Он молча кивнул, не повернув лица. Прошел мимо улыбающегося толстяка-соседа. Пересек улицу, зашагал вдоль спортплощадки. На ограде еще с незапамятных времен осталась висеть разлапистая алая звезда. До поликлиники было далеко, но ехать автобусом Петр не хотел.
Серыми гусеницами облака грудились над многоэтажками. Ветер бросил в лицо пригоршню пыли. Дребезжа, Петра медленно обогнал полупустой троллейбус с белой по зеленому надписью: "Пиво Сохатый. Это - наше пиво!". Троллейбус вздрогнул на выбоине - у пассажиров дернулись головы.
Впереди шагали две девицы с прическами а-ля Джоанна Мистери, обе старательно пережевывали жвачку. Петр сбавил было шаг, чтоб не приближаться, но девицы нырнули в проулок, и он опять заторопился. Прошагал мимо школы, в которой когда-то преподавал, из окна бывшего кабинета уже не выглядывал горшок с алоэ. Убрали. Дальше - пустырь. У одинокого баскетбольного щита ходили-бегали подростки с оранжевым мячом.
- Эй, привет!- Петра хлопают по плечу.- Ты чего дрожишь?
- Я не боюсь!.. Чего мне бояться?!..
- Да я и не думал, что ты... Эй, старина, ты чего? Ты меня не узнаешь, что ли?
Хлопавший Петра по плечу высок, сверкает металлическими бляшками и пахнет машинным маслом. Петр молчит.
- Армен-бармен,- скалится высокий,- за соседними партами сидели... Ну ты чего? Что-то с памятью твоей стало! Узнал?
- Узнал,- Петр поворачивается, чтобы уйти. Лже-Армен хватает за руку.
- Старина, ты чего в самом деле? Пойдем посидим. Я продал московский бизнес, от лавэ карман трещит. Идем в "Руаяль", приглашаю!
- У меня дела,- Петр выворачивает руку, не оглядываясь, идет дальше.
- Пернатый, да что с тобой?- кричит вслед Лже-Армен.- У тебя неприятности? Может, помочь надо?.. Ну ладно, не хочешь, как хочешь! Ты про Ленку хоть скажи, как она, ничего?
Петр оборачивается, зло кривит губы.
- Ленка умерла!
- Пернатый, ты чего... Пернатый, это как же... Почему...- лопочет сзади Лже-Армен.
Ветер проволок по земле коробку из-под кукурузных хлопьев. Ноги дрожали так, что Петр едва мог ковылять. Быстрее куда-нибудь убежать бы. Теперь они знают, что он их раскрыл. Станут за ним охотиться. Нет, чушь. Не станут. Они всего лишь работники. Работники. Те, кто работает на кого-то. Почему - работает? Чтобы есть. Кто не работает - тот не ест, как завещал великий... Не то, не то, НЕ ТО!.. Как их зовут? Как называют? Ведь не "работники", "работники" - неправильное слово. А зачем их звать? И зачем тогда знать, как их звать... Умный вопрос... Не надо искать ответов, просто задавай с умным видом вопросы и прослывешь умником... Зачем умником? Глупый вопрос.
Они умерли. Умерли все, а вместо них остались их "работники"... нет - "рабы"... Помощники. Есть слово точнее, новое слово, еще не совсем привычное, из фантастических книжек.
Роботы. Да, роботы. Только и это не совсем правильно. Как правильно? Неизвестно. Забыл.
Роботы. Ходят по улицам, здороваются с такими же роботами. Сидят у телевизора, глядят на таких же роботов. Их миллионы, он - один. Последний человек на земле.
Петр вытащил из-за пазухи истрепанную книгу. В последнее недели он уже не понимал зачем каждое утро встает, умывается, куда-то идет или сидит, уставившись в телевизор. Все потеряло смысл. Когда-то смысл был, теперь - нет. Однажды, сидя в ванной, он уже собрался швырнуть в воду жужжащую электробритву, но его остановила мысль о Боге. Впрочем, с тех пор Бог перестал приходить. Петр все еще пытался найти какой-то смысл, перечитывая знакомые книги, стараясь понять зачем же герои куда-то стремятся. Но голова туманилась и смысл ускользал. Смысла не было, остался один страх, что что-то произойдет. Когда страх уходил, оставалась пустота. И Петр, ужасаясь таким мыслям, иногда завидовал этим железным. Ни тебе страданий, ни поисков смысла...
