Ночь мягким покрывалом накрыла город. И тьма, вечная спутница этой гордой женщины, поползла по руинам домов. Она просачивалась в разинутые пасти дверей, пустые глазницы окон, рваные раны разрушенных стен. И вскоре город исчез. Только алые отсветы пожаров удерживали реальность от прыжка в ничто.
... Они стояли во дворе разрушенного детсада. Пятеро простых парней. Все они были очень молоды, и в то же время они были стары как мир. Суровые лица, тяжелые глаза и первые седые пряди в лихих чубах. Они стояли спокойно и расковано. Рука небрежно покоится на верном автомате. Вторая засунута в карман. И плевать, что перед ними сидит майор. Здесь, на войне, все просто. Здесь нет тупой муштры и визгливых командиров. Здесь одни мужики. А все остальные особи просто погибают.
Лешка смотрел на звезды. В этом городе Смерти они почему-то светились особенно ярко. Парень не слушал сухие фразы очередного задания. Все это запомнит, а потом и расскажет, сержант. А наше дело малое. Вовремя хлопнуть очередного повстанца, пока он не хлопнул нас. Да вот еще на звезды смотреть. Но это, так сказать, общественная нагрузка. А еще Лешка думал о том, что в его нагрудном кармане лежит письмо из дома. И прочитать его он пока не успел. Вызвали. А жаль.
- Ну, вот и все, ребята, - майор встал и окинул отделение взглядом, - Вся надежда на вас. Иначе куча народу погибнет. Удачи вам
- Не волнуйтесь, та-ащ майор, - это сержант басит. И сразу другим голосом, - Отделение, за мной, бегом, а-арш!
И тьма стремительным потоком ринулась на встречу...
Здравствуй Алешенька! Вот не выдержала и решила написать тебе письмо. Знаю, что на него ты снова не сможешь ответить. Но это не важно. Просто вот так, через листок бумаги, я общаюсь с тобой. Знаешь, Алеша, а у нас уже почти весна. На деревьях набухают почки. Снег тает. А я хожу по этим улицам...
... Длинные, темные улицы. Зияющие провалы в переулки. Раненные дома. Из темноты, как из проклятого склепа выплывают скелеты деревьев. То тут, то там поперек улиц навалены плиты и щебенка. На тротуарах попадаются трупы людей. Возле них, как падальщики на поле боя, копошатся собаки.
Они осторожно продвигались вперед. От стены к стене, от двери к двери. Меся ногами грязь. Перебираясь через кучи мусора и последние сугробы. Проходя через дыры в стенах погибших домов. Осторожно вперед. И в постоянном напряжении. Лешка продвигался сразу за сержантом. Глаза на автомате осматривали местность. И даже в такой темноте, где не видно почти ни чего, они успевали замечать многое. Вмешательство мозга почти не требовалось. Лешке всегда нравилось состояние отрешенности, которое известно всем солдатам. В эти мгновения мир воспринимается как-то по-особому. В таком состоянии все, что не представляет опасности, проплывает сквозь мозг спокойной рекой. И пока эта река течет, можно заниматься своими делами. Можно мечтать, думать о доме, петь песни. Да мало ли чем можно занять свою голову. Но стоит где-нибудь сверкнуть стеклу, или послышаться подозрительному шуму, как все спокойные мысли враз оставляют голову. И мышцы готовы бросить тело в укрытие, глаза цепко всматриваются в каждую мелочь, а в кровь мощными порциями бьет адреналин. Мир сразу становится до боли реальным. Именно это состояние сводило Лешку сума. Именно из-за него он не оставался в теплом штабе, а раз за разом уходил в разведку...
... А еще у меня скоро сессия. Сижу и учусь. Рефератов нужно написать кучу, отчет по практике сделать. А ни чего не готово. И не выходит толком ни чего. Нет, делать-то я делаю. Но с большим трудом. Все эти расчеты, подсчеты уже в печенках сидят. Возникает огромное желание все бросить. Скорей бы уже диплом...
... Леха подполз к дыре в стене. Отличная позиция. Ближайшие дома и улицы, включая перекресток напротив, как на ладони. Отсюда можно славно повеселиться. Парень повернул голову к своему второму номеру.
