наворотят.
  
   Вроде человек в своём рассудке,
   А порой такое отчудит...
   Сколько инцидентов просто жутких
   Было в мире от дурацких шуток,
   Вам любой расскажет инвалид.
  
   Два дебила, на их взгляд, прикольно,
   Насмотревшись с вечера "Аншлаг",
   Пошутить решили с дядей Колей
   И узнать - приятно или больно,
   Если гегемону вставить шланг.
  
   Но не просто вставить, эко диво -
   Воздух дать на атмосферы три...
   Будет прыгать зайчиком игриво,
   Пусть надутым, но зато счастливым,
   Иль глаза полезут из орбит?
  
   При компрессоре не два уродца
   Оказались, а наоборот -
   Тяга к знаньям обратилась в скотство
   Не со злого умысла, а просто
   Любознательный у нас народ.
  
   Пригласили корешка, налили,
   Обещали, мол, ещё нальём.
   Всё путём, штаны чуть приспустили,
   Шланг приладили, потом включили,
   По согласию, чин-чинарём.
  
   Для научного эксперимента,
   Течь убрать, рот перекрыть и нос -
   Целлофан на голову клиенту...
   Лишь когда попёрли экскременты,
   Догадались выключить насос.
  
   Если кто под клизмой двухведёрной
   По совету доктора лежал,
   Помнит, как бежал он до уборной
   Извергая звуки не валторны...
   Лично я тогда не добежал.
  
   Но вернёмся снова к дяде Коле,
   Он осклабился, потом потух,
   Мячиком подпрыгнул волейбольным
   И спустился разом не прикольно,
   Испустил, как говорится, дух.
  
   Стало в воздухе тяжеловато,
   Как коллектор лопнул за углом.
   Два стакана влил реаниматор,
   По щекам бил и ругался матом -
   Ничего в тот раз не помогло.
  
   Недовольно загудел компрессор
   (Так всегда, когда сорвётся шланг).
   Дядя Коля, жертва интереса,
   Замолчал, ни слова, ни бельмеса,
   Лишь "козлы" застыло на губах.
  
   Ну, ребят, как водится, судили.
   Наш закон ко всем един, суров.
   Расстреляли, мораторий в силе
   Тогда не был и убийц косили
   Без библейских чудо-городов.
  
   Время пролетело незаметно,
   В мире не убавилось проблем.
   А в страну безбожников отпетых
   Возвратить бы век ветхозаветный,
   Их закон, он в помощь был бы всем.
  
   Если кто-то с умыслом уронит
   Вниз с балкона фикус иль предмет,
   Телевизор, скажем, марки Сони
   И убьёт при этом тётю Соню,
   Сам потом умрёт как низкий смерд.
  
   Тетин внук, иной законный кровник
   Смогут бедолагу замочить
   Прям в моче, когда найдут коровник...
   Встал вопрос - а может ли любовник
   За подругу кровно отомстить?
  
   Убивать за женщину пристало,
   Если та приходится сестрой.
   (На любовника надежды мало.
   Чтоб на вас с балкона не упало,
   Не родитесь девки сиротой.)
  
   Если же убийца за пределы
   Выйдет города, куда сбежал
   От возмездия, какое дело
   Вдруг случилось или так приспело -
   Он нарваться может на кинжал.
  
   А убьет когда убийцу мститель
   За пределом городской черты -
   Нет на нём вины кровопролитья.
   Подтвердит любой вам долгожитель -
   Не бывает мести без вины.
  
   В городе убежища при сраме
   Неумышленник пускай живёт,
   Ждёт пока священник главный самый
   Не умрёт. Домой сынок до мамы
   После смерти Папы попадёт.
  
   А дожить до смерти не случится -
   Дай Бог Папе долгие года -
   Это значит, сыну возвратиться,
   Смыть позор за глупое убийство
   Уж не доведётся никогда.
  
   А дожил - обязан возвратиться
   Из тех мест изгнанья до жены.
   Ну, а если там завёл девицу,
   То придётся милым разлучиться
   До иной без умысла вины.
  
   Запрещает Иегова выкуп
   Брать за то, чтоб возвратить назад
   Беглеца, где ждёт его от пыток
   Смерть за то, что был он слишком прыток,
   Обвинений хватит за глаза.
  
   Два свидетеля уже довольно.
   Здесь семь раз отрежь, один отмерь.
   Перепутал - не играет роли,
   Обознался в темноте - тем боле,
   Раз попался - осуждён на смерть.
  
   (В несознанку, стало быть, играешь,
   Оттого забрался в темноту,
   Власть, выходит, ты не уважаешь,
   От людей подробности скрываешь -
   Надо было делать на свету.
  
   Про левитов мы не будем спорить,
   Кабы нам по их законам жить,
   Не пришлось бы, точно, дяде Боре
   Ненавистный людям мораторий
   Нам на исполнение вводить.)
  
   Если в руку сын возьмёт железку
   Или валенок, а в нём утюг
   И убьет кого, да хоть стамеской -
   То убийцу за поступок мерзкий
   Должно утюжком в височек тюк,
  
   В мочевой пузырь загнать заточку
   За стамеску, продырявил чем...
   Так возмездие свершится точно.
   По закону хватит полномочий
   Глаз за глаз изъять и член за член
  
   Из убийцы, так ему и надо
   Маньяку, насильнику, скоту.
   Месть - отдушина, а не отрада...
   А в цветной толпе Европарада
   Дурака заметно за версту.
  
   Там, где нож лежит у изголовья,
   Невесёлое житьё-бытьё...
   Землю чистит от пролитой крови
   По закону, данном Иеговой,
   Только кровь пролившего её.
  
   Правда, высказал иное мненье,
   Проглотив за всех кровавый ком,
   Наш Христос... Иное поколенье,
   Интересы разные, сужденья -
   Не был Иегова с Ним знаком.
  
   ГЛАВА 36
  
   Помню я заветы Иеговы
   И по пустякам не спорю с Ним.
   Секс с кузиной - что в этом плохого?
   Но с роднёй интим недопустим.
  
   О моральном речь веду запрете,
   К страсти у меня претензий нет.
   Но бывают случаи, поверьте,
   Когда можно плюнуть на запрет.
  
   Если очень хочется, то можно...
   Только случай здесь совсем иной.
   Личный грех простить совсем не сложно,
   Если интерес в нём родовой.
  
   Что мораль не помешает выжить,
   Я узнал из Книги, когда Лот
   Пьяный с дочерьми лежал бесстыжий,
   Но зато не прекратился род.
  
   Не повёл себя Лот как покойник.
   В срамном деле преуспел старик.
   Там, где нравственность в глубокой коме,
   Миром правит основной инстинкт.
  
   На себя грех возложили дочки,
   С целью благородной род спасти
   Напоили старика до точки
   И благополучно понесли.
  
   Сын одной Моав, другой - Бен-Амми.
   За инцест, кровосмешенья грязь
   По задуманной жрецом программе
   Их народов жизнь не задалась.
  
   Рок суровый как бельё полощет
   Тот спасённый прегрешеньем род -
   То Моавитян портянкой мочит,
   То Аммонитян валками бьёт.
  
   Дурочек прощает Иегова,
   Если оказались на сносях...
   Далее, но лишь с акцентом новым
   Речь опять пойдёт о дочерях.
  
   Голод и любовь - две в мире власти.
   У людей желание в крови.
   Если с голодухи не до страсти,
   То плодиться можно без любви.
  
   Каждому Израиля колену
   На раздаче выдан был удел
   В собственность и речи об обменах
   Здесь не шло. Удел не беспредел,
  
   Где чиновникам и хитрым слишком
   Дан на усмотрение карт-бланш -
   Под предлогом площади излишков
   Родовой чертог отторгнуть наш.
  
   К Моисею подошли оравой
   Салпаада дочери спросить,
   Как быть с тем, что им дано по праву,
   Если замуж завтра выходить?
  
   От отца надела непременно
   Оторвётся значимый кусок
   И прибавится к тому колену,
   Где хитрее будет женишок.
  
   (Кабы не мамона, ширли-мырли,
   Был бы мой вопрос уместен тут -
   Что они такие уж чувырлы,
   Что свои их замуж не берут?
  
   В дом чужой, но со своим корытом
   Им пройти хотелось бы и млеть?)
   Здесь собака глубоко зарыта,
   Во всех смыслах, истина в земле.
  
   "Род Иосифа у нас единый
   И колен двенадцать по сынам,
   А колоть уделы словно льдину
   Из-за женщин - мало смысла нам.
  
   Из колена одного в другое
   Надо чтоб наследственный надел
   Не слонялся, как мужик в вагоне,
   Одного б хозяина имел -
  
   Думал Моисей - не надо грязи,
   Сделок и раздоров меж родных.
   С племенем отцов наш сын обязан
   Связан быть без купчих, закладных.
  
   Не меняй границ, не будет крови".
   (На Руси с усобиц повелось
   Строить жизнь согласно Иегове -
   Род один, а вот колена врозь.
  
   Про страны другие части тела
   Даже неудобно речь вести,
   До того в народе накипело,
   Но про это - Боже упаси.
  
   Чтоб не гнать их после арматурой,
   Надо было сразу не пускать...
   А в краю ином одной культуры
   Сорятся свои из-за куска.)
  
   Вечно меж собой враждуют кланы,
   Что делить, они найдут всегда.
   Моисей, не сыпля соль на рану,
   Разрулил сей казус без труда.
  
   Салпаада он сказал дочуркам:
   "Не дробите родовой надел,
   За чужих не выходите чурок,
   Нам не нужен чёрный передел.
  
   Пребывать вам жёнами колена
   Одного лишь вашего отца.
   Авраама хромосомы, гены
   Сохранят семитский тип лица.
  
   Дарственной не пропадёт бумага,
   Чужакам вы покажите фиг,
   И в любых семейных передрягах
   Ваш надел пребудет при своих".
  
   Было мужиков тогда не густо.
   Салпаада дщери в трудный миг
   За детьми не бегали в капусту,
   Помощь получили от своих.
  
   В интересах клана с образиной
   Кислой без надежды на любовь
   Эти меркантильные кузины
   Вышли за двоюродных братьёв.
  
   За сынов дядьёв, но не бесстыжи
   Оказались, дали всем понять:
   Всем мораль дана - не столько выжить,
   Сколько собственность не потерять.
  
   Голод и любовь царят над миром.
   Размножаться - Бога не гневить.
   Но отдать приезжему квартиру -
   Это дудки, даже по любви.
  
   Прорасти в недвижимость корнями
   Баобабом - так решил вопрос
   Моисей. Совсем другое знамя
   Нам предложит Божий сын - Христос.
  
   Эту тему развивать не буду,
   Ясен для меня её итог -
   Где мамона царствует повсюду,
   То при чём здесь, извините, Бог.
  
   Иегову при Его заботе
   Оставляю ненависть плодить.
   На такой вот невесёлой ноте
   Довелось мне Числа завершить.
  
  
   ВТОРОЗАКОНИЕ
  
  
   ГЛАВЫ 1-2
  
   Когда движутся народы,
   То не дети в огороде,
   Не мышиная возня.
   Те, кто Книгу книг верстали,
   Всё так точно описали,
   Что не верить им нельзя.
  
   Меж Фараном и Лаваном
   Асирофом, Дазигавом
   На пути к Кадес-Варни
   От горы Сеир отрогов
   Моисей с подачи Бога
   Так евреям говорил:
  
   "Бог, Господь наш Иегова
   Наставления сурово
   Дал нам всем до одного:
   Ханаан вы захватите
   И в конце пути дойдите
   До Евфрата самого".
  
   Обратимся мы к пророку
   И к жестокости истокам,
   Разберёмся, чей плевок
   В Книгу горечи добавил
   И в разборках обесславил
   Моисея самого.
  
   Если б Ной был Книги автор
   Или пьющий реформатор,
   Я б подумал, Хам-дебил,
   Видя, что отец под газом,
   За него писал указы
   И рукой его водил.
  
   Тень на предков не бросая,
   У каких жрецов не знаю,
   Мне хотелось бы спросить -
   Даже в нервом срыве, с тиком
   Мог ли Моисей великий
   Про себя так говорить:
  
   "Аврааму, Исааку
   Обещал земли Бог с гаком
   (Ночью их он посещал).
   Вы Его не подведите,
   В свои руки приберите
   Всё, что Он наобещал.
  
   Выводя вас, люди, к свету,
   Жил я по Его заветам
   Без особенных проблем.
   При разборке в Есевоне
   Я убил царя Сигона,
   И увёл с собой гарем
  
   Аморрейского пижона.
   По еврейскому закону,
   Вам прочитанному мной,
   Полагалось мне вчерашних
   Жён царя в ночных рубашках
   Умертвить всех до одной,
  
   Что и сделал я к рассвету,
   Не убий, поправ при этом.
   Может быть тогда в ночи
   Был излишне я усерден,
   Поступил немилосердно,
   Но пред нашим Богом чист.
  
   Аморреи нам не братья,
   Мы их предали заклятью,
   Пощадили только скот.
   Бог евреев полномочья
   Дал нам мир чужой курочить,
   Продолжая наш поход.
  
   А потом во славу Бога
   Отловил царя я Ога,
   Что в Едреи проживал.
   Обхожденьем крайне хамским
   Отличался конь Васанский,
   Я его освежевал,
  
   Иегову осчастливил.
   Вспомните, как на Хориве
   Объявившись на заре,
   Призывал Господь-заступник
   Не входить евреям в ступор:
   "Полно жить вам при горе,
  
   Отправляйтесь к Аморреям,
   К их соседям неевреям
   Ключ найти от райских врат.
   В дальние идите страны
   К Ханаану и Ливану,
   До самой реки Евфрат.
  
   Меч Я вам вручил в Египте,
   Вы им не пренебрегите,
   В нём надежда и моща.
   Южный край и берег моря,
   Всё даю Я вам в подворье,
   Как когда-то обещал
  
   Праотцам ветхозаветным.
   Все отчёты и приветы -
   Шлите в Чёрную дыру
   На e-mail, мой адрес новый:
   Бог @ Иегова
   Рай в Эдеме, точка Ру".
  
   Вас же - Моисей продолжил -
   Бог ваш на земле размножил,
   Как когда-то обещал.
   Я же через ваши страсти,
   Распри, мелочность, напасти
   Откровенно подустал.
  
   И сказал я вам в то время:
   Непосильным стало бремя
   На Сион нести мне крест.
   Стали вы числом как звёзды,
   И Господь вполне серьёзно
   Продолжает сей процесс.
  
   В тысячу крат вас умножит
   Бог отцов ваших, Он может,
   И сынов благословит".
   (Если те слова не лажа,
   То самим китайцам даже
   Будет нечего ловить.
  
   Но подобного не будет,
   Могут спать спокойно люди,
   То не Господа слова.
   Резкому о том сужденье
   Моему даст подтвержденье
   Эта первая глава.
  
   Стих одиннадцать прочтите,
   Двоеточие найдите,
   Иегова где сказал
   О Своей большой напасти -
   Бремена евреев, распри
   Он нести не пожелал.
  
   Про начальников избранье
   Не Господь дал указанье.
   Богу явно недосуг
   На Себя брать назначенья -
   Я и мне местоименья
   Пишутся здесь с малых букв.
  
   Не о Господе речь точно,
   Здесь ошибка - двоеточье,
   А не точка на конце
   Предложения, проверьте,
   Со своею Книгой сверьте
   С кислой миной на лице.
  
   Но какой приём удачный
   Здесь использовал подрядчик -
   Жрец, вписавший пару строк.
   Со своим умишком куцым
   Люди век не разберутся,
   Где здесь Бог, а где пророк,
  
   А где сам мудрец и наци,
   Мастер слов и провокаций,
   Кто за этим всем стоит.
   А мне верить вместе с вами
   В то, что Господа словами
   Моисей нам говорит.)
  
   "Как мне в одиночку распри,
   Ваши тягости, напасти,
   Одним словом, бремена
   Впредь нести? Как только тяжесть
   На иных достойных ляжет,
   Отдохнёт моя спина.
  
   И грузить меня не нужно,
   По годам я стал недужный
   За народ грехи тащить.
   Разговор веду давненько
   С Богом - выбрать деревеньку,
   Где меня похоронить.
  
   Как простой раввин, евреи,
   С вами я, увы, старею,
   Мучит остеохондроз.
   Воли Божьей исполнитель
   Я всего руководитель,
   А не добренький Христос.
  
   Груз нести мне было не с кем,
   Но теперь в грязи житейской,
   Как возился я досель,
   Рук своих не замараю..." -
   В демократию играя,
   Говорил так Моисей,
  
   Разрешил в дебатах жгучих
   Выбрать кандидатов лучших
   Из сынов и над собой
   Их поставить. Но случилось,
   Что избрать не получилось,
   Здесь подходит не любой.
  
   Если кто хорош для нижних,
   Верхним задницу не лижет -
   То какой с такого прок
   Для властей? Без лишней помпы
   В арбитраж не допотопно
   Кадры подбирал пророк.
  
   По двенадцати коленам
   Выбрал он мужей отменных,
   Полномочием делясь.
   Дал он судьям установку:
   Мылить каждому верёвку,
   А не только тем, кто князь.
  
   Был наказ таким: "Все лица
   Для служителей юстиций
   Перед Господом родня,
   Одинаково подсудны.
   Лишь дела из самых трудных,
   Доводите до меня,
  
   Не боясь. Суд - дело Божье.
   (Это так, одно тревожит -
   Почему Шемякин суд
   Популярен так в народе,
   И Шемякам на свободе
   Подношения несут?)
  
   Братьев наших и пришельцев
   Всех судить по зову сердца,
   Все они равны в правах,
   В положении, в престиже..."
   А на деле? - Только ближних
   Не стучат по головам:
  
   Если в долг давать - проценты
   Брать с чужих лишь, дивиденды -
   Лишь своим, само собой.
   Речь о праве на убийство,
   Соблазнении девицы
   Для пришельца звук пустой.
  
   Вырезать народ под корень
   Может тот, кто очень болен,
   Но зато каков размах.
   Объявляя интифаду,
   Надо быть отменным гадом
   Даже в избранных кругах.
  
   Мне за дедушку обидно,
   Моисея здесь не видно,
   Был вначале добрым он,
   А закончил всё брюзжаньем
   И призывом к вырезанью
   Окружающих племён.
  
   Истины я не открою,
   Моисея паранойя
   Ни при чём здесь, не при нём.
   Бенедикт Барух Спиноза
   Показал нам на угрозу,
   Где соавторство - приём.
  
   Все призывы Моисея
   Исказили фарисеи,
   Основной поправ закон.
   Тот, кто гранки лихо правил,
   Объявил игру без правил,
   С Аморреев начал он.
  
   Продолжая одиссею,
   Жрец устами Моисея
   Чёрный передел вершил:
   Кровь, сыны, по венам стынет,
   Шли по страшной мы пустыне
   И в Кадес-Варни пришли.
  
   И сказал я вам: евреи
   Эту землю Аморреев
   Бог вам дал, иди владей.
   Ну, а тот, кто испугался,
   От халявы отказался,
   То какой же он еврей?
  
   С доводом пришли вы веским
   Всё разведать, надо, дескать,
   Знать, что ждёт нас впереди.
   Я сказал тогда - да, можно,
   И подумал - осторожность
   Лишний раз не повредит.
  
   Не понравилось мне сразу,
   Что по Божьему указу
   Сын не бросился стремглав
   На врага без рассужденья,
   Пакты о ненападенье
   Все поправ и разорвав.
  
   Про тот край узнать все тайны
   Я собрал соглядатаев
   От двенадцати колен.
   Принесли они оттуда,
   Что смогли, плодов на блюде,
   Кто-то даже гобелен
  
   Умыкнул и не напрасно
   Ведь любому стала ясно,
   Что земля та хороша,
   Где одни на ней жиреют,
   А другие аморреи
   Не имеют ни гроша.
  
   Но по Господу указке
   Край тот брать, не строить глазки
   Вы не двинулись тотчас
   По Божественному слову.
   И, как водится, сурово
   Иегова вам воздаст.
  
   Ведь не вирус угрызенья
   Вас сразил, а опасенья,
   Что неверию под стать.
   Вы заразу малодушья
   Подхватили... Было б лучше
   Никого туда не слать,
  
   Меньше знали б - лучше спали...
   Помните, как вы роптали:
   "Бог по ненависти к нам
   Из Египта всех евреев
   Вывел, чтобы аморреи
   Нас лупили по мордам
  
   И в итоге истребили.
   Мало нас в Египте били?
   Аморреи - не собес,
   Выше люди их, чем наши,
   Города многоэтажны,
   Укрепленья до небес.
  
   Видели мы, тех Енака
   Сыновей - злы как собака,
   Только сунься, разорвут.
   Их народ нас не захочет,
   А дойдёт до драчки, точно
   Наших в клочья разнесут".
  
   Через эти опасенья
   Жрец устами Моисея
   Трусоватых укорял.
   Вам, приклеенным к дивану,
   На земле обетованной
   Век не бросить якоря.
  
   От соплей лицом опухли,
   Разговорами на кухне
   Вы расслабили сердца,
   Диссидентами в России
   Дух высокий подкосили,
   Позабыли про Творца.
  
   Я сказал вам - не страшитесь
   И слюнями подберитесь,
   Бог сражается за нас.
   Вспомните, как из Египта
   Вывел нас Господь без всхлипа,
   От преследованья спас,
  
   Нас баюкал как дитятю,
   По пустыне нёс в объятьях
   И буквально влез в хомут
   Волочить вас по барханам,
   Накормил небесной манной.
   Вы ж не верили ему.
  
   Он же ночью шёл с огнями,
   Чтобы острыми камнями
   Не поранили вы ног,
   Днём Бог облаком клубился,
   Не боялся простудиться,
   В общем, делал всё, что мог,
  
   Ради вас страдал от пыли.
   Вы же Господа хулили,
   Тунеядцы-куркули.
   Разговоры ваши слыша,
   Из себя Господь наш вышел
   И разгневавшись вспылил,
  
   Проклял Он в одно мгновенье
   Наше, братья, поколенье
   И меня не пощадил.
   У земли обетованной
   Перед нами свой шлагбаум
   Иегова возложил.
  
   Халев, сын Иефонниин,
   Перед Богом неповинен
   Попадёт туда один
   Из живущих. В ту обитель
   На коне, как победитель,
   Въедет Иисус Навин.
  
   Новых поколений дети
   Те, что ваши диссиденты
   Отрядили для врагов
   Как добычу - общим станом
   Будут жить за Иорданом.
   Иегова Он таков.
  
   Ну, а вам опять в пустыню
   Путь держать, где зябнуть, стынуть...
   Только я о том сказал -
   Стали вы вооружаться,
   Чтобы с недругом сражаться
   И ответить за базар.
  
   Опоздали, эка жалость.
   Господа не оказалось,
   Отвернулся Он от нас.
   Вам донёс я слово свыше,
   Что от Господа услышал -
   В гору не ходить приказ.
  
   Не послушались опять же
   Вы, решив - как фишка ляжет,
   Недалёкие умы.
   Аморреи обречённых
   Облепили точно пчёлы,
   Гнали до самой Хормы.
  
   Возвратившись до Кадеса
   Громко плакали балбесы
   И замаливали срам.
   Но Господь за грех вчерашний
   Не услышал вопли ваши
   И не внял пустым мольбам.
  
   К морю Чермному в пустыню
   Я повёл вас, битых злыдней,
   Как велел мне мой Мессир.
   Там расположились станом.
   Тридцать восемь неустанно
   Лет вокруг горы Сеир
  
   Я водил вас. Пораженцев
   Истребил Бог с лёгким сердцем
   За неверье. Прецедент
   Дал иным понять из Книги -
   Для удачного блиц-крига
   Важен правильный момент.
  
   Вчера рано, завтра поздно...
   Поглядел пророк на звёзды,
   Понял, выступать пора -
   Аморреи ослабели,
   А евреи задубели,
   Возмужала детвора.
  
   Слышит голос: "Полно цугом
   У горы ходить по кругу,
   К северу веди народ,
   На Сеире вас боятся,
   Но в войну остерегайся
   Ты вступить, наоборот
  
   Отступи, когда в раздоре
   Спор дойдёт до драк и ссоры,
   Ибо знай, сей старожил
   Сеет чечевицу только
   В память об ошибке горькой,
   Что их предок совершил".
  
   Речь идёт здесь об Исаве
   И о первородства праве.
   Знает с Книгой кто знаком -
   У евреев первородство
   За похлёбку продаётся
   Чечевичную легко.
  
   Младший брат, ума палата,
   Обманул Исава брата
   И подсуетился тут,
   Кинул брата без безмена.
   Впредь евреи род, колена
   От Иакова ведут.
  
   Сделка та была не чистой,
   Но Господь авантюристов
   Про Исава вспомнил здесь.
   Моисею на землицу,
   Где брат предка поселился,
   Приказал тогда не лезть.
  
   Племенной ветхозаветный
   Установку дал конкретно
   За допущенный подвох:
   "Вы у братского народа
   Покупайте пищу, воду
   За наличность, а не в долг".
  
   Милосердие отставьте,
   Много общего, представьте,
   Было у родных братьёв,
   У Иакова с Исавом -
   Оба гнать имели право
   Всех туземцев с тех краёв.
  
   Раньше жили здесь Хорреи,
   На Сеире, но евреи
   С этих мест согнали их,
   Стали жить своим анклавом.
   Так Господь ещё с Исавом
   Отрабатывал блиц-криг.
  
   И с Моавом было тоже
   Самое, весьма похоже.
   Отдалённая родня
   Лот, племянник Авраама,
   Жил среди Содома срама
   С дочерьми, а сыновья
  
   Что от дочек и папаши
   Появились - то не страшно,
   Не смертельно, не беда.
   Где другим народам тесно,
   Лоту и родне дал место
   Иегова навсегда.
  
   Не играет важной роли
   Кто о чём сказать изволил,
   Важен смысл, но здесь в конце
   Главы два неоднократно
   О себе тех строчек автор
   В третьем говорит лице.
  
   Есть сомнение, не скрою,
   Кто водил его рукою,
   Что за серый кардинал?
   А не стало Моисея,
   Кто пророка одиссею
   Под себя переписал?
  
   ГЛАВА 3
  
   Сила есть - ума не надо,
   А добавить к силе ум -
   Получите интифаду,
   Землю в собственность по МКАДу,
   Площадь Красную и ГУМ.
  
   Не сдержать поток ваш бурный,
   Ибо Бог, In God we trust
   (Ленин со своим прищуром,
   Президенты на купюрах)
   Сам сражается за вас.
  
   За народ, что горе мыкал,
   Моисей читал свой стих,
   К Господу взывал: "Владыка,
   Кто с тобой сравнится ликом,
   Силой из богов других?
  
   Ибо кто иной на небе
   Мог такое натворить:
   По себе свершить молебен,
   Свой народ поднять на гребень,
   И назад не уронить.
  
   Показал рабу, мне лично,
   Руку крепкую Твою.
   В развороте шеи бычьей
   Узнаю Твоё величье,
   Об одном Тебя молю:
  
   С высоты на край заветный
   Я гляжу за Иордан,
   Дай войти мне в землю эту
   И подошвою штиблеты
   Ощутить сей Ханаан,
  
   Дай закончить одиссею".
   Вверг Господь его в печаль,
   В Ханаановской постели
   Отказал Бог Моисею
   И заставил отвечать
  
   За народ свой похотливый,
   Что не очень гнулся ниц,
   А ворвавшись в дом громилой
   Не нанизывал на вилы,
   А насиловал девиц.
  
   По колено плавать мелко,
   В чём бы ни случилось плыть.
   С Израилем Бог их сделку
   Заключил - как Тузик грелку
   Разорвать и поделить
  
   Землю ту обетованну.
   Иисус Навин - Банзай,
   Его верные амбалы
   Раскроят как по лекалам
   Палестины дивный край.
  
   ГЛАВА 4
  
   "Соблюдай постановленья строго,
   Выполняй законы, Израиль,
   И откроется тебе дорога
   В дивный край, завещанный от Бога..." -
   Говорил так Иезекииль.
  
   Тот отец левитского закона
   В своей Книге всех предупреждал -
   "Надо выполнять беспрекословно
   Наставления отцов духовных,
   Чтоб не есть потом навоз и кал".
  
   (Очень яркий автор, безусловно,
   Иезекииль - прекрасный стиль,
   Образностью просто нашпигован,
   И не одного меня такого
   Языком своим он обольстил.
  
   Яша Свердлов, Троцкий и Урицкий
   Постигали под его крылом
   Суть идеологии бандитской.
   До сих пор мы в ереси левитской,
   Как заметил Дуглас Рид, живём,
  
   В исключительности пребываем,
   Прикрываясь именем отцов,
   Нападаем, грабим, убиваем -
   Чем достойно дело продолжаем
   Сдвинутых пророков и жрецов.)
  
   Не прибавить нам и не убавить
   Из того, что Иезекииль,
   Моисея истинный наставник,
   В Пятикнижии, в святом уставе
   Под сомненье ставить запретил.
  
   Для времён тех очень человечно
   Наставлял он блудных сыновей:
   "У Фигора встречу - изувечу,
   Ибо всех, кто в ереси замечен,
   Истребил Бог из среды твоей.
  
   На земле, где в силу полномочий
   Данных Богом вы сорвёте кон,
   С правом на владение бессрочным
   Празднуйте победу, но не очень,
   Соблюдайте Господа закон.
  
   Ибо в этом мудрость ваша, разум
   Пред глазами всех иных племён,
   Что в благоговения экстазе,
   Лишь услышав вас, воскликнут разом -
   До чего же сей народ силён,
  
   До чего слова его разумны,
   Справедлив любой его указ..."
   (Для людей обобранных, разутых
   Справедливость - это слишком круто,
   И благоговенье не про нас.
  
   Вот стилистика - другое дело.
   Крепко выражается народ,
   Если, понимаешь, накипело,
   Надо бить за дело и без дела,
   А кого - народ всегда найдёт.)
  
   Десять слов на каменных скрижалях
   Дал нам Бог. С горы их вниз принёс
   Моисей, чтоб люди уважали
   Всех своих, чужих не обижали,
   Но и здесь случился перекос.
  
   Всем законам места не хватило
   На камнях иль Моисею рук
   Не хватило обхватить, что было.
   Всё, что выбил Бог своим зубилом
   До сих пор хранится наверху.
  
   Всё вместить скрижали не сумели,
   Остальное было на словах.
   В Вавилоне книжники корпели,
   Так за доминантный ген радели,
   Как за немцев Людвиг Фейербах.
  
   Расы чистоту они спасали.
   Иезекииль и иже с ним
   Всё, что на досуге написали,
   С помощью левитских эмиссаров
   Переслали в Иерусалим.
  
   Как Ильич в зашторенном вагоне,
   В Иерусалим спешил прибыть
   Сам Ездра, мудрец из Вавилона.
   Геноцида им вопрос решённый
   В практику задумал жрец внедрить.
  
   Артаксеркс с названьем Долгорукий
   Был отъезду несказанно рад,
   Не страшила долгая разлука...
   Царь Ездре из Персии без звука,
   Для охраны выделил солдат.
  
   Миру навязать свою доктрину
   И не оказаться на мели
   Можно только способом старинным -
   Деньги отыскать, прикладом в спину...
   И левиты спонсоров нашли.
  
   (Как могла левитская та секта,
   Всех жрецов по пальцам сосчитать,
   Подчинять царей себе, при этом
   Пользовать их за марионеток,
   И во власть масонов назначать?
  
   Как смогла разрушить Лигу Наций,
   Воссоздать из праха Израиль
   И на деньги всех американцев,
   Скупердяев, лохов и засранцев
   Наклонить арабов, как ковыль?
  
   По сей день то остаётся тайной.
   Действия Сионских мудрецов,
   Протоколы, ложи и собранья
   Появились в мире неслучайно
   И отнюдь не выдумки глупцов.)
  
   На весь мир не наберёшься страха,
   Как бы ни был грозен их пророк.
   Всем глаза закрыть единым махом -
   Коротка для этого рубаха,
   И дерьмом не запасёшься впрок -
  
   Говорил о сладости фекалий
   Преподобный Иезекииль.
   (Наш Сорокин в "Детях Розенталя",
   Экскременты где вовсю летали,
   Повторил его высокий стиль.)
  
   Верим в Бога мы - всего лишь слоган
   Там, где самый главный правовед
   Держит мир не хуже осьминога...
   Если деньги вам заменят Бога,
   Значит, царь у вас не в голове.
  
   На одном всем троне не усесться,
   Только избранным, а прочих - в грязь.
   От природы нам своей не деться.
   Деньги для левита только средство,
   Способ удержать над миром власть.
  
   С Божьей помощью изжить свой комплекс
   Предложил Ездра всем без помех.
   (Многие купились, мне сдаётся,
   Не на гордость, что не продаётся -
   На гордыню, самый страшный грех.
  
   Спесь людская трясогузкой бьётся
   В кулуарах узенькой души.
   На тщеславие наш мир повёлся,
   Что цивилизованным зовётся
   И уйти с арены не спешит.
  
   Эгоизм нам засоряет бронхи,
   Прихоть формирует интерес,
   Самомнение сидит в печёнках,
   Лишь Христос с его душою тонкой
   Мерзостям земным противовес.)
  
   Самый тяжкий грех из всех развратов,
   Чем особо можно раздражить
   Бога племенного - то не с матом
   В дом чужой врываться с автоматом,
   Иль о милосердии блажить,
  
   В праздности валяясь на диване
   (Не накажет Бог за ерунду).
   Всего хуже - сделать изваянье,
   Дать предмету мерзкое названье,
   И пред фетишом справлять нужду.
  
   Моисей глядел как будто в воду,
   Будущность слагая в голове,
   И накаркал скверную погоду:
   "Вас рассеет Бог по всем народам
   Удалит, оставит в меньшинстве.
  
   Идолам, из дерева и камня
   Сделанных руками, вам служить.
   Не едят они, не обоняют"...
   (Даже, извините, не воняют,
   Как заброшенные гаражи,
  
   Где бомжи в подпитии гуляют
   И ментов прибытия не ждут,
   За палёной водкою сгоняют
   И уже без фетишей справляют
   Далеко не малую нужду.
  
   Что им до заветов и скрижалей?
   От лохани их не оторвёшь.
   В мир, где воздух спертый от фекалий,
   Моисей тащил святые камни,
   А ему кричали, куда прёшь?)
  
   "Лишь когда, народ, ты будешь в скорби,
   Что придёт в последствие времён,
   Не забудет Бог тебя, накормит,
   От чумы излечит и от кори,
   Ибо молод ты и несмышлён.
  
   Твой Господь, есть Бог наш милосердый
   (Но смотря, позвольте, для кого).
   Не накажет Он тебя (как сербов),
   Если в прилежании усердный
   Гласа ты послушаешь Его.
  
   (Не напустит на тебя албанцев),
   Не забудет давний свой обет -
   Всем вам в Палестину перебраться,
   В Иордане радостно плескаться,
   Каску сняв, а с ней бронежилет".
  
   Моисей весьма косноязычен,
   Как мы помним, от природы был,
   Отличался силищею бычьей,
   А сейчас в крутом его обличье
   Иезекииль заговорил
  
   (Слогом не могу не любоваться):
   "Испроси у прежних ты времён,
   Бывших до тебя..." Моих оваций
   Здесь не хватит, до того признаться,
   Стал велеречив он и умён,
  
   Словом укротил народ дремучий,
   Успокоил ветер в головах -
   Сам Господь агрессору попутчик,
   Изложил закон для самых лучших,
   Но не на скрижалях, на словах.
  
   К слову говоря и эти камни
   От народа спрятали жрецы.
   Выручало "устное преданье".
   Кто не верил - предавали казни,
   Как о том писали мудрецы.
  
   ГЛАВА 5
  
   Созвал Моисей весь Израиль, сказал им:
   "Все постановленья прослушайте здесь
   Не те, что давно заключались с отцами,
   Но с нами, которые живы и есть.
  
   Поставил завет с нами Бог на Хориве
   Лицом к лицу с вами в свеченье огня.
   Его вы чурались, боялись сгорите
   И в гору идти заставляли меня.
  
   Законы, что я изреку в ваши уши,
   Старайтесь запомнить без обиняков
   И впредь исполнять. Тем, кто слово нарушит,
   На жительство вид дам в стране дураков".
  
   Затем Моисей перечислил по пунктам
   Всё, что нарушать может лишь идиот,
   За что оторвёт Иегова башку нам
   (А может случиться и не оторвёт).
  
   Со многим в учении буду согласен,
   Особенно где не кради, не убий,
   Не прелюбодействуй (пока ходишь в ясли),
   И в старости матери сын пособи.
  
   Но есть в правоте Иеговы сомненья -
   Зачем до четвёртого рода детей
   Господь наказует всех без сожаленья
   За то, что отец оказался злодей?
  
   Неужто подпорченный ген доминантный
   Запутался где-то в сети хромосом,
   Но вылезет в детях наружу обратно
   И сходство с отцом обнаружит потом?
  
   Вопрос Иегова решил кардинально -
   Когда внучек в деда пойдёт - это факт,
   То за прегрешенья папаши канальи
   Детишек ссылать превентивно в Гулаг.
  
   "Жены не желай, и на собственность ближних
   Завистливый глаз, иудей, не клади.
   А лучше давай разворачивай лыжи
   И за Иордан оттянуться сходи.
  
   Иди по пути, что Господь повелел нам.
   Шаг вправо, шаг влево, считаю, побег.
   Бери Израиль в руки ноги, колена
   И дуй в Палестину, когда "Лучше всех"".
  
   ГЛАВА 6
  
   Вновь меж строчек вылезает
   Иезекииль пророк,
   Так красиво излагает,
   Что душа огнём пылает,
   Моисей бы так не смог.
  
   "Исполняй заветы, милый,
   И Господь тебя храни,
   Наберись от Бога силы,
   Будешь счастлив до могилы,
   Да продлятся твои дни.
  
   Слушай, Израиль, исполни
   Букву и закона дух,
   Сыновей, которых поднял,
   К Богу приобщи сегодня,
   Абсолютный дай им слух
  
   Слушать Господа. С излишком
   Даст всего вам Казначей
   И обучатся детишки,
   Начитавшись умной книжки,
   По земле скакать ничьей.
  
   Молоко течёт там с мёдом.
   Не бери туземцев в счёт,
   С незапамятного года
   Лишь для Моего народа
   Молоко у них течёт.
  
   Впредь покоем наслаждайся,
   В том краю, куда веду,
   Размножайся, обнажайся,
   Всем народом погружайся
   В кисло-сладкую среду.
  
   В сердце вашем да пребудут
   Добрые слова сии,
   Детям их внушай повсюду,
   Воспитай из них Иуду,
   От него ведёте дни.
  
   Сидя в доме и вставая,
   Второпях и не спеша,
   Господа благословляя,
   Кадром вставленным мелькая,
   Детям правила внушай.
  
   Пусть повязкой над глазами
   Они будут. Слов тех знак -
   Распорядок, расписанье.
   То не просьба - указанье,
   Воспитанье не пустяк,
  
   Транспаранты на воротах
   Пусть украсят косяки:
   Не работаем в субботу!
   Богу молимся охотно!
   Неевреи - дураки!
  
   Бог введёт тебя в ту землю,
   Клялся в чём отцам твоим.
   Иордан не обмелеет,
   Так иди туда смелее,
   Топай в Иерусалим.
  
   Рай не с фигою в кармане
   Иегова обещал.
   Даст народу, не обманет
   Он колодези из камня,
   Что еврей не высекал,
  
   Города отдать изволит,
   Виноградники, поля.
   Это не играет роли,
   Что еврей дома не строил
   От фундамента нуля,
  
   Будет косточкой плеваться
   От маслин, что не сажал...
   Здесь одна боязнь - зазнаться,
   К Богу впредь не обращаться,
   На готовом возлежа".
  
   Заживёт сын жизнью новой.
   Бывший фундаменталист
   Позабудет про основы,
   И свидетель Иеговы
   Вдруг окажется баптист.
  
   Господа вы не гневите.
   На семитов если Бог
   Осерчает, то Ревнитель
   Выставит народ-вредитель
   С Палестины за порог.
  
   И пойдёт народ скитаться
   Вдалеке от Отчих глаз.
   В проруби ему болтаться,
   По притонам развращаться,
   Что случалось много раз.
  
   ГЛАВА 7
  
   Долго я понять пытался,
   Чем племён семитских братство
   Вызвало Господень гнев?
   Не взлюбил Бог Гергесеев,
   Аморреев, Хананеев
   С окончанием на ев
  
   Ферезеев и Хеттеев,
   С ними же Иевусеев
   И Евеев, числом семь
   Приказал изгнать народы...
   Слушать "Радио свободы"
   Приобщился Моисей.
  
   Наущенья Иеговы
   Приведу я слово в слово:
   "Всех заклятию предай,
   Пусть тебя они сильнее,
   Многочисленней и злее -
   Ты в союзы не вступай
  
   С ними, не щади, гони их.
   За намеренья благие
   Почести тебе воздам.
   От Меня не отвращайся,
   С дочерьми не развращайся,
   Не служи иным богам.
  
   Жертвенники их курочьте,
   Вырубайте смело рощи,
   Ибо вас Господь избрал
   Не за то, что маломощны
   Или родом из рабочих
   И не нажили добра -
  
   Я вас взял, чтобы размножить
   До пределов невозможных..."
   (Когда племя победит -
   Всех буржуев, адвокатов,
   Как в семнадцатом, с лопатой
   На работы отрядит.
  
   Клади больше, кидай дальше,
   Делай, что тебе прикажет
   Всех народов командир.
   С тем охранником на вышке
   Даже прошлого отрыжка
   Будет строить новый мир.)
  
   "Я Господь твой, Иегова.
   Не тебе махать совковой.
   Клятву дал Я праотцам:
   За растленье малолетних
   Виноватые ответят.
   Отомщу Я, Аз воздам.
  
   Мир от мерзости врачуя,
   С телевиденья начну Я,
   Провода пооборву
   И своих не пожалею,
   На Останкинской аллее
   Вместе с башнею взорву.
  
   С Макашовым, славным малым,
   И с Прохановым бывалым
   Искрошу ТиВи в лапшу.
   А потом с лицом потухшим
   За сынов моих заблудших
   Я и этих порешу.
  
   Хает кто Меня публично,
   Тому лично клюв начищу.
   Тем же, кто Мой щит и меч,
   В Балтику трубу упрятав,
   Столько газа дам ребятам,
   Всей Европою не сжечь.
  
   Возлюблю Я их, размножу,
   Охраню от жаб и рожи,
   Что в Египте напускал.
   Всем, кто плюнул на работу
   И блаженствует в субботу,
   Дам в июле отпуска.
  
   Днём на солнце грейте тело,
   Ночью пользуйте умело,
   Отрывайтесь, Я прощу,
   От рождения бесплодной
   Ни одной овцы подобной
   Среди вас не допущу.
  
   Израиль, не стань растяпой
   И за всё, что здесь оттяпал,
   Ты держись как за своё
   До последнего барана,
   И в земле обетованной
   Славное начни житьё,
  
   Бей туземцев, но помалу,
   Чтоб зверья не набежало,
   Потерпи с десяток лет.
   Бог великий твой и страшный
   В вашей схватке рукопашной
   В руку даст тебе стилет.
  
   При подобном отношенье
   Многолетнее растенье
   Постепенно отомрёт.
   (И тогда Своим пришельцам
   Бог евреев с лёгким сердцем
   Новый установит МРОТ.)
  
   Обобрав сей край до нитки,
   Соберём свои пожитки,
   В новый выступим поход.
   Ради славы и господства
   Выше знамя скотоводства
   Подними, Мой скотовод".
  
   Крестоносцам, реваншистам
   Воздаётся в мире быстро,
   А еврейский взять вопрос -
   Подстрекателям умелым
   Как самим не надоело?
   Мир устал от Холокост.
  
   На сынах с судьбой превратной
   За их спесь неоднократно
   Вымещали люди месть.
   Чтобы было тем ковбоям
   Падать с лошади не больно,
   На корову надо лезть.
  
   ГЛАВА 8
  
   Слышал я от демократов,
   Что покорность за гроши,
   Рабство по ведру на брата
   Мы впитали словно вата
   Всеми фибрами души.
  
   Чуть просохли, тем не мене,
   Сколько б нам ни суждено
   Грязь отряхивать с коленей,
   Не стереть нам в поколеньях
   Родовое то пятно.
  
   Хакамады лицедейство
   Меня вовсе не проймёт.
   Ведь в истории с еврейством
   Не за рабство драли пейсы,
   А совсем наоборот.
  
   Сорок лет, чтоб сбить гордыню
   Что иных грехов страшней,
   Пока сами были в силе,
   По пескам народ водили
   Аарон и Моисей.
  
   Иегова им в дорогу
   Путевой лист подписал,
   Дал скрижали им в подмогу,
   Пусть громоздкие немного,
   Но весомые весьма.
  
   За мозоли и нарывы
   Обещал им Бог прогресс,
   Благоденствие и рынок.
   Укрепит души порывы,
   Приземлённый интерес.
  
   Праведны, благополучны
   Меркантильные сыны,
   С Иеговой неразлучны,
   Земли лучшие получат,
   А не в поле валуны.
  
   В мировые выйдут судьи.
   Денег даст им Бог и прав,
   Заживут они как люди,
   При условии, что будут
   Исполнять Его устав.
  
   А чего б и не исполнить,
   Если им за чей-то счёт
   Закрома даст Бог наполнить,
   В Иордан нырнуть в исподнем,
   Там где ряженка течёт?
  
   Кто не даст сынам маслины
   Рвать, в Германию скот гнать,
   Как нацистам с Украины,
   Всё богатство Палестины
   Под шумок к рукам прибрать?
  
   Действие весьма паскудно -
   Разрушать чужой чертог.
   Кто с налётчика прилюдно
   Блажь собьёт и пыл остудит,
   Если за него сам Бог
  
   Создаёт супердержаву,
   Лично Сам вступает в бой?
   То суровый, то лукавый
   Может ли тот Бог быть правым?
   Может, если племенной.
  
   Мелкие божки тщеславны,
   В жертву принимать быков
   Могут за народ исправно,
   Посягнув на чьё-то право.
   Иегова не таков,
  
   Всех в руках держал (как Сталин),
   С неба манною кормил.
   Вкус её отцы не знали
   (Да и Сталин знал едва ли,
   Хоть Иосифом он был).
  
   Доказал всем Иегова,
   Что когда желудок пуст,
   Не единым хлебом голод
   Утоляется, но словом,
   Исходящим с Божьих уст.
  
   На маяк Александрийский,
   В край, где молоко и мёд,
   Со своей пустою миской
   Шли евреи в путь неблизкий,
   Прихвативши пулемёт.
  
   Курточка, подбита пухом,
   Не ветшала сорок лет,
   И нога сынов не пухла,
   К небу обративши ухо
   Шли за облаком след в след.
  
   Так тропой проходят волки,
   Когда учат свой приплод.
   Бог евреев вёл за холку,
   Вскоре всплыли их ермолки
   Вблизи кисло-сладких вод
  
   Той земли обетованной,
   Где свернулось молоко
   От набега ожиданья.
   Голос свыше назиданья
   Им вещал из облаков:
  
   "Храни заповеди Бога,
   По путям Его ходи,
   (Не обходчиком вагонов
   Молотком колёса трогай)
   Место Господа в груди.
  
   Ты Его любить не бойся,
   Час настанет, за плетнём
   Прояви своё геройство...
   (Не получится, так смойся,
   И гори оно огнём.)
  
   А пока смири гордыню
   И вдали от берегов
   Среди запахов полыни
   Отмоли грехи в пустыне.
   Много на тебе грехов
  
   Накопилось, что печально.
   С высоты Я слышу стон -
   То как девица скучает,
   Палестина докучает,
   Замуж просится в полон.
  
   По щекам её потоки
   Из долин выходят, с гор
   Ледники струят истоки.
   Реки там чисты, глубоки
   Вяжут голубой узор.
  
   Без тебя вода уходит,
   А плескалась по края.
   (При засушливой погоде
   Вся она на огороде.
   Чем скажи не Сыр-Дарья?)
  
   Ячменём, овсом, пшеницей
   Колосятся там поля.
   Край языческих традиций,
   Унижений и амбиций -
   (Это родина моя.
  
   Извините, что отвлёкся.)
   Там маслины и гранат.
   Кто в краю том обживётся
   Будет пожинать колосья,
   Виноград давить в ушат".
  
   И семиты не стеснялись -
   За три века до жрецов,
   Когда те в процесс вмешались,
   По чужим девчонкам шлялись,
   Дело славное отцов
  
   Размноженья продолжали
   (В деле этом всяк мудрец),
   Без нужды не убивали,
   Скот и женщин воровали,
   Покупали, наконец.
  
   И пока они плодились,
   Сообща глотая пыль,
   Государства появились,
   Что потом объединились,
   Иудея, Израиль.
  
   Съехались, потом распались,
   Поделили образа,
   Успокоились едва ли
   И друг другу патлы драли
   (Как Владимир и Рязань.)
  
   Появляется тут секта
   В Иудее из жрецов.
   Как цветастые буклеты
   Составляются заветы
   И Писания отцов.
  
   Племенные суть нацисты
   В те лихие времена
   Дали повод убедиться -
   Где сильны однопартийцы,
   Там гражданская война.
  
   Прежде чем с врагом сражаться -
   Всех подзуживал Ездра -
   Надо нам размежеваться,
   Богоизбранным назваться
   В Палестину когти драть,
  
   Там набычиться, надуться
   И тогда нас ждёт успех.
   А сторонники найдутся,
   Даже в маленьком кибуце
   Будет тот, кто "Лучше всех".
  
   Значит, право он имеет
   Делать, что претит другим.
   Дело вовсе не в евреях,
   Их жалеть куда вернее,
   Больше всех досталось им.
  
   Рот иной пророк осклабит,
   Дескать, наступил момент...
   Где гордыня, там тщеславье.
   Всех погубит и ославит
   Параноик-импотент.
  
   Третий Рейх иль Рим - всё скотство,
   Два других - зола и туф.
   В третий раз когда неймётся,
   То не доблесть и упорство -
   Это глупости триумф.
  
   Ненависть плодит кошмары,
   В пропасть фобия ведёт.
   Строить мир однополярный -
   Значит, быть последней лярвой,
   А не первой, скотовод.
  
   Правда, древние левиты,
   Составляя свой талмуд,
   Знать не знали, что элиты
   В нём воспетые - бандиты
   Всех семитов перебьют.
  
   Не влияют на тональность
   Форма носа и кострец,
   Цвет волос, национальность.
   Элитарность это данность,
   Обособленность, процесс,
  
   Я скажу, довольно мерзкий.
   Иегова это Бог
   Всех племён, родов еврейских,
   Но в масштабах всеселенских
   Нюрнберг его итог.
  
   Что бы мы ни сотворили,
   На всём Божья есть печать.
   Как бы Бога ни любили,
   Всё одно Отца гневили
   И за это отвечать
  
   Впредь придётся, экзекуций
   Нам не избежать, в не ковыль
   Хорошо бы не уткнуться,
   В лужице не захлебнуться...
   Так что слушай, Израиль:
  
   ГЛАВА 9
  
   "Ты теперь идешь за Иордан
   Овладеть землёю и народами.
   Эта первобытная орда
   Вздорная подчас и сумасбродная.
  
   Города туземцы возвели,
   До небес воздвигли укрепления.
   Многочисленней иной земли
   Те аборигены в поселениях.
  
   Предком их был исполин Енак
   И сыны его великорослые,
   С голову осла у них кулак,
   И такие же они безмозглые.
  
   Те народы больше и сильней
   Чем Мой Израиль, за всех страдающий,
   Но из всех иных чужих огней
   Мой огнь будет самый поядающий,
  
   Истреблять ему любую плоть,
   Низлагать народ, упасть желающий.
   Это потому, что Я Господь
   Пред тобой иду всех повергающий.
  
   Скоро ты погубишь тех людей,
   Их поля, леса возьмёшь и прочее,
   Но не потому, что ты добрей,
   Просто люди те тебя порочнее.
  
   Потому прошу, Мой сын, - не лги,
   Что евреев Бог призвал за праведность.
   Нечестивцы все - Мои враги.
   От тебя Я натерпелся гадостей.
  
   Не за прямоту и правоту
   Ты наследуешь, что Мной обещано.
   Вверг Меня Израиль в колотун,
   Из двух зол заставил выбрать меньшее.
  
   Первобытный дикий ритуал
   С девками распутными и плясками
   Иегову попросту достал
   Жертвоприношеньями дурацкими.
  
   Там, где плод любви запретной жгут,
   Ведьмы голые в золе катаются,
   От костров, судилищ там и тут
   Души убиенных поднимаются,
  
   Искрой исчезают в темноте
   И без покаянья в небе маются.
   Жертвы принося богам не тем
   Самоедством люди занимаются.
  
   Бал свой правит Молох шарлатан
   И другая мерзость первозданная.
   От шаманов стонут Ханаан,
   Иордан, земля обетованная.
  
   Прекратить бесчинства у реки
   Ангелы не в силах, не двужильные.
   И пришлось Мне сердцу вопреки
   Выбрать тот народ Своей дружиною".
  
   Выбор был у Бога небольшой -
   Из других племён ещё распущенней,
   Прилепился к избранным душой,
   Не найдя материала лучшего.
  
   Никакой внезапной новизны
   Не добиться нам мозгами куцыми.
   Только с уменьшеньем плохизны
   В мире происходит эволюция.
  
   Мир исправить за единый миг,
   Что ежа родить без напряжения.
   Убивать чужих, а не своих -
   Уже это стало достижением.
  
   Самоедов надо истреблять,
   В жертву кто несёт детей - тем более.
   Их достойно гнать и убивать...
   Вот левиты их и отфутболили.
  
   Иегова вовсе не палач,
   Лесорубы - люди первобытные.
   Кто по щепкам поднимает плач
   Не экологи скорей, а нытики.
  
   Миру чтоб чуть-чуть получше стать,
   Бог призвал евреев, те не спорили.
   Но народ, взойдя на пьедестал,
   Сам попал под колесо истории.
  
   Возомнив, что в мире "лучше всех",
   Жрец всех доведёт до мракобесия.
   Грех гордыни, самый страшный грех,
   Поразит сословие еврейское.
  
   Чего больше этнос тот принёс
   В мир добра иль зла - молчит Писание,
   Но страдать ему от Холокост
   И другого вида наказания.
  
   Сын Израиля, прости всех нас,
   Хоть не мы тебе те беды кликали.
   Ты ещё отметишься не раз,
   На дела заточенный великие.
  
   Баобабом возмужал сынок,
   В мире у сынка теперь всё схвачено.
   Только есть за ним один должок -
   Долг за Палестину не оплаченный.
  
   Истинный, по нашим меркам, Бог,
   Хоть по метрикам - Сын человеческий,
   Он простит сынам и этот долг.
   Потому одно у нас отчество.
  
   ***
  
   (Встань на позицию природы,
   Представь, в эпоху перемен
   Народ нетитульной породы
   Живей стал чем абориген.
  
   В столице отворились ставни.
   Двор проходной у нас теперь.
   Традициям согласно давним
   Тащить удобней через дверь.
  
   Законы шлёпает в законе
   Очередной бандитский клан,
   А кто пока ещё на зоне,
   Сидит, потягивает план.
  
   Где полстраны хвостом виляет
   И процветает кумовство,
   Здесь никого не удивляет
   Единоверия родство.
  
   Татары правят на вокзале,
   Азербайджанцы там и тут
   На рынках бабок разогнали,
   Аборигена кровь сосут.
  
   Где мутная вода в ненастье,
   Евреи сплошь по берегам,
   Подальше от публичной власти,
   Поближе к целевым деньгам.
  
   На общаке сидят грузины,
   Наркотики везёт туркмен,
   Чеченцы все на лимузинах...
   А что же наш абориген?
  
   Его так ловко обобрали,
   Что он в поддёвке до сих пор.
   Знать, правильно папаша Дарвин
   Врал про естественный отбор.
  
   И скоро в школе дефективных
   Среди предметов "Банк", "Бутик"
   Введут, пока факультативно,
   "Великий матерный язык".
  
   Как поступить живой природе,
   Чтоб сохранить России честь?
   Исправить что-нибудь в народе
   Или оставить всё, как есть?
  
   Укус на теле рассосётся,
   Порозовеет красный цвет
   И к паразитам разовьётся
   Естественный иммунитет.
  
   Развесит стяги на заборе
   Антисемитское жульё.
   И дело вовсе не в отборе,
   А просто каждому своё.
  
   Одним - Бог дал служить Отчизне,
   Другим - богатство, третьим - власть.
   Но в поисках счастливой жизни
   Бог запретил у нищих красть.
  
   Воздастся хитрожопым строго.
   Не ведает иной шакал -
   Не руки коротки у Бога,
   А час расплаты не настал.
  
   Кому вскрывать на зоне вены,
   Кому бежать из гиблых мест,
   А вечному аборигену -
   С достоинством нести свой крест.)
  
   ГЛАВЫ 10-11
  
   "В то время сказал мне Господь... (Моисею
   Задумалось вновь изложить одиссею
   Скитаний своих, что он делал не раз,
   И мы вместе с ним повторим тот рассказ).
  
   ...Себе две скрижали, подобные первым,
   Разбитым тобою, когда сдали нервы,
   Ты вытеши, в гору взойди без помех
   И сделай для них деревянный ковчег.
  
   Я вновь напишу для тебя с падежами
   Слова, что в себе содержали скрижали.
   Я помню, как ты изменился в лице,
   Узнав, сколько золота было в тельце.
  
   В ковчег аккуратно ты камни положишь
   И следовать будешь потом непреложно
   Словам, числом десять, что Я написал...".
   Такое заданье мне Бог тогда дал.
  
   Все выполнил я указания точно,
   Господь возложил на меня полномочья
   Возглавить сынов до скончания дней,
   Основу основ донести до людей.
  
   В то время Господь призывает левитов
   Служить Ему честно, достойно, открыто,
   Ковчег поручает носить не спеша
   И именем Бога вопросы решать
  
   То благословляя, а то проклиная.
   Ключи им от рая Господь доверяет.
   Поныне права те имеет левит
   И связкой от рая над ухом звенит.
  
