"А деревья вспыхивают, как спички,- вспомнил прочитанное когда-то Густав,- как огромные толстые спички, которые зажигает злой великан. И они горят, опаляя все живое, и маленькие фигурки людей бестолково мечутся среди огня и дыма, а потом падают на землю и корчатся до тех пор, пока пламя не превратит их в обугленные головешки."
В теории противогазы не пропускали дым, а комбинезоны были огнестойкими, но в этом кромешном аду легионеры то и дело загорались задетые языками пламени, товарищи валили их с ног и старались потушить, лихорадочно забрасывая комьями земли. Отряд уже давно распался на отдельные группки потерявшиеся в горящем лесу,
движимые одной целью - выбраться из огненного круга. Но висящие в небе браурсы пристально следили за передвижениями людей и предусмотрительно поджигали лес впереди них, потушив его на пройденном участке. Однако стоило кому-нибудь повернуть назад, как лес снова воспламенялся - так жестокий мальчишка гоняет лупой муравья, пока горячий солнечный луч не убьет насекомое. Деревья стонали, пламя гудело. Густав никогда не думал, что огонь может так громко реветь. Из-за вони разогретой пластмассы было невозможно дышать, очки запотели и Густав с трудом различал дорогу и своих
спутников. Сколько их осталось? Четверо? Нет, трое. Вот еще один споткнулся и упал на землю. Густав помог ему подняться, но легионер не мог двигаться дальше - подвернул ногу. Густав и подбежавший Сандро (Густав узнал его по белому номеру на противогазе) попытались вести его подхватив под руки, но легионер жестом отстранил их и через секунду мертвый вытянулся на земле. Остальные продолжили свой марафон. На бегу Густав потрогал языком ампулу с цианистым калием. У них был небольшой шанс спастись - достигнуть реки. Но никто уже не знал куда бежать и бежали не потому, что надеялись как-то спастись, а потому, что оставаться на месте было невыносимо.
-Все равно все умрем,- зло подумал Густав.- Не сегодня подохнем, так через неделю или через месяц. Может и лучше упасть сейчас на землю раскусить ампулу с цианистым калием и уже не подняться.
Горящая ветка наотмашь ударила его по лицу, разбила стекло в противогазе и прожгла дыры в резине. Глотнув дыма Густав согнулся в приступе кашля. Подоспевший Сандро сунул ему в руки новый противогаз. Густав, сорвав с лица резиновые лохмотья и действуя наощупь, натянул его на себя. И первое, и последнее, что он увидел, открыв слезящиеся глаза был объятый пламенем ствол дерева, стремительно падающий на него.
* * *
Его не убило и даже не ранило. В этом Густав убедился, едва только очнулся и попробовал двигаться. Лес уже не горел (браурсы почти мгновенно зажигали и тушили любой горючий материал будь-то дерево или нефть). Острый сук пригвоздил к земле Сандро. Еще одному легионеру упавшим стволом раздробило ногу и ,видно после нескольких неудачных попыток выбраться, он отравился цианидом.
Смерть в легионе стала обычным делом и Густав задержался возле упавшего дерева ровно настолько, чтобы сориентироваться куда идти.
Выбрав по солнцу северо-западное направление он быстро зашагал между обугленных стволов. Шел и гадал скольким легионерам удалось спастись. Могло статься, что он уцелел один, ведь еще никогда легион не попадал в такие переделки, но так хотелось верить ...!
С самого утра все шло наперекосяк. Сначала выяснилось, что запасов аммиака не хватает для полномасштабной акции. Пришлось пересмотреть весь тактический план. Затем Густаву сообщили, что командир первого взвода сломал руку на лесозаготовке и в операции принять участие не сможет. А ведь его взвод был главной ударной силой. Густав снова перестроил боевые порядки. Однако и этот его план не был приведен в исполнение, хотя сутокканские транспортеры появились на дороге точно в срок и Густав хотел было уже отдать приказ открыть баллоны с аммиаком, ветер как раз был подходящий.
