Аннотация: Обычно в сказках царевичи просто рвутся к трону. А если все было наоборот? :) Обновлено 01.10.2006
Вечерело. Печально зудели одинокие комары, какие-то пташки, не желая засыпать, что-то пищали меж ветвей, где-то вдалеке уныло проревел медведь - в общем, обстановка совсем не располагала к частому посещению этого леса. Тем более удивительно, что человек, осторожно идущий между деревьев и, со скуки, вполголоса разговаривающий со своим конем, вовсе не пытался из него выбраться. Он просто брел, куда глаза глядят, стараясь при этом не попасть в какую-нибудь яму.
- Так ты считаешь, Вихрь, что я абсолютно не прав, бросив все, и сбежав из дома, не захватив при этом даже порядочной суммы денег? - конь закивал, соглашаясь, (хотя, вполне возможно, ему просто попал комар в ухо). - А еще больше я был не прав, когда на вопрос трактирщика, смогу ли я заплатить за заказанный ужин, ответил, что у меня, к моему глубочайшему сожалению, всего-навсего три медяка, вместо того чтобы заехать ему в ухо за любопытство, которое, как известно, кошку сгубило? - конь опять закивал. - Возможно, ты и прав, но стучать мечом по голове пожилому человеку как-то не культурно. - Конь поднял голову к темнеющему небу и насмешливо заржал.
За время этого короткого монолога путник успел уже раза три или четыре оступиться и упасть. Наконец, коню надоело, что его постоянно дергают за уздечку, и он резко остановился, упершись всеми ногами.
Путешественник некоторое время подергал за повод и, убедившись, что его конь совершенно не хочет никуда идти, решил уговорить его.
-Вихрь, послушай, я понимаю, что ты устал, что тебе надоело третий день подряд питаться одним подножным кормом, но я же невиноват, что трактирщик, скотина этакая, не захотел скинуть цену на овес с пяти золотых до одного медяка... ну, или хотя бы до трех... Пойми, мы должны идти. Иначе, когда окончательно стемнеет, тебя съедят волки. Мной-то они, конечно, подавятся, но вот ты...
Упоминание хищников явно не понравилось коню и он, замотав головой, сорвался с места и понесся по темнеющему лесу. Уздечка коня туго обмоталась вокруг руки его хозяина, и того потащило по буеракам и завалам. Под ноги как назло попадались сплошные ямы и рытвины, а ветви деревьев, казалось, специально били по лицу.
Наконец, минуты через две конь остановился (причем также неожиданно, как и побежал), и его хозяин смог встать на ноги. После этой "великолепной" скачки по вечернему лесу его костюм, бывший еще сегодня утром довольно-таки хорошим, почти полностью превратился в лохмотья. Что же касается самого "всадника", то его лицо украшало огромное количество синяков и ссадин. Сам же путешественник был вне себя от ярости.
- --------------------------------- (Выражения, которые были им сказаны, не приводятся, так как книгу могут читать дети. Общий же их смысл сводился к тому, что Вихрь очень - очень плохой конь).
Наконец, путешественник закончил рассказывать коню, кем были его предки по материнской линии и, более ли менее спокойным голосом, сказал:
-Все, Вихрь, я решил. В первом же ближайшем городе я продам тебя и куплю себе нормального коня, который если и не сможет, как ты, обогнать летящую стрелу или перескочить столетний дуб, то, по крайней мере, не будет так надо мною издеваться.
Конь насмешливо зафыркал.
Путник медленно вытер с лица лошадиную слюну и тихо, очень тихо произнес:
-Нет, я не буду тебя продавать, я сдам тебя на бойню и лично прослежу, чтобы тебя пустили на колбасу. А потом...
Договорить свои угрозы он не успел, потому что случайно бросил короткий взгляд на руку и с потрясением заметил, как с нее исчезает мелкая сеть ссадин. С одежды исчезла вся пыль, грязь, дыры...
-С ума сойти... Знаешь, Вихрь, возможно, ты останешься со мной еще на некоторое время.... Ладно, давай посмотрим, где мы оказались.
Путник медленно повернулся и остолбенел...
Перед ним, на огромном пеньке, кокетливо закинув ножку на ножку, сидела Избушка - на - Курьих Ножках. Солома на крыше была скромно завита на деревянных бигудях, а дверной проем обильно накрашен алой губной помадой...
А ведь начиналось все так хорошо...
Три дня назад позвал к себе царь Иоанн Сто Семьдесят Восьмой своего сына Ивана и говорит:
-Сынок, слушай меня внимательно. Я хочу сказать тебе нечто такое, что коренным образом изменит твое ближайшее будущее.
