Аннотация: Работа, выставленная на конкурс для сборника. Конкурс не прошла. Одна из первых моих работ. Завершено. Возможны ошибки. Завершено.
Карусель.
Косте посвящается.
Шаг - хруст ветки под ногой, еще шаг - шелест примятой травы, бросок болта - все чисто, еще два шага... Тело то и дело сползало со спины, да и неудобно было его поддерживать только одной рукой - второй я периодически кидал болты, когда начинало казаться, что впереди что-то есть. Напряжение нарастало - должна же впереди появиться, наконец, эта чертова аномалия! Ожидание мучительно - вдруг я ее пропущу, и тогда некому будет передать Весть (наш единственный ПДА сломался от удара - через все стекло ветвилась уродливая и раздражающая трещина, экран еле мерцал, и на нем ничего не было видно). С каждым шагом тело становилось все тяжелее, с каждой минутой ощущение близкой смерти крепчало, еще немного - и я сам был готов прыгнуть в первую попавшуюся "жарку", только бы больше не чувствовать всего этого.
Рассол что-то прохрипел. В первые несколько секунд мне показалось, что послышалось, но он всего лишь продолжал хрипеть:
- Воды... Воды дай...
Я, как мог, осторожно опустил его на землю, снял с пояса отчаянно цепляющуюся фляжку, занемевшими, болящими пальцами открутил крышку и, стуча металлическим горлышком по зубам Рассола, влил воду ему в рот. Он подавился, сглотнул, захлебнулся, закашлялся и опять потерял сознание.
- Потерпи, друг, осталось еще немного - только бы дойти... - я не думал, что он нуждался в этих словах, да и вообще слышал их, но они так приятно успокаивали - мы все еще были живы. Внезапно вспомнился старый бородатый анекдот про парня с коляской - ситуация вдруг показалась донельзя похожей. Я улыбнулся своим мыслям, сделал еще один шаг...
Плохо, очень плохо - нельзя так расслабляться - Зона этого не любит.
Пока я улыбался, меня потянуло вправо - вот и долгожданная аномалия, "карусель". Облегчение, горьковатый привкус страха во рту и - очередное воспоминание. Нет, нельзя думать об этом. Не сейчас. Беда всегда легка на помине. Где-то далеко выла собака, даже не собака, а, небось, очередное чудовище какое-то...
Возможно, если я и дойду до ближайшего человеческого приюта, мы с Рассолом когда-нибудь будем рассказывать новичкам о том, как нашли новую аномалию...
Она, эта аномалия, и впрямь новая, даже Рассол ее впервые видел, хотя он в Зоне не первый год.
... Скрип металлической платформы и сухой шелест ветра, волокущего серые от окамене-лой грязи листья. Карусель медленно поворачивается, мимо проплывают деревянные лошадки, покрытые облезшей масляной краской.
Тишина... Самое страшное, что все это - и кажущееся равнодушие зомби, и скрип карусе-ли, на которой полулежит, облокотившись на фигурку, Рассол, и отдающий порченным металлом запах свежей крови - не сон, нельзя просто проснуться от ужаса в смятой постели. Теперь все по-настоящему, вполне осязаемые зомби идут в мою сторону, покачиваясь на негнущихся ногах, неподалеку тоскливо воет собака, жалуясь кому-то на свою горькую судьбу.
Один из зомби оступился или даже был кем-то случайно задет, но попал прямиком в "карусель", разлетевшись по округе вонючими кусками мяса, завернутыми в истлевшее тряпье. Несколько аномалий тут же жадно заглотили попавшие в них останки и почти сразу засветились свеженькими артефактами.
От сладковатого запаха тлена спазмы скручивают не раз уже опустошенный желудок...
Собственно говоря, какой-то части меня ситуация кажется даже забавной. Мы сидим в единственно безопасном месте - вплотную к облупленной карусели, посреди поля аномалий, от единственного выхода мы отрезаны толпой зомби, которые топчутся на входе в "коридор", а у нас нет ни патронов, ни даже гранаты, чтобы шугануть их оттуда. Мой товарищ сидит на карусели и ругается нехорошими словами на меня за то, что я не попытался отговорить его от дурацкой затеи - обследовать новообразованные руины неподалеку от Свалки.
Но на тот момент, когда он мне это предложил, идея показалась заманчивой настолько, что я согласился. Мне были описаны все преимущества похода на развалины военной базы: мало кто туда попрется в надежде найти хоть что-либо сколь угодно ценное, ибо все заминировано, аномалий много, да и мутанты туда забредают только во время гона, а завтра как раз выброс... Вот они нам тропу и расчистят, знай потом, только иди по трупам и выпуливай артефакты.
- Слухай сюда, Новичок, я тебе натурально предлагаю сходить и собрать пару ценных артефактов. - Рассол понизил голос и проникновенно смотрел мне в глаза. - Тебе ведь нужны деньги на нормальное обмундирование? А там сейчас такое творится... - Он закатил глаза, при этом непостижимым образом продолжая коситься на меня.
Да, прозвище у меня было не самое располагающее, но я намеревался в скором времени его изменить каким-нибудь подвигом, совершив нечто такое, чего еще ни один сталкер не совершал. Правда, я еще сомневался, что именно это будет - принести в бар осколок Монолита и небрежно швырнуть его на стол или добыть какой другой неведомый доселе артефакт. Но все больше склонялся к куску местной святыни, представляя, как красиво он будет сверкать своими янтарными гранями, как восхищенно будут цокать языками завсегдатаи, как скупщики будут драться за право выкупить у меня камень...
В общем, зерно упало в благодатную почву - я согласился сразу, зная, как дорого мне, человеку без репутации, будет стоить костюм повышенной защиты...
