Аннотация: Говорят, что настоящий друг - тот, кто не прогонит от порога с трупом убитого вами, а поможет его спрятать.
Когда каждое утро по будням приходится подниматься в половине шестого утра, к вечеру начинает выключать там же, где сел. Особенно в вечер пятницы, когда усталость в теле накапливается, как холестерин в крови, и Руслан, сидя в кресле перед телевизором и положив голову на спинку, чувствует, как погружается в черную воду сна. Поначалу он еще слышит телевизор. Ему даже кажется, что он может и дальше проследить сюжет, вот только глаза пока прикроет, а как будет что интересное - сразу откроет. Но чем глубже в черную воду, тем тише голоса, темнее вокруг. Сон как репетиция смерти. Всем нам ночами Аид стелет постель, а утром провожает сердечным: "Когда-нибудь ты здесь останешься", только вместо пластов невесомой воды будет уже тяжелая, неподъемная земля.
И Руслан, вытолкнутый этим напутствием, всплывает снова в реальный мир, просыпается то ли от звонка своего телефона, то ли от женского крика по телевизору. В дверях зала возникает мать: грузная женщина, вернувшаяся домой пьяная еще с работы, как будто ей на проходной же и наливали, с похмелья злая, и тоже разбуженная этим криком.
- Тише сделай, - требует она и, не дожидаясь, как бы и забыв о своем приказе, уползает спать обратно. Руслан делает тише не потому, что велела она, просто у него продолжает звонить оставленный на подлокотнике кресла телефон.
Звонит Лена.
Лена - из тех послушных девочек, что пьют перед сном только какао или молоко с медом, заползают в одиннадцать под одеяло и спят, видя радужные сны об идеальных мирах. Лене незачем звонить так поздно вечером еще и потому, что она наверняка считала бы это неприличным. И Руслан нажимает прием уже думая, что телефон звонит ему сам, случайно, затерявшись в кармане джинсов или в рюкзаке.
Но сам телефон, карман или какая-нибудь оставленная в том же рюкзаке методичка голосом Лены без приветствия выпаливает:
- Можешь мне помочь?
Руслан выключает телевизор, отгоняет усилием воли сонливость, трет глаза и лоб. Тут что-то серьезное, вряд ли Лена попросит помочь ей с физикой или чертежами в институт.
- Допустим, - соглашается Руслан.
- У твоего отца ведь машина? Сможешь на ней подъехать?
Старенькую "Оку" с натяжкой можно назвать машиной, по мнению Руслана, но для Лены, конечно, машина - все, что не ходить пешком и, предчувствуя что-то, он серьезно спрашивает:
- Куда подъехать?
+++
Он ждет толпы агрессивно настроенных подростков, загнавших девушку куда-нибудь в сгоревший дом. Ждет, что нужно будет драться, и думает об этом с неким задором даже.
Место, где-то среди гаражей и частных домиков, он ищет долго. На улице уже давно стемнело и, хотя вечер пятницы, первый встретившийся ему человек как раз Лена, ожидающая его на развилке у разросшегося куста. Второе, что замечает Руслан, и то только потому, что высветил ее фарами, - что Лена в крови. След на щеке, большой кляксой, и внизу, на светлой футболке. Это настолько сюрреалистично, что можно принять за продолжающийся сон.
- Это так развлекаются домашние девочки в вечер пятницы? - Руслан давит из себя приготовленную шутку, выбравшись из машины. Произносит потому, что больше не знает, что еще говорить, и придерживается заготовленной схемы, которая была в силе до того, как он увидел серьезное лицо Лены и кровь. И, конечно, ему тут же становится за шутку невыносимо стыдно. Губы Лены сжаты в линию, кажется, что огромных усилий будет стоить их разлепить.
"Лопаты, - догадывается Руслан. - Она просила взять лопаты. Нельзя быть таким дураком, чтобы сразу не понять..." А потом думает, что если бы любой другой попросил его приехать на машине и захватить лопаты - Руслан бы сразу понял, что не на картошку едет. Да и не поехал бы, пожалуй. Но это Лена, а Лена - не любой другой. Ни один человек в этом мире не сделал для него столько, сколько Лена. Ей нельзя было отказать, потому что к Лене была рабская, почти собачья верность. К тому же, черт возьми, это ж Лена - мягкая, добрая, безобидная Лена, которая помогает кому-то там из подруг возиться с приютом для животных, живет с одной только мамой и мечтает завести собаку, устроившись на работу, чтобы не напрягать семейный бюджет лишними тратами на корм. Это последний человек, кого можно было представить стоящим на безлюдной дороге со следами явно чужой крови на лице.
И пока Лена пытается подобрать слова, Руслан помогает ей по мере сил, как ему кажется. На деле перехватывает за ворот футболки и, притянув к себе, спрашивает самое незначительное в данной ситуации:
- Ты какого черта тут?
Но Лена собирается от этого жеста, отводит взгляд, чтобы затем снова посмотреть прямо в глаза и признаться, как в величайшем преступлении:
- Я часто тут хожу. Тут можно срезать путь, - она показывает в сторону; где-то там, поверх крыш гаражей и деревянных домиков, видно и ее многоэтажный дом.
- Через гаражи? Где и днем никого нет? Ты больная?
- Я... Я была... Я уверена, что могу за себя постоять, - вместе со словами Лена растрачивает и свое спокойствие. Руслану кажется, что только его рука, еще удерживающая ворот, спасает их обоих от ее истерики. Сколько она стояла тут одна? Что еще могло случиться за это время?
Глупо искать самые невинные оправдания теперь. Руслан не дурак, он понимает, что не с неба на Лену свалилась эта кровь, и, потому, отпустив резко ворот, командует:
- Показывай. Где?
Тут, среди пустырей, сложно что-то спрятать, и единственное удобное для этого место - куст прямо у дороги. Дрожащей перепачканной рукой Лена именно туда и показывает, сама остается у бампера машины.
Проходи тут Руслан поздно вечером, как сейчас, он бы тоже ничего не подумал. Ну, лежит под кустом мужик и лежит. Почти лето же, сентябрь, не замерзнет. А город, полный работяг, не знающих, чем еще заполнить свободное время, кроме алкоголя, с вечера пятницы как раз коллективно уходил в запой до понедельника. Если пройтись по нему сейчас, то можно заметить много переоценивших себя ребят под кустами или на лавках. Но этого уложил не алкоголь.
Мужик здоровый, даже в таком скрючившемся виде это можно разобрать. Руслан еще раз недоверчиво оборачивается. Кажется нереальным, что такая хрупкая Лена могла с ним справиться. Любопытство пересиливает, и Руслан задает самый бестактный в этой ситуации вопрос:
- Как ты умудрилась его?
Спрашивает скорее потому, что злится. Он будто покрывается твердой коркой, внутри которой сдерживается вся ярость, чтобы не кричать, не паниковать и самому не устраивать истерики. Все по-деловому. Это такая игра. Квест "Дорогой, что мы будем делать с трупом?".
