Аннотация: Небольшой обзор разных рассказов ХиЖа-2014.
Маленький обзор избранных работ отовсюду, будет дополняться по мере прочтения.
Не хочу выдавать полновесную раскладку по своей подсудной группе (второй) - из разнообразных соображений. Про некоторые рассказы писать неохота, вне зависимости от оценок. Бывает. Про хорошие рассказы иногда тоже нечего сказать - не Белинский я. Поэтому напишу, только если будет чего спеть.
Чукча пришёл на конкурс больше как читатель, поэтому оборзевать буду только по поводу того, что, так или иначе, зацепило. Основной критерий - сделайте мне интересно.
Чтобы и писать мне было интересно, поиграем в раздвоение личности. Хотя... всего лишь навсего раздвоение - детский сад. Там видно будет.
Первая моя ипостась будет такая вся цирлих-манирлих, в дальнейшем - ЦМ. В белоснежной блузочке, юбочка карандашом, очочки на носу поправляем. Ах, высокая литература, ах, как можно было здесь запятую не поставить.
А вторая пусть будет городской чукчей. ГЧ. Чего увидит - о том споёт.
Цирлих Манирлих: - Ну, знаете ли. Что это вообще? (зовёт) Сестра Пунктуация!
Сестра Пунктуация, зевая: - Здесь я, чего надо?
ЦМ: - Вот, полюбуйтесь. "Добыча 2".
СП, пробежавшись по рассказу: - Расстрелять скотину.
Городской Чукча, разволновавшись: - Подождите, как это расстрелять? Да вы чо? Там же амазонки! С пятым номером за пазухой! В кожаном бельишке!
ЦМ, ревниво: - Пятый номер? Какая гадость!
СП: - Расстрелять вместе с амазонками.
ГЧ: - Нет уж, погодите. Там же ещё и пираты!
СП, холодно: - Тоже в кожаном бельишке?
ГЧ, яростно: - Нет уж, вы как хотите, а амазонок с пиратами я вам не отдам. Такое на дороге не валяется! Там ещё и святой отец есть, бывший полковник. И все сокровище ищут - таинственный минерал, не хухры-мухры.
ЦМ, морщась: - Ну, не знаю, не знаю...
ГЧ, искушающе: - И главный герой прячет голубые глаза под нахмуренными бровями.
ЦМ, нерешительно: - А высок ли он? Мускулист?
ГЧ: - О да! И лицо его обожжено солнцем.
СП: - Это существенно меняет дело. Заменяю расстрел принудительными работами в нашем монастыре.
ЦМ: - Или волонтёрскими работами в моём НИИ Высокой Литературы. Пусть следит за мусорной корзиной в моём кабинете.
СП, задумчиво: - А не слишком ли мы снисходительны?
ГЧ, запальчиво: - Да у неё эта корзина через пять минут снова будет полная! Как бы не надорвалась "Добыча 2". А рассказ хороший! Мне понравился! Было интересно!
ЦМ: - Ужасный рассказ. Не Набоков.
ГЧ, упрямо: - А я люблю ненабоков! И пиратов люблю, и амазонок, и таинственные минералы!
Цирлих Манирлих: - Вот люблю я, когда авторы классику уважают.
Городской Чукча: - А эти уважают?
ЦМ: - По крайней мере, кто-то из них - точно. Как говорил один классик про другого - 'Ничего на свете нет лучше 'Театрального романа', хотите бейте вы меня, а хотите режьте'.
ГЧ, в недоумении: - А... эта... разве этот рассказ про театр?
ЦМ: - Нет.
ГЧ: - А почему тогда?..
ЦМ, загадочно: - Музыка навеяла. Тональностью.
ГЧ, после паузы, осторожно: - ... Так этот рассказ про музыку?
ЦМ: - Нет.
ГЧ: - А тогда...
ЦМ, решительно: - А вот. Навеяло, и всё тут. И кстати, обстоятельство, что рассказ не закончен, тоже веет в ту же сторону.
ГЧ, снова в недоумении: - А разве он не закончен? А по-моему, ничего так, всё закончено. Василий пошёл в гору. Сусанна тоже - женила на себе Василия. Я так понял. Разве этого мало?
