Грост Юрий : другие произведения.

2001 по Полуночи

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Вот уже который год жители земного шара тридцать первого декабря встречают 2002 год ровно на несколько минут. И так каждый год подряд. И снова... и снова... и снова...

  
  Юрий Грост
  
  под псевдонимом
  Раис Макаев
  
  
  
  
  
  2001 ПО ПОЛУНОЧИ
  (повесть)
  
  
  
  
  Время всё летит,
  А о том же гудят провода,
  Всё того же ждут самолёты.
  
  "СПЛИН"
  "Скоро рассвет"
  
  
  
  
  ПРЕДИСЛОВИЕ
  ...о том, как всё получилось
  
  
  
  
   Как обычно, я спокойно разговаривал по телефону со своим другом и коллегой Раисом Макаевым о своих делах, как вдруг Раис, хороший он всё-таки человек, сказал:
   - Знаешь...
   И это "знаешь" он произнёс таким тоном, что я понял - он скажет сейчас нечто серьёзное, может даже, философское. Я себе представил его, задумчиво уставившегося на какой-нибудь прибор домашнего быта, полностью поглощённого тем, чтобы мне рассказать это нечто; и ещё я понял, что это будет не какой-нибудь там случай из его жизни, который мог с ним произойти в этот день, а что-то более серьёзное. Ибо над серьёзными вещами он размышлял с таким видом, что казалось, будто он далеко от этого места, решает глобальную апокалиптическую проблему. И Раис очень радовался, когда его понимали с полуслова; хотя, почему я говорю о нём в прошедшем времени? Быть может потому, что идея повести, которую он мне подал после этого задумчивого "знаешь" напрямую связана со временем.
   - ... я хочу тебе подбросить идею для повести, а может даже и для рассказа. Не знаю. Как получится. Но идея интересная, по крайней мере, мне так кажется. Я подумал о ней, когда встречал миллениум, и когда куранты пробили двенадцать, не произошло никакого Армагеддона, не замигало электричество, не взорвались газовые колонки, не посходили с ума компьютеры. Второй раз я подумал об этой идее через несколько дней после миллениума. И вот теперь прошу тебя написать про это, если хочешь.
   - А почему бы тебе самому не сделать этого? Пускай без пишущей машинки, но у тебя есть ручка и бумага. Напиши её, отработай, а если хорошо попросишь, я напечатаю её на бумагу.
   Я уже знал ответ, но спросил на всякий случай. И естественно Раис ответил.
   - Ты же знаешь, мне не хватает усидчивости. Если я сяду, то обязательно не закончу эту повесть. Меня хватило только на "Верь мне".
   - Ну ладно, - вздохнул я. - Рассказывай твою идею, и если она мне понравится, то ты получишь эту повесть в скором времени.
   - Значит слушай...
   Идея оказалась не просто хорошей, а замечательной и оригинальной. Мне она понравилась, поэтому я тут же согласился.
   Позже, за ужином, обдумывая все детали этого произведения, я понял одно: это его настоящая тема. Такая, которую не брал ещё ни один писатель. До этого Раис подбрасывал мне идеи, я записывал их в блокнот с пометкой "от Раиса", но все эти идеи были обычными, кем-то уже написанные, кем-то уже рассказанные, на которые просто посмотрели под другим углом. Но этот сюжет меня заинтриговал больше других. Главное, что я пока не читал ничего похожего. И я понял, что писать об этом своим слогом и ставить на этом свою фамилию - это будет просто неблагодарностью и, прежде всего, ложью, а лгать я не люблю. Поэтому я решил сделать кое-что другое.
   Поставить его фамилию на обложке рядом с моей - это лишь ничтожный замысел. Более того, я на время написания решил стать самим Раисом.
   Как я уже говорил, Раис писал некоторые незаконченные произведения, а также написал рассказ "Верь мне". У каждого человека есть свой слог, какие-то особые фразеологизмы в его сочинениях, разные обороты речи. Именно это и отличает одного писателя о другого, и я решил, во что бы то ни стало, написать эту повесть его рукой, его слогом.
   Но это ещё не всё. Я решил домыслить: какой бы характер дал героям Раис, так как это тоже немаловажный факт. И это оказалось сложнее, чем я думал, однако что-то получилось, и я надеюсь - он одобрит.
   А то, что я сотворил всё это, пусть будет для него сюрпризом.
   Кстати, он ждёт от меня сюрпризов.
   И вот...
  
  
  
  
  
  2001 ПО ПОЛУНОЧИ
  
  
  
  Посвящается лучшему другу -
  Раису Макаеву, подкинувшему
  эту оригинальную идею.
  
  
  
  
  1
  
  
   Он - единственный из семьи, кто смотрел телевизор за несколько секунд до нового 2002 года. Точнее, который должен был уже наступить двенадцать лет назад.
   Люди уже не верили и тупо смотрели на экран с характерным безразличием.
   Комнату слабо освещала маленькая искусственная ёлочка в углу - единственная аккуратная, в основном в комнате был беспорядок.
   Президент выступил со своей речью, которая в десятый раз давала пустые обещания об учёных, задумывающихся над этой проблемой.
   Куранты начали бить...
   раз-два-три-четыре...
   Пётр вспомнил, как, когда это случилось в пятый раз, у него похолодело сердце. Он приготовился, но результатов не получил. А сейчас у него даже ноги не холодели. Он знал что будет. Надежда ушла из людей по капельке после каждого обречённого года. А если они не встретят две тысячи второй тринадцатый раз, то она вообще улетучится.
   ...пять-шесть-семь-восемь-девять...
   Наверное, его жена в спальне сейчас замерла в ожидании, а единственный сын затаил дыхание в туалете, внимательно оглядывая своё тело.
   ...десять-одиннадцать-двенадцать!
   Заиграл гимн. Экран высветил жёлтыми огнями крупные
  
  
  
  2002
  
  
   Пётр взглянул на электронные часы на тумбочке. Высвечивают 00.00. Значит, правильно идут. Равнодушно он снова обратил свой взгляд к экрану.
   Гимн продолжал играть.
   Интересно, что сейчас чувствуют люди во всём его часовом поясе? Ждут с замиранием того времени, когда истечёт минута после нового года? Может быть дети, которым по-настоящему двадцать пять лет, следят за этим со страхом, хотя - вряд ли. Душевно они повзрослели.
   Последняя двойка в числе замигала, гимн сбился и из цифры "2" она превратилась в "1" и на экране теперь уже светилась надпись:
  
  
  2001
  
   Пётр посмотрел на часы. Так и есть. Тринадцатый раз подряд. Они показывали ровно 00.01. Он снова обернулся к экрану и тяжело вздохнул, не чувствуя ничего, даже разочарование.
   Так уж получилось: теперь они живут в мире, где надежда умирает первой.
  