Лена снова немного пожевала то, что собиралась сказать, пока наконец уверенно не произнесла, глядя в сторону:
- Ты сам говорил, что я должна носить с собой нож. Сам мне его дал...
И правда, говорил. Сейчас эта идея кажется совершенно тупой, Руслан думает о том, что могло быть хуже, у Лены могли отобрать нож, и сейчас она была бы трупом в кустах, а не этот человек. Руслан ошарашен своим участием в произошедшем настолько, что перестает задавать вопросы, глухо и сердито зовет только:
- Помоги. Я один не донесу.
Он такой большой, что вдвоем они с трудом перетаскивают труп в багажник. Удар пришелся в горло. Скорее всего, это случилось где-то рядом, потому что одна бы Лена его далеко не унесла.
Захлопнув багажник, Руслан немного успокаивается, выдыхает, пытаясь убедить себя, здравый смысл, что это просто игра. Можно будет не спать и думать об этом потом, можно будет напиться, а пока нужно спрятать улики. Потому что иначе, конечно, Лену посадят, а этого допустить нельзя, ведь в тюрьме ей нож никто не даст. С принципиальностью Лены, с ее слабостью, с ней что угодно может случиться в тюрьме. Да что там, еще на предварительном следствии. И Руслана начинает трясти уже от этих картин. Он забывает, что ему самому может грозить срок за соучастие, сейчас он думает только о том, что надо спрятать улики, надо выгородить подругу. Если все сделать правильно, то ее не найдут, не посадят, значит, не будут избивать на следствии, не будут также и потом, в колонии. Больше ни о чем он думать не может. Лена садится на пассажирское сидение. Она настолько собрана и правильна, что даже пристегивается в ожидании, когда Руслан готов будет ехать. И, снова разозлившись на нее, Руслан почти рычит:
- У тебя лицо грязное. И футболка грязная.
Лена смотрит в зеркало, и поворачивается, чтобы утвердительно кивнуть: да, грязные; Руслан нетерпеливым резким движением снимает толстовку с себя, оставшись в майке, кидает ей, достает салфетки из бардачка, швыряет следом, приказывая:
- Умойся! Пока не умоешься, никуда не поедем.
Садясь за руль и пристегиваясь, он думает о том, что, должно быть, Лена сейчас в такой же прострации. Два зомби едут закапывать третьего - что может быть интереснее в вечер пятницы?
Город практически врастает в небольшой лес. Туда с походами набегают летом школьники, окружена этим лесом и городская больница, а дальше - кладбище. Руслан не рискует ехать по главной дороге, он добирается так же, гаражами и стройками, по неровной щебенке. Неважно, что у него есть права, он пристегнут, а Лена умылась. Меньше всего ему сейчас хочется напороться на кого-нибудь. Маленькие города тем и хороши - можно добраться куда угодно по плохой дороге, но минуя любые возможные посты ДПС.
А самое жуткое - это ехать через кладбище. Это при том, что в багажнике у него труп, и что рядом с ним сидит убийца.
Они забираются в самую чащу, рискуя уже застрять тут, не проехав дальше. Всю дорогу Лена молчит, но первой вылезает из машины, берет лопату с заднего сидения, сама же выбирает место. Принципиальная Лена, которая понимает, что виновата сама, и готова сама же копать могилу убитому ей. Принципиальная, но не настолько, чтобы звонить в полицию и сдаваться.
Руслан думает, что, возможно, это из-за матери. О Лене он знал очень много, да и знакомы они были уже года два как. Прежних родителей Лены лишили родительских прав, отец страшно бил ее. Лет в одиннадцать Лену из детского дома забрала приемная мама, и тогда Лена нашла в своей жизни человека, для которого надо быть хорошей, правильной, который будет гордиться тобой. С тех пор Лена делала все, чтобы новой маме не пришлось жалеть о том, что та взяла именно ее.
Надо сказать, до сегодняшнего дня у нее это получалось. Более того, своей искренностью и чистотой Лена меняла людей вокруг. Когда они познакомились, Руслан был не самым хорошим человеком, к тому времени уже состоял на учете в полиции. Встреться они с Леной в обычной обстановке тогда, Руслан бы просто отнял у нее телефон.
Лена говорила, что в том, как исправился Руслан, не так уж много ее заслуги. Что Руслан изначально был хорошим человеком, попавшим в плохую компанию, и нужно было просто переключить его в правильное русло. Лена отчего-то оправдывала всех, наверняка и про друзей Руслана думала, что они не такие уж плохие люди. И ее отца тоже как-то, наверняка, оправдывала, просто никогда не говорила об этом. Так или иначе, а своим явлением в его жизни Лена осветила душу Руслана, и тот взглянул на дно души своей, на все копошащиеся там, спрятанные ото всех вообще и себя в особенности воспоминания, и ужаснулся. Это было бы не так страшно, если бы не осознание, что все это, что он забыть не мог, было реально. Стопкой на дно души Руслана была сложена память об избитом в каком-то ночном кафе его компанией парне. О хрусте ребер, когда Макс с разбега прыгнул избиваемому ногами на грудную клетку. Память о золотом крестике, сорванном с шеи девушки, пришедшей в ночной магазин в сопровождении двоих парней, которых в это время уделала, не особо напрягаясь, его компания. Даже память о закопанных живьем котятах, которых мать сама и отдала ему, потому что тогда кошек не стерилизовали, а котят девать было некуда. Оно как-то разом все проявилось, и сам он себе рядом с Леной сделался омерзителен.
Он со второй попытки выбирается со своего места, в первую забыв о том, что пристегнут ремнем, и берет вторую лопату. Лена почти что его Бог, Богу ведь позволено убивать, если он считает это нужным. А помочь спрятать тело - как молитва Богу, за которую с его души снимется хотя бы один из пойманных тогда грехов.
Копают они так же молча, механически. У более привычного к этому труду Руслана получается быстрее, Лена была бы даже смешна в своих неумелых попытках копать, если б это не было могилой. Сначала Руслан собирается вырыть настоящую, метра два глубиной, но они, так как Лена выбрала место под древом, раньше натыкаются на корень. Но яма уже достаточно глубока, чтобы можно было закопать тело и не бояться, что оно осенью его откопают бродячие собаки.
Снова перетаскивают вдвоем, скидывают в яму, не церемонясь, как мешок. К котам, которые постоянно дохли в приюте, где пропадала Лена, у нее и то было больше почтения.
Тело выделяется на дне ямы, как дверь в ад, в вечный сон, и Руслан снова берется за лопату, чтобы укрыть его землей.
Пласт за пластом исчезают улики, следы, исчезает грех Лены, прощается грех Руслана. И пусть этим грехом будет то разудалое избиение, трое на одного, и хруст сломанных ребер. И Руслану, который никогда не был суеверным, кажется, что покойники с кладбища оттуда, через поле, смотрят, как недалеко от них закапывают нового, не по-христиански, без креста и даже обозначения этого места. Смотрят и молча, пустыми провалами глаз просят не оставлять его так далеко от них.