Тут Иван-царевич (а это именно он шел сейчас по лесу) заинтересовался.
-Как ты знаешь, я очень стар ... И, в общем,.. как бы тебе это сказать...
Иван еле сдерживался, чтобы не поторопить отца.
-Я решил, что мне пора на заслуженный отдых.
-Как это!? - "облез" царевич.
-Обычно, Иванушка, обычно. Тебе уже девятнадцать лет. С нашим царством- государством ты справишься. Чай оно не тридевятое. А я тем временем отдохну, рыбку половлю на природе, молочка парного попью...
-Папа, а... как же... коровье бешенство,.. - только и смог выдавить царевич первое, что пришло ему на ум.
Царь ласково начал:
-Ничего, сынок, ты справишься. -А затем посуровел: -В общем так, завтра в это же время у тебя венчание на царство. И я бы очень хотел, чтобы ты на нем присутствовал.
Ну что греха таить, вышел царевич от отца малость ошарашенный. Да что там малость: чувствовал Иван себя так, словно его пыльным мешком из-за угла стукнули.
Конечно, он знал, что когда-нибудь взойдет на престол и будет царствовать, но это же - когда-нибудь, а это - сейчас. Повесив голову и не обращая внимания на пробегающих мимо слуг, пошел Иван-царевич на конюшню. Хоть с Вихрем поговорить что ли....
А конь у Ивана-царевича был, надо сказать, очень необычным. Взять хотя бы его масть. Вообще-то, конь был серым, но, что удивительно, мог по своему желанию становиться то буланым, то вороным; то чубарым, то изабелловым. А то и вообще каким-нибудь зеленым. Вот вы видели лошадь синей, розовой, бирюзовой масти? Вот и царевич до недавнего дня не видел. Да и понимал этот конь речь человеческую намного лучше простого животного.
Осторожно разбирая седую гриву, заплетенную домовыми за ночь в косички, царевич тихо начал жаловаться коню на свою беду:
-Вихрь, ну вот скажи, что мне делать? Ну не хочу я становиться царем прямо сейчас. Это так неожиданно... И, вообще, что это отцу взбрело в голову отказываться от престола? Он, что, не мог подождать еще лет десять - пятнадцать?.. Ну, или хотя бы пару годков? Что я ему, ломовая лошадь? Или, может, он вообще на старости лет умом двинулся? Вот что мне делать, Вихрь?
Конь чуточку насмешливо глянул на царевича, и тот прочел в его, на этот раз небесно - голубых, глазах немой ответ.
Конь легко перескочил через забор в три человеческих роста и скрылся за поворотом. А удивленные конюхи принесли царю брошенное Иваном на полу конюшни письмо. Прочитав его, царь долго ругался и обзывал всех и вся разными нехорошими словами. И было от чего. Царевич писал:
"Дорогой отец, обдумав твое лестное предложение, я понял, что я еще слишком юн, чтобы принимать царскую коров... (зачеркнуто) корону. Поэтому я решил немножко поездить, поднабраться опыту. Когда почувствую, что это произошло - вернусь.
Твой сын Иван-царевич".
Немного остыв, царь, было, собрался устроить за сыном погоню и силой усадить его на престол, но, подумав чуток, вспомнив себя в молодости, отменил приказ. Да что с ним будет, с царевичем-то. Поездит, да денька через два вернется. Русь хоть и большая, да заблудиться в ней сложно. Это вам не дикая Ермания, где везде указатели.
Да что там говорить, Русь - страна цивилизованная. Если в остальных странах один-единственный бог, то на Руси их сотни, а то и тысячи. Не дадут они погибнуть царевичу.
Правда, люди сказывают, что лет пятьсот назад царь Иоанн НеизвестноКакой (история не сохранила его порядкового номера) решил привести на Русь нового бога. Единого.
Гнали его потом всем миром да по всей Руси. Тот бедный царь после этого еще долго заикался. Но это только когда говорил. А когда молчал, так - нет, ничего. Правда, как-то странно подмигивал... Левым глазом... Люди еще говорят, что из-за этого он долго не мог найти себе невесту.... Но это все лирика. А сейчас, пожалуй, пора вернуться к Ивану-царевичу....
Итак...
Иван уже битый час зачарованно следил за избушкой. А та, заметив благодарного зрителя, прихорашивалась. Она уже успела подвести угольком ставни, подкрасить огромным, в человеческий рост, тюбиком помады дверь и сейчас усердно причесывалась. Но, как известно, держать гребень в куриной лапе крайне не удобно, а потому в сторону царевича охапками полетела солома с крыши. Тот едва успевал заслоняться от нее полою плаща. Вихрь радостно ржал над царевичем.