   Поэтому нет у левита удела
   С братьями от лучших земель передела.
   Его Иегова утешить сумел,
   Сказав, что Господь есть левита удел.
  
   На этой горе, как и в прежнее время,
   Я, ваш Моисей, облечённый доверьем,
   Без пищи провёл сорок дней и ночей
   И столько узнал, как иной книгочей.
  
   Беседу я вёл за твои интересы,
   То жертвой тебя выставлял, то балбесом,
   Дитём неразумным. За твой беспредел
   Господь погубить тебя не захотел,
  
   Имел на ребёнка Бог виды иные,
   Вручил мне скрижали и карты штабные,
   Торжественно встал, даже руку пожал
   Успеха в походе сынам пожелал,
  
   А мне приказал: "Встань, пойди пред сынами
   С ковчегом завета и под образами.
   Пусть люди поймут, что в огне брода нет
   И выполнят Мой пред отцами обет.
  
   Землёй Палестины пускай овладеют
   Мои проходимцы, Мои прохиндеи.
   И пусть иудеев поможет праща
   Мне выполнить всё, что Я наобещал".
  
   Итак, что Господь от Израиля хочет? -
   Того, чтобы сын, Ханаана обходчик,
   Ходил бы с кувалдой путями Его,
   Любил и боялся Его одного,
  
   Во всём соблюдая запреты, заветы
   Был к Богу душою и сердцем конкретно
   Привязан при этом, куда бы ни шёл,
   Всегда дабы было ему хорошо.
  
   На небе, в пыли и в пучине глубокой
   Вся живность земли во владении Бога,
   Любая пред Ним пресмыкается плоть,
   Но только отцов твоих принял Господь
  
   И их возлюбил. Бог отцов твоих семя
   В пробирке хранит, чтоб во всякое время
   Плодить Свой народ у великой реки,
   А прочие все для Него сорняки.
  
   Плоть крайнюю сердца обрежьте, родные,
   Не будьте пред Богом впредь жестоковыйны.
   Во гневе Он страшен, в прощенье велик.
   Он Бог всех богов и Владыка владык.
  
   Не смотрит на лица, Его не обманет
   Ни внешность крутая, ни фига в кармане,
   Щенками борзыми даров не берёт,
   В суде выступает за вдов и сирот.
  
   Своих опекает и любит пришельца,
   Одежду даёт, хлеб, постель, полотенце.
   Накормит пришельца прислуги скорей,
   Особенно если пришедший еврей.
  
   Любите и вы, ибо сами вы были
   В Египте пришельцы, где вас не взлюбили.
   Тогда египтян поразил страшный мор,
   То месть Иеговы, о чём разговор.
  
   Озёра всмердели и рыба протухла,
   Всё градом побило и шпанская муха
   Заела всех так, что не сходишь на двор,
   От жаб руки в цыпках у них до сих пор,
  
   А ваши чисты. (Деньги грязь - люди знают,
   Но руки не моют они - потирают,
   На грязи прилипшей свой сделав гешефт
   На чьём-то несчастии руки нагрев.
  
   Про деньги и грязь свой урок гигиены
   С трибуны Медведев проводит отменно,
   Советы даёт - руки не потирать,
   А мыть регулярно и взяток не брать.
  
   Его чистоплюи, мундир чтоб не пачкать,
   Давно уже деньги считают в перчатках.
   Зюганов кричит - по рукам дать, где лом,
   И требует грязь отмывать кипятком.
  
   Коррупция лома прочней и грязнее,
   Не ясно одно, как нам справиться с нею?
   А ломом по лому с размаха лупить
   Отдачею можно все руки отбить.
  
   Представил картину - все руки отбиты,
   Карманы суровою ниткой зашиты,
   Стоит наш чиновник, безрукий урод
   Как малый ребёнок всю грязь тащат в рот.
  
   Сам Путин, едва стал премьером повторно,
   Решил чистоту навести в той уборной -
   Грозит богатеям желудки вскрывать
   Достать всё, что съели, и бедным раздать.
  
   Как несостоявшийся предприниматель
   Я сам бы хирургу вложил в руку скальпель...
   Хоть пепел Клааса мне в сердце стучит,
   Но мир не улучшит "Великий почин".
  
   Горячее сердце и чистые руки,
   Как много они принесли людям муки
   Истории нашей покажет урок...
   Послушаем лучше, что скажет пророк.)
  
   В Египет лишь семьдесят прибыло наших
   Отцов-пилигримов. В условиях страшных
   Мы жили, плодились усталости без,
   Зато нас сегодня как звёзд у небес.
  
   Господь наша сила, спаситель, радетель,
   Пред всем сионизмом за сына в ответе.
   Всем сердцем к нему, Израиль, прилепись,
   Одним только именем Бога клянись.
  
   Итак, люби, сын, Иегову и бойся.
   Для этого помни ты Бога геройства,
   Простертую руку Его и мышцу,
   Не видев ни разу Его на плацу.
  
   Что сделал Он с войском Египта, ты вспомни,
   Царя-фараона довёл до агоний,
   Когда с Посейдоном союз заключил
   И все колесницы царя утопил
  
   С конями, возницами. Чермное море
   Пред Ним расступилось, а в том коридоре
   Накрыло огромной волною всех тех,
   Кого наш Господь наказанью подверг.
  
   А что сделал Он с Авироном, Дафаном?
   Он их схоронил даже без целлофана.
   Разверзла земля рот и в этом проём
   Греховный их род поглотила живьём.
  
   Шатры их, имущество, жёны и дети
   Ушли навсегда, только память на свете
   Осталась об этих великих делах,
   Что вряд ли свершил бы иной вертопрах.
  
   (Иной патриарх, здесь я оговорился.
   Любой катаклизм может в мире случиться.
   Легко оборвать жизни тонкую нить,
   Здесь важно, как тот механизм объяснить.)
  
   Глаза твои видели это, Израиль
   За тем, чтобы люди закон соблюдали.
   (Когда в Ханаан на побывку придут,
   Их быстро отвыкнут, ведь здесь вам не тут -
  
   Как нам в лагерях говорили когда-то
   Отцы-командиры. Недолго солдатом
   Я в армии пробыл, с битьём не знаком,
   Но знаю устав и её лексикон.)
  
   Земля, что Господь нам всем рекомендует,
   Куда сорок лет по пустыне веду я
   Народ, чтоб отторгнуть чужие поля -
   То вам не Египта скупая земля,
  
   Где в лунку, мой сын, опустив своё семя
   Его поливать ты обязан всё время,
   С водою гонять как в масличный свой сад,
   Где влажность земли - это мокрый твой зад.
  
   Когда вы придёте в край обетованный,
   Вас ждут там биде и душистые ванны.
   Никто за собой там не тащит бидон,
   Кран не перекроет тупой управдом.
  
   В тот край, о котором Господь твой печётся,
   Дождями небесная влага стечётся.
   Там Господа очи наполнены слёз,
   Росою они упадут на покос.
  
   Любуясь на лучших сынов из народа,
   Расплачется от умиленья природа,
   На землю прольётся дождями зело
   (Вот только картошку бы не залило).
  
   Накормят скотину луга заливные,
   Наливку сыны будут делать из сливы
   И с мыслью о Боге лежать и блажить,
   Иными словами, научатся жить.
  
   Но если Господь вдруг устанет от ябед,
   Иных нечестивцев - захлопнутся хляби,
   Небесные краны закроются враз
   И станешь ты Господу, сын, как балласт.
  
   Бог в гневе своём будет засухой мучить
   Того, кто по жизни Ему не попутчик,
   И жаждою страшной потом изживёт
   Вас с доброй земли, куда нынче ведёт
  
   Путями Господними. На полустанке
   Сын, не загостись у распутной гражданки,
   От женщины той в предрассветную рань
   От поезда нашего, сын, не отстать.
  
   (Пыхтит паровозик наш по расписанью,
   В Эдем нас доставит он без опозданья.
   А тот, кто его отправленье проспит,
   Уже не догонит состав на такси.
  
   Застрял я, похоже, на том полустанке,
   Но с целью иною, не ради гражданки -
   В другую мне сторону ехать совсем,
   Зачем мне тогда распрекрасный Эдем?)
  
   ГЛАВЫ 12 -13
  
   Не казаться голословным
   Мне поможет Моисей.
   Повторю его законы
   Установок для дракона
   Изощрённей и страшней.
  
   Все места вы истребите,
   Жертвенники дураков
   Разнесите, в прах сотрите,
   Так велит наш Повелитель,
   Иегова, он таков.
  
   Там где дерево ветвисто,
   Но душком осквернено
   Приношеньем фетишиста
   Или духом атеиста,
   Со всей рощей заодно
  
   Вы немедленно сожгите
   Под неистовство бравад.
   Пока солнышко в зените
   В дом к себе не заносите
   Даже сучья на дрова.
  
   (Радуют глаз активиста
   Вокруг Львова тополя.
   Там Украйны особистам
   На суках дерев ветвистых
   Есть где вздёрнуть москаля.
  
   Не хотят, чтоб было тесно
   Всем висеть, лес берегут.
   Ведь тогда еврею место
   С москалём проклятым вместе
   Лишь с трудом они найдут.)
  
   Если вдруг пророк восстанет
   Иль сновидец вам на вид
   Чудо, знаменье представит,
   Отольёт тельца из стали,
   Отстучит и возопит:
  
   Вслед иных богов все вместе
   Мол, пойдём, и не к Отцу
   Этот путь - в порыве мести
   Ты убей его на месте,
   Как паршивую овцу,
  
   Горло перережь паскуде.
   Ну, а если тот пророк
   Вдруг сопротивляться будет -
   Пусть придут другие люди
   И собьют паршивца с ног,
  
   С ним расправятся жестоко -
   Камень, Иордан, мешок...
   В сумасшедших мало проку,
   Нет в отечестве пророка
   И не надо. С нами Бог.
  
   В душу к вам в одно мгновенье
   Он войдёт насчёт любви
   Разузнать - что есть сомненья?
   Под чужое песнопенье
   Господа ты не гневи!
  
   Слов не слушайте провидца,
   Чрез сие ревнивый Бог
   Проверяет, что вам снится,
   В действии Его таится
   Провокация, подлог.
  
   В дом вошёл, жена с порога
   Начинает, тварь, блажить:
   Надоела синагога,
   Мол, убранство в ней убого,
   Я в мечеть хочу ходить.
  
   Не иначе появился
   В её жизни ваххабит.
   Женщина, она ж актриса,
   Для неё постель кулиса...
   Муж спокойствие хранит.
  
   Мало ли что в те минуты
   Благоверная несёт,
   Верить ей - что воду в ступе...
   Но от Господа отступит -
   Лично грешницу убьёт,
  
   Сотворить не даст кумира,
   Бога выполнит приказ.
   Иегова правит миром,
   И команду майна, вира
   Выполнять нам каждый раз.
  
   Если брат родной иль сводный
   Призовёт к богам другим,
   Принесёт маршрут подробный,
   Булочкой поманит сдобной -
   Ты не соглашайся с ним.
  
   Если дочь, жена на лоне,
   Близкий закадычный друг
   Усомнятся, что на троне
   Иегова, Бог в законе,
   Ты на друга - тук, тук, тук.
  
   Да не пощадит их глаз твой,
   Не жалей, не прикрывай,
   Дело то предай огласке.
   Близкий враг чужих опасней.
   Без стеснения сдавай
  
   Всех за эти разговоры
   Ты властям. Пойдёт в избе
   Трёп про золотые горы
   У чужих - за наших гордый
   Ты хулителя убей.
  
   Прежде всех на сумасброда
   Ты набрось свою петлю.
   Лишь потом рука народа
   Обезвредит антипода,
   Приведёт врага к нулю.
  
   Подлеца вплоть до убийства
   Ты особо накажи.
   Пусть Израиль убоится,
   И в местах для новых жительств
   Перестанет жить во лжи.
  
   Про миссионеров банду
   Ты народ порасспроси.
   (Кто затеял пропаганду,
   Бандюков собрал бригаду,
   Воду мутит на Руси?)
  
   Жителей предай заклятью
   В ненадёжных городах.
   (Новгородцы нам не братья,
   Если Ганза им приятель
   И Тевтон не вертопрах,
  
   Поражу, пока не поздно,
   Порублю как виноград -
   Думал наш Ванюша Грозный,
   Встал в обиженную позу
   И очистил древний град,
  
   Что изменой был загажен.
   Даже на четвёртый день
   Плавали чернее сажи
   Трупы бородатых граждан
   В славном озере Ильмень.)
  
   Иегова был покруче
   И велел в тех городах
   Скот весь перебить до кучи
   И спустить останки с кручи,
   Всё похерить навсегда,
  
   Разгромить дома до спален,
   Запалить любой чертог,
   Чтобы после из развалин
   Возродиться град опальный
   Ни один уже не смог.
  
   (Разрушая, поджигая,
   Люди Господа завет
   Выполняли радикально.
   Исполнительность такая
   Нам, потомкам, лишь во вред.
  
   Узнаём мы из раскопок,
   В мире шла что за резня.
   Пополняют люди опыт,
   С фолиантов древних копий
   Аккуратно копоть сняв.
  
   Мир в огне, но знают бесы -
   Рукописи не горят.
   Разве что боголюбезный
   Переписчик в келье тесной
   Собственный изложит взгляд
  
   На события и нравы,
   Что любого допекут.
   Так желая мир исправить
   Исполнительный исправник
   Исказит бессмертный труд.
  
   Службу сослужить плохую
   Может сверхретивый жрец...
   О подобном памятуя,
   Даже сдвинуть запятую
   В Книге запретил Творец,
  
   Ни прибавить слова, фразы
   Ни добавить впредь. Собор
   Подтвердил своим указом
   Это правило. Ни разу
   Не случилось с этих пор
  
   Людям текст сменить дошедший
   С века пятого до нас.
   А за тысячу прошедших
   Лет, водой что смыло вешней,
   Скрыл от нас столетий наст.
  
   Право, что за наказанье
   Мне совать курносый нос
   Свой в Священное Писанье?
   Может что-то в подсознанье
   Иегова вбил как гвоздь?
  
   Фрейда я прочёл с разбега
   И подвёл всему итог -
   Ливер жадный - наше Эго,
   В голове царь - Супер-Эго,
   Супер-Нега между ног,
  
   Именно она нас гонит
   Выполнять любой приказ...
   Видно, я фрейдист фиговый -
   В Эго я для Иеговы
   Уголочка не припас.
  
   ГЛАВЫ 14 - 15
  
   Православным я рождён по матери,
   По отцу - Израиля я сын,
   Поровну делю свои симпатии
   Без дробей и глазом не косым.
  
   Полукровка буду по рождению.
   Отутюженное на пару
   Я любое на показ суждение
   Выверну чулком иль разорву.
  
   С уваженьем отношусь я к прошлому,
   Корни наши не рублю с плеча,
   Но когда меня накормят пошлостью,
   Извините, не могу молчать.
  
   Представление о сути святости
   Иезекииль формировал.
   Не могу перебороть предвзятости
   К Моисею за его слова,
  
   Что несёт? - "Старик, не ешь мертвечины
   Никакой, при случае отдай
   Иноземцу ботулизмом меченый
   Тот кусок, а выгорит - продай,
  
   Ибо ты народ святой у Господа"...
   (А другие - дети Сатаны?
   Иноверцам здесь по вере воздано -
   Вовсе не застёгивать штаны,
  
   На дворе сидеть или в подсолнухах,
   Силясь мясо то переварить,
   Вырезку продавшего им потроха
   За дешевизну благодарить.
  
   У меня мозги покрылись инеем,
   Кем мне дальше быть в глазах ребят -
   По какой из моих предков линии
   Идентифицировать себя?
  
   По отца стезе - в мертвоугодники
   Или в торгаши легко попасть,
   А по матери - мы уголовники,
   Если русским не зазорно красть.)
  
   В год седьмой всем делайте прощение.
   Если ближнему взаймы ты дал,
   Долг прости, но сделай исключение -
   Иноземцу закати скандал -
  
   Обмануть создание двуличное
   Вздумало? (Здесь впору пальцы гнуть.)
   Дело оно может быть и личное,
   Но приличнее должок вернуть.
  
   Говорю с тобой пока спокойно я,
   Даже в морду до сих пор не дал,
   А другие были удостоены,
   Когда банк с них бабки выбивал.
  
   Семь лет - это срок. Держись до верного...
   (Разрешите, люди, помечтать.
   Если мы евреи правоверные,
   Можем ли долги не возвращать?
  
   Неужели чудеса случаются,
   Ни бандит к вам не придёт, ни банк?
   Раз со временем долги прощаются,
   Значит дело вовсе не табак.
  
   Приставы когда придут судебные,
   Укажу я мытарям на дверь -
   Действие моё как правомерное
   Расценил бы праведный еврей.
  
   Жить с долгами для меня мучение,
   По отцу я, видимо, слабак.
   Чтоб семь лет не бегать до прощения,
   Стороною обхожу я банк.
  
   Чем шуршать заёмными банкнотами,
   А потом уехать за бугор,
   Лучше я те деньги заработаю,
   Правда, как - не знаю до сих пор.)
  
   Будете богатыми, свободными,
   Денег одолжит у вас любой.
   Будешь, сын, довлеть ты над народами,
   А они не будут над тобой.
  
   Станешь Центробанкам их приказывать
   Назначать какой назавтра курс,
   Праздники какие надо праздновать
   И куда переместить Эльбрус.
  
   Антиглобалистам, своим критикам
   Ты на горло встанешь сапогом,
   Назовёшь потом геополитикой
   То, что раньше было грабежом.
  
   Сохрани достоинство, приличие,
   Как в народе скажут, не жидись -
   Частью сотой, может даже тысячной
   С тем, кого ограбил, поделись.
  
   Подкупи продажное правительство,
   Деньги любит даже демократ,
   На земле, где Бог дал вид на жительство
   Не ожесточись на брата брат.
  
   Брата нищего, всё прокутившего
   Откупи от долговой тюрьмы,
   Завали несчастного деньжищами,
   Но не просто так, а дай взаймы.
  
   Обеспечь во всём, в чём тот нуждается...
   Ближе чем прощенья год седьмой
   Тем рука труднее разжимается,
   Чтобы долг вернуть, само собой
  
   Разумеется. Уехать, спрятаться
   Хочется в те тягостные дни...
   Вместо денег брату кукиш с маслицем -
   Мысль ту беззаконную гони.
  
   Возопит твой брат белугой к Господу
   (Иль тамбовских позовёт ребят),
   И по жадности твоей осознанной
   Грех великий ляжет на тебя.
  
   Пережив очередной миллениум
   Сбросим мы предубеждений груз,
   Рассмотрев евреев как явление,
   Очевидный обнаружим плюс.
  
   Допустимо где детей сожжение,
   Алчности природной зов могуч,
   Даже мысль о всех долгов прощении
   То не свет, но предрассветный луч.
  
   Объективны будем, очень медленно
   Исчезает мировое зло,
   До сих пор его везде не меряно,
   Но с левитами нам повезло.
  
   Кабы не они, треть человечества
   До сих пор таилось по кустам,
   Поклонялось первобытной нечисти
   И уж точно не было б Христа.
  
   Гнать через пролёты - изувечишься,
   И левиты не ломали ног,
   Принесли в копилку человечности
   Не с дрянной овцы, свой шерсти клок.
  
   ГЛАВА 16
  
   Пасху соблюдай, сынок,
   В Авив месяц точно,
   Потому что вывел Бог
   Вас с Египта ночью.
  
   В знак, что славите Отца
   За билет на литер,
   Закалайте вы агнца,
   В смысле заколите.
  
   Просто завалить агнца
   В людном месте мало,
   Надо, чтобы там Творца
   Имя пребывало.
  
   Будет в жертвенной крови
   Не любая дача,
   Лишь такая, где раввин
   Место обозначит,
  
   За себя пришлёт гонца,
   Сам прибыть изволит -
   Кто придёт поесть мясца
   Будет под контролем.
  
   Кислого не ешь в те дни
   И квасного также,
   В память как ты уходил
   Со своей поклажей,
  
   На границе погранцу
   Документы тыча,
   Даже не успев мацу
   На дорожку выпечь.
  
   Празднество - не пустяки.
   В память о том бегстве
   Ешь семь дней опресноки,
   Как хлебы тех бедствий.
  
   В продолжении семи
   Дней священной Пасхи
   В бочках ты не подними
   Никакой закваски.
  
   Пасху, сын мой, закалай
   С солнца лишь заходом,
   В смысле, живность забивай
   В память об Исходе.
  
   С ритуального ножа
   Кровь стечёт с закатом.
   В это время ты бежал
   Из тюрьмы когда-то.
  
   (Не поймите, что сынок
   Срок тянул буквально.
   Про Египетский острог
   Речь здесь фигуральна.)
  
   Съесть вам надо под чеснок
   До утра всё мясо
   Из мясного ничего
   Не должно остаться.
  
   Как появится ваш серп
   На колхозном жите,
   Семь седмиц свой жните хлеб,
   А потом пляшите.
  
   (Семь седмиц - то семь недель,
   Самая работа
   Обрабатывать удел,
   Но не по субботам.)
  
   Был в Египте ты рабом,
   А теперь - как ветер...
   (Если выправишь потом,
   Паспорт в сельсовете.
  
   Речь, конечно не идёт
   О советской власти.
   Про еврейский наворот
   Здесь крутой блокбастер.)
  
   Праздник кущей совершай,
   Урожай собравши,
   Но в гульбе не забывай
   Про позор вчерашний.
  
   Потому в военкомат
   Перед Бога лице,
   Если ты не ренегат,
   Должен появиться.
  
   В праздник Кущей съев мацу,
   В Семь седмиц и в Пасху
   Пол мужской пусть на плацу
   Собирает пастырь.
  
   Всех сочтёт по головам
   Ваш правитель высший
   И к военным округам
   Каждого припишет.
  
   Кто какой куш принесёт,
   От того зависит,
   Двигаться ему вперёд
   Или дома киснуть.
  
   Чтоб в народе исключить
   Подлую измену,
   Надзирателям ключи
   Выдам по коленам.
  
   Будут праведно судить
   Судьи без оглядки
   На звонки и в эти дни
   Брать не будут взятки.
  
   Поручиться не могу
   Я за все кибуцы.
   Лисы с мордою в пуху
   И в судах найдутся.
  
   Оборотни быть должны,
   То закон природы,
   Только вы, мои сыны,
   Будьте благородны,
  
   Ни пришельца, ни вдовы
   Зря не обижайте,
   Вокруг жертвенников вы
   Рощи не сажайте.
  
   И не выберет лесник
   Клёнов поветвистей,
   Чтоб не вешали на них
   Божьих активистов.
  
   Сын не ставь себе столба
   По причине той же...
   (А восстанет голытьба,
   Это не поможет.)
  
   ГЛАВА 17
  
   Приноси лишь непорочное.
   Обонянию Отца
   Всё противно, что подпорчено,
   Будь то буйвол иль овца.
  
   Генетические казусы,
   Извращенья ДНК
   Не приносят Богу радости,
   Задымляют облака.
  
   А товар плохой подсовывать,
   Слать крипторга без яйца
   Или вовсе безъяйцового -
   Это мерзость для Творца.
  
   (Генная нам инженерия
   Не от Господа дана,
   Божьих тварей исправлению
   Суть её посвящена.
  
   Где развёл Создатель рученьки -
   Лучше, извини, не смог,
   Человек стремится к лучшему
   Возомнив, что сам он Бог.
  
   Проявление язычества
   Духу времёни претит.
   Иегова, Их величество
   К русским не благоволит -
  
   Не Его - Христа восславили,
   Леших не перевели.
   Наши корни православные
   Соки тянут из земли.)
  
   Племенной Бог с нетерпимостью
   Всех борцов за коммунизм
   Пуще чем иные низости
   Ненавидит фетишизм:
  
   "Если вдруг найдётся женщина,
   С ней мужчина, явно псих,
   И тебе будет возвещено
   О намерении их
  
   Поклониться звёздам, месяцу,
   Жертву принести не Нам -
   На одном суку повесить их
   В жертву собственным богам.
  
   У Меня своя юстиция,
   На пути Моём не стой.
   Твой Господь не инквизиция,
   Но не менее святой.
  
   Выявляй, мой сын, отступников.
   Из домов гони любых
   Ряженых, старух со ступами.
   Без отгулов, выходных
  
   По рогам лупи по-нашему
   Без различия полов...
   К наглецу, закон поправшему,
   Я особенно суров.
  
   Мне козлов для отпущения
   Сын где хочешь разыщи,
   За основ уничижение
   По всей строгости взыщи
  
   Ты с отступников и с нытиков..."
   Слышите ревёт толпа?
   Это не дерьмо повытекло,
   А мужик в него попал.
  
   Поверх мата злого, лютого
   Слышен леденящий звук,
   То аорта, мерзко хлюпая,
   Всхлипы издаёт и бульк.
  
   Её чавканье доносится
   К нам от сборища громил,
   Где камнями чернь бьёт до смерти
   Тех, кто Господу не мил.)
  
   Воздаётся за насилие
   У евреев в их среде,
   Важно лишь, чтоб подтвердили всё
   Видевшие беспредел.
  
   Где другие не заметили,
   Прикусили свой язык,
   Мало одного свидетеля
   Смертный вынести вердикт.
  
   По словам двух-трёх свидетелей
   Осуждаемый на смерть
   По закону Благодетеля
   Должен будет умереть.
  
   К исполнению причастная
   Всех свидетелей рука
   Быть должна, убить несчастного,
   Дабы знать наверняка,
  
   Что кого они заметили
   Им не отомстит уже.
   (Быть в Сицилии свидетелем -
   Голой попой на еже
  
   Усидеть и не пораниться.
   За сорвавшееся с губ
   Счёты с ним свести старается
   Козы Ностры душегуб.)
  
   Лишь когда военным фельдшером
   Зафиксируется смерть,
   Станет люд плясать, как бешенный,
   И от радости реветь.
  
   Ну, а если затруднительно
   Будет дело рассудить,
   С приговором обвинительным
   Следует повременить.
  
   Снимет не любые трения
   Мордобой и самосуд.
   Несогласные во мнениях
   Тяжбу меж собой ведут.
  
   Меж побоями с побоями,
   Молотком и долотом
   Мало в голове пробоины,
   Надо знать ещё за что
  
   Заказали, кем оплачен был
   В преисподнюю билет,
   Если свару люди начали,
   То с каких, простите, бед...
  
   Тот, кто бить в лицо смущается,
   Не выходит за края,
   Пусть к левитам обращается,
   А левиту Бог судья.
  
   Иеговою поставлены
   Над народом вершить суд,
   Эти разберут детали все
   И обратно соберут.
  
   "Ты по их определению
   (Как Верховного Суда)
   Ни направо, ни налево, сын,
   Не ходи туда-сюда,
  
   Делай, что тебе предписано,
   Не устраивай концерт"...
   Министерство здесь юстиции
   С МВД в одном лице.
  
   Всех, кого по скользким лужицам
   С праведных путей снесло,
   Направлять тропинкой нужною
   Непростое ремесло.
  
   Управлять своёю паствою
   Бог вручил жрецу штурвал
   (Или право то зубастое
   Сам левит нарисовал?)
  
   Дальше - речь о теократии...
   Во всём мире правит знать.
   Племенной Бог царей братию
   Сам берётся назначать
  
   По приходу в землю новую,
   Там где молоко и мёд,
   Где народ под Иеговою
   В коммунизме заживёт.
  
   Над собой царя поставлю я,
   Как любой иной народ -
   Думают сыны Израиля -
   А их Бог наоборот:
  
   "Ставь того, кого заранее
   Иегова изберёт.
   Не играет роли звание,
   Очень важен царский род.
  
   Будет только сын Израиля
   Царствовать по мере сил.
   Иноземцев Мы отставили
   (Избирком не пропустил).
  
   Выбери царя достойного
   Из того, что Я прислал,
   Самодержца не отстойного,
   Чтоб коней не умножал,
  
   Без левитов разрешения
   Чтоб в Египет не спешил
   Для коней тех умножения..."
   (И в полковниках служил,
  
   Как Романов. Не подумайте,
   Не держу в уме намёк,
   Что полковник в званье Путина
   Богом ставленый царёк.
  
   Жёсткой критике подвергся здесь
   Соломон - коней любил
   И пока в постелях нежился
   Всю державу развалил.
  
   Хоть и мудрый был с рождения,
   Правил с горем пополам,
   Не любил богослужения,
   Но зато построил храм.)
  
   "Ставь царя из Мной назначенных,
   Чтоб не умножал он жён,
   Не одаривал их дачами,
   Женской прелестью сражён,
  
   Трон не окружал мздоимцами,
   В личной жизни не ханжа,
   В делах веры был неистовым
   И закон Мой уважал".
  
   Интересную сентенцию
   Иегова предложил -
   Избирать царя по сердцу, но
   Чтоб в полковниках служил,
  
   Не болел чтоб клептоманией,
   Брал, но лишь под козырёк,
   Выбранный голосованием
   Знал где Бог, а где порог,
  
   Чтобы пальцы не топырила,
   Честь несла за облака,
   А не просто булки тырила
   Его правая рука.
  
   Не ничтоже царь сумняшеся
   С Книги спишет что и как,
   Чтобы с правдою сермяжною
   Не остаться в дураках.
  
   (Где та Мудрость иудейская,
   Путеводный луч во мгле
   К счастью общему еврейскому,
   В Вашингтоне иль в Кремле?
  
   Совместить несовместимое,
   Необъятное объять ...
   Без Прудкова, без родимого
   Нам Россию не поднять.
  
   В совершеньях и в терзаниях
   Преуспели мы весьма.
   По дороге к процветанию
   Нас ведёт Прудков Козьма.)
  
   ГЛАВА 18
  
   За бедных левитов замолвите слова,
   В раздаче землице они не у дел
   Из прочих братьёв. Как сказал Иегова,
   Левитам Своим Сам Он будет удел.
  
   Носителям правды, столпам мирозданья
   Духовною пищей кормиться с небес,
   Но это не значит, что за подаяньем
   На старости лет обращаться в Собес.
  
   Житейским разборкам жрецы не подсудны.
   На сане священников Божья печать,
   От жертв приношений, обильных и скудных
   Всегда для левитов положена часть.
  
   "Плечо от овцы и вола, ливер, челюсть,
   От хлеба начатки, вино и елей -
   В достаток ему. С таким обеспеченьем
   Левит будет жить до скончания дней,
  
   Молясь о народе Моём непрестанно,
   От бед и несчастий ваш громоотвод.
   Когда вы придёте в край обетованный
   Ему будет вас охранять от кого.
  
   Едва вы в желанную землю придёте -
   Здоровье подорвано множеством ран -
   На вас налетят исцелителей сотни
   Предложат вам зелье и всякую дрянь.
  
   По Нашим понятиям, просто уроды,
   Провидцы, пророки у них не в чести.
   Детей отдают они бесам в угоду
   И всё норовят сквозь огонь провести.
  
   Гадатели и заклинатели, маги,
   С могил поднимающие мертвецов..."
   (При них аттестаты, дипломы, бумаги
   И весь атрибут облапошить глупцов.
  
   Один наведёт, а другой снимет порчу.
   Такого обидишь - очнёшься в хлеву...
   Не зная каких сил у них полномочья,
   Я всех поимённо здесь не назову,
  
   А очень хотелось - Могильные, Ланги,
   На лбах их печатью Антихриста знак...
   Но Джуну ценю, пред покойную Вангой
   Главу преклоню, вот такой я чудак.
  
   Чумак, Кашпировский здесь просто не катят,
   Один у них фетиш - побольше деньжат.
   И как не попасть к прохиндеям в объятья
   Ещё Иегова всех предупреждал,
  
   Что мерзость для Бога подобное действо.
   Мотивы - пустое, Он сам нам мотив...
   Я в Думу бы ввёл обладателей пейсов
   Принять этот Господа императив.)
  
   "Народы сии, что ты гонишь нещадно
   Вступили с гадалкой в преступную связь,
   Моё непорочное чистое чадо
   Не лезь, заклинаю тебя, в эту грязь,
  
   Не будь поросёнком... Итог подытожу:
   Жить по предсказаньям волхвов и старух
   Народу избраннику, право, негоже.
   Не то тебе дал Твой Господь-демиург.
  
   Из братьев твоих Я воздвигну пророка,
   Дам право ему за Себя говорить.
   Кто глух к Слову Бога, с тех крайне жестоко
   Взыщу, напущу на них язву, гастрит.
  
   А тот, кто присвоит вдруг прерогативу
   Назваться пророком и словом Моим
   Без Наших согласий и Нашего ксива -
   Его четвертуем, прилюдно казним.
  
   А как распознать Моего среди прочих
   Пророков, пришедших за славой земной?
   У них документы проверишь не очень,
   Лекарств не придумано от параной.
  
   Есть способ один. Если скажет он слово
   От имени Бога, а слово - того,
   Не сбудется вовсе - тогда безусловно
   Пророк тот хреновый, не бойся его".
  
   Пустой разговор, что первично, вторично:
   Материя или сознание, дух...
   Ответ я предвижу не очень приличный:
   Яйцо или курица? Ясно - петух.
  
   Но если научно и в терминах строгих
   Без скидок на глупость и инфантилизм,
   Для верификаций пророков двуногих
   Как метод Господь предложил, эмпиризм.
  
   ГЛАВА 19
  
   "Руку за руку, ногу за ногу,
   Душу за душу, глаз за глаз..."
   Может, заново партизанами
   Стоит тот выполнять указ
  
   Нам самим и карать преступника
   Без согласья на то властей,
   В паутине легко запутавшись
   Первобытных своих страстей?
  
   Тем, кому не пристало чушь нести
   Про права, гуманизм, прогресс,
   Стоит, думаю, им прислушаться,
   Что советовал древний жрец.
  
   Иегова ведь в прогрессивности
   Нашим мало в чём уступал,
   Разве что не с такой активностью
   Свои кодексы штамповал,
  
   Над двусмысленностью не морщился,
   Над поправками не страдал.
   Впрочем, денег Ему за творчество
   Березовский не предлагал.
  
   Важно качество - не количество
   Тех законов, но их тоннаж,
   То есть сколько нулей в наличности,
   Больше ценит избранник наш.
  
   Иегова в лоббизме жреческом
   Не замечен, наоборот
   Своей подлинной человечностью
   С Междуречья восславил род.
  
   "Когда Бог истребит народы те,
   Землю чью дарит навсегда
   Вам сыны - не дома игорные
   Учредите, а города,
  
   Где убийца от мести спрячется
   В казино от досужих глаз.
   Пока три в Моём списке значатся".
   (Типа зон для игры у нас).
  
   Но не каждый убийца прибывший
   Сможет там получить свой стол
   И с крупье говорить на идише,
   В гардеробе оставив ствол.
  
   Не мокрушникам и заказчикам
   Иегова те города
   Предоставит, а неудачникам,
   Попадающим иногда
  
   По ошибке в собрата ближнего
   На охоте, при рубке дров
   Топором отлетевшим в лыжника,
   Вдруг возникшего из кустов.
  
   Дабы мститель за кровь в горячности
   Кровь невинную не пролил,
   Глаз не вырвал за глаз незрячего
   У того, кто не инвалид
  
   Сам, а друга таким нечаянно
   Сделал немощным без труда -
   Бог евреям тогда печалиться
   Дал убежища-города,
  
   Пока три. Но когда с отрядами
   Палестина сынов вместит,
   Число мест, где убийце спрятаться
   Увеличится до шести.
  
   (Аферист, весь пропахший трупами,
   Сгинул где-то и вновь возник...
   Интерпол в городах тех купленный,
   Невзлин где-то в одном из них.
  
   Березовский, Закаев в Лондоне,
   А Вавилов свой тащит крест
   В Вашингтоне, наш бывший подданный...
   В мире много подобных мест.)
  
   Дабы кровь не пролить невинную...
   Только тот, кому смерть с руки,
   На насилии просто сдвинулся
   Или сызмальства был таким,
  
   Вылетит из ворот, как миленький,
   Над таким месть свершить не жаль.
   Все умышленные насильники
   Экстрадиции подлежат.
  
   Не сослаться на полнолуние
   Им, убийцам, на этот раз,
   Всех их выдадут правосудию -
   Руку за руку, глаз за глаз.
  
   Кто лишился стопы - исследовать
   Надо дело, кого карать...
   Лжесвидетелю ногу следует
   Оторвать, впредь не станет врать.
  
   Кровь невинную в отомщение
   Только кровью возможно смыть...
   Говоря же о всепрощении -
   Для любви не созрели мы.
  
   ГЛАВА 20
  
   Когда ты выйдешь на войну
   С мечом в авоське,
   Не обнаружь вдруг слабину,
   Народ геройский.
  
   Коней увидишь ты чужих,
   За ними войско,
   От страха, сын, не наложи
   В свою авоську.
  
   Узрев в дозоре у врага
   Сил в перевесе,
   Не мерь размером сапога
   Чужие веси.
  
   Любой ценой решив спастись,
   От бега парясь,
   Ты над собой не распусти
   Дырявый парус.
  
   Взирая на убитых ряд
   В висок и в темя,
   Не думай, где достать лопат.
   Без эпидемий,
  
   Без смрада, бьющего в лицо,
   Ты обойдёшься,
   Когда на землю праотцов
   Своих вернёшься.
  
   Господь могильщика хранит,
   Сняв звёздный китель.
   Ему левит как замполит...
   Ангел-хранитель
  
   Народу скажет: Бог за нас,
   Явим отвагу!
   И зачитает всем приказ:
   Назад ни шагу!
  
   Вперёд погонит храбреца
   Не без успеха,
   Штыком направит беглеца
   Обратно в пекло.
  
   Все мелочи предусмотрел
   Завоеватель,
   Огромные права имел
   Жрец-надзиратель.
  
   Военкомат забраковать
   Мог кого хочешь
   Из тех, кто рвался разорвать
   Врага на клочья.
  
   Вручит повестки военком
   Сынам всем разом
   И скажет: Кто построил дом
   Где сектор Газа,
  
   Но до сих пор не обновил
   Свои хоромы?
   Тебе здесь нечего ловить,
   Иди до дома
  
   Через овраги и ковыль
   Гуляй не хромый,
   Пока другой не обновил
   Твои хоромы...
  
   Кто виноградник посадил,
   Корпел, старался,
   Но до сих пор вином своим
   Не обпивался? -
  
   В свой край богатый поспеши
   Без дырки в почках,
   Пока сосед не осушил
   В подвале бочки...
  
   С женою обручён кто здесь,
   Но взят служилый
   Так быстро, что в кровать залезть
   К ней не сложилось?
  
   Даёт отсрочку наш Отец
   Доделать дело,
   Чтоб смог обрезанный боец
   Потискать тело.
  
   Свой род пусть множит с молодой
   Он без препоны,
   А то придёт потом домой
   С обрезом полным.
  
   От вида, как он заживёт
   Без танцев-шманцев,
   Тоскою смертною проймёт
   Всех новобранцев...
  
   Кто малодушен, боязлив,
   Прочь убегает -
   Пусть жалким видом всех не злит,
   Не разлагает,
  
   Пример не подаёт другим,
   Не ранит в сердце,
   Раз некуда отважным им
   Из строя деться...
  
   Кто от природы духом слаб
   И малодушен
   Насиловать строптивых баб
   Кишкой не сдюжит -
  
   Тот пусть обратно в тыл спешит,
   Аника-воин.
   В великой армии служить
   Он не достоин...
  
   Сам Иегова поведёт
   В бой эскадроны,
   На этот случай у него
   Свои законы:
  
   Когда ты город обложил
   Без преференций,
   Мир осаждённым предложи
   Как даме сердце.
  
   Откроет пред тобою враг
   Свои ворота.
   Неравный состоится брак
   Не по расчёту.
  
   Когда взойдёшь ты на крыльцо
   Как победитель,
   Не плюй поверженным в лицо,
   Пройди в обитель.
  
   На побеждённых посмотри
   Как слон на моську.
   Широким жестом разверни
   Свою авоську.
  
   Что съесть не в силах, надкуси,
   Оставь на память,
   В натуре что не унести
   Возьми деньгами.
  
   Сверх меры город не тирань,
   Условья ваши -
   Пусть побеждённый платит дань,
   На дядю пашет.
  
   Ярмо на шею водрузив
   Послушным гоям,
   Сверх меры ты их не грузи,
   Оставь в покое.
  
   Пусть к солнцу задницей стоят
   Средь грядок мирных
   И слишком много не трендят
   Про нас любимых...
  
   Когда же, волк, с тобой на мир
   Не согласится,
   Осадой, голодом мори
   Его волчицу,
  
   Экономической души
   Его блокадой,
   Ворваться в город не спеши
   Под камнепадом.
  
   Когда всех крыс они дожрут,
   Собак и прочих,
   От рези в животах редут
   Ослабнет очень.
  
   На непокорных Бог пошлёт
   Понос и рвоту,
   Вам перебежчик отопрёт
   Тайком ворота.
  
   С мечом в руке, с огнём в груди
   И в эйфории
   На ослабевших напади
   От дизурии.
  
   Ворвёшься в город, лиходей-
   Завоеватель,
   Всех мужиков в нём перебей,
   Детей оставь ты
  
   В живых, а с ними женщин, скот...
   (С большою клизмой
   Веди поверженный народ
   К феодализму.
  
   Промой заблудшим, сын, мозги
   До основанья,
   Дай грамоту, чтобы могли
   Читать Писанье.
  
   Чуть-чуть народы отдохнут
   От ксенофобий,
   Когда к язычникам придут
   Кирилл, Мефодий...
  
   Но там, где рубятся концы -
   Не до приличий...)
   А что там говорят жрецы?
   Да, как обычно:
  
   Добычей пользуйся врагов,
   Пируй победу,
   У самых дальних берегов
   Оставь Полпредов.
  
   Под корень всех не вырезай
   В местах лишь в дальних,
   Но ближе кто - уничтожай
   Как секс анальный,
  
   Души единой не оставь,
   Карай злодеев...
   Окрысился Бог неспроста
   На Аморреев,
  
   Народы прочие на ев
   Ему как жабы,
   Когда от их порочных дев
   Пойдут арабы.
  
   Не захотят они потом
   Переродиться,
   Расстаться с первобытным злом,
   В ярме трудиться...
  
   Нарисовались - не стереть,
   Так хоть уменьшить.
   И нечего тебе жалеть
   Детей и женщин!
  
   От города оставив труп,
   Ослабь подпругу,
   Не вырубай, мой лесоруб,
   Леса в округе.
  
   Ведь дерево не человек.
   Корнями крепко
   Оно вросло, ему свой век
   Не плавать щепкой.
  
   Его не выгнать из норы
   Как вепря с воем.
   Так не тупите топоры
   Вы об секвойи.
  
   (Росли у Иордана вод
   Дубы и пихты,
   Но были пущены в расход
   Лесов реликты.
  
   Провидели не наугад
   Года и сроки,
   За флору с фауной всегда
   Дрались пророки.
  
   Про плевела и семена
   Вещали с кручи,
   Хотя случались времена
   Для дел покруче.)
  
   За дерево, чей сладкий плод
   Годится в пищу,
   Наш притязательный Господь
   Особо взыщет.
  
   Лес строевой губить нельзя,
   Но тем не мене,
   Руби стволы, чтоб город взять,
   На укрепленья.
  
   (За экологию Гринпис
   Радеет крайне,
   Наш Отче-антиглобалист
   С ним солидарен.
  
   От фирм и прочих на паях
   Контор дочерних
   Земля стареет на глазах,
   Лысеет череп.
  
   За чёрных лесорубов Бог
   С нас снимет стружку,
   Без гроба мы загоним в гроб
   Свою старушку.
  
   На укрепленья изведём
   Леса и доски
   И хоронить её снесём
   В одной авоське.
  
   За мир, очищенный от пихт,
   В порыве мести
   На той авоське нас самих
   Господь повесит.)
  
   ГЛАВА 21
  
   В земле благодатной, представьте картину,
   Вдруг найден убитый, лежит на жаре,
   Преставился по неизвестной причине,
   А может замёрз, ведь февраль на дворе.
  
   (Год круглый там яркое солнце сияет
   И не выпадает там снег никогда,
   Но если у нас очень жарко бывает,
   То значит и их достают холода.)
  
   Короче, лежит труп ногами к востоку
   И от удивленья глаза закатил -
   За что обошлись с ним настолько жестоко?
   Притом неизвестно, кто парня убил.
  
   На случай такой в Книге есть указанья.
   Прибудут старейшины, что не пустяк,
   Измерят до всех городов расстоянья,
   Кто ближе к находке - того и висяк.
  
   Когда же чувак назло всем отключился
   На самой границе участка, межи -
   То тот, кто быстрей на верблюде примчится,
   Имеет возможность труп переложить
  
   На новое место, свезти на телеге,
   Свалить, отдышаться, присесть отдохнуть,
   Свинью подложить ментовскому коллеге
   И в смысле прямом это дело спихнуть.
  
   Оно, может быть, и не очень красиво
   Трупешник таскать среди белого дня,
   Но надо же как-то оправдывать ксиву
   И дел раскрываемость резко поднять.
  
   Старейшины города, что других ближе
   К убитому, где обнаружили труп,
   Возьмут пусть телицу без травм и без грыжи
   И с прокуратурой вопрос перетрут.
  
   Телицу в долине замочат, поляну
   Накроют в участке лицо кирпичом
   И руки умоют - убился, мол, спьяну
   На нож напоролся, а мы ни при чём.
  
   (Царевича Дмитрия вспомнить здесь можем,
   Царя реноме мальчик в Угличе спас -
   Дитя налетело на собственный ножик
   И делало это четырнадцать раз.)
  
   В опричнину и во времена инквизиций,
   Сегодня все методы те же что встарь -
   Когда есть возможность отчётность повысить
   Везде одинаково мыслит сыскарь.
  
   При случае верном пройтись на халяву
   Сокроют менты очевидное зло,
   Заяву похерят, подбросят маляву
   И быстро раскроют, что быть не могло.
  
   В вопросах подлога они эпигоны,
   В нём доблесть скорее для них, а не грех,
   Семитские оборотни при погонах
   Похлеще иных, оборотистей всех,
   в нашт, что в всем
   Отмолят убийство, очистят Израиль
   От крови невинной. Священник-левит
   Ментам за телицу, что вместе сожрали,
   Квартальную премию определит.
  
   Невинную кровь надо смыть в коридоре,
   С ней ярость Господня - вещает левит...
   (Но если такой ты пред Боженькой добрый,
   По что твои руки по локоть в крови?
  
   Вопрос риторический. Может случится,
   Бог даст тебе право рулить без помех,
   Но что за причина давить разночинцев?
   Ответ очевидный - ведь ты "лучше всех".)
  
   Когда на войне всех врагов победите
   И пленными ты отоваришь свой куш,
   Возможно, найдёшь там свою Нефертити
   Красивей других намалёванных клуш.
  
   (Любовь переломит хребет исполину,
   Спасёт красота мир от скверны и зла,
   Спасла же она нашу Екатерину
   И даже на царский престол возвела.)
  
   Прекрасную видом взять в жёны захочешь -
   Веди её в дом. Пусть главу острижёт
   И ногти обрежет, одежду всю в клочья
   Она изорвёт, честь свою сбережёт,
  
   Живёт в твоём доме и месяц рыдает
   По папе и маме, кого ты убил.
   Лишь после того, как обида растает,
   Возможно и ей помечтать о любви.
  
   Но лишь помечтать, ибо в доме семита,
   Куда её рок побеждённой занёс,
   Не ей пропускать претендентов сквозь сито,
   Кого выбирать - не стоит здесь вопрос.
  
   (И кельты, и франки сейчас жизнью стильной
   Живут, накопили в избытке добра,
   Но женщин своих они так распустили,
   Что в жёны славянок приходится брать.
  
   На всех не хватает, хоть по лотереи
   Разыгрывай женщин кто не голубой...
   Не бал-маскарад - хуже ряженых геи.
   Лужка на них нету, он дал бы им бой.)
  
   С убитой роднёй отошла от падучей
   Отплакала и на софе возлежит
   Твоя Нефертити... Послушаем лучше
   Что скажет на это законник-левит.
  
   Ты можешь войти к ней и сделаться мужем
   И будет она тебе верной женой,
   Когда ж опостылеет, станет ненужной
   Её отпусти и препоны не строй.
  
   Проваливает пусть, идёт куда хочет,
   Слоняется тенью меж отчих могил,
   Но в рабство продать её будет не очень
   И всё потому, что её ты смирил,
  
   Подмял под себя, как молодушку кочет,
   И уж за другою хохлушкой бежишь,
   Она же пусть квохчет себе где захочет,
   Какой у неё скоро будет малыш.
  
   Любовь чувство сильное, наше начало
   Мы пестуем в неге и множим сто крат.
   Но как бы любовь себе ни подчиняла,
   Сильней на земле социальный уклад.
  
   Возьмём двоежёнца, привычное дело.
   Одну ингуш любит отчизны сильней,
   Другая до чёртиков осатанела,
   Но обе они нарожали детей.
  
   На свет вышел первым сынок нелюбимой.
   Чтоб впредь не дробить сбереженья отца,
   Прокатит обычай всех денежек мимо
   Любимую очень, а с ней и мальца.
  
   А сын нелюбимой за дело возьмётся,
   Удвоит всё, что у любимой украл.
   Великая сила закон первородства,
   Любовь отожмётся, где царь капитал.
  
   (Лишь мы, раздолбаи, живём на зарплату,
   Не в шекелях наш состоит интерес.
   Нас много и все мы не хуже, ребята,
   Чем те, кто "всех лучше" в оценке на вес.
  
   На круги своя всё вернётся обратно,
   И женщины выберут нас неспроста -
   Когда лишь любовь ген даёт доминантный,
   Мир от толстосумов спасёт красота.)
  
   И в древности были свои недоноски.
   На жалобу - буен сын, пьяница, мот -
   Община всем миром побьёт отморозка
   Камнями да так, что подросток умрёт,
  
   Но зло беспредела в среде истребится.
   С ним тот устранится, кто слишком ретив,
   Сын Израильтянин бузить убоится...
   (Нацболов и прочих Минюст запретит.
  
   Я также как все ненавижу скинхедов,
   Хоть в сущности я, как они, маргинал,
   По пьяному делу и в морду заеду,
   Но Эдю Лимонова зауважал.
  
   Когда-то в Париж дёрнув от коммунистов,
   Он матом ругался, что нехорошо,
   Но скоро неистов одумался быстро
   И даже в тюрьму за идею пошёл,
  
   Движением крайних заполнил провалы,
   Когда довели весь народ до сумы.
   Нацболы его как и все маргиналы,
   Но разве что чуть маргинальней чем мы.
  
   В своей хате с края народ маргинален,
   А кто в середине - Федот, да не тот.
   Пока нас с окраин родных не прогнали
   Движение крайних Россию спасёт.)
  
   Когда преступленье, достойное смерти,
   Свершится, и будет злодей умерщвлён,
   Повешен, не должно ему на рассвете
   Болтаться мешком, привлекая ворон.
  
   Его погреби в тот же день, ибо проклят
   Пред Богом смердящий обтруханный труп.
   А кто погребёт, не играет здесь роли,
   Убрать за собой не сочтите за труд...
  
   Земли, что Господь выдал, не оскверняйте
   И свой в чистоте сохраняйте удел.
   (А что до других земель - то извиняйте,
   Про то Моисей рассказать не успел.)
  
   Отходы в чужие края вывозите!
   Кто даст на отправку зелёный свисток?
   Об этом в учении древних левитов
   Возможно прочесть, но уже между строк.
  
   ГЛАВА 22
  
   "Когда увидишь вола брата
   Или заблудшую овцу,
   Не оставляй в полях, обратно
   Гони их к брату аж до хаты,
   И привяжи вола к крыльцу.
  
   От поисков весь очумелый,
   Обегав все свои поля,
   Озлобленный и задубелый
   Воскликнет брат - кто это сделал?
   И ты ответишь - это я.
  
   Когда твой брат живёт не близко
   Иль вовсе с ним ты незнаком
   (Возможно, в Книге здесь описка,
   Брат просто изменил прописку)
   Скотину прибери в свой дом.
  
   Пусть у тебя она побудет,
   Доколе где её искать
   Подскажут брату добры люди,
   И он примчится на верблюде -
   Тогда придётся отдавать.
  
   Так поступай с ослом, а шмотки,
   Что скинул брат, ты в свой черёд
   Возьми себе. (Кто ж знал? С красоткой
   В кустах твой брат. В одной пилотке
   Он в сумерках домой придёт.
  
   Пусть даже за свою дурёху
   Побьёт тебя он, что с того?
   Назавтра вновь с тяжёлым вздохом
   Бери, что положил он плохо,
   Не уклоняйся от сего,
  
   Плюнь на обидные словечки,
   То ж просто вымыслы и блажь -
   Ты ж не стоял тогда со свечкой.
   А то, что брат забыл у речки,
   Ты чуть поносишь и отдашь.)
  
   Когда вола увидишь брата,
   Осла, лежащих поперёк
   Тропы - сын, засучи рубаху,
   Поставь их на ноги обратно,
   Пусть постоят ещё с денёк.
  
   (А то, что всё равно загнутся,
   Не кормит брат, похоже, их -
   Тебе они не отрыгнутся,
   Другие с ними разберутся,
   А ты остался при своих.)
  
   Когда к тебе навстречу в яркой
   Одежде выбегает жлоб,
   Кривляется, как в зоопарке
   Та обезьянка, ждёт подарка -
   Влепи ему подарком в лоб...
  
   На женщине одежды дерзкой
   Мужской, что тряпкою висит,
   Быть не должно. В одежде женской
   Вид мужика особо мерзкий.
   Противен Богу трансвестит.
  
   Цветных встречают по одежде,
   А провожают по уму,
   В последний путь. Не будь невеждой,
   Когда козлу с досады врежешь
   Не угоди, пацан, в тюрьму...
  
   Гнездо увидишь у беседки,
   На дереве, среди осин,
   Мать на птенцах сидит наседкой -
   Накрой её кавказской кепкой,
   Птенцов возьми, мать отпусти.
  
   Всем хорошо, а ей особо,
   Что вырвалась из западни.
   Не одержим змеиной злобой
   Ты просто взял птенцов на пробу,
   И да продлятся твои дни...
  
   Воздвигнешь дом иных огромней
   Семью большую разместить -
   Не забывай, что час неровен,
   Перила сделай вокруг кровли,
   Чтоб кровь на дом не навести,
  
   Когда какой-нибудь сорвётся
   Чудак, сжимая свой баул
   В руках, и с крыши навернётся.
   Зачем полез, чего неймётся
   И что на этот раз стянул -
  
   Вопросами не задавайся.
   И при отсутствии перил,
   Чем в пустословия вдаваться,
   Как смог на крышу он взобраться -
   Ты б лучше стоки укрепил...
  
   Не засевай свой виноградник
   Сортами разными семян.
   Не винограда сбора праздник
   Получишь ты, а безобразье
   И град насмешек от селян.
  
   За дело главное приняться
   Всех раньше встанешь на заре
   И будешь мучиться, терзаться -
   Твой виноград зелёно-красный
   Ещё не спел иль перезрел?
  
   В единую собравши кучу
   Сортов различных ерунду,
   Ты не вино тогда получишь,
   А (пьяницам на крайний случай)
   Перебродившую бурду.
  
   Осла, вола лишь сепаратно
   Ты запрягай, потом паши.
   Они отличные ребята
   И жилы рвут не за зарплату,
   Но только порознь хороши.
  
   Одежд из льна, сукна и шерсти,
   Из разных сделанных веществ,
   Не надевай. От этой смеси -
   Электростатика, болезни,
   Дурные вести и вообще..."
  
   Скотину, семя, что угодно,
   Материал, огонь и снег,
   Короче, всё что разнородно,
   А также племена, народы
   Развёл жрец по команде брэк.
  
   (Вожди в одно ярмо загнали
   Во имя светлого труда
   Пахать народы, те пахали,
   Потом всю упряжь разорвали,
   Рванули дружно кто куда.
  
   В какую сторону им драпать
   Им не подскажет проводник -
   На запад - в НАТО иль в Гестапо,
   Обратно - сгинуть на этапах...
   У малых выбор невелик.)
  
   Вернёмся к женскому вопросу,
   Что отравляет нашу жизнь
   И заставляет всех гундосых
   На запись к "ухо, горлу, носу"
   С надеждой тщетною плестись.
  
   Кто за невесту денег кучу
   Заплатит, в спальню к ней войдёт,
   А вылетит мрачнее тучи,
   По пустяку поднимет бучу,
   Молву худую возведёт
  
   И скажет: "Не нашел в ней девства"
   И сцепится с её отцом -
   Испачканное полотенце
   Достанет мать. Не отвертеться,
   Где признак девства налицо:
  
   Колготки в сукровице. Срочно
   Старейшин твёрдая рука
   Согласно круга полномочий
   За то, что деву опорочил,
   Примерно взгреет мужика.
  
   Сто сиклей серебра в уплату
   За непорочность и слова
   С обидой, (а ругался матом -
   Лишить тринадцатой зарплаты.
   О том отдельная глава).
  
   Худые мысли безобразны.
   Но если в койке не убьёт
   Жених свою невесту сразу,
   То боль, проникшая за пазух,
   И после свадьбы заживёт.
  
   Женой при муже быть девице,
   А умереть могла в момент.
   Уж кто там смог подсуетиться,
   Но полотенце в сукровице
   Сильнее прочих аргумент.
  
   Лишь в случае потери девства
   Досрочно - Бог не пощадит,
   Не оградит, не даст наследства.
   Срамное дело блудодейства
   Израиль вырвет из груди.
  
   Забьют камнями малолетку,
   Таков обычай. Город весь
   Размажет деву как конфетку
   (Сам в тайных мыслях на нимфетку
   Порочную не прочь залезть).
  
   Нельзя при женщиной замужней
   Лежать вдвоём не просто так
   (Что доказать, конечно, нужно.
   Они ж - отнекиваться дружно,
   Кивать на мужа, сам дурак...
  