Известно было, что аммиак действует на сутокканцев в десятки раз эффективнее, чем хлор на людей. У инопланетян, разумеется были маски, но они испытывали к ним какую-то патологическую неприязнь и поэтому одевали их лишь тогда, когда вокруг начинали падать замертво. Обычно несколько секунд и большая часть конвоя мертва. Ну а те, кто успевал натянуть маски, тоже получали сполна. Густав испытывал какое-то извращенное удовольствие, всаживая разрывные пули в толстые лоснящиеся шкуры сутокканцев. Пули вырывали огромные куски фиолетовой плоти и транспортеры, потеряв управление, сталкивались и нелепо вздрагивали, силясь проехать друг сквозь друга. Извращенное удовольствие ... Впрочем, кто осмелился бы назвать его чувства извращенными. Да, он хохотал убивая, не владел в такие моменты собой. Легионеры не знали пощады, им хотелось убивать, резать, душить, если можно было душить этих фиолетовых слизней. И они считали, что правы, кто упрекнет их за жестокость теперь, когда от населения Земли в живых осталось всего несколько процентов. Сколько точно Густав не знал - связь с другими лагерями прервалась вскоре после Дня Изгнания.
Итак, они готовы были убивать, но видимо сегодня был не их день. Сутокканцы, как по команде исчезли внутри транспортеров, над башнями которых мгновенно выросли инфразвуковые излучатели.
Первый удар был самым страшным. Густав подумал, что в тот момент погибло более половины легионеров. Оставшиеся в живых бросились в лес, но в небе появились браурсы. Сутокканцы поставили себе целью не просто их убить, а загнать, заставить людей пожалеть, что они появились на свет. Сколько их задохнулось в дыму, сколько отравилось, чтобы не мучиться, сгорая заживо ...
-Должны же спастись хотя бы десять человек,-думал Густав, пробираясь через лес не затронутый пожаром,- конечно эти убийцы знают свое дело и постарались не выпустить никого, но я же жив. Может уцелел еще кто-то. Наверное я могого хочу, но хотя бы пять человек ...!
Когда Густав вошел в лагерь и добрался до своей палатки, там сидели двое легионеров в прожженой и прокопченой форме - Герман и Бауэрс, но может прийдет еще кто-то. Густав не сразу заметил в темном углу палатки хмурого вестника Совета. Тот встал и не здороваясь холодно сообщил:
-Лейтенант Мейснер, мне поручено проводить Вас на Совет лагеря.
-А Вы играете роль почетного эскорта, или просто конвоя? усмехнувшись, поинтересовался Густав.
Вестник скривил рот в неопределенной гримасе и вышел из палатки. Густав последовал за ним.
Палатки легиона приткнулись на краю большого лагеря людей, бежавших в этот лес в День Изгнания. Легионеры занимались своими делами, держались несколько обособлено от остальных и как-то так сложилось, что хотя они и жили в лагере на Советы их не приглашали. Поэтому такое проявление внимания к его особе Густава насторожило. Он прошел за своим провожатым мимо пустых времянок к большому наспех сколоченному сараю, где проводились собрания. Изнутри доносились возбужденные голоса, но слов Густав разобрать не мог. Вестник отворил дверь и, пропустив легионера вперед, закрыл ее за ним, оставшись снаружи. В сарае было душно и шумно. На вкопанных в землю скамьях сидели люди и возбужденно переговаривались, поглядывая на помост, на котором стояла лидер партии Содружества Марта Страусс. Тусклый свет лампочек не позволял Густаву разглядеть ее лица, но фигура Марты излучала самодовольство. Похоже она только что закончила доклад и теперь наслаждалась произведенным эффектом. Платье ее казалось черным, но Густав знал, что это отнюдь не траурное одеяние одетое по поводу избиения легиона.
Платье было фиолетовым под цвет кожи сутокканцев. Так члены партии Содружества пытались выделиться из основной массы, которая в партию вступать не хотела и желала только одного - пусть ее оставят в покое. Но сегодня даже самые независимые и скептически настроенные поглядывали на Марту с одобрением и ... надеждой. Густав уже почти забыл как выглядит лицо человека, когда он надеется на что-то лучшее и очнувшиеся от серого безразличия лица поразили его.
-Что же Марта могла им сказать?- думал Густав, стоя в проходе и вслушиваясь в разговоры, но разобраться в происходящем ему не дали. Острые глаза Марты обнаружили легионера и подавшись вперед она резко сказала:
-Лейтенант Мейснер, Вы арестованы. Охрана разоружите преступника и отведите его к месту заключения.
