Аннотация: ...что подушка в её уже пятнадцать лет как одинокой кровати через день мокрая от слёз, что тебе уже (или всего) сорок пять, а счастье вспоминается, как сон...
О языке глаз
Все события выдуманы.
Все совпадения случайны.
У Саньки (хотя он всегда представляется Александром, все зовут его именно так) назревала нешуточная проблема. А всё потому, что его горячо любимый сын (в его присутствии, однако, называемый в педагогических целях "оболтус" и "балбес") этой весной заканчивает 4-й класс и, соответственно, начальную школу со всеми вытекающими из этого события последствиями. Дело в том, что у школы есть спецкласс по информатике и цифровым технологиям, занятия ведут профессора из университета, а в старших классах и занятия там проходят. В-общем, прямая дорога в универ после школы. Классная руководительница обычно подбиралась знающая и, остались же всё-таки ещё такие, любящая свою работу и детей. Комплектовался класс из лучших учеников данного потока. Но это не проблема - Димка парень умный и все переходные экзамены сдаст без проблем, да и в классе он считается далеко не последним учеником.
А проблема заключалась в директоре этой школы -жадной и наглой бабе со странным именем Августина и не менее странным для такого имени отчеством Сергеевна.
После февральского родительского собрания сомнений не осталось, да и классная прозрачно намекнула, что у Августины Сергеевны есть к Саньке "вопросы". Нет, абсолютно ничего против неё (классной) он не имел, она прекрасный педагог, очень любит детей и будет отстаивать каждого из своих учеников с пеной у рта. Но к директору Санька решил пойти чем быстрее, тем скорее.
Конечно, проще и легче всего было снять эту проблему с помощью денег. Но всё внутри него протестовало против такого решения. Он даже сам себе не мог объяснить, почему так не хочется платить - ведь это действительно проверенный и надёжный способ получить то, что тебе надо, невзирая на все учения Маркса, Энгельса и иже с ними. И дело не в том, что у него не было денег на взятку - он работал инженером в успешной инжиниринговой фирме, зарабатывал хорошо, да и жена очень неплохо получала. Просто каждую четверть сдавались деньги в "фонд школы", а какие-то перемены к лучшему замечались не очень. В смысле, замечались, но не на полмиллиона в четверть сданных родительских денег, не считая спонсорской помощи. Зато у директора был отделан в неплохом стиле кабинет, и компьютер на столе тоже был не самый древний.
Короче, денег Санька решил не платить. Но и обеспечить своему сыну обучение в спецклассе надо было обязательно, чтобы даже намёка на неуверенность в своих силах у пацана не возникло. Ни к чему парню в 10 лет убеждаться на своей шкуре, что полный ноль в учёбе, но с деньгами родителей может занять принадлежащее (по праву) место Димки. Рано.
Значит, нужно создать такую ситуацию, когда директор сама поймёт, что Димка обязательно должен учиться в "А" классе. То есть разложить ей по полочкам ситуацию, чтобы она поняла, что не в её интересах ерепениться и что-то предпринимать против ребёнка в дальнейшем. Надо прийти с какими-то козырями на руках.
Санька провёл вечер с листом бумаги и ручкой. Жене и сыну было сказано с соответствующим выражением лица о важности данного занятия, и, на удивление, не пришлось повторять дважды. К ночи всё было вчерне расписано, хотя, глядя на листок, никто не понял бы, что там нарисован план разговора и действий на завтра. Санька не без оснований считал себя хорошим инженером, а на работе отмечали за ним страсть к точному алгоритмированию и планированию всего, чтобы ни было. На листке были круги, ромбы, квадраты, соединённые стрелками, иногда стрелки заканчивались непонятными значками типа "2!", "-?" и т.п. Полная абракадабра, но Санька выглядел довольным. Разминая сигарету, он вышел в коридор курить - дома не курил принципиально, только в большие праздники, когда народу собиралось много и в коридоре было бы совсем некрасиво по отношению к соседям, курили на кухне. План был хорош, но для его осуществления требовался день или два. Но это можно было решить на работе - если очень надо и не злоупотреблять этим, то можно подойти к начальству и просто попросить, не особо даже и вдаваясь в подробности, об отгуле. Обычно, если не было ничего срочного, разрешение давалось без вопросов.
