ГЛАВА 2. ДОМА И НА УРОКАХ

1. Думы Олли Лотовой

Вернувшись домой из школы, Олли как всегда первым делом подошла к зеркалу прихожей, почесала свой веснушчатый носик, облизнула барбарисовые губки и внимательно осмотрела свое отражение ("Свет мой зеркальце, скажи..." и далее по тексту). Из зазеркального мира на нее смотрело замечательное по красоте лицо супермодели, как и положено обладавшей острыми грудками, потрясными ручками и дивными ножками, на которые последнее время кто только не пялится! Даже блеклая синяя униформа, легко сидевшая на школьнице, ничуть не портила, а наоборот дополняла картину Эдемского соблазна. Олли тут же припомнила все сегодняшние взгляды, которые бросали на нее отдельные озабоченные одноклассники и парни на улице, и, зябко поежилась, представив себе, что было бы, если бы она позволила Цумову (однокласснику, влюбленному в нее с девяти лет) или кому-нибудь постарше сделать с собой т о, что... Бр-рр, она уже видела э т о в фильме, который они с подружкой Иркой посмотрели прошлым летом у одного "знакомого" (еле ноги унесли оттуда!). Фильм был, правда, довольно примитивный, зато очень обстоятельный в плане изображения близких отношений полов - назывался "Острые ощущения" или "Остров ощущений"? Да фиг с ним, с этим фильмом. Вон старшие "подруги"- соседки по двору - и не то порасскажут. Впрочем, рано или поздно э т о с ней случится! Но лучше, чтоб рано.

Олли потрогала свои груди: тугие (это хорошо!), потом, убедившись, что дома никого, кроме кота Кребийона, нет, приподняла свою юбку и посмотрела на место соединения двух стрел: черные волосы немного выглядывали из трусиков, но в целом - прелестно! Олли уселась на тумбочку в прихожей и закинула ногу на ногу, Кребийон подошел и разлегся у ее ног. Но хозяйке было не до него, она думала... Что-то тревожит ее в последнее время, не дает спокойно жить, пугает. Но что? Сны снятся какие-то странные - могучий герой с меняющимся лицом, знакомство, поцелуи, клятвы и... Он ее уговаривает, она не соглашается, говорит, что еще совсем ма-аленькая, что еще не решила, любит ли его по- настоящему ("Пока решишь, будет поздно!"), что ей еще нельзя... И последнее ощущение - острая боль между ног и блаженство, которое трудно вернуть. "А кто сказал, что нельзя? Турина, что ли!"- вдруг взвизгнула Олли и... снова припомнила самый страшный сон в своей жизни. Девочка видела его месяца три назад...

Была какая-то поляна неподалеку от озера, заезжие туристы, с которыми она неизвестно как свела знакомство: один писаный красавец с обложки, другие похуже, но, в общем, ничего. "Милая девочка, составишь нам компанию!" - "Конечно, если приставать не будете!" - "О чем речь..." Веселый разговор, шутки, Олли много пьет. Потом она с красавцем куда-то идет, он ее о чем-то все время просит, она только смеется, хотя понимает, что соглашаться нельзя. И вот они отдельно от всех - кусты закрывают их. Олли покорно терпит его ласки по всему телу, он так нежен, что она уже ничего не соображает... Он раздевается и помогает раздеться ей, размеры его фаллоса несколько ее отрезвляют, но ненадолго... Она ложится на спину, он пристраивается чуть сбоку; его рука - смычок, ее тело - скрипка... Да это совсем не день, солнце почти зашло!

Багровое зарево прямо перед глазами... Кажется, что верхушки кустов тронуты этим пламенем. "Успокойся, невинное создание, - тихо говорит ей возлюбленный, - все кончится, ты будешь счастлива. Навсегда!". Олли не может возражать, она в его власти. Вдруг жуткая боль: в слезах она вертится под ним, но он страшно тяжел, как каменная плита - не сдвинуть! Ново-явленный друг бьет ее по щекам слева направо, чтоб она успокоилась, говорит, что теперь она ЕГО, что все закончилось... Она стала женщиной? но почему так неприятно! "Ты будешь исполнять мои желания," - говорит он. Ей так страшно, что она даже не пытается спорить. Тогда красавчик встает и, одеваясь, просит ее об одной услуге для друзей. Олли тоже хочет встать и одеться, но... не может, она как бы прикована к смятой траве.

Она мотает головой, не хочет слушать. А он громко смеется, да нет - ржет, как пегий конь! Олли с ужасом видит, что мэн совсем не так уж красив, он просто безобразен! Рыжий, волосатый, с мутным левым глазом и узкой козлиной бородкой... И кустов никаких нет, другие все видели... Ах! Они подходят все ближе и ближе. Нужно бежать, но нет сил... И вот кто-то уже хватает Олли за ногу, а другой тянется пухлыми красными губами к ее груди. Да и не люди это, а какие-то звери, страшные чудные образины... Девочка кричит и... просыпается.

Олли проснулась тогда с сильно бьющимся сердцем, с настоящими слезами на глазах и в несколько пахнущих трусиках. Она брезгливо сдернула трусы и отправилась в ванную (было около пяти часов утра, все спали); там она быстро вымыла их вместе с тем местом, которое они обычно прикрывали. Она очень хотела с кем-нибудь обсудить этот сон, но пришлось ждать до уроков: не родителям же говорить. За завтраком она почти ничего тогда не ела, заслужив упреки любимой мамы и вызвав дежурную шутку отца: "Пусть не ест, она у нас и так потолстеет". Только в тот раз подобную вольность она папаше не спустила, заревела и наорала на него... На перемене между первым и вторым уроками сон был в подробностях передан Бумковой. Ириша задумалась и сказала, что нужно сходить к школьному психологу Ксантиппе, может, она что скажет... За столь нелепое предложение Ирочка была аттестована "глупой целкой" и "полной дубиной". Больше об этом Олли никому ничего не сказала, зачем! Еще примут за нимфоманку.

Почему-то сегодня этот сон Олли вспомнила особенно отчетливо. Надо разобраться... День как день: классная сделала ей замечание, что пришла в школу без чулок (ну и пошла она на хер), на физике поспорила с Солой (драная отличница) и, кажется(?), матюкнула ее напоследок, Цумов опять не отходил от нее все перемены и напросился в гости (зае...л уже, Ромео местечко-вый). Все? А-а... видела на четвертой перемене Цезаря (кличка Букова в Ах-классе), уже полгода из нее "делает" филологиню, замучил ее уже... Мужик приличный и умный, уроки его обычно интересные, когда он в духе. Года два назад Олли даже считалась влюбленной в него, вечно терлась у его стола, чтобы ненароком прижаться ногой или задеть его едва заметными тогда грудками. Хотела даже написать записку с признанием и передать ему как-нибудь... А потом как-то вечером она увидела поддатого Цезаря с этой очкастой бабой (нашел подружку!), и все... Олли решила: мы тоже гордые, так что "фа зи велл" - как в "Онегине".