ЦМ, сурово: - Рассказ не доработан.
Чукча благоразумно безмолвствует.
ЦМ продолжает: - Может, авторы и ты, простая душа, считают по-другому, но, заверяю, он не закончен. Когда описанию подхода к месту действия уделяется страница, причём страница тщательно выписанных вкусных описаний, а эпилогу - полстранички малоинтересных проходных фраз, рассказ, безусловно, нельзя считать законченным.
ГЧ: - Так рассказ Вам не понравился?
ЦМ: - Мне понравилось всё, особенно язык - он есть... Всё, кроме финальной части. Той, что отделена пробелом и была накарябана за три секунды на коленке. В связи с этим у меня для всех есть превосходная новость.
ГЧ, с опаской: - Какая же?
ЦМ: - В отличие от покойного классика, авторы таки имеют все шансы достойно завершить своё вполне симпатичное произведение.
Цирлих Манирлих и Городской Чукча заканчивают чтение рассказа.
Цирлих Манирлих: - Ну, что скажешь, Чукча? Меня весьма интересует твоё мнение. Возможно, в нём, как в капле воды, отразится мнение простого чукчанского народа.
Городской Чукча: - Да пожалуйста. Жлоб этот Журин. Из-за таких, как он, революция в семнадцатом году и произошла.
ЦМ высоко вскидывает брови, очки чуть не падают у неё с носа.
ЦМ: - Ты с ума сошёл. Главный герой - интеллигентный, тонко чувствующий, образованный человек - и жлоб?
ГЧ, сурово: - Да, жлоб. У меня у самого собака была. Так вот что я Вам скажу. Собака - она как человек, её воспитывать надо, чтоб она на людей не кидалась. Если бы мой Тирекс на невинного человека набросился, то ещё и от меня бы пенделя получил.
ЦМ: - Ну знаешь, у животного инстинкты всякие...
ГЧ: - А нечего инстинктам потакать. У меня, может, у самого инстинкты... всякие имеются, но меня мама хорошо воспитала, и я не кидаюсь с кулаками на клоунов в парке. Ежели ты не потрудился со своей животинкой позаниматься - тогда следи за ней. Мужик этот, Журин, должен был знать, что собачка у него хамоватая, так посадил бы на привязь или намордник одел - и всё у него было бы в блан-манже. А то ишь - сам накосячил и заистерил, как подросток, а проблема вообще-то его была, не кекса из министерства. Вот Вам бы понравилось, если бы собака случайного прохожего Вам в ногу вцепилась, за то, что Вы шли себе и сумочкой размахивали?
ЦМ: - Нет, наверное...
ГЧ: - А Вы её - хрясь за это сумочкой по голове...
ЦМ, задумчиво: - Ну, может и хрясь...
ГЧ: - А прохожий такой подбегает к Вам, и тоже Вас хрясь - за собачку обиделся.
ЦМ, гневно: - Тогда я и его хрясь!
ГЧ, поучительно: - Вот так революции в семнадцатом и начинаются.
Некоторое время ЦМ и ГЧ молчат.
ЦМ: - Совсем ты мне голову задурил. Рассказ ведь совершенно не про собак.
ГЧ: - Не про собак, но я всё время думал, как это на древнем Крите собака была взрослая, а Журин подобрал маленький дрожащий комочек. Это вообще маленькая собачка была? Кносский той-терьер?
ЦМ: - Про переселение душ слышал?
ГЧ: - Ну.
ЦМ: - Баранки гну. Проехали собачью тему. Ещё что-нибудь скажи, по делу.
ГЧ: - По делу? Мне надо подумать, от собак отойти, а то я их очень люблю. Лучше Вы.
ЦМ: - Ну, что ж. (Поправляет очки.) Начало мне не понравилось. Первый абзац ученический какой-то. Будто автор не научился отсекать лишнее. Чересчур много всего. Пышновато. К тому ж и не очень точно. (Берёт рукопись, читает.) 'Вспышки молний, одна за одной, печатали снимки ночного дождя'. Это фотографическое быстродействие больше соответствует нашим дням, идёт даже некая ассоциация с полароидными снимками. Печать же фотографий в начале века была занятием медлительным, тягомотным где-то. Из-за этого лично я, когда поняла, что дело происходит не в наши дни, почувствовала диссонанс, неточность в области тонких литературных нюансов. И таких промашек (ещё есть) слишком много для одного абзаца. Тем более, первого. Для сельской местности сойдёт, но автор, как мне показалось, желает творить именно в тех, тонких областях.
