- Спасибо... Досвидания, Игнат Павлович... Да-да, я все понял... Игнат Павлович, я уже объяснял, ничего со мной не случится! Не станут они, слишком большая... Нет, не нужно... Спасибо, что могли, вы уже сделали, всего хорошего...
Я хватил телефоном о стену. Пластмассовая игрушка брызнула осколками корпуса, на пол шлепнулся динамик и электронная марка с бахромой цветных проводков.
Кулаки сжались сами собой, в уголке сознания заколебалась картинка: я разбегаюсь и тоже головой о стену... Нет, не так. Решил вмешаться - плати.
Пнув ногой телефонную панель с бородавками кнопок, я падаю на софу. Переворачиваюсь на спину, мощусь, закидываю за голову руки. Невозможно держать глаза открытыми. Веки липнут друг к другу словно намагниченные. Север-юг...
Работаем. Говорите, телефон-автомат, угол Иванова и Октябрьской. Значит, вид сверху, этаж, эдак, пятый.
Час пик. Крест улиц истыкан цветной мозаикой автомобилей. Мозиака на Иванова уже подрагивает, две полоски сползают навстречу друг другу, сливаются в одну...
Мой псевдоглаз спускается к "зебре". Левитируя над головами, высматривает лицо Захарченко. Не видно. Подождем. Понаблюдаем, давненько я не доставлял себе такого удовольствия.
Вот молодая мамаша ведет за руку пацана лет пяти. Тот счастливо улыбается - в руках большая сиреневая коробка с игрушкой "СуперЖелатель".
Короткостриженый парень боевого вида, размахивает руками, что-то втолковывая своей девчонке. Девчонка в такт шагам двигает челюстями, сонный взгляд витает у крыши торгового центра "Мономах". На зеленой майке, под налепухой с наушниками от "Сони", крупно набросаны буквы: "Белая Рэт", "СаундГарден", "Лавра".
Вот и подопечный. Я вешаю псевдоглаз в метре над его головой. Передвигаю чуть вперед - хочется видеть лицо. Фиксирую. Невидимое "лупало" парит у лисьей шевелюры Захарченко словно почетный эскорт. Нет, скорее, морковка, которую мудрый наездник держит на удочке у осла перед носом, чтоб тот не упрямился, и тащил повозку. Ммм, опять не то. Образы мне всегда тяжело давались.
Мгновениями картинка пропадала - псевдоглаз оказывался внутри вывесок и рекламных щитов. Места на стенах слишком мало и двигатель торговли развешивал свое нижнее белье на шесты, исколовшие бока домам, прибивал к деревьям и раскладывал на асфальте.
"Новые поступления итальянской сантехники...", "Средство защитить ваши зубы..."
Я сосредотачиваюсь, прикрываю глаза. Картинка становится четче, и нужно лишь малое усилие, поверить, что я и вправду болтаюсь над асфальтом с желтой рекламой отечественных памперсов. Лечу перед Захарченко, словно ангел-хранитель. Хорош ангел...
Ладно, Игнат Павлович, запоминайте. Вы мне никогда не звонили и не позвоните. Будете законопослушным гражданином, даже разговаривать станете, как диктор "Нашей России". На похожие темы и похожими словами. Год... да, пожалуй, года хватит.
Желание бьет в череп Захарченко словно пуля АК. Инженер спотыкается. На мгновение картинку улицы заслоняет физиономия Багза Банни с улыбкой до ушей. Рисунок бледнеет вылинявшей тряпкой, вот сквозь него опять видна фигура мужчины в потертом костюме. Уже не Захарченко, кто-то новый. Хотя с тем же лицом усталого бульдога, с тем же домашним адресом и номером военного билета.
Хирургическая операция на сознании прошла успешно, леди энд джентльмены. Доктор Вербин может умывать руки. И уговаривать себя, что год, это не так страшно. Зато господа Погонялы успокоятся. Должны.
Оставив псевдоглаз у растрепанной прически Захарченко, Желаю себе на час уснуть - вечер будет трудным.
На прозрачных крылышках в комнате порхала Мадемуазель Тишина. Гостей она не выносит, едва они появляются в квартире Мадемуазель забивается под шкаф или убегает в ванную. Так что никто ее не видит. И не слышит. Только я, когда один - я люблю слушать Тишину.