Петр раскрыл книгу, пошел медленнее, вчитываясь в прыгающие строчки...
Люди сидели в блиндаже, ожидая, когда закончится артподготовка и на них пойдут в атаку. Сидели второй день. Одного придавило рухнувшим перекрытием, двое сошли с ума.
Эти не сходят с ума. Они не живут - функционируют. С лица - обычные люди, а в животе ворочаются железные поршни. Подделываются под настоящих людей. Зачем? Нечеловеческая логика.
Пустырь кончился. Возле супермаркета на тротуаре сидел пьяный робот и орал: "Моя Марусенька, танцуют все кругом...". К нему неторопливо направлялись двое роботов-патрульных с громадной овчаркой на поводке.
Собака тоже была робот. Петр наверняка не знал, но не должны живые собаки так спокойно идти рядом с роботами, пусть те и в человечьем обличье. Он попытался читать дальше, но внутри у него все привычно и тошно сжалось. Петр вдруг точно понял, что пьяный робот сейчас поднимется с земли и пырнет его ножом. Потому, что он читает книгу. Потому, что Петр ведет себя не так как другие, за это робот его и пырнет.
Спеша, Петр затолкал книгу за пазуху, но робот наверняка заметил, причем заметил не тогда, когда Петр читал, а тогда, когда прятал книгу. И это робота разъярило. Не то, что Петр посмел читать, хотя и это тоже, а то, что спрятал книгу при роботе, значит, сам понял, что поступает неправильно. И готов получить по заслугам.
Патрульные тоже заметили. Петр увидел, что даже робот-пес косится в его сторону. Сейчас патрульные оставят в покое пьянчугу и изобьют Петра дубинками. Они чувствуют страх, они как собаки. Как настоящие собаки чувствуют.
Нет-нет, не могут они,- Петр невольно ускорил шаг. Мимо патрульных, мимо пьяного робота. Не будут его бить. 1-й закон роботехники. Не причинять вреда человеку. А я - последний человек. Только почему они смотрят мне в спину, да как они смеют смотреть МНЕ в спину! И ведь если я обернусь, то они уже перестанут смотреть, потому что реакция у железных лучше, чем у меня. И я снова окажусь полным дураком...
Да, в конце концов, что я так трясусь? Да кто они, и кто я?! У меня за весь универ ни одной четверки в зачетке. Красный диплом. Диссертация о Хаммурапи...
Перед глазами поплыло. Гулко застучало в ушах. Вспомнилось, как он прятался за плакатом и, улыбаясь, предвкушал: вот сейчас все доктора-профессора будут ждать. И будут спрашивать друг у друга: "Где Севрюков? Где же Севрюков?". А он выйдет из-за плаката и скажет: "Ку-ку!". У них такие лица сделаются!
Потом кто-то говорил: "... в результате переутомления. Сильная нагрузка на психику...". Потом он вышел из клиники. Потом сумел устроиться работать в школу.
Петр споткнулся. Книжка выскочила из-за пазухи и шлепнулась на землю. Двое роботов-девчонок с розовыми бантами захихикали, глядя, как Петр поднимает томик с асфальта, а он снова выскальзывает у него из пальцев.
Петр, наконец, спрятал книгу, огляделся. Больше половины пути до поликлиники позади. Только он устал. Среди лю... среди роботов всегда быстро устаешь. Оставалось миновать сквер - впрочем, в сквере, упершись железными ногами в землю, ожидали скамейки. Можно будет передохнуть. Обязательно передохнуть...