   Что не умён, понятно детям,
   Какому ж рогоносцу быть?)...
   Левит за нравственность в ответе
   Тристана и Изольду этих
   Камнями требует забить.
  
   Застукать молодёжь не сложно,
   Но девица обручена
   С другим. Здесь возраст не поможет.
   Джульетты будучи моложе
   На смерть она обречена.
  
   Само собой, срамное дело,
   Но ей вменяется в вину,
   Что не кричала, лишь сопела,
   Будить соседей не хотела,
   Не нарушала тишину.
  
   Другое дело, если в поле.
   Попалась милочка - терпи.
   Ори здесь, не ори - пустое.
   Все будут думать, ветер воет,
   На крик бедняжки из степи.
  
   Отроковицы преступленья
   Здесь нет и не за что судить.
   Но возникает подозренье -
   Зачем ей вдруг по воскресеньям
   Так часто в поле выходить
  
   С кольцом на пальце обручальным
   С прекрасным алиби - цистит?
   В степи не буйволы мычали,
   То в поле девица кричала,
   Но было некому спасти.
  
   (Погибнет за любовь Олеся,
   В средневековье правды нет,
   Взметнутся искры в поднебесье.
   То будет полдень мракобесья,
   А здесь у нас его рассвет.)
  
   Когда с намереньем бесстыжим
   Насильник будет платье рвать,
   То надо женщине, чтоб выжить,
   Не напрягать его до грыжи,
   А в голос милочке орать.
  
   С подругой спать с необручённой
   Позор. Спасти чтоб её честь,
   За пятьдесят всего зелёных
   Любовницу взять надо в жёны.
   Что надкусил - изволь доесть.
  
   Права Израильской девицы
   Сильнее бьют чем миномёт
   По мужику, не уклониться.
   И он не может развестись с ней,
   Скорей от раны он умрёт.
  
   Жены отца, сын, не пристало
   Брать и позорить седину.
   Тем более не доставало
   К отцу нырять под покрывало...
   (Но я немножко загляну.)
  
   ГЛАВА 23
  
   В сей главе об обществе Господнем
   Речь ведётся и ещё о том,
   Что сокрыто под бельём исподним
   В смысле переносном и в прямом.
  
   "У кого раздавлены вдрызг ятра
   Иль отрезан детородный член...
   (Этот образ для меня столь ярок,
   Что живот скрутило до колен.)
  
   ...Не войдёт тот в общество Господне..."
   (Почему пред ним такой заслон?
   Ну, а если он не греховодник,
   Просто мужику не повезло?
  
   Общество Господне с его тайной
   Это ж не собранье жеребцов
   Племенных...Иль я не догоняю
   Высший смысл двух сокровенных слов?
  
   Общество Господне - это звучно...
   Вспоминаю вновь - Здесь вам не тут!
   Быстро вас отвыкнут и отучат,
   Здесь вам не гражданский институт.
  
   Общество Господне - это ярко,
   Люди в нём не ходят в неглиже.
   Но при чём здесь давленные ятра,
   Яйца золотые Фаберже?
  
   О гражданском нашем вспоминаю
   Обществе, с Палатою как флюс,
   Больше чем в дела его вникаю,
   Тем сильнее Господа боюсь.)
  
   Подозренье есть, что чья-то каста
   Узурпировала все права
   Именем народа называться,
   В чём она, конечно, не права.
  
   Впрочем, что хотим от "время оно",
   Если в наше время иудей
   Самые циничные законы
   Принимает именем людей.
  
   Все имеют свойство ошибаться,
   Допустил бы я самообман,
   Когда б эти братцы-депутатцы
   Не нашили накладной карман.
  
   Ну, а дальше с помощью законов
   Вековой меняется уклад,
   Чтобы на несчастьях миллионов
   Жировал Господень депутат,
  
   Но не тот, кто кнопки жмёт исправно,
   Он всего лишь купленный наймит.
   Есть, я полагаю, самый главный,
   Кто за этой сволочью стоит -
  
   Представитель общества Господня,
   Этих отделяющий от тех,
   Институт могущества сегодня,
   Кукловод для тех, кто "лучше всех".
  
   На него не ждите папарацци,
   Он невидим, всемогущ и крут.
   Раньше чем в него вы ткнёте пальцем,
   Вам приватно ятра оторвут.
  
   Не за действия, а просто мысли
   Наказует Иудейский Бог...
   (Извините, отойду пописать,
   Что-то заломило между ног.
  
   Я еврей, но лишь наполовину,
   В смысле наказания - крипторг.
   И меня, хоть блудного, но сына
   Защитит мой православный Бог.)
  
   Но вернёмся мы, как дети к папе,
   В глубь доисторических времён,
   Где когда-то с дядей Хаммурапи
   Моисей придумал свой закон.
  
   Речь идёт об обществе Господнем,
   Что там Иегова говорит...
   (Из его учения сегодня
   Сделали теорию элит.)
  
   Иегова с самой сути начал,
   Так Его озвучил Моисей
   (Вспоминаю мужика и плачу,
   Что замешкался среди дверей):
  
   "У кого раздавлены все ятра
   Или срезан детородный член -
   Обществу Господнему не пара"...
   Как ему голосовать и чем?
  
   (Извините, опечатка вкралась,
   Следует читать - голым совать,
   Над страною в случае аврала
   Чем прикажешь тучи разгонять?
  
   Перед Господом за всё в ответе
   Мы слезинкой у ресниц дрожим.
   Все мы в сущности большие дети,
   Разве что по-взрослому грешим.
  
   По природе я не эпатажен,
   В тряпочку молчать - моя стезя,
   Хочется всех слать многоэтажным,
   Но в присутствии детей нельзя.)
  
   "В общество Господне сын блудницы
   Не войдёт. Его до десяти
   Поколениям в дверях тесниться,
   Умолять швейцара пропустить,
  
   Клясться Богом, зуб давать при этом,
   Исполнять предписанный завет,
   А ему - не та у вас анкета.
   (Впрочем, не было тогда анкет).
  
   Общество Господне, оно свято..."
   (Извините, а при чём здесь член?
   Многим институт тот непонятен,
   Кем, когда он создан и зачем?
  
   Запишите вы меня в уроды,
   Но ответ свой не могу сдержать -
   Чтоб иметь туземные народы,
   А не просто груши оббивать!
  
   Вот где пригодятся ятра с членом.
   Тем же, кому сделали кишмиш
   Крышкой парты, шпилькою, коленом,
   Тем судьба орать - шумел камыш.)
  
   "Не войдёт туда Аммонитянин
   И Моавитянин не про нас.
   Не гнушайся, если Египтянин
   Заявленье в Общество подаст.
  
   Племена те сына не встречали
   С хлебом, солью на его пути.
   А Египет, от кого бежали,
   Вас намного раньше приютил,
  
   Пять веков поил водою с глиной,
   Вам знаком до каждого прыща.
   Годы пролетят, обиды схлынут
   И врагов вам следует прощать,
  
   Но не Моавита с Аммонитом
   (Аммонит - народ, не аммонал).
   Валаама наняли, бандиты,
   Чтобы он Израиль проклинал.
  
   Но Господь определил иное,
   Сделал с точностью наоборот,
   Выкорчевал племя вековое
   И посеял избранный народ".
  
   Здесь неточность или разночтенье,
   А, возможно, разная рука
   Тексты правила, но без прочтенья
   Досконального, наверняка.
  
   То ещё Спиноза заприметил,
   Но не стал молчать, как сельдерей.
   (В назиданье непослушным детям
   Из общины выгнан был еврей).
  
   Валаам себя повёл героем,
   Отказался он Израиль клясть,
   Но чуть позже сделался изгоем -
   В Иудее изменилась власть
  
   И пошли сектанты масореты
   Править тексты, что Господь хранит.
   Валаам немедленно при этом
   Был оболган, попран и убит.
  
   От Моава род Моавитяне
   Свой ведут, а папа его Лот,
   То же самое Аммонитяне -
   Родственный еврейскому народ.
  
   Когда Бог наказывал Гоморру
   И в Содоме всё пошло вверх дном,
   Предка их зелёным коридором
   Ангел вывел под своим крылом.
  
   Но вернёмся к обществу Господню,
   Что ещё придумал иудей?
   Моисей здесь снова об исподнем:
   "Всякое бывает у людей.
  
   Если от случившегося ночью
   В стане кто окажется нечист -
   Выйдет пусть, своё бельё замочит
   И дрожит от холода, как лист,
  
   К вечеру своё обмоет тело
   И по обновлению светил
   При луне вернётся в стан свой смело,
   Дескать, день моленью посвятил.
  
   Место быть должно у вас вне стана,
   Выходить до ветра вам туда
   Лишь с курком взведённым у нагана
   И с лопаткой, что не ерунда.
  
   Про наган понятно зачем взяли,
   А с лопаткой - лучше штыковой,
   С нею можно, дорогой Израиль,
   Окопаться, не вступая в бой.
  
   На природе будешь, сын, садиться
   Яму выкопай, потом зарой.
   Испражнение твоё не птица,
   Чтобы скрыться за большой горой.
  
   Стан, где Иегова поселился,
   В святости держи по мере сил,
   Дабы в мерзость Он не оступился,
   От тебя, мой сын, не отступил".
  
   (Представляю, в кожанках, по-скотски,
   Взгромоздившись на один редут,
   Луначарский, Крупская и Троцкий
   О культуре прения ведут.
  
   Друг на друга следуют нападки,
   А дойдёт до апогея спор,
   В ход пойдут сакральные лопатки...
   Лучше шли б они на скотный двор.)
  
   Несогласный с мнением Спинозы,
   Что левит писал текст не один,
   Объяснит пусть мне метаморфозу -
   Почему приличный гражданин,
  
   Воровать добро не возжелавший,
   Грешниц не желающий прощать,
   Должен принимать рабов сбежавших,
   А не господину возвращать?
  
   "Появился раб в твоём поместье -
   От кого сбежал не выясняй!
   Пусть живёт средь вас на новом месте,
   Ты ж прими его, не притесняй".
  
   (Хорошо, когда раб Египтянин,
   Бог за милосердие простит.
   А как быть, когда Моавитянин,
   А ещё страшнее - Аммонит?
  
   Думаю, что ренегат-безбожник,
   Про раба вписавший здесь слова,
   Джефферсону в Штатах много позже
   Помогал писать Билль о Правах.)
  
   "Не должно блудниц быть из достойных
   Дочерей Израиля. Их дом
   Пусть не служит местом для притона..."
   Хватит и без них девиц кругом
  
   Центровых и дорогих не очень
   Для братков и бритых сыновей.
   (Прохоров девиц таких как кочет
   Привезёт топтать на Куршавель.)
  
   "Перед Бога нашего престолом
   Не пристало блудником прослыть.
   Надо быть последним остолопом
   За услуги плотские платить.
  
   За духовное - другое дело,
   Жертвоприношенье принести...
   В чистоте держащим своё тело
   Бог и прегрешение простит".
  
   (Ехали друзья, с одним случился
   По дороге с девицей роман,
   Полюбил красавицу и смылся.
   Благородно, даром задарма
  
   Взял её на чердаке под крышей
   И поехал воевать в Бейрут,
   О деньгах не захотел и слышать,
   Ведь гусары денег не берут.
  
   Ай да молодец, ну весь в папашу,
   Родовую узнаю я кровь.
   Чтоб искоренить беспутства наши,
   Больше надо ставить на любовь.
  
   Про любовь к народу стонет Дума,
   Общества Господня сателлит.
   Неизвестно кто ещё придумал
   Про любовь, чтоб денег не платить.)
  
   Кстати, о деньгах небескорыстных.
   "Иноземцу с мукой на лице
   Серебра ты дать и не помысли,
   Разве что слупи с него процент.
  
   Под одним с тобой живёт брат небом.
   Денег в рост ему ты не давай,
   Поделись с ним серебром и хлебом,
   Раздели последний каравай.
  
   Землю, что захватите нахрапом,
   В одиночку не переварить,
   С братом, дав чиновнику на лапу,
   По кадастрам будете делить.
  
   Ближнего не обнеси ты долей,
   Не плоди раздоры без числа.
   Помни, сын, яичко золотое
   Деду с бабкой курочка снесла.
  
   Дед и бабка с внучкой веселились,
   А других прогнали от крыльца,
   С мышкою они не поделились
   И остались вовсе без яйца.
  
   Поделись последним и нелишним
   С ближним, пока всё не потерял.
   То тебе не командир гаишник,
   Сам Всевышний свыше приказал.
  
   Обещал что Богу в услуженье
   Выполнить, так выполни уже..."
   (Добровольное то приношенье -
   Золотые яйца Фаберже.
  
   Не искусствовед я, что приятно,
   Но фантазий избежать не смог,
   Лишь представил золотые ятра,
   Снова заломило между ног.)
  
   ГЛАВА 24
  
   "В жены муж возьмёт девицу..."
   (По любви, а может нет -
   Здесь про то не говорится,
   А напрасно, в ней таится
   Объяснение, ответ.
  
   Ведь любовь подруги милой
   Ввергнет мёртвого в озноб,
   Так подцепит вас на вилы,
   Не сорвёшься, до могилы
   Впредь висеть тебе как сноп.)
  
   "В жены муж возьмёт девицу,
   Дорогих коснётся вил..."
   (А связался с аферисткой
   Иль попал на феминистку,
   Что в психушку угодил).
  
   "Не найдёт благоволенье
   Женщина в его глазах -
   Не понравились колени
   Или мнений расхожденье,
   А в итоге - в пух и прах
  
   Разругались". (Бабы Яги,
   Змеи, мировое зло,
   Женщины, мои бедняги,
   Жизни будничной трудяги -
   Как вам с нами тяжело.
  
   В нас самих-то зла не меньше.
   Взять японца, паразит,
   Сам мотается по гейшам,
   А жену отправил к лешим,
   Потому лишь что храпит,
  
   Но не он, она, конечно.
   Ему можно, хоть вокзал
   Он обрушит храпом встречным
   С носопаткою увечной,
   Перебитой за "банзай".
  
   Представляете, в квартире
   Как в трубе сто децибел,
   Не укроешься в сортире,
   Впору делать харакири...)
   "Со словами - Цоб-цобе!
  
   Муж однажды может выгнать,
   Разводное дав письмо
   Женщину..." (И пусть на выгон
   С ним идёт, другой ханыга
   В жёны там её возьмёт.
  
   Выйдет за другого мужа,
   Чай, идти недалеко,
   Но и с этим сядет в лужу -
   Вновь окажется ненужной...
   Как вам с нами нелегко.)
  
   "А умрёт сей муж последний -
   Ясно от каких причин:
   От жены нравоучений
   И побочных увлечений,
   Что бывает у мужчин.
  
   Из семейной жизни сферы
   Выпадет навеки мать -
   Бывший муж, по списку первый,
   С имиджем вдовы и стервы
   В дом её не может взять.
  
   Мерзость есть дорожкой склизкой
   Замуж без любви ходить"...
   (А родишься феминисткой,
   Будь ты хоть Любовью Слиской -
   Замужем тебе не быть.
  
   Женщин я не обижаю,
   Сколько зла таит любовь
   Знаю, Слиску обожаю,
   Всем Арбатовым желаю
   Мужикам не портить кровь.
  
   Пусть кого-то выгоняют,
   Только чтоб не далеко,
   И обратно возвращают,
   Прошлые грехи прощают...
   Как вам с нами нелегко.)
  
   "Взял кто женщину недавно
   В жёны, сразу на войну
   Не идёт пусть, в деле славном
   Отличится в самом главном -
   Ублажит свою жену.
  
   Целый год увеселяет
   Женщину молодожён,
   Пусть надежду ей вселяет,
   Малыша дождётся, лялю,
   А потом лишь - под ружьё".
  
   Молодой народ бедовый.
   Во спасение семей,
   Благоденствия основы,
   Дал семиту год медовый,
   А не месяц Моисей
  
   Растянуть любви мгновенья...
   Сам пророк не устаёт
   От своих нравоучений,
   Раз за разом наставленья
   Словом Бога раздаёт.
  
   Речь повёл он о залоге.
   Людям древний тот закон
   Был действительно в подмогу
   Обходиться без подлогов...
   (То не наш аттракцион
  
   Чековых приватизаций
   И другой галиматьи,
   Где одним в жиру кататься,
   Чёрною икрой швыряться,
   А другим за всё платить.
  
   Кстати, что такое деньги?
   То овеществлённый труд -
   Где один сидит в телеге,
   Баловень судьбы, Онегин,
   А другие жопы рвут.
  
   Деньги это не бумага,
   Это даже не успех -
   Труд Магнитки и Гулага,
   Всех угробленных во благо
   Тех, кто рылом "лучше всех".
  
   Здесь уже не об евреях
   Речь идёт, дескать, умны.
   От безмозглости не прея
   На солдате вошь жиреет
   И мозги ей не нужны.
  
   Отслоились паразиты,
   Всплыли на свои посты,
   Всё обстряпав шито-крыто:
   Свиньям - полные корыта,
   Как предел любой мечты.)
  
   Раньше всё понятней было
   Очевидней и честней.
   Кто кому начистит рыло
   Не всегда решалось силой,
   Что отметил Моисей:
  
   "Если кто украл у брата
   А его поработил,
   В рабство продал без возврата -
   Я б такого супостата
   Собственной рукой убил".
  
   (Здесь двойной стандарт, похоже.
   Не попал Иосиф в плен,
   А братьями был низложен
   В рабство, чтобы стать чуть позже
   Основателем колен
  
   Израиля, не чухонцев.
   А что вышли в "лучше всех"
   Братья, суть работорговцы,
   Место заняли под солнцем -
   Моисей забыл их грех.
  
   Чем, скажите, не Рассея?
   В рабство продан весь народ,
   Ропот слышу с областей я:
   Голосуй за Моисея
   Он порядок наведёт,
  
   Приструнит монополистов.
   Но сомнение берёт:
   По каким партийным спискам
   С Хакамадой или Слиской
   Он на выборы пойдёт?
  
   Бог печётся о народе
   И слова Его не блеф,
   Но сомненья не уходят -
   В Моисеевой колоде
   Плутоватый Герман Греф.
  
   Человек квартиру строить
   Деньги занимает в долг -
   Ипотеку Греф устроит,
   Но проценты слупит втрое,
   Взяв квартиру под залог
  
   И не возвратив обратно...
   Из числа убрать нули,
   Дутые за метр квадратный,
   Взялся Президент за брата
   Ту проблему разрулить.
  
   Лидер новоиспечённый,
   Оптимизм его черта,
   Но признаться обречён он,
   Что где жуликов до чёрта
   Не изменишь ни черта.
  
   Знать обязан не догматик -
   С родовым своим пятном
   Наш народ, увы, астматик,
   Всех пошлёт с леченьем на фиг,
   Задыхаясь табаком.)
  
   Моисей давал в агитке
   Указаний на гора:
   "С ближним поделись избытком,
   Дал взаймы - забудь убытки
   И не торопи возврат...
  
   Не бери в залог ты душу,
   То, что сохраняет жизнь -
   Жернова или телушку.
   У младенца погремушку
   Брать ты тоже воздержись"...
  
   (Чтоб вернуть свои деньжата
   Не возьмёт в залог братан
   У могильщика лопату,
   Ум и честь у депутата,
   А у пьяницы стакан.
  
   Не бери автомобиль ты.
   Выживать прикажешь как?
   На какой кривой кобыле
   От бордюра наш водила
   Отбомбит свой порожняк?)
  
   "Если ближнему немного
   Дашь взаймы, в дом не входи,
   Не высматривай с порога,
   Что возьмёшь ты для залога,
   За дверями подожди.
  
   Тот, которому взаймы ты
   Не последнее ссудил,
   Вытащит худое сито,
   Под залог отдаст корыто
   Да детей, что наплодил.
  
   Не ложись ты спать, имея
   На себе чужой залог,
   Возврати его скорее
   До захода, не позднее,
   Чтоб уснуть несчастный мог
  
   В собственной своей одежде,
   А не голым на траве...
   Возврати залог невеже
   До того, как глупый врежет
   Умнику по голове".
  
   (Маргиналов, отщепенцев
   Не гони с порога прочь
   Гастарбайтеров-пришельцев,
   Гул наёмных возмущенцев
   Отключи и обесточь.
  
   Правду строить на обмане
   В блефовстве поднаторев -
   Это мерзость. Россиянам
   Бог отвёл одну поляну...
   Вы согласны, падре Греф?)
  
   "За отцов не наказуют..."
   Хоть совсем не богослов,
   Извините, протестую:
   За других богов ревнуя
   Иегова пять родов
  
   Проклинал, я помню, лично.
   Кому верить, наконец,
   Иудеям фанатичным
   Или письменам приличным,
   Что оставил наш Отец?
  
   Признак где родства указан,
   Как причина для пальбы -
   Те преступные указы.
   За свои лишь метастазы
   Должен сын наказан быть.
  
   За детей породу сучью
   Можно вздрючить пап и мам
   Из семей благополучных.
   Но закон другому учит -
   "Пусть сынок ответит сам
  
   Смертью за свои проступки,
   Если пойман, обличён.
   Гены - те же незабудки,
   А что дочки проститутки
   Мамы точно ни при чём.
  
   Не суди ты их превратно,
   Зря не отправляй в острог...
   У детдомовского брата
   И вдовы в час предзакатный
   Не бери одежд в залог...
  
   Всю не оббивай маслину...
   Есть у Господа тавро -
   Шлёпнет в лоб, и ты счастливый,
   Или участью ослиной
   Может заклеймит твой род...
  
   Будешь жать, мой трудоголик,
   Хлеб над пропастью во ржи,
   Дай рукам свободу воли,
   А забудешь сноп на поле,
   Возвращаться не спеши.
  
   Пусть останется тот снопик
   Сироте или вдове
   Иль пришельцу. Всех, кто в попе
   Оказался, деньги пропил,
   Ты не бей по голове.
  
   Виноград свой собирая,
   Плод последний не снимай
   И не запирай сарая,
   От трубы теплоцентрали
   Ты бомжа не отрывай.
  
   Век тебе пробыть в достатке,
   Сердце не ожесточать,
   В инсулиновом припадке
   Не хрипеть от жизни сладкой...
   Помни Господа печать!"
  
   ГЛАВА 25
  
   "Если виновный достоин побоев -
   Бить однозначно, подонка лечить".
   Здесь возникает вопрос про другое -
   Сколько отсыпать и где отпустить?
  
   Действие это должно под приглядом
   Быть непременно, решает судья.
   Судей библейских, левитов плеяда
   Так поступала, законы блюдя.
  
   "Всяк, проигравший пред обществом тяжбу,
   Во искупленье гражданской вины
   Пусть аккуратно на лавочку ляжет
   И аккуратно приспустит штаны.
  
   Сорок ударов, не больше, с оттяжкой
   Можно позволить влепить по суду
   Пряжкою, чтоб не уродовать ляжки,
   Тем, кто по сути украл ерунду...
  
   Не заграждай рта волу, пусть молотит"...
   (Заповедь эту трактую я так:
   Не выключай микрофон идиоту,
   Пусть люди видят какой он дурак.)
  
   ***
  
   Собственно, всё. Что меня волновало
   И познавательно было узнать
   Из Моисеевых книг без скандала
   Я в меру сил вам хотел передать.
  
   Главы последние Второзаконья
   Я опускаю с особой ленцой,
   Слишком в них много повторов и вони,
   Суть ксенофобий тщеславных жрецов.
  
   Но не могу утаить восхищенья
   Слогом и стилем, изыском пера,
   Как литератор, моё вам почтенье,
   Кто б ни писал, Неемия, Ездра.
  
   Больше скажу - не могу оторваться,
   Вязь ваших слов для меня та же сеть,
   Если бы в смысл их ещё не вдаваться,
   Век бы вас слушать и спать не хотеть.
  
   Тень вашей славы легла на державу,
   Многих глупцов за собою маня.
   Выборочно пробегусь я по главам
   Тем, что написаны не для меня.
  
   ГЛАВА 27
  
   Будь проклят идола отливший,
   Почтивший дух чужих святынь,
   Завет поправший и забывший!
   И весь народ скажет: Аминь!
  
   Как соус выливший на скатерть,
   Будь проклят на души помин
   Злословящий отца и матерь!
   И весь народ скажет: Аминь!
  
   Межи кто ближнего нарушит,
   Свой вырастит на ней жасмин,
   Будь проклят в матерь, в бога, в душу...
   И весь народ скажет: Аминь!
  
   С пути сбивает кто слепого
   И с большака ведёт в полынь
   Будь проклят, схвачен, арестован!
   И весь народ скажет: Аминь!
  
   Будь проклят тот, кто ляжет с тёщей!
   Охолони свой пыл, остынь,
   Не тереби святые мощи.
   И весь народ скажет: Аминь!
  
   Не оскверняй с роднёю ложе,
   От собственной сестры отлынь,
   Будь проклят гей и скотоложник!
   И весь народ скажет: Аминь!
  
   Кто подкупает, убивает
   И в тину прячется, как линь,
   Будь проклят, гнида тыловая!
   И весь народ скажет: Аминь!
  
   Всем, не исполнившим закона,
   Что нам дарует неба синь,
   Да вставит им Господь пистоны!
   И весь народ скажет: Аминь!
  
   А что касается Белова -
   Однажды с головой в камин
   Его отправит Иегова,
   И весь народ скажет: Аминь!
  
   ГЛАВА 28
  
   "Лишь перейдёшь ты Иордана воды
   И будешь слушать Иеговы глас,
   Тебя поставят выше всех народы,
   Левитов касту - выше прочих каст.
  
   И снизойдёт на вас у стоек бара
   Избранничества элитарный дух,
   Не в смысле избранить, иль брать из тары,
   А в смысле, круче быть иных братух.
  
   Когда проявишь ты свою отвагу,
   С небес услышав окрик "Цоб-цобе!",
   Придут к тебе обещанные блага,
   Исполнится их благость на тебе.
  
   Благословен ты в городе и в поле.
   Твой чрева плод благословен. Твой скот
   Благословен и ящуром не болен,
   Скотов всех прочих впереди идёт.
  
   Благословен ты будешь как при входе,
   Бомондом заявляясь на приём,
   Так и в момент, когда ты неугоден,
   Благословен при выходе твоём.
  
   Твоих врагов Бог будет непрестанно
   Лечить, мочить и складывать в закут.
   Одним путём против тебя восстанут,
   Семью путями от тебя сбегут.
  
   Благословен пребудешь ты в жилищах
   И в житницах, во всяком деле рук,
   Внимай лишь Господа словам, дружище,
   Оттачивай свой абсолютный слух.
  
   Сокровищницу Бог откроет разом,
   И на тебя посыплются с небес
   Цветной металл, якутские алмазы,
   Нефть Уренгоя, Минусинский лес.
  
   И будут на тебя пыхтеть заводы,
   Рабочие на них вдыхать цемент,
   И будешь многим ты давать народам,
   Не забывай при этом про процент.
  
   Народы взвоют под твоей пятою..."
   Здесь обещает скотоводу Бог,
   Что сделает его он головою,
   А не хвостом, зажатым между ног:
  
   "Лишь выполни, ковбой, совсем немного
   (Для пастуха народов так себе):
   Не отступись от всех заветов Бога,
   Когда услышишь окрик Цоб-цобе!".
  
   Все обещания - всего лишь пряник,
   Что съел и позабыл за пять минут.
   Чтоб управлять жестоковыйной дрянью
   Куда привычней скотоводу кнут.
  
   Страх наказания иных сильнее,
   Прекрасно это понял иудей.
   От страха правоверные евреи
   Ещё правее стали и верней,
  
   Над миром водрузили крест мальтийский
   И молятся в молитвенных домах...
   Несчастия на нас приходят списком,
   Что описал старательный монах.
  
   Стиль изложения воистину прекрасен,
   Слог сочен, как созревший апельсин.
   Проклятий всех подробности, нюансы
   Я постараюсь здесь не упустить.
  
   Быть для нападок не хочу мишенью,
   Но текст почти дословно изложу,
   За грубость оборотов, выражений
   Заранее прощения прошу.
  
   "Не избежит дефолта и обмана
   Тот, к Слову чей не абсолютен слух.
   Огромную дыру в своём кармане
   Получит тот, кто олух и лопух.
  
   Ты будешь проклят в городе и в поле
   В плодах твоих от чрева и скота,
   Из главного правителя уволен.
   Впредь быть тебе метёлкой у хвоста,
  
   Болтаться у других между ногами
   И защищать от гнуса мягкий пах,
   А если головой быть, то с рогами,
   Застрявшими от тяжести в кустах.
  
   Проклятие, смятение, несчастье
   Во всяком деле рук твоих Господь
   Пошлёт с небес и к горю безучастный
   Вас перепишет в слуги из господ.
  
   Своих, чужих лишишься ты угодий,
   Оближешь кукиш с маслом, а не нефть,
   И проклят будешь ты уже при входе,
   Обматерён при выходе вдвойне.
  
   За то, что Бога перестал бояться,
   Нести тебе проклятие времён
   И гадом перемётным пресмыкаться,
   Доколе ты не будешь истреблён.
  
   Погибнешь скоро за дела лихие,
   За то что Иегове изменил.
   Сотрётся память, на твоей могиле
   Слёз не обронит Иезекииль"...
  
   Тот самый, что с мечтою о Париже
   Вернулся в Ханаан из дальних мест,
   Чей слог для нас, переведённый трижды,
   Не растерял магический свой блеск.
  
   "Тебя Господь горячкой, воспаленьем
   И язвой моровою наградит,
   Бить лихорадкой будет в поколеньях
   До той поры, пока не истребит.
  
   Палящим жаром, ржавчиной и пылью
   Тебя накроет ветер-суховей
   И будет гнать пока не опостылеет
   Ему твой шар, народ мой скарабей.
  
   Предаст тебя твой Бог на пораженье,
   Врагам отдаст давить твои прыщи.
   Для дротиков тебе служить мишенью,
   И с Господа за точность не взыщи.
  
   Земля железом будет под ногами
   И небо медью станет оседать.
   Одним путём ты встретишься с врагами,
   Семью путями будешь убегать.
  
   По царствам всей земли рассеян будешь,
   И трупам вашим грудами лежать,
   И птицы прилетят на ваши груди
   И некому их будет отогнать.
  
   Весь век тебе скрываться от злодеев,
   Доколе ты не будешь истреблён.
   Другой твоей невестой овладеет,
   И имя ему будет легион.
  
   Коростой поражённый и чесоткой
   Ты будешь наблюдать под свист и гвалт,
   Как при священном алтаре чечётку
   Матрос отпляшет и насрёт солдат.
  
   Тебе болеть проказой, почечуем.
   С Египта с ними не был ты знаком.
   Бог со словами - Что сын, покочуем? -
   В пустыню тебя выставит пинком.
  
   С болезней, от которых нету средства
   Здоровым стать, ты тронешься умом.
   Вдобавок Бог оцепененье сердца
   Пошлёт в твой дом, и дом пойдёт на слом.
  
   За то, что пренебрёг путём Господним,
   На животе тебе ползти в метель!
   На ощупь обречён ходить ты в полдень
   И в темноте цепляться за плетень.
  
   Не ждать тебе ни славы, ни успеха.
   Любой козёл тебя рогами пнёт,
   (И социальных органов опека
   От унижений тоже не спасёт).
  
   С невестой обручишься, но другой с ней
   Спать будет, а тебя на пол спихнёт
   (А то и вовсе в ванную прогонит,
   Где кран течёт и кафель отстаёт).
  
   Жена гулящая тебя обманет,
   Ты ж глядя на потрёпанный шиньон,
   Не выставишь её обратно к маме,
   А будешь хавать всё её враньё.
  
   Построишь дом - братки его отпишут,
   А самого загонят за Можайск,
   Где обретёшь законную ты нишу
   С пропиской постоянною бомжа.
  
   Насадишь виноградник и не будешь
   Перебродивших есть его плодов,
   Вола забьёшь - не прикоснешься к блюду,
   А в полночь украдут твоих ослов.
  
   Чеченцы отобьют твои отары.
   Имения загадит низкий плебс,
   Дубравы в них переведёт на тару
   И на фанеру пустит лучший лес.
  
   А сыновья и дочери к другому
   Народу отойдут, совсем как скот,
   Посадят их в телячие вагоны
   И увезут от Иордана вод.
  
   Глазам твоим за близких ужасаться
   И всякий день истаивать о них,
   Тебе ж в бессилии в ногах кататься,
   Оплакивая их без выходных.
  
   Плоды земли с трудом твоим великим
   Сожрёт народ, которого не знал
   Ты ранее. Согбенный, книзу ликом
   Трудиться будешь в поле допоздна.
  
   Сойдешь с ума ты в горе и в позоре
   Все выплачешь на выкате глаза,
   Когда сынов, загнавши в лепрозорий,
   Проказой будет демон истязать".
  
   (Всем заправляет лично Иегова,
   Но я остатки веры не губя,
   Добрей чтоб сделать лик Его суровый,
   Про демона добавил от себя.)
  
   "В страданьях хоть немного облегчиться
   Позволят дизурия и понос.
   И самому тебе паршой покрыться
   От ног подошв до корешков волос.
  
   Господь тебя и твоего монарха,
   Которого поставишь над собой,
   В предел чужой сошлёт одним лишь взмахом
   Своей руки, десницы роковой".
  
   (Скорей ногой - руке всесильной Бога
   Нужды перетруждать особой нет
   Себя здесь... Чтобы выставить с порога,
   Важны размер и качество штиблет.
  
   Пророкам были ведомы прекрасно
   Число шипов и цвет Господних бутс.
   Судьба евреев с Царства до диаспор
   Написана на их несчастном лбу -
  
   С обетованных мест переписаться,
   Назад вернуться в завершенье бед,
   По свету неприкаянно скитаться
   И не утратить Господа обет.
  
   Есть мнение, с иных миров неблизких
   На Землю опускался кто-то там
   Из посвящённых. Базы о прописках
   Он передал пророкам-мудрецам,
  
   Лишь тем, кто высшим знанием отмечен...
   Так наши приняли привет от тех...
   Среди зелёных даже человечков
   Имеются свои, что "лучше всех".
  
   От них пришли обряды и пароли.
   Ещё Мелхиседек, духовный вождь,
   Учил жрецов, как мир на страхе строить,
   Пророчеством людей ввергая в дрожь.)
  
   Ещё с вещами, с кочевою шалью
   За Иордан не прибыл Израиль,
   Уже сынов за их непослушанье
   Стращал нещадно Иезекииль.
  
   "Перед народом встанешь на колени,
   Чьи лица плоски, а глаза узки,
   Из камня вырубишь предмет моленья
   И сам окаменеешь от тоски.
  
   Посмешищем и притчей у народов
   Оденешь ты колпак для бубенцов.
   Воспринимать вас будут как уродов,
   Чьи лица калькой на одно лицо.
  
   Семян на поле ты посеешь густо,
   Но налетят то град, то саранча
   И вместо ожидаемой капусты
   Получишь ты обглоданный кочан.
  
   Вином своим тебе не напиваться.
   Плоды поест неугомонный червь.
   Твои маслины будут осыпаться,
   Елеем с них не вылечить чирей.
  
   Погубит ржа плоды земли цветущей,
   Страдать тебе от страшных перемен,
   Пришелиц средь тебя станет могучей
   Любого из Израиля колен.
  
   Всё выше над тобою он и выше
   Вверх вознесётся, (а ведь гой при том),
   Упрётся головою в неба крышу,
   А твой удел - зарыться в чернозём.
  
   Что гласа Божьего ты перестал бояться,
   Наказан будешь шекелем, рублём.
   Проклятьям своре за тобою гнаться
   Доколе ты не будешь истреблён.
  
   За прошлые дела (Бог метит шельму)
   Ты станешь умолять дать денег в рост.
   И над тобою сжалится пришелец...
   Он голова, короче, а ты хвост.
  
   Не соблюдал ты заповеди. Дверцу
   Перед собой захлопнул к Богу в рай
   Тем, что с великой радостью на сердце
   Ты не спешил в молитвенный сарай,
  
   Не обнаружил в вере жара, страсти,
   Был к ритуальной стороне ленив.
   За это жди, сотрёт тебя как ластик
   Господь о твёрдый жизни абразив.
  
   Не сын Его ты впредь, а греховодник.
   Несчастия тебя подстерегут.
   С избытками всего на огороде
   Служить ты будешь своему врагу.
  
   Финикияне, ассирийцы, персы
   Теснить тебя начнут со всех сторон,
   И не тебе уже их драть за пейсы,
   А самому черёд кормить ворон.
  
   Не ты, как подобает внуку, сыну,
   Выискивая виртуальный гроб
   Господень, будешь грабить Палестину,
   А самого тебя пригреют в лоб.
  
   Проклятья поразят тебя навылет,
   Носить тебе железное ярмо
   И не снимать его с жестокой выи.
   За то, что ты дерьмо и обормот,
  
   Пахать тебе и в голоде, и в жажде
   Во всяком недостатке, павший лев.
   И как сказал Господь уже однажды,
   В трудах ты будешь добывать свой хлеб.
  
   Господь, чтоб гнётом непосильным мучить,
   Пошлет к тебе издалека народ,
   Язык которого, что в горле сучья,
   Речь о созвучьях просто не идёт.
  
   Он будет есть весенние запасы,
   Порежет скот, переведёт приплод,
   Чем разорит еврейские, гад, массы,
   Осевшие у Иордана вод.
  
   Народ тот наглый, старца не уважит
   И юноши не пощадит, бандит".
   (Такой призыв я слышал не однажды,
   Двойной стандарт использует левит.
  
   Не к этому ли Израиль стремился,
   Ещё когда планировал Исход,
   Чтоб самому навек там поселиться,
   Изгнав других от Иордана вод?)
  
   "Затем ли изгоняли вы туземцев,
   О головы тупили топоры,
   Чтоб пережить весь ужас интервенций
   Со стороны неведомой орды?
  
   Народ тот наглый ни вина, ни хлеба
   Вам не оставит запаха котлет,
   И быль жестокая явит вам небыль,
   Погибель ваша с ней прибудет вслед.
  
   Теснить в жилищах будет вас, доколе
   Враг не разрушит высоченных стен,
   Последние повыдергает колья
   Из оснований ваших крепостей.
  
   Землетрясениями отутюжит
   Господь все складки рвов, следы колонн,
   И на форпостах Израиля южных
   Исчезнет храм, что строил Соломон.
  
   Ну, а пока в осаде и в стесненьях,
   Которыми твой враг тебя стеснит,
   Дойдёшь ты до такого униженья,
   Которого не видывал левит".
  
   (Воспитанный ещё в стране советской
   От реализма я не отступил,
   Насколько мог, не уходил от текста
   Я ни на йоту красок не сгустил.)
  
   Довёл себя пророк до исступленья
   В желании неверных покарать.
   (С таким числом от нормы отклонений
   Его бы психиатру показать.)
  
   Пугает жрец: "Плод чрева будешь есть ты
   И мясо жадно пробовать с ножа
   Своих детей, среди дурных известий
   Которых ты в стеснении рожал.
  
   В великой роскоши муж, живший с вами,
   Изнеженный (особо подчеркну),
   На плоть взирая жадными глазами,
   Про братьев позабудет и жену,
  
   Не даст ни одному из них из плоти
   Детей своих, которых будет есть,
   Без вас кусочек лакомый проглотит.
   (Каннибализм ужасная болезнь.)
  
   Вот женщина, изнеженная крайне,
   Ещё вчера не ставила ступней
   Не на ковры, а завтра озираясь
   Тайком съедает собственных детей,
  
   С родными и не думает делиться,
   Одна съедает вышедший послед..."
   (Чтоб ей последом этим подавиться.
   Каннибализму оправданья нет.)
  
   Не выполнишь когда слова закона,
   Слова, написанные в книге сей,
   Бог поразит тебя чумой бубонной -
   Так говорил за Бога Моисей.
  
   "Болезни постоянные и злые
   Бог наведёт с неведомых сторон
   На ваши ятра, животы и выи,
   Доколе род не будет истреблён.
  
   Останется тебя совсем немного,
   А было без числа, что в небе звёзд.
   Не слушали, сыны, вы гласа Бога,
   И осерчает Бог на вас всерьёз.
  
   Как радовался, умножая прежде,
   Тебя Господь, так завтра вдруг прозрев,
   Вас истребит, увидев взглядом свежим,
   Кого призрел он в мира конуре.
  
   Рассеет Бог тебя по всем народам,
   Где будешь ты служить иным богам,
   Их изваяньям, чурбанам, уродам...
   Плясать тебе в экстазе под тамтам
  
   И не найти нигде успокоенья.
   Трепещущее сердце не уймёшь.
   И оборвётся жизнь в одно мгновенье.
   Приходит смерть, когда её не ждёшь.
  
   И будет день и вечер над тобою
   Неотвратимость будущих утрат
   Конец твой приближать часами с боем
   И ходиками тикать до утра.
  
   Наутро, с Богом предвкушая встречу,
   С кровати не захочешь ты вставать
   И скажешь: О, скорей пришёл бы вечер -
   А к ночи снова будешь утро ждать.
  
   Тебя вернёт на кораблях в Египет
   Господь, рабами где вам снова быть.
   Купите нас - из трюмов возопите,
   И будет некому тебя купить".
  
   На это возразить особо нечем,
   Кто ж хочет быть метёлкой у хвоста...
   Ведь было это дело, я замечу,
   Задолго до рождения Христа.
  
   По плинтус Иезекииль красиво
   Тех опустил, кому не рваться вверх.
   С такою незавидной перспективой
   Охота пропадёт быть "лучше всех".
  
   Возможно, с авторством здесь есть сомненья.
   Меня смутил весьма похожий стиль.
   Вам принести готов я извиненье
   Достопочтенный Иезекииль.
  
   ГЛАВА 30
  
   Пока благословенья и проклятия,
   Дойдут до неразумного сынка,
   Скорей от горя поседеет мать его
   И по земле прокатятся века.
  
   С чужих земель придёт волна откатная
   И принесёт на гребне корабли,
   Чтоб вновь собрать все гены доминантные
   В пределах богоизбранной земли.
  
   (Когда б не Сталин, Трумэну и Черчиллю
   Одним арабов было б не сломить.
   Пришлось бы ждать ещё тысячелетия,
   Чтобы назад хасидов возвратить
  
   Под небо иудейского Израиля,
   Египту ненавистному под бок.
   Зачем всё это было нужно Сталину,
   Антисемиту, не возьму я в толк.
  
   Возможно, о маслинах вождь наслышан был,
   Хорошего вина хотел испить
   И с Дальнего востока в дебри Ближнего
   Решил Биробиджан переселить.
  
   Поступкам мы вождя не удивляемся.
   Народы для него - колода карт...
   И что жрецов пророчества сбываются,
   Не видит лишь один дегенерат.)
  
   Скрижали и ковчег давно утрачены,
   Возможно, Бог их отозвал назад.
   Но где у Иеговы всё прихвачено,
   Воистину земля - цветущий сад.
  
   Чтоб людям не скатиться на обочину
   С пути прогресса - жрец трубит в тромбон -
   Осуществить грядущее пророчество,
   Еврею надо соблюдать закон.
  
   "Господь наш над тобой умилосердится,
   От всех народов пленных возвратит,
   Хотя б ты был рассеян до Медведицы,
   До края неба - говорил левит -
  
   Облагодетельствует в размножении
   Тебя сильней Бог чем твоих отцов,
   И снова Палестину в услужение
   Вернёт под юрисдикцию сынов.
  
   Про заповедь, что Бог вам заповедует,
   Не скажите: "На ней лежит печать,
   Как с неба нам достать её не ведаем,
   За что же нас тогда рубить сплеча?
  
   Когда бы нам её на блюде подали,
   Взошёл бы кто на небо и принёс,
   Тогда бы мы ту заповедь исполнили,
   А так нам ждать, когда придёт Христос".
  
   Не за морем оно, то слово вещее,
   И нечего пред совестью юлить,
   Оно в устах и в сердце человеческом,
   За ним не надо далеко ходить.
  
   Подвергнет Бог твой сердце обрезанию
   (Как опытнейший кардиохирург),
   От рук Его секущего касания
   Эгоцентризма разомкнётся круг.
  
   На мировую скорбь душа с надрезами
   Откликнется как тонкий камертон.
   И если сам ты раньше был как лезвие,
   То нынче ты открыт со всех сторон.
  
   На сердце зла не примешь ты и подлости
   (Не зря тахикардией занемог),
   И о себе сказать ты сможешь с гордостью:
   Пока душа болит, со мною Бог".
  
   На выбор предложил левит сентенции:
   Жизнь и добро, иначе - смерть и зло.
   И что из них причина, а что следствие
   Живущему понять не тяжело.
  
   Благословенье выбрать иль проклятия,
   Погибнуть в зле или в добре прожить -
   Вопрос ребром поставлен в стиле Гамлета:
   Ходить за Иордан иль не ходить?
  
   Как жизнь прожить - вопрос не риторический.
   За кем идти, когда ты не баран?
   Я ж от себя скажу апокрифически:
   Не шлялся бы ты, сын, за Иордан.
  
   ГЛАВА 31
  
   Моисей заповедовал строго,
   Призывая к порядку людей:
   "Обходной норовили дорогой
   Вы приблизиться к Господу Богу...
   То ли будет по смерти моей.
  
   Схоронив меня, вовсе начнёте
   Вы до Бога ходить по задам,
   В смысле, с задних сторон, где живёте,
   Долго мешкая на повороте
   И к другим забегая богам.
  
   Мне ж - сто двадцать. По немощи общей
   В мутных водах уже мне не плыть.
   На меня мой народ пусть не ропщет,
   С былой силой, напором и мощью
   Мне в атаку его не водить.
  
   Иегова сказал однозначно:
   Иордан тебе не перейти.
   Я при жизни уже мало значу,
   А по смерти моей того паче.
   Разошлись наши с Богом пути.
  
   Наш Господь в исполненье завета
   Сам за вас будет в сечу ходить,
   Драться пикой, мечом и кастетом,
   Истребит поголовно при этом
   Даже вдов, чтоб врагов не плодить.
  
   Тех, кто, сын, тебе с боку-припёку,
   По примеру Его, не жалей.
   Вспомни, как разобрался жестоко
   Иегова с Сигоном и с Огом...
   То ли будет по смерти моей.
  
   Не забудет Господь вас по-свойски
   И над вами Свой выбросит флаг,
   Мне же Бог подобрал на погосте
   Место, где отгрузить мои кости,
   И уже подогнал катафалк.
  
   Иисус, сын Навина еврея
   Перед вами пойдёт словно лев.
   Как когда-то я бил Аморреев,
   Перебьёт он, детей не жалея,
   Все другие народы на ев.
  
   Бог не бросит тебя, не оставит,
   У твоих Он пребудет дверей,
   Как при жизни моей непрестанно
   Будет Бог к вам заглядывать в спальни...
   То ли будет по смерти моей".
  
   Обнял Бог Моисея за шею:
   "Вижу смерть Я твою на углу,
   По тебе Мне несёт отношенье,
   И едва подпишу Я прошенье,
   Как народ твой ударится в блуд.
  
   Очень скоро, отнюдь не с запором,
   Сын к чужим обратится врачам,
   По субботам с журналами порно
   Кокаин станет нюхать в уборной
   И подружится с Ксюшей Собчак.
  
   Потому напиши-ка Мне песню,
   Почему Иегова так зол....
   Песня часто не хуже свидетельств
   Вам расскажет, кто есть буревестник,
   А кто, мягко сказать, не орёл.
  
   Песни текст напиши на заборе,
   Чтоб слова донести до глухих.
   Пусть поют под фанеру и в хоре,
   А как ввергну сынов моих в горе,
   Будет песня сия против них.
  
   На сынов Израиля Мне будет
   То свидетельством. Твой компромат
   Разлетится по множеству студий
   И пусть люди Меня не осудят,
   Если в песенке встретится мат.
  
   Их в ничейную землю-харчевню
   Я привёл, где туземцы не в счёт
   Те, чьи трупы плывут по теченью,
   Неопрятным своим облаченьем
   Молоко отравляя и мёд.
  
   Это всё не имеет значенья.
   Мне ж обидней куда за сынов.
   Нарушают завет, а точнее,
   Лишь насытятся и утучнеют
   До чужих подаются богов.
  
   Нет почтения в них, одна наглость
   Да охота до женщин чужих.
   Неуёмна еврейская жадность...
   Ох, уж эта Мне пассионарность,
   Врезать бы Гумилёву под дых".
  
   С детства, помнится, косноязычный
   Песню всё ж написал Моисей.
   Смысл простой: Жили вы неприлично,
   Иегова порол вас публично...
   То ли будет по смерти моей.
  
   ГЛАВА 32
  
   Внемлите небеса, я буду говорить
   И слушайте поля слова из уст моих,
   Учение моё как дождь я буду лить.
   Пусть выпадет роса тех капель золотых
   На траву и кусты, на зелень и на жмых.
  
   Бог истины наш Бог и нет неправды в нём.
   Правдив и верен Он, твердыня всех твердынь.
   Не раз Он поражал врагов своим огнём,
   В час страшного суда на головы гордынь
   Могуществом своим обрушит неба синь.
  
   Но развратился весь пред Ним его народ,
   В пороках родовых строптивый сын погряз,
   Пустился он в разврат у Иордана вод.
   Здесь несмышлёных я хотел спросить бы вас:
   Не Он ли ваш Отец, с кем спорите подчас?
  
   Одумайся, смирись, мой вероломный сын,
   Тебя Бог сотворил, устроиться помог.
   Ты в масле с давних пор катаешься как сыр,
   Где мёд и молоко. Кто дал тебе чертог?
   Спросите у дедов, кто истинный ваш Бог,
  
   На полном кто скаку не оборвал ваш бег?
   Я Господу и вам свой посвящаю стих.
   Часть Иеговы есть народ, что "лучше всех",
   Прах старцев он хранит, родителей своих,
   А что до всех других - Ему плевать на них.
  
   Когда кроил наш Бог земли цветной палас,
   Иаков свой удел в пустыне приобрёл,
   Но в дикости степной Бог не покинул нас,
   Бог по числу колен Израиля счёт вёл,
   Свой охранял народ как истинный орёл,
  
   Смотрел за ним, хранил как ока Своего
   Зеницу, для орлов её важнее нет.
   На крыльях поднял Бог сынов под небосвод.
   Когда им подарил Бог первый пистолет,
   Чужих богов при нём тогда простыл и след.
  
   Господь тебя с руки чем Бог пошлёт кормил,
   От тука брал земли и родниковых вод.
   Он кашу с топора, когда припрёт, варил,
   Елей гнал из скалы, из камня делал мёд...
   С сырого молока твой не болел живот.
  
   Кровь виноградных лоз при Господе сын пил,
   Ребёнку, знают все, сто грамм не повредят.
   Пивной алкоголизм лечил по мере сил,
   А после про Него, мол, опиум и яд
   Слух люди распустив, пить будут всё подряд.
  
   У Бога под крылом Израиль утучнел,
   На Господа харчах раздался как павлин,
   От сытости своей Заступника презрел.
   За жертвой перестал сын заходить в овин,
   Короче оборзел, повёл себя как свин.
  
   Охочий до девиц их прихотям служил,
   Богами раздражал чужими Своего
   И в Иегове гнев сын как костёр сложил,
   Что вспыхнул до небес. Речь Бога Самого
   Я лишь передаю, послушаем Его:
  
   "Лицо сокрою Я, не видеть чтоб конец
   Сынов и дочерей. Род развращённый их
   Растает на земле, как тает леденец.
   А верности коль нет в назначенных Моих,
   Свой выплесну Я гнев на них как на чужих.
  
   Их суетный уклад Меня ввергает в брань,
   Острее Мне ножа сынов политеизм.
   Меня не огорчат ни Будда, ни Коран,
   Тем более Мой Сын, ни даже атеизм -
   Зато упёрся мне их теодебилизм.
  
   Обилием забот народ Я наделил,
   Чтоб в праздности не жил, не ведал про тоску.
   На ленточки Меня порезал Мой дебил -
   Под каждую нужду кромсает по божку,
   Желанье возбудил снести с него башку.
  
   Во Мне горит огонь, до ада Меня жжёт,
   До оснований гор всю землю опалит,
   Вся преисподняя в груди Моей живёт...
   (И если сам Господь об этом говорит -
   Выходит, что при Нём природа - сателлит.
  
   Лишь потому глупцам так много сходит с рук,
   Что люди - это суть, ряд знаковых фигур.
   Дал крылья им Господь, а сам сжимает круг...
   Не ведает порой Всевышний демиург,
   Как можно проучить сих неразумных кур.)
  
   Все бедствия на них Я разом соберу
   И стрелы истощу, мор напущу и глад.
   Их ослабевших зверь настигнет поутру,
   В отмщении Моём всех будет рвать подряд,
   И дело довершит ползучих тварей яд.
  
   Извне детей губить их будет острый меч,
   От ужаса сойдут с ума и мал, и стар.
   Могу легко народ Свой в лагерь Я упечь,
   Рассыпать по земле, размазать, распластать
   И многое ещё, о чём молчат уста.
  
   Боюсь лишь одного, что недруги сынов
   Весь перечень заслуг Моих возьмут себе,
   Припишут, приплетут сюда иных богов,
   Начнут лупить в тамтам и прыгать при ходьбе,
   И Мой услышит скот чужое Цоб-цобе.
  
   В сравнении со Мной - тварь, платяная вошь,
   Сумевший о себе такое возомнить.
   Что до Моих врагов, в них смысла ни на грош,
   Их полчища легко в подкладку заманить,
   Как гнид передавить, начальников - судить.
  
   Их виноград от лоз Содомских. Терпкий яд
   Таят в себе Гоморры горькие грозды,
   Драконов ярость в них сжигает всех подряд.
   И с веток вниз летят заблудшие дрозды,
   Отведавшие те порочные плоды.
  
   Где их куриный бог, что сможет исцелить,
   Обратно возвратить их из небытия?
   Я ж изострю свой меч, возмездие свершить
   Нашлю куриный грипп, над миром Судия,
   На свете Бог один и этот Бог есть Я".
  
   Как повелел Господь, всех стад Его пастух
   Песнь за день Моисей для Бога написал.
   Народу он изрёк слова той песни вслух,
   Свой опус изложил как с чистого листа
   И сделал всё что мог, чтоб шлягером он стал.
  
   Проект с ним поднимал сын Иисус Навин,
   Тинэйджеров молил не жаться по углам
   И при словах о сверхвозвышенной любви
   Не дрыгаться, а петь, тусовки под тамтам
   Оставить первобытно-диким племенам.
  
   Счёт с жизнью Моисей готовился свести,
   Неумолимый Бог отдал ему приказ -
   На гору Аварим плоть бренную снести,
   На землю Ханаан взглянуть в последний раз
   И где-то по часам с полудня до шести
   К народу своему достойно отойти.
  
   ГЛАВА 34
  
   За рекой Иордан Моисей не жилец,
   Провинился пред Господом в самом конце.
   О себе Моисей, зная близкий конец,
   Говорил исключительно в третьем лице.
  
   За него я подумал: Раз Книга моя
   Не позволю жрецам содержанье менять.
   Про меня скажут - он, за себя скажу - я,
   Мне решать от какого лица выступать.
  
   И взошел Моисей с Моавитских равнин
   Посмотреть на ручьи, из которых не пить,
   Где потом обоснуется главный раввин,
   Куда мне мой Господь не дозволил ступить.
  
   Там по слову Господню почил Моисей,
   Плоть осталась в земле, душа - на небосвод
   Отошла к Иегове на мой юбилей,
   Было мне в это время сто двадцать всего.
  
   На долине Моава в земле погребён,
   Там покоится вечным покоем мой прах.
   С незапамятных дней и до ваших времён
   Где могила моя, знает только Аллах.
  
   Моисею сто двадцать всего как почил
   Было лет, как уста он замкнул на замок.
   Зренье не притупил, уходил полон сил,
   Но ослушаться я Иегову не мог.
  
   Тридцать дней Моисея, судьбину кляня,
   Всё оплакивали Израиля сыны...
   Через тридцать веков вспоминайте меня
   За мои разноцветные вещие сыны.
  
  
  
   КНИГА ИИСУСА НАВИНА
  
  
   Главы 1 - 6
  
   Как завалится детина
   К девственнице на порог
   Обесчестить Палестину -
   Книга Иисус Навина
   Поведёт тому итог.
  
   С пару тысяч до Ислама
   Лет, как Бог им повелел,
   Подались до Ханаана
   Племена от Авраама,
   Что Иакова колен.
  
   Те достойные потомки
   В край, где реки с молоком,
   За обещанной сгущёнкой
   Заявились не с котомкой,
   А с мечами и с псалмом.
  
   Перелётные те птахи
   Завершили перелёт.
   Израильские рубаки
   Обещаньем Бога Яхве
   Оправдали свой налёт,
  
   Как они младенцев били,
   Дескать, знали, что творим...
   (Тем, кто слишком щепетилен,
   Я напомню об Аттиле,
   Что потом разрушит Рим.)
  
   Сила есть ума не надо,
   А добавить к силе ум,
   Одержимость до упаду -
   Завершеньем интифады
   Мировой грядёт триумф.
  
   Яхве выполнит обет свой,
   Сдаст евреям Ханаан.
   Как лишать народы девства
   Передаст Господь в наследство
   Пролетариям всех стран.
  
   Говорил Бог Иисусу:
   "Умер Моисей, мой раб,
   Никогда он не был трусом,
   Мой пророк весьма искусный
   Был как полководец слаб,
  
   Сорок лет водил в пустыне,
   От погони уводил
   Свой народ, но Палестину
   Буйволицею за вымя
   Не словил и не сдоил.
  
   Итак, встань, за Иордан свой
   Обрати орлиный взгляд.
   Все угодья Ханаана
   Отдаю Я вам приданным
   До самой реки Евфрат.
  
   К западу от солнца будут
   Вам пределы, где стопы
   Ваших ног пройдут. Повсюду
   Я хранителем пребуду
   Племенной твоей толпы,
  
   Визы выдам без ОВИРа.
   К Яхве соблаговолят
   Лорды Бальфуры и Киры
   И прокатятся по миру
   Волны ваших интифад".
  
