Бардонов Александр Иванович : другие произведения.

Море Спокойствия 5

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

  МОРЕ СПОКОЙСТВИЯ
  
  ЧАСТЬ 5
  
  Скажу честно, до момента возвращения на Землю повествование моего героя казалось мне весьма логичным, что неизменно подводило дальше к выводу о правдоподобности и о большой доле вероятности того, что все это могло случиться в действительности.
  Последняя часть вызвала недоверие, что, в свою очередь, бросило тень сомнения на все рассказанное. Невероятное перемещение во времени само по себе выглядело уж слишком надуманным, если учесть возможные проблемы, связанные с одновременным существованием человека и его временной копии, то все становилось просто невозможным.
   Поразмыслив (по прошествии времени), я решил, что таким образом автор постарался обезопасить себя от понятных обвинений и внимания к своей персоне соответствующих государственных структур, придать, таким образом, всей своей летописи характер скорее фантастического измышления, нежели истории, основанной на реальных событиях. Бог ему судья и, соответственно, свобода для каждого в оценке правдивости прочитанного материала.
  
  
  Сначала между мной и центром управления полетом шел непрерывный радиообмен.
  - Пять минут, полет нормальный, все параметры соответствуют расчетным значениям. "Сокол-пятнадцать", как поняли?
  - Информацию к сведению принял.
  - Все системы корабля работают в штатном режиме. "Сокол-пятнадцать", как самочувствие?
  - Чувствую себя хорошо.
  - Как ведет себя ракета?
  - Движение происходит без рысканья, никаких подозрительных моментов не наблюдаю.
  - Приготовиться к отделению первой ступени.
  - К отделению первой ступени готов.
  - Шесть минут, полет нормальный. Произошло отделение первой ступени.
  - Отделение первой ступени подтверждаю.
  И так далее. В общем, скучать не давали.
  По мере удаления от Земли паузы между выходами на связь становились все длиннее. Да и о чем разговаривать, если все происходит без сбоев, согласно запланированным расчетам. Оставалось самое утомительное - ждать.
  
  
  Время полета до Луны составляет около трех с половиной суток. Когда я говорю "до Луны", то имею в виду не просто преодоление расстояния от планеты Земля до его спутника, которое по прямой составляет всего около четырехсот тысяч километров. "Всего" - это с точки зрения космических масштабов и скоростей в этих масштабах используемых.
  Так вот, в данном случае, выражаясь научным языком, имеет место типичный случай "движения в рамках круговой ограниченной задачи трех тел". Три тела - это планета Земля, ее спутник и ваш покорный слуга "Сокол-пятнадцать" внутри металлического шарообразного изделия.
  А если по-простому, то необходимо подойти к Луне с такой скоростью и под таким углом, чтобы произошел захват твоего космического корабля ее гравитационными силами. Иначе перспективы просты: или навсегда слететь с лунной орбиты в бездну космоса, или грохнуться со всей дури о поверхность спутника. Лично мне не улыбается ни то, ни другое, поэтому я на протяжении всего полета маневрирую, с помощью команд с Земли поддерживая оптимальные траекторию и скорость движения.
  
  
  Я очутился в состоянии, в котором никогда ранее не приходилось бывать, по крайней мере, в такой абсолютной степени. Состояние полного покоя и уединения. Конечно, переговоры с командным центром можно считать отвлекающим фактором, снижающим чистоту положения, но подавляющую часть времени я был предоставлен лишь самому себе.
  Пропала необходимость кому-то доказывать, чего-то добиваться и что-нибудь подтверждать. Я неожиданно осознал странную вещь: что больше никогда не окажусь в обществе других людей, что единственный, с кем я смогу общаться, это собственное отражение на гладкой поверхности иллюминатора. Не самый плохой визави.
  Постепенно ты начинаешь воспринимать свою физиономию напротив как достойного собеседника.
  Одиночество и тишина располагают к необременительному философствованию. Сначала в качестве зарядки для мозговых клеток, потом, по мере углубления в собственное сознание, происходит осмысление многих вещей, на которые раньше ты не обращал внимание.
  Тот факт, что мои родители не умерли героической смертью, раскрасил их символический образ новыми красками. Словно глянцевое холодное фото сменилось теплом живой человеческой плоти.
  Почему я раньше не задумывался о том, какими они были, о чем мечтали, про что думали, на что надеялись? Почему мне всегда было достаточно их в качестве иконы, на которую следует равняться, а теперь вдруг этого стало мало, очень мало?
  Я попытался представить, как они выглядели. Но ничего не выходило, и от этого изнутри поднималась горечь вперемешку со слезами.
  
  
  Выход на лунную орбиту произошел совершенно буднично, я, собственно, и не уловил тот миг, когда мой полет "к" перешел в движение "вокруг". Теперь оставалось ждать команды из центра управления, где должны были определиться с местом спуска.
  Признаюсь честно: тут я лукавлю - и место прилунения, и параметры необходимых маневров были заранее просчитаны и навсегда вбиты в мою память. А также в микросхемы компьютерной системы лунного модуля. Просто подспудно мне до самого последнего хотелось оставаться вместе со своей страной, быть рядом с людьми, строящими эту страну, чувствовать поддержку своих товарищей; я оттягивал до последнего миг, когда предстояло остаться один на один с кораблем и Луной, и связь с центром управления полетом была той ниточкой, пуповиной, соединяющей меня с родиной.
  А далее меня поджидал первый сюрприз.
  
  
  Когда корабль переходит на темную сторону Луны создается впечатление, что кто-то вдруг сдвигает огромные занавески, разом отсекая поток света еще мгновение назад заполняющий собой все вокруг. Раз - и мгновенно опускается мгла.
  Поначалу мозг отказывается понимать происходящее, он пытается бунтовать, он пытается вернуть еще недавно царствующее сияние. Потом смиряется и принимает неизбежное. Привыкает к новой реальности и изучает ее в поисках новых ориентиров.
  
  
  Космос вокруг раскрасился множеством сверкающих звезд, и оказалось, что на их фоне параллельно моему кораблю скользит некий светящийся предмет.
  - Центр, кажется, у меня проблемы, - сообщил я, не отрывая взгляда от этого постороннего тела.
  Совсем забыл, что теперь нахожусь в области радиотени, и могу рассчитывать только на себя.
  Затем я уловил воздействие некой силы, исходящей от космического гостя: меня словно окатила горячая волна. Потом появилось ощущение, словно все тело покрыто электрическим зарядом. Еще чуть-чуть и я начну разряжаться на окружающие металлические предметы.
  Ради эксперимента я попробовал: осторожно протянул руку в сторону панели управления, готовый тут же отдернуть ее обратно. Но ничего не случилось - пальцы без последствий коснулись прохладной поверхности. Впрочем, почему без последствий: странное ощущение заряженности тут же пропало. Зато корабль принялся неприятно покачиваться.
  Впрочем, эти колебания продолжались недолго и вскоре прекратились, одновременно с исчезновением светящегося предмета. Я продолжал в одиночестве нестись по лунной орбите.
  
  
  Возвращение на освещенную сторону принесло неприятность: связь с Землей не восстановилась. Напрасно я пытался вызвать центр управления полетам, меняя частоты и ориентацию антенны, - это не принесло результата. И теперь единственным фактором, вносящим разнообразие в мое существование, осталась смена света и черноты, переход со светлой стороны Луны на темную и возвращение обратно. Спутник Земли был фонарем, освещающим ночной поезд, мчащийся в неизвестность, а я - его единственным пассажиром.
  
  
  Антенна включилась внезапно.
  Как выяснилось чуть позже, связь была односторонняя, я мог только принимать радиосигналы, причем качество информации, которую несли с собой (или на себе) электромагнитные импульсы менялось по мере того, как Луна проплывала над земным шариком, или, если смотреть с моей точки наблюдения, полукруг голубой Земли крутился над лунным горизонтом.
  - Говорит и показывает Москва. Говорит и показывает Москва. Передаем важное правительственное сообщение. 13 июля 1969 года Советским Союзом был осуществлен запуск космического аппарата с лунным модулем "Селена". Цель полета - посадка в обозначенном районе на спутнике Земли Луне, взятие образцов лунного грунта, взятие проб лунной атмосферы и проведение других научных экспериментов. Пауза. Космическим аппаратом с лунным модулем "Селена" управляет летчик-космонавт ...
  Торжественная пауза, во время которой я испытал необъяснимые ощущения. Это сложно описать словами - гордость за страну, удовлетворение от выполненной работы, счастье от того, что я нахожусь здесь, радость, что сейчас про тебя узнают миллионы людей во всем мире, благодарность всем, кто поверил в меня и сделал все, чтобы этот проект смог осуществиться. Все это смешалось внутри меня и выплеснулось в доли секунды по сосудам, наполняя тело странной пьянящей легкостью и ...
  - Лейтенант Карпин Евгений Владимирович.
  ... ухнуло куда-то вниз, оборвалось, оставив вместо себя недоумение.
  Я не мог пошевелиться, тело было чужим, может оно и вправду стало теперь не моим, а напарника.
  - В настоящее время полет проходит в штатном режиме, все бортовые системы работают нормально, самочувствие космонавта Карпина Евгения Владимировича хорошее. Выход на окололунную орбиту планируется на 17 июля, прилунение будет осуществлено 21 июля, приблизительно в восемнадцать часов по московскому времени. Мы будем передавать все важные подробности и вести прямой репортаж о посадке лунного модуля. Следите за сообщениями информационного агентства.
  Некоторое время висела пауза.
  Причем пауза была и у меня в голове. У всего мира от осознания полученной информации, а у меня от осознания случившейся неожиданности.
  А потом эфир взорвался. Такое впечатление, что каждый узнал эту сенсационную новость в одиночку и теперь спешил поделиться ею с остальными. Со всем человечеством. На всех имеющихся языках. Со всеми возможными вариантами проявления всех возможных эмоций, на которое способно человеческое существо.
  Больше всего радовалась родная страна. Репортажи нахлестывались друг на друга.
  По улицам ходили студенты, одетые в серые одежды с надписями: "Ура. Мы снова первые. Даешь освоение лунной целины".
  Ставился вопрос о присоединении Луны к территории СССР в качестве автономной республики. На что мировое сообщество тут же принялось активно возражать, что, дескать, Луна, как спутник планеты, принадлежит всем и не может являться собственностью отдельного государства; в ответ наши политики были согласны пойти на уступки и ограничиться претензиями на лишь видимую часть поверхности.
  Новорожденных называли Сель, Селена, Луша (ЛУна наША), Луник, Пернал (ПЕРвые На Луне) и так далее.
  Трудовые коллективы брали повышенные обязательства.
  В школах срочно организовывались отряды будущих лунных поселенцев - луннеров (лунных пионеров).
  В общем, идеологическая машина огромной страны заработала на полную мощь, демонстрируя необыкновенный энтузиазм населения и превосходство социалистического строя. Но мне было не до восторгов.
  Почему Карпин? Что может значить его фамилия в качестве титульного героя?
  Может быть, старался я найти логическое объяснение, они сумели придумать способ, как заставить всех поверить, что модуль можно вернуть обратно. И, значит, можно ничего не взрывать?
  И тут же эта робкая попытка сменялась уверенностью, что нет, никто не пойдет на такой риск, никто не станет предъявлять миру живого летчика-космонавта, покорившего лунные просторы, при возможности скорого появления здесь американцев. Которые быстро разберутся: кто как летал и кто как возвращался. Как не размышляй, а лучше и надежней, чем взорвать и тем самым запутать все следы, ничего не придумаешь ...
  Дальше ломать голову не хотелось.
  Я опять вернулся к прослушиванию новостей.
  Западные страны вели себя сдержаннее. Дипломатические ведомства и главы государств прислали свои поздравления, но во всех высказываниях политиков сквозила настороженность в связи с возможным изменением расстановки сил в мире.
  Лишь одна страна выразила свое недоверие к сообщению о запуске. НАСА заявило о своих сомнениях в том, что уровень технического развития может позволить Советскому Союзу осуществить выполнение проекта такой сложности. НАСА будет внимательно следить за репортажем о прилунении, анализировать полученную информацию и потом обнародует свои выводы о достоверности данного события. Более того, в самое ближайшее время НАСА планирует запуск своего космического аппарата на Луну и теперь обязательно запланирует посадку в том самом районе, где должен прилуниться советский лунный модуль. В общем, в самое ближайшее время мир узнает всю правду ...
  