В густой полусонной каше мыслей плавало что-то недоваренное. Попытался выловить. Зацепил: приснился мне звонок Захарченко или нет? Скосив глаза, я обнаружил на полу пластиковые щепки телефона. Угу, был инженер. И, значит, больше десяти звонков сегодня. Ну, с этим покончено. Давно бы уже расколотил проклятый рожок с кнопками. Долго соображаешь, Евгений.
Разжелав останки телефона, я принялся за Охранные Формулы. Педантично забормотал Желания вслух.
"...отражение попыток нанести холодным оружием рубленые и колотые раны..."
Казенщина. Презрительно кривила губы в усмешке черная Саб. Улыбалась с фото на стене, напоминая мне - любой заговор можно убрать. А за нарисованной псиной выстроился "Анубис" образца 99-го. И ребята тоже многозначительно скалились - уж они-то знали подлинную цену заговорам.
"...при попадании в организм цианистого калия, тетрадотоксина, синильной кислоты, окиси ртути, метанола, стрихнина, ядов группы ..."
И я был на той картинке - второй слева, возле Андрея. Веселый. ...и все ему казалось, он - жеребенок. И стоило жить, и работать стоило.
Рядом на черно-белом фото Котляков в скафандре самодовольно попирает валун, схожий на гигантский зуб. За его спиной измазан белыми облаками неровный полумесяц Земли.
"...защита от Желаний деструктивного характера как-то:..."
Еще правее фото Иришки. Мое любимое, где она оседлала-таки Стрелу и та осторожно идет по кругу - решила не вредничать сегодня. Счастливыми мы были...
В груди что-то заныло. Нет, нельзя сейчас. Я отвел глаза от фотографии, все громче выговаривая Универсальные Формулы...
А тогда ей эти Формулы не...
...сбился, скомкал Желание Маккоя, пробормотал что-то нечленораздельное вместо Финальной Фразы. Спокойнее, слишком много поставлено на карту, Вербин. И ее будущее тоже.
Я лежал глубоко дыша, слушал, как выкарабкивается Мадемуазель Тишина, забившаяся было под компьютерный столик. Расправляла крылья, готовясь вспорхнуть к потолку. А огромный дисплей-телевизор уже начал светиться, и я понял - взлететь ей так и не суждено.
Валик своим римским носом почти уткнулся в камеру и оттого нос его расплылся на пол лица.
Наверное, лучше мне было расколотить себе голову, когда пришла такая мысль. Люди думают головой, а я... даже шапку не ношу.
Я Пожелал обрыва связи, тут же передумав, восстановил. Разжелаю кабель после нашего разговора - это уже ничего не изменит. Пусть скажет, что хотел.
Много бы отдал, разобраться почему эти люди мне звонят. Валентин Астафьев. Ну что я знаю о тебе, Валентин?
18 лет, мечта: стать сильным "люком", таким "как Евгений Сергеевич". Ни намека на Дар, но Валик уверен, что Дар спрятан у него внутри и очень скоро проявится. Парнишке не доходит - разговаривая с Евгением Сергеевичем, он укорачивает срок, отпущенный на небесах, чтобы Дар у него все-таки проснулся. Теперь вместо лет восьмидесяти Валентину оставалось дня 2-3, а потом его собьет машина, или пуля из винтовки с оптическим прицелом разможжит ему голову. Да нет, сложно. Скорее, внезапно остановится сердце. Просто так - Пожелает какой-нибудь Зверь.
Валентин умоляюще смотрел с экрана, опять косился на желтенькую невидимую мне лампочку...
Увезти бы сопляка из Москвы. Забросить куда-нибудь в глухую тайгу - кто станет надрываться, убирать информатора опального Бога... Эх, да что я! Еще как станут...
- Добрый вечер, Валентин,- Желанием связь включилась. Высокоскоростной, защищенный от прослушивания канал. Без особого, впрочем, рвения защищенный.
- Здравствуйте, Евгений Сергеевич!
- А шепчешь почему?- спросил я - для затравки нужно что-нибудь сказать. Дальше уже говорить будет Валентин.
- Вы меня помните!?- не то спросил, не то обрадовался парень.- У меня дед работает в Комитете.
Вот ведь стервец! Подслушал разговор, или в компьютер деда забрался. Петельку себе на шею накинул и теперь тянет-потянет. Любуйтесь, Евгений Сергеевич, как я заканчиваю жизнь самоубийством.