   Иеговы услыхали
   Речь левиты, ну и слух,
   И в анналы записали
   Те слова прочнее стали
   Поддержать еврейский дух.
  
   ***
   Иисус сын Навина разведать послал из Ситтима
   Соглядатаев двух и пришли служки в Иерихон.
   В дом блудницы зашли они заночевать без интима,
   Но проведали люди про странности этих тихонь
  
   И царю донесли, что какие-то два иудея
   Заглянули к блуднице на красный фонарь неспроста.
   Не от прелестей блудной Раав те ребята балдеют,
   А узнать норовят про совсем не срамные места.
  
   Не нужны им ни сиськи Анфиски, ни малые губы.
   Их вопросы другие совсем отрывают от сна -
   Психотропные где воют Иерихонские трубы
   И какой музыкальный ещё есть в стране арсенал?
  
   Царь тот Иерихонский отдал приказанье блуднице
   Обслужить тех клиентов и после составить отчёт
   Обо всём, в чём подвигла их проговориться,
   И какие ещё она тайны из них извлечёт.
  
   Сам начальник спецслужб в подобающем случаю ранге
   (Что не ниже Ягоды - готов заключить я пари),
   Лично к ней заявившись, приказ передал на бумаге
   И Раав на ушко с придыханием так говорил:
  
   Укажи на людей мне, пришедших к тебе ночью поздней,
   Что впустила в свой дом ты, как делала это не раз,
   Ибо отроки эти явились сюда строить козни
   И узнать, что мы прячем подальше от вражеских глаз.
  
   Но Раав тех мальчишек сокрыла от власти, сказавши:
   "Побывали два юных семита в публичном дому,
   Про Муму в Иордане трепались, изрядно поддавши,
   А зачем приходили - сама до сих пор не пойму.
  
   Когда ж в сумерки вам затворять надлежало ворота,
   Прочь, икая, ушли, озираясь лишь по сторонам.
   Так гонитесь за ними до самого вы поворота,
   А догнав, расспросите как вброд перейти Иордан".
  
   Посланные блудницей до самой неслись переправы
   Разузнать, где форсируют вражьи войска Иордан.
   Так всерьёз и конкретно послала блудница Раав их,
   Что те псы контрразведки оббегали весь Ханаан.
  
   Чтоб с поличным накрыть тех лазутчиков от Иеговы,
   Все дома обыскали, в сараях валили дрова,
   Ночью в спальни врывались, облазили стражи альковы,
   Из шкафов извлекали сантехников, ждущих трамвай.
  
   Изучали внимательно паспорт, сличали прописку,
   Ломанувшихся в клумбу наряд извлекал из цветов,
   Что средь них нет чужих, узнавали менты по пиписькам,
   Благо тот, кто попался тогда, пребывал без штанов.
  
   (Много позже в Чечне, защищая мир от терроризма,
   Подозрительных лиц раздевать будет аж до трусов
   Федерал, чтоб узнать отношение их к ваххабизму
   По причине отсутствия всяких трусов у отцов.)
  
   Раав спрятала соглядатаев, но не на балконе,
   А на кровле в снопах, оказала семитам почёт,
   И когда затворили ворота в том Иерихоне,
   На дому поместила табличку: "Закрыт на учёт".
  
   Прежде чем угнездились, уснули ребята в соломе,
   К ним на кровлю взошла и сказала: "Для всех не секрет,
   Что прогнило всё в нашем от века языческом доме,
   Нет в нём веры единой, а значит, спасения нет.
  
   Знаю я, что Господь вам отдал Палестинскую область,
   Край цветущий позволив скупить на корню за гроши.
   Навели вы на жителей ужас, посеяли робость
   Тем, что воды в морях перед вами Господь иссушил.
  
   Знаю я, как бежали вы от дурака фараона,
   Золотишко прибрав и в Египте казну обобрав,
   По оффшорам заранее спрятав свои миллионы,
   Ойкуменой решив свой расширить еврейский анклав.
  
   Если дверь на запоре, то вы залезаете в окна.
   Вам народы чужие по жизни - навоз и балласт,
   С Аморреев царём обошлись вы настолько жестоко,
   Что весь энтузиазм вам перечить мгновенно угас.
  
   Сердце наше ослабло, не дух в нас, а страх непотребен,
   Мужики оскотинились, женщины перепились.
   Племенной ваш Господь полновластный хозяин на небе,
   Но на ваши разборки послушно спускается вниз.
  
   Если сердце Его на народы все воспламенилось
   (Даже собственных вас Он и то переносит с трудом),
   Поклянитесь мне Господом вашим: как сделала милость
   Вам блудница Раав, так и вы защитите мой дом.
  
   Когда в край наш ворвётесь доить Палестинское вымя,
   Всех других оторвать от его благодатных сосков,
   Поклянитесь, что мать и отца сохраните живыми,
   Пощадите сестёр моих, братьев, дядьёв и зятьёв.
  
   Поклянитесь здоровьем, что бойня мой дом не затронет,
   Обойдёт стороною чертог иудейская смерть,
   А иначе я вам, как другим, постелю на балконе
   И случится потом вам на пыточной дыбе висеть".
  
   Скажем прямо, у этих ребят не особый был выбор.
   Заключили с блудницей кабальный они договор -
   Всех под бритву пустить, но родню аферистки не выбрить
   И оставить в живых, что, по их разуменью, позор.
  
   Про захваты земель их преступные помыслы знала
   Та Раав, но за то, что властям не сдала тех ребят,
   Ей обещана жизнь, что само по себе и не мало,
   А что слово их твёрдо, ребята псалмом подтвердят.
  
   "В вечной тяжбе за землю Господь Ханаан нам присудит.
   Бога рейдеры мы и с мечами ворвёмся сюда.
   Смерти наша душа вместо вашей пусть предана будет,
   Если мы позабудем про тех, кто сдавал города".
  
   В горы путь указала Раав молодцам неслучайно,
   Где три дня им скрываться велела, чтоб не замели
   До возврата дозоров - тем выдала важную тайну
   О размерах доподлинных той Ханаанской земли.
  
   На какие порой ни пускаются только уловки
   Люди, если клюкой постучится к ним смерть на постой...
   В ночь спустила Раав соглядатаев тех на верёвке,
   Ибо был её дом её крепость в стене городской.
  
   И сказали лазутчики: "Той же верёвкой червлёной
   Обозначь нам окно и держи при себе всех родных,
   Переметь их сурьмой, как угодно, хоть краской зелёной,
   Чтобы нам отличить их от прочих иных шибутных.
  
   Если наша рука чью-то голову в комнате вашей
   Рассечёт палашом, будь то тёща-змея иль свекровь -
   Кровь пролитая ляжет позором на головы наши,
   Кто ж ступил за порог - на его голове будет кровь.
  
   Если вдруг форс-мажор, а тем более если случится,
   Наше дело откроешь ты - то от заклятий твоих
   Мы свободны"... "Да будет по-вашему!" - молвит блудница
   И верёвку с окошка спускает, одну на двоих.
  
   Отпустила Раав их, семиты домой возвратились.
   Как героев лазутчиков лично поздравил главком.
   Получили они от блудницы огромную милость,
   А как с ней расплатились и чем, мы узнаем потом.
  
   Подвиг это иль подлость - какое нам в сущности дело,
   Как смотреть. Право жить означает порой чью-то смерть.
   Сколько разных разведчиков в женских объятьях сгорело
   И как многим ещё суждено в тех объятьях сгореть.
  
   Электрический стул - продолжение жарких объятий.
   Для кого-то, возможно, подобный конец - ерунда.
   Как вам спится, любезный, с блудницей в железной кровати,
   Если к сетке матраца уже подвели провода?
  
   Здесь предательство для осуждения служит мишенью,
   Для людей интересны мотивы его, типажи.
   Возводя подлость в доблесть во имя великих свершений,
   Эту миссию скверную жрец на блудниц возложил.
  
   ***
  
   Иисус поутру рано
   Встал и в путь повёл народ
   От Ситтима к Иордану,
   Всех священников вперёд
  
   Шлёт. Ковчег завета с ними,
   В Иордан они войдут,
   Где свою обувку снимут
   На резиновом ходу.
  
   Шлёт им Яхве свои знаки:
   "В воду ступите стопой
   И вода в момент иссякнет,
   Остановится стеной
  
   И застынет водопадом,
   Капли книзу не прольёт,
   Пока водную преграду
   Весь народ не перейдёт".
  
   Иисуса Бог прославил.
   От подобных новостей
   Все его боятся стали,
   Словно это Моисей.
  
   Скажет как, так и случится.
   (Иордан в погожий год
   В жатвы дни овса, пшеницы
   Вброд ребёнок перейдёт.)
  
   В Иордане не утопли...
   Военкому что с того,
   Кто страдал от плоскостопья,
   Кто с отсутствия его?
  
   Иудеев, чтоб сразиться,
   При оружии на брань
   Сорок тысяч вышло биться,
   Больше было не собрать.
  
   Мельче не натянешь сито
   Выполнить призыва план,
   Бронь отнимешь у левитов -
   Сам пойдёшь за Иордан.
  
   Приписное - это липа.
   Моисей не обрезал
   Свой народ с времён Египта...
   Люд сознательней не стал.
  
   Гвардия повымирала,
   Чьих концов коснулся нож.
   А народ без ритуала
   Яхве, что солдату вошь.
  
   Отрок не по назначенью
   Крайнюю терзает плоть...
   Дал команду положенье
   Выправить тогда Господь.
  
   Приказал Он Иисусу
   Сделать поострей ножи
   И обрезать как капусту
   То, что хорошо лежит.
  
   Суть древнейшего обряда
   В том, чтобы в момент любой
   Чувствовать, что Бог твой рядом,
   Ну, буквально, под рукой.
  
   Порученье непростое
   Выполнил тогда Главком,
   Место то назвал святое:
   "Обрезанья славный холм".
  
   (В той равнине очень плоской
   Редкость даже косогор.
   Уж не знаю, до иль после
   Появился тот бугор.)
  
   Кто в Египте был обрезан
   Вымерли за сорок лет.
   Люд обрезанный болезный
   Кутался в верблюжий плед.
  
   Прекратилась вскоре манна
   Сыпаться дождём с небес.
   Зерновые Ханаана
   Начал есть еврейский плебс.
  
   Пышки пресные месились,
   Хлеб на Пасху ел народ.
   Так халява прекратилась
   Там, где молоко и мёд.
  
   Городом в походе первым
   Пал тогда Иерихон,
   Когда действуя на нервы,
   Осадив со всех сторон,
  
   Вокруг стен его носили
   Семь священников ковчег,
   Как Бастилию святили,
   Чтоб разрушить без помех.
  
   И пока звучали трубы,
   Рот закрыть был всем приказ.
   (Если кто покажет зубы,
   Тубой врежут между глаз).
  
   В барабаны что есть силы
   Били. Дух ожесточал
   Свой народ - его водили
   Вокруг стен, а он молчал,
  
   Точно в рот загнали дышло
   Или врезали под дых.
   На прогулку в поле вышло
   Общество глухонемых.
  
   За шесть дней не проронилось
   С губ сыновних слово мать...
   Одним словом, накопилось,
   Появилось, что сказать.
  
   В день седьмой своим порядком
   Город обошли семь раз,
   Наконец, всем разом рявкнуть
   Долгожданный шлёт приказ
  
   Иисус Навин. (Воскликнуть,
   Если к тексту ближе быть,
   Сил наличных поелику
   Полагалось возопить.)
  
   Яростно взревели трубы,
   Брань неслась со всех сторон,
   И под матерщиной грубой
   Задрожал Иерихон.
  
   Вниз посыпалась на выи
   Неба синяя эмаль,
   Стены многовековые
   Рухнули как "Транс-Вааль".
  
   Город подвели левиты
   Под заклятие "херем",
   Этот значит, в нём наймитам
   Делать нечего совсем,
  
   Не снасильничать девицу
   (Хоть страшна как смертный грех),
   Барышами не разжиться -
   Истребить здесь надо всех,
  
   Левых, правых и неправых,
   Тех, кто вовсе ни при чём,
   В жертву Яхве и во славу
   Следует рубить мечом.
  
   (Мы такое наблюдали:
   По левицкому суду,
   Помнится, царя убрали
   В восемнадцатом году.
  
   Голубую кровь с убитых
   Кислотой смыв во дворе,
   Обошлись тогда бандиты,
   Без заклятия "херем".)
  
   Золото и медь, железо,
   Надобно к левитам в храм
   Передать как дар помпезно,
   А не прятать по углам,
  
   Над добычей не глумиться,
   Поражать в единый миг...
   Лишь одна Раав блудница
   Здесь останется в живых.
  
   От машины стенобитной
   Град смело как помелом.
   МЧС тех дней забытых
   Лишь руками развело.
  
   Но нашли Раав, однако,
   Знавшие её в лицо.
   По веревочному знаку
   Извлекли из-под венцов
  
   Ту блудницу с-под обломков,
   С ней спаслась её родня...
   Благодарные потомки
   По ней память сохранят.
  
   (Глаз долой тому, кто в прошлом
   Упрекнёт... Раав вдова.
   Если Книге верить можно,
   До сих пор она жива.
  
   Ничего о ней не слышно.
   Исполнительный левит,
   Нам про смерть блудницы бывшей
   Ничего не говорит,
  
   Но сомненье меня мучит,
   Почему молчит, как шланг -
   Очевидно не из лучших
   Смерть ту женщину нашла.
  
   Предавать кому случится -
   Не видать тому добра.
   Неслучайно Бог блудницу
   Эту роль сыграть избрал
  
   На подмостках Палестины.)
   От сценических проблем
   Вновь вернёмся мы к Навину
   И к заклятию "херем".
  
   Слёз по городу не пролил
   Иисус, поклялся он:
   "Будет перед Богом проклят
   Вложит кто в Иерихон
  
   Капитал и вновь отстроит
   Ханаанский этот град..."
   (Не играет большой роли,
   Что за пять веков назад
  
   До рождения Навина
   И с тех пор без перемен
   Был Иерихон в руинах,
   Не имел защитных стен.
  
   Знал про это кто едва ли.
   Был неграмотным народ,
   Геродота не читали,
   Не родился Геродот.
  
   Вымысел не есть химера.
   Вырастают города,
   Чтоб потом во имя веры
   Вновь исчезнуть навсегда.
  
   У жрецов одно есть свойство:
   Силой красного словца
   Убедят народ в геройстве
   Скотовода-праотца.
  
   Спорить с ними неохота.
   Реноме чтоб не терять,
   С Флавием и с Геродотом
   Надо вымысел сверять.
  
   Если кто до самой сути
   Постарается дойти,
   Дуглас Рид и Гече Густав
   Им попутчики в пути.
  
   За другого не отвечу,
   Мне левиты не указ...
   Ну, а может Густав Гече,
   Тоже кое в чём фантаст?
  
   Тайны он большой не выдал,
   Уточнив столетий счёт...
   Для меня важнее вывод
   Из того, что я прочёл.
  
   Про свой опус понял верно -
   Прежде чем сдавать в печать,
   Помолчать совсем не вредно,
   Чтоб сильнее прокричать
  
   О неравенстве великом...
   Грянет вопль со всех сторон
   И падёт под общим криком
   Град тихонь Иерихон.
  
   Лишь одна Раав блудница
   Доживёт до лучших дней.
   Сам Шойгу спасать примчится
   Грешницу из-под камней,
  
   Сохраняя честь мундира
   Передаст её родне:
   Нечего держать квартиры
   Прямо в городской стене.
  
   Потрясеньям в том районе
   Потеряли люди счёт.
   На сейсмическом разломе
   До сих пор Ливан трясёт.)
  
   Поступила эпохально,
   Город свой предав, Раав,
   Ждёт её судьба лихая,
   Если я хоть в чём-то прав.
  
   ГЛАВА 7
  
   Вспомним про заклятие "херем".
   У евреев нет его страшнее.
   Только тот, кто оборзел совсем
   Иль кретин в четвёртом поколенье
  
   Смеет предписанье нарушать.
   Требует закон тот "охеремший"
   Поголовно жизни всех лишать
   До птенцов, забившихся в скворечню.
  
   По этимологии - "гарем",
   Отгороженный удел, что значит
   Посторонних не пускать (как в Кремль,
   Где скопцов что лопухов на даче.)
  
   В жертву Яхве следует снести
   Всё, что от меча спастись не сможет.
   Всех, кого загон в себя вместит,
   Надо порубить и уничтожить.
  
   Иегове что принадлежит,
   Что лежит в чужих домах и рядом -
   Вам поведает любой хасид -
   Лучше сжечь, чем пренебречь обрядом.
  
   (Не согласный с действием таким
   Я "херем" послал бы в богадельню,
   Слово произнёс бы я "херим"
   По слогам не слитно, а раздельно.
  
   Жадность, алчность шелухой плюют
   На души высокие стремленья.
   Как стяжательство калечит люд -
   Общество явило потребленья.
  
   Барыши немалые сулят
   Подиумы, дорогие платья.
   Покупают люди всё подряд
   Ради самого процесса тратить.
  
   Красота вещей - здесь механизм,
   С помощью которого всех гложет
   Зависть и гордыня. Кретинизм
   Мир спасти красотками не сможет.)
  
   Поступившие однажды вопреки
   Мерзкому заклятию "херему"
   Очень пострадали мужики
   (Ходорковский с ними будет в тему.)
  
   Непонятно, думал чем Ахан,
   Из Иудина колена малец,
   Возомнил, похоже, что пахан
   (Не пахан он вовсе, а засранец).
  
   Из заклятого, представьте, взял
   И беду на весь народ накликал,
   Никому об этом не сказал,
   Скрыл все прегрешения улики
  
   Не за тридевять земель в оффшор
   С целью на себя потом потратить -
   Всё, что, мягко сказано, нашёл,
   Под ковёр упрятал под кровать он.
  
   Возгорелся разом на сынов
   Гнев Господень за проступок мужа,
   Но насколько будет он суров
   Раньше срока Бог не обнаружит.
  
   В сказ про мародёров и хапуг
   Одержимый манией величья,
   Сдвинув набекрень свою кепу,
   Пару слов добавит переписчик.
  
   ***
   Иисус с Иерихона
   Посылает людей в Гай,
   Разузнали чтоб подробно,
   Как к рукам прибрать тот край.
  
   Возвратившись к Иисусу
   Начинают люди врать,
   Подвергаются искусу
   Значимость свою поднять
  
   У Навина - занижают
   Численность Гаишных войск,
   Одним словом, не въезжают
   (Мир устал от их геройств).
  
   Тысячи три отряжают,
   Город захватить спешат
   И, конечно, попадают
   Голым задом на ежа.
  
   Их встречает нелюбезно
   Тот Гаишный город Гай,
   Ментовские вынув жезла,
   Гонит с криками "банзай",
  
   Догоняет, прав лишает,
   Побольней чтоб укусить,
   И числом их убивает
   Аж до тридцати шести.
  
   (По военным меркам - плохо,
   Не развили свой успех.
   Ведь евреи в ту эпоху
   Под "херем" мочили всех.)
  
   В час, когда их крепко взгреют
   (Что случалось иногда),
   Сердце-льдина у евреев
   Обтекала как вода.
  
   Иисус свои одежды
   Разодрал и лицем пал,
   Так не размыкая вежды
   Аж до вечера лежал.
  
   Посыпала себя прахом
   Вся воинственная знать,
   На груди рвала рубаху
   Богу душу показать.
  
   Иисус сказал: "Владыка,
   Для чего ты свой народ
   Заставляешь горе мыкать,
   А не двигаться вперёд?
  
   Перевёл за Иордан нас
   Для чего? - В мясном котле
   Порубить нас, как баранов,
   Фаршем сделать для котлет?
  
   К ненавистным Аморреям
   Отрядил Ты нас на кич,
   Где всех наших назареев
   Под скинхедов станут стричь.
  
   Хананеи разорутся:
   Бей евреев! Против нас
   Все народы соберутся
   Точно вкладчики у касс".
  
   (Бей жидов, спасай Рассею -
   Слышали и мы не раз.
   Очевидно, Аморреи
   По сей день живут средь нас,
  
   Спор решают кулаками...
   Есть у нас для голытьбы
   Игрище - борьба с жидами,
   Вид классической борьбы.
  
   Сами справимся едва ли -
   Антисемитизм в крови.
   Разобраться с нашей швалью
   Где ты, Иисус Навин?)
  
   Чутким ухом Макашова
   Из истории глубин
   Слышу я как Иегову
   Иисус корил Навин:
  
   "В город Гай твои лишенцы
   Возвратить пришли права,
   А службисты-извращенцы
   Били их по головам.
  
   Юдофобам Ты добавил
   В сердце радости мотив,
   Наших бить им как забаву
   По уставу разрешив.
  
   Что над нами ты задумал? -
   Перевёл за Иордан
   И поставил нас под дуло
   Пролетариев всех стран.
  
   Что сказать, когда Израиль
   Обратил своим врагам
   Все тылы? Того ли ждали
   Исаак и Авраам?
  
   Обещал Ты нам заветом
   Имя освятить своё,
   А народ простой при этом
   На гаишника копьё
  
   Насадил Ты... Взять мигалку
   Я б и сам не возражал,
   Но менту в полоску палку
   Ты зачем разрисовал?
  
   Право грабить на дорогах
   Кто убогому вручил -
   Ты ли Сущий иль у Бога
   Есть иной повыше чин?
  
   Разрешите обратиться:
   Под фанфары загремим,
   Наше имя истребится,
   Но и Ваше вместе с ним
  
   Позабудется. Назавтра
   Вместо чем бояться, чтить
   Бога, люд эвакуатор
   Будет повторять в ночи,
  
   Отпрысков пугая сдуру.
   Техосмотр, ГИБДД,
   Эти аббревиатуры
   Приведут к большой беде.
  
   Вырвавшись как из облавы,
   Миновав иной заслон,
   Вспомнят люди Бога славу
   Со словами: пронесло.
  
   Так зачем Ты, Сущий Боже,
   Эту кашу заварил?"
   Бог одумался похоже
   И в ответ заговорил:
  
   "Встань, на что это похоже,
   Не мышей пришёл ловить,
   Неудобно как-то лёжа
   О Великом говорить.
  
   Для чего ты пал на лице?
   Налицо здесь воровство.
   Обойдёмся без милиций,
   Сор не вынесем на двор.
  
   Вы с того не устояли,
   Обратили тыл врагам,
   Что заклятое украли,
   Получили по рогам,
  
   Божью долю утаили...
   Воины ГИБДД
   Вас за то с горы спустили
   И мочили как в биде.
  
   И пока не истребите
   Из среды своей ворюг,
   Собственным умом живите,
   Иегова вам не друг.
  
   А того, кто здесь с "херемом"
   Под запрет подставил вас,
   Наказать надо отменно.
   То не просьба, а приказ.
  
   Пусть вернёт не половину,
   Это вам не по суду...
   Не придёт когда с повинной,
   Я виновного найду.
  
   Всех обыскивать не буду,
   На колено укажу,
   Как предателя Иуду
   Я примерно накажу,
  
   Вытащу на свет воришку
   И сокрытое при нём.
   Вам останется не слишком -
   Мародёра сжечь огнём".
  
   Иисус Навин назавтра
   Всех начальников созвал,
   Встал и в позе Бонапарта
   За процессом наблюдал.
  
   По коленам постепенно
   Подводили всех к окну.
   На Иудино колено
   Иегова пальцем ткнул.
  
   Племя выяснил, семейство.
   В мнениях не разошлись,
   С дознавателями вместе
   До Ахана добрались.
  
   Замели его без шума.
   Когда начали трясти,
   Препираться тот не думал -
   Срок надеялся скостить.
  
   Двести сиклей, что не мало,
   Краденного серебра,
   Золото вернул тот малый
   И по мелочам добра.
  
   Отдавая без изъяна
   Сеннаарское шматьё,
   Говорил он с верой явной
   На дальнейшее житьё:
  
   "На красивую повёлся
   Я одежду, остолоп,
   Что на заднице не рвётся,
   Когда прыгаешь в седло,
  
   И не лопается с треском,
   Не стоит, как эбонит.
   А от золотого блеска
   Кто ж из наших устоит?
  
   Как бы ни было мне больно,
   Всё, что раньше приобрёл,
   Возвращаю добровольно,
   Занесите в протокол.
  
   Согрешил я перед Богом,
   Всех подставил на горе.
   Не судите меня строго,
   Искупить позвольте грех".
  
   Но не дал ему свободу
   Иисус, решил Навин
   В мягкотелую породу
   Свой добавить озверин.
  
   Под горой одних убитых
   Тридцать шесть тогда нашлось...
   На воришке как с бандитом
   Люди выместили злость.
  
   В час, когда Ахора били,
   Не досталось всем камней.
   Чтоб они не затаили
   Зря обиды, на огне
  
   Сжечь решили. На лежанку -
   Дров охапку, вор внутри...
   (Первою сгорела шапка.
   Хорошо она горит
  
   На ворах любой породы.
   Хорошо б указ принять -
   На избранников народа
   Шапки силой надевать.
  
   Головной убор однажды
   Ярко вспыхнет, и тогда
   Наш электорат, сам в саже,
   Разберётся без труда,
  
   Чем живёт Охотный ряд наш...
   Исполнительная власть
   Навела б в стране порядок,
   Кабы ей самой не красть.
  
   И судебную систему
   Шапками не закидать.
   Книгу взяточников в тему
   Впору про неё писать.
  
   Шапка малому научит,
   Не на всех горит кепарь.
   А послушаем мы лучше,
   Что поведала кепа.)
  
   На останки навалили
   Из булыжников бугор,
   И назвали ту долину
   В знак несчастия - Ахор.
  
   Не одной трактовкой с вами
   Мы в названиях живём -
   "Чудное обетованье"
   У Исайи мы найдём,
  
   То же встретим у Осии...
   Как назвать долину ту,
   У пророков не спросили.
   Видно даже за версту
  
   Мнений разных расхожденье.
   Что, по-вашему, главней -
   Наказанье, осужденье
   Иль миграция людей?
  
   Здесь освящена заветом
   За межу чужая прыть,
   Возмущенье фактом этим
   Не могу, заблудший, скрыть.
  
   Если силою пророков
   Я вернусь на их тропу,
   Сам в раскаянье глубоком
   Нацеплю тогда кепу
  
   (Хоть признаюсь по секрету,
   С шапками я не дружу),
   Жить сподоблюсь по заветам,
   С обрезаньем подожду.
  
   А пока бреду устало
   Вдаль, куда глаза глядят,
   И блуждает где попало
   Мой апокрифичный взгляд.
  
   ГЛАВА 8
  
   "Не бойся и не ужасайся;
   Возьми с собой в достатке сил
   К войне способных, отравляйся
   До Гая" - ночью говорил
   Тот, кто к Навину приходил.
  
   "Тот Гай предам в твои Я руки,
   Их будки, землю, палисад.
   Ворвёшься в город ты без стука,
   Царя посадишь на шпагат
   И разоришь Гаишный град.
  
   Что сделал ты с Иерихоном
   Сегодня с Гаем повтори -
   Заставь сжевать свои погоны,
   И пусть потом гад говорит
   Про негорящий габарит.
  
   Взять не забудь с собою спички,
   Чертог врага дотла спали,
   И лишь потом свою добычу
   Между народом подели
   (Как он делил твои рубли.)
  
   За городом приляг в засаде,
   Как он ловил тебя не раз.
   Когда врага настигнешь, дядя,
   Гаишнику без лишних фраз
   Врежь монтировкой между глаз
  
   Да так, чтобы свою кокарду
   Он проглотил и обалдел...
   Благодарить меня не надо,
   Мне беспредел Гаишных дел
   И без машины надоел".
  
   На клич такой народ, способный
   К войне, в одном порыве встал.
   Навин до мелочей подробно
   Задачу людям описал,
   В засаду храбрецов послал,
  
   Дал указание: "Смотрите,
   Готовы будьте ко всему,
   От города не отходите,
   Курить не надо, потому
   Что вы в засаде, не в дому.
  
   Мы ж притормаживать не станем,
   Знак "Стоп" проедем без помех.
   Гаишники рванут за нами
   За то, что мы смелее всех
   Им палец выставили вверх,
  
   Чем опозорили публично
   Их голифастые зады.
   Конечно, жест тот неприличный,
   Но для гаишника отлично
   Он подойдёт. Про всё забыв -
  
   "Они бегут от нас, как прежде" -
   Вскричит кто жаден и злобив.
   Бабла срубить с пустой надеждой
   С горы сбежит их царь, халиф,
   Ворота в град не затворив.
  
   За ним рванёт всё отделенье,
   Проскакивая этажи
   Не упустить своё мгновенье -
   Сорвать капусту у межи
   Состав весь личный побежит.
  
   Тогда вы встаньте из засады,
   Возьмите город и огнём
   Спалите". (Так ему и надо.
   Не будут, гады, белым днём
   Гоняться за чужим рублём.)
  
   Всё сделали как порешили,
   Как Иегова научил -
   Один из них в автомобиле
   На красный лихо проскочил,
   Инспектора ожесточил.
  
   Сам Иисус подъехал быстро
   К бойцу на боевом посту,
   На сапоги его пописал.
   Он сделал то, за что на суд
   Водилу на руках внесут
  
   И будут повторять, как песню:
   Герой ментяру наказал,
   Жезл вырвал с рук и в лоб отвесил,
   Сказал - ответишь за козла -
   И в даль умчался на газах.
  
   Бойцы ГИБДД схватились
   За портупею и наган,
   В погоню все за ним пустились
   С надеждой тщетною догнать
   И чистоганом донага
  
   Содрать с него листы капусты
   До кочерыжки голой сплошь
   Той самой, где и так не густо
   После того как ни за грош
   Прошёлся ритуальный нож.
  
   Так спровоцировал погоню
   Отважный Иисус Навин.
   Оставив город отворённым,
   Все сдуру снялись как один
   Догнать Навина лимузин.
  
   Тогда Господь сказал Навину:
   "Копьё, которое зажал
   В руке, простри и Гаю в спину
   Так засади, чтоб завизжал
   И впредь народ Мой уважал".
  
   Сидевшие в засаде тотчас
   В Гай ворвались, град подожгли.
   Взмывали огненные клочья
   До неба, видеть что могли
   Бойцы горевшего ГАИ.
  
   Здесь Иисус и весь Израиль,
   Увидев, что сработал план,
   Преследовавших разом стали
   Бить как водители всех стран
   Бьют тех, кто любит чистоган,
  
   На детях вымещали злобу
   (Гаишник вырастит, небось).
   В долине той, на месте лобном
   Из тех, на ком сорвали злость,
   Двенадцать тысяч набралось.
  
   Начальника ГАИ во гневе
   Навин оставил не у дел,
   С планшетом на ветвистом древе
   Повесил тряпкой над биде
   С табличкою - ГИБДД.
  
   До вечера народ плевался
   (Во как сумел царь насолить).
   Когда ж повешенный сорвался,
   Велел Навин труп схоронить,
   Камней побольше навалить.
  
   (Да, видно, куча маловатой
   Та оказалась, если смог -
   Опять евреи виноваты -
   Вновь возродиться у дорог
   Тот жадный местничковый бог.
  
   Чтоб даже дух ГАИ, как призрак,
   Однажды снова не воскрес,
   Скажи о том в родной отчизне -
   Камней свезли б из разных мест,
   Хватило бы на Эверест.)
  
   ГЛАВА 9
  
   Узнав про подвиги Навина Иисуса
   (Иерихон разрушил, сжёг дотла ГАИ,
   С его начальством обошёлся гнусно),
   Взгрустнули Аморрейские цари
  
   На западных родных просторах Иордана
   (Восточных двух царей убили до того),
   На побережье и вблизи Ливана
   Ждать гибели, представьте, каково?
  
   Иевусеи, Ферезеи, Аморреи
   Там проживали до евреев с давних пор,
   Хеттеи, Хананеи и Евеи
   (Про этих здесь особый разговор).
  
   Все шесть царей тогда союз свой заключили,
   Чтобы экспансии той противостоять,
   Единодушно биться с Израилем...
   Но в битве будет их не шесть, а пять.
  
   Шестая часть тогда по-тихому свалила.
   Возможно, дерзкий чтобы отразить набег,
   Царям того довеска не хватило
   Разбить евреев и развить успех.
  
   Ни йоты методом сложенья-вычитанья
   Не изменить в уже сложившейся судьбе.
   Нам Библия - Священное Писанье,
   А не история ВКП(б).
  
   Евеи, жители-туземцы Гаваона,
   Боялись искренне, что Иисус Навин,
   Поступит с ними как с Иерихоном,
   Их Гаваон разрушит до руин,
  
   Употребили, мягко выражаясь, хитрость.
   (То дипломатия, сегодня говорят.
   Отдать союзников врагу на милость -
   То подлость, а не хитрость, на мой взгляд.)
  
   Евеи, хлебом запасаясь на дорогу,
   Заплесневелый брали лишь в поход, сухой,
   Раскрошенный. Прочь с утварью убогой,
   В одежде ветхой, в обуви плохой
  
   С заплатами на всём, с потёртыми мехами
   С несчастным видом в свой они пустились путь.
   Как будто год в дороге отмахали
   Ни разу не присевши отдохнуть,
  
   В стан Израильский к Иисусу заявились.
   Слова коверкали нарочно толмачи:
   Прослышаны, мол, о твоей мы силе,
   Пришли союз с тобою заключить,
  
   С земли далёкой шли, сменили пять сандалий,
   Пообносились все, как схимник-старовер.
   Евеи мы, пока доковыляли
   В дороге потеряли букву эР.
  
   Израильтяне же сказали тем Евеям:
   "Как с вами заключить союз, а вдруг, друзья,
   Вы Аморреи или Хананеи,
   А нам дружить с соседями нельзя".
  
   (Борьбы извечной нахожу здесь отраженье:
   Пастушьи тех времён евреев племена
   Туземцев обрекли на пораженье
   За то, что те растили семена.
  
   Их вековой уклад с петель срывался дверцей,
   Дотла сжигались все большие города,
   Когда несла культуру к земледельцам
   Пастушества безумная орда.
  
   Что было делать тогда бедному Евею?
   Признаться, что сосед - убьют в один момент.
   Уж если начал врать, то ври смелее,
   Представь евей, что пред тобою мент,
  
   Употреби, как в Книге говорится, хитрость...
   О чём здесь я? Не мне учить евеев тех,
   Находчивые, выкрутятся быстро,
   Из затруднений выйдут без помех.
  
   Но до чего же мы в традициях дремучи,
   Евеям даже мы, представьте, не чета.
   Когда детей своих мы врать не учим,
   Нам лучше это место не читать.)
  
   "Зачем, скажите, с Иисусом нам скандалить,
   Зачем не исполнять сильнейшего закон? -
   Сказали хитрецы - Из очень дальней
   Земли пришли..." (Что значит далеко?
  
   Вопрос, поставленный здесь, далеко не праздный.
   От длинных рук с семьёй не спрячешься в сарай,
   Когда от генетической заразы
   Решит Навин очистить дивный край.
  
   Пока не примет Вермахт новые догматы,
   Что общие у всех народов праотцы,
   Уж лучше угодить в репатрианты,
   Чем сразу записаться в мертвецы.)
  
   "Вот хлеб, который взяли мы из дома тёплым,
   Пока дошли, весьма успел заплесневеть.
   Вино в мехах прокисло и прогоркло.
   Но мы пришли сюда не песни петь,
  
   Не есть нам те хлеба, с мехов вина не выпить.
   Во славу Господа к евреям подались,
   Наслышаны, что сделал Он в Египте...
   Свободе мёртвых предпочли мы жизнь.
  
   Рабы твои мы, Израиль, теперь навечно".
   (Про преданность свою они, конечно, врут.
   При случае убьют бесчеловечно,
   Хозяйское имение сожгут.)
  
   Израильтяне взяли их хлеба на пробу,
   Вина прокисшего додумались испить,
   Маршрут со слов проверили подробно,
   А Господа забыли вопросить.
  
   Так Иисус Навин мир заключил поспешный,
   Жизнь всем Евеям сохранить свой дал обет.
   И на скандал нарвался делом грешным
   (Доверчивость век не простит себе).
  
   Клялись с Навином вместе Богом Иеговой
   Старшины общества, начальники его,
   Что несмотря на чуть картавый говор
   Евея в чан не сунут с головой.
  
   Обман соседский вскрылся скоро, даже очень,
   Но поздно было уже что-то изменить -
   Бог клятвой снял с Навина полномочья
   Соседей, как обычно, перебить.
  
   На третий день по заключению союза
   Пришли в те города Израиля сыны,
   Где жители признали Иисуса.
   По правилам ведения войны
  
   Народ законную востребовал добычу,
   Иначе, смысл какой был латами греметь?
   Непозволительно ломать обычай -
   Дитя убить, а мамку поиметь.
  
   (Остановить народ от тяги к изуверству -
   Насколько должен быть авторитет высок.
   Дал миру Израиль такое средство:
   Единый Бог - всему судья, итог.
  
   Род человеческий не осужу огульно,
   Но низость из него, бывает, так и прёт.
   Склоняет кто народ к страстей разгулу,
   Тот подстрекатель Богу антипод.)
  
   Начальники свой люд к порядку призывали,
   С особо рьяными пускали в ход ремни:
   "Пред Господом своим мы клятву дали
   Евеев бить пока повременить.
  
   Не для прогулки заявились в Палестину,
   В достатке сёл и городов нам будет здесь
   Повесить Хананея на маслине,
   В его амбары полные залезть.
  
   Вином халявным оторвёмся до упаду,
   Соседей наших участь - жрать чертополох.
   А вот Евеев бить пока не надо,
   Ещё не вечер, парни, с нами Бог!
  
   Оставим их в живых, чтоб не постиг за клятву
   Нас Божий гнев. Евеев этих, господа,
   Пошлём рубить дрова, где каждый пятый
   Загнётся от тяжёлого труда.
  
   Заставим воду их для общества мы черпать.
   За ложь пред нами во спасенье живота
   Рабами быть удел им предначертан,
   Им наша отрыгнётся доброта".
  
   Морали никакой ни в строчках и ни между
   Не вижу здесь совсем, возможно, я ослеп.
   Нельзя у слабого отнять надежду,
   Когда к виску приставлен пистолет.
  
   Предать одних, соврать другим вполне возможно,
   Когда приставлен к подбородку острый нож.
   Но принуждать к вранью других - безбожно
   И можно ли поверить в эту ложь?
  
   Одно я понял про еврея в полной мере:
   Евей без буквы эР ему не сват, не брат,
   Но стоит лишь в Единого поверить -
   Добрей еврей становится стократ.
  
   ГЛАВА 10
  
   "Иисус взял Гай, предал заклятию,
   С Гаваоном мир он заключил.
   Ринулись глупцы в его объятия,
   Отдали от города ключи" -
  
   Думал Иерусалимский в ужасе
   Царь (представлю - Адониседек),
   Не скажу, чтоб отличался мужеством,
   Но неглупый был он человек.
  
   Для раздумий были основания:
   "Гаваон - не жалкие Гаи.
   Городков таких одно название
   Много об их сути говорит
  
   Мелкой до ничтожества, заносчивой,
   Жадной до рублей и до погон,
   Даже говорить о них не хочется,
   Не в пример им будет Гаваон.
  
   Город он большой и многочисленный,
   Как один из царских городов,
   Жители его - народ воинственный,
   Жалко лишь, что царь его урод,
  
   Снюхался с пахучими евреями,
   Слился с запахами их отар,
   Обманул союзников, намеренно
   Ханаан подставил под удар.
  
   Безнаказанным его предательство
   Не оставит Адониседек,
   Иерусалимское Сиятельство..."
   Вот такой горячий человек
  
   Шлёт посланье деспоту Хевронскому,
   К Иармуфскому Фираму шлёт
   И к Девиру шлёт, царю Еглонскому:
   "Царь Лахисский тоже пусть придёт
  
   Наказать Евеев за предательство,
   Ханаан за нами сохранить.
   Веские имею доказательства,
   Что с Навином снюхались они.
  
   Их подозревал намного ранее:
   Те Евеи с глубины веков,
   Спрятав букву эР в своём названии,
   По сей день дурачат простаков".
  
   (Англичан по давнишней традиции
   Тоже не любили на Руси,
   А про букву r в её транскрипции
   Надо Тони Блэера спросить.
  
   Черчилль, человек не без амбиции,
   Отвечал глупцам в один из дней:
   "Почему евреев не боимся мы? -
   Не считаем их себя умней".
  
   Чистокровный бритт, потомок Мальборо,
   Сам не из последних забияк...
   Интересно, вместе с Буша табором
   Стал бы он теперь бомбить Ирак?
  
   Впрочем, при создании Израиля,
   Как Войны всей Мировой итог,
   Вместе с Трумэном и с папой Сталиным
   Черчилль богоизбранным помог.)
  
   Если б ход истории до времени
   Знал ветхозаветный человек,
   Отказался б от борьбы с евреями
   Юдофоб тот Адониседек.
  
   Те цари при нём недальновидные
   (И у них с историей облом)
   Собрались и с силою невиданной
   Рядом с Гаваоном за углом
  
   Станом встали за Евейским городом,
   Чтоб рубить предателей, толочь.
   Иисус в защиту новых подданных
   Из Галгала выступил в ту ночь.
  
   Ополченцы для войны способные,
   Храбрые достойные мужи,
   Смерчу атмосферному подобные
   Вражьи разметали рубежи,
  
   Поразили сильным поражением.
   С неба разразился страшный град.
   Затруднял врагу передвижение
   Скат горы, что круче стал стократ -
  
   По дороге скользкой на возвышенность
   Падали и гибли, как скоты...
   В довершение, хвала Всевышнему,
   Камни полетели с высоты,
  
   По макушке били неожиданно,
   Как на стройке сверху кирпичом.
   Было Аморреев там пришибленных
   Перебито больше чем мечом.
  
   Шли евреи, добивая вражину,
   И не падали меж ратных дел.
   (Каску выдал Иисус на каждого,
   Иерусалимский не успел.
  
   С техникой, похоже, безопасности
   Были у монарха нелады.
   Жди любых, брат, от судьбы превратностей,
   А без каски просто жди беды.
  
   Да к тому ж у Иеговы воинства
   Камушки швырять - намётан глаз,
   И своих бить по закону подлости
   Не случилось, как не раз у нас.)
  
   Иисус воззвал пред боем к Господу:
   "Ради нашей преданной любви,
   Пока всех не перебьём мы посветлу,
   Солнце и луну останови
  
   Проучить тех Аморрейских жителей,
   Впредь чтоб делали, что им велят".
   Ухмыльнулся Иегова мстительно
   И подумал: "Что ж, давай, валяй".
  
   Простирая к небу руки длинные
   Призывал Навин: "Луна и ты,
   Солнце, воссияйте над долиною,
   Пособите нашим с высоты".
  
   И доколе мстил народ обидчикам,
   Кольями колол и молотил,
   Не скрывало солнце своё личико,
   Что не характерно для светил.
  
   В Книге книг про это так написано
   (Завораживает слов тех вязь):
   "Целый день сияло как зависшие
   Солнце, к западу не торопясь.
  
   Дня ни прежде не было подобного
   И не будет, день тот повторить..."
   Значит, было Господу угодно так,
   Не гасить на небе фонари,
  
   Гласа человечьего послушаться...
   (Не отчаивайся зря, старик,
   Веру сохрани в душе и мужество,
   Ведь и наш Господь услышит крик.
  
   Языки подучим арамейские
   И начнём вопить "In God we trust"...
   Как сражался за дела еврейские,
   Так Всевышний вступится за нас.
  
   Извини, друг за мозгов затмение -
   С атмосферных грозовых фронтов,
   С Библии буквального прочтения
   Плохо кончу я в конце концов.
  
   Солнце плюс луна - дорога в Кащенко,
   А прибавить (или вычесть) град?
   Кто наслушался прогнозов с ящика,
   Собственному мнению не рад.
  
   Книга судеб вам не арифметика,
   Здесь не переписчиков вина -
   В освящённой Господом патетике
   Тайна непременно быть должна.
  
   Как на небе солнцу неподвижному
   Не мешают тучи, град с яйцо,
   И луна при этом не обижена? -
   Вы спросите у святых отцов.
  
   Предлагаю отдохнуть от рацио,
   Я не врач, еврей не простатит,
   Иисус Навин не информация
   И не Копперфильд, он - архетип,
  
   Поклонения предмет и гордости,
   Из таких выходят "лучше всех".
   Я же опускаюсь до подробностей -
   Где теперь их Адониседек?)
  
   Иисус узнал (и не из ящика):
   Пять царей сбежали, но нашлись,
   Спрятались в расщелине дрожащие,
   Как с осины лист оторвались
  
   И в пещере схоронились бестии...
   Вот вы где... Приказ даёт Навин:
   "Камнем привалить туда отверстие,
   Пуще глаз стеречь тех образин,
  
   Чтоб не смылись, войско не возглавили...
   Вы ж бегущих бейте по задам,
   Всем, кого сегодня обесславили,
   Не давайте скрыться в города.
  
   Ханаан Господь вам на заклание
   В ваши руки предал, господа...
   Все решенья нашего собрания
   Мёртвый не оспорит никогда.
  
   Видит пока глаз - вершить возмездие
   Поспешите. Не закончен бой.
   Солнце в вышине с луною вместе я
   Подержу ещё с часок-другой".
  
   Поразил великим поражением
   Аморреев, бег прервал светил
   Иисус Навин, умов брожение
   Действием таким предотвратил
  
   (Молодая нация зелёная,
   Лишь одни забавы на уме)...
   В города сбежали укреплённые,
   Те, кто бегать хорошо умел,
  
   Тех царей остатки недобитые,
   Крепкие физически жлобы
   (И они бы сделались бандитами
   Приведи им под Навином быть),
  
   Про царей, похоже, и не вспомнили.
   В городах наследники нашлись,
   Антисемитизма знамя подняли
   И до ваххабитов подались.
  
   Подступили к месту победители,
   Где в пещере бункер без дверей.
   Приказал Навит из той обители
   Выводить захваченных царей.
  
   Иерусалимского, Хевронского
   С ними Иармуфского силком
   Вывели на свет, царя Еглонского
   И Лахисского - под зад пинком.
  
   Иисус вождям своим воинственным
   Наступить на выи тем царям
   Приказал и начались неистовства
   (Что случались даже у дворян).
  
   Кто-то метил в сонную артерию,
   Кто-то сверху прыгал на кадык.
   Были и такие, кто не верили,
   Что врагу пришёл каюк, кирдык,
  
   Отвернётся вдруг удача спутница
   И победа их не навсегда,
   Изуверство позже им аукнется -
   Ошибались эти господа,
  
   Проявляли робость, малодушие.
   Ужас наводил, животный страх
   Вид царей, истерзанных, задушенных...
   На хрипящих этих муляжах
  
   Иисус вождей своих натаскивал,
   Дух армейский поднимал у них,
   Тыкал он в поверженных указкою,
   Говорил: "Подобная других
  
   Участь ждёт царей, Господь подвергнет их
   Ноги ваши мыть и воду пить.
   Подойдите все, кому не верится,
   На царей не бойтесь наступить.
  
   Так Господь с соседями вчерашними
   Разберётся... Плюнь царю в глаза,
   Ткни ножом"... (Навин, сказать по нашему,
   Круговой порукой всех связал).
  
   Тыканых царей Навин повесил всех
   Пятерых на деревах пяти
   (Вместо лиц одно сплошное месиво,
   Без озноба мимо не пройти).
  
   Проболтались так цари до вечера,
   А потом, когда подняли дух
   У народа, в шахту изувеченных
   Бросили, как в памятном году
  
   Поступили с царскою фамилией.
   Вход в пещеру завалить плотней
   Натащили бульников обилие,
   Навалили множество камней,
  
   Чтоб никто потом в паскудном рвении
   Не извлек царей казнённых прах,
   И не стал предметом поклонения
   Мучеников тех ареопаг.
  
   (Стоит ли тогда винить Юровского?
   Можно лишь вменить большевикам,
   Что в лицо дымили папиросками...
   А жрецы курили фимиам.)
  
   В тот же день Навин в свои объятия
   Взял Макед и поразил мечом,
   По обычаю предал заклятию
   Всё что дышит, движется, влечёт,
  
   Корчевал, что не успело вырасти,
   Всё, что захватить могла ладонь.
   Лишь простейшие, микробы, вирусы,
   Не попали под его огонь.
  
   Только самые из низших олухи
   Сгинули и с дымом вознеслись...
   (Дай Навину эпидемиологов,
   Было б и микробу не спастись).
  
   Иисус Навин, вождь теократии,
   Кровь лил на амвон, а не елей,
   Всё дышащее предал заклятию,
   Как Господь Израиля велел.
  
   Землю поразил всю Аморрейскую
   Иисус Навин с его ордой
   Перебил царьков, дела житейские,
   В свой Галгал пришёл на выходной.
  
   По субботам строго по завету он
   В том краю врагов не свежевал,
   Где за лет пятьсот почти до этого
   Патриарх Иаков проживал,
  
   Жил бы до сих пор, когда б нетрезвые
   Не устроили сыны дурдом -
   Перебили весь Сихем обрезанный...
   Впрочем я сегодня о другом.
  
   ГЛАВА 11
  
   Слухом полнилась земля про ужасы,
   Учинил что Иисус Навин.
   Все цари набычились, натужились,
   Собрались в единое содружество,
   Чтоб набег его остановить.
  
   Выступили, с ними ополчение,
   Очень многочисленный народ
   В крайней степени ожесточения.
   (Лучше б провели они учения
   Перед тем как двинуться вперёд).
  
   Колесниц, коней собрали множество,
   Все цари в единый стан сбрелись,
   Сбились в кучу, лошади стреножены,
   Ржание стоит до невозможности.
   Кто главнее не разобрались
  
   Те цари. На ярмарке тщеславия
   Не сошлись правители в цене
   И, погрязнув в слов пустых баталиях,
   Родину отдали на заклание,
   Не подумав о своей вине.
  
   Первобытная у них формация,
   Где во всём царит волюнтаризм.
   У евреев же организация,
   Общая идея, вера, нация,
   Одним словом, тоталитаризм.
  
   Иегова там у них за главного,
   Как обычно, проявил талант:
   Приказал Навину двинуть флангами
   Незаметно, а увидят - шлангами
   Им прикинуться и врезать по тылам.
  
   "В стан до этого зашли служилого,
   С лошадьми кто хорошо знаком -
   В суматохе перерезать жилы им.
   Быстро для царей и неожиданно
   Колесницы их сожги огнем".
  
   Диверсанты Господу в служение
   Жилы резали у всех коней,
   Обрёкли врагов на поражение.
   (Только мне, скажу не в осуждение,
   Жалко тех несчастных лошадей.
  
   Доля моя в чём-то лошадиная -
   На людей горбатиться весь век,
   В благодарность получать дубиною,
   Ржаньем свою песню лебединую
   Проорать и оборвать свой бег.
  
   Зою вспомнил я Космодемьянскую -
   Сжечь конюшню, а каков итог?
   Девушку обречь на смерть ужасную,
   Кто приказ такой отдал - не ясно мне.
   Знать, один у диверсантов бог.)
  
   Поступил Навин по слову Божьему,
   Ничего тогда не упустил,
   Совершил почти что невозможное -
   Взял Асор, всё изничтожил в крошево,
   Самого царя мечом убил.
  
   Тот Асор, чтоб стало чуть понятнее,
   Был главней всех прочих здешних царств.
   Иисус без к городу симпатии
   Уничтожил всех своим заклятием,
   Всё дышащее огню предав,
  
   В городе сожжённом, даже около,
   Не оставил ни одной души.
   Впрочем, по согласью с Иеговою
   Городов других огнём не трогал он,
   Если загорится где - тушил.
  
   Землю захватил Навин нагорную,
   Низменные прихватил места,
   Войны Иисус провёл упорные
   И с врагами мелкими и вздорными
   Перемирья заключать не стал.
  
   Этот край своею волей вольною
   Сердце Господа ожесточил,
   Иегове сделал очень больно он -
   Не встречал пришедших хлебом-солью и
   Добровольно не съезжал с печи,
  
   А слезал, так брался за оружие...
   Ну, его за то и задушил
   Иисус Навин рукой натруженной.
   Что соседство - вещь сынам ненужная,
   Кто неведомо ему внушил.
  
   Иисус Навин, его последова-
   тель, способный до великих дел,
   Не задумывался и не сетовал,
   Истребляя населенье Хеттово,
   Делал то, что жрец ему велел -
  
   Очищал от будущих нахлебников
   Ханаан напалмом и мечом,
   Шваброй драил с хлоркою, мёл веником...
   Моисей назвал его приемником,
   Эпидемиологом врачом.
  
   Из колена вышедший Ефремова,
   Укрепляя племенной союз
   Иудеев, Иегове преданный
   Обещанья выполнил заветные,
   Многих истребил тот Иисус.
  
   Всех, кого сыны тогда разграбили,
   Дышлом перебили и мечом.
   Иегову тем они прославили,
   Память Моисея не изгадили.
   Сам Навин в тех зверствах ни при чём.
  
   Что царей казнил - какие нежности,
   По приказу свыше убивал.
   Геноцид? - Решал проблему беженцев...
   (И привлечь его, выходит, не за что,
   Отдохнёт Гаагский Трибунал.
  
   Их высокий Суд спросить мне хочется,
   Исключая в голову мочу,
   Дебилизм, запор, причины прочие:
   Всё-таки, за что сидел Милошевич?
   О Хусейне просто промолчу.)
  
   Палестину мерил семимильными
   Иисус шагами, Тору чтил,
   Осенённый Иеговы милостью.
   Лишь Евеи к Иисусу вмылились,
   Да и те ему родня почти.
  
   Букву эР их предки прокартавили,
   Но во всём другом что есть, то есть -
   В грязь лицом потомки не ударили,
   Старое шматьё Навину впарили
   И смогли без мыла в попу влезть.
  
   (Пообвыклись ихне Преподобие
   И в Суде Гаагском и в Москве,
   Помнят историческую родину...
   Как-то сам собой дерьмом из проруби
   Про Милошевича всплыл ответ...
  
   Разобраться если по-хорошему,
   Я то в кого молнии мечу?
   Дался мне какой-то там Милошевич,
   Заговор, евреи и всё прочее,
   О Хусейне просто промолчу.)
  
   ГЛАВЫ 12 - 14
  
   В Книге список далее приводится,
   Иисус кого убил Навин.
   Опускаю мелкие подробности.
   Обезглавленным тридцать один
  
   Оказался царь или повешенным.
   Но, поверьте, не про то здесь речь,
   Скольких порубил чужих приспешников
   Иисус Навина шустрый меч.
  
   (Для меня особого значения
   Не имеет здесь его вина,
   Лиц убитых всех перечисление -
   Я вам не Гаагский Трибунал.
  
   С поколением моим потерянным,
   Нынешним евеям не в пример,
   В наречённом имени Валерий я
   Зря не прокартавил букву эР.)
  
   Незаметно Иисус состарился
   И в преклонные вошёл года.
   В заварушках прекратил он париться
   И, похоже было, навсегда.
  
   Но Господь к нему явился (медиум
   Начинает на ухо шептать):
   "Что разлёгся, ведь земли в наследие
   Ещё брать тебе, старик, и брать.
  
   Все округи стонут Филистимские
   Под эгидой пятерых царей.
   Их на устраненье внеси в списки ты,
   Поруби мечом как сельдерей.
  
   К югу же земля вся Ханаанская
   Просто изнывает на корню.
   Жителей её, как муху шпанскую,
   Для тебя Я лично изгоню,
  
   Передам её в удел Израилю,
   Только море для него предел..."
   (Глядя, как делили Иорданию,
   Вспоминаю "Чёрный передел".
  
   Их потомки, гонщики Успенские,
   До времён до наших добрались
   Отнимать угодья деревенские,
   Дескать, мужики перепились.
  
   Состязаться с нынешними в подлости
   По земли отъёму праотцам
   Бесполезно. Над Земельным Кодексом
   Поработал явно не кацап,
  
   Не трудяга-землепашец истинный,
   Не татарин, даже не мордвин.
   Перед тем, что в Кодексе прописано
   Снимет шляпу Иисус Навин.)
  
   Он не зря следил, чтоб не обидели
   Ни колена, не внесли раздор.
   Лишь левитам он земли не выделил.
   Ну, про тех особый разговор.
  
   Жертвы Богу приносить сакральные -
   То удел для избранных, их знак
   Власти необузданной (При Сталине -
   Дачи персональные, Гулаг.
  
   При Хрущёве те же привилегии...
   Брежнев и Андропов - явный сдвиг
   В сторону коррупции. При Рейгане
   Горбачёв могущества достиг.
  
   Что случится со страной - не мучился
   Он тогда сомненьями уже.
   Ведь Господь его со всем имуществом
   Съехал в Вашингтон на ПМЖ.
  
   Быть левитом Ельцин вдруг призвание
   Неожиданно в себе открыл.
   Он державе сделал обрезание
   Не корон с орла, а целых крыл.
  
   С Горбачёвым наше поколение
   Отрядил он в жертву как агнца.
   Заменить любовь совокуплением
   И не снилась нашим праотцам.
  
   Путин принял власть, не пальцем деланный,
   Олигархам пальчиком грозит.
   Как премьер остался без удела он
   Не левит, да Бог его хранит.
  
   Про Медведева пока не ведаю,
   Что стране при нём дано вкусить.
   Горечи какой бы ни отведать нам -
   И не то бывало на Руси.)
  
   Что колену не было Левиину
   Выдано земли, как всем иным,
   Оказалось вовсе не обидно им -
   Не были они ущемлены.
  
   Жертвоприношения сакральные
   К свету их несли в кромешной мгле,
   И недвижимость жрецов Израиля
   Не тянула гирями к земле.
  
   Кто закон блюдёт и нравы строгие,
   Тех не обделит любая власть.
   (Тем же, кто идёт другой дорогою,
   Остаётся разве что украсть.)
  