  
  Я проснулся. Антенна по-прежнему не работала. Я посмотрел на часы: заканчивались третьи сутки моего нахождения на орбите. Количество оборотов вокруг Луны перевалило за сорок. Ждать какого-либо приказа с Земли далее не было никакого смысла, и я стал готовиться к необходимым маневрам в расчетной точке начала посадки.
  
  
  Пятидесятый виток.
  Помимо моей воли зубы начали выбивать нервную дрожь. Я не мог измерить частоту пульса, но точно знал, что сердце молотило в бешеном ритме. Как страшно сделать что-нибудь не так. Это не тренировка, здесь не будет возможности исправить допущенную ошибку.
  Пятьдесят первый виток.
  Ты можешь, ты справишься. Ведь недаром из всех выбрали тебя. Ты самый достойный. Ты можешь гордиться тем, что повторяешь путь Гагарина. А причем здесь Гагарин? Что за причудливый зигзаг мысли?
  Пятьдесят второй виток.
  Все просто - ведь когда Гагарина посылали, тоже не знали, чем полет закончится. И было три варианта: плохой, хороший и очень плохой. И он понимал, что закончиться может по-всякому. Знал. Но все равно полетел. Его и поэтому выбрали, что был согласен на любой исход. Может и не был лучшим по подготовке, зато был согласен. Просто согласен - среди всех прочих причин.
  Пятьдесят третий виток.
  На все согласен, как и ты. Единственная разница, что у него шанс имелся на благоприятный исход и ему этот шанс выпал, а у тебя ничего нет. Ни единого шанса. Единственное, что известно точно - умрешь там, где никто до тебя не еще был. Луна станет твоим кладбищем. Огромное, неповторимое и единственное кладбище для одного тебя.
  Пятьдесят четвертый виток.
  Впереди из черноты маняще блеснул краешек освещенной лунной поверхности.
  Пора.
  Повинуясь движению моей руки, включились основные двигатели корректирующей тормозной установки, и лунный корабль начал движение вниз. И только в этот самый последний момент вспомнил, что забыл про блокирующий механизм ядерного заряда.
  
  
  Через минуту спуска лунный модуль достиг высоты около десяти километров от поверхности Луны. Далее, используя систему управления спуском, я приступил к горизонтальному маневрированию, одновременно гася орбитальную скорость и продолжая снижаться.
  На высоте около полутора километров можно было во всех подробностях рассмотреть особенности ожидающего меня рельефа: я отчетливо видел несколько кратеров, каждый диаметром в несколько сотен метров.
  Несмотря на активное торможение, скорость снижения показалась мне чрезмерной. Порядка тысячи метров до поверхности. Впереди просматривалась относительно ровная поверхность, вся изъеденная мелкими кратерами. Главное не проскочить мимо нее.
  Пятьсот метров. Скорость остается большой, я активно торможу, стараясь пройти мимо большого нагромождения камней.
  Триста метров. Скорость спуска снижается недостаточно быстро и у меня создается впечатление, что я падаю.
  Двести метров. Разницу в сто метров от предыдущей отметки я прошел за несколько секунд и теперь у меня не остается сомнений: я падаю. Лихорадочно включаю двигатели тормозной установки на полную мощность, стараясь одновременно увести модуль в сторону более пологой площадки.
  Сто метров.
  Скорость - вертикально-горизонтальная все еще велика и я проскакиваю мимо приглянувшегося мне места. А дальше на меня неумолимо надвигается вздыбленный край кратера.
  Пятьдесят метров. Я пытаюсь увернуться от кратера, задействуя в качестве решающего аргумента двигатели системы ориентации. Безрезультатно. Лунная поверхность совсем рядом. В последний миг перед соприкосновением я даю полную нагрузку на двигатели по крену и тут же отключаю все, что заставляет мой модуль двигаться.
  Я сказал соприкосновение? Как бы не так. Я долбанулся так, что чуть не выбил зубы, рот наполнился кровью, меня швырнуло вперед, потом я несколько раз кувыркнулся вместе с кораблем и ... все закончилось.
  Я прибыл на место назначения. Море Спокойствия.
  
  
  Обследовав состояние корабля, я выяснил, что прилунение прошло в целом удачно. Корабль покоился в углублении небольшого кратера, не совсем правильно вертикально, чуть лежа на боку, но выходной люк был свободен и, кажется, ничем не блокировался снаружи, обшивка не пострадала и сохраняла герметичность, аппаратура не подавала никаких тревожных сигналов.
  
  
  Дополняя командира отряда космонавтов номер два, скажу, что лунный корабль "7К-Л1" предназначался для облета вокруг Луны и возвращения обратно с экипажем из двух человек. Вследствие ограниченности свободного места, да и собственно цели полета, скафандры для космонавтов не предусматривались. Теперь же я был один, и, соответственно, в комплекте моей амуниции имелся скафандр, за что персональное спасибо дотошному майору Обаяну.
  И теперь, пока я еще оставался жив, ничто не мешало мне выйти наружу.
  Что вы говорите - блокирующий механизм ядерного заряда? Еще успею, куда мне спешить.
  
  
  Скафандр был так называемого ранцевого типа: сзади открывалось что-то вроде двери, через которую я забрался внутрь.
  Проверил герметичность - все было в порядке, и специальным клапаном сбросил давление внутри кабины. Теперь на выходной люк не действовала прижимающая сила, и мне оставалось сделать всего пару шагов, чтобы оказаться снаружи. Раз, два. Ноги вдруг отяжелели, и мне с трудом удалось передвинуть их на этот метр.
  Тут я вспомнил анекдот про двух рыбок из аквариума и замер. Мне вдруг стало не по себе. А вдруг там ждет меня ОН. Сидит на камне и смотрит внимательными, чуть грустными и все понимающими глазами.
  Задержав дыхание, я открыл люк.
  
  
  Не уверен, что возможно словами описать зрелище, которое предстало передо мной. Для того чтобы передать впечатление от увиденного, необходимо прибегнуть к общеизвестным, знакомым каждому понятиям, сравнить с чем-нибудь понятным, что поможет получить представление. Но в голову не лезло ничего кроме банального огромного стадиона, освещенного множеством слепящих прожекторов.
  Успокоившись, я ухитрился подобрать другие аналогии.
  Окружающая меня поверхность была ярко освещена и, вспоминая Байконур, могу сказать, что она напоминала песчаное покрытие пустыни. Только знойный день сменила знойная ночь, потому что пространство выше горизонта было закрашено плотным черным цветом. Блестящая и покрытая пылью однородного пепельно-серого цвета с красноватым оттенком, лунная поверхность имела явно выраженную неровность: рельеф понижался так далеко, насколько хватало угла зрения; потом неровности скрывались за краем большого кратера; еще дальше на линию горизонта наползали холмы, размеры которых было уже сложно оценить.
  Отсутствие атмосферы придавало окружающему завораживающую нереальность: лежащие на горизонте огромные валуны смотрелись также четко, как и расположенные рядом.
  Тени, которые создавались стенками кратеров, разбросанных повсюду, были густыми, но не черными, а просто темно-серыми. По мере движения, в зависимости от угла взгляда обломки камней меняли цвет на угольный с различными вариациями от коричневых до бурых оттенков.
  Я повернулся кругом и замер в восхищении: прямо передо мной нависла Земля. С преобладающим голубым цветом, с белыми завихрениями облаков, с хорошо прочерченными коричнево-зелеными контурами континентов. При желании я мог бы даже примерно указать район нахождения моей деревни.
  Я пнул ногой ближайший камень; пыль не взлетела, рассеиваясь облаком, как это произошло бы на Земле, а тут же опала вниз, покрыв носок сапога блестящей пленкой. Сделав несколько шагов, я оглянулся - отпечатки в лунном грунте выглядели четкими, словно я прошелся по тесту, которое тут же засохло, сохранив до малейших особенностей рисунок моих подошв.
  Нагнувшись, я зачерпнул пару горстей реголита и сыпал его в специальный карман на штанине скафандра. Похожий внешне на мелкий песок, он вел себя по-другому - словно влажная пудра, лип к перчаткам и никак не желал стряхиваться.
  
  
  Душевная усталость ощущается сильнее физической. И переносится тяжелее. А самая большая проблема в том, что она накатывает в самый неожиданный момент. Если тот миг, когда наступит истощение физических сил можно предугадать, то психологическое опустошение является волей случая.
  Когда я вернулся обратно и сел, прислонившись к блестящему боку многострадального лунного корабля "7К-Л1", то понял одну простую вещь. Впрочем, это не требовало особых усилий, все было перед моими глазами.
  Теперь, когда я поднялся на недосягаемую прежде высоту, тенденция искривления мира закончилась. Мир перестал вытягиваться, он просто замкнулся и оказался всем, растворившись в окружающей его бесконечности.
  Бесконечности, которая в состоянии поглотить все. Любые веры, идеологии и эфемерные светлые будущие.
  Бесконечности, не может принадлежать никому.
  Человечество настолько ничтожно, что просто не имеет права пытаться сделать тут что-нибудь. Вмешаться. Потому что вмешаться можно во что-то соразмерное ... А здесь мы могли лишь позволить себе аккуратно прикоснуться, чтобы ощутить свое ничтожество.
  
  
  - ... центр управления ... прием ...
  Странное дело, но жесткая посадка принесла положительный эффект. Пропавшая трое суток назад связь наладилась, правда, работала так, словно это был водопроводный шланг, на который кто-то размеренно наступал ногой.
  Машинально выпрямившись, я ответил.
  - Докладывает "Орел-пятнадцать". Посадку произвел.
  - ... Синичкин, мать ... живой ...
  В ответ я только ухмыльнулся. Действительно, живой.
  - ... Синичкин ... почему молчал ...
  Сколько бы сильным не было искажение сигнала, но я различил характерную хрипотцу голоса нашего замполита, пробивающиеся сквозь треск электромагнитных помех.
  Не знаю, как он оказался на связи, возможно, у них было установлено дежурство по очереди, но майор Косоруков был последним человеком, которого мне хотелось сейчас услышать.
  - ... взрыватель ...
  Окружающие красоты были все также величественны и недосягаемы. Как можно такое и взорвать.
  Я мог найти только одну уважительную причину для людей, раздающих сейчас команды - они не были здесь и не видели этой безграничности, поэтому не могли уяснить всю нелепость и ничтожность своих усилий. По сравнению с космосом все наши потуги являются ничем.
  - Синичкин, быстрее ...
  Без злобы и без издевки, просто повелительно, как и положено приказывать старшему по званию своему подчиненному, без излишней жесткости, даже оттенок дружеского чего-то проскочил по отношению к приговоренному смертнику.
  Был бы кто-то другой, я, наверное, попробовал объяснить, даже осознавая полную бессмысленность такой затеи. Пусть бы кто-то другой и я попытался бы донести мысль о неприкосновенности Луны.
  А тут что-то во мне застопорило. Стало торчком, наперекор всему. Хотя ясно что - нежелание подчиняться этому человеку.
  Поэтому брякнул, лишь бы не молчать.
  - Сейчас.
  А сам остался сидеть, демонстративно смотря под ноги. Как будто он мог мою позу увидеть. И дождался. Терпения майора Косорукова тоже хватило ненадолго.
  - ... ну, давай ...
  Уже явно грубее, даже на таком расстоянии я различил.
  - Сей-час, - произнес я издевательски четко и медленно.
  Он чуть-чуть помолчал, переваривая мои интонации. И понял все правильно.
  - Иди, сука ... пора.
  - Да пошел ...
  - Синичкин ... это приказ ...
  Какая помеха пошла в эфире от его рева. Где-нибудь в Якутии (где плохие антенны и сильные магнитные поля) небось все приемники зашкалило.
  - Плевать я хотел на твои приказы.
  Я развернулся, отошел на десяток шагов и сел на камень, спиной к модулю. В ухо мне неслось шипение пробивающейся радиосвязи. Передо мной растиралось во всем своем немом величии Море Спокойствия. Дурак, как же он не понимает, что мне теперь не страшны его угрозы.
  Мне теперь вообще ничего не страшно. Боится тот, кто может что-то потерять. А у меня ничего не осталось. Свободен я и оттого, одновременно, силен. Странно, что можно быть сильным, ничего не имея. Эта мысль была настолько непривычна, что я тут же загнал ее подальше, вглубь своего сознания. Потом обдумаю. А сейчас можно просто посидеть, не обращая внимания ни на что.
  Теперь я был единственным человеком в мире, да что там в мире, во Вселенной, который ничего не имел, никого не боялся и мог никуда не спешить. Потрясающе.
  Земля, вращаясь, повернулась боком, показывая изломанную Японию и подернутый легкой облачностью Тихий Океан. Вместе с этим вращением, угасли и проклятия, посылаемые в мой адрес.
  
