Баскин Юрий Самойлович : другие произведения.

Разговор С Гегелем

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

  РАЗГОВОР С ГЕГЕЛЕМ
  
  В деревне со странным названием Исочи, местные ставят ударение на первую букву, я оказался случайно. Впрочем, боже ты мой, разве есть на свете хоть что-то случайное! ...
  С трассы пришлось съехать около пяти утра. Когда-то, такое уже случалось - пробил запаску. Мать честная, двадцати минут не прошло, как я ее поставил. И вот тебе - на! Да еще погода не сахар - холодина. Из машины высовываться не хочется. Но и здесь торчать смысла нет. Ближайший населенный пункт далеко за сотню километров отсюда.
  Горючего почти пол бака. Может и хватит. Если подкачивать колесо каждые пять, десять минут... Да, уж. Ладно, надо хоть до заправки добраться.
  И тут... После третьей пятиминутки, я съехал на обочину прямо к указателю: "д. Исочи 1,5 км." Откуда она здесь взялась, уму непостижимо! Конечно, отремонтировать колесо в деревне вряд ли удастся, но, по крайней мере, я не замерзну.
  Ведущая в Исочи грунтовка оказалась очень даже приличной, без вывороченной из колеи земли, словно по ней не колхозные трактора ездили, а исключительно легкие экипажи. Было еще темно, когда я въехал на деревенскую улицу. Рассвет только-только угадывался в едва побледневших тенях. Свет фар выхватывал из темноты добротные заборы, палисадники, коих я давным-давно не видел. Где-то, в глубине, неуверенно, словно нехотя забрехала собака. Казалось, деревня начала просыпаться.
  И точно, в одном из домов вдруг отворилась калитка и из нее вышел человек. Он остановился у дороги, явно дожидаясь моего приближения.
  Я подкатил к нему и опустил стекло. Холодный воздух тут же ворвался в салон. Это был юноша. Землистого цвета плащ с капюшоном почти полностью скрывал его фигуру, но не лицо. Даже в тусклом свете панели приборов было видно, что оно еще не знало бритвы. Окинув меня внимательным взглядом он, вдруг, улыбнулся задорной, мальчишеской улыбкой.
  - Здрасте, а Вы здесь ищите кого или заблудились?
  - Здравствуй. Да, я колесо на трассе пробил и запаску тоже.
  Не дожидаясь моего вопроса, парнишка выпалил.
  - Так это Вам к Гегелю надо. В конце улицы, с правой стороны крайняя хата. У его сына жигуленок, ну и гараж, там, с оборудованием всяким.
  - А что, его Гегелем так и звать?
  Собеседник мой прыснул смехом.
  - Да, нет. Петр Ефграфыч он. В школе у нас историю преподавал. Ну, ладно. Мне пора. Вы уж знаете, что делать. До свидания.
  Развернулся и скользнул к себе, за калитку. Я рта не успел открыть. Вот это да. Словно призрак. Как явился, так и исчез. Что ж, спасибо, брат. Остается лишь разыскать этого Гегеля. К крайней хате я подъехал на спущенном колесе...
  И снова. Только собрался выйти из машины, чтобы постучать в ворота, как одна их половина распахнулась и в проеме появился хозяин. Показав знаком, чтобы я заезжал во двор, он стал открывать вторую. Это был крепкий мужчина лет пятидесяти, в военной форме. Китель без знаков различия дополняла армейская шапка-ушанка с кокардой, а легкость и уверенность движений показывали в нем человека, привыкшего к физическому труду. Все это мелькнуло одной общей картинкой пока я проезжал в ворота.
  Двор оказался обширным. В глубине его, за таким же частоколом, как палисадник снаружи, расположилось еще одно строение, возможно, летняя кухня, а рядом с ней - гараж. Я подъехал к нему и заглушил двигатель...
  Хозяин терпеливо ждал меня у крыльца. Улыбка освещала его лицо, а в карих глазах плескалась безудержная радость. Знаете, есть такие счастливые натуры, которые сразу располагают к себе, будто вы знакомы тысячу лет. Я почувствовал это сразу, и потому вышло, что как-то не к месту ляпнул.
  - Здравствуйте, мне, вообще, Петр Ефграфович нужен.
  Тут мой визави вытянулся во фрунт, и, клацнув каблуками, склонил голову.
  - Петр Ефграфович Кузенков, с кем имею честь?
  Я невольно улыбнулся и тоже назвал себя.
  - Ага. Александр Михалыч, значит. Ну, что, Саша, пошли в дом. Греться.
  Уже через пять минут мы болтали как старинные приятели. Он поведал, что сын его - военный, полковник. Что явится он к обеду и решит мою проблему с колесами. Я изумился.
  - Как полковник? А сколько ему лет?
  - Да, молодой еще, на пятый десяток только перевалило.
  - Постойте. А Вам тогда сколько?
  - В этом году семьдесят.
  Я уставился на него в недоумении. Коротко стриженные, хоть и седые, волосы открывали крепкую шею, гладкий лоб. На лице лишь под глазами скопились мелкие морщинки.
  - Как такое возможно!?
  Широко улыбаясь, он смотрел на меня словно на неразумное дитя.
  - Это вам молодым кажется, что семьдесят уже древняя старость. Вот и сын иногда меня дедом кличет. Глупости все это. Тело -футляр, который точно соответствует живущему в нем духу. Так что, пока дух в порядке и тело будет в норме.
  - А нас учили, что в здоровом теле здоровый дух.
  Лукавая улыбка коснулась его губ.
  - Разве тело твой хозяин? Кто кем руководит? Ты им или оно тобой?
  - Ну, как. Оно мне говорит, что ему хочется покушать, поспать. Опять же в туалет сходить - не откажешь ведь.
  Отвечал я шутливо .
  - Оно еще и секса требует, - Улыбнулся Петр Ефграфович. - а для этого надо партнера найти. Значит, ты это делаешь, чтобы обслужить свое тело? Ешь, спишь, испражняешься, ищешь женщину. Этим что, исчерпывается твоя жизнь?
  В его устах вопрос прозвучал не праздно.
  - Ну-у, нет. - Оставил я шутливый тон. - Работа еще. Друзья. Общение.
  - Интересно, что это за общение, - поинтересовался он - если каждый думает о еде, туалете, сне и сексе? О чем же вы говорите?
  Неожиданно разговор стал приобретать серьезный характер.
  - Как о чем? - Отвечал я уже без тени улыбки. - О жизни. Например, вот, политику обсуждаем. Смотрите, что в Стране творится.
  - Ах. Ну, да. - Заметил он саркастически. - Надо же требовать, чтобы правительство создало лучшие условия для ублажения тел. Требуется денег побольше, еда повкуснее, унитаз, пусть не золотой, но в хорошей квартире, чтобы было куда женщину привести. Опять же, телам требуется медицинский уход. А еще у этих тел случаются дети, которых, уж точно, надо кормить, одевать, обучать. Очевидно, что власти со всем этим не справляются. Безобразие, да и только.
  - А что, разве не так? - возразил я.
  - Отчего же. Когда главное - тело. Все именно так. - Говорил он примирительным тоном. Но меня это почему-то задело.
  - Я что-то в толк не возьму. Вы что хотите сказать, что надо отказаться от тела?
  Он смотрел на меня с мягкой улыбкой.
  - Упаси боже, как можно отказаться от храма своего. Я говорю о том, что храм лишь там, где господствует дух человеческий, а не богатство его убранства. Будь он хоть весь из золота. Ну, да ладно. Мы еще успеем наговориться, а сейчас пошли завтракать.
  Тут мой пыл как-то сразу угас, и я с готовностью последовал за ним.
  На завтрак была яичница и вареная картошка с квашенной капустой. Все это мне показалось необыкновенно вкусным. Замечательная еда и радушие хозяина совершенно меня разморили. Я смотрел на него чуть ли не с умилением. И вдруг, как-то по-детски спросил.
  - Петр Ефграфович, а почему Вас Гегелем зовут?
  Он глянул на меня значительно.
  - Это что, Федька разболтал?
  - Я имени не успел спросить. Парнишка, который меня к Вам направил.
  - Ох, помело. Что он еще сказал?
  - Сказал, что вы историю в школе преподавали. Но причем тут Гегель?
  Священнодействуя с заварным чайником, Петр Ефграфович какое-то время молчал, словно раздумывая над ответом.
  - Вообще-то Федька у нас лучший. Врать не умеет. Я действительно преподавал историю. Только школу нашу закрыли. А Гегель... Ну, это просто.
  Он вновь сверкнул лукавым взглядом.
  - Я рассказываю людям о том, чего не видно, не слышно, что нельзя пощупать и на вкус попробовать.
  - Это что, сказки такие, - насмешливо спросил я - вроде, как царь приказал стрельцу добыть то, чего вообще не может быть.
  - Может, может. Сейчас все узнаешь. - В тон мне отвечал Петр Ефграфович.
  Он разлил по чашкам пахучую жидкость. На столе появился мед, тертая смородина. Какая-то сдоба, похожая на куличи. Я ощущал себя словно в раю. Тепло, уютно, сытно.
  Перелив чай в блюдце, господи боже мой, это когда же так чай пили, Петр Ефграфович отхлебнул из него, забавно щурясь. Меня это окончательно развеселило и, словно играя в игру, я последовал его примеру.
   Однако, мне было любопытно, о чем же это невидимом упомянул хозяин. О духе, что ли. Только кто ж его знает, есть он или нет. Я было собрался задать вопрос как, отвечая на мои мысли, Петр Ефграфович сказал.
