ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. Ромио с улицы Роршах.
1.
Бутафорское имя Ромио ему подарили родители - шуты, гистрионы, комедианты, юные, романтичные... и уже двадцать лет как безнадёжно мёртвые. Ромио не помнил их раньше, не может вспомнить и сейчас, когда очень этого хочет.
Ему было года полтора, когда родители отправились на гастроли, и шаттл, который должен был доставить их на межпланетник, взорвался прямо над космодромом на глазах у сотен провожающих. Сама картина взрыва в памяти не закрепилась, однако иногда, в минуты грядущей опасности, Ромио вдруг начинал ощущать едва уловимый, почти что призрачный запах плавящейся карамели. Это вызывало у него смутное недоумение, пока один из приятелей, желтокожий Чен, чей старший брат заполучил место техника на космодроме, не обронил в разговоре, что ракетное топливо, до сих используемое на стареньких шаттлах, так и называют - карамельным, из-за входящей в его состав сахарозы. С тех пор Ромио всегда суеверно прислушивался к ощущениям, тихонько перебегающим на мягких лапках по опушке подсознания, и настораживался, даже если своими глазами видел, как уличный торговец сладостями уваривает на сковороде сладкую тягучую массу для нехитрых народных лакомств.
Зато бабка, профессиональная гадалка с улицы Роршах - "Анастазия Прага. Я сохраню ваши тайны", - вырастившая его и предсказавшая Ромио, что он женится на судомойке, стоит у него перед глазами как живая. Вот она допивает свой арктурианский кофе, огненно-чёрный, мельчайшего помола и неслыханной крепости, медитативным движением узкой коричневой руки раскачивает тёмную жидкость в чашке, заставляя гущу двигаться по кругу - лицо у неё при этом становится слепым и каким-то мечтательным - и вдруг ловко выплёскивает кофе на гадательное блюдо. Блюдо выделано из прокалённого панциря гигантской океанской устрицы, оковано красной медью и покрыто матовой синей глазурью, по которой кофейная гуща разбегается в разные стороны на десятки хаотических струек, заплетающихся в причудливый узор, симметрично раскинутый на две стороны.
Склонившись над блюдом, бабка долго рассматривает полученную картину. Её склонённая голова маленькая и аккуратная, как у змейки кайрат, чёрные с проседью волосы стянуты на затылке в пышный конский хвост, разметавшийся по худой гибкой спине, в ухе с длинной оттянутой мочкой слегка покачивается тяжёлая металлическая серьга.
- Судомойка, - наконец выпрямившись, объявляет бабка, и в её птичьих глазах блестит весёлое любопытство. - Ты женишься на судомойке.
Ромио, которому на момент предсказания не то семь, не то восемь лет, пока ни на ком не хочется жениться, тем не менее, он считает должным изъявить протест. Судомойка в его понятии - толстая угрюмая бабища из забегаловки на углу. Если уж и жениться, то на одной из тех красавиц, что возникают из темноты на Старом бульваре, стоит лишь первой луне выглянуть из-за горизонта. Чугунные фонари льют золотистый свет на яркие лица, угольные ресницы трепещут, рдеет перламутровый румянец на высоких скулах. Феям страшно и одиноко в ночи, но они не сдаются и задорными голосами приглашают проходящих мужчин разделить их одиночество. Красивой и храброй - вот какой должна быть жена.
- Судомойка? Вот ещё! - говорит Ромио и из упрямства добавляет, - Может, я женюсь на принцессе! - Но будучи не в силах побороть интерес всё-таки заглядывает в блюдо - где там бабка откопала свою судомойку?
Сначала перед его глазами предстаёт полная мешанина символов и знаков. Чтобы лучше видеть Ромио сдвигает блюдо на пару сантиметров влево и слегка поворачивает его вокруг своей оси, потому что внезапно чувствует, что надо сделать именно так.
Доктор из дома напротив сказал, что у Ромио "фэншуйный аутизм". Однажды бабка послала внука за рецептом сердечных капель, и, зайдя к доктору в кабинет, Ромио посоветовал тому немедленно убрать с окна горшок с красным гераниумом, иначе в доме произойдёт пожар. Цветок, по мнению Ромио, следовало запереть на три дня в тёмной кладовой, поставив его там на пол, поближе к левому заднему углу. Фэншуйный аутизм, сказал доктор, но горшок переставил, хоть и не в кладовую, а на кухонное окно, поэтому пожар всё-таки случился, хоть и не такой смертоносный, как виделось Ромио. "Дурак!" - сказал оскорблённый мудрёным диагнозом Ромио про доктора. "И ничего не дурак," - заступилась бабка за соседа. - "И врач неплохой. Просто ему не дано".
Кофейная гуща после того, как её сдвинули с места, легла удобнее для чтения.
Он уже умеет вычленять из кофейного хаоса отдельные внятные фрагменты-иероглифы и сразу находит человека, идущего по дороге в город на семи холмах: так с какого-то полузабытого языке переводится имя Ромио.
- Вот здесь, видишь? - твёрдый, крашенный алым коготь зависает над хитросплетением линий. - Женщина, делающая этот мир лучше путём выполнения самой примитивной работы на кухне. И два побега, свитые в один ствол.