Руслан сдается первым. Как только яма закопана - уходит, садится на водительское сидение, пачкая его в черной земле, лопату бросает где-то, просто чтобы в руках не мешалась. Лена прикрывает свежую землю травой, ветками, делает все, чтобы не было заметно, что тут копали, пока Руслан, уговаривая себя не срываться, потерпеть еще немного, смотрит за этим через стекло, как бы наблюдая в телевизор. Он ведь и смотрел до этого что-то подобное, про мафию, где серьезные мужики с отсохшей душой так же вот прятали трупы, сбрасывая в канализационные коллекторы или зарывая в лесу. Руслан попытается сказать себе, что это тоже кино, и его едва не рвет тут же, на руль. И за звоном в ушах не слышит, как открывается дверца, и Лена, кинув назад обе лопаты, садится рядом.
- Я не должна была просить тебя, - сокрушенно говорит она, вытирая грязные руки о толстовку, которую недавно дал ей Руслан. - Просто... Я не знала, кого еще.
Кажется, что с исчезнувшей в земле проблемой она и сама становится спокойнее, уверенней, а может, так же, как Руслан, держит себя в руках, чтобы сорваться потом.
- Я подумала, что... Что ты не из слабонервных. Что поймешь, не испугаешься.
- Тут сложно не испугаться, - отвечает Руслан, заводя машину. - Но ты права, я переживу.
Ему хочется казаться спокойным, крутым, одним из тех мафиози из фильма, будто это для него не в новинку и у него тоже душа отсохла. Но это не так, и в Руслане все переворачивается, грозя вот-вот вырваться наружу.
- Отвези меня к Марине. Не могу показаться перед матерью в таком виде, - просит Лена, глядя на кладбище за окном. Прямо свидание - ночная прогулка по лесу, через кладбище и совместное закапывание трупа. Эта мысль заставляет Руслана усмехнуться, и на секунду он и сам верит, что душа его отсохла. Приходит то самое эмоциональное отупление, которого он не понимал в себе раньше, когда на его глазах люди, которых он называл друзьями, да и сам он, творили ужасные вещи. Будто все это готовило его к этому дню. И все же, тот зверь, что раньше был внутри Руслана бешеным, а теперь посажен на поводок, воет. Он кричит, что никогда бы не сделал такого. То, что было - мелкое хулиганство. Он не опустился бы до убийства.
Машина останавливается на окраине кладбища, там, где оно переходит в лес, и Лена, до этого спокойная, снова начинает нервничать, цепляется было за ручку двери, будто придется убегать, но отпускает. То ли смирилась с тем, что может случиться, для себя решив, что заслужила, то ли верит в Руслана, что бы тот ни творил раньше, что бы они ни сделали сегодня.
- За что? Я хочу сказать, за что ты его?
Руслан снова не такой крутой и спокойный, дрожь его пробивается в голос и, чтобы это было незаметно, он шепчет. Лена понимает с первого вопроса, о чем речь, опускает грязные руки на колени. И Руслан ждет, потому что после случившегося он имеет право знать. Ждет и в то же время боится, даже больше, чем когда пришлось перетаскивать тело в багажник, даже когда ехал сюда, ожидая, что их поймают с трупом. И сам не знает, чего именно боится. Того, что Лена ответит: "Просто оказалась с ним в одном переулке и решила опробовать нож"? Или того, что на Лену и на саму напали, и не повернись дело так вот, по-звериному, кто-то мог сейчас в том же лесу на том же месте закапывать уже ее труп.
Но Руслан знает ее слишком хорошо, чтобы предугадать верный вариант. Ему нужно лишь подтверждение этого, но вместо ответа Лена отворачивается:
- Мы могли бы не говорить об этом хотя бы сегодня?
- Ни фига. Не могли бы. Я должен знать, я без этого ни спать, ни жрать, ни срать теперь не смогу, - цедит Руслан, ловя реакцию, но ее снова нет. - Давай я расскажу, как было, а ты будешь просто кивать. Возвращалась ты из каких-нибудь гостей поздним вечером по безлюдному пустырю, и тут этот детина. Подумал, что ты легкая добыча, решил развлечься и...
- Если сам знаешь, зачем спрашивать? - отзывается Лена, не поворачиваясь. Она смотрит на Руслана как бы через отражение - они видят глаза друг друга, но при этом Лена все еще глядит в окно.
Люди - существа странные, и Руслан уже и сам не рад, что спросил. Его жизнь, живое воображение макает его головой в дерьмо - в тот самый темный переулок, с ножом в кармане и выбором, что сделать, если никто не приходит на помощь и убежать невозможно. Будь там сам Руслан, он знал бы, куда ударить. Лена слишком слабая, все, что было ей доступно - это открытое горло и нож в кармане.
- Так он тебя изнасиловать хотел или просто деньги отнять? - разговаривая с отражением, неожиданно ровно спрашивает Руслан.
- Заводи машину, - просит Лена, кутаясь в толстовку. Ее знобит, а может, прорывается наконец нервное напряжение. - Я никогда не стала бы убивать из-за денег.
- Конечно, - кивает Руслан. Бывает, осознаешь себя в определенный момент реальности между двумя пропастями - прошлым, которое уже не исправить, и будущем, о котором еще ничего не известно. Это ощущение колет Руслана, забирается под кожу. Он отрекается от себя, своего разума и тела, забывшись, чтобы закончить эту ночь.
+++
Выходные стираются из его жизни, не без помощи алкоголя, конечно. Кажется, он пьет в разных компаниях, просыпается по утрам в разных местах и продолжает пить. Видимо, в вечер воскресенья привычка притащила его тело домой, потому что в понедельник и с больной головой он просыпается уже под будильник. И мать, сама временами уходящая в запой, говорит, что убрала водку из холодильника, а ему пора принять душ и валить на работу. Ей самой к обеду, и она поднялась раньше только убедиться, что сын не запьет снова. Минут десять Руслан прижимает к глазам холодное полотенце, наслаждаясь чувством забытья, когда не понятно: закопанный труп - это белая горячка или было на самом деле? Он смеется, мысленно убедив себя в том, что такого быть не могло, он насмотрелся дурацких фильмов. Хватит, в самом деле, их смотреть, тошно уже.
И до работы добирается так же на автопилоте. Разит от него, должно быть, так, что бригадир требует написать этот день без содержания, не дышать на охрану и валить домой проспаться сегодня. И Руслан послушно, потому что от этих криков и грохота кузнечного цеха слишком болит голова, пишет заявление под диктовку. Мир постепенно из ватного, иллюзорного становится более ясным. Он не был пьян, и помнит, как отвез Лену к подруге и бросил там на все выходные. Лену, которая никогда в жизни ни пила, оставил с осознанием того, что та, пусть из самозащиты, но убила.
- Ты, екарный, забыл, как твоя подпись ставится? Совсем спился? Чтоб первый и последний, понял?..