  - Вот ты думаешь, что если что-то нельзя увидеть, услышать, понюхать или пощупать, то значит в реальности этого нет.
  - Ну, как... - Протянул я, пытаясь сформулировать свой ответ. - Оно может и есть, только достоверно установить это невозможно, пока оно не будет зафиксировано органами чувств.
  Широкая улыбка расплылась на лице моего собеседника.
  - Ах, вот оно как. Значит, все, что не отражается органами чувств, даже если оно существует, на нашу реальную жизнь не влияет. Я правильно понимаю?
  - Ну, конечно. Как оно может влиять, если мы этого не чувствуем? А раз не чувствуем, то можно гадать сколько угодно, есть оно или нет.
  Петр Ефграфович отхлебнул очередной раз из блюдечка, поставил его на стол и спросил.
  - Саша, скажи, ты знаешь, что такое любовь, мужество, сострадание, терпение?
  Я задумался.
  - Хм... Ну, это определенные человеческие качества. Вы хотите спросить свойственны ли они мне?
  - Отнюдь. - Возразил он. - Меня интересует другое. Как ты думаешь, они существуют в реальности?
  - У одних людей да, у других днем с огнем не сыщешь. - Отвечал я.
  - Хорошо. Но если они у кого-то есть, то как мы об этом узнаем, ведь их не видно, руками не пощупаешь, не вкуса, не запаха. Органы чувств их вообще не фиксируют.
  - Ну, это только по действиям человека судить можно.
  - Так. - Подводил он меня к какому-то выводу. - А раз речь о действиях, то, значит, эти невидимые и не слышимые качества влияют на нашу реальную жизнь. Почему же ты говоришь, что такое невозможно.
  Вот дела! Я был захвачен этой мыслью врасплох. Действительно. Простая логика. Но что-то во мне ей противилось. И я никак не мог понять, что. А Петр Ефграфович продолжал.
  - Ты же не будешь отрицать реальность сознания, на том основании, что оно неподвластно органам чувств?
  Вместо ответа, я воскликнул.
  - Подождите, подождите. - Мне показалось, что я начал нащупывать твердую почву под ногами. - Сознания, ведь, когда-то не было, и, значит, речь может идти только о нервной системе, о головном мозге, в котором рождаются мысли. Реальность - это головной мозг. Мыслить - его свойство. Разумеется, что свойство не отделимо от самого предмета, и существует только в связи с ним. - Блеснул я своими познаниями.
  Однако, Петр Ефграфович улыбался, глядя на меня, как на несмышленыша.
  - И кто же это тебе сказал, что сознания когда-то не было?
  - Как кто? Это научно установленный факт. Нас в школе учили, что в результате Большого взрыва образовалось огромное газопылевое облако, из которого, с течением времени, возникли все Планеты, в том числе и Земля. Сначала она была раскаленным шаром, а когда температура упала, возникли условия для зарождения живой клетки. Началась эволюция нервной системы, которая и привела к возникновению головного мозга человека.
  - Да, да, я слышал об этом. - Кивнул он. - Как совершенно случайно сложились обстоятельства, когда в минеральном равновесии Земли вдруг появилась живая клетка. И дальше все пошло по нарастающей. А ты сам не хочешь подумать? Вот, как ты считаешь, что более совершенно, живая клетка или автомобиль?
  - Конечно, живая клетка. - Ответил я.
  - Тогда скажи, какова вероятность возникновения автомобиля в результате взрыва автомобильного завода?
  Я опешил. Мать честная. Да такое вообще невозможно!
  - Вероятность - ноль. Тут все очевидно.
  - Ну, вот, а что, тогда, говорить о живой клетке, филигранной гармонии Солнечной системы и всего Космоса. Разве слепая, неразумная сила способна все это создать и поддерживать? - Спросил он.
  Я был озадачен таким поворотом и механически отхлебывая чай, уже не ощущал его вкуса. Н-да. Вроде все так. Вполне логично. Однако, меня все равно что-то не устраивало. И, наконец, я понял, что.
  - Хорошо. С этим трудно не согласиться. И все же. Если наш Мир сотворило сознание, то получается, что оно способно существовать без головного мозга. А кто же тогда мыслит? Сознание ведь должно кому-то принадлежать? У него должно быть тело. Иначе, кто же будет желать творить Миры. Ведь, если нет никакого тела, то остается... пустота. А как пустота может к чему-то стремиться, может чего-то желать. Это же абсолютная бессмыслица, что стремлением, желанием, волей обладает то, чего нет.
  Увлеченный своей тирадой, а надо признать, что беседа меня захватила, я не сразу заметил, что Петр Ефграфович как-то особенно развеселился. Казалось, бесенята, радостно пляшущие в его глазах, сейчас выскочат наружу.
   - - Именно так. - Заключил он. - Вот видишь, ты сам себе и ответил.
  Я удивился.
  -Не понял. Вы, это о чем?
  - Как о чем? Неужели ты не заметил, что не только сформулировал основной мировоззренческий вопрос, что было раньше материя или сознание, но фактически дал на него ответ, сказав, что сознание не может существовать в пустоте. А если не в пустоте, то где?
  - Я же говорю, у него должно быть материальное тело, потому что кроме материи вообще ничего нет. Это то, что вечно, поскольку смерть одной ее формы означает рождение другой.
  Но человеческое тело умирает. И вместе с ним умирает сознание. А раз оно подвержено смерти, значит, его когда-то не было, и появляется оно на свет лишь с возникновением телесного органа - головного мозга. Я не вижу здесь ответа на вопрос о возможности существования сознания без тела.
  - Ну, ладно. - Смиренно произнес Петр Ефграфович. - Тебе просто не хватает последовательности, чтобы соединить в одно целое собственные воззрения. Суди сам. Ты говоришь, что материя вечна, потому что все что есть, что рождается и умирает это ее формы. Но почему ты не причисляешь сюда сознание. Ведь, если кроме материи ничего нет, то и сознание должно быть материальным. Должно обладать каким-то материальным содержанием, наподобие того, как содержанием физического тела являются молекулы, атомы, электроны, протоны и другие элементарные частицы, которые по сути своей являются волнами. И ты абсолютно прав говоря, что пустоты нет, поскольку любая волна может образоваться лишь в какой-то субстанции. Так что, эта субстанция и есть материя, то, что вечно. А все тела - ее смертные формы. Следовательно, если сознание - материя, то ее содержанием является та же самая вечно существующая субстанция, что и у всех предметов, всех тел, включая человеческие тела.
  Твоя непоследовательность в том и состоит, что, привязывая сознание к телу, рассматривая его в качестве свойства головного мозга, ты, по сути, отказываешь ему в материальности. Дескать, мозг - это материя, одна из форм ее существования, а сознание нет. Однако, сам подумай, разве может быть хоть что-то вне вечной материи, существовать раньше или позже вечности.
  - Нет. Конечно. - Вынужден был я согласиться.
  - Ну, вот. А у тебя получается, что существует вечность в лице материи, и наряду с ней еще что-то другое - сознание, которого когда-то не было. Значит, оно родилось до материи или после нее, то есть раньше или позже вечности. А такое, как ты понимаешь, невозможно. Налицо явное отсутствие логики.
  Вот и получается, что утверждать, будто сознание родилось после возникновения его материального носителя - мозга, так же бессмысленно, как утверждать обратное, что сознание родило вечную материю. И то, и другое - полнейший абсурд.
  
  
  Не в силах что-либо возразить, я словно впал в ступор. С одной стороны, меня пронзила какая-то несомненная мощь, содержащаяся в словах собеседника. Но с другой... Она так противоречила всему, чему я когда-то учился! Осознавать это было мучительно.
  - Ничего, ничего. - успокаивающе заметил Петр Ефграфович. - Один шаг ты уже сделал, значит, сможешь сделать и следующий. Сейчас надо подумать о том, что именно мешает тебе соединить две простые вещи, которые вытекают одна из другой? Кроме материи ничего нет и, следовательно, сознание тоже должно быть материальным, обладать материальной основой. Ответь себе на этот вопрос, и ты сделаешь огромный шаг к свободе.
  Однако, сил у меня больше не было.
  - Ох! Не знаю. - Беспомощно протянул я.
  Разговор наш прервался. Я с трудом переводил дух. Петр Ефграфович меня не торопил. Он молча прихлебывал чай, ожидая, когда я соберусь с мыслями. Наконец, я созрел.
  - Хорошо. Давайте еще раз. Итак, Вы утверждаете, что существует какая-то вечная разумная субстанция, из которой состоит все на свете. В том числе люди?
  - Совершенно верно. - Откликнулся он. - Да ты сам был в одном шаге от этого вывода.
  - О, господи! У меня мозги сейчас закипят! - Воскликнул я. - Но как же тогда головной мозг, ведь его точно когда-то не было. То есть не было человека, как такового, как определенного тела, а, значит, не было его личного сознания. Это же факт.
  Петр Ефграфович, не спеша захватил ложечкой очередную порцию смородины, запил ее чаем и, неожиданно, без всякой связи с нашим разговором спросил.
  - Саша, у тебя телевизор дома есть?
  - Есть, - удивленно ответил я. - А что?
  - Скажи, если он испортится или вообще погибнет. Ну, я не знаю, взорвется, например, или кто-то выбросит его с балкона, и он разобьётся вдребезги, придет тебе в голову мысль, что с его смертью исчез телевизионный сигнал.
  - Нет, конечно. Просто потребуется новый телевизор.