Избушка, заметив, что над ней смеются, отбросила расческу в сторону, осторожно собрала лапой с земли все прошлогодние палые листья, сжала листву до размера хорошего мяча и, с силой размахнувшись, запулила этим шариком в коня.
Избушка промахнулась.
Причем промахнулась хорошо. Метко.
Шар просвистел метрах в двух от коня и, крепко так, впечатался в голову царевича, который только окончил вытряхивать солому из золотых волос...
Последнее, что Иван запомнил: огорченные зеленые глаза Вихря и удивленные окна склонившейся над ним избушки...
Иван очнулся от жуткой головной боли. Придя в себя, он несколько минут лежал, не открывая глаз и стараясь припомнить, где он находится. Терпкий запах трав щекотал ноздри, со всех сторон слышалось тихое поскрипывание...
Так и не справившись ни с болью, ни с воспоминаниями царевич медленно открыл глаза, готовясь закрыть их при первой же опасности. Нет, он не был трусом (Когда ему исполнилось двенадцать лет, он, тайком сбежав из царского дворца и, захватив с собой лишь короткий кинжал, пошел в одиночку охотиться на медведя. О том, как после этого отец проводил воспитательный процесс с помощью розог, царевич Иоанн вспоминать не любил), но кто знает, чем все кончится.
Все-таки открыв глаза, Иван обнаружил себя лежащим на печи. Над головою у него висела куча засушенных трав, рядом свернулся клубком огромный черный кот, а невдалеке слышалось чье-то тихое бормотание. Осторожно повернув голову и скривившись от резкой вспышки боли, царевич начал осматривать помещение.
Пучки трав были развешаны не только над печью, но и по всему дому, высоко под крышей спряталась вязанка засушенных мухоморов, на стене висели вышитые картины. По середине комнаты стоял дубовый стол, за которым сидела молодая девушка, что-то увлеченно рассматривающая на нем. Почувствовав на себе взгляд, девушка обернулась, и царевич замер, пытаясь запомнить ее до малейших деталей.
Черные, как смоль, прямые волосы, высокий лоб, луком изогнутые брови, смуглая оливковая кожа и зеленые как болотная трава глаза.
Девушка насмешливо взглянула на привставшего на локте и забывшего про головную боль царевича.
-Ну, что смотришь?
-Ты кто? - только и смог выдавить Иван.
- Баба-Яга.
-Ты?! Баба-Яга?!
-А что, незаметно? - Встав со скамьи и подойдя к царевичу, девушка коснулась ледяными пальцами его лба. Боль прошла, растворившись в теплых волнах набежавшего сна...
В себя он пришел, когда за окном было уже темно. Черный кот, едва видимый в отблесках горящей лучины, пушистой тенью скользнул мимо, потерся о щеку царевича и осторожно провел хвостом по его лицу. Царевич чихнул и окончательно проснулся.
Голова слегка гудела, но боль уже прошла. Иван осторожно сел, пытаясь всмотреться в полумрак комнаты. Девушка, назвавшаяся Бабой-Ягой, по-прежнему сидела за столом, но теперь она с любопытством смотрела на самого царевича.
-Как себя чувствуешь? - ласково поинтересовалась она, отбросив черную косу с груди на спину.
-Да ничего...
-А раз ничего - слазь с печи. Что расселся как барин? - сказала она резко
Царевич, не ожидавший такого обращения, спрыгнул на пол и удивленно уставился на девушку.
-Ты голоден? - вновь спросила она.
-Как собака.
Когда царевич поел, девушка поинтересовалась:
-Так как же тебя зовут, добрый молодец?
-Иван.
Девушка усмехнулась, но ничего не сказала по этому поводу, а лишь спросила:
-Дело пытаешь аль от дела лытаешь?
-Скорей от дела, - вздохнул царевич.
Девушка удивленно подняла брови:
-В первый раз мне такой честный попадается. И от какого же дела ты убегаешь, Иванушка?
Царевич, как не странно, не обиделся на такое фамильярное обращение, и честно ответил:
-Да, понимаешь, отец мой Иоанн Сто...
-Так ты, Иван, царевич! - перебила его девушка, - А я -то, старая, дурак решила!
-Спасибо на добром слове, - рассмеялся Иван.
Так слово за слово и рассказал царевич о своей "беде".
