Гук зажмурился и ждал, пока глаза привыкнут к дневному свету, чувствовал на лице холодные капли. Мелкий и частый дождь оставлял на губах привкус соды. Из кучи рванья у входа в подвал поднялась овчарка и потерлась о левую ногу Гука, подрагивая впалым животом. Гук открыл глаза и не спеша огляделся. Серый промокший двор пах мышами и плесенью. Напротив в пятиэтажке жарили рыбу - ветер нес горелую вонь технического жира и мазутный речной дух. Справа, за вольно разросшимися яблонями, виднелся забор недостроя, тычущего в небо промокшие культи бетонных свай и поржавевшую арматуру. Гук поправил за спиной рюкзак, оттолкнул ногой собаку и двинулся привычным маршрутом, налево, мимо трансформаторной будки, мимо мокрой, кисло воняющей кучи мусора, через детскую площадку, в темную арку девятиэтажного дома, а от нее вдоль трамвайного пути вниз, к рынку, крытому гулким кровельным железом.
Безлюдная улица пялилась на Гука глазницами окон полупустых разоренных домов. Ржавели трамвайные рельсы. С покосившегося щита свисали обрывки рекламного плаката. И никого, ни человека, ни собаки. Только внизу улицы, на перекрестке перед базаром замер блокпост - нелепое сооружение из мешков с песком, грязно-зеленых снарядных ящиков и бетонных плит, за которыми мелькали каски бойцов национальной гвардии.
Один на всю улицу, Гук уверенно зашагал в сторону блокпоста.
Гук давно привык к одиночеству.
Пару лет назад, в день, когда люди вдруг начали взрываться, разлетаясь кровью и кусками мяса, Гук, как и множество других, перепуганных и ничего не понимающих жителей города, боялся оставаться один. Он долго метался по улицам, мокрым от крови и кусков человечины, заглядывал в магазины и дома. Стены их внутри были заляпаны темным, а из дверей струился теплый тошнотворный запах вскрытой брюшины. Так бродил Гук, пока, увлеченный потоком беженцев, не оказался далеко за городом, где прибился к группе людей, возглавляемых человеком по кличке Профессор.
- Сегодня СиэНэН обнародовало обращение лидера "Аль-Каиды" Аймана Мохаммада Хабиби к главам мировых государств, - шипел радиоприемник в руках Профессора. - В обращении говорится, что "Аль-Каида" берет на себя ответственность за гибель людей, и что люди продолжат взрываться, если не будут удовлетворены все требования террористов. Цитата. "Неверные продолжат разрываться на куски, услышав голос пророка, пока не будет выполнено каждое из наших требований". Конец цитаты. Напомним, что сегодня в каждой столице Европы зафиксированы случаи самопроизвольного разрыва людей. В ряде городов гибель людей носила массовый характер. По предварительным подсчетам число погибших может достигнуть нескольких сотен тысяч человек.
- Услышать голос пророка, - задумчиво проговорил Профессор и спросил у Гука, оказавшегося поблизости. - Ты понял, о чем они говорят?
Гук неопределенно повел головой, точно не понял или не расслышал вопрос.
- Однажды я наблюдал один интереснейший опыт американских коллег, - продолжил говорить Профессор, повернувшись к кому-то из группы. - Они вводили подопытной крысе сыворотку органического препарата, после чего от легкого удара током крыса разрывалась на мелкие кусочки. Состав препарата по понятным причинам не раскрывался. Образец был нестабилен. И разряд тока...
На радио закончился выпуск новостей, и из приемника заиграла какая-то тягучая унылая мелодия. И в тот же миг лицо Профессора исказилось, а сам он выгнулся и вдруг разорвался на куски, заляпав Гука своими теплыми внутренностями. Гук с ужасом посмотрел на себя, на остальную группу, корчащуюся в агонии на земле, и бросился прочь, дальше от людей.
Вспомнив Профессора, разлетевшегося на клочки, Гук невольно передернул плечами и поправил рюкзак.
Нет, жить определенно лучше в одиночестве.
С блокпоста Гука окрикнули, но он продолжал идти как ни в чем не бывало, пока окрикнувший его боец не вышел из-за ограждения навстречу, угрожающе клацнув затвором автомата.
- Отставить, рядовой! - властный голос из глубины блокпоста заставил бойца замереть навытяжку. - Это же Гук идет.
Гук сидел в каморке командира блокпоста и шумно пил горячий сладкий чай.
- Вкусно? - спросил командир и протянул Гуку мелкие в табачных крошках куски рафинада. - Сладкого добавить?
Гук кивнул и, схватив сахар, спрятал его в карман длинной не по размеру куртки.
- На базар пойдешь? - громко спросил командир и показал рукой в сторону рынка.
Гук опять кивнул.
Чай обжигал губы. Гук дул в кружку, раздувая щеки, и осматривался в командирской каморке. Здесь ничего не изменилось с последнего визита - та же кровать из снарядных ящиков, застеленная бушлатом, деревянные стены, оклеенные серыми в цветочек обоями, тот же автомат на гвозде у двери, та же банка на столе, в которой лежат беруши, похожие на кучку толстых опарышей.
- Возьмешь там для меня? Как всегда? - крикнул командир и опять ткнул рукой в сторону рынка.
Гук мгновение подумал и кивнул. Командир заулыбался и тут же все его движения стали какими-то суетливыми - он торопливо достал из-за кровати раскрытый "цинк" и стал отсчитывать патроны, шевеля губами и вытирая локтем неожиданно выступивший на лбу пот.