И Руслан, глядя не на листок, а перед собой широко открытыми глазами, ставит какую-то закорючку, совсем не свою роспись, и тут же сбегает, не прощаясь.
Такие, как Лена, не пьют, они не могут забыться, да и не позволят себе. А он подсобил ей с трупом и решил, что хватит с него приключений, совсем забыв, что Лена от навалившегося на нее вполне может и себя убить. Ну уж нет, они вместе теперь будут это тащить, Руслан не позволит ей так глупо сбежать.
+++
Того времени, пока он стоит перед закрытой дверью, хватает выпавшему из привычной жизни Руслану сообразить, что сейчас утро понедельника. Мама Лены - на работе, а сама она в институте. Но нужно быть психом, чтобы через пару дней после всего случившегося пойти в институт.
Подъезд у Лены не то чтобы престижный, но все же чистый, даже цветы на окнах, и никто не тушит окурки в их горшках. Руслану казалось, что он давно привык - у подруги приличная семья, порядок в квартире, строгая мама, и сама Лена - подчас до тошноты правильная. Но сейчас все это кажется наигранным, и если за обликом слабой и порядочной девушки скрывается преступник, то не жрут ли эти цветы в кадках людей вечерами? Не переползают ли от квартиры к квартире в поисках того, кто захотел бы выйти в подъезд покурить.
И, до того, как Руслан успевает додумать, дверь осторожно приоткрывается. Тихо, без какого-либо щелчка замка или цепочки. И то приоткрывается так, будто это раковина мидии, готовая сразу захлопнуться, чтобы уберечь то мягкое и уязвимое, что есть внутри. Вот она, ложь этого дома - подъезд приличный, а двери железные, с тремя замками и цепочкой.
Руслан замирает и ждет, когда эта мидия решит, что достаточно безопасно, чтобы впустить его на свою территорию.
И снова дверь отворяется чуть больше, на этот раз достаточно, чтобы можно было увидеть стоящую на пороге Лену в полосатой пижаме, непривычно растрёпанную. И что-то есть в ее лице, от чего Руслан запоздало понимает: Лена думала, что пришли за ней, с неоспоримыми уликами и правом на арест, что они все знают. Бедная Лена даже после случившегося верит в справедливость и закон, даже если они работают против нее.
- Я войду? - Руслан скорее не спрашивает, а напоминает о своем присутствии, сразу после этого делает шаг вперед, но Лена все еще стоит на пороге, не пропуская его. - В подъезде разговаривать хочешь?
- Зачем ты пришел? - негромко выдыхает Лена, глядя будто мимо него. Они похожи на расставшуюся пару, в которой Лена тяжело переживала разрыв, а Руслан пришел просить о втором шансе, и, поддерживая эту роль, он отвечает:
- Чтобы убедиться, что с тобой все в порядке. Пока, если честно, не заметно.
Как если бы эта фраза являлась паролем, Лена отходит в сторону, впуская его. И, когда Руслан переступает порог, железная створка раковины-мидии закрывается, оставив его наедине с убийцей.
Лена с матерью живут как соседи. У них обоих по комнате, встречаются они чаще на нейтральной территории кухни. Руслан не узнает спальню девушки: закрыты плотные занавески, на полу у не прибранной кровати, на чистом линолеуме, три пустые чашки, на столике у компьютера - градусник и таблетки.
- Ты болеешь? - вслух гадает Руслан.
- Мама так думает. Я не знаю, как еще объяснить свое поведение.
В блистере не хватает трех таблеток.
- И таблетки жрешь, чтобы она не догадалась? Это, между прочим, вредно.
Руслан сам одергивает себя - они будто поменялись ролями. Раньше Лена учила его правильному поведению, теперь он начал нотации ей читать.
- Прости, но довольно неприятно видеть тебя. Ты... напоминаешь, - Лена садится на край кровати, заворачивается в одеяло, черт ее знает зачем. Но когда Руслан собирается сесть рядом - ловит его вдруг четким, быстрым взглядом и будто фиксирует в этом положении, на грани ошибки, и Руслан садится в кресло у компьютерного стола.
- Потому и пришел, что не хотел, чтобы ты бегала от меня вечно, - врет Руслан. Ему кажется, что глупо говорить сейчас с облегчением, что он боялся ее самоубийства. Потому что после сказанного вслух, даже если Лена об этом и не думала - она задумается.
Пару лет назад Руслан матерился через слово, выражался короче и шутить умел только ниже пояса. Еще одно чудо, которое сотворило с ним знакомство с Леной, - умение поддерживать почти светскую беседу. Кажется, даже в пьяном угаре выходных он пытался рассказывать собутыльникам Достоевского. К своему ужасу Руслан вспоминает, что это было "Преступление и наказание", которое он не читал, а знал по школьным занятиям. Теперь Руслану остается надеяться только на то, что он не сболтнул тогда ничего лишнего.
Если бы Руслан попытался коротко объяснить силу влияния Лены на него, он бы привел пример: "Ты встречаешь человека, который за год скопил миллион. Ты тоже хочешь миллион. И вот ты общаешься с ним и хочешь уже не только миллион, но и быть интересным ему". Руслан хотел выбраться из своей среды настолько, что поверил: он попал туда случайно, потому что не было другой компании во дворе, а гулять лучше стаей, потому что одиночек бьют. И если стал равным Лене, достойным ее дружбы - значит, он уже на пути к лучшей и более осмысленной жизни и больше не катится в пропасть, громыхая спрятанными грехами, которые нельзя никому показывать. Только себе, ночами: "Смотри. Видишь, откуда ты выбрался".
Но что делать тогда с закопанным трупом? Туда же, к грехам, и не вспоминать?
- Зачем я тебе теперь? - спрашивает Лена. Все еще недоверчивая, все еще настороженная. - Разве не проще... не общаться? Мы будем напоминать друг другу о случившемся и...
- Слышь че, - срывается Руслан, морща нос, будто рычащий пес. - Ты меня для того позвала, чтобы больше не общаться потом? Типа Руслан - отброс, его можно в мусорку, где ему самое место, и не вспоминать. Нет уж. Я буду тебе напоминать, я буду рядом, а то ты не дай Бог забудешь. Ты дальше это понесешь, ты от этого никуда не денешься. А уж тут я могу помочь. Как думаешь, сколько твоих друзей отозвалось бы на просьбу приехать ночью в гаражи с лопатами? Щенков закапывать, что ли? Так вот это как раз потому, что я знаю, что это такое. Выгонишь меня - совсем одна останешься.
Вывалил все, и сам себе удивляется, что получилось так слаженно и почти не опускаясь до прежнего уровня.
Лена смотрит на него, будто Руслан - это телевизор, у которого чуть запаздывает звук, потом переводит взгляд на свои руки, потом на чашки у кровати.
- Было бы нечестно отказаться от тебя после того, как заставила все это пройти, - как бы сама себе поясняет Лена, и Руслан только кивает, боясь спугнуть. И, уже смирившись и приняв новое положение мира, Лена добавляет:
- От тебя пахнет неприятно.
