И тогда я услышал

Исповедь

       Я не знаю, какого чёрта мы поехали в "Чайку" ночью. Пока фары Сашкиной "Нивы" выхватывали следы старой дороги, нам было весело. Весело было, когда заехали в распахнутые ржавые ворота лагеря - гипсовые пионеры с отбитыми наполовину лицами пристально следили за нами и скалились проволочными челюстями. Да что говорить - весело было до утра. Сашка на радостях, что наконец-то можно расслабиться, уработал бутылку водки и вырубился прямо на сцене летнего кинотеатра. Мы так и не узнали, что друг Горацио хотел от этой жизни.

       Поржав над Сашкой, мы с девчонками разделились: они пошли к ближайшему спальному корпусу, а я уже не помню, куда я пошёл. Судя по тому, что на следующий день проснулся в кустах с мокрыми штанами, с туалетом я не стал заморачиваться. В общем, отдых лёгким не бывает, да. Но не мокрые штаны меня расстроили. Даже не знаю, с чего начать...

       Хорошо, попробую по порядку.

       Поехать в заброшенный детский лагерь предложили девчонки. Я сказал, что мне эта идея не нравится, потому что дороги там почти нет, да и в самом лагере делать нечего, особенно ночью. Ну, разве только медведей пугать. Да, именно так и сказал - медведей пугать. Дебил. Девчонки надули губки, а Сашка принял мои слова как вызов, типа, да у меня машина - зверь, доедем нефиг делать. Заодно и попугаем. Когда я спросил: "кого, медведей?", Сашка ответил: "да хоть слонов!". Сашке, в общем, всегда было пофигу куда ехать. Чем дальше, тем лучше. Ему отец на окончание школы машину подарил, вот Сашка её и обкатывает где попало. Обкатывал, то есть.

       Блин, как вспомню, что от него осталось... Сейчас я... Мутить перестанет - продолжу.

       ...

       В общем, приехали мы в "Чайку". Машину бросили у входа. Ходить там негде - всё разрушено и травой поросло, поэтому расположились на танцплощадке. Потом как обычно - костёр, водка, закуска. Девчонки разделись до трусов и на сцене извивались типа они стриптизёрши. Да не знаю я, что за девки! Мы с Сашкой их на трассе подобрали, когда из города возвращались. Смотрим - девчонки стоят, голосуют. Чё не подвезти?.. И как зовут, не знаю. Мы так и говорили им: "эй, девчонки!" или "а у тебя красивые глаза". Нет, на самом деле про глаза не говорили. И вообще мы с ними мало говорили. Всё больше тр... кхм, трогали. Да нет, почему сразу шалавы? Просто весёлые девчонки без комплексов. Были.

       В общем, после танцев Сашка тоже решил показать, что не за просто так отец репетиторам платил. Он залез на сцену, стал в позу и нудным голосом начал рассказывать про какого-то Горацио, который не верит в призраков и ему пофигу подарки и щелчки судьбы. Только выпил он много, поэтому с каждой фразой говорил всё тише и наклонялся к сцене всё ниже. В конце концов, Сашка завалился и захрапел на полуслове. Девчонки сказали, что пора как-то на ночлег устраиваться. Я развёл руками и показал, что типа располагайтесь, в лагере полно места. Ну, они и пошли к ближайшему спальному корпусу. Я ещё подумал, что там же всё равно нет кроватей, но ничего не сказал - мне было пофигу. Я пошёл в сторону от костра, чтобы отлить. Только отвернулся - и дальше ничего не помню. Много, всё же, мы выпили.

       Когда я проснулся... А, ну да, про штаны я уже говорил. Вообще я проснулся от дикого скрежета. Сначала думал, что это от перебора в голове скрежещет. Открыл глаза: вокруг полно дыма, ничего не видно. И пить дико хочется. Потом понял, что это не дым, а туман. И этот скрежет. Он не в голове, он по-настоящему. Я потащился к костру, там оставалась вода. Но костёр я не нашёл, из-за тумана, наверное. Зато наткнулся на машину. Дверцы были открыты, хотя я точно помню, что Сашка закрывал её. Ещё хотел на сигнализацию поставить, но девчонки отговорили, мол, тут белок много, задолбёшься выключать сигналку.

       Штаны пришлось снять. Сейчас даже не вспомню, где я их оставил. Этот скрежет, который время от времени повторялся, уже достал. Я позвал. Но никто не откликался. Только этот мерзкий звук. Я разозлился и пошёл на этот звук. А там...

       Сейчас, минутку... Меня тошнит...

       ...

       Пока я шёл, туман начал рассеиваться. Из-за этого скрежета мороз по коже продирал. А ещё пахло сладкой ватой, вот как на рынке или в парке. Я подумал, что это мне уже мерещится, потому что нефиг пить так много. Я прошёл в другой конец лагеря, мимо спальных корпусов, разрушенных душевых. Звук нарастал, но становился реже, как будто останавливался огромный ржавый маховик. В какой-то момент мне стало страшно. Очень страшно. Так, что ноги подкосились, и я не мог сдвинуться с места. Я хотел вернуться к костру, разбудить Сашку, но туман рассеялся окончательно, и...

       Господи, господи! Я не хочу про это снова вспоминать!

       ...

       Всё, я успокоился.

       На большой поляне, где в лагерях обычно устраивают огромные костры, медленно крутилась карусель. Старая, ржавая карусель. Это она так скрежетала, видимо, цепляла на повороте какую-то деталь. Я уже почти повернулся, чтобы уйти, но тут карусель закрутилась быстрее. В какой-то момент мне показалось, что со стороны деревьев к ней что-то метнулось. Я струхнул: мало ли, а вдруг это медведь? Дебил. Попятился, но тут раздался страшный крик. Карусель резко остановилась, и прямо перед собой я увидел...