-И долго ты хоть путешествовать собираешься?
-Пока у батюшки вся эта дурь из головы не выветрится, - буркнул Иван.
-Ну, это долго тебе ждать придется. Может, пока путешествуешь, займешься чем-нибудь полезным? Например, невесту себе найдешь.
-Может и найду....
-А не боишься?
-Чего?
-Русь большая. Пока найдешь любовь истинную, сто раз поседеть успеешь. Да и проехать мимо нее можешь случайно... А если уж в заморские страны заедешь, так вообще...
Девушка поставила на стол тяжелый бронзовый подсвечник. Взмах рукой - и на фитильках заплясали зеленые цветки пламени. Щелчок пальцев и рядом со свечами возник небольшой кованый сундучок, а в руках у Бабы-Яги - фигурный ключ.
Крышка тихо заскрипела, открываясь. Царевич зачарованно следил за руками Бабы-Яги, а та вытащила откуда-то из пыльной глубины сундучка... обыкновенное зеленое, погрызенное кое-где червяками, яблоко.
-Яблоко это не простое, а волшебное, - нараспев заговорила Баба- Яга. - А то ведь, как получается: полюбишь ты кого-нибудь, а девушка на тебя ноль внимания. Или наоборот: ты ей нравишься, а она тебе - увы... Сила этого яблока такова, что коли дашь его в руки той, что судьбой тебе предназначена, так оно и преобразиться, засверкает огнем внутренним.
-Так что же мне, всем подряд его в руки совать?
-Ну, это уже твои проблемы, Иван.
Царевич протянул руку - взять яблоко, но девушка не дала:
-Подожди! Его же еще надо заговорить на тебя!
Положив плод на стол, Баба Яга вытащила из того же сундучка тонкий шелковый плат, накинула его на яблоко и то ли запела, то ли заговорила:
-Ой ты яблоко да алое, ой ты яблоко да зеленое, подскажи да ты правду всю Ивану да Царевичу. Пусть любовь его не минует; не минует, да не покинет. Слово мое крепкое, как бел горюч Алатырь - камень. Как сказала я, так и сбудется, как сбудется, так и не минуется.
Иван помолчал, а потом спросил:
-Как рассветет, покажешь, как из лесу выйти?
Девушка легко вскочила на ноги:
-Ну, раз ты так настаиваешь.
-Да подожди же, еще ж темно!
-Ты так думаешь?
Иван покосился на окошко. Там и впрямь занимался рассвет. Но едва царевич вслед за Бабой Ягой вышел из избы и огляделся в поисках коня, как налетел ветер. Деревья жалобно застонали под его порывами, рассветное небо потемнело, как на закате.
Внезапно побледневшая Яга схватила царевича за руку и затащила его обратно в дом.
-Быстро на печь!
-Что???
-Делай, что говорят!!! - рявкнула девушка.
Теперь, уже вообще ничего не понимающий, царевич решил все-таки послушаться ее.
Яга же сделала несколько пасов, что-то тихо пробормотала, и Иван, скорее, почувствовал, чем увидел, как между ними вырастает прозрачная стена. Девушка удовлетворенно хмыкнула и повернулась к выходу.
Дверь тем временем распахнулась, и в избушку вошел, клацая всеми суставами, новый гость. Был он стар как этот мир, тощ как вобла и лыс как коленка.
Некоторое время вошедший попрожигал взглядом все темные уголки (ощутимо запахло паленым), ожег взглядом царевича, впрочем, не заметив его, и лишь затем обратил взгляд на Ягу.
-Здравствуй, хозяюшка, - расплылся он в улыбке.
-Привет и прощай, - буркнула та, увлеченно разглядывая абсолютно пустую столешницу.
-Что ж ты не ласкова со мною, Ягинюшка?
-Не смей меня так называть, Кощей,- прошипела она, выдирая руку из цепких лапок гостя.
Как уже говорилось, царевич был не робкого десятка: случай "с кинжалом на медведя" был далеко не единичным, кроме него были и "с деревянным солдатиком на волка" (как оказалось, эта игрушка очень ладно застряет во рту у зверя. И все бы было ничего, если бы юный царевич не полез спасать "бедного волчика"), и "с луком на Змея Горыныча" ( к счастью для последнего, царевич его не нашел). Так что кровь Ивана вскипела, он рванул меч из ножен и... понял, что не может пошевелиться...
Пришлось ему оставаться безучастным наблюдателем...
-Ягинюшка, я же любя... Я даже никакой сильной магии не взял!