Ромио старательно таращится в указанную точку, побегов там не два, а непролазная чаща, и никакой женщины он не обнаруживает, Зато видит, что человека, поднимающегося на холмы, преследует некто с короной на голове. Царь? А может, и не царь, а просто кто-то с рогами. Но про это ему ничего не хочется знать, и он задаёт другой вопрос.
- А как это - "примитивной"? - спрашивает он.
- Мозгов не надо, - коротко поясняет бабка.
Ромио совсем мрачнеет. Толстая и глупая - это вот такая будет у него жена? Он сразу же задумывается о монастыре Кающихся Братьев, о чёрных трёхэтажных воротах, которые так страшно царапают сердце своим скрипом, когда их открывают раз в год на день святого Фо... Уж там его никакая жена не достанет.
Бабка чутко улавливает его настроение, усмехается и ерошит ему тёмные волосы.
- Не горюй. Порой всё случается так и не так, - выдаёт она загадочную фразу. - Ещё увидишь.
- Где увижу? Здесь? - и Ромио показывает на гадательное блюдо.
Бабка пренебрежительно морщится.
- Это всего-навсего грязная посуда... правда, очень дорогая посуда. А жизнь, она как новогодняя ёлка. Здесь синий шарик, там золотая шишка. Не нравятся шарики и шишки, посмотри с другой стороны, может, там серебряный колокольчик или красное сердечко. Почём мне знать, что значит твоя судомойка. Вдруг это будет дочка нефтяного короля, подрабатывающая на летних каникулах в Макдональдсе. Главное, не забывай, что сколько не води хороводы вокруг ёлки - колючие ветки будут везде, - и бабка хохочет, показывая крепкие белые зубы. Потом она становится серьёзной. - Мне кажется, кофейная гуща - не твоё, ты же не девчонка. Мне больше нравятся твои фокусы с передвижением вещей в пространстве. - Она снова ерошит ему волосы. - Впрочем, ты способный, на кусок хлеба с маслом заработаешь. А от судомойки никуда не денешься, можешь хоть весь дом вверх дном поставить, это я тебе говорю, Анастазия Прага, великая и ужасная! - и бабка снова хохочет, вселяя в Ромио робкую надежду, что она всё-таки шутит.
Бабка тоже умерла несколько лет назад, так и не узнав о том, что ошиблись они оба. Не будет в жизни Ромио толстой и глупой судомойки, не будет красивой и храброй принцессы. Никого не будет, потому что сейчас Ромио сидит, прислонившись к стене, на полу узкого каменного мешка, исследованного на ощупь четырежды, и в кромешной тьме сумбурным калейдоскопом перед ним мелькают картинки прошлого. Где он находится, он не знает, и думает, что не узнает никогда. Герцог не прощает воров, а Ромио вор дважды. Сначала он украл Калиманилу, наисладчайшую и томительную, а потом и Джулиэтт, к трону ведущую. И первый шажок к пропасти был сделан, когда сумасбродный коротышка Мёрк помахал перед его носом двумя листками бумаги.
2.
- Сегодня мы повеселимся! - Мёрк энергично прошагал на кухню Ромио прямо в ботинках, тут же заглянул под крышку сковородки, ухватил двумя пальцами обнаруженную там котлетину и в два приёма заглотил её.
- Удав, - с безнадёжным неудовольствием констатировал Ромио. - Это был мой ужин.
- Ха! Ты попрекаешь лучшего друга жалкой котлеткой? В то время как этот самый лучший друг собирается поить тебя благородными магрибскими винами и кормить тебя... э-э-э- ... утиной ножкой конфи? - Мёрк заглянул в кастрюлю со спагетти и явно раздумывал, лезть ли туда руками или всё-таки взять вилку.
- Возьми вилку. Она такая, знаешь, с четырьмя зубьями, здорово отличается от штопора, - сказал Ромио. - Что за магрибские фантазии? Шальные деньги свалились?
- Не деньги - откуда деньги у бедного студента? Но кое-что не хуже, - Мёрк облизал пальцы, схватил полотняную салфетку, потом подумал и всё-таки соизволил вымыть руки. Жестом фокусника он выхватил из-за пазухи какие-то розовые бумажки, которыми, по всей видимости, весьма дорожил - учитывая беспрецедентный акт мытья рук. Мёрк плавно замахал ими перед лицом Ромио и пропел речитативом: - Это наш пропуск в рай, забирай и взлетай, это наша лестница в небо!
Мёрк вечно распевал какие-то странные песенки, и не отличишь - собственного сочинения или чужого, вечно осыпал собеседника дурацкими загадками и мудрёными фразочками, откопанными в университетской библиотеке, и порой иметь с ним дело было крайне затруднительно, но привыкнуть было можно, особенно если начать привыкать с раннего детства. Наверное, поэтому они и сошлись - каждый по-своему косноязычен, вот только умник Мёрк, в отличие от Ромио, всегда точно знал, что имеет в виду.
- Дай сюда! - Ромио выхватил листки из рук друга.- Какая ещё лестница в небо?
