Степная империя.

- Филь, ты серьезно надеешься что-то найти в этой степи? Там же поблизости даже курганов нет!

Филипп Лодейников, доцент исторического факультета МГУ, недавно получивший разрешение на археологические раскопки на берегах Иртыша, усмехнулся:

- Вить, скифские курганы относятся к более позднему периоду, чем тот, что интересует меня.

- Ну да, я помню, ты же защищал диссертацию по южно-уральской синташтской культуре первой половины второго тысячелетия до нашей эры, - кивнул его коллега Виктор Ращупкин. - Только какое это имеет отношение к Иртышу?

- Просто у меня давно возникли сомнения, что эта культура только южно-уральская. Помнишь, в прошлом сезоне мы раскапывали одно небольшое городище в восточных предгорьях Уральского хребта?

- Слышал, но вроде как никаких сенсационных находок там не было.

- Ну, это как сказать... На некоторых камнях там были замечены фрагменты какого-то рисунка, я попытался сложить этот паззл, и вышло нечто похожее на дорожную схему.

- Древняя карта?

- Да, для не шибко грамотных караванщиков. Суть в том, что все отмеченные на них дороги идут на восток, к Тоболу и далее к Иртышу. И на пересечениях караванных путей с этими реками видны три пока не расшифрованных символа, которые, по моему мнению, должны обозначать города.

- Что-то не припоминаю никаких археологических находок в этих местах...

- Разумеется, ведь до сих пор никому и в голову не приходило устраивать там раскопки. Якобы нет никаких указаний на существование там каких-либо древних цивилизаций.

- А по-твоему есть?

- Вить, ну ты вспомни, как совершались самые выдающиеся археологические открытия. В результате случайных находок или действий явных дилетантов, руководствовавшихся легендами, которые академическая наука отказывалась воспринимать всерьез! Тому же Шлиману многие наши коллеги до сих пор не могут простить его удачливости. Отправиться на поиски с томиком Гомера в руках и по его указаниям откопать легендарный город! И что, многих это чему-нибудь научило? Вон, на Балканах давно находили одиночные ювелирные изделия, указывающие на наличие там высокоразвитой культуры еще в пятом тысячелетии до нашей эры, но никому же и в голову не пришло проводить целенаправленные исследования? Потребовалось, чтобы в Болгарии экскаватор случайно зацепил древний клад и извлек из земли целый ковш золотых изделий, чтобы почтенные научные мужи, наконец, признали очевидное!

- Ну да, никому просто в голову не могло прийти, что Балканская цивилизация может оказаться древнее Египетской или Месопотамской.

- А все почему? Не было указаний в письменных источниках! На самом деле мы просто не представляем реальной картины древнего мира до начала железного века. Где имеются хоть какие-то письменные источники, которые по счастью удалось расшифровать, тех более-менее знаем. Где ничего не сохранилось или не удалось расшифровать, как, к примеру, на Крите, начинаем гадать по захоронениям и черепкам. А если даже захоронений не осталось? Не разрешенных загадок, между тем, прорва. Кому принадлежат циклопические сооружения из камней на Балеарских островах? Что за города лежат на дне Средиземного моря? Кто на самом деле создал подземные города в Каппадокии? Что представляет из себя легендарный шумерский Дильмун? Какова истинная роль Элама, вечно соперничавшего и с шумерами, и с аккадцами, и с амореями и окончательно разбитого только ассирийцами? Куда делись сами шумеры после разгрома их державы амореями, "сгинули, аки обры" или, как утверждает Олжас Сулейменов, смешались с будущими тюрками? В чем причины падения Хараппской державы в долине Инда? Сино-кавказская цивилизация на Балканах так и сгинула под ударами индоевропейцев или продолжила где-то свое существование? Ну и самое для меня интересное: откуда действительно пришли арьи и иранцы и почему их религии оказались зеркальным отражением друг друга? Ведь российские ученые ездили, да и до сих пор ездят в Египет в поисках следов древних цивилизаций, а ту, что лежала у них под самым носом, упорно не хотели замечать. Аркаим, как ты помнишь, открыли в результате аэро-фотосъемки, и если бы не она, прародина индо-иранских народов так и оставалась бы никому не известна. А ведь были указания в легендах, были! Эндрю Коллинз специально исследовал легенду о прародине иранцев. Там говорилось, что она находилась севернее самого большого в Азии озера. Это, как известно, ничто иное, как Каспийское море, следовательно, прародина иранцев располагалась на Южном Урале, до которого в те времена практически доходили воды Каспия. Тем не менее, даже Коллинз, в консерватизме никак не замеченный, отбрасывает эту гипотезу и объявляет пресловутым "крупнейшим озером" озеро Ван на Армянском нагорье. Оно действительно самое большое в Передней Азии, но Каспию по площади уступает в десятки раз. Так что даже самые передовые ученые, случается, руководствуются заскорузлыми представлениями, пусть и освященными давней научной традицией.

- Ну так Аркаим же в итоге раскопали и вроде как признали центром этой самой прародины. Что же тебя не устраивает?

- Знаешь, мне ведь там тоже довелось побывать. Утверждают, что это был крупный для своего времени город. Да, хотя в шумерском Уре, например, жителей было на порядок больше, до ста тысяч человек. Это крупнейший металлургический центр первой половины второго тысячелетия до нашей эры. Безусловно, это так, и можно себе представить масштабы державы, потребности которой он обслуживал. Это крупный религиозный и административный центр. А вот тут закавыка. Для небольшого племенного союза он бы в этом качестве сошел, но на столицу крупного государства как-то не тянет. Частных дворов много, а где крупные общественные и административные здания, царский дворец, наконец? Все, что я там видел, на эту роль не тянет никак. Почему бы ни предположить, что это только металлургическая база державы, ну, как нынешний Магнитогорск на том же Южном Урале, а столица находилась где-то в стороне, там, где много воды и легче коммуникации? Побережья Иртыша и Тобола для этой роли вполне подходят. Известно, что кочевые народы свои столичные города строили именно на больших реках.

- Но ведь берега этих рек давно обжиты, если бы там что-то было, следы его давно были бы найдены.

- Вить, в засиженной людьми Месопотамии до сих пор не могут отыскать Аккад - столицу одной из великих древних держав! То есть можно предположить, что один из до сих пор не раскопанных глиняных холмов - это именно он и есть, но когда еще до них до всех руки дойдут. А вот про развалины Вавилона точно известно, что там сохранились памятники только ассирийского, халдейского и персидского периодов, а следы времен аморейского и кассидского владычеств сгинули без следа, после того как ассирийцы снесли захваченный город и прорыли на его месте каналы. Вода, знаешь ли, все способна размыть! Даже знаменитая плита с законами Хаммурапи сохранилась только потому, что победители эламцы увезли ее в свое время к себе в качестве трофея. Мало ли городов, стоящих на низких берегах рек, оказались в итоге погребены под речными отложениями. Тем паче, что времени для этого в нашем случае было предостаточно - аж три с половиной тысячи лет! Культурного слоя там нет, на поверхности - никаких следов проживания человека, а что под намытым водой песком может лежать что-то ценное, поди разбери.

- И что же ты тогда надеешься найти, если все размыло и занесло песком?

- Западная Сибирь - это все же не Месопотамия, где все дома строили из необожженной глины. В Аркаиме были бревенчатые строения, а в захоронениях Андроновской культуры используются уже и каменные плиты, почему бы не предположить, что в предполагаемой столице были каменные и бревенчатые здания. Даже после обрушения стен их обломки не могло далеко унести. Плюс предполагаемые подвалы. Короче, если хорошо покопаться, какие-то следы все равно можно будет отыскать.

- Допустим, но вопрос где? Даже у Шлимана были лучшие ориентиры. Схема твоя все-таки весьма приблизительная, русла рек за тысячелетия наверняка поменялись, так что привязок к местности практически никаких. На что ты надеешься?

- Будешь смеяться, Витя, но только на свою удачу и интуицию. А вдруг повезет?

- Ну, Филь, тогда удачи тебе!

Васашатта, глава Торгового приказа Индраварты, потянулся, лежа в постели. Асуры тут все побери, надо вставать. Шуттарна, сатрап Каменного Пояса, накануне прибывший в столицу, долго ждать не станет, у него там на границе опять неспокойно, арианцы, неудовлетворенные продукцией своей единственной медеплавильни, которую им удалось разместить в Каргале, упорно лезут на имперские земли, и каждый последующий набег становится все более многолюдным и трудно отражаемым, словно им уже тесно стало там, в своих Заяикских степях. Уже и подумать странно, что каких-то два века назад они еще считались подданными Империи и даже одним народом с арьями, хотя и тогда уже языковые и культурные различия были заметны. Если бы не Великий Маг и спровоцированный им религиозный раскол... Но что жалеть об этом, что случилось, то случилось, почитателям Индры и Агни никогда не сойтись во мнениях с демонопоклонниками, несмотря на давние родственные связи.

Позавтракав кашей из тертой полбы, обильно заправленной молоком, Васашатта в очередной раз подумал о хозяйственных парадоксах Ойкумены. В Вавилонии и Митанни изобилие зерна на поливных землях, хотя почва там давно должна быть истощена, а здесь, в степях благословенной Индраварты, она такая жирная, что если растереть ее пальцами, на них останется маслянистый след. Но что толку, если местный мощный дерн не берут даже бронзовые плуги и вскопать удается только заливные участки в поймах рек. В результате зерна мало и стоит оно дороже мяса, которого, слава Индре, хватает пока на прокорм растущего населения Империи. Но что если Великую Степь опять поразит засуха? А вот на землях, орошаемых водами Тигра и Евфрата через систему оросительных каналов, никакие засухи не страшны. Кирта был тысячу раз прав, когда, проиграв схватку за имперский престол, сбежал туда вместе со своими дардами, чтобы возглавить племена местных хурритов. Сейчас его потомки правят сильнейшей в Месопотамии державой и продолжают расширять свои границы. Удивительно даже, как милостивы могут быть боги к изгнанникам. Здесь эта ветвь императорского дома если чем и прославилась, так только желанием упорно усидеть на двух стульях, то бишь равно почитать и Индру, и Митру. Понятное дело, что в условиях разожженных расколом страстей эта двурушническая позиция оказалась равно противна обеим противоборствующим сторонам, и дардам просто не оставалось ничего другого, кроме как покинуть свои родовые земли и искать счастья на далеком юге. Можно только порадоваться за них, как удалась им эта авантюра. Но боги и асуры с ними, с этими дардами, нам бы со своими проблемами как-нибудь разобраться!

Спустившись вниз, Васашатта приказал конюху подать колесницу. Хотя многие простолюдины уже переняли манеру арианцев ездить на лошадях верхом, не ему, знатному вельможе, следовать этой моде. Постоянно стискивать ногами бока сильного животного, ежеминутно рискуя свалиться... Б-р-р! Благословенны черноголовые, придумавшие столь удобный транспорт! Когда они явились в Каменный Пояс жалкими изгоями, предки арьев уже умели объезжать степных лошадей и, понемногу отлавливая их, делали их из диких домашними, но ездили тогда, наверное, по-ариански, а может, и того хуже, без седел. Но черноголовые давно умели делать близкие двухколесные повозки, запрягая в них, за неимением лучшего, длинноухих малорослых ослов. Эти жалкие пародии на обитающих в степи свободолюбивых куланов Васашатте доводилось видеть во время путешествия в Алакуль. Естественно, с такой тягловой силой колесницы не имели никакого преимущества перед верховой конницей, но арьи смекнули, что подходящую упряжь можно сделать и для лошадей и, объединив эти два великих дара богов, стали непобедимыми в битвах. Всаднику трудно было одновременно и стрелять, и управляться с лошадью, на колеснице же могло одновременно размещаться два воина, один из которых правил лошадьми, а другой без помех стрелял из лука или сражался копьем. Да и сама разогнавшаяся колесница была грозным оружием. Лесовики, умеющие сражаться только в пешем строю, буквально сметались колесницами, и те из них, кто не погиб под копытами или от стрел и копий арьев, обращались в бегство.

Но колесницы были не единственным даром черноголовых. Они очень ценили металлы и, хотя не имели в своей стране никаких руд, активно завозили выплавленный металл из Дильмуна и Элама и перековывали его в изумительные по своей красоте и полезности вещи. В Каменном Поясе ни в каких рудах недостатка не было, и арьи умели плавить медь, но только под влиянием черноголовых стали делать это в массовых масштабах. И не только медь и необходимое для производства бронзы олово, но и свинец, серебро и особенно дорогое золото, в котором знали толк черноголовые. Именно с их легкой руки Тушратта, венценосный правнук великого Варуны, перечеканил все казенное золото, добытое в Каменном Поясе и на Алтае, в монеты стандартного веса. Обильные запасы этих монет позволяли потом Империи вести дальнюю торговлю и решать массу других важных государственных вопросов.

Еще черноголовые научили арьев применять в строительстве сырцовый кирпич. Получалось удобнее, чем прежде из одного дерева, да и стены этих построек не гнили, обновлять со временем приходилось только крыши и деревянные перекрытия. На родине черноголовых, по их словам, со строевой древесиной дело вообще обстояло плохо. Возить ее приходилось через всю Месопотамию из горной Финикии, так что даже крыши своих домов они умудрялись вылепить из глины. Васашатта плохо представлял, как это вообще возможно и выдержит ли такая крыша, например, груз снега зимой. Хотя там, в их Месопотамии, ни о каким снеге и не слыхивали...

Но самым ценным знанием черноголовых была, безусловно, их письменность. Тогдашние обитатели Каменного Пояса ни о чем подобном и не ведали, да и сейчас подавляющее большинство подданных Империи спокойно обходится без этой премудрости, но только не чиновники! Знание языка черноголовых и умение записывать слова на глиняных табличках являлись необходимым условием для занятия хоть сколько-нибудь важного поста, да и купцы со жрецами все поголовно были грамотными. Удивительно даже, как арийская знать до появления черноголовых обходилась без этого столь незаменимого инструмента государственного управления! Ну а простонародье как-нибудь перебьется, чтобы коровам хвосты крутить, грамота не требуется!

Колесницу, наконец, подали. Услужливый возница помог Васашатте взобраться на пассажирское место, гикнул на четверку гнедых лошадей, и те вынесли колесницу за ворота усадьбы. Теперь надо было ехать к речным причалам, рядом с которыми в постоялом дворе и остановился Шуттарна. Дорога вела мимо императорского дворца, чьи золоченые стены и крыша до глубины души поражали любого столичного гостя. Творение Артадамы и спустя четыре с половиной века после постройки было божественно прекрасно, но Васашатта уже настолько привык к этой красоте, что даже не приказал вознице притормозить, а лишь на ходу поклонился статуе Варуны Вседержителя, владыки мировых вод и небесного покровителя Синда, уменьшенной копии той, что еще Артадама воздвиг в горах Каменного Пояса. На самом деле в образе бога почитали основателя Империи, того самого, чья прозорливость позволила ему не прогнать ищущих пристанища месопотамских изгнанников, а принять их под свою руку и, воспользовавшись их советами, объединить многочисленные княжества Каменного Пояса в единую могучую державу. Благословен будь великий Варуна!

В то время Варуна был всего лишь молодым князем Синташты - одного из многочисленных мелких арийских княжеств, расположенных в долинах и предгорьях Каменного Пояса. Он совсем недавно женился, и супруга Каришма только что принесла ему двух очаровательных мальчиков-близнецов - Мохана и Прашанта. Возможно, он уже тогда помышлял о будущих завоеваниях, но внешне это пока еще никак не отражалось, и войско Синташты ничуть не превышало по своей численности войска соседних княжеств.

Все началось, когда в южных степях дозорные обнаружили необычную орду. Масса измученных людей передвигалась частично пешком, частично на необычного вида повозках, влекомых невысокими длинноухими животными, чем-то похожими на куланов. Говорили пришельцы на совершенно незнакомом арьям языке, но, к счастью для них, кое-кто из них знал и хетский, который обитатели Каменного Пояса хоть с трудом, но понимали. Пришельцы, называвшие себя черноголовыми, утверждали, что были изгнаны с родной земли жестокими захватчиками амореями и своими извечными врагами эламитами и теперь ищут пристанища. Первые два князя, к которым они обратились, не пожелали видеть чужеземцев на своей территории и погнали их дальше, третий, Варуна, оказался куда более дальновидным. Больше всего его заинтересовали двухколесные повозки, именуемые колесницами. Черноголовые утверждали, что с успехом применяли их в бою, запрягая в них ослов. Варуна усомнился, что эти мелкие по сравнению с лошадьми и изрядно строптивые животные могут служить достойным средством передвижения, но вот сама идея... Арьи тогда уже приручили степных лошадей и научились ездить на них верхом, хотя одновременно сражаться и управлять конем с риском с него свалиться было весьма трудновато. Но почему бы не попробовать запрячь их в колесницы вместо тех самых ослов? Черноголовые никогда раньше не видели лошадей и сперва опасались этих высоких сильных животных, но необходимую упряжь сделать сумели. Эксперимент состоялся и имел блестящий результат. Поняв, какое мощное оружие есть теперь у него в руках, и справедливо догадываясь, что пришельцы могут поделиться еще многими важными знаниями, Варуна милостиво разрешил им осесть на его землях.

Черноголовые взялись было по привычке пахать землю, но быстро убедились, что сухие степные почвы не чета привычным для них пойменным речным, здешняя стерня оказалась не по зубам самому лучшему бронзовому плугу. А вот обилие самых руд в Каменном поясе привело их в состояние, близкое к экстазу. Сколько они воевали с Эламом за куда более скудные месторождения, сколько переплачивали торговцам медью из Дильмуна! Черноголовые убедили Варуну плавить металлы как можно в большем количестве, чтобы хватило и для вооружения, и для торговли, и у самого богатого месторождения на возвышенном мысу у слияния двух рек по его приказу был заложен город, необычно крупный для Каменного пояса. Господствующую над местностью гору, находящуюся в восьми тысячах локтей южнее нового города, черноголовые прозвали Аркаимом. Со временем это название перешло и на сам город.

Тем временем Варуна, пересадив своих воинов на колесницы, напал на соседнее княжество с центром в Бахте. Битва в поле завершилась полным его успехом, но разбитый враг укрылся за деревянными стенами Бахты. Навыка штурма городов у арьев тогда не было, но и тут помогли черноголовые, посоветовав закидать город стрелами, обмотанными горящей паклей. Бахта сгорела, а Варуна присоединил к своим землям и ее территории вместе с проживающими там людьми.

Участь проигравших привела Варуну к мысли, насколько уязвима может оказаться и его собственная столица. Как можно противостоять огню? У черноголовых был ответ и на этот вопрос. Свои города они строили из сырцового кирпича, который загореться не мог в принципе. Они готовы были научить, как делать его из глины. Варуна дал согласие, и в новопостроенном Аркаиме помимо медеплавильных печей появилось и обширное гончарное производство.

Те же черноголовые убедили Варуну не останавливаться в своих завоеваниях. Они вспоминали о долгих веках, когда их родная Месопотамия была поделена на кучу маленьких царств, как сейчас каменный пояс. Сперва там долго и жестоко соперничали Киш, Ур и Урук. Даже священный город черноголовых Ниппур в ходе их войн был разрушен целых пять раз! Когда соперники ослабели, им на смену выдвинулись правители Лагаша, Уммы и Мари. И усобицы длились еще больше двух веков, пока великий правитель Аккада Шаррумкен, известный также как Саргон, не объединил под своей властью всю Месопотамию и многие окрестные земли. Благоденствие длилось сто сорок лет, пока не пришли дикари кутии и не разрушили ослабевшую державу. Черноголовые подняли восстание против захватчиков и возродили общемесопотамскую державу, только уже под собственным владычеством и со столицей в Уре. Она просуществовала около века, и это время черноголовые искренне считали золотым. Правда пришедшие с запада дикари амореи в союзе с подлыми эламитами погубили и эту империю, после чего черноголовым осталось только бежать, чтобы как-то уцелеть, но те счастливые годы они хорошо помнили и были свято уверены, что настоящего благоденствия может достичь только единое огромное государство. Что ж, их чаяния вполне совпадали с новыми амбициями Варуны.

За десятилетие непрерывных войн все княжества Каменного Пояса были присоединены к державе Варуны. Теперь он не желал больше называться князем Синташты и по совету своих сподвижников из числа черноголовых принял титул Повелителя четырех сторон света, что по понятиям черноголовых приравнивало его к богам. Новоявленный живой бог постарался возвысить и собственный род. Захватывая чужие княжества, он уничтожал их высшую знать, оставляя в живых только мелких племенных вождей, не имеющих ни малейшего шанса соперничать с владыками Синташты. При этом двух своих родных братьев и единственного двоюродного Варуна возвел в княжеское достоинство и, чтобы еще выше поднять авторитет этих великих родов, предписал им породниться с потомками последней правящей династии черноголовых, которые нашлись среди пришельцев. Сам он и все его братья были уже женаты, поэтому в браки пришлось вступать их детям, в том числе Мохану и Прашанту - наследникам самого Варуны. Подкрепив таким образом претензии своего потомства на божественное происхождение, Варуна предписал отпрыскам четырех великих родов впредь родниться только между собой, дабы не растворять божественную кровь в крови простых смертных. Тем самым он создал первую замкнутую касту внутри варны брахманов. Только члены великих родов могли претендовать на занятие высших административных должностей в империи, при этом право на императорский венец принадлежало только прямым потомкам самого Варуны.

Синташта оказалась слишком тесной для столицы столь огромного государства, и Варуна принял решение основать новую столицу, причем уже не в горах, а на равнине. Империя теперь надежно контролировала все окрестные степи, поселения скотоводов распространились далеко на восток и на юг, и можно было без опаски выбирать любое место. Черноголовые, помнящие, какую ценность имела вода на их далекой родине, посоветовали Варуне построить этот город на берегу большой реки, чтобы его население не испытывало нехватки влаги ни для питья, ни для орошения и можно было использовать для торговли удобные водные пути. Выбор Варуны пал на Иртыш - полноводную реку, текущую из далеких южных гор. На одной из ее излучин и был основан город Синд.

По опыту черноголовых город следовало окружить глинобитной стеной, но из их же рассказов Варуна знал уже, что есть в мире народы, умеющие строить крепости из камня, и возжелал себе такую же цитадель. Черноголовые тут уже помочь ничем не могли, но благодаря развившимся торговым связям удалось сманить нескольких мастеров из Сирии и Финикии. Каменоломен поблизости от будущего города не было, и материалы для строительства пришлось возить на лодках из Каменного Пояса, сплавляя их по притокам Тобола и ему самому до слияния с Иртышом, а потом волоком, при помощи конной тяги, поднимая вверх по течению Иртыша до самого Синда. Камня хватило только на крепость, императорский дворец и несколько храмов, остальные здания возводили из дешевого глинобитного кирпича и строевой древесины, которую тоже приходилось доставлять волоком по воде. Только незадолго до смерти Варуна увидел свой Синд достроенным.

В годы его правления были заложены еще два крупных города. Аджит стоял все на там же Иртыше в глубине степей, прикрывая столицу с юга. Строить и здесь каменную крепость не хватило бы никаких сил, и потому город обнесли земляным валом грандиозной высоты - вдвое выше стен Синда. Амитабх построили на Тоболе, на границе тайги, чтобы контролировать соседние таежные племена. Город этот стал целиком деревянным, благо строевой древесины отличного качества в тех местах было в избытке, а отсталые и малочисленные лесовики вряд ли могли угрожать ему серьезной осадой. В оба этих города был назначены правящими сатрапами братья Варуны. Его двоюродный брат стал сатрапом Синташты и соседнего с ней Аркаима.

Черноголовые без сожаления покинули горы Каменного Пояса и переселились на милую их сердцу равнину. В Аркаиме их места заняли обучившиеся гончарному и кузнечному ремеслу арьи, сами же черноголовые попытались вернуться к земледелию в плодородной пойме Иртыша, и кое-что у них даже стало получаться, хотя сильно мешали здешние жестокие морозы. Впрочем, часть из них надежно пристроилась на государственной службе и оказалась там незаменимой, поскольку только черноголовые владели письменностью.

Варуна быстро осознал, что столь большим государством невозможно эффективно управлять без надежного учета, а черноголовые продемонстрировали ему, как нужно вести записи. Чтобы научиться великому искусству письма, Варуна даже освоил их язык и заставил сделать то же самое своих родственников. Государство оказалось обеспечено писцами, счетоводами и грамотными управляющими, для их подготовки даже открыли школу по образцу той, что некогда существовала в Уре - столице черноголовых. Знать, таким образом, стала грамотной, а простонародье... Ну, к чему грамота простым воинам и пастухам, да и учить необходимый для этого чужой язык им было трудновато.

Обретающиеся при дворе черноголовые предложили Варуне записывать его великие деяния на глиняных табличках для просвещения потомства. Он согласился и поручил им вести летопись. Заполненные таблички постепенно накапливались, со временем составив обширную библиотеку, хранившуюся в подземелье императорского дворца.

Когда живой бог опочил, его схоронили в обширной усыпальнице, сделанной по образцу тех, в которых хоронили своих царей черноголовые. Вот только ее не выкопали в земле, а вырубили в теле одной из гор Каменного Пояса, по причине чего она так и осталась единственной. Если черноголовые для каждого из своих царей строили собственную усыпальницу, то арьям быстро надоело врубаться в неподатливые горные породы, и они порешили, что столь обширного помещения хватит на всю династию. Так рядом с гробницей Варуны оказались гробницы его сыновей, внука и правнука, и так далее вплоть до Парраттарны. И только Вира впервые схоронили в земле по арианскому обычаю.

Лодейников уже с неделю мотался по югу Омской области, выискивая все ложбины, которые по своему происхождению могли оказаться древними руслами Иртыша. Имеющаяся у него на руках схема точностью не отличалась, и не было никакой возможности привязать ее к реальным географическим координатам.

- Филипп Игоревич, а может, плюнем на этот неуловимый город и попробуем отыскать тот, что южнее? - сдался было его помощник по экспедиции Максим Горовиков.

- Судя по схеме, он явно находится на территории Казахстана. Можно было, наверное, и договориться о проведении там раскопок, только этим надо было заниматься много раньше, а сейчас кто ж нам позволит копаться на территории другого государства? К тому же у меня предчувствие, что именно тот, который мы сейчас ищем, исполнял роль столицы, следовательно, и находки в нем должны быть богаче.

- И что теперь, будем проверять все балки подряд?

- Только самые крупные. Чтобы река могла стереть с лица земли большой город, она должна очень сильно разбушеваться и, соответственно, очень широко разлиться.

Несколько подходящих балок все же было найдено. Чтобы не снимать всякий раз многометровый слой песка, предварительную оценку перспективности места решено было проводить с помощью геофизической аппаратуры, определяющей границу сред с разной плотностью минералов. Мелкие предметы таким образом не распознать, но занесенную песком скалу или массивную каменную кладку - вполне. Аппаратуру эту раздобыл по блату сам Лодейников, задействовав свои обширные связи в университетской среде.

Первые два исследованных объекта не дали никаких обнадеживающих результатов, третий же оказался более перспективным.

- Филипп Игоревич, здесь какие-то хаотично разбросанные пятна более плотной породы, - подозвал шефа Горовиков.

- Вполне возможно, что это обломки разрушенной стены. Надо пройтись по всей ширине балки и оценить общую картину.

После пары суток упорного труда перед исследователями предстала весьма занимательная схема. Выявленные уплотнения раскинулись на площади более восемнадцати гектаров. Проведя по ним контуры предполагаемых стен, Лодейников увидел на схеме прямоугольник со сторонами примерно в триста и шестьсот метров, вытянутый вдоль оси балки. Особый интерес вызывало массивное уплотнение в центре крепости. Что это: очень мощная каменная башня? каким-то образом оказавшаяся здесь природная скала? Вскрыть этот близко расположенный к поверхности объект было соблазнительно, но Филиппу прежде всего нужны были доказательства, что им обнаружена именно крепость, следовательно, надо первым делом раскопать крепостную кладку.

- Ну что, экскаватор будем вызывать? - осведомился Горовиков. - Силами наших студентом мы тут хрен до чего дороемся.

- Да уж, от предполагаемого культурного слоя нас отделяет как минимум десятиметровая толща песка, если этот слой вообще не размыло, - вздохнул Лодейников. - Да, Максим, заказывай в Омске экскаватор, хоть это и будет на пределе наших финансовых возможностей. Ну, ничего, как только в наших руках окажутся значимые находки, можно будет под это дело выбить в Москве дополнительное финансирование.

Археологические раскопки при помощи экскаватора - событие, конечно, необычайно редкое, но и ситуация была нетривиальной. Знающие люди могли припомнить только трехметровые песчаные отложения над культурным слоем в месопотамском Уре, но там три, а тут целых десять... Вырытый котлован походил уже на изрядных размеров карьер, когда ковш машины скрежетнул по чему-то твердому, и Лодейников отдал распоряжение отвести технику и дальше работать лопатами. Ага, вот и камень... Еще с полчаса напряженной совместной работы, и под песком обнаружился слой глины, на котором, собственно, и покоился этот каменный монолит в форме параллелепипеда.

- Тесаный камень! И, похоже, с родом Уральских гор, - Филипп любовно оглаживал находку. - Теперь уже никаких сомнений, что здесь стояла крепость, причем очень большая по меркам Страны городов. Восемнадцать гектаров - это же площадь восьми Аркаимов!

- Что ее разрушило, как вы думаете, Филипп Игоревич?

- Скорее всего, вода во время какого-то катастрофического наводнения подмыла стену. Вот тут, где мы сейчас стоим, Максим, в те времена скорее всего был берег Иртыша. Если поведем траншею перпендикулярно к нему, скоро доберемся до фундамента, а там и собственно городские кварталы.

- Там и заложим настоящий раскоп?

- Да, есть надежда, что остатки стен все-таки как-то сдерживали водные потоки и культурный слой не полностью размыт. Если повезет найти что-то деревянное или останки погибших при наводнении, сможем датировать эту природную катастрофу.

- А предполагаемую центральную башню оставим на сладкое?

- Ну, можно сказать и так. В любом случае отсюда не уедем, пока ее не вскроем.

Вся следующая неделя была занята рутинной археологической работой. Снятие песчаного слоя с будущего места раскопок, разметка освобожденной поверхности на квадраты, осторожный выем грунта и его просеивание с указанием точного места всех обнаруженных находок. Водные потоки и здесь успели изрядно потрудиться, ничьих костей пока обнаружить не удалось, но зато откопали бронзовую мотыгу, бронзовый же наконечник копья с листовидным пером и осколки керамики, своим узором напоминавшие федоровскую культуру.

- Вот вам уже и приблизительная датировка, - радовался Лодейников. - Федоровская культура это XIII-XV века до нашей эры, она наследовала в этих местах алакульской в рамках более широкой андроновской культуры, а та, в свою очередь, непосредственно синташтской. Может, и до нее удастся докопаться в более глубоких слоях.

Ниже, однако, оказался плотный глиняный слой, что было как минимум странно для здешних почв. Филипп распорядился перенести раскопки на соседний квадрат, подальше от реки, чтобы выяснить, насколько далеко этот слой простирается, и тут археологов ждал новый сюрприз - вросшее в глину, не до конца сгнившее бревно. Радость, что наконец-то можно будет применить углеродный анализ, соседствовала с удивлением.

- Максим, тебе не кажется, что тут слишком много глины?

- Кажется, Филипп Игоревич, к тому же ее поверхность какая-то неровная - вот здесь совсем плоская, а рядом с бревном словно горбом выпирает.

- Вот и у меня возникает подозрение, не мостовая ли это была... Не помнишь, случаем, из чего шумеры делали мостовые? Не из сырцового ли глиняного кирпича? А это бревно, возможно, лежало в нижнем венце дома, и глиной его просто обмазали?

- Тогда, стало быть, под этим глиняным слоем тоже может оказаться что-то интересное?

- Да, копаем дальше!

Предполагаемую глиняную мостовую вскрыли и под ее толщей обнаружили продолжение культурного слоя, причем здесь находки оказались несравненно богаче.

- Охренеть... - не смог справиться с эмоциями Лодейников, вертя в руках откопанный бронзовый кинжал филигранной работы, с рукояткой, украшенной мелкими самоцветами, - это кто ж такими дорогими вещами разбрасывался?

- Смотрите, Филипп Игоревич, а это кольцо даже не позеленело, - сунулся к нему со своей находкой один из участвовавших в раскопках студентов.

- Валера, оно и не могло позеленеть, - промолвил Лодейников, внимательно осмотрев вещицу. - Это височное кольцо, и оно сделано не из бронзы, а из золота, ну, может, с некоторой примесью серебра. И это уже не андроновская культура, ребята. Это культура Страны городов, причем та, которую мы еще не знаем.

Углеродный анализ откопанного бревна указывал на середину XX века до нашей эры, что соответствовало периоду расцвета Страны городов. Можно было заявлять о сделанном открытии и приступать к написанию докторской диссертации, а найденное городище потом доисследуют светила мировой археологии, но Лодейников еще не считал свою миссию законченной. Предполагаемая башня в центре города продолжала его манить. Если уж здесь, на окраине, такие богатые находки, то чего можно ждать там.

- Ну что, Максим, дань академической науке мы отдали, - с усмешкой сказал он помощнику, - теперь побудем немного шлиманами. Пока полевой сезон не подошел к концу, самое время попробовать отрыть этот непонятный объект посередине городища. Вдруг это все-таки не скала?

Поскольку верхушка раскапываемого объекта располагалась недалеко от поверхности, на сей раз обошлись без экскаватора. Вот лопата впервые уперлась во что-то твердое, и Лодейников приказал осторожно окапывать предмет по сторонам, а сам вооружился веником, чтобы смахнуть с находки оставшийся тонкий слой песка. Несколько легких движений и... у всех присутствующих глаза полезли на лоб: очищенная поверхность засверкала яркой позолотой!

- Да не может такого быть... - Максим Горовиков опустился на колени перед раскопом. - Это что, позолоченный купол? Филипп Игоревич, как он вообще смог устоять, если даже стены рухнули?!

- Стены рухнули, потому что их подмыло, а здесь... Ну, возможно, сам водный поток был тут не настолько сильным, а кроме того, это здание, видимо, очень надежно строили. Не знаю, что это было, дворец или храм, но средств на его возведение явно не жалели. Под нами каменный свод, а не деревянный каркас, да и позолота эта... - Лодейников поскреб очищенную поверхность ногтем. - Да что там, любая позолота за такой срок облупилась бы, либо ее просто бы смыло, так что это не сусальное золото, а цельный металлический лист, пусть даже и тонкий.

- Сколько ж тогда золота ушло на этот купол? - выпучил глаза Горовиков. - И почему никто не постарался отрыть его и ободрать, ведь о таком чуде точно должны были помнить! Даже гробницы египетских фараонов, приравненных к богам, и те регулярно разграбляли!

- Откуда нам знать, Максим, что за катастрофа здесь случилась? Может, все горожане утонули, может, в страхе бежали перед гневом богов, причем гнев этот приписали именно тому, кому было посвящено данное святилище. Пока не проникнем внутрь и не раздобудем дополнительную информацию, возможны самые разнообразные версии.

- Вот только нашими силами всю эту махину не отрыть!

- Значит, настало время призвать на помощь коллег и финансирование дополнительное заодно потребовать. Уж под такое-то точно должны дать! - с подъемом констатировал Лодейников.

Стражники у ворот цитадели встали во фрунт при виде члена княжеского рода, простые горожане спешили убраться с дороги, и колесница беспрепятственно промчалась до самого торга, объехать который стороной не представлялось возможным, поскольку торговые ряды заполонили все окрестные улицы от причалов до внешнего вала, ограждавшего последние два века чрезмерно разросшийся город от степи и упиравшегося своими концами в Иртыш. Синд не умещался уже и в этих пределах, и его предместья растекались все дальше и дальше по берегу реки. Защитить их в случае нового нашествия не было никакой возможности, строительство нового вала потребовало бы огромных усилий и немалых материальных вложений, но у правящего императора не было, похоже, для того ни воли, ни даже желания.

Колесница медленно катилась по запруженной народом улице. Толпящийся люд при виде аристократа подавался-таки в стороны, но как-то неохотно, без особого почтения, так что самых неторопливых вознице пришлось даже пару раз подогнать кнутом. Чтобы не давать базарным сплетникам никакого повода для пересудов, Васашатта сделал морду кирпичом и терпеливо ждал, когда закончится вся эта толчея. Внезапно из ближайшей лавки донеслась грубая брань, где всуе упоминался Индра и вся его небесная рать. Этого уже вельможа не мог стерпеть и, соскочив с колесницы, направился лично разбираться с богохульником.

Выяснилось, что там выясняли отношения два купца. Местный торговец якобы продал приезжему арианцу золотое украшение с изрядной примесью меди, выдав его за чистое золото. Арианец, промышляющий торговлей скотом, обман распознал не сразу, но когда понял, или подсказали знающие люди, явился разбираться с мошенником. Тот, знамо дело, свою вину отрицал, дескать, его самого ввел в заблуждение ювелир. Дошло до хватания за грудки и нелестного поминания всей родни и даже небесных покровителей противной стороны. Появление Васашатты страсти немного поумерило, но даже поняв, что перед ним стоит один из высших имперских чиновников, да еще и имеющий самое прямое отношение к торговым делам, арианец не стушевался, а принялся обличать столичные нравы:

- В этом вашем Хинде жулики уже всякий страх потеряли!

Услышав этот варварский диалект, Васашатта скривился, как от попавшей в рот кислятины. Что за безобразная манера постоянно заменять звук "с" на "х"?! Речь этих немытых кочевников становится все труднее понимать, хоть толмача уже заводи! Неужто у них и знать уже так говорит? Всего каких-то два века независимости от Индраварты, а различия в языке и менталитете становятся уже просто пугающими! Ни один подданный императора из низких каст не посмел бы так препираться с членом княжеского рода. На обвинение в богохульстве этот чертов торговец найдет, что ответить, и как бы не дошло до разговора о законности пребывания на троне нынешнего императора. А по существу высказываемых претензий он, увы, прав, среди синдских ювелиров становится все больше мошенников, они и казну норовят обмануть, ему ли, главе Торгового приказа, это не знать! Решив не раздувать конфликт, кое-как успокоив обманутого арианца и пообещав ему во всем разобраться и наказать нечестного торговца, Васашатта вывалился из лавки и приказал вознице трогать. Настроение было капитально испорчено, и до самого постоялого двора вельможа даже не смотрел по сторонам.

Встретивший его Шуттарна был и хмур и озабочен, как вскоре выяснилось, вовсе не новыми торговыми пошлинами на кузнечные изделия, что было официальным предлогом для встречи. Полагая, что дело опять в арианцах, Васашатта поспешил солидаризоваться с собеседником, посетовав на наглость их торговцев и приведя в качестве примера только что случившийся инцидент на торгу.

- А чем торгуют здесь арианские гости? - внезапно осведомился Шуттарна.

- Ну, рогатым скотом, лошадьми, мясом, выделанными кожами, больше им по большому счету и предложить-то нечего.

- А тебя не удивляет, что хотя по всей нашей стране, от Каменного Пояса до Алтая и от тайги до южных пустынь, практически каждое хозяйство разводит скот, в столице торгуют в основном арианским мясом?

- Немного удивляет, вообще-то, но я объясняю это тем, что арианцы просто слишком охочи до нашего золота.

- Будто сами арьи его не любят, - усмехнулся Шуттарна. - На мой взгляд, дело тут совсем в другом. Арианские степи не так подвержены засухам, как наши, к тому же они откочевывают со своими стадами все дальше и дальше на запад, где травы еще гуще. В результате их скот быстрее растет и набирает вес. У них сейчас избыток дешевого мяса, хоть и далеко его доставлять, а наш бедный пастух если и зарежет какую тощую коровенку, так сразу набегут мытари с требованием поделиться доходом с казной. Наши скотоводы и ремесленники стонут от налогов, при этом воины в приграничных крепостях, бывает, месяцами не видят жалованья, хотя все знают, что казна ломится от золота и малой толики его хватило бы, чтобы накормить всех страждущих. По моей провинции ходят очень нехорошие разговоры, что нынешний Повелитель четырех сторон света позволил одолеть себя демону жадности и сидит на своих грудах золота, словно сторожевой пес. И самое главное, никому не понятно, для чего копить столько денег. Планируется какое-то грандиозное строительство? Мы с тобой прекрасно знаем, что нет ни у кого таких планов. Готовится большой военный поход на Ариан? Но тогда должны быть заказы на оружие, на изготовление боевых колесниц, а их нет, да и кто такой поход возглавит? Джасвонт, последний выдающийся полководец из рода Варуны, помер, если мне не изменяет память, уже 170 лет тому назад, даже кости его уже давно истлели, а никому, кроме ближайших родственников императора, такую власть не доверят. Люди же все это видят, делают соответствующие выводы и даже начинают завидовать демонопоклонникам арианцам.

- Даже так?! - поразился Васашатта. - А на каком, интересно, основании? Ведь не настолько же богаче те живут?

- Ну да, может, только немного сытнее, но зато они сами себе хозяева. Вот известно тебе, что арианцы больше не молятся Варуне?

- Не может такого быть! - замотал головой Васашатта. - Они же до сих пор почитают потомков Магуша как единственно законных правителей, а он, что бы там ни говорили, прямой потомок Варуны!

- Почитают, да, но только в качестве своих духовных лидеров. Они ведь после раскола не образовали свою собственную империю с единовластным правителем во главе, а предпочитают жить родовыми общинами, самые важные вопросы решают на народных сходах, а для набегов сами же выбирают себе военных вождей, и это всегда именно профессиональные воины, а отнюдь не маги! Ну и для ради чего им молиться Варуне? Да, он верховный судья и хранитель справедливости, но он обосновался на небе и не спускается к простым смертным, а вот его напарник Митра не только несет солнечный свет, но и является посредником между богами и людьми, способствует согласию и договорам, провозглашает равенство всех своих адептов и сулит блаженную жизнь после смерти, к тому же воины считают, что именно он приносит победу. Понятное дело, что арианцы жаждут добиться благорасположения Митры и приносят ему обильные жертвы.

- Допустим, но нам-то что до того? У нас давно уже никто не молится Митре, богом солнца считается Сурья, а Варуну славят не меньше, чем в давние времена.

- Официально славят, это да.

- Ты что имеешь в виду? - напрягся Васашатта.

- Я не знаю, как у вас в Синде, но в Каменном Поясе многие воины недовольны своим подчиненным положением, - со вздохом промолвил Шуттарна. - Они смотрят на соседей и видят, насколько почитаемы там люди их профессии, что именно воинам там принадлежит реальная власть. Почему же в таком случае в Индраварте всем заправляют брахманы? Разве Индра, небесный покровитель кшатриев, не такой же вседержитель, как и покровитель брахманов Варуна? Так что они охотно молятся Индре, а Варуну почитают только для виду. Сам понимаешь, от таких настроений только один шаг до реального мятежа.

- Хочешь сказать, они готовы сами избирать себе предводителей, отвергнув власть императора? А кто их тогда, интересно, станет кормить? Или они хотят попросту свергнуть нашего божественного правителя, посадив на его место своего царя из кшатриев? Ну и с какой стати тем же скотоводам, ремесленникам и торговцам признавать этого самозванца? Это уже не говоря о брахманах, которые просто откажутся проводить обряды жертвоприношения, оставив этих мятежников безо всякого божественного покровительства! Да наша держава тогда просто развалится на радость арианцам!

- Ну, к нашему счастью, избирать своих собственных предводителей вот прямо сейчас они еще не готовы, - позволил себе улыбнуться Шуттарна, - и ты прав, они не рискнут отказаться от услуг брахманов в деле общения с богами. Они в силу своей необразованности даже не в состоянии внятно сформулировать свои требования в сфере государственного устройства, если им не помогут.

- Тогда мы можем спать спокойно, - выдохнул Васашатта, - ни один брахман не пойдет против интересов своей варны.

- Не суди о всех, Васашатта, один отщепенец по моим сведениям все же нашелся, причем все в том же моем Каменном Поясе. Он всю жизнь служил Индре и теперь усердно проповедует его первенство среди всех богов, ну и, соответственно, необходимость передать светскую власть кшатриям. Среди воинов его проповеди весьма популярны.

- Какой-то доселе безвестный, наверняка полуграмотный деревенский брахман решил объявить себя пророком? Неужто нет других, готовых прилюдно разоблачить его глупость?

- Он себя называет не брахманом, а шраманом, то есть отшельником. Собственного жилья он не имеет, странствует из крепости в крепость, чурается денег и проводит религиозные обряды только за кров и пищу. Имя его Девдас. А разоблачать его, конечно, уже пытались, да только как-то неубедительно все выходило. Ну да эти разоблачители тоже были, как ты выразился, "полуграмотные деревенские брахманы". Может, у такого посвященного в таинства знатока богов, как ты, Васашатта, вышло бы и получше, - усмехнулся Шуттарна.

- Благодарю за высокую оценку моих знаний, но пока государственные обязанности не позволяют мне бросить все и ехать проповедовать по приграничным крепостям, но если вдруг доведется повстречаться с этим твоим Девдасом, я, конечно, не откажусь вступить с ним в дискуссию. Но он, как я понял, способен смущать умы только тех, кому милы порядки демонопоклонников-арианцев. Эх, если бы не этот проклятый раскол...

- А никакого раскола бы не было, если бы боги не наказали род Варуны рождением тех злосчастных близнецов, Ангры и Мазды, которые сцепились в борьбе за трон и не нашли лучшего выхода, как заключить тот проклятый договор о престолонаследии!

- Кто ж знал тогда, что от вообще когда-то сработает! - ухмыльнулся Васашатта.

- Но сработал же и привел в итоге на трон степного разбойника, а за ним и его знающегося с демонами сыночка! Эх, не везет нашей Индраварте с близнецами...

- Ну, не скажи, это же был не первый случай рождения близнецов в императорском семействе. Мохан с Прашантом прекрасно уживались на троне вдвоем и никаких бед империи не принесли.

- Ну, эти сыновья Варуны по нынешним понятиям вообще были чуть ли не святыми, к тому же у них на двоих оказался всего один сын, так что императорский род не разделился тогда на две равноправные ветви, да и в любви к чрезмерной роскоши их никто не смог бы упрекнуть.

- Это так, но ведь именно при них Абхиджит завоевал для Империи Алтай, ставший основным источником нашего золота.

- Да, золото... А ведь если подумать, Васашатта, то именно в нем главный корень наших бед, это оно так испортило нравы!

Необходимость наличия золота в казне Варуна ощутил, когда подошла пора расплачиваться с приглашенными для строительных работ финикийскими мастерами. До сих пор основной денежной единицей в Каменном Поясе служил крупный рогатый скот. Этих "платежных средств" у императора хватало, но финикийцы воспротивились такому способу уплаты, справедливо замечая, что скота им за работу причитается много, но отогнать все это огромное стадо на родину у них нет никакой возможности. Они и налегке-то добирались сюда с превеликим трудом, а возвращаться за многие сотни верст с такой обузой, да еще через земли диких племен, где каждый встречный будет норовить их ограбить, - такого и врагу не пожалеешь! Нет уж, пусть лучше владыка расплатится такими ценностями, которые можно унести на себе. У них в Финикии для этого в ходу золотые слитки, каждый из которых по стоимости является эквивалентом быка.

Чтобы не ссориться с нужными его державе мастерами, Варуна повелел организовать поиск золота с его последующей переплавкой в мерные слитки. Золото в Каменном Поясе нашлось, хоть и в умеренном количестве, и необходимые средства для расплаты с иноземными мастерами казна получила. Новое средство платежа пришлось по вкусу и арьям, и добычу золота решено было не прекращать, а по возможности и расширить, вот только за счет чего?

С тех пор как значительное число арьев и черноголовых покинуло Каменный Пояс, переселившись в окружающие его степные просторы, им все чаще доводилось контактировать с соседними племенами. Среди них были и тохары, чей язык имел некоторое сходство с языком арьев, что указывало на дальнее родство этих двух народов. Тохары проживали оседло в горах, расположенных в верховьях Оби и Енисея, как и арьи, занимались скотоводством и немного земледелием, но чаще охотой и рыбной ловлей. Они использовали медь для орудий труда и украшений, но встречались у них изделия и из золота, которое тохары не очень ценили из-за его мягкости. При этом золотоносные жилы в их горах, по их же собственным словам, встречались в изобилии.

Само собой, возникла идея присоединить золотые горы к Индраварте. Возглавить поход вызвался племянник Варуны Абхиджит, но реализовать свои стремления ему удалось только после смерти дяди. Принять участие в походе решили и оба молодых соправителя, а вслед за ними и прочая высшая знать.

С самого начала не все пошло гладко. Горы, в которых проживали тохары, были существенно выше и круче родного для арьев Каменного Пояса, от колесниц было мало прока в горных ущельях, а местные жители, не знавшие бронзы и воевавшие каменными топорами, оказались хорошими лучниками и успешно уничтожали захватчиков из засад. Каждое селение приходилось брать ценой немалых жертв.

Стремясь рассечь надвое контролируемую противником территорию и создать опорные пункты на самых удобных для передвижения путях, Абхиджит решил совершить бросок вверх по течению Катуни. Тохары, видимо, распознав его планы, сумели стянуть туда значительные силы и встретили колонну имперской конницы ливнем стрел с окрестных гор. Лочан, возглавлявший авангард арьев, приказал развернуть коней и, доскакав туда, где в окружении охраны сидели верхом Абхиджит и оба императора, стал истерично требовать немедленно отступить, пока дикари тут всех не перестреляли. Абхиджит в ответ показал своему двоюродному братцу аркан и пообещал, что самолично его удавит, если тот не перестанет распространять панику. Место Лочана во главе авангарда занял Шандар, а Абхиджит приказал своим воинам спешиться и лезть на горы, чтобы очистить их склоны от вражеских лучников. Битва длилась до захода солнца, Катунь была завалена людскими и конскими трупами и покраснела от крови, но, понеся огромные потери, арьи все же сумели занять все господствующие высоты и перебили отчаянно сопротивлявшихся тохаров.

Похоже, силы противника после этого сражения оказались подорваны, и в дальнейшем с серьезным сопротивлением арьи уже не сталкивались. Золотые горы оказались присоединены к империи, и уже на следующий год там начали мыть золотоносный песок.

Несмотря на завоевание этой вожделенной территории, золота в казне особо не прибавилось, поскольку все доходы ушли на финансирование военной кампании и выплату вознаграждения ее участникам. Ну, а как еще было стимулировать рядовых воинов? Грабить-то у бедных тохаров было решительно нечего.

Ситуация изменилась, когда на престол воссел Артадама, сын Прашанта. Новый правитель решительно не хотел ни с кем воевать, зато торговать желал со всем известным цивилизованным миром. Торговые караваны при нем пошли и в Элам, и в Месопотамию, и в Финикию, и через южные пустыни в Бактрию, где на берегах больших рек и в оазисах стояли богатые города, окруженные мощными крепостными стенами. Бактрийцы поведали арьям, что еще дальше на юг, за почти неприступными горными хребтами, расположена еще более многонаселенная страна, богатая драгоценными камнями, что там течет много полноводных рек, почвы плодородны и не нуждаются в искусственном орошении, весь год тепло, и никогда не выпадает снег. Шортугай, одна из пограничных крепостей этой страны, располагалась к северу от гор, на берегу реки Окс, и именно там бактрийцы торговали со своими южными соседями, родственными им по языку.

Черноголовые подтвердили, что таковая страна, известная им под названием Мелухха, действительно существует, их предки когда-то активно с ней торговали, а однажды даже сумели завоевать, продолжают ли эту торговлю захватившие ныне Месопотамию амореи, им неизвестно, но все может быть.

Артадама счел возможную торговлю c Мелуххой выгодной для империи, особенно его заинтересовали добываемые там драгоценные камни и слоновая кость. Купцы, посещавшие Сирию и Финикию, рассказывали, в какой роскоши живут там местные царьки, какие у них дворцы и троны. Артадама решил, что владыка столь огромного государства, как Индраварта, просто обязан превзойти их во всем, благо, средства теперь позволяли. Купцам, снаряжавшим торговые караваны в Мелухху, он дал поручение выкупать все лучшие камни, какие там только есть, не жалея на это дело золота, казна потом им все возместит. И чтобы заставить иноземных гостей осознать богатство Индраварты, он повелел отделать снаружи золотом стены и купол своего дворца, а внутри позолотить стены тронного зала.

Узнав, что в далеком Египте покойным правителям воздвигают огромные статуи, он приказал рядом с местом упокоения своего деда в Каменном Поясе вырубить из скалы статую высотой в двести локтей, у подножия которой и надлежало впредь приносить жертвы вседержителю Варуне. Себя он тоже не забыл, повелев отлить свою собственную статую высотой в человеческий рост, но зато - из золота.

К концу правления Артадамы обновленный дворец засверкал золотом, а золотой трон правителя был украшен семью огромными самоцветами, из которых только два изумруда были добыты в Каменном Поясе, а остальные привезены из Мелуххи. Еще один здоровенный алмаз родом оттуда же Артадама приказал огранить и увенчать им боевой шлем Варуны, превратив тот, таким образом, в императорскую корону.

Старший сын Артадамы, Тушратта, слыл настоящим скопидомом. Он по-прежнему всячески поддерживал и даже наращивал золотодобычу, но украшательством не занимался и только старательно наполнял казну. Когда накопленных сокровищ оказалось уже слишком много, чтобы уменьшить риск их утраты, Тушратта распорядился построить, а точнее выкопать в земле, два тайных хранилища, куда была перенесена большая часть имперского золота.

Развитая торговля обогащала государство, но ей мешало все растущее жульничество купцов. Мерные золотые слитки потихоньку обрезались и возвращались в оборот с уменьшенным весом. Кое-кто переплавлял золото, добавляя в него медь. Ломая голову, как справиться с мошенниками, император обратился за советом к черноголовым, и те припомнили, что в Финикии на золотых слитках научились вычеканивать рисунки, удостоверяющие гарантированное государством качество данного средства платежа. Идея эта показалась Тушратте весьма перспективной, и по его повелению все казенное золото стали переплавлять в кругляши стандартного веса, эквивалентные по стоимости одной голове крупного рогатого скота - самого ходового товара и традиционного платежного средства в Индраварте, что должно было максимально упростить расчеты. В связи с этим на одной стороне кругляшей вычеканивалась бычья голова, а на противоположной Тушратта приказал чеканить каноническое изображение вседержителя Варуны, что должно было подчеркивать божественное происхождение правящей династии, а то среди простонародья и даже воинов бытовало не лестное для Тушратты мнение, что страной правит торговец. Новые деньги получили название "хеман". Впоследствии ни один из правящих императоров не рискнул поменять дизайн чеканившихся в Индраварте монет.