- Ну что, устраиваемся? - спросил он, наблюдая, как тот копошится у соседней стены.
Второй номер ни чего не ответил , а только кивнул головой. Лешка снял с рюкзака разгрузки портативную рацию и проговорил:
- Сойка, я Глухарь. Позицию занял. Жду дальнейших распоряжений. Прием.
В рации захрипело, и на волю вырвался до омерзения хриплый голос сержанта:
-Глухарь, я Сойка. Приступайте к наблюдению. Конец связи.
После этой реплики рация немного надрывно похрипела и затихла. Лешка припал к окуляру прицела.
Быть снайпером совсем не страшно. В оптический прицел мир мелькает кадрами цветного кино с испорченным звуком. Все становится игрушечным, каким-то не живым. Вон бежит стая собак. Они веселой гурьбой пересекают разрушенную площадь. Время от времени кто-то из них тявкает, смешно задирая голову. А вон, вжимаясь в стены домов, ковыляет пожилой мужик. Видать сильно его приперло, если он залез в зону прямых военных действий. А вот это уже совсем интересно. Кто это у нас так робко выглядывает из-за угла. Пора не надолго схоронится.
- Молчун, - голос Лехи сух и жесток.- Передай сержанту, что мы засекли повстанцев. Потом их то же отслеживай. Перекресток, часов 10.
Сказав это, парень снова припал к прицелу. Краем уха он слышал, как второй номер переговорил по рации, а потом бросил:
- Сержант сказал бить только наверняка.
А между тем повстанцы стали пересекать перекресток. Вот один из них добежал до середины площади и присел около разбитого БТРа, осмотрелся и махнул рукой. Из-за угла здания выбежали еще двое, с каким-то ящиком. Судя по их тяжелой поступи, ящик был не из легких.
- Молчун, следи за углом.
Алешка навел прицел на бегущих мужиков. Вот они добежали до БТРа и скрылись за ним. Но Лешку это не волновало. Куда они денутся? Им еще до другого конца площади бежать. А мы пока займемся простой арифметикой, от которой зависит жизнь моя и того парня, на другом конце прицела. Отщелкаем корректором прицела поправку на дальность, прикинем упреждение на скорость, определим направление и силу ветра. Вскоре показались повстанцы. Они выскочили из-за укрытия и засеменили через улицу. Палец лег на спусковой крючок.
Первое правило снайпера: если жертва не одна - не убивай ее сразу. За время этой глупой войны Лешка выучил его на зубок. Перекрестие прицела замерло на бедре бегущего мужика, а затем скользнуло немного вперед. Палец нежно коснулся курка. Так любящий мужчина касается своей ненаглядной. Выстрел кинжалом вспорол тишину. На экране оптического прицела кукла мужчины смешно крутанулась на месте и пала на мостовую, нелепо хватаясь за бедро, и разевая рот в беззвучном крике. Вторая кукла попыталась сохранить равновесие, но ящик перевесил, и она упала рядом с первой. Прицел плавно скользнул на голову. Грянул еще один выстрел. Голова мужика нелепо подпрыгивает на месте, и кровь алыми брызгами опадает на асфальт. Прицел неутомимым зайцем прыгает обратно. Лешка с некоторое время следит, как раненый мужчина пытается уползти обратно за БТР. Он знает, что ему уже не жить, но извечный инстинкт самосохранения все равно толкает его назад, в укрытие. И он ползет, крича от боли, и оставляя за собой кровавый след. Лешка последний раз нажал на курок. И, уже откатываясь за стену, успел заметить, как на другом конце перекрестка бьется в судорогах его последняя жертва. Грохает еще один выстрел, и молчун, прижав к себе винтовку, то же прячется.
- Кто у тебя, - Лешка прислушивается к трескотне автоматов. Пара пуль дырявит кирпичи в противоположной стене.
- Да выскочил один из-за угла. Прикрыть решил. А центровой за бэтэр нырнуть успел...
