В тот день рыбалка у нас не задалась. Во-первых, мы с моим другом Семёном, не сговариваясь, дружно проспали, и вместо шести утра оказались на берегу Патрушихи только к девяти. Весь утренний клёв прошёл, конечно, без нас. Во-вторых, Сёма не плотно закрыл банку с червями, накопанными с вечера, и они благополучно расползлись за ночь. А на мякиш клюёт далеко не вся рыба.
На хлеб ловили, им же и подкармливали. Да и то неудачно. Я бросил пару корок в воду, просто отломив от булки. И они уплыли от места нашего лова по течению реки. Бросил ещё раз - кусок угнала от нас стайка верхоплавки, набрасываясь со всех сторон, толкая его словно мячик по волне.
- Эх, надо было хлеб пожевать или просто в воде намочить да отжать, тогда бы он стал тяжёлым и утонул, - посетовал на меня более опытный друг. - Тогда бы прикорм лежал возле наших крючков, и на него пришла бы рыба.
Тем временем солнце поднялось уже высоко. День обещал быть знойным. Ветра не было - на воде ни единой полосочки ряби, идеальная гладь. Даже осины, что росли на том берегу, не шелестели привычно листьями.
Рыба клевать отказалась, становилось жарко: решено было возвращаться в сад. Но тут на наших глазах разыгралась настоящая битва.
Тот кусок хлеба, что угнали от нас рыбёшки, привлёк внимание чаек. А, скорее всего, и само скопление верхоплавки, такого любимого кушанья речных птиц, на зеркале реки было видно издалека.
Вначале прилетела одна чайка. Описав круг над плавающей коркой, она резко спикировала вниз, но, вероятно, мимо. Птица не улетела, а зависла над скоплением рыбёшек, тщательнее прицеливаясь.
В это время из прибрежных кустов ивы вылетели ещё две чайки. Наверное, они считали этот участок реки своей территорией. Птицы вдвоём набросились на свою соплеменницу с противными криками. Они с разных сторон налетали на неё, старясь клюнуть или как-то ударить. Но первая чайка легко сдаваться не собиралась: она же первая обнаружила добычу!
Мы с Семёном смотрели на битву речных хищниц, забыв про удочки.
Но двое на одного не честно, даже если это про птиц. Шансов, выдержать натиск двух соперников, было мало. Вскоре первая чайка пропустила удар клювом и, теряя перья, улетела к берегу. Ликующие победительницы сами набросились на хлеб и кишащих вокруг него рыбок.
Собрав нехитрые пожитки, мы двинулись вдоль берега по дорожке к саду. Но не сделали мы и тридцати шагов, как увидели у кромки воды поверженную птицу: та даже не сидела, а как бы полулежала.
- Она погибнет одна, видимо, сильно в бою пострадала, - решил я. - Надо забрать!
Чайка не сопротивлялась почти, легко дала взять себя в руки.
- И что ты с ней делать будешь? - спросил Сёма.
Решение пришло само собой:
- Поселю на чердаке, кормить буду, пока не оклемается.
Чердак в нашем садовом домике - это отдельная история. Папа оборудовал мне там персональную комнату. Вход на чердак отдельный, по приставной лестнице. Стенки внутри оклеены фотографиями и картинками из журналов "Огонёк", "Работница" и "Крестьянка", два узеньких окошка, выходящих на огород, застеклены. И в довершении отец провёл на чердак свет. Постелив матрас и подушки, можно было там жить.
Вот туда я и поселил свою новую подопечную. Бабушка же мою идею спасти чайку, конечно, одобрила.
Я затащил на чердак большой эмалированный таз. Налил воды в него и запустил рыбок. Каждое лето в бочке у меня жили карасики, пескари или карпята. Ими я и пожертвовал на прокорм больной птице.
Чайка прожила у меня три дня. Каждый день я вылавливал из бочки по две-три рыбки и относил на чердак - в таз. Надо сказать, что подопечная угощением оставалась довольна. Но приходилось за ней прибирать. Во-первых, остатки еды. Чайки заглатывают рыбу целиком, а потом отрыгивают непереваренные кости, хвост, крупную чешую. Ну, а во-вторых: любой живой организм (и наш, и птичий) выводит остатки уже переваренной пищи.
Но я бы ухаживал за ней столько, сколько понадобилось бы. Однако на четвёртый день утром чайка разбудила нас звонкими криками.
- На волю просится, - сказал бабушка. - Выпусти её.
Я быстро поднялся на чердак по лестнице. Открыв дверцу, увидел свою подопечную: она прочно стояла на двух лапах возле таза с водой и смотрела на меня.
- Ты готова? - спросил я.
Конечно, птица мне ответить не могла, но, кажется, поняла, о чём её спрашивают. Она подняла и расправила крылья.
- Лети! Ты свободна, - сказал я ей и отклонился, освобождая проём дверки для чайки.
Она спокойно подошла, села на порожек, ещё раз посмотрела на меня и... вылетела!
Взмыв вверх, спасённая мною птица описала круг над нашим домиком и, крикнув на прощание, безошибочно выбрав направление, полетела в сторону реки.