В это светлое московское утро Яков Исидорович проснулся поздно. Вернее сказать, проснулся он не сам, его разбудили. На часах был полдень. Накануне вечером Яков Исидорович долго писал преферанс со своими партнерами по "теневому бизнесу", вернулся домой на рассвете, слегка под градусом и в очень скверном настроении. Якову Исидоровичу не повезло; он крупно подсел на мизерах.
Да! Но кто же нарушил безмятежный покой строгого в таких делах теневика. В другое время домашние вряд ли отважились бы оторвать его ото сна; но сегодня день был особый - Выборы! Выборы нарушили мирное существование многоуважаемого Якова Исидоровича Слуцкого. Очередные выборы в какой-то верховный совет.
Обычно Яков на такие мероприятия не ходил, за них за всех голосовала тёща, она это дело уважала бесконечно. Примерно за месяц до торжественного события Розалия Львовна начинала волноваться. Почти каждый день она посещала избирательную комиссию, знакомилась с биографией кандидатов, а в некоторых случаях и с самими кандидатами, проверяла, чтобы, не дай бог, ее не забыли включить в списки голосующих, а в самый день выборов вставала ни свет, ни заря, ставила тесто для праздничного пирога, затем надевала свое лучшее платье и уже в половине шестого утра вместе с другими активистами толкалась перед закрытыми дверями избирательного участка. Бюллетени за себя и за всю семью она опускала в числе первых, но и после этого долго не уходила домой; вместе с единомышленниками она обсуждала и переживала перипетии выборного дела. Это был ее праздник.
Так было всегда, но сегодня в избирательной комиссии что-то заклинило. Им понадобилось присутствие самого преферансиста. Розалия Львовна на такое недоверие к её персоне обиделась ужасно, но затем прониклась к зятю чувством великого уважения. Как же! Без его присутствия могла не состояться убедительная победа единого блока коммунистов и беспартийных.
Вначале Якова Исидоровича пришла будить жена. Но он только отмахнулся от неё, как от назойливой мухи, и снова заснул. Жена не унималась.
-- Яков! Вставай! Сходи ты ради бога на этот чертов избирательный участок. Они уже два раза звонили. Говорят, ты им показатель портишь.
Яков Исидорович потер глаза кулаками. Этот жест не предвещал ничего хорошего.
-- Лизочка, а что, мама уже не хотела отдать свой голос за меня?
-- Ой, ну что ты говоришь, у них там какие-то нововведения, каждый самолично должен придти.
-- Надо же что придумали. Ну хорошо, ради торжества демократии, я недосплю часок.
Яков Исидорович потянулся на кровати и посмотрел на жену, которая уже собиралась выходить из комнаты. В новом импортном брючном костюме его Лизавета выглядела потрясающе. Так ведь это же Лизка; семнадцатилетняя шустрая девчонка, с дурацким прозвищем "Глеб Егорыч", та Лизка, которая в один момент вскружила голову стеснительному мальчику Яше Слуцкому.
Яков Исидорович проснулся окончательно.
-- Лизонька! Ты сегодня просто восхитительна. Ну точно как в тот день на Плешке. Я подкрался из-за памятника и поцеловал тебя.
-- Правда? Ты еще это помнишь?
-- Лизонька! О чем ты говоришь!
-- Яков Исидорович вскочил на кровати и, жестикулируя и размахивая руками, принялся рассказывать своей Лизочке, как он ее любит, как он помнит все мельчайшие моменты их встречи расставаний, все изгибы ее тела и запахи...
Яков успокоился, сел и начал выпускать пар. Но через мгновение он снова замахал руками.
-- Нет! Лизонька, ты только представь, какую подлянку кинул мне этот нехороший Бэк?
"Лизонька" присела на кровать; надо обязательно послушать, что такое сотворил ее любимый братец:
-- Ну, что он в этот раз выкинул? Наверное, опять женщины?
-- Ай, Лизочка, ну что ты такое говоришь, какие могут быть женщины в наше время, тут дело совсем в другом... представляешь, сижу я на второй руке, и приходит ко мне чистый мизер... одна только восьмерка пиковая....-- и Яков начал рассказывать Лизочке, как нехороший Бэк сдал шесть пик на одну руку, а в довершение всего сам пронес пику на голой масти и всунул ему "паровоз" на пять взяток. По мере рассказа Яков Исидорович проникался к себе все большей жалостью. Нет, Лизочка обязательно должна пожалеть его. Яков Исидорович потянулся, чтобы обнять жену, но был грубо остановлен.
-- Яшка, перестань! Ты помнешь мне новый костюм. Нам же еще на избирательный участок идти; мама говорит, сам кандидат приехать должен. Я думала, ты что-то интересное расскажешь, а ваши карты мне уже в печенках сидят.
