23 декабря 2017 года. Сказка про Трёх Поросят: как они телепортировались, влезая друг другу в задницу! Что может быть теплее, чем попа друга? Да нет, нет. Я так пишу, чтобы было понятно, что подобной х.рни я писать не буду. И всё. Не пишу.
А вот про светлого Херлока можно. Хотя, какой он светлый? Одним словом: ж.па, Чёрная Дыра, в которую засасывает всех бедных Поросят, Ледей "Н", Катсонов и Хадсонов. Ну и конечно, мистеров Проперов, Элвисов и Гарриков Полотёров.
А потом они такие: "А вот и я!" вылезают из брюха вспоротого Херлока! А вот и мы!
Но раз уж мы заговорили о брюхах, то не умолчим (упомянем), что Херлок был энтузиаст своего дела. И щас у него на кухонном столе лежал распотрошённый труп рыжебородого красавца-осетина, и Херлок прямо так, прямо голыми руками в нём копался! Потрошу тебя, разрезаю тело! Потрошу тебя, аж душа запела!
Не скажу, что осетинец этот был при жизни профессором Мориати, не скажу. Просто какой-то ЛКН (Лицо Кавказской Национальности), который ничего в жизни другого и не делал, как пытался "снять" лондонских Наташ. Все они Наташи. Ну а потом одна из Наташ как врежет ему по шарам каблучком! И вот он уже не он, а труп, который в любом случае никуда уже не уйдёт. Все куда-то уйдут рано или поздно, но только не он.
Что же делает Херлок? Зачем он ему в пузо напихивает новогоднюю гирлянду лампочек? Щас объясню. Что, если Херлок пытается создать Франкенштейна бекерстритовского пошиба?
Он, Франкенштейн, будет приходить и говорить так, что у всех вырабатывается желудочный сок: "Кушать подано!!" Король Эпизода Ашот Эпизодищев! Да потому что все уже задолбались слушать это от миссис Хадсон! Нужны новые веяния, молодая кровь: Хадсон устарела, а устаревшую Хадсон выбрасывают на улицу в Америке.
Тут вам, правда, не Америка. А Англия-Англия, Великая Страна, аглосаксы-дудль! Так что судьба Ашотика была предрешена. Он будет Ашотиком Эпизодищевым, и точка!
Чего-то эти проклятые лампочки застряли в пищеводе!
"Наверняка, это козни моего злейшего врага доктора Катсона! То есть, Леди "Н"! Тьфу, чёрт! То есть, профессора Мориати! Я тоже, чего-то всё забываю, тоже устарел. Склерозик по самый "не балуйся".
Да! Мориати тайком проник на мою кухню в одних профессорских тапочках и заткнул пищевод Ашотика баварскими сардельками! Да нет, ерунда какая-то! Он бы сам эти сардельки сожрал.
Да! Всё ясно! "Дело" раскрыто! Это был Кот Мурзык!"
Как всегда блистает непобедимый дефективный метод Херлока и сам безупречный Херлок! Вот он притащил Кота и стал его допытывать!
Кот как увидел лежащего Ашотика, так ему, Коту (не Ашотику) поплохело, и он наблевал на колени Херлоку! Херлок терпеливо вытер эту блевотину и стал знакомить Ашотика и Кота.
Ашотик, конечно, остался холоден (Ночь так длинна, а я холодна! Но не думай: я не грущу. Просто сама так хочу!) и, разумеется, не очень грустил. Зато Кот закрыл глаза лапой:
"Бог мой! Боже мой! До чего докатилась эта страна, если она таких достойных людей как Ашотик выкидывает на помойку!"
"Ты чего-то спросил?" - спросил Херлок.
"Я спрашиваю только: куда его целовать-то? Ведь при знакомстве положено целоваться!" - Кот.
"Целуй в руку!"
Кот поморщился и подошёл к руке.
Рука вдруг дёрнулась! Кот отпрыгнул! Рожа Ашотика тоже дёрнулась, и из груди его полезли многие тысячи тараканов!
"Это нашествие!! Спасисте!!" - заорал Кот. Ну, Коты, вы сами понимаете, как серые волосатые маленькие люди, всегда при опасности бегают и кричат: "А-яяй!" Зато мы, лунозадые люди, и Херлок, дедуктивный человек, всегда остаёмся спокойны.
Да! Это сам Херлок засунул миллион тараканов в Ашотика. Они должны были вращать в груди трупа барабан вместо Хорька. Малобюджетная трансплантация. Но чего-то Хорёк то ли не захотел, то ли заснул, так как он был то ли Спящим Хорьком, то ли Сонным Хомяком, короче, тараканы захотели повидать белый свет и вырвались наружу!
Проводив взглядом последнего из них, который скрылся под плинтусом, Херлок сказал Мурзыку:
"У меня есть другой План! Мы сделаем из Ашотика женщину! А так как я - мастер перевоплощения, то и женщина получится типа миссис Хадсон, то есть, такая, что прям сразу можно посылать на Ленинградское шоссе торговать собой! Смазливая до безобразия!"
"Но, мессир, Хадсон - уродина!" - сказал Мурзык.