  - Вот именно. Точно так же и сознание. - Вдруг заключил он. - Мозг - лишь его инструмент, который позволяет сознанию, проявиться здесь, в нашем видимом мире. Как движущаяся картинка и звук в телевизоре. Разбился телевизор, не будет ни картинки, ни звука. Но это не значит, что нет телевизионного сигнала. Так что смерть мозга - это не смерть сознания. Меняются лишь тела, в которых оно себя проявляет.
  - Выходит, человеческое тело - это не человек? - Спросил я.
  - Безусловно. Человек - это дух. А тело его - смертная оболочка, которую он вынужден многократно менять в своем бесконечном путешествии.
  Господи, ну как это осознать?! Я уже напрочь забыл о чаепитии. Чай мой давно остыл, в то время, как я с болью душевной пытался следовать за мыслью собеседника. Мне казалось, что я иду по натянутому канату, рискуя в любую секунду потерять равновесие.
  - Ладно. Допустим, что все так, как Вы говорите. - Пытался я сохранить свой баланс. - Однако, аналогия с телевизором ровным счетом ничего не объясняет. Ведь, сколько бы ни было самых разных телевизоров, в каждом из них идут одни и те же программы. В то время, как одинаковых человеческих сознаний нет. Почему же, если сознание, проявляется в человеческих телах, как телевизионный сигнал в телевизорах, оно абсолютно разное у всех людей? Получается, что телевизионный сигнал не один, а их превеликое множество? И что же, каждый из них вечен?
  - Разумеется. - Последовал ответ.
  - Стоп. Стоп. Стоп. Петр Ефграфович, - возмутился я - вы же сами говорите, что вечной является только разумная субстанция, и, следовательно, только ее сигнал, значит, люди, как формы ее проявления, смертны.
  - Отнюдь. - Ответил он.
  - Ничего не понимаю! - Заявил я в растерянности.
  Казалась, я окончательно запутался. в этих философских лабиринтах. Но мой собеседник, будто уловив надвигающееся на меня отчаяние, поспешил на помощь.
  - Саша, здесь нет никакого противоречия. И если б ты так не переживал, а спокойно поразмыслил, то сам бы нашел ответы на свои вопросы. Ладно, я тебе помогу. Скажи, если бросить в пламя свечи какое ни будь вещество, что произойдет?
  - Ну, оно изменит свою окраску. - Ответил я.
  - Так. Однако, само пламя останется прежним?
  - Разумеется. Изменится лишь его цвет.
  - Тоже самое происходит с людьми, в каждом из их тел. - Заметил он. - Подобно этому образу, существует только один сигнал, точнее одно вечное пламя, а каждый человек - это его искра или столь же вечная свеча, в огне которой, как в доменной топке, переплавляются все ингредиенты, - плоды, следствия его телесной, чувственной жизни, следствия его поступков и мыслей. У всех людей они свои. Отсюда и кажущееся множество сигналов, хотя это лишь различия в проявлениях одного единственного сигнала, одного единственного сознания, искрами которого мы являемся.
  - Высшего Разума? - Спросил я.
  - Точно так.
  В глазах Петра Ефграфовича мелькнула надежда. Он смотрел на меня будто врач у постели тяжело больного.
  Однако, я продолжал стоять на своем.
  - Что ж получается? Я - это вовсе не я, а общий для всех Высший Разум? Но как тогда мое, отличное от других, сознание. Оно ведь точно существует. Неужто каждый человек носит в себе два сознания - одно всеобщее и другое его личное? Это же бред какой-то - два сознания в одной голове.
  К тому времени, чай наш был выпит и вместо ответа Петр Ефграфович вышел из-за стола, застегивая верхние пуговицы кителя.
  - Саша, нам надо прерваться. У меня есть срочные дела по хозяйству. Я скоро вернусь, ну, а ты убери посуду и поставь ее вон туда, в мойку.
  Что ж. Я был рад возникшей заминке. Мне требовалось время, чтобы усвоить этот неожиданный для меня разговор, к которому я оказался совершенно не готов. Выполнив просьбу хозяина, я подошел к окну и ... замер от восхищения.
   Красный восход разгорался на востоке. Тонкие облака, фантастическим узором висели над горизонтом. Небо быстро белело и с каждой минутой поглощало все новые и новые звезды, еще висевшие на небосводе. Было видно, как широкая пойма реки вздыбливается за ней обрывом. А там, в утреннем полумраке, словно огни маяка, сверкают под первыми солнечными лучами, купола какого-то храма.
  Сердце мое забилось в сладкой истоме. Перед лицом этой красоты мирские заботы поблекли, и я глубоко вздохнул. Свобода! - пело все у меня внутри. Время остановилось...
  И вдруг, скрипнула входная дверь. Я обернулся. Петр Ефграфович с порога окинул меня цепким взглядом.
  - Ты тоже видел?
  Переполненный блаженством я лишь молча кивнул, наблюдая как в его глазах отражаются мои чувства. Мы оба словно столкнулись с чем-то Грандиозным. Не было никакого желания спугнуть разговорами коснувшееся нас Величие.
  Но, наконец, Петр Ефграфович произнес.
  - Похоже сама Вселенная желает тебе помочь. Что ж, если ты готов, продолжим. Прошу в кабинет.
  Как оказалось, кабинет занимал всю вторую половину дома. Это было огромное помещение без потолка, и установленные по периметру книжные стеллажи поднимались до самой крыши. Ба! Это же тысячи книг! Но, мало того, у противоположной стены расположился большой телескоп, а рядом глобус Земли размером... в человеческий рост! Я не то что не видел никогда ничего подобного, но и представить себе не мог, что окажусь в какой-то научной лаборатории, да еще где? - в деревне.
  Слева от входа, образуя отдельную композицию, стоял широкий диван с двумя мягкими креслами и монументальный письменный стол, который дополняла лампа с классическим зеленым абажуром. Мягкий свет падал на этот угол откуда-то с верхней части стеллажей, делая его призывно уютным. Петр Ефграфович уселся в одно из кресел и жестом пригласил меня последовать его примеру. Я сел, и еще не оправившись от изумления, пролепетал.
   - Вы что, ученый?
  Мне показалось, что хозяин дома откровенно смеется надо мной, хотя улыбка едва касалась его губ.
  - Ну, можно сказать и так. Однако, главное в другом.
  - Что Вы имеете ввиду? - Спросил я.
  - Здесь побывало совсем немного людей. - Сказал он значительно.
  - Да? И чем же я заслужил такую честь?
  Петр Ефграфович улыбался.
  - Этого я не могу сказать, но, судя по твоим вопросам, просто настало время.
  - Хм. Время? Для чего?
  - Как для чего? Получить ответы на свои вопросы. Хотя, истинное знание не в ответах, которые ты получишь. Его вообще невозможно облечь в слова, записать и положить в карман, потому что оно заключается в умении. Так что, тебе еще только предстоит очень, очень многое узнать. - Петр Ефграфович неожиданно замолчал. И, вдруг, с непонятной мне грустью продолжил. - Надеюсь, они помогут тебе в этом.
  Он смотрел мне в глаза с какой-то мягкой, отеческой улыбкой как будто провожал в далекое плавание. Меня это озадачило.
  - Я не совсем понимаю, о каком умении Вы говорите? Хотя ясно, что любое теоретическое знание должно подкрепляться практикой. Уметь делать что-то практически - вот настоящее знание. Вы об этом?
  - И об этом тоже. - Отвечал он. - Но лишь в небольшой степени, потому что есть такое умение, которое выходит за рамки любой теории. Однако, именно оно ведет человека к всемогуществу Божества.
  Я недоуменно молчал. А Петр Ефгафович продолжил.
  - Это умение любить, Саша. Ведь какими бы практическими знаниями ты не обладал, всегда остается один, самый главный вопрос, будешь ты их использовать для того, чтобы властвовать над людьми или будешь искать способы, как служить им.
  Во веки веков самая сокровенная тайна заключалась в том, что в этой области знаний любые правила не имеют смысла, поскольку каждый раз только голос сердца может подсказать, что именно и как ты должен делать. Умение следовать этому голосу - вот истинное Знание. Знание, которое не имеет ничего общество с невежеством, религиозной или идеологической ограниченностью и какими бы то ни было предрассудками. Доступ к беспредельной, божественной мощи, кроится именно здесь и каждый человек - это путь к ней. Путь обретения себя в качестве бога, в качестве пламени всеобъемлющей любви.
  Я сидел как завороженный. Одновременно мягкий и мощный голос собеседника отзывался во мне каким-то блаженством. Мне казалось, что никогда прежде я не мыслил так ясно, без труда следуя за ходом его мысли.
  И вдруг, я словно споткнулся: а как же я? Где мое место на этой шкале между человеком и богом? А что, если этой шкалы вообще не существует, и тогда к чему все эти вопросы?
  Только теперь я почувствовал, что разговор наш грозит уничтожить что-то очень важное в моем сознании, грозит, буквально, убить меня! Я испугался. Что делать? Прервать беседу? Но как быть с теми сомнениями, которые уже поселились в моей голове? Кто поможет их разрешить?
  Никто... Стало ясно, лекарство заключается в "яде", который я сейчас пью. Мне только надо твердо держаться своего, а уже потом выяснять что к чему. Приняв это решение, я, на сколько мог, успокоился и спросил.
  - Вот вы говорите, о пути человека к богу. А можно определить, начал человек двигаться к нему или нет? И на каком отрезке пути он сейчас находится?
  Петр Ефграфович внимательно посмотрел мне в глаза. Казалось, он заглянул в самую глубину моей души, и продолжил успокаивающим тоном.
  - Саша, человек просто не может двигаться в каком-то другом направлении, независимо от того, понимает он это или нет. Ведь ему приходится пожинать следствия своих мыслей и поступков. Так что, рано или поздно, ко всем приходит понимание, что хорошо, а что плохо. А это уже определенный шаг в нужном направлении.