Правление Тушратты оказалось длительным, не богатым на события, но зато самым изобильным за пятисотлетнюю историю державы. Вспоминая потом об этих сытных мирных годах, арьи называли их золотым веком.

Ранним утром Виктора Ращупкина разбудил телефонный звонок.

- Какого хрена?.. И семи еще нет... - но все же взялся за трубку. - Алло... Филь, ты?..

- Вить, срочно бросай все и вылетай в Омск! Здесь такое!.. Короче, раскопали мы город, явно заметно месопотамское влияние, а возможно, и финикийское. Ты же у нас как раз по Финикии спец? Обязательно нужен специалист по Шумеру. Вырубов никуда не уехал? Ну, сподвигни его на поездку, жалеть точно не будет. Тут есть одно сохранившееся здание... Ладно, по телефону не опишешь, все увидите на месте.

Убедить профессора Дмитрия Вырубова в наличии шумерского влияния в культуре непонятно чьего поселения, затерянного в южно-сибирских степях, было бы крайне сложно, но любой древний город, найденных в тех местах, где по канонам современной науки никаких городов раньше XVII века в принципе быть не могло, вызывал огромный интерес. Мотив был вполне достаточным, чтобы бросить все дела на кафедре и оформить себе командировку на раскоп в целях усиления научного состава археологической экспедиции. До Омска Вырубов с Ращупкиным добирались самолетом, а дальше на внедорожнике, присланном Лодейниковым. Шофер всю дорогу болтал что-то несусветное о дворце с золотым куполом и несметных богатствах, якобы хранящихся там внутри. Ученые, конечно, не очень-то верили, но любопытство эти разговоры им сильно разожгли.

Место раскопа можно было заметить издалека по целым песчаным горам, наваленным экскаватором. Мельком заглянув в первый раскоп и оценив толщину глиняной прослойки между двумя культурными слоями, Вырубов признал, что да, это очень похоже на мостовые древних месопотамских городов. Но главный сюрприз ждал их впереди, где посреди котлована возвышалось нечто массивное, прикрытое брезентом.

- Ну, здравствуйте, Филипп Игоревич, так это и есть ваш золотой купол, о котором нам тут все уши прожужжали? - чуть иронично поздоровался Вырубов.

- Да, Дмитрий Романович, он самый.

- Взглянуть можно?

- А почему нет, - Лодейников потянул в сторону один из кусков брезентовой ткани.

- Охренеть!.. - Вырубов давно уже не позволял себе так эмоционально выражаться. - Как это только могло сохраниться?

- Сами удивляемся, - пожал плечами Филипп.

- Если тут сирийские мастера руку приложили, то они умели строить не то что на века, а даже на тысячелетия, - включился в разговор Ращупкин. - Купол каменный, конечно?

- Разумеется, а то бы давно сгнил.

- Здание полностью отрыли?

- Нет еще, слишком большой объем работ, но зато пробились ко входу.

- Есть внутри что интересное?

- У-у-у, одна отделка стен самоцветами чего стоит! - закатил глаза Филипп. - А так, конечно, там внутри все забито песком, и водные потоки там хорошо погуляли, так что вряд ли хоть один предмет остался на своем месте, но зато мы случайно натолкнулись на вход в подвал и сегодня начнем раскопки там. Возможно, что-то и отыщем.

Массивные деревянные двери с бронзовой обивкой, закрывавшие вход в одно из подвальных помещений, давно сгнили, на оставшихся от них почерневших металлических пластинах виднелась какая-то чеканка, но разобрать рисунок было уже невозможно. Внутри все было завито вездесущим песком, который приходилось раскапывать лопатами, нагружать его в ведра и так поднимать на поверхность. Наверху содержимое очередного ведра высыпалось на расстеленную полиэтиленовую пленку, просеивалось в поисках находок и затем сгребалось в отвал. Работавшие в археологической экспедиции студенты трудились без устали.

Из подвала вынесли уже, наверное, не меньше сотни ведер песка, когда при высыпании очередной порции доставленного из кучи был извлечен золотой кругляш. Все археологи тут же сбежались взглянуть на находку. Максим Горовиков, обнаруживший эту монету, не выпускал ее из рук.

- Ну, хорошо, с этой стороны явно изображена голова быка в окружении каких-то насечек, напоминающих клинопись.

- Клинопись и есть, - вмешался Вырубов, узнавший ставшими уже давно почти родными для него шумерские символы. - Вот это явно единица, дальше слово "золото". Один золотой, короче. Знаки внизу могут означать год чеканки, на шумерском это число 497. Многовато что-то для правления одного царя.

- А если они не с начала очередного правления отсчитывали, а с какого-то очень важного для всей страны события? - предположил Лодейников. - Например, с момента образования всего этого царства или явления какого-нибудь пророка.

- Все может быть, - пожал плечами Вырубов, - по одной монете судить трудно, хотя парадокс уже налицо. Надписи на шумерском, но в Шумере монет не чеканили, это финикийское изобретение. Виктор Аркадьевич, что вы об этом думаете?

- Бычья голова действительно изображена по всем финикийским канонам, можно предположить, что эта монета являлась эквивалентом стоимости одного быка, но вот все остальное точно не в финикийском стиле. Если бы это чеканили финикийцы, они наверняка использовали бы собственный алфавит.

- Чеканили это наверняка здесь и для собственных нужд, - предположил Лодейников, - поскольку на Ближнем Востоке подобных монет ни разу не находили. И шумерскую надпись тоже можно объяснить, ведь у индоиранцев тогда не было собственной письменности. Даже Ригведа была впервые записана не раньше первого тысячелетия до нашей эры, то есть через много веков после вторжения арьев в Северную Индию. Когда-то по всей Западной Европе официальной письменностью была латынь, и это сильно сдерживало развитие национальных языков. Если предки арьев долгое время пользовались шумерским письмом, то становится понятно, почему у них так поздно возникло собственное.

- Остается лишь выяснить, откуда здесь взялись шумеры, - вздохнул Вырубов. - Точнее, откуда - это понятно, и даже нетрудно предположить, когда именно и по какой причине они покинули свои родные места, но вот как они умудрились так далеко добраться?!

- Тут вообще пока полно загадок, Дмитрий Романович, - дипломатично согласился с ним Лодейников.

- А на обратной стороне вообще изображен какой-то странный мужик, сидящий верхом на монстре, - хмыкнул Горовиков. - И что это у него там такое в руке?

- Очень похоже на каноническое изображение Варуны, старшего из богов Адитьев из индуистского пантеона, - заметил Лодейников. - Сейчас он не очень почитаем, но во времена Ригведы считался самым влиятельным божеством, вседержителем наряду с Индрой, верховным хранителем справедливости, владыкой ночи и богом мировых вод. Этот монстр, на котором он сидит, - его ездовое животное Макара, а в руке он держит аркан, сделанный из змеи. Лучшего доказательства принадлежности этой монеты индоиранцам просто не найти. Вот тут по кругу еще какая-то клинопись выбита. Дмитрий Романович, переведите, пожалуйста.

- Бог Защитник, Повелитель четырех сторон света. Последний термин в Шумере применялся как по отношению к богам, так и при титуловании владык Аккада и последней царской династии Ура, владевших всей Месопотамией.

- А "защитник" - это как раз внутренняя форма имени Варуны, - продолжил Лодейников. - Все сходится.

Студенты, между тем, продолжали доставлять из подвала ведра с песком. Золотых монет в них попадалось все больше, на всех был отчеканен все тот же рисунок, менялся только год чеканки. Археологи принялись раскладывать монеты в столбики по годам. Самые древние монеты относились к восьмидесятому году, и их попадалось больше всего, на самой молодой было выбито число 500.

- А недурно они тут просуществовали, - промолвил Вырубов. - В Месопотамии царства все же почаще менялись, хотя вот для Египта пятьсот лет от очередного объединения до распада - вполне нормальный срок. Удивительно только, что дизайн монет здесь не менялся совершенно, не выяснишь даже, при каких правителях они чеканились. Ну, по крайней мере, можно будет оценить, когда приток золота в казну был наибольшим, а когда наступали кризисы.

- Восьмидесятый год и два последующих явно доминируют, - оценил Филипп.

- Ну, эти явно не в счет, тогда просто могли перечеканивать накопившиеся запасы, но вот в дальнейшем количество новых монет будет уже явным показателем.

Груды золота на пленке, тем временем, угрожающе росли.

- Слушайте, да его здесь уже десятки килограммов! - не сдержался Ращупкин. - Тут даже тот знаменитый балканский клад меркнет! Как, интересно, мы все это оприходовать будем и где хранить, чтобы не растащили?

Лодейникова эти вопросы тоже интересовали, но он пока не готов был отдать приказ о прекращении раскопок, а тут еще и один из работавших в подвале студентов примчался с важной вестью:

- Филипп Игоревич, там мы на что-то интересное наткнулись: какие-то тонкие серебряные проволочки, а на них треугольные чешуйки.

- Раскапывайте осторожно, не лопатами, а перочинными ножичками, принесите сюда прямо в песке, а мы уж здесь отмоем.

Примерно через полчаса перед археологами предстала выкованная из серебра полуметровая березка поразительно тонкой ювелирной работы, еще через час рядом с ней оказался такой же высоты золотой дуб.

- Просто фантастика! - Вырубов никак не мог не наглядеться на отмытые от песка находки. - Здесь явно существовала высокоразвитая для тех времен цивилизация с сильной централизованной властью. Мелким царькам такая роскошь не по карману. И здесь уже не чувствуется влияния ни Шумера, ни Финикии, это плоды самостоятельной культурной традиции.

Археологи готовы были продолжать работы до позднего вечера в ожидании, какое еще ювелирное чудо извлекут из подвала, но тут очередной гонец принес совсем уж поразительную новость:

- Филипп Игоревич, мы там раскопали что-то золотое и очень массивное, сами поднять не в силах!

- Ну точно в сокровищницу попали... - пробормотал Ращупкин. - Везет тебе, Филь!

- Так, все, хватит, останавливаем работы! - распорядился Лодейников. - Без большой охраны тут уже становится опасно. В этих местах, правда, о черных копателях особо не слыхать, но и нет никаких гарантий, что за нами сейчас никто не наблюдает. Если что, от грабителей мы не отобьемся. Надо завтра же ехать в Омск, предъявлять властям наши находки и требовать соответствующего обеспечения дальнейших раскопок.

- Думаешь, обеспечат? - чуть скептически промолвил Ращупкин.

- Увидев такую вот массу золота?! Даже и не сомневаюсь, Вить.

На следующее утро после встречи с Тушраттой в дом Васашатты явился гонец с важным посланием. Главу Торгового приказа срочно желал видеть сам император. Направляясь во дворец, Васашатта мучительно размышлял, где он умудрился проколоться и кто из царедворцев донес на него Самрату. На поверку оказалось, что о немилости пока речь не идет, напротив, его настолько ценят, что предлагают ему возглавить посольство в Ариан! Памятуя об участи прежних послов, Васашатта скорее предпочел бы удалиться в ссылку, но с Повелителем четырех сторон света не поспоришь, Самрат отличался вспыльчивым нравом и чрезмерной упертостью в продавливании уже принятых им решений. Пришлось смиренно поблагодарить за оказанное доверие, выторговать право самому выбирать маршрут, каким добираться до Ариана, и побольше драгоценностей на подарки арианской знати.

Васашатта знал, что Вара, нынешняя столица Ариана, располагается на полноводной реке Итиль, превышающей по своему размеру даже Иртыш, а том месте, где она меняет направление своего течения с юго-западного на юго-восточное, начиная разделяться на множество рукавов. Кратчайшим путем туда можно было добраться через степь, по большой караванной дороге, но на границе по Яику то и дело возникали вооруженные стычки, а степи между Яиком и Итилем давно облюбовали многочисленные разбойничьи шайки, для которых нет никакой разницы между торговым караваном и имперским посольством. Отбиться, скорее всего, удастся, но вряд ли без потерь, а рисковать ни людьми, ни дарами Васашатта ни в коем случае не хотел. Лучше уж проехать через Каменный Пояс, перевалить горы, по лесам добраться до Итиля, а там уж, двигаясь по обжитым прибрежным местам, благополучно доехать до Вары. Арианцы, проживающие в западных предгорьях Каменного Пояса, в разбоях пока не замечены, да и их стража там вполне лояльна к путешествующим.

Зная, что Шуттарна скоро отбывает в свою сатрапию и им, стало быть, по пути, Васашатта предложил новому приятелю отправиться единым караваном. Предложение было с благодарностью принято, и вскоре большая, хорошо охраняемая колонна из колесниц, возов и верховых покинула Синд через западные ворота. Чтобы не скучать в долгом пути, Васашатта с Шуттарной решили ехать на одной колеснице. Ну, а о чем пристало беседовать столь высокородным и хорошо образованным аристократам, как не о божественных вещах? Больше всего их, конечно, волновали сейчас истоки ереси, проповедуемой Девдасом.

- Слушай, а ведь еще сам Варуна начал возвышать Индру во время своих объединительных войн, - промолвил Шуттарна. - Дескать, это именно его божественное покровительство помогло создать столь огромную державу, и потому сама страна должна в его честь именоваться Индравартой.

- Да, но тогда никому и в голову не пришло бы не считать Индру асуром! - возразил Васашатта. - Он для всех был младшим из Адитьев, родным братом Варуны и Митры. Даже Агни тогда считался асуром и порождением самого Варуны, а ни о каких дэвах тогда и не вспоминали, по крайней мере, в летописях тех времен, которые мне доводилось читать, я даже слова такого не находил. Откуда вообще взялись эти новые боги?

- По-моему, их почитание началось при Джайанте, который был воителем до мозга костей, несмотря на свое происхождение, и именно так хотел подчеркнуть связь со своим обожаемым воинством.

- Ну да, как сам он, будучи брахманом, возглавлял кшатриев, так и Индра, будучи асуром, возглавлял войско дэвов. Но это не отвечает на вопрос, где он этих дэвов раскопал?

- Я не такой уж большой специалист в богословии, но у меня в Каменном Поясе ходит мнение, что изначально они были местночтимыми богами у западных лесовиков, ну, тех самых племен, что, будучи родственными нашим предкам, избегали не жить на открытых пространствах. Варуна во время оно их покорил, но, похоже, сам не знал, что с них взять, кроме пушнины, обложил только легким оброком и даже не пытался переселить в степь. А после перенесения столицы в Синд, откуда даже до Каменного Пояса долго добираться, о них до поры до времени вообще позабыли, пока Джайант не начал свои завоевательные походы и ему не потребовалась дополнительная военная сила, причем желательно верная лично ему, неприхотливая и жадная до добычи. И думаю, его супруга подсказала ему, где такую силу можно взять.

- Амрита? Ей-то откуда об этом знать?

- Дело в том, что ее отца Гириша Тушратта назначил сатрапом Бахты. Он, если ты помнишь, поделил Каменный Пояс на несколько сатрапий, чтобы определить на кормление всех своих расплодившихся родственников. Пусть, мол, сами крутятся, чем тянуть на свое содержание золото из казны. Ну, в Бахтинскую сатрапию включили заодно и все те окраинные западные земли. Вот только в отличие от других новоявленных сатрапов, предпочитающих ошиваться при дворе, Гириш, похоже, принял свое назначение всерьез, переселился с семьей в Бахту, окружил себя местными старожилами и постарался наладить отношения с лесовиками. Ну и, соответственно, стал делать жертвоприношения их богам. Выросшая в этом семействе Амрита впитала все эти настроения, что называется, с молоком матери и впоследствии, когда выросла и отправилась покорять столицу, никогда не забывала о богах своего детства. Говорят, она была такой красавицей, что принц Джайант, любитель охоты и лошадей, сразу на нее запал. Тушратте было плевать на все, кроме своего золота, воспитанием наследника он совершенно не занимался, а невестку воспринимал как провинциальную дурочку, то есть не относился к ней всерьез. А в результате, стоило ему помереть, эта милая парочка быстро порушила чуть ли не все, что он так кропотливо создавал, зато ввела в оборот кучу сомнительных новаций.

- Ну, хорошо, Джайант геройствовал на юге, тщетно пытаясь покорить бактрийцев, его наследника Ранджиша понесло воевать на Кавказ, то есть он нуждался в поддержке своих вояк, но Бхарат-то почему не отказался от этих верований? Воитель-то из него был никакой, и вообще, судя по воспоминаниям, он был ни рыба, ни мясо, даже своих близнецов не способен был призвать к порядку, но дэвов при нем реально уравняли с асурами, и именно тогда кому-то вдруг привиделось, что Индра с Агни, оказывается, еще и дэвы.

- Ну, за предыдущие два правления куча брахманов успела специализироваться на обслуживании культа дэвов, и им, понятное дело, не хотелось терять клиентуру, - хмыкнул Шуттарна. - Ради обильных жертвоприношений и Индру объявишь дэвом, и Агни, и даже самого Варуну! А Бхарат, ты прав, был очень слабым правителем и предпочитал плыть по течению. Потом сыновья его устроили междоусобную резню, победитель опирался на поклонников Индры, и празднества в его честь стали самыми важными в империи наряду с празднествами в честь самого Варуны, а остальных Адитьев как бы задвинули в тень, как и вообще всех асуров. Тогда, наверное, чтобы возвысить дэвов и принизить асуров, и родилась та легенда о напитке суре, возникшем в результате пахтанья Молочного океана, который, якобы, приняли дэвы и отвергли асуры. Следующие два императора, Суреш и Санджит, продолжали ту же политику. Ну а потом явился Вир, предпочитавший молиться Митре и вогнавший в страх весь Синд, его сын Магуш окончательно настроил против себя чуть ли не всех столичных брахманов, и окончательный раскол стал уже неизбежен, как ни пытался этому препятствовать тот же Кирта. Ну и кого сейчас волнует, кому именно поклонялись их предки два или три столетия назад?

- Предки нагрешили, а нам теперь расхлебывать... - вздохнул Васашатта. - Мне даже страшно представить, как это откликнулось им в их следующих перерождениях. Ангра и Мазда точно должны были стать змеями, кусающими друг друга за хвост, что уж там говорить про Магуша и убийц Артэхшэтры, пролившими божественную кровь!

- И не говори, - согласился с ним Шуттарна. - Не хочешь, кстати, заглянуть в то место, где расправились с Артэхшэтрой, и помянуть убиенного? Когда-то это был знаменитый город, но теперь там давно уже никто не живет. Это нам почти по пути, только надо забрать немного к югу. Мне все равно следует проинспектировать пограничные крепости в том районе.

- Да, давай заглянем, - промолвил Васашатта. - Правители, прожившие праведную жизнь, достойны всяческого почитания. Надо будет провести поминальный обряд, а заодно воздать честь вседержителю Варуне. В краю, где крепнет ересь, это особенно необходимо. Эх, если бы Джайант не предпочитал сиюминутные нужды долгосрочным интересам своей державы...

Джайанта с раннего детства увлекали сказания о подвигах его великого прапрадеда. Ему самому мечталось стать создателем империи, ну или, на худой конец, раз уж она уже существует, то присоединить к ней что-нибудь существенное, как удалось Амитабху. Отец, не умевший, кажется, даже ездить верхом, но зато способный в уме оперировать многозначными числами, казался ему купцом, чья душа по недосмотру богов вселилась в тело будущего императора. Нет уж, сам он будет править совсем по-другому! Зачем снаряжать все эти бесконечные караваны в Мелухху, если одним удачным военным походом можно овладеть ею вместе со всеми ее богатствами? Ну и лежащая на пути туда Бактрия станет дополнительным призом. Обитатели тех мест не имеют конницы, не знают колесниц, и не слышно, чтобы они прилично воевали даже в пешем строю.

Когда его отец Тушратта, наконец, опочил, присоединившись к своим предкам в могильном склепе, Джайант, едва взойдя на престол, объявил о подготовке большого южного похода. Увы, обитателям Синда оказались чужды устремления их монарха. За долгие годы мирных правлений Артадамы и Тушратты они обленились, обросли хозяйством, обрели вкус к роскоши или, по крайней мере, к сытой, зажиточной жизни. Зачем маршировать многие сотни верст по сухим степям ради призрачных надежд на какую-то военную добычу? Джайант быстро понял, что ему необходимы иные соратники, бедные, легкие на подъем, осознающие, что только мечом они способны добыть себе средства к существованию. Вот только где ж таких взять-то?

Дельный совет неожиданно дала его любимая супруга Амрита, припомнившая, что в сатрапии ее батюшки Гириша проживает масса каких-то лесовиков со своими вычурными верованиями, и эти лесовики все сплошь отличные лучники и при этом не чураются добывать себе на пропитание налетами или грабежом. Гириш охотно нанимал их в свою охрану, и, по мнению Амриты, они очень быстро становились вполне профессиональными воинами, при этом до гроба сохранявшими верность своему сюзерену. Гириш их очень ценил и даже в знак своего расположения приносил жертвы их племенным божкам. Ну что ж, почему бы и не повторить столь удачный пример!

Джайант прибыл с большой свитой в Бахту и закатил там грандиозный пир, на который созвал не только вождей всех окрестных племен, но даже и простых свободных общинников. Там он долго и красноречиво вещал, какие роскошные земли лежат за южными пустынями и насколько богатая добыча ждет тех, кто отправится туда с ним в поход. К концу пиршества воевать хотелось уже всем поголовно. Скрепляя заключенный союз, Джайант лично провел обряд жертвоприношения племенным богам своих новых воинов и обещал, что отныне их станут почитать на всей территории Индраварты. Но как этого добиться, если эти самые боги никому не известны за пределами их племен? Сам Джайант в богословии был не силен, но практично решил, что среди многочисленных брахманов, особенно тех, что специализировались на жертвоприношениях не слишком почитаемому при предыдущих двух царствованиях Индре, наверняка найдутся желающие повысить свой статус, и уж они прекрасно состряпают любую выгодную ему легенду.

Вскоре вся страна узнала о существовании новой разновидности божеств - дэвов, предводительствует которыми Индра, младший из Адитьев. Одновременно был распущен слух, что нынешний император является земным воплощением Индры и потому особо благоволит ко всем кшатриям. Перевести своих новых воинов в варну кшатриев для Джайанта проблем не составило. Итак, у него было теперь новая армия, голодная до побед и верная лично ему, причем верность эта была освящена на самом высшем уровне: как Индра возглавляет небесное воинство дэвов, так и он, его земное воплощение, командует теми, кто всегда этих дэвов почитал.

После трехлетней подготовки армия арьев, поголовно вооруженная бронзовым оружием, имеющая минимум двух коней на каждого воина и одну боевую колесницу на десятерых, гонящая с собой огромные стада овец в качестве ходячих запасов мяса, преодолев засушливые степи, вышла на берега Яскарта - полноводной реки, катящей свои воды в Гирканское море. Слабые крепостицы здешних обитателей, будучи не в состоянии противостоять штурму, пали одна за другой и были снесены до основания. С этого момента по указанию Джайанта Индра в молебнах стал поминаться как Пурандара - разрушитель крепостей. Продвигаясь вверх по течению Яскарта, арьи заняли обширную плодородную долину, вполне пригодную и для земледелия, и для выпаса скота, успешно там перезимовали, а по весне двинулись на запад и, преодолев пустыню с красноватыми песками, вышли в низовья Окса, где тоже не встретили серьезного сопротивления. Выше по течению Окса лежала Бактрия - главная на данный момент цель Джайанта, и он направил свое воинство именно туда.

Не имея конницы и будучи не в состоянии сдержать грозные боевые колесницы арьев, бактрийцы потерпели поражение в поле, но, сумев сохранить часть сил, отступили и скрылись за стенами своих неприступных крепостей, стоящих в долине Окса и в крупных оазисах лежащей за ним пустыни. Тут-то Джайант и обнаружил, что его войско не готово к штурму действительно мощных твердынь, которые даже бесполезно закидывать огненными стрелами, поскольку никакой древесины там отродясь не бывало. Делать нечего, пришлось переходить к длительной осаде.

К зиме Джайант понял, что и с осадой ничего не получится. Осажденные, похоже, хранили в своих крепостях большие запасы продовольствия, а его войскам уже не хватало харча, овец уже почти всех порезали, того и гляди придется браться за лошадей, а подвоза из Индраварты, считай, и нет никакого. Так дело не пойдет, видимо, сперва следует освоить уже завоеванные территории, создать там мощную продовольственную базу, благо климат позволяет, а потом уже с новыми силами навалиться на упрямых бактрийцев. Чтобы не выглядеть проигравшим в этой войне, император пообещал своим противникам снять осаду, если ему заплатят достойный выкуп. Бактрийцы, тоже прекрасно понимавшие, что долго так не протянут, сочли за лучшее откупиться, и Джайант смог вернуться в свою столицу победителем, поделив между соратниками военную добычу.

Он потом еще не раз возвращался к осаде бактрийских крепостей, но взять их так и не сумел, добившись только того, что арьи стали для бактрийцев смертельными врагами, а вся торговля не только с ними, но и с Мелуххой, совершенно зачахла. Мелухха и так уже сильно пострадала из-за свертывания торговых связей с Месопотамией после падения там державы черноголовых, но тогда частично сумела компенсировать это торговлей с Индравартой, теперь же, когда и северное направление оказалось закрыто, ничто не могло спасти ее многочисленные города от упадка.

Не одолев Бактрии, было просто опасно вторгаться в Мелухху, и Джайант скончался, не исполнив своей главной мечты, но перед смертью завещал сыну Ранджишу продолжить экспансию в южном направлению. Сам же его наследник лелеял совсем иные планы.

Ранджиш давно уже осознал, что все, что можно было захватить на юге, и так уже завоевано и присоединено к империи его отцом, о Бактрии и Мелуххе лучше забыть. Индравартские купцы, когда им стала недоступна Мелухха, активизировали связи с Сирией, Финикией и северной Месопотамией. Оказалось, что помимо золота и бронзовых изделий туда очень выгодно поставлять ранее совершенно неизвестных в той местности коней. За этих сильных и быстрых животных, которых можно запрягать в колесницы, сирийские царьки согласны были выкладывать большие деньги. Царь Кадеша, стремящийся к гегемонии в Сирии, тот просто готов был закупать лошадей в любых количествах и явно вознамерился пересадить всех своих воинов на колесницы. Именно туда, на юго-запад, и устремил свой взор Ранджиш.

Прежде всего надо было обеспечить безопасные пути и для торговли, и для будущего вторжения. Среди арьев ходили легенды, что когда-то их предки пришли на Каменный Пояс из западных степей. Там, за Итилем, до сих проживали родственные им племена. Ну что ж, тем легче будет присоединить их к империи. А поскольку живут они никак не зажиточнее тех же бахтинских лесовиков, со временем можно будет и пополнить за их счет воинскую касту.

Новая военная кампания развивалась успешно. Обитатели заитильских степей, не знавшие ни бронзы, ни колесниц и владевшие только медными топорами и четырехколесными повозками, не могли противостоять испытанному в бактрийских кампаниях воинству арьев и вынуждены были покориться империи. Вернувшись на свою легендарную прародину, арьи обнаружили, что здешний климат куда благодатнее, чем в родных им восточных степях и лесах рядом с Каменным Поясом, а потому было бы совсем недурно здесь поселиться. Потоки переселенцев, поощряемых императором, потекли за Итиль, смешиваясь там с местным населением и частично воспринимая его культуру.

Таким образом, Ранджишу удалось утвердиться в степях между двумя морями, но дальнейший путь на юг преграждал Кавказский хребет, куда более высокий, чем знакомые арьям горы Каменного пояса или даже Алтая. Для караванов здесь были доступны только проходы вдоль побережий обоих морей. Ну что ж, Ранджиш постарался взять их под контроль. От немедленного вторжения на вожделенный юг его удерживали только опасения столкнуться с превосходящими силами обитателей Месопотамии, население которой во много раз превышало по численности население куда более обширной Индраварты. Надо дождаться, когда там разразится очередная междоусобица, и тогда, вступив в схватку в качестве союзника одной из противоборствующих сторон, можно будет утвердиться в тех местах, а там уж постепенно и подмять всех под себя.

Блестящий стратег Ранджиш, может, и дождался бы когда-нибудь своего шанса, но судьба решила по-другому. Император даже и в солидном возрасте не желал изменять увлечениям своей молодости и лично объезжал понравившихся ему жеребцов. С одним из них он не справился. Будучи сброшен понесшим конем, Ранджиш неудачно приземлился головой о камень и скончался, не приходя в сознание, оставив Индраварту, пребывающую на пике своего могущества. Наследовавший ему Бхарат был сугубо мирным человеком и ни о каких завоевательных походах даже не помышлял.

Начальник Омского УВД не сразу разобрался, почему эти свалившиеся как снег на голову археологи именно его достают каким-то своим кладом. Что, действительно такой огромный? И обязательно требуется большая охрана? Только когда перед ним вывалили груду золотых монет и выставили металлические деревца, он осознал, наконец, всю масштабность проблемы.

- И это еще далеко не все, - добавил Вырубов, - наши ребята раскопали там настолько тяжелое золотое изделие, что они даже не в состоянии самостоятельно извлечь его из подвала!

- Ну, тогда даже не знаю... - пробормотал полицейский, - монеты мы бы еще могли принять на вес, но чтобы определить ценность этой ювелирки, надо вызывать кого-то из Гохрана. А охрану вашего раскопа, конечно же, обеспечим.

Специалист Гохрана, срочно вызванный из Москвы и не вполне еще отошедший после дальнего перелета, тоже не сразу врубился, что именно ему предлагают оценивать.

- Замечательная работа, - промолвил он, вертя золотой дубок, - но почему на нем не проставлена проба?

- Да какая, к черту, проба?! - взорвался Вырубов. - Этому шедевру три с половиной тысячи лет как минимум! Тогда еще ни о каких пробах никто и слыхом не слыхивал! Мы его только вчера раскопали!

- Даже так... - протянул оценщик. - И много там еще может быть подобных предметов?

- Сколько угодно, - встрял в разговор Лодейников. - Там, судя по всему, огромное помещение, до потолка занесенное речным песком, который нам приходится раскапывать. Никогда не знаешь, на что натолкнешься уже в следующую минуту. Но на что-то очень массивное и при этом золотое наткнулись уже. Похоже, потребуется несколько лебедок, чтобы его оттуда достать.

- Тогда мне нужно выехать на ваш раскоп, - решительно промолвил оценщик, - будем оприходовать ценности прямо на месте!

С появлением представителей государства раскопки возобновились. Таинственный предмет с применением технических средств все же удалось извлечь на поверхность. Формой он отдаленно напоминал фонтан Дружбы народов на ВДНХ, хотя был, конечно, куда меньших размеров, но весил все равно без малого две тонны.

- Черт знает что! - ругался оценщик. - Приходится взвешивать ювелирное изделие на весах, предназначенных для грузовиков! Приблизительно 1986 килограммов, а точнее тут не определишь, и я вообще не представляю, как это можно точно взвесить, не разрезая на части!

Смесь золота с песком продолжали, между тем, доставать из подвала, только теперь это был уже, скорее, не песок с примесью золотых монет, а золото с небольшой добавкой песка. Груды монет, которые никто уже не брался рассортировать по годам, все росли. Центнеры извлеченного золота перерастали в тонны. Оценщик держался за голову, прикидывая, сколько трейлеров придется вызывать, чтобы вывезти все это из степи, археологи не отлипали от золотого "фонтана".

- Кого-то все эти фигуры точно должны символизировать, - бормотал Вырубов, - то ли богов, то ли здешних правителей, то ли и тех и других сразу. Почему на верхнем ярусе только восемь фигур, а на нижнем семнадцать? Почему большинство фигур на нижнем ярусе в одинаковых головных уборах, но у четверых на головах что-то иное?

Лодейников тоже внимательно разглядывал таинственные фигуры:

- Дмитрий Романович, все эти фигуры верхнего яруса очень напоминают мне семерых братьев Адитьев и их мать Адити. Вот этот субъект с арканом в руках разве не похож на изображение на монетах? Разница только в том, что там он сидит верхом, а здесь стоит.

- Полагаете, что это Варуна?

- Почти не сомневаюсь. Справа от него женская фигура, почти наверняка обозначающая Адити, а вот слева должен быть Митра. Дальше, если обходить по часовой стрелке, должны стоять Арьяман, Бхага, Анша, Дакша и последним, рядом с Адити, бог-громовержец Индра. По-моему, он здесь вполне похож на свои канонические изображения.

- Тогда на нижнем ярусе, может быть, стоят какие-нибудь младшие боги?

- А вот тут совсем не факт, поскольку почти не видно соответствующих атрибутов. Жаль, что фигуры слишком маленькие, чтобы можно было рассмотреть все детали, но вот та, что стоит под Варуной, отличается от него только своим шлемом. Не значит ли это, что она символизирует его земное воплощение?

- То есть аватар? Как Рама и Кришна считались аватарами бога Вишну?

- Да, такой обожествленный правитель, возможно, основатель правящей династии.

- Тогда за ним, по идее, должны следовать его потомки?

- Да, скорее всего, наследовавшие ему цари. Я тут вижу тоже только одну женскую фигуру, так что власть наверняка передавалась по мужской линии, что не исключает появление правящих цариц, как, например, царицы Хатшепсут в Древнем Египте.

- Но у этой женской фигуры как раз отсутствует тот головной убор, который есть у большинства остальных, а у соседствующей с ней фигуры на голове вообще что-то странное.

- Ровно то же, что и у бога Митры на верхнем ярусе.

- Думаете, опять воплощение?

- Тут мы можем только гадать...

Диалог был прерван появлением студента, держащего в руках завернутый в простыню предмет.

- Филипп Игоревич, тут мы откопали кое-что совсем интересное!

- А зачем в ткань завернули?

- Да просто боязно как-то открыто тащить...

Ткань развернули, и перед потрясенными археологами предстал желтый металлический головной убор, в верхушку которого был вделан ограненный камень, сверкающий всеми цветами радуги.

- Да не может быть, - помотал головой Вырубов, - если это не горный хрусталь, то... Да таких больших алмазов просто не бывает!

- Ну почему, Куллинан, добытый в Южной Африке, еще больше был, - пробормотал Лодейников.

- Но этот же ограненный!

Срочно подозвали оценщика. Тот сперва тоже не мог поверить своим глазам, но профессиональный опыт взял верх, и он подтвердил, что да, это, судя по всему, бриллиант, только какой-то экзотической огранки.

- На первый взгляд в нем около тысячи карат, точнее сказать не могу без взвешивания, но для этого камень надо отделить от данного раритета, а он и сам по себе представляет огромную культурную ценность. Это что, корона здешних царей?

- Хм, - Лодейников заглянул внутрь предмета, - по-моему, это скорее всего воинский шлем, отлитый из бронзы и только сверху позолоченный. Но судя по тому, как уникальным камнем его потом украсили, этот головной убор впоследствии вполне мог исполнять роль короны. Кстати, взгляните, что на головах этих вот фигур. Похоже ведь? Только камня и не хватает.

- Стало быть, точно корона, а фигуры на нижнем ярусе - здешние правители, - резюмировал Вырубов. - Интересно, какие еще открытия нас здесь поджидают?

Из подвала, тем временем, извлекали все новые и новые ювелирные изделия, большую часть которых археологи определили как женские украшения, но кроме них было еще два позолоченных шлема, усыпанных драгоценными камнями небольшой величины, бронзовые мечи и кинжалы с позолоченными рукоятями, опять же украшенными дорогими самоцветами, позолоченные элементы конской сбруи, золотые и серебряные сосуды, видимо, ритуального назначения, золотая и серебряная посуда. Это все не считая огромного количества монет, которые оприходовали теперь просто на вес. В глазах оценщика застыло выражение ужаса, мол, когда же все это, наконец, закончится-то?! Охрана с каждым часом все больше нервничала, командующий ей полицейский майор бормотал, что если снимки всего этого добра, не дай Бог, попадут в Интернет, завтра сюда слетятся бандиты со всей России и даже из сопредельных стран, благо неподалеку казахстанская граница, и тогда не хватит и дивизии, чтобы их всех сдержать. Стоило бы побыстрее упрятать все это в надежные хранилища, то кто знает, сколько еще осталось золота в этом подвале, а бросать его там на произвол судьбы тоже не следует - найдутся умельцы, которые запросто все раскопают, даже экскаватор могут подогнать, заодно и раскурочат исторический памятник.

Тут прибежали студенты с известием, что опять наткнулись на что-то массивное и снова нужны лебедки. После некоторых усилий на поверхность подняли золотую статую в человеческий рост, весившую, как вскоре выяснилось, полторы тонны.

- Даже не полая внутри, - присвистнул Ращупкин, услышав, сколько весит скульптура. - Не жалели ребята на себя золота, что тут еще скажешь! Интересно, который из этих так отличился? - кивнул он на фигуры, окружавшие стоящий рядом "фонтан".

Лодейников поочередно пригляделся ко всем.

- Вот на этого похож, - ткнул он в четвертую по счету фигуру нижнего яруса. - А на голове у него точная копия первого из найденных шлемов, только вместо камня металлический набалдашник, ну, оно и понятно, откуда ж еще один такой бриллиант взять!

- Явный европеоид, - промолвил Вырубов, разглядывая лицо статуи, - вполне вероятно, что индо-иранец. Узнать бы только, как его звали-то? Хоть имя бы выгравировать могли!

- Видать, в свое время он был настолько известен, что имя можно было и не указывать, - усмехнулся Лодейников. - Мне вот другое интересно: это его частная инициатива была или у них семейная традиция такая?

Других статуй в подвале, впрочем не обнаружилось, зато там отрыли тяжеленный бронзовый сундук.

- Даже удивительно, что не позолочен, - произнес Лодейников. - Впрочем, сейфу не обязательно самому быть дорогим, главное, чтобы оказался прочным.

Массивный замок пришлось срезать болгаркой. Вырубов страдальчески морщился, когда при нем портили древний артефакт, но возражать не стал: рано и поздно сундук пришлось бы вскрывать все равно, а содержимое его могло оказаться куда ценнее оболочки. Крышку осторожно приоткрыли и чуть не ослепли от сияния.

- С ума сойти... - бормотал Вырубов, погружая ладони в груду драгоценных самоцветов, - да тут, кажись, вся Индия и весь Урал!

Оценщику из Гохрана чуть не стало плохо, когда он представил себе, сколько займет времени оценить и оприходовать КАЖДЫЙ из этих камней! Оно, конечно, для государства будет огромный прибыток, зато для его коллег сколько канители! Майор полиции ходил с выпученными глазами и ждал уже не только нашествия бандитов, а вооруженной иностранной агрессии. Когда здесь, посреди степи, так открыто лежат ценности на миллиарды долларов, ожидать можно вообще чего угодно.

Все, конечно, бросились звонить в Омск и Москву, требуя подмоги. Таковая прибыла только на следующий день, и тогда, наконец, процесс наладился. Тройное кольцо охраны окружало не только раскоп, но и всю территорию древнего города, заворачивая любопытствующих еще на дальних подступах. Куче репортеров и папарацци, каким-то образом сумевших обо всем прознать, приходилось снимать издали и набрасываться с вопросами на любого, кто покидал оцепление. Добрая половина сотрудников Гохрана, мобилизованных ради такого чрезвычайного происшествия, трудилась без устали, количество раскапывающих песок тоже сильно возросло, но все равно на расчистку подвала ушло три недели. Лишь тогда копатели, оценщики, охранники и обслуживающий персонал смогли утереть трудовой пот. Для вывоза ценностей пришлось пригнать сотню рефрижераторов, поскольку необходимого количества бронированных машин, специально предназначенных для перевозки ценностей, в соседних областях просто не нашлось. Старший из сотрудников Гохрана, задействованных на раскопках, отчитался в Омске на видеоконференции перед высоким начальством:

- В ходе археологических раскопок из подземного хранилища было извлечено две тысячи тонн золота в монетах и десять тонн в виде ювелирных изделий. Вес золотой облицовки предполагаемого дворца невозможно сколько-нибудь точно установить до окончания раскопок. Суммарный вес найденных драгоценных камней по предварительным подсчетам превышает миллион карат.

- И это означает, что археология многократно окупила расходы на себя за все время своего существования! - добавил с видом триумфатора сидящий рядом с ним профессор Вырубов. - Надеюсь, теперь наша наука не будет иметь проблем с финансированием.

- О чем разговор, Дмитрий Романович, - благодушно ответили ему, - можете теперь хоть всю Сибирь перекопать, мы будем только за!

После нескольких дней пути походная колонна пересекла Тобол по деревянному мосту, единственному на десятки верст окрест и потому используемому всеми караванами, направляющимися в Каменный Пояс или из него. Из-за угрозы арианских набегов мост серьезно охранялся. Дальше уже начинались предгорья.

Васашатта со своей колесницы с чуть заметной тоской озирал окрестности. Некогда богатый край, самый густонаселенный во всей Индраварте, вот уже два века был почти заброшен. Где былые кузни, где огромные стада скота и табуны лошадей? Лишь в одном городке люди еще пытались что-то плавить, но и те подумывали перебраться куда-нибудь в более безопасные места, на Алтай, например, или в глубину юго-восточных степей, где, по слухам, тоже открыли богатое месторождение медной руды. Пара разрушенных крепостей по берегам реки, вдоль которой шел караванный тракт, лишь усиливала грусть. А вот уже в стороне показалась обезлюдевшая Синташта - древняя столица империи. И ее стен не пощадило время.

На ночь встали табором у подножия горы на полпути между Синташтой и Аркаимом. Близость границы заставила Шуттарну выставить на ночь большую охрану - всего в дневном переходе отсюда находился Яик с редкой цепью пограничных застав на берегу, а за ним уже начиналась территория, контролируемая арианцами. Что удивительно, страдая от нехватки месторождений медных руд, они ни разу не сделали попытки присоединить к своим владениям богатые оными окрестности Аркаима, но и арьям не давали туда вернуться, посему сожженный город никто так и не рискнул восстановить.

В путь вышли на рассвете и уже к полудню добрались до цели. Оплывшие земляные валы с остатками глиняной облицовки на месте некогда гордых стен выглядели печально. Три из четырех входов в Аркаим представляли собой некогда туннели внутри внешней стены. Когда при пожаре сгорели все деревянные крепежные конструкции, грунтовые блоки, из которых в основном и состояли городские стены, естественно, обрушились, завалив проходы, и теперь попасть в бывшую крепость можно было только с запада, где внешняя круговая стена имела разрыв, а в северной радиальной стене, соединяющей внешнюю и внутреннюю круговые стены, имелись ворота шириной в 12 локтей, ведущие на главную улицу города, проходящую вокруг цитадели. Единственный вход в цитадель, напротив, находился на востоке, и чтобы попасть в центр города, путешественникам пришлось объехать вокруг остатков ее сожженных стен. Дальше уже прямой путь вел на центральную площадь.

Понимая, что на сакральное место негоже въезжать на колеснице, Васашатта с Тушраттой спешились, то же сделала и сопровождающая их многочисленная охрана. Васашатте вспомнились легенды, какие богатые жертвоприношения приносил на этой самой площади Великий Маг. Официально якобы Митре, но кто ж знает, кого из демонов, с которыми он, по слухам, якшался, он там еще ублажал? Во всяком случае на этих церемониях не присутствовало других членов его касты за исключением его матери, пока та еще была жива, и старшего сына, которому много лет спустя самому выпало стать здесь жертвой. Что если это демоны потребовали такой платы за свою помощь? Когда дело касается Магуша, нет ничего невозможного, недаром же говорят, что он владел какими-то тайными знаниями, недоступными даже другим живым богам.

Что бы ни творил здесь Магуш в давние времена, тень его не помешает Васашатте принести здесь жертвоприношение Варуне, напомнив тем самым высшим силам, кому именно принадлежал этот город изначально. Жаль, нет быка, но и десяток баранов вполне способны удовлетворить божество.

Когда взорам наконец открылась центральная площадь Аркаима, удивлению Васашатты просто не было предела! На площадке для жертвоприношений уже пылал костер, а рядом с ним торчал какой-то оборванец весьма солидного возраста. Тот, похоже, тоже никак не ожидал гостей в этом обычно безлюдном месте и поэтому заметил их слишком поздно. Он резво метнулся в одну сторону, потом в другую... затем, похоже, все-таки понял, что в этих руинах ему все равно не спрятаться так, чтобы не нашли, а единственный выход из цитадели надежно заблокирован вооруженными людьми. Смирившись со своей участью, оборванец замер на месте, подняв глаза на приближающихся к нему вельмож.

- О боги, что за нежданная встреча! - саркастически воскликнул Шуттарна. - Васашатта, полюбуйся, это же и есть тот самый знаменитый проповедник Девдас, о котором я тебе говорил! Мои люди уже несколько месяцев жаждут с ним встретиться, но до сих пор ему всякий раз помогали ускользать, а тут вот на тебе!

Вид у проповедника был тот еще: босой, длиннобородый, давно не стриженый и даже, похоже, не чесаный, одетый в какие-то обноски, но горящие фанатическим блеском глаза делали его из жалкого - страшным. Воины Шуттарны уже направились было, чтобы схватить оборванца, но Васашатта их остановил. Все же они застали Девдаса во время исполнения религиозного обряда, и бог, которому он приносил жертву, наверняка будет недоволен, если обряд этот окажется не доведен до конца.

- Погоди, Шуттарна, - промолвил он. - Пусть этот шраман закончит свою молитву, никуда он от нас не денется, а потом уж можешь его задерживать, побеседуем с ним после обряда.

Поняв, что прямо сейчас его хватать не будут, отшельник вернулся к прерванному делу, затянув гимн. Васашатта не сомневался, что этот бродяжничающий проповедник станет возносить молитву своему Индре, но нет, гимн оказался посвящен иному богу, и был он очень странным, никогда Васашаттой доселе не слышанным:

- Ведь тебя, о Агни, единодушные боги -
Бога всегда назначали распорядителем обряда,
Одной лишь силой духа назначали.
Бессмертного почитайте среди смертных!
Бога, дружелюбного богам, порождайте, прозорливого!
Принадлежащего племени, дружелюбного богам порождайте, прозорливого!

Повернись, о Агни, к брату Варуне,
К богам, к желающему жертвы благосклонной мыслью,
К лучшему, желающему жертвы,
К соблюдающему закон Адитье, поддерживающему народы,
К царю, поддерживающему народы!

О друг, повернись к другу,
Словно колесо к скакуну, словно колеса колесницы в быстром движении,
Для нас, о чудесный, в быстром движении!
О Агни, найди нам сочувствие у Варуны,
У Марутов, обладающих всем блеском!
Создай счастье для продолжения рода, о пылающий!
Для нас, о чудесный, создай счастье!

Ты, о Агни, как знаток, отврати
Для нас ярость бога Варуны!
Лучший жертвователь, лучший возница, ярко пылающий,
Избавь нас от всех проявлений ненависти!

Ты, о Агни, будь нам близким со своей помощью,
Ближайшим при зажигании этой зари!
Примири жертвой с нами Варуну, делая подарки!
Склони его сочувствие к нам! Пусть будет легко нам призвать тебя!

"О какой это ярости Варуны он тут несет?" - недовольно думал Васашатта. - "И почему это, интересно, именно Агни должен примирить его с нами, его верными почитателями?" Тем не менее, никакой крамолы в гимне не просматривалось, и Васашатта позволил отшельнику довести жертвоприношение до конца, после чего начал готовиться к собственному молельному обряду. Когда обращаешься к богу, важно не исказить ни одного слова молитвы, иначе жертва может оказаться отвергнутой и результат будет в корне отличен от желаемого. Впрочем, Васашатта гордился своей памятью и был уверен, что не собьется. Ну вот, жертвенный огонь уже зажжен, бараны зарезаны, и пора затянуть гимн.

- Если, о бог Варуна,
Мы станем нарушать изо дня в день
Твой завет, как племена - завет царя,

Разгневанный, не выдавай нас своему
Смертельному оружию на убийство,
Ни ярости своей, когда ты разгневан!

Хвалебными песнями, о Варуна, мы хотим развязать
Твою мысль для милосердия,
Как колесничий - спутанного коня.

Далеко ведь летят мои
Обезоруживающие слова в поисках лучшего,
Словно птицы - к гнездам!

Когда же мужа, воплощающего блеск власти,
Варуну, мы побудим
К милосердию, его, далеко смотрящего?

Той самой власти равно они двое достигли.
Любя, не пренебрегают они
Почитателем, чьи обеты крепки.

Кто знает след птиц,
Летающих по воздуху,
Знает челны морские.

Знает тот, чей завет крепок, двенадцать
Месяцев с их потомством.
Он знает того, кто рождается в придачу.

Он знает путь ветра,
Широкого, высокого, сильного.
Он знает тех, кто восседает.

Варуна, чей завет крепок,
Расположился в водах
Для безраздельной власти, он, очень умный.

Оттуда все сокрытое
Наблюдает внимательный,
Сотворенное и что будет сотворено.

Пусть вседневно очень умный
Адитья создает нам прекрасные пути!
Пусть продлит он сроки наших жизней!

Нося золотой покров,
Варуна одет в праздничный наряд.
Вокруг сидят соглядатаи.

Он тот, кого не стремятся обмануть ни любители обманов,

Ни вредители среди людей,
Ни злоумышленники, - его, бога,

А также тот, кто среди людей
Создал себе безраздельное величие,
Как и в утробах наших.

Прочь уходят мои молитвы,
Как коровы по пастбищам,
В поисках далеко смотрящего.

Поговорим же мы вдвоем сейчас снова,
Поскольку принесен мне сладкий напиток,
Чтобы его, прекрасного, ты пробовал как хотар.

Вот бы мне сейчас увидеть того, кого хотят увидеть все!
Вот бы мне увидеть его колесницу, спускающуюся на землю!
Пусть возрадуется он моим хвалебным песням!

Услышь, о Варуна, этот зов мой
И будь милостив сегодня!
К тебе я стремлюсь в поисках помощи.

Ты царишь надо всем,
О мудрый: над небом и землей.
Обрати слух к моей молитве!

Вверх - верхнюю отпусти нам,
Посреди среднюю петлю расслабь,
Вниз - нижние, чтобы мы жили!(*)

Васашатта допел последнюю строчку и утер пот со лба. Кажется, все прошло безупречно. Доволен будет и бог, и воины, которым достанет жертвенное мясо. И тут же в его уши вполз неприятный шепоток:

- Зря стараешься, князь, здесь Варуна не станет слушать твои молитвы. Этот город был проклят и пожертвован Агни, и только к милости Агни здесь можно обращаться.

Васашатта резко развернулся и увидел рядом с собой Девдаса, которому, оказывается, позволили остаться здесь и после окончания его собственной молитвы и который чуть ли не всю церемонию простоял в двух шагах от Васашатты.

- Проклят?! Что ты несешь, бродяга? Где ты такое услышал?

- Об этом говорят все маги на той стороне Яика.

Так, этот шраман, оказывается, шатается и по землям арианцев, да еще и общается с их магами! Те, конечно, что угодно могли наболтать этому помешанному, чтобы через него сокрушить моральный дух наших воинов, но вдруг какое-то проклятие и в самом деле было?..

- А почему нам в Синде ничего не известно ни о каком проклятии? - прямо спросил он.

- Маги не делятся своими секретами с заезжими купцами, - промолвил Девдас, - простым арианцам они тоже неведомы, а вы, князья, сами не желаете общаться со служителями демонов. Но проклятие это реально существует, я общался здесь с богами, Индрой и Агни, и они подтвердили мне это. И хотя проклинали конкретно Аркаим, тяжесть этого проклятия легла на всю Индраварту. Варуна гневается на нас, и на этой земле нам больше не будет счастья. Только Индра и Агни могут указать нам путь в более счастливые земли.

Шраман говорил настолько убежденно, что Васашатта почти ему поверил. С этим таинственным проклятьем действительно стоит разобраться, а где это можно сделать лучше, как ни в той стороне, куда он, Васашатта, сейчас и направляется? Вот только что теперь делать с новоявленным пророком? Если его сейчас здесь прирезать, ни один из его поклонников не узнает, что с ним случилось, скорее всего, решат, что он достался на обед какому-нибудь дикому зверю, благо бродит один и без оружия. Лучшей возможности избавиться от проповедуемой им крамолы просто не найти, но что если старик не врет и Варуна действительно отступился от Индраварты? Тогда этот пророк, беседующий с богами, нужен будет живым.

- Шуттарна, - обратился он к приятелю, который тоже подошел, заинтересовавшись их беседой, - я, конечно, понимаю, что тебе не терпится избавиться от этого крамольника, но постарайся не убивать его до моего возвращения из Ариана, вдруг он окажется в чем-то прав. У тебя же есть возможность тайно посадить его в земляную тюрьму, чтобы никто из совращенных им воинов об этом не прослышал. Вот и сделай так, тогда он и проповедовать дальше не сможет, и протянет, сколько нам надо, чтобы суметь убедительно его разоблачить или, напротив, найти подтверждение его слов.

- Хорошо, если ты настаиваешь, так и сделаю, - кивнул Шуттарна, тоже немало смущенный речью странствующего проповедника.

После Аркаима дороги обоих вельмож разошлись. Шуттарна отправился инспектировать пограничные крепости, забрав с собой пленника, а Васашатта со своим посольством двинулся к переправе через Яик, не переставая размышлять о сути неведомого проклятия. Оно как-то связано с произошедшим расколом? И когда на самом деле Варуна отвратился от Индраварты: когда допустил этот раскол или когда позволил появиться на свет тем проклятым близнецам, Ангре и Мазде, с которых, собственно, все и началось?

* Тексты обоих гимнов взяты из Ригведы.

Бхарат, сменивший Ранджиша на престоле Индраварты, оказался, пожалуй, самым незаметным среди всех императоров. Свернув военные экспансии, он, казалось бы, возвратился к политике своего прадеда Тушратты, но тот все время своего правления всячески заботился о безопасности торговли, Бхарат же предпочел пустить все на самотек. Негативные последствия не заставили себя ждать.

Кшатрии в отдаленных крепостях остались без военной добычи и вынуждены были существовать только на скромное имперское жалованье, что никак не способствовало их служебному рвению. Наоборот, кое-где на важных караванных путях они начали пошаливать, обирая купцов якобы за охрану, а некоторые докатились и до прямого грабежа.

Кавказские горцы, не раз битые войсками Ранджиша, с годами осмелели и начали выходить из своих ущелий, не встречая больше организованного противодействия. Мелкие нападения на соседние поселения арьев, перерастали во все более масштабные и далекие набеги. Переселенцы из Каменного Пояса, не ощущая больше защиты со стороны имперских войск, просто вынуждены были все теснее сближаться со старожилами этих степей для совместного отпора налетчикам. Культурное влияние Синда в этих краях стало слабеть. Захирели и поселения на берегах Яскарта и Окса.