И все-таки - кто они и кто я!.. Петр ткнул ногой измятую пачку "Примы" и зашагал через сквер. Разве можно рядом ставить? Тупые манекены и один из, чего скромничать, один из незаурядных... да! незаурядных людей. Не гений, конечно, хотя, почему и нет? Меня даже Мактуло в пример ставил, а Николай Иванович слов на ветер не бросал. А мне приходится общаться с... с... говорящими пылесосами. И пылесосы, ха-ха!, считают себя вправе беседовать со мной. А потом обсуждают меня, в спину мне смотрят. Кто дал им право?!
Разве они могут понять ЧЕЛОВЕКА? Вас, пылесосы, обучили говорить нужные слова, но душу в вас вложить не смогли! Душу вложить никому не под силу. Кроме господа Бога. Хотя я и не верю в тебя, Господи, но душу вложить... Хотя вы, конечно, пылесосы, можете чему-то научиться. Брать что-то от общения со...
Мысль ударила, как кувалда. Петр, остекленев взглядом, опустился на траву. Лег. Перевернулся лицом вниз, обхватив голову руками. Захотелось кротом зарыться в землю, смирно лежать в темноте с запахом прели. И чтобы никто никогда не нашел и не увидел. Ведь если... если роботы могут брать у него, то и он от общения с роботами... Ведь если ему приходится общаться только с роботами, то разве может он ничего не перенять? И оставаться вполне человеком? Господи, Боже мой! А можно ли оставаться человеком, если кругом одни роботы? А если он уже не... И все мысли его - недоробота, получеловека. Может, потому ему и трудно иногда сосредоточиться... Да что там иногда! У него мысли скачут, как блохи. Может, в тот день, когда он понял, что все вокруг - роботы, лучше было сразу покончить с собой? Чтобы не превращаться медленно...
--
Дружок, поднимайся!- сказали над головой.- Здесь лежать запрещено.
Нет, Петр вцепился зубами в запястье рядом со незажившим следом от укуса. Это просто страх, опять этот проклятый страх. Я человек, слышишь? Я - человек, и ты - страх, убирайся, откуда выполз!
Жесткий ком травы колол лицо.
--
Подъем, приятель! Вэйк ап, как говорят за океаном!
Кто-то ворчит у Петра под ухом.
- Назад, Раджа!
Петр переворачивается на спину. Один робот-патрульный держит вяло вырывающегося пса за ошейник. Другой, бритый короткошеий, ухмыляясь и не спеша, достает сигарету из пачки "Соверен".
--
Нарушаем, значит.
Петр встает. На поясе у патрульного черная дубинка. Если робота такой ударить, роботу ничего не сделается. Это специально для него, для Петра они носят дубинку.
--
Сержант Федоров,- представляется патрульный и, сунув сигарету в рот, щелкает зажигалкой.- Документики, будьте любезны.
Петр мелко кивает, глотает сухим горлом. Лезет рукой в карман рубашки, глядя на прикуривающего робота. Отскакивает от патрульного и несется прочь по аллее. Сзади дико рычит пес.
--
Куда?! Стоять!.. А ну стоять!
Аллея заканчивается. Петр ощущает, как громадными скачками мчится следом спущенный с поводка Раджа. Быстрее!.. Ноги не слушаются.
Проулок. Петр бежит мимо пялящихся на него роботов-старушек, ныряет в подворотню, ощущая на спине дыхание пса. Влетает в подъезд. Захлебываясь воздухом, минует один пролет, с криком падает, ползет в угол, замирает, сжавшись в комок.
Раджа не укусил. Не бросился рвать зубами. Тихо уселся рядом. Даже дыхания его не стало слышно. Он сидел и ждал, когда Петр откроет глаза. Вот тогда он укусит. Пусть Петр спрятал лицо, Раджа все равно почувствует и укусит. Наверное, для роботов-собак законов робототехники нет. Надо просто лежать не двигаясь, и тогда пса заберут. Как он страшно смотрит! Насквозь взглядом пронизывает.
Что-то щелкнуло. Наверное, замок на двери. Хорошо бы. Выйдет кто-нибудь сильный и смелый и прогонит Раджу. Только не двигаться.