Бумажки оказались пригласительными билетами в клуб "Сплендидо", на ежегодный весенний благотворительный бал-маскарад, устраиваемый герцогской четой. Мероприятие считалось официальным, и на бал обычно созывались так называемые устои общества - политики, муниципальные чиновники, деловые люди, владельцы магазинов, фабрик, латифундий, в разумной пропорции разбавленные модной интеллигенцией. Такие, как Ромио и Мёрк, на бал могли попасть только в качестве обслуживающего персонала, да и то, наверняка не прошли бы строгий отбор старшего дворецкого Герцога.
- Ты чокнутый, - сказал Ромио. - Как ты там любишь говорить? Живи быстро, умри красиво? На входе сразу увидят, что это подделка, и вместо бала мы отправимся в кутузку.
- Ты сам чокнутый. Они настоящие.
- Да ну! И откуда? - Ромио с подозрением разглядывал билеты, на которых действительно были начертаны имена господина Иеронима Мёрка и господина Ромио Прага.
- А вот это сюрпрайз! - Мёрк радостно вытращил и без того огромные карие глазища в мохнатых чёрных ресницах и его широкощёкое лицо озарила хитренькая улыбочка. - Там узнаешь.
- Да ну. Знаю я твои сюрпрайзы.- пробормотал Ромио, поправив сбитую Мёрком салфетку, которая обязательно должна была лежать слева от плиты, сложенная треугольником. - Чего там делать-то? Я и не танцую вовсе.
- Старикашка, - горько сказал Мёрк и рухнул в кресло. И уже из кресла вкрадчиво вопросил, - А буфет?!
- Да ладно! - хмыкнул Ромио. - Я сам себе буфет устрою, не выходя из дома. Пиццу закажу, или суши, пиво вон в холодильнике стоит. Что-то мне подсказывает, что я как-нибудь переживу без утиной ножки конфи. Тем более я не знаю, что это такое страшное сотворили с утиной ножкой.
- Старый, старый старикашка.
- И потом, у меня и одежды нет подходящей. - упирался Ромио. - Нет у меня ни фрака, ни смокинга.
- Какой смокинг? Это бал-маскарад. - Мёрк пренебрежительно взмахнул рукой, отметая все возражения. - Насчёт одежонки я уже договорился. Подруга одна на киностудии работает, проведёт нас в костюмерный цех, нароем уж там чего-нибудь. Главное, быть в маске. Я иду на маскарад, и я очень маске рад. Хочешь быть зайчиком?
- Сам будь зайчиком. В маске.
- Кроликом. Я согласен на могучего неутомимого кролика в маске. Никто не знает кто это, но все его хотят. Знаешь, сколько там будет классных девчонок? Кстати, там будет и твоя Роза.
Ромио неловко повёл плечами. Роза была хорошенькой добродетельной дочкой районного старосты, с пышными каштановыми локонами и небесно-голубыми глазами. Она часто бывала на публичных мероприятиях, затеянных её папашей, и Ромио платонически любовался ею издали, не предпринимая никаких попыток к сближению. Он справедливо полагал, что сомнительный гадальщик с улицы Роршах не совсем подходящая пара для такой девушки, как Роза.
- И ничего она не моя. Просто мне нравится на неё смотреть. Я и не разговаривал с ней ни разу.
- Вот! - Мёрк ртутным чёртиком выпрыгнул из кресла - Теперь ты понимаешь, тупица, какой уникальный шанс тебе выпал? Подойдёшь, поговоришь, позовёшь в парке прогуляться, потискаетесь под сенью лип... А то - ему "нравится на неё смотреть"... Вуайерист.
- Вуайерист конфи. А Роза не будет тискаться под сенью лип. Она не такая, - холодно заметил Ромио.
- Думаешь, сразу перейдёт к делу? - приятно изумился Мёрк. - Тем более. Давай, собирайся, едем за одеждой. Если повезёт, найду для тебя костюм улитки. Бедной-бедной глупой улитки, которая одиноко сидит в своём домике и знать не знает, что для танца нужны двое.
Как всегда, Мёрк победил. Ромио привык подчиняться отчаянным фантазиям Мёрка, который был, конечно же, трижды прав, называя его улиткой. Мёрк - это был его якорь, его связь с реальным миром, миром полнокровной жизни, миром приключений наяву, а не во сне. Ромио очень хорошо знал, что без Мёрка он быстро превратится в неврастеничного отшельника, бредущего среди призраков прошлого и теней будущего. Когда рядом был друг, уверенный в себе и в окружающей действительности, терзающие Ромио таинственные знаки и зловещие предзнаменования тускнели и теряли свою пронзительную безусловность.
Костюма улитки Мёрк, разумеется, не нашёл. Ромио хотел попросту накинуть монашескую рясу поверх своей обычной одежды, но Мёрк сказал, что тогда Ромио не проникнется духом маскарада, а это главное. Как, разве не буфет, удивился Ромио, но Мёрк уже рыскал дальше среди вешалок, как жестокая и неумолимая гончая в поисках подранка.
Изрядно погоняв самого Ромио, киношную подругу - славную рыжеволосую тётку лет на десять старше них, и костюмершу - подругу киношной подруги, Мёрк вдруг воздел руки к потолку. "Всё! Аллилуйя! Я всё понял!" - торжественно объявил Мёрк. - "Женщины! Отправляйтесь на улицы этого славного мегаполиуса и не возвращайтесь без двух пар белых носков сорок третьего и сорок пятого размера!"