Яков Исидорович был уязвлен в самое сердце. В тот момент, когда ему требуется участие и сочувствие любящего человека... Яша немного помолчал, затем откинулся на подушку и произнес своим ядовито-ласковым голосом:
-- Скажи, пожалуйста, Лизочка, а за кого же все-таки я должен отдать свой хриплый голос? Он что... симпатичный мужчина?
-- Да откуда я знаю! Говорят, какой-то Сидоров.
-- Не Сидоров, а Сидорчук. Генерал-лейтенант Василий Алексеевич Сидорчук -- заместитель председателя комитета госбезопасности, -- донесся из-за двери бодрый голос тещи.
-- Ну, вот видишь! Какой-то Сидоров?! Ты его фамилию толком не знаешь, а печешься о нем, будто он твой любовник. Ты бы лучше обо мне побеспокоилась, кругом сплошные неприятности.
-- Тьфу на тебя! Дурак! -- жена повернулась, выскочила из комнаты, собрала детей и поехала на другой конец Москвы, к подруге; жаловаться на мужа и хвалиться новым костюмом.
В наступление пошла теща.
-- Яша! -- проникновенным голосом торжественно произнесла она. -- Яшенька! Как вы можете в юбилейный год Советской власти игнорировать наши выборы - величайшее завоевание рэволюции. Ведь именно пролетарская рэволюция принесла нашему народу долгожданное освобождение и гражданские права.
Слова советская власть и революция были произнесены с придыханием.
Яков потянулся, сел на кровати и в упор посмотрел на "рэволюционэрку". Его ответ был менее торжественным, зато отличался большей категоричностью.
-- Знаете что?! Роза Львовна! Идите-ка вы в задницу вместе со своей революцией, советской властью и всеми прочими коммунистами. Вам таки мало того, что большевики постреляли вашего папу, а маму гноили в тюрьме целых восемь лет, так можете ради вашей бредовой идеи и меня расстрелять, а сейчас дайте мне спокойно поспать; у меня была очень беспокойная ночь.
-- "Гажлан!" -- выкрикнула тёща ему прямо в лицо, после некоторого замешательства. -- "Мешугенер Гажлан!" Настоящий бандит! -- крикнула она еще раз, брызжа слюной, и выскочила из комнаты, повторяя про себя еврейские и русские ругательства. Значений некоторых из них Яков почему-то не знал.
-- Надо же? -- искренне удивился Яков Исидорович. -- Чего только политика с человеком не сделает.
Он закрыл дверь, снова лёг в кровать, но поспать ему не дали; дверь в комнату распахнулась, и снова на пороге появилась разгневанная теща:
-- Мой папа Лев Моисеевич Легда всю жизнь был настоящим чекистом и преданным революционером. И если бы не эта сволочь Ежов... Когда справедливость восторжествовала, моего папу реабилитировали одним из первых. А ваши родственники-торгаши заботятся только о своих шкурных интересах.
Яков Исидорович ничего не ответил. Он отвернулся к стене и попытался заснуть. Он хотел, чтобы ему приснился лазурный берег Адриатики, песок и обнаженные женщины. Совсем недавно они с женой отдыхали в Югославии и ему очень приглянулись раскрепощенные туристки из Скандинавии. Яков Исидорович задремал. Нежный шепот волн, шуршание песка, голубое безоблачное небо... внезапно в Яшин сон вплелись голоса. Яков Исидорович прислушался.
Для наведения должного порядка в сложном запутанном деле на квартиру Якова Исидоровича прибыл представитель избирательной комиссии. С представителем разговаривала тёща. Через неплотно прикрытую дверь Яков услышал о себе очень нелестные слова. Оказывается, он не только не выполняет свой конституционный долг, но и ухудшает показатели всего избирательного участка.
Такого надругательства над свободой личности Яков вытерпеть не смог, он встал и, не надевая штанов, вышел к представителю. Яков Исидорович был настроен решительно. Он уже созрел для того, чтобы поругаться и с представителем, и с тёщей, но внезапно остановился, пораженный стрелой Амура прямо в сердце.
Представитель избирательной комиссии оказался довольно симпатичной молодой дамой со стройными ножками, высокой грудью и очень короткой клетчатой юбочкой. Яше вдруг стало немного неудобно за свои семейные трусы, но он сумел проявить должное самообладание.
-- Извините, -- громким голосом произнес он, -- не ожидал!
Яков Исидорович вернулся в спальню, накинул шлафрок и в таком виде важно прошествовал к представителю.
-- А вот и я; главный виновник ваших сегодняшних неприятностей!
Симпатичный представитель сидел за столом, а Яшина теща потчевала его чаем и всевозможными булочками собственного изготовления.