Утром, заехав на работу и договорившись с директором о двух отгулах, Санька поехал к председателю родительского комитета. Вместе с ней приехал в школу, и как нормальный законопослушный родитель, зашёл в бухгалтерию посмотреть на смету расходов школы. А Елена (председатель), как и было договорено, начала шушукаться с бухгалтершей о своих проблемах. Надо сказать, что бухгалтерша - женщина бальзаковского возраста, давно в разводе, двое детей-подростков, и мало что ей уже остаётся по вечерам - телевизор до позднего одинокого вечера, ожидание детей, когда те придут с гулянья, готовка, стирка, уборка - болото быта, одним словом, и надежды что-то в этой жизни изменить осталось совсем-совсем чуть-чуть... И нет для неё большего наслаждения, чем прикоснуться хотя бы немного к чужой жизни, из собственного болота кажущейся совсем другой, более цветной и яркой, обсудить, перемыть косточки с наслаждением, близким к ненависти ко всем другим за то, что с ней жизнь обошлась жёстко, а кому то повезло чуть больше... И сама она иногда не может понять, почему в автобусе, задев кого-то, вместо того, чтобы извиниться, начинает кричать чуть ли не матом, а выйдя, заливается краской стыда с ног до головы... Так вот, Лена, кидая на меня быстрые взгляды, быстро что-то шепчет бухгалтерше. Та же, вся превратившаяся в слух, чуть ли не открыв рот от осознания причастности к чужим тайнам, перестаёт даже смотреть по сторонам. Рассказ захватывает её настолько, что на предложение выйти в коридор под предлогом того, что Санька может услышать то, что не надо, она соглашается, даже не размышляя о том, что оставляет открытый сейф, печать на столе и кучу финансовых документов у него в руках. Раскрыв папку, Санька почти сразу же наткнулся на прекрасный образчик подлога. Дело в том, что когда он переводил своего ребёнка в эту школу два года назад в 3-й класс (причины, вызвавшие это, здесь несущественны), после разговора с директором об "оказании посильной спонсорской помощи", Санька привёз в школу четыре пожарных рукава, штук пять огнетушителей и несколько банок огнеупорной пропитки. А сейчас он видит, что, оказывается, эти противопожарные средства закуплены на средства, собранные в фонд школы. Сначала и не верилось, что такая удача - и прямо в руки, почти сразу. Сфотографировав эту накладную, он полез дальше. Увидев один из следующих документов, Санька чуть не вскрикнул от восторга - он нашёл договор о покупке школой столов и стульев как раз для того класса, в котором учился его ребёнок. На договоре стояла пометка - оплачено из Фонда школы. А ведь каждый из родителей летом перед учёбой в третьем классе сдал деньги на покупку парт! Аккуратно сфотографировав документ, Саня закрыл папку и совсем уже было собрался на выход, но вдруг заметил, что бухгалтерша, женщина вроде бы и не глупая, и проработавшая на счетоводческом деле уже 25 с лишком лет, совершила ошибку - дала ему не одну папку, а две! А во второй папке - всё вроде бы то же самое, только некоторых договоров нет, а вставлены совсем другие накладные, счета, чеки... И - как прострелило - он понял, что у него в руках вся двойная, а то и тройная бухгалтерия школы! Одна папка - для налоговой, другая - для родителей, типа Саньки, которые захотят посмотреть, на что идут деньги, собранные в фонд школы. И ведь где-то есть и третья папка, блокнот, записная книжка - не важно что - где записаны и личные доходы директора и бухгалтера, так как эту негоцию поодиночке они провернуть никак бы не смогли. Да, имея на руках такие козыри, можно было играть смело..
Уже дома, просматривая отснятые документы, он ненадолго задумался. Что-то внутри него свербело - не всё это, что можно выдоить из этих бумажек. Взгляд зацепился за цифры в договоре о поставке мебели. Судя по цене, как минимум все шурупы и винты этих парт должны быть позолочены, столешницы выполнены из красного дерева, а стулья обтянуты отборной кожей "Алькантара". Утрировано, конечно, но всё равно цена выглядела несуразной. Схватив куртку, Санька вышел из дома и поехал на фабрику, соображая, что сегодня он пока не полностью готов к разговору в свете вновь открывшихся событий и второго отгула не избежишь.