  И даже, если человек выбрал "плохую" сторону поведения, он осознает это, понимает, что в его власти перейти на "хорошую". Большинство людей так и живут, попеременно шагая то в одном направлении, то в другом, поддаваясь сиюминутным настроениям.
  Но, осознанное движение к богу начинается лишь тогда, когда человек обнаруживает двойственность своего сознания. Да, да, как раз то, что ты назвал бредом, для человека означает начало самопознания. Познания того, что существует только одно - всеобщее сознание, которое вечно исследует само себя.
  - Вы хотите сказать, что этим занимается Высший разум, что он сам себя изучает?!
   Это не укладывалось в моей голове! А Петр Ефграфович продолжал.
  - Именно так. Чудовищное заблуждение полагать, что самопознанием заняты отдельные люди, а тем паче какие-то избранные из них. Нет. Изучает себя Единый или Высший разум, который обитает в каждом человеке. Он ведет нас по этому пути. Другое дело, что следовать его указанием или нет, решаем мы сами.
  Здесь я не выдержал.
  - Петр Ефграфович, все это для меня очень сложно. С одной стороны, люди не могут не двигаться к богу, а с другой у них свобода воли и они вправе выбирать куда им идти. Где же тут логика?
  - На самом деле, все не так сложно, если ты уяснишь, что есть одна - божественная воля, и каждый человек, будучи искрой божества, является ее воплощением. Он не может скрыться от нее и страдает всякий раз, когда действует в разрез с этой волей. Поэтому, ему еще только предстоит выстроить свою текущую жизнь в соответствии с ней. А произойти это может только тогда, когда цели, к которым стремится человек в обыденной жизни, прилагая для их достижения свою свободную волю, совпадут, в конце концов, с целями божества, то есть, когда его главной целью станет служение людям.
  Ну, а если, обладая свободой воли, он сознательно выберет темную сторону, и встанет на путь осознанной борьбы с божественной волей, то, в конечном итоге, его может ждать полная аннигиляция и возвращение к самому началу, - к минеральной жизни.
  Впрочем, большинства людей это не касается. Так что, если вернуться к нашей аналогии со свечей, можно сказать, что вначале, захваченный своими страстями человек не видит ничего, кроме цветов своего пламени. Однако, со временем, освободившись хоть от какой-то из них, он обнаруживает, что в нем существует и чистое пламя, которое так отличается от цветного, что кажется будто оно совершенно другое. Тогда и возникает мысль о существовании двух разных сознаний. Появляется, как бы, новый объект для исследования. Хотя это одно и тоже пламя, одно и тоже сознание, так что, изучает оно не что-то другое, а само себя.
  Каждый человек по своей сути - чистое пламя или чистый Разум. Только ему еще предстоит очистить это пламя, то есть очистить свое сознание от страстей, чтобы стать тем, кем он и так является в силу своей природы - Высшим Разумом, Богом. И чем больше страстей угасло в человеке, тем дальше он продвинулся на своем пути к богу. Кстати, ты слышал о Джордано Бруно?
  - Это которого в средние века сожгла на костре церковная инквизиция?
  - Да. И сожгли его именно за то, что он утверждал, человек - это смертный Бог, а Бог - бессмертный человек.
  - Получается, если это так, значит, придет время и человек перестанет умирать?! - Восхитился я этой мыслью.
  - Самым естественным образом. Когда все уроки жизни в физическом теле будут усвоены, потребность в нем отпадет и человек сможет облачиться в другое - бессмертное тело.
  Я вздохнул и печально заметил.
  - Да, это очень красивый сюжет, как в сказке. Только, Петр Ефграфович, кто же этому поверит?
  . Он беззаботно улыбался.
  - Поверят те, кто стал задавать вопросы. А ищущий обязательно найдет, потому что ответы спрятаны не где-то за три девять земель, а внутри каждого из нас. Вот и тебя ждет та же судьба. - Заключил он.
  Разум мой бунтовал, но, странно, что-то в его словах било меня в самое сердце.
  Вдруг, Петр Ефграфович выпрямился, напряженно прислушиваясь... Неожиданно, лицо его просветлело.
  - Сын приехал. Пойдем встречать.
  Через мгновение он был уже на ногах. Однако, я абсолютно ничего не слышал. Ни звука двигателя, ни скрипа тормозов, ни шагов в доме.
  - Петр Ефграфович, да с чего Вы взяли? - Пробормотал я, нехотя выбираясь из уютного кресла.
  - Идем, идем. - Настаивал хозяин. - Сейчас я вас познакомлю.
  Мы вышли на крыльцо. Нас приветствовало полуденное солнце, то и дело выглядывавшее из-за туч, и глухая деревенская тишина. Однако, едва мы успели глотнуть морозного воздуха, как за воротами послышался звук подъехавшего автомобиля. Двигатель умолк, хлопнула дверца и ... во двор вошел человек.
  Мама дорогая! К нам шел мужчина, похожий на Петра Ефграфовича так, что, если бы не явная разница в возрасте, его можно было принять за близнеца! Тот же, чуть выше среднего, рост, телосложение, походка, те же карие глаза, прическа! И только смолянистая чернота волос, да совершенно гладкое, без единой морщинки, молодое лицо составляли отличие одного от другого. Военная форма лишь подчеркивала их невероятное сходство.
  В растерянности, я невольно переводил взгляд с одного на другого, пытаясь как-то принять эту реальность. Тем временем, перебросив в левую руку портфель и шапку, прибывший поднялся на крыльцо.
  - Мне Федька дырку уже в мозгу просверлил. В доме гость, ему срочно нужна помощь.
  Заговорил он так, словно мы лишь вчера с ним расстались, а до того знали друг друга всю жизнь. И теперь, радостно улыбаясь, он дружески жал мне руку.
  - Будьте знакомы. - с видимым удовольствием представил нас Петр Ефграфович.- Это мой сын Николай, Николай Петрович значит, а это Александр Михайлович.
   Мы заговорщически переглянулись, понимая, как это смешно величать друг друга по имени и отчеству. Я глянул на него внимательней: на вид не более тридцати, хотя в глазах угадывалась та особенная твердость, которая свойственна людям, привыкшим к немалой ответственности.
  Обняв сына за плечи, Петр Ефграфович скомандовал.
  - Идемте в дом, иначе наш гость застынет не только от удивления, но и от холода.
  Однако, едва переступив порог Николай остановился.
  - Отец, у меня времени в обрез. Я потом что-нибудь перекушу, надо сначала дело сделать.
  И ко мне.
  - Саша, давай загоним машину в гараж.
  Петр Ефграфович возражать не стал, и уже через минуту я медленно вкатил в ворота гаража и остановился на указанной Николаем разметке. Тут выяснилось, что само название "гараж" было очень условным.
  Мы находились в помещении с высоким потолком, длиной не менее тридцати метров. И только первые пять из них напоминали обычное гаражное пространство, с полками и всякими инструментами. Здесь стояли тиски, небольшой токарный и фрезерный станок, сварочный аппарат. На стене в специальных ячейках находились разнокалиберные ключи, сверла и т.п.
  Все же остальное пространство, кроме центральной части, было заставлено каким-то странным оборудованием, о назначении которого, приходилось только гадать, ибо к обслуживанию автомобиля оно явно не имело никакого отношения. Какие-то провода, колбы, трубки, похожие на электро-катушки приборы, и еще масса всего такого, что я не в силах описать. Но что еще было странно, в этом столь просторном помещении было так же тепло, как в доме.
  Закрыв ворота, и предваряя мои вопросы, Николай сказал.
  - Здесь я занимаюсь своими научными экспериментами.
  - И в какой области, если не секрет? - Спросил я.
  Он улыбнулся.
  - Никаких секретов. Главным образом магнетизм, электричество, оптика. Еще термодинамика. Но ты, гуманитарий, вряд ли тебе это о многом говорит.
  - Ну, да-а. - Протянул я - Мои знания так себе, в рамках средней школы.
  Тем временем, Николай включил какой-то привод, и часть пола между колесами с левой стороны машины стала подниматься, пока, упершись в днище, не подняла ее подобно домкрату.
  - Могу я чем-то помочь? - спросил я, понимая, что сейчас не к месту донимать Николая расспросами.
  - Нет, Саш, я тут сам управлюсь, ты лучше деду с обедом помоги. - кивнул он в сторону дома с добродушной улыбкой.
  Я улыбнулся в ответ.
  - Что, наш ученый тебя выгнал? - радостно приветствовал меня Петр Ефграфович, хлопоча у кухонного стола.
  - Да. Послал к Вам на помощь. - Отвечал я ему в тон.
  - Вот и хорошо.
  На столе у него уже была разложена всякая утварь. В одной из тарелок лежали вареная свекла, несколько картофелин и два яйца. Рядом стояла банка с солеными огурцами.
  - Мы с тобой соорудим сейчас праздничный салат. - Заявил Петр Ефграфович. Звучало это торжественно - Твоя задача - на крупной терке натереть отдельно пару соленых огурцов, две свеклы и вот эти вареные яйца. Так, давай-ка мы еще и морковки добавим - заключил он с творческим азартом. Сейчас я ее сварю.
  Уговаривать меня не требовалось. Я с удовольствием включился в работу. Сначала вытащил из банки два аппетитного вида огурца, потом разложил указанные мне продукты по тарелкам и начал их шинковать. Хозяин возился с кастрюлями у плиты. Не прерывая своей работы, я поинтересовался.