Но если правящему императору не хватало ни воли, ни жизненной энергии, то у его отпрысков и того и другого было хоть отбавляй. Наследниками имперского престола второй раз в истории Индраварты стала пара близнецов, Ангра и Мазда, но в отличие от своих предшественников эти двое яростно соперничали чуть ли не с пеленок. Стоило им немного подрасти, и зрелище дерущихся принцев перестало шокировать кого-либо во дворце. Тут бы Бхарату и силу употребить, но он и в своей семье предпочитал играть роль миротворца. Увы, не помогало.

Когда отец одряхлел, повзрослевшие близнецы вообще перестали с ним считаться. Каждый их них стремился окружить себя сторонниками из числа кшатриев и брахманов, даже на религиозных церемониях их теперь редко доводилось увидеть вместе. Ангра демонстративно больше почитал Индру, а Мазда - Митру. Все вокруг уже понимали, что вместе им на троне не усидеть, Бхарату следовало заранее определиться, кому из этих двоих он передаст власть после своей смерти, но престарелый император предпочитал держать обоих сыновей на равном отдалении.

Бхарат помирал в постели от лихорадки, но у его смертного одра не было ни одного из предполагаемых наследников. Засев каждый в своем городском дворе, превращенном практически в крепость, близнецы спешно стягивали в Синд своих вооруженных сторонников. Было ясно, что схватки не избежать, вот только кто выйдет из нее победителем?

В ночь смерти Бхарата столица замерла в страхе. Мазда, свято веривший в покровительство Митры, ждал рассвета, чтобы начать наступление. Ангра ударил первым. Множество сторонников его брата были перерезаны во время сна. Сам Мазда сумел отразить штурм, но, будучи осажден в своем доме и понимая, что с оставшимися силами победы ему не видать, был вынужден капитулировать на условиях Ангры. Заключенный близнецами договор гласил, что Мазда и все его потомки не имеют права претендовать на имперский престол, пока жив хоть один прямой потомок Ангры по мужской линии, при этом Мазда вместе со всем своим семейством должен отправиться в бессрочную ссылку на дальнюю окраину Индраварты - в Заитильские степи.

Кризис был разрешен, проигравший близнец с женой и малолетним сыном покинули столицу и осели в каком-то маленьком поселке на западном берегу Итиля. Ангра, имевший уже двух сыновей, и мысли не допускал, что его род может когда-нибудь прерваться, и, списав ненавистного брата и его потомство со счетов, захотел заодно отомстить и любимому богу Мазды. Но как можно опорочить Митру - второго по старшинству среди братьев Адитьев, бога солнечного света? Ну, допустим, возвеличить Сурью и Савитара, менее почитаемых асуров, присвоив им атрибуты Митры, а заодно внушить людям, что и они, и Индра, и сам Варуна, оказывается, еще и дэвы, а вот Митра - только асур, после чего внедрить в сознание народа легенду, доказывающую преимущество новых богов над старыми. Якобы во время пахтанья Молочного океана из него появилась Варуни - богиня хмельного напитка сура, и те, кто принял ее, стали дэвами, а отвергнувшие - асурами. В результате уже при жизни Ангры в Синде и его окрестностях почитание Митры практически сошло на нет. Нет, его поклонников пока никто не преследовал, просто их стали считать безнадежно отсталыми и не вполне серьезными людьми. Жертвоприношения же Индре приобрели огромный размах, и в этих церемониях непременно участвовал сам император.

Но со временем боги словно отвернулись от торжествующего победителя. Младший сын его погиб на охоте, будучи еще не женат и не оставив потомства, старший же, Суреш, родил только одного сына и, сколько ни пытался он увеличить количество наследников, получал лишь все новых дочек. Несгибаемый Ангра помер, тем не менее, все еще свято веря в светлое будущее своего рода.

Сменивший его Суреш, всячески стараясь быть достойным своего брутального отца, слыл фанатичным поклонником Индры, но, увы, без взаимности со стороны бога-громовержца. Большую часть усилий императору приходилось тратить не на укрепление державы, а на то, чтобы удачно пристроить замуж своих многочисленных принцесс, но главной его болью стал единственный наследник.

Санджак с малых лет рос в девичьем окружении, охотно играл с сестрами и сторонился мальчишек-сверстников. Казалось бы, кому, как ни ему, хорошо разбираться в женской сущности, но подросший принц воспринимал особ противоположного пола всего лишь как подружек и, проявляя неожиданную твердость характера, упорно отказывался жениться ни на одной из тех невест, что сватал ему отец, почти уже отчаявшийся когда-нибудь увидеть внуков. Мало того, наследник престола стал вдруг проявлять весьма странные наклонности, отвратив этим от себя почти всех молодых парней из своей касты. Увлечения его разделяли только двое юных аристократов - Киран и Маттиваза. Надо ли удивляться, что именно они стали его единственными друзьями.

В результате, когда опочил Суреш, на престол вступил его не женатый и бездетный наследник, презираемый имперской аристократией, но пользующийся еще некоторой поддержкой рядовых воинов и брахманов, в основном за счет денежных подачек, на которые он не скупился. Своих друзей Санджак немедленно назначил на высокие посты. Маттиваза стал начальником городской стражи Синда, а Киран - сатрапом Аджита, сильнейшей из имперских крепостей, но и он, переложив свои служебные обязанности на заместителей, большую часть времени проводил при дворе. И хотя в Синде была куча недовольных новой властью, никто из них и не вспомнил о Мазде и его семействе. Со дня их изгнания прошло уже больше полувека, от них давно уже не было ни слуха, ни духа, да и живы ли они там вообще или так и сгинули в глухой степи? Сверстники Мазды все уже скончались, а молодежи и дела не было до этих преданий седой старины.

Археологи стояли у края центрального раскопа, озирая уже практически полностью откопанный снаружи дворец. После опустошения сокровищницы большую часть охраны сняли, но взвод полицейских все же оставили, все же золотая облицовка на здании, да и мало ли что там еще отыщется внутри? Ращупкин с веселой усмешкой глянул на товарища.

- Филь, тебе когда-нибудь еще доводилось встречать столь предупредительных чиновников? О чем ни попросим, тут же все доставляют, да еще и интересуются, не надо ли, мол, еще чего?

- Вить, по-моему, после последних находок наши власти в душе приравняли нас к волшебникам. Мы ж такой сказочный подарок для казны преподнесли, а вдруг еще раз раскопаем что-то подобное? Ну, и каждому хочется оказаться хоть немного к этому причастным.

- Думаешь, здесь могут еще найтись ценности сопоставимого масштаба?

- Ценности, Вить, разными бывают, я бы сейчас любому золоту предпочел глиняную табличку с надписями, разъясняющими, как это все хотя бы называется и кто все эти люди на том золотом "фонтане".

- Полагаешь, есть шансы?

- Все может быть. Составленный план подземных помещений дворца явно намекает, что здесь может быть еще один подвал, изолированный от помещений сокровищницы.

- Там вполне могут оказаться и дворцовые темницы.

- Ну, и это будет неплохая находка. Вопрос только, как туда попасть. Мне почему-то кажется, что спуск туда может находиться за предполагаемым тронным залом, который наши ребята сейчас освобождают от песка.

- Зал приличный по объему, не спорю, но почему он обязательно тронный?

- Да мне интуиция, Вить, подсказывает.

- Ну, судя по тому, что она тебе уже подсказала, это серьезный аргумент. Когда надеешься дорыться до трона, если он, конечно, еще там?

- По моим планам уже сегодня.

Ближе к вечеру работавшие в раскопе студенты действительно дорылись до чего-то монументального и притом золотого. Стены в этом зале тоже были облицованы золотыми листами, но сложная форма предмета исключала версию, что это просто выступ стены. Пожалуй, следовало бы немедленно уведомить об этой находке сотрудников Гохрана, но Лодейников медлил, словно предчувствуя, что там может обнаружиться нечто поинтереснее самого трона. И дождался: прибежавший из раскопа студент доложил, что им только что попались чьи-то кости.

- Дальше работаем предельно осторожно, - Лодейников сам поспешил спуститься в раскоп, за ним следовал Ращупкин. - Да, и позовите срочно Дмитрия Романовича.

Запыхавшийся Вырубов примчался из штабной палатки, и костные останки неведомого пока обитателя дворца под внимательными взглядами трех археологических светил стали осторожно, кисточками, освобождаться от налипшего на них песка. После долгой, кропотливой работы стало ясно, что это, несомненно, человеческий скелет, втиснутый в угол между высокой спинкой трона и его подлокотником.

- Вряд ли он изначально лежал именно в таком положении, - высказал мнение Вырубов. - Тут же гуляли водные потоки, и его не смыло с сиденья только благодаря подлокотникам, но ровно по этой же причине его не могло и принести сюда водой, то есть в момент наводнения он находился на троне.

- Думаете, утонул? - вякнул Ращупкин.

- Ну, вряд ли он был таким самоубийцей, чтобы обречь себя на подобную смерть. Во всем дворце больше не найдено ничьих останков, то есть люди, если они вообще в тот момент тут присутствовали, смогли благополучно эвакуироваться. По всей видимости, данный субъект помер, сидя на троне, задолго до наводнения, или же был специально на него посажен. Стало быть, он имел право здесь сидеть или, по крайней мере, имел основания претендовать на такое право.

- Последний правитель державы? - предположил Лодейников.

- Ну, можно принять это в качестве рабочей гипотезы. При нем есть какие-нибудь вещи?

Увы, ни оружия, ни перстней, ни каких-либо следов истлевших одежд на скелете обнаружить не удалось, но в правой кисти он сжимал связку почерневших бронзовых ключей. Ими ученые и заинтересовались. На останках дверей, закрывавших вход в сокровищницу, сохранилось запорное устройство, бронзовое и потому не вывезенное вместе с золотыми и серебряными находками. Сейчас оно было в распоряжении археологов, и не потребовалось много времени, чтобы выяснить, что один ключ из найденной связки точно к нему подходит. Вспомнив найденный сундук с самоцветами, Лодейников заявил, что почти уверен, что и навешенный на него замок открывается одним из этих ключей. Оставалось выяснить, что открывали остальные.

- Ну, если это был и не правитель, то, по крайней мере, казначей, - промолвил Вырубов. - Наверняка он был последним, кто запирал сокровищницу с ее чудовищными богатствами. Но вот посмел бы рядовой казначей взобраться на царский трон? И почему его вообще оставили здесь одного? Надо постараться по черепу восстановить его внешность, а то пока только статуи анализируем.

Скелет эвакуировали для исследований, но пока с ним разбирались, высокая спинка трона была откопана окончательно, и грянула очередная сенсация: ее навершие венчало семь здоровенных драгоценных камней: алмаз, два изумруда, два сапфира и два рубина!

Спешно приехавший на раскоп специалист Гохрана тер в неверии глаза. Огромный бриллиант, венчавший найденную здесь корону, и так вызвал шок у всех ювелиров, но это!...

- Сколько, на ваш взгляд, в этом камушке? - поинтересовался стоящий рядом с ним Ращупкин.

- Около пяти тысяч карат, точнее сейчас не скажу. Правда, он почему-то необработанный, возможно, мастера просто боялись к нему прикасаться. Впрочем, и другие камни здесь никто не обтачивал.

- Но он, получается, все равно больше Куллинана?

- Да, безусловно. Никто не думал, что индийские алмазы могут оказаться больше южно-африканских, но факт налицо.

- А тот первый алмаз точно оказался индийским?

- Да, судя по характеру выявленных примесей, он добыт на одном из месторождений Индостана. И большинство уже исследованных камней, кстати, тоже родом оттуда. Только изумруды, по-видимому, уральские.

- А происхождение золота уточнить удалось?

- Химический анализ примесей сделали. Большая часть металла, судя по всему, добыта на алтайских месторождениях, меньшая часть - на Урале. Геологи очень удивлены, что на Алтае, оказывается, когда-то было столько золота. Древние копи, конечно, там встречались, но их все дружно сваливали на скифов.

- Ну, скифы свои руки к этому делу тоже вполне могли приложить, - усмехнулся Ращупкин, - все же они прямые потомки этих древних старателей, то есть память о богатстве Алтайских гор непременно должна была у них остаться хотя бы в легендах, но, конечно, масштабы их добычи были не сравнимы с тем, чего добились их предки. А как там, кстати, дела с нашими прежними находками? Все Алмазный фонд себе заграбастал, или их еще где выставлять будут?

- Виктор Аркадьевич, музеи сейчас дерутся за право включить хоть что-нибудь из этого богатства в свои экспозиции, - усмехнулся эксперт, - но мы пока готовы поделиться только монетами, которых очень много, в том числе и с нашими зарубежными партнерами. А из числа уникумов, ну, может что-то перепадет Эрмитажу в его исторические коллекции, а так, да, самые дорогие находки выставлять будет, конечно, именно Алмазный фонд.

- И этот трон туда же вывезете?

- А как же иначе? Его же изучать надо, реставрировать, да и где еще можно безопасно хранить такую ценность? Не здесь же в степи?

- А почему бы и не здесь? - как бы сам себя спросил Ращупкин. - Ведь этот дворец сам по себе является огромной ценностью, и не только исторической и архитектурной, но и ювелирной из-за своей уникальной золотой облицовки! Его же отсюда не вывезешь, так что охранять придется все равно. Почему бы не открыть прямо здесь филиал вашего Алмазного фонда, а весь этот город, когда его окончательно откопают, объявить музеем? Туристы на такую приманку со всего мира потянутся, так что даже проблем с окупаемостью не будет. А этот трон станет тогда одним из местных экспонатов - какой же дворец без трона?! А мы к тому времени наверняка тут еще массу уникальных артефактов раскопаем! Ну, и при музее будет исследовательский центр со всеми положенными лабораториями, чтобы не возить все находки в Москву. Как вам такое предложение?

- Хм, стоит подумать... - пробормотал эксперт. - Все это, конечно, потребует огромных затрат, но если здесь и дальше ожидаются очень значительные находки, то есть смысл. Я доложу начальству.

- Доложите обязательно, - кивнул Ращупкин, - а за нами уж не заржавеет.

Трон пока решено было оставить на месте, только усилив охрану раскопа, а тем временем подоспели и результаты исследований найденного на нем скелета, владельца которого пока решено было временно именовать Ключарем.

- Итак, радиоуглеродный анализ показал, что последний обитатель дворца скончался приблизительно в 1470-м году до нашей эры, что примерно совпадает с датировкой самых молодых бревен городских строений, - докладывал на совещании археологов Вырубов. - Анатомы утверждают, что он был еще достаточно молодым человеком, возможно, лет тридцати, поскольку никаких старческих изменений в его костях не просматривается. Нет у исследованного скелета и никаких видимых травматических повреждений, так что человек этот никогда не ломал конечностей, вероятно не участвовал в битвах и скончался отнюдь не от ран. Возможно, причиной его смерти стала какая-то инфекционная болезнь. Это несомненный индоевропеец, родственный андроновцам и некоторым современным индийским народностям, что подтверждают результаты генетического анализа его останков. В принципе, мы именно этого и ожидали. Так что можно считать подтвержденной гипотезу, что данный город был основан протоиндийцами, хотя и под явным шумеро-сирийским влиянием. Знать бы еще, откуда это самое влияние взялось и почему город бросили и даже не пытались восстановить после наводнения. А опустел он явно еще до данного стихийного бедствия, поскольку ничьих останков ни на улицах, ни в домах нет, за единственным исключением нашего Ключаря.

- Короче, имеем некоторые небольшие отгадки и тьму новых загадок, - резюмировал Лодейников. - Мы с вами, коллеги, можем сколько угодно продолжать гадать на кофейной гуще, но у меня сложилось твердое убеждение, что пока мы не доберемся хоть до каких-то письменных источников, внятного ответа на интересующие нас вопросы мы все равно не получим.

- А вы думаете, такие источники в принципе существуют? - вопросил кто-то из зала.

- Ну, по крайней мере шумерская письменность была хорошо знакома обитателям этого города, - усмехнулся Лодейников. - А писали шумеры, как известно, на глиняных табличках и эти самые таблички умели потом очень долго сохранять. Вот их мы сейчас и ищем. Зарекаться не стану, но вдруг повезет?

Деревянная крепостица на берегу Яика не производила впечатления серьезного фортификационного сооружения и вряд ли сумела бы противостоять арианскому набегу. И уж подавно надежной преградой не являлся сам Яик, еще очень узкий здесь, в верховьях. Через него даже мост не построили и перебирались вброд.

На другом берегу по идее должна была находиться арианская застава, но Васашатта видел там только какую-то полуземлянку. Подобных сооружений немало встречалось и у арьев в равнинных селах, и куда вероятнее было бы обнаружить там пастуха со своим семейством, чем воинский отряд. Впрочем, когда оттуда выползли два вооруженных копьями стражника, пришлось признать, что это именно застава и есть.

Разобравшись, кто из этих двух дикарей главный, Васашатта сунул ему под нос золотую табличку, на которой придворным ювелиром была выгравирована надпись, подтверждающая его посольские полномочия. Арианец, разумеется, впечатлился дорогой вещью, но оказался неграмотным, и пришлось объяснять ему все в устной форме. Наконец, этот обитатель западных лесов проникся важностью момента, приказал пропустить имперское посольство на арианские земли и даже любезно предоставил проводника до самого Итиля, за что Васашатта отблагодарил его десятком хеманов, как потом выяснилось, выплатив тем самым арианцу сумму, сопоставимую с его годовым жалованьем. Вряд ли кого удивит, что договаривающиеся стороны расстались, вполне довольные друг другом.

Молодой проводник, лелея надежду заработать лишний хеман, болтал без устали, посвящая Васашатту в детали местной политической обстановки. В итоге посол узнал, что в окрестных землях ни о какой централизованной власти в жизни не слыхали, что всем заправляют вожди окрестных племен и единственный на всю округу маг, умеющий распознать волю богов. Расспросив, где именно обитает этот местный служитель культа, Васашатта пожелал заглянуть к нему в гости, благо, для этого не требовалось далеко отклоняться от намеченного пути.

Жилище сельского мага никак не выделялось среди окрестных домишек ни своими размерами, ни, тем паче, комфортом, если не считать разложенной на полу медвежьей шкуры, на которой играл голозадый белоголовый наследник мага. Узрев незнакомцев, карапуз попытался было зареветь, потом вдруг передумал и уставился на вошедших своими голубыми глазенками, засунув при этом в рот большой палец. Вся эта сцена вдруг напомнила Васашатте другую, очень похожую, что так старательно описывал в своих воспоминаниях Киран. Посол даже головой помотал, чтобы избавиться от наваждения. Этак и спятить можно, если в любом светловолосом голубоглазом пацаненке видеть будущего Магуша!

Папаша этого мальца, впрочем, на Вира не походил никак. Вполне себе благообразный служитель богов с завитой бородой, да еще и грамотный, что приятно удивило Васашатту. Поняв по надписи на золотой табличке, что перед ним сам имперский посол, хозяин стал само радушие и даже велел жене зарезать барана, чтобы достойно накормить гостей.

Запивая зажаренную на вертелах баранину перебродившим кобыльим молоком, Васашатта с магом повели степенную беседу на богословские темы, обнаружив, неожиданно для себя, некоторое сходство во взглядах. Маг, во всяком случае, помнил, что Индра изначально считался никаким не дэвом, а одним из Адитьев, а Митра с Варуной есть неразделимая пара. Решив, что добился уже некоторого доверия со стороны собеседника, посол осторожно поинтересовался, почему арианцы так упорно цепляются за песчаники Каргалы, хотя вполне могли бы прорваться через слабо защищенную границу в Аркаим, где медные руды всяко богаче. Маг, вздохнув, смиренно промолвил, что медь, конечно, очень нужна, но боги откажут в своем покровительстве тем, кто дерзнет поселиться на проклятом месте.

- Проклятом?! Кто ж его проклял?

Последнего маг, увы, не знал, но был твердо уверен, что проклятие все же имело место быть, во всяком случае, никто из его коллег в этом не сомневался, а предание о некогда наложенном на Аркаим проклятии передавалось здесь от отца к сыну.

- Но хоть кто-нибудь должен это знать точно?

Маг вздохнул и промолвил извиняющимся тоном, что у служителей богов существуют разные степени посвящения и сам он, увы, удостоен только одной из самых низших. Вот в Варе есть великие маги, они-то уж точно должны знать.

Разгадка таинственного проклятия к неудовольствию Васашатты опять отдалилась. А впрочем, не беда, он же и так следует в Вару. Вот только как туда добраться с наименьшим риском?

Какие-то контакты со столицей маг все же имел и был рад хоть здесь помочь гостю. Он согласился с намерениями Васашатты добраться сперва до Итиля, но посоветовал не переправляться сразу на противоположный берег, поскольку тот горист, лишен удобных дорог, да и местные жители там местами озоруют, то есть готовы обобрать неосторожных путников. Обитатели ближнего, низменного берега по словам мага были несколько более цивилизованы и лояльны к проезжим. Безопаснее всего, конечно, было бы сплавиться по воде, но где ж найдешь такие лодки, чтобы в них уместились целые возы?

Распрощавшись с гостеприимным хозяином, Васашатта распорядился двигаться в путь. Вдоль дороги потянулись леса с редкими вкраплениями селений. Слух об индравартском посольстве успел далеко разойтись, и никто из здешних лихих людей не рискнул заступить ему дорогу. Вот местные племенные вожди - те иногда выходили засвидетельствовать свое почтение высоким гостям, приносили с собой довольно скудные подарки и навязчиво предлагали свои охранные услуги. От последних Васашатта как правило отказывался, ссылаясь на многочисленность и отличное вооружение своей свиты.

К Итилю они вышли в том месте, где могучая река делала петлю, обтекая горы, невысокие даже в сравнении с вершинами Каменного Пояса, но безумно красивые. Васшатта несколько дней любовался ими, пока его караван огибал этот нежданный горный массив, следуя берегом реки. Не очень приятно было, правда, вспоминать, что именно в этих горах обосновались самые дерзкие в Ариане лесные разбойники.

Дальше к югу леса постепенно сменялись перелесками, а те - все более засушливыми степями. Васашатта несколько раз успел сменить проводников, когда наконец-то на другом берегу Итиля показались городские строения. Вара, никаких сомнений в этом быть не может. Столица Ариана располагалась чуть выше по течению Итиля от того места, где тот менял свое направление с юго-западного на юго-восточное, разделяясь при этом на две длинные протоки. Лежащий между ними низменный болотистый остров был серьезной преградой для проезда, и потому караванщики старались переправиться через Итиль севернее, в том месте, где в него впадала небольшая желтая речка.

Переправа здесь функционировала уже не одно столетие, возможно, еще со времен правления Ранджиша, а то и того раньше, когда сам Варуна отправлял в Финикию и Сирию посольства за иноземными мастерами. Разумеется, люди здесь давно уже прижились и обустроились, обзавелись большими лодками и даже целыми плотами, способными уместить на себе четверку лошадей, запряженных в груженый воз или в боевую колесницу. Денег за перевоз они, правда, требовали изрядных, и Васашатте пришлось порядком облегчить мошну.

Вара с реки гляделась несказанно красиво, но взор Васашатты почему-то все время отклонялся с нее на север, на совершенно непрезентабельный пустырь со следами руин. Ну да, как же он мог забыть, именно здесь располагалось то самое селение, в которое три с лишним века назад Ангра сослал своего проигравшего брата-близнеца вместе со всем его семейством! Это здесь когда-то родились Вир и Магуш, и именно сюда некогда прибыл Киран со своей тайной миссией, перевернувшей в итоге все имперское бытие. О, как жутко осознавать, что и он сейчас идет по стопам Кирана!

Санджак уже четвертый день валялся в жестокой лихорадке, почти не приходя в сознание. Созванные к его постели лекари делали все, что могли, и старательно демонстрировали оптимизм на публике, но между собой переговаривались, что повелитель вряд ли выживет. Императорский двор тоже в этом уже не сомневался. Высокородные князья чуть ли не в открытую рядили, кто должен сменить Санджака на престоле, учитывая, что детей у его нет и родных братьев тоже. Выходило, что ближайшим родственником умирающего является тридцатилетний Раман, ведущий свой род от младшего сына Ранджиша. Раман слыл неплохим военачальником и блестящим кавалером, вокруг него постоянно увивались придворные дамы, столичная аристократия не имела претензий к его поведению и морально была уже готова признать его своим вождем. Боги, похоже, наконец-то решили наказать Санджака за его разврат и ограничить его позорное правление пятью годами!

Близкие друзья императора, Маттиваза и Киран, ходили темнее тучи. Ни один из них не являлся прямым потомком Варуны по мужской линии, и потому они даже теоретически не имели права претендовать на имперский престол. Что же станет с ними после смерти их друга и покровителя? Кто бы теперь его ни сменил, остаться при дворе им точно не светит. Киран готов был уже смириться со скорыми негативными переменами в своей судьбе, когда Маттиваза внезапно предложил ему уединиться для конфиденциального разговора.

- Что, дела совсем плохи, или лекаришки дают надежду на улучшение? - первым делом осведомился Киран.

- Увы, наш с тобой сиятельный друг со дня на день воссоединится со своими божественными предками...

- Стало быть, пора готовиться к опале?

- Ну, не настолько все мрачно, как ты думаешь.

- Хм, так ты, что же, еще надеешься как-нибудь втереться в доверие к Раману? - хмыкнул Киран.

- Я не настолько наивен, чтобы на что-то рассчитывать при этом правителе.

- Тогда что же?

- Знаешь, я тут на досуге покопался в летописях и кое-что нарыл. Ты помнишь обстоятельства воцарения деда нашего с тобой благодетеля?

Киран попытался воскресить в памяти школьные уроки по истории Индраварты:

- Ну, у него, насколько я помню, был брат-близнец по имени Мазда, после смерти отца они крепко поцапались за власть над империей, Ангра победил и сослал братца в какую-то степную глушь, предварительно заставив его отречься от права претендовать на престол и за себя, и за всех своих потомков. Нам-то от этого какая корысть?

- Не совсем точно. Мазда действительно отрекся от своих прав на престол, но только до тех пор, пока живы Ангра или хотя бы кто-то из его прямых потомков по мужской линии. А сейчас последний из этих самых потомков готовится отправиться на небо. Ни перед какими раманами у Мазды никаких обязательств нет, следовательно, у Индраварты может появиться более законный правитель.

- Ты думаешь, что он еще жив?!

- Да нет, уже пятьдесят пять лет прошло с момента его изгнания, а он и тогда уже был далеко не юнцом. Люди столько не живут. Но у него, если верить летописям, имелся сын, вот тот мог и дожить, а если и помер уже, так вполне мог оставить после себя потомство, которое еще ни сном, ни духом не ведает, что у него со дня на день может появиться право на престол. Представляешь, как благодарен станет будущий властитель тем людям, которые помогут ему стать императором?

- Ну, это уж само собой... Вот только где гарантия, что род Мазды существует до сих пор? Если уж потомки его брата, которых все холили и лелеяли, умудрились перемереть чуть более, чем за полвека, то что могло случиться с благородными людьми в этих диких западных степях? Ведь уже сколько десятилетий о них ничего не слышно!

- Случиться могло все, ты прав, Киран, но шансы, что они уцелели, есть все равно, значит можно на них делать ставку, ведь в противном случае нас при любых обстоятельствах ждет неизбежный проигрыш.

- Да, тут ты прав, дружище... И что ты предполагаешь делать?

- Немедленно отправляться искать этого предполагаемого наследника, пока Санджак еще жив и в руках у нас есть реальные ресурсы. Мне, к сожалению, служебные обязанности не позволяют отлучаться из Синда, а вот твоя должность сатрапа Аджита предоставляет тебе куда большую свободу передвижения. Ты в любой момент можешь отправиться инспектировать свой Аджит, ну а потом в степи свернуть на другую дорогу, и никто тебе уже не помешает добраться до самого Итиля, ну а там уже остается только искать следы потомков Мазды.

- Хорошо, так и сделаем. Я прикажу моим людям сегодня же готовиться к отъезду.

Киран в сопровождении большой свиты выехал из столицы на юг в направлении Аджита, но едва закончились последние предместья, как его караван разделился. Большей части его подчиненных со всеми возами и колесницами было приказано продолжать марш в Аджит, по прибытии в который немедленно приступить к сбору вооруженного ополчения и быть готовыми по приказу Кирану выступить на Синд. Сам же он с небольшой группой спутников верхом, взяв с собой вьючных лошадей, помчался через степь на запад. Если кто из соглядатаев и донесет теперь в Синд его недоброжелателям, те наверняка решат, что он просто заранее спасается бегством, и вряд ли станут по этому поводу переживать, и никому из них уж точно не догадаться, куда именно он направляется.

Многодневная скачка по степи с переправами через реки вконец измотала команду Кирана, и к Итилю он подъезжал уже в совершенно разобранном состоянии, мечтая только об отдыхе. Хотя где тут отдыхать-то? Небольшая земляная крепость с крошечным гарнизоном, контролирующая переправу, была никак не приспособлена для приема столь высоких персон. Даже омывание придется совершать прямо в реке, на глазах у любопытствующей черни, хоть бы затончик какой отгородили, что ли! Хорошо еще, что удалось сменить загнанных лошадей, хвала богам, что в этом захолустье чуть ли не все хозяйства занимаются коневодством.

Как бы то ни было, Кирану удалось привести себя в порядок и переоблачиться в одежды, достойные высокородного князя. Теперь можно и приступать к поискам. Широкий, устойчивый плот из числа тех, на которых через Итиль переправлялись купеческие караваны, доставил Кирана и его спутников на западный берег. Где-то здесь должно было располагаться селение, в которое был сослан Мазда со своим семейством. Киран, конечно, предварительно постарался расспросить обитателей крепости о месте проживания ссыльных, но те, к его удивлению, и понятия не имели, что где-то в окрестностях проживают высланные из столицы родственники императора, и даже имя Мазды им ничего не говорило. Ну да, больше десяти лет здесь на службе никто не удерживался, ветераны давно уже сгинули, а новичкам откуда ж знать, что тут было полвека назад!

Кирана томили дурные предчувствия, но дело в любом случае следовало довести до конца. Селение, в которое он въехал, выглядело предельно убого: сплошные полуземлянки со стенами из дерна и шатровидной крышей. Ну да, сюда, в степь, строевую древесину приходится возить издалека, стоит она наверняка дорого, потому и идет только на поддерживающий строение каркас. У одного из домов, сложенного из бревен и потому выглядящего побогаче остальных, в пыли возился босоногий мальчуган с льняными волосами. Заметив богато одетого всадника, он с любопытством уставился на него своими голубыми глазенками. У Кирана даже и мысли не возникло, что тогда он впервые увидел будущего Великого Мага и властителя Индраварты!

Из дома вышла столь же светловолосая женщина, которая, ничуть не теряя достоинства при виде высокородного визитера, показала, где находится дом старосты этого селения. Киран со спутниками туда и направился.

Староста, он же по совместительству и местный племенной вождь, оказался куда информированнее служак из крепости. Имя Мазды, во всяком случае, ему было знакомо. Оказывается, неудачливый претендент на имперский престол давно уже опочил в деревянном срубе за околицей селения, и над местом его последнего упокоения насыпан курган. Его сын Прабху тоже помер лет пять назад, оставив, впрочем, наследника, приходившегося старосте родным племянником, поскольку Прабху был женат на его старшей сестре.

Племенной вождек из заитильского захолустья - дядя будущего императора?! У Кирана было такое ощущение, словно его молотом по голове приложили. Не дай боги кто-нибудь в Синде прослышит о такой родне нового властителя! А с другой стороны, была ли альтернатива у его папаши? Здесь на сотни верст вокруг нет ни одной девушки из княжеской касты, а в той же столице вряд ли кто польстился бы на брак с опальным изгнанником. Так что женитьба на дочери местного вождя - еще далеко не худший вариант, она-то, по крайней мере, из семейства брахманов. С трудом сдержав эмоции, Киран продолжил беседу и к своему величайшему удивлению выяснил, что наследник Прабху, которого зовут Виром, проживает в том самом бревенчатом доме, рядом с которым он выяснял дорогу, а беседовавшая с ним светловолосая женщина - никто иная, как законная супруга Вира Рузида, приходящаяся дочерью вождю соседнего племени. Делать нечего, пришлось возвращаться назад.

К Рузиде на сей раз Киран обратился предельно церемонно, пояснив, что ему необходимо встретиться с ее мужем по крайне важному и неотложному делу. Та пояснила, что Вир сейчас в отъезде, но к вечеру, вероятно, вернется, и пригласила нежданного гостя в дом. Оценив небогатый интерьер жилища будущего властителя Индраварты, Киран примостился на лавке и завел светский разговор, стараясь ненавязчиво выпытать у Рузиды, чем именно занимается ее муж и как зарабатывает себе на жизнь. Та ничего скрывать не стала.

Оказалось, что Вир обладает большим авторитетом в этих местах, будучи удачливым главарем шайки, грабящей торговые караваны. Имперская стража ничего с ним поделать не может, да и, похоже, просто боится сталкиваться, стараясь не высовывать носа из своей крепости. По слухам, стражники неоднократно обращались за подмогой к имперским властям, но те игнорируют все их запросы.

Слушая это, Киран испытывал весьма смешанные чувства. С одной стороны, жалобы купцов на разбойничьи нападения действительно регулярно поступали все последние годы, да и гарнизоны западных крепостей требовали усиления, но Санджаку на все это было глубоко плевать, да и лично он, Киран, обладая огромным влиянием на императора, не больно-то привечал подобных жалобщиков, стараясь отделаться формальными обещаниями и тут же о них забывая. С другой стороны, если бы он ревностно исполнял свои служебные обязанности и реально боролся с разбойниками, то, получается, собственными руками бы уничтожил свой единственный шанс остаться у власти после смерти Санджака. Хвала богам, наградившим его таким пофигизмом!

Вир действительно вернулся к ужину. Когда этот неотесанный мужлан на полголовы выше Кирана ростом, весь пропахший лошадиным потом, не снимая грязных сапог, ввалился в дом, Кирану почему-то вдруг вспомнилась охота, когда он чуть ли не нос к носу столкнулся с вылезшим из берлоги матерым медведем. Хорошо, тогда рядом оказались товарищи, принявшие зверюгу на копья. С этим "медведем" ему придется общаться один на один, при этом максимально вежливо и доходчиво, чтобы убедить его в своих добрых намерениях и необходимости дальнейшего сотрудничества.

Разбойничий атаман был сперва очень удивлен, что это за столичный хлыщ пожаловал к нему в дом, и нервно поигрывал конской плетью, но Киран сходу ошеломил его известием, по какому поводу он сюда приехал. Плеть была заткнута за пояс, и Вир, усевшись, стал с большим интересом внимать излияниям высокородного визитера, изредка вставляя собственные реплики.

Выяснилось, что о своем княжеском происхождении Вир, конечно, знал еще с детства - Мазда очень любил распинаться на эту тему, но дед помер, когда ему не было еще и десяти, а у отца были уже совсем иные заботы - как бы поуспешнее встроиться в местное общество. Он и невесту Виру подыскал, исходя из этих соображений. Все рассуждения о необходимости сохранять княжеское достоинство были прочно позабыты, а о возможности когда-либо вернуться к высшей власти в их семье даже не заговаривали, и Виру даже в голову не приходило, что он когда-нибудь может стать претендентом на престол, мол, отреклись - так отреклись.

- Отреклись, но не до конца, - упорно вдалбливал ему теперь Киран, - а лишь до тех пор, пока жив хоть один потомок Ангры по мужской линии.

- Но он же вроде как жив?..

- Когда я уезжал из Синда, Санджак лежал при смерти, а сейчас наверняка уже ушел к предкам на небеса, просто вести сюда к вам так быстро не доходят. Ни детей, ни племянников у него нет, так что в данный момент именно вы, Вир, самый законный претендент. Но нам с вами надо успеть прибыть в столицу, пока там не короновали кого-нибудь другого.

К известию о своих правах на престол Вир отнесся весьма воодушевленно и с необходимостью срочно выехать в Синд тоже согласился, но все же попросил день отсрочки:

- Мне надо оповестить моих парней.

Киран с неохотой согласился, но он и представить себе не мог, что могло случиться за этот день. Весть, что местный атаман, состоящий в родстве с вождями двух окрестных племен, распространилась по округе со скоростью ветра. Сопровождать Вира в столицу готовы были не только его подельники, но и конкуренты, и даже простые пастухи, у которых была своя лошадь и копье. Через сутки рядом с поселком собралась приличных размеров конная орда, горящая энтузиазмом. Вот уж на что Киран точно не рассчитывал, так это на возвращение в Синд с таким "эскортом"!

Конница, лишенная обозов, может передвигаться очень быстро, и в степи ее не перехватишь никакими заставами. Возглавляемая Виром орда неслась к столице как грозный ураган. Лишь бы успеть, пока на проклятого Рамана не водрузили еще императорскую корону!

Они успели. Усопшего монарха надлежало схоронить в родовом склепе, расположенном в горах Каменного Пояса, весьма далеко от Синда, а до завершения этой скорбной процедуры о коронации нового императора не могло быть и речи. В тот день, когда покойного, наконец, поместили в склеп, к Маттивазе примчался посланный Кираном гонец с долгожданным известием, что претендент на престол из рода Мазды завтра подойдет к столице.

При всех достоинствах конницы у нее есть и серьезный недостаток - она не годится для взятия крепостей, ну, разумеется, если ей кто-нибудь не откроет ворота. В Синде в этой роли выступил сам начальник городской стражи, и поутру горожане испытали шок, узрев на улицах вооруженных конных дикарей. Не понимая еще, что это за нашествие, но будучи твердо уверены, что никакая чернь никогда не посмеет посягнуть на потомков богов, высокородные князья со всей своей челядью поспешили к императорскому дворцу, где их встретила городская стража во главе с ухмыляющимся Маттивазой, Киран, незадолго до смерти Санджака сгинувший было в неизвестном направлении, и какой-то крепкий мужик с конской плетью в руках, ведущий себя так, словно именно он тут самый главный. На требования разъяснить, что здесь, собственно, происходит, Киран объявил, что он счастлив представить высокому собранию внука Мазды, который после смерти последнего из потомков Ангры по мужской линии по всем законам является первым претендентом на престол Индраварты.

С трудом отойдя от шока, изумленные аристократы начали все же припоминать, что да, был, кажется, у деда усопшего государя брат-близнец с таким именем, что его после проигрыша в схватке за престол куда-то сослали и что действительно между победившим и проигравшим близнецами был заключен подобный договор. Ну да, возможно, у этого самого Мазды и могло остаться какое-то потомство, сын, во всяком случае, у него точно был, стало быть, вполне мог и внуком обзавестись, но почему обо всей этой семейке так долго никто ничего не слышал?! И почему их раскопали именно эти развратники, Киран с Маттивазой? И кто, интересно, был матерью этого претендующего на престол неотесанного мужлана?! Раман, уже давно привыкший к мысли, что императорская корона должна украсить именно его голову, с таким обломом смириться, конечно, не мог и вслух высказал все эти сомнения, напрямую обвинив новоявленного претендента в самозванстве. Зря только он сделал это, стоя от Вира буквально в двух шагах.

- Я тебе покажу, сучий потрох, кто здесь самозванец!!! - взвыл Вир и, взмахнув плетью, врезал ей сопернику прямо по физиономии, чудом только глаз не выбил!

Раман, схватившись за лицо, отвалился в сторону, а разъяренный атаман принялся хлестать плетью остальных недовольных им князей, метясь, правда, теперь уже по плечам или спине. На глазах у вооруженной стражи и сопровождавших Вира разбойников даже челядь не посмела вступиться за своих избиваемых господ. Мятеж, таким образом, был подавлен в зародыше.

Через несколько дней, во время коронации Вира, Киран со злорадством взирал на постные лица присутствующих на церемонии аристократов. Ну что, не нравился вам женственный Санджак? Хотели вместо него себе во властители брутального мужика? Ну так получайте! Куда уж брутальнее! Что ж вы теперь так скисли-то все, а?

Незаметная дверь в стене за найденным троном вела в узкий коридорчик, ведущий, как предположил Лодейников, в личные покои владельца дворца. Предполагаемая комната вскоре нашлась и тоже была освобождена от песчаных заносов, не дав археологам никаких интересных находок, если не считать странной плиты в полу со вделанным в нее массивным бронзовым кольцом.

- Ну точно люк, - промолвил Ращупкин, - внимательно осмотрев находку. - Только как ее поднимали-то? На вид такая тяжеленная...

- Ну, могли, например, крюком за это кольцо цеплять, а сам крюк на крепкой веревке, пропущенной через блок, - предположил Вырубов, вспомнив курс механики из школьных уроков. - Но доступ эта плита, конечно, серьезно ограничивала, и подобные неудобства оправданы только в том случае, если она скрывала за собой что-то действительно ценное для хозяина этой комнаты.

- Ценнее, чем золото, что ли? - хмыкнул Ращупкин. - Вход в местную сокровищницу, если уж подумать, и то куда более доступен.

- Может, какие-то священные реликвии? - начал гадать Вырубов.

- А вот сейчас и увидим, - промолвил Лодейников и отправил студентов за ломами, которые можно было бы использовать в качестве рычагов.

Песок, похоже, намертво заклинил поворотный механизм, поскольку плита ни в какую не желала покидать свое место, в результате ее пришлось поднимать, вбивая ломы в щели между ней и соседними плитами и потом старательно их раскачивая. Все успели взопреть и вымотаться, когда чертова плита, наконец, приподнялась над уровнем пола и загнанный под нее лом смог сыграть роль рычага.

- Уфф... - Лодейников в изнеможении взирал в открывшийся люк, забитый, разумеется, все тем же вездесущим песком. - Ладно, вычерпываем грунт и смотрим, куда это все ведет. По моему мнению в подвал, но вдруг там подземный ход, выходящий за пределы дворца, а то и вообще за городскую стену?

Подземного хода в итоге не обнаружилось, только ведущая вниз крутая каменная лестница, упершаяся в очередные двери, даже не особо сгнившие, поскольку были сделаны из мореного дуба, и надежно запертые. Лодейников попытался вскрыть их с помощью найденных в тронном зале ключей, один из которых в результате вполне ожидаемо подошел.

- Так, и тут песок, - присвистнул Ращупкин. - Через какие это щели его сюда, интересно, нанесло?

- Ну, нам к работе землекопов не привыкать, - усмехнулся Лодейников. - Сейчас, Вить, нагоним побольше студентов с ведрами и лопатами и через часок-другой выясним, что тут хранится. Ну, и кисточки лишними не окажутся, если вдруг наткнемся на ювелирку или еще один скелет.

Золота в новом подвале, впрочем, не оказалось, но очень скоро студенты стали замечать, что их лопаты натыкаются на какие-то черепки. Вырубов тут же сделал стойку и приказал перейти на кисточки.

Первый же очищенный от песка черепок оказался частью тонкой глиняной пластинки, обожженной для лучшей сохранности в огне и испещренной клинописными знаками. Вчитавшись в них, Вырубов заявил, что это очень похоже на религиозный гимн на шумерском языке, но на табличке нет ни начала его, ни конца, так что стоит сначала разыскать все осколки и другие такие же таблички, а потом уже приступать к складыванию паззла.

Работа в дворцовом подвале кипела, и вскоре глиняные таблички стали выносить на поверхность целыми стопками. Судя по всему, изначально оно покоились на деревянных стеллажах, давно уже сгнивших, и только заполонивший все песок не дал большинству табличек упасть и расколоться на части. Те же, что все же разбились, похоже, были снесены с места хранения накатившей волной, которая никак не могла бы пройти через люк и запертую дверь, что прямо указывало на наличие второго входа в эту древнюю библиотеку. Пробиваться к нему, рискуя повредить по пути ценнейшие древние документы, никто, разумеется, не стал, просто предположили в качестве гипотезы, что помещение библиотеки вполне могло быть совмещено с секретным подземным ходом, и занялись классификацией откопанных табличек.

Вырубов обнаружил, что в одном из углов любой таблички обязательно присутствует шумерское число, и, судя по ориентации последнего, угол этот должен был быть правым верхним. У табличек, лежащих стопками, числа эти последовательно росли или уменьшались с шагом в единицу, что прямо указывало на принадлежность их к одному документу со сквозной нумерацией. К сожалению, в экспедиции был всего один-единственный знаток шумерского языка, и теперь Вырубову приходилось сильно потеть, переводя все надписи без разбора. Ворча, что работы здесь хватит для шумерологов всего мира, профессор все же как-то пытался классифицировать находки. Он предположил, что обломки, первыми попавшие в руки археологов, изначально хранились на самом дальнем из стеллажей, разрушенным волной, которая и вынесла их прямо к передним дверям. Он еще больше уверился в своем предположении, что это какой-то религиозный гимн, изначально сотворенный на санскрите и переведенный на шумерский язык только в целях его письменной фиксации. Санскритом он, увы, не владел, а переводить с шумерского на русский и сличать результаты своей работы с какими-нибудь переводами на русский уже с санскрита считал малопродуктивным. Тем не менее, он все же попросил Лодейникова срочно раздобыть текст Ригведы. Получив желаемое, он поразился его величине - 1028 гимнов суммарным объемом под два мегабайта, и почти что утратил надежды выявить хоть какое-то соответствие со своими собственными переводами, о чем и сообщил со вздохом Лодейникову.

- А давайте воспользуемся ключевым словом, - предложил тот. - Мы же уже знаем благодаря монетам, как на здесь на шумерском именовали Варуну. Гимнов, посвященных именно ему, в Ригведе немного, так что можно будет все сличить.

Предложение было принято, и ученые азартно занялись поиском имени Варуны на всех табличках. Вскоре последовали первые находки. Следуя нумерации, мужчины складывали последовательности из таких табличек, Вырубов наскоро переводил их содержимое, после чего уже общими усилиями ученые определяли, какому из упоминающих Варуну гимнов Ригведы более всего соответствует этот текст.

- Вот это, судя по всему, 24-й и 25-й гимны первой мандалы, - подвел итог Лодейников, - а тот большой кусок почти наверняка состоит из гимнов пятой мандалы с 62-го по 72-й. В них всегда вместе с Варуной упоминается Митра, так что нам теперь известно, как писали здесь и его имя. Теперь выложим все таблички по порядку и вычислим гимны, в которых должны упоминаться Индра, Агни, Ману, Савитар и Ушас.

Еще пара часов напряженной работы позволили разложить в упорядоченном виде тексты первых пяти мандал Ригведы, правда, не в полном объеме. Последующие мандалы отсутствовали полностью, поэтому Лодейников предположил, что к моменту затопления библиотеки они, скорее всего, даже не были еще записаны, если вообще уже сочинены.

- Все завершается на 86-м гимне пятой мандалы, - констатировал он. - 87-й с упоминанием Вишну вероятно был присоединен позже, так что перед нами самая древняя часть Ригведы, существовавшая еще до вторжения в Пенджаб.

- Будем считать ее изначальной? - осведомился Ращупкин. - Может, попробовать перевести ее на санскрит и сравнить с каноническим вариантом?

- Перевести-то можно, но что это даст? - усомнился Лодейников. - Разночтения выявятся наверняка, но поди разбери, чем они обусловлены: но ли ошибками перевода с санскрита на шумерский и обратно, то ли тем, что при записи канонического варианта приходилось руководствоваться только коллективной народной памятью, а народ за несколько веков мог что-то подзабыть, что-то, напротив, добавить, ну, или перетолковать в соответствии с новыми реалиями. Хотя текст в любом случае будет интересный.

- Филипп Игоревич, а тут вот еще таблички есть с нумерацией, - промолвил Максим Горовиков, изучая отложенную в сторону добычу, - причем номера совпадают с теми табличками, которые вы отнесли к Ригведе.

- Ну, так это просто какой-то другой текст, летопись или даже книга хозяйственных расходов. Библиотека же огромная, судя по всему, мы пока только малую часть ее разобрали. На гимны же не похоже?

- Не похоже, но почему-то там тоже то и дело упоминается имя Варуны. Вот, смотрите.

Крайне заинтригованный Вырубов склонился над указанной табличкой, вчитался, недоуменно поднял брови, чуть помедлив, обернулся к коллегам:

- А знаете, это действительно очень похоже на летопись! Тут говорится, что на семнадцатый год своего правления Повелитель четырех сторон света Варуна повелел основать город Синд и окружить его каменной стеной, пригласив для оного дела каменщиков из Финикии. Ровно тот же титул присутствует и на монетах. И хотя в принципе его положено было относить именно к богам, что-то мне не верится, что это сам владыка ночи и мировых вод строит города и завозит иноземных каменщиков. Скорее всего, это какой-то очень могущественный правитель, по влиянию не уступающий Саргону Древнему или царям последней династии Ура, рискнувшим присвоить себе аналогичный титул.

- Короче, это местный обожествленный император, который, судя по всему, и основал тот город, который мы сейчас раскапываем, - резюмировал Лодейников. - Ну, по крайней мере, название города узнали. Хорошо бы теперь выяснить, почему на монетах чеканили именно изображение бога Варуны, а не его земного тезки. Или их как-то ассоциировали? Надо постараться отыскать все таблички, относящиеся к этой летописи, тут же явно только небольшая часть. Тогда с очень большой вероятностью сможем выяснить и имена остальных правителей этой страны, и хронологию их правлений, и самые важные исторические события типа войн и основания городов. Да нам, коллеги, просто бесценный клад попался!

После такого открытия работы по расчистке древней библиотеки продолжились с еще большим энтузиазмом.

Во вражескую столицу Васашатта въехал с изрядной опаской. Одни демоны знают, сколько здесь обитает фанатиков, готовых наброситься на иноземного князя-жреца, почитающего дэвов. Но золотая посольская пластина произвела должное впечатление на стражу у городских ворот, и индравартское посольство беспрепятственно пустили в город и даже выделили сопровождающего, дабы гости не заплутали в Варе. Первым делом Васашатта пожелал уведомить о своем прибытии Верховного Мага, считающегося номинальным главой Ариана, и обговорить с ним, когда и каким образом он сможет ознакомить местных вождей с посланием своего владыки. Но в резиденции Верховного Мага ему сказали, что их духовный лидер сейчас пребывает в отъезде, а без его личного присутствия Совет вождей Ариана собрать никак невозможно. Поняв, что его пребывание в Варе теперь неизвестно насколько затянется, Васашатта приказал своим спутникам остановиться пока на купеческом подворье и как можно быстрее подыскать для посольства удобное жилье, сам же отправился осматривать город.

Судя по его первым впечатлениям, основатель Вары в своих градостроительных проектах больше всего мечтал воспроизвести столичное величие Синда, насколько позволяли это имеющиеся у него скудные средства, но и черты сожженного Аркаима явственно просматривались в городской планировке и архитектуре. Ну, понятное дело, что еще он мог построить, не имея ни камня, ни даже достаточного количества строевой древесины под рукой? Да только такие вот невзрачные здания из дерна и сырцового кирпича. Выделялись на общем фоне лишь здания храмов, на которые дефицитного дерева не жалели.

Посещение местных храмов Васашатта считал самой важной частью знакомства с городом. Каким богам здесь сейчас активно молятся, а каких - предали забвению, это очень многое могло сказать о состоянии арианских умов.

Самым большим и роскошным в Варе оказался, разумеется, храм Митры. Здесь как раз шло очередное богослужение, сопровождавшееся настолько обильным жертвоприношением, что в надежде отведать жертвенного мяса к храму собрались толпы городской голытьбы. В такой ситуации попытка пробраться внутрь стала бы занятием весьма рискованным, но маг в характерном для всех служителей Митры головном уборе заметил знатного иностранца, признал в нем представителя жреческой касты и оказал содействие, проведя поближе к алтарю. Здесь Васашатта впервые услышал гимны, посвященные одному Митре, у арьев он традиционно упоминался только в связке с Варуной.

- Мы почитаем Митру,
Чьи пастбища просторны,
Чьи истинны слова
Тысячеухий, статный,
Чьих мириад очей,
Могучий и высокий,
Он вширь обозревает,
Бессонный, неусыпный.
Владыки стран взывают
К нему, идя на битву,
Против рядов сомкнутых
Войск вражьих кровожадных
Меж двух враждебных стран.
И первым, кто восхвалит
Его со всею верой,
И помыслом, и силой,
К тому и обернется,
Тому поможет Митра,
Чьи пастбища просторны,
С победоносным Ветром
И божеством Победы.

Мы почитаем Митру...
Которого не может
Ввести в обман никто:
В дому - домохозяин,
В семействе - старший в роде,
Ни в племени - вожак,
И ни в стране - владыка.
А если будут лживы
В дому - домохозяин,
В семействе - старший в роде,
И в племени - вожак,
Или в стране - владыка,
Погубит разом Митра
Сердитый, разозленный,
И дом тот, и семейство,
И племя, и страну:
В домах убьет хозяев,
В семействах - старших в роде,
И в племенах - вождей,
И над страной - правителей,
Над странами - владык.
С той стороны бросается,
Когда он грозен. Митра,
Откуда лжец и думать
В уме своем не мог.
Везти не будет лошадь
Противящихся Митре,
Не продвигаясь, скачет:
Несомых не несет,
Везомых не везет.
Летит копье обратно,
Что лжец вперед бросает,
От заклинаний злобных
Нарушившего слово.
Когда же ловко бросит
И поразит кого-то,
И то вреда не будет
От заклинаний злобных
Нарушившего слово.
Копье уносит ветер,
Которое бросает
Противящийся Митре,
От заклинаний злобных
Нарушившего слово.

Мы почитаем Митру...
Всесильного владыку,
Дающего блага,
Речистого, высокого,
К молитвам благосклонного,
Возвышенного, мудрого,
Божественное Слово
Вместившего в себе,
Могучего воителя,
Благого, мощнорукого.
Что разбивает дэвов
Башки и наказует
Неверных договорам
Безжалостно людей;
Губящего колдуний,
Что всю страну приводит
К благому превосходству,
Когда ему не лгут,
Что всю страну приводит
К победе наивысшей,
Когда ему не лгут.
Страну же непокорную
С пути прямого сводит,
От счастья отвращает,
Победности лишает,
Наносит беззащитным
Он мириад ударов,
Всеведущий, могучий,
Чьих мириад очей,
Которому не лгут.(*)

Наконец, дошло дело до раздачи кусков мяса и собранной при жертвоприношении крови. При виде этого обряда любой рядовой брахман просто впал бы в истерику, но Васашатта, будучи куда более просвещенным в религиозных обычаях соседей, смог сдержаться и по завершении всей церемонии потребовал у проводившего ее мага разъяснить ее сакральную суть. Тот не стал скрывать, что мясо и кровь заколотых на алтаре быков символизируют плоть и кровь самого Митры, который, таким образом, выступает в роли жертвенного тельца.

