Аннотация: Это мои первые опыты в прозе, раньше рассказы и миниатюры удавались мне только по английски, при столкновении с родным языком я впадала в легкий ступор. Теперь пишу - читайте, комментируйте.
Маршрутки до Иерусалима ходили круглосуточно, спешить было некуда. При мысли о нелепом путешествии, драненькой обивке кресел, вынужденном соседстве Кира невольно поморщилась и даже позволила себе раздраженный жест, отмашку. Пара прохожих обернулись, она взглянула вполне равнодушно. На нее все время оборачивались.
В своих редких, спонтанных поломничествах она находила утешение. Утешение так дорого и так недоступно. Немолодая девушка в нелепом плаще с мелкими морщинками и идиотской завивкой, несущая на лице клеймо ксено - печать неприкаянности. Ездила она, впрочем, не в казино, не в кабак и не на богомолье, а всего навсего на море. Подышать морской свежестью, это ведь так человечно.
До автовокзала она всегда шла пешком, смакуя грусть возвращения, неповторимое чуство дороги, тревожной и праздной. Дорога была источником силы, но Кира черпала силу неосознанно, она удивилась бы, скажи ей кто, что она просто впивает, всасывает влагу жизни, отнимая ее у всякого случайного прохожего, питаясь ею, словно незадачливый упырь. Она просто шла, просто ловила свое отражение в стеклах витрин, немного играя, немного напоказ. Всего лишь.
Чем глубже сумерки - тем гуще навар суетливой и нескучной жизни, жизни беднейших кварталов большого города. Большой город у моря - чем не курорт. Нелегалы отдыхали после дневной каторги, проститутки выстроились вдоль проезжей части, открытые всякому взгляду, всякому окрику, открытые, как язва. Кира ловила себя на жадном, жадном любопытстве, граничащем с похотью... Вот одна из них склонилась долу в позе купальщицы, гипсовой купальщицы в аллее советского профилактория, нечистый подол задран бесстыже, а в смуглой ручонке - маленький шприц. Другая прогуливается вдоль обочины, разбитая, ковыляющая походка, невообразимые сандалеты. Королева автострады. Дальше рыночные ряды, азарт вечерней торговли, запах убоины из мясных лавок, запах скверны, быта, соли - неистребимой морской соли, сочащейся с потом из каждой поры.
Кира села в маршрутку последней, водитель сразу обеспокоился, засуетился насчет оплаты, спешно отсчитал сдачу. Ну, с Богом, дороги минут сорок. Кира прикрыла глаза и заскользила, понеслась... В глубине багрового туннеля стоял первый муж (ему было всего двадцать, он еще и не думал делить квартиру, срываясь на бабьи вопли и потрясая крючковатым пальцем), мама, тетя Ира. Все это было так давно, давно, давно... Кира задремала и проснулась лишь на въезде в Иерусалим, проснулась без радости и без тоски, открыла глаза - и только.