  - Петр Ефграфович, скажите, а чем вы топите? Я тут обнаружил, что в гараже у вас так же тепло, как и в доме. Хотя площади большие. Печи нигде не видно, газовых труб тоже. Электрическое отопление что ли? Это ведь очень дорого.
  Занятый своими делами, он обернулся ко мне в пол оборота.
  - У нас электричество и отопление бесплатное.
  - Не понял. За вас кто-то платит?
  - Никто. Просто нет такой необходимости. - Ответил он. - Установка, которую мы используем обеспечивает само-нагрев воды, а избыток тепла преобразуется в электричество.
  Говорил он это таким обыденным тоном, каким обычно обсуждают погоду. Я опешил.
  - Вы шутите!? Что значит само-нагрев? Вообще, как можно нагреть воду без затраты энергии?
  - Можно, если заставить ее вращаться. - Отозвался Петр Ефграфович. - При вихревом движении вода начинает выделять тепло.
  Да что же это такое! Я не мог взять в толк, о чем он говорит.
  - Постойте, Петр Ефграфович. Но, чтобы вода стала вращаться, ведь все равно нужна энергия. Необходим насос, который не может работать без двигателя, а двигатель требует энергетических затрат.
  - Да, конечно. - Повернулся он ко мне лицом. - Только эти затраты в несколько раз меньше той энергии, которая получается на выходе.
  - О, боже! Да, что Вы такое говорите! - Не скрывал я своего возмущения. - Это что, вечный двигатель что ли?! Но такого не может быть!
  - Интересно. Почему? - Казалось, он искренне удивился.
  - Да, как почему?! Потому что КПД любой установки не может превышать ста процентов. - Воскликнул я возмущенно.
  - Ах, вот оно что? И кто тебе такое внушил? - Поинтересовался он без тени эмоций.
  - Что значит внушил?! Это же прописная истина, которую в школе преподают. И любой ученый об этом знает. - В запальчивости тараторил я. - В Академии Наук даже существует специальная комиссия по лженауке, которая борется со всякого рода антинаучными изобретениями, в том числе и вечных двигателей, потому что это невозможно?
  Петр Ефграфович помолчал, словно дожидаясь, когда пыл мой уляжется.
  - Саша, вот что я тебе скажу. Запомни это на будущее. Привычка - чудовищная сила. Те знания, которые ты усвоил с детства, заставляют твое сознание выстраивать массу суждений о жизни, часто бессмысленных, которые совершенно не соответствуют действительности. Однако, разум уже привык к ним настолько, что отказ от привычки, часто становится подобным смерти. Ее неосознанный страх останавливает многих. Не дает им сделать шаг в верном направлении.
  Вот и здесь. Ты убежден, что КПД не может превышать ста процентов. Но, при этом, даже не замечаешь, что справедливо такое утверждение лишь для закрытых систем, которые не предусматривают возможности поступления энергии из вне. Вот только в Природе систем таких не существует. Ты же сам говоришь, что пустоты нет, а есть только вечное движение материи.
  И как в этом безбрежном океане энергии движущейся материи может существовать, хоть что-то, хоть какая-то закрытая система. Это абсолютно невозможная вещь. Поэтому, вечный двигатель, всего лишь вопрос способов подключения к этому бесконечному потенциалу энергии. И не более того.
  Кстати, знаешь, как один из величайших физиков прошлого века - Никола Тесла, изобретениям которого мы обязаны всем, что связано с электричеством, радио и телевидением, ответил тем ученым, которые пытались доказать, что вечного двигателя не может быть, как такового.
  Он посоветовал им провести мысленный эксперимент. Взять длинную проволоку, один ее конец воткнуть в землю, а другой протянуть в стратосферу. Перепад температур приведет к разнице электрических потенциалов, вот вам и дармовая электроэнергия.
  Я слушал его как завороженный. Какие-то еще не виданные, манящие и, в тоже время, пугающие горизонты открывались передо мной. А он продолжал.
  - Саша, как бы сейчас тебе не казались странными мои слова, но поверь, ты обречен не только понять умом, но и принять в самое сердце ту истину, что мы живем в океане бесконечной энергии. Не в наших силах ограничить ее даже на крупицу. Однако, пользоваться ее дарами, пожалуйста. Черпай сколько угодно, ибо нет такой точки пространства, где она не существует.
  Будучи не в силах переварить всю грандиозность предлагаемой мне картины, я молча кивнул.
  - Обречен не потому, что так хочется мне. - Заметил Петр Ефграфович - Нет. Я всего лишь орудие, при помощи которого твой дух осуществляет свое стремление к знанию. И все что я могу дать тебе лично от себя, опираясь на свой собственный жизненный опыт, так это совет, не стой у него на пути. Наоборот, помогай ему, преодолевая любые страхи.
  Что-то внутри меня говорило, что так оно и есть. Господи, как же все-таки больно и да, он прав, очень страшно вступать в противоречие с тем, чему тебя учили. Ты словно теряешь опору в жизни. Я невольно испытывал жалость к себе, и отказывался верить, что причина моих страданий, во многом, зависит от общества. Это же оно меня воспитало так, а не иначе. Но зачем?
  - Но. Но почему об этом не говорят в школах, в институтах. - Будто цепляясь за соломинку, снова взялся я за свое. - Почему даже Академия Наук сражается против знаний такого рода? Неужто, научное сообщество нам врет?! Не понимаю, для чего? Разве не в его интересах открывать нам реальную действительность?
  - Саша, ученые тоже люди. - Отвечал он. - И перед каждым из них, рано или поздно, встает все тот же вопрос, заботится об интересах других людей или своих собственных. Разумеется, далеко не каждый готов взойти на костер, ради утверждения научной истины.
  Я недоумевал.
  - Петр Ефграфович, ну о каком костре Вы говорите? Мы же не в средневековье живем, а в цивилизованном обществе.
  Неожиданно он развеселился. Искорки смеха, прямо-таки, плясали в его глазах.
  - О, да, конечно. Надо полагать, что власть имущие с той поры полностью удовлетворили свою жажду власти и готовы с нею расстаться. Ты действительно так считаешь?
  Не ожидая такой реакции, я промямлил.
  - Нет. Не знаю. Точнее, не думал об этом. Но, причем здесь власть?
  - Как причем? А кто же разводит костры для героев? - Усмехнулся Петр Ефграфович.- Впрочем, если не думал в этом направлении, давай по порядку. Как ты считаешь, на чем основывается власть в нашем, как ты говоришь, цивилизованном обществе.
  - Ну, если не брать, диктаторские режимы, то на волеизъявлении большинства населения. - Уверенно ответил я.
  - И кто тебе об этом сказал?
  - Нас так в школе учили, а потом в институте.
  - Хорошо. Тогда скажи. Учитывая, что вся система образования и научная деятельность находится в сфере контроля власти, будет ли она заинтересована в том, чтобы раскрывать истинные механизмы ее действия? - Спросил он.
  - Не знаю. Возможно ей и нечего скрывать. Мне, например, кажется все логичным, мы ведь сами выбираем тех, кто нами руководит. Каждый вправе делать свой выбор.
  - И кого же мы выбираем?
  - Ну, всяких известных людей или тех, кто уже положительно зарекомендовал себя в качестве руководителя. - Отвечал я.
  - И что, у всех этих людей есть те огромные деньги, которые необходимы для проведения избирательной компании?
  - Думаю, нет. Но кто-то их спонсирует.
  - Совершенно верно. Поэтому, у власти всегда оказываются либо сами богатеи, либо, по большей части, их представители. В любом случае реальной властью обладают только те люди, в распоряжении которых находятся материальные ресурсы. Все остальные лишь свадебные генералы, какую бы должность они не занимали.
  Материальные ресурсы - фундамент, на котором построена власть в современном обществе. Кто ими владеет, тот и устанавливает правила. Наращивание богатств - эквивалент расширения власти. И здесь абсолютно не имеет значения, как она себя выражает, в форме какой ни будь деспотии или самой широкой демократии. И в том, и в другом случае это бездушная диктатура, основанная на материальных богатствах.
  А теперь представь, что появляются общедоступные технологии, позволяющие не только даром черпать энергию из пространства, но и передавать ее без затрат на любые расстояния. Оказывается, не нужна добыча нефти, для изготовления горючего, не нужны двигатели, которые на нем работают, не нужна добыча металлов для изготовления электрических проводов, ретрансляторов и тому подобное. Не нужны сами гидро и атомные электростанции. Не нужны все те материальные ресурсы, на владение которыми опирается современная власть. Это ее неминуемая смерть.
  И как ты думаешь, может она себе позволить, чтобы всемогущий джин таких технологий вырвался на свободу? Разумеется, нет, поскольку, это не вопрос науки, как ты считаешь, а вопрос политической власти. Она жизненно заинтересована в том, чтобы мировоззрение людей оставалось в пределах установленных ею рамок. Поэтому, наука сегодня слепа и глуха ко всему, что находится за такими рамками.
  В этом смысле ничего не изменилось со времен средневековья. Разве что нет показательных казней на площадях. Теперь все делается келейно, без лишней шумихи, но не мене эффективно.
  - Н-да-а. - Протянул я в раздумье. - А я всегда считал, что наука не зависит от власти. Это же творческий процесс. Он идет своим чередом независимо не от кого. Его же просто нельзя остановить.
  - Вот именно, Саша. Остановить познание никто не в силах. Это вечный процесс. И стоя на его пути, власть сегодня творит чудовищное преступление. Чтобы сохранить свое господство, она всеми силами удерживает мировоззрение людей в русле сугубо материальных интересов. Обрекает их сражаться за ограниченные ресурсы, обрекает на битву, в которой каждый сам за себя.