"Дорогой дружище Мурзык! Ты не знал Хадсон в юности. А только знаешь в старости. Мы же сделаем ЮНУЮ Хадсон! Такую, которая ещё ничего не смыслит в овсянке и завороте кишок! Совершенно невинное смазливое создание, у которой только одна извилина: "ЧЛЕН-с!" Понятно? Только одна. Уж я-то позабочусь, чтобы не пролезли другие извилины, типа "Тапочки", "Футбол" или "Пиво". Кстати, не рекомендую пива светлого "Жёлтая Струя"! Сам не пью, гадость! И тебе не советую. Пей этот, отвар из корнеплода!"
И Херлок налил в кошачий лоток настойки. Кот недоверчиво подошёл. Как он и предполагал, это была "Жёлтая Струя".
"Мессир!" - сказал Кот.
"Ах да, склерозик! Вот! Пей, дорогой, пей на здоровье!"
Это тоже не был настой, а были сопли Ашотика. Их Херлок самолично откачал катетером и ещё мысленно расхваливал сам себя: "Ай-да Херлок, ай-да сукин сын!"
Сопли те были вязкой консистенцией, и Херлок здорово влип в них (Что, влип, очкарик?), но он вытер пятерню об шёрстку Мурзыка (Классная шёрстка! Бобёр!) и сказал:
"Вот совершенно новогодняя прекрасная идея: засунуть в задницу Ашотика Новогоднюю Ёлку! Помнится, был у меня случай! Мы тогда тоже как раз на Бекер-стрит стояли, на кухне. Препарировал я одного инопланетянина в День Благодарения. Ну, сам знаешь (Кот кивнул в знак согласия, стараясь счистить сопли Ашотика о батарею. Не получилось.): неразбериха! Я напихал в зад инопланетянину яблок, и его подали к столу. Больше я ни его, ни яблок не видел.
Но Ашотик! Это будет гордостью моей коллекции трупов! Если из него не получится Франкенштейна или юной Хадсон, то я сдеру с него шкурку (кожу) и выставлю на выставке трупов мадам Дриссо! Это что-то!"
И Херлок вновь склонился над Ашотиком. На сей раз из трупа порскнули 100 летучих мышей!
"Собирай, собирай же!" - крикнул Херлок Мурзыку. - "Помёт летучих мышей! На нём же настаивается первоклассная самогоночка! На нём, да, пожалуй, ещё на медвежьем помёте. Это же цены немалой! Ну ладно, ладно: не успел собрать, это я виноват: поздно крикнул. Смотрел "Джуманджи"? Так вот Ашотик этот как эта игра, из него может вылезти всё что угодно. Только подставляй сачок для бабочек или мешочек для разного дерьма!
Я тебе больше скажу: при жизни Ашотик был одним из братьев-колобков! И именно им чеканила кенгуру, а потом надела его шляпу и стала страшно подозрительной. Соблазнительной. Необузданной как сам Ашотик. При жизни у Ашотика было 100 баб, 50 кенгуру, 100 летучих мышей и миллион тараканов! Щас посмотрим, что ещё из него полезет. Этого дерьма, значит, тоже было много!"
Но из Ашотика никто пока не лез.
"Можно мне?" - спросил Мурзык и подошёл к трупу.
"Валяй!"
Кот осторожно дотронулся до соска Ашотика:
"Я нашёл грудь! Но в ничтожном количестве!"
"Да, действительно! Грудь присутствует, потому что у Ашотика была мастопатия!" - сказал Херлок. - "Сейчас её отрежем! У настоящего строителя коммунизма должны все курящие женщины кончать раком, после окончания протираться инструмент, ну и конечно, вся сила - в плавках! Грудь - не порядок. Этого не должно быть. Так не должно быть, ну ты понимаешь!"
Кот понимал. Так как грудь не отрезалась, то Кот обхватил Херлока сзади лапами за талию и стал тащить, как какую-то Репку. Не получилось.
"Ладно! Хрен с ней, с грудью! Попробуем теперь оторвать фаллос!" - сказал Херлок.
"Мессир, а как по латыне "фаллос"?" - Кот.
"Не важно! Членус мужчинус! Фаллос и в латыни фаллос! Не отвлекайся! Тяни! У юной Хадсон не должно быть никакого членуса! Чтобы она не била по нему и не приговаривала: "Исчезни! Исчезни!"
Наконец, общими усилиями членус был оторван! Он был грустный и сиреневый.
"Конечно, загрустишь тут!" - сказал Херлок. - "Я думаю его сжечь!"
"Да нет, его же можно съесть!" - сказал Мурзык.
"Намекаешь на "мишкину кашу" с перцем?" - спросил Херлок. - "Ты как хочешь, а я подобного дерьма есть не буду! Вы не едите, и мы есть не будем!"
"Да вот же, вот!" - сказал Мурзык, радостно указывая на кипятильник. - "Вот!"
"Что "вот-вот"? Хочешь его сварить наподобие баварской сардельки? Все вы, Коты, экстремалы и ни в грош не ставите человеческие органы! Сожрать! Да его продать можно! Он бешеных денег стоит!"
"А я говорю: не гонялся бы ты, Херлок, за дороговизной! Вот придёт полиция и спросит: "А это что такое?" - спросил Мурзык.
"Как так что? Конечно, глоольд! Все подтвердят!" - Херлок.
"Вот именно! То он просто глоольд, а то он будет варёный глоольд, и мы сможем накормить им всю полицию! Мозги же надо иметь!"
Делать нечего, положили перец в кипятильник и стали ждать.
"Ну и чего мы ждём?" - Херлок.