И вот мы сидим, окруженные почти сплошной стеной из аномалий, запертые тут прокля-тыми зомби, а ночь все близится, за это неспокойное время аномалии могут подвинуться, или до нас, наконец, доберутся зомби, изрядно поредевшие в борьбе с "воронками", "жарками", "трамплинами" и прочими особенностями ландшафта Зоны.
Опять тоскливо взвыл пес, но на этот раз ему ответили где-то неподалеку от нас. Зомби прислушались. Или сделали вид. На секунду мне даже показалось, что они потеряли к нам интерес.
Облезлый серокожий зомби с длинными клочковатыми волосами, свисающими с оскальпированной макушки, повернулся к нам и вполне осмысленно погрозил мне пальцем, словно был моей бабушкой, у которой из буфета я так любил таскать конфеты и пряники. Я вздрогнул от неожиданности и чуть не расплескал нашу предпоследнюю воду - кроме этой фляги оставалась еще одна, глубоко упрятанная в рюкзак.
- Чтоб тебя... - Наверное, меня подвело зрение - уже порядком стемнело - зомби стоял ко мне затылком и смотрел куда-то в лес. От звука моего голоса он недовольно заворчал, но поворачиваться ко мне не стал.
Бедная псина надрывно, на одной ноте, выла. Ей аккомпанировали короткие взлаивания и скулеж собачек поменьше. Я даже мог себе их представить - чернобыльский пес, одна штука, и пять-шесть слепых, но не очень молчаливых сегодня, песиков.
Зомби восхищенно замерли, на миг став похожими на туристов в зоопарке. Длинноволосый взвыл дурным голосом, удивительно попадая в тон песне псов. Другие зомби уставились на него все в том же немом восхищении, а вой собачий на одно мгновение удивленно захлебнулся. Один из недовольных прекращением чудесного переливчатого воя зомби попытался стукнуть певца по макушке сломанной в нескольких местах и оттого очень гибкой рукой, но оступился.
Вспыхивает жарка - и попавший в нее зомби плавится в ее чреве, никак не желая превращаться в факел - просто стекает кожа, потрескивают мышцы, тело корчится в агонии, продолжающейся на удивление долго. Другие зомби смотрят на сотоварища с некоторым интересом и, возможно, даже сочувствием, но не приближаются ни к нему, ни к нам. Очевидно, поговорка про текущую воду и горящий огонь действует на людей даже после смерти. В полыхании аномалии зомби были еще более похожи на людей, и их поведение почему-то стало казаться вполне естественным - ну, пришли люди в бывший парк молодежи, отдыхают культурно - что тут такого?
Но мне было жутко, к тому же, к запаху тлена теперь примешивался запах шашлыка, отчего мне поплохело еще больше - одно дело, когда шашлык приносят, пускай даже на пластиковой, но вполне настоящей тарелке уже готовым, и совсем другое - видеть, как в него превращается далеко не самый аппетитный кусок мертвечины. Внутренний голос, изредка (и в самые неподходящие, честное слово, моменты) подающий признаки жизни, ехидно вопрошает: "А какой из этих трупиков тебе бы больше пришелся по душе в качестве шашлыка?", и меня опять скручивает волна спазмов.
Солнце уже почти зашло, а концерт продолжался. Через пару часов, когда света не стало совсем, счастливые, но усталые, зомби убрели куда-то в лес. Слава Богу, на смену им не пришел никто, у кого мозгов было бы больше.
Устав бояться за наши шкуры, я развел костер из сушняка, щедро наломанного аномалиями из повалившегося дерева. Жутко хотелось есть, но из съестных припасов у нас оставалась тушенка, несколько жирных от сала сосисок и немного черствеющего хлеба - согласно нашим планам, мы уже должны были сидеть в схроне, есть гречневую кашу и запивать ее компотом из металлических банок. Тушенка могла подождать, а сосиски уже были на последнем издыхании, необходимо было принять неотложные меры по возвращению их в ряды съедобных продуктов. После краткого обсуждения было решено зажарить их, надев на тонкие прутики какого-нибудь дерева. И Рассол отправил меня в путь, сопроводив краткой, но очень проникновенной, напутственной речью:
- Приятель, если ты там умрешь, я один не смогу дойти до военной базы, поэтому держи ушки на макушке и постарайся выжить любой ценой...
И я отправился сквозь узенький коридор аномалий, местами проделывая такие пируэты и так гордясь собой... Видели бы меня сейчас бывшие педагоги по танцам - раз десять подумали, прежде чем вышвыривать из школы искусств.
Одну из сосисок я прихватил с собой, чтобы иметь представление, какой длины должен быть прут.
Подходящие я нашел почти сразу, тут же заточил и обтесал ножом. Когда я нанизал сосиску на один из них, то понял, что на всю ночь дров может не хватить, и нагнулся подобрать парочку сухих веток.
В этот момент что-то хрустнуло у меня за спиной, прут с сосиской дернулся и остался без оной. Медленно, поняв, что означает выражение "наделать в штаны", я повернулся в ту сторону. В темноте блеснули два глаза, раздался влажный звук, словно облизнулась большая кошка...
Я орал так громко, что, наверное, перебудил все окрестное зверье - химера, самое опасное создание Зоны, сидела от меня в полушаге и грациозно вылизывала лапу, которой она на скаку не то, что лошадь, псевдогиганта остановит. Химера недовольно покосилась на меня, не прекращая своего увлекательного занятия по наведению марафета...
Как я добежал до костра, не попав ни в жарку, ни в карусель, даже для меня самого оста-лось загадкой. Более того, я умудрился не потерять по дороге ни драгоценные прутья, ни сушняк для костра.
Рассол сидел рядом с костром и смотрел совершенно в другую сторону - нельзя ночью просто так смотреть в огонь - он расслабляет, да и зрение на некоторое время слабеет.
