Вообще, говорить банальности - суть привычное для большинства присутствующих на Самиздате, состояние, и поэтому, дабы не выделяться из массы, можно позволить себе некое послабление и сказать, что наступление Нового года - это время для подведения неких итогов...
Каких?
В общем - невеселых.
Глупость, как писал об этом незабвенный редактор "Отечественных записок", - суть штука заразная. Бывает, сядет в спальный вагон какой-нибудь необычайно глупый господин, снимет сапоги, разденется до исподнего, и глядь, - через полчаса уже и весь вагон поглупел. Все поскидывали сапоги, разделись до исподнего и ходят взад - вперед, приговаривая, "ну, теперича нам тут совсем хорошо"... Так получилось и на Самиздате. Причем, глупая идея демократизации, доведенная до абсурда в форме "подтягивания начинающих, и создания им условий равного (повторного) старта", родившаяся в убогих головенках тех беллетристов, что едва умеют "агу-агу", передалась и начальству сайта, которое тоже с радостью поскидало сапоги, разделось до исподнего и принялось приговаривать, "ну, таперича нам тут совсем хорошо"...
Но об этом я напишу отдельно.
А пока, хочу поговорить о вопросах общелитературных.
Вообще, того самого негодяя, который пустил в литературу маленького человечка, следовало бы судить и казнить самой лютой казнью. Изначально, литература - будь то народный эпос, античная драма или средневековый роман, оперировали в пространстве населенном богами и людьми им подобными. Недаром в русском языке, для обозначения понятия ПЕРСОНАЖ, до сих пор используется слово ГЕРОЙ. Герой пьесы или романа первоначально таковым и являлся. Это был Геракл, Одиссей, Тристан, Зигфрид... Но никак не Акакий Акакиевич.
И будь моя воля, я бы засунул всех апологетов "маленького человека" в ту самую пресловутую "шинель" из которой они вышли, да и отправил бы этот сверток хоть бы и пожарной бригаде из "451* по Фаренгейту".
А почему?
А потому, что "маленькие человечки", - это порождение допущенных до литпроцесса разночинцев, эволюционируют и превращаются в убогих мутантов, на жизнеописании которых нельзя воспитывать свою дочь даже от противного. Не по прямой линии подражания, принятой в английском воспитании - "look at the ladies", а даже от обратного - "не делай как они", эта литература не годится.
В Х1Х веке демократизация, выразившаяся в широком распространении образования, позволила разночинцам учиться в университете. И как следствие - появились в литературе Николай Гаврилычи... Ведь, поделившись секретом грамотно излагать мысль на бумаге, благородные люди не смогли сохранить за собой единоличную монополию на книгописательство.
Советская школа литературоведения всячески превозносила потом тот пагубный процесс, означавший не только конец героики, но конец литературы и конец нравственности как таковой. Смена Зигфрида и благородного Роланда на Акакия Акакиевича, на этом не остановилась. За просто бедным человеком, в литературу пришел воинственный бедный человек. Потом туда ворвался хам Алексея Максимовича Горького, а потом был уже расцвет соцреализма, который теперь все так дружно не любят.
Но процесс этот идет. В перестройку по воле Кунина на смену бетонщикам и сталеварам на страницы романов, в качестве ГЕРОЕВ пришли проститутки, воры, таксисты и официанты. А теперь? Теперь романам даже не придумывают названий: Банда-2, Банда-3, Банда-4...
Что же происходит с литературой?
Но литература, это только часть общей культуры, а культура - это отражение процессов, происходящих в обществе.
И если литература полностью утратила одну из своих главных компонент - НРАВСТВЕННУЮ составляющую, на которой базировалась ее великая воспитательная функция (не забудьте, что до недавней поры, школьников еще пытались учить жизни именно на уроках литературы, а не в дискотеках и компьютерных салонах), то это означает, что и сам главный суммарный вектор общественной нравственности направлен именно в каменный век. И те, ревнивые защитники мадам Стяжкиной - этой мадам из заведения с улицы красных фонариков - должны были бы призадуматься... Какую литературу они представляют?