Поскольку Мёрку с лёгкостью удавалось повелевать не только аутистом Ромио, но, как ни странно, и более-менее вменяемыми людьми тоже, через полчаса носки появились. Ромио был облачён в старомодный чёрный пиджак с такой же старомодной белой рубашкой, застёгивающейся на настоящие костяные пуговицы, чёрные узкие брюки и чёрные штиблеты, Мёрк повязал ему на шею галстук-шнурок, нахлобучил на голову шляпу с узкими полями, и в довершении всего костюмерша выдала ему чёрные очки.
- Не волнуйся, они специальные, для съёмок, только выглядят тёмными, - сказала она ему. - Сквозь них будет хорошо видно, даже вечером.
- И кто это мы теперь? - осведомился Ромио, подойдя к зеркалу. - Гробовщики?
Мёрк тоже подошёл к зеркалу и с удовлетворением оглядел своё творение.
- Ты долговязый, и рожа у тебя длинная, и нос картошкой, ты, естественно, будешь Элвуд Блюз, ну а я - Джейк Блюз. Мы - братья Блюз. Ну? Не помнишь, что ли? Я тебе показывал, фильм потрясный! Напряги мозги!
Теперь Ромио вспомнил. Действительно, Мёрк, любитель всяких экзотических штучек, когда-то приволок ему диск с коллекцией древних фильмов, насильно усадил перед экраном, и они несколько суток провалялись в креслах, поглощая пиво с бутербродами и просматривая старые картины, некоторые из которых Мёрк упорно именовал "культовыми". Несмотря на отвратное плоское изображение, фильмы эти неожиданно ему понравились. В стародавние времена актёры ещё не снимались в масках из гелесилкона, и их лица обладали характерной мимикой, истории были забавны и старательно наполнены трогательными мелочами. Современной кинопродукцией Ромио перестал интересоваться после того, как обнаружил, что знает наверняка не только то, что будет в конце - это было бы ещё полбеды, - но и то, что будет в середине фильма, а вот это уже никуда не годилось.
Ромио с сомнением разглядывал зеркало. Фильм про двух бедовых братьев заканчивался тем, что вся компания дружно отправлялась в тюрьму и там уже распевала свои весёлые песни. Кроме того, в том эпизоде, где Джейк внезапно снимает чёрные очки, чтобы произвести впечатление на девушку, Ромио вдруг отчётливо увидел, что сердце Джейка не выдержит бешеной гонки за радостями жизни, и его ждёт ранняя смерть. Ромио даже не стал спрашивать Мёрка, не знает ли он чего о судьбе этого актёра . Он и так ясно знал, что тот умер внезапно и рано. И Ромио почему-то очень смущало, что Мёрк, так похожий на Джейка, вознамерился наступить на его след.
- У тебя паутина на спине, - медленно произнёс Ромио. - Тонкая серебристая паутина. Может, не поедем?
- Нет там никакой паутины, - возразила костюмерша.
- Действительно, нет ничего, - киношная подруга подошла и осмотрела пиджак. - Отличный костюмчик.
Мёрк задумчиво посмотрел на Ромио. Надо отдать ему должное, Мёрк всегда прислушивался к неожиданным заявлениям друга.
- И что в этом плохого?
- Не знаю, что в этом плохого, но хорошего точно ничего нет.
Мёрк замер на мгновение в коротком раздумии, потом нетерпеливо сказал:
- Ну так стряхни её! Какого чёрта! Пауков бояться - на бал не ходить.
Ромио хотел было возразить, что это не имеет никакого отношения к паукам, но потом подумал, что Мёрк, в сущности, прав, к тому ж ему осточертели дурные предзнаменования, водившие вокруг него свои бесконечные зловещие хороводы, которые могли сбыться, а могли и нет, поэтому подошёл и под недоумёнными взглядами женщин тщательно отряхнул спину Мёрка от видимой ему одному паутины.
- Полегчало? - понимающе спросил Мёрк.
- Полегчало. Но вот я что ещё думаю: навряд ли кто-либо сообразит, кого мы изображаем. Это, знаешь ли, очень и очень на любителя. - Ромио поправил узкий галстук.
- Мёрк в ответ надменно вздёрнул подбородок.
- Неважно. Мы-то с тобой знаем. Мы стильные и симпатичные. Особенно я. Эдакие штучки для избранных. Этого вполне достаточно.
Потом он нахмурился.
- Надо ещё сообразить насчёт нашей транспортировки. Не можем же мы явиться на бал на такси. Это пошло... Вот о чём я жалею, так это о том, что мы не сможем прибыть на бал на полицейском Додже Монако. Было бы по-настоящему круто!
- Это тоже неважно. Всё равно в полночь Додж превратится в тыкву, а мы с тобой - в двух крыс. - зловеще ответил Ромио.
- В двух сытых, пьяных, хорошо повеселившихся крыс, - уточнил Мёрк.