Для нее наверняка запах перегара значит что-то жуткое, детское. Запах агрессивного отца, запах боли. Столько всего от обиды хочется сказать, поддеть, в конце концов просто в грязь втоптать, добавив, что хорошая девочка написала бы явку с повинной, а не бежала от ответственности, но Руслан и сам не позволил бы ей сдаться.
Для него эта чистота Лены, на которую он когда-то так откровенно повелся, ценнее чужой жизни. Не допустить насилия над собой, замарать руки, но оставить себя неприкосновенной - в голове Руслана пока не укладывается это, но все же, глядя на Лену, говоря с ней, он начинает принимать некую правильность в том решении. Иррациональную правильность, когда чистота совести менее важна, чем чистота собственной личности.
И все же, человек, на которого Руслан ровнялся, совершил нечто недопустимое, будто опустился до его уровня и ниже. Руслан чувствует даже некоторое удовлетворение, потому что теперь они на равных. Два года назад, при знакомстве и понимании того, откуда вышла Лена и скольких сил стоило ей сохранить себя доброй, Руслан все рассматривал ее с разных сторон, пытался найти в ней хоть какую-то червоточину, надежно спрятанную. И теперь был даже рад, что это случилось только сейчас, потому что найди он это в Лене тогда, не изменился бы под ее влиянием в лучшую сторону.
- Мне казалось, что ты будешь более... эмоционально это переживать, - уже мягче продолжает Руслан. Лена, принявшая решение, не будет прятаться или просить не говорить на эту тему, и она отвечает честно, но глядя на кружки:
- Наверное. Я тоже думала, что... Все так странно. Все, что во мне тогда оставалось, - это страх. Я испугалась его, когда он шел за мной. Испугалась, когда догнал. И когда он был уже мертв - тоже боялась. Ждать там с ним наедине было невыносимо, мне казалось, что он в любой момент встанет и скажет, что это была смешная шутка, но теперь... И даже сейчас боюсь. Какой уж тут институт, если я даже в автобус сесть не смогу. А еще это чувство, что все понимают... Что мама догадалась, но продолжает играть, будто я больна. Что Марина догадалась, что на меня не только напали, но и случилось что-то хуже...
- Она видела кровь?
- Нет.
- Ты ведь выбросила футболку? Или сожгла?
- Оставила, - Лена кивает куда-то в сторону балкона. - Потому что иногда мне начинает казаться, что ничего не было. Что я сама себе все придумала, я начинаю сама себя убеждать, что не сделала ничего плохого. Тогда я достаю ее, и меня снова пробирает... Я и так от этого убежала. Дальше нельзя, иначе для меня это станет нормой.
- Это улика, - вздыхает Руслан. - Я не говорю, что тебя прямо кто-то видел, или кто-то пойдет гулять в темный лес и решит, что мы зарыли там клад, но если что - футболка будет против тебя.
Лена молчит с таким видом, будто пытается решить в голове квадратное уравнение с тремя неизвестными, и Руслан сдается. Он и сам не верит в то, что Лену теперь найдут. Решив, что хватит на сегодня, к тому же лучше оставить ее одну еще ненадолго, раз кончать с собой она не собирается, Руслан поднимается. И тогда, боясь не успеть, Лена выпаливает:
- Ты спал потом?
- Я пил потом, - честно отвечает Руслан. - Не знаю сколько, но я забывал и о том, как меня зовут, не то что... о случившемся. А ты не начинай. Никогда не пробовала и теперь сопьешься.
- Значит, тебе ничего и не снилось? - скорее для себя подтверждает, чем спрашивает Лена.
+++
Вечером оказывается, что телевизор - тошнотворный атавизм. Там либо все слишком наигранное, либо так муторно от происходящего, что вместо приятного опустошения только желание выключить. И Руслан, которого с работы отпускали только на один день, уходит спать раньше, чтобы проваляться в кровати несколько часов без сна.
Черная вода больше не принимает его. Как только Руслан начинается засыпать, терять логику своих мыслей - его выталкивает. Собственное сердце кажется ему маленькой птичкой, что бьется в грудной клетке. Оно боится черной воды.
И Руслан, устав от этого трепыхания, достает из груди свое маленькое сердце и гладит его, успокаивая. Вода, вязкая, как желе, засасывает его. И вот это уже не вода, это земля, ком за комом. И Руслан чувствует, что его закапывают - без гроба, кидая черноземом в лицо, как оскорбления.
Он просыпается снова.
+++
В обеденный перерыв он забирается на второй этаж цеха, под самую крышу, куда никто не ходит с тех пор, как запретили курить в здании. Сигнал здесь слабый, но все же есть, и ему удается дозвониться до Лены.
- Привет. Все еще болеешь? - дежурно начинает Руслан. Он звонит не для того, чтобы выяснить это или поддержать. Ему просто нужно подтверждение того, что Лена не отреклась от него, возьмет трубку.
- Сегодня - да, но завтра пойду в институт, - уже более привычным голосом отвечает Лена, и Руслану становится лучше. Как будто его собственное душевное равновесие целиком зависит от того, как переживет свое преступление Лена.
- Похоже, тебе и правда уже лучше.
- Да, - соглашается трубка, и за этим "да" для Руслана вдруг открывается холод чернозема, и он знает, что дальше услышит что-то еще, чего знать не должен.
- Это был ужасный человек, - не обманув его ожиданий, почти ласково и спокойно произносит Лена. - Я сделала все правильно. Будь там не я, все было бы намного хуже.
"Куда уж хуже?" - возвращаясь в раздевалку, где обычно обедала бригада, мрачно думает Руслан. Ему не хочется потакать Лене в этом мнении, но в то же время - оно может быть спасительным, дать силы идти дальше и помнить об этом, как о подвиге. На войне расстреливают ни за что раненных и связанных, и убийцам нужна какая-то идеология, чтобы не страдать от совершенного. Вот и Лена, пусть и живущая в мирное время, нашла, как побороть в себе совесть.
Зря он подозревал в ней самоубийцу. Такие, как Лена, не сдаются. Руслан знал, что фактически она сама себя отдала в детский дом в семь лет, добившись, чтобы учителя заметили, что ее бьют дома. Сколько бы Руслан не дразнил ее домашним ребенком, Лена таковой была только внешне, и никогда бы добровольно не приняла позицию жертвы.
Но быть жертвой - значит ли это испачкаться? Замарать себя этой ролью. Лучше ли было замарать себя клеймом убийцы? Наверняка пока Руслан забывался алкоголем, Лена обдумывала именно это и только после его визита пришла к своему выводу.
Самое жуткое, что и Руслан тоже предпочел бы, чтобы Лена была убийцей, чем оскверненной жертвой. Невозможно пройти жизнь чистеньким и нигде не запачкаться, и раз Руслана не было рядом, чтобы ее спасти, он готов был и сам принять позицию, что все случилось как надо. А закопанный ими человек только небо коптил. Руслан, в принципе, думал так почти о всех окружавших его людях и, слушая разговоры в раздевалке, думал, что не стал бы жалеть никого из них. Лена - другая. Ее чистота стоила убийства и отягощенной совести.