Литературу - урода? Урода, у которого гипертрофированно развит только один орган - орган РАЗВЛЕКАТЕЛЬНОСТИ. Из всех остальных изначально составляющих ее компонент...
Однако где то глубоко под развалинами некогда великой литературы еще теплится что-то здравое.
Вчера я перекачал на хард драйв своего пи-си несколько рассказов Григория Злотина. И надо признаться, был приятно поражен.
Злотин намеренно пишет по дореформенным (1918 г.) правилам русского языка. Это как в кинематографе теперь бы упорно снимать с частотой не 36, а 24 кадра, и при этом на черно-белую пленку, и без звука - немое кино.
Но у Злотина - это прием оправданный. Он отсекает "ненужную", "лишнюю", "случайную" читательскую массу, оставляя только благодарно принимающую настрой и правила игры.
"Хери", "ери" и "яти" Злотина - это не технологический отскок назад, в черно-белое немое кино, но это погружение в особый мир, куда добровольно может зайти и при этом комфортно там себя ощущать - далеко не каждый читатель. В принципе, подобные приемы создания своей субкультуры уже были - вспомним замыкание на непереведенном французском романе дворян 18-19 веков... И, возможно, я не исключаю, что с подачи Злотина еще и хорошей модой станет читать романы, написанные с "херями" и "ятями"... А то еще и по-французски. Просто, как шпага, шпоры и павлинье перо aux chapeau, такой текст будет отличать группу читателей от традиционных потребителей попугайной продукции "Слепой -1, 2, 3, 4, 5 и тому подобное".
В рассказах Злотина, я прочитал "Расстрел Адмирала" и "Веру", есть не только утраченная компонента нравственности, но и утраченный изначальный ГЕРОЙ, тот, что отличал литературу от доступной плебсу рыночной драматургии кукольных театров.
Расстрелянный Адмирал предстает у Злотина тенью безвозвратно ушедших от нас настоящих ГЕРОЕВ русского народа. И неожиданное обращение питерского писателя (ныне проживающего в городе, где американцы делают кино), к теме последнего рыцаря, говорит не столько о ностальгии, сколько об общественной потребности римейка.
Об этом же (латентно сам от себя) написал в своих лукошках профессор антропологии Кирилл Юрьевич Резников. Там, где он пишет о неосознанной Львом Толстым героике русского дворянства. (А ведь еще Пушкин неоднократно отождествлял и соотносил себя с рыцарем - настоящим шевалье)!!!
Я подмечаю не только общественную востребованность ГЕРОЯ, что идет в контроверсу главному вектору глорификации проституциирующего хама стяжкинщины, но и тенденцию к реальному явлению примеров римейка хорошей нравственной литературы, заряженной позитивной героикой. Юридически, (если два - это уже группа) - тенденция прослеживается не только в появлении рассказов Злотина с его латентным рыцарским стержнем нравственной высоты, куда не долетают брызги слюней восторга толпы, разглядывающей очередную порнографию. На СИ есть примеры и прямой попытки написать настоящий рыцарский роман. Я уже писал о произведении Андрея Лебедева "Любовь и смерть Геночки Сайнова".
В отличие от Злотина, который замыкает своего героя в круге безвозвратно ушедшего времени, Лебедев наделяет чертами благородного человека - нашего современника. Его Гена Сайнов - это не просто чудак - Дон Кихот - несовременный уродец, пытающийся в наше порочное время жить нормами чести и справедливости, но это вполне живой человек. На мой взгляд, очень удачной получилась параллель, проводимая с линией главного ГЕРОЯ - параллель последнего рыцаря - Генриха фон Сайна цу Витгенштейна. Почему среди торжества толпы, упивающейся дикой своей игнорантностью, ныне возникают оазисы реликтовых культур, подобные Злотину и Лебедеву? Потому что в обществе, наевшемся отравы, назрела потребность в аспирине... В чистой воде.
Что же до праздника глупости, празднование которого продолжается на СИ, я напишу не далее как в субботу. (с позволения присоединившегося к поскидававшим сапоги, модератора).