   ГЛАВА 23
  
   Прошло много лет, как огнём и мечом
   Навин в Палестину мир людям принёс.
   По старости лет прочь уйти обречён,
   Собрал вкруг себя Иисус (не Христос)
  
   Старейшин, начальников всех и судей,
   Левитов, конечно (а как же без них).
   Преклонного возраста мудрый еврей
   Соратников взглядом окинул своих,
  
   Сказал им: "Состарился я, господа,
   В походах под градом проклятий и стрел,
   Но Господу не изменял никогда
   И в деле захвата земель преуспел.
  
   Народы чужие для вас истребил,
   Их веси, юдоли своим передал,
   В уделы по жребию перекроил
   Весь западный край от реки Иордан
  
   До моря, где солнце в лазурную гладь
   Устало свои погружает лучи.
   Ключи от тех мест, где царит благодать,
   Господь мне народу вручить поручил.
  
   Чтоб спать без кошмаров мог пришлый еврей,
   Господь Иегова туземцев добьёт,
   С цепей на них спустит цепных кобелей,
   Клыкастых зверей в их дома приведёт.
  
   Царей истребить - это сущий пустяк,
   Я сам с три десятка убил между дел.
   (От черни попроще избавиться как,
   Сам Гитлер проблему решить не сумел).
  
   Поэтому всё, что велел Моисей,
   Вам неукоснительно впредь исполнять.
   С народами всякими разных мастей
   Не совокупляйтесь. (Смотри у меня!)
  
   Живут недобитые, что с них возьмёшь.
   Особенно женский опасен их пол
   (Здесь сам Моисей тоже будет хорош -
   Жену эфиопку, я помню, привёл.)
  
   Храните завет до скончания дней
   В черте городов и в тиши деревень,
   Вы к нашему Богу прильните сильней,
   Чем делали вы по сегодняшний день.
  
   Привычное дело - язычных мирян
   Согнать Иегове с насиженных мест.
   (Прибавить сюда ирокезов, армян -
   Черты мировые тот примет процесс).
  
   Но знайте, как только начнёте бедлам,
   Родниться и в гости друг к другу ходить,
   Изменит Господь отношение к вам
   И ваш генофонд перестанет ценить,
  
   Не будет уже гнать народы сии
   Долой с ваших глаз (и с приличных земель).
   Там, где нет различий - чужие, свои,
   Любые ковчеги садятся на мель.
  
   Кого не прогнали отсюда силком,
   Народы все здешние станут для вас
   Петлёю и сетью, отравой, силком,
   Бичом ваших рёбер и терном для глаз.
  
   Один споют шлягер мулат и левит,
   Их рангом сроднит первородный наш грех.
   Кто в танце красавицу здесь обольстит,
   Тому и случится прослыть "лучше всех".
  
   В цветном оперении спляшет дурдом,
   Смешение красок, культур и полов.
   Явленье хасида в цилиндре с пером,
   По мне, что на службу придти без штанов.
  
   Не видеть подобное я отхожу
   В тот путь всей земли, что для каждого общ.
   (Одним правда, вверх уготовлен маршрут,
   Другим в край теней, где господствует ночь).
  
   Но сердцем всем знайте, примите душой:
   Из всех добрых слов, что о вас говорил
   Господь - не осталась на уши лапшой
   Та каша, что Он для отцов заварил.
  
   Ни слов и ни дел не исполнившихся
   Его не осталось, для вас всё сбылось.
   Плевать стал наш бывший еврейских босяк
   На местных сановников белую кость.
  
   С мечом разобрался рентгена верней -
   Заблудшие души черны на просвет,
   А кровь голубая цариц и царей
   Такая же красная будет на цвет.
  
   Светильник для нашего Бога зажёг,
   Кто скажет мясник, а по мне, костоправ.
   На жертвенник лучший он бросил кусок,
   Языческих идолов свергнув, поправ.
  
   Но также как доброе слово сбылось,
   Так злое словцо с уст Господних слетит.
   Сорвёт Иегова на вас свою злость,
   За непослушанье ваш род истребит.
  
   Сумеете если (в уме не вполне)
   С чужими богами Ему насолить,
   Обрушит тогда Иегова свой гнев
   И сгибнете вы с его лучшей земли.
  
   С богами чужими затеется спор,
   Преступите вы Иеговы закон -
   Тогда Бог-риэлтер завет-договор
   Ничтожною сделкой объявит легко.
  
   Господь Иегова для вас Высший суд
   И пристав судебный в едином лице.
   Ветра по земле наш народ разнесут
   Под свист, улюлюканий дикий концерт".
  
   С диаспорой скорой Навин Иисус
   С еврейским народом как в воду глядел.
   Возможно, чужим он захватчик и гнус,
   Но за Иегову душою болел.
  
   ГЛАВА 24
  
   В Сихем колена от Израиля Навин
   Собрал, призвал начальников, старейшин.
   (Здесь раньше до Исхода, случай был один:
   Сыны Иакова, весь пол мужской раздевши,
  
   Склонили жителей священный ритуал
   Свершить, обрезаться... и те свершили.
   Пока Сихем-град, обессиленный лежал,
   Сыны его мужей мечами порубили,
  
   Сожгли иконы их языческих богов.
   Пока народ на возмущенье прыткий
   Не отомстил - сыны бежали со всех ног
   С Сихема лихо, прихватив свои пожитки.
  
   Иаков, правда, осудил их горячо
   Не столько за обман и способ мести -
   За то скорей, что лихоимцев дурачьё
   Не просчитало от возмездия последствий.)
  
   Всему народу Иисус сказал Навин:
   Так говорит Господь Бог Израиля:
   Отцы здесь ваши с незапамятных годин
   Иным богам в своём младенчестве служили.
  
   Отец Нахора с Авраамом Фарра жил
   В Месопотамии. Стада овечьи
   К Евфрату с Тигром по задам не раз водил,
   Но за пределы тех не выходил двух речек.
  
   Другое дело сын, в миру ещё Аврам,
   Его Господь сам в Ханаан за ручку
   Привёл - скитания отца продолжить там,
   Где как песок размножится народ всех лучше.
  
   О том ему неоднократно говорил
   Их племенной Бог, посвящая в планы
   Земель захвата, до Египта доводил
   И снова возвращал к долинам Иордана.
  
   Бог Аврааму ритуал свой предложил,
   Что позже станет притчей во языцех.
   Повсюду Авраам возил с собой ножи -
   Раз-два и кто-то уже больше не язычник.
  
   Цари там меж собой ругались и дрались,
   От них евреям доставалось тоже.
   Служить они Ваал-Фегору подались.
   Воздал им Авраам тогда за их безбожность.
  
   За Лота четырёх царей разбив сполна,
   На Ханаан враз право застолбил он.
   (Вот жалко тех царей разбитых имена
   История для нас нигде не сохранила.
  
   У масоретов, составителей-жрецов
   Была задача показать иное -
   Как Авраама триста с малым храбрецов
   Умели побеждать царей почти без боя.)
  
   Те Авраама кочевые племена
   Пастушьи были и весьма жестоки,
   Гортанных выкриков хранят их имена
   Созвучия степей времён далёких.
  
   Благословен в веках пребудет Авраам,
   Ему Господь дал сына Исаака,
   Но к прочим отпрыскам, а значит к их родам,
   Господь в привязанностях был не одинаков.
  
   От Измаила наплодит арабов Он.
   Чтоб угодить Месопотамке Саре,
   Сам Авраам Агарь с дитём в пустыню вон
   Прогонит, в грязь пред Иеговой не ударит
  
   Лицом. Он даже Исаака принести
   Готов был в жертву фобиям не слабым.
   Спасибо ангелу, что смог дитё спасти,
   Иначе, были б "лучше всех" теперь арабы.
  
   Про Зимрана, Хеттуровских его детей,
   Иокшана, с ним Медана и прочих
   Я понял так, что благоверный иудей
   Определил их к участи чернорабочих.
  
   Дал Иегова Исааку двух ребят,
   Иакова с Исавом от Ревеки.
   Но род Иакова, всем сердцем возлюбя,
   С Исава семенем Бог разведёт навеки.
  
   Бог племенной всегда любимчиков найдёт
   Как обелить, всех прочих опорочить.
   Не раз братишек лбами Он потом столкнёт
   Похлеще чем политтехнолог-заговорщик.
  
   Исава шерстью с головы до самых пят
   Покроет Бог и не заставит бриться,
   И чтобы подтвердить, какой тот верхогляд,
   Подставит простака с бурдой из чечевицы.
  
   Отменный был Навин стратег и солдафон,
   Весь Ханаан загнал он в мышеловку.
   Послушаем и мы, что людям скажет он,
   На смертном даст одре какую установку:
  
   "Про вашу будущность Господь поведал мне.
   Его словами изложу я сущность:
   Со Мной, народ, вовек пребудешь на коне,
   А без Меня, сынок, ты дервиш неимущий.
  
   Я Моисея с Аароном подослал
   Египет язвой поразить сибирской.
   Мне штамм особый резидент тогда прислал
   Из Академии Наук Новосибирской.
  
   Когда в Египте фараон, тупой осёл,
   Задумал притеснить евреев слишком,
   Как лохов я тогда всех Египтян развёл -
   Своим сынкам отдал чужое золотишко.
  
   С Египта Я тогда спланировал Исход.
   Вам вслед рванул народ их тупорылый.
   Навёл Я море на воинственный тот сброд,
   Которое их всех одной волной накрыло.
  
   Увидевшим, как много бед несёт вода
   Тому, кто вздумал с Иеговой спорить,
   На сорок лет хватило памяти тогда
   Ходить в пустыне и не приближаться к морю.
  
   Когда бомжами к Аморреям вас привёл,
   Я истребил народ их перед вами,
   Вас в ранг наследников на землю их возвёл
   Без проволочек долгих и согласований.
  
   Наслать проклятья Валак на сынов просил
   И подкупил пророка Валаама,
   А тот, напротив, вас тогда благословил.
   Провидец наперёд народов панораму
  
   Провидел, описал, насколько было слов,
   Как в будущее вам влететь на самолёте.
   (Но знал ли тот пророк, восславивший сынов,
   Что будет он убит сынами при налёте?)
  
   От сглаза чёрного пророк избавил вас.
   (Из всяких уст проклятье не черешня,
   Но самосуд творить с волхвами всякий раз
   Лишь за намеренье - что разрушать скворечни.
  
   Здесь с Валаамом, явно, случай не такой.
   Не зря под ним в пути легла ослица...
   Не за попытки оживить сел Гробовой -
   На горе матерей купил жильё в столице.)
  
   Когда от вас Я аморрейских двух царей
   Гнал шершнями, чтоб зря не досаждали,
   От ужаса с глазами как у лошадей
   Цари бежали впереди своих сандалий.
  
   Я дал вам землю, над которой, Мой народ,
   Ты не трудился, а плодом питался,
   Масличных не сажал садов у тёплых вод
   И виноград не мял, а пьянством наслаждался.
  
   Не строил городов, лесов не возводил,
   А жил в домах ты, не растил деревья.
   Зато на их ветвях с табличкой на груди
   Взрастивших их царей ты вешал как отребье.
  
   Я благодать тебе на блюдечке принёс.
   От множества божков кровосмешенья
   К монотеизму Я Свой перекинул мост.
   Какие могут быть во Мне теперь сомненья?
  
   Отвергните богов, которым праотцы
   Служили за рекою и в Египте.
   Но если вы неисправимые глупцы,
   Обратно к идолам в политеизм бегите.
  
   Кому служить, себе из сонма всех богов
   Вам выбирать как воду, что вы пьёте.
   Но кто за весь ваш род начнёт мочить врагов,
   Иного чем наш Бог себе вы не найдёте.
  
   Иметь и не иметь - решайте свой вопрос,
   Ваш выбор - с вами Я или не с вами?"
   (Решай, народ, пока к вам не пришёл Христос,
   Для веры у него иные основанья.)
  
   И отвечал народ в одном порыве: "Да!
   Хвалить Творца во веки не устанем,
   Служить телячьим мордам нам - да, никогда!"
   (Да, мёд бы пить его послушными устами).
  
   С Израилем завет свой заключил Навин,
   В Сихеме это всё происходило.
   Двенадцать он колен в союз объединил
   (Союз не рухнувший - всегда большая сила).
  
   В сто десять лет свои преставился Навин,
   Великие дела для веры совершивший.
   Весь Ханаан объединил он на крови,
   На ев народы все тогда поработивши,
  
   Иевусеев, Хананеев и других...
   Почил Навин. Его, как подобало,
   Похоронили в склепе. В тот тяжёлый миг
   Скопилось вкруг него служителей немало.
  
   Когда укладывали Иисуса в гроб
   И литургию славно отслужили,
   Ножи, которыми он обрезал народ,
   Как повелел Господь, с ним вместе положили.
  
   (Навина не помог большой авторитет -
   Тот раритет проспали служки-сони.
   Подлодкою потом всплывут в один момент
   Те причиндалы на большом аукционе.)
  
   Навин велик, светила ход остановил.
   Но грыз бы он царей, что было силы,
   Когда б по венам его буйствовал в крови
   Не Исаака ген, а брата причиндалы?
  
   Ответ на этот заковыристый вопрос,
   Возможно, мы узнаем из Корана.
   Но мир-младенец свой горшок не перерос,
   И до Корана было ещё слишком рано.
  
  
  
   КНИГА СУДЕЙ
  
  
   ГЛАВА 1
  
   В Книге Судей израильевых
   Продолжается страда,
   Перманентное насилие
   Не затихнет никогда.
  
   Иисус Навин преставился,
   Шороху навёл окрест,
   Где зачистками прославился,
   Прогоняя с родных мест
  
   Хананеев с Феризеями,
   Списывая всех в утиль,
   Кто стояли ротозеями
   У евреев на пути.
  
   Отдохнуть от этой сволочи
   Навсегда решил Отец...
   Сын Иуда с Божьей помощью
   Подхватил меч-кладинец
  
   (Не был сыном Иисуса он).
   В продолжение войны
   Не одни юнцы безусые -
   Были все тогда сыны
  
   Бога, Господа Иакова,
   Что пришёл крушить, рубить,
   Ханаан огнём, по всякому
   В свою веру обратить.
  
   К женщинам неравнодушные,
   Но послушные пока
   (Им за помыслы не лучшие
   Бог потом намнёт бока)
  
   Выполняли волю Божию
   Те Израиля сыны
   (Если верить непреложно нам,
   Что посылы их верны).
  
   Хананеи недобитые
   Досаждали господам,
   Лезли с мордами небритыми,
   Как шпана в салон к мадам.
  
   Иуда тот солдатиком
   Оловянным не служил,
   С Симеоном, кровным братиком,
   Десять тысяч перебил
  
   Ханаанской всякой нечисти,
   Переправил на погост,
   На алтарь принёс отечества
   С подношением поднос.
  
   В эти времена печальные
   В Ханаанский передел
   Славно били тех начальников,
   Кто за родину радел.
  
   С рук и с ног большие пальчики
   Побеждённому царьку
   Отсекли лихие мальчики,
   Как поганому хорьку.
  
   Изувеченный и скрюченный
   Царь тот Адони-Везек
   Так сказал тогда по случаю
   О везении калек:
  
   "Семьдесят царей беспалыми
   Крохи под моим столом
   Собирали, всё что падало
   Подобрать могли с трудом
  
   Пальцами, что им отрезал я.
   Было весело смотреть...
   Как с царями я свирепствовал,
   Так и мне теперь терпеть.
  
   Моя слава эфемерная -
   Догоревшая звезда.
   Иегова полной мерою
   По делам моим воздал".
  
   За слова царя разумные
   В Иерусалим, как в храм,
   Его взяли, где и умер он,
   Но уже, похоже, сам.
  
   Правда, тот оплот язычества,
   Город Иерусалим
   Под племён чужих владычеством
   Не прослыл ещё святым.
  
   Родиною исторической
   Предстояло ему стать.
   Патриархов канонических
   Метрики переписать
  
   Предстояло, чтоб умышленно
   Иммиграции помочь
   С пафосом её возвышенным
   Прогонять арабов прочь.
  
   Авраам, начальник племени,
   За Евфратом с детства жил,
   С ним Господь обет безвременный
   Заключил, чем застолбил
  
   Право изгонять и злобствовать,
   В огород чужой залезть,
   Над посмевшими упорствовать
   Совершать святую месть.
  
   Лучшие по Книге женщины,
   И Ревекка, и Рахиль,
   Родом тоже из Двуречия,
   Предки были пастухи.
  
   Вот такая родословная.
   (Аннексировать Ирак
   Вижу право безусловное,
   Междуречье, как ни как.)
  
   Из вчерашнего в грядущее
   Ворвались тогда сыны,
   Где дрались во имя Сущего
   Точно дети сатаны,
  
   В интересах очищения
   Порубили на корню
   Жителей, в припадке мщения
   Край их предали огню.
  
   Дымом весь стоял охваченный
   Город Иерусалим,
   Что с постройками невзрачными
   Не прослыл ещё святым.
  
   Били всех сыны Иудины
   И громили в пух и в прах.
   На земле потом полуденной,
   Её низменных местах
  
   Израиля сын геройствовал,
   Выполняя Божий план.
   Историческою родиной
   Был объявлен Ханаан.
  
   Племенной Бог был с Иудою,
   Сектор Газа помог взять,
   Правда, за добычу скудную
   Осуждать Его нельзя.
  
   Ханаане нелюбезные,
   Прихватив свои кули,
   С колесницами железными
   Убежать легко смогли.
  
   К морю со своими козами
   Продвигаясь без помех,
   Оставляя в прошлом бронзовый,
   Шли сыны в железный век,
  
   Впереди сыны Иудины.
   То, куда они придут,
   Край Самаритян непуганых
   Иудеей назовут.
  
   Из других колен захватчики
   Не теряли время зря,
   Тоже отрубали пальчики
   Неудачникам царям,
  
   Но не всех смогли дубинами
   Прочь прогнать из-под маслин.
   Так сыны Вениаминовы
   Город Иерусалим
  
   Заселили, не просеяли
   Через сито всякий сор
   И живут с Иевусеями
   Бедолаги до сих пор.
  
   ***
  
   (По субботней Москве прокатились кавказские свадьбы,
   Разрывая гудками машин ненавистную им тишину.
   Бывший антисемит злился на подмосковной усадьбе.
   Недоумок-скинхед бил индуса, спасая страну.
  
   Петербург задыхался от нечисти и безобразий,
   Что творила элита, схвативши народ за гортань.
   В этот раз Колыбель наплодила на свет столько мрази...
   Впрочем, в деторождении ей не уступит Рязань.
  
   Из Воронежа мрак от чиновничьего беспредела
   Полз с экранов ТиВи, погружая страну в геноцид.
   У парадных подъездов толпа возмущенно гудела,
   Обостряя у местных чинуш дерматит и цистит.
  
   А в Хабаровске люди пасхальные красили яйца,
   Минус десять в квартире минувшей зимой испытав.
   Депортации ждали вчерашние братья-китайцы,
   На товарный состав изумлённые лица задрав.
  
   Божий Сын отдыхал от забот, упирались колени
   В дальние острова, аннексированные в войну.
   На богатствах страна, разваливший собакой на сене,
   Почивала, покуда японцы глотали слюну.
  
   Красна девица встанет, нарядится к праздничной мессе,
   Сгонит мух с алтаря, улыбнётся ей ангел с небес,
   Дух святой низойдёт, как услышит - Иисусе воскресе,
   И ответит уставшим: Воистину люди воскрес!)
  
   ***
  
   Не пришлось сынам Иакова
   Истребить туземцев всех
   (Гусеничными их траками
   Били с верою в успех,
  
   Кол вгоняли в них осиновый,
   Что ни древо - труп висит.
   Слава Богу, в Палестине той
   С деревами дефицит.)
  
   Убегали в горы, прятались,
   По пещерам разбрелись
   Хетты с малыми ребятами
   И опять спускались вниз.
  
   Те народы, что изгнанию
   Не подверглись, как итог,
   Обложили сыны данью их -
   Снять с паршивцев шерсти клок,
  
   Стричь овец и не пораниться...
   (Вспоминаю наш пустырь.
   Получается, нет разницы
   Что Иуда, что Батый,
  
   Разве что масштабы разные,
   Методы зато одни -
   Захватить народы праздные,
   Посадить на трудодни,
  
   Чернь поставить перед выбором:
   Вам верёвку или плеть,
   Век горбатиться на избранных
   Иль на солнышке висеть?)
  
   Нетатарские избранники
   От убийства отреклись,
   Сохранили жизни данникам,
   Проявили гуманизм.
  
   Ханаан - ведь это житница
   Для людей и для скота...
   Но совсем иным откликнется
   Тех евреев доброта
  
   И во зло переиначится.
   Видно Господу с небес,
   Где за благородством прячется
   Очень личный интерес.
  
   ГЛАВА 2
  
   Ангел Господень тогда опустился
   (Всех посетили похожие сны):
   "Ваш Благодетель на вас прогневился -
   Слово пред Богом не держат сыны.
  
   Дал не в аренду, а в собственность землю
   Вам Иегова, патрон мой и босс.
   Он отношений таких не приемлет,
   Где за добро суют кукиш под нос.
  
   Сказано было: В союз не вступайте
   С аборигенами разных кровей.
   Хватит с нас выборных блоков и партий.
   Наша платформа - "Единый еврей!".
  
   Жертвенники, вам твердилось, разрушьте,
   Свергните идолов пошлых девиц.
   Плачет по задницам вашим шпицрутен
   За похотливый ваш политеизм.
  
   Чью в эйфории справляете тризну?
   Как выполняете Бога завет?
   За отступленье от сепаратизма
   Ждите теперь наказаний и бед.
  
   Планов своих про туземцев не скрою:
   Не изгоню подлецов я от вас.
   Будут вам руки любимых петлёю,
   Сетью чужой станет иконостас.
  
   Глупость людская не лечится клизмой,
   Вам Иегова устроит козу.
   Айсберга вашего идиотизма
   Большая часть пребывает внизу,
  
   В бой за собою ведёт эскадроны..."
   (Дабы жрецу со стыда не сгореть,
   Все обстоятельства дела подробно
   Зигфрид изложит не наци, а Фрейд.)
  
   Ангел закончил. Наверно, пропели
   Чудом укрывшиеся петухи,
   Что уцелели. Ушли в богадельни
   От Иеговы козы пастухи.
  
   В дни Иисуса, во все дни старейшин
   Сын, получая в наследство удел,
   Думал о женщинах легче и меньше
   И усомниться в Законе не смел.
  
   Сына Господни дела вдохновляли,
   Богу тогда он исправно служил,
   Распоряжаясь чужими полями
   Искренне думал, что он старожил.
  
   Умер Навин, чудеса и набеги
   Сами собой прекратились, сошли
   Тихо на нет. Возвратились телеги,
   Что колесницей казались вдали,
  
   В них хананеи, а с ними девицы...
   Фрейд усмехнулся и подал свой знак.
   Сын Израиля слюной подавился,
   Сердцем обмяк, как последний тюфяк.
  
   Разом забыл сын отцов наставленья,
   В тёплых объятьях ребёнком сопит.
   Женщина, жертва и кровь приношенья -
   Всё это звенья единой цепи.
  
   Призрак Фегора восстал и Ваала.
   Снова аборты, убийства детей,
   Оргии, пьянки, с женою скандалы,
   Что не допустит приличный еврей.
  
   Бог наблюдая за этим беспутством,
   На похотливых взирая козлов,
   Сильной рукою, кнутом экзекуций
   Стал выправлять очевидное зло.
  
   Взял всех грабителей Бог под опеку,
   Видит, еврея враги сбили с ног -
   Вместо того, чтоб помочь человеку,
   Скажет, где спрятан его кошелёк.
  
   С дома не выйдешь в вечернее время
   И неизвестно, что будет страшней -
   Грабит вас кореш с колена Ефрема
   Или спустившийся с гор аморрей.
  
   В собственном доме обчистят до нитки
   И к батарее привяжут вожжой...
   Стали евреи ходить стулом жидким,
   Не понимая кто свой, кто чужой.
  
   А в вышине, желваками играя,
   Бог племенной, оторвавшись от дел,
   Руки злорадно сидел потирая
   И наблюдал, как творят беспредел
  
   Те, кому надо порядок по службе
   Тот охранять, а не грабить самим.
   (Здесь мне напомнить особенно нужно -
   То не Москва, а Иерусалим.
  
   Разницы, впрочем, особой не вижу,
   Те же бандиты, пришедшие с гор,
   То же обилие собственных рыжих,
   Где каждый третий грабитель и вор.)
  
   Бог наблюдал, как изводятся люди,
   Сердцем смягчился, им помощь прислал -
   Ввёл институт под названием "Судьи",
   Где полномочья особые дал
  
   Дело вести и решать без присяжных,
   Судьям назначил достойный оклад,
   Не допуская к сообществу жадных,
   Клятвы не требуя, как Гиппократ.
  
   Трудно поверить - в разборках житейских
   Волей Создателя взяток не брал,
   Правде служил этот корпус судейский,
   Но обывателю милым не стал.
  
   Сын Израиля, от блуда вкусивший,
   Пренебрегал наставленьем властей
   Тех, что законом ниспосланы свыше
   Граждан спасти от порочных страстей,
  
   Водки палёной, от женщины падшей,
   Огородить от привычек дурных.
   Что много хуже - сынок загулявший
   Ассимилировал в дебрях чужих.
  
   В сладком сиропе сын сахаром таял
   И разбазаривал свой генофонд,
   Богу служил под чужим одеялом,
   Голой спиной отражал небосвод.
  
   Слушал народ Иегову не очень,
   Очень охочий до прочих богинь.
   Бог осерчал и огромную точку
   Жирно поставил на планах благих,
  
   Так заявил: "Изгонять пинком в спину
   Гоев не стану, не будет вреда
   Прочим богам, Иисусу Навину
   В руки соцветие их не предам.
  
   Пусть искушают неверных до срока,
   Вымету Я генетический сор,
   Всех накажу отщепенцев жестоко,
   Не защитят их Ваал и Фигор".
  
   (Не соглашусь с изложением здесь я.
   Умер Навин, до того как сынов
   Стали налётчики грабить в подъезде
   И обирать до трусов и шнурков.
  
   Хрен с ним с Навином, арабы не в тему
   Им ещё долго пугали детей.
   Просто богов корневая система
   Хрена и всех корнеплодов сильней.)
  
   ГЛАВЫ 3-4
  
   Вот те народы, которых оставил
   Для искушения Израильтян
   Бог Иегова, здесь список представлен
   От Хананеев до Филистимлян.
  
   Сделал он так для того, чтобы знали,
   Как воевать и учились войне
   Те из потомков, что не воевали
   По малолетству и прочей вине.
  
   Всем Хананеям и всем Сидонянам
   Разве что от восхищенья визжать -
   Участь отвёл им Господь: пробным камнем
   Быть для евреев и их искушать.
  
   Те в искушении поднаторели
   И к дочерям допускали в свой дом.
   У Иеговы за это евреи
   Были, как с Мюллером, под колпаком.
  
   Ассимилировались там, где жили,
   Ладно бы это, хотя это - срам,
   Хуже всего то, что влазнем служили
   Всяким Астартам и прочим богам.
  
   Меры в распутстве евреи не знали,
   Дух омрачали, но тешили плоть,
   От возлияний всех и сатурналий
   Очень на них огорчался Господь.
  
   Не возлюбил Он подобную тему
   И преподал несмышленым урок:
   В руки их передал Хусарсафему,
   Месопотамский такой был царёк.
  
   То, что Аврам родом был из Двуречья,
   Космополиту - что по лбу, что в лоб.
   Сары потомков гнобил и калечил,
   Восемь лет зверствовал тот юдофоб
  
   И поплатился... Сыны возопили:
   Тяжко живётся. Господь их простил.
   Гофониил, сын Хеназа, был в силе,
   Хусарсафема он жизни лишил.
  
   Господа дух на него был возложен,
   Был он Судьёю, судил сорок лет.
   Крепко сжимая Израиля вожжи,
   Тёмный народ выводил он на свет.
  
   Гофониил, сын Хеназа, лишь только
   Вожжи ослабил и кнут уронил,
   Умер, короче, как снова попойки
   Жестоковыйный народ учинил.
  
   Господа очи увидели с неба,
   Как из евреев попёрла фигня -
   Что даже ночью творить непотребно,
   Стало твориться средь белого дня.
  
   Здесь, как назло, царь Еглон, с Моавитов,
   Нарисовался и начал шалить.
   Бог Иегова связался с бандитом
   Только за тем, чтоб своим насолить,
  
   Зло пред очами пресечь, призывает
   Аммонитян и Амаликитян,
   Всех, как в Антанту, царь объединяет,
   Лечит от похоти Израильтян.
  
   Всех отдаёт в услуженье Еглону
   Бог Иегова, не просто оброк -
   Лет восемнадцать впаял по закону,
   А восемнадцать немаленький срок.
  
   Срок до звонка у Еглона служили,
   Выросли дети у тех, кто блудил,
   К Господу дружно сыны возопили,
   Чтоб от неволи их освободил.
  
   Бог их услышал, послал им Аода,
   Дабы народ он от каторги спас
   И разобрался с Еглоном, с уродом,
   C жадным царьком, с угнетателем масс.
  
   Сын славный Геры, сын Иеминиев
   Был леворуким, умелиц большой,
   И не случайно, что мы и поныне
   Мастеровитых всех кличем Левшой.
  
   Сделал левша меч с двумя остриями,
   В локоть длиной - не мешать на бегу.
   (Если по правде сказать, между нами,
   Я и представить такой не могу).
  
   С этим умельцем сыны снарядили
   Для Моавита с дарами обоз,
   (Пусть царь подавится, дружно решили,
   Нашею трапезой с привкусом слёз).
  
   Меч с левой ручкой упрятав глубоко,
   Сын появился царю на глаза.
   Ножны носили все с левого бока,
   А он на правый свой меч повязал.
  
   Плащ, мы увидим, тому не помеха,
   Кто пахана сам решил пописать.
   Молвит царю, мол, с дарами приехал,
   Тайное слово имею сказать.
  
   Ближе к царю подойти он стремится,
   Левый на вид выставляет свой бок,
   Меч в неположенном месте хранится,
   Глупой охране про то невдомёк.
  
   Царь любопытством чрезмерным охвачен -
   Что там намерен еврей рассказать?
   И в предвкушении вскрыть недостачу
   Всех выставляет за дверь погулять.
  
   В горнице сам он сидел, где прохлада
   Без дезорантов спасала весь дом,
   Смрад исходил из-под царского зада
   (Это так к слову, здесь речь о другом).
  
   Самое место, где встретить еврея.
   Встал царь со стула, с одышкой вздохнул:
   "Ну, говори, что надумал, скорее" -
   Наполовину штаны натянул.
  
   "Есть у меня для тебя слово Божье" -
   Молвил Аод, извлекая свой меч
   Левой рукою из спрятанных ножен,
   С резким движеньем прервал свою речь,
  
   Жало вонзил. Был Еглон очень тучным.
   За остриём вся вошла рукоять,
   В чреве сокрылась. Вот так будет лучше,
   Хватит, подлец, при еврее вонять.
  
   (Наш Президент изучал Закон Божий,
   Как террористов в сортире мочить.
   Всё что осталось, чтоб их уничтожить -
   Выбрать сортир и момент улучить.)
  
   Как из общественного туалета,
   Вышел еврейский простой паренёк
   Из царских спален, зачем-то при этом
   Он на собачку захлопнул замок.
  
   Мимо прошёл изумлённой охраны,
   Руки не пряча по локоть в крови.
   Видно поранил, решили бараны,
   О геморрой свой в порыве любви.
  
   Тихо за дверью. Видать, насладился
   Их повелитель и замертво спит.
   Кто без сигнала посмеет вломиться
   В спальню, где вождь безмятежно храпит?
  
   Правда, не слышно привычного храпа.
   Спит ли сатрап? - Усомнится любой,
   Если не знает про качество драпа
   Вместо обоев, где царский покой.
  
   Звук поглощает, особенно матом,
   А уж про запахи что говорить...
   (Вот бы в преддверии теледебатов
   Драпом таким ТелеЦентр наш покрыть.
  
   С незащищённого телеэкрана
   Дух нехороший идёт по стране...)
   Но возвратимся мы к нашим баранам,
   В смысле к охране, приличной вполне.
  
   Так и сидели козлы в незадаче:
   Им самодержца будить или нет?
   (Нечто такое на Сталинской даче
   Позже случится, хоть Сталин аскет.)
  
   Всё же вошли, округлились глазами
   И ужаснулись, ори не ори:
   При унитазе в обнимку хозяин
   Мёртвый лежит и заточка внутри,
  
   В смысле, тот меч, что утоп в тучном теле.
   Горе-секьюрити, попросту - сброд
   (Где их набрали), стоят, обалдели
   От удивленья, что сделал Аод.
  
   Как так случилось? Ведь шёл безоружный
   Этот хитрец, напевал: Сулико...
   Срочно в погоню все бросились дружно,
   А посетитель уже далеко.
  
   Скрылся из глаз, приказал всем отжаться
   Народоволец от Бога Аод.
   Вот уже Мининым он и Пожарским
   На ополченье сзывает народ:
  
   "Сердце Еглона стучать перестало,
   К освобожденью Господь подал знак"...
   (Думаю, так свой народ поднимала
   Всеми любимая Жанна да Арк.)
  
   Вывел отряд свой Аод утром рано
   И перекрыл к отступленью маршрут.
   Моавитяне домой к Иордану
   Мчат к переправе, а их уже ждут.
  
   Сильных, здоровых мужчин десять тысяч
   Всех перебили, пустили ко дну.
   Так обучили евреи приличьям
   Тех, кто на них слишком сильно тянул.
  
   Моавитяне хвосты поприжали,
   Помня Аода жестокую длань.
   Чтоб безобразничать им не мешали,
   Сами платили, я думаю, дань.
  
   А с Израилем всё было в порядке:
   Справно могли Иегове служить,
   Лет протянули аж восемь десятков,
   Чтоб по девицам чужим не ходить.
  
   Не отклонялись в походе налево
   Израильтяне с Судьёю левшой,
   Генеалогии чистое древо
   Не поросло при Аоде паршой.
  
   ГЛАВА 4
  
   Восемьдесят лет в социализме
   Провели Израиля сыны
   При Аоде, без идиотизма
   При основах жили Ленинизма
   Иегове преданно верны,
  
   У заморских шлюх не ночевали.
   Дамы в лифчик клали пистолет
   И когда к ним очень приставали,
   Как учила партия, орали:
   На обетованной секса нет.
  
   Вождь их умер тихо, интровертно.
   Не успев Судью похоронить,
   Бросились сыны грешить конкретно.
   И ученье вовсе не бессмертно,
   Если за ним некому следить.
  
   Не таков, однако, Иегова.
   Он евреев через не могу
   Наказал, как водится, сурово,
   Снова наложил на них оковы,
   В руки предал новому врагу,
  
   В этот раз царю из Ханаана,
   С именем ослиным Иавин.
   Жил бандит в Асоре при фонтанах,
   Из огня вытаскивал каштаны,
   На еврейской жареных крови.
  
   С ним на стрелки разом выезжало
   Девятьсот железных колесниц.
   Много это было или мало?
   Но ему и этого хватало,
   Чтоб евреев всех повергнуть ниц
  
   И держать в той интересной позе
   Не денёк, неделю - двадцать лет
   На жаре, под ветром, при угрозе
   Обмочить сынов и заморозить,
   Хоть морозов в Палестине нет.
  
   Военком был при царе Сисара
   В Харошеф-Гаиме жил Главком.
   С Иавином, стало быть, на пару
   Принуждали жить сынов в кошмаре
   И без мыла в попу лезть винтом.
  
   Но Судьёй тогда была Девора,
   А при ней провидения дар.
   В Боге обрела она опору,
   Призвала к себе Варака скоро,
   Поручила нанести удар
  
   Иавину, разом сбросить бремя,
   Десять тысяч прихватив с собой.
   Силою немалою в то время
   Обладали древние евреи,
   Но не все из них стремились в бой.
  
   Впрочем, домыслы мои поспешны.
   Девятьсот Сисары колесниц
   На металлолом пошли успешно.
   Сам Главком бежал пред ними пеший,
   Напоровшись на одну из спиц.
  
   Он в шатёр ворвался к Иаили
   (Судя по всему не в первый раз),
   Та его кумысом напоила,
   Спицу вынула, лицо умыла
   С головой укрыла под палас.
  
   Ей сказал Сисара, чуть гундося,
   На себя натягивая плед:
   "Встань при входе и прикинься Фросей,
   Нет ли здесь кого, прохожий спросит,
   Отвечай, что никого здесь нет".
  
   Что в душе еврейских этих женщин
   Не поймёшь - то ураган иль штиль.
   Их коварству дьявол рукоплещет:
   Взять Юдифь с ухмылкою зловещей,
   А теперь ещё и Иаиль.
  
   Этой даже меч не пригодился,
   От шатра достала она кол,
   И едва мужик угомонился,
   Сном забылся, словом отключился,
   Как его поставила на кон
  
   Иаиль, короче, кол вогнала
   Сквозь висок, прибила, как штиблет.
   Так Сисару кинула кидала
   (С кем не раз делил он одеяло)
   За награду суммой в пять монет.
  
   Иавина в этот день смирили
   Волею Создателя-Творца,
   От фонтанов воду отключили,
   Ханаанского царя гнобили
   И не выпускали из дворца.
  
   Тот с таким позором не смирился,
   Тихо окочурился, почил.
   Может, с ним Кондратий приключился
   Или сам от горя отравился -
   Библия об этом умолчит,
  
   Но зато расскажет, как Девора
   Веселилась, сочинила песнь,
   Гимн с Вараком распевала хором
   Племенам Израиля отборным,
   Совершившим праведную месть.
  
   ГЛАВА 5
  
   Песнь Деворы
  
   "Израиль отомщён и враг низложен здесь,
   Народ мой рвенье проявил в бою.
   Цари внимайте, слушайте вельможи весть!
   Я бряцаю, песнь Господу пою.
  
   Когда Ты шёл Господь своим этапом к нам
   Сисару поразить наверняка,
   Тогда земля тряслась и с небо капало,
   Осадки проливали облака.
  
   Всё пред Тобою меркло, горы таяли
   И даже ниже сделался Сион
   Пред Иеговой, Господом Израиля.
   Услышал Он с небес наш тяжкий стон.
  
   В дни Иаили, женщины безропотной,
   Пустые сёла ёжились в пыли,
   И с большака не доносилось топота,
   Окольною дорогой люди шли.
  
   Селенья б бабой снежною растаяли
   И жизни б опрокинулась бадья,
   Когда бы не восстала мать в Израиле,
   Девора не восстала, то есть я.
  
   Богов иных по глупости избрали все
   И тут же у ворот стоит война.
   У тысяч сорока сынов Израиля
   Ни копий, ни щитов нет, ни хрена.
  
   К вам, на ослицах белых восседающим,
   Огромные имеющим права,
   С ковров персидских зад не отрывающим,
   К вам моё сердце, печень, голова.
  
   К вам обращаюсь я, страны начальники,
   К ревнителям в народе: сбросьте спесь,
   Прославьте Господа, не будьте чайники,
   Во славу Иеговы пойте песнь.
  
   И вас, стада собравших у колодезей,
   Я призываю голоса отдать
   Вождям Израиля, их чтить без робости.
   Тогда в стране наступит благодать.
  
   Не просто так придёт, а с Божьей милостью
   Народ Господень встанет у ворот.
   Восстань, Варак, за дело самостийности
   Единой воле подчини народ.
  
   Господь мне ниспослал суровых воинов.
   Пришли ко мне Ефрем, Вениамин.
   Лишь за Рувима племя беспокойна я:
   Его волнует собственный камин
  
   Да местничковые лишь разногласия...
   За Иорданом край их Галаад.
   У них спокойно, что им кутавасия,
   Где загибается их кровный брат?
  
   Да что Рувим? А прочие с отарами?
   Дан с кораблями, у Асира - брег...
   Когда бы не старшины Иссахаровы,
   Нам до сих пор горбатиться на всех.
  
   Пришли цари сразиться Ханаанские
   В расчёте поживиться серебром,
   Но Варак не оставил даже шанса им
   Уйти живыми, пёхом, под седлом.
  
   Копыта конские ломались надвое,
   Так быстро их начальники неслись,
   В доспехах путались, кричали, падали
   И умирали, там где кровь и слизь
  
   С Сисарой во главе. Тот, как ошпаренный,
   От ужаса и страха бел, как мел,
   Влетел в шатёр Хевера Кенеянина,
   У Иаили спрятаться хотел.
  
   Воды он попросил.... Вполне по-божески
   Она ему приносит молока
   И в чаше подаёт ему вельможеской,
   Намерений не выдаёт пока,
  
   Смеётся с ним над шутками скабрезными,
   Висок его готовит под укол,
   Одной рукой оглаживает деспота,
   Другой рукой нащупывает кол.
  
   За нею сам Господь и дело правое,
   А в деле правом женщина сильна -
   Где грешницы не справятся оравою,
   Блаженная управится одна.
  
   От беготни уставший и простуженный
   Уснул Сисара. Дурню невдомёк,
   Что ни к утру ему не встать, ни к ужину -
   Проснёшься здесь, когда пробит висок
  
   И колом ты пришпилен, как в гербарии,
   Уже не конь, а лёгкое хрипит...
   А где-то ждёт сыночка мать Сисарина,
   В окно выглядывает мрачно и вопит:
  
   Что долго так не едет его конница,
   Не слышно скрежета от колесниц?
   Ей отвечают, умники, как водится:
   Добычу свою делят и девиц,
  
   По две одежды дорогой на воина,
   Девиц им тоже полагается по две...
   Но в этот раз послал Господь уродине,
   Лишь дырку в его глупой голове.
  
   О, Господи! Враги твои да сгинут все,
   А любящие на помост взойдут
   И в благодать вслед за Тобою ринутся,
   Тебе во славу мой, Деворы труд".
  
   Допели песню, стихли славословия.
   Народом управляла Судия
   И сорок лет на Господа условиях
   Покоилась Израиля земля.
  
   ГЛАВА 6
  
   Но едва Судья сняла
   Мантию по смерти
   И спокойно умерла -
   Расшалились дети.
  
   Стали в мерзкое играть
   Вновь Израильтяне
   И такое вытворять -
   Лет на семь потянет.
  
   Осерчал тогда Старик
   На сынов в законе
   И вкатил им семерик
   Строгача на зоне.
  
   Самым главным стал пахан
   Из Мадианитов.
   Предал Бог еврейский клан
   В руки тех бандитов.
  
   (По закону, господа,
   Если не живётся,
   По понятиям тогда
   Выживать придётся.)
  
   Тяжела рука была
   Новых оккупантов.
   Вмиг исчезли со стола
   Куры и купаты,
  
   Испарились пироги
   И другие блюда,
   Когда вторглись к ним враги
   На своих верблюдах.
  
   Лишь посеет Израиль,
   Не пожнёт до срока,
   Как в полях взбивают пыль
   Жители востока.
  
   Разбегались, в горы шли
   Сыновья и дщери
   По укрытиям в щели
   Прятались в пещере.
  
   В множестве, как саранча,
   Амаликитяне
   Ложкой с мискою бренчат
   На чужой поляне.
  
   Выметут всё из палат
   Чище чем метёлкой,
   Не оставят ни осла,
   Ни овцы, ни тёлки.
  
   Из своих далёких стран
   (С Господа внушенья)
   Шли они за Иордан
   Для опустошенья
  
   Той Израиля земли,
   Что ему досталась
   (Хоть совсем не за рубли
   Им приобреталась).
  
   Обнищала та земля.
   Люди возопили,
   Как обычно, к небу взгляд
   Вновь оборотили.
  
   Духу подчинилась плоть,
   Сатана умылся.
   Так взыскательный Господь
   Своего добился.
  
   Появляется пророк
   И вещает строго.
   Недоумкам невдомёк,
   Что пророк от Бога.
  
   Затыкают ему рот,
   Тот одно долдонит:
   Чтоб не забывал народ
   Кто хозяин в доме,
  
   На просторы той земли
   Кто карт-бланш им выдал,
   Несогласных отселил,
   Аморреев выгнал.
  
   Много лет, видать, провёл
   Человек на зоне.
   Хоть язык его тяжёл,
   Но пургу не гонит.
  
   Взялся он сынов честить,
   Чистить без клистира:
   "Идолов чужих не чтить,
   Не плодить кумиров
  
   Был наложен вам запрет
   Впредь в обмен на право
   Жить в чужом монастыре
   Со своим уставом.
  
   Вы ж не слушали тогда
   Иеговы гласа,
   И для вас Его звезда,
   Пацаны, погасла.
  
   Не хотели петь псалом,
   Господу молиться,
   Предстоит вам поделом
   Пайкою делиться.
  
   Будут бить вас много лет
   Мадианитяне.
   Даже тот, кто при котле,
   Долго не протянет.
  
   Вкалывать без выходных
   Вам придётся в мыле
   Оттого, что вы, сыны,
   Бога позабыли.
  
   С беспросветного труда
   До седьмого пота,
   Может, вспомните тогда
   Про Его субботы,
  
   Когда каждый отдыхал,
   Хоть не обессилен.
   В дни те даже на аврал
   Вы не выходили.
  
   Отразите боль и смысл
   Вы в татуировках.
   Вас на зоне портретист
   Разрисует ловко,
  
   Чтобы гомики в аду
   Своего узнали
   По наколке на заду:
   "Ноги, вы устали!".
  
   Чтоб в тайге не умереть
   Иль на лесосплаве,
   Призываю всех я впредь,
   Иегову славить.
  
   И не надо меня есть,
   Взглядами буравить -
   Слово прозвучало здесь
   Славить, а не сплавить.
  
   Оттого весь двор в дерьме
   От курей помёта,
   Что прохода на земле
   Нет от рифмоплётов.
  
   Не кощунствуйте, сыны,
   В творческом полёте
   И свободу, пацаны,
   Вы приобретёте.
  
   С верой в Бога своего
   Мы зажжём лампаду...
   И об нары головой
   Бить меня не надо.
  
   Не дерьмо я притащил
   На своих штиблетах,
   А маляву получил
   От авторитета".
  
   Богословия урок
   Преподав балбесам,
   Удаляется пророк,
   Куда - неизвестно.
  
   Честный фраер под отбой
   Сгинул на хлабуду.
   Появляется другой
   Пришлец ниоткуда.
  
   Этот вовсе без штиблет,
   Видно, что не здешний,
   Сам прозрачный на просвет,
   Как три дня не евший.
  
   Ангел, Божий адъютант,
   Сел под ананасом,
   Что принадлежал тогда
   В Офре Иоасу.
  
   (Люди с древних пор права
   За собой столбили,
   У них даже дерева
   В собственности были.
  
   Огораживал забор
   Отнятые мили.
   Люди с этих давних пор
   Не переменились.
  
   Что ж так трогают меня
   Пажити и веси,
   У деревни что отнял
   Педераст Успенский.
  
   Кабинеты для него
   Открывались - Здрасьте,
   За бабло и нас того,
   Вы опедерасьте.
  
   Не в провинции одной
   Происходит это
   Там, где правит всей страной
   Пидарьё конкретно.)
  
   Не могу я без прикрас
   Изъясняться ясно,
   Что назвал я ананас -
   То был дуб, не ясень.
  
   Иоаса младший сын
   Мял зерно в точиле,
   Взглядом зыркая косым
   По простой причине -
  
   Скрыть подальше, что едят,
   От Мадианитов.
   На пришельца бросил взгляд
   Гедеон сердито:
  
   Кто ещё к нам на постой
   Прибыл из столицы?
   Не пришлось бы нам мацой
   С пришлецом делиться.
  
   И хоть встретился сынок
   С Ангелом воочию,
   Между ними диалог
   Клеился не очень.
  
   Гедеону говорит
   Ангелок посыльный:
   "Наше дело победит,
   Ты мужчина сильный.
  
   С мышцами как у быка
   Ты спасёшь Израиль.
   Бить врагов наверняка
   Мы тебя избрали.
  
   Я пришёл сказать, чтоб ты
   Не боялся боя.
   Наблюдая с высоты,
   Твой Господь с тобою".
  
   Гедеон ему в отказ
   Пару фраз бросает:
   "Отчего же тогда нас
   Грабят, убивают?
  
   Если Бог такой силач,
   Точно джин из сказки,
   Почему я слышу плач,
   А не песни-пляски?
  
   Где те чудеса, ответь,
   Победить бандитов,
   Если мы прямая ветвь
   Беженцев с Египта?"
  
   Ангелок - Иди и всё,
   Знаем, дескать, лучше,
   Кто отечество спасёт,
   Кто своё получит.
  
   "Как спасу отчизну я? -
   Сын руками машет -
   Бедная моя семья,
   Я в ней самый младший.
  
   Мой удел - варить обед
   И кормить папашу.
   Выбирайте для побед
   Сына, что постарше".
  
   (Первородство - это бред,
   Ярмарка амбиций.
   Разницы особой нет,
   Кто каким родился.
  
   Менделеев наш потом,
   Хоть и не апостол,
   Был двенадцатым сынком,
   А таблицу создал,
  
   Показал, что мы с едой
   Глушим хлор да натрий,
   Спирт водою ключевой
   Балуем два на три.
  
   Не охватывает грусть
   От таких пропорций.
   Не сопьётся, значит, Русь
   С лошадиных порций.
  
   Сам Христос нам приводил
   Мудрые примеры:
   Будет, всем он говорил,
   И последний первым.
  
   Так что, может быть, и нас
   Не оставит Боже -
   Выполнить Его приказ
   Мы сгодимся тоже.
  
   Только кто приказ отдаст
   Бить Мадианитов?
   Из простых он выйдет масс
   Или из элиты?
  
   Как понять в короткий срок:
   В Иегове ставке
   Кто воистину пророк,
   А кто с лже-приставкой?
  
   В мире, где царит бедлам,
   От пророков тесно.
   Кто из них Мессией к нам,
   А кто тащит в бездну?
  
   Надо всем, кто стал в тот ряд,
   Уделить вниманье.
   Мы же лупим всех подряд
   От непониманья.)
  
   Вот и Гедеон таков,
   Ангела терзает -
   В подтвержденье Его слов
   Фокусов желает.
  
   Сам принёс ему даров,
   Водку-непалёнку,
   Выложил опресноков,
   Заколол козлёнка.
  
   Всё, что прятал от людей
   И хранил с опаской,
   Богу выложил еврей
   Из своих запасов,
  
   Для Господнего Гонца
   Всё сложил под дубом,
   Чуда ждёт он от Отца.
   (Вроде нашей Думы
  
   Той, что верою живёт,
   Думает - за яства
   Бизнес водочный вернёт
   В руки государства.)
  
   Ангел - он не осьминог,
   Чтоб тащить и щупать.
   Все дары он просто сжёг,
   Солнечною лупой
  
   Положил горящий глаз
   На еду с козлёнком.
   Водка первой занялась,
   Хоть и непалёнка.
  
   Всё, что выложил пред ним
   Гедеон на блюда,
   Ангел взглядом сжёг одним.
   Совершилось чудо.
  
   Даже малости не взял
   Бог от Гедеона.
   (Кто бы Думу обязал
   Так писать законы,
  
   А не делать как в бреду
   С умным видом пассы
   И не ждать, когда падут
   С дуба ананасы).
  
   Дело сделал, улетел
   Восвояси Ангел.
   Гедеон в момент прозрел,
   Хоть не ездил к Ванге.
  
   Понял он, что неспроста
   С Господом столкнулся,
   И мгновенно в Его стан
   Сын переметнулся.
  
   Оторвался в полный рост
   Он и всё такое:
   Жертвенник Ваалу снёс.
   Дерево святое,
  
   Где до этого отцы
   Распевали хором,
   Он срубил под бубенцы,
   Под развратный корень.
  
   Гедеон богов свергал
   Под покровом ночи.
   Иегова передал
   Ему полномочья.
  
   Десять взял своих рабов
   Сын для святотатства,
   Не братьев и не сватов,
   Если разобраться.
  
   Новый жертвенник воздвиг,
   На сырых дровишках
   Тёлку сжёг не с головы.
   (Ну, уж это слишком.
  
   Здесь не то, что Васька знал,
   Чью сметану лижет:
   Где Ваал свой правит бал,
   Кто бы знал как выжить.
  
   На святыню посягнуть,
   Ну и ну, глумиться -
   Может ту баранку гнуть
   Лишь самоубийца.)
  
   Обыватель мирно спал,
   Пьяницы рыгали,
   И никто из них не знал,
   Что богов свергали.
  
   А наутро началось...
   Гедеону кружкой
   Первым делом дали в нос
   И пустили юшку.
  
   У отцовского крыльца
   Богомольца били.
   До конца забить юнца
   Добровольцы были.
  
   По убийству в людях зуд
   Не идёт на убыль.
   Намечался Линча суд
   Под известным дубом.
  
   Там, где ангела стопа
   Ранее ступала,
   Озверевшая толпа
   Свой вопрос решала:
  
   Как кончать на этот раз -
   Вешать иль дубиной?
   Но вступился Иоас
   И отмазал сына
  
   От суда, не стал бранить.
   Ведь под дубом раньше
   Вместе с Ангелом они
   Заварили кашу.
  
   Сына он не передал
   В руки правосудья
   И в подвале продержал
   С ночи до полудня,
  
   А народу приказал
   Отложить дубину:
   "Пусть сам свергнутый Ваал
   Сводит счёты с сыном.
  
   Если вправду Ваал Бог -
   Не простит обиду,
   Ну, а если кабысдох -
   Не подаст и виду.
  
   И не вам, братва, судить:
   Кому чистить лица,
   А кого вам завалить.
   Шли бы вы молиться".
  
   Сложной выдалась тогда
   Геообстановка:
   Иудеев города
   Грабят полукровки,
  
   Мадианитяне жмут,
   Амаликитяне
   В нос евреям кнут суют,
   А не тульский пряник.
  
   Близ обетованных мест
   Неизбежна сеча,
   А евреям на наезд
   И ответить нечем.
  
   Дух Господень тут объял
   Гедеона. К бою
   Приготовил сын себя,
   Вострубил трубою.
  
   Шли к нему со всех сторон,
   Набралось не много,
   Опечален Гедеон
   Вопрошает Бога:
  
   "Как мне дальше поступить?
   Воевать с востоком
   Или просто схоронить
   Голову в песок мне?
  
   Своё мнение озвучь,
   Выскажи сужденье:
   Я действительно могуч
   И готов к сраженью
  
   Или бед, всех прочих сверх,
   Мне не доставало?
   Может, я напрасно сверг
   Идола Ваала?
  
   В бой пойти я буду рад,
   Выбор подытожить,
   Но и вы мне свой мандат
   Предъявите тоже.
  
   Робость победить внутри
   Чудо лишь сумеет.
   Дай понять мне до зари,
   Что в своём уме я.
  
   Слышать свой победный клич,
   Звуки барабана,
   Высший замысел постичь -
   В помощь мне бараны.
  
   Не придумаешь умней:
   После стрижки общей
   Шерсть оставлю на гумне.
   Пусть отец не ропщет.
  
   Господи, меня прости
   За томленье духа,
   Шерсть росою ороси,
   А вокруг чтоб сухо
  
   Было на земле... Так я
   Знак понять сумею
   То, что линия моя
   Не вразрез с Твоею".
  
   К просьбам Бог дверь на засов
   Держит, но покуда
   Мучают Его сынов,
   Он готов на чудо.
  
   Воду с шерсти Гедеон
   Выжимает в чашу.
   Много раз, похоже, он
   Был обманут раньше.
  
   Стал от этого герой
   Осторожным слишком,
   В голове его юлой
   Вертятся мыслишки:
  
   "Выплеснуть могла воды
   Челядь из окошка,
   Если рыжие коты
   Здесь имели кошку.
  
   Не мешало бы с утра
   Мне ощупать Муру...
   Ведь довольно и ведра
   На баранью шкуру...
  
   Дети здесь могли шалить
   И открыть задвижку,
   Но подворье не залить
   Тяжело детишкам..."
  
   Не ушли сомненья вон:
   Пьяный не иначе
   Здесь прошёл... и Гедеон
   Усложнил задачу.
  
   Не был Гедеон тупым
   Даже славы ради,
   Что Господь пребудет с ним
   Требовал гарантий:
  
   "Мой Мессир, меня прости
   За мою проверку,
   Перед носом как кассир
   Не захлопни дверку.
  
   Чтобы Твой понять приказ
   Как готовность к бою,
   Ты всю шерсть на этот раз
   Сохрани сухою,
  
   А вокруг - как водопад
   Вдруг с небес пролился"...
   Словно целый взвод солдат
   Шёл, остановился,
  
   Оросил росою весь
   Двор, крыльцо, постройки,
   Но сухой оставил шерсть...
   Чудо да и только.
  
   (Непонятливых любить
   Богу путь заказан,
   Гедеона мог убить
   Со второго раза,
  
   Если первому сынок
   Не поверил чуду.
   Что Господь с ним сделать мог
   Я гадать не буду.
  
   Сын вопросы задавал
   Господу без страха,
   Оказаться рисковал
   В роли черепахи,
  
   Повторять на нём не стал
   С черепахой опыт.
   Иегова неспроста
   Любит хитрожопых,
  
   Силу им даёт, успех,
   Почести, награды,
   И себе из "лучше всех"
   Подбирает кадры,
  
   В Думу выдвигает их
   Простаков лапошить...
   Почему же мне про них
   Даже думать тошно?)
  
   ГЛАВА 7
  
   Мадиамский стан в долине
   Грозным воинством стоял.
   Гедеон же знал - отныне
   Бог евреев не отринет...
   А народ всё прибывал.
  
   На военные те сборы
   Привалил и стар, и млад.
   Ополченцы очень скоро
   Всю заполонили гору
   Под названьем Галаад.
  
   Даже Бог с душевной мукой
   Должен был тогда сказать:
   "Гедеон, такая штука:
   Не могу Я в твои руки
   Мадианитян предать.
  
   Слишком много пришло биться...
   Я ж хочу наоборот,
   Дабы зря не возгордился
   От завышенных амбиций
   Победивший Мой народ.
  
   Предо Мной потом он скажет:
   Мол, спаслись и без Него...
   Жизнь его потом накажет,
   По земле рассеет даже.
   Иегове что с того?
  
