...мы расположены платить почти любую цену за обман бессмертия.
Виктор Санчес
...похоже, что "Там" существует другая жизнь и что вы живете "Там", когда спите "Здесь"...
Эдвард Пич
ЧАСТЬ 3
Пред смертью жизнь мелькает снова,
Но очень скоро и иначе.
И это правило - основа
Для пляски смерти и удачи.
Велимир Хлебников
Две белые бумажные полосы с расплывшимся на них фиолетовым оттиском, было первым, что он увидел, когда поднялся на нужный ему этаж. После всего случившегося Николай был твердо уверен, что нет больше на свете ничего, что могло бы смутить или удивить его. Оказалось это не так. Он подошел ближе. Дверь квартиры была опечатана.
— Чепуха, — он подковырнул одну из бумажек и, сорвав ее,30 бросил на пол, — быть того не мо-жет!
Звонок работал прекрасно. Переливчатую соловьиную трель было слышно даже здесь, на лест-ничной площадке. Выдержав продолжительную паузу, Николай нажал на кнопку снова. Как и следовало ожидать, дверь ему никто не отпер. В глубокой задумчивости он опустился на холодную лестничную ступеньку, достал сигарету и закурил.
Странно, что же могло случиться?.. — мысли в голове сменяли одна другую с быстротой банк-нот, угодивших в машинку для счета денег. — Глотт... Гында... А может с ним произошел несчастный случай? Самоубийство! То-то последнее время он был сам не свой. Какой-то подавлен-ный, нервный. Эта история с Реабилитационным Центром... — Николай поморщился. — Впрочем, почему обязательно самое худшее? Может он просто взял и продал квартиру. Сколько време-ни я отсутствовал? Недели две...
Резким движением отбросив сигарету, он вскочил и, подобрав с пола сорванную им бумажную ленточку, принялся разглядывать фиолетовую размазню на ней. Черт, ни хрена не разобрать! Скомкав бумажку, он взялся названивать снова. Настойчиво, даже сердито. Еще немного и Нико-лай, наверное, принялся бы ломать дверь.
К счастью, щелкнул замок в квартире напротив. Металлическая дверь с отвратительным скре-жетом приоткрылась и на площадку вышла женщина. Сморщенная, с бесцветными реденькими волосами, невероятно напудренным лицом и размалеванными яркой красной помадой губами. Ос-тавив кнопку звонка в покое, Николай выжидательно уставился на нее. Женщина уставилась на Николая. Подозрительно, но не без затаенного любопытства.
— Вы к Андрею Николаевичу? — спросила она, медленно отступая обратно в квартиру.
Дверь захлопнулась, (что-то залязгало), затем приоткрылась вновь. Над массивной цепочкой в узком темном проеме Николаю были видны лишь ее глаза. Блестящие, с невероятной быстротой бегающие туда-сюда. Он сообразил, что выглядит, мягко говоря, странновато. Грязный, обросший, с подбитым глазом и здоровенной шишкой на лбу...
— Да-да, я к Андрею Николаевичу, — поспешно ответил он, и сам удивился своему голосу.
Таким надорванным и хриплым, (словно после недельной пьянки), прозвучал он в без того на-пряженной тишине. Женщина вздрогнула и даже как будто хотела захлопнуть дверь. Впрочем, любопытство пересилило. Она осталась стоять на месте.
— Извините за внешний вид, я только что вернулся из экспедиции... — попытался объяснить Ни-колай. — Одним словом...
Он смущенно кашлянул.
— А вы кто ему будете? — поинтересовалась соседка.
По всей видимости, объяснение удовлетворило ее. Она сделала движение, словно намереваясь снять цепочку, но в самый последний момент почему-то передумала.
— Вы его знакомый? — в голосе ее все еще улавливалось легкое недоверие.
— Да-да, знакомый, — Николай неистово закивал головой. — Он жив? С ним все в порядке?!.
Искренность его порыва окончательно ее успокоила. Сняв с двери цепочку, она высунулась на площадку и, понизив голос до шепота, сообщила:
— Жив, жив. Только... — сделала короткую паузу. — В бегах он. Милиция его ловит. Говорят, завели уголовное дело. Дверь-то вон, сам видишь...
Она заговорщицки подмигнула и так тряхнула головой, что с лица у нее посыпалась пудра.
— Как в бегах?.. — нижняя челюсть у Николая отвисла.
Все, что угодно, могло прийти ему в голову, только не это. Андрюха и вдруг милиция, уголов-ное дело...
— Ничего не понимаю! — он стоял, обалдело хлопая глазами.
— А вы не этот... Не Савельев, случаем? — женщина хитро прищурилась.
Николай кивнул и, не зная, чего еще ожидать, выдавил из себя замогильное:
— Да, я Савельев.
— Тогда у меня для вас есть послание, — обрадовалась она.
И понизив голос, добавила:
— От Андрея Николаевича.
Николай разогнал ладонью повисшую в воздухе белую пыль.
