Третий надлом случился в детском доме. Меня заметил главный сутенер этого заведения, но на панель, как других девочек, не отправил, а взял к себе. Мне завидовали, говорили, что повезло, я сплю только с одним Валентином, остальные же вынуждены обслуживать старых извращенцев или бандитов. В этом грязном деле были задействованы почти все воспитатели и учителя детского дома, а кто не принимал участия, тот прекрасно знал, что творится в детском доме, но молчал. Все получали приличную надбавку за молчание, а сироты все выдержат они крепкие, их не жалко. Валентину в то время исполнилось 17 лет, но ушлый мальчик поставил сутенерский бизнес на поток. Директриса была в доле, но сама, конечно, о визитах девушек не договаривалась, с клиентами не контактировала, но деньги от Валентина принимала исправно. Платила врачам за формальный медицинский осмотр, выдавала всем противозачаточные таблетки и презервативы, иногда даже покупала девочкам красивое нижнее бельё, ну и подкармливала иногда. Бизнес поставили на поток ещё до того как я попала в детский дом, работали на карман директрисы почти все. Многие не выдерживали, сбегали, их ловили купленные милиционеры и возвращали в детдом. Валентин устраивал показательные наказания. Многие кончали жизнь самоубийством, но и тут директрисе удавалось выкручиваться, она платила врачам, те вносили в медицинские карточки психические диагнозы и детей признавали психами, склонными к суициду. Год и восемь месяцев, я жила в комнате Валентина. Иногда он был со мной добрым и ласковым, но чаще я жила со зверем. Я знала, что когда он жестокий, он настоящий, добрым и ласковым он притворялся и делал это бездарно, я никогда не верила в его приступы доброты, а вот когда он сверкал глазами и сжимал кулаки, тогда это он, озлобленный подросток, которому разрешили издеваться над слабыми. Бешенный, жестокий и бескомпромиссный садист, упивающийся болью жертвы. Пару раз, я резала себе вены, но меня вытаскивали, а потом наказывали жестоко и обидно. Унижал он меня каждый день и спустя время, я научилась не обращать внимания на его действия.
Валентина избили в пьяной драке. Он мучился недолго. В больнице его бы вытащили, но слишком много сирот из детского дома, хотели его смерти. Валентина задушили подушкой прямо в палате реанимации, предварительно отключив все аппараты. Медсестра в этот момент, спала крепким сном, после убойной дозы снотворного, а доктора просто закрыли в ординаторской, обрезав все телефонные провода.
***
Директриса умерла через два дня в своей постели, её задушили проволокой. Все знали, кто это сделал, но когда в детдом нагрянули следователи прокуратуры, молчали как партизаны. Ещё через два дня, умер наш учитель физкультуры, угорел в бане, двери бани заколотили большими гвоздями. Только после этого случая, наши правоохранительные органы, наконец-то смекнули, что не все так радостно в этом показательном детдоме. Пока велось расследование, появились ещё два труппа преподавателей, остальные ходили, боязливо озираясь на подопечных. Двое самых ярых друзей Валентина сбежали сразу после его смерти, но их труппы нашли в реке через неделю. Дети, которым нечего терять, способны на многое. Им уже ничего не страшно, они все видели и все испытали. Я ни в чем не участвовала. Я не могла бы убить даже самого отъявленного подонка и садиста, но я знала, кто это делал. Все знали и все молчали. Молчали не потому, что боялись, а из благодарности, за то, что за них отомстили.
Спустя какое-то время наполненное молчаливым противостоянием учителей и их подопечных, лед тронулся. Несколько молодых преподавателей, начали давать следователям показания. А через пару недель история нашего детдома попала к журналистам. Кто это сделал, я знаю, девушка, не стесняясь, давала интервью, а потом в газете появилась заметка, что она покончила жизнь самоубийством, но колесо раскрутилось... В наш детдом приехали новые воспитатели и каждую неделю наезжали комиссии, журналисты пытались взять у детей интервью, и милиции пришлось окружить территорию детдома. Нас после расследования было решено отправить по разным детдомам, но в этот момент появился мой дядя-адвокат и меня передали ему на попечение.