   Где признание и слава,
   Почитанье? А сыны
   Обратятся вновь к Ваалу
   Водку жрать и лопать сало
   И с блудниц сдирать штаны.
  
   Гедеон ты Мой любезный
   Так скажи: Кто боязлив,
   Робок, болен иль нетрезвый
   Пусть домой идёт болезный,
   Наш оставит коллектив".
  
   С той горы из тысяч многих
   Двадцать две скатились вниз,
   Слава Богу, об остроги
   Не переломали ноги,
   Прочь до дома подались.
  
   Но осталось тысяч десять
   Мадианитян лупить,
   Одержимых, просто крези,
   Им что москаля зарезать,
   Что араба задушить.
  
   Для победы слишком будет,
   Иегова так решил -
   Победителей не судят.
   Кто же мыть пойдёт посуду,
   Когда пир свой завершим?
  
   Говорит Бог Гедеону:
   "Не количеством сильны,
   А порядком легионы.
   Набери бойцов отборных
   Из законченной шпаны.
  
   Приведи всех к водопою
   Обалдевших на жаре
   И проверь, готов кто к бою,
   А кто просто так с тобою
   Вышел писать на дворе.
  
   С тем, кто встал на четвереньки,
   На коленях воду пил,
   Ты расстанься помаленьку
   И за небольшие деньги
   Отряди работать в тыл.
  
   Тот, кто воду пил с ладоней
   Иль лакал, согнувшись псом,
   Чести нашей не уронит,
   Даже в самой мерзкой бойне
   Будет преданным бойцом".
  
   Триста человек лакавших
   Оказалось в тот момент,
   На колени не припавших.
   Ниже уровня в параше
   Оказался их процент,
  
   В молоке побольше пенок.
   Подведу я свой итог:
   Мало по-собачьи верных,
   На кого бы в полной мере
   Мог бы положиться Бог.
  
   И сказал Он: "Тремястами
   Израиль Я свой спасу.
   Остальных из вашей стаи
   По домам Я распускаю,
   Пусть овец своих пасут".
  
   По Божественной указке
   Гедеон всех шлёт домой,
   Триста с ним (но не спартанцев).
   Стан же вражий Мадиамский
   Был в долине под горой.
  
   Там ослы кричат, верблюды
   Множеством, как саранча.
   Со всего востока люди
   Скорпионами на блюде
   Кверху жалами торчат.
  
   Ангел, ночью прилетавший,
   Гедеона слал к врагу:
   "В стан иди ты бесшабашно.
   Одному явиться страшно? -
   Прихвати с собой слугу,
  
   Не сжимай в кармане кукиш,
   Не грозит тебе петля
   Или смерть от пытки жуткой.
   Иегова в твои руки
   Предал Мадианитян.
  
   Как узнаешь, что творится
   В этом стане, что за слух
   Исказил испугом лица -
   От нахлынувших амбиций
   Возгордишься, как петух".
  
   Гедеон сошёл в долину,
   Мадиамских где полков
   Столько, что земли не видно.
   Сын пробрался в середину,
   Встал незримо средь шатров.
  
   Слышит он, два паникёра
   Меж собой заводят речь:
   Мол, конец наступит скоро,
   Всех их встретит без разбора
   Не иное что, как меч
  
   Гедеона. Не обманет
   Их предчувствие и сон.
   Рассуждают басурмане:
   Даже в укреплённом стане
   Их достанет Гедеон.
  
   (Верный признак пораженья.
   Либералы-господа,
   За такие рассужденья
   Накануне всех сражений
   Убивают без суда.)
  
   Сна чужого очевидец
   Гедеон узнал секрет
   И так сильно удивился,
   Что к слуге аж обратился:
   Не ослышался? - Да, нет!
  
   Знать, Господь и вправду с нами,
   Если в транс Он ввёл врага.
   Так поднимем наше знамя.
   Завтра голыми руками
   Отшибём врагу рога.
  
   (Вновь я сделаюсь мишенью:
   Не случайно среди коз
   Гедеон слонялся, шельма,
   Занимался он внушеньем.
   Это ж - массовый гипноз.
  
   Как мозги запудрить массам,
   Одурачить паству как,
   Налагая свои пассы,
   Нам представили прекрасно
   Кашпировский и Чумак.
  
   В наших душах тайный привод
   Где-то есть. Его конец
   Кто-то дёргает игриво...
   До чего же прозорливым
   Был писавший Книгу жрец.)
  
   Всю носителей плеяду
   Гедеонова меча
   Сын разбил на три отряда,
   Научил, что делать надо
   А, точней, что прокричать.
  
   "Установку миллионам
   Я внушил на слово меч
   Господа и Гедеона,
   Что сильней чумы бубонной.
   Ваше дело подстеречь
  
   Убегающие толпы
   И светильники разжечь.
   Заглушая крики, топот,
   Их сметёт, верней потопа,
   Клич наш - Гедеона меч!".
  
   Три отряда взяли трубы
   И светильники в горшках.
   Голосом орали грубым
   И подсвечивали зубы,
   Дабы усугубить страх,
  
   Что и так ломал подковы,
   Разрывал на части плоть.
   Чтоб сразить всех силой Слова,
   Одного меч на другого
   Обратил в тот день Господь.
  
   Под гипнозом наущенья
   Головы рубили с плеч
   Люди в умопомраченье,
   Так и не прознав значенье
   Фразы "Гедеона меч".
  
   (Психотропное оружье
   Человечеству конец
   Принесёт, как ветер стужу,
   В космос выметет наружу...
   И про это знал мудрец.)
  
   Чтоб добить врагов оравы,
   Храбрые из Ефремлян
   Поработали на славу,
   Захватили переправы
   Через реку Иордан,
  
   Двум князьям Ориву, Зиву
   Врезали по в голове.
   И оплакивали ивы
   Прах Орива в Цур-Ориве,
   Зива - в Иекир-Зиве.
  
   Головы им отрубили,
   Обваляли их в пыли,
   Чтобы сильно не кровили,
   Обернули в холст, вручили
   Гедеону те кули
  
   Ефремляне. В его стане
   Вдруг устроили скандал:
   Почему узнав заране
   Про грядущее восстанье
   Ничего им не сказал?
  
   Им оставил переправу
   Да вот этих двух князьков.
   Не хотел делиться славой?..
   Словом, как не раз бывало,
   Ссорились из пустяков,
  
   Из тщеславия, амбиций...
   Если час твой не настал
   В одиночку насладиться -
   Славой следует делиться.
   Гедеон про это знал.
  
   "Тех князей Мадианитских
   Смог бы взять не каждый мент.
   Вами я могу гордиться..."
   Просветлели разом лица
   Ефремляновы в момент.
  
   Так погладив их по шёрстке
   Гедеон обиду снял.
   Свои подвиги по-свойски
   Разделил, как папироску,
   И опять хорошим стал,
  
   Но надолго ли? Увидим.
   У героев краток век,
   Чтоб рассиживаться сиднем.
   Гедеон, пока в зените
   Сам, с ним триста человек,
  
   Шагом двигаясь саженным
   Гонят недруга и бьют.
   В затянувшемся сраженье
   От подобных упражнений
   И двужильные сдают.
  
   А сыны народ обычный,
   Не гляди, что "лучше всех".
   По сложившейся привычке
   Им "клубничку" б после стычки
   Да перекусить не грех.
  
   Просит жителей Сокхофа
   Гедеон дать хлеба им.
   Ну, а те - стенать и охать:
   Вас кормить - была охота,
   Сами хлебушек съедим.
  
   И без вас живётся скудно.
   Вы, конечно, бунтари
   Против ига, против блуда...
   Но не свергнуты покуда
   Мадиамские цари.
  
   Кто сильней? - народ не знает.
   Взад вперёд войска снуют.
   Чьи сегодня убегают,
   А какие догоняют?...
   В общем, хлеба не дают.
  
   Гедеон, на них зверея,
   Возвышает гневно глас:
   "Я преследую Зевея
   И Салмана прохиндея,
   Догоню, примусь за вас.
  
   Тех царей двух Мадиамских
   Я возьму, не разговор,
   К вам вернусь не строить глазки,
   У меня на ваши сказки
   Заготовлен приговор.
  
   Растерзаю тело ваше
   Молотильною доской
   Зубчатою и в парашу
   По обычаю, знай наших,
   Запихну вниз головой".
  
   После этих обещаний
   Сын пошёл на Пенуэл,
   Но и там его борщами,
   Хлебом-солью не встречали...
   Он повторно озверел.
  
   Башню пригрозил разрушить
   Из-за мисочки борща
   И за хлебушка горбушку
   Из народа вынуть душу
   Гедеон пообещал.
  
   И ведь вынет, погодите,
   Душу вытряхнет шутя.
   Вот таким был тот воитель,
   Одним словом - победитель
   И герой Израильтян.
  
   А Зевей, Салман в Каркоре
   Пили мутный самогон,
   Заливали своё горе,
   И царей тех очень вскоре
   Взял с поличным Гедеон,
  
   А при них всего пятнадцать
   Тысяч, сущий пустячок.
   Ведь убитыми - сто двадцать
   Тысяч было, кто сражаться
   Вышел да сгорел свечой.
  
   Их остатки как в дурмане
   От гипноза и тоски
   Пребывали. Басурмане
   Без охраны в своём стане
   Пили водку, дураки
  
   Мясо жарили беспечно.
   Гедеон их отследил,
   При жаровнях в краткой сече
   Умертвил бесчеловечно,
   В крошево всех изрубил,
  
   Возвратился. Близ Сокхофа
   Малолетний ротозей
   Был захвачен, завербован,
   Рассказал им всё подробно
   Про старшин и про князей.
  
   Был смышлён малец и прыток,
   Заложил с восторгом всех,
   А возможно, после пыток
   Выдал Гедеону список
   В семьдесят семь человек.
  
   Молотильными валами
   Зубчатыми всех старшин
   Тех, что хлеба не давали,
   Так примерно наказали,
   Что от них остался пшик.
  
   Пенуэльскую разрушил
   Башню Гедеон под ноль,
   Из живущих вынул душу,
   Обещанье не нарушил -
   Врать герою западло.
  
   Он царям вопрос свой вскоре
   Задал, чем загнал впросак:
   "Помните людей с предгорий
   Вы убили на Фаворе?
   Выглядели они как?"
  
   Убивали многократно
   Те цари, теперь должны
   Отвечать: "В доспехах ратных
   Выглядели они знатно,
   С виду царские сыны,
  
   На тебя они похожи".
   После этих кратких фраз
   Вскрикнул Гедеон: О, Боже!
   Не сдержался и по роже
   Выписал им пару раз,
  
   Хоть царей лупить негоже,
   Не такая у них стать
   (Но зато вполне возможно
   Самодержца уничтожить,
   Обезглавить, расстрелять,
  
   Ну, а в случае особом,
   Можно и со всей семьёй
   Скопом царский род угробить
   И следы его с надгробий
   Смыть соляной кислотой.
  
   Выбирайте - в рай с каретой
   Иль подушкой до зари
   Быть задушенным?... Поверьте,
   Не уходят своей смертью
   Невезучие цари,
  
   Им в подмогу брадобреи
   И вражда со всех сторон...)
   А Салману и Зевею
   Быть бы чуточку добрее -
   Их простил бы Гедеон,
  
   Ну, а так в аффекте жутком
   Опустился до битья,
   Но оставил эти штуки
   И сказал, себя взяв в руки:
   "Это же мои братья
  
   Перед вами тогда были.
   Я б мог быть один из них.
   Кабы вы их не убили,
   Жив Господь, и вы б ходили
   Его милостью в живых,
  
   Я бы смерти вас не предал".
   (Неужели б отпустил?
   Ведь, сподобившись Комбеду,
   Из-за хлебушка к обеду
   Весь Сокхоф он истребил,
  
   В Пенуэл пришёл на ужин,
   Из-за мисочки борща
   Башню, помнится, разрушил,
   Из живущих вынул душу,
   Как намедни обещал.)
  
   Так сказал он Иеферу,
   Сыну первенцу: "Без слуг
   Этих двух людишек скверных,
   Заруби, сынок примерный,
   Приобщайся к ремеслу".
  
   Но меча тогда не вынул
   Сын по молодости лет
   Или по другой причине,
   Хоть его толкали в спину
   Возгласы: смелее, шкет.
  
   Встали в рост Салман с Зевеем,
   Гедеону говоря:
   "Сам убей ты нас скорее
   Ибо нет тебя сильнее,
   Не насилуй сына зря,
  
   Он поднять не сможет вилы
   Нас, как сено, ворошить
   И ворочать по настилу,
   Ведь по человеку сила
   Над царями суд вершить".
  
   Гедеон, убивший многих,
   Просьбе обречённых внял,
   Вынул меч, убил обоих,
   С их верблюдов длинноногих
   Золотые пряжки снял.
  
   Говорят Израильтяне:
   "Мадианитян простыл
   Даже след. Ты наше знамя,
   Гедеон, владей же нами,
   Голосом своим густым
  
   Отдавай ты нам приказы,
   Все излишки забирай,
   Огради от безобразий
   И сынам своим всем разом
   Власть над нами передай".
  
   А в ответ: "Прогнал злодеев
   Не затем я, чтоб господ
   Дать вам с сыном прохиндеем.
   Пусть Израилем владеет
   Иегова, наш Господь.
  
   Власть прерогатива Бога,
   Я ж всего апологет,
   Сторож у Его порога.
   Для себя прошу немного:
   Дайте каждый по серьге
  
   Из того, что отобрали
   В драке у Измаильтян
   (Из ушей повыдирали
   Или силою отняли,
   Денег вовсе не платя.)
  
   Гедеон освободитель
   У верблюдов снял с груди
   Золотых цепочек нити.
   Прибыл он в свою обитель,
   Где ефод соорудил
  
   С подношений. Полномочий
   Гедеон превысил круг
   (Щепетилен был не очень).
   Иегова, озабочен,
   Опечалился не вдруг:
  
   Не по праву из амбиций
   Гедеон возвёл ефод,
   Где другим богам молился.
   В трёх соснах сын заблудился.
   Вместе с ним блудил народ
  
   На дворе, на сеновале...
   Сорок лет он жил без бед.
   Их враги не донимали,
   Гедеона норов знали -
   Многих покалечил дед.
  
   Но ответ свой непреложно
   Всем держать в конце концов.
   Гедеон жизнь подытожил,
   Наплодил от жён, наложниц
   Целых семьдесят сынов.
  
   Сексуален был он жутко
   Сверхохочий до утех,
   И в Сихеме мать малютку
   Родила ему ублюдка
   С именем Авимелех.
  
   Гедеона смерть застала
   В старости глухой. Едва
   Управителя не стало,
   Все рванули вслед Ваала,
   Как в публичный дом братва.
  
   Память им отшибло напрочь:
   Раньше в верности клялись,
   А теперь ругались смачно,
   Как подонки, однозначно,
   С его домом обошлись.
  
   Подвиги, благодеянья
   Позабыли в пять минут
   Господа Израильтяне
   И за это наказанье
   Очень скоро понесут.
  
   ГЛАВА 8
  
   Авимелех, от матери рабыни
   Сын Гедеона, без особых прав,
   Для храбрости на грудь грамм двести принял
   И речь толкнул, братьёв-рабов собрав:
  
   "Пора с моей роднёю разобраться:
   От Гедеона сын я не один,
   Их семьдесят. Чем всем им подчиняться,
   Пусть буду я над вами господин.
  
   Внушите жителям Сихема срочно:
   Чтоб иго испытать им не пришлось,
   Пусть властные дадут мне полномочья,
   И помните, я ваша плоть и кость,
  
   Страны Сихемской стану повелитель.
   С аристократии не жди добра"...
   На обещанья люди повелись те
   И меж собой твердили - он наш брат.
  
   Склонилось сердце их к Авимелеху,
   В достатке ему дали серебра.
   Тот праздных набирает и отпетых,
   С тем сбродом отъезжает со двора.
  
   Не богомольцем в Офру славить Тору
   Авилелех шёл со своей шпаной.
   Кого ни встретит - в морду без разбору,
   Такой был человек он непростой.
  
   В чертог отца ворвался, в глазах пламень,
   Связал по батюшке своих братьёв,
   Всех семьдесят привёл на лобный камень,
   Где учинил расправу и битьё.
  
   Убил весь род, в пуху свиное рыло.
   Остался только младший Иофам,
   Кому слинять от бойни подфартило,
   Чтоб правду всю потом поведать нам
  
   О том, как плод Сихемских безобразий,
   Рабыни сын соперников убрал,
   Тем доказав, что от побочных связей
   Напрасно ждать родителю добра.
  
   В момент Сихемских инаугураций
   Авимелеха носят на руках,
   А Иофам на Гаризим взобрался
   И притчами с горы внушает страх,
  
   До совести стремится достучаться
   И пробудить уснувшие умы
   Судьбою жуткой братьев-домочадцев...
   Тот сердца крик послушаем и мы:
  
   "Собрались дерева, пошли к маслине:
   Помазать, мол, хотим тебя в цари,
   Владей же нами, делай нас счастливей.
   А та, представьте, им и говорит:
  
   Оставлю ли я тук свой венценосный,
   Которым чествуют богов, людей?
   По деревам слоняться мне несносно,
   Мне ваша власть, что чирей в бороде.
  
   К смоковнице тогда речь обращают
   Другие дерева: Иди, владей!
   А та, представьте, им так отвечает:
   Мне сладость собственных плодов милей
  
   Чем власти вкус прогорклый и прокисший,
   В нём слава с горечью напополам.
   Мне зреть одной определил Всевышний,
   А не слоняться зря по деревам.
  
   Лоза им отвечала винограда:
   Оставлю ль я свой сок? Мои дары
   Бодрят и веселят сильней парадов,
   Наград и прочей власти мишуры.
  
   Моя судьба нести навстречу солнцу
   Все радости земли в своих плодах,
   А не маячить стражей у оконца,
   Чужое счастье красть и сеять страх.
  
   Один терновник согласился вроде
   И так сказал: По истине когда
   Меня царём поставить при народе -
   Куда ни шло, а если нет - беда..."
  
   (Нелегитимность власти - это значит,
   Что к бунту расположенный народ
   По выкрику лишь - царь ненастоящий -
   Правителя повесит у ворот.
  
   Ещё вчера вопил и рвал рубаху
   От радости - Да здравствует король,
   А завтра сволочёт его на плаху
   Узнать, какого цвета брызнет кровь.
  
   В истории достаточно примеров -
   Лжедмитрии и с ними Годунов,
   А что до Кромвеля и Робеспьера -
   К таким народ особенно суров
  
   За порванную на груди рубаху,
   Ведь новую купить - не по деньгам...)
   За их поспешность в выборе монарха,
   Предупреждал сихемцев Иофам:
  
   "Огонь пожжёт Ливанские все кедры,
   Мир опалит как спичка лёгкий мех,
   Дыру прожжёт в груди, как взгляд Мегеры.
   Не то ли самое Авимелех?
  
   По правде ли тогда вы поступили,
   Его царём поставив над собой?
   Род Гедеона разом истребили,
   Как скот легко отправив на убой.
  
   За то ли мой отец с врагом сражался
   И жизнью поступиться был готов,
   Чтобы потом безродный самозванец
   Его законных перебил сынов?
  
   Когда по истине вы поступили,
   По правде с домом моего отца -
   То радуйтесь, пока живёте в силе,
   Авимелеха славьте подлеца.
  
   Готовы вы принять его пороки
   Лишь потому, что вам он сват и брат.
   Но как бы ни были хитры, жестоки -
   За подлости воздастся вам стократ.
  
   Когда ж посажен вами не по правде
   Авимелех царём на склизкий трон,
   Огонь терновника придет к ограде
   И подожжёт ваш дом со всех сторон.
  
   Изыдет пламень от Авимелеха,
   Прострит на мир губительную длань,
   Сдерёт с героя латы и доспехи
   И самого его спалит дотла".
  
   Сказал и ускользнул в тени акаций,
   Чтоб брата снова не ввести во грех.
   Пока в бегах брат Иофам скрывался
   Три года царствовал Авимелех,
  
   Довёл страну почти что до разрухи.
   Как перешли Сихемцы на кумыс,
   Послал к ним Иегова злого духа
   И подданных с царём рассорил вдрызг.
  
   Подобным образом свершилось мщенье,
   На шеи их накинулась тесьма.
   Возможно, Иофама наущенья
   Способствовали этому весьма.
  
   Кровь обратилась на Авимелеха.
   Аукнулось и жителям потом
   За то, что замыслам преступного успеха
   Сихемцы помогали серебром.
  
   И вот теперь, когда пришло прозренье -
   В цари не выбирают от сохи,
   То, каково оно уничиженье,
   Узнали люди за свои грехи.
  
   Вовсю Авимелех гнобил Сихемцев,
   Врывался в города и сеял смерть,
   Лупил своих похлеще иноверцев.
   Тот беспредел сил не было терпеть.
  
   Бежали люди от бесчестий, срама
   И от погони запирались в храм.
   Дошло тогда до оголтелых самых,
   Что про огонь поведал Иофам.
  
   Авимелех коварный и зловещий
   В Сихеме лично башню подпалил,
   Где сжёг до тысячи мужчин и женщин,
   А сам слезинки гад не проронил.
  
   Пришёл в Тевец, намеренья всё те же:
   Искоренить непослушанья дух.
   На крышу башни жители с надеждой
   Спастись от длинных изувера рук
  
   Вскарабкались и с ужасом глядели,
   Как их мучитель хворостом вокруг
   Их цитадель обкладывал, колени
   Уж преклонил, чтоб спичкой чиркнуть. Вдруг
  
   От ритуальной участи баранов
   Всех женщина отважная спасла,
   Обломок жернова вниз на тирана
   Метнула (знать, с собою принесла).
  
   Авимелеху проломило череп.
   Царь осознал, что больше не жилец,
   И с благородством побеждённой черни
   Он приказал приблизить свой конец,
  
   Оруженосцу дал он указанье
   Взять меч из ножен и в себя вонзить:
   "Чтоб обо мне потомки не сказали,
   Что женщина смогла меня убить".
  
   (Когда братьёв убил не без причины,
   Подобный не возник пред ним вопрос.
   Ведь тем, что он по паспорту мужчина,
   Бесчестия такого не нанёс.
  
   В вопросах чести слишком щепетилен
   Он был лишь потому, что обречён.
   Ответил я б, когда меня спросили:
   Где патология, честь ни при чём.)
  
   Мальчишка приказание исполнил,
   Пронзил тирана на виду у всех.
   В одежде боевой, а не в исподнем
   Дух испустил маньяк Авимелех.
  
   За семьдесят братьёв на кровопийцу
   Свалился с неба жернова кусок.
   Жестокий путь серийного убийцы
   Рукою женскою Господь пресёк.
  
   Лихую пережили люди драму,
   С их мелких душ осыпалась пыльца,
   Постигло их проклятье Иофама
   За осквернённый дом его отца.
  
   (Про Грузию я вспомнил ненароком,
   Что на себя взяла сихемский грех
   Под НАТО лечь. Народ не без порока.
   Саакашвили - их Авимелех
  
   Осетию поджёг, огнём зловещим
   Хотел себе путь в НАТО осветить.
   Цхинвали разбомбил, детей и женщин
   Не пощадил маньяк и трансвестит,
  
   Но подавился злобою бессильной.
   Свалился с неба жернова кусок -
   То с вертолёта женщина - Россия
   Ему ракетой двинула в висок.
  
   Буш негодует от таких известий.
   В кондрашке бьётся Кондолиза Райс.
   Окруашвили довершит возмездье,
   Саакашвили врежет за всю масть.)
  
   ГЛАВЫ 10 - 11
  
   Сколько пережил Израиль...
   Ни Фейхтвангер, ни Золя
   Правды всей не рассказали,
   До чего многострадальна
   Та священная земля.
  
   Иордан свою прохладу
   Нёс, спокойствие сулил
   У родного палисада,
   Слева степи Галаада,
   Справа Иерусалим.
  
   Иисус Навин оттуда
   Все народы выгнал вон,
   Всех царей казнил прилюдно.
   И Вениамин с Иудой
   Заняли свободный трон.
  
   Пережив как приступ скверный
   Что творил Авимелех,
   Израиль вполне кошерно
   Жил молитвою и с верой,
   Что и вправду "лучше всех".
  
   Двадцать с лишком лет в Шамире
   Был Судьёй тогда Фола.
   Двадцать два при Иаире
   Проживали люди в мире.
   Всё, казалось, шоколад,
  
   Но как у всего на свете
   И у Судей краток срок -
   Наступило лихолетье...
   Пред собой одним в ответе
   Человек как чай жидок,
  
   Похотлив и слаб от века,
   По натуре лиходей,
   Без кнута - умом калека...
   Оказалось человеку
   Невозможно без Судей.
  
   Иегову стал печалить,
   Просто резать без ножа
   Израиль - блудить ночами,
   Делать зло перед очами
   И Астарту ублажать,
  
   Вспомнил бога Ваалама,
   Арамейским и другим
   Стал божкам служить. Бедлама
   Сын не избежал и срама
   В почитании богинь.
  
   Куда делось благочестье?
   Испохабился народ...
   А ведь сорок пять лет вместе
   Пели песни и чудесней
   Не было иных широт,
  
   Где так вольно кони ржали
   (Песня та стара, как мир).
   Вознеся как стяг скрижали,
   В послушании держали
   Люд Фола и Иаир.
  
   (Мне припомнился Вышинский,
   Тоже высший Судия,
   С ним - сторожевые вышки,
   Сталин, Берия, Дзержинский...
   Это родина моя.
  
   Что теперь на ней творится?
   Совесть судьям не указ.
   У служителей юстиций
   Цель одна - обогатиться,
   Но про то другой рассказ.)
  
   По долине Палестинской
   Смрад стоял не от кадил.
   То народец в банях финских
   Тем Астартам Филистимским
   Себя в жертву приносил.
  
   Арамейских и Сидонских
   Ублажал народ подруг,
   Чтил обряд их идиотский,
   Иегову же по-свойски
   Вспомнить было недосуг,
  
   Бога их далёких предков,
   Кем дарована земля...
   Опечалившись конкретно,
   Бог в сердцах евреев предал
   В руки злых Филистимлян.
  
   Тех два раза не просили -
   Налетели, как грачи,
   Галаад заполонили,
   Мучили сынов, теснили
   Восемнадцать лет почти
  
   Там, где земли Аморреев
   Пребывали испокон.
   (Их при дележе евреи
   Разыграли в лотерею -
   Что останется при ком).
  
   А теперь Аммонитяне
   Перешли за Иордан,
   Где евреи-поселяне,
   Одесситы, Витибляне
   Поселились навсегда.
  
   Не сказать чтобы невинно
   На просторах той земли
   Жили, но с хорошей миной
   От колен Вениамина
   И Ефрема род вели,
  
   Дом Иуды с ними вместе.
   Вдруг пожаловал Махмуд,
   Поселился в их поместье.
   От бомжей в родном подъезде
   Сделалось не продохнуть.
  
   Возопили люди к Богу:
   Согрешили, не губи,
   Не суди нас слишком строго
   И нашествию убогих
   Свой отбой Ты протруби,
  
   Не давай возмездью хода.
   Обороты, дескать, сбавь,
   С богоизбранным народом
   Делай, что тебе угодно,
   Но от недруга избавь.
  
   Иегова не сдавался -
   Слишком много сделал, мол,
   Для Израиля старался,
   Но с гнильцою оказался
   Иудейский богомол.
  
   "Если вам таким упёртым
   Моё слово не указ,
   Пусть чужих богов когорты,
   Вааламы и Асторты,
   От врагов спасают вас".
  
   Без поддержки в день ненастный
   Человеку не прожить -
   Поняли сыны прекрасно
   И со всей былою страстью
   Стали Господу служить.
  
   Сердце у Него не камень
   И не полихлорвинил,
   Видя сыновей страданья,
   Всхлипы слыша и рыданья,
   Гнев на милость Бог сменил.
  
   Все князья голосованьем
   Порешили: Пошла масть,
   Фишек ход ломать не станем,
   Кто на недруга восстанет
   В Галааде примет власть.
  
   Иеффай не за награды
   Захотел ввязаться в бой.
   Духом храбрый, телом ладный
   Родом был из Галаада,
   Но с нелёгкою судьбой.
  
   Мать работала блудницей,
   Принесла отцу мальца.
   Надо ж было так случиться -
   Довелось отцу жениться,
   В дом забрал он сорванца,
  
   Нарожал с женой законной
   Сыновей. Лишь возмужать
   Стоило им - беспардонно
   Стали те бесцеремонно
   Иеффая унижать.
  
   От блудницы кто нагулян,
   Тот им вовсе не родня,
   От папаши и мамули
   Не надел ему, а дуля
   Да дырявая мотня.
  
   Загостился в доме нашем -
   Так проваливай давай...
   Иеффай ругался страшно
   (Так-растак и матерь вашу),
   Но не стал качать права,
  
   А братьями опорочен
   От бесчестия сбежал,
   Грабил пьяных поздней ночью,
   На купцах сосредоточен
   Бедноту не обижал.
  
   То, чем успевал разжиться,
   Раздавал он почём зря.
   Ген по матери блудницы
   С благородством смог ужиться
   В крепком теле бунтаря.
  
   Выйдет тихо из засады,
   Кого сдёрнет из саней
   Спросит - ты из Галаада? -
   И навешает как надо
   На дорожку шекелей.
  
   (Почитая деньги грязью,
   С кем его сравнить могу?
   По размаху безобразий
   Он разбойник Стенька Разин,
   По натуре - Робин Гуд.)
  
   Вольничал, купцов тиранил,
   Струги их пускал ко дну
   И однажды утром рано
   В светлых водах Иордана
   Утопил одну княжну.
  
   Но когда Аммонитяне
   Бить пришли Израильтян
   В Галаад при Иордане -
   К Иеффаю шлют миряне,
   Предлагают не шутя
  
   Стать вождём в родном пределе
   И возглавить все войска.
   А каков тот будет в деле,
   На себе познать сумели
   От проделок казака.
  
   "От врага отчизна стонет,
   Позабудь обиды, брат".
   Сын блудницы непристойной,
   Состоявшийся разбойник
   Был ещё и дипломат -
  
   Со старейшин Галаадских
   Умудрился взять зарок,
   Что за подвиг свой солдатский
   Станет он Судьёй гражданским
   И Верховным на весь срок.
  
   Бывший тать с большой дороги
   Обещал блюсти УК,
   Всех судить по слову Бога,
   В чём с мирянами в итоге
   Он ударил по рукам,
  
   Воспарил как буревестник,
   Шлёт послов врагу сказать:
   "Что тебе до наших весей?
   Шекелей тебе навесить,
   Раз пришёл ты воевать?"
  
   Аммонитский царь шлёт карту
   Доегипетских времён.
   Государство там Астарта,
   Вотчина его и брата,
   А не избранных племён.
  
   "Если ты не Разин Стенька
   И тебе претит война -
   Миром возврати земельку.
   Разойдёмся помаленьку,
   А не то тебе хана".
  
   "Не Астарта, мы допустим,
   Хоть бы Фивы, что с того?
   Всё равно козлов к капусте
   В огород родной не пустим,
   Что у Иордана вод" -
  
   Рассуждал тогда правитель,
   Возвращённый Иеффай
   В Галаад, где каждый житель
   Помнил, как его родитель
   По блудницам ловил кайф.
  
   Шлёт к царю послов с депешей,
   Вкратце смысл её таков:
   "Триста лет вполне успешно
   Мы землёй владеем здешней,
   То есть испокон веков.
  
   С Божьей помощью Израиль
   Аморреев выгнал вон.
   Мы же с Иеговой в паре
   Этот край к рукам прибрали,
   Написав о том закон,
  
   По которому приватно
   Ничего не изменить.
   Так что, брат, катись обратно,
   С либералом-демократом
   Нечего царю делить.
  
   Пред тобой я не виновен,
   А ты делаешь мне зло,
   На меня идёшь войною.
   Юдофоб и параноик,
   Филистимских взял козлов
  
   Ты с собой, чтоб опаскудить
   Мои веси и поля.
   Всех вас обращу я в студень,
   В мою пользу нас рассудит
   Иегова Судия.
  
   Тем, что дал тебе бог Хамос,
   Ты владей, погань, блуди,
   Разоряй иные Ханства,
   Только нас от хулиганства
   По добру освободи.
  
   К Иеффаю царь-язычник,
   Словно тетерев, был глух.
   Только зря он шею бычил -
   В Иеффаевском обличьи
   Пребывал Господень Дух.
  
   Иеффай тогда поклялся:
   "С Божьей помощью царя
   Победить когда удастся,
   С Аммонитом расквитаться -
   Дух Святой благодаря,
  
   Первую, что в доме встречу,
   Душу я огню предам -
   Тем победу я отмечу,
   Так как выиграл я сечу
   С Господом напополам".
  
   (Ох, уж эти мне обряды,
   Резать, убивать и жечь...
   Надо Господу, не надо
   Ждать от смертного награды,
   Стоит ли игра та свеч
  
   И какие у них блики -
   Мы узнаем.) А пока
   Полегла трава от криков.
   Всем от мала до велика
   Иеффай намял бока,
  
   В стан влетел к Аммонитянам,
   Разметал его. Аж смерч
   Вверх взметнулся из портянок,
   До того сражался рьяно
   Иеффая острый меч.
  
   Поражением великим
   Поразил Филистимлян.
   (До сих пор от нервных тиков
   Искажаются их лики,
   Слыша про Израильтян.)
  
   Недругов своих противных
   Перевёл тогда герой
   В категорию пассивных...
   Иеффай в свою Масифу
   Возвращается домой,
  
   А навстречу ему дочка
   Бьёт в тимпаны без конца,
   Слышать ничего не хочет
   Про обряд святой и прочих
   Обещаниях отца.
  
   А папаше аж икалось,
   Так домой спешил скорей.
   Дочь любимая заждалась.
   Не имел других на старость
   Он сынов и дочерей.
  
   Шёл к родимому порогу
   В дом свой строго по прямой
   Иеффай, избранник Бога.
   (А иди кривой дорогой -
   Стал бы человек другой
  
   Жертвою для всесожженья...)
   Уж наточены ножи.
   Требовало то служенье -
   Даже дочь без прегрешений
   Ты сожги, но отслужи.
  
   Нету выбора - иначе
   Поразит тебя Господь.
   (А Господь глядит и плачет,
   Как ещё переиначит
   Его мысли антипод).
  
   Иеффай, как сын блудницы,
   Был язычником в крови,
   От обычаев - глумиться,
   Жертвы жечь - не отучился
   Даже силою любви.
  
   (Как могу, смысл подытожу:
   Для несчастья тот мишень,
   Кто хватается за ножик...
   Если клятву невозможно
   Не исполнить - рот зашей.)
  
   Озадачен, озабочен
   Иеффай белугой выл.
   Раздосадован был очень,
   Рвать одежду начал в клочья
   И дошёл до головы.
  
   "Я уста свои придурком
   Перед Господом отверз,
   Чтоб врага спалить как чурку,
   А сожгу теперь дочурку" -
   Причитал в сердцах отец.
  
   Отвечала с пониманьем
   Героическая дочь:
   "Ради рода процветанья
   Я готова на закланье".
   (Лиза Чайкина, точь-в-точь.
  
   Не девиц купать в шампанском
   И не нюхать кокаин,
   А позиции гражданской
   Следовало бы нам набраться
   У подобных героинь.
  
   Не в пример другому свойству -
   Жить сегодня и пока -
   Женский пол своим геройством
   Перекидывает мостик
   Через многие века.)
  
   Дочь просила Иеффая
   (Не Джульетта, строгий нрав
   У отца): "Судьба такая
   Мне уйти, детей не зная
   И Ромео не познав.
  
   Отпусти меня ты - в горы
   На два месяца уйду.
   Там от глупых разговоров
   О моей кончине скорой
   Я спокойствие найду
  
   Средь подруг своих на даче.
   Там где воздух голубой,
   Средь вершин, как я безбрачных,
   Девство я своё оплачу
   И немедленно домой
  
   Возвращусь я непорочной,
   Кто бы что ни говорил..."
   В деле том поставить точку
   Строгий папа в горы дочку
   С лёгким сердцем отпустил.
  
   Чем она там занималась,
   С кем, когда - её дела,
   С головой под одеялом
   Плакала или смеялась,
   Только девство соблюла.
  
   С возвращением над нею
   Совершил отец обет.
   (Я читаю и бледнею:
   По какой статье злодея
   Осудить, на сколько лет?
  
   Слух ласкает благозвучье:
   Свой обет он совершил...
   Если ж вдуматься получше -
   Расчленил и сжёг до кучи,
   Замочил, убил, пришил.
  
   Осуждать отца негоже -
   Ведь главней закона нет
   Иеговы, так похоже?
   Ведь в Израиле чуть позже
   Будет он Судьёй шесть лет.
  
   Зря мы в наших из рогатки...
   Судьям тоже надо жить.
   Кто осудит их повадки,
   Что берут большие взятки?
   Ведь отмазать - не пришить.)
  
   ГЛАВА 12
  
   За своей следите дикцией.
   Средь зарвавшихся людей,
   Коих мучают амбиции,
   Шепелявым всех трудней.
  
   Ефремляне шепелявили,
   С Ше на Эс меняли звук,
   Но хвалить себя и славить им
   Доставало других букв.
  
   Иеффай спасал отечество,
   Своей жизнью рисковал,
   Заслужил от человечества
   Благодарности слова.
  
   Те же, кто словами смелые,
   Но не лезут на редут,
   Смысл победы переделают,
   Место в ней себе найдут.
  
   Ефремляне средь них первые,
   Не застряли на мели,
   Вброд прошли, до тика нервного
   Иеффая довели.
  
   "Воевать с Аммонитянами
   Ты ходил и банк сорвал,
   Но на подвиги халявные
   Нас с собою не позвал.
  
   Не был ты, свершая акцию,
   Нашим Господом ведом.
   Дом твой вместе с домочадцами
   Мы сожжём, как Кошкин дом".
  
   (Кого жечь - вопрос не выяснен,
   С Иеффаем перекос.
   Дочь его была единственной,
   Да и ту он в жертву снёс.
  
   Дело прошлое, скандальное.
   Фарисеи для глупцов
   Гнусность возведут в сакральное
   С помощью высоких слов.)
  
   На раздачу подоспевшие
   Ефремляне наезжать
   Продолжали оборзевшие
   Иеффая обижать:
  
   "Пред Ефремом мы обязаны
   Здесь устроить попурри,
   А тебя оставить связанным
   Не снаружи, а внутри.
  
   Одержимы одной мыслью мы -
   Честь, достоинство спасти..."
   Газ открыть, бензина выплеснуть,
   Зажигалку поднести
  
   Были рады те хулители,
   Дом готовы были сжечь
   Ради лавров победителя.
   Шепелявая их речь
  
   Говорила так, как будто тот
   Не громил всех, а катал
   И с блатхаты в Южном Бутово
   Иеффай не вылезал.
  
   А что дочкой он пожертвовал,
   Шепелявым дела нет...
   Осудил его торжественно
   Ефремляновский совет
  
   За победу быстротечную:
   "Иеффай, как Акопян,
   Не мечом, а картой меченой
   Победил Аммонитян".
  
   Иеффай сам по-хорошему
   Клан Ефрема осадил:
   "Много раз был вами брошен я,
   Вот и выступил один.
  
   На призыв мой не откликнулись
   Ранее войну начать,
   А теперь всей вашей кликою
   Вы права пришли качать".
  
   О чём спорить с пустобрехами?
   Их платформы разошлись,
   Слово за слово, поехали,
   И в итоге подрались.
  
   Стенкою на стенку сходится
   Войск еврейских контингент.
   Началась междоусобица
   Меж сынами двух колен
  
   Манасии и Ефремова,
   Что делили Галаад.
   Здесь не обошлось без демонов,
   Раз на брата пошёл брат,
  
   Внук на внука и на правнука.
   Так бывает у людей,
   Для кого родство не главное -
   Личный интерес главней.
  
   Зависть, хамство и озлобленность
   Род людской переживут,
   Их не перебить оглоблею...
   Ну, а бесы тут как тут.
  
   Мелкий бес в душе поселится,
   Для него война курорт,
   Воду льёт на чёрта мельницу,
   Нажимает на курок.
  
   С тем, как бить одноплеменников,
   Кто ж поможет, как не бес?
   Родины они изменники,
   К ним особый интерес.
  
   Начал Иеффай расстреливать
   Пленных всех до одного:
   Беглецы они Ефремовы,
   А не отпрыски его.
  
   От такой расправы срочно те
   Бросились за Иордан...
   По воде шныряет лодочник,
   В чине старший лейтенант,
  
   Выполняющий инструкцию:
   Объявился конь в пальто -
   Учинить ему обструкцию:
   Скрытый враг он или кто?
  
   Ефремляне шепелявили,
   Как Матрёнин самовар.
   Всех тогда они подставили
   Шепелявых под удар
  
   У кого проблемы с дикцией
   Или просто гайморит.
   Попадали к особистам все,
   Кто с прононсом говорит.
  
   Особистам это запросто
   В рот засунуть пистолет:
   "Шибболет, скажите, братцы, нам",
   Те ответят - сибболет -
  
   И уже не отвертеться им...
   Только трупы по воде...
   Всех их без суда и следствия
   Силами НКВД...
  
   Воды, кровью окроплённые,
   Не снижали к морю ход.
   Оттого его солёное
   Мёртвым окрестил народ.
  
   По кровавому обычаю:
   Дуло в рот и на курок -
   Сорок две погибло тысячи
   Ефремлян за малый срок.
  
   (Цифры уточнять не велено
   Свыше, но вопрос возник:
   Сколько было там расстреляно
   Шепелявых из своих
  
   Особистами-чекистами?
   Жрать всех заставляли вар,
   Но язык они очистили,
   Как Матрёна самовар.
  
   Не гундосили до старости,
   Говорили не свища...
   А следы былой картавости
   Уже Гитлер подчищал.)
  
   Иеффай Судьёй Израиля
   Был шесть лет, как наш Ильич,
   Чтоб потомки его славили
   Сорока хватило тысяч,
  
   Добрым словом чтобы помнили,
   Не забыли в пять минут.
   (Это после миллионами
   Счёт убитым поведут.)
  
   С миром Иеффай преставился,
   В Галааде погребён...
   Плодовитостью прославился
   С Вифлеема Есевон.
  
   Он семь лет судил, не бедствовал,
   Думаю, не задарма,
   Святу месту соответствовал,
   Ровный счёт ценил весьма.
  
   Тридцать дочерей и отпрысков
   Тоже тридцать он имел.
   Шестьдесят всего, всех досыта
   Накормил, обул, одел.
  
   Дочки замужем пристроены.
   В дом отцовский сыновья
   Жён ведут рядами стройными...
   Настоящий был Судья.
  
   От усердия преставился
   Многодетный тот отец...
   Чем Елон потом прославился
   Умолчал писавший жрец
  
   Иль читал я невнимательно.
   Тоже с миром погребён...
   А за ним в судейской мантии
   Восемь лет ходил Авдон.
  
   Доставали сорок отпрысков,
   Тридцать внуков, куча слуг.
   Поступил с семейство просто он:
   Всем им выдал по ослу
  
   Молодому, зато каждому,
   А себе взял экипаж.
   Образцово незагаженным
   Содержал Авдон гараж.
  
   Чтоб все жались по обочинам,
   Когда едет детвора,
   Были к крупам приторочены
   У ослов спецномера.
  
   Нулевые цифры первыми,
   Между ног - спецмаячки.
   Выли те ослы сиреною
   Даже посреди ночи.
  
   (Когда в пробках продираются
   Депутаты и послы,
   Мне упорно вспоминаются
   Те библейские ослы.
  
   Те же причиндалы светятся,
   Что на ляжках у осла.
   Разве что, тех было семьдесят,
   Ну, а наших без числа.)
  
   ГЛАВА 13
  
   Пока Судьи суетились,
   Лет спокойных двадцать пять
   Не бросала Божья милость
   Израиль. Потом опять
  
   Стали пить. Разврат, беспутство
   Сил сдержать у Судей нет.
   Что творится по кибуцам -
   Срамота на целый свет.
  
   Люди, вместо чем примером
   Всем служить, быть "лучше всех",
   Богу действуют на нервы,
   Как в лицо колючий снег.
  
   Никакого уваженья,
   Натуральный детский сад.
   Что дано для размноженья,
   Обратили на разврат.
  
   Показать им маму Кузьки,
   Наказать Израильтян
   Бог врагов на них науськал,
   В этот раз Филистимлян.
  
   Предал Бог в чужие руки
   Их на целых сорок лет.
   (Знали мы такие штуки,
   Только прока в этом нет.)
  
   ***
  
   Был из Цоры человек в то время,
   Звался он Маной, его жена
   С ним несла семейной жизни бремя,
   Но была на ней одна вина -
  
   Не могла родить она сынишку.
   Чрево заключил Бог на замок,
   Ключ запрятал в мужнину манишку,
   А манишку ангел уволок.
  
   От бесплодия её лечили
   Лучшие Израиля врачи,
   Исключили разные причины.
   Не рожает баба без причин.
  
   Ангел к ней приходит поздно ночью,
   Говорит жене из-за гардин:
   "Не рожаешь ты, а хочешь очень.
   В чём тут дело, знаю я один:
  
   До утра с подругами сидите,
   Окосев от сплетен и вина".
   (Дальше между строчек на иврите
   Прочитал я эти имена:
  
   Лена, Оля. Буквами неровно
   Выписано: Пьянство не пройдёт!
   Более конкретных и подробных
   Книга указаний не даёт.
  
   В стороне оставив наших тёток,
   Я сказать хочу про молодёжь,
   У которой в попе самотёки,
   В голове сквозняк и выпендрёж.
  
   Отрастят без парафина сиськи,
   А рожать, представьте, не хотят,
   От того, кто сбегает за "Клинским",
   Чебурашку, разве что, родят
  
   Прямо в кегельбане из подмышки.)
   Перспективу эту упредил
   Ангел тот, что утащил манишку,
   Женщине Маноя говорил:
  
   "Берегись, не пей вина, Гертруда,
   Ничего нечистого не ешь,
   Не родишь наследника покуда"...
   (Путин нам о том проел всю плешь,
  
   Призывая всех к деторожденью,
   Денег из бюджета отвалил...
   Чтоб в стране улучшить положенье,
   Лучше бы рекламу запретил.
  
   Совращающих юнцов сопливых
   Я б публично стерилизовал,
   Генеральным с "Балтики", с "Ярпива"
   Принародно б ятра оторвал).
  
   Бряцал ангел ключиком от чрева,
   Обещал немедленно замок
   С чрева снять, как только королева
   Перейдёт на ананасный сок:
  
   "Ибо ты зачнёшь, родишь нам сына.
   Будет он от Бога назорей,
   Пить не станет дорогие вина,
   Но и ты дешёвые не пей.
  
   Бритва головы его не тронет,
   Будет он непьющим, как осётр.
   От Филистимлян Израиль стонет,
   Божий назорей его спасёт".
  
   Те слова жена сказала мужу,
   Правду всю поведала ему.
   Смысл такой: ребёнка делать нужно,
   А кто был, сама, мол, не пойму.
  
   "Человек по виду он почтенный,
   Имени, однако, не назвал -
   Может, Анатолий Кучерена,
   Может, сам Медведев прилетал.
  
   К небу заводил при этом очи,
   Намекая на высокий сан,
   Говорил зато красиво очень.
   Назореем будет наш пацан
  
   Не отравлен дымом папиросным
   Вырастит не с горем пополам,
   Если нам огородить подростка
   От пивных и водочных реклам.
  
   Видит наш Господь через закаты,
   В кулуарах власти что за люд,
   Как в оффшор стекаются откаты,
   Где цесарки денег не клюют.
  
   Средь хозяев новоиспечённых
   Видит наш Господь, кто сколько скрал,
   То как сам ОБЭП с душонкой чёрной
   В белый перекрашивает нал.
  
   Казнокрадам и подобным лицам
   Со своим награбленным мешком
   На какой диете ни поститься -
   Не пройти верблюду сквозь ушко..."
  
   Муж с женою мыслили сакрально
   И глобально: благость на века -
   То, что власть имущие украли,
   Им не взять к собой за облака
  
   И не скрыться за забором дачным.
   Назорей Самсон их всех найдёт
   И желание народ дурачить
   Челюстью ослиной отобьёт.
  
   (Ради будущего поколенья,
   Мир освободить от подлецов,
   Эту благость, стоя на коленях,
   Я и сам вымаливать готов.)
  
   Муж молился и просил под сердцем
   Жёнином ребёнка доносить:
   "Что нам делать с будущим младенцем? -
   Догадался Господа спросить.
  
   Пусть придёт вновь человек к нам Божий
   И расскажет, что есть назорей,
   Нам советом дружеским поможет,
   Как пособье выправить скорей.
  
   Если челюстью ослиной люто
   Станет он крушить Филистимлян,
   Чем кормить прикажете малютку
   И где взять на это шекеля?"
  
   Бог услышал. Опустился ангел,
   Повторил, что раньше говорил,
   Хоть и первый сын, помог деньгами,
   Но три года тратить запретил,
  
   За подруг жены остерегался.
   Ну, как снова девочки запьют?
   (Царь Султан так за жену боялся,
   Что с ребёнком посадил в бадью
  
   И отправил по морю мотаться,
   Где им быть проглоченным китом...
   Извините, зарапортовался,
   Про Иону расскажу потом.)
  
   Искренне ребёнку были рады
   Все селяне. Бросил пить Маной,
   Но лозы при этом винограда
   Топором не тронул ни одной.
  
   Сына нарекли они Самсоном,
   И почил на нём Господень дух,
   Сверхэнергетическою зоной
   Всё ионизируя вокруг.
  
   ГЛАВА 14
  
   Я рождён от импотента
   И бесплодна мать моя.
   Неожиданным презентом
   Появился в мире я.
   Всё на свете прокляня,
   Вы узнаете меня.
  
   Самсон Филистимлянам
  
   И пошёл Самсон в Фимнафу.
   Женщине из дочерей
   Филистимских он потрафил
   (А своих выходит на фиг
   Всех послать решил еврей?),
  
   Говорит отцу Маною:
   "В жёны мне возьми ты дщерь
   Филистимского покроя
   И вечернею порою
   На меня её примерь".
  
   Отвечал Маной: "Завещан
   Нам удел совсем иной -
   В жёны брать из наших женщин,
   А Филистимлян зловещих
   Необрезанных - под ноль
  
   Изводить и в зной, и в стужу.
   Снимем мы твою беду -
   Из своих ничем не хуже
   Мы найдём тебе подружку..."
   А Самсон: "Хочу одну
  
   Именно Филистимлянку,
   Мне понравилась она.
   Только с ней с моей смуглянкой
   Точно зайкам на полянке
   Нам играться допоздна.
  
   Сам Маной и мать Самсона
   Своеволие юнца
   Не поймут - О чём сын стонет,
   И какая стерва пони
   Увела их жеребца?
  
   Невдомёк им: Иегова,
   Сам приславший этот сброд
   Филистимский, ищет повод
   Угнетателям сурово
   Отомстить за свой народ.
  
   Под кометою Галлея
   Сына сватать шёл Маной,
   Брёл, ослов своих жалея,
   А Самсон, от страсти млея,
   Побежал, как заводной.
  
   Смог прилично оторваться
   От плетущихся едва,
   В винограднике Фимнафском
   По случайности дурацкой
   Встретил молодого льва.
  
   Имел глупость рыкнуть Лёва,
   Молодость - она глупа.
   А Самсон не пил спиртного,
   Вякнувшую пасть легко он
   Разодрал аж до пупа.
  
   С львом Самсон был бесподобен,
   Как козлёнка растерзал,
   Потому что Дух Господень
   На него сошёл по сходням
   Из небес, где обитал.
  
   Наградил Самсона силой
   Он такой, что мышцам рук
   Собственной мощи хватило
   Льва отделать так не хило,
   Словно тот был кенгуру.
  
   Обошёлся без кастета,
   Голою рукой терзал,
   Лёву потушил конкретно,
   Матери с отцом об этом
   Ничего сын не сказал,
  
   А пошёл жеребчик к пони,
   Та понравилась ему.
   В этом месте я не понял.
   Не была женой в законе
   Та Самсону - почему
  
   К женщине приходит парень,
   Чтобы снова её взять?
   Ведь должны бы отоварить,
   Кипятком крутым ошпарить,
   Если он ещё не зять.
  
   (Не хочу служить мишенью,
   Мол, в сужденьях слишком прост,
   Соглашусь, однако, с мненьем:
   До подобных отношений
   Я, похоже, не дорос.)
  
   Как бы ни было, обратно
   Шёл Самсон к себе домой.
   (Так ходил он многократно
   От той женщины развратной,
   Но желанной и родной.)
  
   Силой неисповедимой
   Назорей был одержим.
   Возвращаясь от любимой,
   Захотел пройти он мимо
   Льва, растерзанного им.
  
   В трупе льва успел обжиться
   Рой пчелиный (лучших мест
   Он не выбрал). Мёд сочится.
   Как тут было не польститься,
   И Самсон за мёдом влез,
  
   Был покусан, но не слишком,
   Разве что слегка опух,
   Съел, что влезло, а излишки
   Взял родителям сынишка,
   Настоящий Винни-пух.
  
   Домочадцам косолапый
   Выдал мёда от простуд.
   (Если б знали мама с папой,
   Что из трупа мёд накапал,
   Их тошнило б за версту).
  
   Сын Самсон весьма тактично
   Никому не сообщил,
   Что медок тот нетипичный.
   Для родителей приличных
   Не кошерны даже щи.
  
   Медовуху на кореньях
   Пили и валились с ног.
   С разомлевших в то мгновенья
   Получил благословенье
   От родителей сынок.
  
   (Дабы не было вам скучно,
   Исказил я этот факт.
   Совесть мучит. Сам, непьющий,
   Сделать всем хотел как лучше.
   Извините, что не так.)
  
   Пир устроил для невесты
   По обычаю жених.
   Из Филистимлян известных
   Выбрали дружков по месту
   Пить здоровье молодых.
  
   Всё, казалось бы, шло гладко.
   Что за свадьба без интриг?
   Деньги как вернуть обратно?
   Задаёт тогда загадку
   Тридцати дружкам жених.
  
   "Из ядущего ядомо
   Вышло". Нужно за семь дней
   Дать ответ, спросить знакомых,
   Догадаться по-любому
   Наяву или во сне.
  
   Тридцать шёлковых манишек
   Здесь поставлено на кон.
   Тот, кто не силён умишком,
   Пусть отдаст свои излишки -
   Думает жених Самсон.
  
   Для раздумий семь дней пира
   Дал жених, хоть знает он:
   Не закончится спор миром -
   В лучшем случае клистиром.
   Ставить будет сам Самсон.
  
   Над загадкой свадьба бьётся,
   Все три дня ни пьёт, ни ест.
   На седьмой, как мне сдаётся,
   На жену не без эмоций
   От гостей пошёл наезд.
  
   Женщину друзья-тупицы
   Шантажируют одним -
   Знаем, мол, что не девица.
   Наших станешь сторониться -
   Опозорим на все дни.
  
   "Твой мужик на ласку падкий.
   Ты его уговори
   На загадку дать отгадку,
   Нам ответ пришли украдкой,
   А не то - огнём гори,
  
   Запалим твою мы хату
   И тебя, закрыв в чулан.
   Ишь, задумал что патлатый
   Назорей, жених пархатый -
   Обобрать решил наш клан".
  
   Муж пошёл в опочивальню
   С томной миной на лице,
   А жена, вошедши в спальню,
   Роль сыграла идеально
   И устроила концерт.
  
   Плакала жена Самсона,
   Повалившись на кровать,
   Говоря, что непристойно
   От жены вполне достойной
   Мужу истину скрывать.
  
   "В наших чувствах неполадки -
   Продолжается скандал -
   Женщина твоя в припадке,
   Ты ж ответ таишь загадки,
   Что народу загадал
  
   Моему. С пренебреженьем
   Ты относишься к нему.
   Ты с твоим телосложеньем
   И боишься? Неужели
   Я ошиблась - не пойму.
  
   Кончились любви мгновенья.
   Только громкие слова
   Мне остались в утешенье.
   Жертва страсти, обольщенья,
   Неужели я права?"
  
   (В женской глупости, похоже,
   Смысл таится бытия,
   Где вопрос суть подытожит:
   Кто тебе из нас дороже,
   Отвечай - ты или я?
  
   Я таким вопросом кратким
   От одной из бывших жён
   Был повержен на лопатки,
   Как лопаткой по сопатке
   Опрокинут и сражён.)
  
   Ну, а что Самсон? Вначале
   Вёл себя он как кремень.
   А жене в канун венчанья
   Впору было от печали
   Удавиться на ремне.
  
   Свадьба пела и плясала...
   (Сбился дни считавший жрец)
   Все семь дней жена рыдала,
   Всё отгадку узнавала
   И узнала, наконец.
  
   Принесли дружки шурупы
   В потолок ввинтить скорей.
   С мафиози спорить глупо.
   Чтоб с женой спать, а не с трупом,
   Раскололся назорей,
  
   С милой на одной подушке
   Всё невесте рассказал.
   Та дружкам в разгар пирушки
   Всё поведала радушно,
   Ну, двурушная коза.
  
   Знайте женскую породу...
   Солнца луч погас едва
   Прозвучало для народа:
   Что бывает слаще мёда
   И сильней бывает льва?
  
   Так дружки через невесту
   Ради тридцати одежд
   Жениху надрали место,
   Куда шлют всех повсеместно,
   То, что ягодиц промеж.
  
   Платежом однако красен
   Даже карточный должок.
   Племенной Бог не напрасно
   Парня разозлил ужасно,
   Преподавши свой урок.
  
   Обозвав жену телицей,
   В Аскалон пошёл Самсон,
   Где убил он сразу тридцать
   Филистимских пацифистов
   За рубашек их фасон.
  
   С убиенных снял одёжу,
   Даже кровь с неё не смыл
   И всей свадьбе бросил в рожу,
   Спор с дружками подытожил,
   Кровью долг свой оплатил,
  
   Правда, не своей, чужою...
   Что за сожалений всхлип?
   Той жестокою порою
   Оставался он героем -
   Самого убить могли.
  