"Доведённости до готовности!" - Кот.
Тут Ашотик опять явственно рыпнулся и сказал:
"Не хорошо мне! Не хорошо!"
"А нам хорошо!" - сказал Херлок, но вдруг спохватился: "Он заговорил! Явно процесс превращения в юную Хадсон идёт своим ходом! Только говорить ты должна не "хорошо-не хорошо", а всё время: "Согласна!"
"Ты уж прости, подруга, - сказал Херлок, - но без конца ты будешь неотразима. Не представляю, как это тебе удастся с концом. Я имею в виду быть продажной женщиной!"
"Так я женщина?" - спросил Ашотик. - "То-то я смотрю! Мне бы халатик как у тебя! Я бы прикрыла свою наготу!"
"Об этом забудь. Ты теперь ничего не должна скрывать и ничего не стесняться! Так сказать: "Долой стыд!" - сказал Херлок.
"А кого я люблю?" - спросил Ашотик.
Херлок и Кот непонимающе переглянулись.
"Ну, с кем я буду спать сегодня ночью?" - Ашотик.
"Ну, не знаю... Для начала у тебя из зада надо вынуть Новогоднюю Ёлку, яблоки, а уж потом посмотрим..." - сказал Херлок.
"Разрешите представиться! Кот Мурзык!" - Кот.
"Преставиться? Разрешаю. Так мне с тобой спать?" - Ашотик.
"Так как вы, Ашота, женщина с гор и наших обычаев не понимаете, то я вам скажу: не каждая Наташа та, что Кот Мурзык! Ваша сверхзадача: найти Наташу!" - Херлок.
"А! Поняла! Ты - Наташа!" - Ашота.
Херлок замялся:
"Да как вам сказать? И да, и нет. Как мастер перевоплощения - может быть и Наташа. Но пока - самец! Могу быть женщиной. Дорого. Кстати, о дороговизне. Просите за услуги 100 франков! Это вполне хорошие деньги для начинающих. Потом у вас будет ВИП-клиентура и будете брать 200. Но пока 100. Это потолок. Ну, пошла! Большому кораблю - большое плавание!" - и Херлок подтолкнул Ашоту к выходу.
Та, спотыкаясь и подскальзываясь на помёте летучих мышей, пошла на выход.
"Да! Надо было ей валенки дать! Она же сирота, а у нас полно валенок! Эх, были бы у меня в своё время валенки - точно бы на Ленинградку сбежал и торговал собой! И кто знает, кто бы щас Ленинградским Фронтом командовал бы!" - сказал Херлок.
Между тем кипятильник отключился. Перец был готов.
"Ну, как говорится, будем! Чтобы все!" - сказал Кот и открыл рот!
"Нет! Найн! Ты ничего не понимаешь! Вот придёт Ашота обратно и спросит: "А где, собственно, мой он?" Хотя... Не придёт и не спросит. Кушай, кушай, дорогой!"
Мурзык был известен как Чемпион своего полка по поеданию баварских сарделек. Но даже и у него щас чуть было не пошёл... обратно! Херлок задумчиво стучал по спине Кота, чтобы тот проглотил, и говорил:
"Вот выпустил на Ленинградку ещё одну шлюшку! И гнёздышко опустело и не радует больше глаз.
Надо найти ещё одного Ашота! Да! Прям щас пойду на помойку и притащу! На помойке их полно.
Сначала на Черкизовский рынок приходит комиссар Жордан, бьёт Ашотиков по мордам, а потом их убивает мафия и вышвыривает домой к Жордану! А он их всех на помойку! Что бы я без Жордана делал? Ума не приложу!"
Херлок бродил по помойке между старыми автономерами и ржавыми автомобилями, когда услышал стон! Женский стон!
"Не Ашотик!" - подумал Херлок и пошёл дальше.
Стон усилился! Это была наша Ашота! Злобный Жордан выбросил её саму на помойку после того, как она запросила 150!
"Вот дура Царя Небесного!" - сказал Херлок. - Я же тебе говорил: 100 надо, 100! Жордан всё сделал правильно, решив, что тебя подослал к нему наркокортель."
"Херлок! Проституция - плохо! От проституции ежедневно умирает миллион человек и рождается 100 тысяч уродцев! Я не пю! Я не пю!" - голосила Ашота.
"Чёрт! Чёрт! Жордан её сломал! Но как это ему удалось? Убедить гулящую девку, что гулять плохо? Наверное, Жордан сам не Жордан, а местный Святой, который бережёт свой "очко", и его чтят проститутки!" - подумал Херлок. - "Надо будет к нему зайти: может, убедит, что дедуктивный метод плохо!" И он потащил Ашоту ремонтироваться на Бекер-стрит. Капец. К.
ПИСЬМО В НИКУДА-4874-4876,5
25 декабря 2017 года. Сказка про Оленя ("Он на воротах стоит как олень!"). Да нет, нет. Про Чеки Джана. У него, как вы уже поняли (Хотя, о чём я? Вы всё равно ничего не поймёте. То же относится и вообще ко всему моему мыслительному процессу. Не поймёт никто.), якудзы украли самое на последний момент дорогое! Нет, не тёщу. И не жену. И не ёршик от унитаза.
