Этого никто, никогда так и не узнал, но всё началось с бомжа и подворотни.
Из проулка тянуло холодом, прокуренным сырым воздухом, мусорной вонью. Заплёванный грязно-серый снег противно чавкал под ногами. Поздний прохожий поднял воротник, ссутулился и неосознанно ускорил шаг. Из темноты донёсся топот, хрип, рычанье. Расхристанное тело со странным клёкотом вывалилось в круг тусклого фонарного света. Не столько напором, сколько запахом нападавший стал теснить несчастного мужика. Влажно блеснули сахарно-белые клыки.
***
Из вечерних новостей:
По неподтверждённым данным, эпидемия стремительно распространяется. Количество заболевших и умерших не поддаётся подсчёту. Возбудитель и лекарство до сих пор не найдены. Власти хранят молчание. Для выяснения ситуации наш корреспондент...
***
- Ешь, надо очень! Сам ведь понимаешь. Я ж тебе зла не хочу, для тебя стараюсь... А ну, жри чеснок, скотина! Сорок человек под дверью одного тебя ждут. Выделывается он...Глотай давай! Всё, свободен. Явка послезавтра, с двух до четырёх.
- И талончик взять не забудь! - крикнула вдогонку медсестра. - Следующий!
Плюгавый мужичок, размазывая слюни и чесночный сок по подбородку, выскочил из кабинета и зайцем метнулся прочь. Но дверь не успела закрыться. Она отлетела с пинка и с грохотом врезалась в стену. На середину стола перед врачом хлопнулся кусок штукатурки. Всклокоченная девица влетела в кабинет, волоча за руку мальчика лет четырёх.
- Я с ребёнком! Два часа! Сколько можно! Что вы только тут делаете? Ничего не делаете! - Визг переходил в ультразвук, лопались стёкла в доме напротив. - А я, с ребёнком...
- Два часа. Я услышал. А укусили вас когда?
- Утром сегодня. Я его в садик вела, а этот как кинется, а я как закричу, а Костик заплакал! Мы в садик, там нам рану пластырем заклеили, а медсестра садиковская в отпуске, мы сюда. А тут толпа, а я, с ребёнком...
- Два часа,- понятливо кивнул доктор,- Температура поднималась? Сыпь есть?
- Нет, только кровь выступила, ну, когда укусил... А я...
- Два часа. Ясно. Показывайте. Так, Валечка, ползубчика - ребёнку, два - маме для профилактики. И ранку раствором серебра обработай. Я пока в карточку запишу.
За дверью рокотом прибоя недовольно зашумели люди. Приглушённые крики: "Вы куда? Какой у вас талон? Да очередь же!" прокатились по амбулатории, заметались, отражаясь от стен и потолка. Многострадальная дверь в сотый раз хлобыстнула по стене. Доктор, не прекращая писать, предусмотрительно сдвинул карточку к краю стола. Упитанная боевитая тётка ворвалась как пушечное ядро, сметая на своём пути стены, противотанковые ежи и здравый смысл. Следом порывом ветра затянуло худосочную блондинку лет сорока. Блондинка монотонно причитала:
- Тут же очередь! По талонам, куда вы лезете?
- А что, мне помирать в вашей очереди? Плохо мне, ясно? - напору и азарту тётки мог позавидовать носорог,- И вообще, я - инвалид, многодетная мать-одиночка, медработник, ветеран ВОВ, герой труда. Мне без очереди можно! - тут же без перехода она развернулась к врачу, закатила глаза, и с придыханием взрыднула: - Долго мне ещё помощи ждать? Делайте что-нибудь! Я же умираю! Я сейчас жаловаться глав.врачу пойду.
Тут в разборку вмешалась мамочка:
- Женщина, вы что, не видите: я тут на приёме! С ребёнком! Вот из-за таких как вы и получается очередь. Прёте мимо всех, на всё вам наплевать! А я, с ребёнком...
- Два часа, - вполголоса хором произнесли врач и медсестра. Впрочем, их никто не услышал.
В этот момент мальчишка, наконец, проглотил свою порцию чеснока, Валентина мазнула по двум дырочкам на запястье протарголом. Затем отработанным борцовским захватом сгребла скандалисток и ребёнка в охапку и выпихала в коридор. Очередной пострадавший бросился было на приступ, но медсестра ловко захлопнула дверь у него перед носом и вцепилась руками-ногами в косяки. Крепкие доски содрогнулись от удара и прогнулись внутрь, но Валентина держалась как пуговица. Удары постепенно стихли.
Но едва женщина отошла на три шага, как дверь распахнулась и влипла в стену. Доктор на лету перехватил штукатурку.
Заведующая, безумно поводя глазами и раздувая ноздри, оглядела кабинет и взрыла копытом линолеум.
- Сколько у вас укушенных на участке?
- Эээ... - глубокомысленно протянул доктор.
- Сколько из них детей? Беременных? Кормящих? Ветеранов? Скольким проведена аллиумная профилактика? Скольким аргентумная? Скольким комбинированная? Были ли побочные эффекты? Сколько развоплотилось? Сколько упокоено древесно- струганными изделиями? Сколько посещены на дому? Сколько вызваны в поликлинику? Где амбулаторные карты?
Медсестра шумно сглотнула. На стол врача лёг лист с бланком для заполнения. Стол просел под тяжестью документа, ножки жалобно хрустнули.
- До двенадцати отчёт надо в горздрав отослать. Так что живо!
И исчезла, оставив после себя горький запах сгорающих нервов.
- Валь, дуй к старшей медсестре и загляни к статистам, выясни, сколько подавать надо.
Валентина вернулась подозрительно быстро.
- Ой, никто не знает, сколько нужно! В горздраве рвут и мечут, говорят, если плохо подадим, приедут с проверкой!
- ...!
- Да ладно, Глеб Фёдорович, вон в коридоре сколько народа, человек по пятьдесят в день спокойно можно писать.
- Ну да! Тогда, получается, у нас эпидемия, вспышка, а мы не сообщили, мер не приняли, ушами прохлопали! Сожрут нас без соли!
- Тогда пять-шесть человек, - робко, уже понимая свою ошибку, мяукнула медсестра.
- Ага. Весь город зашивается, пациенты толпами валят, а у нас никого? Тогда, значит, мы не работаем, не выявляем, ни хрена не делаем. Точно с проверкой приедут!
- А что делать-то?
- Не знаю! Думать!
Глеб Фёдорович сжал ладонями ноющие виски. Потёр переносицу. Умных мыслей что-то не прибывало.
- Вот что. Пробегись по кабинетам, узнай кто сколько по другим участкам подаёт. А мы тогда что-нибудь среднее впишем...