- Зачем богу приносить себя в жертву? - изумился Васашатта.

- Только так он может вырвать поверивших в него из царства тьмы. Здесь, на грешной земле, царят дэвы, но Митра, спускаясь к людям с небес, несет им свет, справедливость и победу над врагами. Его нисхождение в царство тьмы само по себе есть жертва, и тот, кто причастится его даров, тем самым символически эту жертву принимает, а не принявший ее так и останется во власти дэвов.

Такая трактовка роли Митры в мироздании изрядно подивила Васашатту. В старые времена, еще до раскола, ни о чем подобном никогда и речи не заходило. Кто вообще мог занести арианцам подобные верования? Черноголовые точно отпадают, тогда бы это поверье стало известно всей Индраварте. Может, финикийские купцы и мастеровые, которые по пути в Каменный Пояс и Синд не могли миновать эти земли? Да, у тех, кажется, есть бог Таммуз, выполняющий ровно ту же функцию, но с какой радости местным пастухам заимствовать чужие экзотические верования? Разве что под влиянием непререкаемого для них духовного авторитета. Не Магуш ли здесь постарался?

- Сколько же быков приходится разом закалывать для достижения этой цели? - осведомился Васашатта. - У вас так много лишнего скота?

- Благодеяниями Митры не жалуемся, - промолвил маг. - Сам великий Йима установил, сколько и каких жертв следует приносить, дабы удостоиться божьей милости: сто жеребцов, тысячу коров и десять тысяч овец. Такое празднество, разумеется, удается провести только раз в год, в другие дни приходится довольствоваться на два порядка меньшим количеством, но и этого, как видите, всем собравшимся хватает.

- Так чествуют только Митру? - поинтересовался Васашатта. - Я спрашиваю это, поскольку служу его родному брату Варуне, который должен быть и у вас в чести, коль скоро ваши верховные маги ведут свой род от его живого воплощения. В Варе существует его храм?

- Храм-то существует, - понурился маг, - вот только, видите ли какое дело, обитатели этих земель давно пребывают в обиде на Варуну. Если во времена правления Йимы он наслал на нас катастрофическое наводнение. Итиль разлился так, что затопил все окрестные степи, одна лишь Вара тогда устояла.

Васашатта понимающе кивнул. О том наводнении он кое-что слышал. Именно ущерб, нанесенный им арианцам, еще в большей степени, чем победы Джасвонта, подорвал их силы и не позволил тогда продолжить экспансию на земли Индраварты.

- Если хотите, я вас туда провожу, - промолвил маг.

- Буду премного признателен, - ответил Васашатта, - заодно, надеюсь, познакомите меня и с другими местными храмами.

Прогулка по Варе с посещением храмов местночтимых асуров началась. По ходу ее Васашатта понял, что Адитьи за малым исключением почти забыты арианцами, на первый план выступили какие-то другие боги, тоже считающиеся асурами, хотя изначально, наверное, бывшие обычными племенными божками. В общем, та же история, что и с дэвами, только вывернутая наизнанку. По-настоящему его поразил лишь встреченный на пути храм Мазды. Удостоверившись, что это тот самый Мазда, сын Бхарата и прадед Магуша, он осведомился, за что такая честь одному из близнецов, к тому же никогда не занимавшему трона. Маг ответил, что культ Мазды был установлен самим Йимой, и этого асура у них почитают как воплощение сил света и, конечно же, как божественного предка нынешних духовных правителей Ариана.

- А его братец Ангра тогда, по-вашему, кто? - с напором спросил Васашатта. - Воплощение сил тьмы?

- Ну, разумеется, ведь он вместе с Индрой предводительствует дэвами, - без малейших колебаний ответил маг.

Васашатта заспорил было, что Мазда был не таким уж ангелом и вообще они с Ангрой друг друга стоили, но натолкнулся на полнейшее непонимание и попытки просветительской работы прекратил. Ну, в целом понятно, зачем Йиме потребовалось обожествлять своего проигравшего в схватке за престол прапрапрадеда. Чтобы доказать, что, несмотря на кровосмешение с женщинами из другой касты, именно его предки имели полное право на власть над Индравартой. Если Мазда - бог, а Ангра - исчадие ада, то какие могут быть в том сомнения?! Вот только к чему приведет обе их страны подобное противостояние?

По пути к храму Варуны, стоящему на берегу Итиля, Васашатта со спутником прошли через городскую площадь, на которой как раз в это время совершали публичную экзекуцию. Какого-то мужика, привязанного к позорному столбу, секли плетью по обнаженной спине. Васашатта поинтересовался, за что его так? Маг перемолвился парой слов со стоящими на площади зеваками и сказал, что данный муж нарушил словесный договор, чем оскорбил Митру, и посему приговорен к наказанию в триста ударов конской плетью.

Похоже, здесь, в Ариане, других наказаний просто не знали! Догадываясь, откуда это все пошло, Васашатта все-таки спросил у своего спутника, кто наградил их такими законами. Маг точно не был уверен, но, руководствуясь преданиями, возводил их ко временам Йимы, а тот, вводя их, якобы следовал указаниям самого Мазды. Вот тут у Васашатты были сильные сомнения. Мазда, спора нет, был очень крутым деятелем, но все же воспитывался в императорском дворце, где ни о чем подобном в те времена и слыхом не слыхивали. Скорее уж эту традицию мог породить его внук Вир или правнук Магуш, в детские годы сполна ощутивший на себе тяжелую руку папаши...

* Тексты всех трех гимнов взяты из Авесты.

Рузида с Магушем перебрались в Синд через месяц после коронации Вира. Глава семьи осваивался в роли императора, разгонял недовольных князей по отдаленным сатрапиям, усиливал западные гарнизоны, по ходу дела заменяя там выходцев из Синда и Каменного Пояса на своих местных сторонников. Когда местные разбойники чуть ли не в полном составе вошли в состав имперской стражи, грабежи торговых караванов практически прекратились, сменившись, правда, незаконными поборами со стороны той же стражи, но к этому делу купцы были уже привычны. Синдскую знать выводили из себя манеры нового властителя и его фаворитов, но городская стража, пополненная выходцами из западных степей, в состоянии была в зародыше раздавить любой бунт, но недовольство правлением Вира мало-помалу начало проникать и в более широкие слои городского населения.

Все дело было в сломе устоявшихся религиозных практик. За долгие годы правления Ангры и его потомков в Синде почти позабыли о нелюбимом императорами Митре и о многих других Адитьях, празднества проводились в основном в честь Индры, подчиненных ему дэвов и таких ранее второстепенных божеств, как Сурья и Савитар, которые призваны были оттеснить Митру в качестве олицетворения Солнца. Сейчас же вдруг обнаружилось, что на западных окраинах страны обо всех этих новомодных тенденциях никто и не слыхивал, там степняки, как ни в чем не бывало, продолжали возносить молитвы Митре и не больно-то жаловали Индру, которого считали покровителем нелюбимых ими имперских стражников. Небесное воинство этого самого Индры не удостаивалось их почитания вообще. Вир, выросший в этой среде, следовал ее традициям, тем паче, что и его собственный дед был горячим поклонником Митры. Понятное дело, что с воцарением Вира в столице возобновились празднества в честь владыки Света, обычно в связке с Варуной, небесным покровителем правящей династии. Празднеств в честь Индры стало проводиться гораздо меньше, и многочисленные брахманы, специализировавшиеся на службе ему и дэвам, остались не у дел. Кшатрии, почитающие Индру и дэвов, тоже были не слишком довольны новыми порядками.

Как бы ни хотел Вир разогнать недовольный им двор, он не мог этого сделать, поскольку управление государством требовало грамотных людей, а из княжеской касты его поддерживали только Киран с Маттивазой. Приходилось терпеть многочисленных дальних родственников, каждый из которых с удовольствием бы всадил ему в спину нож, если бы не боялся.

Вот в такой среде и предстояло жить Рузиде с ее малолетним сыном. Среди придворных дам она сразу же оказалась в роли белой вороны. Дело в том, что еще со времен поголовных браков родственников Варуны с черноголовыми в княжеских семьях перестали рождаться светловолосые дети. Льняные волосы Рузиды неопровержимо доказывали, что она здесь чужая, не из их касты, а ее ребенок, получивший по наследству такие же светлые волосы, - несомненный плод кровосмешения. Ходили упорные слухи, что и сам император не так уж чист в плане происхождения, что и его матерью была такая же светловолосая туземка, но на его внешности это никак не отразилось, и подозрения из страха старались не оглашать. То там-то лишь подозрения, а здесь, что называется, все доказательства налицо! Конечно, никто не посмел бы выдвигать претензии Виру, чуть что - хватающемуся за плеть, по поводу его неравного брака, да и сама Рузида по своему положению стояла несравнимо выше окружающих ее дам, но все же каково каждый день общаться с теми, кто лебезит тебе в лицо и шипит "чужачка", а то и "ведьма" за спиной.

Впрочем, последний эпитет был не совсем далек от истины. Рузида не только являлась дочерью племенного вождя, но и происходила из старинного рода целительниц, чьи ведовские способности и знания традиционно передавались по женской линии. Отец, просватавший ее за Вира, лелеял тщеславную мечту породниться пусть с опальной и захудалой, но все же ветвью княжеского рода. Саму ее Вир поразил своей неуемной страстью, и она, как дурочка, влюбилась в этого зверя в человеческом обличье. Страсть с годами поутихла, от былой любви мало что осталось, а вот необузданность характера ее мужа никуда не делась, и самой Рузиде не раз довелось отведать плетки, которую Вир не задумываясь пускал в ход, когда был чем-то недоволен. В довершение прочих бед боги регулярно забирали в младенчестве всех рожденных ею дочерей, позволив выжить лишь единственному сыну, которому она теперь просто вынуждена была передать свои тайные знания, дабы продолжить ведовской род.

Положение супруги разбойничьего атамана вряд ли можно было считать слишком устойчивым, и Рузида прекрасно понимала, что, случись что с ее бесшабашным муженьком, ее с сыном наверняка пустят по миру его же бывшие соратники, а то и прирежут, чтобы не претендовали на наследство. Она давно уже смирилась с таким положением дел и надеялась лишь на удачу мужа, да на то, что сын когда-нибудь вырастет и станет знахарем, а если повезет, то и племенным вождем. Кто ж мог предугадать, что судьба совершит вдруг такой кульбит и вознесет их семейство на самую вершину власти?

Теперь Рузида осваивалась в новой для себя социальной роли первой дамы Индраварты, но планов своих на сына менять не собиралась. Да, Магушу самой судьбой предназначено стать властителем этой страны, но он не будет ни таким невеждой, как ее муж Вир, ни таким слабохарактерным слюнтяем и пофигистом, как его ближайшие предшественники на имперском престоле. Магуш станет воистину великим императором, сравнимым с самим Варуной, и она положит на это все свои силы!

Стоит признать, что хоть в этом деле боги ей благоприятствовали. Магуш рос скорее маминым сыном, чем папиным. Отец его постоянно пребывал в набегах, а когда возвращался с добычей домой, бывал пьян, груб и требовал от сына проявления таких качеств, которые у Магуша напрочь отсутствовали, при этом в упор не видел его действительных успехов. Переезд в императорский дворец если м изменили эту ситуацию, то не слишком. Вир предпочитал колесницам верховую езду и так ловко сидел на коне, словно сливался с ним в единое двухголовое и шестиногое существо, при этом трудно было представить более жалкое зрелище, чем сидящий верхом Магуш. Вир мог на полном скаку сбить из лука летящую птицу, Магушу же если и хватало сил натянуть свой детский лук, то он и с десяти шагов по мишени не попадал. Вир всегда был в окружении соратников, и на пиру, и на охоте, Магуш же предпочитал сидеть в одиночестве, разглядывая какие-то травки или вчитываясь в глиняные таблички и не сошелся близко ни с кем из сверстников ни в селении, ни при дворе. При этом Вир только во взрослом возрасте с трудом обучился грамоте, Магуш же, как только его начали обучать языку черноголовых, освоил его так, словно с рождения на нем говорил, и был ненасытен до любых новых знаний. Видя это, Рузида стала приглашать ему иноземных учителей и из Месопотамии, и из Элама, и из Финикии, и даже из Египта. Вир раздражался, видя во дворце столько непонятных нахлебников, но когда дело касалось учености, Рузида умела давать ему достойный отпор, словно в нее в этот момент какой демон вселялся. Так и жил Магуш, удовлетворяя свою страсть к познанию благодаря влиянию матери и вынужденно покоряясь грубой силе отца.

Нельзя сказать, чтобы Вир не пытался переделать характер своего единственного сына, тщась воспитать из него настоящего мужчину. За свои слабости и неудачные опыты Магушу порой приходилось жестоко расплачиваться. Конечно, ни сын, ни отец не стремились сделать обстоятельства этих наказаний достоянием окружающих, но разве во дворце что утаишь? Свидетелем одной из таких сцен случайно довелось стать Кирану.

Приближенный к императору сановник, разбираясь с просителями из числа знати, коих неуместно было принимать где-либо, кроме дворца, слишком затянул прием, а когда, наконец, освободился, то вспомнил вдруг, что ему срочно надо отнести властителю подготовленный указ, дабы тот скрепил его своей личной печатью. В рабочем кабинете Вира, что не удивительно, не оказалось, и пришлось идти искать императора в его личные покои.

Еще на подходе Киран услыхал, как из-за нужной ему двери доносятся отчаянные мальчишеские вопли. Изумленный и до крайности заинтригованный, он решился приоткрыть дверь и увидел картину, поразившую его до глубины души. Двенадцатилетний принц, совершенно нагой, стоял у края массивного пиршественного стола, улегшись на него грудью, а отец нещадно нахлестывал его конской плетью, оставлявшей на нежной детской коже кроваво-красные следы. Хорошо, что оба участника действа были обращены к Кирану спиной и даже его не заметили. Не желая, чтобы его застали за наблюдением столь интимной семейной сцены, сановник тщательно прикрыл дверь и чуть ли не на цыпочках удалился.

Только отойдя на приличное расстояние, Киран привалился спиною к стене и смог спокойно поразмышлять над подсмотренным. Видели ли вообще когда-нибудь что-либо подобное эти стены? Когда в давние времена Варуна по совету черноголовых учредил школу для обучения грамоте отпрысков аристократических семейств, он, следуя традициям все тех же черноголовых, попытался внедрить в ней наказание розгами, но это как-то не прижилось, возможно, препятствием стал вольный дух арьев. Конечно, простонародье со своими детьми не церемонилось и на колотушки не скупилось, у кого-то, возможно, и конские плетки в ход шли, но чтобы так воспитывали наследного принца?!... Нет, очень может быть, что в том разбойничьем краю, откуда он, Киран, и извлек этих двух опростившихся потомков Варуны, иных наказаний просто не знают, но где это видано, чтобы владыка державы, приравненный к богам, вел себя, как какой-то степной атаман, пусть даже он им когда-то и являлся?! А какой скандал разразится, если об этом прослышит придворная челядь?! Тут Киран не удержался и хмыкнул, представляя себе картину. Большинство, конечно, осудит про себя, но кто-то может и последовать примеру самодержца. А если такие наказания войдут в моду, то можно себе представить, какие чувства станут испытывать нынешние изнеженные отпрыски аристократических семейств! Вот, например, сынок Кирановой младшей сестры. Маленький франт и святоша, под влиянием родителей презирающий распутного дядюшку, гордо задирающий нос при его появлении, но при этом пускающий слезу от простой занозы. Можно представить, как обделается со страха этот трусишка, если его прикажут вот так вот раздеть и отлупцевать! На брюхе ведь будет ползать и умолять его не трогать, обещая срочно исправиться и вообще все-все выполнять, что ему только ни прикажут! Принц, во всяком случае, слеплен из другого теста. Как бы ни сек его грозный отец, а вряд ли эта порка первая, что-то не заметно пока, чтобы он хоть как-то изменил свои привычки. Упрямства этого паренька хватит на десятерых!

Выдающееся открытие в степях Южной Сибири не могло, конечно, не обратить на себя внимание археологов со всего мира. Крупнейшие специалисты по древней истории индоевропейских племен, да и не только они, выражали желание немедленно выехать на место раскопок и принять в них участие, но российские власти упорно темнили и тянули с визами. Загадка прояснилась, когда в Гохране впервые представили публике найденное в ходе раскопок золото. Количество его и изощренность работы древних ювелиров поражали воображение, предполагаемая царская корона, украшенная огромным бриллиантом, просто сразила всех. Уолтер Кларк готов был уже отправиться в Россию хоть туристом, когда рабочую визу внезапно дали, возможно, тут помогло ходатайство его коллег из Московского университета, к которым он по старой дружбе заранее обратился за содействием. Поскольку раскопками занималась экспедиция именно этого учебного заведения, друзья встретили Кларка еще в Шереметьеве, быстро оформили билеты на нужный рейс до Омска и дали контакты людей, которые там помогли бы ему быстрее добраться до раскопок. Наверное, именно по этой причине Уолтер оказался на месте первым из зарубежных археологов. Хорошо знакомый ему профессор Вырубов провел Кларка через вооруженное оцепление и показал на песчаные барханы, возвышающиеся над ровной степью.

- Вот там, собственно, и копаемся.

- Впервые вижу, чтобы раскопки проводили при помощи экскаватора, - хмыкнул Уолтер.

- Тут очень мощные песчаные наносы. Пока с лопатами доберешься до культурного слоя - десять раз успеешь издохнуть. Подойдем поближе, я покажу тебе откопанный дворец. Там поймешь, почему тебя так долго мариновали с визой.

- Догадываюсь, что ваши власти просто ожидали, когда оттуда выгребут все золото.

- Небольшая поправка: все золото, которое можно незаметно унести. То, что здесь осталось, настолько массивно, что его приходится охранять на месте.

Заглянув в котлован, Уолтер восхищенно присвистнул:

- Даже не верится, что такое чудо могло уцелеть, когда весь остальной город по вашим данным лежит в руинах.

- Видать, крепко строили, - усмехнулся Вырубов. - Если не считать крепостных стен, это единственное каменное здание на весь город, но стены приняли на себя основное давление водяного потока. Дворец захлестнуло, конечно, и все внутри там переворошило, но облицовку не содрало.

- Ювелирные ценности кажутся почти не поврежденными.

- Они все хранились в подвале, и водяной поток там, видимо, уже потерял свою силу. Все равно все в итоге занесло песком, вместо с которым мы эти ценности и извлекали.

- Дворец уже полностью раскопан?

- Да, за исключением подземного хода, который ведет куда-то за пределы городских стен. Кстати, в тронном зале сохранился практически не пострадавший золотой царский трон. Благодаря нему удалось договориться открыть прямо здесь, во дворце, филиал Гохрана. Тогда, наверное, и часть ценностей вернем назад.

- А дворец надеетесь отреставрировать?

- Если государство не пожалеет малой толики тех богатств, что благодаря нам обрело, то да. К сожалению, пока не знаем, какой здесь был интерьер.

- Пока? А что, есть шансы узнать?

Вырубов блаженно улыбнулся, как кот, нажравшийся сметаны.

- Об этом официально пока не сообщалось, но да, есть. Мы с коллегой Лодейниковым занимаемся сейчас разборкой дворцовой библиотеки?

- Библиотеки?!

- Да, на глиняных табличках. Объем ее не меньше той, что был у ассирийских царей, большинство табличек целы, только небольшая часть пострадала от гидроудара, когда в подвал, где они все хранились, ворвался водяной поток со стороны того самого подземного хода. Для эффективной работы нам нужно много знатоков шумерской письменности, я один не справляюсь.

- Вот уж даже не предполагал, что здесь потребуются специалисты по Шумеру... Я, конечно же, постараюсь срочно оповестить коллег.

- Ну, Уолли, ты же должен был видеть монеты...

- Это те, которые с выбитым изображением Варуны? Да, точно, там было что-то вроде клинописной надписи, но мне в голову не пришло, что это именно Шумер, а не какое-то местное творчество. То есть обитатели этой страны пользовались исключительно шумерской письменностью?

- И в придачу владели шумерским языком, по крайней мере, их высшие слои. И да, сами шумеры здесь тоже побывали. В уже расшифрованных полно упоминаний о черноголовых, в том числе, когда и как они появились на Урале, какие именно культурные новшества переняли от них арьи и что было построено непосредственно при их участии. Теперь уже можно с уверенностью утверждать, например, что колесницы в Синташте принесли именно шумеры, арьи лишь запрягли в оные одомашненных ими самими коней. Применение сырцового кирпича при строительстве знаменитого Аркаима и не его одного - тоже следствие влияния шумеров. Ну и письменность конечно же.

- Так значит, все-таки арьи?

- Ну да, обитатели этой страны именно так себя называли.

- И какая-та часть шумеров каким-то чудом попала сюда после разгрома их цивилизации, сумела прижиться и ассимилироваться?

- Насчет ассимиляции ничего сказать не могу, пока наших сил хватило для перевода только самой древней части библиотечного собрания, и тогда шумеров еще четко отличали от арьев. Во всяком случае ясно, что в то время они здесь жили.

- Ну, предположения о влиянии южных цивилизаций на культуру Страны городов выдвигались и ранее, но чтобы вот так в лоб... Хорошо, поверим письменным свидетельствам. Какие еще факты истории этого государства вам уже удалось установить?

- Ну, поскольку писаная история начинается здесь именно с появления шумеров, то первый значимый факт - это то, что беженцев из павшего Ура согласился принять на своих землях один из местных князей, правивший в Синташте.

- Именно князь, а не царь?

- Да, в то время он был правителем независимого нома, но впоследствии этот титул остался в ходу и в объединенной державе, причем уже вне всякой привязки к правлению каким-либо городом.

- Хорошо, почему тогда не раджа?

- Потому что он принадлежал к варне брахманов, а не кшатриев.

- Меня это несколько удивляет, поскольку во время вторжения в Пенджаб племенами арьев совершенно точно управляли воины.

- А меня вот нисколько, поскольку самые древние государственные образования сплачивались именно вокруг храмов и их цари были верховными жрецами, а не военными вождями, так что ничего удивительного, что и Страна городов пошла именно по этому пути. А теперь догадайся, как звали этого предприимчивого синташтинского князя?

- Неужто Варуна?

- В точку! Согласно переведенным нами летописям, он оснастил свое воинство шумерскими колесницами, чем добился заметного превосходства в полевых сражениях, основал Аркаим для массовой выплавки бронзы, постепенно покорил всех соседей и первым из здешних правителей приписал себе божественное достоинство по примеру Саргона Древнего и царей Ура, причем присвоил себе тот же самый титул Повелителя четырех сторон света, который носили они. Собственно, наверняка именно шумеры ему это и подсказали. А потом он заставил и своих собственных отпрысков, и отпрысков своих братьев вступить в брак с родственниками урских царей, что должно было подкрепить претензии их потомков на божественное достоинство. Созданную им империю он повелел именовать Индравартой и перенес ее столицу с Урала в новый город Синд, построенный на берегах Иртыша. Собственно, именно это городище мы сейчас и раскапываем.

- А дворец и городские стены ему кто строил? Вряд ли шумеры, они-то только с глиной работали.

- Согласно летописям, для этих целей специально выписывали мастеров из Сирии и Финикии. Возможно, они и всю городскую территорию распланировали. И кстати, кроме Синда и Аркаима Варуне приписывается основание еще двух крупных городов - Аджита и Амитабха. Да и на плане, который раздобыл Лодейников на одном из уральских раскопов, эти крепости тоже обозначены.

- Будете искать?

- Хотелось бы, но наших скромных ресурсов сейчас и на Синд не хватает, к тому же один из этих городов, Аджит, почти наверняка должен находиться на территории Казахстана, так что экспедицию еще и с его властями придется согласовывать, а вся добыча там и останется. Если подсуетишься, можешь сам добыть разрешение на раскопки Аджита, планом мы с тобой поделимся.

Подарок был поистине царский, и Кларк благодарно закивал, но вопросов у него меньше не стало.

- Меня вот еще что смущает: если этот Варуна был настолько знаменит и успешен, почему в легендах индоиранцев о нем не осталось и следа? Все какие-то другие имена вспоминают.

- Вот как раз имя-то его и подвело! Он же добился собственного обожествления еще при жизни, а в пантеоне просто не может существовать двух богов с одинаковыми именами. Поэтому можно с полным основанием предположить, что его попросту стали считать земным воплощением его небесного тезки, старшего из Адитьев. А потом в легендах эти две сакральные фигуры слились воедино.

- Тогда, вероятно, и на монетах именно по этой причине стали чеканить изображение бога, а не земного властителя?

- А вот с монетами пока еще не ясно. При Варуне их точно еще не чеканили, тогда арьи и золота-то добывали мало, причем исключительно на Урале, и все оно уходило на оплату труда иностранных мастеров. Между тем химический анализ найденных нами монет свидетельствует, что золото для них добывалось в основном в алтайских месторождениях, доля уральского золота не слишком значительна.

- Тогда кто так щедро позолотил этот дворец?

- Вероятно, кто-то из его потомков, до описания правления которых мы еще не добрались.

- А надеетесь добраться?

- Да, разумеется, не переведенных текстов здесь еще очень много, наверняка среди них присутствуют и летописи более поздних правлений. Мы их уже все извлекли из подвала и предварительно систематизировали по номерам, а тут все таблички, содержащие разные части одного текста, тщательно пронумерованы. Так что сейчас проблема только в переводчиках с шумерского.

- Надеюсь, мои коллеги вам помогут. Если и у них вдруг возникнут проблемы с визами, таблички можно просто отснять и перегнать им изображения по сети.

- Спасибо за предложение. Да, думаю, мы в самое ближайшее время этим и займемся. Грешно не ввести в научный оборот столь ценные массивы информации, которые, можно сказать, просто сами свалились нам в руки. Ну что, готов взглянуть на трон? Вот здесь у нас лестница спускается в самому входу во дворец, а там уж все пути расчищены.

- Да взгляну уж, конечно, - усмехнулся Уолтер. - Это ж просто грешно преодолеть столько тысяч миль до вашего раскопа в ранее безлюдном степном уголке и не увидеть своими глазами такую важную достопримечательность, как императорский трон!

И Кларк, поплевав на ладони, цепляясь руками за поручни хлипкой деревянной лестницы, довольно ловко принялся спускаться на дно котлована.

На пути к берегу Васашатта увидел еще два храма, вставших по обеим сторонам дороги, один напротив другого, и, конечно же, не смог пройти мимо. Сперва его заинтересовал тот, что стоял слева и явно был посвящен какому-то женскому божеству. Зная о существовании тайных женских культов, в которые категорически запрещено посвящать мужчин, он осведомился у своего спутника, является ли этот храм общедоступным. Маг степенно промолвил, что Мать Рузида никого не отталкивает и в этот храм принято ходить целыми семьями.

Мать Рузида! Единственная земная женщина, удостоенная быть запечатленной на Магическом алтаре Артэхшэтры, некогда считавшемся величайшей святыней Индраварты, но после злодейского убийства его создателя спрятанным от греха подальше в императорскую сокровищницу. Никто из нынешних брахманов, и Васашатта тут не был никаким исключением, не мог бы с уверенностью сказать, каким именно богам был посвящен сей алтарь, только ли тем, кто был на нем изображен? Ходили слухи, что Магуш в узком кругу проповедовал существование какого-то тайного бога, чье имя неизвестно смертным, но который при этом породил все сущее, и все другие боги при этом являются лишь воплощением каких-то отдельных черт его сущности. Говорили так же, что последним посвященным в это учение был именно Артэхшэтра, и, создав этот алтарь, он дал возможность простым смертным прикоснуться к этой великой тайне, за что боги разгневались на него и лишили своего покровительства. Как бы там ни было, фигура Рузиды на том алтаре присутствовала, что по сути означало ее обожествление. Женщины, даже не принадлежавшей к княжеской касте! Само собой разумеется, что после падения рода Мазды Рузида была намеренно предана забвению и никакие празднества в ее честь стали невозможны. А здесь, стало быть, ее культ еще в ходу.

Васашатта смело вошел под своды святилища Рузиды и завращал головой, пораженный украшающей его внутренние стены искусно сделанной скульптурой. Основной мотив - мать с ребенком на руках. Васашатта попытался найти в фигурках детей черты сходства с Магушем, каким он остался в воспоминаниях Кирана. Что-то похожее явно просматривалось.

- Это рядом с ней Магуш? - задал он прямой вопрос подошедшему магу. Тот кивнул. - Странно тогда, что я нигде не вижу рядом с ней ее мужа, раз уж эта богиня покровительствует семье.

- Далеко не всякой семье, князь, - ответствовал маг. - Любовь Матери Рузиды к ее венценосному супругу быстро прошла, недаром у них родился всего один сын, которого она любила и вела по жизни до конца своего земного существования.

"Ну да, даром, что ли, говорят, что если женщина по-настоящему любит мужчину, это значит, что она его родила", - вспомнил Васашатта древний афоризм. К Рузиде это относилось в полной мере, и если бы не она с ее колдовскими способностями и несгибаемой волей, не быть бы Магушу Великим Магом и потрясателем основ! В Индраварте ей это никогда не простят, но здесь совсем другое дело. Она же родом из этих мест, происходит из местной племенной знати, а сумела подняться на самые вершины власти в качестве жены и матери императоров, как же ее ни почитать?! Ну, Йима и расстарался, уважил прабабку. Кому посвящен соседний храм, по идее можно было и не спрашивать, но Васашатта для приличия все же спросил. Ответ его ошарашил:

- Воскресшему богу.

"Таммуз? Осирис? Чей еще экзотический для Индраварты культ могло сюда занести и каким, интересно, образом?" Загадка разрешилась, когда Васашатта вошел, наконец, в двери этого храма. Магуш в белом плаще, похожем на саван, взирал на входящих с противоположной стены. В Синде его всегда изображали в черных одеждах, в каких он, собственно, обычно и ходил за исключением, может быть, тех самых закрытых для непосвященных богослужебных обрядов, что он проводил в Аркаиме, и того случая, когда он восстал из могилы, ввергнув в ужас всю синдскую аристократию. Служители Индры для собственного спокойствия предпочитают думать, что он тогда и не умирал, просто слишком глубоко заснул, как иногда случается с людьми, а царедворцы обрадовались и поспешили его захоронить. Иная версия для них совершенно неприемлема, ведь тогда придется признать его особую сверхъестественную силу, недоступную иным смертным, тогда получается, что его небесный покровитель Митра сильнее Индры, а значит, и проповедуемое ими учение о торжестве дэвов над асурами ложно по своей сути. Но здесь явно верят, что Магуш тогда действительно помер и вернулся, когда обрадовавшиеся его смерти князья посмели попрать его завещание. Тогда Магуш и в самом деле ничем не уступает Таммузу и достоин самого восторженного поклонения.

Изначально у Васашатты и в мыслях не было приносить какие-либо жертвы Магушу, да и в Синде такое наверняка посчитали бы изменой, но сейчас рядом нет ни одного соотечественника, кто мог бы донести, зато есть местный маг, который наверняка оценит по достоинству подобный жест индравартского посла, и князь дал понять спутнику, что хочет провести обряд жертвоприношения, и вручил ему хеман на покупку будущей жертвы. Маг понятливо кивнул и покинул храм, оставив Васашатту стоять перед алтарем.

Князь опустился на колени и взмолился Великому Магу о покровительстве в его нелегкой миссии, дабы он сделал уши своих поклонников восприимчивыми к аргументам посла. Воздух в храме словно сгустился, а фигура Магуша на стене, казалось, стала ярче, словно подсвечиваемая светом, истекающим откуда-то изнутри.

Вернулся маг, неся на руках блеющего козленка. Вдвоем с Васашаттой они по всем правилам зарезали животное на алтаре, при этом маг бормотал слова не известной князю молитвы, обращенной к воскресшему богу. Разделав тушку, маг внимательно осмотрел внутренности козленка и уверенно заявил, что Магуш принял жертву и поможет Васашатте в его делах. Князь облегченно выдохнул.

Теперь его ждала главная цель предпринятой прогулки - храм Варуны, очень удачно поставленный за пределами крепостных стен на самом берегу великой реки, настолько широкой в этом месте, что противоположная сторона с трудом угадывалась даже сейчас. Страшно было даже подумать, как широко разливается Итиль в половодье.

Храм оказался не велик размером и бедноват с виду, но старательно побелен. Владельца его явно не очень любили здесь, но заслуженно опасались и потому старались умилостивить. Жертвенник внутри, судя по его виду, не простаивал, но и достойных жертв давно уже не видал. На глаза то и дело попадалась рыбья чешуя, и у Васашатты возникло подозрение, что единственные посетители здесь - это местные рыбаки, ищущие расположения владыки мировых вод. Ну что ж, если для Магуша он расщедрился на козленка, то в жертву Варуне следует принести жеребца, а впрочем, можно и не ему одному. В древних гимнах арьев почти всегда вместе с Варуной вспоминают Митру, и стоило бы напомнить здешним магам об их нерасторжимой связи.

Выдав своему провожатому изрядную сумму, вполне достаточную для покупки здорового, красивого животного, Васашатта отослал его, а сам, вступив в храм, принялся готовиться к церемонии. В храме, на удивление, оказался собственный маг, но он, признав в посетителе брахмана, деликатно не стал навязываться со своими услугами, а почтительно встал в стороне, за что удостоился покровительственного кивка и обещания отдать ему все жертвенное мясо. Васашатта, тем временем, упорно припоминал гимны, которые бы сейчас оказались к месту, и, наконец, остановился на одном из них. Теперь оставалось дождаться, когда вернется его провожатый с купленным конем.

Ну вот, наконец-то, и они! Жеребец оказался гнедым, что в принципе правильно, когда желаешь одновременно умилостивить Владыку дня и Владыку ночи. Позволив своему спутнику вместе с местным магом заняться собственно процессом принесения жертвы, Васашатта затянул выбранный гимн:

- Вы оба одеваетесь в одежды из жира.
Ваши непрерывные мысли - непрерывные потоки.
Вы подавили все беззакония.
О Митра-Варуна, вы следуете закону.

Не каждый из них поймет это.
Истинно произнесенное поэтами потрясающее высказывание:
Грозный четырехгранник побивает трехгранник.
Первыми состарились хулители богов.

Безногая идет впереди тех, у кого есть ноги.
Кто понял это ваше творение, о Митра-Варуна?
Зародыш несет бремя самого этого мироздания.
Он спасает закон, пресекает беззаконие.

Мы видим, как отправляется по кругу любовник
Девиц, который однако не ложится с ними.
Мы видим, как он одевается в бескрайние протянувшиеся одежды.
Вот любимое установление Митры и Варуны.

Рожденный не как конь, без поводьев, однако стремительный,
С громким ржанием он летит спиною кверху.
Молодые обрадовались непонятому священному слову,
Воспевая перед Митрой и Варуной их установление.

Дойные коровы, помогавшие некогда Маматее,
У того же вымени насытили любителя священного слова.
Пусть стремится приобщиться к питанию тот, кто знает вехи.
Кто хочет покорять устами, пусть сохраняет несвязанность!

Я хотел бы, о Митра-Варуна, с помощью поклонения и вашего содействия
Повергнуть вас, о двоица богов, к наслаждению моими жертвенными возлияниями.
Наше священное слово да одержит верх в состязаниях!
Нам пусть будет небесный дождь, ведущий к успеху!(*)

Огонь в жертвеннике догорал, пахло подгоревшим жиром, храмовый маг уносил прятать в кладовку куски конины, Васашатта же впервые за много дней ощущал спокойную уверенность, словно после проведенного обряда вместе с дымом улетучились все его проблемы. Конечно же он сумеет договориться и с Верховным Магом, и со всем Советом вождей, и с триумфом вернется к себе домой в Синд, и даже с таинственным проклятием обязательно сумеет разобраться, ведь он теперь под покровительством Варуны и Митры, да и помощь непобедимого и посвященного в величайшие тайны Магуша тоже к его услугам!

* Текст гимна взят из Ригведы.

Двадцатилетнее правление Вира закончилось трагедией на охоте. Уже стареющий, но ни в какую не желающий менять свой образ жизни император отправился на Алтай охотиться на медведей, причем раздухарился настолько, что лично стал выходить на зверя с рогатиной. Первые два поединка закончились в его пользу, но в третьем особо крупный самец навалился с такой силой, что у Вира дрогнула рука, и прямо на глазах у челяди зверь, прежде чем его истыкали копьями, насмерть заломал их владыку. Безутешные соратники доставили останки императора в Синд, и тут вдруг встал вопрос, как именно его хоронить. Бывшие разбойники из западных степей, составлявшие основное окружение Вира, хотели по своим обычаям похоронить его в земле под курганом, в то время как придворные аристократы настаивали, что погибший владыка должен упокоиться в родовой усыпальнице в Каменном Поясе рядом со своими венценосными предками. Решающим стало мнение супруги покойного и его наследника, выбравших похороны в земле, в деревянном срубе. С этого вопиющего нарушения более чем двухвековых традиций и началось правление Магуша.

Молодой император, не так давно женившийся на княжне с безупречной репутацией, обзаведшийся уже наследником и казалось бы остепенившийся, сразу после воцарения принялся ломать древние обычаи. Сбросив руководство войсками на одного из отцовских полководцев и оставив текущие вопросы управления страной тем же самым придворным, что занимались ими и при отце, он повел полузатворнический образ жизни, утверждая, что общается при этом с богами, и прерывая свое уединение только на время богослужений, но даже на них появлялся не разодетый в золото, как вся его челядь, а в простом черном плаще без единого украшения и черном же головном уборе непривычного для Синда покроя. Императорскую же корону он, кажется, так ни разу и не надел после церемонии коронации. Полностью прекратились охоты и дворцовые пиры, придворная жизнь стала настолько скучной, что князья старались без особой нужды и не появляться во дворце, да их туда и не звали. Даже молодая императрица целый год не видела супруга в своей постели.

Приступ отшельничества у Магуша закончился тем, что он повелел всей знати собраться во дворце и ознакомил ее с результатами своих духовных изысканий. По словам императора, он все это время потреблял отвар некой травы, позволявший ему входить в нирвану и, познав неземное блаженство, напрямую общаться с асурами. Якобы Митра поведал ему при этом некие истины, не доступные простым смертным, погрязшим в невежестве и пороках, но он, Магуш, вправе доверить их лишь тем, для кого духовное самосовершенствование дороже земных соблазнов. Поскольку Синд давно пропитался всеми пороками, какие только есть на белом свете, главные религиозные церемонии отныне будут проводиться далеко за его пределами, в месте, которое указал ему лично Митра, и присутствовать на них получит право только ограниченное число лиц, на которых укажет сам Магуш, и он же, как облеченный особым доверием Митры, отныне провозглашает себя верховным служителем этого бога.

В зале поднялся недовольный ропот. Собравшиеся князья, сами все относящиеся к варне брахманов, вопрошали друг друга, что этот человек может знать о Митре такого, чего не знают они. В доказательство Магуш повелел принести чашу с чистой водой, воздел над ней руки, что-то прошептал и велел продемонстрировать собравшимся. Все увидели, что бесцветная прежде жидкость стала цвета крови. Ужаснувшиеся князья, никогда в жизни не видевшие ничего подобного, предпочли смириться и не выступать против воли императора, но самого Магуша в приватных разговорах именовали с тех пор не иначе, как колдуном.

В качестве места проведения церемоний в честь Митры Магуш избрал Аркаим. Задолго до назначенного дня туда отправился из столицы огромный караван, поражающий обилием предназначенных в жертву животных. Индраварта и раньше видала крупные жертвоприношения, но Магуш превзошел их все, вознамерившись зараз принести в жертву сто жеребцов, тысячу быков и десять тысяч овец. К счастью, вдоль внешней стены Аркаима давно были построены вместительные загоны, способные принять многие тысячи голов скота.

Неприятным сюрпризом для многих приехавших в Аркаим князей стало то, что к созерцанию самой церемонии их не допустили. В ней приняли участие только те лица, кого сам Магуш причислил к посвященным. Только их пропустили на территорию цитадели, на центральной площади которой и состоялось грандиозное жертвоприношение. Постоянных жителей самой цитадели при этом задействовали в качестве подсобных рабочих, занимавшихся жертвенным скотом. Жертвенное мясо, правда, было вынесено затем за стены цитадели и роздано всем желающим.

Что еще кроме жертвоприношения происходило на церемонии в честь Митры, какие именно гимны там пелись, так и осталось бы полным секретом, если бы не сплетни, распространявшиеся потом обитателями цитадели. Вряд ли они смогли уяснить сакральную суть увиденного действа, но твердо были уверены, что стали свидетелями волшебства, творимого самим Магушем и его матерью, ставшей на этой церемонии первой помощницей сына. Говорили также, что празднество перешло в конце в натуральную оргию, участники которой словно временно сошли с ума, и что именно тогда был зачат младший сын Магуша. Судя по всему, молодая супруга императора испытала слишком сильные ощущения во время своего участия в том празднестве и посчитала, что с нее довольно. Во всяком случае, больше она ни разу не сопровождала Магуша в поездках Аркаим, отдавшись воспитанию сыновей. При этом старший ее сын, Артэхшэтра, едва достигнув семилетнего возраста, был допущен к участию в церемониях и вскоре уже ассистировал на них отцу.

Самой же странной частью празднеств стало некое театрализованное представление, подсмотренное обитателями цитадели, в котором якобы участвовал сам Митра и провозглашал при этом истины, недоступные пониманию простых смертных. Поскольку до широкой образованной публики они оказались донесены в крайне искаженном и зачастую противоречивом виде, понять их суть было действительно очень сложно, но брахманы, тем не менее, были уверены, что это какой-то совершенно новый, незнакомый им Митра. Означало ли это, что Магуш приписывал богу свои собственные измышления, или Митра действительно поведал ему нечто такое, что прежде не открывал никому, можно было только гадать. Да и им ли, давно уже не поминавшим Митру в своих молитвах, спорить о нем с его верховным служителем? Основное недовольство брахманов вызывали совсем иные аспекты проводимой Магушем политики.

Дело в том, что с его воцарением полностью прекратились государственные празднества в честь Индры, а о дэвах новый правитель не хотел и вспоминать. И хотя частные богослужения этим богам никто не воспрещал, доходы от их проведения были несопоставимы с государственными, и служащие им брахманы реально нищали. Недовольство их росло и готово было выплеснуться. Брожение шло и среди кшатриев, которые, в отличие от соратников Вира, почему-то считавших именно Митру покровителем воинов, сохранили верность Индре.

Магуш наверняка знал о росте негативных настроений и деморализовывал своих противников редкими, но зато очень эффективными ударами. То у злословящего его князя внезапно сдохнет породистый жеребец, то вдруг целая семья недовольных на неделю сляжет в жестоких приступах лихорадки, и никакой лекарь не сможет определить причину их недуга. Никто не смел заявить открыто, что все это следствие императорского колдовства, но подспудно эта мысль овладела всеми и только увеличивала страх перед Магушем.

Когда померла Рузида, в Синде мало кто опечалился. В аристократических кругах господствовало мнение, что старая ведьма и так уже слишком зажилась на этом свете. Дочерей у Магуша не было, а сыновья способностями к магии не обладали, и ее ведовской род так и остался без продолжения. Ну, во всяком случае, всем тогда так казалось.

После смерти матери император стал страдать от одиночества. Друзьями в Синде он так и не обзавелся, жену давно уже разлюбил, выходцы из западных племен, которыми он себя окружил, его поддерживали, но плохо понимали, даже те, кого он посвятил в тайный культ Митры, были, скорее, соратниками по общему делу, чем приятелями. Между тем, Индраварта благоденствовала, как никогда, ни один враг не осмеливался нарушить ее границ, торговля с южными странами процветала, золото рекой лилось в имперскую казну, росло население некогда позаброшенных западных окраин, недовольные шепотки поутихли, и уставший от земной жизни Магуш решил, что сейчас самое время уступить дорогу молодым.

Проведя очередное обильное жертвоприношение Митре, император уединился для общения со своим небесным покровителем и затем, вернувшись в Синд, созвал во дворец глав всех аристократических семейств и потребовал от них принести присягу на верность его старшему сыну Артэхшэтре, а также поклясться, что если с Артэхшэтрой что случится, они будут верны второму его сыну Вивасванту или любому из его оставшегося в живых потомства. Никто из собравшихся не посмел пойти против воли властителя, и все требуемые клятвы были принесены. Еще несколько дней Магуш улаживал дела, отдавал наследнику последние наставления, а потом заснул спокойно в своей кровати и поутру не проснулся.

Среди аристократов и недовольных Магушем брахманов началось едва ли не открытое ликование. Наиболее осторожные советовали не спешить, у императора не было никаких причин помирать, кроме, возможно, собственного желания, и вообще непонятно, в самом деле ли он скончался или просто слишком глубоко заснул, как иногда случается с людьми. Но какие там могут быть сомнения, когда сбываются самые сладкие потаенные мечты! Покойного спешно, хотя и со всеми положенными почестями, схоронили в деревянном срубе, как прежде его отца, и насыпали сверху курган, после чего все данные ему клятвы были мигом забыты.

Коронация Артэхшэтры означала продолжение прежней государственной политики, и никто из аристократов этого не хотел. Старший сын Магуша если и был его достойным преемником в религиозных исканиях, то ни отцовской волей к власти, ни его магическими способностями точно не обладал и потому не внушал никому никакого страха. Тут же вспомнили о его не совсем чистом происхождении со стороны отца и под этим предлогом возжелали посадить на трон более достойного претендента, каковым заговорщики видели Парраттарну - сына того самого Рамана, которому Вир некогда прилюдно врезал плетью по лицу. Среди городской стражи оказалось слишком мало сохранивших верность потомкам Магуша, чтобы противостоять заговору, и дворцовый переворот был бы успешно завершен, если бы в дело не вмешалась никем нежданная сила - недавно упокоившийся император. В ночь перед назначенной коронацией Парраттарны он вылез из могилы и, до полусмерти напугав стражу у городских ворот, поутру заявился во дворец.

Внезапное явление Магуша в белом саване ввергло собравшихся там аристократов в такой шок, что у некоторых случилось недержание стула. Беспрепятственно завладев короной, воскресший объявил о своем возвращении к власти и, созвав верных людей, учинил суд над заговорщиками. Большинство из них было приговорено к публичному бичеванию до потери сознания, Парраттарну же суд порешил казнить, что прежде никогда не случалось в Индраварте с потомками Варуны. Никто из штатных палачей не осмелился пролить божественную кровь, и приводить приговор в исполнение пришлось самому Магушу, который отрубил голову Парраттарне ритуальным бронзовым топором, предназначенным для разделки приносимых в жертву животных.

Последующие годы царствования престарелого императора казались не прекращающимся трауром. Страна словно застыла в ожидании перемен, которые все никак не наступали. Магуш уединился во дворце, почти никого к себе не допуская, и лишь раз в год выезжал в Аркаим для проведения празднеств в честь Митры. Его дальние родственники не позабыли публичное унижение, когда их секли плетьми по голым спинам на городской площади на потеху простонародья. Наверное, их бы всех и выслали куда подальше, но для управления огромным государством остро не хватало грамотных людей. Как бы то ни было, участь Парраттарны никого не прельщала, а от одного воспоминания о воскресении императора многим становилось плохо, и немыслимый страх перед Магушем крепко держал в узде горячую ненависть к нему же. Когда одряхлевший властитель скончался во второй раз, придворные долго не могли поверить в его бесповоротную смерть. Желающих повторить бунт больше не нашлось.

С подключением иностранных знатоков шумерского языка работа по переводу найденных текстов пошла куда живее. Расширялись временные границы известной теперь ученым исторической хроники Индраварты, разрешались возникшие было загадки, обретали имена фигуры древних правителей на пресловутом золотом "фонтане". Поскольку само это все еще таинственное изделие пребывало теперь в надежных закромах Гохрана, Лодейникову приходилось довольствоваться его фотографиями, на одной из которых он и разместил родословное древо правившей в Синде династии: Варуна - Прашант и Мохан - Артадама - Тушратта... С обстоятельствами правления последнего на данный момент фигуранта этого списка они сейчас и разбирались.

Вырубов зашел в штабную палатку с последними расшифровками в руках.

- Дмитрий Романович, что у вас там нового? - поинтересовался Лодейников.

- Один наш бостонский коллега выполнил свою часть работы, - промолвил Вырубов, - и там опять все вертится вокруг золота.

- У меня создается впечатление, что у них там был настоящий культ этого металла, - произнес Лодейников. - Конечно, для тех, кто читал Ригведу, в этом ничего удивительного нет, но все же меня поражает, как рано это у них началось и как бурно развивалось. Наверное, пора уже систематизировать добытую информацию. Итак, мы уже знаем, каким образом у арьев появилось алтайское золото - в результате завоевательного похода под началом полководца Абхиджита и последующего открытия рудников. Мы знаем, кто развернул торговлю с Древнеиндийским государством, которое шумеры называли Мелуххой, - тут Филипп коснулся кончиком карандаша лица Артадамы на лежащей перед ним фотографии. - Тот же самый правитель, согласно хронике, велел покрыть золотом построенный его дедом дворец, приказал отлить для себя золотой трон и собственную статую из золота в полный рост, то есть, говоря современным языком, бесился с жиру и швырялся немыслимыми деньгами направо и налево. Ну, по крайней мере, роскошествовал не в долг и даже кое-что оставил наследнику. Загадкой остается, куда делась та огромная статуя Варуны, которая по его повелению якобы была вырублена из скалы где-то на Урале. На него же спишем появление в собственности местных властителей здоровенных драгоценных камней из месторождений Индостана. Его же преемник, насколько можно судить из летописи, особо не роскошествовал, хотя золото почитал ничуть не меньше папаши, усердно копил слитки, а потом вдруг решил для лучшего учета и облегчения торгового оборота перечеканить их все в монеты, что вполне подтверждается нашими находками. Наиболее массовые серии монет были отчеканены как раз в годы правления Тушратты. Что может добавить к этому наш бостонский корреспондент?

- Один очень существенный момент, - сказал Вырубов. - До сих пор, Филипп Игоревич, никто из нас не сомневался, что все сокровища Индравартской казны хранились в раскопанном нами дворцовом подвале. А вот в полученном мной сегодня тексте есть упоминание, что по приказанию Тушратты были построены еще два золотохранилища, местоположение которых летописцу неведомо, да и вообще они, по всей видимости, строились и обслуживались в глубокой тайне. Вот, взгляните.

Лодейников уставился в положенный перед ним листок, обхватив голову руками и нервно теребя собственную шевелюру.

- Катастрофа... - промолвил, наконец, он. - Если об этом станет известно нашим властям, они, чего доброго, решат засекретить всю синдскую библиотеку! Ну, а вдруг там где-то присутствуют указания на места расположения этих хранилищ? Но с другой стороны, если мы не станем им ничего сообщать, что помешает нашему бостонскому коллеге оповестить мир о своем открытии? Опять будет скандал, дескать, почему вовремя не известили? И наши соседи из Казахстана тоже наверняка возбудятся. Один из крупнейших городов Индраварты вне всяких сомнений находился на их территории, почему бы одному из этих хранилищ не оказаться именно там? Даже если это и не так, экспедиция Кларка все равно столкнется там с препятствиями, а оно нам надо?

- Да, он пишет, что на него уже сейчас там косо поглядывают, - признался Вырубов, - словно заранее подозревают. И страшно даже подумать, сколько сразу отыщется претендентов на это золото. Это с Россией связываться боятся, да и золото то добыто все же именно на нашей территории, а насколько сильны в этом плане позиции Казахстана? Да, клад будет найден на их земле, но не тюрки же его там зарывали! Наверняка у кого-то возникнет соблазн объявить эти богатства наследием своих предков.

- Больно много претендентов выйдет, - хмыкнул Лодейников. - Как минимум, Индия, Пакистан, Бангладеш, Непал, Шри-Ланка, Иран, Афганистан, Таджикистан, где титульные нации - прямые потомки индоиранцев, сохранившие свой исконный язык, а там, глядишь, подтянутся и те потомки иранцев, кого успели тюркизировать, то есть узбеки с азербайджанцами. Наши сумасшедшие, конечно, будут орать, что Страна городов - это родина древних славян, и потому все эти богатства - российские по праву, хотя, если по честному, из всего нынешнего российского населения на индравартское наследие могут претендовать только осетины с цыганами, мигранты из Таджикистана, ну и какие-нибудь переселенцы типа курдов с афганцами.

- Да кто ж им даст-то? - хмыкнул Вырубов. - Ладно, Филипп, ради душевного спокойствия будем пока исходить из гипотезы, что все эти хранилища находятся в ближайших окрестностях Синда. В конце концов, какими бы тайными они там ни были, а всегда должна быть возможность добраться до схороненных денег, иначе зачем вообще их сохранять? Нет предположений, в каком направлении их стоило бы поискать?

- А знаете, есть одно, - вскинулся вдруг Лодейников. - Тот подземный ход вроде удалось уже раскопать до конца?

- Да, но никаких особо интересных находок в нем не обнаружили. Он действительно вел за пределы городских стен, и выход из него находился в небольшом овражке, примыкавшем к долине Иртыша.

- А никаких боковых ответвлений при раскопках не попадалось?

Ращупкин хлопнул себя по лбу:

- А ведь точно, было там одно такое! Раскапывать пока не стали из-за его узости, посчитали, что он ведет к какой-то кладовке, но если предположить... Все, сегодня же им займемся!

Предположения попали в точку, и после часа напряженной работы стало ясно, что археологи проникли в еще одну сокровищницу, занесенную песком. Каких-то уникальных ювелирных изделий там обнаружить не удалось, но монетарного золота оказалось очень много, порядка двух с половиной тысяч тонн. Опять пришлось вызывать большие полицейские силы для охраны и пригонять десятки рефрижераторов для вывоза драгоценностей. Сотрудники новообразованного Омского филиала Гохрана взирали на археологов чуть ли не с мистическим ужасом - ну, еще бы, вторая невероятная находка за такое короткое время, какие еще, интересно, козырные карты они таят в своих рукавах?!

Что до козырных карт, то таковые действительно завелись у Лодейникова после вскрытия первого из секретных хранилищ. Судя по всему, вся бухгалтерия велась здесь на месте, о чем свидетельствовали найденные рядом с золотом глиняные таблички, и на одной из них была выцарапана схема подземных ходов. Рядом с помещением, соответствующем найденному хранилищу, стоял значок, ранее не встречавшийся в документах шумеров, а второй, точно такой же, был поставлен у окончания хода, ведущего куда-то вглубь степи. Сам этот ход начинался не от дворца, но откуда-то поблизости. Может, от жилища казначеев? Как бы то ни было, это место попадало в зону раскопок, и им следовало срочно заняться.