Что же, чёрт возьми, у него самое дорогое? А хрен его знает. Ладно, снизим планку: не самое дорогое. Тогда это, конечно, кипятильник! Или микроволновка. Вот был хохм: "Чтобы есть мороженое, разогрейте в микроволновке ложку!" И такое гневное фото: горит микроволновка: "Ты что, м.дак?!" Для туповатых объясню: этот лох решил последовать совету хохма.
Ладно, ладно, не будем ругать меня за изобретение новых слов. Хохма не существует. Есть Хома, хомяк. Вот кого и следует выкрасть. Но кто же тогда будет вращать малобюджетную трансплантацию внутре Чеки? Всё, тупик! Я достал сам себя и пришёл в тупик! НИКТО НЕ БУДЕТ! Из тупика мы вышли благодаря большим буковкам.
Хома-Хома-Хомечко-Хомячище... Что бы нам с тобой такое устроить, чтобы было назидательно для потомства? Ну конечно: поучим летать!
Чеки широко распахнул окно на своём втором этаже!
Под окном стояла полицейская машина. И труп хомяка грохнулся прямо на её лобовое стекло! А может, это и не хомяк был, а самоубийца-клерк!
"Подождите, подождите! Но я ещё не труп!" - Хома.
"Это пока не труп! Но в потенциале труп! А пока не мешай стрелять по машине из автомата! О-хо-хо! Нау ай гат а ганмашин!" - и Чеки обстрелял машину из ганмашины.
Ну и конечно, конечно нарвался на неприятности: по лестнице к нему на этаж стал подниматься очень упорный муж, гражданин с "ганмашиновой кашей" на каске! "Почему да зачем вы выбросили эту кашу и попали мне по каске?"
Не понимают нонешние копы прелести романтических отношений. Ведь каша эта выброшена любя! Не каждому абы кому, а именно упорному мужу на голову! Потому что он упорный! И вдобавок муж! Ему бы кадрить девок.
Кстати, а что, если кашу выбросила прекрасная симпатичная блондинка? Ну вот муж и идёт! Кадриться!
Ладно. За неимением блондинки нарядим Хомяка Хому в блондинистый парик и скажем вместо него женским грудным нежным голосом: "Пошёл в ж.пу, вонючка! Здесь тебе не публичный дом!" Должно сработать. По крайней мере, на прочих упорных мужей действовало.
Если нет, то Хома поставит его лицом к низу лестницы и... такого удара не постыдился бы капитан футбольной команды Бразилии!
Да чутче надо относиться к упорным мужьям! Как? А так! Он такой с ножом! А мы ему в рот зубную вращающуюся щётку! А потом пожарный гидрант! Это только так считается, что гидрант только для любви. Нет!
У упорного мужа раздуется живот, послетают все пуговицы, а потом - взрыв! "Надо будет почистить ковры! Сказать, чтобы их почистили!" И крестимся, потому что Бог дал, Бог и взял! Нету больше упорного мужа! Есть грязные ковры. А его нет.
Ну и хрен с ним. Я вообще, может, хотел написать про блондинку. Хома был неотразим. У него и тут было много, и тут. И вообще, он сидел в засаде в массажном салоне.
Чеки тупо уставился в задницу Хомы. На ней была татуировка: "Джусе фруит - СИДР!"
"Что это такое?" - спросил Чеки Хому.
"А ты не знаешь, дурачок?" - и Хома поправил свои большие груди нежными хомячьими лапами.
"Да нет, почему? Сидр - это вовсе не фруит. Это..." - Чеки сделал в воздухе неопределённое движение.
"Но-но, дурачок!" - сказал Хома. - "Только после свадьбы!"
"Так выходи за меня!" - сказал Чеки, хотя уже знал ответ: "А ты мне кольцо подарил?" Зачем хомяку кольцо? Может, это кольцо от гранаты?
Во! Придумал! Чеки примотал к креслу взрывчатку "С-4", монитор компьютера и домашние тапочки ("Чёрт возьми! В мире 80 миллионов террористов, а мне попался именно с ногами Золушки и такими же тапочками!")!
"Сейчас будет БУМ!" - сказал Чеки Хоме.
"БУМ? В каком смысле? БУМ в смысле БУМ? У тебя что, сейчас свидание? С мужчиной?" - не понял блондин тупой Хомяк.
"Да! С Золушком!" - сказал Чеки и показал на труп террориста.
"Труп наличествует! Документов на труп не наблюдается! Хорошо хоть, что он никуда не уйдёт! Как говорится: "Труп встал и ушёл!" Нет! Наш не такой! Наш хороший!" - и блондинка Хома нежно поцеловала труп Золушки в уста сахарные!
"Мать твою!" - сказал Чеки. - "Если ещё раз поцелуешь, то жить тебе на одну зарплату! То пусть с тобой живёт Анна Семенович до конца твоих дней!"
"Анна? Это что, одна из террористок?" - спросил Хома.
"Да! Её зовут Анна Семенович-Оргайл, и она сидит в машине в гараже! Когда выедет грузовик с террористами (а он, поверь мне, выедет!) она должна сказать: "И-ха! Как в Сайгоне!" и врезаться в грузовик. Если она так не сделает, то у неё, обещаю тебе, пропадут все оргайлы в жизни!"
"Нельзя же так! Это слишком жестоко! Оргайлы нужны! Скажем, для того, чтобы правильно функционировали маточные трубы и фаллоимитатор!" - Хома.