- ...сегодня ночью оцепят ваш микрорайон...
Что ж с тобой делать, глупый ты пацан!? Я-то вывернусь, посижу под домашним арестом, максимум - в Звериную каталажку отправят. А тебе голову снесут.
-...слышал, как Дмитриев говорил, что не будет против...
Все-таки подслушивал. В шпионов он не наигрался. Ну что ты смотришь на меня глазами бездомной дворняжки?
"Люди забыли эту истину,- сказал Лис,- но ты не забывай: ты всегда в ответе за всех, кого приручил".
- Спасибо, Валентин,- поблагодарил я. Лучше б ты, конечно, спал, а не сидел в одних трусах на корточках, подслушивая, о чем дед разговаривает с любящим меня Дмитриевым. Но тебе я этого не скажу. Потому что ты пытаешься мне помочь.- Ты и вправду очень помог.
- Ладно Вам, Евгений Сергеевич,- парень улыбается. Спокойно так, будто выполнил главную задачу своей жизни. Правильно я не блокирнул связь - пусть порадуется. С матерью-инвалидом ему не так часто приходится улыбаться. А остальное... Не дрейфь, Валентайн, вытащу тебя.
- По-моему вы знали все, что я рассказал.
- Ну, разумеется не все,- ложь легко сходит с языка, ибо это ложь во спасение.- Не зря поработал. Спасибо!
- Прощайте, Евгений Сергеевич,- Валик смотрит на меня почти влюбленно.
- Нечего прощаться! Я выберусь, умирать недостойно Земного Бога. Так что, до встречи!
- Конечно выберетесь!- Валентин дернулся к камере.- Иначе к чему это все!... Вы в Зверинце единственный порядочный человек.
С десяти до шести я не краснею. Особенно по четвергам.
- Дед говорил, что шакалы никогда не беспредельничали. Потому что вы их держали на поводке.
Хорошо что ты обо мне мало знаешь, Валька. В твоем возрасте нужно во что-то верить.
- Вы должны, обязаны жить, кто угодно, только не вы...
И тут мне дошло, почему Валька сказал "прощайте". Ведь неглупый парень, сложил дважды два и стало ясно, что с ним произойдет после звонка. А он все равно позвонил. Грудью на амбразуру, как романтик-дурак. На таких вот дураках Земля держится.
- Ты чего? Вообразил, на тебя охоту откроют? Да кому ты нужен!- на месте Валентина я бы поверил. А он просто отключился.
- Никого не приручай, тогда ни за кого не придется отвечать...
Кто это умничал? Котляков? Или Паша? Нет, Паша тупой, наверное, все-таки, Александр. Лихой космонавт-желатель. Ну и что б ты сказал на этот раз? Я ж пацана не приручал - две встречи в больничном коридоре в счет не идут. А вот стукнуло ему в голову погеройствовать, предупредить; и догадывался ж, дурила, что я все уже знаю! Выбрал красивый способ самоубийства. Девчонка, с которой раздружился, будет плакать и цветы таскать на могилку... Спасай теперь тебя.
Псевдоглаз я Желал Астафьевым в квартиру, но, споткнувшись о периметр, он завис у стены. Хорошо устроился дедушка. Квартира несчетнокомнатная. Дом с вахтером, заговоренный. К внуку так просто не проберешься. Ну, я, положим, дуну-плюну, периметр скиснет, только набегут же "люки" - кто тут хулиганит? Вербин? Подать его сюда, не дожидаясь вечера! А под шумок и нформатора убрать проще.
Сегодня мне везло. Я даже не успел напрячь мозги, придумать, как надколоть заговор (придумал бы!), а Валентин вышел из подъезда. В правой руке белел сложенный полиэтиленовый пакет. За хлебом отправился, что ли?
Так и не дошел он в магазин. На полпути тормознул мотор - шеф, гони на жэдэ вокзал. А куда еще ехать парню, если у него турпутевка в Новороссийск? Из нагрудного кармашка выглядывают два билета - туда и обратно. Откуда взялись? Сам ездил в кассы, покупал.
Вербин, Вербин... Не знаю такого...
В деканате лежит подписанное заявление. А другая бумажка ожидает у деда под настольными часами. Дед у тебя, Валентин - мужик головастый, раскумекает что к чему.