Женщина проворно, как кобра, исчезла в глубине квартиры, а через пару секунд уже неслась обратно, держа в вытянутой костлявой руке небольшой конвертик.
— Вот!
Она торжественно вручила конверт Николаю.
— Он как предчувствовал все. За день до этого забежал ко мне, извинился за беспокойство, сказал что надолго уезжает и попросил передать письмо. Вот это самое, для вас. На тот случай, конечно, если вы здесь объявитесь. Савельев, говорит, Николай Андреевич. Если, Марья Петровна, будет меня тут такой разыскивать, так вы уж не сочтите за труд, передайте...
— Большое спасибо, — нетерпеливо перебил Николай, — а вы не знаете, где он сейчас может на-ходиться? Ну... Может быть он адрес какой оставил?..
— Адрес! — всплеснула руками женщина. — Человека милиция отлавливает, а он адрес!..
Николай напряженно кашлянул.
— Нет, нет, — спохватилась она, — вы ничего такого не подумайте. Человек он хороший, и отно-шения у нас с ним добрые. Так, знаете ли, соседи... Вот и письмо передать он меня попросил, а ни кого другого. Ну а где он сейчас?..
Она пожала плечами.
— Не знаю, не знаю. Да вы письмо-то вскройте. Может там все написано.
Еще раз поблагодарив соседку, Николай начал спускаться вниз по лестнице, провожаемый при-стальным взглядом. Милиция, милиция, — вертелось у него в голове, — что ж он натворил-то та-кое?.. А может за квартирой следят? Может и дуру эту наштукатуренную оттуда подослали?.. Тьфу ты, черт! Свихнуться от всего этого можно.
Завернув за угол, он разорвал конверт и достал из него серый глянцевый лист, на котором крупным нервным почерком было написано:
ЛЕНИНА 120, кв. 4.
— Т-твою мать! — процедил Николай сквозь зубы. — Час от часу не легче...
Он перевернул листок на другую сторону. Смешно, но это был бланк Реабилитационного Цен-тра.
Дом и квартиру, указанные в записке, он нашел без труда. Дверь ему отпер здоровенный детина и, благодушно улыбаясь, поинтересовался, какого дьявола ему тут нужно. В правой руке он сжимал ополовиненную бутылку водки, а левую чуть ли не по самый локоть запустил в густую чер-ную бородищу. Как мог, Николай изложил суть своего визита. Он еще что-то продолжал бормотать, когда хозяин квартиры, совершенно его не слушая, пророкотал:
— Паспорт!
— Простите, что? — не понял Николай.
— Паспорт гони. Откуда я знаю, что ты на самом деле Савельев?
Делать было нечего. Николай полез во внутренний карман, на ощупь отыскал среди прочих до-кументов паспорт и передал его бородатому.
— О! Это другой базар, — ответил тот, широким жестом распахивая дверь. — Проходи, распола-гайся! Адрес его у меня есть. Выпьем и сразу поедешь дальше.
— Благодарю вас, (...дальше?!.), — ответил Николай, не двигаясь с места. — Давайте адрес. Я ус-тал и очень спешу.
Через десять минут он уже мчался в вызванном специально для него такси на другой конец го-рода.
Когда в дверь позвонили, Андрей лежал на грязной тахте, тупо уставившись в потолок. На-строение у него было приотвратительнейшее, голова раскалывалась, а мысли в этой раскалываю-щейся голове вертелись вокруг одного и того же: все глупо! все бессмысленно! жизнь - дерьмо и жить, следовательно, абсолютно незачем. На первый звонок он не отреагировал никак. Не дошли до его сознания и второй, и третий. Только когда дверь начала сотрясаться от мощных ударов, он нехотя поднялся и, еле волоча ноги, поплелся открывать. Долго припадал к глазку, пытаясь раз-глядеть в выпуклом полумраке хоть что-нибудь. Наконец, махнув рукой, отпер. Если это менты, то дверь все равно вынесут. Да и какая теперь, в самом деле, разница?..
На пороге стоял Николай. Грязный, обросший, даже как будто немного побитый, но без сомне-ния он. Странно, но его появление не произвело на Андрея абсолютно никакого впечатления.
Николай шагнул внутрь и уже открыл было рот, чтобы что-то сказать, но Андрей поспешил предупредить его реплику:
— Только не надо читать мне лекций. Закрывай дверь, проходи. Если хочешь, можешь принять душ. Горячей воды, правда, нету но, скажи спасибо, что хотя бы холодную не отключили.
Круто развернувшись и не говоря больше ни слова, он заковылял обратно в гостиную, кряхтя, опустился на тахту, отвернулся к стене. Николай остался в коридоре. Было слышно как он снимал с себя верхнюю одежду, а затем сразу прошел в ванную комнату. Щелкнул дверной шпингалет, зашумела вода.