+++
Когда привыкаешь к родному дому, знаешь его во всех деталях, любые изменения заметны с порога; так и Руслан, еще разуваясь у двери, по некоторым признакам понимает, что вернулся отец. Поэтому вместо того, чтобы идти в свою комнату, как обычно, отправляется на кухню.
- Мать жаловалась, снова запил, - вместо приветствия говорит отец, хотя и пожимает ему руку. Перед самим наполовину пустая бутылка водки и суп, больше похожий на мешанину всего, что под руку попало.
- Ну, запил и перестал. Подумаешь.
- Молодец, что перестал. Значит, не будешь? - кивает на бутылку отец. И Руслан, почти готовый согласиться, понимает, что спьяну может сказать лишнего. Потому что все, что волнует его сейчас - это Лена и разделенный на двоих грех.
- Нет, - отказывается он. - В выходные перебрал. Мутит еще.
Отец только пожимает плечами и, потеряв к сыну интерес, раз тот не составит ему компанию, возвращается к мешанине вместо супа и телевизору с новостями.
В комнате Руслан листает выпуск местных новостей, но о пропавшем человеке ничего не пишут, как и о неопознанных трупах в лесу. Кто-то ограбил квартиру, кто-то с голодухи вскрыл гараж и вытащил оттуда банки солений, и был пойман. Никто не ищет труп.
Руслан часто смотрел документальные криминальные передачи, они были честнее фильмов о полицейских. За два дня он успел увериться, что Лену не найдут. Вчера, после работы, уже столько дней спустя, Руслан вызвался помыть машину, сказав матери - не хочет, спалиться перед отцом, что без спроса брал его машину. И вымыл в том числе и багажник.
Как, наверное, пошатнулись моральные устои Лены, когда она поняла, что за ее преступлением не последует ареста. Потому, наверное, и наказывала себя испачканной в крови футболкой.
Ему кажется, что мир, прогнувшийся, испорченный, как резиновый встанет на место и снова будет казаться прежней рутиной, только с Леной у них будет общая тайна. Но мир на место становиться не хочет, и Руслана сделанное тяготит, кажется, даже больше, чем Лену. Тяготит так, как если бы они этого человека живьем зарыли. Будто убит он был из какого-то хулиганства. У Руслана своей идеологии на этот счет не выработалось, и в пятницу после работы он звонит с предложением научить ее пить.
- Зачем? - всерьез удивляется Лена. В отличие от мира, она, как резиновая, вернулась к прежней норме, ходит там в свой институт, пишет в конспектах теми же руками, что держали нож, и кошмаров, наверное, больше не видит.
- Ну как зачем, - Руслан прислоняется к стене раздевалки. Обычный разговор - предложить подруге выпить в вечер пятницы. - Потому что только с тобой теперь пить и смогу, а ты не пьешь.
- И не пей, - так же серьезно, тошнотворно учительским тоном произносит Лена. У Руслана от злости сводит зубы, он понимает - казалось, что Лена теперь должна ему. Не только за случившееся, но и за то, что после всего Руслан не отрекся и остался на ее стороне. В его представлении так проповедовать могла прежняя Лена, которая была безвинной. Но Руслан уже слишком исправился, чтобы шантажировать ее чем-то вроде фраз: "И как я должен теперь забывать, по-твоему?"
- С радостью, но моя насквозь прогнившая душонка жаждет компании на вечер пятницы.
- Хорошо, - снова без готовности, как бы нехотя соглашается Лена. - Только у меня есть дела после института. Давай совсем вечером.
- Без проблем.
Руслан все равно рад, будто хозяин, не желавший пускает его в дом, открыл дверь, не выдержав поскуливания.
- Ты где так наблатыкался баб снимать? - интересуется старший инженер, задержавшийся в дверях на этот разговор, и у Руслана пропадает настроение. Что и сказать - сам виноват, не должен был в раздевалке звонить, но нужно было знать, домой идти после работы или встретиться в городе.
- Я никого и не снимал, - почти раздраженно отвечает Руслан.
- А. Ну да. Раз не пить, то долго тебе еще придется джентльмена играть. Хотя ты языкастый стал, уговоришь.
Инженер выходит наконец, на прощание улыбнувшись, чтобы свести все к шутке. Руслан остается один, только теперь вспоминает, что до сих пор не переоделся.
Он не считал себя моралистом, но ему никогда и в голову не приходило, что с Леной можно спать. Были девушки, с которыми, при желании, на вечер можно договориться, созвониться, проблем с этим не возникало. Лена была не для этого. Слишком светлой, Руслан и сам боялся замарать ее собой, своим вниманием. К тому же, те девочки, с которыми спать хотелось, были приятные, красивые, носили короткие юбки, шелковое белье и умели краситься.
Но при этом к Лене тянуло, даже теперь, тем более теперь. Инстинктивно, неотвратимо. И Руслан совсем не знал, чем можно вместе с ней заниматься, не в лес же они поедут цветы на могилу положить и проверить, не раскопал ли кто их ямку.
+++
Лена не звонит, не предупреждает, просто разом вдруг появляется на пороге его дома, и для Руслана, который собирался идти к ней сам, это настолько неожиданно, что он даже не открывает дверь, когда в нее звонят. Но из прихожей зовет отец:
- К тебе!
И голос его, немного озадаченный, заинтересованный, подсказывает, что пришел неожиданный для отца, привыкшего к людям другого сорта, гость. Руслана злит, что Лена пришла сама, к тому же к нему домой. Ему кажется, что отец что-то не то подумает или начнет свои расспросы мать.
В их квартире убираются редко, и, увидев вышедшего из комнаты Руслана, Лена кивает, оставляет сумку на ботинках у порога и собирается пройти дальше, так и не разувшись. Руслану приходится остановить ее, вскинув руку, грубовато приказав:
- Разувайся. Тут не свинарник.
И Лена смущается. А может, удивляется, что забыла разуться. Руслана и это злит, ведь в ее квартире - идеальный порядок, с пола можно есть. Кажется, даже их кошка не линяет.
- Почему ты сюда пришла? - начинает Руслан, как только закрывает дверь в свою комнату. У него паранойя, ему кажется, что их тут же начнут подслушивать через тонкие стены панельного дома.
- Говорят, что у вас самый неблагополучный район в городе, - словно в задумчивости, отвечает Лена. - Но ничего... тихо, спокойно.
Выдохнув, Руслан садится на единственный в комнате стул - напротив компьютера, оставив гостье на выбор только заправленную кровать или замусоренный пол, покрытый стоптанным паласом.
- Тебе не хватило приключений, и ты решила пройтись по нашему району? Ну, знаешь, он, может, и не безопасный, но места ж знать надо. Вот через двор круглосуточный, там...
