Семья одна жила, самая обыкновенная, даже можно сказать стандартная. Муж Василий Чернухин, молодой человек тридцати лет, работающий в каком-то научном институте, на мало симпатичной должности младшего научного сотрудника, и конечно же в соответствии со своим положением получавший сущие гроши. Жена его Валентина Чернухина, была старше мужа на год, но ради справедливости стоит заметить красоты была женщина неописуемой, поэтому-то и описывать не стоит. Работала она директором какой-то столовой, с должностным окладом не больше мужнего. Правда какие она имела дивиденды со своей работы мы умолчим -- это и так всем известно. Сынок у них был еще. Маленький одинадцатилетний балбес. В школе учился кое-как, его больше интересовали возможности раннего бизнеса. Например очки бабушкины, заранее им же подлецом и припрятанные, вовремя вынести бабушке своей, когда та уж в предсмертном крике заходится от ни к чему не приведших поисков вышеупомянутого предмета. Или вон давеча с гордостью сообщил, что записался в кружок юного авиамоделиста и попросил некоторую сумму на инструмент и запчасти. Мамуля, переполненная гордостью за своего отпрыска, тут же выложила запрошенное мерзавцем количество денежных знаков и сообщила, что он то уж найдет себе жизненное применение, в отличие от своего непутевого папули, который знай себе разные бумажки пишет, так только в натуральные денежки эти бумажки упорно превращаться не хотят. Денежки для авиамодельного кружка были юным конструктором растранжирены в детском развлекательном центре в такими же умниками, как и он сам.
Главой семьи была теща Елизавета Макаровна, огромная женщина, просто необъятных размеров. Никогда нигде не работающая, а жившая исключительно на заработную плату своего, ныне покойного, мужа Петра Тимофеевича, занимавшего при жизни должность директора мебельного магазина. С зятем своим поначалу жила дружно, уважала молодого ученого. Но как распознала, что Василия в науке интересует только познавательный интерес, а не должности, звания и деньги, тут же переменила свое мнение о нем на прямо противоположное. Стала подтрунивать над ним, издеваться по тихому, постоянно повторяя, что с таким человеком "как Василий Александрович, они по миру пойдут, и мол в квартире скоро наступит разруха, какой и при большевиках-то в стране не бывало". Василий тещу свою побаивался, но внимания на нее старался не обращать и в перепалки с ней не вступать, чтобы не нарушать свое душевное равновесие. Да к тому же, как понятно он у них в квартире жил, да на машине тестя своего покойного, иногда ездил.
К какому празднику семья готовилась сейчас уж и не вспомнить. Продукты все для стола положенные Валентина с работы принесла. Напитки алкогольные, крепости разной в доме всегда были, по причине беспристрастного к ним отношения всех членов семьи. Так, что вроде и все. Да захотелось теще индюшатинки, да так видать сильно, что не находит себе Елизавета Макаровна места. Мечется аки лев раненый да ревет дурным голосом, мол о себе они уже позаботились, побеспокоились, а маму свою мол кинула на произвол судьбы, разбирайся типа сама Елизавета Макровна. Дождалась теща любимая, когда дочки дома не было да и сообщила зятю своему:
--
Вставай,-- говорит,-- проклятьем заклейменный весь мир безденежных умов. Свози меня дорогуша на рынок, за индейкой. На автомобиле, по праву мне принадлежащему, а после кончины мужа моего, упокой Господи его душу. Он наверное там в гробу переворачивается от того, что вы со мной тут вытворяете. Собирайся давай зятек поживее, а не то устрою я тебе жизнь спокойную, как на вулкане Сахара.
--
Мама! Сахара это пустыня и уж жизнь там действительно поспокойней будет, чем в нашей, ой, простите мама, вашей квартире.
--
Да уж конечно, куда нам, мы в теоремах каких-нибудь Александров Македонских не разбираемся, мы ж люди простые. А ты поганец только и ждешь момента, чтобы в неприглядном виде людей выставить. Уж и оговориться не имею права. Уж перепутать Сахару с Каракумом нельзя.
Чтоб дальше не напрягать обстановку, Василий спор и объяснения закончил и со словами
--
Одевайтесь, мама. Пойдем в гараж. Я Вас подожду на улице,-- поспешил ретироваться за входной дверью.