От удивления Андрей даже рот разинул и, приподнявшись на локте, медленно перетек в сидя-чее положение. Сию же секунду голова отозвалась резкой болезненной пульсацией. Андрей поморщился. Что это с ним такое? — он почесал покрытый колючей щетиной подбородок. — Неу-жели действительно моется? Холодной водой?!. От этой мысли стало неуютно и по коже побежа-ли мурашки. Нащупав сбоку от себя бутылку, Андрей сделал несколько глотков. Ну и хрен с ним, — поставив бутылку на прежнее место, он снова улегся на спину, намереваясь продолжить созер-цание солнечных зайчиков, метавшихся по потолку, — пускай моется. Главное, чтоб идиотских вопросов не задавал.
Выйдя из ванной, Николай первым делом зашел на кухню и поставил на огонь чайник. Зубы у него постукивали, с головы капало. Чашка-другая горячего чаю были просто необходимы. Да и побриться бы не мешало, и зубы почистить. Так, так, — он взглядом окинул кухню, — ничего се-бе, притончик. В раковине громоздилась высоченная гора немытой посуды. Несколько тарелок уже упали на пол и их осколки украсили его замысловатым узором. На обеденном столе, впере-мешку с остатками еды, целой кучей окурков и несколькими использованными шприцами, валя-лись мятые бумажные листы, бюстгальтер, чей-то носок и перевернутый вверх дном цветочный горшок.
(...разве что не насрано...)
Подоконник, стулья и газовая плита были вымазаны то ли сливочным маслом, то ли жиром. Дальше - все в том же роде. Не дожидаясь, пока вода в чайнике закипит, Николай накинул на голое тело халат, как нельзя кстати оказавшийся в ванной комнате на гвоздике, и вышел в зал. Вы-брав кресло почище, он устало опустился в него, с наслаждением вытягиваясь и хрустя при этом суставами. Андрей продолжал валяться на диване, уставившись в потолок. Выждав минуту-другую, Николай поинтересовался:
— Ну и как прикажешь все это понимать?
Андрей безмолвствовал.
Покопавшись на заваленном разным хламом столике, Николай отыскал пачку "Marlboro", вы-нул сигарету и так же, не говоря ни слова, удалился на кухню. Когда же, выбритый и причесан-ный, он вернулся назад, Андрей уже спал. Вернее, притворялся что спит.
— Где моя сумка? — спросил Николай, тронув его за плечо.
— Я надеюсь, ты ее захватил. Или мне придется через весь город тащиться обратно и, нарушая закон, — он особенно выделил эту фразу, — проникать в опечатанную квартиру?..
— Я не нарушал закона, — монотонно отозвался Андрей.
Не выдержал и взорвался:
— Не нарушал! То, что сучилось, так или иначе должно было случиться. Я оказался козлом отпу-щения, понимаешь? Никакого закона я не нарушал, черт тебя подери!!
Он закашлялся и, свесившись с дивана, принялся шарить по полу.
— Где сумка? — повторил Николай. — Мне нужно переодеться.
Андрей яростно ткнул пальцем в направлении соседней комнаты. Отыскав бутылку, он принял-ся поглощать ее содержимое большими глотками.
Николай вернулся через пару минут. Вместо чужого халата на нем теперь были спортивные штаны и та самая майка с загадочным DUMB PROMPTER.
— Итак, из Центра тебя вышибли, я прав? — спросил он, усаживаясь в кресло. — Причем не про-сто вышибли, но еще и уличили в чем-то. В растрате? В злостном уклонении от уплаты налогов? В убийстве коммерческого директора? В чем?
— О, если бы в убийстве коммерческого директора! — в сумасшедшем восторге взревел Андрей. — Если бы в этом! Да за такое на меня не дело заводить, за такое мне памятник из бронзы отлить следовало бы. В полный рост! И выставить на Центральной площади.
Он рывком поднялся и сел, скрестив ноги.
— Все гораздо прозаичнее. Веришь ли? Я присвоил деньги, выделенные мэрией для нужд города. На них я организовал подпольное производство и снабжал автоматическим оружием все ближнее зарубежье. Я нажил на этом миллиарды! Нет, десятки миллиардов!..
Он вдруг размахнулся и саданул пустой бутылкой о стену. Сноп стеклянных искр брызнул в разные стороны.
— Не шуми, — Николай поморщился, — хочешь чтобы соседи милицию вызвали?
— А-а!.. — Андрей махнул рукой.
Откинувшись на спину, он уставился в потолок.
— Гында? — поинтересовался Николай.
— Да.
— Разумеется, не без участия Глотта?
— Да.
— Держу пари, что если бы ты не запаниковал и не дал деру, никакого дела на тебя никто бы за-водить не стал, а ордер на твой арест был выписан только после того, как ты смылся.
— Да! Да!! — в бешенстве заорал Андрей. — Только теперь-то поздно. Теперь это не имеет ника-кого значения. Я в бегах!
Он вскочил, дико вытаращивая глаза.
— Успокойся, — не повышая голоса, ответил Николай, — думаю, когда очухаешься, сам пой-мешь, что все не так страшно, как тебе сейчас кажется. Пойдем на кухню. Я там немного при-брал...