"Ты сама-то поняла, чего сказала?" - спросил Чеки. - "Ну-ка, ты куришь? Отлично! Вставай и кончай раком! А я посмотрю тебе в ж.пу на фаллоимитаторы! Как говорится: чтобы вырезать гланды или проверить зрение, надо смотреть в задницу! Народ придумал! Народная мудрость!"
Делать нечего, Хома принялась снимать свои юбки.
Но Чеки её остановил:
"Чу! Слышишь? Самый главный террорист Оргайл-Груббер пукнул! Ему же что говорили? "Чтобы, грят, не создавалось проблем, начните выводить своих террористов в туалет!" А он ни в какую! "Где, говорит, туалет, а где террористы? Нет! Найн!"
Но тут создалась проблема из Туалетного Монстра! Это такая поднялась Зелёная Рука, которая подаёт рулон бумаги! И у неё выросли ложноножки! Ну прям как у огромной Сопли!
Я тебе больше скажу: это Штаб Тимуровцев-Октябрят помогал нам в нашей борьбе против террора! Конечно, Тимуровцы - незаконная организация, но что делать, если все законные только и могут, что бегать и кричать при опасности "А-яй!" и посылать к нашему небоскрёбу драндулет! Как только тимуровцы увидели драндулет, так много смеялись! Потому что внутре все ОМОНовцы обделались от страха!
Их террористы даже не стали обстреливать. Они их под белы рученьки проводили на 23 этаж, где была Новогодняя Ёлка и туалет. Жаль, у нас на 2-ом этаже нет туалета и Ёлки! Хотя, хотя, есть! Кхуман! Вот Кхуман и будет отвечать за БУМ!" - сказал Чеки и подтолкнул конструкцию из монитора и "С-4" к шахте лифта.
"Постой, Чеки! Если нам суждено погибнуть в БУМе, то знай, что я всегда любила тебя!" - сказал Хома и обвил ручками стан Чеки. - "Даже тогда, когда ты был полным придурком! Даже когда все уже не ждали, и когда не ждут! Я всё ждала, что ты запрыгнешь на китайский бронепоезд и будешь моим героем!"
"Ты немного переоцениваешь мои скромные возможности! Как я на него запрыгну босой?" - спросил Чеки, отстраняя её.
"У тебя получится! Получится! А пока вот, возьми! Сланцы! И в тюрьме пригодятся! А лучше - вот! Лапти! Сама сплела в одинокие долгие ночи!" - сказал Хома.
"Так вот, чем ты там занималась!" - хотел сказать Чеки, но тут один из террористов пришёл отлить!
"Не будем ему мешать! Хотя, конечно, эта жёлтая струя - такая гадость! Во! Я придумал! Надо было ему, террористу, дать валенок, чтобы он с ним игрался и с большим, и с маленьким! Он же сирота! А у нас полно валенок на этаже! А потом привязать пустого террориста к стулу и монитору - и БУМ!"
"Ты как думаешь?" - спросил Чеки террориста. - "У нас, кстати, такие девочки: закачаешься! У них местами 90, а местами 60! Миллиметров!"
"Меня это не интересует! Я люблю только мужчин из Западного Берлина!" - веско сказал террорист.
"Намекаешь на Золушку?" - холодно спросил Чеки. Холодно, потому что что, тепло, что ли, спрашивать про этого недоношенного террориста.
"Нет! Мой нежности чистейший образец - айне кляйне швайне Груббер!" - сказал этот гад и застегнул ширинку.
"И тебя совсем не интересуют блондинки?" - спросил Чеки.
Тероорист наклонился для секрета:
"По секрету скажу тебе: нет! И никто никому не нужен, кто кому в постели нужен! Даст ист сексиреволюшн!"
"Понятно! А то вот - смотри! Блондинка-транссексуалка играется со своим огромным концом! Длиннее, чем у тебя и у меня!" - и Чеки показал на Хому.
Хома в это время делал ему знаки: "Мол, осади назад! Какой, нахрен, конец?!"
Но всё равно террорист сказал:
"Мне это не интересно! Вот если бы это был мужчина из Берлина!"
"Да что ты всё заладил? Может она быть и мужчиной! Правда, дорого!"
"Нет, иди ищи другого террориста-уполномоченого! Только давай быстрее!" - сказал террорист.
"Щас пойду поищу! Камеру в ГубЧК!" - зло сказал Чеки и этим всё испортил. Бедный террорист со страху выронил свои 16 патронов и сделал ноги! Только его и видели.
Чеки подобрал патроны:
"Эх! Я же говорю: надо было ему сланцы-то дать! У нас на этаже полно этих отвратительных созданий! А так они и ему, и Грубберу, и всем террорстам в тюрьме бы дюже пригодились!"
"Знаешь, что я думаю, Чеки?" - спросил Хома. - "По-моему, ты дибил!"
"Почему это?"
"Не знаю! Просто так показалось. Надо, надо было ему, всё-таки, дать сланцы! Они из Западного Берлина. А ещё надо было ему его струю залить обратно в глотку! Недаром у нас пахнет как у нас в подъезде!"
"Вот смотрю я на тебя, Хома, и удивляюсь: что ты за девушка такая? В смысле, что за профура?" - спросил Чеки.
"Ну как так "что"? У меня и справка есть! Ты - уполномоченный (на пол моченный), а я при тебе механик-профура! Нет, ты посмотри повнимательней! Видишь, написано: "Справка - плохой! Слон - хороший! Покупайте наших слонов!" - сказал Хома.