ГЧ, невинно: - Мне померещилось, или Вы сейчас - хрясь автора сумочкой по голове? А мне казалось, Вам нравится, когда автор смело хапает отовсюду для крутого замеса.
ЦМ, смущаясь: - Это я любя. На самом деле рассказ в целом мне понравился. Я действительно люблю, когда автор смело хапает... тьфу ты, Чукча, с тобой как пообщаешься, так наберёшься всякого! Короче, хороший рассказ. Кроме начала, слог, в дальнейшем, очень даже недурён и нескучен, читается легко. Композиция рассказа интересная. Текст атмосферный, с аллюзиями, с параллелями, вызывающий эмоции и раздумья...
ГЧ: - Да, я вот теперь тоже раздумываю - может, в самой идее жертвоприношения что-то есть? Ведь повторяется и повторяется. Собрали кровавую жатву - глядь, на время всё и успокоилось. Может, это правда - нельзя нам без этого? И как жить?
ЦМ: - Может, я и не права, но, мне кажется, автор даёт косвенный ответ в названии рассказа.
ГЧ: - 'Лабиринт'?
ЦМ: - Ну да. Ведь всё повторяется только до тех пор, пока ходишь по кругу в лабиринте.
ГЧ: - Значит, надо искать выход из лабиринта. Пока сам не стал жертвоприношением.
ЦМ: - Да, от этого никто не застрахован... Лучше бы покинуть это порочное место. Но говорить легко, по кругу-то бродить привычнее, а?
Входит Сестра Орфография. Она с тяжёлым пакетом, из которого торчат перья зелёного лука и свёрнутая в трубку рукопись. Сестра Орфография подходит к столу, водружает на него свою поклажу и начинает, напевая, выкладывать на стол разнообразную снедь, какие-то упаковки, коробочки, контейнеры...
Городской Чукча (округлив глаза в радостном удивлении): - Добрый, добрый...
Цирлих Манирлих: - Вечер, конечно, добрый. Но что Вы делаете, Сестра?
СО, продолжая выкладывать: - А город пил коктейли пряные... ля-ля-ля... бу-бу-бу...
ЦМ: - Праздники, вроде, давно прошли, не вижу повода для коктейлей пряных.
СО, философски: - Праздник всегда за твоим левым плечом. Почему обязательно нужен какой-то формальный повод? Вся моя жизнь и так сплошная формальность. Догма на догме, и догмой погоняет. Я не ропщу, нет, - у каждого свой крест. Но мыслящее существо всегда может воспарить над повседневностью.
ГЧ: - Я тоже один раз крепко воспарил над повседневностью, было дело. Месяца три парил. С трудом приземлился, причём не сам. Подбили, гады.
Входит Сестра Пунктуация, тоже нагруженная. Её пакет потощей, но в нём позвякивает.
ЦМ: - Сестра Пунктуация! Вот от кого никак не ожидала.
СП: - Я сама от себя не ожидала. (ставит на стол несколько бутылок) Но мы с Сестрой Орфографией прочитали один рассказ и вспомнили, что иногда надо выпускать пар. То есть лёд. Тем более с нами в этом рассказе всё в порядке, можно расслабиться.
ЦМ: - Пар, лёд... (указывает на рукопись на столе) Это, что ли, ваш рассказ? Давайте его сюда, приобщусь.
ГЧ, хвастаясь: - А я тоже приобщился.
Цирлих Манирлих садится, читает, сдвинув брови. Сестра Орфография тем временем сноровисто раскладывает закуску, Чукча откупоривает и разливает, тоже сноровисто.
СО: - Душа моя, дочитывай скорее, тебя все ждут.
ЦМ: - Я закончила. Но всё ещё не постигаю, каким образом этот без сомнения замечательный рассказ мог привести вас в гастроном.
ЦМ, так же задушевно: - Конечно. Его, например. (указывает на Чукчу) И неоднократно.