  
  
  2
  
  
   Жители земного шара не могли встретить две тысячи второй двенадцать лет, уже тринадцать. Точнее - они встречали его, но только на одну минуту. Потом происходило во всём мире что-то такое, что возвращало людей обратно в две тысячи первый осточертевший всем год.
   Для Петра это был очередной провал, который он переживёт, но - только он. С остальными в семье, конечно же, были большие проблемы.
   Из туалета вышел его сын. На вид - маленький одиннадцатилетний парнишка, ничем не примечательный, кроме, может, родинки на мочке левого уха - как серёжка у рокеров. Но по-настоящему ему было вовсе не одиннадцать, а двадцать три года.
   - Ну что? - спросил он. - Снова две тысячи первый?
   Пётр медленно кивнул. Он же понимал, что случилось с сыном. Его тело не могло переступить порог полового развития, характерного многим мальчикам его возраста. Это начинало с ним происходить примерно на половине две тысячи первого, но в новогоднюю ночь всё исчезало.
   Пётр представил себя в его возрасте. Как бы он отреагировал на то, что, ничего не подозревающий, шёл по улице и вдруг почувствовал, что стал уменьшаться. Причём, не только сам, но и все его мужские достоинства. Да, вот тут уж действительно не повезло.
   - Что же это такое? - прошептал мальчик.
   - Временная дыра, парадокс времени, провал во времени или что-то ещё доселе непонятное и непостижимое для человеческого разума, - спокойно ответил Пётр.
   - В конце концов, мне это надоело, произнёс мальчик дрожащим голосом. Он шагнул к экрану и добавил: - Мне уже двадцать три года, и я хочу иметь собственную жену, собственных детей; я хочу вырасти.
   Равнодушный голос мальчика сорвался, и Пётр догадался, что тот плачет, но никакие отцовские чувства в нём не проснулись.
   Как странно. Эта неразбериха со временем уничтожила не только вещи, но и людские эмоции, превратив всех на земном шаре в кукол-марионеток. И на улицах Пётр уже ни разу не слышал чей-то детский или просто человеческий смех. Никаких криков и прочих признаков жизни. Просто идущие куда-то люди, которые просто порою льют беззвучные слёзы.
   Отсюда Пётр увидел, как его сын вытер рукавом свитера щёки.
   - Виктор, а что там намечается с Татьяной? - спросил он.
   - Мы решили плюнуть на всё и пожениться в феврале. Нам надоело ждать. Быть может, это не кончится никогда, а любовь, рано или поздно, проходит.
   Воцарилось молчание, только на экране телевизора у какого-то военного брали интервью, расспрашивая о потерях в войсках за этот год.
   А ведь было такое время, когда по телевизору в это время отмечали миллениум, и никакое военное лицо не могло осквернить интересный концерт поп-звёзд. А сейчас все уже забыли - что такое настоящее веселье нового года.
   Виктор обернулся к отцу, глаза его были красными.
   - Папа, - проговорил он своим детским голосом, который ещё вчера стоял на грани ломки. - Мне хочется жить, иметь личную жизнь и своих собственных детей. Ведь мне уже двадцать три года.
   - Ты уже говорил, кроме того, боюсь, что насчёт детей у тебя ничего не получится, - вздохнул Пётр. Он встал и подошёл к новогоднему столу, на котором были скудные угощения. И не потому, что они жили очень бедно, а потому, что встречать этот новый год никто не хотел. Они будут веселиться, когда наступит две тысячи второй. Пётр взял в руки неоткупоренную бутылку шампанского из ведёрка со льдом и посмотрел на этикетку. - Даже если ты и сможешь оплодотворить Таню через полгода - родиться ребёнок не успеет.
   Он проговорил это и тут же забыл. Всё его внимание привлекло шампанское. Он решал: пить или не пить. Шампанское - отмечать новый год, но стоит ли его отмечать? Может выпить просто стакан минеральной воды?
   Пётр поставил бутылку обратно в ведро со льдом и подошёл к окну. На улице никто не пускал фейерверки, нигде не было салютов. Да Пётр и сомневался, что у всех дома стоят наряженные ёлки.
   - Если это не закончится, то люди будут жить вечно, - как бы невзначай проговорил Пётр. - Многие об этом мечтали.
   - Да, - раздался сзади голос Виктора. - Только кому нужна такая вечность.
   Пётр обернулся. Его сын сидел на стуле, повернув его спинкой к экрану, и с ярковыраженным безразличием наблюдал за игрой людей перед телекамерой.
   Он посмотрел на отца пустым взглядом, который Пётр замечал последний год почти у всех людей.
   - Невозможность развиваться, иметь продолжение своего рода морально убивает людей, - проговорил мальчик.
   Морально? Да, скорее. Но не только морально. Физически эта путаница со временем поубивала ещё больше. Многие убивали себя: вешались, вскрывали вены, травились, но всё безрезультатно. У Петра у самого под новый год умер от сердечного приступа отец.
   Когда никто не подозревал о надвигающейся буре, когда был первый настоящий две тысячи первый год, Пётр...
  
  
  
