"История - не какая-нибудь математика, это наука точная. Это в математике все приблизительно-относительно, а в истории не слукавишь, - любит повторять мой отец - к слову, учитель истории. Не без усмешки и здорового юмора. И в его афоризме была доля истины: допустим, если какое-либо историческое событие состоялось в октябре 17-го, так никуда от него не деться... В август 91-го его не запихаешь - история наука точная.
И только стоя перед небольшим памятником с остроконечной звездой, надпись на котором гласила: "Марк Григорьевич Рейнгольд - 1901-1967", отец признался, что автором этого афоризма был другой человек. Но тоже учитель истории - Марк Григорьевич Рейнгольд.
- Хороший человек был... Он мне ведь жизнь спас. Как-то зимой заболел у меня живот - да так, хоть ложись и умирай. Местный фельдшер осмотрел, определил аппендицит, нужна срочная операция. А это значит - как минимум, везти в район, ну районный центр, а это почти десять километров. Дорога зимняя, пурга, машины не ходят, так Марк Григорьич свою, ну при школе которую, лошадь запряг и самолично повез, а вьюжина была...
- И довез? - глупее вопроса я задать не мог.
- Как видишь.
Мы бродили среди могил сельского кладбища - пришли "повидаться" с дедом и бабкой по отцовской линии. Отец водил меня по могилам и немножко рассказывал о каждом похороненном человеке.
На могиле Марка Григорьевича убиралась какая-то уже немолодая женщина:
- Ты уж, Марк Григорьич, извини меня, - приговаривала она, - помнишь, как озорничала у тебя на уроках? Ой, а сколько двоек я у тебя понахватала, - она аккуратно влажной тряпицей протерла табличку с надписью и фото, привернутые к памятнику уже проржавевшими шурупами. Мой отец положил на лавку в оградке две карамельки.
- Родные-то его все разъехались. Кто куда. Жена после его смерти к дочери в Ленинград уехала. Сын, говорят, в Израэле, - она произнесла последнее слово через "э" и с ударением на этом "э". - Почитай, из родни - мы, его ученики, и остались, - не без горькой иронии добавила она.
- А как он у нас в Трифоновке оказался?
- Так из эвакуированных, откуда-то из-под Смоленска. А после войны возвращаться не стал - дом разбомбили что ли, так и прижился, - это уже ответил отец.
* * *
Все пошло наперекосяк с самого начала - они опоздали на поезд. А опоздали, потому что по пути сломалась машина, которую Марку Григорьевичу дали в школе. Что оставалось делать? Остаться в Смоленске и ждать прихода немцев? Они - евреи, их не пощадят. Хотя война воевала всего лишь три недели, и никто еще не знал кровавого слова "гетто", но слухи уже шли. И было бы их хотя бы трое - а их было пятеро: он сам, жена Роза и трое детей - две дочки-близняшки и сын. Дочкам - по девять лет, сыну - всего четыре годика... Глазенки у всех испуганные, непонимающие - зачем их куда-то тащат из родного дома по пыльной дороге?
- Я говорила тебе: давай уедем, еще в июне говорила, а ты заладил - немцы сюда не дойдут, немцы сюда не дойдут, вот и не дошли. Они до Свердловска до зимы дойдут, если так наступать будут, а наши драпать, - ворчала Роза. За их долгую - в дюжину лет - совместную жизнь он привык к ее сварливости и зачастую воспринимал ее ворчанье как фон, однако поступал всегда так, как считал нужным. На что жена ворчала еще больше, но и только... Но сейчас она была права: из Смоленска надо было уезжать раньше. К армии Марк Григорьевич был непригоден: еще в детстве порезал жестянкой ногу, задел сухожилие и остался на всю жизнь хромым.
- Кто же знал?! - разводил руками муж. Действительно, никто не ожидал, что фашисты за каких-то три недели дойдут до Смоленска, как нож сквозь масло. Наполеон так в 1812-ом не наступал.
Уезжали в последний момент: взяли только самое необходимое - документы, кое-что из одежды, немного денег. Для детей - одну игрушку на всех: любимую куклу Ангелины и Элеоноры.