- Прутья принес? - Он равнодушно поковырялся длинной веткой в костре, спугнув искры, легкими мотыльками бросившиеся врассыпную.
Я от такой бездушности своего спутника даже чуть не сел на землю - я тут стараюсь, прутья собираю, ветки несу ему для костра (в ту секунду праведный гнев не дал мне вспомнить, что сам я тоже собирался греться у этого самого огня), а он даже не поинтересовался, почему я орал.
- Меня чуть химера не съела, вон - сосиску утащила, а ты о прутьях беспокоишься... - я бросил всю охапку ему под ноги.
- А я думал, ты сам сосиску оприходовал. А приятного аппетита ей не пожелал случайно? То-то ты там так долго возился. - Рассол равнодушно отвернулся от меня и опять поворошил костер. - Не съела же она тебя, только ором своим привлек излишнее внимание к нашему костру. Того и гляди, соберутся за аномалиями голодные хищники по дележку между собой наших с тобой костей. Твоя химера, наверное, победит.
Искры красиво взлетали в ночь и гасли, так и не успев насладиться своей короткой жиз-нью. Невольно засмотревшись, я забыл о том, что вокруг меня враждебный мир, готовый за малейшую промашку сожрать с потрохами. Рассол, этот враг всего человечества, вернул меня на землю, швырнув бревно в огонь так сильно, что перелетев через костер, оно огрело меня по лбу, рассыпавшись на трухлявые останки.
Сил обижаться на этого ненормального у меня уже не было. Хотелось только есть и спать. Ели мы в молчании. Первую половину ночи вызвался нести дежурство товарищ, мол, он все равно из-за боли не может нормально устроиться. Я обрадовался - по утрам хочется спать больше, поэтому вставать сложнее.
Как назло, несмотря на всю сонливость, от напряжения, вызванного последующей необ-ходимостью вставать, я проворочался всю первую половину ночи, заснув только перед тем, как должен был сменить Рассола... И благополучно проспал до самого утра.
Когда я начал отмахиваться от комаров и солнечных лучей заодно, мой товарищ уже давненько был в отключке. И, что самое ужасное, он бредил, что-то бормотал под нос, изредка стискивая зубы и процеживая сквозь них какие-то слова. Я попытался его растолкать, получил по носу зажатым в его руке полешком и решил просто подождать, когда он сам проснется.
Горячечный бред Рассола длился и длился - я успел проголодаться, как волк.
Мои сумрачные мечтания о горячей и не очень еде были прерваны первыми сознательными словами Рассола.
- Пошли обратно. У меня, кажись, заражение. Далеко все едино не утопаем, а назад идти ближе.
Я, наслушавшись баек сталкеров про то, что нельзя ходить по одной и той же тропе, хотел было возразить, но товарищ махнул рукой в сторону сместившегося за ночь (и немного расширившегося) прохода между аномалиями. В конце концов, он Зону топчет не первый год - раз решил, что мы пройдем - так тому и быть.
Вещи, а их было немного, я запаковал в свой рюкзак, разложив их, как потом выяснилось, совсем не в том порядке, в каком бы следовало - потом порядком спина болела. Рассол с кряхтеньем поднялся, тяжело наваливаясь на мое плечо. От одной мысли, что придется идти назад (около семи километров по вихляющей тропе, то скрывающейся в гуще аномалий, то пропадающей в зарослях мутировавшей травы), сгибаясь в три погибели под тяжестью двух полупустых рюкзаков и одного не шибко худого раненного, мне стало муторно.
Рассол кое-как переставлял ноги, временами почти пригибая меня к земле, но двигался очень медленно, останавливаясь через каждые 2-3 метра. Едва мы вышли из "защитного контура", образованного аномалиями, как сталкер потерял сознание.
С полтора километра я тянул его на своем горбу. Чудесным образом нам не встретилось никакой живности, и, если бы не вчерашнее, я бы решил, что все, рассказываемое матерыми сталкерами после принятия на грудь пары стопок прозрачненькой, это байки для запугивания молодежи.
Почти обессилев, я рухнул рядом с товарищем и узрел почти перед своим лицом какую-то странность. Ветер колебал рыжее сено, сухие венчики колыхались волнами по всей лужайке, только в одном месте трава стояла прямыми зелеными копьями, не подверженная дыханию вечной осени. А над этим клочком лета висело мутноватое серое облако непонятной и, вроде бы, незнакомой аномалии - оно закручивалось спиралью и потрескивало искорками от каждого порыва ветра.
Неподалеку ветер перекатывал по рыжеватым стеблям золотистый шарик какого-то арте-факта. Рассол от падения на землю пришел в себя и воззрился на облачко с непонятным ужасом.
- Давай, уйдем отсюда. - В его тихом сиплом голосе было столько страха, сколько, наверное, не было в моем вчерашнем вопле, известившем весь мир о встрече с химерой.
- Чего ты так боишься? Оно же висит на одном месте. - Моя попытка приободрить товарища была чистой воды показушной - я и сам заразился его необъяснимым страхом и теперь с опаской поглядывал на аномалию, при этом старательно делая бравый вид бывалого сталкера. Я решил не терять времени зря и сменить повязку товарищу - снял старый бинт и обтер им кожу вокруг раны, заставляя Рассола морщиться от боли и нервничать еще больше.
- В том-то и дело, что висит. А когда мы шли в прошлый раз, ее тут не было. Я еще такой ни разу не встречал, поэтому и опасаюсь.
- А имя-то у нее есть? - я с возрастающим интересом вглядывался в искры, выбрасываемые облаком. Товарищ мотнул головой, заметил, что я не смотрю в его сторону, и ответил.
- Нет. Новообразование обычно называет тот, кто его обнаружил. - Я расплылся в блаженной улыбке, почувствовав к аномалии необыкновенную нежность - ведь ее назову я...