Выход в свет, так называла Елизавета Макаровна, еженедельные походы на рынок, сопровождался обычно часовыми приготовлениями вышеозначенной дамы. Поэтому топтаться около подъезда в течение часа Василий не стал. Сходил в киоск за газетой, зашел поболтать к соседу Кольке, где отказался от предложенного пивка с воблой. Потом не спеша побрел в гараж, находившийся неподалеку, за автомобилем "Волга" 1979 года выпуска. Машина не заводилась, видать подсел аккумулятор.
"Да, видать сейчас начнется извержение Каракумов",-- подумал, усмехаясь, Василий, и побежал домой радовать тещу.
Услыхав радостную весть, почти собравшаяся теща, злобненько прошипела:
--
Ну, что ж ты за сопля такая, Васька, тебе не то что семью и блага материальные доверять нельзя, тебе ж бумагу туалетную в руки вложить и то подумать надо.
Поди к мужикам зараза каким, может подтолкнут.
--
Да ходил уж, нету никого, что ж поделать.
--
Вот тебе, рожа ты ученая-моченая не стыдно, что я в нарядах вся, да еще и человек пожилой буду машину расталкивать. А?
Василий промолчал. Теща смирившись с тем, делать то больше нечего, что машину придется толкать ей, не очень ласково подпихнула зятя к выходу и вышла вслед за ним, громко хлопнув дверью. До гаража шли молча. Добравшись до места Вася открыл ворота, сел за руль и продемонстрировал Елизавете Макаровне автомобильную неспособность к заводу. Сделал это специально для того, чтобы "любимая мама" не могла заподозрить зятя в коварстве, лишь бы поиздеваться над старой женщиной.
--
Мама подойдите к автомобилю сзади и толкайте его, а я попробую завестись.
Бурча чего себе под нос Елизавета Макаровна подошла к задней стенке, уперлась в багажник и с песней "Взвейтесь кострами синие ночи", стала толкать машину. "Волга" выкатилась из гаража и съехав с пригорочка все-таки завелась. Вася посмотрел в зеркало заднего вида:
--
Где там она? Хоть гараж сама закроет, или мне выходить придется? -- размышлял Вася.
Тещи не было. Не было нигде. Она не выходила.
"Поправляется наверное, в гараже-то",-- подумал Василий.
Прошло пять минут. Елизавета Макаровна не появлялась. Младший научный сотрудник вышел из машины и направился к гаражу. В гараже было пусто. Вася вдруг подумал о нечистой силе, которая решила повидаться с ближней родственницей. И тут раздался рев… Рев такой силы, как будто заревела серена на учениях по гражданской обороне. Молодой человек посмотрел вниз и увидал разлюбезную тещу свою, на дне смотровой ямы гаража, в замысловатой позе и, как выяснилось потом, с двойными переломами обеих ног. От внезапно неизвестно откуда вырвавшегося хохота Василий стал медленно сползать по стенке. Он давно просил выделить ему деньги на доски для ямы (потому что старые подгнили), а своих денег не было, жене все отдавал. Теща в такие моменты начинала завывать, что-то не суразное про чужих мужей, которые деньги из семьи не выносят, на разное хламье не тратятся, а если им что-то надо, то в любой момент уж такое гавно, как доски, всегда сопрут. Так и выразилась. Вася воровство, пусть даже самое мелкое презирал и ненавидел в корне. Ну вот была у него такая жизненная позиция. И поэтому просто ждал, может смилостивятся и выделят малую сумму для нужд гаража. Не дождался.
Теща, толкая машину, провалилась вниз на бетонный пол двухметровой ямы, прервав песню на словах: "… дети рабочих…". И на пять минут потеряла сознание, потому-то Вася ее сначала и не услышал.
Ну скорая потом приехала, то да се.
А индейку Вася Елизавете Макаровне все-таки купил, сам сделал и привез своей "ненаглядной маме" в больницу, где она проходила лечение. За этот свой благородный поступок он удостоился такого презренного взгляда и не совсем приличной словесной тирады, что страшно описать. Вот так. А деньги для досок теща потом выделила, под видом подарка на Васин День рождения, не применув заметить что "Эти гроши трать Васятка только на доски и ни на что более". Гордость дать деньги просто так ей не позволила.