   Увели домой Самсона
   Успокоиться слегка.
   А жена его гулёна,
   Зайка, солнышко, котёнок,
   Замуж вышла за дружка.
  
   Тот в рубахе очень скоро
   (Аскалоновский фасон,
   Честно выигранный в споре)
   К ней явился, и на взморье
   Укатили на сезон.
  
   ГЛАВА 15
  
   В разгар жатвы и сбора пшеницы
   Неработающий назорей
   В филистимском селе появился
   Повидаться с женою своей.
  
   На себе притащил он козлёнка
   И сказал: "Войду в спальню к жене.
   Для меня голосок её тонкий
   Корабельных канатов прочней.
  
   Гименей мне бессрочный дал пропуск,
   Обязательством прочно связал"...
   (А до пропуска стало быть просто
   Он к девице в окно залезал.)
  
   Тут отец на пути, как собака,
   Неожиданно ставит заслон
   (Филистимская рожа, однако,
   Как от них натерпелся Самсон).
  
   Говорит: "Про разрыв ваш подумал,
   Что нельзя ничего изменить.
   Раз тебя самого ветром сдуло,
   Что жене твоей в девках ходить?
  
   Ни минуты я не колебался,
   Твоему её отдал дружку.
   Неплохой человек оказался,
   Хоть у всех у вас рыльце в пушку".
  
   Видя взгляд помутневший Самсона,
   Понимая, что вот он конец,
   Предлагает другую Джоконду,
   Разве что помоложе, отец.
  
   "Есть сестра у твоей благоверной
   (Той, что раньше такою была),
   Будь на месте сестры - уж, наверно,
   По-иному б себя повела.
  
   Старшей будет она покрасивши.
   Рай с любимой - совсем не мираж,
   А блаженство по самую крышу.
   Забирай же её в свой шалаш".
  
   Говорил так с надеждою полной,
   Что беду отведёт от крыльца -
   Молодая игривая пони
   За собой уведёт жеребца.
  
   Но Самсон в позу встал благородно
   И сказал тестю: "Благодарю,
   Буду прав пред твоим я народом,
   Если злое ему сотворю:
  
   Всех девиц зарожу гонореей
   И разрушу древнейший костёл".
   Он за тем и пришёл (назорея
   Иегова за ручку привёл).
  
   (От себя неуместно и пошло
   На читателя выплеснул грязь
   Потому, что с утраченным прошлым
   Вижу я неразрывную связь.
  
   На примерах героев вчерашних
   Можно нынешних нам воспитать.
   Вырастают Самсоны из наших
   По намереньям бывшим под стать.)
  
   Пошёл в поле Самсон, там, где лисы
   Жили мирно себе. В свой мешок
   Отловил их Самсон сразу триста
   (Где он поле такое нашёл?).
  
   Дух Господень, где правое дело,
   Непременно его посещал.
   Здесь Самсон безрассудно и смело
   На себя всю ответственность взял.
  
   Лис связал он хвостами попарно,
   Между ними по факелу вплёл
   И поджог. (От такого кошмара
   Сам бы рухнул древнейший костёл.
  
   Самого бы его забрать сонным,
   В зад фитиль, пусть бежит, паразит.
   Не прощу за животных Самсона,
   Лучше б женщин он всех заразил.)
  
   Лисы - в поле, а жатва в разгаре...
   Хлеб горел, как сухая трава.
   Полыхали в том страшном пожаре
   Копны, злаки, кусты, дерева.
  
   От стогов до жердины упавшей
   Всё сгорело в ту жатву дотла,
   Лишь лежали вверх лапки задравши
   Обгоревшие перепела.
  
   Виноградники, даже маслины
   Долго жить приказали в тот год.
   Однозначное мненье о сыне
   У народа сложилось - урод.
  
   И с чего я такой невлюблённый
   Пребываю к герою, ведь я,
   Не язычник и не отлучённый,
   Чтоб любить этих Филистимлян.
  
   А за что их любить? Как узнали,
   Кто огнём положил их хлеба,
   Не Самсона к ответу призвали,
   А на тестя пошла голытьба,
  
   Подцепила вопросом на вилы -
   Обезжёнил Самсона зачем?
   Не дождавшись ответа, дебилы
   Уже били папашу, кто чем.
  
   И чего им несчастный тот дался?
   Ведь не он им страданья принёс.
   Что Самсон сам давно надирался,
   Так не ставился даже вопрос.
  
   Дом сожгли, всё семейство убили,
   По 02 никто не позвонил,
   За мужское достоинство мстили,
   Но Самсон того не оценил.
  
   "За меня вы всё сделали сами.
   Хоть доволен я вами вполне,
   Лишь когда я разделаюсь с вами,
   То спокойно усну при луне.
  
   До чего тот Самсон был упёртый,
   Вы спросите у Филистимлян.
   Перебил им лодыжки и бёдра
   С чувством долга, не будучи пьян.
  
   Установку здесь дал Иегова
   На себя всю ответственность взял,
   И Самсон, слыша вражеский говор,
   Как снопы их валил и вязал.
  
   Про коммуну и про остановку
   Голоса, певшие в унисон,
   Призывали бить без остановки.
   Не противился зову Самсон.
  
   Бил без жалости и без прощенья,
   Хруст костей его тешил сполна
   (На подобные сверхощущенья
   Бунтарей подбивает луна).
  
   Каратэ, может, знал он приёмы
   Или ломиком просто мочил...
   Помочил и вернулся до дома
   Без особых для грусти причин.
  
   Там спокойно укрылся в ущелье
   У скалы под названьем Етам.
   Филистимские чтобы ищейки
   Не прознали, кто прячется там.
  
   Вёл Самсон себя ниже и тише
   Чем трава и травы не курил,
   Полуночным котярой на крыше
   По блудницам совсем не ходил.
  
   Станом встали враги в Иудее,
   Безобразия стали чинить,
   По кибуцам открыли бордели,
   Чтоб Самсона туда заманить.
  
   Их спросили сыны Иудеи:
   Что замыслили вы против нас?
   Те в ответ - дескать, ищем злодея
   И скрывается он среди вас.
  
   (Случай тот же, что и с Березовским.
   Экстрадиция - это обман.
   Стоит в Лондон прислать наше войско,
   Вмиг вернут Березовского нам.)
  
   Выдать требуют Филистимляне
   Им Самсона, воздать чтоб сполна
   За лисиц, что поймал на поляне,
   И за всё, в чём виною луна.
  
   Здесь не просто за пазухой камень,
   А вполне благородный мотив:
   "С ним хотим поступить, как он с нами".
   (Чем не Кантовский императив?).
  
   Аж три тысячи вышло к Самсону
   И сказало: "Устроив пожар
   И поправши чужие законы,
   Ты подставил всех нас под удар".
  
   Заявились к Самсону миряне
   Изо всех иудейских общин:
   "Здесь господствуют Филистимляне.
   Что сдаём мы тебя, не взыщи.
  
   Нам до Фени твои шуры-муры,
   Ты герой наш и больше чем брат,
   Не жалеешь за нас своей шкуры,
   Но своя нам дороже стократ.
  
   Нам самим предавать тебя горько,
   И не меньше чем ты мы скорбим,
   Потому тебя свяжем легонько
   И властям филистимским сдадим.
  
   Бить не будем, пришлём в лучшем виде
   Мы тебя, как бычка на убой,
   Филистимской представим Фемиде,
   Этой каменной дуре слепой".
  
   "Как они с нами все поступали,
   С ними также и я поступал" -
   Говорил в оправдание парень,
   Тоже, видимо, Канта читал.
  
   (Ох, уж эти жрецы-книгочтеи
   Всё провидящие наперёд,
   Из-за них упадёт Иудея,
   Но идея всех переживёт,
  
   Всех строптивых законом стреножит,
   Подчинит и Нью-Йорк, и Бостон...
   Это будет значительно позже,
   А пока отдувайся Самсон.)
  
   "Поклянитесь, меня не убьёте!
   Сам тогда к вам сойду из щели,
   А не выйду, меня разорвёте,
   Зря три тысячи что ли пришли?"
  
   Чтоб народу не ссориться с властью,
   Из расщелины вышел Самсон.
   Договор - это просто согласье
   При несопротивленье сторон.
  
   И согласно тому договору
   Не убили Самсона, связав
   Как последнего дервиша-вора,
   Повели для кровавых забав.
  
   Нос припухший был цвета морковки
   И под глазом фингал небольшой,
   Кисти схвачены новой верёвкой.
   Сразу видно, вязали с душой.
  
   С криком встретили Филистимляне
   Их врага, чтобы изрешетить.
   Иегова вмешался и дланью
   Он Самсона решил защитить.
  
   Слава Богу, прошли выходные,
   По субботам еврей не силён.
   Разорвал сын верёвки льняные,
   Гниловат оказался тот лён.
  
   Дух Господень на парня спустился,
   Ведь ни ром тот не пил, ни текил.
   В чистом поле Самсон очутился,
   Где ослиную челюсть схватил.
  
   Свежеумершего накануне
   Оказалась та челюсть осла,
   С честью справилась с участью трудной
   И спасибо, что не подвела.
  
   Он размахивал ею, как мачтой,
   И врагов выводил из игры.
   Черепа их кололись так смачно,
   Словно на пол ронялись шары.
  
   Столько сын перещёлкал их ловко,
   Что в глазах от постылых рябит,
   И шаров этих, в смысле голов их,
   Больше тысячи он перебил,
  
   С благодарностью выбросил челюсть.
   (Откапают её пацаны
   И уйдёт та ослиная, щерясь,
   С молотка за четыре цены.)
  
   Двадцать лет был Самсон Судиёю
   В Иудее, во имя и для.
   Время было тяжёлое, злое.
   Что ты хочешь от Филистимлян?
  
   В рот Судья не брал водки палёной,
   Правда, с бабами - наоборот.
   Хоть в Самсона совсем не влюблённый,
   Своё мненье скажу про народ.
  
   Неизвестно ещё какой сливой
   Тот давился б и бегал на двор,
   Кабы не был таким похотливым
   Их Судья, он же и прокурор.
  
   ГЛАВА 16
  
   Судьи - это наше отражение,
   И не мне блюстителей судить,
   Потому с особым уважением
   Буду о Самсоне говорить.
  
   Человек, похожий на Скуратова,
   На Самсона (впрочем, я о чём?)
   Мылся в бане, где неоднократно он
   Был замечен, но не уличён.
  
   С девицами поведенья лёгкого
   Своё время в термах проводил,
   Наигравшись с этими плутовками,
   Он честной народ потом судил,
  
   К делу подходил с руками чистыми,
   Нуждами живя простых людей.
   Ритуалы банные с девицами
   Очень популярны у судей.
  
   Про Скуратова с Самсоном, видишь ли,
   Всё на свете перепутал я:
   Тот библейский, а не бывший нынешний,
   И не прокурор, а Судия.
  
   Был Самсон всего с одной блудницею
   (Так её мы здесь и назовём).
   К ней заглядывал совсем не мыться он
   Поздно ночью, а не белым днём.
  
   Прокурор не отличался верою.
   А Самсон - тот Господу служил,
   Жизнью рисковал, а не карьерою,
   И не потерял, а сохранил.
  
   Здесь различия почти кончаются.
   Как себя те двое б ни вели,
   Мало чем по сути отличаются,
   Одним словом, оба кобели.
  
   Не носил Самсон, похоже, мантию
   И мундира честь не запятнал,
   Но до женщин был весьма внимателен,
   За любовь потом и пострадал.
  
   В Газу он пришёл, нашёл блудницу там,
   К ней вошёл и пивом угостил.
   А филистимлянскую полицию
   Кто-то из своих оповестил.
  
   Ночь переодетые охранники
   Под окном слонялись под дождём,
   Говоря: к рассвету, но не ранее
   Мы Самсона схватим и убьём,
  
   А пока не грех опохмелиться нам...
   Хоть реклама и не шла тогда,
   С дисциплиною у той полиции
   Полная творилась ерунда.
  
   Пили пиво, нюхали растения...
   Взять Самсона, что им было ждать?
   Лишь одно я вижу объяснение:
   Жажда мучила, потом нужда
  
   Донимала по большому малая
   Или, может быть, наоборот.
   Эта стража во главе с капралами
   Залегла в засаде у ворот,
  
   Напрягая куцые извилины
   Про Самсона: малость подождём,
   Лишь блудницей будет обессилен он,
   Схватим мы его, а к ней войдём.
  
   (Как же схватите вы, чёрта лысого...
   Дух Господень на Судье почил,
   Силой наградил его немыслимой,
   На Филистимлян ожесточил.)
  
   Сам Самсон проспался до полуночи.
   Пиво он не пил, с того не сдох,
   До утра с блудницею не умничал,
   Ровно в полночь вышел за порог.
  
   Человек похожий на Скуратова
   Сел в автомобиль и был таков.
   (Извините, от Судьи обратно я
   Перешёл на наших мужиков).
  
   При воротах с рожами отвратными
   Стража допивала самогон.
   Городские те ворота знатные
   Весили как минимум пять тонн.
  
   Чтоб штаны свои не рвать заборами,
   На ночную стражу хрен забил,
   Те ворота с мощными запорами
   Как пушинку на себя взвалил
  
   И понёс Самсон. Запоры клацали,
   Петли расширяли габарит,
   И добавил оптимизма в нацию
   Ржавый скрип, похожий на иврит.
  
   В крепостной стене зияла раною
   От ворот огромная дыра.
   (Оставалось дело за татарами,
   Чтоб ворваться и разрушить град.)
  
   А Самсон ворота те железные
   На гору в Цветмет отнёс в ночи,
   Где как медь барыгам необрезанным
   Этот лом попробовал всучить.
  
   (Дайте помечтать! Те заартачились,
   Их в ответ Самсон спустил с горы,
   Получили то, что им назначено -
   Сгинули навек в тартарары.
  
   Двадцать лет живём мы в оккупации,
   Хитрожопые со всех сторон.
   Неужели, как древнейшей нации,
   Ещё двадцать ждать, пока Самсон
  
   Не придёт и челюстью ослиною
   Произвол барыг не прекратит?
   Чайка улетит вслед за Устиновым.
   Ну, когда ж Самсон к нам прилетит?)
  
   Жданно-гаданно дала жизнь трещину,
   Новая пришла к Судье беда -
   Полюбил в очередной раз женщину,
   Имя её было Далида.
  
   (По музеям сплошь Далила слышится,
   И Самсон при ней, само собой.
   Если Далида в Писанье пишется,
   Значит быть Далиле Далидой.)
  
   К ней пришли владельцы Филистимские,
   Говорят: "Судью уговори,
   Выведай, где силу исполинскую
   Держит он, снаружи иль внутри?
  
   До конца добить его до верного
   Мы хотим с улыбкой на лице.
   Даже змея смерть Кощей Бессмертного
   Глубоко упрятана в яйце.
  
   Обольсти ужасную рептилию.
   Пусть тебе ответит этот гад,
   Как нам сделать, чтоб его схватили мы,
   Ноги растянули на шпагат?
  
   Как связать его косые сажени?
   Усмирит его какой чурбан?
   Разузнав, получишь ты от каждого
   Тысячу сто сиклей серебра".
  
   (Цифра этой подлости зашкалила
   Суммы за услуги всех Иуд.
   Даже Штаты за бойцов Алькаиды
   На порядок меньше выдают.
  
   От того, что за любовь обещано,
   Можно отказаться сгоряча.
   Есть, конечно, и такие женщины,
   Только я подобных не встречал).
  
   Далида к Самсону с предложением
   В садомазохизм слегка сыграть:
   "Как связать тебя, чтоб с наслаждения
   Ты б не смог верёвки разорвать?
  
   Усмирить тебя какими путами -
   Гладила Самсона Далида -
   Чтобы я смогла тебя беспутного
   Привязать к себе раз навсегда?"
  
   (Не библейская - сиюминутная
   В голову мне лезет ерунда:
   На Самсона думаю про Путина,
   Про Алину - это ж Далида.
  
   Милые Кабаева и Хорькина,
   Вам не прятать от людей лица,
   Не в ваш адрес эти стрелы горькие.
   Это так для красного словца.)
  
   В какой мере доверяться женщине,
   Если лучшая из них змея,
   Сердца заполняющая трещину?
   Знает ли про это Судия?
  
   Доведённый страстью до безумия
   На вопрос Самсон ответит как?
   Что сильнее акт благоразумия
   Или просто, извините, акт?
  
   Судия, попавший в эти ножницы,
   Как влюблённый юноша-болван
   Страсть предпочитает осторожности,
   Если верить нам его словам:
  
   "Моя сила от тебя не спрятана,
   Усмирить меня легко и взять,
   Если тетивами сыромятными
   Мои тело к койке привязать.
  
   Семь ремней должно, что очень важно, быть
   По числу фиксаций единиц,
   Руки, ноги - по ремню на каждую,
   Ещё три - в районе ягодиц.
  
   Важно кожам, чтоб не пересушены
   Они были, словно влажность губ.
   Эти поцелуи не воздушные
   Вместе свяжут нас, прочней чем жгут.
  
   Сделаюсь бессильным, моя близкая,
   Как все люди, воли супротив"...
   Лишь сказал - владельцы Филистимские
   В дом приносят семь сырых тетив.
  
   Далида, для будущей обструкции
   Над Самсоном наклонившись ниц,
   Руки, ноги вяжет по инструкции,
   Три ремня - в районе ягодиц.
  
   Как Скуратов млеет в расслаблении
   Человек по внешности Самсон,
   Проявляя редкое терпение
   С женщиной, в которую влюблён.
  
   Мазохистские в разгаре игрища.
   Сверху на него смогла залезть
   Далида, чтоб крикнуть ненавидяще:
   "Эй, Самсон, Филистимляне здесь!"
  
   (Между тем один из тех товарищей
   В спальне Далиды имелся быть,
   Чтоб покинув тайное пристанище
   Придушить Самсона и добить.)
  
   А Самсон, влюблённый до наивности,
   Разорвал тетивы словно нить
   Жжёную совсем не из ехидности -
   Кто пришёл, Судья хотел спросить.
  
   Несказанно Далида обиделась.
   Женщины поймут про боль в груди.
   Не таких они мерзавцев видели,
   А врунами просто пруд пруди.
  
   Не раскрыл Самсон, где силу прячет он.
   И попал конкретно Судия
   На вопрос любви слепого к зрячему:
   Кто тебе дороже ты иль я?
  
   Пойманный на лжи впредь не исправится,
   Всё одно по жизни будет врать.
   И Самсон таков, как с ним управиться,
   Продолжает милочке втирать,
  
   Что ей делать с новыми верёвками,
   Как вязать, советы ей даёт
   И своими хитрыми уловками
   К Далиде успешно клинья бьёт.
  
   Та его опять вязать доверчиво,
   Умоляя: миленький, не ври.
   Вроде возразить Самсону нечего,
   А верёвки рвёт по счёту три.
  
   Говорит: давай ещё попробуем,
   Только ты не усомнись в любви.
   (Я про Далиду скажу на злобу дня:
   Повелась та жаба на рубли
  
   Те, что за предательство обещаны,
   Стоит только ей мужчину сдать.
   И какая рядовая женщина
   Не мечтает Матой Харей стать?
  
   Информацию надыбать нужную
   Из всего, что скажет важный лох...
   Сексуальности добавить к ужину,
   И весь мир лежит у ваших ног.)
  
   А не прекратит Самсон артачиться -
   Все надежды рухнут, как стекло...
   У того, кто в спальне тайно прячется,
   Уж давно всё тело затекло.
  
   Далида рыдает безутешная -
   Не мужик Самсон, а трансвестит,
   А сама попытки безуспешные
   Повторяет шанс не упустить.
  
   Истощил Самсон свои фантазии,
   А так хочется любви скорей
   (Нет, чтоб взять пример у Стеньки Разина).
   До волос добрался назорей
  
   До своих, пред барышней старается
   (Горестно смотреть со стороны).
   С волосами точно доиграется -
   Ведь они от Господа даны.
  
   Говорит: "Возьми мои сакральные
   Волосы и косы в ткань вплети,
   Притарать сюда колоду ткальную,
   К ней гвоздями ткань приколоти.
  
   Пред тобою голову на плаху я
   Возложу, лишь вознеси топор.
   Ослабею я последней птахою,
   Сил не хватит вылететь на двор".
  
   Миллион свой заработать хочется
   Филистимской женщине простой,
   Волосы Самсона приторочила
   Все семь кос к колоде по одной,
  
   Спящего Самсона не отринула.
   Сколько бы проспал Судья, Бог весть,
   Если б Далида опять не крикнула:
   "Эй, Самсон, Филистимляне здесь!"
  
   Ото сна очнулся моментально он,
   Но не стал пролёживать бока.
   Вырвал ткань Самсон с колодой ткальною
   Точно раму с ткацкого станка
  
   И давай вокруг себя размахивать,
   На кинжал к нему не подойдёшь.
   А что сделается слабой птахой он -
   Как всегда очередная ложь.
  
   Сникла Далида, поникла лютиком
   И твердит пластинкой заводной:
   "Как же говоришь ты мне: люблю тебя,
   Если твоё сердце не со мной?
  
   Ты давнишний был совсем не нынешний,
   Не такой, как выходного дня,
   Трижды обманул меня, четырежды
   Хакамадой выставил меня".
  
   (Смысл здесь передёрнул безусловно я,
   Звучное словцо загнав в размер.
   А коснись Ирины Мицуовны, та
   Далиде самой подаст пример,
  
   Как любить за деньги свою нацию,
   Либералов, бишь Филистимлян...
   Волоса Самсонов треплют, пяльцами
   Их вплетают в свой преступный план...
  
   Взглядом этих стерв невольно лапая,
   Глядя на обложечный их вид,
   Вспомним, как Жиглов сказал Шарапову:
   А меня от этих рож тошнит.)
  
   Судия с позывами справляется
   И не бегает освободиться в куст.
   (Человек любой, когда влюбляется,
   Ко всему утрачивает вкус.
  
   Лишь нытьё для нас водою мыльною,
   Что амуры в наши глотки льют.
   Даже если вы в разладе с милою,
   Вас её рыдания добьют.)
  
   У Самсона нервы не железные.
   Плач любимой нарушает сон.
   Про желанья Далиды помпезные
   Даже не морочится Самсон,
  
   А напрасно - женщина ужасная,
   На скаку любого оскопит,
   Правда, по наружности прекрасная.
   Это что угодно извинит.
  
   Кто такую заподозрит в подлости,
   Что продаст тебя за сто рублей?
   Стало тяжело Самсону донельзя,
   По ночам стократно тяжелей.
  
   Прекратил тогда Самсон упорствовать.
   Сердце у героя не гранит.
   Божий Дух Самсону поспособствовал
   Рассказать, где силу он хранит.
  
   Тот открылся и поведал суженой,
   Что от чрева матери своей
   Назорей он и Судьёй заслуженным
   Сделал Бог его среди людей.
  
   Генеральный Иудейской волости,
   Воздавая Господу почёт,
   С детских лет не тронул бритвой волоса
   (А колода ткальная не в счёт).
  
   "Острижёшь и сила невозможная
   Сгинет, ибо впредь не назорей
   Буду я, а так - коровка божия,
   Мелкого скинхеда не сильней".
  
   Видя, что Судья стал с нею искренен,
   Вся приободрилась Далида,
   Думая с властями Филистимскими
   Одолеть Самсона без труда
  
   И деньгами овладеть громадными.
   (Если двух Самсонов разом сдать,
   Может потягаться с Хакамадою,
   Но Батурину ей не догнать.
  
   Наша гордость, хоть и не красавица,
   Любит лошадей иных сильней,
   Назореями не увлекается.
   Не кудряв Лужков, зато при ней.
  
   Осчастливить всех предпринимательниц
   Выдавать таких бы под залог -
   Без волос, зато какой внимательный,
   Но всего один у нас Лужок.)
  
   Заявились к Далиде властители,
   Принесли с собою серебра
   И, тайком засев в её обители,
   В спальне притаились до утра.
  
   За день по делам своим набегавшись,
   Прямо на коленях Далиды,
   Перед этим плотно пообедавши,
   Спал Судья, не ведая беды.
  
   Ласками до состоянья жмурика
   Довела Самсона Далида,
   Призвала немедленно цирюльника,
   Чтоб остричь героя навсегда.
  
   С каждою из кос с главы остриженной
   Прямо на глазах Самсон слабел.
   Дух Господень, на него обиженный,
   Знаться с назореем не хотел.
  
   Далида коварством переполнена,
   Предвкушая как свершится месть,
   Вроде невзначай ему напомнила:
   "Эй, Самсон, Филистимляне здесь!"
  
   Пробудившись, по обыкновению
   Ринулся Самсон рубить, колоть,
   Но был схвачен, ибо в то мгновение
   Отступился от него Господь.
  
   Всё Филистимляне ему вспомнили,
   За пожары отомстив, за лис,
   За убийства и концерты сольные
   С челюстью осла из-за кулис,
  
   Вспомнили дела его бандитские.
   Не до смеха при таких делах.
   Здесь вам не Регина Дубовицкая
   За кулисой и её "Аншлаг".
  
   Обещая принародно сжечь его,
   Выкололи бедному глаза.
   Лишь слепым Самсон прозрел и женщине
   Истинную стоимость узнал.
  
   В Газу привели его в дом узников,
   Где молол он с прочими зерно.
   Чистил нужники Самсон вантузами,
   Думая всё время про одно.
  
   Две цепи на нём болтались медные
   И тянулись как в неволе дни.
   Волосы росли хоть слишком медленно,
   Но твердели мышцы как гранит.
  
   Сила постепенно возвращалась вся.
   Песню лебединую не спел,
   Дать концерт решил он на прощание.
   Случай этот вскоре подоспел.
  
   Собрались владельцы Филистимские
   Жертву для Дагона принести,
   Бога своего, повеселиться. Им
   Иегова это не простил,
  
   Подходящего дождался случая.
   Не псалмы он слышит, а шансон,
   Но в колоде у него, у Сущего
   Козырная карта есть - Самсон.
  
   А народ, напившийся заранее,
   Накануне праздника косой,
   Песнь горланил на своих гуляниях,
   Отрывался с местною попсой:
  
   "Все лишенья, беды дня вчерашнего
   Позабыть поможет самогон.
   Самого Самсона, врага страшного
   Для потехи нам отдал Дагон.
  
   Оттопыримся по полной с гадиной.
   Будь готов Самсон (Всегда готов!)
   Быть оплёванным и опоганенным"...
   И поставили его между столбов,
  
   Что держали дом, как капитальные
   Стены держат блочный весь каркас.
   Убери их - рухнет моментально всё.
   (Так Союз обрушился у нас.
  
   Украина, Русь и Белоруссия -
   Вечные империи оплот.
   Стронь их с места и придавит Грузию,
   А Молдову просто разорвёт,
  
   Прочие республики отшельничать
   Двинутся, связав свои узлы.
   Вряд ли думали о том Шушкевичи,
   Ельцины и прочие козлы.
  
   Не имею здесь в виду Бурбулисов.
   Эти знали, что обрушат дом.
   Сами от обломков увернулись все
   И пригрелись под чужим крылом
  
   ЦРУ иль Ромы Абрамовича
   Доедать объедки со стола...
   Вновь отвлёкся я, а с этой сволочью -
   Всех бы их из одного ствола.)
  
   "Подведи меня к столбам поближе ты,
   Цепи закрепи на вбитый крюк" -
   Отроку нахальному и рыжему
   Говорил Самсон поводырю.
  
   Самых знатных по тому обычаю
   К ритуалу этот дом собрал.
   Было их на крыше аж три тысячи
   (То не дом, а наш Колонный зал).
  
   Филистимские владельцы, женщины
   (Где-то затерялась Далида)
   Поглядеть пришли на это зрелище,
   Попинать врага туда-сюда,
  
   Подождать, когда попросит милости,
   Разъяснить козлу, что он кретин,
   Плюнуть в морду, то есть оттопыриться...
   Невозможно было не придти.
  
   Напрягая куцые извилины,
   Потешался над слепым бомонд.
   А тому, хоть ничего не видел он,
   Тошно было от смазливых морд.
  
   Обратился к Господу с прошением
   Разом эту пытку прекратить,
   За глаза пустые, унижения
   Всем Филистимлянам отомстить,
  
   Силу обрести и по возможности
   Поразить филистимлинский сброд.
   В сторону отбросив все условности,
   Иегова дал своё добро.
  
   Охватил Самсон цепями прочными
   Те столбы, по версии одной,
   По другой, упёрся и всклокоченный
   Выдавил их мощною спиной.
  
   Как бы ни было, хвала Всевышнему,
   Отомстил слепой за всех Далид -
   Рухнули опоры вместе с крышею.
   С прочими погиб сам инвалид.
  
   Уходя, Судья, его Величество
   Столько изувечил рук и ног,
   Сколько раньше он по их количеству
   За всю жизнь свою сломать не смог.
  
   (Всех не убивал Самсон по случаю.
   Уточню я смысл библейских слов.
   На примере этом пусть поучится
   Молодежь не добивать врагов.
  
   Подловив соперника, ослиною
   Двинул челюстью и был таков...
   А контрольным в голову маслиною -
   Это, извините, для ослов.)
  
   Сколько бы Самсона здесь ни хаяли
   За гуманность (сам я в их числе),
   Факт есть факт, ведь был Судьёй Израиля
   Он не год, не два, а двадцать лет
  
   Назорей с отращенными пейсами.
   (Я ж у нынешних Судей спросить хочу:
   Смогут ли они не без последствия
   На жлобов обрушить каланчу,
  
   Как сумел Самсон, лишённый зрения?
   Или всё, что могут повторить -
   По блудницам шастать без зазрения
   И на этом сходство прекратить.)
  
   ГЛАВА 17
  
   В те дни далёкие Израиль
   Перебивался без царя.
   Без спроса люди деньги брали,
   Насиловали, убивали,
   Несправедливости творя.
  
   Жил на горе Ефрема некто,
   Кто прозывался как Миха,
   А может Миха. Не калека,
   Продуктом собственного века
   Он был, как все не без греха.
  
   У матери тогда без спроса
   Немалую он сумму взял.
   Ещё не появился Грозной
   Решать проблемные вопросы -
   Сынка никто не наказал.
  
   Он сам, раскаявшись, сознался
   В содеянном, что взял - вернул
   И так сказал: "Прости, сорвался,
   Твоих проклятий испугался,
   Осознаю свою вину".
  
   Монеты, стянутые тихо,
   Все возвратил он целиком.
   А денег там - не кот насикал,
   За тысячу там было сиклей
   И все, представьте, серебром.
  
   А мать: "Я Богу посвятила
   Те деньги, чтобы мой сынок
   Мне истукана на могилу,
   Кумира из металла вылил.
   Бери обратно кошелёк,
  
   Ведь деньги - наша панацея,
   На дело их употреби.
   Не требуя потом ни цента,
   Как первый в мире беспроцентный
   Тебе даю потребкредит".
  
   Но сын не взял, мол, сам не нищий.
   Пошли мать с сыном в Цветметлом,
   Господь за праведность не взыщет,
   За двести сиклей там плавильщик
   Отлил им девушку с веслом.
  
   Кумира в доме поместили
   Михи, среди богинь других.
   Мать с сыном капитал вложили
   И весь народ оповестили,
   Что будут отпускать грехи
  
   И очищать людей от скверны.
   Пусть агнцев жертвенных ведут -
   Взамен дадут совет отменный.
   Так зарождался постепенно
   Раввинов древний институт.
  
   В священники чрез посвященье
   Один из сыновей был сдан.
   В ефоде, в полном облаченье
   Народу тёмному ученье
   Преподавал высокий сан.
  
   Миха - потомок исполинов,
   Но не всегда дружил с башкой.
   Не думал он, что Бог единый
   И статуэтки терафинов
   Нарезал в качестве божков.
  
   Потом еврейские пророки
   Всех домовых сметут подряд,
   Но то уже в иные сроки.
   Пока же исправлять пороки
   Нафаней выстроился ряд
  
   (Монотеизму антитеза).
   Господь евреям тех тельцов
   Простит из дерева, железа
   (Наследье антропогенеза
   Их арамейских праотцов).
  
   Когда-то люди исполины
   Богов лепили там и тут.
   И все народы, греки, финны
   Своих имеют терафинов,
   Хоть по другому их зовут.
  
   (На букву эС халатный кто-то
   Т изменил, да Бог бы с ним,
   Такая у писцов работа.
   Так появился беззаботный
   Наш шестикрылый серафим.
  
   Я сам при нём чернец несчастный,
   Прибором мне стекло и жесть.
   Не в полной мере, но отчасти,
   Пусть не глаголом, а причастьем
   Я что-то там пытаюсь жечь.)
  
   Тяжёлое то было время.
   Несправедливости творя,
   Погрязли люди в словопреньях,
   Всё потому, что у евреев
   В то время не было царя.
  
   Вплоть до последнего дебила
   Был каждый сам себе судья.
   (Для справедливости мерило
   Природа нам не подарила,
   А правда - каждому своя.)
  
   Раз юноша из Вифлеема
   Пришёл к Ефремовой горе.
   Иуды славного колена
   Левитом был он непременно
   Участником в большой игре.
  
   Вёл образ жизни как бродяга,
   Ходил куда глаза глядят,
   Жил где придётся доходяга,
   Был не в пример иным сутягам
   Неалчен, набожен и свят.
  
   Питался парень ежевикой,
   Любил возиться с детворой,
   Рассказывал ей про Контику
   И ко двору семейства тихо
   Прибился позднею порой.
  
   Миха (иль Миха?) габаритный
   Увидел, как обвив кольцом
   Детишки тянутся к левиту,
   И предложил тогда семиту
   Священником стать и отцом.
  
   Семья вожжою свяжет парня,
   Найдёт достойную сноху,
   Чтоб, вкалывая, наш ударник
   Как Сталину был благодарен,
   Как Маркса почитал Миху.
  
   Священников двух в одном доме
   Господь держать не запрещал.
   Мать пригласил с собою в долю
   И без кредита, бесподобен,
   Миха свой бизнес расширял.
  
   Последовало предложенье
   Левиту - десять сиклей в год,
   Одежда, Господу служенье,
   Питание и уваженье
   Народа, паства и приход.
  
   Левит питаться ежевикой
   Не захотел и взял в расчёт:
   Хоть десять сиклей - кот насикал,
   Доход, конечно, невеликий,
   Но много больше чем ничто.
  
   При доме предпочёл остаться,
   Как сын родной стал тот пацан.
   Миха его любил и мацал,
   Был строгим, но не придирался
   И посвятил в священный сан.
  
   Сказал Миха: теперь я знаю,
   Нам благость Бог свою явит.
   Спокойным удалился в спальню -
   Ведь среди тех, кто понимали,
   Ценился в древности левит.
  
   Агнцы сжигались, псалмы пелись...
   Но откровенно говоря,
   На Бога своего надеясь,
   Впадали иудеи в ересь -
   Ведь не было у них царя.
  
   ГЛАВА 18
  
   Не додали колену Данову
   При разделе чужих земель.
   Землемеру тогда поганому -
   Плохо меряешь, перемерь -
  
   Не сказала администрация,
   Оформляющая разбой,
   Когда вторглась евреев нация
   В дом чужой как к себе домой.
  
   Без удела оставшись полного,
   Но в составе других колен
   Племя требовала законного
   Себе места на той земле.
  
   Обделённое и лишённое
   Затаило то племя боль,
   Вроде как лицо приглашённое,
   Не прошедшее фейс-контроль.
  
   В Израиле колено Даново
   Справедливость искало зря,
   Призывая делить всё заново,
   Ибо не было там царя.
  
   Долго думали предводители,
   Куда всем переехать им:
   Незаслуженно нас обидели,
   Но своё мы не отдадим.
  
   Дабы не разводить полемику,
   Хорошо ли там, где нас нет? -
   Отрядили они из племени
   Пять мужей подходящих лет,
  
   Силой, сметкою не обиженных,
   Ситуацию разъяснить -
   Кого можно с их мест насиженных,
   Мягко сказано, попросить
  
   Переехать. В ту экспедицию
   Пять отправилось м.н.с.
   Разузнать - нет ли где в провинции
   Подходящих для жизни мест?
  
   Как дела у них с экологией?
   (Не пришлось чтоб детей потом
   Двухголовыми, но безногими
   Из роддома сдавать в детдом.)
  
   Знать хотели отцы той нации -
   Куда гнать им порожняки?
   Всех подвергнутых депортации
   На какие слать рудники?
  
   С выселенцами деликатные
   Отцы нации не поймут -
   Им места заказать плацкартные
   Или сами они уйдут?
  
   (Оказался б весьма полезным им
   Чудный кодекс Жилищный наш,
   Где козлам депутат обрезанный
   С выселением дал карт-бланш.
  
   Не народов перемещение
   Мы имеем, здесь смысл таков -
   Санитарное очищение
   Златоглавой от стариков.
  
   Свои Шариковы отыщутся
   Рангом выше чем м.н.с.,
   Среди них и Зурабов-чистильщик
   И директор МГТС
  
   С безлимитными и откатами.
   Им в подмогу приезжий плебс,
   Все кто нас не мытьём, так катаньем
   С обжитых изгоняет мест.
  
   Власть на этой чёртовой мельнице
   Служит лишь приводным ремнём...
   Если нынче такое деется,
   Что хотим мы от тех времён?)
  
   На учебнике географии
   Край не виделся у земли.
   Ещё не было этнографии,
   Но этнографы уже шли.
  
   Про евреев давно подмечено,
   Если вздумают куда влезть,
   Засылают они разведчиков
   (В нашем случае м.н.с.).
  
   Пилигримы, баптисты хреновы,
   Неожиданные как снег,
   Добрались до горы Ефремовой,
   Где устроились на ночлег
  
   У Михи. Ефремляне с детства все
   Шепелявили "сибболет".
   То родителей безответственность,
   Дефектологов на них нет.
  
   Целый день от детишек слышится
   Косельки, вместо кошельки.
   Кто их учит - так злит Всевышнего,
   Что поганые языки
  
   Им самим бы рубить кинжалами...
   Были набожны м.н.с.,
   Их, конечно же, раздражало как
   Вместо Шэ говорили эС.
  
   Те этнографы-ларингологи
   Вдруг услышали чётко Ша,
   Повернули мгновенно головы
   На здорового малыша.
  
   То левит, казачок наш засланный,
   Лет шестнадцать всего на вид,
   Появился пред ними заспанный,
   Но без присвиста говорит,
  
   Рассказал им всю подноготную -
   Что пришёл сюда налегке,
   Жизнь до этого вёл голодную,
   А сегодня - нос в табаке.
  
   Рассказал, как он стал священником,
   И что нанял его Миха,
   Чтобы, сор выметая веником,
   Отвращать народ от греха.
  
   Дело в сущности невозможное -
   На всю гору один приход.
   А зарплата ему положена
   Серебром десять сиклей в год.
  
   Звуки чистые говорившего
   Излагали такую суть,
   Что спросили его прибывшие:
   А какой им заказан путь?
  
   Не впустую ли все старанья их?
   Отвечал им тогда левит:
   "С миром прочь уходите, странники,
   Путь пред Господом ваш лежит".
  
   (Путь любого из нас пред Господом,
   Если нет - то тогда пред кем?)
   В общем, были посланцы посланы
   И растаяли вдалеке.
  
   Сколько б вёрсты они ни мерили,
   Не дошёл до них тайный смысл.
   Экстремистские их намеренья
   Привели тех мужей в Лаис.
  
   А в Лаисе царит спокойствие,
   До того мирный там народ.
   За соседом сосед не носится,
   Ровно падает бутерброд,
  
   Не гоняются псы за кисками,
   Морда лопнула у кота,
   Даже тёща в компот не писает,
   Представляете, лепота.
  
   Пастухи ладят со скотиною.
   Даже девочка юных лет
   Гусака не бьёт хворостиною,
   И обиженных вовсе нет.
  
   На помещика смерд не горбится,
   Коммунизм ещё не настал,
   Капитал у народа водится,
   Но не правит там капитал.
  
   Не для ВИП-персон банька топится,
   Девки шастают в номера...
   Город солнца, свою утопию
   Кампанелла у них содрал.
  
   В том краю старики не плакали
   От мошенников всех мастей.
   Люто власть ненавидя всякую,
   Обходились там без властей.
  
   (Чем зависеть теперь от каждого,
   Кто возвысился над тобой,
   Мне куда прогрессивней кажется
   Первобытно-общинный строй.)
  
   Жил беспечно народ, не бедствуя,
   По обычаю Сидонян,
   И на крайнюю безответственность
   Безопасность он променял.
  
   С Сидонянами не общается,
   От народов иных далёк,
   От нашествий не защищается
   И не входит в военный блок.
  
   Ни до тех, ни до этих дела нет,
   Не народ, а святая рать...
   Неминуемо пальцем деланных
   Кто-то должен с земли согнать.
  
   Возвращается экспедиция.
   Лжеэтнографы-м.н.с.,
   Аспиранты не без амбиции
   Предлагают начать процесс
  
   По отъёму земель. Разведчики
   За успех дела зуб дают,
   Потому что народ беспечен там,
   А таких непременно бьют.
  
   "Той страны все поля обширные
   За год не облетит Кощей,
   А граница там штрихпунктирная,
   То есть нету её вообще.
  
   К ним придём как на Русь варягами,
   И уж если не мы, то кто
   Наведёт в том краю порядок им,
   Самих выставив далеко?
  
   Обречём мы на деградацию
   Процветающий тот народ.
   Фонд земельный, богатство нации
   Срочно пустим мы в оборот.
  
   По кадастрам и прочим сведеньям -
   Земля жирная, чернозём.
   С Божьей помощью на имения
   Мы земельку ту раздерём.
  
   Так чего же мы ждём и медлим что?
   По преданию мудрецов
   За своим идём, за наследием
   Архаических праотцов.
  
   Сделке сделают пролонгацию
   Иезекииль и Ездра,
   Идеологи нашей нации,
   Богословия доктора".
  
   (Так без Маркса всё стало ясно мне,
   Объяснилось само собой,
   Как сменился другой формацией
   Первобытно-общинный строй,
  
   Где язычники некрещёные
   По понятиям жили всласть,
   Как землицу они прощёлкали,
   И откуда напасть взялась.
  
   "Государство и революция"
   Наш Ильич сгоряча писал,
   Государство подверг обструкции,
   И без власти пожить мечтал.
  
   Только жизнь все его идиллии
   Порешила как спецотдел,
   Показала, что власть дебильная
   Много лучше чем беспредел.
  
   Власть презревшему и беспутному
   Остаётся одно - тикать.
   Так что скажем спасибо Путину
   За ту властную вертикаль,
  
   Что он строил для нас и выстроил.
   Этой власти нам будет впрок...
   В президентских своих амбициях
   Пусть идёт он на третий срок
  
   Со своими метаморфозами
   Совокупный делить продукт.
   Не пойдёт - умолим как Грозного
   Всю страну не отдать за фук
  
   Проходимцам и верноподданным,
   Как в приельцинские года.
   Пусть продаст всё, что не распродано,
   Если есть ещё, что продать.
  
   Олигархи при нём стараются,
   Им уменья не занимать,
   Пусть жиреют на благо нации,
   Потом будет, что отнимать.
  
   Что нам Ельцина Конституция -
   Юридический пустячок...
   Путин, питерцы и коррупция
   Оставайтесь на третий срок.
  
   Путин внял и как мать с потугами
   Нам Медведева породил,
   И дай Бог, чтоб стране услугою
   Тот медвежьей не навредил.)
  
   Обделённое племя Даново,
   Но в составе других племён
   Переделать решило заново
   Карты древнюю тех времён.
  
   В результате голосования
   К той земле, якобы ничьей,
   Быстро шлётся формирование
   В шестьсот сабель, точней мечей.
  
   Велика страна не трактирами.
   Только там, где над небом зонт
   И граница не штрихпунктирная,
   Солнце сядет за горизонт.
  
   Но в земле, мухой не засиженной,
   По лесам вдоль большой реки
   Про края, от набегов выжженных,
   Не твердили большевики.
  
   На активах и партсобраниях
   Не базарили до зари,
   Пребывали в своём незнании
   Первобытные дикари.
  
   Своих мамонтов они жарили...
   По указке из высших сфер
   Шли на запах пассионарии,
   Племя Даново, например.
  
   Заглянув на гору Ефремову
   На Господнем своём пути
   В дом Михи, друга благоверного,
   Не могли они не зайти.
  
   Пять мужей, что в Лаис с заданием
   Приходили глазеть вокруг,
   Рассказали, что есть в том здании
   И насколько Миха им друг:
  
   "Там ефод есть, наряд священника,
   Истукан стоит в тени мирт
   И припрятаны среди веников
   Терафим и литой кумир.
  
   Здесь не секта, скорее уния
   Узурпировала права.
   А что делать, вы сами думайте,
   С кем делить вам одну кровать,
  
   Разорвать ли союз с унитами..."
   В дом Михи эти пять вошли
   И изделия все отлитые,
   Взяв по описи, унесли.
  
   На пороге с церковной утварью
   Их застал молодой левит,
   Собирающийся к заутренней:
   "Что вы делаете - вопит -
  
   Полномочия кем вам выданы,
   От кладовой кто дал ключи?
   Святотатствуете невиданно..."
   Но сказали ему: "Молчи,
  
   Мы не сделали преступления.
   Что кричать, дети спят кругом.
   В богоизбранном нашем племени
   Будь священником и отцом.
  
   Чем прислужником у хозяина
   В доме частном поклоны бить,
   Не хотел бы ты для Израиля
   Делу общему послужить?
  
   Для начала в колене Дановом,
   А потом уже как пойдёт.
   На пурпуровый и шафрановый
   Поменяешь простой ефод".
  
   От подобного кто ж откажется -
   На дворец поменять барак?
   Возразить левит не отважился
   И с Михою порвал контракт.
  
   Обоснованные претензии,
   Может, были - наёмный ведь...
   Но такого как здесь везения
   Не дождаться левиту впредь:
  
   Жить в почёте и под охраною,
   Чёрный кофе пить по утрам...
   И сыны из колена Данова
   С ним ударили по рукам.
  
   Уходили они не просто так -
   Много ценного прихватив,
   Завернув терафимы в простыни,
   Ни копейки не заплатив.
  
   Скот, детей (от левита, видимо)
   Отрядили они вперёд,
   Чем, понятно, Миху обидели -
   Разорили его приход.
  
   За грабителями погнались все
   Из соседских домов с Михой,
   Образумить чтоб хулиганов тех
   И левита вернуть домой,
  
   Легитимного их священника.
   Каждый что-то вопил, махал.
   От законного возмущения
   Громче прочих кричал Миха.
  
   Сыны Дана, гремя доспехами,
   С ними вместе левит-плохиш,
   На Миху, как каток, наехали:
   "Что тебе, что ты так кричишь?"
  
   "Как же мне не вопить - ответствовал
   Им Миха, шибутной пока, -
   Вы же хуже иного бедствия
   И сотрудников ВЧК
  
   Увели моего священника,
   Обезглавили мой приход.
   Забирайте с собой изменника,
   Но верните хотя бы скот
  
   И богов моих, литых идолов,
   Всех кумиров, Нафаней всех
   Возвратите. Досель невиданный
   На себя не берите грех".
  
   Наглеца столкнув на обочину,
   Его просьбой возмущены,
   Без насилия, но доходчиво
   Объяснили Михе сыны:
  
   "Сделай так, чтоб с тобой не видеться
   Долго нам, не гони понты,
   А иначе из нас обидится
   Кое-кто и тебе кранты.
  
   Враз погубит с тобой семейство всё
   Шепелявый твой язычок,
   Вместо дома случится месиво.
   Отвалил бы ты, мужичок".
  
   Видя силу превосходящую,
   Охладел Миха в пять минут
   И пошёл наблюдать по ящику,
   Как арабы евреев бьют.
  
   А евреи колена Данова
   По наводке пришли в Лаис
   Перечерчивать карту заново,
   Превратив её в чистый лист.
  
   В город Солнца, в удел беспечности
   Заявились они с мечом,
   Беззащитных предали вечности
   (Кампанелла здесь ни при чём).
  
   Всё, что можно, сыны разграбили,
   А весь город сожгли огнём.
   (Неужели на те же грабли мы
   По беспечности попадём?)
  
   ГЛАВА 19
  
   Царя единого в те времена
   Израиль не избрал себе по случаю.
   Без правил строгих, прочих доминант
   Нельзя мечтать, чтоб жизнь менялась к лучшему.
  
   Жил на горе Ефремовой левит,
   Обряды проводил, священнодействовал,
   Наложницу в обитель для любви
   Привёл из Вифлеема Иудейского.
  
   Возможно, слишком многого хотел,
   А сам при этом умирал от жадности -
   Не знаю, не успел, не подглядел,
   Но что-то между ними не заладилось.
  
   Наложница (представьте, не жена,
   А тоже кое в чём не тварь дрожащая)
   В правах гражданских не ущемлена,
   Взбрыкнула, скажем так, по настоящему,
  
   Ушла к отцу обратно в Вифлеем,
   Где в девках провела четыре месяца.
   Зачах мужик без женщины совсем,
   Едва-едва от горя не повесился.
  
   Пошёл он к ней тогда поговорить,
   Тропинку к сердцу проложить возлюбленной
   И что-нибудь такое подарить,
   Чтоб ясно стало: нет, не всё загублено.
  
   С ним был слуга и два осла при нём
   (Два места, вроде как на рейсе чартерном)
   С любимой возвращаться им вдвоём,
   Ну, а слуга - тот и пешком дочапает.
  
   Наложница ввела их в отчий дом,
   Как будто вовсе с мужем не скандалила.
   (Женой не звал её ни раньше, ни потом
   Наш жрец, а почему - поймём чуть далее.)
  
   Отец её был несказанно рад
   (Как рады замуж дочь отдать родители),
   Не отпускал зятька три дня подряд,
   В которые они изрядно выпили.
  
   На день четвёртый встал левит, чуть свет
   Забрезжил за окном, чтоб в путь отправиться.
   Но к тестю заглянул тогда сосед
   И зятю предложил слегка поправиться.
  
   Поправка затянулась на весь день.
   (Неправильный похмел, вы верно скажите,
   Ведёт к запою, порождает лень -
   И заречётесь пить... пока не вмажете.)
  
   На пятый день очередной стакан
   И время удлинилось быстротечное.
   Стал ровный горизонт слегка покат
   И день под горку покатился к вечеру,
  
   О чём зятьку не преминул сказать
   Тесть дальновидный, оставляя на ночь всех.
   Но муж не согласился ночевать
   Боясь, что нынче кончится как давеча.
  
   Встал человек, наложница при нём.
   От тестя хлебосольного, но пьющего
   Ушли они уже не белым днём,
   При них слуга и два осла навьюченных.
  
   О всех превратностях, что ждут в пути,
   Господь не сообщаем нам заранее,
   Перстом не тычет, где ночлег найти...
   В вечерней дымке в строгих очертаниях
  
   Нарисовался Иерусалим,
   В то время назывался Иевусом он.
   Град населён был племенем чужим,
   Иевусеями и прочим мусором.
  
   Левит, еврейским Господом храним,
   Не пожелал идти к иноплеменникам.
   (Когда бы знал, как дорог он своим,
   То первым записался бы в изменники.
  
   Весомый будет к этому резон.)
   Закат над миром догорел малиновый.
   Как в лузу шар легло за горизонт
   Светило у Гивы Вениаминовой.
  
   Здесь все свои. На улице пустой
   Прибывшие расположились заполночь.
   Никто не приглашает на постой,
   Чужое горе жителям до лампочки.
  
   Нашёлся добрый человек, старик.
   Сам родом вышел он с горы Ефремовой.
   Работать допоздна старик привык,
   Не то, что эти дармоеды хреновы
  
   Из городских, им лишь бы свет коптить
   И обпиваться дорогими винами...
   Кто именно, осмелимся спросить? -
   Да жители, сыны Вениаминовы.
  
   "Пусть дом мой невелик и небогат,
   Но для ослов твоих овса не жалко мне.
   Сородичу особенно я рад,
   Сипящие с тебя не выбьёшь палками.
  
   Предупредить особенно хочу:
   С какой бы ты ни прикатил оказией,
   На улице пустынной не ночуй,
   У нас в ходу большие безобразия".
  
   Со стариком вошло семейство в дом,
   Омыли ноги, спрятались за шторами,
   Развеселили сердце коньяком
   И проводили ночь за разговорами.
  
   Всё шло тип-топ, за хорошо живёшь,
   Но город вдруг взорвался экипажами -
   Взбесившаяся с жиру молодёжь
   Решила погулять и покуражиться.
  
   (На Лексусах слетелись сопляки
   С намереньем над гостем позабавиться.
   Им Ксюши надоели Собчаки
   С претензией и с оголённой задницей.
  
   Расхристанные дети Сосковцов,
   Христенко и других, как есть содомовцы-
   Гоморровцы, сыны своих отцов -
   Обкомовцев и лучших из детдомовцев.
  
   Их всех из грязи превратила власть
   В элиту, развращённости невиданной.
   Но если те - язычники и мразь,
   То эти сплошь сыны Вениаминовы.)
  
   Дом окружили "лучше всех" кольцом
   И требуют от старика с угрозами
   Пришельца выдать прямо нагишом:
   Познаем мы его любыми позами.
  
   (История пример уже дала,
   Содом с Гоморрою случились ранее.
   Но "сливки общества" при их делах
   Смысл бытия находят не в Писании.
  
   Отцы семейства недорослей шлют
   В Париж и в Лондон за образованием.
   Но с башни Эйфелевой те плюют
   И душу к чёрту тащат на заклание.)
  
   Хозяин дома вышел на порог
   И так сказал: "Не делайте безумия,
   Мир и без вас порочен и жесток.
   Ведь человек пред вами, а не мумия.
  
   Когда вам похоть побороть невмочь
   Настолько, что помогут только ножницы,
   Здесь в доме есть девица, моя дочь,
   А с человеком тем его наложница.
  
   Возьмите их, как меньшее из зол.
   Что вам угодно, подвиги не ратные
   Творите с ними, им задрав подол,
   Но с мужем сим не делайте отвратного".
  
   Никто его и слушать не желал...
   Тогда мужчина взял по жизни спутницу,
   В последний раз её поцеловал
   И вывел полуголую на улицу.
  
   (А я так думаю, без лишних слов
   Её за дверь толкнул муж к этой нечисти.
   Иначе, извините, самого
   Его схватили бы и обесчестили.)
  
   В момент познала женщину толпа
   В экстазе тёмных сил и мракобесия
   И до восхода каждый психопат
   На бедной вымещал свою агрессию.
  
   Молодку, оборвавшую свой бег,
   Все петухи имели до единого.
   Что женщина такой же человек,
   Не думали сыны Вениаминовы.
  
   Всю ночь над ней ругались до утра
   И отпустили лишь при появлении
   Зари, решив, что отдохнуть пора
   Пред утренним обрядом омовения.
  
   Поруганная еле доползла
   До дома старика гостеприимного,
   Где на рассвете тихо умерла
   От действия публичного интимного.
  
   А господин её, как только встал,
   Не стал милицию звать и врача искать.
   В путь собирался он в свои места,
   Не разузнав, что сделалось с несчастною.
  
   А та лежала, руки на порог
   Закинувши и не дождавшись "Скорую"...
   Увидел муж её у самых ног,
   К ней обратился со словами бодрыми:
  
   "Вставай, пойдём!" А дальше тишина...
   Пред ним лежит безвинно убиенная
   Наложница, конечно, не жена,
   Но женщина до боли вожделенная.
  
   Муж поднял на осла остывший труп,
   Как комиссар убитого товарища,
   Запекшихся коснулся женских губ
   И медленно побрёл в своё пристанище.
  
   Пришедши в дом, своим ножом тупым
   По членам расчленил левит наложницу,
   Совсем как насладившийся упырь
   Частями выносил из дома школьницу.
  
   Частей тех было по числу колен
   Израиля двенадцать, предназначенных
   К рассылке нарочными. По земле
   Разъехались в посылках перепачканных
  
   Те части женщины в уделы все,
   Как приглашение для конференции:
   Что скажет умудрённый фарисей
   На преступленья в собственной конфессии?
  
   ГЛАВА 20
  
   Собралось всё Израиля общество
   При Массифе гнев и боль излить.
   Все возмущены и озабочены,
   Как Вениамина приструнить.
  
   Тысяч набралось тогда четыреста,
   Кто способен меч свой обнажить,
   В меру справедливых и задиристых,
   Чтоб за правду голову сложить.
  
   Здесь не просто честь отдельной женщины,
   Здесь Гоморрой пахнет и зело,
   Потому и знать весьма существенно,
   Как происходило это зло.
  
   Выступил свидетелем на следствии
   Тот левит, что женщину членил,
   Дабы происшедшее с ней бедствие
   Не сокрылось дымом от кадил.
  
   "Сколько б лет по давности ни минуло
   Зло без наказанья не пройдёт,
   И Гивы сыны Вениаминовы
   Тень не бросят на святой народ.
  
   Женщины убитой опознание
   Может провести хоть мой ишак,
   А какое выбрать наказание -
   Это вам, любезные, решать".
  
   В целом рассказал левит всё правильно
   Про царивший в городе разврат,
   Скрыл, однако, что его заставило
   Взаперти скрываться до утра.
  
   Речь тогда не шла о чьём-то мужестве
   И кому поставить монумент.
   Важно, как еврейское содружество
   Отсекало свой прогнивший член
  
   Из двенадцати колен Израиля.
   Справедливо надо оценить
   То, как вывих доктора исправили,
   Умудрившись ногу сохранить.
  
   Не случайно при Массифе воинство
   Встало от рабочих верстаков -
   Не желал народ мириться с подлостью
   И терпеть от праздных пошляков.
  
   Кем бы ни были у них родители -
   Виноватых следует связать,
   Вытащить за шкирку из обители,
   За срамные вещи наказать!
  
   (В смысле, не за сами гениталии,
   Чем они творили этот срам,
   А за все издержки в воспитании,
   То есть по содеянным делам).
  
   Шлют послов к сынам Вениаминовым:
   "Ваш порок - на весь народ позор.
   Не лозой здесь надо, а дубиною
   Исправлять закостеневший горб.
  