  3
  
  
   ...сидел в морге. Работать там ему ни разу не приходилось, поэтому он не знал, как всё там называлось, кроме разве что морозильников, в которых хранили трупов.
   Он сидел в каком-то маленьком коридорчике, яркоосвещённом лампами дневного света, и сонно смотрел на циферблат настенных механических часов.
   Пробило полночь и где-то в глубине коридора запело радио, поздравляя всех с новым две тысячи вторым годом.
   Пётр думал, что ещё несколько минут, и он заснёт до утра. Позже придёт патологоанатом и ему придётся будить Петра. Правда, он что-то уж долго копался со своими справками о вскрытии. Отца уже "выпотрошили" и засунули обратно в холодильник.
   Одному Богу известно, почему Пётр никак не огорчился тем, что встретил новый год в таком неприятном месте. Он знал только, что ему хочется спать.
   Секундная стрелка дошла до двенадцати, и вот уже минута, как две тысячи второй вступил в свои права. Музыка из радио сбилась, и Пётр посчитал, что это какие-то непорядки в записи на плёнке.
   Он закрыл глаза и уронил голову на грудь. По телу тут же разнеслась блаженная волна наслаждения и покоя. Хотелось домой, к своей жене, которая была на восьмом месяце, к своему сыну, которому тогда теоретически было двенадцать.
   Истошный крик в том помещении, где находились морозильники, вывел Петра из состояния сна. Он медленно распахнул глаза и посмотрел в ту сторону. Из-за двери раздался стон.
   Пётр медленно поднялся и двинулся туда. Кажется, это так орал патологоанатом. Наверное, нашёл у его отца в кишках какого-то паразита до сих пор неизвестного науке.
   Пётр открыл дверь, которая висела на специальных петлях и открывалась внутрь и наружу, и зашёл в просторное помещение морга.
   Что же он там увидел?
   Испуганного до безумия патологоанатома, жавшегося к стене и своего отца, который стоял возле своей морозильной камеры.
   - Пап, что ты здесь делаешь? - спросил Пётр.
   - Не знаю, - пожал плечами старик. - Вроде, кажется, я умер, а сейчас я жив.
   Пётр подвинул стул к себе и сел на него, задумчиво всматриваясь в лицо отца. Голове надоело мотаться на шее - слишком тяжело было, и Пётр опустил её на руку.
   Патологоанатом пришёл в себя, положил руки на стол, но руки всё равно тряслись.
   - Кажется, я вас разрезал, - прошептал он тихо.
   Предупреждающий о наступающей опасности стук велел Петру прервать раздумья. Стучались покойники в крышки морозильников.
   - Наверное - это другие хотят на волю, - сказал старик.
   - Давайте их выпустим, - вздохнул Пётр. - А то им там холодно, наверное, жить.
   Не дожидаясь ответа, он встал и начал открывать морозильники, выпуская на волю голых людей, которые несколькими минутами назад были совсем мёртвыми.
   Патологоанатом посмотрел на это представление несколько секунд и занялся какими-то бумагами и непонятными документами.
   Выпустив всех людей на волю, Пётр присел на подоконник и вытер тыльной стороной ладони пот со лба.
   Мужчины, женщины и дети, умершие под новый год растерянно оглядывали себя и соседей, пытаясь понимать то, что с ними случилось, и никто из них не стыдился своей нагости. Удивление их сознания было во много раз сильнее чувства страха или стыда.
   Да и сам Пётр не мог понять, что случилось. Мысли о происшедшем были очень огромны и не влезали в его голову, поэтому он решил не трудиться над этим и не пытаться засунуть их туда, а просто не думать об этом.
   Патологоанатом оторвался от своих бумаг и посмотрел сквозь толстые очки на людей, и увидел только их нагость.
   - В конце коридора будет стоять медгардероб, если вы туда пойдёте. Там находится телефон, и вы позвоните к себе домой или домой к своим знакомым, чтобы они приехали за вами, а пока возьмите белые халаты, попросите гардеробщицу, и подождите их.
   Комната стала пустеть, как будто она была большим помидором, и кто-то надавил на неё со всей силы, выпуская семена и сок в новогоднюю ночь.
   Отец стоял посреди комнаты один, как забытая берёзка на поле. Он познавал глазами все вещи и с непривычки открывал в них что-то новое и давно забытое.
   - А нас в гардеробе оденут? - спросил Пётр.
   Патологоанатом не ответил. Он внимательно изучал какую-то бумагу.
   Пётр не стал загружать человека разными вопросами и посмотрел в окно. Окно было пустым и прошлогодним. Со снегом творилось то же самое, что невольно вспоминалась песня "Падал прошлогодний снег". Всё на улице было старым для две тысячи второго и новым для ушедшего две тысячи первого, только тогда Пётр не осознавал этого.
   - А? - спросил патологоанатом, поднимая взгляд с бумаг.
   - Что? - спросил Пётр.
   - Вы задали мне какой-то вопрос? - уточнил он.
   - Я спрашивал: если мы спустимся в гардероб - нас оденут? - повторил Пётр.
   - Да, но только в белый халат, которые мы сдаём в утиль каждый год. К сожалению, на нём нет пуговиц, но, я думаю, это неважно.
   Пётр спрыгнул с подоконника на пол, покрытый линолеумом, которого час назад не было, и пошёл к своему отцу. Патологоанатом вернулся к бумагам, но сначала вздохнул, понимая, что весь ужас впереди.
   - Ой, не знаю, как я буду заполнять документы, - пожал плечами он.
   Пётр взял отца за ладонь, ощущая в руке прошлогодние пальцы, и сказал:
   - Бумаги нам не помогут. А что за документы?
   - Да вот. Документы, которых нет, - снова вздохнул патологоанатом.
   Пётр вышел из кабинета, предвкушая будущее, и пошёл с отцом вниз.
   Внизу было много прошлогоднего народа, и ещё там была гардеробщица, которая умилённо смотрела на покойников.
   - Извините, - проговорил Пётр. - Вы не дадите нам халат.
   - Пожалуйста, возьмите, - кивнула она в сторону большой коробки, которая важно выглядывала хмурыми глазами из-под крышки, немного съехавшей в сторону.
   Пётр прошёл туда с отцом и посмотрел на его старческую кожу, морщины которой рассказывали о его грехах. Он примерно подобрал глазами размер и открыл коробку.
   Там мятым клубком лежало, не думая о жизни, много халатов, которые завтра сдадутся в утиль.
   Пётр взял из ящика один такой халат, накинул его на отца, прикрыл всё его нагость, чтобы дети не смогли прочитать на его морщинах о грехах старика. Халат пришёлся впору. Пётр застегнул его на перламутровые пуговицы и подумал, что его отец похож на врача.
   Потом Пётр позвонил домой и велел Вике приехать, но та с ноткой ужаса в голосе начала рассказывать что-то о своём ребёнке, который должен был родиться через месяц. Но Пётр её не понял: у него своих ужасов было много.
   В общем, закончилось всё тем, что отца отвезли в его дом и оставили там.
   А потом последовало осмысление, неразбериха со временем повторялась каждый год, и шесть лет назад Пётр в очередной раз после очередного две тысячи первого года видел своего...
  