       Девчонка, ту, которую Сашка, ну... В общем, я даже не сразу понял, что это она. Вся в крови. Она была привязана проволокой к одному из сидений. Голая. Во рту кляп. Глаза смотрели куда-то за мою спину. В них только ужас. Я сильно струхнул. Смотрел и пятился. Из её глаз потекли слёзы. Она плакала беззвучно, не моргала - слёзы просто текли по лицу. Мне стало стыдно, и я кинулся к ней, чтобы отвязать, но тут же шарахнулся назад: из её живота наискосок торчал толстый кол, с которого медленно капала кровь. Не знаю, кто с ней это сделал, но сила у него просто чудовищная. Я убежал. Мне было страшно. Я понял, что ей крышка. Мне было стыдно, я струсил, но мне было страшно, очень страшно. Я правда ничего не мог для неё сделать!

       ...

       Казалось, что за мной кто-то бежит. И снова этот невыносимый скрежет карусели! Я залетел в первое попавшееся строение - это была кухня. Как в духовку попал - даже горло перехватило от жара. Всё было пропитано густым сладким запахом. Я спрятался в подсобке, залез на верхнюю полку стеллажа. Лежал на животе и трясся, каждую секунду ожидая... Да я сам не знал, чего ожидать, и от этого было ещё страшнее. В какой-то момент я подумал, что сердце сейчас лопнет от напряжения. Мне стало невыносимо страшно. Страшно и обидно, что эта ересь происходит со мной. Я закусил кулак, чтобы ненароком не всхлипнуть, слёзы катились по щекам, и мерзко щекотало в носу.

       И тут я услышал шаги.

       Тяжёлые и редкие. Я не представлял, каким должно быть то, что производит такие шаги. Кровь застыла в жилах, она просто превратилась в лёд, который стал ломить всё тело, когда эти шаги стали приближаться. Шагам вторило шарканье, будто по полу тянули мешок. Я прирос к полке и зажал ладонями рот. Шаги... они остановились у самой двери. Казалось, что стук моего сердца слышен в радиусе нескольких километров. И тут дверь стала открываться. От ужаса я хотел закрыть глаза, но меня словно парализовало. Когда дверь открылась, из кухни повалил холод, такой, который проникает даже в мозг. Лёжа наверху, я смог рассмотреть огромный чан на плите, в котором кипела красная вязкая масса. Я тогда ещё подумал, что кому-то делать больше нечего, кроме как варить здесь вишнёвое варенье. Зато теперь я точно знал, откуда этот сладкий запах. Я смотрел, как масса в чане лениво выдувала большие пузыри, которые тут же лопались и на долю секунды оставляли под собой чёрную воронку. В эту минуту я услышал короткий удар, словно кто-то разрубил колоду. От страха и этого дурацкого сладкого запаха у меня комок подкатил к горлу. Холод усиливался, он медленно пожирал меня, заставляя тело цепенеть.

       Очень захотелось спать, и я уже с трудом открывал глаза. Отключаясь, успел увидеть в чане вторую девчонку, ну, та, которая моя. Я не знал, была ли она мертва на тот момент, но надеялся, что да. Помню своё удивление, что у девчонки слишком умиротворённое лицо, будто её окунают в парное молоко, а не в кипяток. На лоб ей лилось что-то белое, из-за двери мне не видно, кто это делал. И вдруг её глаза открылись. В них стоял тот же ужас, что и у той, на карусели. Только теперь девчонка смотрела прямо на меня. Я почему-то представил, что она вытащит из вязкой массы руку и покажет на меня, но тут кто-то невидимый огромным черпаком перевернул её лицом вниз, и я увидел, что от девчонки осталась только голова.

       ...

       Сколько я пролежал в подсобке - не знаю. Очнулся на полу с дикой болью в ноге. Не знаю, может ушиб. Когда выбрался на улицу, подумал, что сошёл с ума. Я стоял посреди какого-то луна-парка. Вокруг меня носились дети, играла музыка, а рыжие клоуны зазывали всех в расписные шатры. Слева крутилась большая карусель, которую венчала безвкусно разукрашенная женская фигура в клоунском колпаке. Тут же, шаркая ногами о землю, висел кукольный человек, из которого при каждом метком ударе сыпались леденцы. Кого-то мне эта кукла напомнила... Я подошёл ближе и содрогнулся: это был Сашка. Его голова, пришитая грубыми стежками к туловищу, безвольно болталась от каждого удара. Я перевёл взгляд на женскую фигуру на карусели. По её раздутому лицу текли слёзы и оставляли размытые бороздки на дурацком гриме.

       Рядом со мной остановилась девочка, совсем малышка. Она протянула вишнёвый леденец, выпавший из Сашки, и сказала: "Это вам, дедушка". Я попятился от неё. В голове творилось чёрт знает что. Господи, где я? Что здесь происходит? Внезапно перед моим лицом возник клоун. Он заулыбался как дебил, а потом резким движением сдёрнул с какого-то предмета грязное покрывало. Это было большое зеркало, ну, как в магазинах одежды. Когда пыль осела, я увидел в нём старика. Да, в отражении был седой человек, без штанов, с всклокоченными волосами. Он какое-то время вглядывался куда-то позади меня, потом встрепенулся, словно его застали врасплох, и сказал мне: "Горацио считает это всё игрой воображенья и не верит...". Дальше я не разобрал слов, потому что...

       ...за спиной раздался звук шагов, тех страшных шагов, от которых убегал с поляны, от которых прятался в подсобке. Волна ледяного холода окатила меня с ног до головы. Скрежет, самый громкий скрежет, который могли вынести мои уши, складывался в слова. И тогда я услышал:

       - Здравствуй, дружок. Добро пожаловать в ад.