"Я всё прекрасно понимаю: Слон, Справка, ты мне скажи другое: ты стоишь одной ногой в дерьме? И когда у тебя начнутся месячные? Через 1, 2, 3?" - спросил дотошный Чеки.
"У меня месячных вообще не бывает! Где ты видел механика с месячными? Хотя... Раз, два, три... Кажется, меня пучит! И хочется клубники!"
"У нас нет на это времени! Сейчас или никогда! БУМ!" - и Чеки подтащил монитор и кресло к лифтовому колодцу. - "Хотя, конечно, второй этаж... Что это за хреновый БУМ получится? Знаешь, что? Я, пожалуй, ролики-то сниму! И вызову лифт с 11-ого этажа!"
"Валяй, снимай ролики, станешь совсем босой!" - сказал Хома, держась прекрасными наманикюренными ручками за свой нежный белый живот!
"Не время щас!" - зашипел Чеки на неё. - "Щас милиция придёт! Нашла время!"
Дело в том, что Хома встал и пошёл неверными шагами в направлении анфилады из ночных горшков, чтобы вытащить нижний из них!
Между тем лифт пришёл! Открылся. В нём лежал ещё один мёртвый террорист! Ну, кроме Золушки, которого положил Чеки.
На животе этого другого кровью было написано (наверное, сам Груббер и написал): "Согласно параграфу номер 8, у человека должно быть от 50 000 волос на голове! С Новым Годом!"
Пока Чеки с трудом разбирал эти каракули, Хома решил родить! Он забрался под стол и стал тужиться, аки какая-нибудь волчица, предавшая товарищев!
Чеки маркером исправил ошибки в надписи и подумал: "50 000? Чего-то маловато! У самого-то Груббера сколько?"
"Эй, Хома! Сколько у тебя волосиков?" - это прозвучало двузначно.
"Не считала! Тебя интересует: на лобке?" - спросила Хома.
"Ну да!"
"Щас! Раз! Два! Три!" - так как она рожала, то ей легче было сосчитать, чем в нормальном положении.
"А Груббер утверждает: 50 000!" - Чеки.
"Твой Груббер - дурак и хулиган! Да и ты такой же!" - сказала Хома.
"Нет! Я другой! И чтобы доказать, как много ты для меня значишь, я щас примотаю и тебя к креслу вместе с монитором и сброшу вниз! Будет БУМ!" - сказал Чеки.
"Ты не осмелишься! Ты - не муж-чи-на!" - сказала Хома.
"Ещё как осмелюсь! Чёрт! Почему ты, нахалка, осмеливаешься жить и быть такой жирной? Ты что, из программы "Я вешу 500 кило"?" - спрашивал Чеки, но уже сам знал ответ: "Да, болван, потому что я рожаю!"
Наконец, с трудом Чеки примотал Хому к креслу и взрывчатке. Но не успел сбросить вниз! Не успел.
Груббер сам сдался:
"Я понял! Не про волосы человека, а про то, что такой народ как Чеки не победить! Так как у Чеки не 50 000 волос на голове, а всего лишь 4! Я сдаюсь! Да и вся моя команда тоже!"
"Подожди, подожди!" - сказал Чеки. - "Я ещё не устроил БУМ!"
"Не надо БУМа! Ни Бома, ни Бима!" - сказал Груббер. - "Остаток дней я проведу в тюрьме, разрабатывая свою концепцию волос человека!"
"Чёрт! Ну всё ты испортил! Разреши хоть в твою честь назвать новорождённого Хомы Груббером!" - сказал Чеки.
"Разрешаю!"
И вот свершилось Чудо! Новорождённый Груббер подал свой голос! Всего минуту на этом свете, а уже устал от жизни!
Все так веселились! И Тимуровцы, и копы, и террористы, и Чеки, и Хома! Наконец-то всё кончилось!
Нет больше дней! Нет больше слов! Нет больше женщин! Нет больше основ! Вся та же ложь всё тех же слов! Всё те же женщины, те, что не прочь! Другая ложь! Другие люди трогают пальцем свой нож! Нет больше их! Конец сказки. Хэппи-эндище. К.
ПИСЬМО В НИКУДА-4876,5-4879
27 декабря 2017 года. Вы думаете, это будет что-то светлое, как в прошлый раз? Ничего подобного! Это будет мрачное и чёрное! Такое нечто злобное, типа "Преступления и наказания". Да ладно! Нет у меня подобной злобности. "Преступление"-то когда писалось? Во время войны 1812 года! Рскольников-то что думал: "Что я, хуже Наполеона? Не могу замочить старушку?"
Щас, конечно, время другое. Щас не Наполеон, а разные серийные некросадисты. Так что Раскольников может думать: "Что я, хуже Чикатило?" Короче, если очень хочется убить старушку, то всегда найдётся хороший пример для подражания. Не хочется - Иблис с ней, пусть не хочется. Но тогда, понимаете, не создастся шедевр словесности. У меня, конечно, не шедевр, поэтому я старушку и не убил. Рыжий-рыжий-полосатый убил бабушку лопатой!
Вспоминается моё босоногое детство в Малаховке. Я тогда, Сидоров-младший, доил сидорову козу, как приходит мой папа, Сидоров-старший, и говорит: "А не поехать ли нам на Каму?"