Ветер рванул артефакт новообразовавшейся аномалии в нашу сторону. Легкий шарик пребольно стукнул меня по ноге и ловко увернулся от пальцев руки, подталкиваемый потоком ветра.
- И хотя бы выжил. - Рассол с тревогой смотрел на шар, упрямо торкающийся мне в ногу. Я отодвинулся. Артефакт настойчиво подкатился в мою сторону и, как мне показалось, немного увеличился в размерах.
Я махнул на него рукой - хочет, пусть катается. Мой товарищ с безнадежной тоской косился в сторону аномалии. Мне хотелось запечатлеть аномалию хотя бы на наш ПДА, чтобы потом прийти сюда и еще раз полюбоваться на чудо местной природы.
Удивительно, но детектор показывал, что аномалия находится буквально у нас под ногами. Я резво подскочил, отбежал подальше, оставив Рассола недоуменно пялиться на мои манипуляции с прибором.
Детектор восторженно пискнул и умер - видимо, его электронный мозг не смог переварить того, что я перемещаюсь, как живой, в самом центре аномального пятна. Как я ни тряс его, чем ни стучал по нему, больше ничего путного он так и не соизволил показать.
- Да ты успокойся, парниша, с ним это бывает. - Спокойный тон товарища вернул меня на землю как раз в тот момент, когда я, подобно доисторическому гиббону пытался расколоть наш единственный источник связи с миром (а попутно: часы, детектор аномалий и многое другое) каким-то попавшим под руку камнем.
На один миг мне даже стало стыдно за свое неподобающее поведение, я с непокобели-мым выражением лица оторвался от своего увлекательного мероприятия по лечению ПДА и направился твердым шагом на непослушно подгибающихся ногах в сторону облака.
Спираль на мое приближение никак не отреагировала, только трава под ней опять стала стремительно желтеть.
Когда я приблизился к облаку на расстояние вытянутой руки, оно рассыпалось холодными искрами на траву и на меня. Маленькие многогранные звездочки висели на моей одежде, ничуть не прожигая ее, скорее приятно холодя.
Вот тут я вспомнил, что любой артефакт нужно укладывать в контейнер. Радуясь своей сообразительности, я вытащил из кармана стеклянную банку с металлической крышкой и начал ссыпать туда искорки. При столкновении друг с другом и стеклянной поверхностью они напряженно звенели.
Слишком долгое молчание моего товарища показалось мне малость странным. Я оглянулся - он сидел, напряженно разглядывая увеличивающийся в размерах шарик. Артефакт, как заведенный, бился о так и не перевязанную ногу Рассола. Я готов был поклясться, что ветер стих, а шар сам катается, словно наделен какими-то зачатками разума. Все бы ничего, но шарик лупил как раз по той ноге, которая была ранена, и каждый толчок заставлял Рассола мужественно скрипеть зубами. Я вышел из себя - какого чего этот свихнувшийся артефакт пинает моего товарища, без пяти минут лучшего друга?
Не успел я добежать до него, как на месте шарика вспухло облако, очень знакомо закру-тившись спиралью. Аномалия-артефакт находилась (находился) аккурат над ногой това-рища, а рядом перекатывался вышеупомянутый шарик, опять сдувшийся до размеров мяча для настольного тенниса. Прямо на наших глазах рана на ноге затянулась, а пуля вышла сама собой, выступив, словно капелька пота, из-под здоровой розовой кожи. Когда пуля свалилась, Рассол ошарашено пошевелил ногой - срослись все ткани, будто бы и не было моего злополучного выстрела и не менее злополучного рикошета.
Решив подумать позже об аномалиях и артефактах, я сунул пулю себе в карман (таким трофеем мало кто может похвастаться). Шарик послушно подкатился и, нежно позвани-вая, удобно устроился во второй стеклянной банке, увеличившись в размерах так, что достать его теперь можно было, лишь разбив банку. Рассол самостоятельно встал, но, как только он убрал ногу из-под облака, рана открылась, и, как мне показалось, в ней что-то блеснуло.
Товарищ рухнул на землю и выматерился так замысловато, что я даже понять не смог, на что именно он жалуется. Небольшой отдых позволил восстановить силы, я перевязал его ногу, опять взвалил на себя бедолагу и потащился в ту сторону, откуда мы вчера пришли, каждым шагом приближая теплую постель и вкусную пищу.
Через еще полкилометра я вспомнил, что вот-вот должен начаться гон, откуда-то справа придут стада ужасных мутантов.
Мы засели на высоком краю овражка, надеясь пропустить гон мимо себя. Затрещали деревья, глухой нарастающий звук топота перепуганных существ (почему-то слева) вызвал нервную дрожь во всех конечностях - я, конечно, трусом себя не назову, но тут вдруг почувствовал отчаянное желание влезть на какое-нибудь дерево, да повыше, чтобы ненароком не затоптали.
Гон. Три буквы и больше сотни животных. Тех самых, которых мы хотели пропустить, чтобы образовался коридор с артефактами. Мимо нас промчались гиеноподобные псы, не-сколько странных мясистых наростов на паучьих ножках, десяток дальних родственников тиранозавра, громко визжащая уродина, цыпленок-переросток зеленовато-серого цвета, какой-то непонятный представитель фауны, нервно и очень заманчиво потряхивающий оранжевыми ягодками на бегу (сколько потом у кого ни спрашивал, никто мне не смог точно сказать, что это за мутант), маленький человекообразный головастик плелся верхом на зомби самым последним. Ну, этот, мелкий, с его организаторскими способностями точно среди зверюг не пропадет - я видел, как животные, затаптывающие все и вся на своем пути, осторожно обходили маленького наездника и его "лошадку".