-- Познакомьтесь, Леночка! Это и есть наш Яков Исидорович. Вы не подумайте, что он заядлый абсентеист и диссидент. Нет, просто у Якова Исидоровича сегодня была очень напряженная ночь, поэтому он и не успел еще выполнить свой гражданский долг. Яшенька! Вы, не составите ли нам с Леночкой компанию. У меня сегодня очень удались булочки с изюмом.
-- Охотно, Розалия Львовна, с большим удовольствием!
Яков Исидорович присел к столу, выкушал стаканчик чайку, побеседовал немного с представителем, прослушал небольшую лекцию о международном положении и превосходстве нашей выборной системы над чуждой нам капиталистической, сам провел экскурс в историю избирательного права древности, а в конце разговора пообещал в скором времени самолично прибыть на избирательный участок и торжественно опустить таки эту "нехорошую бумаженцию" в ящик.
Нет! мы не будем утверждать, что Яков Исидорович Слуцкий был ярым воинствующим антикоммунистом, он даже не был пассивным диссидентом из числа тех, что по выходным собирались на улице Архипова возле синагоги и ругали советскую власть почём зря. Яков Исидорович был обыкновенным пофигистом. Ему было глубоко наплевать на политику, экономику, идеологию, и прочее, и прочее, и прочее. Он просто делал свои деньги, пил своё пиво, любил своих детей, жену, любовниц и все остальные прелести жизни.
Когда-то, лет двенадцать тому назад молодой романтично настроенный Яша окончил Московский университет по специальности юрист-правовед и мечтал посвятить всю свою оставшуюся жизнь борьбе с преступностью и непременно в органах правопорядка. В природе было несколько сил, толкавших мальчика Яшу на столь авантюрное мероприятие. Одной из таких сил была симпатичная девушка Лиза, с детства мечтавшая стать выдающимся сыщиком.
Не нужно, конечно, и говорить, что Яшина мама не была в большом восторге от такой перспективы в жизни ее ненаглядного сыночка; милиция и прокуратура - это так приземлено. Маме мечталось, что ее сын станет адвокатом, вторым Плевако, но Яша был непреклонен; и ей пришлось смириться. Однако бог услышал ее молитвы. В СССР в это время проходила очередная кампания по борьбе с космополитами, и Яшу зарезали. На распределении, вместо столичной прокуратуры, ему вежливо предложили отправиться в неблизкий сибирский город Усолье-Сибирское, или в ещё более далёкий таджикский поселок Яван. Яша немного подумал, обиделся и сказал.
-- Знаете что, уважаемые? Идите-ка вы сами в "Яшван"!
Но приёмная комиссия на него нисколько не обиделась. Несмотря на то, что определение это прочно вросло в еврейско-студенческое арго, в качестве эпитета не очень приличного, для членов комиссии оно оставалось незнакомым. Наверное, в комиссии не было ни одного знатока студенческого арго, и Яшин словесный выпад остался незамеченным и неоцененным.
После этого Яша плюнул на всех слюной и ушёл работать юрисконсультом в мебельный магазин. В дальнейшем жизнь показала правильность этого выбора, и многие его товарищи, подорвав свое здоровье на ниве борьбы с преступностью, завидовали его материальным и нематериальным успехам.
Но вернёмся опять к Верховному совету. Теперь, после визита представителя, Яков Исидорович проснулся окончательно: он принял ванну, побрился и вышел к теще для проведения мирных переговоров на высшем уровне.
-- Ну что вы, Яшенька! Какие могут быть обиды между родственниками. Нам нужно обязательно друг за друга держаться!
Яков Исидорович окончательно успокоился, откушал воскресного супчика, надел свой лучший выходной костюм (супчик и костюм ему подавала тёща) и торжественным шагом направился на избирательный участок. Причём нужно заметить, что не опускание в урну бумажки под названием избирательный бюллетень, было главной целью его путешествия; просто ему очень приглянулась коротенькая юбочка представителя избиркома, Якову мучительно захотелось узнать; что же скрывается за тоненькой полоской клетчатой ткани?
"Ах! Леночка, Леночка! Где вы, и кто вы?"
Яков Исидорович уже не мыслил дальнейшей жизни без этой симпатичной женщины.
Но оказалось, что представителя Леночку срочно перебросили на горящий участок битвы за избирателя, а сказать, на какой именно, не захотели. Наверное, это была государственная тайна, и доверить её могли не всякому.
Яков Исидорович глубоко обиделся. Радость от предстоящей встречи улетучилась, на душе стало пусто и гадко.
"Ну вот, сволочи, теперь ещё и любимую женщину похитили".
Он подошёл к урне и уже хотел, было, затолкать в неё "эту паршивую бумажку", но что-то вдруг кольнуло его в самое сердце. Яков взял бюллетень, поднял его высоко над головой и, оглядев всех присутствующих победным взглядом, демонстративно порвал на две половинки:
-- Вот вам ваши выборы!!!
После этого он повернулся и ушёл отыгрываться в преферанс.