Что-то я забыл... Ага! Я потянулся взглядом к пачке денег на столике, отчего пачка слегка похудела. Ну как, нащупал? Да, конечно, бабушка положила. Счастливо, может, когда свидимся.
Псевдоглаз я оставил висеть у Валентина над ухом. Стряхнул на ладонь две малиновые таблетки, уронил их в стакан с водой. Знобит, черт. Дожелался. Добренький Вербин. Вообще-то, легко быть добрым, если тебе это ничего не стоит.
Сидя на софе, я прихлебывал горько-кислую шипучку и надеялся, что спас всех кого приручил. Уповал, что смилостивятся Погонялы. Гахнуть бы в Зверинце центральный компьютер, это да, это, действительно, ушлым ребятам нашлось бы чем заниматься... Даже и пробовать не буду. На периметре тридцать дежурных. Я пока не самоубийца.
Стимулятор с мудреным названием не помогал. Перед глазами по-прежнему суетились разноцветные кольца; что-то шумело в ушах, уже не малиновая газировка. Все как обычно после перебора с Желаниями.
По необъяснимой игре природы Земным Богам тоже нужно что-то жевать. И сейчас еда была бы лучшим лекарством. Я вышел в коридор. Мазнув плечом обои, все-таки не промахнулся в кухонную дверь.
Лампочка оставалась включенной. Желтый свет разгонял плесень скоропостижных сумерек. Интернированная плесень налипала на окна, простым карандашом штрихуя ладони кленовых листьев. В лохматом клочке неба меланхоличными поросятами ворочались тучи.
Кухню наполнял аромат чего-то сдобного. Это воспоминания об утре, Вербин, не увлекайся сладким, стошнит.
Отщелкав на терминале нужный номер, я пробормотал лицу с экранчика дежурную остроту: что-нибудь, чем нельзя отравиться. "В лучшем виде, Евгений Сергеевич,- понимающе качается лицо,- не заказ сделаем - чистый пЭрсик!- пухлые губы чмокают бутон сложенных пальцев.
Надеюсь. За деньги, что вы с меня дерете, можно Луну сорвать с неба, посолить, проперчить и подать фаршированную креветками.
Потерпи, девочка моя. Года два осталось, и я смогу. Не тебя первую, ты уж прости. Ты мне слишком дорога, если не выйдет сразу, на вторую попытку могу просто не решиться. Испугаюсь. Я сначала предложу Убогим. Нет, подлое название, я помню ты его не любила. Предложу людям, которые ждут на 23 Апреля. Честно им объясню, что раньше никого не воскрешал, может не получиться. Они согласятся, они ведь хватаются за любую соломинку. А мне нужно будет побольше фотографий, личных вещей, магнитофонные записи...
А для тебя... Я тебя и так слишком хорошо помню. И день тот помню. До сих пор кричу ночами.
На узорчатой панели под орех, заморгал синий глазок-лампочка. Что-то ко мне едет на подъемнике. То ли обед-пэрсик, то ли чемодан с ТНТ. Так, датчики миновало, значит, тринитротолуол исключается. Может, баллон с ипритом? Что мне в последний раз через шахту презентовали - синильную кислоту, или была пошлая "лимонка"? Нет, "лимонка" в предпоследний раз, а в последний... Вспомнил, экзотикой решили взять: уран-235-ый. Где они его только достали?!
Больные люди. Стараются, не верят, что меня вряд ли и термоядерный взрыв проймет. Впрочем, проверять не тянет.
Самый первый сигнал я прогавил. А псевдоглаз на другом конце Москвы забился, словно птица в силке, где-то внутри меня завибрировала незримая нить-пуповина, дрожь поползла к горлу...
Я Желал картинку, уже понимая, что безнадежно опаздываю. Сглатывал слюну - если меня захотят нокаутировать, то зрелище будет...
Зрелище оказалось совсем нестрашным. Все еще держа в руке ложку, лицом вниз, Мещерякова вытянулась на полу у газовой плиты. Что-то готовила - сковорода на огне с брошенной поверх кисеей пара. В комнате телевизор бубнит голосом ведущего шоу Кудесников. Еще голоса - взрослый и ребенок.
Она первой мне сегодня позвонила. Ее и убили первой.
Псевдоглаз истаивал в тесной кухоньке однокомнатной квартиры на окраине, а другой уже рвал свою нить-связь.