Опоздав на поезд, они растерянно стояли на пустом перроне. Но мир не без добрых людей. Водитель сломавшейся машины, его хороший знакомый, пристроил семью Рейнгольдов на полуторку в автоколонне эвакуировавшихся смолян.
- Доберетесь до Юхновки, там живет агроном Алексей Алексеевич Ручьев. Найдите его, он обязательно вам поможет, - напутствовал добрый человек.
... "Мессеры" налетели так же неожиданно и стремительно, как грозовая туча в ясный летний день. Дальше был кошмар - горящие машины, в том числе и их полуторка, стоны раненых, убитые - паника.
- Ой, мама, а тетенька не шевелится, у нее дырочка в голове, - маленькая Ангелина стояла с широко открытыми глазами рядом с телом мертвой молодой женщины и никак не могла взять в толк, почему та, минуту назад веселая и бодрая, сейчас остекленевшим взглядом смотрит в страшное смоленское небо. Как ее любимая кукла... Как кукла...
- Пойдем, - отец взял дочку за руку и потащил почти силком прочь, а девочка все время оглядывалась и не понимала, почему тетенька не встает с холодной земли, ведь самолеты немецкие уже улетели. И лежит... Смотрит... Как кукла...
Плелись еле-еле. Детей то одного, то другого все время приходилось брать на руки. В результате от колонны они отстали и до Юхновки добрались только под вечер. Дом Ручьевых нашли почти сразу, но и тут их ожидал неприятный сюрприз: Алексей Алексеевич еще утром уехал в райцентр, обещал вернуться к вечеру, но так и не вернулся.
Его жена, Мария, видя, что люди валятся с ног от усталости, приютила нежданных гостей, даже накормила (если, конечно, горбушку хлеба с молоком можно считать за полноценный ужин, но в их положении это был пир горой) и оставила на ночь. У нее у самой на печке тараканами шевелились двое детишек. Старшей Гале - восемь, младшему Юрке - пять.
Беда не приходит одна - она, как снайпер, выискивает самую уязвимую цель, а выискав, старается добить ее. Ночью у младшего из Рейнгольдов - Вити - открылся сильнейший жар. К утру стало ясно, что о дальнейшей дороге надо на время забыть.
Алексей Алексеевич так и не появился - правда, днем от него с небольшой писулькой заявился человек. Мария прочитала, побледнела, с силой скомкала:
- Алексей не приедет... - больше она ничего не сказала. Почему ее муж не приедет, Рейнгольды поняли на следующий день. Когда, проснувшись, они обнаружили на улице танки со свастикой.
- Дождались.
* * *
- Тетя Маша, тетя Маша, - соседский мальчишка Вовка стрелой примчался к дому Ручьевых, - к вам фашисты идут. Офицер ихний. Они всех жидов и коммунистов переписывают.
- А что они у меня забыли - я не партийная и не еврейка? - растерялась Мария.
- На знай, их дядя Федя Юдин водит, все про всех говорит...
- Как же так? - Мария так и обмерла. - С Федькой мы вместе учились, как же так? Иудин он, а не Юдин.
Оторопев, Мария позадевала все углы, которые можно было задеть. Однако оцепенение быстро прошло.
- Значит так. Марк с девчонками - в подпол! А ты Роза моя сестра Антонина, приехала с сыном погостить с Украины, ясно? - Мария чуть ли не кричала на Рейнгольдов. - Детишек на руки и пусть не "пишшат"! - она совершенно не дружила с буквой "щ" и у нее выходило двойное "ш" - "не пишшат".
- Роза, ты моя сестра Тоня, Витя - мой племяш, запомни! Витя и Антонина Морозейко, Мо-ро-зей-ко, запомнила! Приехали погостить ко мне на лето. И пусть эта паскуда Федор только рыпнется!
Когда Марк с девочками спрятались, Мария позвала старшую дочку:
- Галя, Галиночка, иди сюда! Говорят, немцы - все чистюли, нос от говна воротят. Будет им говно на лопате, - Галя нерешительно подошла к матери, крутя в руках какую-то тряпочку, изображавшую, на ее взгляд, куклу. - Ты какать хочешь?
- Не-а.
- Все равно - попробуй, дочка, - мать почти что насильно усадила дочку на крышку подпола. - Дочка, хоть чуть-чуть.