На бал они всё-таки приехали в карете - почти. Доехали до Центрального парка на такси, а там, в парке, наняли ландо с откидным верхом. Мёрк заставил кучера снять гирлянды из бумажных цветом, цветные флажки и прочую туристическую мишуру, и ландо обрело вполне благородный, хоть и несколько обветшалый вид. Во всяком случае, к "Сплендидо" они подкатили с шиком.
Особняк, в котором располагался "Сплендидо", был расположен в глубине большого сада, окружённого высокой кованой оградой с остроконечными пиками сверху. Между пиками синеватой лентой вился туман - решётка была подключена к энергозащитному полю. Вдоль ограды, по обеим сторонам входа в сад стояло несколько десятков патрульных полицейских в парадной сине-белой форме - клуб имел статус официальной резиденции правителя города. Ромио переглянулся с Мёрком, и они оба одновременно надели тёмные очки.
3.
- Сколько можно жрать? - спросил Ромио, когда Мёрк сделал третий заход к фуршетному столу и вернулся вновь нагруженный тарелками, на которых живописными горками красовались деликатесы - розовые кубики маринованных кальмормаров, спутанные жемчужные нити горной капусты, оранжевые кольца грибов-птицеедов, крапчатые яйца феникса, фаршированные настоящим картофельным пюре, и что-то ещё, не менее изысканное, что Ромио был уже не в силах попробовать. - Тебя, наверное, уже официанты запомнили. Тебе не стыдно?
- Конечно, запомнили! - безмятежно отозвался Мёрк. - В конце бала надо будет на кухню заглянуть, один парнишка обещал мне пакет собрать - наверняка, останется куча всего, не пропадать же добру! А на твою бестактную попытку изобразить меня в виде безнравственного прожорливого чудовища, я отвечу, что это не вопрос морали, а вопрос обмена веществ. Борьба с собственным обменом веществ - наиглупейшая штука. Они, вещества, знаешь ли, могут и обидеться. Что чревато. Можешь теперь спросить меня, сколько можно пить.
- Не буду спрашивать, чтобы не обижать твои нежные вещества. Кстати, где обещанный сюрпрайз? - ответил Ромио, искренне полагая, что Мёрк имел в виду Розу - что же ещё?
- А! Точно! Хорошо, что напомнил. - Мёрк взглянул на циферблат настенных часов. - Сюрпрайз скоро будет. Где тут у них Покерный зал?
Покерный зал был небольшим, вдоль стен стояли овальные столы, за которыми сидели игроки - понятное дело, сейчас здесь серьёзной игры не велось, так, баловство, пятикарточный стад, а пространство по центру заполняли групки гостей, которые желали отдохнуть от танцев, деликатесов, выпивки и прочего веселья. Музыка доходила сюда приглушённой, и разговаривали здесь вполголоса.
Сам зал был декорирован в старинном земном стиле, тёмно-зелёные, будто покрытые бархатистым мхом стены были увешаны портретами, благородно потускневшими от времени, и изображали они славных предков - разумеется, Герцогини. Нынешний правитель города и фамилию, и титул получил, женившись на настоящей аристократке. Уж её-то предки, все как есть из "собачьего" семейства Скалигеров, прибыли на Верону на легендарном "Мастифе", доставившем на планету самых первых колонистов прямо с матушки-Земли, далёкой прародины всего панкосмического человечества. Сам же Герцог был иммигрантом с Земли-459, а может быть, и с Земли-954, тёмной лошадкой, выскочившей из кустов и загрызшей по пути к финишу парочку фаворитов. Впрочем, скорость его продвижения вверх по социальной лестнице вызывала у всех какое-то пугливое уважение.
Мёрка в очередной раз снесло с места вихрем бурной деятельности, и Ромио, предоставленный сам себе, принялся разглядывать картины. С одной явно было что-то не так. Присмотревшись, он понял, что картина двухслойная - один портрет написан поверх другого, да так ловко, что получалось будто бы женщина, нарисованная первой, как бы положила руки на плечи мужчине, чьё изображение было сверху, и сделано так было намеренно. AMOR NON EST MEDICABILIS HERBIS - готическими буквами было начертано на ленте, вьющейся над головами любовников.
Ромио смущённо отвёл глаза, почувствовав, что вторгся в тайну, предназначенную для двоих, но тут возле него возник Мёрк. Его физиономия напоминала морду довольного кота, только что вылизавшего хозяйскую тарелку, опрометчиво оставленную на столе.
- А вот и сюрпрайз! - шепнул на ухо Ромио Мерк и, обхватив его за плечи, развернул лицом к залу. - Сияет красота её в ночи, как в ухе мавра жемчуг несравненный!
Ромио подумал было, что Мёрк увидел Розу, но тот ткнул пальцем куда-то вглубь зала и пояснил:
- Ну, вон же! Калиманила! Прямо по центру!
Какая ещё "калиманила по центру"? В сознании почему-то всплыла грозная, чёрная с матовым блеском субмарина из галактической хроники. Ромио в нетерпении провёл по толпе взглядом и вдруг увидел.