  Обрати внимание. Сражение это идет сегодня по всему Миру, а мы заняты лишь тем, чтобы оправдать свое право на уничтожение себе подобных. В результате, витки кровопролитий следуют один за другим, а власти только наращивают свою военную мощь, совершенствуя способы взаимного истребления друг друга.
  - Ну, а как без этого? - Возразил я. - Не будь, например, у нас атомного оружия, в качестве сдерживающей силы, третья мировая война, наверное, бы уже случилась.
  - В этом все и дело. Пока господствует нынешнее мировоззрение, наращивание вооружений видится естественным способом обеспечения безопасности. И, как результат, человечество уже готово к полному самоистреблению.
  Я задумался. Странно, этот факт давно всем известен. Почему же сейчас я чувствую какую-то особую его значимость. Возникла пауза. Мы молча смотрели друг на друга, словно впервые осознали возможную перспективу.
  - И как с этим быть? - Наконец, спросил я.
  Петр Ефграфович посмотрел на меня испытующим взглядом и как-то очень серьезно сказал.
  - Саша, все что мы можем и должны делать, так это всеми мерами содействовать проявлению истиной картины Мира, в которой нет места противоестественному представлению о существовании в Природе пустоты. Мы должны твердить об абсолютном, всеобщем тотальном единстве, надеясь, что нас кто-то услышит и откликнется своим разумом и сердцем.
  Движение к этой истине неотвратимо. И, если мы будем ее игнорировать, то Природа сама подтолкнет нас. Она создаст такие чудовищные условия, когда, мы вынуждены будем искать спасения в заботе не о себе, а друг о друге, и уже так открывать источник всех ее законов - любовь.
  Да, мы можем сколько угодно не замечать ее грозные предупреждения, но в результате, пребывающие в иллюзиях и незакаленные духом люди будут тысячами умирать от невиданных еще эпидемий.
  Я удивился. Надо же, ученый, а, словно кликуша, тоже беду какую-то предрекает.
  - Вы что сторонник апокалипсиса? - Поинтересовался я, стараясь скрыть свою иронию. - И когда же это должно случиться?
  - Саша, я не сторонник и не противник апокалипсиса. - Спокойно ответил он. - Я ничего не предрекаю, а только говорю о реальности, не знание которой смертельно опасно.
  Что же касается, когда? То мы уже вступили в эпоху глобальных изменений. А поскольку процесс этот развивается лавинообразно, то даже в течение нашей жизни могут произойти события, после которых Мир никогда не станет прежним. Можно сказать, мы на пороге новой действительности, ибо подошли к той черте, когда власти больше не смогут пользоваться никакой идеологией. Все они померкнут перед лицом реальности, выбраться из которой можно будет лишь следуя принципам человеколюбия, не взирая на гражданство, национальность, вероисповедание и т.п.
  Тогда и наука претерпит кардинальные изменения. Но прежде, нам предстоит обрести мир в собственной душе. Не только сердцем, но и умом осознать, что все мы одно целое, что каждый человек - это искра Бога, в каком бы, самом неприглядном виде, она не предстала в данный, текущий момент своей жизни в физическом теле.
  Нам, как воздух, нужна гармония разума и сердца, потому что, на самом деле, реальная битва идет не снаружи, а внутри каждого из нас. Она лишь отражается на кровавых полях сражений. Так что, нам придется сначала уяснить, что нет никакой другой возможности обрести мир, кроме как примириться с собой, а это значит, примириться с Богом в себе или с тем чистым пламенем, которое испепеляет наши страсти.
  И пока они не угаснут, пока мы не увидим в посторонних людях цель своей жизни, пока не станем слугами друг другу, нет у нас иной перспективы, кроме как, подобно самоубийцам, стоять на пути движения Природы. Разве что, мы сами себя уничтожим в своей безумной жажде власти.
  - Да-а-а, вот это перспективы Вы рисуете. - Протянул я. - И все-таки, мне кажется, что-то здесь не так. Ну, не может быть, чтобы наши власти этого не знали.
  - Безусловно, знают. - Согласился Петр Ефграфович. - Но отказаться от власти, для них все равно что отказаться от собственной жизни. И ради чего? Ради тех, кого они используют в качестве наемных рабов, в качестве привода для функционирования экономики? Нет, Саша. Они знают одно, если умирать, то оставаясь у власти. А значит, тянуть до последнего, хоть и до всеобщей катастрофы. Надеяться здесь на ее благоразумие нет смысла. Никакая политическая власть добровольно со сцены не уходит. Сначала должна пролиться кровь.
  Но тут я возразил.
  - Позвольте, Петр Ефграфович, а как же власть советская? Она ведь ушла, и без всякой гражданской войны.
  - Почему ты решил, что советская власть ушла? - спросил он.
  - Ну, как. Коммунистической идеологии больше нет. Да и вообще, любая государственная идеология теперь под запретом. Это в конституции записано. Опять же разрешена частная собственность.
  - Саша, - Улыбнулся Петр Ефграфович - бумага терпит все. Однако факт всегда останется фактом. Никакая государственная власть не может существовать без идеологии. Она просто вынуждена выражать свое отношение к действительности, ибо ей надо определять подходы к решению существующих в обществе проблем. А это ни что иное, как идеология. И ты можешь сколько угодно ее запрещать, и даже вносить запрет в Конституцию, она от этого никуда не исчезнет. Так что, сам такой запрет - это лишь дань новой идеологии.
  Странно. Я как-то об этом не думал. Ладно, потом разберусь, мне казалось, сейчас не это главное.
  - Хорошо, допустим. А разрешение частной собственности? Это же настоящий обратный переворот от социализма к капитализму. Разве не так?
  - Ну, вот. - Его глаза опять блеснули смехом. -А ты говоришь, у нас нет идеологии. Взгляни на себя, ты же готовый ее продукт.
  - Это почему? - Возразил я. - У меня своя голова на плечах. И я думаю так, раз нет коммунистической идеологии и снят запрет с частной собственности, значит советская власть уничтожена. Ей больше не на что опираться.
  - Что ж, вынужден тебя разочаровать. - Улыбался Петр Ефграфович. -Дело в том, что запретить частную собственность вообще нельзя, как нельзя запретить смену дня и ночи. И советская власть не могла это сделать, наоборот, она расширила ее до самого крайнего предела.
  - Это как? - Изумился я. - Я Вас не понимаю. В СССР ведь не было частных заводов, фабрик, банков, магазинов, сельхозпредприятий. Все это было запрещено. А Вы говорите, невозможно запретить. О каком расширении частной собственности идет речь?
  Петр Ефграфович вздохнул, глядя на меня так, словно оценивал степень тяжести моей болезни и подбирал лекарство, которое необходимо для моего лечения.
  - Саша, все не так, как кажется, и тебе придется смириться с тем, что частная собственность - это не право граждан иметь в личной собственности те или иные средства производства, недвижимость, деньги, одним словом то, что обычно называют капиталом.
  На самом деле это отношения между людьми по поводу распоряжения теми богатствами, которые создает человеческое общество. Производят-то их одни люди, а распоряжаются другие. И отменить такое деление между людьми невозможно. Закон здесь бессилен.
  Тебе надо понять, что нет никакой разницы, находится ли капитал в распоряжении множества капиталистов или полностью сосредоточен в руках одного из них - государства, как это было в Советском Союзе. И в том, и в другом случае способ производства совершенно одинаков. Он основан на труде наемных рабочих, когда общественными богатствами, которые они создают, распоряжаются другие люди.
  В капиталистических странах - капиталисты, в "социалистических" - государственный аппарат. И здесь частная собственность не только не исчезает, поскольку способ производства остался прежним - наемный труд, а наоборот, она обретает максимально возможный масштаб, когда абсолютно все граждане оказываются в найме у единственного в обществе капиталиста - государства.
  В этом и заключалось расширение частной собственности при так называемом социализме. Именно поэтому, никакого обратного переворота от "социалистического способа производства" к "капиталистическому", наша власть не совершала. Она просто не могла этого сделать. Это ложь, на которой строится ее нынешняя идеология.
  Так что, на самом деле, мы имеем дело все с той же, сложившейся в советское время, системой власти, которая сегодня старается убедить всех, что раз она уничтожила коммунистическую идеологию и разрешила частную собственность, значит она уже не тоталитарная, как в СССР, а совсем другая, демократическая. Мол, советская власть ликвидирована, канула в лету, и мы строим теперь новую, свободную жизнь.
   Пока что это вранье ей удается, раз уж такие люди, как ты, у которых своя голова на плечах, этого не видят. - Заключил Петр Ефграфович лукаво улыбаясь.
  Однако, мне было не до смеха. Я словно рухнул в бездну, осознав, вдруг, ту чудовищную жестокость и беспредельный цинизм, с которыми советская власть, под угрозой репрессий, заставляла всех верить, что национализация средств производства означает ликвидацию частной собственности, означает уничтожение основы эксплуатации человека человеком, открывает столбовую дорогу к коммунистическому раю.
  И все для того, чтобы никто не мог усомниться, что интересы власти, в распоряжении которой находилось все создаваемое в стране, полностью совпадают с интересами трудящихся. Сомневающихся, а тем более, возражающих, ждали лагеря, психушки или расстрел, как врагов трудового народа.
  Да. Прав Петр Ефграфович. Такая власть не может добровольно уйти. Она пойдет на любые ухищрения и жертвы лишь бы оставить бразды правления у себя.
  - Господи, что же нас ждет? - Невольно вырвалось у меня.