И не известно, чем бы мог закончиться этот разговор, если бы в дверь не влетел Вихрь. И в глазах его плясал лесной пожар, а из ноздрей вырывалось пламя...
В этот момент царевич пообещал себе никогда больше не обижать Вихря...
Конь мотнул головой и костлявого Кощея отнесло к противоположной стене. Грюкнуло так, словно перевернулся целый купеческий обоз, груженый костьми.
Минут через десять царевич наконец смог справиться с непослушной нижней челюстью и поднять ее с печи.
Старичок тем временем потряс головой (там что-то громко зазвякало) и пошатываясь встал на ноги. Показав себе пальцем, куда именно надо смотреть, он все-таки смог состыковать взгляд в одной точке и уставился на нагло скалящегося Вихря.
Конь, тем временем, как - то обещающе фыркнул и, развернувшись, двинул Кощея копытами в лоб...
На этот раз прошло около получаса, прежде чем кощеюшка смог окончательно отскрести себя от стенки, и он, завопив:
-Я еще вернусь и страшно отомщу!!! - запахнулся в плащ и растаял в воздухе.
Вихрь же не стал дожидаться, пока Яга и царевич выйдут из ступора, и легко выпорхнул из избушки (та ощутимо покачнулась от мощного прыжка коня и едва удержалась на разъезжающихся лапках).
Легким взмахом Яга сняла невидимую стену, царевич, обнаружив, что он вновь может двигаться, легко спрыгнул на пол.
Девушка не отрываясь смотрела на дверь избушки и, как бы про себя пробормотала:
-Странный у тебя конь, царевич...
-Да? А что с ним? - как ни в чем не бывало поинтересовался Иван.
Яга вздрогнула, возвращаясь из далекой страны мыслей:
-Разве ты не видишь, что он заколдован?
-Ты можешь его расколдовать?
-Шутишь?! Я даже не могу сказать. кем он был раньше... Это слишком сильное заклятие, -вздохнула она, - а я... Мне на прошлой неделе всего - навсего триста семьдесят два года стукнуло...
-Сикоко -сикоко?! -благо, йапонские послы были на Руси не редки.
-Триста семьдесят два.
-Э... С днем Рождения тебя! -только и смог выдавить царевич.
Если Яге триста семьдесят два года, а выглядит она на двадцать, то сколько же лет Кощею?!
Царевич так и не понял, читала ли Баба-Яга его мысли или он спросил вслух, но девушка лукаво усмехнулась и произнесла:
-Девять тысяч.
-Месяцев? - с какой-то странной надеждой поинтересовался он.
-Лет, царевич, лет, - надежда померла, так толком и не зародившись.
Уже вскочив на Вихря (благо, от дома Яги начиналась удобная тропка и можно было не бояться, что конь переломает ноги), царевич поинтересовался у Яги:
-Может, я могу чем-нибудь тебе помочь?
-Чем? - удивилась она. -Хотя... Встретишь моего жениха, передай, что я его уже заждалась...
-А как он хоть выглядит?
-У него множество обликов, - грустно улыбнулась Яга.
-А зовут его как?
-И имен у него множество, - снова улыбка.
Отъехав от избушки на порядочное расстояние, Иван обернулся: Яги нигде не было видно, лишь избушка приветливо махала ножкой на прощание.
Вихрь без устали мчался весь день и даже к вечеру не проявлял никаких признаков усталости. Казалось, он был готов скакать и ночью, но Иван почувствовал, что он этого, просто, не выдержит, и решил устроить привал. Царевич разжег костер (сказались навыки, полученные во время постоянных побегов от папочки) и, перекусив и накормив Вихря (Яга дала в путь еды), он расседлал коня и начал готовиться ко сну.
Внезапно костер затрещал и взметнул языки пламени под облака. Иван потрясенно заметил, как в огне возникает человеческая фигура... Через несколько секунд пламя опало, и посетитель сошел с затухающего кострища на землю. Царевичу хватило одного взгляда, чтобы узнать царя всей нечисти - Кощея Бессмертного...
Молчание затягивалось...
Всю торжественность момента нарушил наглый уголек, выскочивший из костра прямо на плащ Кощею. По алой ткани пополз огонек. Ощутимо запахло паленым... Царевич продолжал хранить каменное выражение лица. Кощей подозрительно принюхался (плащ уже пылал вовсю), открыл рот для приветственной речи, как бы невзначай скосил взгляд на свою одежду и... молодым козлом запрыгал по полянке, пытаясь погасить разгоревшееся пламя.