  
  Впереди плыла Земля. Спящая, отдыхающая после еще одного бессмысленно прожитого оборота. Спал председатель сельсовета Заруба, он испуганно топорщил усы, ему снилось, что первый секретарь райкома называл его по фамилии.
  Учительница Эра Виленовна в своих сновидениях била линейкой по рукам ученика, который не смог сформулировать основные жизненные принципы будущего активного строителя коммунизма.
  Механик Гаврилыч в коротком сновидении осенял крестом учебный самолет, который пытался оторвать от взлетной полосы Лупатов. А полоса уже заканчивалась.
  А во сне Лупатова он не мог посадить самолет, заложив неправильную глиссаду, а полоса между тем тоже заканчивалась.
  А меня мучал вопрос: спит ли вообще тот единственный, к кому я мог обратиться за помощью.
  - Помоги, одной из твоих рыбок, запутавшейся в сетях, нужен совет.
  
  
  Когда я вернулся к модулю, оказалось, что мое начальство активно общается между собой, не стесняясь выражений и взаимных обвинений друг друга.
  Они ругались, а я стоял и любовался неземными красотами. В груди у меня словно ворочались огромные жернова, перемалывая меня прежнего, мои смешные принципы и лживые идеалы, мои пустые мечты и наивные надежды.
  - ... мать его ... - последовала длинная связка из матерных слов. Потом после непродолжительного молчания раздалось, - ... ладно ... с ним ... давай на уничтожение.
  Я очнулся. Поразительно, как устроен человек. Все же, инстинкты, заложенные в него природой, не изменить, не истребить никакими социальными экспериментами, никакой генетической наследственностью и вбиваемым с детства менталитетом.
  Ведь я готовился, давно примирился и принял смерть, как неизбежный и необходимый финал, а вот как подошел решающий миг, так все благие мотивы и моральные убеждения оказались забыты. Мощная волна адреналина хлынула в кровь, смыв все налет цивилизованности и оставив лишь первобытные инстинкты. Жить. Жить любой ценой.
  Как я бежал. Нет, не бежал, а прыгал, наподобие кенгуру, боясь при приземлении споткнуться, упасть и уже никогда ничего не успеть.
  Не споткнулся.
  
  
  На тренировках постоянно, хоть чуть-чуть, но цеплялся, ни разу не мог пролезть в люк чисто. А сейчас сумел проскочить не зацепившись. Закрытие выходного люка, заполнение корабля смесью кислорода с азотом, повышение давления.
  По нормативу на все про все - восемь секунд и каждая из них болезненным ударом отзывалась в моем сердце.
  Затем я наверняка установил личный рекорд по снятию скафандра: безжалостно рвал застежки на спине и выпрыгивал на свободу.
   "Помни, красная кнопка".
  Я начал отдирать панель секции связи. Она крепилась на четырех невыпадающих винтах, три поддались сразу, а последний упорно не желал выкручиваться. Я тряс его, дергал, ругался, а где-то глубоко в мозгу невидимый счетчик отмерял последние мгновения моей жизни.
  Наконец винт сдвинулся, панель отлетела в сторону, я сунул руку внутрь, нащупал в глубине небольшую коробочку (там, где в стандартной комплектации секции связи ничего быть не должно), рванул ее к себе, извлекая на свет. За ней из темной внутренности, словно кишки, потянулся жгут разноцветных проводов.
  Я дернул коробку на себя, провода натянулись, два или три лопнуло, и тут же раздался противный звук, коробочка подпрыгнула у меня в ладони, корпус пошел трещинами, пластмассовая поверхность выгнулась и развернулась вверх и стороны острыми изломанными краями, как лепестки цветка. Чух!!! Это звук такой. Здесь, в модуле, заполненном дыхательной смесью, звук был. И теперь я понял, что стою весь мокрый от пота, и сердце мое барабанит, как сумасшедшее.
  Но голова соображала. И все мои последующие действия я совершал с логичностью и уверенностью автомата, настроенного на определенную заложенную в него программу. Программа называлась "Выжить".
  Отключить передающую антенну, чтобы оборвать передачу на Землю любого сигнала. Убрать передачу звука, а вот прием оставить, может, пригодится в будущем, кто знает. В каком будущем, есть ли у меня оно - будущее? Конечно, есть. Даже один лишний день - это тоже будущее. Я поспешно отогнал прочь крамольные мысли и продолжал работать.
  
  
  Я бы назвал это место "Морем Успокоения".
  Оно уже названо - возразят мне. Правда, чуточку иначе: "Море Спокойствия".
  Я знаю. И насчет моря не спорю. Но, считаю, что более подходящее названием будет "Успокоение".
  В чем разница спросите вы, в мире найдется лишь пара филологов, которые смогут понятным языком объяснить, чем отличаются эти два термина.
  Признаюсь, дело не в терминологии, которая обуславливается взаимным расположением букв. Те, кто давали названия лунным объектам для топографической привязки, просто не были здесь. А я здесь. И знаю: это место - место успокоения.
  Спокойствие - это то, что приходит извне и то, что воздействует на тебя извне. Это характеристика мира вокруг тебя, мира, который позволяет тебе присутствовать и распространяет на тебя свое воздействие, оставаясь самостоятельным.
  Успокоение - это то, что находится внутри тебя, в симбиозе со всем окружающим тебя пространством. Ибо невозможно быть и чувствовать себя отдельно от всего, что влияет на тебя.
  Спокойствие - это ощущение мира вне тебя.
  Успокоение - это ощущение тебя в этом мире.
  Я имею на это право - выбрать нужное название. Право первопроходца, заплатившего своей жизнью.
  
  
  Наверное, я переборщил с кислородом в дыхательной смеси, потому что мысли приняли игривое настроение. Я начал вспоминать, что нам рассказывали на занятиях. Каких размеров должен быть объект на Луне, чтобы его можно было разглядеть с Земли с помощью телескопа средней мощности. Десять метров в диаметре, двадцать, сто? Будет достаточно ста метров или нет?
  Сначала я решил выложить из камней что-нибудь простое и глобально-концептуальное одновременно. Первое, что пришло мне в голову, как следствие произошедших за последний час событий, было самое распространенное родное слово из трех букв, обозначающее верный признак отношения к мужскому полу.
  Поразмыслив еще чуть-чуть и окинув взглядом серебристо-пепельный пейзаж, столь невинный и чистый, я решил отставить этот вариант, как излишне вульгарный.
  Решено было остановиться на стандартном "SOS". Или "HELP". Первое более привычно в подобных случаях, но, как мне показалось, и более нейтральное. А вот "HELP", написанное на английском языке и, значит, явно обращенное к американцам, несет вызов моим непосредственным начальникам.
  Что же, так и сделаем.
  
  
  Сложив рядышком несколько булыжников, я понял, что подобная работа может затянуться на сколь угодно долго. Поэтому решил вычертить нужное слово в пыли. Веселее всего протаптывать надпись под какой-нибудь мотив. А если музыкальная составляющая еще и подходит по смыслу, то работа идет вообще бодренько.
  
  Я верю, друзья, караваны ракет,
  Помчат нас вперед от звезды до звезды ...
  
  Двигаться по поверхности Луны не так-то просто. Или совсем непросто.
  Такое впечатление, что твое тело изменило пропорции - из-за скафандра собственный центр тяжести смещается вверх и куда-то назад, последствия чего сказываются очень скоро: при каждом неаккуратном движении ты теряешь равновесие и начинаешь опрокидываться. Проблема не в том, что ты можешь упасть: в конце концов, пониженная сила тяжести не позволит рухнуть бревном, наоборот, ты спланируешь легким перышком, причем, за время планирования успеешь передумать о многих вещах. Главная трудность потом заключается в проблеме принять обратное вертикальное положение.
  Переход из состояния покоя в состояние движения тоже не так прост, как на Земле. Сначала надо наклониться вперед и посильнее оттолкнуться, стараясь не поехать по грунту. Выполнить таким образом несколько шагов, набирая нужную скорость. Дальше остается только поддерживать темп движения, выбирая маршрут с наиболее ровными и пологими местами между кратерами и камнями.
  
  На пыльных тропинках далеких планет,
  Останутся наши следы.
  
  Чтобы не потерять равновесие приходится наклоняться вперед.
  Первый раз я упал, поскользнувшись на плоском куске породы. Пока опускался, раздумывал, как лучше завершить падение и решил, что лицом вниз. Бац. Еще через пару мгновений у меня перед глазами оказалась картина пепельной пыли, сглаженная и утрамбованная пластиком шлема. Пыль была настолько мелкая, что я не мог, как ни старался, разглядеть отдельные песчинки и очень липкой, поскольку, когда я встал, ее слой остался висеть, окрашивая все вокруг в пепельно-серый оттенок. Пришлось протирать шлем рукой.
  Самое сложное научиться поворачивать. Пока ты идешь по прямой, проблем нет. Но слабое сцепление с лунной пылью не дает возможности резко изменить направление движения. Проще остановиться, развернуться в нужную сторону и опять пуститься в дорогу. Плюс свободе маневрирования мешает ограниченная подвижность скафандра.
  Мне больше пришлись по вкусу прыжки вприпрыжку - стиль "лунный кенгуру".
  Если правда, что слово "кенгуру" означало "не понимаю", то "лунный непонимай" как нельзя лучше характеризует понравившуюся мне манеру передвижения.
  Ну, не понимаю, как так получается: я обеими ногами одновременно отталкиваюсь от поверхности и перелетаю вперед, подскакивая вверх где-то на полметра. Попытка подняться выше сразу привела к падению, и больше я решил не экспериментировать. Зато данный стиль намного облегчал выбор пути между неровностями, так как в момент очередного отталкивания я мог с большой точностью контролировать длину перемещения и менять угол направления, ну, разумеется, в определенных пределах.
  Правда, остановиться сразу конечно невозможно: тормозной путь составляет три-четыре прыжка.
  
  
  Система автономного выживания скафандра позволяла мне пробыть на поверхности Луны около двадцати четырех часов. О том, что будет, когда этот суточный лимит закончится, мне думать не хотелось. А смысл? Но, по крайней мере, отведенное мне время я собирался использовать с максимальной отдачей. Хотя, в чем она заключается, максимальность? Пройти по спутнику вдвое больше километров, протоптать впятеро больше тропинок? Луна болтается здесь миллионы лет и вряд ли изменения на ней происходят часто; упадет раз в сто лет заблудившийся метеорит: с точки зрения продолжительности человеческой жизни это вечность, с точки зрения самого космического тела это мгновение. Как можно сопоставить вечность и мгновение, как сравнить эти две категории расположенные на противоположных краях потока времени? И что такое отпущенные мне двадцать четыре часа внутри этих границ.
  