Возле Густава мгновенно выросли два охранника и забрали у него пистолет и нож. Густав не сопротивлялся, мгновенно сориентировавшись в обстановке он решил пока ничего не предпринимать и лишь оглядывался по сторонам, наблюдая за реакцией окружающих. Все смотрели на легионера холодно и неприязненно. Густав не понимал, что происходит и поэтому не стал спешить с активными действиями и спокойно пошел с охранниками.
-Завтра мы будем судить убийцу!- донесся до него голос председателя партии Содружества. Люди одобрительно загудели. Еще не вполне веря в реальность происходящего Густав обернулся и поймал торжествующий взгляд Марты.
-Что произошло?- спрсил Густав конвойных, когда они вышли из сарая. Не отвечая охранники подвели его к одному из домиков с единственным маленьким окошком и, втолкнув внутрь, заперли дверь на замок. Затем один вернулся на Совет лагеря , а второй закурил и начал медленно прохаживаться возле домика.
Густав несколько раз попытался заговорить с ним, но убедившись в бесполезности своих попыток стал исследовать стены, пол и потолок помещения. Бросаться в драку очертя голову и не разбираясь, кто прав, а кто виноват было бы глупо, но сидеть и ждать неизвестно чего Густав тоже не собирался. Поиски заняли больше часа. Наконец легионер нашел доски в стене домика, которые можно было без особого шума выломать - помещение не было рассчитано на содержание внутри него злостных преступников. Густав решил заняться этим попозже, когда как следует стемнеет, а пока, чтобы набраться сил, лег на пол и уснул.
Разбудили его голоса за окном. Густав открыл глаза и уставился на потолок, на котором плясали отсветы от костра, одновременно прислушиваясь к доносящемуся разговору. Оказалось, что пришла смена и теперь вместо одного охранника Густава станут караулить сразу трое. Один из голосов легионер узнал - он принадлежал Тиму Миллеру - на вид неотесанной деревенщине, а на деле обладателю трех университетских дипломов. Тим всегда состоял в оппозиции к партии Согласия и то, что теперь он сменил свои знамена резко испортило настроение Густаву. Он поднялся с жестких досок и подойдя к окну выглянул наружу. Его прежний страж ушел, а Миллер и еще двое мужчин сидели у костра и готовили ужин. Увидев Густава в окне, Тим отсалютовал ему ложкой.
-У нас сегодня гороховый суп, сэр. У Вас нет возражений?
У густава возражений не было и он испытал немалое облегчение от того, что хоть кто-то относился к нему по-прежнему.
-По какому поводу иллюминация?- поинтересовался он.
В лагере тщательно следили за светомаскировкой и развести столько костров было немыслимым делом.
- У нас сегодня праздник,- отозвался один из сторожей.- Марта сказала, что этот день войдет в историю, как День Примирения. С большой буквы День!
-День Примирения? Я помню всего один День с большой буквы, но это отнюдь не праздник.
-Мы все его помним,- помрачнев сказал Тим.
Три года назад на Землю в пустыне Сахаре опустился первый сутокканский корабль. Чужаки не шли ни на какие контакты с землянами и, отгородив себе участок земли занялись каким-то своим строительством. Армии были приведены в боевую готовность. Количество учений, проверок и перепроверок всех видов оружия превысило среднегодовые показатели прежних лет в несколько раз, но начать первыми конфликт со сверхцивилизацией, овладевшей секретами межзвездных перелетов никто не решился. Однако еще через два месяца инопланетные корабли посыпались с неба один за другим. Не разбираясь, пустыня под ними или город сутокканские корабли садились на планету и их дюзы несли смерть на несколько километров от места посадки. Из приземлившихся кораблей выползли механизмы и не обращая внимания на уцелевших людей начали возводить сложносимметричные конструкции, назначение которых земляне не поняли и по сей день. Военные схватились за оружие, но инопланетяне каким-то образом воздействовали на процесс ядерного распада, превратив ядерные ракеты в беспомощные болванки и погасив реакторы атомных электростанций. Обычное оружие практически не оказывало действия на сутокканские машины и тысячи их двигались по одним им известным маршрутам, подминая под себя все живое и неживое. Уничтожались земные города. Мехико же и несколько других городов поменьше были расплавлены из-за того, что сутокканцам понравилось их месторасположение и они принялись сооружать там свои крепости, не обращая внимания на людей, гибнущих в пламени атомных резаков. Инопланетяне вели себя так, будто на планете кроме них вообще никого нет. Полней шее игнорирование людей сменялось жестоким их преследованием только в тех случаях, если люди, пытаясь защититься брались за оружие. Земля взвыла от ужаса и наступил День Изгнания. Толпы беженцев бросились в леса и горы, которые сутокканцы занимать пока не спешили. И все же среди всеобщей паники и хаоса нашлись люди, поставившие для себя главной целью установить с инопланетянами контакт. Но напрасно на это были направлены все средства связи, напрасно гибли сотни добровольцев, пытающихся объясниться с сутокканцами. Машины делали свое дело, игнорируя людей или уничтожая их при малейшем признаке агрессии с их строны.