И тогда Руслан понимает, что Лена слушает его внимательно. До этого отрешенная и будто не здесь, она именно на этих словах меняется, выпрямляется осанка, и смотрит она уже не мимо, а в глаза.
- Неважно, - предчувствуя что-то нехорошее, заканчивает Руслан.
- Почему нет? Мне ведь интересно, - Лена ковыряющая его взглядом, не отпускает.
- Зачем тебе это? Какой интерес? - Руслан улыбается, не слишком искренне, отвечает тоже прямым взглядом. - Разве ты не должна держаться подальше от этого?
Но Лена не реагирует. Всерьез подождав ответа и не получив его, она сама меняет тему:
- Ты говорил как-то, что твоя прошлая компания была... Не слишком воспитанной.
Руслан смеется, разрывая зрительный контакт, но Лена, не дожидаясь, когда тот замолчит, продолжает:
- Что именно вы делали?
Именно ковыряет душу его, неподатливую, как мороженое десертной ложкой. И холодок по позвоночнику от этого такой же.
- Ничего... Дрались, грабили.
Спроси кто другой - Руслан послал бы к черту. Но не Лену. Становится странно неприятно говорить с ней сидя, пока та стоит у двери.
- И все? - Лена только чуть на бок голову опускает. - Как насчет девочек?
Слово "девочек" она произносит даже смешно, именно как воспитанная девочка, которая пытается передразнивать уличный жаргон, против воли Руслан снова улыбается, и от этого ответ получается более искренним даже:
- Не, у нас свои были. По подворотням никого не ловили. Ты это спросить хотела? Понимаешь...
- А если бы поймали? Случайно, - припечатывает Лена. Руки у нее в карманах кофты, до нее по-прежнему добрых полтора метра. И снова этот неприятный холодок, возможно, от того, что Руслан и сам не хочет знать ответа на ее вопрос, не хочет думать об этом. Потому что сейчас он другой, сейчас он бы не сделал большую часть из того, что совершил тогда. Но врать ей нельзя, потому что Лена почувствует.
- Понимаешь, - начинает Руслан, и поймавший его взгляд становится еще более цепким, поводок натягивается, - ты мне не поверишь, но даже у отбросов общества есть некий порог, за который они не переступят. Ну серьезно, Лен. Тебе вряд ли говорили, но вот в тюрьмах насильников не любят. Это - грань. Можно грабить, можно даже убивать, если нужно, но эту черту не переступать.
Руслан и сам не знает, врет он или нет, но сейчас, на прицеле этого взгляда, ему главное верить в то, что он говорит. И чтобы заставить Лену отвернуться, он заканчивает с улыбкой:
- За себя переживаешь? Мало ли с кем повелась.
И Лена правда отводит глаза, смотрит в пол и, не смущаясь этой грязи, садится у двери, на палас. Чтобы не думать о вопросе, Руслан размышляет о том, что чистая Лена, живущий в стерильной квартире, по идее, должна брезговать этой обстановкой.
- Я верю тебе, - произносит Лена, пока Руслан, поднявшись, подкатывает к ней компьютерное кресло.
- Лучше расскажи, зачем вечером пошла в опасный район и теперь жалуешься, что никого там не встретила. Уж извини, у нас не каждый день убивают и грабят, но я попрошу, чтобы к следующему твоему приходу подсуетились, только ты заранее звони.
Лена пересаживается в кресло, Руслан забирается на подоконник напротив. Он шутит, пытаясь скрыть волнение. В это время он лихорадочно перебирает свои проступки, думая, что из этого Лена не смогла бы ему простить. Ведь один ему уже списан.
И Руслан упирается в то, что в детстве не казалось ему плохим. В картонную коробку с новорожденными котятами, которых нельзя оставить. В то время все котят топили или закапывали, и это было нормально. И Руслану с его друзьями отчего-то не было жаль, просто интересно, некая игра - закопать мяукающую коробку и прислушиваться, когда стихнут звуки. Сейчас это воспоминание в новом, изменившемся и повзрослевшем Руслане вызвало снова неприятный холодок, и стало понятно, что Лена простит ему сорванный с девчачьей шеи крестик, должна была простить избитого до полусмерти парня, но не этих новорожденных котят.
"Мама знает", - понимает Руслан так, будто он на суде, и сейчас сидящая напротив Лена спросит: "А давай позовем твою маму, может быть, она вспомнит что-нибудь о твоем детстве примечательного?" Хотя, конечно, бред, мать давно сама это забыла.
- Я думаю, что не просто так именно я оказалась в том переулке. И не просто так именно у меня был нож, и я же победила, - признается Лена, будто не ему рассказывает, а книгу о себе пишет. Руслан хмурится, но не останавливает. - Я думаю, что я могу что-то изменить. Не просто сидеть дома и в криминальных сводках читать, что кого-то снова убили, а изменить... Я могла бы...
Стены обрастают ушами, обрастает и пол, потолок и даже окно за спиной Руслана, он прерывает, испугавшись этих ушей:
- Если будет хотя бы двое или кто-то... Кого нельзя застать врасплох - это плохо кончится. Ты не сильная, Лена. Тебе повезло, потому что от тебя не ожидали защиты. Ты выглядишь как жертва. Они же не знают того, что знаю я. Но так везет только раз, с этим играть нельзя. Поверь мне, твой же нож может оказаться у тебя в животе, если ты будешь нарываться.
- Ты не понимаешь, - констатирует Лена, и на лице ее разочарование от этого. Потому что Руслан, единственный, которому это все можно рассказать, - и не понимает. - Это не так. Он был сильнее и выше. На его стороне было все. Но у меня получилось, потому что я избрана. Я выгляжу как жертва, как слабая, но я могу...
- Снова пройти все это? - опять обрывает Руслан, пытаясь фильтровать ее слова. Прокручивает их диалог тут же в голове, в попытке понять, можно ли в нем найти что-то, чтобы их обвинить или заподозрить. Как можно оправдать брошенные так легкомысленно фразы?
Но Лена понимает, смыкает губы и кивает медленно, как бы соглашаясь:
- Не хочу... И тебя заставлять не хочу.
- Вот видишь. Потому что если что-то с тобой случится - я не смогу оставить это так. И меня посадят за то, что я сделаю. Понимаешь?
Лена кивает снова, но в этом движении нет ничего похожего на раскаяние, как нашкодивший школьник, который делает перед учителем вид, что виноват, только чтобы от него отстали наконец. Но Руслан не хочет оставлять все как есть:
- Не заставляй меня бояться за тебя. Ты же не любишь доставлять людям проблемы. Что, если не получится? Нож в кармане толстовки еще не делает тебя супергероем, Лен.
- Руслан, мы просто друзья. Что значит - бояться за меня? Какая разница, если что-то случится со мной?
- Ну да. А вот мама твоя наверняка с ума сойдет. Если тебя посадят, она будет тебя навещать, это да... Но если тебя убьют, как думаешь, что случится с ней?