Из продавленного кресла он вылез с огромным трудом.
— Кстати, чья это квартирка?
— Одного знакомого... Тебе-то какая разница?!
На кухне негромко бормотало радио. Пока Николай жарил картошку, Андрей сидел в дальнем углу и хмурился. Что-то в поведении Николая показалось ему странным и не совсем обычным. Его интонации и манеры были совершенно иными, не такими как прежде. Словно совсем не он это был, а кто-то другой. Кто-то совершенно чужой и далекий, похожий на "старого" Николая только внешне. Андрей почти физически ощущал таинственную перемену, происшедшую с его другом. Что именно произошло, он не знал, потому и сидел в своем углу нахмуренный, недовольный, уничтожая одну сигарету за другой и каждые пять минут подливая себе в стакан из стоявшей пе-ред ним бутылки.
А Николай, как ни в чем не бывало, колдовал над дымящейся сковородкой. Насвистывая себе под нос что-то веселое, беззаботно орудуя кухонной лопаточкой, он выглядел человеком, которого совершенно не трогают жизненные неурядицы. Так продолжалось минут десять. Наконец Андрей не выдержал.
— Как съездил? — спросил он.
— Спасибо, нормально, — ответил Николай, не поворачивая в его сторону головы. — Вход в пе-щеру долго искал, потом исследовал Лабиринт.
— Что, все полтора месяца? — усмехнулся Андрей.
— Полтора месяца?!. — на мгновение Николай замер, затем как-то странно хмыкнул и покачал головой.
— Издеваешься?
— И в мыслях не было!
Помолчали. Андрей (...нет издеваешься!..) насупился еще больше, Николай продолжал безмя-тежно посвистывать.
— Все твои беды происходят от того, — шутливо начал он, устанавливая сковородку в центр сто-ла, — что ты совершенно не отдаешь отчета в своих действиях. И не только в действиях. Вся твоя жизнь не более чем сон. Ты ощущаешь, но восприятие отсутствует, переживаешь, но не чувству-ешь, мыслишь, но не контролируешь. Тобой управляют, тебя ведут по жизни. Это же сон наяву. Ты спишь!
— А ты нет? — огрызнулся Андрей.
— А я нет. Я проснулся.
Николай смущенно улыбнулся, сам себя поправляя:
— Или, по крайней мере, начинаю просыпаться.
— Что ж, приятного тебе пробуждения.
— Большое спасибо.
Андрей взял вилку, равнодушно принялся ковыряться в сковороде.
— У тебя депрессия? Тебе плохо? — Николай подался вперед. — Бедненький. Это означает лишь одно - твой внутренний мир нахoдится в дисгармонии с миром внешним. Где доктор? Нужно срочно позвать доктора!
Он откинулся на спинку стула и захохотал. Андрей замер с открытым ртом.
— Ты что, совсем рехнулся? — спросил он. — Это не заразно? Что ты там делал в этих пещерах?
Николай перестал смеяться и как ни в чем не бывало, принялся за еду.
— Все в порядке, — ответил он с набитым ртом, — все идет как нельзя лучше! Мир мудрая и со-вершенная штука. Тебе так не кажется? Нет?! Значит, ты искаженно воспринимаешь действитель-ность. Говорю же тебе, ты спишь.
— Я тебя не понимаю! — Андрей швырнул вилку на стол. Что ты всем этим хочешь сказать? Пе-рестань выкаблучиваться, тебе это не идет.
— Андрюха, я же вижу что с тобой происходит, — Николай хлопнул его по плечу. — Только не нужно искать причину всех своих неудач вовне. Окружающие тебя люди ни в чем не виноваты. Да, они обманывают тебя, да, среди них много мерзавцев и сволочей. Но смею тебя заверить, что все твои неприятности проистекают исключительно от тебя самого. И пока ты не поймешь этого, пока ты не примешь это как аксиому, пока не перестанешь злиться на окружающих, ненавидеть и мстить, ты будешь ударяться лбом об одну и ту же стену, снова и снова. Ты - Вселенная, и это не просто красивая фраза, не просто какая-то там аллегория. Это факт! Так разберись в себе, наконец. Разберись! А все, что с тобой произошло, сущий вздор.
— Вздор?! — взревел Андрей, глаза его налились кровью. — То, что меня вываляли с ног до голо-вы в дерьме и выставили на всеобщее обозрение, вздор? То, что Гында извратил все мои идеи, присвоив себе результаты моего труда, вздор? Ну, знаешь ли... О чем нам тогда разговаривать!..
Он хотел сказать что-то еще, но только досадливо отмахнулся, налил себе еще полстакана, вы-пил, сморщился и погрозил кулаком в пустоту.