Чукча, уже хрумкающий между делом капустой по-корейски, давится и судорожно кашляет. Сестра Пунктуация сердобольно хлопает его по спине.
СО: - И что же удерживало?
ЦМ, подумав: - В основном, Уголовный Кодекс. Ну, и гуманизм немножко.
ГЧ, придушенно: - Давайте срочно выпьем за гуманизм!
Все: - За гуманизм! (выпивают)
СО, подцепив вилкой ветчинный ломтик, продолжает, размахивая этой самой вилкой: - Наверное, испокон веков, одно из самых сокровенных желаний индивидуума - подмять мир под себя. Чтоб было не так, а эдак. Чтоб не от меня, а ко мне. Или наоборот. Чтобы красные победили белых. Чтобы белые - красных.
ГЧ: - Чтобы не Шапочка Волка, а Волк Шапочку.
ЦМ: - Ты ничего не путаешь?
ГЧ: - А вы по конечному итогу смотрите.
СО: - Отставить Шапочку. Продолжаем разговор. Так вот, всем хочется, но мало кому можется. Остаётся только выплёскивать мечты на бумагу. И понеслось: начинают мочить врагов файерболами, ледовыми пикам, этой, как её, авадой кедаврой...
ГЧ: - Или монтировкой.
СО: - Монтировка - это из другой оперы.
ГЧ: - Почему же? Вот там, в рассказе, Гоша прогнал злую собаку сосулькой, а мог бы - с тем же успехом - монтировкой.
СО: - А ледяной обвал в горах?
ГЧ, упрямо: - Всё равно, по сути, монтировка, только очень большая.
СО: - А как же нравственные страдания главного героя?
СП: - Люди! Прервитесь! Созрел тост. За нравственные страдания!
Все выпивают.
ГЧ: - Так вот. Я правильно понял, что если я тресну врага монтировкой по темечку, то вы будете считать меня убийцей, а если я весь из себя покроюсь инеем и укокошу вражину сосулькой, выросшей из руки, то вы отнесётесь к моему поступку более снисходительно?
ЦМ: - В рассказе несколько другие ситуации были. И герой как раз очень хорошо ощущал тот аспект, о котором ты нам пытаешься намекнуть.
ГЧ: - Не знаю, не знаю. Гоша, конечно, белый и пушистый - и даже слишком, но смущает одно место. 'Он, как ребёнок, совершенно спокойно относится к жуткому Божьему дару и совершенно им не бахвалится. Так, применяет, когда в этом имеется необходимость'. Что это за зловещее 'так, применяет'? Когда в очереди кто-то нахамит?
ЦМ: - Каток замораживает.
ГЧ: - Просто я читал на эту же тему у Ярославцева Сэ, который на самом деле Стругацкий А. 'Дьявол среди людей' называлось. Там тоже рассказчик врач, и он тоже показывает историю мужика, который разбирался с обидчиками инфернальным способом. Только не льдом, а, вроде как, непосредственно силой мысли... насколько я помню.
ЦМ: - Как ты любишь говорить - и чо?
ГЧ: - Тамошнего героя тоже жалко. Но автор ясно даёт понять, что считает Кима Волошина убийцей. И рассказывает об этом, смешивая жалость и ужас... ну, в одинаковой пропорции.
ЦМ: - И чо?
ГЧ: - А здесь ужаса нету! Не чувствую я ужаса. Одни только задумчивые вопросы - 'ой, я прямо не знаю, что и думать'. Да ладно, не знает он...
ЦМ, снисходительно усмехаясь: - А ты знаешь, да?
ГЧ, заводясь: - А вот и знаю...
СП: - Люди! Остановитесь, люди, давайте выпьем. Созрел тост. За знание, которое сила!
СО: - И за химию, которая жизнь.
Все: - Давайте! (выпивают)
СП, внезапно: - А я вот главного героя понимаю! Иногда сама вся изморозью покрываюсь, когда деепричастный оборот без запятых встречаю. Они что, не понимают, что без запятых оборотик себя голым чувствует?
ГЧ: - Так вот, про...
СП, останавливает его величественным жестом: - Или взять хотя бы частицы. Бедные маленькие частицы... в которых никто ни черта не понимает... я хочу выпить за них!