Однако сегодня Буков очень странно посмотрел на нее... И не первый раз она чувствовала, что этот его новый взгляд ей и приятен, и в то же время страшен. Может, опять он прикалывается? Как в восьмом классе, взял и разыграл с ней на уроке сцену из "Княжны Мери"; она сдуру решила, что Цезарь действительно в нее влюбился (не прочитала, идиотка, заданный эпизод)... Весь класс весело смеялся, особенно Сола, и Олли тоже... делала вид! А потом проревела целый урок, как дура, в туалете на первом этаже, где только младшие девочки могли ее увидеть. Там ее нашла верная Бумка...

Да нет, не может быть... Буков же к ней - как к салаге, как к "мелкой": если она что-то упорно не понимает, может покрутить у виска или назвать "лопушком"; всегда церемонно ладошку ей жмет и никогда не поцелует; с усмешкой называет "юная леди"... На своих зачетах по литературе живого места не оставит ("Ты у нас продвинутая девочка, не какая-нибудь Тучкова"): попробуй, не выучи! Правда, обычно ставит пятерки. Хотя, если честно, не всегда Олли так уж и учит, особенно, сейчас...

"Втюрился он, козел!" - заорала вдруг озаренная Олли ,так что Кребийон со сна аж подпрыгнул и уставился на свою маленькую хозяйку с испугом. "Он меня любит!"- пояснила коту пиковую ситуацию девочка и, не откладывая, исполнила вокруг тумбочки некое подобие эротического танца с папиным дезодорантом в руке (что сей предмет символизировал ты, читти, наверняка и сам догадался). Мужики на улицах к ней пристают, конечно, но пошли они все! Мальчишки, знакомые и не очень, стараются прижаться на танцах и просто так... Цум пару раз уже толсто намекнул ей, что неплохо бы им переспать... Получил от нее тут же, осел! Физик Колумб, как увидит, аж расплывается от счастья... Но Буков - ее учитель! Ему ж нельзя... Правда, теперь она вспомнила и немного по-другому увидела несколько эпизодов, где Буков... Просто дурой была мелкой, не просекала!

Осенью в восьмом классе на кроссе шлепнулась, ногу подвернула; сама бы дошла; но Влад Никыч донес на руках... Ей тогда хотелось, чтоб они шли так не до спортбазы, а до дома или вообще - никогда бы не дошли. Потом Буков горячо убеждал ее участвовать в этой долбанной олимпиаде и в пылу погладил пару раз по головке, она голову пригибала и ждала: дальше-то что? Ничего не было дальше. Пришлось готовиться, отстаивать честь школы (Сола месяц с ней не разговаривала: сама хотела участвовать!). Все равно от Цезаря не уйдешь, достанет! А вот, скажем, недавно - уселся рядом с ней на "открытом" (вечно их класс выставляют как образец!), она чуть не отпала: то ногой двинет, то за руку возьмет. В конце урока она уже ничего не соображала; хорошо, что Бумка вовремя заметила и сама ответила. И ведь Олли ждала от Цезаря чего-то, пять минут с сумкой провозилась, а он - н и ч е г о... Тоже был он какой-то бледный, и Неверному забыл оценку поставить (ничего, этому самолюбцу полезно!), а дуре Пышке вместо заслуженного тройбана "хорошо" выставил: перепутал что ли?

Олли присела и стала лихорадочно срывать с себя школьную форму ("Уродкам она классно подходит!" - вспомнила фразу своей одноклассницы Лены Торричелли и мысленно согласилась с ней); оставшись в белых трусиках и сиреневом лифчике, опять оценила себя в зеркале: "Если он мужик, то обалдеет!". Не раздумывая, бросилась она в "свою" комнату, распахнула гардероб и, раскидав попавшиеся юбки и кофты, выбрала самые, по ее мнению, соблазнительные: короткую фиолетовую юбку (зачем длинные с такими ногами носить? пусть Сола носит), белую блузку и клубный пиджачок западного пошива, купленный ее отцом по случаю в московской командировке. Инстинктом юной нимфы Олли уже почуяла во Владе свою добычу, хотя еще и неявно, опасаясь ошибки. Ей, ясное дело, уже пора! Нечего будущего мужа баловать - "любят не за целку". Но с учителем? Круто! Это по-нашему...

Олли хотелось плясать от радости и ожидания чего-то необычного, переломного в жизни. Может, ему самой об этом сказать! Подойти завтра к нему и ляпнуть: "Влад, я тебе нравлюсь? Так трахни меня". Нет, слишком уж грубо. Тичер заржет, пожалуй, и пошлет подальше. Опять что ли ему под руку по пять раз на дню попадаться, как в восьмом? Не пойдет, она уже другая... Совет, нужен хороший совет! Недолго думая, Олли набрала номер телефона Бумковой и сообщила подруге, что будет у нее через десять минут: "Страшно важное дело! Нужен совет". Ирочка вяло ответила Лотовой, что ей до пяти часов нужно помыть пол и заняться "тряхомудией" (потрясти небольшие половички из кухни и коридора), что, может быть, встречу можно перенести. "Ты тряхомудией всю жизнь занимаешься,- отрезала Олли. - Буду у тебя через семь минут!". И повесила трубку.

Затем, намазюкав губки розовой помадой и опрыскавшись с головы до пят как бы французскими духами, Олли накинула на плечи легкую весеннюю куртку и выскочила из дому, совершенно забыв о том, что сама же назначила Цуму прийти к ней ровно в четыре. Лотова во всю прыть неслась к своей верной и единственной подруге Бумковой, которая жила от нее в десяти минутах ходьбы. "Хоть и дура, а надежная! Может, что и посоветует," - думала Олли на ходу. Затем, решив, что прыть не к лицу красивой и блестяще одетой леди, она пошла медленней и даже зашла в гастроном Чичитауна, неизвестно зачем. Существа мужского пола от 18 до 40 на нее внимательно поглядывали, и ей это было сегодня почему-то очень приятно. Один поддатый мужичок, распивавший пиво в винном отделе, заметив ее бесцельное шатание, даже успел подозвать ее к себе и предложить "пивка для рывка". "Приду через сто лет, когда протрезвеешь!" - бросила ему на ходу Олли, скорчила ужасную гримасу и покинула гастроном...