— Знаешь, — заговорил Николай спокойным ровным голосом, — раньше меня всегда поражало, как это люди могут интересоваться чем-то, (наукой, искусством, политикой... не важно!), зани-маться обыденными житейскими делами, любить или ненавидеть, совершенно не понимая, кто они? что они здесь делают? откуда появились, зачем живут и куда отправятся после смерти? Это же так невероятно - жить, не пытаясь разобраться в себе самом. "Покорять природу", нажи-вать миллионы, наслаждаться, воевать, изучать Вселенную... Словом жить(!), совершенно не прилагая усилий для того, чтобы проникнуть в нечто, находящееся гораздо ближе к тебе, чем все остальное. В то, что является Тобой, что составляет твою сердцевину. Согласись, это довольно странно. Но еще невероятнее то, что, поражаясь этому, понимая все это и размышляя над этим, сам я не делал абсолютно ничегошеньки для того, чтобы проникнуть в свой внутренний мир и ис-следовать эту основную реальность. Единственное, на что меня хватало, это трепать языком, раз-глагольствуя на данную тему с глубокомысленным видом!.. Вот ведь какая штука. Очевидно, по-нимать и принимать, это не совсем одно и то же. Мало осознавать, нужно еще желать и де-лать...
Он говорил тихо и монотонно, словно разговаривал сам с собой. Впрочем, Андрей и в самом деле его не слушал. Он тупо пялился на дно пустого стакана, размеренно покачивая головой и время от времени громко икая.
— Каким все казалось сложным и запутанным, — продолжал бормотать Николай. — Где она, Ис-тина, что это такое, как ее отыскать? Вокруг столько людей, столько всевозможных мнений. Тысячи, миллионы различных теорий, зачастую просто несовместимых друг с другом, противореча-щих одна другой. Кто же прав, а кто заблуждается?
Он улыбнулся самому себе.
— И как все (...на самом деле?..) на самом деле оказалось просто! Нет ни правых, ни заблуждаю-щихся; ни умных, ни глупых; ни плохих, ни хороших; ни добра, ни зла... Каждый человек пред-ставляет собой определенную ценность и каждый ценен именно на своем месте! Валяется под за-бором пьяница, смотришь на него и думаешь: ну на кой черт он живет, кому и для чего нужен? А через пару месяцев у этого пьяницы родится дочь, которая спустя пару десятилетий произведет на свет гения, который своим талантом продвинет человечество в его развитии лет на сто вперед! А если и нет, то откуда нам знать какую роль на самом деле играет в природе этот самый пьяница в эту самую минуту? И почему он обязательно должен быть нужен кому-то и жить для кого-то, кро-ме самого себя?! Знаем ли мы, какая внутренняя работа совершается в нем и для него? Человеку видно лишь то, что лежит на поверхности, да и это каждый видит по-своему...
— Изучай мир! Наслаждайся жизнью! Преобразуй Землю! А что бы ни случилось, все ништяк! — ни с того, ни с сего изрек уже совсем было заснувший Андрей.
Икнул и добавил:
— А мне эти суки всю жизнь поломали!
Он вдруг захныкал, повалился на пол и, пару раз тяжело вздохнув, затих. Николай еще некото-рое время сидел за столом, молча таращась в пустое пространство перед собой, затем так же молча встал, подхватил Андрея за подмышки и, дотащив его до зала, аккуратно уложил на тахту. Лицо его при этом оставалось абсолютно безучастным ко всему происходящем и только в глубине глаз светился живой огонек - то новое, что приобрел он в пещерах Моэриса.
Проснувшись на другое утро, Андрей обнаружил, что Николай исчез. Испарился самым нату-ральным образом! Отсутствовал он сам, отсутствовала его одежда, отсутствовала сумка с его ве-щами. На кухне, среди остатков вчерашнего ужина, Андрей нашел записку, (тетрадный лист, сложенный треугольником), и маленький черный камешек, (кристалл правильной геометрической формы), скорее всего какая-то разновидность кварца. Сбежал-таки, сволочь! — подумал он, тяже-ло опускаясь на стул. Верный друг, нечего сказать... — взял в руки камень, чтобы рассмотреть его поближе, грустно улыбнулся. На ум пришла частушка, услышанная вчера, в очереди за водкой:
Отдалась я ему при луне,
А он взял мои белые груди,
И узлом завязал на спине -
Вот и верь после этого людям!
— Да, — пробормотал Андрей, тоскливо улыбаясь, — вот и верь после этого...
В лучах солнца камень слабо мерцал. Маленькая черная пирамидка, по всей видимости, не представлявшая собой ничего сколь-нибудь необыкновенного или ценного. Однако то, что Андрей почувствовал, взяв камень в руку, заставило его насторожиться. Страшная головная боль и тяже-лейшее похмелье, с которыми он проснулся, неожиданно начали затихать и в течение нескольких минут буквально сошли на нет. Помимо чисто физиологического облегчения, Андрей ощутил не-вероятный эмоциональный подъем. Депрессия, в которой он пребывал последние два-три месяца, сменилась вдруг состоянием покоя, а затем чуть ли не эйфорией. Крайне пораженный такими пе-ременами, он взял со стола бумажный треугольничек.