На этот раз реакция есть, и, хотя прием нечестный, до девушки начинает доходить. Лена и сама знает, что мама ей не родная, потому что из детского дома ее забрали уже в сознательном возрасте. Ради нее Лена становилась идеальной, на этой привязанности можно было играть, когда не оставалось другого выхода.
- Подумай над этим дома. Желательно когда будешь ей отчитываться, как прошел день... Давай провожу, а то правда попрешься снова какими-нибудь гаражами.
Взгляд Лены меняется опять, когда она ловит в фокус собеседника, отказавшись:
- Не надо меня провожать.
В этом нет какой-то самостоятельности или "Время раннее, что может случиться?". В этом нет и желания не доставлять неудобств. Руслан не знает, что говорить, понимая, что во взгляде скорее недоверие. Лена подозревает его.
- Что за бред? - криво усмехнувшись, спрашивает Руслан. - Мы в моей квартире и в моей комнате. А ты боишься идти со мной на темную улицу?
- Я не боюсь, - нервно отзывается Лена, поднимается со стула. - К тому же в соседней комнате твои родители. Поэтому...
- Лена, у меня такие родители, что им будет насрать, что тут происходит. Если ты думала, что я быдло без моральных принципов, то почему стала общаться со мной? Ты же говорила, что разглядела во мне какое-то зерно. А теперь ты не боишься незнакомцев на темной улице, но боишься меня.
- Это вопрос доверия, - уже спокойнее произносит Лена, взявшись за ручку двери. - Как бы объяснить... Чаще всего больно нам делают именно те люди, которых мы хорошо знаем. Нападения на улице - редкость. Именно те, кому мы позволяем к нам приблизиться, и решают, что вправе ударить или убить. Особенно те, которые думает, что мы принадлежим им.
Руслан понимает, что Лена говорит сейчас не столько о нем, сколько о своем отце, который до сих пор где-то жив, о своей биологической матери, закрывавшей на все глаза. Единственное, что могла сделать Лена тогда, чтобы выжить, - это отобрать у них право на себя, а теперь пытается лишить его же Руслана, который этого не заслуживает.
- Погоди, - окликает он, хватает с кровати свою толстовку. - Мы вернулись к тому же, с чего начинали... Раз за два года я ничего тебе не сделал - какой смысл делать что-то сейчас?
- Отношения - бомба замедленного действия. Я говорю не только про романтические отношения, Руслан. Обычно либо динамит отсыреет, либо рванет.
- Мы в институтах не обучались, и вообще тупое быдло, привыкшее провожать баб до остановки, - Руслан сам открывает дверь, сам же выталкивает девушку в темный коридор квартиры.
- Я не баба, - возмущенно сопит Лена.
- Мне ума не хватит найти разницу, пошли уже, - снова подталкивает ее Руслан.
+++
Руслан настолько злится, что пару дней, до понедельника, удерживается от того, чтобы звонить и издевательски спрашивать, много ли маньяков Лена поймала на свою задницу. Руслану кажется, что он вдруг взял на себя роль папы Лены, и если не имеет на нее никаких планов, то и нечего с ней так носиться. Ни ради кого из друзей Руслан не стал бы так беспокоиться.
Друзья, легкие на помине, встречаются ему вечером в воскресенье, и Руслан, который раньше прошел бы только поздоровавшись, теперь, назло то ли себе, то ли такой правильной Лене, останавливается поболтать.
- Макса давно не видно, - припоминает Руслан. Именно потому, что Максим - тот самый, что в детстве закапывал вместе с ним пищащую коробку, а в более взрослом возрасте с разбега прыгнул на уже поверженного человека.
- Ну да, - кивает Серега, у которого щетина на щеках длиннее волос на голове. - Не слышал? Помнишь парнишу, которого он на полгода в больницу отправил? Друзья того мозгляка его нашли. Парень через полгода вышел, а Максу голову проломили. Не добили, но память отшибло. Ему и инвалидность оформили уже.
- А тех ребят вы не нашли? - спрашивает Руслан больше для себя. У того, кого они закопали, тоже могут быть свои друзья, которые ищут пропавшего наряду с полицией. Но люди, которые могли защитить со спины в драке, улыбаются снова, на этот раз отвечает с той же мерзкой улыбкой Димыч, которого узнал не сразу, потому что два года назад нос у него не был сломан:
- А мы че, дураки, что ли, за Макса впрягаться? Тебе надо, ты можешь сходить отловить, раз тебе Макс был так дорог.
Руслан дежурно дает ему локтем в бок, уже после опоминается, что за два года все могло поменяться, и сейчас ему уже могут нос разбить за такое панибратство, но Димыч только ржет.
Они живут в этом дворе, вечером Лена могла наткнуться на них, они могли потребовать у нее телефон или деньги, и тогда ему с Леной пришлось бы закапывать уже этих ребят. Руслан отчего-то не сомневается, что трезвая и рассудительная Лена, прошедшая-таки закалку детским домом, свалила бы двоих пропитых за пять-шесть лет парней, не ожидавших отпора.
Руслану кажется, что Макса нагнал какой-то рок. Лежать с проломленной головой и не помнить, за что тебе это. Может, и у него был третий грех, которого не спишут.
Для самого Руслана было странно не верить в Бога и препарировать для себя понятие греха. Если веришь, то все просто - ты раскаялся и тебя простили. Будь так, Руслан уже был бы чист, но ему не нужно было легких путей. За все свои проступки он хотел отвечать не перед той грозной компанией избитого парня, не перед родителями, подарившими девушке золотой крестик, который Руслан тогда сорвал и который был с компанией в тот же вечер пропит. И уж конечно не перед собственной давно мертвой кошкой. Руслан должен был отвечать перед Леной и раз за разом спрашивать: "Достоин ли я?"
Понятие греха было столь же широким, как спектр, разложение света через призму. Какие-то были кроваво-красными, не простительными. Какие-то, напротив, могли быть стерты и забыты со временем. Даже убийство раскладывалось на несколько цветов, и Руслан уже определился для себя, что совершенное Леной - со временем либо сотрется, либо сожрет ее саму. Единожды оступившись, Лена не стала для него такой же прогнившей, как его бывшие друзья, творившие что вздумается ради веселья, а не защиты. Но Лена, испачкавшая только руки, а не себя саму, стала теперь чуть ближе к Руслану. Даже не на ступень, на целый лестничный пролет упавшая со своего пьедестала почти что Бога.
+++
Лена сама звонит ему в понедельник, уже вечером. И хотя на часах всего лишь начало седьмого, вечерние звонки от нее пугают настолько, что Руслан готов снова хвататься за лопаты и угонять у отца машину.
- Он тут, - шепчет Лена и из персонажа криминального фильма по НТВ, Руслан становится героем каких-нибудь "Секретных материалов".
- Кто? - приняв тон взрослого, которому ребенок жалуется на чудовище под кроватью, спрашивает Руслан.
- Ты знаешь кто. Я видела его около института. Ты ведь свободен? Ты сможешь за мной подъехать?
- Без проблем. Но если что - это странный способ звать меня на свидание. Могла бы просто пригласить.