  - Ждет? - Спокойно отвечал Петр Ефграфович - Дальнейшая логика событий. С завершением ваучеризации наши властители превратят свои привилегии государственной службы в звонкую монету. А, когда весь основной капитал окажется в их руках, начнут восстанавливать пошатнувшуюся вертикаль власти.
  Можешь не сомневаться, со временем она станет еще сильнее чем прежде. Теперь советские законы ее не ограничивают. И она открыто сможет выстраивать новое законодательство, которое будет максимально защищать ее интересы, защищать не народ, а ее от народа.
  В общем, нас ждет не демократия, а диктатура все той же, партийно - бюрократической системы власти советского образца. Только в оформлении новой идеологии.
  Говорил он это таким академическим тоном, что я невольно воскликнул.
  - Не понимаю, Петр Ефграфович, Вы так спокойно об этом говорите, будто речь идет о светлом будущем, а не о грядущих проблемах. Ведь эту власть надо как-то остановить, пока не поздно!
  Улыбаясь, он посмотрел на меня долгим взглядом.
  - Саша, успокойся. Эмоции только мешают видеть реальность.
  Но я сразу парировал.
  - А это что, не реальность?! Разве ее можно игнорировать?! Нас же загонят всех в рабство! - Признаться, я и сам не ожидал такой бурной реакции на вдруг открывшееся мне лицо нашей власти. Но как с этим жить, как оставаться безразличным?!
  - Вот, вот. - отвечал Петр Ефграфович - А, чтобы этого не произошло, надо понимать, что это рабство лишь внешняя сторона реальности, как симптом болезни, но не ее причина. Действительность такова, что пока в обществе господствует изжившее себя мировоззрение, которое отгораживает людей друг от друга, любая власть будет нести черты себялюбия и стремиться лишь к одному - сохранению самой себя.
  И что толку менять шило на мыло, при полном отсутствии гарантий, что новые люди во власти окажутся благороднее прежних и станут заботится о благе народа, а не о собственном благополучии.
  Нет. Пока мы живем в кандалах навязанных нам иллюзий о Мире, пока руководствуемся нашей очевидной обособленностью друг от друга, пока жаждем для себя "хлеба и зрелищ", мы будем иметь именно ту власть, которая нам это обещает. Власть никак не может быть другой нежели мы сами. Не изменимся мы - не изменится и власть, поскольку она вынуждена отражать наши интересы.
  И пока мы, в угоду своим страстям, стремимся к возможности как можно больше потреблять всякого рода материальных благ, наша власть всегда найдет себе опору. Она вывернется из любой, самой тяжелой ситуации. Ведь даже революция - это следствие ее собственных действий, когда она оказывается препятствием на пути развития экономики. Но, если она содействует этому развитию, мы считаем, что она оправдала наши надежды и служит интересам народа.
  Вот и советская власть, избежала краха, избежала революции. И только потому что успела осознать, что для спасения экономики перестройки Горбачева мало. Нужны кардинальные изменения. Требуется дать полную свободу движению капитала, с его биржами, земельной рентой, банками, акциями и т. п.
  Кстати говоря, во времена НэПа, в двадцатые годы, советская власть это уже делала, и ей удалось быстро обеспечить общий хозяйственный подъем. Но тогда это делалось в интересах коммунистического строительства. А в наше время коммунистическая идеология себя полностью обанкротила и партийным бонзам, вещающим о строительстве коммунизма, веры уже не было. Вот советская власть, вместе с освобождением капитала, освободилась и от ненужной ей идеологии.
  Так и спасла себя. Пожертвовала даже целостностью страны. Сохранение-то власти важнее, чем мифические интересы коммунистического строительства вместе с национальными элитами союзных республик. Они ведь тоже хотят остаться у власти. Что ж, значит теперь каждый за себя. А народ пусть пережевывает новую идеологическую жвачку о том, что с момента героического свержения советской диктатуры российское общество движется к демократии. Разумеется, что для этого ей надо огульно очернить весь советский период, чтобы не оставить камня на камне от его достижений.
  Однако, вместо взращивания ненависти к власти, необходимо глубокое осознание происходящего. Ты должен понимать, что выбранный Сталиным курс, направленный на отождествление государственной и социалистической собственности, делал для него невозможным оставить у себя за спиной ленинскую гвардию. Она ведь прекрасно знала, что социалистическая собственность на средства производства возникает только тогда, когда они выбывают из государственной собственности и переходят в непосредственное распоряжение трудящихся, обеспечивая тем самым их реальную власть. Власть, при которой государственный аппарат, остается лишь обслуживающим ее персоналом.
  И хотя этого не случилось, да и не могло случиться, поскольку партийные лидеры пеклись о своей личной власти, одно только то, что в Советском союзе было обеспечено всеобщее и бесплатное образование уже делает его выдающимся государством, которым можно и должно гордиться. Ибо невежество - вот исинная чума. Это самое смертоносное оружие в Мире, которое советская власть вырвала из рук буржуазии.
  И вот еще что. Тебе надо ясно осознавать, что коммунизм - это не общественно экономическая формация. И потому, он не может быть достигнут политическими методами, основанными на узко классовых и сословных предрассудках. В действительности, коммунизм - это новое морально этическое состояние человеческого общества, которое опирается на научное знание о нашем всеобщем, тотальном единстве. И главное здесь - ежедневная практика служения друг другу.
  Ну, ладно. Мы с тобой совсем забыли о своих кулинарных обязанностях. - Прервал сам себя Петр Ефграфович. - Скоро Николай придет. Нам надо спешить.
  Действительно из-за этого разговора, наша поварская деятельность неожиданно оборвалась. И теперь я обнаружил себя со свеклой в руке. Что ж, надо продолжить начатое.
  Но, мысли мои метались. Они то неслись в беспредельное пространство, откуда казались, что мы с Петром Ефграфовичем совершенно незначительные букашки, то, вдруг, обрушивались обратно. И тогда я так остро чувствовал тепло и уют этого дома, что они превращали в никчемность все, за его пределами. Я не мог понять, где же мое место. Безотчетный страх забился внутри - жизнь моя никогда не будет прежней. Тогда все было ясно, как день, а что теперь?
  И тут, раздался возглас Петра Ефграфовича.
  - Саша, будь внимателен. Пальцы порежешь!
  Только сейчас я заметил, что еще чуть и махну пальцами по лезвиям терки. От неожиданности я замер. А он ободряюще улыбнулся и, словно прочтя мои мысли, сказал.
   - Саша, в кошмаре смерть. Спасение всегда наяву.
  Затем окинул взглядом поле моей деятельности и добавил.
  - Ого, так у тебя почти все готово. Пора сооружать салат.
  Выставив на стол какое-то продолговатое блюдо, он стал слоями укладывать натертые мною овощи. Огурцы, картошка, снова огурцы и картошка, затем что-то вроде майонеза - соус, который он только что сделал. Потом слой морковки, свеклы и, наконец, сверху измельченные яйца. Увидев законченное произведение, я с удивлением воскликнул.
  - Да это же селедка под шубой, только без селедки.
  - Ха. Так и задумано. - Удовлетворенно отозвался Петр Ефграфович. -Уверяю. Вкус тоже похож.
  Готовясь к обеду, мы убрали со стола все лишнее и Петр Ефграфович начал расставлять посуду.
  - Сейчас Николай придет. - Вдруг сказал он, на мгновение остановившись.
  Как и раньше я ничего не слышал, но теперь совершенно не удивился, когда через минуту на пороге послышались уверенные шаги. И вот Николай на кухне.
  - Ба. У вас тут запахи такие. Прямо слюнки текут. - воскликнул он.
  - А мы тебя уже заждались. - В тон ему ответил Петр Ефграфович. - Ты все сделал?
  Вместо ответа Николай достал из кармана ключи от машины и протянул мне.
  - Запаску я уложил на место. За одно ходовую проверил. Все отлично, можно смело ехать.
  - Господи! Коля, - Воскликнул я. - я даже не знаю, как вас благодарить. Тебя и Петра Ефграфовича. Вы меня как родного приветили.
  Они обменялись улыбками. И Петр Ефграфович ответил за двоих.
  - Ты просто не забывай о нашем родстве. Это и будет твоя благодарность. А сейчас давайте-ка все к столу.
  Опять было очень вкусно. Но самое главное, я чувствовал себя так, будто здесь, рядом с этими людьми мой дом. И только мысль, что надо ехать дальше, отравляла мое блаженство.
  Однако, первым из-за стола поднялся Николай.
  - Ты что это, как на пружинах? - Спросил Петр Ефграфович с теплотой в голосе.
  - Дело не терпит, отец. Спасибо вам за обед. - Ответил Николай, глядя на нас с благодарностью.
  - Мне тоже пора. - Вступил я в разговор. - Завтра утром неотложная встреча.
  Петр Ефграфович молча окинул нас своим радостным взглядом.
  - Что ж. Хорошо ребята. Тогда каждый получит еду с собой. - Заключил он.
  Через пять минут два пакета были готовы. Один из них он вручил сыну.
  - Спасибо отец. Провожать не надо. - Нежно коснулся его плеча Николай.
  Затем повернулся ко мне.
   - Ну, что, бог даст свидимся.
  Мы обнялись как братья.
  Вскоре послышался звук отъезжающей машины, и я, вдруг, почувствовал укол тоски. Мне будет его не хватать.
  Однако, сейчас надо было собираться в дорогу. Петр Ефграфович меня провожал, не преминув проследить, чтобы пакет с едой я сразу отнес в машину.
  Казалось, с разгаром дня мороз только крепчал хотя, при этом, какой-то плотный туман надвигался со стороны реки. Еще немного и он накроет деревню. Стоило бы поспешить.