Чтобы добраться до места, откуда начинался второй подземный ход, пришлось вновь задействовать экскаватор. Ращупкину чуть плохо не стало от мысли, сколько ценных для науки находок при этом может оказаться безвозвратно утрачено, но уберечь библиотеку от засекречивания было куда важнее, и ради решения этой задачи можно было даже рискнуть повреждением культурного слоя. Откопанные руины, впрочем, ничем особо не отличались от тех строений, но ранее были найдены на окраине города, если бы не подпол, спуск в который перекрывался крепким люком, сделанным из толстенных еловых плах. Древесина, впрочем, почти полностью сгнила и сохранению не подлежала. Вездесущие водные потоки проникли и сюда, и археологи уже с тоской прикидывали, насколько здесь затянутся земельные работы, учитывая длину данного подземного хода. К счастью, он вел в сторону от долины Иртыша с заметным уклоном вверх, так что хватило недельных работ, чтобы преодолеть песчаную заглушку.

Лодейников с интересом осматривал не подвергшуюся затоплению часть хода. Если разжиться теодолитом, можно прикинуть, на каком уровне стояла тогда вода, что станет большим плюсом в дальнейших исследованиях. Счастье, кстати, что сам этот ход устоял. Камня на него уже не хватило, и арочные своды крепились сырцовыми глиняными кирпичами, очень слабо противостоящими выветриванию, не говоря уже о размывании. Повезло, правда, что ход, судя по всему, был не сквозным и никакие ветерки здесь не гуляли.

И вот, наконец, перед кладоискателями предстала массивная дверь из литой бронзы. Без помощи болгарки или автогена вскрыть ее бы точно не удалось, к счастью, один из найденных во дворце ключей подошел к ее замку. Ощущая какую-то непонятную дрожь в руках, Лодейников с большим усилием провернул уже изрядно заржавевший механизм, снял замок, потянул на себя тяжеленную створку двери, посветил внутрь фонарем и от потрясения замер на пороге.

Ему не раз при самых разных обстоятельствах доводилось слышать о "златых горах", но он всегда справедливо считал это выражение фигуральным, сейчас же ему впервые довелось увидеть реальные горы золота, а точнее, три конусовидные кучи из золотых монет, вздымающиеся чуть ли не до самого потолка. Сопровождавший археологов в этом путешествии сотрудник Гохрана на глазок оценил вес каждой из куч в тысячу тонн.

- Ни фига себе курганы тут насыпали... - пробормотал он, осторожно приближаясь к золотой груде, - как только вывозить-то будем?..

- А давайте рельсы проложим и вагонетки пустим, - хмыкнул Ращупкин, - в шахтах же прокладывают!

- Тесновато тут для вагонеток, - засомневался гохрановец. - Может, лучше попробовать определить местоположение этого хранилища на поверхности и как-нибудь раскопать сверху?

- И уничтожить уникальное древнее сооружение?! - запротестовал Ращупкин. - Да мы лучше на руках все вынесем, если уж на то пошло!

Лодейников их препирательств не слушал. Вспомнив виденный в детстве диснеевский мультфильм про Скруджа Макдака, который обожал купаться в золоте в своем золотохранилище, Филипп не отказал себе в удовольствии повалиться спиной на ближайшую золотую груду и закопаться в монетах. Верхушка конуса оползла и засыпала его с головой.

- Э, э, Филипп Игоревич, вы уж поосторожнее там! - засмеялся Ращупкин. - Бывает, что люди гибнут под обвалами или под снежными лавинами, но задохнуться под тяжестью золотых монет - это уже смахивает на какое-то извращение!

- А ничего себе ощущения, если честно, - пробормотал Лодейников, выкапываясь из золотой груды. - Мне уже почему-то кажется, что император, приказавший создать это хранилище, беспокоился отнюдь не только о сохранности своей казны. Мало того, что он столько золота повелел сюда натаскать, так надо же было еще все столь художественно оформить!

- Так вы полагаете, коллега, что это все не просто так? - заинтересовался Ращупкин. - Что эти три золотых конуса что-то символизировали? А Тушратта, в таком случае, кому-то здесь молился?

- Знаете, Дмитрий Романович, я в этом плане не исключаю ничего. Зная особую любовь арьев ко всему золотому, вполне можно предположить, что они считали его атрибутом богов, ну, или знаком их особого благоволения. Отсюда и золотые волосы у их особо популярных божеств, и изображения вседержителя Варуны на монетах, и такие вот сокровищницы, похожие на тайные святилища. А если верить их летописям, Тушратта как раз отличался своей скупостью, то есть копить золото любил, а тратить - нет. Может, он и в самом деле молился тут на свои сокровища или достигал так нирваны. Жаль, что эта тайна ушла вместе с ним и что нельзя вот так и оставить все это лежать, как было. Ну, хотя бы снимки для истории сделаем.

Сфотографировав сокровищницу со вспышкой во всех возможных ракурсах, исследователи покинули ее, не забыв запереть за собой древнюю бронзовую дверь. Последнему подарку сгинувшей державы суждено вскоре быть оприходованным государством, так пусть хоть оставшиеся дни он пролежит в покое.

Возвращение Верховного Мага все задерживалось, и Васашатта, не привыкший проводить время в праздности, изнывал от вынужденного бездействия. От скуки спасали только знакомства, которые он заводил с постояльцами купеческого подворья. В отличие от Синда, здесь хватало гостей с дальнего юга, и князь с огорчением вынужден был признать, что в этом плане раскол явно сыграл на руку Ариану, который, перекрыв Индраварте важнейшие торговые пути, сам постарался занять ее место в мировой торговле. Среди месопотамских купцов с завитыми бородами, оккупировавших столы в местном трактире, его внимание привлекла группа мужчин, разговаривавших на незнакомом ему языке, но при этом то и дело поминавших привычные для арьев имена. Тут же припомнился Кирта, два века назад сбежавший со своим племенем в Месопотамию. На чьих землях он тогда осел-то? Вроде как у хурритов. Тогда, по всей видимости, это именно они и есть.

Заказав у трактирщика порцию кувшин хаомы, Васашатта презентовал его их столу, потом сам ненавязчиво подсел и попытался завести разговор. Оказалось, что купцы понимали язык арьев и даже сами кое-как на нем изъяснялись, а точнее, на близком к нему наречии, показавшемся Васашатте какой-то странной смесью диалектов Индраварты и Ариана. Ну, по крайней мере, смысл понять было можно.

Выяснилось, что они прибыли недавно из Вашшуканни - столицы своей державы Ханигальбата - и принадлежат к племени митанни, вокруг которого и сплотились все месопотамские хурриты, в честь чего и само государство все чаще стали именовать Митанни. Конечно же, у них была куча свежих новостей, главной из которых была смена властителя. Опочившего Шуттарну сменил на престоле молодой Парраттарна.

Васашатта попытался выяснить у старшего из купцов, Шаттуаты, общую политическую обстановку в Месопотамии и, главное, как там теперь поживают дарды. О дардах купец не слышал, но, получив наводящие вопросы, припомнил все же, что часть спутников их легендарного первого правителя Кирты после войны с хеттами откочевала куда-то на восток, а остальные породнились с митаннийцами, образовав местную аристократию.

- Так Кирта воевал с хеттами? И насколько успешно? - заинтересовался Васашатта. Слухи о каких-то месопотамских войнах в Синд, конечно, доходили, но делами изгнанника там не интересовались, хватало и собственных проблем с Йимой.

- О, очень успешно! Когда их царь Хаттусили отправился со своим войском на запад, Кирта прошелся набегом по его владениям, набрал богатую добычу, и Хаттусили пришлось спешно возвращаться и вступать в бой. Будь у него чуть меньше воинов, и ему не устоять бы против митаннийских колесниц.

- Но все же он как-то отбился?

- Отбился, но с тех пор хеттские разбойники ни разу не смели пересечь Евфрата, и даже когда Мурсили отправился с огромным войском на юг громить амореев, он не посмел углубиться в земли Ханигальбата.

- А что хеттам понадобилось на юге? Надеялись захватить Вавилон?

- Так и захватили на время, правда, удержаться не смогли. Я думаю, хетты хотели отомстить за унижения, которые испытали от Хаммурапи, его слабым наследникам, и этой цели достигли вполне, да и пограбить в Вавилоне явно было что. Но как можно править городом, находящимся так далеко от твоих собственных земель, когда пути перекрывают Кадеш и Ханигальбат? В результате Вавилон достался касситам, и их оттуда ничем не выкурить, а тут еще у самих хеттов после смерти Мурсили начались междоусобицы, и они больше не представляют угрозы ни для кого.

Васашатта глубоко задумался. Когда-то император Ранджиш отказался от немедленного вторжения в Месопотамию, опасаясь именно сопротивления амореев, которые были тогда в немалой силе. И что же сейчас? Неукротимых воителей амореев постигла судьба черноногих, в их столице сидят какие-то касситы, у хеттов усобица, остаются только хурриты, которые когда-то приняли дардов, вполне с ними сроднились, переняли их культуру и почитают теперь их богов. И вот ведь ирония истории: именно теперь, когда сложились все предпосылки для воплощения мечты Ранджиша, его собственная держава тоже лежит в руинах и две ее части заняты междоусобной борьбой! Похоже, боги арьев больше благоволят хурритам, чем им самим...

- Так что же, у вас теперь никаких проблем? - спросил он. - Почему бы вам тогда ни изгнать касситов из Вавилона и ни объединить под своей властью всю Месопотамию?

- Это слишком дорого бы нам обошлось, - отрицательно помотал головой Шаттуата. - К тому же египтяне спят и видят, как бы подчинить наши земли.

- Египтяне?! А они-то как у вас оказались?

- Все дело в том, что цари Кадеша, воспользовавшись египетскими усобицами, некогда возмечтали покорить дельту Нила. И они действительно ворвались туда на колесницах, влекомых купленными у вас конями, и даже сумели утвердиться на время. Но египтян слишком много, и они никогда не примут власть тех, кто молится не их богам. Один из князей Верхнего Египта, правящий Фивами, поднял мятеж, изгнал из дельты гиксосов, как там называли кадешцев, и стал новым фараоном. А не так давно их фараон Тутмос явился с войском в Сирию мстить кадешцам и добрался аж до самого Евфрата, то есть вышел на границу наших исконных земель. Что если, разобравшись с Кадешем, египтяне не захотят остановиться? У них у самих теперь есть кони, пусть не очень много, и они переняли у кадешцев умение делать колесницы. Первые столкновения с ними у нас уже начались.

- Да, нет полного счастья в подлунном мире... - вздохнул Васашатта.

Было над чем задуматься: боевые колесницы, традиционное преимущество арьев во всех военных кампаниях еще со времен Варуны, постепенно переставали быть таковым. С легкой руки Ранджиша, давшего согласие на экспорт лошадей, конями и колесницами обзавелись уже не только сирийцы. Теперь и у хеттов они есть в изобилии, и, пусть в меньшем количестве, у тех же египтян, да и те же касситы с эламцами вряд ли остались в стороне. Кирта еще успел воспользоваться силой своей конницы, сплачивая в мощную державу разрозненные хурритские племена и задавая перца хеттам, но у его наследников такого перевеса уже не будет, и им предстоит вести затяжные, изнурительные военные кампании с тем же Египтом. Это могучее царство на берегах Нила густо населено, и военный потенциал у него наверняка огромный. Митаннийские купцы, правда, рассказали ему, что армия Тутмоса не слишком велика, но зато сплошь состоит из профессиональных бойцов. Ну, это и арьям вполне знакомо: варна кшатриев, пусть даже и заметно разросшаяся в годы правления Джайанта, все равно составляла не столь уж значительную часть населения Индраварты. У арианцев, давно наплевавших на кастовое деление, дело с этим обстоит куда проще, потому что вооружены абсолютно все взрослые мужчины, но их самих пока не слишком много, а обычный пастух все же сильно уступает в боевом мастерстве профессиональному воину. Интересно, к какой из этих моделей склоняются хурриты? А впрочем, в любом случае их ждут большие проблемы с египтянами. Если те до сих пор окончательно не сокрушили Кадеш, то только по причине отсутствия достаточно талантливого полководца. Как только у них появится кто-нибудь вроде Джасвонта, участь непокорных сирийцев будет решена, и тогда нелегко придется митаннийцам. Смогут ли помочь им Индраварта или тот же Ариан? Нет, слишком далеко, да и просто не хватит сил. Выходит, даже в период всеобщего раздрая в Месопотамии арьям никак ей не овладеть, и, стало быть, мечты Ранджиша не будут реализованы уже никогда.

Васашатта чуть было совсем не погрузился в хандру, и спас его от этого только веселый настрой сотрапезников, распробовавших вкус арианской хаомы. Князь поспешил к ним присоединиться. И в самом деле божественный напиток! Пить бы его и пить, и какое ему, в конце концов, дело до притязаний давно уже померших императоров! Надо уметь расслабляться и смотреть на жизнь с оптимизмом, тогда и боги, может быть, станут к тебе благосклоннее. Здесь, в Варе, в ходу было предание, что первым сок хаомы выжал Вивасвант, за что асуры и одарили его парой близнецов, на сей раз, в порядке разнообразия, разнополых. С учетом того, что одним из этих близнецов был тот самый Йима, сокрушивший единство Индраварты, Васашатта никак не мог считать сей подарок благодеянием, впрочем, будь он сам арианцем, у него наверняка было бы на сей счет иное мнение. Да и стоит ли винить Йиму, если почитающая Индру синдская знать, ослепленная своим фанатизмом, не сделала ничего для сохранения единства страны и отвергла того единственного представителя своей касты, который жаждал примирить адептов Индры и Митры. Ну что, добились своего? Вот и получайте теперь раскол и разорение, невесть кем наложенное проклятие и постепенное, но неумолимое разложение государственного порядка! А изгнанный вами отнюдь не сгинул на чужбине, создал себе державу, учредил династию и, как бы там ни повернулись дела у его наследников, долгую память потомков себе уже обеспечил. Эх, Кирта, Кирта! А жаль все же, что в Синде у тебя ничего не получилось!

Артэхшэтра мыслил себя продолжателем дела отца, не имея при этом ни его непреклонной воли, ни его способностей устрашать окружающих магией. Ощущая подспудную ненависть придворных, он избегал светской жизни, посвящая все свободное время молитвам и религиозным ритуалам в тщетной надежде, что боги решат за него все проблемы страны. Увы, общество арьев было реально расколото по религиозному признаку, и в качестве попытки как-то примирить почитателей Митры и Индры он решил обратиться к исконным традициям, создав общий для всех Адитьев алтарь, который заодно должен был подчеркнуть равенство прав на престол представителей обоих ветвей потомков Бхарата.

Великолепное золотое изделие было отлито в Аркаиме и торжественно доставлено в Синд. Боковые поверхности алтаря украшали два ряда фигур, верхний из которых состоял из семерых братьев Адитьев и их божественной матери, в нижнем же ювелир изобразил всех правителей Индраварты, начиная с Варуны и заканчивая самим Артэхшэтрой, а также Мазду, его сына Прабху и супругу Вира Рузиду. То, что эта женщина, даже не происходившая из княжеской касты, оказалась представлена там единственная из всех правивших императриц, должно было подчеркивать ее особые отношения с богами и даже ясно намекать, что она являлась земным воплощением богини Адити. Это должно было отмести все упреки в недостаточно божественном происхождении как ее сына Магуша, так и внуков, включая самого Артэхшэтру. Жертвоприношения на новом алтаре император проводил только самолично.

За всеми этими божественными делами Артэхшэтра напрочь позабросил дела земные. Империя управлялась кое-как, младший брат Вивасвант, тоже не шибко способный управленец, был отправлен сатрапом в Заитильские земли в качестве почтения к родовому гнезду Рузиды и сподвижников Вира. Даже половые страсти напрочь обошли императора, и он, явно предпочитая монашеский образ жизни, даже не удосужился вступить в брак, объявив своим наследником Вивасванта. Того боги, по счастью, детьми не обидели, первыми же родилась у него пара близнецов: мальчик Йима и девочка Йимак. В Йиме Артэхшэтра разглядел способности к близкому общению с богами и, когда тому исполнилось двенадцать лет, перевез его из родительского дома к себе в Синд и допустил к участию в самых тайных религиозных церемониях, включая те, что раз в год проводились в Аркаиме.

Пока император общался с богами, его ненавистники время от времени тайно навещали могилу Магуша и, трясясь от страха, вскрывали ее, чтобы посмотреть, что там с телом Великого Мага. Только когда его останки окончательно истлели, они уверились, что покойный император больше не оживет и никак не сможет им помешать. Теперь оставалось решить, как подобраться к Артэхшэтре. Старой имперской аристократии властитель обоснованно не доверял, окружив себя охраной из адептов Митры, перебравшихся в столицу из западных земель. Охрана эта оставляла его только во время проведения тайных церемоний в Аркаиме, к созерцанию которых были допущены только посвященные. Аристократов в культ Митры не посвящали, но одному императору с проведением столь масштабных жертвоприношений было бы не справиться, и ему должны были ассистировать рядовые брахманы из числа обитателей аркаимской цитадели. Заговорщикам удалось выяснить, что чаще всего в этой роли выступали некие Шиам и Рохит, и установить с ними связь. История умалчивает, сколько золота было потрачено и какие обещания давались, чтобы добиться их благосклонности и заставить изменить Митре и правящему императору в пользу Индры и будущего правителя Индраварты. Факт в том, что оба оказались вовлечены в заговор.

Во время очередного выезда в Аркаим Артэхшэтра, оставив многочисленную свиту во внешней части города, прошел в цитадель в сопровождении юного племянника и там приступил к проведению церемоний в честь Митры. Помогали ему, как всегда, местные брахманы. Прямо во время важнейшего жертвоприношения Шиам вонзил в спину властителя жертвенный нож. Удар пришелся прямо в сердце, и Артэхшэтра сразу обмяк и повалился на землю, залитую кровью жертвенных животных. Стоящий рядом Йима его участи избежал, сумев отскочить в сторону и со всех ног рванув к выходу из цитадели. Панику он, конечно, поднять сумел, но участвовавшие в заговоре аристократы к такому развитию были готовы и вместе со своей челядью схватились с императорской охраной. Поняв, что властитель мертв, охранники предпочли отступить из города и дальше отправились не в столицу, а в свои родные Заитильские земли. Вместе с ними улизнул из Аркаима и Йима. Преследовать их не стали, ведь наследником Артэхшэтры теперь становился Вивасвант, а у него и помимо Йимы хватало детей.

Увенчавшийся успехом заговор, однако, не решил вопроса о власти. Разумеется, никто из заговорщиков не собирался допускать на трон Вивасванта, это место должен был занять кто-то из них, родовитых потомков Варуны, почитающих Индру, но вот кто именно? Явного лидера среди участников заговора не было, род Парраттарны, некогда претендовавший на престол, пресекся усилиями Магуша, выяснять, кто теперь следующий в очереди, большинство ни малейшего желания не испытывало. Чтобы пресечь притязания Вивасванта, коллективно решили, что право притязать на верховную власть есть у любого потомка Варуны по мужской линии, чьи предки не вступали в браки с членами других каст и почитают Индру в качестве предводителя богов. Выбирать достойнейшего должны были сами члены княжеской касты, что, безусловно, повышало их значимость на случай каких-нибудь дальнейших катаклизмов.

Пока самые авторитетные претенденты прикидывали свои шансы и сколачивали коалиции сторонников, при этом с опаской поглядывая на запад, где неизвестно что готовил Вивасвант, в столицу прибыл Кирта, занимавший пост в одной из дальних южных провинций. Руководимая им окраина захирела еще в правление Ранджиша, отказавшегося от попыток завоевать Бактрию и Мелухху, а торговля с этими южными странами пресеклась еще при его отце. Проживая на таком отдалении от столицы и Каменного Пояса, местные арьи были далеки от всех страстей случившегося религиозного раскола, равно почитая и Индру, и Митру, и Варуну, и даже говор их заметно отличался от столичного. Фактически, они давно стали отдельным племенем, на манер обитателей западных лесов и Заитильских степей, в котором местные сатрапы выполняли роль вождей. Соседи называли их дардами.

Повращавшись в аристократических кругах и осознав неприятные реалии текущего момента, Кирта решил вдруг, что именно он может стать спасителем Индраварты, и предложил себя в качестве кандидата на престол, пообещав добиться примирения с западной провинцией и тем самым сохранить единство державы. Хотя изначально у него не было в Синде влиятельной партии сторонников, именно его глубокая провинциальность и неукорененность в столице сыграли ему на руку. Поскольку ни один из авторитетных князей не сумел добиться поддержки большинства членов касты, именно миротворца Кирту они решили поддержать в качестве компромиссной кандидатуры, таким образом, в Индраварте впервые появился выбранный голосованием император.

Кирта честно принялся исполнять принятые на себя обязательства. Он отправил к Вивасванту посланников с сопроводительным письмом, в котором подтверждал его права в качестве сатрапа Заитильских земель, и большой суммой хеманов из казны в порядке компенсации за гибель его брата. Брахманов-убийц из Аркаима арестовали и показательно казнили. Вивасвант, по натуре своей не готовый к активной борьбе, счел за лучшее принять отступное и не объявлять Кирту узурпатором.

Для удовлетворения другой стороны конфликта Кирта велел откопать останки казненного Магушем Парраттарны и перезахоронить их в родовой усыпальнице императоров в Каменном Поясе, тем самым приравняв убиенного к правившим в Синде властителям - живым богам. Церемония перенесения останков была проведена со всей возможной пышностью и сопровождалась обильными жертвоприношениями.

Разумеется, были восстановлены отмененные Магушем государственные празднества в честь Индры и дэвов, и служащие им брахманы вернули свое привилегированное положение, но к их великому неудовольствию новый император продолжал приносить жертвоприношения и Митре, хотя ежегодные празднества в его честь в Аркаиме были отменены. Религиозная всеядность властителя сплотила радикалов, потребовавших от Кирты восстановить все, как было Ангре, и официально отказаться от почитания Митры. Император ультиматум отверг и подтянул в столицу своих сторонников из прежде возглавляемой им провинции.

Появление в Синде вооруженных дардов с многочисленными чадами и домочадцами очень не понравилось местному населению. Народная память не позабыла еще буйный нрав разбойников из западных степей, которых некогда привел с собой Вир. Повторения подобного не желал никто, и идеи религиозных радикалов стали овладевать народными массами. В Синде начали всячески гнобить поклонников Митры, которым пришлось бежать из города на запад, началась настоящая охота за дардами, в столичном гарнизоне зрел бунт, и Кирта, наконец, понял, что в этом городе ему не усидеть. Спасая жизни своих сторонников, он вывел их за пределы городских стен, после чего в Синде немедленно вспыхнул мятеж. Императору самому пришлось бежать из восставшего города.

Кирта понимал, что возвращение на прежнее место жительства его не спасет. Возглавляемая им некогда провинция была мало населена, дардам никак не справиться с карательной экспедицией, которую наверняка снарядят восставшие аристократы, чтобы освободить престол. Сажать на него кого-нибудь при еще живом императоре вряд ли кто решится, ибо это уже точно будет означать раскол страны. Надеясь на поддержку Вивасванта и возглавляемых им западных племен, Кирта повелел всем дардам бросить свои дома и откочевать вместе с ним на запад.

Увы, за Итилем ему тоже оказались не рады. Если в Синде Кирте вменяли в вину почитание Митры, то здесь его обвинили в восстановлении культа Индры и дэвов, которых жители Запада уже откровенно считали демонами, исконными врагами асуров. Император-двурушник оказался не нужным никому. Кирте откровенно посоветовали побыстрее убираться с Заитильских земель со всей своей дардской ордой.

Возвращаться назад означало подставить все племя под угрозу уничтожения. Император-изгнанник, не видя больше возможностей остаться в пределах Индраварты, решился на невероятную авантюру, а именно, попытаться прорваться в Месопотамию, о чем мечтал, но что так и не сумел осуществить Ранджиш. Крепости, контролирующие проходы вдоль морских берегов, по-прежнему находились в руках арьев, и Вивасвант препятствовать этому походу не стал. Дардская конная орда с боевыми колесницами и многочисленными повозками, набитыми домашним скарбом, благополучно проникла в Закавказье и, преодолев по пути несколько больших рек и горных хребтов, добралась до северной Месопотамии, где произвела настоящий фурор.

Небольшому племени, несмотря даже на все преимущества, даваемые в бою колесницами, не удалось бы противостоять армиям здешних владык, и Кирта, будучи прирожденным дипломатом и памятуя, как Варуна некогда с огромными выгодами для своего княжества поселил у себя племя черноголовых, почел за лучшее вступить в союз с местным населением. Принять изгнанников согласилось хурритское племя митанни.

Кирта, доказав в нескольких боестолкновениях с соседями превосходство запряженных конями колесниц над привычным для здешних мест пешим воинством и упирая на свое происхождение от божественных царей Ура, три века назад правивших всей Месопотамией, добился признанием себя вождем митанни и занялся собиранием под свою руку окрестных земель. Созданная им держава получила название Ханигальбат, но, поскольку митанни и породнившаяся с ними часть дардов являлись ее опорным хребтом, через некоторое время все соседи стали именовать эту страну Митанни. Потомки самого Кирты и дардской знати перешли постепенно в общении на хурритский язык, но сохранили знание своего прежнего, а также имена и обычаи, почитали прежних богов и в заключаемых ими межгосударственных договорах клялись Варуной, Митрой и Индрой. Часть дардов, не пожелавшая ассимилироваться, откочевала впоследствии далеко на восток, к хребтам Гиндукуша.

Уолтер Кларк воспользовался советом, что дал ему Вырубов, и обратился в правительство Казахстана с предложением раскопать древний город арьев, по всей видимости находящийся на территории их страны. В Казахстане хватало и собственных археологов, но у Кларка был веский аргумент в виде обнаруженной Лодейниковым схемы древних караванных путей. После долгой и ожесточенной торговли Уолтер добился права возглавлять будущую археологическую экспедицию, хотя, разумеется, и под контролем казахстанских спецслужб. Выписать из США нескольких необходимых ему специалистов и нанять рабочую силу на исторических факультетах двух местных университетов особого труда уже не составило. Из России приходили поразительные вещи об обнаружении еще двух золотохранилищ, и золотая лихорадка в стране достигла уровня истерии. Будучи знаком с расшифровкой первых текстов Синдской библиотеки, Кларк предполагал, что никаких сокровищниц больше обнаружить не удастся, но к чему разочаровывать покровителей? Подготовка к экспедиции велась самыми быстрыми темпами, отказа не было ни в чем, и стремясь провести хотя бы первый этап работ до наступления зимы, Уолтер отдал распоряжение выдвигаться на поиски.

Схема и некоторые уточняющие сведения, полученные при переводе синдских табличек, позволили разведчикам довольно скоро обнаружить широкую степную балку, служившую некогда речным ложем для Иртыша, и перспективный холм недалеко от нее. Вот с этим-то холмом Кларк и связывал все надежды.

Уже первый же заложенный шурф принес несколько мелких находок и позволил определить грунтовый состав холма. Как и предполагал Кларк, это был местный чернозем с тонким слоем глины. Валы Аджита, как стало известно Уолтеру из расшифрованных табличек, были облицованы по гребню сырцовыми глиняными кирпичами, так что теперь можно было постараться определить, каким образом подействовал на них предполагаемый размыв.

Глиняный слой особенно явственно выделялся на северном склоне холма, и Уолтер предположил, что это следствие обрушения земляного вала. В понижении, образовавшемся в центральной части холма, глиняный слой тоже присутствовал, из чего Кларк сделал вывод, что обрушения в Аджите были тотальными. Валы рушились по направлению течения Иртыша, при этом южный вал накрыл собой городские строения. Там определенно стоило покопаться, но Уолтера сейчас больше занимал другой вопрос: какой силы должен быть водяной поток, чтобы подмыть столь монументальные сооружения? Неужто тогда на Иртыше были столь катастрофические наводнения? А сейчас почему их нет? Неужто только из-за построенных китайцами плотин, регулирующих сток в верховьях реки?

Мысль о плотинах продолжала вертеться в голове, и внезапно Уолтера озарило: а вдруг именно в плотине все дело? Не в искусственной, разумеется, возведенной людьми, а в такой, какие образуются в результате катастрофических горных обвалов. Иртыш ведь в верховьях своих - горная река, и местность, по которой он там протекает, очень сейсмоопасна. Почему бы ни предположить, что в результате одного из мощных землетрясений обрушившаяся скала перекрыла течение реки, образовав горное озеро, в котором могло скопиться несколько кубических километров воды. Затем, по прошествии некоторого времени, еще одно землетрясение разрушает эту преграду, и тогда по речной долине покатится фантастической мощи сель! Вот ему-то как раз под силу и размыть массивнейшие валы Аджита, и разнести по камушку стены Синда. Становится понятно, и откуда столько песка было в этих водных потоках. Сель тот наверняка обезлюдил всю долину Иртыша, и разрушенные города просто некому оказалось восстанавливать, а уцелевшие степняки наверняка почли за лучшее откочевать в какие-то более спокойные места, почему бы и не на северный Индостан?

Ощущение, что он близок к разгадке обстоятельств вторжения арьев в Пенджаб, было для Уолтера сродни эйфории. Но возникшую гипотезу следовало подкрепить фактами, а их можно было добыть только из-под толстого слоя грунта, и Кларк отдал распоряжение приступить к раскопкам в центральной части холма.

Слежавшаяся за тысячелетия смесь чернозема, глины и принесенного селем песка уходила на метры вглубь, и добраться до культурного слоя с помощью одних лишь лопат было крайне затруднительно. Для ускорения работы пришлось прибегнуть к помощи экскаватора. Наконец, на дне раскопа проступили очертания бревен. Определив, где проходила древняя улица, ведущая к центральной площади города, Кларк распорядился максимально увеличить площадь раскопа, чтобы вскрыть всю территорию внутри кольца валов.

Итоги сего грандиозного труда вряд ли способны были удовлетворить казахстанские власти. Никаких дворцов здесь, разумеется, не оказалось, да и вообще не осталось ни одного уцелевшего здания. Остатки обмазанных глиной бревен и сырцовых кирпичей, куча битых черепков, не до конца изъеденные коррозией бронзовые предметы. Все, что было на поверхности, снес и разметал катастрофический сель. К счастью, сохранились подвалы, тоже до верху забитые глиной и песком, но, по крайней мере, находившиеся там вещи особо не пострадали.

Проанализировав находки, Кларк сделал вывод, что в Аджите определенно имелся многочисленный гарнизон. Об этом свидетельствовали попадавшиеся в не малых количествах бронзовые кинжалы, наконечники стрел и копий, элементы конской сбруи, и даже остатки пары боевых колесниц удалось найти. А вот что удивляло, так это практически полное отсутствие золотых монет. Те несколько десятков, что все-таки оказались найдены, судя по всему, были зарыты кем-то в землю, то есть являлись классическим кладом. А как же воинская казна? Или она была своевременно вывезена перед катастрофой, или воинам тут просто не платили золотом, или город к моменту наводнения был уже оставлен населением, вывезшим с собой все ценное. Никаких табличек с записями, проливающими свет на местную историю, также обнаружить не удалось, но Уолтер питал надежды, что в еще не разобранных и не переведенных материалах Синдской библиотеки найдется что-нибудь, касающееся последних лет существования Аджита. Пока же археологические исследования лишь плодили все новые загадки, и не было им конца.

Одной из таких загадок оказался каменный барельеф, изображающий какую-то батальную сцену. Вероятно, когда-то он был вделан в стену храма, деревянного, как и почти все здешние строения. Плиту для барельефа явно доставили издалека, скорее всего, с Урала, и это наверняка стоило немалых усилий и больших расходов, поскольку больше никаких привозных камней исследователям не попадалось. Плита эта оказалась очень крепкой и ничуть не пострадала, когда сам храм был разрушен селем.

Фигура в правой части барельефа изображала, судя по всему, какого-то важного военачальника, сидящего верхом на коне. На нем не было императорского шлема, но при этом над его головой были выбиты надписи, прямо указывающие на божественное достоинство изображенного. Если он не император, то с чего такая честь? А если все же император, то как оказался без короны? На пресловутом золотом "фонтане" фигуры с такими чертами лица точно не было, в этом Уолтер готов был поклясться. То есть, если он и правил страной, то явно после того момента, когда этот самый "фонтан" был отлит. В любом случае данного деятеля здесь явно почитали и средств на это почитание не жалели.

Фигура в левом нижнем углу заставила Уолтера усмехнуться. Глава стороны, противоборствующей псевдо-императору, нацепил на себя головной убор, до боли напоминающий те, что носят видные православные священнослужители. И называются эти шапки, кажется, митрами.

Итак, предводитель воинства в левой части барельефа наверняка был митраистом, то есть, скорее всего, иранцем, а вот его обожествленный по обычаям индуизма противник должен был верить в Митру. Так это что же, свидетельство того самого религиозного раскола, о котором ему все уши прожужжал Лодейников во время посещения им Синда? Очень может быть. Российские ученые так пока и не добрались до документов, хоть как-то намекающих на этот раскол, но не теряют надежды со временем их отыскать. Может, дать им наводку? В надписи над головой обожествленного полководца приводится его имя - Победоносный. В переводе с шумерского на санскрит это будет звучать как Джасвонт. Вот пускай и поищут, где в таблицах чаще всего встречается это имя, а там, глядишь, и до описания этой самой битвы доберутся. Хотелось бы все же узнать, где именно она состоялась и кто в ней в итоге победил.

Барельеф с батальной сценой, как величайшую драгоценность, отправили в итоге в Астану вместе с самой ценной частью находок, прочие же, отлежавшись в университетских хранилищах, скорее всего пополнят экспозицию какого-нибудь местного краеведческого музея. На объект туристического паломничества раскопанный Аджит, в отличие от Синда, увы, не тянул.

Регулярные посещения Васашаттой храмов Виры не остались незамеченными, и однажды в подворье явился гонец, известивший посла Индраварты, что Данис, правая рука Верховного Мага Герея, желает встретиться с ним для конфиденциальной беседы. Васашатта никогда не был против неформальных контактов с сильными мира сего и, разумеется, принял приглашение, тут же, впрочем, постаравшись побольше разузнать о своем будущем собеседнике. Вот что удалось ему выяснить у всезнающих купцов и храмовой прислуги.

Данис не находился даже в отдаленном родстве с потомками Мазды и потому не имел ни малейшего шанса занять пост Верховного Мага. По этой причине Герей не видел в нем соперника, но зато ценил за острый ум и поручал самые важные и щепетильные дела. Данис, по слухам, прошел все степени посвящения и один из немногих удостоился звания великого мага.

Что ж, такой человек мог много что интересного рассказать. А вот зачем ему самому понадобился Васашатта? Хочет заранее разузнать, какое именно послание отправил император Индраварты Верховному Магу, дабы предотвратить возможный скандал? От Самрата, конечно, всякое можно было ожидать, но духовные лидеры арианцев все же должны были учитывать, что владыка арьев не настолько глуп, чтобы не учиться на собственных ошибках, и то, что поведение нового посланника в корне отличается от деяний всех его предшественников, это же не просто так. Наверняка Данис это уже понял. А может, именно поэтому Васашатта ему и интересен? С умным противником всегда можно попытаться договориться.

Дом Даниса, стоящий в окружении особняков арианских вождей, сильно проигрывал им и по величине, и по внешней отделке. Никакой позолоты, никаких даже резных наличников, только добротные, хорошо прошпаклеванные бревна, наверняка неплохо сохраняющие тепло в зимнюю стужу. С виду скорее родовое гнездо зажиточного скотовода, чем место обитания одного из самых влиятельных деятелей Ариана. Внутри, правда, обстановка была куда более изысканной, чувствовалось, что хозяин знает толк в мелких бытовых удобствах, но стопки аккуратно сложенных глиняных таблиц вдоль стен не позволяли забыть, что здесь обитает не аристократ, а высоко просвещенный маг.

Данис, ну просто сама любезность, тепло поприветствовал высокого гостя, приказал служанке принести свежевыжатый сок хаомы и развалился на лавке, укрытой роскошным покрывалом из шкур горных барсов. Здесь такие звери точно не водятся, стало быть, это подарок от какого-нибудь горного князька. Гостю было предоставлено такое же ложе, только задрапированное медвежьей шкурой.

- Чем обязан столь любезному приглашению? - осведомился Васашатта, отхлебнув хаомы и согласившись в душе с арианцами, которые обожествляют сей невероятный напиток.

- Просто мне захотелось лично пообщаться со знатным арьем, продолжающих чтить старых богов, пусть даже они отказали его родине в покровительстве, - чуть иронично улыбнулся Данис, тоже отпивая хаому из кубка.

- Варуна по-прежнему хранит Индраварту, - возразил Васашатта, которого неприятно задел пассаж относительно отсутствия небесного покровительства у представляемой им державы.

- Вы в этом так уверены? А вот мы, скромные служители Митры, находим, что ваше государство еще держится наплаву исключительно усилиями Индры и возглавляемых им орд дэвов.

- Давайте обойдемся пока без богословских споров, хотя мы оба здесь призваны служить своим богам, - замахал руками Васашатта. - Наверняка вас куда больше волнует то послание моего повелителя к вашему Верховному Магу и Совету вождей, которое я удостоен был честь доставить.

- Приятно встретить брахмана, не являющегося при этом религиозным фанатиком, - тонко улыбнулся Денис, - а что до вашего послания, то давайте я прямо сейчас угадаю, что в нем написано.

- Окажите такую любезность, - чуть напрягшись, промолвил Васашатта, лихорадочно гадая, кто и где мог подсмотреть содержимое таблиц, которые он и верным спутникам-то своим старался не показывать.

- Там наверняка идет речь об установлении границ в Каменном Поясе и на берегах Яика.

- Ну, примерно так, - сознался Васашатта. - Моему повелителю крайне непонятны устремления вашего Совета вождей. Почему, например, вы даже не пытаетесь осесть на землях восточнее Яика, но при этом и его подданным не даете это сделать своими постоянными набегами. Где логика?

- Для невежественного взора логики, конечно же, и в самом деле не просматривается, - кивнул Данис, - но нам с вами пристало видеть и сакральный смысл сего деяния.

- А он там есть? - безо всяких экивоков спросил Васашатта. - Странно для потомков арьев желать запустения своей древней родине.

- Помилуйте, князь, так мы ж и не желаем, - всплеснул руками Данис, - но не в наших силах снять наложенное на эти земли проклятие.

- Пока я добирался в Вару, мне уже не раз талдычили о каком-то проклятии, якобы наложенном на Аркаим, но при этом никто из них понятия не имел, в чем, собственно, оно заключается, а также кто и когда его наложил. Кто слышал о нем что-то из третьих рук, кто ссылается на собственную некомпетентность. Может хотя бы вы, великий маг, проясните мне, наконец, эти вопросы?

- Точная словесная формула того проклятия неведома даже мне, - промолвил Данис, - Йима унес ее с собой в могилу, не сообщив даже собственным детям, наверное, для того, чтобы никто не нашел способа его отменить. А наложил его он самолично после своего бегства из Аркаима, где на его глазах предатели из числа местных жителей зарезали его родного дядю - божественного властителя Артэхшэтру.

- Йима? Самолично?? Сразу после бегства??? - поразился Васашатта. - Да он же тогда, если летописцы не врут, совсем еще мальчишкой был!

- Ну, не совсем, ему вскоре уже исполнилось пятнадцать, - возразил Данис, - но да, наложил проклятие именно он. Ийма от рождения обладал величайшими способностями к магии, не уступая в этом даже своему грозному деду, и именно поэтому Артэхшэтра допустил его к участию в мистерии. Заговорщики совершили страшнейшую ошибку, когда позволили ему сбежать.

- Ну да, он потом подрос и пришел к нам с войной. Но до того, как он это сделал, Аркаим вполне спокойно существовал, и ни о каких проклятиях там никто даже и не слышал!

- Это было проклятие с отложенным действием, - пояснил Данис. - Йима тогда лишь натянул тетиву, а спущена она была лишь после того, как он вернулся в Аркаим. Но сейчас это проклятие действует и с каждым годом становится все сильнее. Скоро вся Индраварта станет ему подвластна, а не только земли Каменного Пояса.

Васашатта ощутил, как струйка холодного пота пробежала по его спине.

- Скоро - это когда?? И в чем это может выразиться?

- Я не провидец, чтобы предугадывать решения богов. Мало ли что может произойти. Мор и голод, например, или сотрясение Каменного Пояса. А может, Варуна настолько на вас осерчает, что решит смыть возведенные его же аватаром города. Но если произойдет хотя бы что-то из мной перечисленного, знайте, что проклятие Йимы вошло в свою полную силу и тех, кто вовремя не покинет проклятую землю, не спасет уже ничто.

- И что же, наша древняя земля так и останется лежать в запустении? - с трудом, непослушными губами промолвил Васашатта.

- Каменный Пояс - тот наверняка, а для ваших степных земель возможны варианты, - произнес Данис. - Возможно, через несколько веков воздействие проклятия там ослабеет, и новые поселенцы сумеют занять давно обезлюдевшие территории. Вот только арьев среди них уже не будет.

- А это еще почему?! - возмутился Васашатта.

- Потому что свое проклятие они будут носить с собой.

- Проклятие Йимы? Но вы же только что сказали, что оно ослабеет! Или речь тут идет о еще каком-то проклятии?

- О проклятии хеманов, назовем это так. Все дело в том, что вы, арьи, очень любите золото, и особенно то, на котором отчеканен лик Варуны. А он не простит вам пролитие крови своего потомка.

- Какого именно потомка? Артэхшэтры? Да, брахманы из Аркаима совершили тягчайшее преступление, но остальные-то арьи тут причем? И если уж на то пошло, не они первые пролили кровь потомков Варуны, до них это сделал Магуш.

- Да, и он заранее за это расплатился, когда, вместо того чтобы заслуженно воспарить в горний мир, воскрес в мире этом и вынужден был и дальше влачить тварное существование. Те, кто мечтает воскреснуть в своем прежнем теле, не понимают, что это не благодеяние богов, а проклятие, и Магуш вынужден был его на себе нести.

- Но ведь и сам Йима, пусть косвенно, виновен в пролитии крови одного из потомков Варуны. Да, Гириш погиб от руки какого-то рядового лучника, но тот всего лишь исполнял приказ Йимы, велевшего обстреливать стены Синда.

- Наш первый царь достаточно нагрешил за свою жизнь, но гибель Гириша мы ему в вину не ставим. У нас принято считать, что стрелу того лучника направил сам Митра, чтобы покарать нечестивца. Этот ваш Гириш, прежде чем стать императором, успел поучаствовать как минимум в двух заговорах: против Артэхшэтры и против Кирты. Мало того, дорвавшись до власти, он развернул гонения на поклонников Митры и злоумышлял против Ариана. Да вы и сами отнеслись к нему как к самозванцу, а не живому богу, поскольку так и не рискнули похоронить его в родовой усыпальнице.

- Это было решение Джасвонта. Якобы при жертвоприношении Варуне были тогда получены какие-то нехорошие знаки.

- О чем и речь. Сам Варуна отрекся от своего потомка. А потом ведь и Джасвонта, и всех последующих ваших императоров не стали там хоронить.

- Просто традиция поменялась, - неуверенно произнес Васашатта.

- А поменялась она потому, что ваши князья просто реально забоялись туда соваться. Там же огромная статуя Варуны стоит, и они просто трусили узреть его лик. А ну как упадет и раздавит! А статуе-то помнили, а о том, что его лик есть и на монетах, забыли. Да, Варуна невзлюбил и Ариан, иначе не наслал бы на нас то наводнение, но мы об этом помним, и если в руки кого-то из наших людей попадаются хеманы, их обязательно переплавляют от греха подальше. Повторяю: бойтесь Варуны, он ничего не позабыл и никого не простил!

Откровения Даниса настолько потрясли Васашатту, что даже последовавшие переговоры с Верховным Магом и Советом вождей Ариана, внешне вполне успешные, не смогли перебороть его подавленное настроение. Оказывается, арианцы просто опасаются занимать Каменный Пояс, чтобы не попасть под воздействие проклятия, и не спешат добивать ослабевшую Индраварту, ожидая, когда это сделает за них сам Варуна. На этом фоне предотвращение периодических стычек на границе, чего добивался Самрат, - просто ничего не значащая мелочь! Державу ожидают страшные беды, прокляты ее земля и ее золото, которым так всегда гордились арьи. Надо все решительно менять, но как донести эту мысль до императора?

Гириш, возглавивший мятеж синдской знати против Кирты, наконец, сумел перетянуть на свою сторону достаточно сторонников, чтобы добиться своего избрания на престол. Сбежавшего императора против всех существующих законов объявили низложенным, его бывшую сатрапию захватили, но добиться единства страны уже не смогли. Возглавлявший Заитильскую провинцию Вавасвант, не так давно сквозь зубы признавший императором Кирту, нового самозванца, слывшего фанатичным поклонником Индры, терпеть не стал и объявил его узурпатором. Подчиненная Вивасванту конница форсировала Итиль и, сметя редкие кордоны имперской стражи, дошла до самого Яика, где ее, наконец, смогли остановить присланные из Синда войска, что, однако, не помешало армии Вивасванта продвинуться вдоль западного побережья Яика до предгорий Каменного Пояса, полностью овладев еще одной провинцией. Объединенные территории в пику Индраварте были названы Арианом, то есть Страной арьев на местном наречии. Вивасвант, однако, памятуя о своих правах на имперский престол, не спешил провозглашать себя независимым царем.

В Синде, и подавно, никто и заикнуться не смел о независимости мятежных провинций, даже права Вивасванта на власть над его прежней сатрапией там не признавали, но и справиться с мятежниками не имели сил. Обе противоборствующие стороны ограничились укреплением своих позиций на разных берегах Яика.

Гириш, усердно занимавшийся искоренением культа Митры на подвластных ему территориях Индраварты, сумел, однако, сделать разумный выбор при назначении главного имперского полководца. Таковым стал молодой князь Джасвонт, очень - популярный среди кшатриев. Одновременно он был назначен сатрапом Аджита - основного опорного пункта имперской конницы.

Не такой уж и старый еще Вивасвант внезапно скончался. Сказались, видимо, чрезмерные стрессы последних лет. Теперь мятежников возглавил его сын Йима, совсем недавно вышедший из подросткового возраста, женатый, по слухам, на своей родной сестре Йимак за неимением в пределах досягаемости подходящих невест из княжеской касты. Этого по сути еще мальчишку в Синде всерьез не воспринимали и позволили себе расслабиться, а зря.

Основные свои силы арианцы держали в Заяицких степях, постепенно их наращивая и вынуждая Джасвонта держать на противоположном берегу реки значительный воинский контингент. В последнее время все лазутчики утверждали, что арианцы готовятся к массированному вторжению, надеясь пройти степями до самого Синда. Джасвонт вынужден был практически переселиться на границу, наращивая гарнизоны прибрежных крепостей, тренируя свою конницу и переложив все дела своей Аджитской сатрапии на плечи заместителя. Арианцы на своем берегу вдруг стали проявлять непривычную активность, и Джасвонт уверился, что вторжение, во-первых, начнется со дня на день, а во-вторых, произойдет оно именно на данном направлении. Тем большим оказалось его потрясение, когда из Каменного Пояса пришла весть, что огромная орда арианцев только что форсировала Яик в его верхнем течении и движется по направлению к Синташте.

Аркаим издавна считался самой мощной крепостью Каменного Пояса. Два ряда земляных стен, обложенных сырцовыми кирпичами, это не считая третьей стены, ограждающей загоны для скота, глубокие рвы с узкими проходами вокруг внешнего кольца стен, якобы надвратные башни, в которых на самом деле нет никаких ворот, а сами проходы при этом незаметно врезаны в боковые стены. Враг, устремившийся в проем между этими стенами в поисках несуществующих ворот, оказался бы в ловушке, подвергшись обстрелу и с башни, и с обеих боковых стен. Но даже если бы ему удалось прорваться за стену, оставалась еще цитадель, единственный вход в которую находился в противоположной стороне от въезда во внешнюю крепость, и нападавшим пришлось бы пробираться к нему по окружности вдоль самых стен цитадели, опять же под постоянным обстрелом.

Под вечер в ничего не подозревающий Аркаим прибыл большой купеческий караван. Городская стража, давно уже привыкшая к спокойной жизни, не усердствовала с досмотром телег и пропустила гостей беспрепятственно. А что ей было напрягаться? Война, говорите, идет? Так это где-то там далеко на юге, а здесь все тихо и мирно.

Ночью "мирные торговцы" неожиданно извлекли из своих телег мечи, скрутили не ожидавшую нападения стражу и открыли городские ворота, куда немедленно вошла дожидавшаяся этого арианская конница во главе с самим Йимой. Никаких грабежей не случилось - вождь категорически запретил. Но утром он повелел согнать все городское население на центральную площадь, чтобы публично объявить свою волю.

Собравшиеся горожане с трудом узнавали в молодом арианском военачальнике того подростка, который всего несколько лет назад ассистировал здесь на богослужении своему дяде Артэхшэтре, а потом сбежал, когда того внезапно зарезали. Грозно глядя на аркаимцев и поигрывая золоченой плетью, якобы доставшейся ему в наследство от самого прапрадеда Мазды, Йима заявил, что они, ставшие привилегированной кастой по воле его великого деда Магуша, по сути предали доверившегося им императора, взрастив в своей среде убийц его сына, польстившихся на посулы дэвопоклонников. В тот страшный день он сам, Йима, чудом уцелев и будучи вынужден бежать из города, проклял эту землю и обратился за помощью к своему небесному покровителю Митре и его брату Варуне, потомками земного воплощения которого являются и сам Йима, и его убиенный дядя. Эти великие асуры услышали его и обещали, что его проклятие будет нерушимо, отказали в своем покровительстве Аркаиму, заявили, что впредь не примут больше никаких жертв, принесенных на его земле, и вручили его судьбу в руки Йимы.

- Аркаим - больше не священный город Митры! - вещал Йима. - Я же, пользуясь властью, данной мне асурами, приношу его в жертву Агни. Отныне он один будет властвовать на этих проклятых землях! Вам же, обитателям Аркаима, я даю время, чтобы покинуть его вместе со всем скарбом. Когда срок истечет, город будет предан огню! Те из вас, кто сохранил верность исконным богам, можете последовать за мной в Ариан, там вам выделят земли для поселения и дадут заниматься скотоводством и вашим ремеслом. Те же, кому милее Индра с его дэвами, уходите туда, где живут демонопоклонники, но помните, гнев Варуны падет не только на тех, кто прямо виновен в пролитии крови его потомка, но и на всех духовных сторонников и последователей. Я все сказал, жители Аркаима, теперь решать вам!

Горожане понуро разбрелись с площади и принялись собирать скарб. Жалко было оставлять родные дома, но не сгорать же вместе с ними?! К вечеру из города вышли две колонны, составленные, в основном, из конных повозок, хотя многие шли и пешими, и двинулись в противоположных направлениях, после чего воины Йимы подожгли опустевший город. Сильнейшая крепость Каменного Пояса прекратила существовать.

Пока главный предводитель арианцев разбирался с Аркаимом, авангард его армии без особых усилий взял давно утратившую свое значение и имевшую очень слабый гарнизон Синташту. Бывшая столица Индраварты была разорена, а жители ее бежали на восток.

Весть об участи Аркаима и Синташты словно ветром разнеслась по всему Каменному Поясу, и обитатели малых городков, даже не думая защищаться, бросились спасаться бегством от наступающей арианской орды. За считанные дни Йима занял все горные сатрапии и, спустившись по речным притокам к Тоболу, двинулся со всей своей армией вниз по течению этой реки, с легкостью занимая все местные поселения, пока не дошел до Амитабха.

Гарнизон в этом третьем по величине городе империи был отнюдь не мал, жителям его не привыкать было держать осаду от орд таежных дикарей, и сдаваться они не собирались. Арианская конница надолго бы здесь застряла, но Амитабх подвел материал, из которого возведены были его стены. Вспомнив, как его великий предок некогда брал Бахту, Йима приказал лучникам закидать город стрелами, обернутыми горящей паклей. Пожаров вскоре стало столько, что горожане просто не справлялись с их тушением, и Амитабх вынужден был сдаться на милость победителя. И Йима их вроде бы простил, по крайней мере не стал изгонять из города, но все же повелел спалить до конца уже поврежденные огнем крепостные стены.

Теперь перед Йимой лежал прямой путь на столицу империи. Передовые конные отряды его орды за считанные дни преодолели расстояние до Синда и, внезапно для имперских полководцев появившись у самого города, сходу сожгли его предместья. Сам Синд спасли только каменные стены, с таким трудом и такими огромными затратами возведенные некогда самим Варуной. Поскольку кавалерийский наскок не удался, пришлось переходить к длительной осаде.

Тем временем, Джасвонт понял, как ловко его провели и что силы, которые удалось скопить противнику, куда больше предполагаемых. Нельзя было даже снять всю армию с границы, не рискуя получить удар в тыл. Пока он, оставив на Яике крепкие заслоны и опасаясь попасть в окружение, если основные силы ариан вдруг повернут их Каменного Пояса на юг, отступал степями до своей опорной базы в Аджите, пока собирал по всем южным провинциям вооруженное ополчение, Йима уже успел надежно осадить Синд.

Император Гириш пребывал в бешенстве, что какие-то ничтожные демонопоклонники, по сути степные дикари, посмели выступить против его божественной власти. Он то порывался лично возглавить вылазку против мятежников, то истово молился Индре, призывая его обрушить свои молнии на головы неверных, то поднимался на крепостную стену, чтобы оттуда осмотреть лагерь противника и самостоятельно оценить его силы. Именно там, на стене, владыку и настигла стрела арианского лучника. Гириш пал с простреленным горлом, захлебываясь кровью. Устрашенные князья уже готовы были капитулировать и признать власть нового императора, но тут, к их счастью, к городу наконец-то подошел Джасвонт с большим, хоть и разношерстным войском.

Генеральное сражение развернулось под самыми стенами Синда. У Йимы было заметное преимущество в количестве всадников, но Джасвонт зато сумел собрать по провинциям изрядное количество боевых колесниц. Ожесточенная схватка длилась почти весь световой день, но в конце концов колесницы доказали свое преимущество над верховой конницей. Вылазка осажденных из крепости с заходом в тыл отступающим арианцам довершила разгром. Остатки воинства Йимы обратились в бегство, и только спустившаяся на степь ночная тьма позволила многим из них убежать от погони. Полководец-победитель вступил в освобожденный им город и только тут узнал, что его божественного властителя больше нет в живых.