Кама тогда была широкая-широкая! И по ней плыли вздутые трупы чилийских партизан и виселицы с повешенными солдатами, которые не верили в Нашу Победу! Нашу! Понятно? Не верили. А зря, зря. И жаль, жаль...
На Каме всем выдавали журнал "Овощи". Ну, особенно тем, кто много наловил рыбки нерпы. И можно было его читать: "А жаль, жаль..." и читать. Нерпа - потому что Кама впадает в Каспийское море. Ну и Иблис пусть впадает, мы - маленькие дети, нам хочется поковыряться в кишках повешенных солдат!
Так как гулять мы и так вышли, а делать нечего. Дело было вечером, делать было нечего.
И вот сидим мы такие босоногие мальчишки: я - Протон, Арахис, Отоз и озорник д,Ратаньян. И д,Ратаньян, этот шалопай, этот дибил, говорит: "А давайте выловим одну из виселиц и устроим там Штаб!"
Эти два дибила говорят: "Давай!"
И только я молчу. Так как перевариваю бабушкину овсянку. Переварил и говорю: "Дибилы! Я думаю не об виселице! И не об вас! А о мире во всём Мире!"
"Не слушайте его, ребцы, - говорит д,Ратаньян, - он дибил! Ай-да за мной в Каму!"
Ну и плюх, как мешок с дерьмом, в Каму! Почему именно с дерьмом? Да потому что и мать у него была дибилка, и отец - Фердинанд Кокошка, известный тем, что собирал дерьмо.
Ну и эти два дибила за ним плюх!
Я бежал по берегу и давал всегда уместные и ценные советы: "Справа загребай! Справа! Да кто ж так загребает? Да надавай ты этому фулюгану и за меня!!"
Фулюган тот был повешенный без штанов, который плыл по Каме, сверкая голой задницей. Я не мог вынести подобной пошлятины и... отвернулся.
Мои друзья, наконец, совладали с течением и притаранили виселицу к берегу.
"Я знаю, кто это такой!" - сказал я.
"Кто?"
"Вот тут написано на табличке: "Я не верил в Нашу Победу! Адольф Фитлер." Это сам Адольф!" - сказал я.
"Да быть не может!" - сказал Отоз. - "У Адольфа рваные носки, рванью он знаменит. И его повесили на балалаечных струнах в 1945-ом в Нюрнберге!"
"А это что? Что?" - спросил я, снимая с трупа носки и смотря через них на просвет на живописные деревья по берегу.
"Да! Братия! Мы влипли! Это на самом деле Адольфик!" - сказал д,Ратаньян. - "Надо бы его отпустить! Если любишь кого-то - отпусти!"
"Чего-то, я его слабо люблю!" - сказал я. - "Уж если я кого и люблю, то жирного Гремлинга! Жирный человек - добрый человек. Жирный не может принести вреда нации!"
"Это жирный боров, погрязший в роскоши!" - сказал вдруг отчётливо труп Адольфика!
"Не слушайте его, глупые андроиды!" - сказал я. - "Слушайте меня! Если бы вся верхушка Рейха состояла из жирных бы людей, то не было бы войны на 2 фронта! И нация немцев была бы спасена!"
"Не была бы!" - сказал Адольф.
Мне ничего не оставалось сделать, как заткнуть ему поганый рот тиной и водорослями.
"А вот я верю в Нашу Победу!" - сказал Арахис. - "Она и гестапо - как лошадь и телега, неразделимы!"
"Да! Особенно, когда тебе суют оголённый электропровод в промежность! У, сволочь!" - и я злобно пнут трупик Адольфика по промежности!
"Ребята! Ребята!" - сказал между тем Отоз. - "Зырьте: по Каме плывёт баржа с валенками!"
"Ну понятно: это всё валенки для проклятых немецких патриотов (Патриотизм - последнее прибежище негодяев!)! А для нормальных чилийских патриотов - шиш в масле!" - сказал я.
"Да где ты, вообще, видел нормальных чилийских?" - д,Ратаньян.
"Где-где? Тебе в рифму ответить? Конечно, в клубе! Классный муви! Лежат дохлые патриоты с завязанными глазами, а по их мордам ползают жирные трупные мухи! И сразу в голове: "Надо ж было им валенки дать! Они жирные, трупные, а у нас на барже полно валенок! Да и сиротки все эти мухи!" Правильно я говорю, товарищи? Правильно?" - я.
"Сказал - запей водичкой!" - злобно сказал д,Ратаньян. - "Мухам - валенки! Это то же самое, что бильярдная - детям!"
"Да нет, тут ты ошибаешься, дорогой друг! Муха по полю пошла - Муха денежку нашла! Как бы она по этому полю пошла без валенок? Да и не известно вообще, что это за поле такое? Может, минное? Тогда, конечно, к валенкам ей полагается выдать и лыжи! Чтобы сподручнее ходить!"
"Сподручнее!" Балда ты! Ребята, пошли от него! И Адольфика заберём! Он будет на поле выполнять гуманитарную миссию: отпугивать ворон как чучело!" - сказал Д,Ратаньян, и эти чёртовы социалисты, эти разжиревшие болваны Отоз и Арахис пошли с ним. Даже любимого Адольфика с собой утащили!
Я остался один на берегу. Выхожу один я на дорогу! Эх, белый теплоход! Гудка призывный бас! А я один стою на берегу! Мы не увидимся уже!