Головастик настороженно посмотрел в нашу сторону, что-то возбужденно пролопотал и оторвал одно из ушей бедного зомби, пытаясь повернуть того в нашу сторону. Зомби был уже изрядно пообтрепавшийся и никак не хотел понимать, чего от него хотят. Наконец, он, развернутый своим седоком, медленно поплелся к нам.
Рассол открыл глаза, увидел наездника, озабоченно придерживающего зомби за уши, и сразу же с тихим стоном отключился.
В этот момент из леса выскочила свинья с поросятами и врезалась в зомби, подрубив тому ноги и волоча его за собой вместе с карликом.
Когда из виду скрылись последние поросята, я решил двигаться дальше.
Вспомнился один бодренький мотивчик, придавший мне силы для очередного марш-броска. Намурлыкивая немудреную песенку, я прошлепал по вытоптанной зверьем широкой дороге до пересечения ее с "туристической" тропой. Почему "туристической"? Просто в четырех километрах от сего места располагался местный притон, а эта тропка вела прямиком к нему. Хоть и велик был соблазн прогуляться по прямоезжей дороге, но Рассол в прошлый раз рассказывал про мародеров, промышляющих неподалеку. Этот "тракт" был нынче одним из самых опасных мест для сталкера, а как я буду отбиваться от разбойников, если я даже стрелять почти не умею?
Со спокойной душой я уселся на привал, уложив Рассола на кочку помягче. Раньше я ни-когда не курил, а тут вдруг стало любопытно, да и повод есть - живыми от химеры ушли, от зомби ушли, под гон не попали, да и вообще - жизнь хороша. Вот, давненько для таких целей пачку таскаю, помялась она уже вся, местами подавилась.
Я затянулся - прикурил сырую сигарету и глотнул режущего дыма, раскашлялся, пода-вившись новыми ощущениями и удивляясь, как люди эту заразу смолят. Глаза заслезились, горло сразу наждаком огладило - ощущения пренеприятнейшие. Чтобы хоть чем-то компенсировать первый блин, я решил научиться пускать дым колечками, не затягиваясь, а держа его во рту и горле.
Только у меня стало получаться, как рядом, почти за самой моей спиной раздался непонятный звук. Он не был похож на храп (да и валялся Рассол справа от меня, а не за спи-ной), не был похож на рычание - что я, рычания не слышал? Скорее, это была зевота, плавно перешедшая в судорожный натужный кашель.
Что я в тот момент испытал, даже описать невозможно. Вокруг тишь, даже птички не поют, людей днем с огнем не сыщешь, лес не шумит, ни один листик не дрогнет, если бы кто подкрался, неужели, я бы не заметил?
Медленно-медленно поворачиваю голову и почти утыкаюсь носом в такую милую мордашку химеры. Язык она свесила набок, по-собачьи, здоровущие клыки (верно, больше четырех) у меня перед лицом блестят, темный влажный нос любопытно втягивает воздух. У меня из рук сигарета сама выпала.
Эта зловредная шкодливая кошка (или собака - не разберешь) сразу ко мне всякий инте-рес потеряла, торкалась носом в окурок и чихала, забавно потряхивая мохнатыми ушами. Она разошлась не на шутку, зарывая в землю воняющий окурок.
Кошатина подняла на меня свою трагичную мордашку: широко открытые рыжие глаза, умильные "бровки домиком", и лизнула меня в щеку. В один миг мне показалось, что это она еще только пробует меня на вкус. Бросила взгляд на исходящую сизым дымом из-под влажного дерна сигарету, снова трогательное выражение морды...
До меня стало доходить. Мир, определенно, на этой неделе сошел с ума. Это орудие убийства хочет зарыть все мои сигареты.
Я дрожащими руками отдал ей пачку. Она недоверчиво принюхалась, выхватила у меня сигареты и отошла подальше, чтобы я не заметил, куда она их зароет.
За эти несколько минут, пока она зарывала мое курево, у меня, наверное, появились первые седые волосы. Кошка вернулась и недовольно смотрела на мой рюкзак, обнюхивала его со всех сторон и пыталась расстегнуть клапан.
Я вспомнил, что после вчерашнего пиршества оставалась еще тушенка. Она была не самого хорошего качества, но, тем не менее, вполне съедобная. Кошка разрешила забрать у нее рюкзак и терпеливо смотрела на то, как я ищу банки.
Тушенка оказалась на самом дне, пришлось достать оттуда почти все вещи, прежде чем я ее нашел. К тому времени я уже начал сомневаться, а была ли та тушенка.
Торжественно открыв первую банку тушенки, я поставил ее на землю. Кошка пытливо обнюхала банку и укоризненно посмотрела на меня - мол, как я буду ей питаться, если банка такая маленькая, туда даже язык не пролезет. Посочувствовав ей, я начал прикидывать, что из вываленного барахла можно использовать для импровизированной кормушки. Отыскался обрывок бумаги, по помятости похожий на туалетную.
На обратной стороне бумажки были нарисованы значками какие-то объекты, я их на всякий случай запомнил - вдруг, бумажка оказалась бы важной.
Кошке показалось обидным, что ей внимания уделяют меньше, чем какому-то клочку мятой бумаги, она начала торкаться носом мне в коленку, игриво прикусывая штанину. От воздействия ее зубов край штанины обратился лохмотьями.
Наконец, тушенка была вывалена, мир установлен, а воюющие стороны перекусывали. Свою часть кошка проглотила за один присест, теперь сидела у рюкзака и вынюхивала в нем что-то. Этим чем-то оказался целлофановый пакет из-под сосисок, на стенках которого остался вытопившийся жир. Тщательно вылизав его, даже можно сказать, простерилизовав, она жалобно мявкнула, прося добавки.