Калиманила стояла к нему спиной прямо под большой люстрой, и радужные хрустальные отблески скользили по её светлым, неожиданно коротко остриженным волосам, по высокому затылку, по длинной шее, и дальше, вниз по гибкой спине, круглым ягодицам и бёдрам, падали вниз и пропадали в многочисленных небрежных складках, разметавшихся по полу. Вся она, как и её имя, состояла из длинных и плавных изгибов, что-то такое было на ней надето, какое-то перламутровое мерцание, слитое с телом воедино; она повернулась, показала резной матовый профиль, мельком взглянув на часы на запястье, и эти новые открывшиеся линии были так же точны и совершенны. Ромио растерянно посмотрел по сторонам и все остальные женщины в зале показались ему стадом кудлатых зимних овец - чёрных, рыжих и грязно-белых, он почувствовал смутную жажду, почувствовал надвигающийся голод, и, чтобы спастись, поспешно вернулся в мир Калиманилы. "Как в ухе мавра жемчуг несравненный..." - пробормотал он фразу, услышанную им когда-то от кого-то, три столетия назад.
- Хороша, да? Знаешь, как называют её придворные стихоплёты? Нисладчайшая и томительная!- сказал Мёрк, заглянув Ромио в лицо, и с чувством добавил: - А ведь ничто не предвещало!
- Не успел Ромио понять, что означали его последние слова, как Мёрк потащил его куда-то прочь. Сначала прочь из Покерного зала (Ромио оглянулся только на нарисованных любовников - "Ромио Прага. Я сохраню ваши тайны."), потом прочь из Бального зала, потом и вовсе вывел Ромио из герцогского особняка в сад, на мощёные галечником дорожки, убегающие в темноту.
Отдалённая беседка, куда они наконец пришли, была почти скрыта от глаз высокими пахучими зарослями молодой кананги и освещалась неверным светом свечей, мерцающих сквозь узорные прорези кованых фонарей, подвешенных к потолку. Свежий ночной ветер шелестел в продолговатых листьях, будоражил жёлто-зелёные звёздочки цветов, заставляя их выпускать на свободу сладкий аромат.
Ромио огляделся - беседка была бела, пуста, и никого кроме них здесь не было. Он скрестил руки на груди и потребовал объяснений.
- Что это было?
- Сейчас-сейчас! - Мёрк выжидающе смотрел на вход.
- И?
- Да погоди ты! Ты же знаешь, эти женщины вечно опаздывают.
- Роза? - заставил себя произнести Ромио, хотя язык райской змеёй обвивало совсем другое, странное длинное имя, которое хотелось повторять снова и снова.
И чудо произошло.
- Здравствуй, Ромио, - раздался прохладный мятный голос, и на пороге беседки появилась Калиманила. В одной руке она держала тяжёлую пузатую бутыль в форме луковицы, в другой, за толстые ножки, три таких же пузатых бокала. - Рада тебя видеть.
Ромио молчал. Глаза у неё оказались совсем не такими. Не невинно распахнутыми светлыми озёрами, как ему представлялось, а горячечно-чёрными, длинными, узкими, с кинжальным прищуром, прикрытым жёсткими щётками ресниц. И невинно распахнутые светлые озёра сразу стали кукольной банальностью, стекляшкой, фольгой от шоколадки.
- А тебе идёт эта шляпа, - с той же серебристой мятой в голосе произнесла Калиманила.
Ромио продолжал молчать. Всё в её лице стремилось вверх - вздёрнутые губы и нос, летящие брови, высокий овальный лоб, обращённый к небу, и только чёрные зрачки в узких щелях припухших век смотрели пронзительно прямо, ввинчиваясь Ромио прямо в душу.
- Ты не узнаёшь меня, Ромио? - спросила Калиманила, и бокалы в её руке тревожно звякнули. Повернувшись к Мёрку, она пожаловалась: - Он не узнаёт меня, Мёрк!
- Ничего удивительного, старушка. Со дня нашей последней встречи ты изрядно прибавила в весе - в определённых местах. Я и сам тебя вначале не узнал. - ворчливо отозвался Мёрк, забирая у неё бутылку и бокалы. - Ромыч, закрой рот. Это же Кали с нашей улицы! Она принесла нам магрибиновку.
- Кали? - переспросил Ромио, и какие-то смутные воспоминания забрезжили в его мозгу.
Действительно, жила по соседству девчонка Кали, младше него на пару лет, тощая ящерка с молчаливым аккуратным личиком, следовавшая за ним по пятам. Кое-то из мальчишек вроде дразнился тем, что ящерка влюблена в него по уши. Помнится, Ромио даже в голову не брал подобные глупости, у него тогда только-только начали прорезаться его истинные способности - не только предсказывать, но и манипулировать будущим и, честно говоря, он даже не заметил, когда Кали исчезла из их компании, и, тем более, не задумывался - куда.
- Здравствуй, Кали, - наконец, сказал Ромио, - Это моя первая шляпа. - И Кали, до этого напряжённо всматривавшаяся в Ромио, с облегчением заулыбалась.