  
  
  4
  
  
   ...отца, который оживал в своём доме. Пётр сидел возле кровати покойника, откинув голову назад, чтобы все хорошие мысли, успевшие осесть за день на дно, вернулись на своё положенное место.
   Очередной печальный бой курантов, и траурный гимн России на экране маленького чёрно-белого телевизора. На столе, медленно растворяясь и сожалея о случившемся, таяла свечка, уже превратившаяся в огарок. Пламя заставляло тени плясать новогодний танец, гордясь тем, что было единственным источником света, потому что электричество отключили за неуплату.
   Минута прошла.
   Музыка по телевизору сбилась, и как обычно две тысячи второй превратился в две тысячи первый.
   На софе зашевелился его отец, кряхтя, опоминаясь от долгого полумесячного сна. Щекочущий ноздри запах мертвечины исчез, осталось только свежее благоухание морозного ветерка.
   - С новым годом, папа, - тихо проговорил Пётр, поднимая голову.
   - С каким там, на хрен, новым годом, - беспечно махнул рукой отец. - Новый год умер. Он начнётся тогда, когда после двенадцатого удара курантов пройдёт минута, а я буду мёртв.
   Пётр вздохнул и приковал свой взгляд к старику. Тот прошёл к столу и посмотрел в окно. Свеча, высоко возвышающаяся над краями банки, отбросила на его лицо лунный оттенок.
   - Если мы постоянно так будем скатываться с горы, то ты всегда будешь жить пунктиром, проговорил Пётр.
   - Знаю, но зачем мне это нужно? - отец обернулся к нему и прихрамывающей походкой побрёл к стулу. - Мне надоело каждый год в конце декабря заниматься своими делами и внезапно чувствовать острую боль в сердце, нехватку кислорода, и - всё...
   Старик чуть нагнулся, и его плечо оказалось напротив лица Петра.
   - Вы думаете - там Бог? Нет, там ничего. Чёрная пустота и ужас. Нет никакого рая, и мы теперь не можем искать спасение, которое видели раньше в самый безысходный момент в смерти. Смерть умерла. Это больно, - тихо произнёс он. - Испытывать каждый год смерть - это ужасно. Твоей матери повезло: она умерла задолго до двадцать первого века, а я, видно, остался на этой земле, чтобы муку мучать.
   Отец выпрямился, насколько мог, и побрёл на кухню. Там он включил свет и застучал приборами быта.
   Со своего стула Пётр видел светлые контуры прямоугольной двери, высвеченные электрической лампой.
   Что тогда там делал его отец? Быть может лил беззвучные слёзы, проклиная свою судьбу, а может налил себе стакан холодной воды, чтобы...
  
  
  
  5
  
  
   ...смочить горло, которое пересохло от чего-то. Умершие люди в две тысячи первом году были, конечно, проблемой. Они мучались, но ещё больше мучались другие люди. Подземные. Которые спали вечным сном в своих маленьких тесных гробах, которые умерли в начале первого года двадцать первого века. Двенадцать ударов, минута, и они снова живы.
   Интересно, как бы Пётр себя почувствовал, если бы очнулся в гробу, со скованными движениями, погребённый под толщей земли.
   Некоторые люди, пытаясь не изменять привычной тенденции, не стали эксгумировать своих родных и близких, дабы не погружать себя в муки ада на весь год, а некоторые повыкапывали своих мужей, матерей, детей. Это были скорее те люди, которые пережили неестественную смерть близких.
   Второй раз человек не пойдёт по той дороге, на которой ему на голову свалился кирпич. Однако, не смотря на все эти ограничения, он продолжает жить, но его сущность всегда будет сущностью мертвеца, до конца его дней, если таковые наступят.
   Дверь соседней комнаты с жалобным прошлогодним стоном открылась, и оттуда из темноты вышла Вика - его жена. Он посмотрел на её живот и увидел то, что ждали увидеть его глаза. Вика снова была стройной и красивой, как в начале две тысячи первого года.
   Она прошла с опущенной головой и красными, видимо от слёз, глазами, и села в кресло.
   - Где Витя? спросила она.
   - Он на кухне сидит вдвоём с темнотой. Скучно ему. Невинен он ещё, хотя парню уже двадцать три года.
   - Пока это колесо будет крутиться, он будет для меня всегда одиннадцатилетним мальчиком.
   - А знаешь, он хочет жениться.
   - Правда? - спросила Вика, но равнодушно. - На Татьяне?
   - Да, - ответил Пётр, рассматривая пробку на бутылке шампанского. Он посмотрел на жену, и мысли о пробке, вильнув хвостиком, нырнули в глубь подсознания. Она беспечно, как Витя и как все теперь, смотрела на телеэкран, где серенький шарик микрофона был воткнут в губы какому-то музыканту.
   Пётр вспомнил, как это было в первый раз и сознание его не дрогнуло, как ровная линия ассоцилографа.
   У них у самих был родственник - его двоюродная сестра и её муж. Первый раз у них появился ребёнок в ноябре. Она тряслась над ним, как будто он был золотым, или, кажется, так и должно было тогда быть. Пётр не помнил. Однако тридцать первого декабря ребёнок лежал в колыбельке в светлой комнате, а родители были в другой. Наступил новый год, и время сбросило цифру "2" на цифру "1", но Олег, её муж, сказал, что это технические неполадки. А потом она зашла в комнату, и обнаружила, что её малыша нет. А колыбелька тоже исчезла. Она упала в обморок, и на шум прибежал Олег. Он тогда ещё не знал, что зашёл в прошлогоднюю комнату...
   С тех пор они никогда не имели ребёнка. Как в грустной сказке с плохим концом.
   - А у него какие планы? - это Вике надоело ждать в молчании.
   - У кого? - спросил Пётр, хотя и не очень интересовался правдой.
   - У нашего мальчика и у этой Татьяны? - уточнила Вика.
   Пётр подумал, что у них очень маленькие планы, поэтому и ответ должен быть маленьким.
   - Наверное, они запишутся, и... Может, будут жить вместе, - так он ответил.
   - И всё? - снова без удивления.
   - Видимо.
   А что? Для данной ситуации - это максимальное чудо, на которое должны рассчитывать люди. Запишет их в церкви какой-нибудь скучный священник, и будут они жить-поживать вместе и добра наживать. Только добра не будет. А может, ещё и священник откажется их записывать. Скажет - ещё дети. Ему ведь не объяснишь, что они взрослые, хоть он и сам знает, только мысль о Боге, которая теперь пуста, зациклилась в его голове, и он сам не знает что делать.
   А дети? Дети - это самый сложный вопрос. Ведь детей уже не будет, а через ещё несколько лет такого парадокса, дети исчезнут совсем. Будут только их тела. Может, у Татьяны и каким-то образом появится ребёнок, но только в животе, а на следующее тридцать первое декабря он исчезнет. Совсем как у Вики.
   Пётр вспомнил, что...
  