-Сегодня инопланетяне впервые отреагировали на наше послание,- объяснил Густаву сторож.- Марта считает, что это новая эра в наших взаимоотношениях, что теперь мы сможем объясниться и все уладить.
-Что уладить? Воскресить всех мертвых?
-Ну, Марта так считает,- повторил сторож.
-Ну-ну. Какую же информацию сутокканцы соизволили принять к сведению?- поинтересовался Густав.
Возле костра вдруг стало совсем тихо. Миллер как-то уж слишком сосредоточенно принялся мешать варево в котелке, двое других мужчин угрюмо уставились на беспокойные языки пламени.
-Я хочу тебя предупредить, что мы об этом ничего не знали. Иначе, конечно, мы бы ей этого не позволили,- сказал Миллер извиняющимся тоном.
-Хватит предисловий,- произнес Густав, ощущая, как внутри него нарастает нехорошее предчувствие.
Тим помолчал, а затем, набрав воздуха как перед прыжком в воду, на одном дыхании выпалил:
-Марта несколько часов передавала в эфир на всевозможных частотах сведения о вашей экспедиции. Когда сутокканцы подготовленным ударом накрыли легион стало ясно, что они впервые со времени вторжения обратили внимание на наши сигналы.
Миллер продолжал объяснять все подробности происшедшего, но
Густав его уже не слушал.
-Нас предали,- думал он. Думал как-то лениво и вяло,- Нас всегда подставляли, если кому-то должно быть труднее, то почему не легиону? Из кого этот легион состоит? Здоровенные самцы - мозгов нет одни мускулы. Кем же еще жертвовать, как не ими. Ведь женщины выращивают потомство, а те кто не попал в легион - сморчки, которые просиживали штаны в дирекции банка или на университетской скамье, они же так важны. Еще бы если их не станет некому будет кричать о своей незаменимости и о том, что без них цивилизация впадет в варварство.
Густав помнил, как люди готовы были молиться на легионеров, когда те пригнали из города десяток грузовиков оборудования и горючего. Без этого невозможно было создание лагеря. А через день три грузовика вернулись в лагерь бросив на улицах города четвертое отделение легионеров в полном составе. Отделение занималось разборкой завала возле двери продуктового склада, когда где-то у горизонта появились браурсы. Страусе, руководившая этой экспедицией, отдала приказ немедленно уезжать, не желая подождать даже полминуты, чтобы отделение погрузилось в машины. После возвращения в лагерь она ворвалась в палатку к Густаву и начала орать, что "один из его подонков осмелился стрелять вслед уезжающим машинам". Густав с побелевшим от ненависти лицом попытался удушить
"эту суку", но двое легионеров сумели силой удержать командира.
-Если браурсы действительно игнорируют тех, кто не предпринимает по отношению к ним никаких враждебных действий,- сказала тогда Марта,- то завтра четвертое отделение появится в лагере.
Но никто из четвертого отделения так никогда и не вернулся, а предпринятые Густавом поиски ни к чему не привели. После этого случая легион продолжал снабжать лагерь продуктами, оборудованием и другими необходимыми материалами со складов в городе, но их услугами пользовались, как бы делая им одолжение. О легионерах говорили не иначе, как об этих "эгоистичных ублюдках". И вот теперь их снова предали.