  
  Увлекшись прыжками, я добрался до края большого кратера, того самого, который скрадывал большую часть местности передо мной.
  Остановился я как раз настолько, чтобы оказавшись на границе кратера, заглянуть внутрь. После чего инстинктивно отпрянул обратно, споткнулся, упал на спину и затаил дыхание, как будто это могло помочь скрыть мое местоположение. Некоторое время я просто не дышал. Потом, поскольку ничего не происходило, я сделал глубокий вдох, перекатился на живот, подполз вперед, сделав несколько судорожных движений и замер, высунув припудренный пылью шлем внутрь котловины.
  Котловину таких размеров уместно было бы величать провалом.
  Такое впечатление, что в горизонтальном направлении протяженность кратера равнялась несколько десятков километров. Вряд ли менее, и для Луны это было вполне обычным явлением. В глубину ... В голову мне сразу пришло сравнение с километром, пусть так, поскольку проверить данное значение было нечем. Куда интереснее было содержимое кратера.
  Условно находящиеся внутри механизмы можно было разделить на две части. Первые, расположенные по периметру, выполняли, похоже, роль экскаваторов: конструкция, похожая на букву "Х", причем одна ножка служила основанием, а вторая вращалась возле нее и как ковш врезалась в стенки кратера, крошила стальной грунт и выбрасывала его в центр
  Вторые механизмы сгруппировались вокруг центра и представляли собой систему трубопроводов, которые, переплетаясь, уходили в дальний склон кратера, где отсутствовали экскаваторы-копатели. Трубопроводы служили для переправки добытой породы, поскольку не успевала очередная масса вырытого грунта упасть неровным холмом, едва обозначив себя коротко взлетевшей пылью, как тут же холм расплывался, растекался, словно рассасывался раструбами концов трубопроводов. Вместе это действовало в некоем рассчитанном ритме: поочередно взлетали вверх черпаки ковшей, создавая иллюзию непрерывно движущейся многоножки, свернувшейся вдоль внутренней стены кратера.
  Плюс все вместе было прикрыто нечем, напоминающим маскировочную сетку, основу которой составляли тросы, пересекающиеся друг с другом в огромном количестве.
  
  
  Я отполз обратно за край кратера. Как только вся горнодобывающая конструкция скрылась из глаз, встал и развернулся, намереваясь энергично "прыгать" обратно к своему модулю. В моей голове сумбурно и стремительно происходил процесс переосмысления ценностей этого мира, да чего там мира, всей Вселенной. Такую систему механизмов не могли построить американцы, также не по силам было это и моей родине. А поскольку перечень сильных держав планеты Земля на этом исчерпывался, то вопрос о местонахождении автора становился риторическим. Еще в большей степени показательным он представлялся при оценке сил и возможностей, необходимых для подобного строительства: сравнение это было явно не в пользу землян, применяя самую мягкую формулировку.
  Вообще, переосмысления и ломки привычных стереотипов стало слишком много в последнее время. И если подобный процесс и дальше будет носить такой лавинообразный характер, то ...
  Возможный результат я сформулировать не успел.
  Потому что появился ОН. Или ОНА. А, может, и ОНО.
  
  
  Чем-то существо походило на карикатурного человека: тело чересчур вытянутое и худое, ноги-руки слишком длинные, голова раздутая как раз настолько, чтобы на ней пропорционально смотрелись большие круглые глаза. Ну что еще сразу коробило глаз необычностью. Чужак не имел одежды, покрывавшая тело кожа белесого цвета похоже была очень толстой, поскольку почти не создавала привычных взгляду складок, слаживая силуэт и придавая ему желеобразный характер. Про глаза уже упоминал - необычайно огромные, темно-зеленые с желтым зрачком: на ум сразу пришло сравнение со змеей. И еще: у меня не получалось связать воедино строительные конструкции внутри кратера и чужака, уж слишком несерьезно он выглядел для роли созидателя подобных вещей.
  Некоторое время мы рассматривали друг друга: если я успел несколько раз моргнуть, то его взгляд оставался неприятно неподвижен. Он словно гипнотизировал меня.
  А потом я почувствовал какой-то зуд в голове. Очень похоже на состояние, когда у тебя вдруг начинает свербеть в носу и это ощущение постепенно усиливается, подходя к естественному завершению - чиханию. Здесь же такое чувство, что свербит у тебя в голове. Словно мысли стали материальны и я осязал их шевеление друг о друга. Наконец это шевеление оформилось в "чихание" и в мозгу у меня прозвучал вопрос.
  - КТО ТЫ? ОТКУДА?
  Зрачок существа сузился и я понял, что этот вопрос предназначался мне. Я оторопел, настолько, что чуть выдавил из себя:
  - Земля. Советский Союз. Человек.
  Тут я сообразил, что говорить бесполезно, во-первых, я в скафандре, во-вторых, на Луне отсутствует атмосфера, способная донести до собеседника звуки. Поэтому я попытался ответить в том же стиле, как получил вопрос: мысленно повторил, старательно, словно школьник, проговаривая у себя в голове слоги.
  Самое странное, что у меня не было не чувства удивления, страха или чего-то подобного, что должно было бы возникнуть при подобном контакте с представителем чужой цивилизации: я как будто знал, что рано или поздно нечто подобное произойдет.
  Причем, я не мог даже сказать, предположить к какому устройству общества относится данный гуманоид. Является ли это чем-то наподобие нашей замечательной страны, с гегемонией трудящегося класса или же он представляет собой мир, где существует угнетение одного другими, где нет справедливости, где главным мерилом ценности и счастья являются деньги или их аналог.
  - ТЕБЕ НЕОБХОДИМО УЙТИ. СОВСЕМ.
  - КУДА? - беззвучно возмутился я.
  - НАЗАД.
  Кажется, меня самым недвусмысленным образом выпроваживали обратно. Не поинтересовавшись мнением. Не спросив согласия.
  - А ЕСЛИ Я НЕ УЙДУ?
  Мой протест вызвал пренебрежительно-досадную реакцию. Как можно это объяснить: выражение его глаз не изменилось, черты лица чуть исказились, как раз в той пренебрежительно малой степени, чтобы можно было уловить досаду от непонимания ситуации и необходимости тратить усилия на переговоры со мной.
  - НАДО УЙТИ.
  И, одновременно, словно невидимая рука уверенно подтолкнула меня по направлению к кораблю. Так как деваться мне все равно было некуда, то я послушно допрыгал до модуля и устало осел на пол.
  
  
  Верх невозможно было рассмотреть и, следовательно, оценить - там просто была темнота, не дающая никаких ориентиров для глаз. Ниже темнота с двух сторон обрывалась слепящим светом мощных ламп, между ними тянулись стены, имитирующие серые, изрытые рытвинами и ямами холмы. Пол покрывал слой чего-то белого, искристо переливающегося в свете ламп.
  - Внимание, приготовились, пошли.
  Фигурка в скафандре появилась в открытом шлюзе лунного модуля. Или макета модуля, очень похожего на настоящий.
  - Включите дополнительные софиты.
  Фигурка космонавта стала ярче.
  - Надо показать звезды на небе. Много не надо, десятка полтора, но чтобы выглядели отчетливо.
  - Звезды показать не получится.
  - Почему? Советский телезритель должен испытать прилив гордости за советского космонавта, который первый ступает по лунной поверхности на фоне звездного неба, что характеризует победу социализма над бесконечностью космического пространства. Нет, звезды обязательно нужны.
  - Эксперт заявляет, что звезды на Луне не видны, - после некоторой паузы возразил невидимый голос.
  - А если небо чистое, не затянутое тучами?
  - На Луне небо всегда чистое. Там нет атмосферы, а значит и туч быть не может.
  - Тогда почему не видны звезды?
  - Их яркость слишком мала.
  - А если мы вкрутим лампочки помощнее?
  - Не поможет.
  - Черт знает что, я не могу показать советскому человеку звездное небо, которое он своим самоотверженным трудом покорил.
  Неизвестно сколько бы шла перепалка по поводу звездного неба, но тут вмешался космонавт.
  - Мне еще долго здесь стоять? От ваших софитов становится жарко.
  - Можно начинать идти.
  - А какой ногой мне ступать на поверхность?
  - Без разницы, какой удобнее.
  Космонавт пошел. Фигурка в скафандре, замерла, всматриваясь в окружающее пространство, развернулась спиной и начала спускаться по лестнице. Ступенька, следующая ... Даже у меня, человека уже прошедшего через подобное, замерло дыхание от этого зрелища. Словно я наблюдал самого себя со стороны.
  - Стоп.
  Фигурка в скафандре замерла.
  - Почему вы идете спиной вперед? Что в итоге увидят телезрители? Вашу, пардон, задницу?
  - А как, по-вашему, я должен идти?
  - Как все нормальные люди - лицом вперед, конечно. Во-первых, это выглядит эстетичнее, во-вторых, у вас спереди надпись "СССР", которую мы должны всем показать.
  - Но я не могу спускаться вперед лицом.
  - Почему?
  - Конструкция скафандра не позволяет мне этого, - чувствовалось, что космонавт начинает злиться.
  - Мы можем найти кого-нибудь, кто сделает эти три несчастных шага лицом вперед? - обратился режиссер к невидимым помощникам.
  - Вряд ли, - ответили ему после продолжительной паузы.
  - Почему?
  - Эксперт говорит, что скафандр подогнан под фигуру определенного человека. И его конструкция, действительно, не позволяет в данной ситуации спускаться по-другому.
  - Так что мне теперь делать, на жопу надпись ему рисовать!
  Похоже, подобные вспышки были неизменной составляющей творческого процесса. Потому что буквально тут же режиссер продолжил нормальным деловым тоном:
  - Продолжили с той же точки. Камера!
  Космонавт начал движение заново. На последней ступеньке он остановился, словно на мгновение потерял решительность, потом сделал шаг вперед.
  Облачко пыли взлетело вверх там, где нога коснулась белой поверхности, и стало оседать, рассеиваясь по сторонам. Какое-то странное ощущение возникло у меня. Какая-то мысль, которую я не мог сформулировать, лихорадочно металась в подсознании, пытаясь выбраться и стать осязаемой, родиться ... Ага, вот. Слишком медленно, на мой взгляд, оседала пыль, чересчур широко расплывалась в стороны. Совсем по-земному.
  - Это огромный скачок вперед всего прогрессивного человечества в борьбе с мировым империализмом. Первый скромный шаг на пути к победе коммунизма во всей вселенной.
  - Хорошо, - вмешался режиссер, - просто замечательно. Только давайте еще раз повторим фразу и сделайте, пожалуйста, более выраженный акцент на "огромном скачке". Чтобы было понятно, что это не просто скачок, а фундаментальный прорыв вперед, качественно более новый уровень, невозможный ранее никому.
  Космонавт покорно повторил, мне показалось, произнесенные им теперь слова по звучанию ничем не отличались от сказанных чуть ранее.
  - Ладно, - смирился режиссер, - давайте перейдем к докладу.
  Поскольку сигнал между Землей и ее спутником идет около секунды, то все последующее действо растянулось на несколько минут.
  - Здравствуйте, Леонид Ильич.
  - Добрый день.
  - Дорогой Леонид Ильич. Сердечно приветствую вас со спутника планеты Земля - Луны.
  - Спасибо, кхе-кхе.
  - Товарищ генеральный секретарь, разрешите доложить об успешном завершении высадки гражданина Союза Советских Социалистических Республик на поверхность Луны. Этот успех еще раз доказывает неоспоримое преимущество социалистической системы, как самого передового устройства человеческого общества.
  - От себя лично и от имени, гм, всего советского народа спасибо вам за ваш самоотверженный труд.
  - Дорогой Леонид Ильич, благодаря неустанной заботе родной коммунистической партии и лично вас, весь советский народ уверенно движется к построению самого справедливого общества на земле. Победа советской космонавтики убедительно свидетельствует о несомненном превосходстве социалистической системы, самой передовой, самой прогрессивной системы не только в мире, но теперь и во Вселенной.
  - Поздравляю вас, товарищ ... мг-мг ... Карпин со званием Героя Советского Союза и присвоением внеочередного звания.
  - Служу Советскому Союзу.
  Потом космонавт стал устанавливать флаг. Воткнул флагшток в светлую поверхность и распрямил красное полотнище. Серп и молот едва заметно затрепетали. Далее картинка на мониторе пошла зигзагами, я приподнялся, чтобы устранить помехи и ... проснулся.
  