Сестра Пунктуация наливает одной себе, отхлёбывает. Все остальные с некоторым изумлением наблюдают за ней. Сестра Пунктуация страстно продолжает, размахивая рюмкой.
СП: - Писатели эти... Они же все, все меня ненавидят! То понаставят запятых через каждое слово, то, наоборот, вообще не ставят! А прямая речь! А косвенная! Я тоже хочу так: не поставил запятую - по кумполу его! Ледяной монтировкой.
ГЧ: - Вот, пожалуйста. За запятую по кумполу, а у него, может быть, детки малые.
СП, с пафосом: - За малых деток! (тянется к бутылке)
ГЧ, убирая бутылку подальше: - Пунктуации больше не наливать.
СО, сочувственно: - Ей хуже всех приходится. Меня Ворд чаще подчёркивает. И регулярнее. Нервничает, бедная, ревнует.
Сестра Пунктуация начинает рыдать, её отводят в соседнюю комнату, укладывают на диванчик, накрывают пледом.
Некоторое время оставшиеся сидят за столом молча и сосредоточенно жуют.
ЦМ: - А давайте больше не будем на литературные темы.
ГЧ: - Давайте. (обращаясь к Цирлих Манирлих) Передайте селёдочку, пожалуйста.
ЦМ: - Пожалуйста. Хлеба?
ГЧ, оттопырив мизинец: - Да, благодарю Вас, пожалуй, кусочек ржаного. (после паузы) Я, правда, ещё хотел обсудить выражение 'дипломированный врач-реаниматолог'. Вкупе с выражением 'не дипломированный врач-реаниматолог'.
ЦО, в сторону: - Вот в такие минуты мне и помогают мысли об Уголовном Кодексе. (поворачиваясь к Чукче) На, хлеб держи. А ту, твою основную мысль мы поняли. Но знаешь, что я тебе скажу? Никто из нас не знает, кто как поведёт себя, случись дурное. И не хотелось бы узнать. Так что, не суди, и не судим будешь. Возможно, автор рассказа руководствовался этим постулатом.
ГЧ, со вздохом: - Понял, понял, не дурак... Я просто, когда выпью, завсегда поперёк говорю. Характер такой, сладу нет. Я, может, первый всех монтировкой, если дети рядом... Ладно, вот вам, девки, в тему... (внезапно набирает воздуху и отчаянно заводит) Ой, мароз, маро-о-о...Оз!
Цирлих Манирлих: - Чукча, ты можешь быть серьёзным?
Городской Чукча: - А то!
ЦМ: - 'А то'. АТО, это, знаешь ли, совсем другая история. Попрошу воздержаться.
ГЧ: - Йес, офкоз.
ЦМ закатывает глаза.
ГЧ, подсобравшись: - Да, могу.
ЦМ: - Так вот. Серьёзный рассказ. Про важные вещи. Попрошу без шуток.
ГЧ: - Что ж мы, не люди, что ли? Могём.
ЦМ: - Тогда ознакомься и выскажи своё мнение.
Чукча читает. Потом поднимает повлажневшие от слёз глаза. Всхлипывает.
ЦМ: - Ну что, проникся? (протягивает Чукче накрахмаленный платок)
ГЧ: - Какую страну просрали!
ЦМ, оторопев: - Так, стой, погоди, какую ещё страну?
ГЧ, шумно сморкаясь: - Ну, какой Марс. Всё равно просрали.
ЦМ: - А поподробнее. И без этого ужасного слова.
ГЧ, невинно: - Без какого?
ЦМ, морщась: - Без... без 'просрали', пожалуйста.
ГЧ, угрюмо: - Без 'просрали' не могу. Если просрали, значит просрали. Вот прилетят инопланетяне, а мы тут... грызёмся друг с дружкою. И просираем всё на свете. Будет стыдно.
ЦМ, задумчиво: - А без инопланетян - не будет стыдно?
ГЧ, вздыхая: - Это вряд ли. Такие уж мы засранцы... Хороший рассказ, до печёнок проняло. Про настоящее.
ЦМ: - А как тебе центральная тема - тема 'чести офицера'?
ГЧ: - Нет такой темы.
ЦМ: - Как это?