О Цуме она вспомнила, когда уже входила в Иркин подъезд. "Ничего, Тарас, облезешь...- подумала жестокая одноклассница.- И так каждый день маячишь". Тарас Цумов, по кличке Цум, симпатичный парень и лучший боксер в пределах школы, явился к Лотовой без десяти четыре и никого, естественно, там не обнаружил. Мяукающий за дверью Кребийон ничего Тарасу не разъяснил, и юноша счел нужным обидеться: "Вот ведь врунья! Ну, могла бы позвонить хотя бы". Тарас знал Олли еще с детского сада и часто завороженно следил за очаровательным существом, забыв о своих игрушках и вообще обо всем; в третьем классе он признался ей в любви, а она засмеялась, тряхнув черными косичками, и сказала ему: "Стань самым сильным!". Он и старался, ходил с четвертого класса и в бокс, и в плаванье, и в дзюдо, ездил на соревнования, дрался на дискотеках за "своих" девочек.

Олли принимала его преданность, часто давала "важные" поручения ("Тарас, она же тебя просто использует!" - твердила юноше его сестра Тата, пока он раз не засветил ей фонарь под глазом), соглашалась на мимолетные поцелуи и пожимания руки, но ни разу не сказала ему, что ответит взаимностью. Когда Цум выиграл первое место в городе на соревнованиях по боксу, принес ей диплом и импровизированный кубок, слепленный на местном заводе, сказал, что он победил только потому, что любит ее, Олли только засмеялась, встала в позу и торжественно заявила: "Герой, я не люблю тебя!". В результате кубок чуть не вылетел в окно Оллиной квартиры, а диплом Тарас разорвал на две половины и швырнул в ее сторону (сам же потом молил прощение). Однако в этот момент Лотова поняла, что нельзя терять такого преданного друга, и стала относиться к Цуму гораздо терпеливей. Цум с девятого класса, поддавшись местной моде, стал "злоупотреблять" спиртными напитками, но Олли его пьяного не терпела, и при ней он пил умеренно, а выпившим никогда не приходил. Оллиной маме Марине Степановне Цумов нравился, она его часто дочке нахваливала, но сути их отношений эти похвалы никак не касались. Тарас был для Олли надежный друг, и только.

Просидев с полчаса на скамейке у Оллиного подъезда, Цум с горя зашел в соседний магазин и спросил бутылку портвейна и 25-граммовую шоколадку. Выпив вино в соседнем с домом палисаднике, Тарас послонялся у подъезда еще с полчаса; Олли не появилась. В раздражении он плюнул на скамейку и отправился в гости к одной знакомой спортсменке, которая давно его приглашала посмотреть на спортивные снаряды, якобы привезенные ей недавно из зарубежной поездки тренером. Девушка эта ему совсем не нравилась, хотя была весьма и весьма завлекательна. "Но раз ты так, то и я этак... Я не щенок какой-нибудь!" - думал Тарас, направляясь к барьеристке. Чем они занимались там три часа и какие барьеры сумели взять, об этом наша история, читатель, умолчит.

2. Олли у подруги

"Нам с подругой не до пьянки, мы с подругой лесби-янки!" - негромко напевала Лотова, вприпрыжку катясь к подруге "юности мятежной" Ирине Бумковой. Эта новая героиня столь занимательна, что мы, читатель, не можем не остановиться на ее внешности более подробно. Ира Бумкова, бессменная староста "Ах"-класса, помимо хороших результатов в учебе и безусловной общественной активности, являла собой образец девушки-"симпапо". Ира была довольно высокого росту (180 см), хорошо сложена, обладала длинными полненькими ногами, ручками, тоже немного округлыми, и кукольно-круглым личиком с чуть татарским разрезом карих глаз, пушистыми темными бровями и призывно-пухлыми губами. Внимание разностороннего наблюдателя вполне могли привлечь и совсем уже женские груди Ириши, которых она вначале очень стеснялась, а потом ими же гордилась. Свои темные, иссиня-черные, волосы Ирина обычно стригла коротко, хотя, по настоянию мамы, до 7 класса нашивала бантики.

В школе Бумкова обычно носила форму или деловые костюмчики, а вот летом любила побаловать себя и знакомых юношей короткими юбками и декольтированными платьями, что не всегда одобряла строгая Олли. В 9-м классе Бумкова еще шла на медаль, но получила три годовые "четверки" и о медали забылось. Классный руководитель "ахов" Галина Ивановна Турина девочку часто хвалила и называла ее то своей правой, то своей левой рукой; одноклассники признавали общественный авторитет Бумки и спокойно слушали ее распоряжения, когда она оставалась за "главную". В школьном комитете комсомола, членом которого Ирина стала в 8 классе, о Бумковой были высокого мнения за ее хорошие организаторские качества. Комсорг школы Акакий Папов даже предложил Бумке крепкую комсомольскую дружбу, которую она в общем-то не отвергла , но в личных свиданиях прыщавому Папову отказывала. Ей нравился одноклассник Витя Неверный, но девичья гордость не позволяла Ире прямо сказать ему об этом.

Лишь одно обстоятельство отравляло внешне безоблачную жизнь Ирины - ее буквальная страсть к Лотовой. Только Олли могла безнаказанно назвать Бумку "дурой" в глаза, только Олли смела открыто возражать Ирине, когда та доводила до Ах-класса высочайшие решения комсомола или Туриной, только Олли беззастенчиво слизывала у старосты домашние задания по алгебре и физике (в точных науках Лотова разбиралась неважно). Эта зависимость стала откровенно проявляться класса с шестого: Ира вдруг стала чересчур придирчива к Лотовой, вызвала ее по пустяковому делу на Совет отряда (нахалка взяла и не пришла), даже подговорила нескольких одноклассниц "приструнить задаваку", но все было напрасно. Олли просто игнорировала Бумку, более того - стала открыто над ней подшучивать в присутствии мальчиков. Ирочка сдалась: сама вызвала "Лотика" на откровенный разговор в школьном дворе, попросила у нее прощения за свои "гадкие поступки" и призналась, что давно мечтает о дружбе с Олли. Лотова немного поиздевалась над "балбеской", но, оценив искренность ее чувств, согласилась стать ее лучшей подругой. С того времени они стали почти неразлучны... И чем чаще напоминала о своей привязанности к подруге бесхитростная Ира, тем меньше ценила ее циничная Олли. Вскоре личные отношения девочек стали откровенно напоминать печальный пример дружбы-рабства, описанный в одном обязательном для школьников романтическом романе нашего поэтического гения, романе, который восьмиклассницы, как правило, не читают, а зря!