  
  Сначала я не сообразил, где нахожусь. Пепельный сумрак вокруг создавал ощущение ирреальности, и мне казалось, что я все еще продолжаю находиться в иллюзиях, генерируемых моим усталым мозгом. Потом перед глазами проступили очертания темного модуля, панель с одиноко тускнеющим индикатором и все вспомнилось.
  В голове присутствовала неприятная щемящая тяжесть, кажется, на этот раз кислорода в смеси оказалось маловато.
  Пришла пора подведения итогов: оставался главный вопрос - как все должно закончиться? И, вообще, то, что происходит с каждым из нас и конечный результат - случайность или предопределенная ранее закономерность?
  Я склонялся ко второму варианту. Ведь если предположить обратное, то невозможно оценить то количество случайностей, да, пусть случайностей, сопровождающих и предшествующих жизни каждого человека. От самого рождения, от первого неосознанного движения и первой неосознанной мысли, и чем дальше, тем их количество становится все больше. Это подобно снежному кому, катящемуся с Эвереста; лавине, которая все сметает со своего пути.
  Одна случайность - это случайность, две случайности - закономерность, три случайности - начало продуманной системы. А если число случайностей не поддается счету, если вообще нет такого числа, чтобы выразить их количество?
  Вот, к примеру, встретились мои родители, и появился я, а мог бы не появиться; мало ли что могло произойти в ночь зачатия, а родители вообще могли не встретиться. Они могли и не родиться, потому что могли не встретиться уже их родители, и так далее, вплоть до того момента, когда мой предок-обезьяна взяла в руки дубину - длинная, извилистая цепь якобы случайностей. Пирамида, на вершине которой теперь покоюсь я и пытаюсь разрешить простой казалось вопрос - для чего было предназначено все это? Какова конечная цель этого пути?
  И что я должен сделать теперь? Шагнуть из корабля и умереть, или остаться и еще пожить, пока датчик показателя кислорода не дойдет до граничной отметки. Бороться за свою жизнь или расстаться с ней беспрепятственно. В чем истинный смысл моего пребывания здесь? Может быть, в возможности самому принимать решения?
  Раньше я никогда не задавался подобными вопросами. Раньше я вообще не задавался вопросами, ибо в этом не было необходимости. Все было решено до меня и за меня, и те мелкие вопросы, которые я для себя уверенно разрешал, они почти ни на что не влияли, они не могли изменить общего маршрута моего жизненного пути.
  А теперь я стал самостоятельным.
  
  
  Отодвинув в сторону бесполезный скафандр, я открыл входной шлюз и выбрался наружу.
  На прощание я сделал глубокий выдох, потому что задерживать дыхание с полными легкими было бессмысленно - разница давлений просто разорвет мою грудную клетку.
  Теперь, согласно всем расчетам, у меня было в запасе секунд пятнадцать, прежде чем дело дойдет до потери сознания. Достаточно времени, чтобы дойти до ближайшего камня (минус три секунды), сесть, прислонившись к нему (еще две), принять удобную позу (еще одна секунда канула) и полюбоваться напоследок окружающими красотами.
  Насладиться напоследок видами лунной поверхности не получилось - знакомая нескладная фигура заслонила весь обзор. Поистине, даже на Луне человеку невозможно побыть в покое и одиночестве.
  
  
  А потом под черепом уже привычно засвербело.
  - ЗАЧЕМ?
  Я махнул рукой, мол, отойди, не загораживай, естественно, он даже не попытался сдвинуться. Ну, да, нашел для себя развлечение.
  Прошла еще одна секунда.
  Ну что хотело от меня это существо? Как я мог объяснить ему за оставшиеся несколько мгновений несколькими словами то, что сам не мог понять в течение многих лет. Да и что он сможет понять из моих объяснений?
  - ЗАЧЕМ?
  Вот так в одном слове может быть заключен столь сложный вопрос. Действительно зачем? Чтобы прибавить потомкам некогда свалившегося с дерева примата гипертрофированное ощущение собственной значимости. За какую-то долю секунды вся моя жизнь пронеслась передо мной, со всеми ее желаниями, глупостями, мечтами - зачем?
  - ЗАЧЕМ?
  Я ляпнул первое, что пришло в голову, то, что еще совсем недавно звучало бы от всего сердца, а теперь выглядело нелепым фарсом. Ведь все равно не отвяжется. Ну, вот, еще секунды как не бывало.
  - Я НЕ ОПРАВДАЛ ДОВЕРИЕ ПАРТИИ И ПРАВИТЕЛЬСТВА.
  Его глазищи стали еще шире и глубже, но, клянусь, как я не пытался, не мог уловить в них оттенка понимания или сочувствия. В его огромных глазищах не отразилось ничего. То-то, не каждому доступны простые истины, которые были понятны любому пионеру.
  Потом что-то произошло с моей головой.
  Словно внутри повернули какой-то выключатель, сумбурное движение моих мыслей прервалось, словно на их хаотичном потоке мгновенно воздвигли плотину, голова на какой-то миг стала абсолютно пустой и легкой, если бы я попытался выбрать цвет, чтобы определить свое состояние в этот миг, то, не раздумывая, остановился бы на молочно-белом.
  А потом этот белый цвет сменился антрацитово-черным: моя голова стала другой. Такой же пустой, но, уже по-другому. Представьте абсолютно пустую голову, заполненную лишь двумя цветами. Белым и черным. Черным и белым. По очереди. Скорость изменения цвета возрастала, в голове заискрило от сумбурного мельтешения черного и белого. Постепенно эта зигзагообразная мешанина успокоилась, и голова опять стала чистой, без цвета.
  - ПРЕДСТАВЬ.
  Еще пару секунд сгинуло.
  Я представил всю свою сознательную жизнью, она за какой-то миг пронеслась у меня перед глазами, подстегиваемая застывшим в нетерпеливом ожидании чужаком.
  Мне кажется, он что-то понял. Или притворился, что понял.
  - НЕ НАДО.
  Я понял, что он имел в виду.
  - ПОЗДНО.
  Опять хаотичное черно-белое мельтешение.
  - Я НЕ МОГУ ПОМОЧЬ. У МЕНЯ НЕТ НОСИТЕЛЯ, ЧТОБЫ ПЕРЕДАТЬ ТЕБЕ ...
  Что передать он не смог выразить, но это было понятно и слов.
  - ПОНИМАЮ.
  Его глаза наконец-то стали по-человечески выразительными.
  - СПАСИБО.
  В них появилось что-то вроде печали.
  - МЫ СЛИШКОМ РАЗНЫЕ.
  Мог бы и не говорить. Я подумал, что от представителя чужой цивилизации в свои последние мгновения жизни хотел бы услышать нечто более значительное и соответствующее моменту. Что-нибудь о космическом братстве, торжестве разума над мракобесием, о победе добра и торжестве коммунистических идей, о ленинских идеях ...
  Кажется, конец, умираю ...
  - ВСЕ РАВНО, СПАСИБО.
  В голове у меня быстро начали проступать пылающие строчки, словно боялись, что я не успею уловить их смысл.
  - МЫ СЛИШКОМ РАЗНЫЕ. ЕСЛИ БЫ У ТЕБЯ БЫЛ КАКОЙ-НИБУДЬ СВОЙ НОСИТЕЛЬ. ЧТО-НИБУДЬ СВОЕ. ЧТОБЫ МОЖНО БЫЛО ПЕРЕДАТЬ. А У МЕНЯ НИЧЕГО НЕТ. ЧТО МОГЛО БЫ ПОДОЙТИ.
  Одновременно я сделал отрицательное движение головой (или решил, что сделал) и опустил руку вниз. Повинуясь оставшемуся инстинкту жизни, все еще теплившемуся где-то в глубине уставшего бороться сознания.
  Пальцы забрались в карман комбинезона, я вытащил руку и бессильно бросил ее вперед. Сумел разжать кулак.
  На ладони лежало яблочное семечко.
  
  
  У него было только три пальца, назовем их так, но управлялся он ими очень ловко. Тем более, гнулись они, как хотели, во все стороны и даже могли удлиняться при необходимости. Он разрыл в лунной пыли углубление, прямо у моих ботинок на отяжелевших ногах, бросил туда семечко и сгреб сверху горку. Потом сцепил свои пальцы вместе и задержал руки над свежеобразованным холмиком. Может, это было игрой моего возбужденного воображения (остатки кислорода бесследно растворялись в начинающей стынуть и густеть крови) - мне показалось, что от его рук исходит нечто вроде свечения. Свечения, которое я мог представить на фоне отсвечивающего серебром, переливающегося, слепящего лунного грунта.
  А потом холмик дрогнул, подался вверх, расширяясь под напором рвущегося наружу ростка. Росток вытянулся, разворачиваясь во все стороны искривленными ветками, на которых одновременно развернулись листья и распустились цветки, которые тут же опали светло-розовыми лепестками. Не успел последний лепесток коснуться серой почвы, а ветви уже изогнулись под тяжестью плодов.
  Чужак сорвал яблоко, сжал его в ладонях, по которым словно пробежала паутина искр, постоял так некоторое время, не шевелясь, потом протянул яблоко мне.
  - БЕРИ.
  На самой кромке ускользающего прочь сознания я поднес плод к губам и впился зубами в сочную, кисло-сладкую мякоть.
  И провалился в черноту. Именно так выглядит смерть?
  
  
  Череп был одновременно пустым и заполненным. Странное ощущение, словно в голове у тебя завели патефон, и иголка с упорством продолжала издавать лишь одно слово, застопорившись на месте.
  ЗАЧЕМ?
  Сначала ты стараешься не замечать этого, отвлекаешь себя посторонними мыслями, рассматриванием местных ландшафтов, воспоминаниями о произошедших событиях, о причинах того, что случилось.
  Вот опять.
  ЗАЧЕМ?
  Поняв, что отвлечься не получится, ты начинаешь вести диалог с самим собой, отвечая на все тот же вопрос.
  ЗАЧЕМ?
  Чем больше ты отвечаешь, чем пространнее излагаешь аргументы, доказываешь их правоту, тем настойчивее звучит в голове одно и то же.
  ЗАЧЕМ?
  Чем больше ты доказываешь, что должен и не можешь поступить никак иначе, тем все менее убедительным кажешься сам себе. Постепенно ты начинаешь терять веру в свои доказательства, хотя и продолжаешь упорно их повторять, пытаясь облечь в новую форму и подобрать иные слова.
  ЗАЧЕМ?
  Ничего не помогает. Создается странное впечатление, что теперь это ты задаешь вопрос, а кто-то чужой, засевший внутри твоего подсознания, отвечает, с каждым следующим повторением вопроса теряя запал и уверенность.
  ЗАЧЕМ?
  Причем на каждый твой аргумент, взвешенный и логически безупречный, твое подсознание тут же выдает контраргумент, столь же весомый и выверенный.
  Нет, это не подсознание. Это тот единственный человек, с которым я никогда не мог ни в чем согласиться.
  Карпин довольно кивнул: конечно же, я.
  - У меня мать в школе преподавала. Зоологию. Так вот она говорила, что у человека, как высокоразвитого животного (кстати, ты чувствуешь себя высокоразвитым животным?) от рождения заложены два инстинкта: самосохранения и размножения. Механизмы этих инстинктов неизвестны, и перебороть их в естественной среде обитания невозможно. Инстинкты являются доминирующими, определяющими поведение в различных условиях, именно они позволяют приспособиться, чтобы выжить. Понимаешь, самая главная задача любого существа - это выжить и размножиться.
  Карпин скривился.
  - Это она так считала, что невозможно. Смешно. А ведь умнейший человек с высшим образованием. Пришла советская власть и оказалось, что она легко подминает под себя любые законы мироздания, а не подчиняется им.
  - Мы не должны ждать милостей от природы, взять их у нее наша задача, - вставил я.
  - Точно. А выжить при этом не обязательно. Главное взять. Кому-то что-то доказать. Что же мы за народ такой, что постоянно опровергаем мать-природу. Как мутанты.
  - Мутанты это кто? - попытался спросить я и очнулся.
  Внутри корабля с задраенным входным люком и сладким тепловатым воздухом, которым все никак не мог надышаться. Как оказался здесь - не знаю. Не помню.
  