Станция метро Шаболовская. Скорчившийся труп на рельсах, взбудораженная толпа - страшно, но что-то сильнее рассудка шепчет: посмотри. Трое растрепанных милиционеров размахивают резиновыми дубинками у края платформы. Люди сторонятся, но не уходят. Рыженькая дежурная - веснушки темными крапинами по бледному лицу
- что-то кричит в милицейскую рацию.
Бесновался третий псевдоглаз, четвертый... Один за другим умирали те, кого я невольно приручил. В том порядке, как звонили. 5, 6, 7 человек.
После восьмой смерти я не выдержал и полез в драку.
Желание вонзилось в свою противоположность. На секунду мир померк, потом среди черноты возникла стена. И Койот. Койот размял пальцы в чистеньких перчатках, затем, наклонив голову, как мультяшный бык, посреб землю лапой и ринулся на кирпичное препятствие. Баммм! Стек вниз жидким клеем.
- Ты, Вербин, не вышел из возраста памперсов, оттого у тебя разные Койоты, да Багзы!
Это вещал Яков. Недолго хихикал - по пьяни разоткровенничался, что сам на КонтрЖелании зрит сцены однополой любви. Когда я позже пытался разъяснить интригующие подробности, он сразу мрачнел:"А иди-ка ты, Вербин!.."
Фрагмент стены рухнул сам собой. Койот, бегущий, в очередной раз размазаться по кладке, с воплем дикого попугая пролетел в открывшуюся брешь. Рисованное изображение вздрогнуло и рассыпалось.
Я выиграл дуэль. Только это невозможно. Чтобы из-за какого-то Вербина в клочья разлетелась репутация непобедимого "Гора"...
Но я все-таки выиграл! Вот он - Леонид Машков, 46 лет, охранник в Зверинце. На картинке мужчина щурился от яркого света живой и здоровый. Живой и здо... У Машкова из уголка рта выползла тонкая нитка слюны. Лицо превращалось в пособие студентам-медикам - крайние формы умственной отсталости.
"Люки" не захотели меня ломать. Просто обошли КонтрЖелание. Им приказали "стереть" объект, а уж они знают, как это делается. Убить или превратить в имбицела. И то и другое необратимо.
Завибрировала нить еще одного псевдоглаза - на другом ее конце кто-то умирал. Стараясь больше не смотреть в бессмысленные глаза человека, которого приручил, я остановил ему сердце.
К десяти часам вечера все было кончено. Валентина убили последним, выдержав паузу минут в сорок. Я даже стал надеяться, что мои предосторожности оказались не лишними; наблюдал псевдоглазом в купе поезда, который увозил Астафьева прочь из Москвы, снова и снова бормотал формулы заговора.
Валентин лежал полуукрытый мышастой простыней с вылинявшим штампом "Сев-КавЖД". Пытался читать в тряском свете ребристой лампы.
Годы в Корпусе развили мои почти невесомые способности эмпата и нападение "люков" я почувствовал за какие-то доли секунды. И опять бросился в драку.
Улюлюкая и выставив вперед лапы, Койот, лавируя между кактусами, несся к скале, что дремала, словно недотаявшая куча грязного снега. Внезапно из камня выдвинулись две огромные заросшие волосами руки. Чересчур реальные на фоне рисованного пейзажа. Схватив бегущего Койота, руки неторопливо изорвали его в клочья. Небрежно стряхнув обрывки, опять вернулись в скалу...
Я валялся на линолеуме. Шестерни мозга пошли вразнос, задевали, царапали друг друга, отчего голову хотелось оторвать и выбросить. Руки дрожали, в глаза кто-то аккуратно насыпал абразивного порошка. Я дополз до раковины умывальника, встав на колени, долго отворачивал кран, потом сунул голову под холодную струю. Стало немного легче. Можно пытаться думать.
Повезло. Легко отделался. Ребят можно только поблагодарить за гуманизм. За то, что не стали повторять урок, не усвоенный мной час назад. Могли бы такое с Валентином вытворить, желудок бы вывернулся наизнанку. Всего лишь остановили ему сердце - радуйся. Умер быстро, ничего не почувствовав. В конце концов, знал на что шел, и я ему ничем не обязан.
"Люди забыли эту истину,- сказал Лис,- но ты не забывай:..."