... А еще у нас большое событие. Помнишь мою подругу, Лену Сизову? Так вот, недавно она родила. Мальчика. Крепенький такой. Кулаки, что пивные кружки. А орет, аж уши закладывает. Ленку привезли, а она еще ходит с трудом. Роды очень тяжелые были. Но счастлива, безумно. Вроде даже похорошела. Когда-нибудь, Алешка, у нас тоже будет маленький...
... - Ну вот мы и на месте, - сержант скинул с плеча автомат и привалился к стене.
- С рассветом начнем корректировку огня.
Лешка обвел взглядом подвал, в который они забрались. Ни чего себе местечко. Дыры для наблюдения и ведения огня есть везде. А что бы попасть к ним придется лезть через почти заваленный вход. Парень устало привалился к стене. С рассветом они наведут нашу артиллерию на минометную батарею повстанцев, которая каждый раз бомбит наши позиции откуда-то с этого места. А потом на базу. И может на этом и кончится война. По крайней мере, для них. Ведь до дембеля осталось две недели.
Лешка сидел, и перебирал в памяти свою прошлую жизнь. Как он призвался, служил. Первые выстрелы. Страх. И шок. Они, тогда еще не обстрелянные салаги, ехали на своем БТР на какой-то блокпост. Сзади пыхтел танк, который должен был прикрыть, в случае чего. В отличии от города Смерти, здесь была жизнь. Можно было увидеть стариков, а кое-где даже и детей. Все эти пейзажи: дома, деревья, лица ненавидящих их людей, для простого солдата слились в бесконечную, серую кинопленку. Они как раз проезжали мимо такой группы резвившихся малышей, как, неожиданно от них отделился мальчишка, лет 13, и, подбежав к дороге, метнул в танк гранату. Где он ее взял, так и осталось загадкой. Грохнул взрыв, но танк остался цел. Неопытный мальчишка метнул гранату в лоб, и динамическая защита погасила взрыв. Солдаты даже ни чего понять не успели, а парень уже убегал в даль.
Первым очнулся прапорщик. И, с воплем "Твою мать!", развернул станковый гранатомет, который стоял на БТРе, и начал палить по пацану. Из детей не убежал ни кто. Лешке еще долго после этого снились расшвырянные взрывом внутренности и разорванные маленькие тела, с оторванными конечностями. Этот кошмар преследовал его почти всю войну. И слова прапорщика: "Смотрите на них. Это ваш самый злейший враг. Выдадите ему банку тушенки, а он вам в спину разрядит обойму ".
...Вот такие дела у нас творятся. А я сижу и считаю дни до твоего приезда. Ведь уже совсем не много осталось. Совсем чуть-чуть. Я жду, не дождусь того дня, когда ты приедешь. Приедешь и обнимешь меня, крепко-крепко И больше ни куда не отпустишь...
- Ну вот и все, парни П...здец нам пришел. - сержант обвел отделение взглядом
Все молчали. Ни кому не хотелось говорить самого страшного. Ведь все шло так хорошо. Они обнаружили батарею и передали артиллерии координаты. Они целый час слышали, как родные артиллеристы перепахивали каждый метр земли. И вот, когда они уже собрались уходить, оказалось, что они окружены. Кто доложил о них? Почему из десятка окружающих их домов повстанцы выбрали именно этот? Как они узнали, что корректировщики здесь? На эти вопросы у них не было ответа. А потом парни в течение трех часов сдерживали противника. Сдаться они не могли. В плену разведчиков не щадили. А теперь у них кончались патроны.
Сержант еще раз обвел взглядом парней. Он знал, что всем им охота жить. Так же как и ему. Что дома их ждут матери и девушки. Что впереди у них может быть много счастливых дней. Он молча взял у радиста микрофон и гробовым голосом проговорил:
- Сокол, я Сойка. Попал в окружение. Вызываю огонь на себя. Конец приема.
И сразу на душе стало как-то легко и свободно. Лешка полез в нагрудный карман. Он еще успеет прочитать письмо...
... И я обязательно дождусь тебя, мой хороший. И все у нас будет хорошо. Я это знаю. Я люблю тебя. До скорой встречи...