"Дорогой Андрей, — говорилось в записке, — извини за столь поспешный отъезд, но дольше оставаться в Глахове я не могу. Это ни коим образом не связано ни с тобой, ни с тем, что с то-бой приключилось, (пойми меня правильно!). Просто, я должен немедленно возвратиться домой, иначе время, потраченное на мои исследования, пропадет для меня даром. Так, по крайней мере, мне кажется. Таковы мотивы, по которым я вынужден оставить тебя одного в столь трудное для тебя время. Когда-нибудь позже, я думаю, ты сумеешь не только простить меня, но и пой-мешь, что поступить иначе я не мог. Кроме того, нам ведь ничто не мешает возобновить нашу переписку. Правда, в твоей помощи я больше не нуждаюсь, однако думаю, что тебе может по-надобиться моя. Не в делах, касающихся Реабилитационного Центра, с этими пустяками ты и сам как-нибудь разберешься, а вот... В том, что касается твоего индивидуального поиска... Вряд ли ты сейчас в состоянии понять меня. Прости за некоторую бессвязность изложения, тороп-люсь. Вечерний поезд на Москву отправляется через час, а следующий будет только послезавтра утром. Так что проститься по-человечески нам не придется. Как доберусь, сразу же попытаюсь связаться с тобой. Не падай духом!
P.S. А эту мышиную возню с Центром я бы тебе советовал как можно скорее бросить. Для Гынды это может и подходящее занятие, но уж никак не для тебя. Идея вечной жизни, мягко говоря, абсурдна. Ведь, согласись, один из законов этого мира гласит, что ничто в нем не вечно, даже он сам. Более того, когда ты, наконец "проснешься" и начнешь видеть вещи в их истинном свете, подобная перспектива, (я имею в виду физическое бессмертие), не только рассмешит те-бя, но и... приведет в ужас. А теперь прощай!
Николай".
Прочитав письмо дважды, Андрей аккуратно сложил лист в прежний треугольничек и положил в ту самую тарелку, в которой его обнаружил. Что-то с ним произошло, теперь он знал это совер-шенно точно. Какая-то внутренняя перемена, какой-то психофизический сдвиг или черт знает что еще. Он ощущал необыкновенный прилив сил и оптимизма. Он полностью пришел в себя, опра-вившись от недельного запоя в считанные минуты. И, самое главное, он больше не чувствовал се-бя затравленным зверем, на которого объявлена охота и который забившись в нору с ужасом ожи-дает, что с минуты на минуту погоня его настигнет. Все это вдруг куда-то пропало. Все нехорошее и ненужное. Всё!
Крепко зажав камешек в кулаке, он вышел на балкон. Солнце, зелень, пение птиц и крики иг-равших внизу детей навалились на него как-то вдруг, словно все это он видел и слышал впервые. Андрей засмеялся.
Смерти нет! Смерти не существует!! — думал он, вдыхая утреннюю свежесть полной грудью. — Смерть* , это всего лишь тайна, постичь которую нам не дано до тех пор, пока мы живы. Разве мог бы человек дорожить жизнью, зная, что смерти нет? Первая же трудность, первое же разоча-рование заканчивались бы для большинства из нас суицидом. И только тайна смерти, только страх неизвестности заставляют человека жить, невзирая ни на что. Жить, преодолевая трудности, боль и разочарование. Терпеть, бороться, а в итоге - развиваться и совершенствоваться. Настанет мо-мент и человек поймет - смерти нет! Но только тогда, когда он созреет для этого, только тогда, когда он "проснется". Не раньше! А к тому времени он уже научится дорожить жизнью, любить жизнь во всех ее проявлениях. Тех же, для кого смерть** все еще остается тайной, концом сущест-вования, тех, кто испытывает страх смерти, ни в коем случае нельзя лишать этого страха. Лиши их его, пообещай им бессмертие и тогда...
Андрей рассмеялся. Он так хохотал, что не услышал как в дверь позвонили. Только когда зво-нок повторился и к нему присоединился настойчивый стук, он очнулся и побежал открывать, за-ранее зная, кто это и что им нужно.
— Сейчас, сейчас! — он как мог, пытался подавить одолевающий его приступ веселья. — Да не тарабаньте так, открываю!..
Дверь распахнулась рывком, пребольно ударив его по лбу и опрокинув на пол. Коридор тут же наполнился людьми, началась возня. На Андрея накинулись сразу несколько человек, руки ему заломили, а голову придавили к полу. Щелкнули наручники и надменный голос, с чувством не-скрываемого превосходства, победоносно изрек:
У подъезда, когда его выводили и усаживали в фургон, он заметил знакомую фигуру. Толстый маленький человечек в очках с выпуклыми линзами и в желтой детской панамке, прятался за бе-тонной колонной. Ну, конечно! — усмехнулся Андрей. — Кто же еще мог меня выследить, как не этот...
— Эй! — крикнул он, пытаясь состроить зверскую рожу. — Ты завещание написал?..