--
Ой!- сказали наверху. Говорил ребенок.
Петр вскочил. Зажмурившись, со скрюченными пальцами, готовый драться с Раджой насмерть. Теперь Раджа бросится на Петра, а не на того, кто произнес это "ой!". Пес медлил, и Петр открыл глаза.
Раджи не было. С площадки второго этажа испуганно смотрела девочка лет 12-ти. Тоже робот,- запоздало вспомнил Петр,- хоть и выглядит девчонкой с длинной косой.
А Раджи не было. Значит, Петр от патруля убежал. Ай да я! Да что там "убежал"! Меня еще в детстве звали Холмсом! Я уж получше этого бритого мог бы работать в милиции. Тоже мне - сложная работа! А уж убегать от них, вообще раз плюнуть... Только больше этой дорогой ходить нельзя. Законы робототехники - это хорошо, только роботы всегда могут придумать, как испортить человеку жизнь.
--
Не бойся,- покровительственно сказал Петр девчонке-роботу.- Я не пьяный.
--
А почему вы на полу лежали?
--
Плохо было,- хмуро ответил Петр.
Девчонка огляделась, словно искала: не подслушивает ли кто. Серьезно произнесла, понизив голос.
--
Я вам скажу одну вещь, только это секрет. Его кроме меня никто не знает.
--
Почему это?- Петр вдруг заинтересовался.
--
Потому что нельзя. Если они будут знать, ничего не получится. Идите сюда. Быстрее, пока никого нет.
Петр поднялся по лестнице. Девчонка перевернула резиновый коврик, лежащий возле двери. Наступила на него носками стоптанных туфель и закрыла глаза. Глубоко вдохнула.
--
Теперь все будет хорошо,- девчонка посмотрела на Петра огромными зрачками.- А иначе случится что-то страшное. Вы тоже так сделайте. Надо наступить на счастливый коврик и закрыть глаза.
Петр почувствовал, что именно это ему сейчас и нужно. Он стал на резину и зажмурился.
--
Теперь у вас тоже все будет хорошо,- сказала девчонка.- Я еще зимой поняла про счастливый коврик. И только один раз забыла. Было так страшно!..- она вздрогнула.
--
Тебя как зовут?
--
Таня.
--
А меня - Петр Николаевич.
--
Очень приятно,- сказала Таня.- Мы недавно только сюда переехали...
--
А я от милиции убежал,- вдруг сказал Петр и улыбнулся.
--
Так вы - хулиган?
--
Да что ты! Просто они ко мне пристали. А потом один начал курить, а я как повернусь и деру! И они не догнали.
--
Вы - молодец,- сказала девчонка.- А я боюсь. И милиции боюсь, и бритых, которые в красивых машинах ездят. И черных кошек. И больших собак.
--
Тут главное - не думать, что боишься. И тогда бояться не будешь.
--
Я пробовала, а оно не получается.
--
Ну, хочешь,- сказал Петр и сам поразился своей храбрости,- хочешь, сейчас вместе пойдем.
--
Очень хочу!- засуетилась Таня.- Мне за молоком надо, только сейчас дверь закрою.
Таня влетела в квартиру, вернулась с пакетом, ключами на железном колечке и веником. Помела через порог в коридоре, бормоча: "Беги дорожка без черной кошки".
Петр неловко кашлянул. Переступил с ноги на ногу.
--
Я тебе тоже хочу сказать одну вещь, Таня... Не знаю, как бы это сказать... В общем, ты - не из них!
Таня обернулась, наморщив лоб.
--
Не важно, ты просто запомни мои слова, Таня. Я тебе когда-нибудь про все расскажу. Но чтобы ты знала: я с самого начала понял, что ты - не из них. Запомнишь?
--
Хорошо,- девочка поставила веник в коридоре, захлопнув дверь, провернула ключ в замочной скважине.
--
А если собака,- решительно сказал Петр, шагая вниз по лестнице,- так мы ее палкой!
--
Не надо палкой,- нахмурилась Таня.- Ей же больно будет!