С начала девятого класса Олли стала затмевать свою общественно активную подругу по многим показателям девичьего рейтинга: умение одеваться и краситься, "танцы-шманцы", внимание мальчиков и т.д. Если Ира в это время так и не смогла себе подыскать постоянного "пацана", то у Олли их всегда было бы несколько, если б не агрессивность Цума. Ира стала замечать, что хотя Олли ее по-своему любит, но нисколько ею не дорожит и совершенно не расстраивается, если несколько дней они не видятся. Бумкова еще раз искупалась в слезах искалеченного самолюбия, с отчаяния обсудила создавшееся положение со своей мамой, которая посоветовала ей порвать отношения с Лотовой, и... полюбила "негодяйку" еще больше. К тому же летом (по окончании девятого класса) Ирина обнаружила в библиотеке своего разностороннего папаши Диомеда Игнатьевича сборник античной поэзии, где, в частности, подробнейшим образом излагалась биография поэтессы Сапфо. Это нашу активистку так заинтриговало, что она не могла не посвятить в проблему женской любви подругу: "Обвивая тонкими руками твои стройные ноги, я прикасаюсь губами к лепесткам чудно-розового бутона и вкушаю сладость..." (и в том же духе). Олли, которая уже "вкушала сладость" мальчишеских поцелуев и находила их довольно противными, согласилась с Ириной, что "до замужества надо попробовать все".

В результате подробного знакомства с сутью лесбийского вопроса наши милашки в течение двух недель предавались сапфическим развлечениям на большущем диване в гостиной Бумковых (шторы, читти, при этом деликатно опускались, хотя Бумковы и квартировали на третьем этаже). Сначала Олли это весьма развлекало, а затем, когда Ира предложила использовать подсобные предметы для более глубокого изучения телесных возможностей, открыто возмутилась и пригрозила порвать с "вонючей лесбиянкой", если та не успокоится. Впрочем, с небольшим перерывом на две недели в августе, наши зайки продолжали развлечения до середины октября. Этим же жарким летом бронзово-загоревших и похорошевших подружек пару раз прокатили на лодке молодые люди, сделав за время катания ряд весьма интересных предложений. Но главное событие: на одной из дискотек в Зеленой зоне их оценил и пригласил в гости солидный мужчина в темных очках, шортах и модной ковбойке, назвавшийся режиссером "дядей Кешей".

Он занимал люксовый номер в одном из престижных корпусов санатория "Пихтовая шишка" и уверял, что с девочками ничего плохого не произойдет, что привезут их на машине и отвезут домой, как только они того пожелают. Кроме того новоявленный Кубрик намекнул им, что через год они могут смело приезжать в Москву для поступления в ГИТИС или ВГИК, ибо там у него "все схвачено". Ирина догадалась, что "Кубрик" просто врет, прямо сказала Оле, что ехать не стоит: глупо, безнравственно и т.д. Олли загадочно улыбнулась в ответ и пробормотала: "А хорошо стать настоящей актрисой, Бумкова?". И милашки-таки поехали, наврав родителям, что едут на ночную дискотеку со своим классом (когда все выяснилось, был хороший скандал!)... В люксовом, трехкомнатном номере санатория девочек встретил не только дядя Кеша, но и два хорошо сложенных молодых человека с несколько бандитскими физиономиями, средних лет некрасивая дама в предельно короткой юбке плюс какой-то паршивый ушастый старикан в мохнатом халате, поклонившийся и сразу же полезший церемонно целовать "юным леди" ручки. От Лотовой, явившейся в предельно откровенном наряде, обалдели все присутствующие, Ирине, одетой более строго, также было уделено должное внимание.

Общество уселось за довольно роскошную трапезу, причем от Олли не укрылось то обстоятельство, что молодые люди выполняют функции не то охранников, не то лакеев и девочками совершенно не интересуются. Впрочем, вино было вкусное, красная и черная икра на ломтиках батона еще лучше, а шутки старикана, который назвался "дядей Клэром", заставляли девчонок и даму хохотать до исступления. Вскоре выяснилось, что настоящим режиссером был как раз мистер Клэр, а дядя Кеша ему помогал: "выручал не раз, мохнатик", что фильмы мистер Клэр снимает в основном жизненные и "не совсем пристойные, ха-ха!", что он любит находить "настоящие юные таланты" в такой частности дыре, как этот Чичитаун. Дядя Кеша, принявший грамм триста коньяка, со слезами назвал Клэра своим "сансэем" и попросил милых девочек быть с ним ласковей: "Ведь он талантище! Титко Брасс наш доморощенный... Не ценят его московские сучары, не ценит гения наша киношная сволота!". Подвыпившая Олли, которую дядя Клэр давно усадил возле себя и по ногам которой уже пару раз как бы случайно прошелся своей морщинистой рукой, выразила желание посмотреть фильмы "талантища". "Да хоть сейчас, коль ты, зайчик, того желаешь!" - воскликнул м-р Клэр и сделал знак одному из молодых людей, который уныло пил светлое пиво. "Нет! про Ван Дамма! про красавчика," - капризно сказала заскучавшая дамочка, которую обхаживал дядя Кеша и которой совсем не нравилось то внимание, какое старый павиан уделял Олли. Старик предложил Бумковой разрешить спор, и та, глянув на свои часики (было десять тридцать), а потом укоризненно на Олли, предложила сначала посмотреть фильм с участием бельгийского мордобойца, а уж затем творение Клэра. Автобусы до Чичитауна ходили до двенадцати, и Ирочка надеялась, что они с Олли успеют на последний из них. Дядя Кеша загнал кассету в стоявший в углу видеомагнитофон и...

И были фильмы. Первый назывался то ли "Кровавый порт", то ли "Про рапорт" (Олли толком не запомнила); в нем несгибаемый Ван Дамм бил то рукой, то ногой все, что попадалось ему на пути. Ириша и дама в юбке, под которую уже проникла Кешина рука, довольно бурно реагировали на события, происходящие на экране, а Олли потягивала винцо и периодически нагибала свою очаровательную головку к мистеру Клэру, который забавно (как ей казалось) комментировал наблюдаемое действо. Пару раз ей показалось, что старикан коснулся губами ее щеки и ушка, но она не придала этому большого значения. За время фильма один из хлопцев куда-то сбегал и "обновил" стол, затем он же куда-то вышел и больше не возвращался. Фильм закончился, и Бумкова, пившая совсем немного, поднялась и стала прощаться с Кешей и Клэром, так как на часах было полдвенадцатого, за окном темно, а последний автобус уходил через двадцать минут. Немного заинтригованная Лотова довольно вяло поддержала подругу, но дядя Кеша вдруг проявил небывалую активность и уговорил-таки девчушек посидеть еще с-часок, посмотрев новый шедевр дяди Клэра. При этом он клятвенно пообещал доставить их прямо до подъезда дома на своей машине.