Вывалив ей оставшиеся консервы на потрепанную бумажку, я собрал раскиданные нами по полянке вещи в рюкзак и, взвалив на себя непосильную ношу в виде товарища, до сих пор находящегося без сознания, отправился дальше, снова затянув свою песенку, неплохо, на мой взгляд, подходившую случаю.
- Нас не догонят... - Что там было дальше - не важно, все равно слов не помнил, но мотивчик мычал исправно, сокращая дорогу все больше и больше. Сигареты на пустой желудок курить не стоило, но понял я это не сразу...
- Слышишь, а ты тут сказал, что ранил своего товарища, несколько раз оговорился. Было дело, мужики? - Меня не очень вежливо перебил мальчишка, "парень" моей сестры, трогательно целующий ее в щечку и гуляющий с ней за ручку после садика.
- Да, говорил. - Рыжая моя сестренка, никак не походящая на "мужиков", авторитетно кивнула и укусила яблоко. - Пусть рассказывает.
- Ну, спасибо, Светик. Не хотел об этом вспоминать, но, раз уж оговорился...
Мы шли по дороге молча - мой товарищ как раз учил меня вздрагивать от малейшего шороха, торкая носом в каждую попадающуюся аномалию, показывая издалека местных хищников и описывая, чем может обернуться малейшая промашка в более чем красочных выражениях.
Потом, чтобы я быстрее втянулся в трудовые будни сталкеров, Рассол начал учить меня обращаться с оружием. Первым своим выстрелом я сразу же сбил жестяную банку с двадцати шагов. Естественно, после этого почувствовал себя наикрутейшим ковбоем - зачем мне было учиться стрелять, если я первым же выстрелом убил банку. Рассол хмурился, пытался меня урезонить, но я отчаянно сопротивлялся.
В итоге я все-таки уговорил его дать мне в руке заряженный "кольт". Это был Стечкин, но мне нравилось называть его кольтом, нравилось воображать себя кем-то вроде Клинта Иствуда. Для меня это было этакой замечательной и безопасной игрой в большого мальчика со взрослыми игрушками.
Первый километр мы прошли без приключений, быстрым прогулочным шагом. А потом поперек тропы выскочил подсвинок. Для меня это был опасный хищник, дикий зверь из диких джунглей, моя первая добыча. Рассол не успел меня остановить, предупредить, что свиньи ходят стадами, я палил по поросенку с азартом, больше пугая его, чем причиняя боль. Скорее всего, я и попал-то по нему один раз, да и то, пуля срикошетила от камня.
На истошный визг порося появилась перепуганная, разъяренная и по-настоящему опасная мамаша. Патронов в пистолете почти не оставалось, я просто продолжал щелкать курком, закрыв от ужаса глаза. Последняя пуля срикошетила от того же камня, но теперь она прошила ногу моего боевого товарища, отстреливавшегося от свиньи более успешно. Дикая мутировавшая родственница хавроньи поспешно сбежала со своим отпрыском, оставив меня наедине с шипящим сквозь сжатые зубы всякие нехорошие слова Рассолом.
Мне кажется, она скорее испугалась этих слов, чем нашей пальбы.
Дальше - больше, по нашему следу некоторое время шли слепые псы - я их хорошо рассмотрел, когда мы ожидали на дереве их ухода.
Уже через пару часов Рассолу стало хуже - он то и дело останавливался на привал, выло-мал себе хворостину и шел, стараясь не опираться на больную ногу. Первую помощь, конечно, я ему оказал, но бинтов было мало, по моим прогнозам их хватило бы еще на три-четыре перевязки.
Слава Богу, нам повстречались другие сталкеры. Поначалу они вели себя настороженно, не хотели идти на контакт, но после совместного распития напитков они стали разговорчивее, дружелюбнее.
- Слушай, а что это за бурда в фляжке, у тебя от нее усы белые остались. - Сталкер Федорыч, небритый тип с голубыми глазами, казавшимися очень яркими на загорелом лице, толкнул локтем меня в бок. Если он так хотел выразить свое расположение ко мне, то он слегка перестарался - бок у меня теперь отчаянно болел.
- Кефир.
- Что? - Федорыч то ли не расслышал, то ли не понял.
- Кефир. - Я поболтал фляжкой, где оставалось еще грамм с триста вышеозначенного белого пойла. За день оно нагрелось и стало кислым, каждый следующий глоток, который я делал в надежде на привыкание, давался мне все труднее.
- Ну, ты, блин, даешь. Какой уважающий себя сталкер будет это пить?
В этот момент мне хотелось буркнуть, что этот сталкер - я, больше от того, что кефир, и впрямь, был не вкусным, но хотелось держать марку и пить эту гадость чуть ли не с наслаждением на лице, тем более, что прохладный кефир был бы действительно вкус-ным.
- И что же пьют сталкеры? - Федорыч протянул мне свою фляжку. Один глоток - и кончился воздух, в желудок побежала струя огня, все внутренности свернуло морским узлом, а в ушах зазвенело. Чтобы не уронить свой зарождающийся авторитет, я сделал второй глоток, подавив желание выплюнуть водку вместе с кефиром. Желудок протестующее заурчал. - А водку в ваших сталкерских кругах принято закусывать?
- Не, парень. Зачем? Она же это, как его там... Лекарство от радиации. Чем больше выпьешь - тем здоровее будешь.
С сомнением выслушав изъяснения сталкера про лечебные свойства водки, я потянулся к колбасе, нарезанной Рассолом крупными кусками.
После подачки желудок на некоторое время утих, чтобы после следующего глотка водки (а я-то думал, что уже привык к ней) выплюнуть все прямо в костер.
Сталкер Федорыч выругался и решил больше не переводить антирадиационное лекарство на такое мясо, как я.