- Прямо здеся? - округлились глаза девочки. Ее мама не терпела грязи под ногтями, а тут заставляет какать посреди избы - на чистый пол. Вчера только взбучку дала - после того как мать вымыла пол, а она с улицы грязными ногами прошла.
- Витя - твой братик братик с Украины! А это не тетя Роза, тетя Тоня, тетя Тоня! Запомнила? Слово скажете не так - убью! - пригрозила она детям. - Божья Матерь, помоги, - обратилась к иконе Богородицы.
Только помолилась, как заявились "гости". Трое: офицер с парой молний в петлице ("3ондеркоманда СС", - это уже после объяснили знающие люди) - высокий, поэтому слегка горбящийся, с обветренными губами, которые он все время облизывал. Заходя в избу он неосторожно ударился затылком о низкую притолоку - выругался, путая русские и немецкие слова. Вслед за ним скользким обмылком вкатился Федор - невысокий коренастый мужичонка с "долгоиграющими" глазками, которыми он заискивающе смотрел на офицера, словно парень, добивающийся благосклонности у своей избранницы. Федор время от времени поправлял свою повязку "Полицей", хотя поправлять ее не было никакого резона. Последним зашел и осторожно встал в дверях пожилой мужчина в штатском. Где-то Мария его уже видела - ах да, это же врач из района - Николай Аркадьевич. И он в иуды подался. Николай Аркадьевич переминался с ноги на ногу, не решаясь сесть без приглашения - он не поднимал глаз на хозяев, а смотрел куда-то в сторону: на иконы в "красном углу", на печку, на потолок. Как будто ему было за что-то стыдно.
- Вот, хер офицер (Федор так и говорил - "хер офицер", совершенно не задумываясь о двусмысленности обращения), Мария Ручьева. Жена колхозного активиста, кандидата в члены ВКП (б) Алексея Ручьева. Он бежал накануне прихода освободительной и победоносной немецкой армии. К ней приехали какие-то подозрительные родственники о носопырками, как у жидов.
- Ты чего, Федор, офанарел? - взвилась коршуном Мария. - С каких это пор мы жидами стали? Ко мне сестра приехала - Антонина, по мужу Морозейко, из-под Харькова. С каких это пор хохлов стали жидами называть?
Федор немного опешил от такого напора: такой реакции от тихой Марии он никак не ожидал. Он спрятал глаза и тоскливо посмотрел в окно:
- Маш, дык это, не жиды и хорошо, хер офицер проверит и все.
- Фрау женщина, - офицер так и обратился к Марии "фрау женщина". - Вер... Кто есть жить твой дом?
- Я, двое моих деток - Галка да Юрок, вон они на печке, моя сестра с сыном Витюшей, - хозяйка кивнула на Розу, тихо сидевшую рядом. - А муж мой бросил меня, бежал куда глаза его бесстыжие глядели.
- Во ист... - эсэсовец все время сбивался на немецкий. - Где есть твой неффе?
- Витюша болеет, - вставила наконец слово Роза.
- Проверить! - офицер даже не пошевелился, а только повелительно махнул рукой одиноко стоящему у двери Николаю Аркадьевичу.
Доктор - третий из незваных гостей - робко, мелкими шажками - будто по минному полю - прошел вслед за Марией и Розой в закуток, где спал мальчик. Одернул занавеску. Малыш безмятежно спал, совершенно не подозревая, какие события творятся вокруг него. Он уже шел на поправку: болезнь выбросила белый флаг капитуляции и отступала.
Доктор под тревожными взглядами женщин подошел к кроватке, где спал мальчик, дотронулся до него, ребенок проснулся, закапризничал, закричал привычное "мама". Николай Аркадьевич, не поднимая ребенка из кроватки, стянул с него штанишки... Мария невольно попятилась назад - как же она забыла, как не вспомнила об этой детали. Ведь это не просто мальчик, это еврейский мальчик. Роза побледнела и шептала: "Божья матерь, помоги". Еврейская женщина творила христианскую молитву.
- Нет, в любом случае это не жиденок, крайняя плоть не обрезана, - доктор натянул штанишки мальчику и сделал два шага назад, ожидая указаний от эсэсовца.