Бумкова с сомнением посмотрела на покачивающегося Иннокентия, но тут в представление вступил второй хлопец, сказавший , что за руль сядет он и что все будет "о кей". Дядя Клэр, хранивший дотоле олимпийское спокойствие, подтвердил, что девочки уедут отсюда, когда захотят, и что поводов для беспокойства нет никаких. При этом он весело подмигнул усевшейся снова в кресло Олли и сказал, что переночевать в номере им, собственно, также никто не запрещает! Олли хохотнула и, принимая очередной бокал с вином, ляпнула: "Мы честные девочки, где попало не спим...". На что шалун тут же ответил: "А мы честные, кому попало не предлагаем!". В это время дядя Кеша, нежно поддерживаемый за талию дамой, пока еще в юбке, но уже без кофточки (вероятно, по причине духоты), с трудом загнал кассету в видик и со второй попытки нажал на клавишу "play". Первые кадры фильма не оставляли никаких сомнений в его предельно художественном достоинстве: с полторы минуты зрители наблюдали на экране большую белую задницу, по которой осторожно ползла зеленая муха, иногда останавливаясь и потирая лапки.

Затем план расширился, и стало видно, что задница принадлежит абсолютно голой даме лет 30, которая просто загорает то ли в городском саду, то ли в палисаднике. К даме быстрыми шагами приблизился юноша лет 20 (муха, важная деталь, тут же улетела) и, после недолгой беседы, пристроился загорать рядом. Уже по ходу беседы юноша успел стащить с себя рубашку, штаны и купальные трусики. Что они обсуждали, понять было довольно трудно, так как звук периодически пропадал, но, видимо, для уяснения сути Клэровского шедевра это было неважно. После нового непродолжительного разговора дама перевернулась на спину, а юноша, изобразив на лице жалкое подобие вожделения, раздвинул ей ноги и без особого труда проник во влагалище, которое "талантище Брасс" снова дал на две минуты крупным планом. Пока юноша в поте лица трудился над изображавшей восторг дамочкой, а потом она профессионально отрабатывала оральный номер программы, в комнате происходили параллельные события.

Дядя Кеша с пассией деликатно удалились и в другой комнате, очевидно, принялись отрабатывать будущую эротическую сцену для нового "шедевра". Старичок Клэр сбросил халат, оставшись в светлой облегающей майке с надписью "BOSS" и семейных трусах, и совсем распоясался, попробовав поцеловать Олли в губки, что она решительным жестом пресекла. Оставшийся возле Ирины хлопец наклонился к ее покрасневшему ушку и загадочно произнес: "Клэр богат как чорт, так что вы, сучки, не теряйтесь... Меньше чем за сотню баксов - ни-ни!". После чего парень встал и тоже куда-то пропал. Бумкова одна сидела на диванчике, вся красная от смущения, и представляла себе, что будет, если об их с Олли "вылазке" узнают в школе, в частности в комитете комсомола, где Ира отвечала за Школу будущего комсомольца и патриотическое воспитание. Вряд ли козел Папов это ей простит...

Олли же тем временем заставила-таки Клэра вновь надеть халат, пояснив, что раздеваться ему пока рановато. Старик пал на колени перед юной дивой и покорился, процитировав что-то из Малларме... Ирина решила пока не вмешиваться, но поклялась себе: больше не попадать в такие дурацкие ситуации. Просмотр возобновился, причем заглотившая еще один бокал вина Олли вела себя так, будто сама снималась в подобного рода картинах: хихикала, издавала звуки одобрения в тон происходящему на экране, мигала Клэру и вообще... Старикан, единовременно влив в себя полбутылки "хванчкары", устроился на подлокотнике кресла, где чаровница сидела, и вовсю жал ее лапки, гладил округлые коленки и что-то непонятное нашептывал. Олли ему что-то отвечала и иногда несильно давала по руке, которой Клэр норовил обработать ее груди. "Что она обалдела, что ли?"- посматривая на нее, думала раздраженная Бумкова.

Сюжет фильма меж тем раскручивался вовсю: к двум заскучавшим в палисаднике любовникам пришел не то двоюродный брат дамы с молодой женой, не то кто-то с подругой, пары в новом сочетании немного порезвились и, притомившись, вчетвером улеглись загорать (крупный план - четыре жопы и зеленые мухи, вьющиеся над ними). Затем из окна домика, стоявшего неподалеку, высунулась особь женского пола лет 17 и попросила первого юношу зайти к ней помочь сделать уроки. Действие моментально перенеслось в комнату домика на широкую постель с подозрительной белизны простынями, где юноша быстро помог девушке справиться с домашним заданием. Иру сильно смущало, что все участники сцен, особенно участницы, издавали такие непотребные звуки, что их, наверное, слышал весь корпус санатория. Однако Клэр на ее предложение (сделать звук тише) никак не отреагировал... Когда фильм наконец закончился, старикан, хвативший перед этим еще с полстакана, без дополнительных пояснений предложил девочкам раздеться и немного поиграть в "скачки", причем в роли иноходца "Брасс" предполагал выступить лично. "Не бесплатно, кисаньки... Думаю, по пятьдесят целковых каждой это справедливо?"- добавил Клэр и продемонстрировал содержимое бумажника, где были и сотенные купюры. Олли отрицательно покачала головой, а Ира потребовала немедленно отвезти их домой, как было обещано. Мистер Клэр заминки не понял и удвоил ставки, причем Олли он пообещал прибавку, если она согласится на "весьма приятную штукенцию". Однако мудрые девочки уже поняли, что надо валить от талантища куда подальше, и упорно настаивали на своем, причем Олли даже поблагодарила "дяденьку Клэра" за приятный вечерок и пообещала приехать на днях, чтобы все-таки попробовать эту "приятную штукенцию".

В двери возник образ протрезвевшего дяди Кеши, который предложил девчонкам "не ломаться и не портить впечатление". Тут-то и сказалась лидерская привычка Бумковой отстаивать ком. идеалы; она так лихо забросала "режиссеров" словами об уголовной ответственности за совращение малолетних, что дядя Клэр послал сначала их, а потом и Кешу куда подальше. Машину он дать отказался, предложив этим "шлюхам бл...ским" доехать автостопом. На это Ирочка ответила, что если с ними что-нибудь случится, то адресок дяди Кешиного номера они кое-кому уже сообщили... Отрезвевший Иннокентий, как мог, успокоил возмущенного "обманом" Клэра, и, решив не искушать судьбу, лично проводил "комсомолок" до трассы в город и посадил на такси, оплатив проезд. Ира с Олли доехали только до вокзала, а дальше шли пешком до Иркиного дома, по пути придумывая версию о сорвавшейся, по вине подлых мальчишек, вылазке... Явились они в половине третьего ночи и выслушали о себе много нелестных слов от перепугавшейся Ириной мамы и Диомеда Игнатьевича.