   Не потворщики мы, не соратники.
   Гнусное содеяно у вас.
   Выдавайте нам своих развратников,
   Умертвим их, прочим напоказ".
  
   Может от тщеславия, чванливости
   Иль иной причины, но, увы,
   Не дошли призывы к справедливости
   До старейшин, жителей Гивы.
  
   (Да и кто ж отдаст сыночка кровного,
   Что бы тот стервец ни натворил...
   "Разобраться следует подробно вам:
   Надругался - это ж не убил.
  
   Да и то не сам, его заставили
   Прочие насильники-юнцы -
   Оправдания свои представили
   Изворотливые Сосковцы.
  
   А что женщину в кустах тиранили
   И настаивали на проглот -
   То искусственное в рот дыхание.
   Сожалеем, что не помогло".
  
   Про Христенко говорить не хочется,
   Может быть, он здесь и ни при чём,
   Что расхристанные "сливки общества"
   Вечно на порочное влечёт.
  
   В Куршавель на папины съезжаются
   Показать другим - вот я каков,
   До цветов гуляют побежалости
   Средь других гламурных дураков.
  
   Лихо тратят денежки халявные,
   От экстаза девки верещат...
   Горд народ их выходками пьяными
   И особо горд он за девчат.
  
   Что угодно, лишь бы обособиться:
   Вот какие мы и нас не тронь.
   Далеко разносит за околицу
   Дух отчизны вековую вонь...)
  
   Эту спесь в сынах Вениаминовых
   Поощряла родовая знать,
   Призывая с вилами, с дубинами
   Всех за самостийность выступать.
  
   А война назрела, это видится.
   Женщина не больше чем предлог,
   Повод на сородичей обидеться
   И заставить жрать чертополох.
  
   То не братья-супостаты ссорятся.
   Для любой державы нужен срок
   Пережить свои междоусобицы,
   Чтоб не развалиться как песок.
  
   Кровь и почва, говорит теория,
   Прочно могут нацию сплотить.
   А евреи с этим и не спорили,
   Кровь на землю продолжая лить.
  
   СМИ как следует всё пропиарили,
   Выкинули клич - идти на фронт.
   По всему уделу встала армия
   Защищать свой лучший генофонд.
  
   Двадцать шесть набрали они тысячи
   Из соседних сёл и городов.
   Не пойдёшь добром - урядник высечет,
   Разорит, оставит без штанов
  
   Местными законами, поборами
   Так обложит, хуже ОСАГО.
   Чем бодаться тупо с держимордами,
   Лучше бить отправиться врагов.
  
   Разобраться с родословной нужно нам,
   Истину не скроет пелена:
   Не такие уж они и дружные
   Тех колен еврейских племена.
  
   То Ефремовских, что шепелявые,
   Войско бьёт, не во дворе шпана,
   А теперь насильники слюнявые
   Ссорят меж собою племена.
  
   Самое воинственное, видимо,
   Не без оснований на успех
   Было племя то Вениаминово,
   Выступить отважилось на всех,
  
   Обладало явным преимуществом
   Над другими, чтобы гнать взашей -
   Из камнеметателей обученных
   Был у них отряд в семьсот левшей.
  
   В сто шагов, а может быть и более,
   В волос толщиною они бьют.
   А ещё смешней (скажи, прикольнее) -
   Кругляшей там куры не клюют.
  
   Из пращи левша метает весело.
   Из себя, казалось бы, щенок,
   А в висок булыжником увесистым
   Голиафа опрокинет с ног.
  
   Без Вениаминовых Израиля
   Пятьсот тысяч было там сынов,
   Годных для войны и в меру правильных,
   Чтобы не был к ним Господь суров.
  
   (А вначале было лишь четыреста
   Тысяч на клочке святой земли.
   На сто тысяч сразу войско выросло.
   Видимо, резервы подошли.)
  
   Вопрошали они Бога с трепетом:
   Кто всех прежде в бой нас поведёт?
   Слова дождались сыны ответного:
   Пусть Иуда впереди пойдёт.
  
   Может, не попал в благоволение
   Сам Иуда или тайный знак
   Жрец не разглядел, но выступление
   Неудачным следует признать.
  
   Даже ритуальное служение
   Победить своих не помогло,
   Потерпел Израиль поражение:
   Двадцать две там тысячи слегло.
  
   Но народ Израильский ободрился
   На позиции былые встал,
   Помолился Господу, как водится.
   Тот добро своё народу дал.
  
   Плакали служилые до вечера,
   Но опять вмешался Сатана.
   Здесь вымаливать прощенье нечего -
   Такова гражданская война.
  
   Брат Вениамин своей баллистикой
   Израилю метил прямо в глаз.
   Пало от руки братоубийственной
   Восемнадцать тысяч в этот раз.
  
   Весь народ пришёл в дом Божий. Плакали,
   Жертвы возносили натощак.
   Дал понять Господь народу знаками:
   Завтра точно будет всё ништяк.
  
   Дальше, как всегда, мудрец старательно
   Описал разгром до мелочей,
   Как Вениаминовы предатели
   Полегли от родственных мечей.
  
   Про засады и другие хитрости
   Пусть читают маршал и стратег,
   Им по агрессивной своей бытности
   Надо знать, как развивать успех.
  
   Нам последствия вполне достаточно.
   В этот день Израиль был велик,
   Разгромил Вениамина начисто.
   От всего колена жалкий пшик
  
   Он оставил. Лишь шестьсот поверженных
   Убежало, спряталось в горе
   И четыре месяца в убежище
   Отсидело словно в конуре.
  
   Сжёг Израиль города мятежные,
   Как дитя не ведал, что творил,
   Всех девиц увёл в уделы смежные,
   Всё живое тупо перебил.
  
   А ведь было то колено считано.
   Женщин не осталось ни одной.
   Слишком оказалось расточительным
   Выбивать сородичей под ноль.
  
   ГЛАВА 21
  
   "Довели Вениамина до сумы -
   Говорили люди про бандитов -
   Жён еврейских умертвили мы.
   Пусть идут теперь в антисемиты.
  
   Дочерей мы наших даже на развод
   Им не отдадим и поклянёмся:
   Пусть последний среди нас умрёт,
   Мы от данных слов не отречёмся!
  
   Изречённое шустрее воробья,
   Слово наше стоит дорогого.
   Говорить нам не о чём, друзья,
   Клятву дали мы пред Иеговой.
  
   Род Вениамина свой нашёл тупик
   И к евреям больше не вернётся.
   По жене имеет вес мужик,
   Где родство по матери ведётся.
  
   Станут отпрыски совсем иных богов
   Проворачивать свои делишки.
   Будет вместо племени орлов
   Не колено-род, а так лодыжка.
  
   Лишь жена еврейская, ночной хирург,
   Ногу вправит и спасёт несчастных.
   Только где их взять таких подруг
   Непорочных, даже не зачатых?"
  
   При словах таких поднялся в стане плач,
   Когда понял про себя Израиль -
   Не герой он, а простой палач,
   Собственного брата обезглавил.
  
   Поклялись когда сыны не выдавать
   Дочерей своих Вениамину,
   Израиль их превратился в мать,
   Потерявшую родного сына.
  
   Как удачней свою клятву обойти,
   Стали думать все без передыха,
   Сохранить попутчика в пути -
   И нашли-таки, представьте, выход.
  
   Правда, выход тот (как веком раньше вход)
   Оказался несколько кровавым.
   Здесь виной не избранный народ,
   А скорее времена и нравы.
  
   Не было тогда у избранных царя,
   Всяк имел про справедливость мненье
   Собственное и мочил подряд
   Прочий люд по мере разуменья.
  
   Разуменья тогда было не ахти,
   Разве, что у самых башковитых,
   Подсказал всем, как подруг найти
   Без сомненья кто-то из левитов.
  
   У евреев древних не было царя
   (Свергли они нашего недаром),
   У самих же, строго говоря,
   Строй был, жуть каким тоталитарным.
  
   Если все решили в жёны не давать
   Дочерей развратникам проклятым -
   Всякий должен клятву выполнять,
   А не каждый третий или пятый.
  
   В случае, когда назначен общий сход,
   Смысла нет ссылаться на погоду.
   Будь четырежды ты Дон Кихот,
   Не явился - значит, враг народа.
  
   "Нет ли среди нас таких - спросил левит -
   Кто прибор забил на нашу встречу?
   Здесь из Иависа - говорит -
   Жителей я что-то не примечу".
  
   Головой все разом начали вертеть -
   Нет ни одного из Иависа.
   Приговор один тогда был - смерть,
   О пощаде даже не помысли.
  
   Город маленький, уездный Иавис,
   Я сказал бы даже местничковый,
   Никого не трогал, но повис
   Ягодою зрелой алычовой.
  
   Древо жизни наклони или ударь -
   Ствол окажется с землёю вровень.
   Ягод золотая киноварь
   Кисло-сладкой растечётся кровью.
  
   По Закону, ближних трогать - это грех.
   Иавис от ближнего получит
   Потому, что в брэнде "лучше всех"
   Есть сорта иных колен получше.
  
   Не прислушиваясь к разным голосам,
   От учёных я узнал причину:
   Для жреца, что Библию писал,
   Всех важней был род Вениамина.
  
   Общество двенадцать тысяч человек
   Отрядило разобраться строго:
   Всех убить, от малых до калек,
   Только дев нетронутых не трогать.
  
   По команде люди с криками гип-гип
   Отнимать помчались дев излишки...
   Так ещё один из городов погиб,
   Но не брат большой, а так братишка.
  
   Люди, нанося по городу удар,
   При захвате соблюли приличье:
   Дорогой безбрачия товар
   Перепортили, но лишь частично.
  
   А пока Вениаминовы сыны,
   Израиля дети плоть от плоти
   Пребывали, ужасом полны,
   Недобитыми, числом в шесть сотен.
  
   Победители тогда своих братьёв
   Пощадили всех великодушно -
   Не изгнали из родных краёв,
   Даже жён им выдали радушно.
  
   На грядущий узаконенный развод
   С Иависа прибыли подводы.
   Дев четыреста там набралось всего,
   Остальное дали хороводы.
  
   По обычаю случалось каждый год
   Иеговы празднество в Силоме.
   Девушки водили хоровод
   (На подобье нашего в Коломне).
  
   Общество тогда, не убоясь греха,
   Проявило редкую заботу:
   Обделённым в жёнах женихам
   На отлов невест спустило квоту.
  
   Разрешило двести им украсть девиц,
   Для засады выбрав виноградник...
   "А муниципальный активист
   Все формальности потом уладит.
  
   Обратятся если к обществу братья
   Дев вернуть, мы скажем им: во-первых,
   Девы возвращаться не хотят,
   Во-вторых, зачем вам эти стервы?"
  
   У того, кто целый мир готов подмять,
   Дело обгоняет обещанье.
   Выходили девы погулять,
   А их в жён мгновенно превращали.
  
   Уводили бедных замуж молодцы.
   А всем сродникам для кровной мести
   Обрубило общество концы,
   Думать запретив о глупой чести.
  
   Охладило головы оно в момент,
   Заявив особенно речистым:
   "Создавать не надо прецедент
   Для заклятий, бойни и зачисток.
  
   Мы могли б под вас такой издать указ -
   Ваших дев бесчестили б солдаты.
   А случилась бы война меж нас,
   Были б вы ещё и виноваты".
  
   За отсутствием в Израиле царя
   Выдавалось зло легко за милость.
   (Где чинуши произвол творят,
   Без царя какая справедливость?)
  
  
  
   КНИГА РУФИ
  
  
   ГЛАВА 1
  
   Не обижайте снох, свекрови,
   Не заставляйте хмурить лба.
   За радость под чужою кровлей
   Они ответят вам любовью.
   В них - человечества судьба.
  
   По родословной наш Спаситель,
   Сын богородицы, еврей.
   Но жирной кляксой в чистый свиток
   К царю Давиду в род проникла
   Сноха совсем иных кровей.
  
   Христа, да не в укор хасидам,
   Еврейская вскормила грудь.
   Не затаим на мир обиду,
   Что чистокровному Давиду
   Прабабушкою будет Руфь.
  
   Чем родословною кичиться,
   Времён распутывая нить,
   Мы лучше всмотримся в девицу:
   Чем Руфь сумела отличиться,
   И место в Книге заслужить.
  
   Когда Закон вершили судьи,
   Случился голод на земле.
   В обетованной зоне люди
   Варили из сандалий студень,
   Очистки шарили в золе.
  
   С голодной доли незавидной
   Из Вифлеема человек
   В поля подался Моавитов,
   Где и осел среди бандитов,
   И звался он Елимелех.
  
   С ним Ноеминь, жена из наших.
   Сыны, Махлон и Хилеон,
   Свекровью сделали мамашу,
   Папашу огорчили страшно,
   Из моавиток взяв двух жён
  
   Офру и Руфь. У Ноемини
   По роду высшей пробы кость
   Еврейских чистокровных линий...
   Семейству жить бы без уныний,
   Но как-то всё не задалось.
  
   Сперва Елимелех скончался.
   Прошло каких-то десять лет,
   Как вестник смерти вновь примчался,
   И оба сына в одночасье
   К отцу отправились вослед.
  
   У женщины в краю изгнанья,
   Уж за какие там грехи,
   Всё отняла судьба-пиранья,
   Остались лишь воспоминанья
   Да две несчастные снохи
  
   И те бездетные пустышки,
   Не разомкнул им чрево Бог.
   Кому-то Он даёт излишки,
   А здесь на нижние манишки
   Амбарный нацепил замок.
  
   (Когда же дуры чуть не в принцип
   Бездетность возвести хотят,
   С позиций антифеминиста:
   Отказ от материнства - свинство,
   А не свобода от дитя.
  
   Проверено неоднократно,
   Жизнь без ребёнка - просто флирт,
   А годы не вернуть обратно...
   Что совершенно непонятно
   Для наших дурочек чайлд-фри).
  
   Пришли из Иудеи вести:
   Бог не оставил свой народ
   И пайку хлеба грамм на двести
   С баландою пустою вместе
   Уж никому не выдаёт.
  
   Забылся голод, словно не был.
   Вновь молоко течёт и мёд
   В краю, где всем в достатке хлеба.
   Склонился вниз ячменный стебель,
   Но до земли не достаёт.
  
   С чужих предместий Моавитских
   В свой Вифлеем идёт свекровь,
   С ней две снохи, по горю близких,
   Иссохшие, как две редиски
   На грядке, где растёт морковь.
  
   Им Ноеминь тогда сказала:
   "Назад в дом матери своей
   Идите каждая. Немало
   Вас жизнь со мною потрепала.
   Вы лучших заслужили дней.
  
   Как поступали вы с мужьями,
   Умершими в единый час,
   И что меня не обижали,
   Забудет наш Господь едва ли
   И милостью отметит вас.
  
   Пристанище своё найдёте
   Вы в доме мужа. То не плюс
   Под одиночества жить гнётом.
   Не выть вам на луну койотом...
   А я за это помолюсь".
  
   Сказала и поцеловала
   Свекровушка Офру и Руфь.
   А горе душу разрывало,
   Как алкоголик одеяло
   В медвытрезвителе к утру.
  
   Моавитянкам двум посильно
   Свекровь хотела угодить,
   Помочь устроиться не пыльно.
   Но снохи-феминистки взвыли
   И отказались уходить.
  
   "Нет, мы останемся с тобою,
   К народу твоему уйдём,
   И даже если мы изгои,
   Без мужних ласк и всё такое -
   С тобою мы не пропадём".
  
   "Что вам во мне? Пустое чрево
   Не сможет вам мужей родить.
   По целомудрию я дева,
   С той разницею, что налево
   Меня уже не совратить.
  
   Когда же чудо нам не лишне
   И от проклятия чайлд-фри
   Меня освободит Всевышний,
   Чтоб за сынов вы замуж вышли -
   Ваш век свечою догорит,
  
   Вы с ним состаритесь на пару.
   От долгих ожиданий плоть
   Пустою сделается тарой.
   За девяносто только Сарру
   Ребёнком наградил Господь.
  
   Мне внуков с вами не дождаться.
   Не скрутишь годы, как в кино,
   И фаршу вновь не выйти мясом.
   Так роду моему подняться
   Чрез вас, похоже, не дано.
  
   Нет, дочери мои, не нужно
   Со мной нести мой тяжкий крест,
   До грыжи пыжиться натужно.
   В родном краю сыщите мужа
   И с ним нагуливайте вес,
  
   Детей избраннику плодите
   И не грустите, что малец
   Уа не скажет на иврите,
   Когда один наш прародитель
   От Хама будет ваш отец.
  
   А потому мои дочурки
   В родительский вернитесь дом,
   Идите замуж хоть за турка".
   (Прожить с законченным придурком
   Возможно, но с большим трудом.
  
   Не варят с дураками пиво,
   А в остальном запретов нет.
   Казалось бы, какое диво
   Рожать детей и быть счастливой?
   Но свой у дурочек секрет -
  
   Глазниц распахнутые ставни
   Глубины тёмные таят...
   Взглянув в те дыры мирозданья,
   Себя я женщиной представил
   И понял, им я не судья.
  
   Страстей возвышенных и низких
   Какой гибрид у них внутри?
   Одно понятно атеисту,
   Что от движений феминисток
   Родятся разве что чайлд-фри.)
  
   Но возвратимся мы к предмету,
   К разлуке, к горю, наконец,
   Двух вдов несчастных и бездетных
   И сохраним при всём при этом,
   Что донёсти хотел мудрец.
  
   Одна из снох (хоть не пройдоха,
   А женщина в расцвете лет),
   Чтоб не оставаться одинокой,
   Отправилась с тяжелым вздохом
   Свекрови выполнить совет.
  
   Собрав убогие пожитки
   В родные двинулась поля
   При материнской жить кибитке...
   Зачем какой-то моавитке
   Обетованная земля,
  
   Где обитают мор и голод,
   В полях лютует суховей,
   Война сжирает всех, как Молох,
   И тяжкий интифады молот
   Евреев бьёт по голове?
  
   Хоть нелегко ей дался выбор,
   Зов победил родной земли.
   А как здесь поступили вы бы?
   Кукушкой на подворье выли б
   Или к своим рыдать ушли?
  
   Лишь Руфь в сомненьях не металась,
   Хоть Ноеминь твердила ей:
   "Вернись домой". А Руфь осталась
   И в откровении призналась -
   Свекровь ей матери родней:
  
   "Неблагодарною скотиной
   Ты быть меня не принуждай,
   Не подставляй кинжалу спину.
   Тебя я в горе не покину,
   С тобой уйду в далёкий край.
  
   Твой Бог единый - мой отныне,
   Впредь буду жить Его любя.
   Господь нас вместе не отринет.
   Милее горечь мне полыни,
   Чем сладость дыни без тебя.
  
   Народ твой избранный народом
   Своим я объявляю впредь.
   С ним разделю его невзгоды,
   С тобой умру и через годы
   В одной оградке будем тлеть".
  
   Возможно, у ацтеков, майи
   Высокопарные стихи
   Туземцев глубже пронимали,
   Но древний мир знавал едва ли
   Верней и преданней снохи.
  
   Увидев чистоту кристалла
   И твёрдости запасы в нём,
   Свекровь сноху к груди прижала
   И отговаривать не стала
   Свой тяжкий крест нести вдвоём.
  
   Шли буднями и выходными
   Две женщины, презрев хулу.
   Прошли они с две сотни мили
   И Вифлеем родной пред ними
   Ворота настежь распахнул.
  
   Закончились вдовы лишенья...
   Услышав про прибывших весть,
   Весь городок пришёл в движенье:
   Ужели то не наважденье,
   А Ноеминь пред ними здесь.
  
   Приятная, по переводу,
   Звучало слово Ноеминь.
   И стихоплёты из народа
   Ей мыли кости как породу,
   Зарифмовав её с "Аминь!".
  
   В скитальческом своём обличье
   Сказала всем крутая мисс:
   "Приятной слыть мне неприлично.
   Зовите меня Марой нынче,
   Что горькая имеет смысл.
  
   Вернулась я в свои пенаты
   Без мужа, сыновей. Полынь -
   Моя судьба, да пол покатый.
   С такою горечью утраты
   Какая вам я Ноаминь?"
  
   (Алёша Пешков с доли горькой
   Грустил и выбрал псевдоним.
   Максимом он назвался Горьким.
   Судьбе он предъявил упрёки
   По полной, ведь не зря ж Максим.
  
   Жил со шпионкой-психопаткой
   На Капри, ей дарил жасмин.
   От жизни, видимо, несладкой
   Он всё записывал в тетрадку).
   А что же наша Ноаминь?
  
   Ушла из города с достатком,
   А возвратилась с узелком.
   Вернувшись в Вифлеем до хаты
   По мужу с человеком знатным
   Ей было вспоминать о ком.
  
   Ей долю, что не заслужила,
   Пора на лучшую менять -
   Так рассудили старожилы...
   А дело всё происходило
   В начале жатвы ячменя.
  
   ГЛАВА 2
  
   Дальше пошло-поехало,
   Сладилось всё, срослось.
   Рода Елимелехова,
   Имя его Вооз,
  
   У Ноемини родственник
   Был тогда. В те года,
   Женщину если бросили -
   Не избежать стыда.
  
   Женское горе трогало
   Аж до печёнок встарь,
   Если жена от Бога та,
   А не раба Агарь.
  
   Как там судьба ни сложится,
   Слово жены - закон.
   Даже с дитём наложницу
   Выгнать возможно вон,
  
   Переселить в гостиницу
   К азерам и клопам
   Или в пустыню вывести,
   Как сделал Авраам.
  
   Мелочь, дела житейские...
   (Крепкие, как трамвай,
   Семьи у нас еврейские,
   Чем их ни разбивай.
  
   Связи для них внебрачные,
   Что для страны дефолт,
   Сцепкой вагонной схвачены
   Катят в своё депо.
  
   Лучше под напряжением
   В тысячу киловольт
   Жить, чем прервать движение
   И допустить развод.
  
   Семьи неразбиенные -
   Лучший страны успех.
   Правило это древнее
   Переживёт нас всех.
  
   Наши евреи первыми
   Этот закон блюдут,
   Им потому и передан
   Весь валовой продукт.
  
   В нашем краю простуженном
   Миллиардеру рай,
   Но о разводе с суженной
   Даже не помышляй.
  
   Где юдофоб из вредности
   Аж извертелся весь,
   Там для еврейской верности
   Все основанья есть.
  
   Древних законов держится
   Крепкий наш олигарх.
   Пентюхом не нарежется
   Потц при больших деньгах.
  
   С новою секретаршею
   Спустит хоть миллион,
   Но с табуреткой крашеной
   Брак не расторгнет он.
  
   Разве что с Абрамовичем
   Вышел у нас облом.
   Рома супругу к родичам
   Выставил сапогом,
  
   В чуме своём расслабился
   От неотложных дел,
   С Прохоровым обабился,
   С чукчами обалдел,
  
   С властью распутной спутался
   И обрусел в момент.
   Может, общенье с Путиным
   Свой наложило след.
  
   Путин наш в репутации
   С Ромой не падал вниз.
   Сам нахожусь в прострации:
   Кто из них талмудист?
  
   Но на плетень законника
   Не наведу я тень.
   Нравственнее полковника
   Не было по сей день.
  
   Так о стране печётся он,
   Как о семье своей.
   Даже спросить мне хочется:
   Кто же из них еврей?
  
   Впрочем, не это трогает.
   Главное - что дружны.
   Их отношенья добрые
   Очень стране нужны.
  
   В мире страстей завистливом
   Всякий соврать горазд.
   Только одна статистика
   Цифрой поддержит нас.
  
   Нищими дабы дурнями
   Нам не плестись в конце,
   В средней зарплаты уровень
   Внёс Рома свой процент.
  
   Деньги его взять с прочими,
   Кто получает шиш -
   Славно живут рабочие,
   Жаль, на бумаге лишь.
  
   Радоваться хочется
   Мне за друзей сполна,
   Ведь для ребят песочницей
   Выдалась вся страна.
  
   В шалостях состязаются
   С Думскою детворой,
   Вместе в песок играются,
   В кварцевый, в золотой.
  
   Рыжие, конопатые
   Лезут за нефтью вниз,
   Машут своей лопатою...
   Дедушка, берегись.
  
   В лести поднаторевшие,
   Скромные до поры,
   С прочими озверевшими
   Метят в "Царя горы".
  
   Видно порой не слишком нам,
   Кто там на ком верхом -
   Вовочка со сберкнижкою,
   Рома ли с кошельком?
  
   Спорят пусть аналитики,
   Кто у кого в силке.
   Мне ж от большой политики -
   Лучше быть вдалеке
  
   Там, где под чьи-то чаянья
   Друг не заводит шурф.
   В Библии не случайно ведь
   Книгу назвали Руфь,
  
   Именем женским. Преданность -
   Смысл я б в него вложил,
   Кабы в еврейской древности
   Я толмачом служил.)
  
   С матушки позволения,
   С голода, не с тоски
   Руфь за благоволением
   Вышла по колоски.
  
   Несколько неуверенно
   Шла позади жнецов,
   Дабы от их намерений
   Прятать своё лицо.
  
   В поле повозка съехала.
   То господин Вооз
   Рода Елимелехова
   Прибыл на свой покос.
  
   В поле увидев женщину,
   Крепкий ядрёный зад,
   Выдал слуге затрещину,
   Что, дескать, за разврат.
  
   Не добавляет талия
   Женская сил в страду.
   Служка, к жнецам приставленный,
   Выступил на редут
  
   И на вопрос двусмысленный -
   Женщина эта чья? -
   Быстро сказал, как выстрелил,
   А не телком мычал:
  
   "Не для мужского стимула
   Женщина эта здесь,
   Что с Ноеминью прибыла
   Из Моавитских мест.
  
   Между снопами бедная
   Трудится под жарой,
   Тем, что найдёт, обедает
   И не спешит домой".
  
   Добрым был и доверчивым
   Латифундист Вооз,
   В поле заставши женщину
   Не накрутил ей хвост,
  
   Не оскорбил причастием,
   Взглядом не опалил,
   А поддержал несчастную,
   Словом, благоволил
  
   К женщине в её бедствиях.
   С тайным огнём в груди
   К ней подошёл с приветствием:
   "С поля не уходи
  
   Ты на другие вотчины,
   Здесь обрети уют.
   Пей то, что пьют рабочие.
   Мало? Ещё нальют.
  
   Тем, что предложат стражники,
   Жар утоли в груди.
   Только водой из скважины
   Бронхи не застуди.
  
   Поле моё не малое,
   Хватит в нём колосков.
   Слуги мои не балуют.
   Что про иных жнецов -
  
   Если какой, хоть исподволь,
   Тронет твою бадью,
   Буду лечить неистово,
   Щупальца отобью".
  
   Руфь тем словам-признаниям
   Рада была внимать,
   Много плохого ранее
   Ей довелось узнать.
  
   Пала на лице (полностью
   Не представляю как)
   Руфь, изогнувшись в поясе,
   И говорила так:
  
   "В ваших глазах изволила
   Милость я обрести.
   Жизнь меня обездолила,
   Чтобы потом спасти.
  
   Жалкой вдовой отверженной
   Вышла на ваш покос,
   Я лишь простая беженка,
   Вы же хозяин, босс.
  
   Ваша ко мне привязанность
   Плещет через края.
   Чем буду вам обязана,
   Ведь чужеземка я?"
  
   Происхожденье тёмное
   Путь оборвёт наверх,
   Мерзость оно огромное,
   Но не смертельный грех.
  
   Женщину благолепие
   Выделит из подруг,
   Если её приметили
   И оценили вдруг.
  
   Лучшие её качества
   Ярче любых чернил
   Жизнь перепишут начисто,
   Кто б её ни родил.
  
   Люди, в графу рождения
   Зря свой не суйте нос,
   Бросьте предубеждения,
   Как поступил Вооз.
  
   "Всё про тебя мне сказано,
   Руфь, дочь иных кровей.
   К Богу твоя привязанность
   Уз родовых сильней.
  
   Маму и папу бросила
   Ты у родимых вод
   И за свекровью босая
   В наш подалась народ.
  
   Знала о нём ты мало что
   Третьего ещё дня..."
   (Жестоковыйный, взбалмошный -
   В памяти у меня
  
   С Книг предыдущих вертится,
   То великан, то гном.
   В избранность его верится
   С очень большим трудом.
  
   Впрочем, иного мнения
   Был о своих Вооз.
   Поле, рабы, имение -
   Сладко ему жилось,
  
   Как на Руси помещику,
   Божья на ком печать.
   Здесь появилась женщина,
   Вроде бы как ничья.)
  
   Именем Бога помощи
   Ей посулил Вооз.
   На благородном поприще
   Выдался сей курьёз.
  
   "Ради свекрови кинула
   Мать ты родную, дщерь,
   Славы, досель невиданной,
   Будет тебе теперь.
  
   Небом тебе положено
   Лучшей прослыть снохой.
   Впредь под крылами Божьими
   Ты обретёшь покой.
  
   (Издалека красавицу
   Сын приведёт в народ -
   Это не возбраняется...
   Ну, как наоборот?
  
   Если еврейку мацает,
   Мягко сказать, чужак,
   Статус её для нации
   Вырастит или как?
  
   За предков не ответствует
   Сын, а тем паче дочь.
   Всех Израиль приветствует,
   Нашим спешит помочь.
  
   Стыд на отца гулящего
   Можно свалить сполна,
   Папу ведь настоящего
   Знает лишь мать родна.
  
   Жить не захочешь в Марьино -
   Выправи за рубли
   Национальность матери
   И в Тель-Авив вали.)
  
   "Мой господин, век в радости
   Мне пред тобою быть,
   Я ведь не стою малости
   Прочих твоих рабынь.
  
   Сердце моё утешил ты" -
   Молвила Руфь в ответ.
   Бросили жатву спешно все,
   И наступил обед.
  
   К женщине той по-всякому
   Благоволил Вооз:
   "Сядь с нами, хлеб обмакивай
   В уксус... На мой покос
  
   Ты приходи, прекрасная,
   Между снопов бродить.
   Вам же - жнецам наказывал -
   Женщине не вредить,
  
   Ей от снопов откидывать.
   Пусть подбирает, ест.
   А за слова обидные
   Выпорю под оркестр
  
   Иль, как в кино, с фанфарами
   Вам за неё греметь,
   Если хоть слово бранное
   Здесь я услышу впредь".
  
   Двадцать пять раз упрашивать
   Руфь тогда не пришлось,
   Где общий стол, у краешка
   Елось ей и пилось
  
   То, чем жнецы обедали -
   Манна, перепела.
   Ела от пуза бедная,
   Даже с собой взяла.
  
   В поле весь день упорная
   Шлялась она с ведром,
   Вымолотив, что собрано,
   Выдано от щедрот.
  
   Около ефы вышло ей
   Там ячменя за так.
   Это по меркам нынешним
   Будет с большой рюкзак.
  
   Руфь до свекрови мазанки
   С этим пришла домой,
   Вынула из-за пазухи
   Что принесла с собой -
  
   "Ешь - говорит свекровушке,
   Чудо здесь наяву -
   Добрые люди корочкой
   Не обнесли вдову".
  
   "Где эти люди добрые,
   Кто они, как зовут,
   Если зерна отборного
   Выдали целый пуд?
  
   Еле дошла, вся потная...
   Щедрый такой еврей
   Тот, на кого работала,
   Чьих будет он кровей?
  
   В дни выходные, будние,
   В хлопотах и вне дел
   Благословенен будет он
   Тем, что тебя призрел".
  
   Руфь, внешне беззаботная,
   Молвит: "Вопрос не прост.
   Тот, у кого работала,
   Имя его Вооз.
  
   Рядом с его служанками
   В дни его жатвы быть
   Он наказал мне, палками
   Всех обещался бить,
  
   Кто хоть словечко бранное
   Бросит в мой адрес, знать,
   Где-то узнал заранее,
   Что мне свекровь как мать.
  
   "Благословен от Господа
   Тот человек, аминь,
   Не заболеет оспою -
   Молвила Ноеминь -
  
   Не убоится порчи он,
   Преодолеет сглаз,
   Если в страду рабочую
   Думает он о нас.
  
   Господа глаз намётанный.
   Богу Вооз тем мил,
   Что ни живых, ни мёртвых он
   Милости не лишил.
  
   Тот человек наш родственник,
   Сват или кум... А хмырь,
   Кто пред роднёю рот кривит -
   Чирей в паху, волдырь.
  
   Не из таких наш свойственник.
   Всё у вас впереди,
   Но в положенье двойственном
   Ты при нём походи
  
   И на его лежанку, дочь,
   Глаз не клади пока,
   В поле с его служанками
   Кланяйся колоскам.
  
   Здесь хоть без оскорбления,
   Как на полях других...
   Бедное поколение,
   Бог ему помоги..."
  
   Позже мужи в изгнании
   Им воздадут сполна,
   Книгою Руфь в Писании
   Их занесут в Аннал.
  
   (То, что без ы написано
   Слово анналы здесь,
   Сделано мной осмысленно -
   Чтобы в размер залезть.)
  
   Завтра приблизить хочется.
   Руфь лучших дней ждала,
   Жатва доколь не кончилась
   У Ноеминь жила.
   Глава 3
  
   Ноеминь сказала Руфи: "Дочь моя, пора
   (Очень мягко намекнула выйти со двора)
   Поискать пристанищ к ночи, где бы хорошо
   Тебе было... (А короче чтоб - процесс пошёл).
  
   Сродник наш благоговеет по тебе весь день.
   В эту ночь он точно веет на гумне ячмень.
   Его слуги и служанки нам теперь друзья.
   Если помнишь, про лежанку намекала я.
  
   Так умойся и помажься, лучшее надень.
   (Нечего чувырлой страшной подпирать плетень).
   Отправляйся ты к Воозу прямо на гумно
   (Среди прочих при обозе ошивайся), но
  
   Есть не кончит он доколе, пить не прекратит,
   Подходить к нему не стоит (портить аппетит),
   На глаза не попадайся ты в недобрый час
   (Он свирепее чем Тайсон, пока не поддаст).
  
   Лишь когда Вооз наевшись, ляжет на ночлег,
   Ты узнай тогда то место, тихо без помех
   В ноги ты к нему приляжешь (где-то у ступни)
   Под его край одеяла (случаем не пни).
  
   Он потом, что дальше делать, тебе скажет сам
   (В темноте нащупав тело трепетной мадам)".
   Руфь не против, а напротив не сдержала стон -
   "Слово матушки-свекрови для меня закон.
  
   Всё свершу, что про Вооза ты прикажешь мне..." -
   И уже считает звёзды на его гумне.
   Тот наелся и напился (в крошках борода)
   И довольный завалился спать подле скирда.
  
   Женщина легла тихонько. У его икры
   Притулилась Руфь, легонько ноги приоткрыв.
   Барин, намотавшись за день, спал без задних ног,
   При скирде как бомж вокзальный на ветру продрог.
  
   В полночь содрогнулся телом, приподнялся и
   (Вылупился с удивленьем на свои ступни),
   Женщина под покрывалом у него в ногах.
   (Страсть в груди заклокотала, он её прогнал).
  
   С неожиданности - кто ты? - ей сказал Вооз
   (Знать, спросонья идиотский задал тот вопрос.
   Ещё в поле, лишь увидел, он на Руфь запал,
   Здесь же приструнил либидо, вроде не узнал.
  
   Приходи-ка, мать, с рассветом я тебя приму...)
   "Руфь я - женщина на это говорит ему -
   Я раба твоя, (которых у тебя с табун),
   Так простри своё крыло ты на твою рабу.
  
   Не лиши еды и крова (словом, не отринь),
   Родственник мой по свекрови славной Ноеминь".
   "Дочь моя! Благословенна за свои дела
   Ты от Бога и от неба, лучше не могла
  
   Сделать чем сейчас сумела - не пошла искать
   Ни богатых ты, ни бедных средь молодняка.
   Избежишь судьбы жестокой. У любых ворот,
   Что ваш пол не без порока, знает мой народ.
  
   Сажей хоть кого измажет. Про тебя ж молва
   Слова бранного не скажет, хоть ты и вдова.
   Добродетельней и чище, прочим всем в пример,
   На семи ветрах не сыщет лучший фокстерьер.
  
   При Израиля народе твой напрасен страх -
   Спать тебе не на проходе, не в чужих ногах.
   Родственник тебе я вроде, дальняя родня.
   Здесь иной найдётся сродник, ближе он меня.
  
   Ночь переночуй, а завтра примет без препон
   Он тебя. Жить без разврата нам велит закон.
   Если от супруги злющей жить в его дому
   Тебе будет несподручно - я тебя приму
  
   (И свекровь твою впридачу)... Истинно, стократ
   Жив Господь! - а это значит, спи, дочь, до утра".
   С таких слов уснёшь, пожалуй, скверные дела.
   Руфь у ног его дрожала, ночь так провела,
  
   А под утро, много прежде чем пришёл рассвет,
   Она встала без надежды... Завернувшись в плед,
   Говорил Вооз ей мудрый: "Дочь, пока темно,
   Не нужны нам пересуды, ты оставь гумно.
  
   Ночью женщина была здесь, знать всем - дурной тон
   (В общем так - сотрись как ластик, здесь вам не притон).
   Хоть не близкая, а всё же мы с тобой родня.
   Не идти ж тебе порожней утром от меня,
  
   Верхнюю подай одежду, подержи-ка, дочь..." -
   Ячменя шесть мер небрежно отвалил за ночь...
   Ноеминь в дверях встречает Руфь, свою сноху.
   Ячменя та высыпает целую доху,
  
   Рассказала с миной кислой правду всю, как есть,
   Как Вооз не покусился на девичью честь.
   Донесла свекрови точно Руфь тот беспредел,
   Как Вооз в соломе ночью ей не овладел.
  
   Та в ответ: "Ещё не вечер, подожди-ка, дочь.
   Гонор мужика не вечен, самому невмочь.
   А наш родственник достойный, если что решит,
   Не останется в покое, дел не завершив.
  
   Предрассудки прочь отставит, взяв конфет кило,
   Он войдёт к тебе с цветами всем Ездрам назло.
   Запретят жрецы нам мацать дев кровей иных,
   А Вооз им кукиш с маслом и рукой под дых...
  
   (Бог прислал на землю свитки, Книгу жрец верстал,
   Хронологии событий соблюдать не стал.
   До левитов духовенства царь Мелхиседек
   Сан носил Первосвященство. Словно с неба снег
  
   Он возник в подобном чине... В Книге Моисей
   Описал свою кончину с ленты новостей.
   Тем, кто позже вставил вставку, Руфь им как своя...
   Но в еврейские поправки лезть не стану я.)
  
   Глава 4
  
   Вышел Вооз к воротам,
   С целью, не просто так -
   Не пропустить того, кто
   Был по родне свояк.
  
   Как на ловца курьёзно
   С чащи выходит лось,
   Так и теперь с Воозом -
   Всё у него срослось.
  
   Родственник появился,
   Свойственник Ноеминь,
   Надо же так случиться -
   Десять старейшин с ним,
  
   Кто в той округе рулят...
   Латифундист спешит
   О проживанье Руфи
   Важный вопрос решить
  
   Быстро и легитимно.
   Начал издалека.
   (То, что вопрос интимный,
   Ясно для дурака).
  
   Перед большим собраньем
   Суть изложил Вооз:
   "К нам Ноеминь с изгнанья.
   Много ей довелось
  
   Горя хлебнуть из фляжки.
   Бог к беглецам суров.
   Выпал ей жребий тяжкий -
   Похоронить сынов.
  
   Стоило ей приехать
   В край наш на ПМЖ,
   Полем Елимелеха
   Выправить свой бюджет
  
   Вздумалось Ноемини.
   Елимелех брат ей,
   Наших они фамилий,
   С нами одних кровей.
  
   Выкупить это поле,
   Наш родовой удел,
   Тем лишь закон позволит,
   Кто ближе всех в родне
  
   К ней да к снохе по сыну
   С видами на жильё,
   Часть родового тына
   В собственности её.
  
   Так что при всех сидящих
   Слово, свояк, держи,
   Выкупи в настоящем
   Что им принадлежит,
  
   Если, конечно, хочешь.
   (Можешь, читай меж строк.
   Вдруг тот свояк рабочий,
   А не бабла мешок?)
  
   А не захочешь с риском
   Выкупить те поля,
   Так за тобой по списке
   Следующий лишь я".
  
   "У Ноеминь делянку
   Всю я готов купить,
   А вот с Моавитянкой
   Нечего мне делить" -
  
   Так говорил отпетый
   Наци, фашист, скинхед,
   В Книге ему за это
   Имени даже нет.
  
   Это не первый случай.
   В Библии человек,
   Кто не жрецу попутчик,
   Попросту имярек.
  
   Восстановить чтоб имя
   Умерших в том роду
   Отпрысков Ноемини -
   Речь даже не веду.
  
   Ведь по всем их законам,
   Род чтобы не прервать,
   Руфь ту беспрекословно
   В жёны пришлось бы брать
  
   Этому юдофилу.
   (Я заступлюсь за снох -
   Чтоб ему пусто было....
   Если один не смог,
  
   Должен другой в отчизне
   Чашу испить до дна,
   Ношу нести по жизни,
   Что не понёс Онан.
  
   Тем, кто о нём не слышал,
   Я скажу пару слов:
   К типам таким Всевышний
   В Книге весьма суров.
  
   Если до срока кони
   Двинет еврей от бед,
   Жён от братьёв покойных
   Деверь берёт себе.
  
   На родовой обычай
   Крепко забил Онан,
   И поступил цинично
   С женщиной тот пацан.
  
   Может, была вдова та
   Весом, что твой кабан -
   Не захотел в кровать к ней
   Прыгать тот мастурбант.
  
   Семя слил вертикально.
   Прочих претензий нет...
   Здесь же национальный
   Видится мне аспект.
  
   Род длить с Моавитянкой
   Не захотел масон.
   Видеть женой армянку
   Турку как страшный сон...)
  
   Прежде обычай в сделке
   У Израиля был:
   Чтобы кто плавал мелко
   В сторону не свинтил
  
   На форс-мажор сославшись,
   Реверс врубить не мог,
   Слово согласья давший
   Свой отдавал сапог.
  
   Не назначались стрелки
   В те времена тогда,
   А провалилась сделка -
   Прыгай без сапога.
  
   (Если у нас в деревне
   Кто-то кого надул,
   В пику евреям древним
   Мы говорим: обул.)
  
   Родственник, тот что ближе
   Был к Ноеминь в родстве,
   Явно был третьим лишним
   В будущем сватовстве.
  
   Он так сказал Воозу:
   "Женщине пособить
   Рад я. Где овцы, козы,
   Поле могу купить,
  
   Но жить с Моавитянкой
   Мне - что сломать хребет.
   Руфь, брат, с её делянкой
   Ты покупай себе.
  
   То, что другим почётно,
   Мне - головная боль.
   Род можешь длить хоть с чёртом,
   Ну, а меня уволь...".
  
   Снял свой сапог - обычай
   Он соблюдал и чтил,
   Родственнику публично
   Грязный сапог вручил,
  
   Новые одел туфли
   (Не босиком же быть),
   Счастью Вооза с Руфью
   Не захотел вредить.
  
   Елимелеха склоны,
   Пять Хилеона вилл,
   Руфь, как жену Махлона,
   Латифундист купил,
  
   Словно Иаков с Лией,
   С выкупленной женой
   Жить, да ещё с Рахилью,
   С женщиной молодой.
  
   Если мужчина сильный
   И при деньгах больших,
   Род плодить Израиля -
   В этом особый шик.
  
   Зная про их поместья,
   Все им желали вслух,
   Чтоб дом, как дом Фареса
   Полон был яств и слуг.
  
   (Был тот сынком Иуды,
   Вёл от Фамари род.
   Маму за блуд прилюдно
   Чуть не спалил народ.
  
   Первым из всех папаша
   Сжечь её был готов.
   За двух при ней увядших
   Мёртвых своих сынов.
  
   Ир, первый сын Иуды,
   Долго не прожил с ней,
   Якобы от простуды
   Умер в один из дней.
  
   С женщиной той зловещей
   Род длить Онан стал.
   Бог за такие вещи
   Быстро его прибрал.
  
   Вместо сынка папаша
   Сам тогда семя слил.
   Правда, к блуднице падшей
   Он не за тем ходил.
  
   Скрыла обличье дева,
   Ночью надев парик,
   Иначе б от той стервы
   Пулей летел старик.
  
   Позже в суде по трости,
   Что предъявила мать,
   Вынужден был отцовство
   Он на себя принять.
  
   С сыном обстряпав дело,
   А ведь могла сгореть,
   Больше Иуду к телу
   Не допустила впредь
  
   Эта Фамарь. Ждать чуда
   Нечего наперёд.
   Вместо сынов Иуда
   Лично продолжил род.
  
   Так и Вооз. Младенца
   Дал им Господь, аминь!
   Радовались все вместе,
   Больше всех Ноеминь.
  
   Внука она ласкала,
   В праздничной кутерьме
   Радостью всех достала,
   Как Первомай в тюрьме.
  
   Рос мальчик миловидным,
   Звали его Овид.
   Дедом царя Давида.
   Стать ему предстоит.
  
  
  
   ВМЕСТО ЭПИЛОГА
  
  
   В стремлении неистребимом,
   Как объяснить Россия-мать,
   Твои народы-побратимы
   Идут друг друга убивать?
  
   Да что народы, мать-Рассея?
   Брат брату метится в висок.
   Стравить их было потруднее
   Чем просто Запад и Восток.
  
   Россия, Римская волчица,
   Всех кормишь испокон веков.
   Кровь Каина-братоубийцы
   Сочится из твоих сосков
  
   И в душах порождает зависть,
   А в изобилии садов
   Росинку впитывает завязь
   Запретных будущих плодов.
  
   Цвет яблонь тихо облетает.
   Сомненья порождают грусть -
   В чём ипостась твоя святая,
   Во истину Святая Русь?
  
   Народ совсем особой масти
   Вскормила ты, признав своим.
   Он рвёт сосцы твои на части,
   Неисправимый пилигрим,
  
   Как ртуть отравленный движеньем,
   Сегодня там, а завтра здесь,
   Ему Россия - наважденье,
   Не для него Благая весть,
  
   Жизнь вечную не принимая,
   Любить торопится и жить,
   Природной сметкой понимая -
   Бессмертье нужно заслужить.
  
   Священным таинством Корана
   Помеченный не на челе,
   Он ищет край обетованный
   Не в небесах, а на земле
  
   Пусть не Корана, а Талмуда...
   Но я научен уважать
   Чужую веру и не буду
   Талмуд с Иудой рифмовать.
  
   Мы все, Россия, твои дети.
   Но климат здесь иной совсем
   Чем предначертанный в Завете
   Народу, прущему в Эдем.
  
   На шарике так стало тесно
   Вблизи желанных берегов,
   И где найти такое место,
   Чтоб без арабов и хохлов?
  
   Вот он и мается простудой
   На отмороженной Руси,
   Пьёт чай из дорогой посуды
   И молит Бога: Упаси
  
   Меня от сверок и ревизий,
   Что кровью нажито, спаси,
   От неизбежных катаклизмов
   Дай Бог мне ноги унести...
  
   Держа народ свой на прицеле,
   Господь спасёт в который раз,
   Прочь уведёт к заветной цели,
   Где наш Макар телят не пас.
  
   В Эдем доставит всех с поклажей.
   Бог ключ от рая вставит в дверь,
   Через плечо с досадой скажет:
   Ну что, довольны вы теперь?
  
   А мы без вас с тоски, с досады
   Смиримся с участью вдовы,
   И загрустит у палисада
   Трехглавый змей без головы.
  
   Свист, улюлюканье и вопли
   Вслед не утихнут сотни лет.
   Юродивый распустит сопли
   И ужаснётся, что вас нет.
  
   Но с прежней силой возродится
   Народа нового скулёж...
   Россия - вечная волчица,
   Кого взрастишь ты и сожрёшь?
  
   ***
  
   Время, рядом проходящее,
   Под твоим скользящим взглядом
   Увядает преходящее.
   Матерь Божия, скорбящая,
   На кой ляд все это надо?
  
   Пятикнижье Моисеево,
   Поучительные судьбы,
   Что разумного посеяли,
   Не убили, не развеяли
   Твои деятели-судьи?
  
   Ждать спешат тысячелетия
   Освящённые заветом.
   Искушённые бессмертием,
   Чем вы жизнь людскую смерите?
   Чем ответите за это?
  
   Похоть евнуха бесполого
   Не умеришь телом голым.
   В скорлупу не спрячешь голову -
   Пустоту заполнит олово
   Под желточным ореолом.
  
   Скипетр, трон и семя сучее,
   Царедворец и калека,
   Преклоненье и падучая -
   Всё, похоже, дело случая -
   Не от мира, но от века.
  
   Ты же, тварь сиюминутная,
   Разорвать сумей оковы,
   Силы скрытые подспудные,
   Осужденью неподсудные,
   Воплоти в живое слово.
  
   Светом вечного учения
   Упаси чело от тлена.
   Времени прервав течение,
   Отыщи своё спасение
   От обыденности плена.
  
   От судьбы, твоей избранницы
   Конный не беги, ни пеший.
   Люди скажут: С него станется...
   В память о тебе останется
   След кометы догоревшей.
  
   Разомкнув земли объятия,
   В небо вперившись с разгона,
   Тверди свод подправишь вмятиной
   И пришпилишься к распятию
   Звездочкой на небосклоне.
  
   Слава - бремя преходящее.
   Одиночество. Награда -
   Ангелов глаза горящие.
   Матерь Божия, скорбящая,
   На кой ляд все это надо?
  
   ***
  
   Не умею я жить в этом мире для счастья открытом,
   Где весь смысл бытия посвящён непрестанной борьбе,
   Где наградой покой, и судьба свой обрюзгший, избитый
   Лик довольства и сытости вдруг обращает к тебе.
  
   Сколько радости детской прижаться лицом к этой роже,
   Чьи румяна скрывают любовные ласки невежд
   На обманом и жадностью стянутой старческой коже,
   Погребённой в морщинах пустых и изжитых надежд.
  
   Не хочу как своё принимать я чужое уродство,
   Признавая единой семьи нерушимой родство,
   Чувством долга, как скальпелем тихого мирного скотства,
   Оскопить без того уж больное моё естество.
  
   Для души нараспашку всегда подберут здесь ливрею
   И натянут на совесть, похлопывая по плечу.
   В этом мире, открытом для счастья, я жить не умею,
   И учиться на старости лет не хочу.
  
   ***
  
   Облетели лепесточки
   На "творения венце",
   Круг друзей стянулся в точку,
   Что поставлена в конце
  
   Жизни прожитой. На лицах
   Скорбь, сменившая испуг...
   Суждено чему случиться
   Происходит как-то вдруг.
  
   Шли со временем мы в ногу,
   Вдаль глядели, а теперь
   Привыкаем понемногу
   К неизбежности потерь.
  
   Разделяем чьё-то горе
   О потере дорогих...
   Очень может быть, что вскоре
   Потеряют нас самих.
  
   Человек ушёл приличный
   Иль бандит во цвете лет -
   Для материи первичной
   Разницы особой нет.
  
   Для неё мы просто глина,
   Окроплённая с небес,
   Именем Отца и Сына
   Нагулявшая свой вес.
  
   В злобе бранью обиходной
   Осквернившие уста,
   Жили как - так и уходим
   Без прощенья и креста.
  
   Сорок дней отбив баклуши,
   Покидая этот свет,
   Отлетают кверху души
   Пред Творцом держать ответ.
  
   Сотворивший нас Создатель
   По подобью своему
   Выронит из рук свой шпатель,
   Как узнает, что к чему.
  
   Разразится гневом шумным,
   Ниспошлет то смерч, то СПИД,
   Как дитятей неразумных
   Нас накажет и простит,
  
   Или сплюнет. В одночасье
   Узаконит беспредел
   И отбудет восвояси
   Для иных, покруче, дел.
  
   Расползёмся по притонам
   С бандюками и с жульём
   Жить по воровским законам...
   Мы и так по ним живём.
  
   Лишь когда к Первопрестольной
   Помянуть придёт нас мать,
   Может, будет не так больно
   Неизбежность принимать.
  
   ***
  
   Взгляд свой на Писание представил
   Полуазиат, полуеврей
   Приготовился к посмертной славе
   С полуверою в полулюдей.
  
   В схватке с предрассудками неравной
   Он не заслужил больших похвал,
   А прожив полжизни в полуправде
   Сам наполовину неуч стал.
  
   Прошлые и наших безобразий
   Для него смешались времена.
   Чудака за этот сдвиг по фазе
   Будут отоваривать сполна.
  
   У него ж всего одно желанье:
   Будничный когда утихнет гвалт,
   Чтобы на его надгробном камне
   Эпитафией легли слова:
  
   "Людских страстей сторонний зритель
   Покоюсь в мире орхидей,
   Но есть надежда, что Спаситель
   Мне веру возвратит в людей".
  
  
   Названия одеколона
   Волчцы и тернии - символы наказания и опустошения (Библейский словарь Нюстрема)
   По УК РФ - Убийство
   Смертная казнь
   Пистолет
   Принято считать, что один из составителей Ветхого Завета был Ездра
   Калоши
   Заключенный, при побеге из тюрьмы заранее подготовленный для съедения
   Аббр. от Полномочный представитель
   Галаха - кодекс поведения правоверного еврея, олицетворение еврейской ненависти к неевреям
   Запущенная гонорея приводит к слепоте
   Стегно - бедро...Кобылка гусятинки да стегно поросятинки. - Словарь В.Даля
   Лавы - (жарг.) доллары
   Авиценна (Ибн Сина) - Великий врач (умер в 1037 г.)
   Уголовная статья УК РФ - Убийство
   Четырнадцатый чемпион мира по шахматам
   Женщины (англ.)
   Женский половой гормон, образуется в яичниках
   Предприниматель без образования юридического лица
   Деньги. (Этимол. To love - любить)
   Оттуда (В.Высоцкий)
   Noble - (англ.) благородный
   ноу - (англ.) no - нет
   ble - (англ.) второй слог слова Noble
   Председатель комитета бедноты
   Часовщик двора Его Императорского Величества
   Noble - (англ.) благородный
   Статья УК РФ. Убийство
   Вещественное доказательство
   См. Томас Манн "Иосиф и его братья"
   Упрощенная форма бухучёта для малых предприятий
   Миллениум - тысячелетие
   Мы верим в Бога (пишется на американских купюрах)
   Slave - раб
   Орало - плуг (осн.), чем орут (простореч.)
   Тук - чернозём, жирная плодоносящая земля
   Жито - всякий зерновой, немолотый хлеб.
   Одна из работ В.И. Ленина
   Пажить - (устар.) пастбище
   In God we trust (англ.) - мы верим в Бога (написано на американских долларах)
   (фр.) Ищите женщину
   (устар.) войдёт
   Представитель подвида либерала-экономиста из семейства прикормленных
   (англ.) - частная собственность
   Мария Арбатова - известная писательница-феминистка
   и прочие, разделяющие её убеждения
   Место компактного поселения рода Иакова в Египте
   УК РФ - убийство
   Естествоиспытатель. Убит молнией.
   Бизань - задняя мачта парусника
   Научная организация труда
   Персть - отсутствует даже в Библейском словаре Нюстрема. Самое вероятное значение - песочная почва, суглинок.
   Актиномицеты - Микроорганизмы, близкие к бактериям. Возбудители заболеваний
   Сорта водки и пива
   Бесаме муче (исп.) - Целуй меня крепче
   Страховая компания
   Обязательное страхование автогражданской ответственности
   Касьянов
   Мокроступы (устар.) - калоши
   Сто рублей
   Шолом Алейхем - мир входящему
   Покойник
   Масса и Мерива
   Солнце
   Пользовать - (устар.) лечить
   Революционный матрос (1917)
   Депутат Госдумы (наше время)
   In God we trust (англ.) - мы верим в Бога (написано на американских долларах)
   Кодекс законов о труде (в настоящее время - Трудовой кодекс РФ)
   Камера-одиночка (жарг.)
   Week-end (англ.) - конец недели
   Условно-досрочное освобождение
   Мы верим в Бога (пишется на американских купюрах)
   Выкуп
   Покровитель стад и пастухов в греческой мифологии
   (В римской - Фавн).
   Кому должна быть выплачена сумма
   Ботинки
   (аббр.) Смерть шпионам
   (аббр.) Исторический материализм
   Захоронения радиоактивных отходов под Сергиевым Посадом
   Всесоюзное общество слепых
   раввины, канонизировавшие "Ветхий завет"
   в удобном для себя варианте
   Осия объявил народу Второй Закон в 621 г. до Р.Х.,
   предвещавший мировое господство иудеев
   Ордалии - испытания с помощью воды
   у древних шумеров
  
   Спиритус - дух (лат.)
   ВПШ - высшая партийная школа
   Мы верим в Бога (пишется на американских купюрах)
   Нобелевский лауреат
   Фр. Ищите женщину
   Такова жизнь
   @ - собака
   In God we trust (англ.) - мы верим в Бога (написано на американских долларах)
   Полномочный представитель
   Национал-большевик партии Лимонова
   Гениталии (я так думаю)
   Артур Джеймс Бальфур, британский премьер-министр, в 1906 году предложил отдать евреям Палестину
   Персидский царь Кир, разрешивший нескольким тысячам иудеев вернуться в Иерусалим
   Произносится как долгое а, в отдельных случаях трансформируется в картавое подобие звука эр
   Мы верим в Бога (пишется на американских купюрах)
   Постоянное место жительства
   Влазень - зять, принятый в дом тестем
   Отрубила голову Олиферу и вынесла на поругание
   Сумасшедший (англ.)
   Скомпрометированный Генпрокурор РФ
   Генеральный прокурор РФ
   Тоже Генеральный прокурор РФ (до Чайки)
   Мата Хари - знаменитая разведчица
   м.н.с. - младший научный сотрудник
   Child-free (англ. свобода от ребёнка) - тупиковая ветвь молодежного движения феминисток
   Грамматическим, отвечающим на вопрос - Какая?
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   7
  
  
  
  
  
   370
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"