  
  Сначала на непроницаемо-черном фоне лунного неба промелькнула искра.
  Потом отсвет солнечного луча блеснул еще раз, как показалось, значительно ближе, и еще, затем он перестал мигать и превратился в бликующую точку, которая, несомненно, двигалась в моем направлении.
  Никогда бы не подумал, что не буду испытывать абсолютно никаких чувств при виде американского космического аппарата. Полное безразличие. А чего переживать - это просто еще одна лунная экспедиция.
  Мне стало даже смешно, какая обыденная формулировка - просто еще одна, как будто я нахожусь на перроне какого-нибудь вокзала и наблюдаю за соблюдением расписания движения. Никто не опаздывает, все приходит по графику?
  Гости приблизились настолько, что теперь я мог рассмотреть конструкцию спускаемого аппарата. Знакомая конусообразная форма, только относительно более приплюснутая книзу.
  Приближающийся модуль притормозил над поверхностью в нескольких сотнях метров от меня, вздувая клубы белой пыли, переливающейся солнечными зайчиками. Потом начал опускаться, постепенно скрываясь из виду: место его посадки оказалось в низине относительно меня.
  Вот теперь я заметил, как участился мой пульс, пот извилистыми струйками тек со лба, начиная пощипывать в уголках глаз. Очень хотелось снять скафандр и вытереться. Вместо этого я торопливо мотал головой, пытаясь стряхнуть влагу.
  А потом я побежал, пока меня никто не останавливал.
  Позабыв о вероятном противнике, о мировой буржуазии, о холодной войне.
  Я очень торопился, я прыгал, как больной рахитом кенгуру, у которого нарушена координация движений, неправильно срослись кости, одна нога длиннее другой, а детство было трудным, без витаминов и при постоянной угрозе попасть в руки браконьеров.
  И едва успел затормозить, чтобы не столкнуться со старожилом этих мест.
  - КТО ЭТО?
  - ПРЕДСТАВИТЕЛИ МОЕЙ РАСЫ. ТАКИЕ ЖЕ, КАК И Я.
  - ОНИ ПРИЛЕТЕЛИ ЗА ТОБОЙ?
  - ДА.
  Если вложить в сочетание слов "за тобой" временной смысл, то я совершенно не покривил душой. Да за мной, да, позже меня, да, они опоздали ...
  - ОНИ ТОЖЕ БУДУТ ПЫТАТЬСЯ СБРОСИТЬ ВНЕШНЮЮ ОБОЛОЧКУ И ПРЕКРАТИТЬ СВОЮ БИОЛОГИЧЕСКУЮ ЖИЗНЕДЕЯТЕЛЬНОСТЬ?
  Я с трудом подавил желание заржать - ух, ты, какой терминологии мы нахватались. Более идиотской ситуации придумать было нельзя.
  - ВПОЛНЕ. ОНИ ТАКИЕ ПАРНИ, ЧТО СПОСОБНЫ НА ВСЕ.
  Не знаю, как объяснить, но мне опять показалось, что на его поверхности его черепа отразилась мучительная работа по осмысливанию моего заявления и что это занятие дается ему нелегко.
  - ТОГДА Я НЕ ПОЗВОЛЮ ИМ ВЫЙТИ НАРУЖУ. Я НЕ МОГУ ТРАТИТЬ УСИЛИЯ НА ВОЗВРАЩЕНИЕ ВАМ СПОСОБНОСТИ ФУНКЦИОНИРОВАНИЯ.
  Уже собираясь рвануть дальше, я притормозил еще на секунду.
  - ТЫ НЕ ПОЗВОЛИШЬ ИМ ВЫЙТИ?
  Ответом мне было пренебрежительное гордое молчание.
  - ХОРОШО, Я СООБЩУ.
  - ЕЩЕ СКАЖИ, ЧТО ИМ НЕЛЬЗЯ ОСТАВАТЬСЯ ЗДЕСЬ. ВАМ ВСЕМ НЕЛЬЗЯ. УЛЕТАЙТЕ.
  - ЭТО ПЕРЕДАМ ОБЯЗАТЕЛЬНО.
  
  
  Правилами хорошего тона считается недопустимым появляться перед незнакомыми людьми в подобном виде. Пришлось подождать, пока сердце перестанет безостановочно тарахтеть и в его ритме появятся паузы - бах-бах, очередной вдох, наконец, наполнит легкие, а водопад пота со лба превратится в редкие капли.
  Когда я подобрался вплотную, то оказалось, что американский модуль покоится на своих опорах так высоко, что нижняя ступенька трапа находится на уровне моего пояса. Он возвышался надо мной, закрывая большую часть лунной панорамы, и казался неприлично огромным. Пришлось оттолкнуться посильнее, чтобы запрыгнуть на алюминиевую конструкцию.
  Три коротких шага и вот я стою на решетчатой площадке у переднего люка. Машинально я даже потер подошвами по ребристой поверхности, очищая обувь от пыли.
  Кто ходит в гости по утрам, тот рискует нарваться на грубость невыспавшихся хозяев. Но пути назад не было.
  Врываться просто так тоже было неприлично, поэтому я постучал кулачком, стараясь не переступить грань, за которой более уместным будет сказать, погрохотал. Звука ведь все равно не слышно и о прилагаемом усилии можно было судить лишь о том, как металлическая поверхность прогибается под моей перчаткой.
  Но там внутри воздух должен быть, и, значит, они обязаны меня услышать. Опять же стук должен дать им определенную информацию, объяснить, что снаружи находится не враг и не неведома зверушка. А человеческая личность, которой ...
  Придумал: которой необходима помощь.
  
  
  Идея. Надо подать универсальный знак для терпящих бедствия: SOS.
  Сначала коротко и быстро. Тук-тук-тук.
  Теперь размеренно, как и положено быть длинным сигналам.
  Тук ... тук ... тук.
  И опять очень быстро, почти торопливо.
  Тук-тук-тук.
  Эй, кто в тереме живет.
  Прислушался. Кажется никакой реакции. Но готов поклясться, что внутри словно что-то сжалось или замерло. Короче, отреагировало. Я просто почувствовал это каким-то новым, абсолютно неведомым мне ранее чувством.
  Может повторить? Я уже поднял руку и в этот момент ...
  Чмок.
  Это я так произнес про себя. Створки дрогнули и распахнулись. Сглотнув, я шагнул вперед, в смысле, вверх, через условный порог. И уперся в расширенные до невозможных размеров глаза американских астронавтов.
  
  
  Представьте себе, что последние несколько лет вашей жизни посвящены единственной цели. Идеи, которая кажется одновременно и сумасшедшей фантазией, и прорывом технического прогресса, и иллюзорной надеждой всего человечества. И вы не щадите себя.
  Проводите время в спортзалах, отсиживаете мозоли на заднице, не слезая с тренажеров, проходите жесткие медицинские отборы, сдаете тесты на психологическую совместимость и проверки на устойчивость к стрессовым ситуациям.
  И вот, наконец, все позади. Невероятным образом сошлось множество факторов, и техника отработала без сбоев. Вы на остатках топлива сажаете лунный модуль. Оседает облако поднятой белесой пыли. Сжимая пересохшие губы, не в силах сдерживать сердцебиение, вы выглядываете в иллюминатор. Лунная пастораль ослепляет глаза и наполняет душу странным, никогда не испытанным ранее умиротворением. Вы счастливы, как никогда, вы готовы ...
  Вы не успеваете осознать и сформулировать на какой поступок готовы в порыве охватившей вас эйфории потому что ...
  Потому что раздается звук. И не просто звук, а конкретная последовательность ударов снаружи в дверь шлюза на космическом теле, отстоящим от Земли на сотни тысяч километров, на который никогда не ступала ничья нога, к которому ты стремился последние несколько лет. Последовательность, которую можно определить однозначно, но как объяснить ее появление?
  Негнущимися руками на ватных ногах вы тянетесь к запорному механизму, и только жест напарника напоминает вам о необходимости одеть скафандр.
  Наконец, вы распахиваете входной люк, готовый ко всему, и становитесь еще более деревянным, потому что такое вы вообразить не могли.
  Перед вами предстает явно человеческая фигура, облаченная в скафандр и с надписью СССР на шлеме. Фигура делает шаг вперед и вскидывает вверх руку, отдавая вам шутливую честь.
  Тело мгновенно покрывается холодным потом, глаза невольно расширяются, и в мгновенно опустевшей голове неприкаянно бродит одна-единственная мысль: ну все, вот я и спятил.
  
  
  Кажется, моя идея с отданием чести была излишней. Видя, что хозяева модуля застыли, я сделал движение вперед, и им пришлось сначала посторониться, а потом и уплотниться. Оказавшись внутри, из-за чего наши головы в шлемах со стоящим спереди астронавтом соприкоснулись, я показал жестом - мол, задраивай дверцу, и давай поговорим.
  Он понял и словно механическая кукла, по крайней мере, так мне представлялось со стороны, проделал необходимые манипуляции.
  Звука наполняющей модуль газовой смеси я не услышал, но стянул шлем сразу вслед за американцами.
  Теперь мы могли рассмотреть лица друг друга.
  
  
  Или техническая мысль работает всегда в одном направлении, выбирая наиболее логичное и рациональное решение, или представители промышленного шпионажа (разведки) одной из наших стран поработали на славу. Кто у кого слямзил идеи и решения - не знаю, но то, что все было мне очень знакомо, это факт.
  Мат на полу, поручни и подлокотники по стенкам, блок с тросами подвесной системы, два боковых иллюминатора и один нижний.
  Такое же расположение пульта управления с различными панелями переключателей, системы кондиционирования, ориентации и стабилизации - я прямо сейчас мог перечислить условные номера тумблеров и кнопок в своем родном модуле.
  
  
  Не сводя с меня настороженных глаз, астронавты обменялись быстрыми репликами.
  - Я сплю или у меня галлюцинации?
  - Если только галлюцинации бывают массовыми. Ты ведь тоже видишь это?
  - К сожалению.
  Необходимо было что-то ответить и я не нашел ничего более подходящего, как произнести.
  - Hi, my name is Aleks, I come from the USSR ...
  Выражение их лиц стало откровенно глупым.
  Я добавил, чтобы разбавить повисшее в пространстве гнетущее напряжение:
  - London is a capital of the Great Britain ...
  Это возымело действие.
  Старший выдавил из себя:
  - Я готов был встретить здесь каких-нибудь зеленых человечков, но подобного...
  - Каким образом вы оказались здесь? - спросил второй.
  - Живу я здесь, - огрызнулся я, видя столь недружественное расположение.
  В это время дала о себе знать ожившая панель управления.
  - Орел, это Хьюстон. Автоматика показала, что у вас открылся и снова закрылся люк. Это на самом деле или были какие-то неполадки?
  - Хьюстон, - как я понял, командир модуля, худощавый, с вытянутым лицом и отсвечивающей в потоке света льющейся из иллюминатора, лысиной, не сводил с меня напряженного взгляда. - Сбой электроники, наверное, пыль замкнула какие-то электрические цепи.
  - Вас поняли. Парни, когда будете готовы выходить, предупредите. Пока отдыхайте.
  - Есть, Хьюстон.
  