Этот случай еще раз показал Олли, что она может полностью положиться на подругу в трудных ситуациях. Некоторое время Лотова ценила Бумку несколько больше обычного, но начался последний учебный год, и ситуация вернулась к обычной. Олли как-то с трудом входила в этот год, получая на уроках неважные оценки и полностью игнорируя "общественно полезные" мероприятия. Трехдневные выезды "ахов" на уборку урожая в село Парафиново вообще обошлись без нее. На гневные вопросы Туриной она ничего путного не ответила и притащила сомнительнейшую справку на эти дни. В начале октября Олли не явилась на воскресный субботник, приуроченный к Дню учителя, сказав, что накануне "растянула ногу".

Наконец, по ее вине, произошел конфликт нервного Цума, который летом не видел Олли больше месяца и истосковался по ней, с 50-летним физиком Владленом Христофоровичем, по кличке Колумб, который в середине сентября то ли случайно задел "невинное создание", вертевшееся в лаборантской кабинета, то ли вполне сознательно хлопнул ее по налившейся за лето попке. Тарас Цумов, оказавшись свидетелем конфуза (на который девочка едва ли обратила бы внимание), бросился на опешившего от этого Колумба с кулаками, и что тут было бы, если б не Олли... Конфликт, как водится, тут же замяли, Цумов перед Колумбом скрепя сердце извинился; но неприятная ситуация стала известна Туриной, и Галина Ивановна, не сумев лично поговорить с девочкой (Олли просто удрала), вынесла решение вопроса о поведении Лотовой на собрание класса. Бумкова, которая вместе с Туриной обычно готовила повестку, попыталась заступиться за подругу, но классная была непреклонна и резко оборвала ее извинения, сказав, что Лотова "сама прекрасно за себя ответит".

Вечером Ирина позвонила Олли домой и обрисовала сложившуюся ситуацию, пояснив, что она как староста будет просто "ставить вопрос", а решать будет весь "Ах"-класс, и что Олли лучше извиниться и пообещать, что исправится, примет к сведенью и "прочая параша, как всегда"... "А пошла ты, голубушка, со своими извинениями на хер!" - выдохнула в трубку Лотова и разорвала связь. Ирина тут же снова набрала Лотовский номер и, через шесть гудков, услышала бодрый голо Бориса Эмильевича, сообщившего, что Олли в ванной и раньше, чем через час, оттуда не выйдет. "Передайте, пожалуйста, чтоб перезвонила"- попросила Ира, не особенно надеясь на это. "Рад стараться, Ирина - светла субмарина!"- скаламбурил ни о чем не подозревавший Лотов и с разгона бросил трубку. Олли в этот вечер не позвонила. "Ну и х... на тебя, - обиженно решила Бумкова.- Стараешься для нее, засранки, а она - ...".

Общее собрание 10-"Ах" класса: после вопросов об успеваемости и поведении отдельных юношей, более-менее успешно решенных, Галина Ивановна ставит вопрос о "непонятном отношении к учебе и внеклассной работе ученицы Ольги Лотовой", заявляя , что ее сил для решения данной проблемы оказалось недостаточно и она надеется на "волю коллектива". Класс оживает, вопрос интересный... Встает умничка Галина Салумяэ, невысокая плотная девочка с округлыми формами и светлыми косичками, которая вот уже пару лет находится с Лотовой в "контрах". Сола открыто говорит, что Лотова просто ленится, что, кроме литературы и технологии, ни к каким предметам дома не готовится, а переписывает домашку на переменах у Бумковой или Цумова, что она стала дерзкая и, бывает, приходит в школу "накрашенная!", что... "Как накрашенная? Лотова! - возмущается Турина. - Есть приказ директора на этот счет, ты что себе позволяешь?" Лотова вяло отвечает, что пришла в школу, накрасив губы, только один раз и то "Сола сразу заметила". "Какая Сола? - Турина делает вид, что не знает клички Салумяэ. - Ты о ком так, Лотова, говоришь!". Олли лениво встает (она сидит на своей второй парте центрального ряда) и показывает рукой на Галину: "Вот она - вражина!". Кое-кто смеется, оценив удачное наблюдение, а Сола покрывается густым румянцем. "Вот, Галина Ивановна, обычное для нашей Лотовой поведение!"- жалуется отличница классной даме.

"Бумкова, ты что скажешь?"- поворачивает голову к старосте Турина. "Я-я... - Ирина как бы ведет собрание и сидит рядом с Туриной за ее столом.- Правда, что Оля немного запустила занятия по физике... Мы с Тарасом ей помогаем. В колхоз она не ездила, потому что болела. Есть справка! А накрашенной, кстати, не только Лотова в школу приходит, если уж начистоту...". Все ученики автоматически поворачивают головы в сторону сидящей за последней партой Торричелли, отличающейся вполне женской уже внешностью, большими пухлыми губами и весьма раскованным поведением, особенно за пределами школьной жизни. Лена принимает невинно-обиженный вид и вопрошает одноклассника Кобелюкина: "Что, Кобель, уставился, не видел никогда что ли!". В классе - хохот, Виктор краснеет, а Маша Булкина, по кличке Пышка, тянет руку и просит Турину отпустить ее пораньше, так как ей надо гулять с собакой: "Я на Кобеля посмотрела и сразу, Галин Ванна, про своего Джека вспомнила".

Турина с трудом восстанавливает в классе дисциплину и снова обращается к Ирине с вопросом, почему та не всегда объективно докладывает ей ситуацию в классе, ведь она ее правая рука, как никак. "Не все же лажовки!"- довольно явственно произносит Торричелли, и с ней полностью солидарен Юрка Нырков, самый красивый мальчик в классе, но другие одноклассники как бы не слышат неглупую Лену. Бумка начинает оправдываться, но тут встает Аня Росина и, зная, что теперь лучше говорить все, а то потом опять к старосте не подступишься, заявляет... Что все до одного в классе знают, что Бумкова - лучшая подруга Лотовой и всегда ее "прикрывает", что Лотова это тоже знает и на всех плюет, что беднягу Владлена Христофоровича она "спровоцировала", потому что вечно "возле мужиков трется". Цумов кричит с места: "Ты, Роса, следи за базаром, а то - если че!". Турина обрывает Анечку, благодарит ее за гражданскую позицию, а Тарасу делает внушение. Далее резюмирует: "Вот, Бумкова, тебе настоящий пример объективности... Я давно замечаю, что вы с Лотовой - не разлей два сапога пара, но дружба дружбой, а... Потворствовать подруге в плохих делах - это не дружба, это предательство... Опусти руку, Булкина, ничего с твоим кобелем не случится! В общем, к Лотовой я всегда относилась хорошо, всем известны ее достижения по литературе, но дальше так продолжаться не может. Нужно однокласснице помочь, помочь встать на верный путь". Олли, опустив голову, сидит и делает вид, что ей на все плевать. От слова в свою защиту она отказывается. Сола предлагает объявить Ольге выговор без занесения, Росина и еще пара девочек ее поддерживают. Неожиданно встает отличник Гринев, имеющий в классе сразу две клички: Петруша и Грин; немного помямлив, он предлагает выговор Лотовой пока не объявлять, а дать ей срок на исправление, так как она девочка умная и все понимает. Его поддерживают Лимпопо, Тучкова, Ганин, Торричелли, Кобелюкин и, конечно, Цумов.