Кефир пошел намного лучше, успокоив внутренности, колбаса больше не вызывала интереса - во рту еще оставался неприятный привкус.
Потом мы спали у костра, разделив обязанности по сменам. Первые два часа бдительно нес караул Рассол, потом Федорыч, потом Носок, последним должен был караулить сон товарищей я. Федорыч полночи просидел рядом с Рассолом, травя байки про сталкеров, делясь новостями о перемещении аномалий и слушая вести с "большой земли". От их громких воплей и смеха я так и не смог заснуть.
Утром болела голова. Недосып сказался, когда мы уходили - я постоянно клевал носом и спотыкался об услужливые корни, растянувшиеся по какой-то прихоти деревьев поперек тропы. К середине дня заморосил дождик, сделав мир еще более неуютным.
Местами тропа стиралась из окружающего пейзажа, и мы, по-моему, шли скорее наугад, чем по каким-то только Рассолу ведомым вехам.
Дождь усилился, тропу размыло, а мы из-за плохой видимости совершенно случайно набрели на небольшую группу зомби, которые нас загнали через поле аномалий к старой скрипучей карусели...
- Дальше мы знаем. А Рассол не хватился той бумажки, которую ты тогда кошке постелил под тушенку?
- Та история вышла еще более захватывающей.
Я тащил товарища, так и не пришедшего в себя, с каждым шагом я слабел все больше и больше - на пустой желудок наглотавшись сигаретного дыма, я подорвал в себе какой-то стержень, из-за чего слабость накатывала все более частыми волнами. Но я нес Рассола, и нес бы дальше, если бы меня не остановили военсталы, очень серьезные ребята в камуфляже и с настоящим оружием, не то, что тот мой давнишний кольт.
Они, словно из воды, выскользнули из зарослей, бесшумными слонами (ты знаешь, что слоны на самом деле по лесу ходят очень тихо и аккуратно?) - даже ни одна ветка не хрустнула - настоящие профессионалы своего дела.
- Стоять. Проверка. Отнести раненного на поляну. - Один из этих ребят спокойным же-стом перекинул автомат за спину и подхватил Рассола с другой стороны.
- Что с твоим товарищем?
- Он два дня назад под рикошет попал, кажется, нагноение, почти не приходит в сознание, только бредит периодически. - Как можно четче доложил я.
Перед военным даже ветки расступались, зловредно пытаясь потом вцепиться мне в лицо и волосы, видимо, стараясь компенсировать свой моральный ущерб.
Каково было мое удивление, когда среди расступившихся деревьев, на полянке, я увидел сталкера Федорыча, что-то безрезультатно пытавшегося объяснить скучающему рядом военсталу.
- Вот они. Это они, честное слово, больше некому. - Федорыч вроде бы даже обрадовался нашему появлению, но смотрел на нас отнюдь не дружелюбно.
Военстал покосился на меня и хмыкнул. И только после того, как наша ноша была удобно уложена на расстеленный серый трапик (тоненький матрасик, который укладывается на пол палатки), сталкер протянул руку к нашим рюкзакам.
Я, немного посомневавшись, стоит ли отдавать свое барахло незнакомому человеку, все же решился - ведь он сам принес трапик для Рассола и сам помог мне уложить раненного товарища.
Было хорошо заметно, что рыться в вещах этот военстал умеет - он расстелил какую-то дерюгу, аккуратными рядами выложил все по порядку из рюкзаков и только после занялся осмотром вещей.
Федорыч несколько раз услужливо пытался ему помочь, но военный что-то тихо буркнул, и сталкер успокоился.
Дольше я вообще перестал что-либо понимать - военстал все внимательнейшим образом пересмотрел, даже проверил флешку нашего ПДА, снял с коммуникатора батарейку, рассмотрел ее, потряс искорками в банке, с любопытством бултыхнул шаром и начал обратно упаковывать все в том же порядке, в каком оно лежало, отложив в сторону обе банки.
- Того, что мы ищем, тут точно нет. Ты уверен, что больше никто не мог взять ее? - очень тихо военстал спросил у Федорыча. Бедолага покраснел и свистящим шепотом посоветовал произвести полный осмотр - вдруг она у кого-то из нас за пазухой.
Военный задумчиво кивнул и повернулся ко мне.
- Нам надо осмотреть вашу одежду. Лично я не уверен, конечно, что у тебя может быть наша вещь, но правила - есть правила. И они существуют для всех. - Он сурово зыркнул в сторону Федорыча, дав мне понять, что не одни только мы подверглись такой тщательной проверке.
Стоять на прохладном сыром воздухе было неприятно, почему-то казалось, будто меня обмазывают какой-то жижей, вроде той, которую используют для УЗИ. Пока сталкер прощупывал швы, лазил по моим карманам и вытряхивал из них всякую "коллекционную" мелочь, я, кажется, простыл, о чем известил мир громким чихом.
Потом я долго одевался - как всегда, когда стараешься что-то сделать быстро, получается очень медленно - я путался в рукавах, штанинах, надел свитер наизнанку, чем окончательно выстудил всю одежду.
В это время сталкер в раздумьях склонился над моим поверженным товарищем, решительно не соображая, как можно его осмотреть, не причиняя ему еще большего вреда. В итоге Рассол, завернутый в одеяло, в одних трусах лежал на трапике, пока военный точно таким же образом не перетряхнул его одежку.
Ничего не найдя, сталкер, казалось, совершенно не удивился. Федорыч уже начинал рвать на себе волосы, когда я додумался спросить, что же они ищут. Сталкер, наверное, оценив помощь следствию, решил мне доверить "военную тайну".
- Этот олух умудрился посеять карту с нанесенной сеткой аномальных пятен непонятного действия. Может, видел, такие тучки...