Схоронили Гириша посреди степи, практически по презираемому им арианскому обычаю, поскольку везти тело в родовую усыпальницу, расположенную в брошенном населением Каменном Поясе, никто не рискнул. В конце концов, там еще бродило немало арианcких вояк. Пришлось фанатичному императору навечно упокоиться под насыпанным над его могилой курганом.

Естественно, тут же ребром встал вопрос об избрании нового императора. Спаситель Джасвонт оказался настолько популярен, что победил на этих выборах без проблем. Сожженный Амитабх был отстроен заново, предместья Синда, оказавшиеся беззащитными при любом вражеском налете, решено было оградить новой стеной, разумеется, уже не каменной, а земляной, но и это горожане восприняли как манну небесную.

И только в города Каменного Пояса их прежние обитатели ни в какую не желали возвращаться, хотя и сами себе не смогли бы ответить почему. Какое-то неясное предчувствие томило и заставляло всего опасаться, ну, по крайней мере, пока еще жив был Йима. Те, кто покинул Аркаим, все твердили о каком-то проклятии, наложенном на тамошние земли. Джасвонт, один раз уже облапошенный Йимой, был склонен скорее перебдеть, чем недобдеть, и заселять по новой горные провинции не рвался.

А Йима был жив, он сумел уже во второй раз благополучно утечь в боготворящий его Ариан и, отбросив всякие надежды усесться когда-нибудь на трон Индраварты, провозгласил себя независимым арианским царем. Река Яик стала границей между двумя державами, некогда частями единого целого, а теперь наихудшими врагами. Большая часть Каменного Пояса осталась за империей, но хотя потребность в бронзе по-прежнему была очень велика, а всех, кто болтал о проклятии, заставили замолчать, возродить крупное металлургическое производство там так и не удалось. Что ж поделать, если колыбель Индраварты внезапно стала пограничной провинцией, подверженной риску постоянных набегов неприятеля.

Ариан, между тем, развивался и обустраивался. Йима наводил в своей Варе столичный лоск, стада на окружающих землях давали баснословный приплод, а вслед за численностью скота быстро росло и людское население новообразованной страны. Вот и сестра и супруга Йимы тоже принесла ему пару близнецов - уже четвертую в их древнем роде. Сам Йима, подгребший под себя всю торговлю с Месопотамией и лишивший возможности участвовать в этом индравартских арьев, имел теперь достаточно средств для наращивания своего воинства. В Синде всерьез уже опасались нового нашествия, но тут свое слово сказал Варуна, отчего-то невзлюбивший и арианцев. Как-то весной Итиль катастрофически разлился, затопив все окрестные степи. Вара, стоявшая на некотором возвышении, уцелела, но потери людей и скота все равно оказались колоссальными, и силы Ариана были надолго подорваны.

В этих нелегких условиях Йима, судя по слухам, доходившим из Вары, наделал кучу ошибок, перессорился с племенными вождями, даже поднявшими против него восстание, был в итоге низложен, бежал, оказался настигнут на каком-то острове посреди моря и, якобы, был распилен напополам своим же младшим братом. На престоле его сменил какой-то проходимец с дальнего юга, чуть ли не из Аравии, во всяком случае, точно не арианец, но и тот во власти долго не продержался, после чего потомки Вивасванта отказались принимать царский титул и нового духовного правителя страны провозгласили Верховным Магом, а для отправления светской власти создали Совет вождей.

Джасвонт, в отличие от своего врага, проправил благополучно лет тридцать, даже сумел наладить выплавку меди в южных степях, но восстановить Индраварту в прежних границах ему так и не удалось. После смерти его, подобно Гиришу, похоронили в земле под насыпным курганом. Традиция хоронить усопших императоров в родовом склепе была отринута окончательно.

Лодейникову не давала покоя усыпальница правителей Индраварты, которая, судя по уже переведенным табличкам летописи, располагалась где-то в Уральских горах. Ну ладно, в горных массивах много чего можно тайно вырубить и хорошо замаскировать, так что случайно на это место человек вряд ли отличит вход в гробницу от какой-нибудь природной щели, ведущей в карстовую пещеру. Но, судя по той же летописи, рядом с усыпальницей была вырублена из скалы огромная статуя, изображающая основателя династии Варуну. Вот уж этот объект не заметить не могли никак! Куда же он делся-то, раз многочисленные современные обитатели тех мест умудрились ни разу на него не натолкнуться?

Сведения, изложенные в летописи, позволяли более-менее точно очертить район предполагаемых поисков, и Филипп загорелся идеей либо отыскать эту таинственную гробницу, либо убедительно опровергнуть легенду о ее существовании. Сдав дела в экспедиции, ведущей раскопки на территории Синда, своему помощнику Горовикову, Лодейников, пользуясь своим новообретенным авторитетом в органах власти, без проблем сформировал и оснастил новую археологическую экспедицию, которой предстояло основательно прошерстить горные массивы в окрестностях вероятного места расположения древнего захоронения. В состав экспедиции вошли в основном студенты и преподаватели исторического факультета Челябинского университета, уже не мало успевшие поработать на раскопках Страны городов. Поскольку сама гробница наверняка была умело скрыта от посторонних глаз, на первом этапе усилия решено было сосредоточить на поисках расположенной рядом статуи, ну, или хотя бы того, что осталось от нее за прошедшие тысячелетия.

Первое время поиски были совершенно безрезультатными, пока Денис Вощанов, присоединившийся к экспедиции челябинский студент, не обратил внимание на странную форму некоторых валунов большой каменной осыпи, обнаруженной как раз в этом районе. Если специально не приглядываться, вряд ли кто-нибудь угадал бы в этих древних, покрытых мхом камнях обломки гигантской статуи, но люди, знающие, что искать, конечно же, не могли пройти мимо.

Наиболее подозрительные валуны были спешно очищены от напластований мха и лишайника, старательно сфотографированы со всех сторон и помечены на подробном плане местности. Как только их цифровые изображения попали в экспедиционный компьютер, специальная программа построили их трехмерные компьютерные модели и, повращав в разных плоскостях, определила совпадающие по форме поверхности - места вероятных расколов. И вот уже перед археологами предстали контуры всего каменного исполина. Она действительно достигала в высоту двухсот локтей, как и было сказано в летописи, и можно было даже приблизительно установить, откуда именно она свалилась. Прошерстив склон соседней горы, археологи обнаружили площадку, служившую подножием статуи, а на ней остатки гигантских каменных ступней. Значит, где-то рядом должна находиться и усыпальница.

Шумеры умело прятали захоронения своих царей, и Лодейников не сомневался, что и здесь маскировка была наведена по высшему классу. Вот только хоронили они своих покойников в мягкой земле, а не в скальном монолите, да и гробницы делали на одного человека, а не родовые, с постоянными подзахоронениями, следовательно, законопатить все так, чтобы ни одной щели не осталось, никак не могли. И в самом деле, чуть повыше площадки обнаружилась засыпанная каменной осыпью и заросшая кустарником щель между двумя скальными выступами. Расчистить ее особого труда не составило, и тут выяснилось, что она является началом узкого прохода, ведущего вглубь горы. Внешне это очень напоминало ход обычной карстовой пещеры, и лишь необыкновенная прямота прохода и его равномерный уклон свидетельствовали о его искусственном происхождении.

Ход в итоге привел в тупик, но Лодейников был стопроцентно уверен, что тупик этот ложный. Где-то тут находится скрытая камера, вероятно, замурованная, а место прохода в нее еще и заштукатурено под цвет окружающего камня. Он отдал распоряжение простукивать стены, и через некоторое время по изменившемуся звуку археологи поняли, что в одном месте за не слишком толстой стенкой явно находится какая-то полость.

Памятуя о проклятии Тутанхамона и предполагая, что в давно изолированном от внешнего мира помещении вполне может таиться какая-нибудь древняя зараза, Филипп отдал всем распоряжение покинуть проход, а для вскрытия гробницы выделить особую группу, одетую в защитные противочумные комбинезоны. Так и было сделано, и, наконец, "штурмовая группа" оказалась готова к проникновению в усыпальницу. В ход пошли ломы, и быстро выяснилось, что проход в погребальную камеру заделан ничем иным, как сырцовым глиняным кирпичом, действительно успешно декорированным какой-то штукатуркой, сделанной, вероятно, с использованием тертого камня. Выбить эти кирпичи большого труда не составило, и перед исследователями предстал похожий на пещеру обширный зал, заставленный двумя рядами каменных саркофагов по шесть штук в каждом.

- Ровно дюжина, - пробормотал Лодейников, пробираясь между саркофагами и вглядываясь в надписи, нанесенные на их боковые грани. Некоторые из этих имен уже были ему знакомы по переведенной части летописи. - На том "фонтане", если меня память не подводит, было изображено несколько больше правителей страны. Почему же их хоронить-то здесь перестали? Место для еще одного ряда явно нашлось бы, да и в ряд можно втиснуть больше захоронений. Может, все дело в том, что двенадцать у них - это какое-то священное число?

- Филипп Игоревич, а саркофаги эти мы сейчас будем вскрывать? - отвлек его от размышлений все тот же Вощанов.

- Да, Денис, обязательно, - отозвался Лодейников. - Мы, конечно, не специалисты по эксгумации трупов, но тут, по сути, и эксгумировать-то нечего - все наверняка давно истлело.

С саркофагов были аккуратно сняты крышки, и археологи уставились на скелеты членов правящей династии Индраварты. Лодейников медленно переходил от одного саркофага к другому. Особо богатых украшений на покойных не было. Голову основателя династии венчал простой бронзовый шлем, даже без единого драгоценного камешка, вставленного для украшения. Потомки его драгоценностей не чурались, а на Артадаме был настоящий золотой шлем, но все же по сравнению с теми же египетскими фараонами правителей Индраварты хоронили очень скромно, словно были уверены, что в загробной жизни усопшим никакие золотые побрякушки точно не понадобятся. Иное дело мечи! Они лежали в каждом из саркофагов и сделаны были очень добротно, в основном из качественной бронзы, а меч Джайанта вообще поразил Филиппа своим лезвием из белого металла. Серебро, причем даже не окислившееся? Но это же слишком мягкий металл, чтобы использовать его в бою, а Джайант уж точно был настоящим воином и наверняка предпочел бы реальное боевое оружие любому церемониальному.

Лодейников осторожно извлек меч из саркофага. А тяжелый-то какой! Нет, это явно не серебро, а что же тогда? Почему-то вдруг вспомнилось о платиново-иридиевом сплаве, из которого изготавливают эталоны мер и весов и который по идее очень длительное время не должен менять ни своего веса, ни своей формы. Вот только откуда у арьев могла взяться платина? До Забайкалья, что ли, добрались? Надо бы не затягивая отдать его на экспертизу.

Филипп прошелся вдоль саркофагов, вглядываясь в лежащих там. Увиденное являло собой яркую картину вырождения. Основатель династии был настоящим богатырем, ростом за метр восемьдесят точно. Его внук Артадама тоже отличался немалыми габаритами, а вот покойники в конце второго ряда больше напоминали средневековых рыцарей, в чьи доспехи с трудом втиснется современный пятиклассник. И что уж совсем поразительно, у обитателя крайнего саркофага был перерублен шейный позвонок, причем не как-то наискось, а прямо-таки ювелирно. Это что же получается, данного императора казнили путем отрубания головы?! Если его до этого свергли, то почему захоронили здесь, среди других живых богов? И почему, кстати, в этой усыпальнице меньше людей, чем было изображено на том "фонтане"? Последующих правителей стали хоронить где-то в другом месте? А что если это была смена династии и этот казненный - последний в своем роду? Переведенные к данному моменту летописи Индраварты не могли разрешить этих вопросов, поскольку переводчики добрались пока только до ничем не примечательного правления Бхарата - вон он тут лежит вторым во втором ряду. Решив, что в свете сложившихся обстоятельств стоит максимально ускорить перевод, Лодейников распорядился отправить на экспертизу меч Джайанта и все без исключения найденные черепа, последние как для генетического анализа, так и для снятия слепков для определения вероятной внешности их обладателей. Саму усыпальницу решено было взять под охрану.

Вскоре проведенная химическая экспертиза показала, что исследуемый меч действительно был откован из самородного сплава платиновых металлов, причем пошедшие на его изготовление самородки скорее были добыты в Забайкалье. Генетический анализ останков в свою очередь подтвердил, что все их обладатели находились друг с другом в прямом родстве, причем двое являлись однояйцевыми близнецами. Восстановление облика по черепам дало несколько неожиданный результат. Владельца отрубленной головы, похоже, не было среди фигур, изображенных на золотом "фонтане", хотя остальные одиннадцать обитателей усыпальницы там явно присутствовали. Значит, его все же сочли недостойным увековечивания, возможно, из-за какого-то совершенного им преступления. Ну а в гробницу-то тогда зачем положили? Похоже, ответы на все эти вопросы могли дать только не переведенные пока летописи.

Как ни спешил Васашатта поделиться с императором откровениями Даниса, обратно он все же отправился прежним путем, а не через южные степи, и не только опасность столкновения с разбойниками была тому причиной. Полученные сведения настолько переворачивали, все сложившиеся в высших кругах Индраварты представления, что делиться ими следовало осторожно и очень нужен был совет знающего и при этом надежного человека. Таковым Васашатта считал Шуттарну, и поэтому из Вары направил свой караван на север, планируя пересечь границу в Каменном Поясе. Путешествие по арианской земле прошло благополучно, и приятели встретились в одной из приграничных крепостей.

- Ну что, удалось выполнить высочайшее поручение, или демонопоклонники опять уперлись? - приветствовал друга Шуттарна.

- Если подходить формально, то вполне удалось, но по сути арианские вожди просто кинули нам кость и расселись наблюдать, как мы ей давимся.

- Это что же, арианцы потеряли интерес к Яицким степям?!

- Не потеряли, разумеется, и не только к ним, но они больше не хотят терять там своих людей и ждут, когда арьи сами их покинут вследствие проклятия.

- Какого еще, демоны побери, проклятия?!

- Того самого, о котором твердил твой полоумный шраман. Теперь я точно знаю, кто его наложил, когда и при каких обстоятельствах, высшие маги Ариана этого не скрывают.

- Так кто же?

- Йима собственной персоной! Он, оказывается, был не только талантливым военачальником, но и истинным внуком своего деда, унаследовавшим его способности к колдовству. Все удивлялись, какой асур надоумил его спалить самый надежный опорный пункт на всем Каменном Поясе, да при этом еще и богатейший источник меди, а оказалось, что он этим просто мстил аркаимцам за своего дядю, которого горожане, по его мнению, предали. И да, весь этот жуткий пожар в сакральном смысле действительно являлся жертвоприношением Агни, твой Девдас не соврал. Как он, кстати, поживает?

- Да что ему сделается, - махнул рукой Шуттарна. - Жив и здоров этот отшельник, по-прежнему фанатично молится Индре, вот только смущать своими речами других больше возможности не имеет. Но причем тут наши степи? Если верить Девдасу, проклятие касалось только Аркаима.

- Девдас передавал сплетни, поведанные ему магами самых низших степеней посвящения. На самом деле это проклятие затрагивает далеко не один только Аркаим. Его, конечно, в первую голову, но его шлейфом накрывает весь Каменный Пояс без исключения, а кисеей, скажем так, вообще всю нынешнюю территорию Индраварты. Арианская верхушка всегда об этом знала и только потому не делала попыток присоединить наши земли. Грабительские набеги, разумеется, на в счет. Но что там наколдовал Йима, это еще полбеды. Беда в том, что от нас, похоже, отвернулся и сам Варуна, и уж его проклятие будет посильнее!

- Но он же по-прежнему принимает наши жертвы! Что за бред?!

- Можешь не верить, но я слышал это из уст Даниса, одного из высших магов Ариана. Если вспомнить, как нестерпимо поклонники Митры относятся ко всякому обману, вряд ли бы он осмелился сознательно лгать.

- Допустим, но как он это объясняет?

- Он говорит, что Варуна не может простить нам безвинного пролития крови его потомка. Нельзя не признать, что Артэхшэтру действительно злодейски убили.

- А сами арианцы разве не виновны в том же самом? Гириша тоже подстрелили против всяких законов!

- Да, и именно за это Варуна и наслал на них то грандиозное наводнение, когда во всем Поитилье уцелела одна только Вара. Так что они, считай, уже расплатились, а вот мы еще нет!

- Да с момента того убийства уже больше двух веков прошло! И где же следы воздействия этого проклятия?

- Да, пока оно не проявляется, но именно что пока. Данис уверяет, что Варуна воздействует на нас через свои собственные изображения и главной угрозой является та самая его статуя, которая символизирует власть вседержителя над нашей землей. Якобы люди подспудно это чувствуют, и именно потому владык Индраварты перестали хоронить в родовой усыпальнице Варуны. Но такая статуя только одна, и большинство наших земель очень далеко от нее отстоит, зато вот это изображение, - тут Васашатта продемонстрировал собеседнику хеман, - носит при себе каждый кроме откровенных бедняков. Недаром арианцы переливают наши монеты в простые золотые слитки. Чтобы не сучилось беды, следовало бы вывести эти монеты из обращения, но как внушить эту мысль Самрату?

- По-моему, владыка и так уже ей руководствуется, - съязвил Шуттарна, - поскольку жалованье воинам поступает с большим опозданием и далеко не всегда в полном объеме. Мне лично страшно представить, что тут начнется, если нас совсем оставят без денег. А вот наводнения лично я не боюсь, по крайней мере наши крепости в Каменном Поясе все стоят на возвышенности, и я даже не представляю, как их вообще может затопить? Чем еще нам может грозить Варуна?

- Достаточно уже того, что он лишил нас своего покровительства, а все остальное асуры доделают сами. Их усилиями проклятие Йимы крепнет на всей нашей земле, и грозит оно нам отнюдь не только наводнениями. Данис упоминал, что нас могут ждать землетрясение, мор и голод, и тогда останется только спасаться бегством. Собственно, именно эти бедствия и станут признаком, что проклятие Йимы вошло в полную силу.

- Погоди, - посмурнел Шуттарна, - не хочу нагнетать страхи, но в последнее время у нас тут происходит что-то очень подозрительное. Собаки беспричинно воют и даже норовят сбежать из крепости, лесное зверье тоже куда-то периодически куда-то все девается. Так что ты, Васашатта, лучше поспеши к владыке и донеси ему, что наговорил тебе этот самый Данис. Может быть, еще поздно...

Васашатта действительно поторопился добраться до столицы, где доложил об успешном выполнении возложенной на него миссии. Аудиенцию у императора ему дали незамедлительно. Не утруждая себя восхвалением достоинств подписанного договора, Васашатта сразу перешел к тому, что его беспокоило, и поведал властителю и о проклятии Йимы, и о его возможных последствиях, и о гневе Варуны, и о том, какую опасность могут таить его изображения на золотых монетах. Самрат к его рассказу отнесся крайне скептически и никак не хотел поверить в то, что угроза его власти исходит от тех самых золотых кругляшей, которые еще со времен Тушратты принято было считать основой благоденствия Индраварты. Посла холодно оборвали и посоветовали не нести всякую дичь, внушенную ему демонопоклонниками.

Васашатта вернулся домой в крайне расстроенных чувствах. Помимо словесной взбучки, полученной от владыки, на князя давило что-то еще, какое-то смутное предчувствие чего-то нехорошего, которое вот-вот произойдет, и он даже не в состоянии никак на это повлиять. Беспокойный сон никак не способствовал восстановлению сил. Когда перед рассветом князь попытался впасть в дрему и ему это даже, похоже, удалось, он был разбужен ощутимым толчком. С трудом поднявшись на ноги, князь ощутил еще один толчок и, расширив глаза, смотрел, как покачиваются стены его глиняного жилища.

Вообще-то к землетрясениям обитателям Синда было не привыкать. Регулярно трясло не такой уж далекий Алтай, да и верховья Иртыша отличались подобными катаклизмами. Но сейчас сейсмические волны пришли с запада, со стороны Каменного Пояса. Масштаб бедствия стал понятен, только когда оттуда примчались гонцы.

Гигантская статуя Варуны, вырубленная из скалы, рухнула, перекрыв подход к гробнице, да и сам вход в последнее пристанище основателя имперской династии и одиннадцати его потомков оказался завален каменной крошкой, сошедшей со склона в ходе обвала. Разрушены оказались и несколько последних действующих крепостей Каменного Пояса. Сам сатрап провинции чудом спасся, выбравшись из-под завала. Несколько кшатриев из его свиты погибли в ту ночь, а вот содержавшийся в крепости смутьян Девдас не только благополучно уцелел, но и, воспользовавшись всеобщей суматохой, сумел улизнуть через пролом, где крепостная стена, не выдержав сокрушительного толчка, обрушилась в соседний ров.

Сколько еще людей в селениях Каменного Пояса погибло в ту ночь, никто даже не стал считать. Хорошо еще, что строения там были сплошь одноэтажные и с не очень тяжелыми потолками. Многие даже в столице никак не могли отойти от шока, но зато всем, слышавшим доклад Васашатты императору, стало ясно, что пророчества арианского мага Даниса начинают сбываться.

Индравартская знать ни в какую не желала уступать внезапно обретенное право избирать себе императоров, и после смерти Джасвонта его старший сын не наследовал трон. Состоялись новые выборы, на которых победил амбициозный, но, увы, особо не блещущий талантами Акил. Единственное, в чем он по-настоящему преуспел, так это в интригах.

Новый властитель вбил себе в голову, что сможет восстановить единство Индраварты, чего не удалось добиться даже великому Джасвонту. На первый взгляд основания для его претензий имелись. Восточная часть империи вполне уже оправилась после нашествия Йимы, и даже потеря важнейшей металлургической базы в Каменном Поясе частично была компенсирована выплавкой меди в южных степях, где обнаружились огромные запасы руды, и на Алтае, где раньше плавили только золото. Золота, кстати, в казне хватало, и на него Акил сумел приобрести и значительное количество боевых колесниц, и поставить на государственное довольствие новые отряды кшатриев.

На западе, между тем, царила настоящая разруха. После катастрофического наводнения поголовье скота далеко еще не достигло прежних размеров, люди жили чуть ли не впроголодь, даже вынуждены были иногда есть собственных коней, что в прежнем Ариане и представить себе было невозможно. Арианские вожди, тем временем, не имея над собой сильной царской власти, с упоением предавались усобицам. Простой люд бежал от них все дальше на запад, основывая поселения и на Донецком кряже, и даже на берегах Данаприса. Где-то там, кстати, обнаружились не очень значительные, но все же запасы медной руды, что позволило организовать производство и по мере сил снабжать общинников бронзовым оружием взамен утраченного. Но так далеко не проникали даже имперские лазутчики, и истинные возможности арианцев оставались неизвестными Акилу.

Будучи по натуре своей не воином, а демагогом, Акила сделал сперва попытку вернуть раскольников в лоно империи мирными средствами. Арианским вождям и всем их дружинникам было обещано включение в состав воинского сословия, получающего жалованье из казны, перспективы завоевательных походов на богатые земли Закавказья и Северной Месопотамии, где уже вовсю действовали сбежавшие из империи дарды, и даже производство особо отличившихся в сатрапы новозавоеванных земель. Условий новоиспеченным кшатриям выставлялось всего три: признать верховную власть императора, то есть самого Акила, отказаться от почитания Митры и почитать отныне Индру вместе с возглавляемыми им дэвами.

К удивлению императора арианцы заартачились. Митра почему-то оказался для них дороже верного куска хлеба, и собравшийся Совет вождей после недолгой дискуссии отверг предложения восточного соседа и изгнал его послов.

Таким положением дел Акил был крайне раздосадован. Проклятые демонопоклонники не желали контактировать с ним ни всем скопом, ни даже поодиночке. Если кого-то из них и удавалось подкупить огромными суммами золота, то проку от этого не было никакого. Стоило в Совете вождей одержать верх какому-нибудь новому брутальному воителю, как все достигнутые договоренности тут же обращались во прах, а подкупить весь Совет Акил даже не рассчитывал.

Где никак не удавалось взять верх ни словом, ни золотом, оставалось надеяться лишь на остроту копий. Акил предпринял несколько завоевательных походов в земли Ариана. Беспрепятственно дойти обычно удавалось лишь до Итиля, а дальше неизменно возникали трудности с проведением переправы. Мобильные отряды арианцев настигали имперцев, где бы те ни высадились, и тут же брали в ножи. Чертова Вара оставалась неприступной, а в мелких поселениях и поживиться-то было нечем. Войско роптало, не желая идти на верную смерть ради сомнительных подачек. А тут еще ярко проявилась бездарность имперских полководцев, назначенных Акилой на их посты по один Индра знает каким критериям. Никому из них не удалось нащупать правильную стратегию в борьбе с летучими арианскими отрядами, и, не добившись генерального сражения, в котором можно было бы сокрушить противника одним мощным ударом, они только изматывали собственные войска в бессмысленных погонях за ускользающим противником, теряли массу людей в засадах и, подыстратив все ресурсы, в какой-то момент просто вынуждены были убираться восвояси. Акил бушевал, низвергал проштрафившегося военачальника, ставил на его место очередного своего фаворита, и все повторялось по новой.

Разочаровавшийся в своей высокой миссии Акил согласно слухам даже пытался покончить с собой, но даже это у него не вышло. В старости он впал в маразм, и придворным пришлось управлять страной, не оглядываясь на владыку. Когда он, наконец, опочил, все вздохнули с большим облегчением.

Акил скончался, но не померла еще его идея. Индравартской знати надоело его былое краснобайство, и, выбирая нового правителя страны, она решила вернуться к тому, от чего четверть века назад так легкомысленно отказалась. Императором был избран Бхаспар, внук великого Джасвонта.

Увы, вместе с генами молодому властителю не передались полководческие таланты деда! Бхаспар избрал тактику лобовой атаки на непокорный Ариан, отказавшись только от попыток переправить свое воинство через Итиль чуть ли не под самыми стенами Вары. Разумно рассудив, что арианцы не в состоянии контролировать все протяжение берегов великой реки, он начал поход на севере, быстрым маршем преодолел горы Каменного Пояса, форсировал Яик в его верхнем течении и, сметая редкие арианские заимки, дошел лесами до берега Итиля, достаточно пологого в этом месте, чтобы без помех навести переправу. Перебросив большую часть своей армии на западный берег, он приказал начать марш на юг.

Проблемы начались почти сразу же. Оказалось, что колесницы, такие быстрые в степи, очень плохо приспособлены для передвижения в холмистой и лесистой местности, да еще и при полном отсутствии дорог. Войску арьев приходилось прорубаться сквозь чащобы. Очень хотелось пустить вперед себя пал, благо ветер дул не с юга, но Бхаспар благоразумно решил, что лесной пожар будет видно издали и арианцы могут насторожиться.

С большим трудом арьи добрели до места, где Итиль круто сворачивает на восток, на нем возникают пороги, а холмы становятся такими высокими, что напоминают уже настоящие горы. Бхаспар понимал, что тут вдоль берега его колесницам уже точно не пройти, к тому же река дальше сделает петлю и, если ее срезать, можно будет сэкономить немало времени. Как по заказу, в этом месте от Итиля на юг отходила долина небольшой речушки, и даже если дальше придется преодолевать перевал, это все равно окажется быстрее, чем тащиться по берегу. Император решил рискнуть и отойти от Итиля. Так его воинство углубилось в Жигули.

Бхаспар, конечно, в детстве изучал историю и обязан был помнить, как войско его пращуров, Мохана и Прашанта, угодило в засаду на Алтае, и тогда только полководческий талант Абхиджита помог переломить ситуацию. Когда долина, по которой продвигалась армия арьев, оказалась в тесном окружении двух очень высоких холмов, у него мелькнула мысль, что неплохо было бы пройти поверху, по самому гребню холма, но поди заберись на такой крутой склон, да еще и с колесницами! Арианцы давно уже не давали о себе знать, и император решился. Воинская колонна втянулась в теснину, растянувшись вдоль берега речушки.

Арианцы, как выяснилось, историю знали не хуже и хорошо помнили, как именно тохары некогда подловили их предков. Место для засады было подобрано идеально. Колонне арьев дали возможность зайти подальше, после чего на нее сверху градом посыпались стрелы, да не с каменными наконечниками, какие были у нищих тохаров, а из хорошо заточенной бронзы! Вслед за стрелами с горы покатились, ломая кусты и подлесок, заготовленные загодя тяжеленные бревна. Добравшись до цели, они буквально сметали строй арьев, разрывая колонну на части. Бежать было некуда, разве что топиться в речке. Отчаянная попытка подняться вверх по склону в пешем строю на сей раз удачи не принесла, поскольку кшатрии давно уже отвыкли воевать пешими, да и навыки лазания по горам утратили после того, как их предки покинули Каменный Пояс.

Разгром оказался полнейшим. Та часть армии Бхаспара, что осталась на восточном берегу Итиля, ничем не могла помочь своему императору. Из-за речных порогов здесь и переправляться-то было опасно. Жалкие остатки разбитой колонны, в основном из состава арьергарда, бежали на север, арианцы потом еще долго отлавливали их по лесам. Сам Бхаспар со всей своей свитой попал в плен. Его привезли в Вару и вынудили взамен на освобождение признать независимость Ариана в установленных еще Вивасвантом границах. Делать было нечего, и Бхаспар, скрипя зубами от унижения, подписал соответствующий договор. Так раскол наконец-то был юридически признан обеими сторонами.

Потерпевшего крах и утратившего весь свой воинственный пыл владыку Индраварты арианцы отпустили на свободу. Его спутников и рядовых кшатриев пришлось выкупать из плена за счет имперской казны.

Признавшие друг друга державы обменялись посольствами, и на том ситуация временно стабилизировалась. У арианцев еще не было сил тревожить соседей набегами, а арьи после столь показательного разгрома утратили всякое желание воевать. Бхаспар мирно доживал дни, никуда не выезжая из Синда, и вслед за ним вся Индраварта медленно погружалась в спячку.

Лодейников вчитывался в переведенные тексты летописи Индраварты, описывающие года правления еще шести императоров, поминутно ловя себя на желании схватиться за голову. Прочитанное напоминало одновременно хроники европейских религиозных войн времен Реформации, авантюрный роман низкого пошиба и какой-то мистический триллер. Уже на первой странице появились имена, которые он никак не ожидал увидеть здесь, да еще в подобном контексте.

Ангра и Мазда - олицетворение, соответственно, темных и светлых сил у иранцев. Да, он где-то читал, что якобы силы тьмы, овладев материальным миром, захватили в плен частицы света и, пока последние не будут освобождены все до единой, борьба светлых и темных сил за этот мир никогда не прекратится. Неужто появлению этой возвышенной легенды послужила всего-навсего свара двух близнецов за имперскую корону, закончившаяся изгнанием одного из них?! Летопись явно намекала, что да, именно так все и было. Тому, что события потекли именно по такому руслу, способствовала и полная бесхребетность папаши враждующих сторон, который не мог не понимать, что этим двум молодым хищникам на одном троне не ужиться, но при этом оказался не готов отдать предпочтение ни одному из них, пусть, мол, судьба сама их рассудит! Ну, судьба-то, конечно, рассудила, только она, как известно, дама изменчивая и в состоянии в один момент смешать все карты в игре. Итак, тряпка Бхарат предпочел умыть руки и остаться в стороне от сыновних дрязг, чем заложил мощную мину под собственную державу, но память по себе все же оставил. Недаром, выходит, у персов возникла легенда о Зерване, отце Ангры-Манью и Ахуры-Мазды, индифферентном к добру и злу.

Итак, осиротевшие близнецы, собачащиеся между собой с младых ногтей, немедленно вступили в схватку за верховную власть. Положение осложнялось тем, что в качестве небесных покровителей они приняли себе разных богов. Мазда, горячий поклонник Митры, настолько понадеялся на помощь своего кумира, что предпочел ждать дня для начала выступления, ведь Митра считался владыкой дневного светила, но его брательник Ангра заморочиваться не стал и устроил сторонникам братца полный аналог Варфоломеевской ночи. Победив, он, однако, не стал расправляться с братом, а предпочел просто выслать его куда подальше вместе с потомством, заставив перед этим поклясться не претендовать престол, пока жив хоть один прямой потомок самого Ангры по мужской линии. Мысль, что может случиться, если все эти потомки все же перемрут, его явно не посещала или оказалась просто не интересной. Ну да, права своих сыновей и будущих внуков он защитил от возможных посягательств, и какое ему дело до прав представителей всяких там боковых ветвей чрезмерно разросшегося рода Варуны? Итак, Ангра пожинает плоды победы, не уставая благодарить за нее Индру, а проигравшая сторона не по своей воле переселяется к черту на кулички, а точнее, в то место, где вскоре начнет формироваться срубная культура. Там Мазда доживает свои дни, сетуя на собственную непредусмотрительность и на коварство брата близнеца, уже не надеясь когда-нибудь вернуться в Синд, но продолжая молиться Митре. Сетуй - не сетуй, но выживать как-то надо, приходится вступать в отношения с местным населением, которое, конечно, в богословских спорах не понимает ни черта, но которое по традиции почитает того же Митру и которому, конечно же, лестно, что в их позабытом богами селении проживает высокородное княжеское семейство, претендующее на божественное происхождение. В итоге сын изгнанника, наплевав на родовую спесь, женится на девушке не из своей касты, пусть и из той же варны брахманов, и его собственный сын затем проделывает то же самое. Думал ли злосчастный изгнанник, ради продолжения рода давая согласие на неравный брак, что тем самым зачинает новую династию правителей Индраварты и что сам он, ни дня не правивший страной, будет приравнен в своей божественности к императорам, а те племена, с которыми он вынужденно породнился, станут в будущем отдельным народом, что будет почитать его, Мазду, в качестве бога, равного асурам, а потом, когда все эти династические имперские дрязги окончательно позабудутся, то, с легкой руки Заратустры, и в качестве верховного божества светлых сил? Никогда не предугадаешь неожиданные повороты своей собственной судьбы...

Торжествующий победитель, в свою очередь, вряд ли предполагал, что счастье отвернется от его семейства, что при двух сыновьях у него будет один единственный внук, да и тот женоненавистник, и на том его род пресечется. И что уж совсем обидно, собственный народ не запомнит его усилий по возвеличиванию Индры и дэвов, и, даже будучи включен в пантеон, он затеряется среди там среди бесчисленных малозначимых богов, не достойных упоминания в ведах, зато враждебная сторона его не позабудет и возвеличит впоследствии в качестве верховного владыки темных сил. Парадоксальная судьба - остаться в памяти только у врагов.

Дальше история Индраварты взбрыкнула как норовистый конь. Последний из потомков Ангры помирает, не оставив наследников, и двое его ближайших друзей, понимая, что при новом правителе им ничего не светит, решают посадить на трон императора, который будет обязан им своей властью. В поисках подходящего варианта они, конечно, не могут пройти мимо изгнания Мазды и, разобравшись с его юридическими тонкостями, осознают, что именно здесь их реальный шанс, разумеется, если они первыми сумеют добраться до изгнанного семейства. Будучи умелыми интриганами, они с успехом проворачивают свою авантюру, и тут их ожидает встреча с брутальным степным разбойником, еще и знать не знающим, что волею изменчивой судьбы он стал теперь первым претендентом на имперский трон. Но, будучи просвещен на этот счет, он, конечно же, готов драться за свои законные права и вступает в союз с заговорщиками. Дальше происходит бросок собранной им орды с берегов Волги на берега Иртыша, захват столицы при попустительстве возглавляемой одним из заговорщиков городской стражи и жанровая сцена во дворце, когда будущий император лупцует плетью недовольных его появлением столичных аристократов. Какой боевик можно снять по такому сюжету - пальчики оближешь!

Но любая победа имеет свою цену. В результате фактического переворота в Синде воцаряется человек безо всякого образования и дворцового воспитания, по сути, мужлан из низов, да еще и с огромным криминальным опытом. Да и основное его окружение ему под стать. Все эти люди абсолютно не сведущи в государственных делах, руководить умеют разве что разбойничьей шайкой, а поскольку огромной страной как-то все же надо управлять, те два авантюриста из числа местных аристократов оказались просто-таки незаменимыми фигурами. Ну что ж, выпавший им шанс они реализовали на все сто и теперь будут, что называется, в полном шоколаде, а вот как там с самочувствием остального общества?

Прежняя элита отстранена от дел и жестоко унижена. Простые горожане? Они, конечно, вынуждены будут смириться с новой властью, но вряд ли ее полюбят. Во-первых, внезапная смена религиозных приоритетов. Людей десятилетиями приучали молиться преимущественно одному богу, а теперь на первый план выходит совсем другой, пусть и в рамках общей пока религии. К тому же окружение нового правителя - это люди другой культуры и, скорее всего, руководствующиеся совсем иной моралью. Как их можно воспринимать своими? Только язык общий, да и то, скорее всего, какие-то диалектные различия присутствуют. А если своих правителей ты почитаешь чужаками, да и сам ты для них тоже не свой, о каком национальном единстве может идти речь? Тут уж, помимо религиозного, и этнический раскол явственно проглядывает. Короче, заговорщики, обеспечив свое благополучие, только приблизили развал страны.

Текст, посвященный следующему правлению, заставил Филиппа поежиться. Нового правителя Индраварты все его подданные считали магом, и он старался не обманывать их ожиданий. Допустим, все его "чудеса" можно расценить как обычные фокусы, но вот политику он вел очень странную, совсем нетипичную для обычного восточного деспота. Что интересно, в летописях тут снова всплыл Аркаим, теперь как место, где Магуш проводил свои таинственные богослужебные церемонии, сопровождаемые обильными жертвоприношениями. Кажется, даже чрезмерно обильными. Но зато теперь, во всяком случае, становится ясно, откуда пошла описанная в Авесте традиция приносить разом в жертву сто коней, тысячу быков и десять тысяч овец. Правитель столь богатого государства, наверное, мог себе это позволить, а вот его последователи - вряд ли. Ну, а о том, что центральная площадь Аркаима использовалась именно для жертвоприношений, говорили уже давно, здесь - никаких сенсаций. Сенсацией, скорей, можно посчитать форму этих богослужений. Какое-то театрализованное представление для ограниченного числа лиц, кончающееся сексуальной оргией... Уж очень все смахивает на мистерии. А почему бы, кстати, и нет? В позднем митраизме точно существовал тайный культ, неразрывно связанный с мистериями. Стало быть, именно Магуша следует признать настоящим родоначальником митраизма? Очень может быть. Вон, у него на "золотом фонтане" и головной убор соответствующий, он до сих пор в ходу у священнослужителей и именуется именно митрой. Может, на тех тайных богослужениях и евхаристия присутствовала, благо жертвенного мяса и крови на них было в избытке. Да и само имя Магуш по-персидски означает "маг", может, именно с него и пошло это название служителей богов у иранцев? У индравартской знати таких имен не было, стало быть, его, скорее всего, дала мальчику его туземная мать, которую летописи без околичностей именуют колдуньей и утверждают, что это якобы именно она передала сыну свои родовые тайные знания. Ну, можно принять в качестве гипотезы.

А как, кстати, звали того ребенка, что был зачат Магушем в ходе первой из таких оргий? Батюшки, Вивасвант! Персонаж, присутствующий в индийском пантеоне, но куда более важную роль играющий в пантеоне иранском. Если это тот самый Вивасвант, то до этнического раскола действительно остается недолго.

Дальше, конечно, начинается откровенный триллер с восстанием мертвеца из могилы и собственноручной казнью новоявленного претендента на престол. Ну, допустим, это была не настоящая смерть императора, а всего лишь летаргический сон, но и в таком случае уж слишком вовремя он проснулся! И кстати, казненного им звали Парраттарной. А не тот ли это самый Парраттарна, что лежит в гробнице Варуны с перерубленным шейным позвонком? Очень вероятно, но тогда встает вопрос, кто и когда этого обезглавленного мятежника, ни дня не занимавшего престол, положил рядом с опочившими живыми богами? Мятежников так точно не хоронят! При этом правителей из новой династии стали хоронить уже в земле, вероятно, следуя племенным обычаям их матерей, и захоронения эти просто до боли напоминают традиции похорон в культуре срубов. Не оттуда ли, кстати, эти традиции и пошли?

Лодейников задумался, почему имени Магуша не осталось в легендах. Ну, допустим, для праиндийцев он всегда был черным магом и ничего, кроме страха, им не внушал. Злодей обычно остается в истории вместе с героем, который его поверг, но Магуш сам повергал всех своих противников, и вспоминать о нем это значит вновь и вновь переживать психологическую травму. А вот праиранцы почему забыли столь активного проповедника культа своего любимого Митры? Стоп, а не Заратустра ли тому виной? Когда он реформировал иранский религиозный культ, Митра перестал считаться главным олицетворением сил Света и был низведен до роли посредника между миром богов и миром людей. Магов, проповедовавших прежний культ, стали тогда жестоко преследовать якобы за излагаемую ими ложь, чему, стоит признать, немало поспособствовал один из этих самых магов, попытавшийся присвоить себе власть в Персидской державе. Так что это за "ложь" такая была? Не тайное ли учение о Митре, созданное Магушем? Тогда ничего удивительного, что любые знания о Великом Маге постарались изгнать из людской памяти вместе со всем его учением, и лишь отдельные введенные им обряды и атрибуты культа чудом сохранились, но уже безо всякой связи со своим создателем. Ну что ж, как говорили римляне, "так проходит земная слава".

Летописные тексты, связанные с правлением Артэхшэтры, были переведены еще не до конца, но в них содержалось упоминание о назначении Вивасванта сатрапом провинции, включающей все имперские земли, расположенные западнее Волги, где, собственно, и отбывали ссылку его предки и где он наверняка должен был пользоваться поддержкой местного населения. Одновременно прояснилось, что в действительности представлял собой найденный в императорской сокровищнице "золотой фонтан". Оказывается, священный алтарь всех Адитьев. Ну, что-то такое и можно было предполагать, судя по наличию там фигур семерых божественных братьев и их матери. Куда больший интерес представлял состав живых богов, размещенных на нижнем ярусе. Как теперь выяснилось, там были изображены не только реально правившие Индравартой императоры, но и Мазда со своим сыном Прабху, так и помершие в изгнании, а также супруга Вира Рузида. Все это явно должно было символизировать равные права на имперскую власть обоих близнецов - сыновей Бхарата, а равно и их потомков. И вот они стоят здесь в едином строю, начиная с Варуны и заканчивая Артэхшэтрой, при котором и был отлит алтарь, только у тех, кого не короновали, нет головных уборов, напоминающих императорскую корону, да и голову Магуша вместо короны венчает митра, что явно должно означать, что он прежде всего был Великим Магом и лишь потом - императором. А вот Рузида каким образом сюда попала, коли жен других императоров здесь нет и в помине? А не потому ли, что она по легенде передала свои ведовские знания сыну Магушу, по сути и сделав его тем, кем он стал? И если сам он тут, возможно, играет роль земного воплощения Митры, то не считали ли по аналогии его мать земным воплощением богини Адити? Если так, то ее присутствие на алтаре вполне объяснимо.

Ну что ж, загадки, связанные с пресловутым "золотым фонтаном", можно считать разрешенными, и лишь присутствие Парраттарны в гробнице Варуны все еще требует своего объяснения. А впрочем, найденные летописные тексты переведены еще далеко не до конца, очень может быть, что и ответ на эту загадку там отыщется. Эх, побыстрее бы только работали переводчики!

После случившегося землетрясения к Васашатте при дворе стали прислушиваться куда внимательнее, что было, конечно, плюсом. Минусом стало то, что именно его теперь стали отправлять разбираться во всех аномалиях, которые хоть как-то могли быть связаны с пророчествами Даниса, а сообщения о таковых поступали то и дело, особенно часто - связанные со всякого рода болезнями. Васашатта ничего не понимал во врачевании и совсем не желал покидать Торговый приказ, с которым он за несколько лет службы успел уже практически сродниться, да и оставлять надолго молодую жену с малолетним сыном тоже никак не хотелось - даже за то время, пока он ездил с посольством в Ариан, Юджеш успел основательно отбиться от рук, но с императором не поспоришь, и приходилось теперь почти все время пребывать в разъездах.

Большинство сообщений на поверку гроша ломаного не стоили. Просто подтверждалась давняя истина, что если жить в грязи и жрать, что ни попадя, какую-нибудь заразу подхватишь обязательно, но на обещанный мор это не походило никак. Ну, встречались еще всякие лихорадки непонятного происхождения, но они затрагивали лишь отдельных людей и случались сплошь и рядом в таких медвежьих углах, где ни единого хемана днем с огнем не сыщешь и, следовательно, козни Варуны тут точно не причем. Самрат стал подумывать, что, может, на поверку-то все не так страшно, и отказался от проекта изъятия из оборота монет с изображением Варуны, на что уже готов был решиться сразу после землетрясения.

Очередное сообщение пришло с одного из алтайских приисков. Якобы там людей стал внезапно охватывать жар, потом у них подмышками или в паху выступали какие-то странные шишки, после чего эти несчастные умирали в муках. Ни о чем подобном в Синде ранее не слышали, все это походило на чьи-то болезненные фантазии, но проверить на месте надо было все равно. Васашатта чертыхнулся, но поехал.

До центра Алтайской провинции он добрался без проблем, но там ему пришлось задержаться. По городу распространялись страшные слухи, но тот отдаленный прииск, в котором начался мор, почти полностью вымер, а немногие оставшиеся в живых старатели разбежались по соседним селениям, и болезнь теперь свирепствует и там. Местный сатрап боролся со слухами, как мог, и приказал не пускать заболевших в город, но полностью остановить всякое передвижение между селениями не мог, поскольку в городе как раз формировался караван, что должен был доставить добытое золото в столицу, и если бы он не прибыл вовремя в Синд, сатрап точно навлек бы на себя гнев императора.

Несмотря на таящийся в душе страх, Васашатта пожелал лично взглянуть на заболевших, а заодно разузнать, с чего все началось. Выяснив, в каком из селений можно найти беглецов с вымершего прииска, он выехал туда без охраны, с одним только возницей.

В нужном селении после недолгих расспросов удалось разыскать двух перепуганных мужичков, которые признались, что бежали с прииска от страха перед смертельной заразой, и не стали ничего скрывать от посланника императора. По их словам, началось все с того, что с крыш стали падать мертвые крысы. Немного погодя рядом с прииском стали попадаться дохлые суслики, и кое-кто из старателей позарился на их шкурки. Именно эти люди заболели первыми. Беглецы подтвердили все, что было написано на отправленной императору табличке. Заболевших сперва охватывал жар, потом у них на теле выступали какие-то шишки, и, промучившись до полумесяца, они отдавали свои души богам, причем в последние дни перед смертью харкали кровью. Собственно, только тогда и было принято решение отправить донесение ко двору. Но едва уехал гонец, как дела на прииске пошли еще страшнее. Те, на кого попала слюна заболевших или кто просто обмывал их тела перед погребением, сами полегли в лихорадке, но померли куда быстрее - через каких-то три дня. Никто не рисковал теперь за ними даже ухаживать, не неведомая болезнь и дальше пошла косить людей, и немногочисленные уцелевшие сочли за лучшее убежать куда подальше. Оба беглеца клялись, что здоровы, поскольку с момента их бегства прошла уже неделя, а никаких шишек на них так и не появилось, а вот еще одному беглецу, говорят, не повезло.

После таких рассказов Васашатте тут же расхотелось встречаться с заболевшими. Итак, неведомый мор вырвался за пределы прииска и, если не принять мер, вскоре будет свирепствовать по всему Алтаю и только ли Алтаю... Вернувшись в город, Васашатта потребовал от сатрапа поставить кордоны на всех дорогах, ведущих из провинции, и заворачивать всех путников восвояси, но не сумел убедить его задержать золотой караван. Пришлось мчаться обратно в столицу, прорываться на доклад к императору и умолять его принять надлежащие меры.

Жадность боролась в Самрате со страхом перед неведомым мором, и, наконец, эти чувства нашли компромисс. В сам Синд караван было велено не пускать, а вместо этого отправить его окольной дорогой в Амитабх, где велась торговля с таежными племенами и имелись надежные хранилища для всякого рода ценностей. Император был уверен, что там, по крайней мере, его золото не разворуют, ну и пусть оно полежит в хранилище до лучших времен. Вряд ли он догадывался тогда, что тем самым обрекает третий по величине город империи на вымирание.

Видимо, среди караванщиков все же был заболевший, чья болезнь не успела явно проявиться до отъезда, в пути он перезаражал других, и те уже довезли заразу до самого Амитабха, где еще ни сном, ни духом не ведали ни о каком море. Золото благополучно разместили в хранилище, караванщики разбрелись по харчевням и постоялым дворам, и там началось массовое заражение, быстро охватившее весь город.

Страшная болезнь не щадила никого: здоровяки, никогда не знавшие даже простуды, сопротивлялись ей не дольше дряхлых стариков и малолетних детей. Три дня лихорадки, сопровождаемой кровавой харкотой, и человек отдавал душу богам. Увидев, как легко заразиться при любом контакте с больными, за нами очень скоро перестали ухаживать, а трупы - обмывать, даже хоронить их никто больше не хотел! Сатрап Амитабха слал в столицу панические депеши, но, не дождавшись ответа, сам сбежал из города вместе с семьей и небольшой охраной. Поняв, что их бросили на произвол судьбы, горожане тоже ринулись вон из Амитабха, оставляя имущество на поживу мародерам и даже заболевших членов семьи - лишь бы убраться куда подальше и найти уголок, где можно будет пересидеть мор.

Вести о разверзшейся в Амитабхе трагедии дошли до Синда, породив панику и там. Самрат велел запереть ворота и никого не впускать в город, а амитабхцев, буде они явятся под стены столицы, отгонять стрелами. Городская стража, опасаясь за здоровье своих собственных семей, ревностно эти приказы исполняла.

Сатрап Аджита, получив весть о разразившемся море, а следом и о том, что большая толпа амитабхцев, не принятых в столице, следует в направлении его города, отправил им навстречу колесницы с лучниками и велел гнать страждущих подальше от города, отстреливая всех непокорных. Послушные приказу аджитские воины легко расправились с соотечественниками. Остатки толпы растеклись по степным становищам и заимкам, принеся болезнь и туда.

Хотя благодаря этим жестоким мерам столицу и южный опорный пункт империи удалось уберечь от мора, положение, в котором оказались их обитатели, нельзя было признать хоть сколько-нибудь удовлетворительным. Горожане боялись высунуть нос за пределы крепостных стен, чтобы не столкнуться ненароком с кем-то из зараженных. Подвоз продовольствия в эти города практически прекратился, поскольку никто не мог гарантировать, что в том селении, откуда пригнали скот или привезли овощи, нет заболевших. В результате можно было рассчитывать только на запасы зерна прошлого урожая, что хранились в городских амбарах, да ту немногочисленную скотину, что держали горожане для собственных нужд, да и для той требовались запасы сена.

Арианские торговцы, давно уже и в большом количестве пригонявшие в Синд скот на продажу, после известий о разразившемся море тут же все засобирались домой, и на смену им никто не прибыл. Городские рынки окончательно опустели. Васашатте пришлось оставить мысль вернуться к делам своего Торгового приказа и переключиться на борьбу с последствиями мора. Как-то так вышло, что он стал доверенным лицом императора по этой проблеме.

Помимо поддержания санитарных кордонов надо бы что-то срочно решать с Амитабхом. Город, в котором оставались немалые ценности, но не было больше никакой власти, да и, возможно, здорового населения, где все пропиталось болезнетворными миазмами. Даже когда все заболевшие перемрут, их тела и даже их вещи смогут стать источником заражения, и где гарантии, что их никто не потревожит? Васашатта как раз был уверен в обратном. Прознав о золотом караване, прибывшем в Амитабх накануне мора, и точно зная о больших запасах пушнины и бронзовых изделий на обмен на городских складах, туда непременно ринутся толпы мародеров, и даже угроза мучительной смерти от моровых язв их не остановит. Город надо было как-то очистить, но как? И что делать с телами умерших от мора, которые там, по последним слухам, валяются прямо на улицах?

Знатоки погребальных церемониалов после долгих совещаний объявили, что поскольку мор явно является следствием гнева Варуны, закапывать трупы в землю или сбрасывать их в воду явно не стоит - вседержитель может разозлиться еще сильнее. При этом жрецы, служащие Агни, провозгласили, что их бог не отказал в своем покровительстве Индраварте, и, следовательно, мертвые тела можно предавать огню. Что ж, Васашатта тоже полагал это оптимальным вариантом.

Большая военная экспедиция под его руководством выдвинулась к Амитабху и после нескольких дней пути увидела перед собой вымерший город. Если какие-то живые в нем еще оставались, то они наверняка лежали сейчас по домам в приступах горячки. Никого спасти тут уж точно бы не удалось, и Васашатта отдал приказ запалить город со всех концов. Амитабх, к счастью, строился из дерева, которое из-за близости тайги не принято было экономить, оно в основном достаточно высохло и очень легко занималось, если поднести факел.

Забыв даже о хранящемся где-то там золоте, воины Васашатты потрясенно смотрели, как охватывает пламя крепостные стены, и чуть слышно молились Агни. Повелитель огня довольно быстро реализовал все их чаяния. Пожар пошел внутрь города, охватывая улицу за улицей, и скоро слился в единый чудовищной величины костер, в котором не должно было уцелеть ни одно мертвое тело, да и вообще никакая зараза. Так вторично перестал существовать Амитабх, только на сей раз ему уже не суждено было возродиться из пепла.

Позорный разгром воинских сил Индраварты, сопровождавшийся пленением самого императора, ясно показали синдской аристократии, что единство державы уже не восстановить. Сам факт признания поражения от демонопоклонников причинял высокородным князьям такой моральный ущерб, что его, казалось, нельзя будет уже скомпенсировать ничем. Но годы имеют свойство врачевать душевные раны, и, похоронив неудачника Бхаспара, потомки земных богов смогли, наконец, реально взглянуть на сложившуюся ситуацию.

Заяицкие земли были империей потеряны, но от них и раньше было мало прока, одни беспокойства и расходы. Куда важнее была фактическая утрата металлургической базы Каменного Пояса, но и ее кое-как удалось скомпенсировать развитием медеплавильных производств на Алтае и в южных степях, где обнаружились огромные залежи медной руды. Хуже всего дела обстояли с иностранной торговлей. После того, как Джайант капитально настроил против себя обитателей берегов Окса, сколько-нибудь серьезная торговля в южном направлении стала невозможной, да и восстанавливать ее смысла теперь особого не было, поскольку Мелухха впала теперь в полное ничтожество. Оставалась еще торговля в юго-западном направлении, с Сирией и Месопотамией, но именно ее перекрыл теперь новообразованный Ариан.