-Идет война,- думал Густав,- и на войне предательства караются быстро - к стенке гада! Я буду казнить их всех, решил он. Он помнил, что завтра хотят казнить его самого, но почему-то вдруг уверился, что с ним ничего не случится. По крайней мере завтра.
-Я понимаю, что ты сейчас чувствуешь ...- снова начал бубнить Миллер.
- Ничего ты, подонок, не понимаешь,- думал Густав.
- Но вопрос сейчас стоит не о вашем легионе и не о погибших людях, пусть даже их погибло много.
"Когда я буду резать тебе горло, ты узнаешь о чем стоит вопрос."
-Давай рассмотрим проблему шире - с точки зрения выживания всей цивилизации.
"Зарывайся в свою философию, как страус зарывает голову в песок. Тебя это все равно не спасет."
-Помнишь, когда мы выбирали место для строительства лагеря, мы обнаружили, что здесь обитает огромное количество змей. Тем не менее местечко оказалось настолько привлекательным, что было решено змей изгнать. Помнишь, как реагировали змеи на наши агрессивные действия? Большая часть атаковала нас, чтобы отстоять свое место жительства. Подобным образом действует и ваш легион. Поведение сильного - ответить на агрессию агрессией. Но достаточно ли вы сильны, чтобы быть агрессивными? В случае со змеями, например, все нападавшие на людей были уничтожены с помощью огня, техники и химии. Некоторые змеи вели себя несколько странно. Они усиленно демонстрировали, что могут напасть и ужалить, но ничего не предпринимали, как бы давая понять людям, что можно поладить, прийти к компромиссу. Заметьте, Мейснер, я не утверждаю, что змеи оказались разумными существами, просто их поведение можно было интерпретировать таким образом. Договориться пробует Страусс. Поведение разумного - ответить на агрессию выгодным предложением. Но достаточно ли мы разумны, чтобы предложить что-то выгодное? В случае со змеями ответ на этот вопрос был однозначным, поэтому из этих змей тоже никто не уцелел. И, наконец, были змеи, которые просто убегали. Поведение слабого - ответить на агрессию бегством. Убегающие теряют свой дом, но сохраняют свою жизнь. Мейснер, мы из тех, кто убегает. Увы, люди слишком слабы, чтобы делать что-то другое. Нам остается только убегать. Мы нашли в трех днях пути отсюда пещеры. Мы сможем укрыться там с запасами пищи на много лет и , исчезнув с поверхности Земли, перестанем раздражать сутокканцев. Присоединяйтесь к нам, Мейснер. Вы же разумный человек и должны понимать, что речь идет о существовании всей человеческой расы.
-Трусы,- подумав сказал Густав,- жалкие и подлые трусы.
Тим поднес ложку ко рту и долго дув на нее наконец решился отведать суп.Посидел с задумчивым лицом и снова принялся помешивать варево в котелке.
-Наверное я в тебе ошибался,- сообщил он Густаву,- и у тебя соображалки не хватает вникнуть в изменившуюся ситуацию. Ты все еще мыслишь привычными категориями : хороший - плохой, белый черный. Ты наверное считаешь, что я - твой враг, Марта - твой враг, что легион делает хорошее дело, а все остальные этого не понимают и делают что-то плохое. Густав, очнись, протри глаза! Сейчас нет плохих и хороших. У всех одна задача - выжить. Каждый и занимается этим в меру своих возможностей. И если для этого надо пройти через предательство, то значит так и надо поступать, иначе придет день, когда вид Homo Sapiens полностью исчезнет с поверхности Земли. Марта думает, что добилась успеха, но мне кажется, что скоро она убедится, что все осталось по-прежнему. А вы, легионеры, все еще надеетесь сокрушить сутокканцев силой? Куда ты уставился?
Тим, наконец заметил, что Густав смотрит куда-то вверх, в небо, усыпанное золотыми точками звезд. Он проследил за его взглядом и посмотрел вверх. Звезд не хватало. Исчезло крыло Лебедя, пропала яркая Вега вместе со всей Лирой, отсутствовал кусок Кассиопеи. Пока Миллер пытался разобраться в небесном хозяйстве, среди неестественной черноты возникла белая Вега, а затем звездочка за звездочкой появился и весь параллелограмм созвездия. Тим потратил всего секунду на то, чтобы понять происходящее. Он вскочил и, опрокинув котелок в костер, начал топтать и разбрасывать горящие головни.