- Вер... кто есть еще хауз, дом? - офицер встал, решив, видимо, проверить это самолично. И тут же вляпался в галкино "изделие", испачкав свои начищенные до блеска сапоги. О, какая ругань сопроводила это событие:
- Швайн, швайн, швайн!!!
- Ах, Галя, - всплеснула руками Мария. - Опять ты накакала где попало! - она взяла половник, намереваясь ударить им дочь. Та юркнула за дверь. - Только приди! Я тебе задам! Опозорила меня перед... - она никак не могла подобрать слово для немца, еще скажешь не так.
Гости быстро ретировались. Федор на прощание дружелюбно сказал:
- А ты, Маш, переживала. Видишь, ничего страшного не случилось - проверили, все в порядке. Ты уж на меня зла не держи - работа у меня такая.
- Да пошел ты, - совсем беззлобно прошептала Мария.
Дверь - хлоп, Мария устало опустилась на кровать рядом с Витей. Галя вернулась в избу и прижалась к ней с другого бока. Юрок выглядывал с печки - оба не понимали, почему мама плачет. Женщину била нервная дрожь, вдруг она резко встала, притопнула ногой и заорала что есть мочи на всю Ивановскую:
- Окрасился месяц багрянцем, где волны бушуют у скал, поедем, красотка, кататься, давно я тебя не встречал, - у нее оказался на редкость красивый высокий голос.. <
- А ведь ребенок обрезанный, почему врач это скрыл? - рядом села Роза, сказала и разрыдалась.
- Видно, ему тоже не сахар людей на смерть посылать, - ответила Мария.
Этой же ночью семья Рейнгольдов спешно покинула деревню.
- Спасибо тебе, Мария, - Марк Григорьевич плакал.
- Вы свечки тому врачу ставьте, - вздохнула Мария.
- На, это твоей дочке, - Рейнгольд тайком от дочерей подарил их куклу Галке.
* * *
...Шли медленно - на гул войны, дети быстро уставали и все время хныкали. Приходилось делать привалы через каждый час. Уже под утро в лесу на одной из привалов Ангелина обнаружила пропажу ее любимой куклы.
- Надо вернуться, без куклы не пойду! - заупрямилась дочка. Роза пыталась урезонить ее, но та села на пенек и стояла на своем: "Без куклы не пойду никуда!". И никакие уговоры, в том числе и сестры Норы, которая пережила пропажу куклы на редкость спокойно, не помогали.
Марк держал на руках спящего сына, боясь неловким движением разбудить. Непослушная дочь никак не хотела успокаиваться - ее крики могли привлечь внимание, кто знает кого.
- Ну и оставайся здесь! - закричала вдруг мать. - Пошли, Марк! И пусть фашисты тебя поймают и убьют!
Они, не оглядываясь на плачущую девочку, зашагали прочь. Пройдя метров пятьдесят, Марк обернулся: дочь все так же бездвижно сидела на пеньке. Он посмотрел на жену. Та не выдержала укоризненного взгляда и сорвалась:
- А что делать? Она нас всех своими капризами в могилу сведет!
Муж, ничего не говоря, передал ей на руки спящего Витю и пошел назад широкими быстрыми шагами. Попал ногой в лужу - чертыхнулся.
- Марк! - закричала жена. Он не оглянулся, подошел к дочери, сел перед ней на корточки и тихо сказал:
- Линочка, я тебе куплю куклу во много раз лучше. Вот война кончится, честное слово, - он взял дочку на руки. И понес, как совсем маленькую. По дороге с ее ноги соскочила сандалета, он осторожно, чтобы не уронить ребенка, поднял ее, бережно надел.
* * *
- И что: купил он ей куклу? - спросил я у отца.
- Купил - шикарная кукла была, только Линка ее сдуру в колодце утопила. - ответил отец. - И где теперь его дети?
- Линка где-то в Питере живет. Норка в вышла замуж в соседнее село. Витюша в Израиле. В Землю обетованной. А дли его отца два аршина русской земли стали землей обетованной, - грустно покачал головой отец. - История - наука точная, если что-то произошло, не деться от этого никуда.