ГЧ: - Есть тема чести человека. Неважно, кто он, - офицер, сталевар, или просто городской чукча. Такие уже сразу рождаются... с честью. Ну и живут себе припеваючи, пока какая-нибудь пертурбация не приключается. А как пертурбация - всё, кирдык таким ребятам с честью. Я вот нисколечко не удивлён, что этого мужика казнят. Честь - это такая дыра в защитной оболочке. Чего ж не ткнуть-то в эту дыру... копьём под рёбро... Рано или поздно, но это происходит.
ЦМ, пригорюнясь: - Как всё сложно. И грустно, и хорошо одновременно. Грустно от того, что всё так печально закончилось, а хорошо от того, что такие люди всё же существуют. Соль земли. Отличный рассказ... Не то, что твои любимые амазонки.
ГЧ, насупясь: - А чего сразу амазонки? У них, может, тоже честь есть.
ЦМ: - Да-да-да. Честь советской амазонки не позволила ей бросить группу кентавров, попавших в беду.
ГЧ, мечтательно: - Почему бы и нет. Когда-нибудь кто-нибудь напишет такое. Я буду читать и думать - это для меня... А знаете что? А давайте по пиву?
ЦМ: - Да, Чукча, согласна, после такого надо развеяться. По пиву так по пиву. Я, пожалуй, выпью бокал "Шато Дюбиньон" 1964 года. Хороший был год.
ГЧ, слегка озадаченно: - А я, пожалуй, выпью кружечку "Невского светлого"... этого года... Не особо был год, но, с другой стороны, копьём под рёбра я не получил - и на том спасибо.
На лужайке перед невысокой крепостной стеной расположились Цирлих Манирлих и Городской Чукча. Они изучают рассказ.
Городской Чукча, нерешительно: - А, по-моему, это не фантастика. В смысле, вообще не рассказ. Это перечень дамагов и рангов какой-то там виртовой игрушки.
Цирлих Манирлих, снисходительно: - Как же, дружочек, не фантастика? У автора выходит, что в будущем люди будут охотно испытывать физическую боль и добровольно идти на жестокие пытки. Это ли не фантастично?
ГЧ, тупо: - А чё такого?
ЦМ, терпеливо: - Вот ты, Чукча, согласишься, чтобы тебе кожу без наркоза срезали, или кулаком по печени били?
ГЧ: - Кто, я?! Дурак я, что ли?
ЦМ: - А в будущем все, стало быть, такие дураки будут.
ГЧ: - А, ну да, действительно, фантастика. Хотя мне рассказывали про антицеллюлитный массаж. Страшная вещь, говорят. А, вроде, соглашаются на него добровольно. Ещё и деньги платят.
ЦМ, поёживаясь: - Это совершенно другое дело.
ГЧ: - А ещё не понимаю, почему эпиграф к рассказу - про будущее. Вот я однажды 'Дом-2' смотрел...
ЦМ, шокировано: - Чукча!
ГЧ, поспешно: - Случайно, по сильной пьяни. Там две девчушки тумбочку не поделили... так дело тоже шло к закапыванию заживо.
ЦМ: - И?
ГЧ, виновато: - Мне было интересно, но я заснул. Совсем как с этим рассказом... Ой! У меня же поручение!
ЦМ: - Хм. От кого это?
ГЧ: - От одного хорошего человека. Просили передать.
Чукча вскакивает и начинает вопить 'Эй-ей-ей', прыгать и махать руками. На крепостной стене появляются фигуры.
ГЧ: - Вот, просили передать. (Достаёт из кармана мятую бумажку. Читает с выражением, торжественно.) Не ковырять в носу!
С крепостной стены: - Чиво-о-о?!
ГЧ, перечитывает, шевеля губами, и повторяет, уже менее уверенно: - Не ковырять в носу...
С крепостной стены, тоже неуверенно: - Это что, инструкция такая?
ЦМ: - С другой стороны посмотри.
Чукча переворачивает листок, вчитывается, и лицо его светлеет.
ГЧ, снова торжественно: - И эти люди учат меня (переворачивает) не ковырять в носу!
С крепостной стены: - И что это значит?
ГЧ: - Хороший человек сказал, что кому надо, тот поймёт.