"Итак, поступили два предложения, - подводит итог Турина. - Ты что, Бумкова, веди собрание". Бледная Бумка довольно вяло интересуется, есть ли еще предложения по ученице Лотовой. Нырков в шутку предлагает заслушать мнение Колумба. Бумкова краснеет и переспрашивает Юрку. Турина снова берет все в свои руки: "Ты, Ирина, сегодня какая-то странная... Итак, кто за честное предложение Росиной и Салумяэ - объявить выговор нашей вечно нездоровой Лотовой - прошу поднять...". Но договорить Галина Ивановна не успевает... Зеленая от бешенства Олли вскакивает с места и с ходу заявляет, что уж если кто в их "паршивом" классе (класс-то - лучший!) не здоров, так это "сволочь Салумяэ" и "дура Бумкова", что она согласится с любым решением класса, потому что ей "плевать!". И что пусть все и дальше тут трепятся, а она идет домой готовиться - исправлять оценки. После чего, схватив в охапку сумку, Лотова вылетает из кабинета. Классная в трансе, Росина, Салумяэ и Гадюкина кричат, что за такое "вообще нужно из школы выгонять", отдельные ребята в шутку предлагают Олли "высечь для порядка". Крик, визг, под шумок Пышка сматывает прогуливать Джека.

Турина призывает всех к объективности. Вскакивает бледный Цум и говорит, обращаясь к мужской половине, что за такое предложение он может и "накатить", после чего бежит догонять Олли. Бумкова на глазах у всех шлепается в обморок... Решение откладывается. А на следующий день в школу является Борис Эмильевич и держит ответ за свою "стервозную" дочку, вполне успокаивает Галину, ссылаясь почему-то на пубертатный период и проблемы со здоровьем, а попутно приглашает класс вместе с Туриной на общегородское мероприятие (выступление туристического барда-хрипуна) "совершенно бесплатно". Скандал замяли, Олли дали время исправиться, а Росину Бумкова "как бы по ошибке" три раза подряд поставила на непрестижное дежурство у девичьего туалета, после чего полностью помирилась с милой подруженькой.

На новогоднем бале Олли выступила в роли Снегурочки (кое-как уговорили!) и довольно удачно. Целовала победителей разных интересных конкурсов (Цумов выиграл половину) и одаривала их весьма скудными подарками, которые выделила завхоз школы. Постепенно трио Олли-Бумкова- Цум восстановило свое утраченное было в классе влияние, более того Витя Неверный стал оказывать явные признаки внимания Бумковой. Восьмое марта, по традиции с домашними пирогами и "чаем" отмеченное классом, прошло как нельзя удачно: мальчики были отменно вежливы, как обычно, всем девочкам подарили открытки и пушистых кошечек из шерсти (Цум добавил для Олли флакончик духов), были танцы с нежными объяснениями и т.д. Явилась даже Капитолина Антоновна и напомнила, что "Ах"- класс - лучший из лучших, и другие школы все завидуют, что в классе 5 претендентов (во всех остальных чичитаунских десятилетках - четыре) на медаль: 2 на "золото"(Салумяэ и Гринев) и 3 на "серебро"(Ганин, Неверный и Ивашкова), что нужно "не упустить! не уронить престиж школы!". Галина Ивановна выступила также и заметила, что класс дружен как никогда, что "все наши детки очень стараются" (в это время Нырков чмокнул в губки подвыпившую "чая" Торричелли), что хорошо бы и на экзаменах не забывать друг о друге. Аня Росина, с которой Олли после собрания не разговаривала, под шумок, наплевав на самолюбие, замирилась и с Бумкой, и с Олли, угостив их "настоящими" немецкими сигаретами в девичьем туалете. В конце вечера слово взяла Салумяэ, всех поблагодарила и, от избытка чувств, даже всплакнула. Буков также побывал на мартовском вечере в "Ах"-классе, поздравил классную даму, девочек и, подмигнув не то Олли, не то Лене, не попрощавшись, ушел.

...........................................................................................................

- Ира, а ты все ждешь свою любимую подружку?! Господи, я ведь совсем забыл про тебя и эти девичьи нежные чувства... Счас, дорогая, пригоню тебе предмет твоего вожделения! Надеюсь, на этот раз все будет чинно? Читатель, мне важно знать и твое мнение! Почему ты молчишь?

"За каким х... звонить и предупреждать? И ведь полчаса уже... Можно было все половики тряхнуть! Придет эта шваль или нет?"- как видишь, читти, девочки Чичитауна не слишком стесняются в выражениях своих мыслей и чувств. Ирина, в новом розово-белом халатике, недавно подаренным ей отцом по случаю приезда из очередной командировки, устав прихорашиваться в ожидании Оленьки и выпив две чашки чаю с травником, отправилась в уборную. В это время в коридоре раздался звонок, и Ириша, сбив по пути табуретку с кипой модных журналов (42-летняя Ирина мама работала в городской библиотеке), бросилась открывать.

Вошедшая Олли несильно оттолкнула Бумку с обязательными поцелуями ("Опять, Бумок, не своими духами пользуешься?"), скинула куртку и короткие сапожки, после чего, покрутившись перед зеркалом прихожей и оправив волосы, вплыла в зальную комнату, о которой мы с тобой, читти, уже кое-что знаем. "Милая- хорошая, что так долго... Ну да, не мое дело... Я уж думала! Че случилось-то?" - сыпала словами Бумкова, успев ,правда, чмокнуть подружку в щечку. "Ждать устала?- спросила нахальная Олли. - Я в магазин заходила, хотела винца взять. Ты как?". Ирина, забыв об уборной, вздохнула и полезла в бар, где у Диомеда всегда стояло несколько бутылок хорошего вина. Впрочем, Олли опередила ее и хватанула какой-то портвейн, уже открытый, плюс нераспечатанную пачку "Мальборо". "Лучше давай я тебе с кухни "Яву" принесу!" - умоляюще пискнула Бумка: от папы за такие вольности может и попасть. "Жалко, что ли, пару сигарет?" - мягко спросила нимфетка. - Вот видишь... Давай стаканы и что-нибудь куснуть". Ирина вздохнула и отправилась на кухню за колбасой и посудой для портвейна.