Идти хоть на какие-то взаимоотношения с демонопоклонниками многим не хотелось страшно, но верх одержали все же сторонники компромисса, и новым владыкой Индраварты был избран князь Каси - бывший сатрап Амитабха. Зная толк в торговых делах, этот властитель первым делом попытался договориться с Советом вождей Ариана о пропуске торговых караванов, но, получив решительный отказ, не стал впадать в амбиции и сделал неожиданное предложение о вступлении в это дело арианских купцов в качестве посредников. По замыслам Каси купцы из южных стран должны были доставлять свои товары в Ариан, перепродавать их местным торговцам, а уж те, в свою очередь, снаряжали бы караваны в Индраварту и торговали как своим, так и перекупленным товаром на рынках Синда, Амитабха и Аджита. Против столь выгодного предложения арианские вожди устоять не смогли, и соответствующее соглашение было заключено.

Вожделенные для столичных аристократов товары из южных стран вновь появились в Синде. Вара стала крупным центром торговли, в ней один за другим возводились постоялые дворы для иностранных гостей. Даже разбой в степях между Яиком и Итилем временно сошел на нет, поскольку арианские вожди стали кровно заинтересованы в беспрепятственном прохождении торговых караванов по этим землям и сумели объяснить неразумным соплеменникам, что сейчас выгоднее охранять торговцев, нежели их грабить.

Разумеется, арианские купцы повезли в индравартские города не только перекупленный у южан товар, их собственная земля тоже кое-чем была богата. Вдруг оказалось, что в Ариане хорошо плодится и быстро нагуливает вес скот, и излишек поголовья хозяева готовы гнать к соседям и продавать по весьма невысокой по меркам Индраварты цене. Арианские скототорговцы прочно обосновались на рынках Синда и Амитабха и только в Аджит, полный не слишком удовлетворенными установившимся миром кшатриями, пока заглядывать опасались.

Но еще больше недорогого арианского мяса обитателям Индраварты приглянулся божественный напиток хаома, который готовили арианские жрецы, смешивая сок галлюциногенных растений с молоком и ячменным зерном. В соответствии с особенностями местной фонетики его здесь быстро переименовали в сому, возвели по примеру арианцев в божественное достоинство и приписали его открытие лично Индре, который, якобы, первым приготовил этот напиток из чудесного растения, принесенного ему орлом, и теперь не совершает ни одного подвига, не испив предварительно сомы. Сома стала считаться проводником к вечной жизни, атрибутом бессмертия. У испившего сомы при этом настолько искажалось зрительное восприятие, что все предметы казались малыми в сравнении с ним. В одном из гимнов пелось:

Недостойными даже взгляда
Показались мне пять народов -
Не напился ли я сомы?

Обе половины вселенной -
Ничто против одного моего крыла -
Не напился ли я сомы?(*)

Арианцы в свою очередь верили, что их хаома дарует победоносность и здоровье, как физическое, так и душевное, избавляя от греховных чувств и болезней, а также наделяет даром пророчества, открывает тайну мироздания и помогает различать добро и зло. По их поверьям первым божественный сок хаомы выжал отец Йимы Вивасвант.

Кто бы его там ни изобрел, но сырье для производства сего напитка добывалось с трудом и стоило дорого, посему потребление его в Синде первое время ограничилось только аристократическими кругами. Хорошо еще, что брахманы сумели выпытать у арианских купцов рецепт его изготовления, а потом и отыскали нужные для этого растения на землях самой Индраварты. Только после этого экспорт хаомы из Ариана постепенно сошел на нет.

Разумеется, арианцам очень не понравилась потеря такого рынка, но еще сильнее их задело, что изобретение их священного напитка арьи приписали не кому-нибудь, а Индре! Худшего оскорбления религиозных чувств трудно было себе представить, и хрупкое перемирие между двумя родственными народами пошло трещинами. Как бы сами собой возобновились разбойные нападения арианцев на караванных путях, сперва только на купцов из Индраварты, а потом как-то незаметно это распространилось и на своих собственных. Вновь начались вооруженные налеты на приграничные селения, и император Иша, занявший трон после смерти Каси, вынужден был отдать приказ о строительстве крепостей вдоль всего Яика.

Пришлось вновь увеличивать количество кшатриев и щедрее платить им из казны, ведь обустраиваться пограничной страже приходилось и в засушливых степях, где даже огорода для личных нужд не разобьешь, и в давно уже покинутых населением горах Каменного Пояса. Сатрапы двух пограничных областей получили в результате в свое распоряжение немалую воинскую силу и стали реально соперничать своим влиянием с сатрапами Аджита, издавна считавшегося главным оборонительным щитом Индраварты.

Арианские налеты в результате несколько сбавили свою интенсивность, но не прекратились вовсе. Религиозный ли фанатизм тому был причиной, или же просто вольные арианские общинники, с детства приучаемые к самостоятельности, к умению ездить верхом и владеть оружием, презирали в глубине души своих бывших соотечественников, проживающих в жестких тисках кастового общества, вынужденных заниматься исключительно тем, чем занимались и их родители, и права на ношение оружия по большей части не имеющих. Достаточно было прорваться через линию приграничных крепостей, и озоруй себе, сколько хочешь, грабь беззащитные селения и степные становища, а потом, если помогут боги и верные кони, может быть, удастся сбежать от индравартской стражи и вернуться с добычей домой.

Иша отправлял в Вару одно посольство за другим с требованиями пресечь разбой, арианские вожди с его претензиями соглашались, обещали приструнить чрезмерно распоясавшихся соплеменников, даже устраивали показательные рейды в селения, чьи обитатели особенно прославились своим участием в набегах, бывало, хватали кого-то со свеженаграбленной добычей и подвергали публичной порке плетью во славу Митры, но дерзкие грабители к поркам были привычны с детства, преступниками себя не считали и, отлежавшись, возвращались к прежнему ремеслу. Власть Совета вождей над ними была куда слабее императорской власти над подданными в Индраварте.

Чтобы устоять в схватке с таким противником, империи срочно требовались какие-то реформы, но ее правящие круги не имели пока ни малейшего понятия, какие порядки можно с пользой поменять, не затронув при этом самих основ государственной власти. Расставаться со своими привилегиями и поголовно вооружать простой народ аристократы, во всяком случае, точно не собирались. Что в этих условиях оставалось делать Ише? Только продолжать играть роль миротворца, покупая за золото то, чего нельзя было добиться силой, да надеяться, что боги, умасленные обильными жертвоприношениями, решатся когда-нибудь вновь покарать арианских демонопоклонников, ну, новое наводнение на них нашлют, что ли, раз уж по-другому никак! Но годы шли, а боги по-прежнему оставались глухи ко всем молениям своих потомков.

* Текст гимна взят из Ригведы.

Хотя осень уже вовсю вступала в свои права и по всем правилам археологические раскопки пора было сворачивать, экспедиция Лодейникова высадилась на территории, где по письменным источникам арьев должен был находиться город Амитабх - последний из крупных нераскопанных административных центров Индраварты. Срочно приступить к работе здесь решено было из опасения, что иначе раньше археологов сюда доберутся черные копатели, рассчитывающие на богатую добычу. А признаки того, что здесь есть чем поживиться, обнаружились в очередной порции переведенных текстов.

Обнаружив на одной из предыдущих табличек имя Вивасванта, Филипп был готов к тому, что вскоре в летописи всплывет и Йима, и, соответственно, раскол между праиндийцами и праиранцами будет окончательно оформлен. Йима действительно всплыл, причем уже в эпизоде убийства Артэхшэтры, его родного дядюшки. Подросток случайно уцелел тогда и благополучно удрал под крылышко к папаше. Дальше в летописи внезапно возник некий Кирта, сатрап отдаленной провинции и по совместительству вождь племени дардов, что уже прямо намекало на связь с Митанни. Этот самый Кирта благодаря личному обаянию и обещаниям всех помирить сумел занять императорский престол и какое-то время действительно пытался угождать и нашим, и вашим. С одной стороны, он признал права Вивасванта на возглавляемую тем сатрапию, с другой - распорядился перезахоронить останки казненного Магушем Парраттарны в родовой гробнице его венценосного предка Варуны. Так мятежник, ни единого дня не занимавший престол, оказался среди опочивших императоров. Ну что ж, последняя загадка той гробницы, похоже, была разрешена.

Кирта на престоле удержаться не сумел, поскольку его миротворчество вызывало все более откровенный гнев поклоняющихся Индре религиозных радикалов, не сумел и заручиться поддержкой противоположной стороны, и потому вынужден был бежать вместе со всем своим племенем. Куда? Ну, конечно же, в Месопотамию! Тайна возникновения Митанни тем самым если и не разрешилась окончательно, то, во всяком случае, заметно прояснилась. Заодно нашла свое решение и загадка так называемого митаннийского арийского языка, в котором, по мнению филологов, присутствовали и такие черты, что были архаичны уже для индийских ведийских текстов, и такие, что заведомо возникли в языках индийской ветви лишь в I тысячелетии до н. э. и отсутствовали в санскрите. Некоторые ученые предполагали связь этого языка с дардо-кафирской группой, отделившейся от общего ствола индоиранских языков еще до разделения на индийцев и иранцев. И раз уж пришедшее в Месопотамию индоевропейское племя еще в Индраварте именовали дардами, именно это версию можно было с полным основанием считать основной.

После бегства последнего миротворца между двумя частями разделенного своими религиозными воззрениями народа началась настоящая война, и вот тут уж Йима проявил себя во всей красе! Лодейников хмыкнул, прочитав, кто, оказывается, на самом деле спалил Аркаим! Но очень гуманно, надо признаться, спалил. Йима хоть и обвинил обитателей аркаимской цитадели в предательстве его дяди, но кровь по этому поводу лить не стал и даже позволил изгоняемым горожанам забрать весь свой скарб. Естественно, что после этого в брошенном городе трудно было отыскать хоть какие материальные ценности, равно как и трупы убиенных. Если таковые и случились во время захвата, их вывезли за городскую черту и где-то захоронили.

Впрочем, подобная гуманность наверняка объяснялась лишь тем, что дед Йимы провозгласил Аркаим священным городом Митры и потому здесь неуместно было бы устраивать обычный при захвате крепостей повальный грабеж. С другими захваченными городами Йима обошелся далеко не столь щепетильно, а ведь среди последних оказался и Амитабх. Последний, впрочем, сперва подожгли, и лишь потом захватили.

Дальше Йиму ждал разгром под стенами Синда, неизбежное отступление за Урал и строительство собственного царства на занятых еще его отцом землях. Спалив Аркаим, первый иранский царь построил по его подобию собственную столицу Вару, как оказалось, ни в каком не в Южном Туркестане, а на берегах Волги, и пережил в ее стенах катастрофическое наводнение. Личная судьба Йимы и в дальнейшем претерпела немало изломов, иногда следуя легендам о нем, увековеченным в Авесте, иногда заметно от них отклоняясь, но индравартских летописцев это уже как-то мало волновало, в империи и своих внутренних проблем было невпроворот.

Лодейников подозревал, что ту легендарную Вару давно уже срыли до основания, а на ее месте успело перебывать еще много каких поселений, так что найти там хоть сколько-нибудь сохранившийся культурный слой будет весьма затруднительно. Иное дело - Амитабх. Его, конечно, тоже отстроили после пожара, но вряд ли все при этом перекопали, следовательно, в земле вполне могли остаться клады, захороненные, например, перед штурмом города войсками Йимы, не исключено, что и из золотых монет, тем важнее добраться до них раньше грабителей, оприходовать и сдать государству.

Первым доказательством существования Амитабха на указанном в картах месте стало обнаружение слоя недогоревших углей, смешанных с глиной, что никак не походило на следы обычного лесного пожара. Занимал этот слой весьма обширную территорию, и никакого культурного слоя над ним в принципе не существовало. Это что же получается, летопись врет и после сожжения города Йимой люди здесь больше не селились?! Для археологов этот вывод был очень обидным, ведь Амитабх, в отличие от Синда и Аджита, не подвергся воздействию катастрофического наводнения на Иртыше, и они надеялись встретить здесь неразмытый культурный слой, богатый находками.

Впрочем, зарывшись поглубже, они обнаружили места, где явно выделялись два слоя с углями, разделенных заметной прослойкой. После радиоуглеродного анализа углей выяснилось, что верхний слой образовался приблизительно за 1500 лет до нашей эры, что примерно соответствовало возрасту самых молодых находок в Синде, то есть город, скорее всего, сожгли в период краха государственности Индраварты, и тогда понятно, почему его больше не стали останавливать. Угли же нижнего слоя оказались на два века старше, то есть относились как раз ко времени нашествия Йимы. Получалось, что Амитабх дважды сжигали дотла. В первый раз это сделал Йима, и после его изгнания город был благополучно отстроен, второе же пожарище учинили неведомые пока люди, после чего Амитабх окончательно опустел.

В который уже раз Лодейников пожалел, что индравартскую летопись так и не удалось пока перевести до конца. Каждый свежепереведенный ее отрывок прояснял какие-то вопросы, возникающме по ходу раскопок, но и одновременно ставил новые. Возможно, и личности поджигателей там упомянуты. Жаль, конечно, что так случилось. Нетронутый культурный слой большого торгового города сильно бы поспособствовал изучению культуры и хозяйственной жизни всей Индраварты, сейчас же можно было надеяться только на схроны в земле.

В ходе раскопок археологи заметили, что второй из амитабхских пожаров, похоже, значительно превосходил по своей внезапности первый и уж совсем не походил на ритуальное сожжение Аркаима. На месте бывших домов и даже на улицах попадались многочисленные фрагменты обугленных человеческих костей, при этом ни на одном из скелетов не было следов воздействия холодного оружия. То есть получается, этих людей никто предварительно не убивал, они просто задохнулись в дыму или даже сгорели заживо. Если не было атаки извне с захватом города, то как его обитатели могли прошляпить начало такого грандиозного пожара? Что за катастрофа тут на самом деле разразилась? Позы многих скелетов были какими-то уж слишком умиротворенными, не как у задыхающихся или страдающих от невыносимого жара людей. То есть получается, что они померли за некоторое время до начала самого пожара? Одни сплошные вопросы, и нет пока на них никаких ответов.

Что же касается кладов, то золото в Амитабхе действительно нашлось! Вот только это были не монеты, а спекшийся от жара золотой песок с вкраплениями самородков. Химический анализ примесей показал, что все это золото доставлено было из алтайских месторождений, что в свете предыдущих открытий отнюдь не удивляло, вот только почему его привезли именно сюда? Судя по данным летописей, золотую монету тогда ковали исключительно в Синде, или в последние века ситуация в этом плане в корне изменилась? Золотых монет в городе было откопано немного, и, судя по всему, все это были мелкие частные схроны. А где городская казна? Вряд ли ее успели бы вывезти при внезапно начавшемся пожаре. Да и купцы обязательно должны были иметь при себе достаточные средства для расплаты с лесовиками. Вот куда, спрашивается, все это могло подеваться? Или же пожар на самом деле не был таким уж внезапным и все эти ценности успели куда-то вывезти? А людей тогда почему в городе оставили? Нет, не стоит даже гадать, надо дождаться, когда будут переведены последние по времени написания летописные тексты, может статься, там найдутся ответы на все эти вопросы.

Под нижним слоем углей кое-что все же сохранилось: женские бронзовые украшения со вделанными в них отшлифованными самоцветами явно уральского происхождения, бронзовые же замки, купеческие печати, форма которых явно была скопирована с шумерских, осколки глиняных табличек с текстами каких-то договоров и, конечно же, куча битых черепков, узоры на которых вполне отвечали признакам синташтинской культуры. Больше всего находок дала городская помойка, находившаяся за пределами городских стен и потому избежавшая пожара. К счастью археологов, и располагалась она на болотистой местности и после исчезновения города постепенно была погребена под слоями торфа. В болотной жиже, при отсутствии кислорода, неплохо сохранялась даже органика, так что по недоперегнившим объедкам можно было определить, чем питались люди в те времена.

Самой роскошной находкой оказался мумифицированный труп. Кому пришло в голову схоронить его в трясине, не снимая даже сапог, или какой-то неудачник сам туда забрел и сгинул, причем в какой-то сотне метров от городских стен, можно было только гадать, но явно это был не нищий пьяница. Скота у индравартцев было много, выделанные кожи потому тоже вряд ли были в дефиците, но все равно сомнительно, чтобы какой бедняк мог позволить себе кожаные сапоги. Мумию, разумеется, заморозили и переправили для исследований в специализированную лабораторию, находящуюся в Екатеринбурге.

Благодаря большим силам, привлеченным для раскопок Амитабха, полевые работы удалось завершить до наступления холодов. Все работы в Синде тоже замерли на зиму, и археологам пришло время возвращаться в Москву, спокойно изучать и описывать находки и, конечно же, ждать окончания перевода индравартских летописей. Именно оттуда Лодейников ждал главных сенсаций, но еще раньше поразительная весть пришла из Екатеринбурга, из той самой лаборатории, куда переправили найденную мумию. Посреди рабочего дня оттуда позвонили.

- Филипп Игоревич? - осведомился телефонный собеседник. - От вашего имени нам поступил заказ на определение предполагаемого возраста и причин смерти неизвестного, чей мумифицированный труп был найден возглавляемой вами экспедицией в долине Тобола. У нас уже есть первые результаты.

- Внимательно слушаю.

- Итак, это мужчина примерно тридцатилетнего возраста, европеоидной внешности, без видимых признаков инвалидности, хроническими заболеваниями не страдавший, померший, согласно данным радиоуглеродного анализа, приблизительно три с половиной тысячи лет назад.

- Так от чего же он тогда скончался?

- По всем признакам - от бубонной чумы. В подмышечной впадине у него обнаружено соответствующее образование. Скорее всего, в конце болезнь перешла в легочную форму, а это верная смерть.

Лодейникова словно пыльным мешком по голове шарахнуло. Сразу вспомнилось, как они с сотрудниками таскали эту мумию буквально на руках.

- Он же оказался в трясине... - пробормотал Филипп.

- Ну да, видимо, к его телу просто боялись прикасаться и правильно делали. Его, похоже, просто зацепили арканом, отволокли к болоту и там утопили, вероятно, уже мертвого. Может статься, что и не его одного. Чумных кладбищ там ведь рядом не наблюдалось?

- Да какие там кладбища! Вы лучше скажите, контакт с этой мумией не опасен?

- В смысле заражения чумой? Никоим образом, чумные бактерии столько не просуществуют, это все же не сибирская язва, чьи споры сохраняют жизнеспособность неопределенно долгое время.

- Спасибо, вы меня успокоили... Так что, исследование мумии вы завершили?

- Не до конца, собираемся еще сделать генетический анализ. Все-таки такой ценный материал очень редко когда в руки попадает.

- Когда сделаете, пришлите копию заключения. Все же интересно, к какому именно из индоиранских племен относился умерший.

- О чем речь!

Закончив телефонный разговор, Лодейников утер пот со лба. Поступившая информация резко меняла взгляд на разразившуюся в Амитабхе трагедию. Итак, эпидемия чумы, с которой наверняка не сумели справиться и потому не нашли лучшего выхода, чем сжечь чумной город вместе с его обитателями. Городскую казну и накопления купцов все же успели вывезти... А самородное золото почему тогда забыли? А не потому ли, что именно с тем караваном, который доставил его в Амитабх, в город пришла и чума? Тогда, вероятно, к нему просто не рискнули прикасаться. Но могла ли эта эпидемия ограничиться только одним городом на Тоболе и безвестными пока алтайскими рудниками, или ее разнесли по всем окрестностям? Такая трагедия наверняка должна была сопровождаться массовым вымиранием населения, что, безусловно, нанесло жестокий удар по стабильности государства и могло способствовать его скорому падению. А тут еще и сель не замедлил себя ждать! Ну, все к одному... Делать далеко идущие выводы, правда, еще преждевременно, посмотрим, что об этом говорят индравартские летописи. Уж мимо такого события, как чумной мор, летописцы точно не могли пройти! Скорее бы уж там все перевели...

Весть о сожжении Амитабха пронеслась по всей Индраварте. Да, люди знали, что там разразился мор, и приписывали его гневу Варуны, а сам пожар относили на счет бога Агни, который, дескать, только такими жестокими мерами мог уберечь народ арьев от кар вседержителя. Но как ни восхищайся могуществом владыки огня, а стать его жертвой при подобных обстоятельствах не хотел никто, поэтому появление заболевших в селениях теперь тщательно скрывалось от властей, никто не посылал гонцов к сатрапам, и даже их стражников, от греха подальше, старались к себе не пускать. Гнев Варуны тоже надо было как-то от себя отвратить. Многочисленные жертвы, приносимые в эти дни вседержителю во всех городах и весях империи, почему-то не очень помогали, и пошли слухи, что грозного бога уже не умилостивить ничем и самое лучшее - не привлекать к себе его внимания. И тут, конечно, люди вспомнили о хеманах, на каждом из которых было отчеканено изображение Варуны. Откуда они узнали об откровениях Даниса и докладе Васашатты императору, коли официально эта информация ни до кого не доводилась за пределами дворца, ведают только боги, то ли придворные распустили языки, то ли люди сами до всего додумались, только в последнее время обитатели селений стали очень неохотно принимать золотые монеты в оплату за свои товары и, даже получив их, старались побыстрее переплавить в обычные золотые слитки по примеру арианцев, которые занимались этим уже два века без малого. Жителям Синда, где эти монеты хранились в невообразимых количествах, деваться было некуда, и они, стиснув зубы, вынужденно терпели их в оборотне, со страхом ожидая кар вседержителя и виня во всех своих бедах упертого Самрата.

В императорском дворце с тревогой замечали, что страна теряет управляемость. Отделенные селения отказывались подчиняться столичным чиновникам, выбирая себе собственных вождей, как всегда было принято в том же Ариане или даже в Каменном Поясе до завоеваний Варуны. Казалось, перестав созерцать изображения вседержителя, народ избавлялся и от магического воздействия власти его земных потомков. Города еще сохраняли покорность, да и то, скорее, из-за наличия там имперской стражи.

Из-за отчуждения народа от центральной власти никто точно не знал, как там ситуация с мором. До столицы периодически доходили слухи, что в каких-то селениях люди все еще помирают от этой заразы, но сколько их, этих селений? Как отличить их от других, незараженных? Откуда можно принимать обозы с продовольствием, а кого лучше не впускать в пределы городских стен? Самрат, до смерти перепуганный последствиями мора в Амитабхе, по-прежнему запрещал завозить продовольствие в Синд, хотя съестные запасы в городе уже подходили к концу и цены на мясо и зерно взлетели настолько, что те были уже не по карману простым обывателям. В Аджите положение было не намного лучше.

В эти напряженные дни Васашатте редко доводилось проводить время с семьей. Его супруга Амала скучала в обществе служанок и шестилетнего Юджита, единственного их ребенка, а у главе семьи постоянно не хватало ни времени, ни сил, чтобы увеличить число наследников. Он, правда, гадал на будущее сына по внутренностям жертвенных животных, и выходило, что Юджит точно его переживет и даже станет когда-то в будущем великим властителем... Первое, конечно, радовало, но второе заставляло напрягаться и не сообщать никому о результатах этих гаданий. Самрат, конечно, не вечно будет занимать трон, но ему на смену могут избрать только прямого потомка Варуны по прямой линии, к которым Юджит никак не относился. Что же должно случиться, чтобы он смог занять трон? Страшно даже представить...

Сегодня, проинспектировав склады и выслушав доклады гонцов, посланных сатрапами в Синд с донесениями о ситуации с мором в их провинциях, Васашатта вернулся домой посреди дня и заглянул на женскую половину, невольно став свидетелем нетривиальной сцены: непоседа Юджит, раздетый догола, с очень недовольной мордочкой сидел на корточках, держась руками за уши.

- Что это с ним? - спросил мужчина подошедшую Амилу.

- Наказан так. Совсем отбился от рук, слов уже не слушает, а сегодня раздобыл у кого-то рогатку и принялся стрелять по птицам, словно ему нечего есть! Я твердила ему, что он ухудшает этим свою карму и в следующий раз может появиться на свет точно такой же птицей, какую сегодня подбил, но он ничего не воспринимает. Раз его не волнует пока его будущая жизнь, то пусть хотя бы испытает стыд в этой. А ну-ка встань! Тебе стоять было сказано, а не сидеть!

Юджит неохотно поднялся на ноги, залившись при этом румянцем до корней волос, но не осмелившись прикрыться, только постарался отвернуться от родителей.

Васашатта знал о существовании такого наказания, но давно не слышал, чтобы оно еще к кому-то применялось, по крайней мере, в близких ему кругах. Собственно, такой способ наказания подрастающего поколения ввел в обращение император Найтик, сменивший на троне Ишу. Он был очень недоволен низким уровнем боевого духа своих воинов по сравнению с арианцами и винил во всем плохое воспитание мальчиков в Индраварте. По слухам в Ариане мальчуганов за любые сколько-нибудь серьезные провинности наказывали плетьми, и в результате они вырастали честными, стойкими, бесстрашными и презирающими боль. В Синде надуть покупателя у торговцев почиталось чуть ли не за доблесть, выбирать воинскую стезю желающих было мало, ополчение ни на что не годилось, и даже профессиональные воины готовы были сражаться только за хорошую плату, а в промежутке между походами пускались в безудержный разврат. Ну вот чем они, спрашивается, хуже арианцев, с которыми не так давно составляли единый народ?! Единственный вывод, который пришел в голову властителю, это что детей в Индраварте, наверное, слишком холят и лелеют, и изнеженные таким воспитанием мальчики привыкают всячески себя ублажать, не в состоянии взрастить в себе смелость и, выросши, оказываются не в состоянии противостоять страсти к обогащению и телесному разврату. Надо было что-то срочно в этом деле менять.

Вводить по примеру Ариана наказание плетьми Найтик не рискнул. Во-первых, синдская аристократия презирала грубые нравы соседей и связывала наиболее брутальные их традиции с поклонением демонам, во-вторых, дети просто не выдержали бы, если бы их наказания внезапно так резко ужесточились. Пришлось обратиться к древним традициям, и императору доложили, что в каком-то из племен, проживавших в Каменном Поясе, по преданию провинившихся мальчиков наказывали полным раздеванием, и опасение испытать такой позор, якобы, очень хорошо их сдерживало. Ну что ж, если воспитывать не болью, так хотя бы стыдом! Собственных детей Найтика стали наказывать именно так, и из дворца эта традиция распространилась сперва на столичные аристократические круги, а потом и на простонародье, но надолго не прижилась. Похоже, юные арьи стали такими бесстыжими, что раздеванием их было уже не пронять. Пришлось вспоминать старые традиции школьного воспитания, некогда принесенные в Индраварту черноголовыми и обязательно включающие сечение прутьями провинившихся школяров.

- Пусть достоит, что ему назначено, но если такое повторится, в следующий раз накажи уж его по-мужски, - недовольно промолвил Васашатта. - Не маленький уже, пора приучать шалопая к розгам! А что, детвора в городе теперь уже так себе пропитание добывает?

- А ты и не знал? - вопросом на вопрос ответила Амила. - В городе перебили уже всех галок и грачей, взялись за совсем мелких птиц. Слуги жалуются, что хорошего свежего мяса не достать, только вяленое и солонину, да и за то приходится переплачивать впятеро, а бедняки, наверное, не видят никакого. Скоро за крысами начнут охотиться! С зерном тоже стало плохо, то, что продают, все старое и прогорклое, вот как дальше жить будем?

Васашатта помрачнел. О том, как обстоят дела с припасами в Синде, он знал лучше кого бы то ни было. Еще месяц без подвоза продовольствия, и городские закрома окончательно опустеют, торговать будет нечем. Люди начнут пухнуть с голоду, а там уж и до бунта недалеко. Есть еще дворцовые хранилища для нужд императорской семьи и приближенных, но хватит ли тогда их содержимого, чтобы прокормить хотя бы стражу? Ничего не ответив жене, он ушел в свои покои.

До голодных бунтов дело в итоге так и не дошло. Мор уже не казался горожанам страшнее голода, и они решили, что если император окончательно спятил и запрещает пропускать в город обозы с продовольствием, то надо самим перебираться туда, где это продовольствие есть. И вот уже первые телеги, груженые нехитрым скарбом, потянулись к городским воротам. Власти Синда им препятствовать не стали, разумно решив, что тем меньше останется в городе людей, тем больше съестных припасов будет приходиться на каждого.

Вскоре бегство стало повальным. Синд покидала не только городская беднота, которой и за его стенами ничего хорошего не светило, но и ремесленники, и даже многие купцы. Пустели целые улицы. По все еще приходящим донесениям то же самое творилось сейчас и в Аджите. Два главных города страны, счастливо избежавших мора, стали жертвами борьбы с ним.

Лишь аристократам со стражей некуда было деваться. Окружающий мир стал вдруг казаться им враждебным и совершенно неуправляемым, даже Индра от них отвернулся или просто не в состоянии был отвратить гнев Варуны. Самрат потерял всякое уважение даже среди ближайших родственников, и его давно бы уже скинули, если бы хоть кто-то из его рода готов был в этот трудный час принять на себя бремя верховной власти. Но нет, расхлебывать то, что наворотил предшественник, не хотелось никому. Лучше как-нибудь переждать тяжелую годину, авось, все еще само по себе образуется!

Иша со своим миротворчеством и неспособностью справиться с набегами обнаглевших соседей надоел всем, и страна облегченно выдохнула, когда он, наконец, отошел к богам. В противовес ему новым владыкой Индраварты избрали твердого моралиста Найтика, всерьез вознамерившегося восстановить старые добрые порядки, при которых империя была несказанно сильна и могла диктовать свою волю всем соседям. Увы, его благие начинания быстро натолкнулись на суровую реальность. Невозможно было восстановить былую роль Митры в духовной жизни, невозможно было изъять из употребления всем полюбившуюся сому, невозможно было ограничить оборот золота, а вместе с ним и тех предметов роскоши, что давно вошли в быт горожан, невозможно было заставить тех же горожан заниматься разведением скота, как их далекие предки в Каменном Поясе. Проклиная развратную городскую среду, Найтик попробовал хотя бы восстановить всеобщее вооружение народа, существовавшее при Варуне и до сих пор практикуемое в Ариане. Увы, и здесь его ждал полный провал. После сожжения Аркаима бронза заметно вздорожала, даже обычные кинжалы были не всем по карману, да и с какой радости тратить скромные семейные сбережения на не очень-то нужное в быту оружие? Найтик злился, проклинал своих тупоголовых подданных, не желающих ничем поступиться ради интересов державы, но все же вынужден был отступить, решив, что этих людей, давно уже закосневших в трусости, меркантильности и разврате, ничем не исправить.

Поняв, что не в состоянии изменить взрослых арьев, император решил взяться за детей. При всей нелюбви к демонопоклонникам ему импонировала система воспитания подрастающего поколения, принятая в Ариане. Там всех мальчиков поголовно учили скакать на коне, стрелять из лука и всегда говорить правду, а воришек и обманщиков не стеснялись наказывать физически. Орудием воспитания почти всегда служила конская плеть, которой все взрослые арианцы владели виртуозно. Одной угрозы ее применения хватало, чтобы до юной поросли дошло, как выгодно всегда быть честным. Ну, а до кого не доходило, те сполна испытали ее вкус на собственных ягодицах. Секли всех, у кого уже прорезались коренные зубы, поначалу не очень крепко, но уже с пятнадцати лет - как взрослых, причем самым постыдным почему-то считался не сам факт порки, а сопутствовавшее ей обнажение.

Найтик неплохо был осведомлен о временах, когда плеть в Индраварте применяли к самым высокородным князьям. Аристократия не позабыла этого унижения и не простила его ни Виру, ни Магушу, хотя последнего, по упорно циркулировавшим слухам, самого так сек в детстве отец. Итак, возвращать плеть в обращение было решительно невозможно, но можно было попытаться воздействовать на неслухов хотя бы стыдом. Кто рассказал императору о давнем племенном обычае заставлять провинившихся мальчиков раздеваться догола и стоять в таком виде столбом, держась за собственные уши, так и осталось неведомым для широкой публики, но не может быть никаких сомнений, что Найтик воспринял этот совет всерьез и в качестве почина применил его к своему старшему сыну Пратапу, когда тот отмазался от участия в религиозной церемонии, сказавшись больным, а сам в это время самовольно отправился на конную прогулку.

Пратап пребывал как раз в том возрасте, когда мальчики начинают стесняться своего быстро меняющегося тела. Когда его в наказание за ложь заставили стоять нагишом в главном дворцовом зале на глазах у придворных, да еще и в нелепой позе, не дающей возможности прикрыть стыд, подросток хотел наложить на себя руки, и только врожденное жизнелюбие не дало ему это сделать. Выводы он, однако, сделал и обманывать отца перестал. Надо сказать, что и придворные были шокированы видом голого принца, но эффективность такого способа наказания оценили и стали применять его к собственным отпрыскам. Наказывать так же и девочек ни у кого рука не поднялась, потому что женская скромность у арьев издавна считалась священной и должна была всячески поощряться, а не подвергаться подобным испытаниям.

Из княжеских домов новая традиция наказания перешла в широкие народные массы, где, однако, вскоре потерпела полный провал. То ли сорванцы из простонародья изначально были куда менее стыдливы, чем их аристократические сверстники, то ли природная живость, ища выхода, перебарывала моральные ограничения, но скоро некоторые юные охальники стали просто плевать на свое публичное обнажение, а попасть под такое наказание стало считаться у них чуть ли не доблестью. Таким образом, очередное начинание Найтика не только не укрепило мораль подрастающего поколения, а лишь поспособствовало растлению оного. Обнажение в качестве наказания явно требовалось подкрепить чем-то более существенным, но стареющий император ни на какие реформы больше не решился.

Только в одном Найтику сопутствовал успех: старшего сына своего он воспитал в твердых моральных правилах. Славящийся своей честностью и несгибаемостью Пратап обрел большой авторитет в аристократических кругах, и нет ничего удивительного, что именно его избрали на трон после смерти отца.

Новоизбранный император хорошо помнил свои переживания, когда его публично опозорили, и не собирался впредь подвергать подрастающее поколение подобным испытаниям, но как-то ведь распоясавшихся юнцов окорачивать надо? Значит что, все же плеть? Нет, князья не поймут и не простят, для них Вир с Магушем никакие не авторитеты, а демоны, которых наслал Варуна в наказание за грехи своих потомков. А как, кстати, воспитывали молодежь при самом Варуне? Помнится, когда черноголовые по его повелению открыли свою школу для обучения грамоте, то для вразумления юных лентяев применяли очищенные от листьев березовые прутья. Именно так они, оказывается, учили будущих грамотеев и у себя на далекой родине, только там березы не росли, и палки для наказания срезались с каких-то других деревьев. Вроде как с финиковых пальм? Ну да, у них, кажется, листья с очень длинными и жесткими черешками и огромные разветвленные соцветия, которые после снятия плодов вполне пригодны для порки. В Индраварте никаких пальм не было и в помине, зато берез в лесостепях хватало, и нет ничего удивительного, что именно их черноголовые избрали на замену. Потом старые учителя отошли от дел, и розги тоже как-то постепенно вышли из обихода. Возможно, аристократам просто стало обидно, что их в детстве лупцуют, а их сверстникам из простого люда, которых грамоте не обучают, не доводится испытывать подобных ощущений. Ну что ж, значит, настала пора возвращаться к древнему методу наказания, освященному ко всему прочему божественным авторитетом, только уже не ограничивать его применение школьными стенами и членами высшей касты. Уж берез-то в Индраварте хватит на всех! А чтоб не возмущались, представить это как распространение божественной милости, доступной прежде одним лишь брахманам, на всех верных почитателей Варуны и Индры.

Пратап, создавая себе имидж просвещенного правителя, в дополнение к уже существующей школе в Синде открыл еще две, в Аджите и Амитабхе, и повелел принимать в них не только княжеских детей, но и отпрысков купцов, которым, конечно же, грамота потом очень пригодится в их семейном деле. В ходе реформы в школу вернулась и розга для вразумления лентяев. Юные аристократы, конечно, взвыли, но их сверстники из купеческого сословия ради приобщения к тайнам письменности готовы были на любые испытания и бестрепетно ложились под прутья. Мальчикам-аристократам было стыдно демонстрировать, что они трусливее каких-то купцов, и они тоже вынуждены были отдаваться в руки экзекуторов. Наказание розгами стало считаться чуть ли не почетным делом, во всяком случае, свидетельством избранности наказуемого - уж точно, и очень скоро из школьных стен перешло в домашнюю практику, причем не только у брахманов и купцов. Кшатрии тоже оценили такой способ вразумления своих наследников, да и городские ремесленники в стороне не остались.

Пратап мог считать себя победителем. Растленные юнцы были взяты в ежовые рукавицы и не осмеливались больше откровенно отлынивать от исполнения своих обязанностей, безобразий на городских улицах стало заметно меньше, авторитет императорской власти повысился, можно было рассчитывать, что и дисциплина в войсках возрастет, когда туда придут юноши, воспитанные в соответствии с новыми веяниями. О том, что в ходе его реформ росло также отчуждение между воспитателями и воспитуемыми и взаимное ожесточение, он как-то не задумывался, пока, уже будучи в пожилом возрасте, не попробовал проверить Ариан на крепость.

Новая военная кампания закончилась ровно так же, как и у Бхаспара, - унизительным разгромом, разве что сам император теперь в плен не попал. Оказалось, что ополчение, воюющее из-под палки, не в состоянии конкурировать с вольными общинниками, приученными к оружию с малолетства и сражающимися за свою землю. Чтобы избежать нового массированного нашествия, пришлось откупаться золотом. Не в состоянии пережить такого позора, Пратап отрекся от престола и до конца жизни занимался исключительно богослужениями. Сменивший его Самрат не готов был ничего менять в управлении страной и откровенно плыл по течению, растрачивая в бесконечных кутежах и свой личный авторитет, и сакральный авторитет верховной власти.

Новая порция переведенных летописных текстов принесла массу откровений. Как выяснилось, владыки Индраварты еще долго пытались покорить мятежный Ариан, пока очередная военная кампания не обернулась жесточайшим разгромом, произошедшим, судя по всему, где-то в Жигулях. Лодейников припомнил, что именно там находился волок из верховий небольшой реки, притока Волги, в собственно Волгу, которым пользовались купцы для сокращения пути, чтобы не плавать вокруг Жигулевских гор. И именно там, что вполне естественно, обосновались разбойники, грабившие торговые караваны. Знаменитый клич: "Сарынь на кичку!" - родился как раз в этих местах. Якобы так нападавшие требовали от бурлаков, волокущих судно, "сарыни", собраться на его носовой части, "кичке", чтобы не препятствовать грабежу прежде всего каюты хозяина судна, традиционно расположенной на корме. Какая ирония истории, что эти разбойные нападения происходили в тех самых местах, где тремя тысячелетиями ранее арианцы устроили засаду на своих бывших соотечественников! Организовать, что ли, на следующий год экспедицию в Жигули и поискать следы этой древней битвы? Да фиг там чего сейчас найдешь, если даже место куда более поздней Куликовской битвы до сих пор обнаружить не могут!

Ужасающий разгром с пленением самого императора, вынужденного в обмен на освобождение признать независимость мятежных провинций, да еще и заплатить выкуп за своих вояк, отбили, наконец, у арьев желание восстановить единство державы силовыми способами. Пришлось вступать в дипломатические отношения и налаживать торговлю, что, конечно, поспособствовало подъему экономики обеих стран, но и имело своим следствием не просчитанный заранее эффект популяризации у населения Индраварты одного очень нетривиального напитка. Ну, вряд ли, конечно, у всего населения, но среди имущих слоев - точно.

Знаменитая иранская хаома, чей состав не расшифрован до сих пор, хотя большинство исследователей уверенно предполагают, что там присутствовало какое-то растение, содержащее эфедрин, обладала явными психоделическими свойствами и, конечно, оставляла незабываемые впечатления тем, кто ее потреблял. Где уж там арианцы отыскали нужные растения, кому уж там впервые пришло в голову давить из них сок, в самом деле самому Вивасванту и какому-то безвестному умельцу, все это тайна за семью печатями, и летописи Индраварты никак ее не проясняли. Там даже рецепта приготовления священного напитка не содержалось, возможно, это была тайна магов, каким-то образом, впрочем, ставшая известной и брахманам Индраварты. Во всяком случае, они где-то раздобыли нужное сырье и начали сами варить собственный напиток, по правилам транскрипции санскрита (индийское "с" вместо иранского "х") переименованный в сому, немедленно его обожествили, приписав его изобретение Индре, а потом введя в пантеон и отдельное божество по имени Сома. Напиток, якобы, обещал бессмертие, хотя Филипп припомнил, что много позже в Индии те, кто хотел глотнуть этого зелья, обязаны были доказать, что у них имеется в наличии такой запас продовольствия, которого их семье хватит на целый год, то есть предполагалось, что однократное потребление священного пойла способно лишить трудоспособности на целый год! Или это был уже не совсем тот напиток? Вряд ли на Индостане можно было достать растения произрастающие в приуральских степях.

Как бы то ни было, боеспособность арьев сома явно не повысила, хотя, возможно, и помогала примириться с суровой действительностью, а вот потерю столь доходного рынка арианцы не снесли и перешли от торговли к вооруженному давлению на соседей, а точнее, к грабительским рейдам вглубь их территории. Индравартцам пришлось возводить систему приграничных крепостей и хоть как-то попытаться изменить психологический настрой общества, для которого получение наслаждений стало куда важнее защиты отечества.

Почему-то всякая цивилизация накануне своей гибели становится очень озабочена вопросами общественной морали. Можно подумать, что возвращение к древним порядкам возродит и боевой дух, что господствовал в те давние времена. Правители Индраварты тоже попались в эту ловушку и попытались исправить нравы доступными им способами. Менять сознание взрослых подданных было, конечно, совершенно безнадежным занятием, и властители вполне предсказуемо сделали ставку на воспитание детей. В летописи было немало славословий насчет мудрости Найтика и Пратапа, но как-то очень витиевато описывались предложенные ими воспитательные рецепты. Так, летописец времен Найтика, рассказывая о наказании Пратапа, утверждал, что принц устыдился, когда лучшие люди державы увидели "его естество". Что имелось ввиду и почему естества надо было непременно стыдиться, стало понятно только из следующей летописи, записанной уже при царствовании самого Пратапа, где описывалось, какие тяжкие нравственные муки перенес в юности новый император, что он хотел даже добровольно расстаться с жизнью, но боги уберегли его от этого шага. Это какой же стыд надо испытать, чтобы захотеть наложить на себя руки?! Дальше летописец пояснял, что это смятение чувств случилось у Пратапа, когда отец заставил его выставить напоказ "свои обнаженные телеса". То бишь принца, скорее всего, выставили на люди нагишом. Учитывая тогдашний возраст Пратапа, Лодейников его вполне понимал, равно как и то, почему принц, став императором, решил поменять практику наказаний. Допустим, но на что именно?

В летописи поминались какие-то забытые заветы Варуны, связанные почему-то со школьным учением, и тут же утверждалось, что откровения о необходимости обучения грамоте Варуна получил от пригретых им шумеров, каковые и стали первыми учителями княжеских недорослей. Филипп припомнил все, что он знал о шумерских школах и конкретнее о школах города Ура, обитатели которого некогда пришли в земли Варуны. Среди прочего вспомнился и рассказ о незадачливом ученике, которого за один день умудрились наказать палкой и за болтовню, и за вставание с места во время урока, и за выход за ворота школы, и за плохой почерк. Ну, если они к своим собственным отпрыскам применяли такие методы коррекции поведения, то к чему им было щадить юных арьев? Если при Варуне в школе наказывали палками, а потом перестали, то, надо полагать, именно эти традиции Пратап и решил возродить. Вот только какие палки должны были пойти в ход?

Впрочем, и на этот вопрос ответ вскоре нашелся. В летописи упоминалось открытие школ в Аджите и Амитабхе, куда за плату принимались на учение сыновья местных купцов. Летописец при этом отмечал, что обучение в Амитабхской школе обходилось дешевле, чем в Аджитской, поскольку в окрестностях Амитабха в изобилии произрастали березы. Лодейников чуть не расхохотался, прочитав это. Похоже, во все времена, от Шумера и как минимум до XIX века, учителя просто не мыслили школьное обучение без розог, а в средней полосе самые популярные розги - несомненно, березовые. Итак, юным арьям, стремящимся к грамоте, сполна приходилось отведывать березовой каши, что вряд ли улучшило их отношение и к шумерской письменности, и к самому этому чужому для них языку. Не удивительно, что его потом так легко забыли и долгое время обходились без письменности вообще, хотя потом, когда ощутили все-таки нужду в записи священных текстов, первые попытки создать свою собственную письменность делались на основе арамейского алфавита, восходящего ко все той же шумерской клинописи.

Как бы там ни было, вырастить неустрашимых воинов при помощи такого воспитания Пратапу не удалось. Правление его завершилось очередным разгромом, учиненным арьям их соседями арианцами, после чего, по сути, Индроварта была уже обречена, хотя еще об этом не знала.

Следующее царствование осталось в истории многочисленными бедами, одна за другой обрушивающимися на страну. Современники, разумеется, поспешили связать это с неким проклятием, якобы наложенным Йимой, и гневом Варуны на убийц его потомков. О проклятии почему-то ничего не было известно почти два века, пока некий вельможа Васашатта не отправился с посольством в столицу Ариана Вару, где ему открыл глаза местный маг Данис. Вернувшись в Синд, Васашатта донес о проклятии императору Самрату, который сперва ему не поверил, но вскоре случилось событие, полностью соответствующее грозному пророчеству Даниса. Урал потряс мощный подземный толчок.

Сильное землетрясение на Урале? На памяти россиян ничего подобного не случалось, да и сейсмологи не относили Урал к сейсмоопасным районам. Но если это событие действительно имело место быть, оно прекрасно проясняло, когда и как была разрушена гигантская статуя Варуны и почему оказался засыпан вход в его усыпальницу. Может землетрясение подобной силы на памяти людей и впрямь было первым, но тогда легко представить, какой ужас они испытали и как должен был вознестись авторитет пророка, все это предсказавшего. Итак, разразившуюся катастрофу приписали гневу Варуны, разрушившиеся при этом города и поселки восстанавливать не стали, что привело к окончательному запустению Южного Урала.

Не успели люди свыкнуться с последствиями землетрясения, как на Алтае разразился невиданный мор. По его описанию явно угадывалась бубонная чума, переходящая у многих в легочную форму. И начало у мора оказалось классическим. По свидетельствам эпидемиологов, именно с массового падежа крыс обычно все и начиналось. Виной тому были блохи - переносчики чумных бактерий. Обычно они гнездятся как раз на крысах и других грызунах, но вполне могут перепрыгнуть и на человека, который теперь в свою очередь станет источником массового заражения.

Дальше власти Индраварты, еще не сталкивавшиеся с подобными эпидемиями, принялись совершать одну ошибку за другой. Не установили карантин на Алтае, выпустили оттуда караван с грузом добытого золота, который, правда, достало осторожности не пускать в столицу, но в результате за все расплатился принявший его Амитабх. О том, что город вымер от чумы, Лодейников уже знал после исследований найденного в болоте трупа, но летопись, конечно, уточняла картину. Итак, привезенное золото бросили в обреченном городе, опасаясь, видимо, что и оно заражено, а потеря этой партии явно не была критической для государственной казны. Куда более потрясало, что точно так же списали со счета зараженных людей. Беглецов из Амитабха не приняли ни в столице, ни в Аджите, попросту отгоняя стрелами, а брошенный ими город спалили, даже не проверяя, остался ли там еще кто живой. Мда, крайне жестокий способ дезинфекции, хотя по тем временам, вероятно, единственно доступный.

Как бы там ни было, два других крупнейших города страны уберегли от чумы, фактически заставив их сесть в добровольную осаду. Уцелевшие жители Амитабха разбрелись по степи, эпидемия наверняка затронула сельские поселения, куда они добрались, и многих выкосила. Местные власти, боясь соваться в очаги эпидемии, потеряли за ними контроль, а центральная власть, в свою очередь, утратила связь с некоторыми провинциями, с Алтаем уж точно. Осадный режим исключал подвоз продовольствия в Синд и Аджит, и там, естественно, разразился голод. Да, дилемма... Твердо соблюдаешь карантин, и у тебя голодает население, пускаешь в город караваны с продовольствием - а где гарантия, что вместе с ними не завезут и чуму? Императорский двор, сам, разумеется, не голодавший, куда больше боялся чумы, но простые горожане риску голодной смерти предпочли риск заражения и стали разбегаться. Ну, их тоже можно понять.

Перевод на том пока обрывался, но, судя по тому, что на улицах Синда и Аджита останки умерших не валялись, до этих двух городов чума так и не дошла. Государство пока еще не пало, но вот насколько низко пал авторитет императорской власти? Вряд ли арьи, вынужденные самостоятельно спасаться от чумы и голода, после всех этих событий сильно уважали бросившего их на произвол судьбы монарха. А тут еще и слухи, что все эти бедствия вызваны гневом Варуны, который, вообще-то, считался родоначальником династии! Не удивительно, если бы люди начали искать милости иных богов и стали отрекаться от всего, что связано с их гонителем. Вон, от золотых монет с изображением Варуны, судя по летописи, уже начали отказываться. При таких обстоятельствах судьба правящей династии явно висела на волоске, и вполне могло оказаться так, что вовсе не сель стал причиной гибели Индраварты, и он просто похоронил под песком то, что разрушилось еще до его схода.

Синд заметно обезлюдел. Было неприятно ходить по опустевшим улицам, где еще совсем недавно кипела жизнь, словно тот жуткий мор, так и не проникший до сих пор в пределы столицы, все-таки собрал здесь обильную жатву. Самрата ненавидели и презирали не только сбежавшие из города, но и те, кто по каким-то причинам все же решил здесь остаться, но и обвинять в столь масштабных бедах подобное ничтожество люди не были готовы. Нет уж, такое мог наслать на них только кто-то по-настоящему великий и могущественный! Мнение, что все это гнев Варуны, стало всеобщим. Не только в Синде, но и по всей стране ему в эти дни приносили искупительные жертвы, но грозный вседержитель все никак не смягчался, и люди постепенно впадали в отчаяние.

Былая любовь к небесному покровителю правящей династии стала сменяться ненавистью, пока еще сочетающейся со страхом, но у кого-то и страх уже стал пропадать. Представления, что надо изгнать Варуну из города и целиком отдаться под покровительство Индры, все больше захватывали кшатриев и молодежь всех сословий. Статую Варуны, стоящую теперь у императорского дворца, приходилось теперь отмывать от плевков! Самрат велел отлавливать богохульников, но дворцовая стража не горела желанием этим заниматься, а может, эти же стражники сами и плевались, когда никто не видел.

Васашатта, между тем, настолько погрузился в государственные дела, что не хватало уже времени на семью. Ему почему-то хотелось верить, что хотя бы там жизнь течет без серьезных проблем. Ну, не голодают, по крайней мере, как многие другие, и не больны пока ничем, а на остальное по нынешним временам и жаловаться грешно. Насколько он заблуждался, ему дал понять начальник дворцовой стражи, неожиданно приславший к нему гонца с просьбой как можно скорее встретиться для конфиденциального разговора. Поняв, что дело наверняка серьезное, Васашатта поспешил во дворец.

- Что-то с властителем? - первым делом спросил он, увидев главного стражника.

- Хвала богам, пока ничего. Отдыхает от трудов праведных, - промолвил тот.

- Тогда из-за чего такая спешка?

- Просто опять осквернили статую Вседержителя, и моим людям удалось поймать богохульников.

- Снова оплевали, что ли?

- О нет, на сей раз обстреляли камнями из рогаток.

- Так это что, мальчишки были?! - что никому из взрослых такая дурость в голову бы не пришла, Васашатта даже не сомневался, а вот ребятня, наслушавшись разговоров старших, вполне могла и решиться. Но какова дерзость! В более благополучные времена о таком никто и помыслить бы не смел!

- Вы очень прозорливы, - кивнул начальник стражи, - ни одному из осквернителей не исполнилось еще и двенадцати. С сожалением вынужден сообщить, что среди них был и ваш сын.

Васашатта заметно побледнел. Чего угодно он мог ждать от своего постреленка, но такого?..

- Самрат знает? - понизив голос, осведомился он.

- По счастью нет. Владыка отдыхает от трудов праведных и ни о чем не подозревает. Страшно подумать, как бы он мог отреагировать на подобное известие, боюсь, приказал бы засечь виновных до потери сознания на городской площади, а среди них есть и сыновья моих подчиненных... очень хороших воинов, между нами говоря, не хотелось бы с ними ссориться даже по столь важному поводу.

- То есть, стража не собирается оповещать императора? - промолвил Васашатта.

- Нет, пусть он лучше пребывает в неведении, а шельмецов мы решили наказать по-семейному, как было принято во времена Пратапа, что я и вам очень настоятельно советую сделать, а то вдруг в следующий раз появятся совсем не нужные свидетели...

Васашатту передернуло от такого совета. Почему-то вдруг очень живо вспомнилось, как его самого первый раз в жизни наказывали розгами, только случилось это не дома, а в школе, и причиной была банальная леность. Ощущения тогда, конечно, зашкаливали. Было очень стыдно раздеваться перед всеми, а потом стало нестерпимо больно от ударов березовых прутьев, и он, самый храбрый мальчик в классе, позорно разревелся. Устраивать подобную экзекуцию малолетнему сыну в душе очень не хотелось, но умом князь был полностью согласен с начальником стражи. Поблагодарив его за проявленную милость, Васашатта направился к караульному помещению, где заперли всех отловленных юных богохульников до окончания разбирательств.

Юджит появлению отца обрадовался, но не слишком, поскольку прекрасно осознавал, что в этот раз легко не отделается, да и его старшие приятели после поимки успели высказать массу крайне пессимистичных предположений о собственной дальнейшей судьбе. Всю дорогу до дома мальчик пытался как-то оправдаться, дескать, и не хотел он вовсе в эту статую стрелять, и пульнул-то всего один раз, и вообще он ни в чем не виноват, это все старшие ребята...

Все эти беспомощные оправдания только еще больше раздражили Васашатту. Вдруг выяснилось, что его наследник, возомнив себя жутко самостоятельным, самовольно уходит со двора, связался с компанией мальчишек на несколько лет его старше, при этом из куда более низкой касты рядовых кшатриев, да еще и бездумно следует их указаниям! Все это безобразие следовало немедленно пресечь, а то так и действительно до беды недалеко...

Придя домой, князь приказал прислуге приготовить розги для наказания отпрыска, а сам отправился к супруге разбираться, как это она не уследила за единственным сыном. Узнав, что натворил ее Юджит, Амила чуть в обморок не грохнулась, но, придя в себя, согласилась, что шалуна непременно следует наказать во избежание худшего, заодно пожаловавшись, что не в состоянии держать его на привязи, что он теперь постоянно от нее убегает и, похоже, пользуется собачьим лазом под забором, чтобы удирать с территории усадьбы.