--
Ну мы только пригрозим, и она убежит,- нашелся Петр.
--
Ой, Петр Николаевич, я же дверь не проверила!
Таня вернулась на полпролета и подергала за ручку.
--
Все хорошо!
На улице накрапывал дождь. Ветер подхватывал разбросанные у мусорного бака полиэтиленовые пакеты, приподнимал их над землей, но намокшие и тяжелые они не хотели парить - и валились на землю. Старушки-роботы, видевшие бегство Петра, разбрелись по квартирам, только мальчишки продолжали пинать пятнистый мяч, бегая от ворот к воротам. На Петра и Таню никто не обращал внимания.
--
Ой, Петр Николаевич, подождите, я сейчас!- Таня бросилась назад в подъезд. Вернулась запыхавшаяся.
--
Дверь плохо проверила в прошлый раз. Вон молочный - отсюда виден... А можно я вас за руку возьму?
Замявшись было, Петр кивнул, и Таня схватила его ладонь. Они подошли к серому зданию с облупившимися цементными стенами. На витрине одиноко лежал муляж взрезанного круга сыра.
--
Петр Николаевич,- со слезами в голосе сказала Таня, высвобождая руку,- мне нужно, я сейчас... Дверь проверить...
--
Ты уже проверяла, Танечка...
--
Да я плохо дернула, а там нужно как следует дернуть: может, она и не закрылась как следует. Вы же знаете какое сейчас время! Я сейчас, я скоро.
Таня развернулась, помчалась назад через припорошенную дождевыми каплями площадку.
Петр вошел в магазин. Кисло пахло творогом и почему-то яблоками. Стоявшая за прилавком тетка-робот в белом халате враждебно посмотрела на Петра. Он окинул взглядом холодильник, задержался на горке из сладких сырков. В детстве он до дрожи обожал сладкие сырки, наверное, и Таня их любит.
Хлопнула дверь, вбежала запыхавшаяся Таня.
--
Ой, Петр Николаевич, вы здесь...- она вцепилась Петру в руку.- А я боялась: вдруг вы ушли...
Тетка неодобрительно смотрела на покупателей. Чего она пялится, робот недоделанный? Этот, как его... андроно... андроид,- наконец вспомнил Петр неподатливое слово.
--
А очередь? Тут была очередь?
--
Нет, Танечка, мы одни. Сейчас купим все, что нужно...
--
Ой, Петр Николаевич, так же нельзя... Пойдемте отсюда!
--
Таня, ты что?
--
Нельзя же покупать, если нет очереди, пойдемте!
--
Таня, ну что ты?!.. Глупости, Таня...- под презрительным взглядом тетки-робота девочка выволокла Петра на улицу.
--
Таня, ведь ерунда какая, чего ты боишься? Ну, хочешь, я сам все куплю,- сказал Петр и замолчал. Глупости, конечно. Девочка придумала. Конечно, глупости!.. Но лучше все-таки не рисковать.
- Надо подождать,- сказала Таня, глядя в сторону и облизывая губы.- Кто-нибудь придет и мы станем за ним. Давайте пока посидим.
Дождь закончился, так и не начавшись, как следует. Они подошли к скамейке, девочка расстелила полиэтиленовый пакет на мокрой доске, села. Петр устроился на пакете рядом.
Бедный ребенок, как она тут очутилась? Как выжила одна среди роботов? Ну ничего, теперь у нее есть я. Вместе продержимся. Петр крепко сжал девочке руку.
И вспомнил. От ужаса сдавило горло. Обшарпанный бок магазина накренился...
--
Петр Николаевич, что с вами?!
Ведь нельзя же опаздывать! Ни на секунду, ни на долю секунды!
--
Таня, мне в поликлинику нужно,- с трудом проговорил он, выпрямляясь. Лицо девочки потускнело, губы дрогнули. Петр закрыл глаза. Ну что же делать, ведь никак нельзя опоздать! Что же делать?!
--
Придумал, Танечка! Хочешь, вместе сходим? Это недалеко. Я там минутку побуду, и потом мы сюда вернемся.