  
  
  6
  
  
   ...узнал всё, когда пришёл домой с работы. Дверь ему открыла Вика, и лицо её сияло от невиданного счастья и благоухания её высшего и уже двойного сознания. Пётр понял, что в воздухе разливается аромат секрета и приятного сюрприза, и он преодолел преграду порога.
   Вика тут же исчезла в других комнатах, словно стыдилась открывать тайну. Пётр повесил пальто на вешалку в коридоре, вымыл сердечным мылом руки и пошёл за Викой. Витя ещё был в школе, и Пётр радовался, что один сможет разделить своё счастье.
   В спальне вечернее солнце стекало по стенам и тоже радовалось сюжету. Вика сидела за столом и красила ногти, чтобы быть красивее.
   - Рассказывай, дорогая, - попросил Пётр, вдохновлёно улыбаясь.
   Она отложила лак и взглянула переполненными счастьем глазами на Петра.
   - Петя, а у нас скоро, кроме Вити будет ещё одно чудо. Или мальчик, или девочка.
   Вика сказала это с огромной радостью, но терпела и ждала.
   Пётр почувствовал, как всё в мире наполняется цветами, так как он любил детей, а своих - тем более. Мысли были слишком тяжёлыми из-за такого сообщения и давили на ноги. И Пётр бухнулся на кровать.
   - Вика, - прошептал он, и больше слов не было. Наверное, это тоже мысли виноваты. Он положил руку на лоб, чтобы привести в порядок мечту, и тут в двери появился Витя. Он, видимо, открыл дверь своим ключом.
   Мальчик, наверное, тоже почувствовал давление счастья, и лицо его засияло.
   - А что случилось? - спросил он весёлым голосом.
   - Иди сюда, - позвал Пётр мальчика, чтобы слиться с ним в одно целое, и чтобы счастья было больше. Он раскинул руки, готовясь принять сына в свою колыбель, и тот не заставил себя долго ждать. Когда Пётр почувствовал Витю, он начал говорить.
   - У тебя скоро появится или брат, или сестричка. И ты будешь жить вместе с ним.
   Мальчик взглянул на маму, и сразу ему всё стало ясно. И теперь и его счастье открылось до конца. Пётр подумал, что Вика не выдержит такого напора радости, но она выдержала и радовалась сама. Все радовались.
   А потом они пили чай, Пётр купил торт, они веселились, когда уже солнце зашло, когда соседи легли спать, когда...
  
  
  
  7
  
  
   ...Пётр привёз из морга своего отца, ему так же, как и восемь месяцев назад дверь открыла жена. Поначалу Пётр не заметил ничего - слишком темно в коридоре было, и он не видел заплаканных глаз Вики. Она была чем-то потрясена настолько, что даже не смогла приехать к ним, а послала сестру, которая жила отдельно.
   Они прошли в большую комнату, где горела ёлка, работал телевизор, и на кресле сидел испуганный Витя. Помнится, будто Пётр удивлённо взглянул на него, показалось, что сын стал меньше.
   Однако и тут он ничего не заметил: был взволнован историей об отце. Вика вошла на кухню, включила свет и зажгла чайник. Она осталась там и не возвращалась, и Пётр вспомнил, что она была взволнована по телефону. Поэтому он оставил охающих сестру и отца и побрёл на кухню. Светлая лампочка приветствовала его приход, и, задев плечом холодильник, который они выкинули в этом году, Пётр сел на табурет. Тот устало скрипнул и проснулся.
   - Вика, что с тобой? - спросил Пётр, понимая, что вопрос неправильный, но Вика ответила.
   - Дорогой, ты не будешь дважды отцом.
   - ???
   В кухню вошёл Витя. Его глаза ещё выдавали испуг и бегали по тарелкам и чашкам. Пётр посмотрел на него, и ему тоже стало страшно. Что-то случилось...
   Вика вдруг встала, и Пётр увидел. У неё не было живота. Ребёнок исчез, будто она снималась в фильмах, и у неё раньше была там подушка. А сейчас она по сценарию родила.
   Всё-таки не веря, что живот ровный, Пётр выпрямился и дотронулся до него. Нет. Он не чувствовал там своего тепла. Внутри было пусто, и он смотрел жене в глаза. А та взгляд опустила, рассматривая его старые новые туфли.
   Мысли снова стали огромными и не хотели помещаться в голову Петра. Он не понимал, что случилось, и от этого взгляд его был тяжёлым. Вика не выдержала его и убежала в туалет, по дороге толкнув Витю.
   Таракан полз по кафельной стене, а Пётр смотрел сквозь него и пытался понять до тех пор, пока перед глазами не возник Витя.
   - Папа, - тихо прошептал он, и Пётр на время забыл о жене, которая, наверное, льёт слёзы в туалете, он отметил про себя, что Витя стал меньше.
   - А я тоже изменился, - проговорил мальчик. - Я... - потом он покраснел. - Я стал другим, я вернулся назад...
   Но Пётр не дал ему договорить. Он обнял мальчика и прижал к себе. И так он стоял посреди кухни, пытаясь подавить все чувства любовью к сыну, потому что Пётр всё понял. Из их родственников он был первый, который догадался, что вдыхает прошлогодний воздух кухни, а...
  
  
  
  
  8
  
  
   ...потом он понимал это всегда, все двенадцать лет, год за годом, когда ни с того ни с сего у его жены начинал расти живот, а в новогоднюю ночь пропадал, когда его сын только начинал развиваться в подростка, но всё исчезало вдалеке, когда его отец оживал у себя дома на диване, покрытом старым пледом, когда его двоюродная сестра рожала каждый год, и ребёнок исчезал из колыбельки вместе с колыбелькой. Она даже один раз повесилась, но ничего не вышло. Новый две тысячи второй не дал ей умереть. Всё это время труп разлагался на морозе в подвале, а ровно в 00.01 по полуночи она отперла его дверь, вышла на холод, кутаясь в накидку, и вернулась к Олегу, чтобы снова забеременеть и снова родить. Она билась головой о стены, о стёкла, разбила головой телевизор, который в следующем году починился сам, но это не помогло - она снова ходила неуклюжая, с животом и снова испытывала боли первых схваток и боли при рождении ребёнка. А сейчас...
  