"Подумаешь, цацы какие! Я щас, может, тоже выловлю себе Адольфика! Вон их множество проплывает по Каме! Даже надписи названий на борту: "М.дак"! То есть, нет, это "Судак". Мне без очков не видно издали. "Владимир"! Выловлю себе нациста Владимира, который не верил в Нашу Победу! Наверняка, это будет Владимир Мюллер!"
Но вместо Мюллера к берегу прибило виселицу с какой-то женщиной. Это была фрау... Не помню! Фрау Марта, скажем, которая: "Пощады не будет!"
То, что это именно фрау, а не кошка и не ребёнок, указывали её носки. Они были заштопаны с помощью иголки и лампочки. Как известно, череп женщины близок к черепу ребёнка, да и голос такой же. Но эта фрау заштопала себе носки. Этим она отличалась от ребёнка-неандертальца или от кошки-паразитки. От кошки-то в любом случае.
Она весело держала иголку и лампочку в истлевшей руке, а в промежности у неё не был, а бывал член!
"Простите, мадам, - зарделся я, - а сколько щас градусов выше нуля?"
Но это была нацисткая дама, я вам ещё раз говорю. Поэтому она попыталась и мне вставить между ног иголку и запытать!
"Подождите, подождите!" - сказал я. - "А как же романтический вечер в ресторане?"
"Намекаешь на кафе "Элефант"?" - спросила "сука Элефанета".
"Ну да!" - сказал я, пытаясь, всё же, вспомнить, как её зовут. И вспомнил! Фрау Барбара!
"Ай-ай! Как красиво! Какое красивое имя! А в миру как?" - спросил я, имея в виду мир неофашизма.
"И в миру так же!" - и Барбара поправила изящные груди свои разложившиеся.
"А Вам, Похоже, Ещё Рано В "Элефант"!" - сказал я.
"Это ещё почему?" - Барбара.
"Потому что вы ещё не дошли до кондиции, да и дичь ещё не готова! Зачем вы, нахрен, так напились? Вам же ясно была спушена директива-шифровка: немедленно передислоцироваться в "ЭМЖО"! А там уже мужик! Вы такая: Пардон!", идиотка!" - сказал я.
"Но-но, парниша!" - ответила Барбара. - "В подобном тоне я не позволяла разговаривать с собой даже Бабельбергскому бычку!"
"Да? А знаешь, что я за бычок? Может, я - Малаховско-Камский бычок!" - сказал я и сам подумал: "Чего такое я несу? Давно пора перейти на "вторую базу" и цапнуть её за вымя!"
"Кстати, ты, случаем, не мужик?" - спросил я на всякий случай. - "А то: и тут упало платье вмиг! Ну а под платьем кто? Мужик! Нацисты известны своими бесчеловечными опытами превращения мужиков в баб или обратно! Для этого они отрезали сосиски и набивали сеном груди! Ни ума, ни фантазии! Разве так делаются новые люди: бабы? Или мужики?"
"Ну а ты как предлагаешь их делать?" - спросила Барбара.
"Как-как? Ну уж не сеном точно! Тоже мне: деревенщина! Хорошо в краю родном! Пахнет сеном и... травой! Сено в груди: это деревня, а деревня - это такая скука! Вот хочешь: я отрежу тебе груди, а вместо них пришью Колобка-Охотника?" - я.
"Попробуй!" - скептически Барбара. Так как её груди разложились, а груди Колобка-Охотника нет.
"Вот чёрт! Где же мне взять Охотника? Ты не знаешь? Ну конечно, не знаешь. А я знаю! В доме старосты! Предателя! Он ещё такой ходит с повязкой с надписью "Предатель". У него дома мычит корова, но он всем советским солдатам говорит: "Солдатенлебн! Эльза моя дура, а я, Натан, мудрый!" Или он это жене говорит, которая орёт на корову, чтобы та заткнулась? "Эльзалебн!" Короче, полный дибил и предатель. Его нисколечко не жалко. Жалко его жену Эльзулебн. Хотя жалко бывает у пчёлки. Эльза, конечно, рыбу ест. И Колобка-Охотника испечёт.
Ладно! Решено! Виси пока здесь (на виселице), а я мигом к Эльзелебн за Колобком! Одна нога здесь, другая рука - там! Нога руку моёт!" - сказал я и побежал к домику старосты.
Эльза была на месте, но Колобка, чего-то не лепила!
"Эльза, мать твою!" - сказал я. - "Постановлением Ставки если ты не слепишь, то будешь расстреляна как шпионка "СМЕРШем"!"
"Но, товарищ... товарищ..." - сказала Эльза.
"Товарищ прапорщик!" - подсказал я.
"Колобок дюже много муки жрёт! А у нас в Прикамье голод! Уже сожрали заживо всех соседей!" - говорит.
Я знал, что все они в Прикамье грешат каннибализмом, поэтому не удивился: "Давай лепи хоть из трупов!"
"Из трупов? Колобка? Но это невозможно!"
"Возможно! Это возможно!" - сказал я и высыпал в унитаз содержимое зайца. Заяц у меня был с собой. Ещё с младенческих ногтей. В зайце был, конечно, кокаин, а у Эльзы - свободное "очко". Кокаин спокойно поплыл по канализации в Каму.
"Вы как хотите, товарищ прапорщик, но я лепить Колобка отказываюсь!" - Эльза.