  Наконец, ворота были открыты и мне оставалось лишь сесть за руль. Внутренне я уже был в пути. Однако, Петр Ефграфович взяв меня за плечи развернул к себе и глядя прямо в глаза, сказал.
  - Саша, тебе необходимо об этом знать. Ты идешь путем разума. Это тяжелый путь. И надо быть готовым к тому, что сомнения истерзают тебя. Ты будешь сомневаться даже там, где идущий сердцем не почувствует и малейшей причины.
  Поэтому, запомни две вещи. Когда-нибудь они помогут тебе выплыть из шторма житейских бурь. Нет Бога отдельного от его творений и все что есть, вопреки самому очевидному, - один живой организм.
  Носи это знание как талисман. И в самые жуткие времена он поддержит тебя, не даст угаснуть торжественному отношению к жизни. Не забывай, мы все живем в храме божьем и только по собственной воле покидаем его.
  Он помолчал, оценивая был ли мной услышан, и удовлетворенно кивнув, сказал.
  - Хорошо. Теперь можешь ехать. - Суровость его взгляда сменилась отеческой теплотой.
  - Спасибо Вам. - говорил я уже усаживаясь в машину.
  Махнув ему рукой из салона, я выехал на улицу. А он так и стоял у открытых ворот, пока наплывающий туман не заволок его. Местами лохмотья тумана уже перекрыли дорогу, и я то и дело въезжал в плотную пелену. Слева, там, где была деревня, дома теперь едва угадывались и какое-то время я медленно полз сквозь белую мглу. Наконец, она оборвалась и впереди показалась трасса.
  Выбравшись на асфальт, я глянул в сторону деревни и невольно остановился. Там, откуда я только что приехал, на земле лежало колоссальных размеров облако. Река, и деревня - все было скрыто. Это белое месиво закрыло собой горизонт! Однако, я так был переполнен впечатлениями этого дня, что просто нажал на газ и сосредоточился на дороге.
  По моим расчетам оставалось пять, шесть часов пути. Добрался я без происшествий и, поселившись в гостинице, несколько вечеров подряд записывал то, что удалось запомнить из бесед с Петром Ефграфовичем.
  Я чувствовал, что это очень важно для меня, и еще в дороге решил сделать подробный конспект. Конечно, многое не укладывалось у меня в голове, но его рассуждения о власти казались вполне понятными и особенно цепляли.
  Я ехал тогда и думал. Ну, конечно, нет ничего удивительного, что именно представители компартии осуществляли все реформы. Они специально водрузили на себя ореол героических борцов с преступным коммунистическим режимом, чтобы показать всем, что борются они не за себя, не за сохранение собственной власти, а за нас, за народ, за демократию. А что в действительности? Выбросили один партийный билет и заменили его на другой. Однако, власть из рук не выпустили.
  Я остро понимал, что теперь, когда они обрели возможность открыто, без оглядки на свое советское прошлое, руководствоваться интересами крупного капитала, для которого люди всегда были, есть и будут лишь средством наращивания богатств, начнется постепенное, шаг за шагом, низведение нас лишь до этой функции.
  Меня мучила мысль. Неужели им удастся создать поколение, способное испытывать счастье будучи рабами, которым власть демонстрирует заботу о них, а те не способны понимать, что нужны ей только в качестве создателей богатств для своих хозяев.
  Впрочем, получать они все равно будут лишь столько, сколько продиктует рынок труда, то есть столько, сколько будет выгодно их властителям. А, значит, по минимуму, но никак не в процентном отношении с ними.
  Нет. Властям надо, чтобы народ всегда оставаться на грани бедности, чтобы он требовал у власти - денег, денег, денег. Тогда у нее будет возможность кормить его завтраками. Дескать, если мы будем больше работать, то очень скоро достигнем всеобщего благоденствия. А ведь, по ее заверениям мы давно должны жить при коммунизме. Все это похоже на то, как перед ишаком вывешивают пучок соломы, чтобы он рвался вперед.
  Все эти мысли клубком вертелись у меня в голове, вызывая то злость, то страх, то ненависть. Мучительно было именно это. Неужто лучше вообще ничего не знать!? Господи, как от этого избавиться.
  Неожиданно, я подумал о другом. Ну, хорошо, коммунистическая идеология продержалась семьдесят лет. Сколько же продержится новая идеология? Как долго власть сможет ей прикрываться? Лет десять, двадцать, может быть, тридцать? Это что, двадцатые годы следующего тысячелетия? И что потом!?
  Нет. Я явно чего-то не понимаю. В моих рассуждениях не хватает какой-то очень важной составляющей. Именно о ней пытался сказать мне Петр Ефграфович, а я всеми силами упирался.
  Тогда я решил, что на обратном пути обязательно заеду в Исочи. Мне надо навести в голове порядок. Иначе, как со всем этим жить.
  Наконец, командировка моя закончилась. Я выполнил все задачи и с легким сердцем мог ехать домой. Настроение было приподнятым - хоть с работой все было в порядке.
  Ехать решил рано утром. Поэтому с вечера собрал вещи и открыл атлас автомобильных дорог, чтобы уточнить маршрут. Так, значит до Исочей где-то четыреста, четыреста пятьдесят километров. Вот здесь. Однако, там, куда уткнулся мой палец, деревни Исочи не было. Странно. Быть может она слишком мала и потому ее не обозначили на карте. Но, с другой стороны, если на трассе есть указатель, значит она должна здесь значится. А может устарел атлас? Так и не найдя ответа, я лег спать. Какая разница, завтра все равно буду на месте.
  Утро выдалось пасмурным. Пронизывающий ветер сопроводил меня до остывшей машины, и я мерз, пока она не прогрелась. В это время память услужливо принесла картины уютного дома Петра Ефграфовича. Мысленно я был уже там.
  Днем распогодилось. И хотя тучные облака порой на долго закрывали солнце, видимость оставалась отличной. Машина уверенно несла меня к вожделенной цели. Через пять часов я был уже в районе Исочей. Ага, вот и знакомая заправка. От нее до деревни километров тридцать.
  Через двадцать километров я сбросил скорость, чтобы ненароком не проскочить нужный поворот. Но миновали пять, и десять, и пятнадцать километров, а поворота все не было. Не было не только деревни, не было реки! Я остановился и вновь достал атлас. Господи, как же это возможно! Атлас не врал! Ближайшая река почти в двухстах километрах отсюда!
  Не в силах осознать происходящее, я застыл на месте. Ужас прокатился по позвоночнику - я сошел с ума! Ну, конечно! Все это мне привиделось!!! Я псих! Но, но как это принять!? Что я теперь должен делать?
  Плохо соображая, я выскочил наружу и кинулся к багажнику. Руки ходили ходуном. Мне никак не удавалось вставить ключ в замок. Но, наконец, я открыл его и вздохнул так, словно только что избежал смерти.
  Оказалось, Николай умудрился сделать резиновые крепления и приторочил все мое барахло по бортам. Механически я полез к запаске, хотя и так было ясно, что там будет свежая заплата. Конечно, все на месте. Эх, был бы Николай сейчас рядом. С какой бы благодарностью я его обнял.
  Только сейчас я, вдруг, почувствовал холод, который до этого не замечал. Вернувшись за руль, я вновь завел двигатель и сидел в каком-то оцепенении, пытаясь переварить случившееся. Очевидная его невероятность ставила меня в тупик. И все же, что это было? Что за деревня Исочи?
   Вспоминая, как там оказался, я, вдруг, понял, меня ведь ждали! И Федька, оказавшийся на обочине, едва я свернул на улицу, и Петр Ефграфович, который распахнул ворота, стоило лишь мне приблизится к дому. И Николай. Как он мог знать, что я в деревне? Федька сообщил? Но телефона даже в их, "продвинутом" доме не было. Надо полагать, что в других домах тоже. А потом, наш разговор в гараже. Он ведь заранее знал, что я гуманитарий? Господи, да они просто читали мысли. Для них я был как раскрытая книга. Возможно, это и сейчас так, если учесть способность Петра Ефграфовича чувствовать людей на расстоянии. Неожиданно, эта мысль меня успокоила. Я очень хотел, чтобы он был рядом, пусть даже так, незримо.
  Однако, надо было действовать. Впереди ждал долгий путь. Что ж, еще будет время все обдумать. Я глубоко вздохнул и, осмотревшись, выехал на трассу...
  Следующим утром, в своем рабочем кабинете, я аккуратно сложил записи нашего разговора с Петром Ефграфовичем в отдельную папку и положил в стол. Затем, перевернул несколько листков на настольном календаре. Так, сегодня 21 февраля 1994 года. Понедельник. Символично, потому что именно сейчас я должен решить для себя, как жить дальше.
  В дороге мне многое удалось обдумать. Теперь, я четко понимал, что нет никакого смысла сожалеть об упущенных возможностях. О бездарно потраченном времени. А тем более распускать нюни по поводу того, что меня не так и не тому учили. Все это прошлое. И надвигаются не лучшие времена. Так что, если я хочу выбраться из очередной идеологической ямы и не попасть в следующую, то должен учиться сам. Учиться не дожидаясь, когда кто-то положит мне в рот уже разжеванное знание. Нельзя ничего брать на веру, и, при этом, нельзя ничего отвергать.
  Я словно слышал слова Петра Ефграфовича: "Запомни, поле битвы ты сам. Ищи ответы в себе и только в себе".
  Зазвонил телефон. Начинался очередной рабочий день. Но, для меня жизнь уже заиграла новыми красками, и ничего больше не было так, как прежде...
  
  
  
  
  Юрий Баскин
  
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"