- Представляешь, подорожал, зараза, - крикнул командир, ссыпая патроны в кулек. - Звери чертовы. А монополия. Никуда не денешься. Нет, у наших тоже есть, но совсем плохой, бодяжный. И отходняк от нашего. А это вот тебе.
Командир протянул пачку чая, сигареты и большую плитку шоколада, но Гук покачала головой и отмахнулся.
- Потом возьмешь, когда будешь назад идти? - догадался командир.
Гук кивнул в последний раз, повернулся и, закинув за спину потяжелевший рюкзак, пошел на выход. Дождь прекратился, и в свете проглянувшего сквозь тучи робкого солнца бетонные плиты казались сделанными из черного хрусталя.
- Пропусти, - кивнул командир бойцу, и тот отошел в сторону, пропуская Гука.
- И не страшно пацану, - хмыкнул боец. - Я вот слышал, что у "шахидов" новая забава появилась. Соберутся, посадят кого-нибудь из наших перед собой, из отравленных, и давай свою "мулу" петь. И мычат, пока нашего не разорвет в клочки. Не слышали, правда или врут?
- Правда, - отозвался командир, глядя вслед уверенно подходящему к входу на рынок Гуку. - А пацану не страшно. Он глухонемой, пацан-то. Чего ему бояться.
Рынок, огороженный со всех сторон железным забором с колючей проволокой, внутри выглядел совершенно мирно. Торговые ряды из блестящей нержавейки, пирамиды мандарин и связки бананов по соседству с картошкой и свеклой, толстые улыбчивые тетки с шелухой семечек на губах. Если бы не станковый пулемет, установленный на входе, за которым на узкой скамеечке сидел бородатый дядька в расстегнутом на груди ватнике, можно было бы подумать, что каким-то невероятным образом тебя перенесло на несколько лет назад, в мирные годы сытого самодовольства.
Гук не стал задерживаться в торговых рядах и сразу пошел к зданию дирекции рынка.
- Куда? - рыкнул у входа в дирекцию молодой парень в черной форме без знаков различия.
- Не кричи! Чего кричишь? - послышалось изнутри здания дирекции. - Пропусти, говорю. Это же Гук пришел.
Гук пил "колу", сидя на стуле посреди большого светлого кабинета с цветастыми коврами поверх обшитых белым пластиком стен. Хозяин кабинета, крупный мужчина в черном классическом костюме и белой рубашке, расстегнутой так, что виднелась волосатая грудь, сидел на низком диванчике напротив Гука, подобрав по-турецки ноги.
- Вкусно? - спросил мужчина и ткнул в "колу" волосатым пальцем с крупным перстнем.
Гук подумал, сделал большой глоток и кивнул.
- Вкусно. Дети любят, чтобы было сладко, - радушно улыбнулся мужчина. - Аллах создал великий препарат, чтобы добавлять в колу. Выпил такую колу, а потом от слов пророка лопнул, как перезрелый арбуз. А вы все равно ее пьете. Любите, чтобы сладко.
Гук подумал и опять кивнул.
- Подорожало, слышал? - все так же улыбаясь, спросил дядька. - Брать сколько будешь?
Гук кивнул и показал три пальца, подвинув к мужчине рюкзак.
- И собачьи консервы как всегда?
Гук опять кивнул и раскрыл рюкзак.
Возвращался домой Гук уже в темноте. Фонари не работали, и улицу освещал только далекий прожектор, сверлящий от блокпоста сгустившиеся сумерки. Свернув с улицы в арку, Гук понял - его здесь ждут. Из темноты пахнуло вонью немытых тел и гнилозубых ртов.
- А ну, баклан, стал смирно, - просипело сбоку. - И рюкзачок свой снял.
- Медленно, слышь, чушка. Резких движений не делаем, - добавил молодой голос, и ствол пистолета уперся Гуку в спину.
Не услышав, но вполне поняв намеренья нападавших, Гук остановился, одну руку поднял вверх, другой потянулся к груди, нащупывая защелку на лямках рюкзака. В лицо уперся луч карманного фонарика, ослепляя.
- Вы чего делаете, уроды? Отошли все, я сказал, - вдруг рявкнуло из темноты. - Это же Гук идет.
- И че?
- Я сейчас тебе дам "че", молокосос. Или ты вместо него на базар ходить будешь? - рявкнул голос громче, и в нем угрожающе зазвенел металл.
Из темноты выдвинулась фигура, подошла ближе, осветила фонариком свое лицо, оказавшись хмурым парнем с тонкими нервными губами.
- У тебя есть с собой? Продашь? - спросил парень и дернул ртом.
Гук понял вопрос по движению губ, мгновение подумал и кивнул.
От подвала пахло псиной и влажным бетоном.
Овчарка вскочила, звякнув цепью, ткнулась Гуку в живот острым носом, нетерпеливо засучила передними лапами. Гук одним ловким движением открыл консервную банку, поставил ее на пол и устало уселся рядом, положив руку собаке на голову. Опять вспомнился Профессор. Гук провел рукой по лицу, будто стирая ошметки человечины, тряхнул головой, отгоняя наваждение, и почесал овчарке за ухом. Раз в месяц хозяйственный Гук на всякий случай пробивал овчарке ушные перепонки гвоздем, обработанным в спирте.
второе место на конкурсе Блэк-Джек-10