На фабрике оказалось всё проще простого - прошёл к менеджеру под видом покупателя, желающего сделать заказ на партию таких же парт, как и в школе, получил на руки коммерческое предложение с ценами, условиями поставки и т.п., заверенное печатью и подписью. Цена за единицу сейчас (по прошествии 2-х лет) оказалась в полтора раза ниже, чем в договоре со школой. Санька мрачно улыбнулся - откат в чистом виде. Над этим стоило крепко задуматься.
Приехав домой, он разложил всё на столе и долго смотрел на эти бумажки. Его не оставляла мысль о том, что его затея очень недвусмысленно попахивала шантажом, а влезать в такое очень уж не хотелось. Хотя, если взглянуть с другой стороны, директриса воровала деньги прямо у него из кармана, и, мало того, хотела с него ещё получить за перевод ребёнка в спецкласс, хотя по своим знаниям он и без её хлопот туда попадает... Но и шантаж остаётся шантажом... И тут вспомнился разговор с Августиной Сергеевной два года назад...
Директриса сидела в кресле и говорила вроде бы правильные слова о том, что школе надо помогать, и что она очень ценит спонсорскую помощь, оказанную Санькой школе, а глаза обшаривали фигуру посетителя. Санька под её взглядом чувствовал себя, как в фантастическом рентгеновском кабинете, где определяется, сколько можно взять с человека. Очевидно, Августина Сергеевна что-то для себя решила и сказала: "Пойдёмте к завучу, протестируем Вашего ребёнка". Димка, немного обалдевший - представьте восьмилетнего ребенка, первый раз пришедшего в другую школу и тут же отправленного на какие-то непонятные тесты (с чем он никогда не встречался в жизни), пошёл за ней на негнущихся ногах. Санька догнал его и шепнул на ухо: "Ничего не бойся, тест - это набор вопросов из школьной программы, у тебя всё получится!" Парень немного расслабился, сел перед завучем, а Санька с директором вышли из кабинета в коридор. Завуч зовёт через некоторое время и говорит: "Ребёнок готов очень хорошо, прекрасная, очень связная и логичная речь, математику решил всю, по чтению ответил тоже замечательно", и вдруг осекается на полуслове. И тут Санька перехватывает взгляд директора - что это был за взгляд! Взгляд василиска, который по мифам замораживал на месте - жалкое подобие того взгляда, которым директор одарил своего педагога, в этом взгляде было всё - обещание будущего разноса, разочарование в завуче, что та не поняла, какую оценку способностям ребёнка директор хотела услышать, жгучая ненависть ко мне, что я оказался свидетелем её прокола, напряжённая работа мысли, как повернуть разговор в свою пользу, страх перед разоблачением её игры... Скомкав разговор, завуч выпроводила всех из кабинета, и разговор продолжился в кабинете у директора. Хорошо, хоть Димка стоял в коридоре...
"Понимаете", -говорила она, -"хоть вы и относитесь к нашему участку, я не могу сразу Вашего ребёнка записать в "А". Там много детей, учитель будет против. Давайте сделаем так: Диму запишем в "Б", через полгода переведём в "А" - по результатам полугодия". Тогда Санька ей в лоб заявляет: "Сколько надо спонсорской помощи, чтобы ребёнка не мутузить бесконечными переходами из класса в класс и сразу записать в "А"?" Та скромно говорит: "Сто долларов", - и смотрит на реакцию - не много ли? Тут Санька говорит "1500. Рублей. Сейчас. И вопрос закрыт. Хорошо?" Директриса понимает, что после сцены у завуча ей не пристало сильно торговаться, соглашается, но записывает в свой журнал, что родитель поможет ей отремонтировать крыльцо школы. Санька кивает, все довольны, оба понимают, что данная запись - своеобразная условность и выполнена никогда не будет. Просто директору надо соблюсти лицо, а Санька ей эту возможность предоставляет...
Взгляд его возвратился к бумагам. Надо вынудить её саму первой завести разговор о деньгах. И записать это всё на диктофон, а если сумма будет написана, то и листок с записью сохранить. С этим можно пойти в милицию... хотя эту мысль он сразу отбросил - вся его шпанская юность возмутилась и сказала - нет, в милицию мы не пойдём. Очень не хотелось идти на шантаж, но, похоже, другого выхода (если не считать, конечно, выплату "спонсорской помощи") не было. Некоторое время он раздумывал - стоит ли лезть во всё это, или просто заплатить деньги? Но чувство горечи, ощущение того, что тебя просто "имеют", используют как дойную корову, "разводят как лоха" - определений можно подобрать кучу - не позволяло сделать правильный по всему прошлому опыту и реалиям сегодняшнего дня выбор. Ну не любит Санька, когда его так нагло, с улыбкой, держат за болвана. Поэтому чувство мстительности, может, и не очень хорошее по критериям морали, но сильное именно побудительным мотивом к действию, заставило течь его мысли в нужном направлении.