  
  Надо отдать должное - они довольно быстро приходили в себя, сбрасывая оцепенение, в глазах появилось осмысленное выражение.
  - И как давно живете?
  - Не совсем.
  Теперь, кажется, у них все окончательно сложилось, американцы, словно уменьшились в размерах, с облегчением выдохнув воздух, застоявшийся в груди.
  - Понятно, - лицо старшего просветлело, но ненадолго. - Мы знаем, что русские отправили к Луне корабль на несколько дней раньше нас. Но, если все закончилось удачно и вы первыми высадились сюда, то почему нет победных сообщений? В чем причина?
  - Мы не можем доказать факт своей высадки, - придумал я. Тут в голову мне пришла забавная мысль. - Ну, если только попросить вас подтвердить это. Согласны?
  - А зачем? - тут же парировал старший. - Какой смысл?
  - Никакого, - согласился я.
  - Тем более, - продолжил он, странно разглядывая меня, - русские уже заявили, что запущенный аппарат был просто очередной автоматической станцией, которая разбилась при посадке. Выходит, обманывали.
  - Выходит, - подтвердил я. - А ваши что, так не делают?
  - Делают. А что со станцией, она, действительно, разбилась?
  - Всмятку! - подтвердил я, жизнерадостно улыбаясь.
  - Но как в таком случае вы еще живы?
  - Система жизнеобеспечения пока действует, - пояснил я. - А можно узнать о ваших планах?
  - Это очевидно, Алекс. Вы же понимаете, тот, кто официально заявит о своих шагах на Луне, тот и станет первым. И в истории, и в умах человечества. Именно это мы сейчас и собираемся сделать. И побыстрее.
  Он впервые назвал меня по имени. Правила вежливости требовали ответить тем же.
  - Как мне следует обращаться к вам?
  - Нейл Армстронг, - представился старший, - командир космического корабля "Аполлон-11".
  - Олдрин, Базз - назвал себя второй.
  - Что именно вы собираетесь сделать, Нейл? - спросил я. - Сначала ступить на поверхность, а потом заявить о своем приоритете? Или, наоборот?
  - Сначала, естественно, ступить.
  Ну, да, заявить при наличии связи, которая постоянно напоминала о себе нетерпеливым Хьюстоном, никогда не будет поздно. А ступить - это больше для себя, и откладывать дальше просто невозможно.
  Армстронг ждал моего ответа.
  Глупо, конечно, но мне нравилось его злить. Сам виноват, нечего видеть в каждом случайном госте врага, замышляющего пакости.
  
  
  - Только у нас есть одна проблема.
  - Проблема? У нас?
  Все мой английский. Думаю об одном, а с языка слетает совсем другое.
  - Извините, я неточно выразился. Проблема есть у вас. Вы не сможете выйти из модуля.
  - Куда я не смогу выйти?
  Я хмыкнул. А что разве есть варианты, куда здесь можно выйти. Демонстративно показал рукой в сторону шлюза.
  - Туда!
  Американцы опять напряглись, пытаясь понять, что скрывается за моим заявлением. Внутри модуля опять повисла настороженность.
  - Дело в том, парни, что мы здесь совсем не первые.
  Армстронг нарушил напряженную тишину.
  - Объяснитесь.
  - Скажите, во время полета у вас не было никаких происшествий, явлений, которые не вписывались в обычные рамки?
  - Что вы имеете в виду?
  - Некие внештатные ситуации.
  - Какие, например?
  - Странные летающие объекты, излучающие свет, влияющие на управление и связь, передвигаются очень быстро, при их приближении ухудшается самочувствие и появляются галлюцинации.
  - Ну, допустим, - был настороженный ответ.
  - Я понимаю, что все происходящее, вполне подходит под концепцию провокаций и препятствий, чинимых русскими. Но, поверьте, мы здесь ни при чем.
  - Тогда кто?
  Я пожал плечами.
  - Пришельцы, зеленые человечки, инопланетная цивилизация, братья по разуму - какое название вам больше нравится?
  - А откуда нам знать, что выговорите нам правду об этих пришельцах?
  - А зачем мне вас обманывать?
  - Чтобы запугать и таким образом помешать выйти на поверхность.
  Вот ведь, зануда. Ну, ладно, будем считать, что ты сам напросился. Чему там нас учили на занятиях по идеологическому воспитанию?
  - Нейл, ну откуда мне знать, что этим я смогу вас запугать. Или вы изначально полагаете, что инопланетный разум будет проводить по отношению к землянам такую же политику геноцида, которую проводит американский империализм по отношение к колониальным народам.
  Армстронг мгновенно покрылся багровым цветом.
  - Только не надо начинать здесь вашу красную пропаганду, Алекс. Мне кажется ни место, ни время, ни состав участников не располагают к этому.
  - Вы первый начали обвинять меня в разных грехах.
  Второй американец примиряюще поднял руки.
  - Парни, брэк. Ничья. Я знаю, что вы оба и дальше сможете блистать остроумием, доказывая преимущества своего государственного строя, но давайте отложим эту дискуссию. У нас не так много времени, чтобы тратить его на споры.
  Мне он, кстати, нравился больше. Выглядел спокойным, говорил мало, больше молчал, хотя возможно просто в силу своего положения в экипаже, но если говорил, то по существу.
  Армстронг согласился.
  - Хорошо, будем считать, что мы оба погорячились.
  - Я понимаю, нервы.
  - И много их там, этих инопланетян?
  - Попробуйте выйти и сосчитать.
  - Мне показалось или вы действительно произнесли это с какой-то странной интонацией?
  - Показалось. В самом деле, не буду же я удерживать силой и мешать выйти. Пожалуйста, идите.
  - А каким образом? - решил уточнить Олдрин, - некто сможет нам помешать? Подопрут снаружи люк?
  - Полагаю, что силовое поле. Вы просто не сможете сдвинуться, вот и все.
  
  
  Некоторое время Армстронг рассматривал меня, пытаясь понять какова доля правды в только что услышанном.
  - Я все же попробую.
  - Конечно.
  - Ну, тогда дайте дорогу, пропустите, - проговорил он сварливо.
  - I"m sorry.
  Я сделал движение назад, упершись спиной в крышку люка. Все надели шлемы. Чмокнул механизм, раскрывая люк - "шух": воздух мгновенно растворился в бесконечном вакууме, сделав его неуловимо менее глубоким и не столь идеальным.
  Стоя на коленях, я прополз ногами вперед, оказавшись на площадке, выпрямился, сполз по трапу до последней ступеньки, спрыгнул и, оказавшись на реголите, поднял вверх руку, делая приглашающий жест.
  Армстронгу удался только один шаг - внутри модуля, до раскрытого люка. А вот дальше дело застопорилось. Американский астронавт еще поизображал нечто вроде пантомимы, пытаясь ступнями преодолеть некую невидимую стену, но потом оставил свои попытки. Махнул рукой, призывая меня обратно, отступил, освобождая место, задраил люк и заполнил модуль воздушной смесью.
  Снял шлем. Жестом показал, чтобы я поторопился сделать то же самое.
  - Послушайте, а почему на вас это ... ну поле не действует?
  - Я тут не первый час. Возможно, стал уже своим, - ответил я не без злорадства.
  Он это заметил.
  - Алекс в этом нет ничего смешного или героического, как вам кажется. Там, на Земле миллиарды людей, я не преувеличиваю, именно миллиарды сейчас замерли перед экранами телеприемников. Ну да вы сумели опередить нас. Каким-то чудом первыми долетели сюда, но теперь не в состоянии даже передать обратно сигнал о своем благополучном прибытии. Чем вы гордитесь, скажите ...
  Включившаяся громкая связь прервала его раздраженный спич.
  - Орел, это Хьюстон. У нас опять сработала сигнализация об открытии и закрытии люка. Что происходит? У вас все в порядке?
  Армстронг скривился.
  - Хьюстон, это Орел. Нет, у нас не все в порядке. Хьюстон, у нас здесь гости. Как поняли?
  Похоже, именно такое закодированное название американцы решили дать всем проявлениям, касающегося неземного разума.
  - Почему это чудом? - обиженно вклинился я в паузу, пока Хьюстон переваривал полученную информацию.
  - Потому что нам известна статистика ваших пробных полетов и всех запусков. Почти одни неудачи.
  Ответа с Земли не было, и Армстронг решил повторить.
  - Хьюстон, вы меня слышите? У нас гости.
  - Как много? - наконец отреагировал Хьюстон после еще одной довольно продолжительной паузы.
  - Такой информации пока нет.
  Армстронг посмотрел на меня, но не стал добивать свой центр управления сообщением о визите советского космонавта. Я бы на его месте тоже не торопился. Предположите реакцию находящихся на Земле, когда командир только что приземлившегося лунного модуля (пардон, прилунившегося, конечно) начнет рассказывать о множестве зеленых человечков вокруг, летающих тарелках и советских космонавтах. Что они могут подумать? Наверняка решат, что экипаж слегка помешался вследствие успешного завершения полета.
  Ненормальная это была ситуация. Неправильная. Мы, представители двух держав встретились за сотни тысяч километров, в космической бездне, там, где до этого не смог побывать ни один человек и вот теперь, когда мы оказались здесь, у нас не нашлось места обычной человеческой радости, гордости за свою расу, за то, что мы смогли совершить. Мы сидели и настороженно смотрели друг на друга, не решаясь нарушить молчаливое равновесие.
  Оживший хрип динамика невольно заставил всех вздрогнуть.
  - База Спокойствия, это Хьюстон. Как слышите?
  - Слушаю вас Хьюстон.
  - База Спокойствия, выход на поверхность пока необходимо отложить.
  - Как надолго?
  - Мы думаем над этим вопросом.
  - А что делать нам?
  - Ждите.
  - Как долго? - повторил Армстронг.
  - Мы сообщим, конец связи.
  На лице Армстронга при всем его старании оставаться невозмутимым было странное выражение. Раздражение неопределенностью ситуации от бессилия что-то изменить и готовность немедленно приступить к решительным действиям.
  Кажется, американец принял решение
  - Мы будем выходить на поверхность.
  - Но центр управления приказал ждать, - напомнил Олдрин
  - Мы будем так ждать, пока не потратим все свое время. В запасе есть еще пара часов, может, чуть больше. А потом нам прикажут возвращаться. Хьюстону уже хватает славы - до Луны долетели, русских опередили - что им еще нужно. Представляю их физиономии, узнай они об Алексе. Решено, мы выходим на поверхность.
  - Хьюстону это не понравится.
  - А американским налогоплательщикам не понравится, что астронавты, на подготовку которых были потрачены миллиарды заработанных ими денег, так и не решились сделать еще несколько шагов, будучи так близко от желанной цели. Ты сможешь им объяснить это при встрече? Ты сможешь объяснить это президенту?
  - Это будет сложно, - уклонился Олдрин от ответа.
  - Я столько шел к этому не для того, чтобы остановиться и не сделать последнего шага, потому что эти умники из Хьюстона обмочились от вариантов возможных последствий. И никакие зеленые человечки меня не остановят. Я их не боюсь. Вы слышите Алекс. Я их не боюсь.
  - Я, кажется, не говорил, что они страшные, - ответил я, пока не понимая, каким образом Армстронг собирается осуществлять свой замысел. Неужели он уже забыл о своей попытке выбраться наружу.
  - Но, кажется, подразумевали, - приняв решение действовать, Армстронг заметно повеселел.
  - Ничего подобного. Местные инопланетяне не агрессивные, насколько я успел заметить. Просто они не хотят, чтобы по поверхности этой планеты шлялся кто-то еще.
  - Вот именно, - повторил командир космического корабля "Аполлон-11", - кто-то еще.
  
  
  - Алекс, - начал Армстронг так осторожно, словно собирался делать мне предложение руки и сердца, и очень страшился услышать отказ, - это правда, что вы рассказали о своем корабле? Ну, что он вдребезги.
  - По сути да, - мне не хотелось вдаваться в подробности.
  - Алекс, - он опять замялся, - мы знаем ваши технические возможности, особенно, что касается полетов с возможностью ... мгм ... возвращения на Землю.
  Опять пауза, но желание докопаться и понять оказалось для него сильнее категорий вежливости.
  - Почему ты пошел на это?
  Говорить о себе не хотелось, оставлять вопрос без ответа было невежливо. Я вспомнил Комарова, секретную запись на пленке. Запреты казались отсюда, с расстояния в тысячи километров смешными и глупыми. Самое неприятное, что и смерть самого Комарова казалась теперь ненужной.
  Тем не менее, я кратко рассказал его историю.
  - Он погиб, но не отступил, - подвел я итог, с ужасом ожидая вопроса о причинах такого поступка советского космонавта. Теперь я бы не смог объяснить. Ни о нем, ни о себе.
  Армстронг не спросил. Он лишь кивнул.
  - Я знаю об этом. Мы все знаем, - он указал в сторону Олдрина и тот подтвердил жестом. - Более того, мы слушали запись последних переговоров вашего космонавта с центром управления. Боюсь тебя разочаровать, Алекс, но в свои последние минуты жизни, даже в последние секунды Комаров проклинал тех, кто послал его на верную гибель, заставив лететь на неисправном корабле.
  - Его никто не заставлял.
  Он печально улыбнулся.
  - Бывают ситуации, когда тебя заставляет сама жизнь. Неужели ты думаешь, что Комаров мог отказаться от полета без последствий для себя, своей карьеры, своей семьи? Да он бы всю свою оставшуюся жизнь провел бы где-нибудь в закрытой психушке.
  - Это в лучшем случае, - добавил Олдрин.
  Они оба странно посмотрели на меня, как смотрят естествоиспытатели на жука, распростертого перед ними на предметном стекле, с раскинутыми лапками и разрезанным брюхом для осмотра того, чем заполнены твои внутренности.
  