  
  
  9
  
  
   ... горела ёлка, и все встречали новый год. Тринадцатый раз.
   Пётр смотрел в окно. Просто так, снова всё вспоминая. За окном "лаяли снежинки", и чёрные тени сновали по снегу туда-сюда.
   Вдруг привычные мысли встревожились, и на ум пришла мысль о газете. Он не хотел о ней думать, потому что это было бессмысленно, но мысль всё равно пришла. Он повернулся к Вике.
   - Знаешь, я, наверное, схожу за газетой, а ты посиди, посмотри телевизор.
   Вика даже не кивнула. Всё её сознание было погружено в глубокие раздумья.
   Тридцать первого декабря двухтысячного года, где-то в обед, почтальон бросил им в почтовый ящик газету, и они не брали её весь день, и только на следующий день, уже в новом году, Пётр спустился за ней. И с тех пор, каждый раз они встречали новый год со старой газетой в почтовом ящике.
   Пётр открыл квартирную дверь в новый мир: на лестничную клетку, и в домашних тапочках принялся спускаться по старым цементным ступенькам. Он не закрыл дверь, а просто прикрыл её, ведь никто теперь не мог воровать или убить.
   Прошлогодние изменения напоминали о себе на стенах, на перилах, на окнах. В пятнадцатой квартире дверь снова деревянная, а не железная, на третьем этаже, на окне снова блистает хулиганская надпись, сделанная маркером.
   Почтовые ящики, одинокие и печальные, ждали его на первом этаже. Немые и холодные. В углу у батареи Пётр видел старые подтёки мочи - это, верно, наркоманы тусовались. Негде было.
   Прежде чем открыть свой ящик, Пётр посмотрел через окно на улицу и увидел, как парень, наверное, бывший студент, лет девятнадцати, прошёл мимо их подъезда, засунув руки в карман. Ему же было не девятнадцать, а тридцать один год, вот он и хотел показаться серьёзным. Однако он был пустой. У него не было чувств, и парень, обидевшись на такие чужие мысли, скрылся во тьму. Вряд ли он спешил домой к праздничному столу, вряд ли он спешил пускать фейерверки в честь нового года. Может, у него были дела? Он же уже взрослый.
   Пётр заметил, что ему самому, в общем-то, уже пятьдесят лет, но выглядит он для них слишком молодо. Почтовый ящик с нужным номером приветствовал его со знакомым тоненьким скрипом. И это не был прошлогодний скрип. Это был постоянный скрип. Привычный.
   - Привет, дядя Петь, - это был красивый, тонкий, немного шепелявящий детский голос за спиной. Пётр закрывал непослушный замок и держал газету в руках. Он обернулся. Шейные позвонки, недовольные таким поворотом, хрустнули, позволив Петру разглядеть соседку Римму и её сына Фарида.
   В мраке лестничной клетки они были привидениями, но привидений в их дни не бывает. Римма тоже нечаянно подумала о газете, которая ей была не нужна и вышла к ящикам... с сыном.
   Фариду уже исполнилось двенадцать, а он всё сидел в коляске и не мог встать. Сейчас он сидел в своей колыбельке в углу под почтовыми ящиками и своими детскими, младенческими глазами поглощал Петра.
   - А, здравствуйте, - поприветствовал их Пётр и улыбнулся не потому, что ему хотелось улыбнуться, а потому, что так надо было. Римма улыбнулась, тоже не по-настоящему и сказала просто так:
   - Здравствуйте. Вижу, вам тоже надоело сидеть дома перед телевизором, и вы решили взять газету.
   Она уже открыла ящик, и старые новости были у неё в руке.
   - Да, решил вспомнить, о чём писали, - ответил Пётр, наконец-то справившись с замком. Он врал. Он наизусть помнил, о чём писали. Но теперь, когда людям не нужен был быт, они сами выдумывали его.
   Внизу хлопнула дверь, и по ступенькам затопали две пары ног. Вначале появился сосед, который жил этажом ниже. Молодой такой, со взрослой душой, который богатым был и злым.
   Он прошёл мимо них, и слово еле-еле процедилось сквозь его зубы и влетело в уши Петру, Римме и Фариду:
   - Здрасте.
   А потом он пошёл дальше.
   За ним шёл сосед с третьего этажа. Старый, с густыми сросшимися бровями, суровым голосом и обычной повседневной душой.
   - Здравствыйте, - зычно пробасил он. Остановился.
   - Ну что такое! - он бегал глазами то к Римме, то к Петру. - Ну батареи опять ледяные! Ну когда же затопят, Римма Наильевна?
   - Они всегда в новом году холодные. Знаете...
   Римма работала там. В кочегарке.
   А Николай - сосед самый, он говорил не потому, что пытался узнать, когда затопят; он знал. Он просто хотел показать, что он - занятый человек, и его очень сильно тревожит проблема с отоплением.
   Тут Пётр увидел одно внимание, прикованное к нему. Это был Фарид. Он, наверное, хотел знать, о чём думает Пётр, но он же не поймёт. Ведь ему ещё рано.
   - Ну, как ты себя чувствуешь? - спросил его Пётр, не обращая внимания на живую дискуссию между Риммой и Николаем.
   - Не нравится мне это, - поморщился малыш. - Я только-только начинаю ходить, а в новом году мои ноги становятся тоненькими, и я не могу стоять на них.
   - Да, - Пётр почесал затылок и подумал, чтобы было, если бы он родился в двухтысячном году. Он бы, наверное, даже не знал, что такое настоящая взрослая жизнь. - Это, наверное, плохо.
   - А ещё в новом году меня язык не слушается. Вы ведь слышите? - мальчик показал Петру язык, но тот ничего не увидел.
   - А ведь ты уже в седьмом классе, - сказал Пётр. Он знал.
   - Да.
   - А учителя к тебе на дом приходят всегда?
   - Да.
   Пётр вздохнул и подумал, что вот ребёнку тоже плохо. В этой неразберихе он, Пётр, занял самое престижное место.
   - Наверное, я пойду, - предложил он. - А вам - желаю удачи.
   - Спасибо, дядя Петь, - но Пётр это слышал уже сбоку. Он прошёл между спорящими про отопление соседями и начал подниматься вверх к Вике и к Вите, но он остановился.
   На втором этаже была открыта дверь шестой квартиры, и довольно полный мужчина лежал на полу в домашней одежде. Половина его была в квартире, а половина на холодном цементе. Он был чертовски пьян. В его руке всё ещё сияла бутылка водки.
   Это был писатель, член союза литераторов. Пётр вспомнил. Он нагнулся и взвалил себе на плечи огромную тяжесть, и понёс его по коридору на кухню. Было очень тяжело, но Пётр молчал.