-Тушите костры!- кричал он.- Над нами браурсы! Тушите....
А потом с неба упали столбы огня и начался ад. Впрочем, Густав уже выжил в аду один раз и не собирался умирать во второй. Он стал ломиться в хлипкую стенку домика при этом почему-то идиотски хихикая. Стенка поддалась и он вывалился наружу в горящую ночь. В густом дыму невозможно было разглядеть протянутой руки.
Задыхаясь и кашляя легионер попытался прорваться к центру лагеря, откуда доносились нечеловеческие крики сгоравших заживо. Но сделав несколько шагов он наткнулся на такую плотную стену огня, что вынужден был отступить. Пытаясь сдерживать рвущий легкие кашель, Густав осмотрелся слезящимися глазами и понял, что не знает куда идти. Помня, что Миллер был где-то здесь поблизости, он хрипло крикнул, но не получил ответа. Густав попытался было поискать Тима или его людей, но видимо очаги пожара перемещались, потому что стоило ему сделать несколько шагов в любом направлении, как лицо опалял такой жар, что легионер надсадно кашляя возвращался назад.
Наконец, осознав тщетность своих попыток, Густав, задыхаясь, сорвал с себя куртку и оторвав кусок прокладки помочился на него, а затем замотал влажной материей лицо. Дышать стало легче. Густав лег на землю, накрыв голову курткой. Больше всего на свете он хотел сейчас потерять сознание и не слышать затихающих криков из пылающего лагеря. И даже если придется умереть, он предпочитал встретить смерть в бессознательном состоянии. Однако забылся он лишь через полчаса, причем это была не потеря сознания и не сон, а какое-то странное оцепенение и омертвение мыслей и чувств.
Кто-то поднял куртку и свет утра вернул Густава в нормальное состояние. Он перевернулся на спину и увидел измазанное сажей лицо Тима Миллера.
-Еще один живой!- радостно воскликнул Тим.
Легионер сорвал с лица тряпку. В ноздри ударил сладковатый запах горелого мяса. Оттолкнув протянутую ему руку он поднялся на ноги и в бледном свете утра разглядел дымящиеся остатки домов. К Тиму и Густаву спешили несколько грязных и оборванных фигур. В одной из них, припадающей на левую ногу, лейтенант узнал Марту Страусс, в другой Гормана - одного из своих легионеров. Увидев Густава, Марта остановилась и несколько человек вместе с ней. Горман подошел к своему командиру. К Тиму присоединились две женщины и трое мужчин, объявив, что они осмотрели весь лагерь и живых больше нет. Одну из женщин стошнило. Марта злобно взглянула на
легионеров.
-Все из-за вас, подонки. Если бы вы не вернулись в лагерь они ни за что на нас не напали бы!
Сейчас Густаву как никогда раньше хотелось убить эту толстую стерву, но он сдержался и лишь ответил:
-Иди, целуйся со своими ублюдками. Где-нибудь между поцелуями они поджарят и тебя тоже.
Люди из партии Содружества готовы были броситься на легионеров, но тут вмешался Тим.
- Ну перебьете вы сейчас друг друга и что дальше? Вы оба проиграли, не смогли ни уничтожить сутокканцев, ни договориться с ними. Если мы хотим жить мы должны спрятаться. Пойдемте с нами. Мы нашли пещеры ...
-Нет,- резко перебила его Марта,- политика бездействия не по мне. Мы должны договориться с ними во имя будущего наших детей, во имя всего рода человеческого!
-Нет,- сказал Густав.- Мы уже обсуждали этот вопрос. Легион будет бороться до конца. Если мы не сможем победить - мы умрем!
-Ну что ж,- грустно улыбнулся Миллер,- нас осталось так мало, но даже теперь мы не можем прийти к соглашению. Очень жаль!
Они уходили в лес. Марта повела своих людей на юг, чтобы разбить лагерь ближе к городу сутокканцев, Тим - навстречу восходящему Солнцу, туда, где в трех днях пути находились обнаруженные им пещеры, а двое легионеров направились на запад, чтобы скрыться пока в глухом лесу. Шли люди решившие умолять, убегать, убивать. Шли люди, уверенные в своей правоте.