Ему хотелось добавить что-нибудь еще, но его несильно пихнули в бок и затолкали в машину.
Была ночь. Медленно набирая скорость, поезд покидал маленький, никому неизвестный полу-станок. Размеренно постукивали колеса на стыках рельс, вагон мягко покачивался. Николай лежал на нижней полке и остановившимся взглядом смотрел на тусклую лампочку под матовым полу-шарием. Спать ему не хотелось. Да и какой мог быть сон, когда до дома оставалось часа полтора, не больше. Поезд набирал ход. Народу в вагоне было немного, но стояла невыносимая духота. Не-сколько раз в течение дня Николай пытался открыть окно, однако фрамуга, намертво сросшаяся с рамой, не поддавалась никаким усилиям. Не принесла облегчения и ночь. Казалось, духота только усилилась.
Николай достал сигарету. Хотел выйти в тамбур, но передумал и закурил прямо здесь. Все три места рядом с ним пустовали, а проводник, наверное, уже давно спит. Он сделал несколько глубо-ких затяжек и, выпустив дым, разогнал его рукой. За перегородкой слева разговаривали. Два мо-лодых человека, ехавших там, днем не произвели на него абсолютно никакого впечатления. Про-ходя по коридору, он бросил на них рассеянный взгляд и тут же забыл об их существовании. Од-нако теперь, прислушиваясь к доносившемуся из-за перегородки разговору, он испытывал стран-ную смесь любопытства и легкой растерянности. Какими-то невероятно знакомыми показались ему голоса говоривших, (или, по крайней мере, одного из них). Чем-то до боли пугающим и в то же время интригующим отдавались они в его душе. Не отрывая взгляда от тусклой желтой лам-почки, Николай внимательно слушал. Поток мыслей в его голове остановился, внутренний голос смолк. Тело вдруг стало невероятно легким и словно раскололось надвое.
Николай слушал...
...нет, честное слово, это забавно! Как же в таком случае вы живете?
— Так и живу. Вы же видите - живу. А есть у меня мировоззрение или нет, кому какая разница?
— Не кипятитесь, я просто пытаюсь понять. Для человека обычного, погруженного в бездну жи-тейских забот, отсутствие какого бы то ни было мировоззрения вещь вполне понятная и естест-венная. Весь круг его интересов именно этими заботами и ограничивается, а знать больше того, что непосредственно касается его работы, семьи и досуга ему просто не нужно. Но как вы, человек такого интеллекта, могли настолько зациклиться на себе и своих проблемах, что перестали заме-чать окружающий вас мир?.. Не понимаю. Честное слово, не понимаю!
— Да что тут понимать, нелепое вы существо! Все, что мне нужно знать, все, что меня интересует, я знаю. Знаю, пожалуй, даже сверх того. Земля имеет форму эллипса и вращается вокруг Солнца, Мельбурн - столица Австралии, Бога нет, Души нет, а все, что есть, можно расчленить и изме-рить. Ну, чем это не мировоззрение? Или, по-вашему, я должен забивать себе голову разной идеа-листической чепухой, отягощать свой и без того уставший разум вопросами морали и веры, но-ситься с идеей Вселенской любви?..
— Канберра - столица Австралии.
— Что?..
— Столица Австралии Канберра, не Мельбурн.
— Какая разница! А жить-то, жить я когда буду?! Мне тридцать пять, половина жизни уже позади. И прожита эта половина, надо заметить, далеко не лучшим образом. Я же вам говорил, я же вам обо всем рассказывал! Да и откуда мне знать, что прожита только половина жизни? Разве человеку известно, когда он умрет? Хорошо, если впереди у меня еще лет сорок, а что если только десять или того меньше?.. Нет, вашего мировоззрения мне не надо. Боже меня сохрани! Я знаю, что смертен и что жизнь у меня только одна. А значит и прожить я ее должен по-человечески, значит и взять от не надо максимум того, что возможно взять. И плевать я хотел на вашу мораль, на ваше-го Бога, на вашу идею любви всех ко всем... И на Канберру, кстати, тоже. Вот вам мое мировоз-зрение!
(Николаю почему-то показалось, что говоривший сделал при этом неприличный жест).
— Все это я уже слышал, меня интересует другое. Откуда у вас такая уверенность в том, что навя-занная вам когда-то установка на однобокое восприятие жизни единственно верная и абсолютно истинная? Заметьте, я говорю "установка", а не "мировоззрение", потому что мировоззрение, как таковое, у вас отсутствует. У вас есть ничем не обоснованная, намертво впечатанная в вашу голо-ву такими же зомбированными людьми догма, с которой вы, неглупый и хорошо образованный человек, носитесь как дурень с писаной торбой и ни за что не хотите расстаться.
— Да почему я должен с ней расставаться?!
— Да потому, что (...с ней, с торбой что ли?..) это догма! Потому, что вы приняли ее совершенно бездумно и потому, что такой взгляд на вещи не принес вам ничего, кроме тщетных попыток уст-роиться в этой жизни получше и горьких разочарований, обретенных как следствие ваших бес-смысленных действий.