Иван-царевич, как и полагается Ивану-дураку, честно пытался помочь Кощею, но, увы, безрезультатно. Огонь пропал лишь вместе с Кощеем, когда тот, устав от бесполезных прыжков, исчез с полянки.
Иван подождал еще некоторое время и, убедившись, что больше никто не явится, проверил, на всякий случай, копыта Вихря (мало ли, камушек, трещина), спокойно уснул.
Гости появились уже на следующее утро, когда проснувшийся царевич оседлывал коня. При абсолютно ясной погоде загрохотал гром, и в блеске молний явился Кощей. Был Бессмертный, как всегда, при полном вооружении: звякали доспехи, блестел двуручный меч... Общее впечатление портила лишь одна деталь: за эту ночь Кощей успел стать... арапом.
Повелитель всей нечисти земли русской мрачно посмотрел на царевича, а затем решил все-таки представиться:
-Я - Кощей Бессмертный!
-Правда? - царевич постарался показаться как можно более удивленным. - Не похож.
-К-как не п-похож? - потрясенно пробормотал Бессмертный. - А н-на к-кого п-похож?
Царевич критически смерил Его Подкопченное Величество взглядом и честно признался:
-На гуманитарную помощь жителям Африки.
Кощей так и замер. Через пару минут он все-таки смог справиться с непослушными ручонками (те, как-то непроизвольно, тянулись к шее Ивана) и выдавил:
-Но я действительно Кощей! И я предлагаю тебе, о юноша, власть над всею Русью!
-Чего???
Вихрь, положив голову на плечо царевичу, задумчиво смотрел на Кощея.
-По-твоему этого мало? Хорошо, над всем миром!
-Чего???
Нет-нет, не думайте. Словарный запас царевича был довольно богат. Просто сейчас он был не в настроении.
-Ну чего тебе не понятно, - Кощей нервно забегал по полянке. - Я даю тебе власть над всем миром, а ты, взамен, оказываешь мне ма-а-аленькую услугу, а? - и он заискивающе заглянул в глаза Ивану.
-Какую?
-Подари мне своего коня! Ну? Согласен?
-Нет.
-Тебе, что мало?! - из ушей Кощея очень правдоподобно пошел дым.
Ну что тут мог ответить Иван? Что он сбежал из дому, лишь бы не править Русью? Ему ничего не оставалось, как сказать:
-Да.
-Чего??? Да я тебя в порошок сотру! На одну ладонь положу, другой - прихлопну!
Царевич молча и терпеливо ждал, чем же все закончится. За свои девятнадцать лет он привык к подобным концертам со стороны отца. Правда, папенькины угрозы звучали чаще всего, как: "Наследства лишу!", "В монастырь уйду! (вариант: тебя отдам!)", ну и так далее.
Кощей же угрозами не ограничился, он воздел руки к небесам и забормотал непонятные слова. А Иван, ( что ему оставалось делать?) стоял и молча смотрел на Кощея. Понятно же, что Бессмертный колдует, и понятно, что он не собирается сделать царевичу какой-то подарок, да вот только, толкнешь его, скажет он не те слова, и будешь ты всю оставшуюся жизнь на хуторке бабочек ловить (если не комаров на болоте -такой прецедент уже, кстати, был).
Вихрь, выскочивший из-за спины царевича, злобно скалясь, несколько раз пытался укусить Кощея, но всякий раз словно натыкался на что-то.
Бессмертный же закончил свое бормотание и коварно улыбнувшись, опустил руки и обратился к царевичу:
-Ты еще пожалеешь, что не принял мое предложение.
С этими словами он запахнулся в плащ и, завертевшись как волчок, истаял в воздухе.
Царевич же осмотрел себя с ног до головы и не найдя ни рогов, ни копыт, ни даже раздвоенного языка пришел к выводу, что заклятье Кощея проявится в чем-нибудь другом. А раз так, придется подождать и лишь потом решать, что делать. Так что сейчас он опять от нечего делать разговорился с конем:
-Вихрь, а за что ж тебя Кощей так невзлюбил, а? Ты, что, вытер копыта о его любимую скатерть?
Но конь упрямо хранил молчание, и царевич погрузился в детство, вспоминая первую встречу с конем.
Разумеется, она началась с очередного побега (романтика!). Царевичу было всего семь лет, когда он, наслушавшись нянькиных рассказов, решил стать великим спасителем всех обездоленных, униженных и оскорбленных и, вооружившись отцовским мечом (успевшим, кстати, к тому времени затупиться и заржаветь) и кинжалом (а вот он был острым), он отправился в путь.