Юджит, завидев розги, заранее разревелся, но отец был непреклонен. Он велел слугам раздеть наследника догола, уложить на лавку и держать за руки и за ноги, чтобы не удрал, а сечь его он будет сам. Ревущего мальца приготовили к наказанию, и Васашатта, глядя на растянутое на лавке маленькое белое тельце без единой полоски, свидетельствующей о знакомстве с розгой, испытал острый приступ жалости к отпрыску. Ну да, дурачок еще, готовый ходить хвостиком за старшими ребятами, лишь бы те брали его в свои игры, тем паче, что ни братьев у него нет, ни друзей сверстников из собственной касты. Но что же из него вырастет-то, если он с таких лет приучится глумиться над богами, которым по рождению своему обязан служить?! Что взять с детей тупых кшатриев, они кроме своего Индры и дэвов ни о ком и слышать не хотят, но Юджит-то брахман!

Преодолев жалость, Васашатта вооружился розгой и хлестнул наследника по самой выступающей части ягодиц. Юджит взвизгнул и отчаянно задергался, едва не вырвавшись из удерживающих его рук, на его молочно-белой коже проступили тонкие красные полоски. Отец продолжил его нахлестывать, сопровождая порку поучениями:

- Не смей уходить из дома без спроса! Не смей водиться с мальчишками из низших каст! Не смей поднимать руку на божественные изображения! Не смей глумиться над собственными предками! Варуна же и твой предок тоже, пусть и по женской линии. Ты же, когда вырастешь, можешь занять высокий пост в Индраварте, возможно, даже самый высокий, какой же из тебя будет правитель, если ты не уважаешь богов?!

Юджит истошно вопил под ударами, все еще пытался вырваться и явно не в состоянии был воспринимать никаких нотаций. Его ягодички приобрели уже равномерно багровый цвет, хотя розга приземлялась пока на них не многим более двадцати раз, когда экзекуция была прервана прибежавшим привратником, сообщившим, что там у ворот стоит колесница какого-то князя, который требует срочной аудиенции у Васашатты. Критически оглядев наследника, отец решил, что ему, пожалуй, и этого хватит, и приказал отпустить ребенка. Всхлипывающий Юджит, несмотря на испытываемую боль, поспешил удрать с лавки и, даже не удосужившись одеться, убежал к мамочке выплакиваться и утешаться, Васашатта же поспешил в гостиную, заранее настраиваясь на очень неприятные вести.

Ожидания его не обманули. В комнате его ждал запыленный и измученный долгой дорогой Шуттарна, жадно пьющий воду из поднесенного кубка.

- Плохие известия? - с порога спросил Васашатта, не тратя время на обмен приветствиями.

- Очень плохие, - промолвил Шуттарна, устало утерев пот со лба, - вся граница охвачена мятежом. Мои воины, которым давно уже не платят, устали терпеть и теперь идут в Синд выбивать свое жалованье. И знаешь, кто у них предводителем? Тот самый Девдас, которого мы с тобой словили в Аркаиме и который потом сидел у меня под запором, пока волей Варуны нас крепко не тряхнуло. Тогда он сумел освободиться и куда-то смылся, а сейчас вновь явился со своими проповедями. Воины ему чуть ли не в рот смотрят и верят каждому его слову.

- Он проповедует все то же, что и раньше?

- Да, призывает кшатриев не подчиняться князьям, молиться только Индре и Агни и уходить куда-то с этой проклятой земли, но теперь уже открыто обвиняет во всех бедах Самрата, от которого в наказание за все его преступления отвернулись боги.

- Паршиво... И скоро нам их ждать под стенами Синда?

- Возможно, через месяц. Они пока не спешат, поскольку рассчитывают усилиться, взбунтовав крепостные гарнизоны и в других провинциях тоже, это я мчался сюда со всей возможной скоростью. Но они непременно явятся, можешь не сомневаться.

- И что же нам теперь делать?

- Первым делом оповестить князей, насколько все серьезно. Мятежники винят во всем Самрата, и они не так уж неправы, именно его безумная политика ввергла нас в эти бедствия. Как хочешь, но с владыкой надо что-то решать...

- Ты прав, Шуттарна, - кивнул Васашатта, - этот болван на троне погубит и себя, и нас, и всю Индраварту, но может пояснишь все же, что за дурость он сотворил на этот раз. Не настолько же мы обеднели, чтобы не иметь возможность заплатить собственной армии?

Шуттарна вздохнул и начал рассказ. Многое из того, что он говорил, и так было известно Васашатте, но общая картина проявленного властью безумия, конечно, потрясала.

Потеряв остатки уважения собственного народа и продолжая занимать трон только потому, что все возможные претенденты ждали, когда же, наконец, закончится мор, чтобы приписать себе избавление страны от этой напасти, а все предшествующие беды свалить на свергнутого предшественника, император продолжал собственными руками рыть себе могилу. До Самрата дошло, наконец, что хеманы с изображением Варуны вызывают теперь у народа чуть ли не панический страх и их надо срочно выводить из оборота, но чем их заменить? Переплавить монеты с ликом своего божественного предка в обычные золотые слитки казалось императору актом богохульства, за который лично ему придется держать ответ перед вседержителем, если не в этой жизни, так уж в следующей - точно! Оказаться после перерождения каким-нибудь червяком Самрату не хотелось категорически, так что опальные монеты лучше спрятать в хранилищах до лучших времен. Да, но чем тогда платить войску и на что содержать свой двор?! Новых поставок желтого металла с Алтая ждать не приходилось, переплавлять в слитки ювелирные украшения было очень жалко, но приходилось заниматься и этим, хотя и в ограниченных масштабах, так что на все нужды золота решительно не хватало.

Сам ли властитель до этого додумался или подсказал кто-то из придворных советчиков, только Самрат решил до лучших времен задержать выплату жалованья пограничной страже. Там к такому отношению не привыкли и сперва слали отчаянные депеши в столицу, сетуя на невозможность приобрести даже провиант, но в ответ получили лишь отписки казначея, что, дескать, император запретил отныне рассылать по стране хеманы, а другого золота в казне нет. Крайний цинизм такого ответа переполнил чашу терпения сатрапов пограничных провинций, поскольку всем им прекрасно было известно, что дворцовые хранилища просто ломятся от золотых, и они, преодолев огромные расстояния, лично явились разбираться в столицу. Самрат принимать их не пожелал, а беседа с казначеем больше всего напоминала разговор двух глухих.

- Мы согласны получать жалованье в хеманах, если нет другого выхода.

- Владыка уверен, что от этого вам не будет никакой пользы, поскольку чернь уверена, что через эти монеты передается проклятие, и просто не примет их в оплату.

- Но монеты всегда можно переплавить.

- Владыка никогда не позволит этого сделать, ибо считает это кощунством по отношению к своему божественному предку.

- Если он боится согрешить, то мы можем взять этот грех на себя и сами переделать их в слитки...

- Тогда Варуна покарает вас тоже, но и с владыки вины не снимет, ведь он все равно станет соучастником этого гнусного деяния.

- Но послушайте, арианцы давно уже их переплавляют, и никто ни слова не говорил о кощунстве, когда мы платили им хеманами за их товары!

- Они демонопоклонники и не подданные владыки, поэтому за их грехи он не отвечает!

- Да у нас же скоро люди взбунтуются! - взвыл Шуттарна, понявший, что эту стену ничем не пробить.

- Ну, в крайнем случае конфискуйте скот у местного населения, - посоветовал в ответ казначей, - а потерпевшим пообещайте, что казна оплатит все убытки, как только закончится мор и снова заработают золотые прииски на Алтае.

Провинциальные сатрапы так и разъехались из Синда не солоно хлебавши. Неизвестно, как извернулись начальники среднеазиатских и прияицкой провинций, возможно, действительно стали отбирать у простых общинников скот под обещания будущей оплаты, но в Каменном Поясе никакого местного населения не было уже давно, грабить оказалось некого, зато нашелся шраман, проповедующий о неправедности императорской власти и о том, что кшатриям, которым покровительствует сам Индра, давно пора перестать уповать на брахманов из высшей касты и брать свою судьбу в собственные руки. В итоге гарнизон одной из приграничных крепостей возмутился, поднял на копья собственного командира и на общем сходе постановил идти на Синд, чтобы самолично выбить у императора положенное им жалованье. Шуттарна, едва до него дошла весть о мятеже, спешно примчался в эту крепость с небольшой охраной, пытался и уговаривать, и угрожать, но, поскольку заплатить не мог, понимания не достиг и еле унес ноги. Мятежники, тем временем, отправили гонцов в соседние гарнизоны, где воины тоже уже были морально готовы к выступлению против власти Самрата, которого не стесняясь называли сумасшедшим, и им хватило небольшого толчка, чтобы присоединиться к восстанию. За считанные дни мятеж распространился на всю провинцию. Шуттарне ничего не оставалось, как только мчаться в столицу, чтобы предупредить о надвигающейся беде.

- Вот теперь ты знаешь все, - закончил Шуттарна свое горькое повествование. - По всем правилам первым я должен был предупредить о мятеже Самрата, но уже не знаю, стоит ли? Что он может сделать? Прикажет собирать ополчение по селениям, где гуляет мор? Пошлет столичный гарнизон подавлять восстание? Хоть им-то жалованье еще платят?

- Им-то платят, - хмыкнул Васашатта, - но больше уважать властителя они от этого не стали. Если дело дойдет до настоящей войны, никто не захочет помирать за Самрата. Да и за вседержителя Варуну, боюсь, тоже...

- Что, все уже настолько плохо?

- Только что пришлось наказать сына за то, что он в компании сынков кшатриев обстреливал из рогатки статую Варуны. Охранники их, конечно, похватали и обязательно выдерут, но в душе целиком на их стороне. Что уж там говорить о черни. Нам срочно нужен новый разумный правитель, пока весь народ не взбунтовался.

- У тебя есть кто на примете?

- Начальник городской стражи Васу, по-моему, вполне подходит на эту роль. Синдские кшатрии его уважают, явных глупостей за ним не числится, в устраиваемых Самратом оргиях он никогда участия не принимал. Думаю, мне удастся его уговорить выступить против императора. Но, конечно, сперва надо подготовить князей, чтобы они представляли реальный масштаб угрозы.

- Пожалуй, так и сделаем.

Весть о начавшемся мятеже дошла до Самрата, только когда слухи об этом разошлись по всему городу. По отчаянным донесениям провинциальных сатрапов восстание уже перекинулось и на гарнизоны крепостей в нижнем течении Яика, и на кордоны, сдерживающие набеги таежных племен севернее сожженного Амитабха. Похоже было на то, что восточнее Тобола никаких следов имперской власти не осталось вообще. И все это восставшее воинство разными путями стекалось в лагерь, разбитый у речной переправы чуть южнее Амитабха, чтобы, соединившись в единую орду, двинуться маршем на Синд.

Что оставалось делать императору? Силы столичного гарнизона многократно уступали объединенным силам восставших. Сколько-нибудь серьезное ополчение в обезлюдевшем и оголодавшем городе было уже не собрать. Послать за помощью в Аджит? Так и там те же самые проблемы! Не видя никакого реального выхода, Самрат заперся во дворце и усердно молился, тщетно уповая на то, что хоть так ему удастся отвратить гнев Варуны. Даже для серьезного жертвоприношения ресурсов уже не было.

Именно молитвой он и занимался, когда порядком перепуганный стражник без стука ворвался в его покои и оповестил, что во дворец явилась представительная делегация князей и срочно требует встречи с владыкой. Разозлившийся Самрат гаркнул, что он никого не вызывал и пусть, мол, убираются по домам, пока он сам не соизволит их увидеть, но стражник почему-то не ринулся исполнять его приказание, а лишь зловещим тоном пояснил, что господа явились с оружием и в окружении вооруженной челяди. Крикнув на подмогу дворцовую стражу, император все-таки пошел выяснять, что там так срочно потребовалось его родственникам.

Одного взгляда на эту сумрачную толпу хватало, чтобы понять, что незваные гости настроены чрезвычайно серьезно. Вперед вышел один из седобородых старейшин и, пропустив положенные по придворному этикету славословия божественному владыке, сразу перешел к изложению претензий. По его словам, все они, достойные мужи из великих родов, провели богослужение, на котором обратились с просьбой к богам подсказать, как избегнуть грозящих стране бед. И боги якобы известили их, что виной всему нынешний правитель Индраварты, оскорбивший своими деяниями и дэвов, и Адитьев, и что сам Индра желает, чтобы землей, названной его именем, правил отныне новый владыка. Следуя воле богов, князья посовещались и решили предложить Самрату добровольно отречься от престола.

Император судорожно хватал ртом воздух как рыба, вытащенная на берег. За всю историю Индраварты был только один случай добровольного отречения властителя, и сделал это его предшественник Пратап, причем действительно по собственной инициативе. Можно было, конечно, воспротивиться, но Самрат хорошо помнил судьбу тех правителей, кто выступал против аристократии. Ну, конечно, если ты Вар, у которого за спиной целая вооруженная орда, или ты сильный колдун, как Магуш, то вполне можешь и наплевать на мнение лучших людей страны, но в любом другом случае ты обречен. Артэхшэтру, вон, зарезали прямо во время богослужения, а Кирте пришлось спасаться бегством. Тем не менее, император все-таки сделал попытку побороться и крикнул страже вязать мятежников, но те и не вздумали его слушаться, при том что в зале находился сам начальник дворцовой стражи, с презрением глядящий на своего властителя. Поняв, как жалко он выглядит, Самрат уселся на пол, привалившись спиной к стене, словно ноги больше отказывались его держать, и враз осипшим голосом попросил позвать писца, чтобы он мог продиктовать свое отречение.

Отрекшемуся правителю настоятельно посоветовали побыстрее убраться из города, пока сюда не явились мятежники и не потребовали его головы. В качестве наиболее подходящего места дальнейшего проживания ему предложили верховья Яксарта, куда восставшие точно не попрутся и где всегда легко скрыться в горах. Самрат поспешил последовать доброму совету, так что, когда войско восставших подошло, наконец, под стены столицы, прежнего правителя там уже не было и вести переговоры пришлось Васу, избранному князьями новым императором.

Бывший начальник городской стражи оказался успешным переговорщиком. Он, конечно, согласился выплатить с лихвой все недоимки, переплавив для этого столько монет, сколько потребуется, но, под предлогом опасения грабежей, добился того, чтобы победители заходили внутрь городских стен и уж тем паче в императорский дворец только в очень ограниченном количестве, распорядившись перед этим убрать с видных мест и спрятать в дворцовом хранилище все сколько-нибудь ценные вещи. Городская чернь при этом приветствовала провинциальных воинов как освободителей.

Походив по Синду, восставшие кшатрии оказались неприятно удивлены статуей Варуны, стоящей перед дворцом. Распоясавшаяся молодежь, да и дворцовые стражники в последние дни статую эту не щадили совершенно, и она быстро обрела абсолютно непотребный вид. Но даже и в подобном состоянии она пришельцам активно не нравилась. Их вожди во главе Девдасом, которого восставшие почитали в качестве пророка и непререкаемого авторитета в божественных делах, заявились целой делегацией во дворец и потребовали от Васу снести неугодный монумент, упирая на то, что Варуна отрекся от почитавшего его народа, обрек его на неисчислимые бедствия и потому больше не достоин приоритетного поклонения. Арьям, дескать, отныне следует почитать прежде всего Индру и Агни, но раз их статуй в Синде нет, то и статуи Варуны быть не должно. Такова, мол, воля всего народа.

Васу правильно понял, что снос статуи основателя его рода должен символизировать победу восставших кшатриев над брахманами, но ради умиротворения готов был пойти даже на такое унижение. При ликовании собравшихся городских низов статуя вседержителя Варуны была снесена с постамента и разбита на части, а потом и сам постамент разнесли по камушку. Этим символическим актом восстание, собственно, и завершилось.

Окончание царствования Самрата описывалось летописцами уже явно не при его правлении, иначе и представить было мы невозможно, чтобы богоравного самодержца упрекали в безумии, хотя начудил он, конечно, по полной программе. Лодейников попытался представить себя на его месте и честно себе же признался, что такого ему в голову точно бы не пришло. Это каким же надо быть упертым мистиком, чтобы эфемерную опасность от лицезрения изображения предположительно разгневанного бога счесть более реальной, нежели угрозу мятежа собственных воинов, оставленных лично тобой безо всяких средств к существованию, при том что казна ломится от золота?! Нет, похоже, сознания религиозных фанатиков ему не понять, нечего и пытаться!

Дальнейшие события были уже до боли предсказуемы. Конечно, оголодавшая пограничная стража потребовала немедленной платы от собственного начальства и, не получив ее, восстала и пошла добывать свои деньги непосредственно у императора. Конечно же нашелся проповедник, готовый придать этому протесту идеологическое, так сказать, обоснование. Конечно же мятеж пошел распространяться по всем пострадавшим гарнизонам со скоростью лесного пожара. Удивительно, что никто не подсказал властителю, что пожар этот надо немедленно тушить, благо есть чем. Или он уже настолько отошел от суетного мира, что просто не слушал ничьих советов? Или он настолько достал собственное окружение, что его уже откровенно сливали? Судя по тому, как легко договорились враждующие обычно между собой аристократы, второе предположение было ближе к истине. Итак, когда запахло жареным, знать объединилась и заставила властителя "добровольно" отречься от престола. Отрекся, конечно, куда ж ему одному идти против всей своей касты, когда даже собственная охрана его предала.

Низложенному правителю посоветовали срочно бежать подальше от Синда, и он этому совету внял, только не угадал с направлением. Ну, откуда ж ему знать, что его ненавистники, восставшие кшатрии, решат потом попытать счастья на землях бывшей Мелуххи и их путь на юг пройдет как раз через его убежище?! Летописец меланхолично констатировал, что, по слухам, Самрата случайно опознал один колесничий, которому прежде по службе доводилось бывать в столице, и бывшего правителя так и не простившие его воины подняли на копья.

В отличие от Самрата, сместившим его аристократам как-то удалось договориться с восставшими, в том числе и за счет наконец-то пошедшего в переплавку монетарного золота, но одной материальной компенсацией мятежники не удовлетворились и потребовали снести статую Варуны, стоящую у императорского дворца, якобы в отместку за насланные этим богом бедствия. Возможно, именно эти претензии и озвучивались при требовании сноса, но Лодейникову показалось, что подоплека там на самом деле была совсем иная и брахманы прекрасно должны были ее понимать. Именем Индры, покровительствующего кшатриям, снести статую Варуны, покровительствующего брахманам, означало утвердить первенство кшатриев перед брахманами и идейно подкрепить претензии их вождей на царскую власть.

Тут Лодейникову очень кстати вспомнилась давняя уже научная работа Н. С. Трубецкого "Религии Индии и христианство", где тот утверждал, что "Факт победы Индры над Варуной недостаточно оценивается исследователями истории религии Индии. Между тем этот факт был чреват последствиями и предопределил все дальнейшее развитие индийской религиозной мысли". Интересно, что бы сказал этот прозорливый исследователь, узнав, КАК ИМЕННО Индра одолел Варуну?!

Итак, символ власти императоров пал, мятежники добились всего того, чего хотели, и что же дальше? На троне утвердилась новая династия, уже из кшатриев? Да нет, все те же князья-брахманы избрали из своей среды нового властителя, и никто из мятежников и не вздумал помешать ему занять трон. Или же восставшие кшатрии, удовлетворившись малым, вернулись в свои крепости, чтобы продолжать нести воинскую службу? Да ничего подобного, они просто разбрелись по степным становищам, утвердив свою власть там, и самые пассионарные из них стали племенными вождями по примеру Ариана, вот только ни в какой Совет вождей объединяться не стали. И кем же тогда, спрашивается, правил новоизбранный император?

Ответ на последний вопрос летописец старательно обходил стороной. Ну, формально никто империю не ликвидировал, официально она продолжала существовать все в тех же границах, только в провинциях больше не сидели назначенные императором сатрапы, налоги в имперскую казну за пределами Синда не взимались, ополчение не созывалось, границы никто не охранял, даже к суду императора в своих разборках новоявленные вожди прибегать не стремились. Как-то все это до боли напоминало Западную Римскую империю в последние годы ее существования, раздираемую на части варварами, но при этом с императором, маловлиятельным, ничем почти реально не управляющим, но формально - главой всей этой огромной территории, с чьего якобы дозволения правят фактически независимые вожди тех варварских племен. Так оно и тянулось, пока вождь герулов Одоакр не сподобился прекратить эту комедию.

В Индраварте положение было ничуть не лучше, разве что вместо иноплеменных вождей на части ее рвали свои же собственные арийские кшатрии и ни один из них не был готов развенчать императора. Империя медленно умирала, и даже как-то странно, что никто из соседей не рискнул покуситься на ее земли. Ну, арианцы, допустим, и в самом деле опасались наложенного на них проклятья, а остальные что? Или им реально были страшны небольшие летучие отряды арьев на колесницах? А что, вполне может быть, ведь именно такие отряды очень скоро покорили густонаселенный Пенджаб.

О легендарном вторжении арьев в Северо-Западную Индию летопись упоминала. Из нее можно было узнать и имя предводителя первой вторгшейся туда орды - Индражит, и имя, так сказать, главного идеолога этого вторжения - Девдас. Этот шраман, оказывается, почитался у кшатриев чуть ли не пророком, и он якобы упорно твердил, что арьям не жить больше на земле смертельно обиженного ими Варуны, что эта земля проклята и единственный шанс спастись - отправиться на поиски другой. Ну, Пенджаб, конечно, вполне подходил вынужденным беглецам. Плодородные равнины, пересекаемые полноводными реками, тропический климат, при котором почти никогда не бывает морозов, прежняя цивилизация, давно освоившая эти места, пребывает в глубоком упадке, его разрозненные городки не в состоянии хоть как-то противостоять завоевателям. Не удивительно, что за первой волной вторжения пошла вторая и третья, а затем чуть ли не все племена арьев перебрались на Индостан, навязав местному населению свой язык и основы религиозного вероучения, но при этом заимствовав у него культуру земледелия и строительства и введя в свой пантеон наиболее почитаемых местных богов, того же Шиву, например. Растянулся этот процесс лет на двести как минимум, а то и на все четыреста, когда об Индравартской империи уже и памяти не осталось, и, конечно, все последующие события никак не были зафиксированы в летописи.

Итак, некоторое время империя еще формально существовала, но была обречена из-за полнейшего равнодушия подданных к ее судьбе. На память Лодейникову пришло стихотворение Булата Окуджавы, ставящее очень точный диагноз такому положению дел:

"Вселенский опыт говорит,
что погибают царства
не оттого, что тяжек быт
или страшны мытарства.
А погибают оттого
(и тем больней, чем дольше),
что люди царства своего
не уважают больше."

Лучше и не скажешь. Все четвертьвековое правление императора Васу стало прекрасным тому подтверждением. Не было почти никаких налоговых поступлений, и государство существовало только за счет старых золотых запасов, в постоянном страхе, что придут и ограбят. Собственно, только в охране золотохранилищ и состоял теперь последний смысл существования Синда, по сути превратившегося в город-государство.

Амрит, бывший форпост империи на южном направлении, утратил всякое значение вообще и за считанные годы полностью обезлюдел. Кто подался в степь, кто ушел завоевывать Пенджаб, а последние адепты Варуны и сторонники старых порядков перебрались в Синд, где еще нужны были стражники и можно было как-то прокормиться на государственной службе.

Все авантюристы и пассионарии покидали постепенно пустеющую столицу, устремляясь на юг, где собирались племена переселенцев перед последним броском через горы. Бактрия, чьи могучие крепости так и не сумел в свое время взять Джайант, уже два века как пребывала в упадке и перестала быть серьезной преградой. Восточная ее часть стала проходной дорогой для арьев на пути в Пенджаб, на запад же вдоль побережья Каспийского моря стали постепенно проникать переселенцы из Ариана, пользуясь тем, что былая граница по реке Урал больше не охранялась. Эти переселенцы скоро обживутся там, создав Язскую культуру, просуществовавшую около четырех веков и породившую зороастризм. Все это время они будут с переменным успехом враждовать с потомками арьев, поклоняющимися Индре и дэвам и прозванными ими туранцами, пока их пути не разойдутся окончательно: арьи откочуют на Индостан, а язсцы, в большинстве своем, - на Иранское нагорье.

Когда закончилось правление Васу, летопись не сообщала, поскольку обрывалась на событиях 1475-го года до нашей эры, но чем все закончилось, легко можно было предположить, поскольку последней записью в ней было: "В Синд пришел мор. Сохраните нас, боги!".

Итак, опять чума. Первая эпидемия обошла столицу стороной, но во второй раз, видимо, в городе не было ни достаточных запасов продовольствия, ни авторитетной власти, чтобы установить крепкий санитарный кордон. Удивительно, что на улицах города, в отличие от Амитабха, при этом не валялись ничьи останки. Вряд ли их все могло смыть наводнением, стало быть, успели убрать? Летописец, оставивший запись о море, вероятно, скончался в ходе эпидемии, но неужели в городе не нашлось больше никого грамотного, чтобы продолжить летопись? Или им уже не до того было?

Лодейников дал указание хорошенько прошерстить остальные глиняные таблички, найденные в дворцовой библиотеке, и вот удача: среди многочисленных хозяйственных записей нашлось нечто вроде личного дневника. Автор сообщал, что его зовут Юджит, что он является последним оставшимся в живых членом княжеского рода, ведущего свое происхождение от младшего брата Варуны. По утверждению Юджита, именно ему довелось стать последним правителем Индраварты. Его отец Васашатта стал первым, кто донес до арьев известия о проклятии Йимы и гневе на них Варуны, но остался при этом верным служителем последнего и отказался участвовать в походе на юг, хотя это настойчиво предлагал ему сам Девдас, духовный лидер мятежных кшатриев.

Описывая свое детство, Юджит подчеркивал, что воспитывали его очень строго и один раз жестоко наказали за соучастие в осквернении статуи Варуны, причем случилось это незадолго до того, как статуя была разрушена по требованию восставших. С детства впитав строгие моральные принципы и верность памяти создателя Индраварты, Юджит поклялся до последнего вздоха хранить его наследие и не изменил этой своей клятве, даже когда Варуну предали все остальные князья.

Когда Синд поразил мор, он выкосил три четверти населения города и подавляющее большинство членов аристократических родов, включая правящего тогда императора Васу. Когда эпидемия, наконец, отступила, оказалось, что во всей стране не осталось в живых ни одного прямого потомка Варуны по мужской линии! Малочисленные князья из трех остальных родов, выжившие во время мора, посовещавшись, выбрали императором Юджита, как самого мужественного и стойкого среди них. Общими усилиями город очистили от трупов, захоронив их за внешней стеной, но, опасаясь, что в конец обезлюдевший Синд станет легкой добычей первой же разбойничьей шайки, поскольку защищать его стены уже считай что и некому, упорно распространяли слухи, что мор не прекращается и в город соваться опасно. Чтобы разжиться продовольствием, вели тайную торговлю с проверенными людьми, расплачиваясь казенным золотом.

Такое полуизолированное существование продлилось еще лет пять. Не видя никаких перспектив возрождения былого величия Индраварты и понимая, что со временем город все равно неизбежно вымрет, уцелевшие князья решили искать лучшей доли в более благодатных краях и, собрав оставшихся горожан из числа простонародья, поманив их обещанием более легкой жизни на дальнем юге, снарядив боевые колесницы и повозки, на которые загрузили провиант и часть золота из казны, двинулись караваном в направлении Яксарта, на берегах которого собирались в то время переселенцы со всей степи. Юджита они тоже звали с собой, но он отказался с ними идти, сославшись на свою клятву и заявив, что останется здесь хранить наследие предков. Удалось ли ушедшим добраться до земель вожделенной Мелуххи, Юджиту осталось неведомо.

Последний правитель империи остался жить один в окончательно опустевшем городе, добывая себе пропитание охотой и понемногу тратя старые запасы зерна, а в свободное время нанося на глиняные таблички свои воспоминания. Увы, такое его отшельническое существование продлилось не более полугода. Юджита внезапно скрутила невыносимая боль в животе. Не надеясь уже выжить, на последней табличке он написал, что с достоинством принимает волю богов, решивших так рано отправить его на встречу с предками, запрет перед смертью все дворцовые хранилища и умрет на императорском троне, который занимает по праву как последний член касты, не изменивший основателю Индраварты.

Дочитав последнюю строку перевода, Лодейников устало откинулся в кресле. Ну, вот и разрешились все загадки. Таинственный ключарь действительно оказался последним правителем сгинувшей империи, не покинувшим своего поста, даже когда все его бросили, и помершим, скорее всего, от банального аппендицита. Случившийся вскоре сель накрыл, таким образом, уже мертвый город, сохранив от разграбления его сокровища. Работу экспедиции можно было закрывать. Конечно, осталось еще много не раскопанных индравартских городов, но по сравнению с найденными письменными источниками их исследование мало что прояснит. Так, только мелкие детали. А вот осмыслять историю этого давно исчезнувшего государства предстоит еще очень долго, чем он, конечно же, и займется.

Пока в Синде куролесили восставшие кшатрии, Васашатта старался не покидать своего особняка. Не ходил даже во дворец, хотя Васу, только недавно начавший вникать в государственные дела, очень рассчитывал на его помощь. Просто князю было до омерзения противно появляться рядом с тем местом, где только что надругались над статуей бога, которому он верно служил всю свою жизнь. А еще было стыдно перед маленьким сыном, которого он не так давно больно наказал за непочтительное обхождение с этой самой статуей. Что он теперь подумает и о Варуне, и об отце, и о тех князьях, что обязаны были хранить верность своему родоначальнику, но отдали его изображение на поругание? Нет, мир и в самом деле рушился, и вседержитель явно решил наказать своих недостойных потомков, лишив их разума! Своими душевными терзаниями Васашатте даже поделиться было не с кем, поскольку верный друг Шуттарна, не желая встречаться со своими бывшими подчиненными, постарался загодя убраться из города.

Князь и сегодня не был намерен ни с кем контактировать, но прямо к нему в комнату внезапно ворвался перепуганный привратник, чтобы сообщить, что хозяина срочно желают видеть "два каких-то разбойника". Догадываясь, что с этих визитеров вполне станется сломать ворота, если не выйти к ним добровольно, Васашатта, помянув всех демонов, поспешил на улицу. У ворот действительно стояли двое восставших: могучий кшатрий, вооруженный мечом в богато изукрашенных ножнах (кого, интересно, ограбил?), и, судя по одежде, небогатый провинциальный брахман, чья физиономия показалась князю смутно знакомой. Ба, да это же Девдас собственной персоной! Бывший шраман, которого они с Шуттарной поймали в Аркаиме и который сделал с тех пор головокружительную карьеру, став духовным вождем восставших кшатриев. Что, интересно, ему здесь надо? Или просто пришел поглумиться над побежденным противником?

Девдас, однако, никаких агрессивных намерений выказывать не стал, напротив, первым делом высказал Васашатте свою признательность, дескать, только благодаря князю его, Девдаса, и не прикончили сразу же после ареста, а посадили под замок, откуда он и смог потом благополучно освободиться. Новоявленный пророк также выразил восхищение, что Васашатте удалось выведать у арианских магов суть проклятия Йимы и донести это знание до народа Индраварты. Девдасу, оказывается, это очень помогло в его проповедях. Не сказать, чтобы Васашатта сильно этому обрадовался, но он сумел сдержать свои эмоции и сухо попросил незваных гостей перейти к делу. Ну, не ради же благодарностей они сюда заявились? Девдас ответил, что разговор им, возможно, предстоит долгий и не хотелось бы вести его на улице. Делать нечего, пришлось пригласить эту парочку пройти в дом. Расположившись в гостиной, князь без обиняков спросил:

- Ну, вы же уже получили все, что требовали. Чего вы еще добиваетесь?

- Неужто ты думаешь, князь, что я пришел в Синд за золотом? - вопросом на вопрос ответил Девдас и поспешил пояснить: - Большинство наших соратников первоначально и в самом деле добивались только выплаты жалованья, но это вовсе не значит, что, получив его, они захотят вернуться в свои крепости. Во время похода многие из них поняли, как это хорошо, когда над тобой нет начальников, и теперь сами хотят вершить власть.

Мда, это откровение было очень неприятной новостью. Брошенные крепости означают открытую для набегов границу, а как могут вершить власть неграмотные воины, Синд хорошо понял еще во времена правления Вира. Не дай боги такому повториться! Васашатта, однако, постарался сдержать эмоции.

- И как эти люди, мечтающие вершить власть, собираются поделить императорский трон? - язвительно промолвил он.

- Никто из них и не претендует на то, чтобы править Синдом, - сказал Девдас. - Этот город чужд для них, и они прекрасно осознают, что никогда не станут в нем своими. Максимум, на что они рассчитывают, это стать вольными вождями собственных племен, как в Ариане. Получив положенную плату, они просто разъедутся по своим родным местам и постараются возглавить соплеменников.

- По степным урочищам, где сейчас мор гуляет? - хмыкнул Васашатта. - Много ли живых они там найдут? Мне вот даже удивительно, как это вы умудрились проделать такой путь по степи, не перезаразившись.

- А нет больше никакого мора, - произнес Девдас. - Пока вы тут сидели, запершись в крепостных стенах, да от страха тряслись, мор закончился сам по себе.

- Да не может быть!.. - не поверил Васашатта.

- Еще как может, князь! Но он обязательно вернется, - тут же добавил Девдас. - Гнев Варуны не утолен, он может подарить ложную надежду, но на самом деле не успокоится, пока не выживет арьев с этой земли. Нам надо искать себе другую землю, на которой не лежит проклятие. Я постоянно твержу об этом нашим воинам, они меня слушают и соглашаются, но большинство из них еще не готово покинуть родину. Кто-то должен стать первопроходцем и показать им путь.

- И ты решил взять эту роль на себя?

- Вседержитель Индра и Агни решили это за меня, князь. Я не более чем послушное орудие их воли. Они сами поведут нас в теплые, благодатные земли.

- Все такие земли давно уже кем-то заняты, - возразил Васашатта, - и население их наверняка велико. Вы всерьез надеетесь что-то там отвоевать? Где же лежит тот благодатный край, куда вы решили направить свои стопы?

- Это Мелухха, князь. Там текут полноводные реки, там никогда не бывает морозов и весь год растут буйные травы. Там хорошо будет и людям, и скоту.

- Мелухха??!! Да сам Джайант со всей его воинской мощью не сумел туда даже прорваться! Только обломал зубы на бактрийских крепостях!

- Боги покарали не только Индраварту, князь. На Бактрию и Мелухху их гнев обрушился куда раньше. Их города опустели, их крепости больше некому защищать. Они теперь раздроблены и слабы, и у них нет ни наших коней, ни наших колесниц. Никто больше не попытается преградить нам дорогу в Бактрии, горы, отделяющие от нее Мелухху, вполне преодолимы, ведь через них давно уже ходят торговые караваны, а на равнинах Мелуххи у нашей конницы просто не будет достойных противников. Ну и Индра, в случае чего, не откажет нам в помощи.

- И давно у них такое запустение? - поинтересовался Васашатта. - Помнится, даже Кирта, чьи владения находились как раз рядом с Бактрией, не решился туда соваться, а предпочел пойти покорять Месопотамию.

- Если верить дошедшим до меня слухам, беды там начались почти сразу после его ухода, причем одновременно с Мелуххой.

- Если и там мор погулял, то нам сильно повезло, что у нас после Джайанта не было с ними никакой торговли, - передернул плечами Васашатта. - Но кто мог тогда донести эти слухи?

- Ты не поверишь, князь, но в Бактрии уже тогда были арианские лазутчики. Арианцы давно интересовались той землей и если не заняли ее до сих пор, то только благодаря нашим пограничным крепостям.

- Которые теперь опустели, - резюмировал Васашатта. - То есть уже в ближайшее время нам следует ждать нашествия.

- Тем важнее их опередить и самим занять лучшие земли, - наставительно произнес Девдас.

- Куда ж мы тогда смотрели, дураки... - горестно выдохнул Васашатта и тут же сам себе мысленно ответил. На отделившийся Ариан, куда же еще. Почему-то все властители Индраварты, начиная с Джасвонта, полагали, что нет у них важнее задачи, чем восстановление империи в ее прежних границах, поэтому глядели исключительно на запад и даже не замечали, какие завидные возможности открываются на некогда вожделенном юге. Да он и сам так искренне считал. Какая насмешка богов, что глаза у него открылись только тогда, когда империя уже лежит в руинах!

- Боги отвращали нам глаза, - дипломатично прокомментировал его стенание Девдас.

- Итак, вы собираетесь в поход на Мелухху, - констатировал Васашатта, - и кто его возглавит?

- Вот этот человек, - Девдас коснулся рукой своего молчаливого спутника. - Его зовут Индражит, и он известен своей храбростью и командирскими талантами. В Ариане он давно бы стал большим военачальником, но у нас в Индраварте ваша каста подмяла под себя все и пытается учить прирожденных воинов, как им лучше воевать, хотя сама ни мало в том не разбирается.

Эту критику Васашатта вынужден был признать. Действительно, после смерти Джасвонта из аристократических родов не вышло ни одного успешного полководца.

- Итак, вас поведет кшатрий, - промолвил он, - а ты Девдас, будешь при нем в качестве вдохновителя и главного жреца. Ну, а ко мне-то вы зачем обратились? Полководец из меня никакой, налоги с торговцев собирать вам еще долго не светит, и даже бог, которому я всю жизнь верно служил, вам не нужен.

- Зато, князь, ты силен в грамоте, - произнес Девдас. - Я знаю много гимнов богам, но не в состоянии их записать, поскольку не владею языком черноголовых. Кто-то же должен сохранить для потомков память о наших грядущих подвигах!

- Собираетесь использовать меня в качестве летописца? - горько усмехнулся Васашатта. - Нет, Девдас, я желаю вам всяческих успехов и буду молиться за то, чтобы вы вывели наш несчастный народ в ту благодатную страну, но сам я плоть от плоти этой земли и хочу лечь в нее после смерти. Даже если мой бог гневается на меня, я все равно его не предам! А память о вашем походе... Передавайте ее из уст в уста, учите детей и накажите им передать все своим будущим детям, так и сохраните ее на века. Может, потом кто-нибудь все и запишет.

Девдас с Индражитом еще пытались поуговаривать его, суля высокое положение в их стане и обширные земли в собственность после успешного завершения похода, стращая бедами, которым еще предстоит обрушиться на Синд, но он остался тверд. Расстались они, впрочем, без взаимного озлобления.

В последующие дни Васашатте довелось наблюдать за формированием боевого отряда, которому предстояло первым вторгнуться в Мелухху. Несколько сотен отборных воинов, отлично владеющих луком и копьем и умеющих управлять колесницами, пастухи и городские ремесленники - кузнецы, оружейники, шорники, сапожники, портные, которым предстояло обслуживать это воинство, молодые женщины, готовые куда угодно идти за этими храбрыми мужами, кашеварить для них, обстирывать и лечить им раны. Князь не сомневался, что скоро в этом обозе и дети появятся, и превратится отряд завоевателей в полноценное племя переселенцев, если, конечно, боги и дальше будут столь благосклонны к Девдасу и его соратникам.

Потом он вместе с малолетним сыном провожал будущих покорителей Мелуххи. Огромный караван растянулся на несколько верст. Многочисленные повозки груженые самым разнообразным добром, боевые колесницы, заводные кони, большое стадо коров и еще более многочисленная отара овец - короче, все, что надо для преодоления длиннейшего пути и обустройства на новом месте.

Связь с ушедшими была утрачена не до конца: изредка, раз в месяц, оттуда в Синд присылали гонца. Один из таких гонцов донес весть о гибели Самрата в селении на Яксарте, где остановился на привал боевой отряд. Какой-то воин, служивший прежде в столице, опознал бывшего властителя, и кшатрии, не простившие низложенному императору былых утеснений, насадили его на копья. Ох, как же изощренно поиздевались над ним боги! Бежал в глушь, чтобы уцелеть, а получилось - прямо навстречу своей смерти!

Обезлюдевшая Бактрия, как и предсказывал Девдас, не могла задержать его отряд, а ее некогда неприступные крепости арьи просто обходили стороной. Изрядные трудности вызвало преодоление горных перевалов, к счастью, никем не охраняемых, но когда уставшие завоеватели, наконец, спустились с гор, их взорам открылась бескрайняя равнина, покрытая густыми лесами совершенно непохожими на знакомую арьям северную тайгу, хотя в поймах рек, особенно рядом с поселениями, было достаточно и лугов с сочной травой, пригодных для пастбищ. Почвы здесь оказались мягкими, вполне пригодными для вспашки бронзовым плугом, и местное население выращивало на них рис.

Местные жители, знакомые с бронзовым оружием, но никогда и в глаза не видевшие коней, не говоря уже о боевых колесницах, оказались плохими воинами и терпели от пришельцев разгром за разгромом. Арьи, не слишком разбираясь в племенной принадлежности покоренных, называли их всех одинаково, даса, и превратили в невольников-крестьян. Впоследствии почти все эти местные жители стали шудрами в кастовой организации арийского общества.

Вести о столь успешном начале покорения Мелуххи и о ее поистине райском климате не могли, конечно, не взбудоражить и другие племенные кланы, именуемые джанами, которые после победы восстания стали основной формой самоорганизации арьев. Одна джана за другой собиралась в дальний поход на юг и, перевалив через горы, вторгалась на заветную равнину. Арьи обустраивались на новом месте жительства, а земли Индраварты постепенно приходили в запустение.

Годы взросления Юджита пришлись на закат империи. Его отец Васашатта после низложения Самрата стал, можно сказать, правой рукой нового императора, но все его хоть как-то исправить положение дел были тщетны. Реальная власть Васу не простиралась дальше городских стен, хотя все новоявленные вожди формально почитали его главой Индраварты. Ну и что с того? Налогов в государственную казну кроме столичных жителей не платил никто, все окрестные земли были поделены между джанами, которые даже конфликты между собой старались разрешить самостоятельно, не прибегая к императорскому суду. Все это до боли походило на общественное устройство Ариана, разве что Совета вождей здесь никакого не было. Даже обитатели южных провинций, не участвовавшие в мятеже, поддались общему настрою и изгнали своих сатрапов, в результате чего вся имперская знать собралась в Синде. На севере обитатели тайги уже открыто осваивали окрестности спаленного Амитабха, что творилось на востоке, вообще трудно было сказать. Похоже, тохары, уцелевшие во время мора, вытеснили оттуда остатки арьев, так что о возобновлении добычи золота на Алтае и речи идти не могло.

Если что и будоражило обитателей степи, так это слухи о райской жизни в бывшей Мелуххе, которую пришедшие завоеватели уже начали называть Арьявартой, то бишь Землей арьев. В долгие холодные зимние месяцы так приятно было помечтать о крае, где царит вечное лето, растут экзотические фрукты и скот весь год питается свежей травой, а не с огромным трудом заготовленным сеном или тем, что удалось добыть из-под снега. Покидать родные места с могилами предков было, конечно, жалко, да и дальний путь через пустыни и горы многих страшил, но что ни сделаешь ради счастливой, безбедной жизни для себя и детей! И вот одна джана за другой принимала решение о переселении, продавала за золото лишний скот, закупала повозки, оружие и всякие хозяйственные инструменты, которые потребуются для обустройства на новом месте, и отправлялась в долгий переход на юг, сперва на берега Яксарта и Окса, а оттуда, после длительного отдыха, и через горные перевалы.

Поскольку золотом и ремесленными товарами переселенцев теперь снабжал исключительно Синд, все они перед началом дальнего путешествия собирались в столице, делали жертвоприношения в ее храмах, ожесточенно торговались на базарах, да и просто слонялись по городу, дивясь на его красоты и особенно на императорский дворец. Юджит с толпой зевак пялился на них и их повозки и вслушивался в разговоры. В его цепкой памяти надолго остались названия их кланов: бхараты, криви, куру, тритсу, яду. Не так много времени пройдет, и все они огнем и мечом пройдут по еще не завоеванным землям Мелуххи, утвердив там свою власть.

Первым переселенцам удалось одолеть этот долгий путь без серьезных боестолкновений по дороге, но скоро на берегах Окса стало весьма неспокойно. Не одних арьев влекли благодатные южные края, их бывшие соотечественники, а с некоторых пор непримиримые противники арианцы тоже туда стремились. После того как граница с Арианом перестала охраняться, большие их отряды, а потом и целые племена стали откочевывать через сухие приморские степи в долину Окса и еще дальше на юг. Пускать демонопоклонников на благословенные земли Арьяварты арьям категорически не хотелось, и они принялись всячески препятствовать их продвижению. На берегах Окса и в окрестных горах разгорелась настоящая война, идущая с переменным успехом. То арьи захватывали становища противников, загоняя их далеко в пустыню, то арианцы брали реванш, вытесняя арьев за горы и не давая им возможности даже подобраться к реке.

В Синде с заметным интересом следили за всей этой заварухой. Князья были твердо уверены, что какими бы отчаянными вояками ни были ведущие боевые действия кшатрии, вся эта племенная вольница хороша только в столкновениях с совершенно не умеющими воевать и трусливыми даса, но ни к чему хорошему не приведет в схватке с действительно достойным противником, каковым, без сомнения, являлись арианцы, следовательно, воюющим просто необходимо, чтобы за их спиной стояло сильное, хорошо управляемое государство, и они со дня на день обратятся за помощью к имперским властям. Но проходили даже не дни, а годы, переселенцы по-прежнему не выказывали ни малейшего желания возвращаться под власть имперской бюрократии. Да и чем им мог помочь далекий Синд, практически лишенный теперь собственной армии? Золотом, что ли, чтобы подкупать арианцев? Так те еще не факт, что возьмут!

Юджит по младости лет тоже рвался повоевать на юг, но отец ему воли не давал, а когда Юджиту исполнилось пятнадцать, что означало вхождение в число полноправных мужей, Васашатта заставил его принести клятву, что он никогда не изменит памяти Варуны, не бросит основанный им город и всегда будет верно служить империи. Чрезвычайно уважающий отца Юджит поклялся.

Сравнительно сытое и спокойное существование столицы закончилось новым бедствием, приход которого спровоцировал сам владыка Васу, причем из лучших побуждений. Не имея теперь возможности торговать ни с Арианом, ни с южными странами, он послал купеческий караван на восток, дав наставление требовать от тохаров за приобретенные товары платы исключительно золотом и надеясь, что теперь сами постараются восстановить заброшенные алтайские рудники. Васашатта за год до этого события скончался от сердечного приступа, и теперь не осталось больше никого, кто смог бы предостеречь императора от столь рискованного шага. Синдским купцам действительно удалось сторговаться с тохарами и выручить за проданное бронзовое оружие какое-то количество золотого песка, но вместе с этим песком они завезли в столицу ту самую болезнь, что уже свирепствовала в Индраварте четверть века назад. Тогда ценой суровых лишений мор удалось не пустить в Синд, но в этот раз он собрал в городе обильные жертвы, в числе которых оказалась и императорская семья.

Едва по степи распространились слухи, что в столице свирепствует мор, всякая торговля в ней разом померла. Ближайшие к Синду джаны старались откочевать подальше и больше не гнали скот на продажу, гонцы с юга тоже перестали появляться. Как-то разом восторжествовало мнение, что Синд - проклятый город, подобно давно уже опустевшему Аркаиму, и лучше и близко к нему не подходить, чтобы ненароком самим не подхватить то проклятие.

Юджит к тому времени уже давно обзавелся семьей, и его красавица жена успела родить ему двух очаровательных малышей. Проклятый мор забрал их всех, не пощадив и постаревшую уже Амалу. Разом лишившись матери, жены и детей, он чуть не спятил от горя и молил Варуну забрать уж тогда и его. Но нет, болезнь почему-то обошла его стороной.

Когда мор закончился так же внезапно, как до того начался, улицы и дома в Синде были завалены неубранными трупами, пришлось организовать бригады из чудом выживших горожан, чтобы собрать их все и сжечь, пока не разложились. Затем настало время считать потери. Тут и открылась страшная правда, что из каждых четверых горожан выжил лишь один, причем далеко не всегда это были самые здоровяки. Но самый удар мор нанес по роду Варуны, чьи прямые потомки по мужской линии вымерли все до единого и, если формально следовать его завещанию, избирать на освободившийся престол было просто некого. Уцелевшие князья все же решили на своем собрании, что негоже Индраварте оставаться без императора, и, посовещавшись, предложили Юджиту возложить на себя корону. Ему тогда было немного за тридцать, и он был если и не самым старшим, то во всяком случае самым опытным из выживших аристократов. Делать нечего - пришлось принять на свои плечи верховную власть.

Новоизбранный властитель быстро осознал, что не в состоянии защитить город - слишком мало осталось в живых людей, умеющих обращаться с оружием. Между тем в дворцовых хранилищах оставались огромные запасы золота, и об этом знает все население Индраварты. Пока обитатели степей стараются держаться подальше от Синда, опасаясь мора, но стоит им прознать, что эпидемия закончилась, и можно ждать грабителей. Значит, окончание мора должно стать тщательно скрываемой тайной. Но как тогда добывать пропитание? Ну, стало быть, надо обзавестись верными агентами в окрестных селениях, которые за хорошую мзду будут скупать скот, не сообщая, для кого именно. Может, просто для перегона на юг, где на фоне перманентной войны всегда есть потребность в поставках фуража. Юджит ознакомил со своими предложениями остальных князей, и, за неимением лучшего выхода, на этом и порешили.

Жизнь в городе потекла спокойная, хотя и очень скудная. Сперва все ждали, что боги, наконец, смилостивятся и дадут империи возродиться, но с годами надежды истаивали. Население Синда не росло, детей рождалось мало, а на внешний приток рассчитывать было нечего, кто же добровольно переедет в город, "охваченный мором"? Горожанам стало казаться, что единственный смысл пребывания их в этих стенах - это охрана тех драгоценностей, которыми набиты дворцовые хранилища. Варуна, чей лик выбит на каждой монете, все-таки сумел сделать их своими заложниками.

На юге, тем временем, произошли существенные перемены. Племена переселенцев сумели сплотиться в некое подобие государственного образования, именуемое Тураном. Горные перевалы, ведущие в Арьяварту, были взяты под надежную охрану, арианцев удалось оттеснить на запад.

Весть об этих событиях, полученная от перекупщика скота, который в свою очередь услыхал ее от какого-то гонца, взбудоражила обитателей Синда. Никто в том Туране, вероятно, и понятия не имел, что империя еще существует, и уж точно не собирался признавать над собой ее власть, но князья рассудили, что раз возникло государство, то ему наверняка пригодятся люди, сведущие в государственном управлении, ну или, на худой конец, хорошо владеющие грамотой. Если же и в Туране они придутся не ко двору, то всегда можно будет перебраться в Арьяварту, благо пути для переселения сейчас свободны. Своими мечтами им удалось заразить и остальных горожан. Никто не хотел оставаться в обреченном городе за исключением его последнего правителя.

Юджита, конечно, они тоже звали с собой, но он категорически отказался покидать Синд, сославшись на клятву, которую дал своему отцу. Да, он, если так велит судьба, останется последним обитателем города и будет до самой своей смерти охранять наследие Варуны. Да и что ему светило там, в Туране? Стать писцом у какого-то высоко вознесшегося кшатрия? Не бывать такому позору! Лучше быть императором без подданных, чем чьим-то прислужником.

Собрав все пригодные для передвижения повозки и прикупив лошадей и продовольствия в кочующей не очень далеко от города джане, забрав с собой столько переплавленного в слитки золота, сколько смогли увезти, отъезжающие двинулись на юг большим караваном. Юджит запер за ними городские ворота, прошелся по улицам окончательно опустевшего города и вернулся к себе во дворец. Предстоящее отшельническое существование ничего хорошего ему не сулило. Придется заниматься черной работой, добывать где-то продовольствие и топливо, которого потребуется прорва, чтобы протопить зимой такое огромное здание. А впрочем, в городе полно брошенных деревянных халуп, хватит не на один год. Жаль, что теперь уже ничего не удастся купить, чтобы не привлекать к себе внимания. Золото, увезенное переселенцами, составляло ничтожную часть того, что хранилось в дворцовом подвале, а ведь существовало и еще два золотохранилища, куда давно никто не наведывался.

Будучи с детства метким стрелком из лука, Юджит резонно надеялся прокормить себя охотой. Так оно, собственно, и вышло, и его одинокое существование можно было считать вполне сносным, если бы у него имелся хоть кто-то, с кем можно было бы перемолвиться словом. Увы, за неимением живого собеседника, общаться приходилось лишь с глиняными табличками, на которых он методично описывал свою жизнь, взяв на функцию последнего летописца Индраварты.

Испытывать своим упрямством терпение богов ему суждено было почти полгода. На исходе шестого месяца его отшельнической жизни Юджита внезапно охватила жестокая боль в животе. Нет, это явно был не мор, но и такая болезнь в Синде изредка встречалась, унося случайные жертвы и к счастью не передаваясь окружающим. У Юджита не было под рукой лекаря, да таковой бы все равно не смог помочь. Осознав, что смерть его близка, последний правитель Индраварты описал происходящее с ним на глиняной табличке, отнес все свои записи в дворцовую библиотеку, убрал в хранилища все драгоценные предметы, еще остававшиеся во дворце, чтобы не достались случайным грабителям, оставив на месте только неподъемный императорский трон. Именно на нем он и решил умереть. Никто не обеспечит ему достойного погребения, но если какому путнику еще доведется войти во дворец и обнаружить его бренные останки, пусть у него не возникнет ни малейшего сомнения, что они принадлежат законному властителю Синда и всей Индраварты. Умирал Юджит тяжело, в бреду, но от своих намерений так и не отступился, сожалея лишь о том, что все сохраненное им богатство теперь наверняка разграбят. Откуда ж ему было знать, что скоро с гор сойдет сокрушительный сель и похоронит императорский дворец под толстым слоем нанесенного песка, превратив его в самый роскошный в земной истории погребальный склеп. Останки Юджита пролежали там нетронутыми три с половиной тысячелетия, пока до них не добрались российские археологи.

КОНЕЦ

---

Комментарии: 5, последний от 02/02/2018. © Copyright Беляков Евгений (lian@front.ru) Размещен: 02/12/2016, изменен: 31/03/2017. 452k. Статистика. Роман: Проза

Оценка: 6.00*4  Ваша оценка: не читать очень плохо плохо посредственно терпимо не читал нормально хорошая книга отличная книга великолепно шедевр

---

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"