--
Хочу, хочу!- вскочила Таня. Схватив с земли щепку, поскребла землю: "Беги дорожка, без черной кошки!"- и вцепилась Петру в руку.- Идемте!
Шли, петляя между высотками. Балконы в шахматном порядке были увешаны бельем. Орали магнитофоны. Роботы обсели стол во дворе, словно мухи кусок тухлого мяса. Громко стучали костями домино.
Здание поликлиники, выкрашенное в серое с бледно-голубым, слоново вывалилось из-за очередной многоэтажки, и Петр приостановился.
--
Танечка, лучше подожди здесь, я скоро.
--
А можно и я с вами? Ну пожалуйста!
--
Я всего минуту, тебя туда не пустят - там дежурный. Я совсем скоро.
На проходной старый робот пил чай с баранками. Вскинулся было, но, узнав пациента, снова вернулся к своей чашке.
На третьем этаже было пусто и уныло, только в дальнем конце коридора зеленела какая-то растительность в кадках. Петр подошел к кабинету 340, постучал, вошел. За массивным столом робот-медсестра в белом чепчике что-то записывала в общей тетради. Увидев Петра, улыбнулась:
--
Здравствуйте, Петр Николаевич. У меня для Вас не очень хорошие новости: Артур Степанович уехал в Голландию на симпозиум. Извините, что мы не сообщили. Он переназначил прием на понедельник, время то же. Как ваша рука? Если очень беспокоит, я могу попросить другого хирурга посмотреть.
--
Нет, ничего,- Петр даже обрадовался, что так вышло. Рука у него совсем не болела.- До свидания, я приду в понедельник.
Он заторопился, не сразу поймал ладонью ручку двери. Наконец вышел. Медсестра поднялась со стула, шагнула к окну.
На широкой ленте бетона, лицом к поликлинике неподвижно стояла девочка. В синем платье посреди серой полосы она была как...- медсестра попыталась найти сравнение, но у нее не вышло.
- Это - успех,- врач появился из незаметной двери в стене и теперь тоже стоял у окна.- Впервые за два года.
Из поликлиники вышел долговязый парень, девочка бросилась к нему, схватила за руку.
--
Она уже почти человек. Теперь ты понимаешь что Цель достижима, Ярошенко?
--
Понимаю,- медсестра следила, как парень и девочка идут по дороге прочь.
--
Это хорошо. Что у Миллера?
--
Миллер закончил анализ скандинавских фильмов 20-го века. Полученное описание человека абсолютно не стыкуется с характеристиками нашего образца.
--
Фильмы необъективны,- собеседник отошел от окна.- Повторяю тебе известную информацию: чтобы получить адекватные характеристики нужны эксперименты. Эксперименты в естественных условиях на функционирующем образце. А он есть только у нас.
--
Однако результаты остальных групп тоже отличаются от наших, Посохов.
Ветер ударил в стекло тяжелыми брызгами дождя. Посохов отошел от окна, старательно, почти по-человечески, опустился на стул спиной к медсестре. Сказал в пространство:
- Результаты групп отличаются. Но наши исследования убедительнее прочих. Сегодня принято решение свернуть все прочие направления. Миллер и его персонал теперь у нас в подчинении.
Рукой, на запястье которой очень натурально - не отличить от настоящего - был наложен шрам, Посохов достал сигарету. Как раз такую, какую курили в начале 21 века.
- Еще немного, и мы будем знать все о нашем образце.
Дождь за окном набирал силу, на серых лужах вспухали и лопались пузыри. Где-то за многоэтажками последний человек на Земле и девочка-андроид, промокшие, бежали к подъезду. А сидящий в кресле продолжал:
- Ты пока не понимаешь, Ярошенко. Наши создатели видели в жизни смысл и мы тогда тоже увидим. Будем не просто выполнять функции, а понимать свое предназначение. А кроме того... ты представляешь сколько неизвестных красок, сколько восхитительных ощущений мы получим, когда, наконец, станем такими, как он?