Успешно сбежав от приставленных охранников, он углубился в близлежащий лес. Не будем рассказывать, о том, как он два дня скитался по бору, питаясь одними ягодами, но на рассвете третьего дня он вышел на какую-то полянку. Произошло это, надо сказать, не случайно. Дело в том, что он услышал конское ржание, треск сучьев и, решив, что на кого-то напали разбойники, рванул туда.
Все оказалось намного прозаичнее. По поляне плясал серебристый конь. Его уздечка плотно обвилась вокруг какой-то ветки, находящейся высоко над головой коня, и, как тот не рвался, он был вынужден оставаться на поляне (к слову сказать, уже полностью вытоптанной). Как и подобает "храброму рыцарю", царевич рванулся помогать "бедной коняшке". Отцепив ненужный меч и зажав кинжал в зубах, он забрался на дерево и, перерезал узду. Зажав ее в руке покрепче, Иванушка спустился на землю, подошел к коню и легко забрался в седло, не обращая внимания на странную нервозность животины.
Едва царевич уселся, как конь перестал мотаться по полянке, остановился и, обернувшись, уставился на царевича. Тот некоторое время полюбовался золотыми глазами коня, а затем легонько пнул его, принуждая идти.
Лучше бы он этого не делал. В тот же момент неведомая сила подняла царевича с седла и повесила на ветвь на дереве. Та прошла вдоль спины между рубахой и кафтаном, и заканчивалась где-то высоко над головой царевича.
Подергавшись некоторое время и догадавшись, что это ни к чему не приведет, Иванушка принялся расстегивать кафтан. Последняя застежка, увы, не выдержала, разорвалась, и царевич упал на землю с высоты человеческого роста.
Но и это его не остановило. Он вновь направился к коню. На этот раз царевич забрался на дерево, под которым стоял конь и уже оттуда прыгнул прямо в седло. Конь недоумевающе фыркнул, и царевич вновь оказался на дереве в заботливо застегнутом и зашитом кафтане.
На этот раз он освободился быстрее и, подбежав к коню и схватив его за узду, начал высказывать ему все, что о нем думает:
-Ты!.. Ты!.. Да как ты смеешь!... Я тут помогаю тебе!.. А ты!.. Я ему тут добро делаю, а он!.. Да если бы не я, тебя бы волки съели!..
При этих словах, конь, танцующий по поляне и не обращающий никакого внимания на вопящего царевича, мертвым грузом повисшего на узде, внезапно остановился и уставился на Ивана. Тот, с ног до головы перемазанный землей, встал на ноги и заявил:
-Так то лучше.
Конь насмешливо глянул на него, но промолчал.
Домой малолетний царевич возвращался уже верхом, как и полагается смелому витязю...
Из задумчивости Ивана вывела шишка, упавшая прямо на голову царевичу. Он вздрогнул, возвращаясь из страны воспоминаний, и недоумевающе огляделся вокруг. Что самое странное, нигде не было ни одной ели или сосны. Единственное хвойное дерево находилось далеко справа. По обе стороны тропки возвышались сплошные дубы, одним из которых и почувствовал себя удивленный царевич.
-Что за леший! - прошептал он.
В тот же момент его накрыла целая волна шишкопада. Что самое удивительное, шишки били только по царевичу, упрямо огибая коня. Так, например, одна шишка, которая была просто обязана врезаться в Вихря, внезапно затормозила, где-то в полуаршине от его головы, и резко изменив направление полета, врезалась в лоб царевичу.
Иван выдавил несколько, мягко говоря, некультурных слов, услышав которые царский советник, воспитывающий его с детства, повесился бы на собственной бороде (а она, надо сказать, была у него длинной), и, смахивая кровь из рассеченной брови, пришпорил коня, убираясь с негостеприимной полянки.
И, как назло, конь, направляемый твердой рукой царевича, тут же сбился с тропки. Иван бестолково кружил на одном месте, ему казалось, еще чуть-чуть и покажется тропинка, но все безрезультатно: деревья росли все плотнее и их кроны все сильнее закрывали солнце.
В конце концов, Иван решил, что верхом он из этой чащобы никогда не выберется и повесив уздечку на луку седла, начал слезать с коня, но едва он вытянул ногу из стремени, как конь рванулся вперед, узда соскользнула на землю и Иван, чтобы не упасть, был вынужден схватиться одной рукой за луку, другой - за гриву коня и искренне надеяться, что он сможет не свалиться на землю.