Утром, вяло прожёвывая бутерброд и запивая его остывающим чаем, Санька вернулся мыслями к тому вопросу, который, казалось, был похоронен вчера раз и навсегда. Что делать? - этот вопрос, наверное, будет актуальным всегда, вне зависимости от общественного строя и идеологии. Он встаёт в неприкрытой наготе, и мучает неопределённостью: делать или нет, и если делать, то что? И деньги давать - плохо, и шантажом заниматься - тоже. Только чувство, когда ты даёшь взятку - сродни чувству проигрыша, ты побеждён, ты принял навязанную тебе модель поведения, тебя опять "имеют", ты ничего не сделал, чтобы заставить ситуацию подчиняться себе, а не кому-либо другому. В случае же с шантажом - ситуацией уже владеешь во многом ты сам, и, во всяком случае, можешь попытаться изменить происходящее в свою пользу. Слабое, конечно, оправдание - ведь, что ни говори, шантаж подлое дело, независимо от того, кого ты шантажируешь - взяточника или честного человека. Такие мысли не на шутку смущали Саньку, и готовясь к разговору с директрисой, он всё-таки сунул в бумажник некоторое количество американских денег, слабовольно подумав, что решит всё на месте.
Придя в школу, Санька заметил направленный на него взгляд из-за полуоткрытой двери в бухгалтерию. Бухгалтерша смотрела на него не отрываясь, её взгляд немо кричал, умолял Саньку не выдавать её случайной оплошности. Как много могут сказать глаза за краткий миг - и то, что сын подрался на дискотеке, а теперь в милиции лежит на него заявление, что дочь вчера призналась, что беременна, что подушка в её уже пятнадцать лет как одинокой кровати через день мокрая от слёз, что тебе уже (или всего) сорок пять, а счастье вспоминается, как сон, что если всплывёт эта история с двумя папками, её ждёт неминуемое увольнение, и ещё много, очень много скрытого от всех могут выдать глаза за одно лишь соприкосновение взглядов.
Саньку как будто ударило током. Вся его решимость разговаривать с директоршей на её языке куда-то испарилась. Он резко повернулся и зашёл в приёмную, проверяя, на месте ли бумажник.
Августина Сергеевна, как только увидела входящего Саньку, встала с кресла и предложила разговаривать в уголке отдыха. Такого Санька не ожидал. Слушая льющуюся речь директрисы, он лихорадочно обдумывал - что всё это значит? И, видимо, настолько глубоко ушёл в себя, что не сразу отреагировал на то, что говорила ему Августина Сергеевна. И лишь через некоторое время он сообразил, что именно она говорит. Это был достойнейший пример ораторского искусства. Всеми доступными ей средствами директриса давала понять, что решение о том, что Димка не будет учиться в "А" классе, вовсе не принято, наоборот, ребёнок с такими данными будет там обязательно, ей нравятся его успехи, и вообще, она даже и не думала об его переводе в "Б". Санька даже немного расслабился, но, поймав её взгляд, мгновенно собрался. Взгляд ясно и недвусмысленно говорил о том, что ей уже известно, что он был вчера в бухгалтерии, что он видел журналы, что сделал какие-то шаги, и что она готова к обороне. Но в то же время она и говорила этим взглядом: "Мы можем побороться с тобой, но зачем? Ты получаешь, что хотел, я сегодня проиграла, ты можешь попытаться добиться правды, но это долгий и муторный процесс, к тому же ребёнок остаётся заложником... Оно тебе надо? Да и шансы практически равны..." Она знала, что у Саньки есть на неё компромат, но и он знал о её знании. Паритет?
В-общем, пошёл Димка в 5 "А", весь дружный педагогический и административный коллектив школы остался на своих местах, а Санька до сих пор не знает, правильно ли он поступил. Впрочем, взгляд директрисы, брошенный напоследок, ясно говорил, что эта встреча не последняя. Так что и документы у Саньки пока лежат...