- Я, Ирка, к тебе за советом пришла! - Олли скинула с себя пиджак и стала разливать вино по бокалам, которые она, не дожидаясь Бумковой, выудила из бара. - Как скажешь, так и будет...

- Че за дело?- Ирина приняла бокал с вином и предложила Олли колбасу с сыром (сыр, кстати, швейцарский, очень хороший).- Ну, Олли, говори...

Девочки не спеша выпили. Олли это время думала, как бы лучше сформулировать подруге свой вопрос.

- Дело как дело... Тебе от отца не попадет за пузырь?

- Да он и не смотрит особо...- махнула рукой Бумкова. - Но лучше до конца не допивать, вдруг мама бутылки посчитает. Сыр-то как?

- Не в сыре, Бумок, счастье,- назидательно заметила Лотова.

- А в чем, Олли?

- В любви оно... Согласна?

- Ка-анеч-чно, - Ира отставила бокал и внимательно посмотрела на подругу. - Ты заметила, кстати, как этот Колумб опять на тебя пялился? Страдает, козел старый...

- Кто это козел? - возмутилась Олли, закуривая сигарету. - Ты бы его так, Бумкова, в глаза назвала. Пусть смотрит, не жалко. На кого ему в нашем классе смотреть-то! Разве на Торрика...

- Ну, у нас есть на кого посмотреть!- заступилась за женскую половинку класса Бумка.- Я пепельницу принесу, подожди.

- Да сиди, ты! - Олли сделала знак, и Ира остановилась на полпути.- Будешь еще вина? Нет? Я себе налью...- Жестом , усвоенным из американских кинолент, Олли сбросила пепел в пустой бокал, и решилась. - Бумкова, я втюрилась в тичера!

- В какого? - оторопела Ириша, не сильно, однако, удивившись. - В Юрия Ромуальдыча, да? (Юрий Ромуальдыч был учителем физкультуры и сугубо брутальным мэном с внешностью Челентано. В "Ах"-классе он работал давно, и девочек привлекала его мускулистая фигура и своеобразная манера объяснения прыжковых приемов.)

- П...да, - некрасиво срифмовала Олли. - На хрен он мне сдался, с пятого класса за ноги хватает! Я втюрилась в... Цезаря!

- В Юлия? - изумилась Бумка, временно позабыв о Буковской кличке.

- В какого юлия? - разозлилась маленькая Олли и чуть не промахнусь сигаретой мимо изгаженного бокала. - Ты ночные ванны принимай, они положительно влияют на мозговые клетки. Если они у тебя есть!

- Подожди, не ругайся, - Ира села на ковер возле Оллиных ножек. - Поняла... Влад Никыч?

- Когда кажется, скреститься надо! - Лотова была в ударе. - Отгадала с третьей попытки.

- А он? Разве он тебя любит? - Бумка, как и многие "ахи", уважавшая Букова, с некоторым сомнением уставилась на Олли.

- Не любит (что вряд ли), так полюбит, - протянула Олли и затушила сигарету.- Меня ж все... хотят!

- Так уж и все,- усомнилась вмиг покрасневшая Бумка.

- А то нет! Физруки зае...ли уже: по три раза один прием показывают! На улице вечно пристают все, кому не лень: "Пойдем, девочка, отдохнем маленько..." (передразнила она кого-то). Цум тоже задолбал: я уж маме говорю, чтоб лишний раз не пускала.- Олли была близка к истерике. - И все хотят одного - поднять мне юбку и спустить трусы.

- Ну что ты, успокойся,- Ира буквально подползла к Ольге и схватила ее за свесившуюся руку, поцеловала. - Ну не плачь, ты ж не виновата! А Цезаря мы заставим, куда он денется...

- Да отвянь ты,- Олли выдернула руку из лапок Бумки. - А заставлять я никого не собираюсь, вот еще... Да и опасно ему, понимаешь?

- Че опасно-то?- Ирина головой прижалась к бедру подружки.

- Дура, - резюмировала Лотова. - Посадить могут, если все вдруг узнают... В общем, самой мне надо начать...

- А куда его посадят-то? - Ирочка не очень поняла, за что может пострадать влюбчивый Буков.

- Да никуда...- погладила по волосам подругу Олли, - мне ведь еще 18 нет, ясно? Главное, правильно начать! И не трепаться.

- Никто и не трепится, - Ира снова схватила Лотову за руку. - Родители только через час придут... - Ириша легко провела рукой по Оллиному бедру.- Можем спокойно успеть.

- Да отстань ты! - отмахнулась от ласки Лотова. - Скажи, как начать-то,- настойчиво переспросила Олли подругу. - Посоветуй!

- Ну... как начать? Не знаю...

- Тебе должно быть виднее!

- Почему это? - удивилась Ирочка, убрав руки.

- Потому что я, видишь ли, первой не начинаю,- заметила мстительная Олли. - В отличие от некоторых...

- А я что же... - и тут до Ирочки-солнышка наконец-то дошел жестокий смысл Олиных слов. - Что...

С трудно передаваемым литературными средствами криком староста "Ах"-класса свалилась на пушистый ковер собственной зальной комнаты и зашлась в судорожных рыданиях. Олли немного понаблюдала за доведенной до истерики Бумковой и, вздохнув, тоже сползла на ковер. "Успокойся! Я пошутила..." - тихо сказала она и обняла за плечи валявшуюся вниз лицом Ирочку. Ира резко обернулась и также обхватила Лотову руками. Ольга взъерошила подруге волосы и довольно крепко поцеловала, возбужденная Ириша, всхрипнув, ответила еще более сильным поцелуем. Простым и легким движением Лотова сбросила с себя светлую блузку (проследив, правда, чтоб она упала в кресло), следом на пол полетел ее лиловый бюстгальтер, после чего нимфетка, загадочно улыбнувшись, стала неторопливо расстегивать молнию на своей юбке. Ира Бумкова не менее легко и просто освободилась от халата и черных трусов. Подруги крепко обнялись, их руки сплелись, губы легко отыскивали друг друга... Через мгновенье тела благовоспитанных девушек уже бились в едином беспокойном ритме однополой любви.

Ох уж, эти r u s s i a n girl^s...

Пришедшая домой, примерно через час, Тамара Петровна весьма порадовалась за неразлучных девочек, которые мирно сидели в Ирочкиной комнате и делали задание по математике. "Устали, небось, девчонки?!" - только и спросила притомившаяся Ирина мама, не обратив внимания, что пол так и не помыли. Олли согласно кивнула, а Ирка только тяжело вздохнула в ответ... А как ты думаешь, всезнающий читатель?

С Гарри Беар, 2005