Потом Мёрк сноровисто откупорил перочинным ножом пробку пузатой бутыли, и они пили маленькими глотками эту карминную, густую, как сосновая смола, магрибиновку, пахнущую ромом, корицей, апельсинами и ещё чем-то нездешним, что проявлялось в послевкусии, все трое курили сигареты, и Мёрк с Кали наперебой рассказывали, чрезвычайно остроумно, о своей случайной встрече в ювелирном ломбарде, где Кали присматривала себе "что-нибудь забавное" , а Мёрк, пребывавшей на дне очередной финансовой пропасти, сдавал в залог иридиевый перстень - "одна редкая штука попалась, упускать никак было нельзя...", и как Мёрк тоже поначалу не узнал Калиманилу, а она вот его сразу, а Мёрк даже напугался вначале и с перепугу напустил на себя надменный вид, а Калиманила было удивилась, что раздолбай и циник Мёрк стал таким моралистом, а он попросту её не узнал и...
- Почему моралистом? - вклинился Ромио, и Мёрк осёкся, а Калиманила перестала, смеясь, сверлить Ромио глазами, и её брови заломились с тем самым выражением, которое появляется у людей, когда они о чём-то мучительно сожалеют.
- Неважно и скучно. Мёрк тебе потом расскажет. А сейчас я хочу пить-гулять и получить свой кусочек счастья.
- Превосходное желание!- Мёрк с ловкостью профессионального тамады снова наполнил бокалы и произнёс несколько мрачноватый тост: - Не отвлекаемся и пьём за то, чтобы наш кусочек счастья не оказался слишком большим. А то ведь может и придавить.
Ромио приподнял брови. Загадки Мёрка начали постепенно его раздражать, впрочем, не Мёрк занимал сейчас его мысли.
Потом они пили за удачу, за дружбу, за прекрасных дам, за тех, кто в море, и во время тоста за мир во всей галактике Калиманила с Ромио опять сцепились глазами, да так и не смогли расцепиться, и Мёрк, который это заметил, ревниво буркнул Ромио в ухо "полегче", а Ромио упрямо сделал вид, что не понял о чём речь.
Когда Калиманила, мило извинившись, покинула их на некоторое время, веселье вдруг разом слетело с Мёрка, и он досадливо цыкнул зубом.
- Эка тебя зацепило. Не ожидал.
- Веселюсь согласно заявленной программе. - огрызнулся Ромио. - Ты сам этого хотел.
Мёрк поморщился.
- Не хочу обрывать тебе крылышки, моя внезапно сбрендившая пташка, но, поверь, это не тот вариант.
- Почём тебе знать - тот или не тот? - осведомился Ромио, упёршись взглядом в пол. Чёрный жеребец, которого запустила в его сердце Калиманила, закусил удила и был готов долбануть копытами каждого, кто встанет у него на пути.
- Да уж знаю. Девочка наша глазками-то тебе семафорит - проезжай, мол, зелёный свет, а того не говорит, что навстречу тебе по этому же пути фотонный бронепоезд прёт со скоростью света.
- А можно без железнодорожно-космических аллегорий?! - рявкнул Ромио, по-прежнему изучая пол.
- Можно и без аллегорий. Тазик с цементом.
Ромио поневоле хмыкнул.
- Ты точно уверен, что "тазик с цементом" - это не аллегория?
- Абсолютно. Видишь ли, наша малютка Кали является известной в определённых кругах дамой полусвета... или ты по-прежнему предпочитаешь, чтобы я выражался более определённо?... изволь... Кали у нас девушка, конечно, шикарная, но, в сущности, обычная...
Тут Ромио всё-таки поднял внимательный, очень внимательный взгляд на Мёрка, и тот подавился словом, которое уже собралось было вылететь на волю и испортить всё.
- Мне всё равно. - После некоторого молчания скучным голосом уронил Ромио.
- Ему всё равно! Мне, может, тоже было бы всё равно, если бы не одно обстоятельство. На данный момент наисладчайшая и томительная Калиманила является практически официальной подружкой некоего Виктора Скалигера, в девичестве Вито Сальери, более известного в народе как Герцог... Ты хоть знаешь, что за человек сейчас у нас в герцогах?
- Понятия не имею. И мне всё равно.
- Понятно. Зато ты знаешь сто сорок сортов кофейной гущи и можешь отличить гущу с Альдебарана от гущи с Проклятой планеты.
- Это полная ерунда! - слегка оживляясь ответил Ромио. - На Проклятой планете не растёт кофе. Именно поэтому она и называется Проклятой.
- Позволь, я продолжу. - кротко сказал Мёрк. - Так вот, если вы с вышеупомянутой малюткой Калиманилой надумали замутить левый романчик, то уже через неделю будете стоять на Крёстном мосту с ногами в тазике с быстрозастывающим цементом. Таков вкратце наш нынешний Герцог. И никаких аллегорий.
- Мне всё равно.- повторил Ромио.- Бара бир.
- А мне вот нет! Во-первых, вас, кретинов, жалко, во-вторых, ещё жальче всё прогрессивное человечество - а вдруг оно потеряет меня? А кто этот импозантный стильный юноша, - скажет Герцог, - что притащил похотливого урода на бал? И вот уже в герцогских апартаментах переполох - ищут третий тазик.
- Герцог - не Герцог... Мне бара бир. - Ромио равнодушно наблюдал, как ноги чёрного жеребца, надёжно упёршиеся копытами в зелёную траву, медленно погружались в мягкий чернозём, под которым внезапно оказались зыбучие пески.