   На кухне горела лампочка, и на столе стояло блюдечко с солёными огурчиками. Здесь на шкафу стоял маленький телевизор, и там пели миниатюрные артисты.
   Чтобы не стоять так постоянно, Пётр выдвинул из-под стула табуретку на четырёх стальных ножках и усадил на неё писателя. Однако тело его не хотело держаться прямо, и Пётр положил его голову и руки на белую поверхность стола.
   А потом он прошёл к двери прикрыл её и вернулся. Он сел на табуретку, такую же, как и ту, на которой сидел писатель, положил на стол газету и прислонил уставшую голову затылком к кафелю. Он смотрел на маленький экран с полным безразличием.
   Через несколько секунд с недовольным кряхтением проснулся писатель. Он тяжело поднял руки и усадил на них голову.
   - Выыы, - потянул он заплетающим языком. - Мой сосед?
   - Да, - Пётр не кивнул - голова устала.
   - Оййййй, - писатель икнул. - Какая хренота.
   Он почесал свою лысину свободной рукой и потом уронил её на стол.
   - Вот так и пришёл конец света. Теперь мы, люди, всегда будем муку мучать.
   Пётр вспомнил своего отца, который любил так говорить. Тот, наверное, как обычно проснулся у себя дома после долгого могильного сна.
   - Всё! - это писатель. - Пришёл конец человещству. Жить-то оно живёт, а искусство зарубили.
   По щекам писателя потекли слёзы и исчезли где-то в густых усах. Пётр продолжал смотреть на экран. Он слишком много видел слёз, чтобы реагировать на них.
   - Сколько людей осталось мараться, - продолжал писатель. - И нечего им делать. Вот я! Я за год целый роман написал, отработал, перепечатал, а он... Он исчез.
   Пётр подумал, что это, наверное, не самое большое дело. Другие за год дома встраивают, а они разрушаются.
   - Ну и что? - спросил Пётр.
   - Как что? - писатель, видимо, не понял такого вопроса. - Ведь я же писатель, а для писателя его работы - святое. Написать хотя бы одну повесть - это будет посложнее, чем дом построить. Это наши дети!
   Ах, вот оно что. Тогда понятно, почему теперь все писатели стали никому ненужными пьяницами.
   - Представьте, так происходит и с художниками. Нарисовал картину, а её - раз - и в новом году нету. Или с архитекторами. Изваял статую, и тридцать первого ночью она - раз - и исчезла. Искусство погибло. Некому из людей делать его. Понимаете. Искусство. Оно бесконечно, а тут - раз - и её загоняют в рамки.
   - Ну почему? Вон артисты поют и продолжают жизнь песен. - Пётр кивнул на экран. Писатель медленно, качаясь, обернулся и увидел Филиппа Киркорова с новым хитом, который беззаботно кривлялся на сцене с микрофоном. Теперь ему и гримироваться не надо, он теперь вечно молодой.
   - Хрен ли, - отозвался писатель. - Он теперь - вечная звезда. Вот он и радуется.
   Писатель снова обернулся к Петру; сейчас опять объяснять будет.
   - Им что? Они написали песню и ноты, прорепетировали месяц и запомнили навсегда. Им бумага не нужна, а как же теперь быть нам? Тем, кому нужна бумага и другой физический материал.
   Теперь Пётр задумался. Он ведь сам не может накопить деньги за год. Они все исчезают. Пётр вспомнил тенденцию этого исчезновения. У них через два квартала стоял магазин. Весь две тысячи первый строители мучились, делали в нём евроремонт. И вот наступает тридцать первое декабря, а так как магазин работает круглосуточно, то он был ночью открыт, и там было полно народу. Наступает новый год, проходит одна минута. И что же? Магазин рушится? Исчезает? Нет! Он стоит себе. Только на следующий день начали отваливаться плиточные потолки, а потом кафель на полу принялся разрушаться, стоило только на него наступить. А через месяц, когда вывезли весь евромусор, магазин снова стал старым, как и был. Те же надписи, те же паутины.
   А почему?
   Пётр понял загадку. Однажды он сам проверил. Это было, когда он встречал восьмой раз две тысячи второй. Он взял пачку денег, которые заработал за последние три месяца, положил её перед собой и внимательно смотрел на них. Так часы пробили полночь. Так наступил новый год. Так прошла одна минута, и все гимны сбились как по команде, и всё вернулось обратно в две тысячи первый, а купюры продолжали лежать себе перед глазами Петра. Они не исчезали.
   Возникло много вопросов. Например, что случилось в банке, где на данный момент в две тысячи первом должны были лежать эти деньги? Сможет ли Пётр ими пользоваться?...
   Оказалось - нет.
   Деньги начинали темнеть, углы их загибались. И стоило неаккуратно их засунуть в карман, как они рвались. Так, к концу следующего дня вся пачка закончилась, превратилась в прах.
   Вот так всё случилось.
   И Филипп Киркоров по телевизору пел не по-настоящему. Он притворялся, что ему нравится его песня. Людям уже не нужно искусство, и они сами выдумывают его.
   Писатель дрожащей рукой нащупал в кармане рубашки сигареты, и вытащил одну штуку вместе с зажигалкой. Он закурил, и дым, подчиняясь законам физики, изгибаясь, поплыл к потолку.
   Они молчали. Говорить было не о чем, но вдруг писатель сказал:
   - Я даже опьянеть под тридцать первое не могу. Стоит напиться, как в двенадцать ноль один по полуночи трезвею. Страшные вещи над нами вытворяет Игра. Где-то мы, люди, допустили ошибку, если с нами происходит всё это.
   Пётр молчал.
   Но вдруг дверь квартиры открылась, и вошёл Витя. Он прошёл коридорчик и оказался на кухне. Лицо его было взволнованным, а по щекам текли слёзы, правда, не настоящие. Он помнил, что так должно быть, но для чего - не знал. Людям теперь не нужны были чувства, и они выдумывали их.
   - Мама... - выдавил Витя. - Мама умерла.
   Пётр подумал и осознал всю нелепость этой фразы. Он взял за руку писателя и проговорил:
   - Я, наверное, пойду, а вы живите.
   Писатель кивнул, но ничего не сказал, ему дым мешал.
   Пётр встал и направился к входной двери, за которой уже скрылся его сын. Он вышел на лестничную клетку и не стал закрывать за собой дверь. Всё равно это было бессмысленно. Он спокойно зашамкал тапочками по ступенькам.
  