— Хм, а с чего вы, собственно говоря, это взяли?
— С чего?! Да вы же всю дорогу только и делаете, что стонете, как больная курица и поносите всех направо и налево, очевидно ища у меня какого-то сочувствия.
— И вижу, что напрасно.
— Ваша абсолютизация собственного мнения и пренебрежение мнением других, ваша фанатиче-ская приверженность к огульному материализму и боязнь, (именно боязнь!), глубокого всесторон-него осмысления противоположных идей просто поразительны! Вы совершенно упускаете из ви-ду, что материализм, как и любая другая концепция, начинается с аксиомы, а аксиома эта произ-вольна и недоказуема. Вы забываете, что в процессе познания человек занимается интерпретаци-ей чувственных восприятий и данных эксперимента, а интерпретировать одни и те же факты можно сотней различных способов, и общественная практика, в данном случае, далеко не всегда выступает критерием истинности. Вы не принимаете в расчет и то, что человеку, как бы высоко он себя ни ставил, доступна лишь относительная истина, а степень этой относительности весьма и весьма неопределенна. Вы... вы много еще чего не замечаете или забываете! И вместо того, чтобы разобраться, почему ваша жизнь не складывается так, как вам хотелось бы, вы кидаетесь из край-ности в крайность, и в то же время остаетесь все там же, откуда начали свою погоню за удачей, ибо из раза в раз повторяете одни и те же ошибки!..
На некоторое время воцарилось молчание. Затем что-то негромко щелкнуло, (очевидно, в со-седнем купе закурили), и тот же голос, (до боли знакомый, но еще не узнанный), произнес:
— Вот так. А вы говорите Мельбурн, столица Австралии...
— И в чем же вы усматриваете мою ошибку?
(поинтересовались осторожно, но не без некоторого цинизма).
— В чем? Я ведь уже сказал: в абсолютизации и превозношении бытующих в данное время, в дан-ном обществе понятий; в боязни мыслить независимо и самостоятельно; в бездумном отрицании мнений, противоположных вашему; но самое главное, в нежелании идти своим собственным пу-тем. Страх увидеть больше, чем видят окружающие вас люди - вот ваш главный враг!
(короткая пауза).
— Пожалуй, пойду, прогуляюсь. Надеюсь, вагон-ресторан уже открылся. Большое спасибо за лек-цию, — (довольно ехидно), — попытаюсь обнаружить в буфете больше, чем обнаруживают все остальные.
— Смешно. Очень смешно.
Было слышно, как один из говоривших вышел. Спустя несколько мгновений хлопнула дверь, ведущая в тамбур.
Николай приподнялся и сел. Нащупывая ботинки ногами, он мельком взглянул на часы. Если поезд не опаздывает, до Москвы теперь оставалось совсем немного. Он не спеша встал, поправил воротник рубашки и вышел в коридор. Из-за жары дверь соседнего купе была открыта. За столи-ком, полусогнувшись, сидел человек и перебирал разложенные перед ним карты. Сердце у Нико-лая екнуло.
— Синг? — он нерешительно шагнул внутрь. — Синг!!.
Молодой человек поднял лицо от карт и посмотрел на Николая. Взгляд его был равнодушен и холоден.
— Извините, — в голосе звучало удивление, — Что вы сказали? Я не расслышал.
— Черт побери, Синг! Откуда ты здесь взялся?..
Молодой человек нахмурился. Лицо его оставалось все таким же бесстрастным.
— Прошу прощения, но очевидно вы принимаете меня за кого-то другого.
— Перестань, Синг. Это не смешно! Как я могу принимать тебя за кого-то другого?..
— Повторяю, вы заблуждаетесь. Я не знаю никакого Синга.
Молодой человек улыбнулся.
— Это ошибка.
Несколько секунд Николай оставался на месте, переваривая услышанное, затем пристально по-смотрел на свои ладони, рассеянно пробормотал:
— Извините, — развернулся и вышел.
Вернувшись к себе, он быстро собрал вещи, аккуратно свернул постель и, окинув купе взгля-дом еще раз, не забыл ли чего, направился к выходу. Стоя в тамбуре, он достал сигарету. Светало. Появился заспанный проводник, хмуро взглянул на него и, пытаясь побороть зевоту, недовольно заметил:
— Рано еще. Вернитесь в свое купе. Еще целых десять минут...
Не договорил. Махнул рукой и вернулся обратно в вагон.
Николай улыбнулся. Прямо перед ним, на уровне глаз левитировал огромный кусок металла. Переливаясь всеми цветами радуги, разбрасывая разноцветные искры, металлическая глыба шипе-ла и таяла. Распахнув дверь поезда, Николай вытолкнул ее прочь, на улицу. На душе вдруг стало необыкновенно легко. За окном проплывал сонный город. Фонари, гаражи, коттеджи...