В этот момент у меня перед глазами медленно прокручивается цветная пленка - вот я лезу в рюкзак, чтобы достать какую-нибудь бумагу, чтобы подстелить кошке. Никто, разумеется, мне не поверит, если я честно скажу, куда она делась. У меня есть выбор - честно сказать, что я ее выкинул, или я скажу, что ничего не видел и, тем самым выгорожу своего товарища.
Язык мой - враг мой. Я решил уточнить, как выглядела карта.
- Ну, как-как? Как обычная карта. Белый кусок бумаги, с сеткой и высотами. И маркером нарисованы крестики.
- А она очень важная? - задал я вопрос таким безнадежным голосом, что сталкер удивился, в это время у меня перед глазами стоял образ расстреливаемого мало кому знакомого парня, который еще и пожить-то толком не успел.
- Вообще-то важная. Но не для всех. Эту карту Федорыч нес ученым, а мы так старательно ее рисовали... Копию с нее не сняли, остались только координаты аномальных пятен. Кто-то там с этих яйцеголовых просил любую информацию о новых аномалиях. У них вроде бы какая-то теория насчет них, что это Зона пытается самовосстановиться, стать опять нормальной. Просто свой труд жалко. Да и этот недотепа учудил. Он говорит, что даже не помнит, куда ее дел.
- Тогда, наверное, я могу вам помочь. - Я отважно набрал побольше воздуха и выдохнул заветную фразу. - Я могу нарисовать ее, как запомнил.
Наверное, этот военный разучился удивляться, так как, ни слова не говоря, просто протянул мне карту. Я закрыл глаза и начал припоминать крестики, их расположение. Они мне тогда казались странно похожими на изображение бонсаи...
- Я, конечно, не ручаюсь за правильность координат, но расположены они были примерно так. - Созданным мною шедевром полюбовался военстал, придирчиво сверяясь с таблицей координат в ПДА.
- Слушай, парень, а куда ты оригинал дел? - Видя, что я смутился, он решил, что я использовал ее не совсем по назначению. - Ладно, будем считать, что ты нам ее вернул. Мы тебя даже подвезем до Кордона и поможем выйти отсюда.
- А банки вы мне вернете?
Сталкер покосился на мои трофеи и с тяжелым вздохом кивнул.
Машину потряхивало на ухабах, голова Рассола болталась из стороны в сторону. Он каждый раз что-то бормотал и пытался отмахнуться от своих кошмаров, упрямо целясь мне в лицо, и, если я не успевал отшатнуться, неизменно попадая точно в цель.
Только эти моменты слегка портили мое отличное настроение - ни одно счастье не бывает безоблачным.
Вся волокита с бумагами обошла нас стороной - за нас ходатайствовали двое приставленных военсталов. Сразу по прибытии моего боевого товарища повезли в больницу - страховка сталкера позволяла ему поваляться некоторое время в чистой палате с тюлевыми занавесками и свежими цветами в вазе.
Когда через пару дней я навестил его, Рассол уже сидел на кровати и что-то читал. Това-рищ сразу отложил книгу.
- Здоров будь, Новичок. Я тут услышал, что если бы не ты, меня бы уже не было на этом свете. Вот, это тебе сувенир. - Рассол раскрыл ладонь. Свинцово блеснула пуля. - Извлекли у меня из ноги.
Я, ничего не понимая, достал из кармана точно такую же. Чтобы было лучше видно, я даже подошел поближе к свету. Готов был поклясться, эти две пули были идентичны. Товарищ с любопытством следил за моими действиями.
- Помнишь, когда у тебя в той аномалии затянулась рана? Эта пуля тогда выпала на траву. Я подобрал ее. Понимаешь? Рикошет был один, пуля - тоже одна. А тут у нее появился двойник.
Я нервно дернулся, доставая из сумки свои трофеи - две банки из-под обычных закруток.
На дне одной банки пересыпалась серая пыль, а в другой стекло слиплось с чем-то янтарным, образовав единую массу - наверное, вздумай бы я отковырять кусочек, мне пришлось бы раскалывать банку.
От моих артефактов почти ничего не осталось - и правильно, нечего выносить за пределы Зоны то, что еще толком не изучено. Скорее всего, эти мои артефакты оба оказались аномалиями - поэтому я и не смог их сохранить.
Рассол, видимо, понял, что это за банки и философски пожал плечами:
- В жизни, друг мой, бывает и не такое. Можешь мне не верить, но это наше путешествие получилось еще более-менее плодотворным, вот только я встану на ноги и мы сразу разбогатеем - мне Федорыч по пьяни подарил одну карту, на ней отмечены какие-то новые аномалии, может, нам с ними повезет? - Я не стал его разочаровывать тем, что карты у него больше нет, а с этими аномалиями не повезет никому - разве что сами ученые будут рады материалу для экспериментов. - Да ты, небось, уже и передумал идти к Монолиту?
Как мне показалось, Рассол смотрел на меня с надеждой. Разве я мог его разочаровать?
- Нет, что ты! Мне тут так понравилось. Мне военсталы предлагали поработать с ними в частном порядке, так что я собираюсь сюда еще вернуться следующим летом, как только сессию закрою.
Наверное, я сказал что-то не то - Рассол побледнел, потом позеленел и рухнул в обморок, обеспокоив меня не на шутку - пришлось вызвать медсестру.
- Что же вы его так взволновали? У него сердце слабое, ему нельзя сильно беспокоиться. - Девушка вытолкала меня за дверь...
- А ты сказал правду про военных сталкеров? - Сестренка с надеждой посмотрела на меня. - Ведь тогда у тебя все-таки появятся настоящие артефакты!
- Конечно, правду. Вот, мне вчера письмо прислали, там официальная просьба к деканату позволить мне сдать экзамены раньше всех...
Июнь - август 2009г Александра - Genai - Прокошева.