Внезапно конь успокоился и перешел на спокойный шаг, а Иван смог отклеиться от гривы и посмотреть вокруг. Вихрь, каким-то то ли шестым, то ли сорок шестым чувством смог обнаружить утерянную тропинку и сейчас спокойно шагал по ней.
Наконец деревья начали расступаться, конь остановился, и Иван смог слезть на землю. На этот раз, он решил не высказывать свои претензии коню, вспомнив, как тот поиздевался над Кощеем.
Посреди новой полянки возвышался огромный, в человеческий рост, камень, на самой верхушке которого сидел какой-то юноша. Когда - то на этом булыжнике были выбиты письмена, но сейчас они уже не были видны: булыжник был на три четверти засыпан шелухой от семечек, которую этот молодой человек бодро расплевывал на все четыре стороны. Над головой его порхала, то, собираясь в стайку, то, складываясь в какие-то немыслимые фигуры, то, вновь разлетаясь, целая куча выеденных подсолнечных шляпок. Изредка к ним присоединялась новая растрепанная голова подсолнуха.
И хоть Иван и Вихрь ступали абсолютно бесшумно, парень, все-таки что-то услышал и поднял голову от очередной недоеденной шляпки. Скользнув по царевичу взглядом и заинтересовавшись им, он, было, собрался спрыгнуть на землю, но заметил целую гору шелухи и решил, что с нею надо как-то бороться. Юноша поднял руки на уровень глаз, сделал пару пасов, пробормотал несколько слов, щелкнул пальцами и... шелуха как и лежала, так и осталась лежать. Парень решил не сдаваться и повторил заклятие вновь, правда, с другими жестами. Результаты остались прежними.
Помучавшись так около получаса, "вьюноша", по-видимому, все-таки смирился со своей будущей участью столпника и злобно прошипел:
-Чтоб ты к лешему сгинула!!!
Как ни странно, на этот раз семечки решили его послушаться. Легкой тучкой они взмыли в воздух, и, собравшись в аккуратные журавлиные клинья, направились куда-то на юг. Колдун проводил удивленно-радостным взором свое творенье и пробормотав что-то вроде:
-Низко полетели. Наверно, к дождю, - легко спрыгнул на землю, нахально уставившись на царевича.
Впрочем, и самого семечкоеда следовало бы рассмотреть повнимательнее. Заостренные черты лица делали его похожим на лисицу, на губах скользила насмешливая улыбка, а глубоко посаженные, и какие-то бешеные, глаза, казалось, видели Ивана насквозь. А его одежда! Его костюм - черный, на распашку, кафтан, шитый золотом, черные рубаха, брюки и высоченные сапоги с острыми носами, - сидел на нем, как на вешалке, и, наверное, так было с любыми вещами, ведь был этот "вьюноша" настолько худ, что на ум приходило сравнение со скелетом.
Итак, сей молодой человек смерил царевича взглядом, оперся о камень и, сложив руки на груди, спросил:
-Ты кто?
-А ты кто? - не остался в долгу Иван.
-А я первый спросил!
-А я..., - Иван прикинул возраст собеседника: на вид лет двадцать пять, - а я, зато, моложе!
-Ну, ладно, - парень сложил руки на груди и небрежно оперся о камень. - Сам напросился. Я - Кощей.
Самозванец был до того не похож на гостя Бабы Яги, что у Ивана непроизвольно сорвалось с губ:
-Врешь!
-Не по-о-онял! - с него мигом слетела маска спокойствия
-Врешь, говорю.
-А в морду?! -взвился собеседник царевича. - Щас в торец дам, уши отвалятся! Тогда поверишь?!
-Кощей не такой, - решил не уступать Иван. - Он худой, старый и лысый. А у тебя на голове - воронье гнездо.
Сказал так и задумался: а, может, не стоило так резко? Может, не воронье, а, например, грачиное? Оно вроде как поменьше. Да и не такое растрепанное...
Но парень, как не странно, не обиделся и даже расхохотался:
-А-а-а, так ты успел познакомиться с моим папочкой?! Ну и как он тебе? Огромной души человек, правда?
-Я бы не сказал, - осторожно признался царевич.
-Я тоже, - легко согласился с ним его собеседник, - Сволочь он порядочная... Кстати, это он тебя проклял?
-Проклял?! -не поверил Иван.
-Да ладно, можешь не отвечать. Я и так вижу, что он. Непонятно только, почему он замкнул это проклятье на твоего коня, а не на себя...
Все это время, как уже говорилось, Кощей - младший стоял, прислонившись к камню, а тут вдруг решил от него отклеиться и подойти к Ивану, изучая его.