  
  
  10
  
  
   Они стояли молча в туалете. Они - это Пётр и Витя. И Пётр смотрел на ванную. Она была доверху наполнена розовой водой. Из крана она уже не текла, Пётр перекрыл её. А в воде лежала Вика. Она откинула голову на кафель и, казалось, спала, а её руки с порезанными венами покачивались на поверхности воды.
   - Она сказал, что хочет принять ванну, - объяснял Витя, вспоминая сюжет. - Включила колонку и заперлась. Её не было долго, а когда я позвал, она не откликнулась, и я сорвал задвижку. Может, вызовем скорую. Ещё не поздно. Они могут спасти.
   Пётр подошёл к ванной, опустил руку в воду, не засучив рукава, нащупал крышечку пробки и выдернул её. Канализационные трубы с жадным чмоканьем принялись пить кровавую жидкость, а Пётр кинул пробку в мыльницу. Через несколько минут последняя капля воды исчезла в бездонной пропасти круглого рта, и тот аппетитно рыгнул.
   - Не надо, - ответил Пётр. - Пусть мама год поспит. Она устала уже так жить.
   Вика была голая, но никто не стыдился её нагости.
   - Папа, а что теперь мы будем делать? - спросил Витя.
   - Наверное, оставим её здесь до утра, - почесал затылок Пётр, чтобы лучше думалось.
   - Нет, - возразил сын. - Ночью неприятно будет в туалет ходить, да и запахи будут плохие.
   - Ты прав, - кивнул Пётр. - Тогда принеси простыню, и вынесем её на балкон. Там она замёрзнет и запахов плохих не будет. А завтра утром позвоним в морг.
   И Витя ушёл. За простынёй, наверное.
   Чтобы дать отдых своим уставшим ногам, Пётр сел на унитаз и посмотрел на мёртвое лицо жены. Оказывается, даже когда происходит такая неразбериха со временем, у людей тоже есть свои проблемы и преграды. Жизнь пытается показать себя с удивительной стороны. Будем надеяться.
   Вернулся Витя даже с двумя простынями. Пётр взял одну, развернул и подошёл к жене. Одним углом он завязал ей ноги и принялся обматывать всё тело. Одной рукой приподнимая его, а другой обматывая. А потом Вика превратилась в мокрую мумию.
   - Поможешь мне, - попросил Пётр. - Наверное, ты будешь держать за ноги, а я за голову. Так и отнесём.
   Они поднатужились и вытащили Вику из ванной. Её тело глухо шлёпнулось на пол, оставляя на кафельном полу множество мелких капелек розовой воды.
   Пётр и Витя приподняли её и понесли на балкон. Мокрая простыня так и норовила выскользнуть из рук. Они пронесли её мимо ёлки и опустили около балконной двери. Пока Витя бегал и выключал свет в туалете, Пётр открывал её.
   Из балкона вырвался холод. Он грозил всех уничтожить, но ничего не смог сделать, и Пётр привык. Они приподняли тело Вики и занесли его внутрь.
   Здесь стояла кастрюля прошлогоднего борща. Она постоянно здесь стояла в новом году. Пётр отодвинул её ногой и рядом опустил Вику. Мокрые руки замёрзли и дрожали, и Пётр с Витей поспешили уйти с балкона и закрыли за собой дверь.
   - А что будет завтра? - спросил Витя, потирая ладошки.
   - Завтра мы отвезём её в морг и попросим закрыть на год в холодильнике. Придётся платить деньги, - ответил Пётр, потирая руки о рубашку, чтобы они согрелись.
   - А если свободного морозильника не будет? - снова спросил Витя.
   - Нужно будет подумать, - проговорил Пётр. Он понял, что перед ними тогда встанут новые проблемы. Как здорово. Чтобы ни случилось, у человека всегда будут проблемы, и именно поэтому он будет чувствовать себя человеком.
   - А что будем делать сейчас? - спросил Витя.
   - Наверное, будем спать, - ответил Пётр. И Витя с ним согласился. Он махнул отцу рукой и выдавил:
   - Спокойной ночи.
   - Спокойной ночи, - ответил Пётр и посмотрел, как Витя скрылся за дверью спальни.
   Он остался один. Пётр подошёл к столу, не отрывая глаз от телеэкрана. Там показывали новости, и спутник летел в космосе, только для чего - не понятно.
   Да, люди смогут жить в новом времени. У них отняли будущее, но у них будут новые проблемы, новые дела, и даже новые достижения. Спутники что? Спутники - это проблема старого времени, сейчас они никому не нужны, но их показывают. Людям уже не нужна цивилизация, и они её выдумывают.
   В конце концов, если это творится во всей Вселенной, то можно преспокойно отправиться на какой-нибудь старой ракете к новой звезде, до которой лететь миллион лет. Теперь-то уж человек точно долетит.
   Пётр где-то читал, что человеческий разум конечен. Точнее, он бесконечен, но человек использует его конечно, отсюда и вывод: разум конечный не сможет постичь бесконечность, но теперь, кажется, сможет. Новое время сделало его разум бесконечным.
   Пробка шампанского серьёзно выглядывала вместе с горлышком бутылки из ведёрка со льдом, и Пётр вытащил его. Всё-таки - новый год. Он взял штопор и с громким хлопком открыл бутыль. Активная пена побежала по столу и по блюдам. Пётр схватил хрустальный бокал и налил в него напиток. А потом снова заткнул бутылку и водрузил её обратно в ведёрко со льдом.
   Он посмотрел на телеэкран и обратил к нему бокал.
   - За новые достижения и новые проблемы, - проговорил он и выпил содержимое бокала, чувствуя, как озорные пузырьки щекочут горло, Пётр поставил бокал на стол.
   А потом он выключил телевизор, потушил ёлку и лёг спать.
  
  
  
  ПОСЛЕСЛОВИЕ
  
   Быть может, многие из вас будут читать эту повесть задолго после того, как наступит (если наступит) две тысячи второй год, но всё же...
  
  
  январь - ноябрь, 2000.
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"