- Тогда и мне бара бир. - сказала Калиманила, возникая из темноты. Неизвестно, сколько она успела услышать, но лицо у неё было усталым и странно успокоившимся. Калиманила присела на скамью рядом с Ромио и склонила голову ему на плечо. Ромио обнял её, и они застыли в неподвижности. Голубые жилки на их висках бились в унисон.
- Если кто-нибудь ещё раз скажет при мне "бара бир", я завизжу. Тьфу!- Мёрк в сердцах сплюнул. - Смотреть противно. Сидят тут и пялятся на меня глазами больных обезьянок. Клуб барабиристов, мать вашу. Живи быстро, умри красиво. Ненавижу, когда кто-то другой хапает мою философию.
Мёрк ненадолго замолчал что-то обдумывая, побарабанил пальцами по скамье, затем решительно произнёс:
- Мне надо срочно успокоить нервишки. Сейчас, дети мои, я покажу вам, кто в вашем дурацком клубе председатель.
4.
Ромио наблюдает, как Мёрк достаёт из кармана свёрнутый носовой платок и, бережно развернув его, расстилает на скамье. В центре платка лежит побуревший сморщенный цветочек, со скомканными мёртвыми лепестками, невинный и одинокий, как девственница в гробу.
- М-м-м-м... арктурианский диш. Настоящий. Дорогой, зараза. - говорит Мёрк, бережно растирая пальцами цветок на мелкие крупинки. . - Это я из-за него тогда гайку в ломбарде закладывал, но упускать было никак нельзя.
Он выбивает из пачки сигарету и, выпотрошив её, смешивает половину табака с растёртым дишем. Затем осторожно набивает смесью бумажную гильзу до половины и накрепко закручивает конец гильзы.
- Всё, попался, дружочек, - ласково воркует Мёрк дишу, любуясь своим произведением, но Ромио почему-то кажется, что кто-то извне говорит это ему смутно знакомым голосом.
Мёрк, прикрыв глаза, затягивается и передаёт сигарету Ромио.
- Давай. Как тогда, на ипподроме.
Ромио тут же видит наивный замысел Мёрка. Однажды Мёрк сделал попытку использовать дар Ромио в своих интересах. Он притащил его на скачки, настойчиво бубня, что Ромио следует напрячься и предсказать результат заезда. "Валяй, старичок, помоги же бедному студенту, барыши пополам!". Ромио вяло отнекивался, отговариваясь тем, что зыбкие видения, капризные и злые, не посещают его по приглашению. Тогда-то Мёрк, заведя Ромио под трибуны, в порядке эксперимента, угостил его сигаретой с дишем. Минут через десять Ромио сообщил, что ставить сегодня не имеет никакого смысла, и вообще, им следует немедленно покинуть это место. "Уходим! Уходим! Уходим!" - орал Ромио, с недоумением ощущая на своих губах пену. Мёрк тогда здорово разозлился. " Шут с тобой, уходим-уходим, истеричка! Совсем с катушек съехал! Эх, такая штука даром пропала!" Вечером по ящику передавали, что на ипподроме во время скачек произошло большое несчастье - обрушились зрительские трибуны, были убитые и раненые. Через полчаса Мёрк заявился к Ромио, необычно серьёзный, с извинениями и бутылкой вонючего кукурузного маотая.
И вот теперь бедняга Мёрк воображает, что Ромио воочию увидит грядущие бедствия, грозовые хляби небесные, готовые разверзнуться и обрушить на головы их троицы бурю, дождь из кровавых лягушек, град из из свинцовой саранчи и заботливо всовывает сигаретку ему в руку. Забота друга умиляет Ромио. Бедный, бедный Мёрк, он ещё не понимает, что уже ничего изменить нельзя, что всё сложилось так, как должно было сложиться, что судьба уже подошла к рождественской ёлке и перевесила картонную фигурку гадальщика и раскрашенного стеклянного клоуна на ту ветку, где уже висит золотая, усыпанная блёстками звезда.
Ромио затягивается сладким нежным цветочным дымом и передаёт сигарету Калиманиле. Беседка отрывается от земли и неторопливо поворачиваясь вдоль своей оси поднимается в ночное небо.
- Ну как? - жадно спрашивает Мёрк спустя некоторое время. - Видишь что-нибудь? Хреново, небось, всё? - и смешная надежда звучит в его голосе.
- Всё хорошо. Сплошная благодать. - лжёт Ромио. - Вижу, как единороги пасутся на лугу под радугой.
Что он может сказать Мёрку? Что вращающаяся беседка медленно плывёт между молчаливых равнодушных звёзд, среди леденящего холода, и со всех сторон к ней, как вороньё, слетаются нити зловещей серебристой паутины, оплетают коконом их маленькое убежище, и что сам Мёрк уже давно сидит напротив него одетый в саван, на голове у него почему-то герцогская корона и в руках драгоценный скипетр, но белое лицо Мёрка больше похоже на гипсовую посмертную маску, по-женски прихотливо вырезанные губы кривятся, как от боли. Сигаретный дым уже давно не пахнет цветами, а под куполом беседки распростёр коричневые бархатные крылья всепобеждающий запах жжёного сахара.
-Мне всё равно... - упрямо шепчет Ромио онемевшими от холода губами, и серебристые нити падают и падают ему на плечи.
КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ.
|