  
  Центр управления снова вышел на связь после заметной паузы, словно не до конца был готов огласить свое решение.
  - Это Хьюстон, мы решили, что при наличии гостей выход на поверхность пока что преждевременен. Это может быть опасно.
  Армстронг отреагировал сразу же.
  - Хьюстон, мы полагаем, что опасности нет.
  Опять пауза, заполненная напряженным молчанием. Мне казалось, что я улавливаю тяжелое дыхание людей в далеком, незнакомом мне Хьюстоне.
  - Хьюстон, мы считаем, что опасности нет, и готовимся к выходу на поверхность.
  - Орел, это Хьюстон. Выход на поверхность запрещаем.
  Я насмешливо посмотрел на Армстронга. Бывают случаи, когда никакая самая успешная статистика безаварийности предыдущих полетов не поможет преодолеть упрямство начальства, располагающегося сейчас в благополучном Хьюстоне.
  Но американца было уже не остановить.
  - Я, как командир, беру на себя право принимать решения самостоятельно, сообразно обстановке. Мы выходим на поверхность, о начале сообщим дополнительно. Конец связи.
  В ответ раздалось возмущенное, нечленораздельное восклицание.
  Армстронг выключил громкую связь и повернулся ко мне.
  Интересно, как же он все-таки собирается выйти наружу.
  - Алекс, нам необходима ваша помощь.
  Ну что же, сейчас узнаем.
  
  
  Честное слово, от первых слов отвисла челюсть даже у сохранявшего до сих пор дипломатичность Олдрина.
  - Когда-то много тысяч лет назад обезьяна слезла с дерева и сделала первый осмысленный шаг по земле, это было начало новой эры, начало эры человечества. А теперь человечество может сделать первый осмысленный шаг по Луне, и это также будет означать начало новой эры.
  Лишь теперь Олдрин вернул челюсть на место.
  - Алекс, наступил тот момент, когда надо забыть, что мы представляем собой разные страны, разные политические системы и какие-то там социальные строи. Сейчас это уже неважно. Тем более, на фоне прошедших столетий все эти деления не более как условности, они важны и актуальны лишь сейчас и только для определенных групп людей, но поверьте потом, спустя годы мы будем вспоминать все это со снисходительной улыбкой.
  Армстронг продемонстрировал, с какой именно.
  - А сейчас мы представляем собой человечество, потомков той самой обезьяны, которая в свое время слезла с дерева и взяла в руку палку. С тех пор люди проделали огромный путь по пути прогресса, и апофеозом этого пути является сегодняшний день. Ближайшие несколько часов. Человечество должно увидеть высадку своих представителей на Луне. Оно заслужило этого, оно ждет этого, оно надеется на это. Я думаю, это сама судьба толкнула нас навстречу друг другу. Это символично, что мы встретились здесь и помогаем друг другу. Пройдет двадцать, тридцать лет и никто не вспомнит о государственных системах, об их противостоянии, но то, что человек покорил Луну, останется в памяти навсегда.
  Он посмотрел на меня умоляющими глазами.
  - Ну что, согласны?
  - С чем?
  - Ну как же, - почти что возмутился командир космического корабля "Аполлон-11" моим спокойствием. - Я предлагаю вам сделать первый официальный шаг человечества по Луне.
  - Но вы понимаете, что из американского посадочного лунного модуля никак не может выйти космонавт в советском скафандре.
  Он не сказал ничего нового. Просто в зависимости от обстановки или стечения обстоятельств, слова и фразы начинают приобретать иной смысл, словно ты начинаешь открывать их заново. Они начинают жить своей, самостоятельной, неведомой тебе ранее жизнью, и против железной аргументации и несокрушимой логики выстроившихся в ряд слов ты уже не можешь ничего противопоставить. Забавно, еще дней десять назад, неделю я тут же вступил бы с ним в спор, долгий и затяжной, доказывая свою правоту, правоту своей страны и системы. Но теперь ... Теперь мне было так все равно.
  
  
  - А если кто-то заметит подмену?
  - Не заметит, - Армстронг держался уверенно. - Разрешение камеры невелико, плюс блики, помехи. Телезрители увидят лишь силуэт в скафандре, и им будет достаточно.
  Нейл чуть выше меня, массивней и плотнее: его скафандр мне впору и даже свободен. Поскольку скафандры являются для американцев повседневной одеждой, для выхода наружу мне приходится дооснаститься. Лунные ботинки, ранцевые системы жизнеобеспечения, шлемы-колпаки, специальные лунные перчатки. Напоследок Армстронг проверяет готовность элементов водяного охлаждения.
  - Когда ступите на поверхность, то скажете следующее.
  - Сами придумали? - поинтересовался я, прослушав необходимый вариант.
  - Скажем так, хорошо подготовленный экспромт. Повторите, пожалуйста.
  Выслушав меня, он поморщился.
  - Нет, Алекс, это никуда не пойдет. Вы говорите, как человек, прогуливающийся по центральной улице Лондона. У вас замечательный английский, но ...
  - Но? - переспросил я.
  - Но нам необходимо американское произношение.
  Он заставил меня сказать нужную фразу пару десятков раз, заставляя добиться необходимого выговора: не стесняйтесь вывалить язык, представьте, что вы только что взяли в рот что-то очень горячее.
  - Что именно? - уточнил я, желая выгадать паузу для отдыха.
  - Кусок мяса. Выплюнуть жалко, проглотить больно. Ну, давайте, попробуем еще раз.
  Наконец, он более-менее удовлетворился услышанным.
  - Со скидкой на радиопомехи, сойдет.
  
  
  - Вы только не волнуйтесь.
  Кто бы советовал ветерану лунных долин и, можно даже сказать, аборигену местных кратеров. Салага. Только прибыл, получил от ворот поворот и при избытке свободного времени и нереализованных амбиций решил поделиться мудростью с тем, кто этого не просил.
  Напоследок Армстронг меня еще и перекрестил.
  - Ну, с богом. Я включаю бортовую камеру, и начинается трансляция.
  Издевается он что ли. Знает ведь, что я неверующий. Инстинктивно я хотел послать его, соответственно, к черту и сплюнуть, но ... Во-первых, плевать в шлеме глупо, во-вторых, ... что-то внутри меня изменилось, пропала категоричность суждений и прямолинейность, с которой я привык до этого действовать.
  - К черту, - сказал я про себя и шагнул к распахнувшемуся люку.
  
  
  Это было похоже на любительский спектакль, все зрители на котором являются родственниками, друзьями и хорошими знакомыми актеров: поэтому их реакция на лицедейство будет самой благожелательной, несмотря на качество представления.
  Но мысль о масштабах сцены не умещалась в рамках обычного человеческого сознания.
  А вот и критик.
  То существо, что вернуло меня к жизни, находилось где-то рядом. Я уловил поскребывание в черепной коробке, словно он устраивался там поудобнее, размышляя с чего начать расспросы.
  Интересно, какая у него миссия здесь. Кто оно? Вахтер, наблюдатель, дежурный. А что, хорошее название - дежурный по Луне. "Товарищ старший инопланетянин, разрешите доложить, за время моего дежурства никаких происшествий не произошло ..."
  У меня в голове явно ощутилось шевеление. Словно изнутри погладили пальчиком, привлекая к себе внимание.
  - ТЫ СЕЙЧАС В ДРУГОЙ ВНЕШНЕЙ ОБОЛОЧКЕ.
  - ДА, - не стал я отрицать очевидное, - ПЕРИОДИЧЕСКИ МНЕ ПРИХОДИТСЯ МЕНЯТЬ ОБОЛОЧКИ.
  - ТЫ ПЕРЕДАЛ, ЧТО НЕЛЬЗЯ ОСТАВАТЬСЯ ЗДЕСЬ?
  - ПЕРЕДАЛ.
  - ПОЧЕМУ ТОГДА ВЫ НЕ УЛЕТАЕТЕ?
  Я спустился на одну ступеньку.
  "Была попытка нескольких низших существ проникнуть на вверенную мне территорию с попыткой захватить ее и поставить под свой контроль, но их действия были пресечены".
  Я решил пока не запутывать его нюансами типа "я и они".
  - ПОСЛУШАЙ, НАМ НЕЛЬЗЯ УЛЕТЕТЬ ПРОСТО ТАК. НАДО ПОЛУЧИТЬ ДОКАЗАТЕЛЬСТВА ПРЕБЫВАНИЯ ЗДЕСЬ. ПОЗВОЛЬ ИМ ВЫЙТИ НА ПОВЕРХНОСТЬ, СОВСЕМ НЕНАДОЛГО, ОНИ ПОХОДЯТ ЧУТЬ-ЧУТЬ И ...
  - И ТОГДА ВЫ УЛЕТИТЕ?
  - ОБЯЗАТЕЛЬНО!
  - ХОРОШО, - согласился он, - ПУСТЬ ВЫХОДЯТ.
   "Во время нейтрализации попытки проникновения ни одно из разумных существ не пострадало".
  Еще одна ступенька. Последняя. Помедлив, я спрыгиваю с нее (вы помните, что она расположена высоковато), приземляясь двумя ногами на тарельчатую опору стойки.
  
  
  А потом шагнул с ... не помню, с какой ноги. Просто шагнул и все, чувствуя себя страшно неловким и неуклюжим. Именно так чувствуют себя малыши, делая первый самостоятельный шаг в жизни. Так что, как ни банально звучит, но та фраза, что вдалбливал меня Армстронг, была весьма уместна.
  - Это маленький шаг для человека, но гигантский скачок для человечества.
  После этого мое волнение сразу пропало. Словно внутри открутили краник, и весь скопившийся пар вырвался наружу, кружа голову.
  Как-то уж слишком все гладко и образцово-показательно. Меня распирало от желания сделать что-то необычное, добавить, внести некую хулиганскую, по-русски бесшабашную нотку в этот чинный спектакль.
  Я выдохнул и, отвернув голову в сторону от модуля, как будто это имело значение, произнес:
  - Удачи, мистер Горски.
  Подавил глупый смешок, это было бы уже слишком.
  Отпрыгал от трапа на десяток метров и вернулся обратно. Камеры должны были заснять мою прогулку.
  Наверное, хватит.
  
  
  - Что вы там ляпнули в прямом эфире?
  Естественно, ляпнули - это в моем вольном изложении. В английском языке нет такого выражения. Как и ему подобных, выражающих негативно-презрительное отношение собеседника: болтанул, сморозил, трепанул ... Английский нравился мне всегда - этот язык более вежлив и аристократичен, он породист в отличие от русского, который при подобном сравнении выглядит грязнокровкой, в нем все обращаются друг к другу исключительно на "вы" и количество слов ненормативной лексики составляет ровно тот минимум, который необходим для признания его языком, а не для того, чтобы мат стал самостоятельным средством общения.
  Так вот, Армстронг шипел, как пробитый газовый баллон, но меня его поведение больше забавляло, чем настраивало на серьезный лад.
  - Что вы там ляпнули в прямом эфире? (В смысле, что вы изволили сказать сверх оговоренной программы).
  - Никто не услышал, - отмахнулся я.
  - Все слышали, - завопил Армстронг, - все кому надо и не надо, все слышали.
  - Зачем вы это сделали? - с подозрением уставился он на меня. - Это что такой условный код? Вы подали какой-то сигнал? Что означает эта фраза?
  Второй американец выглядел более спокойным. Что-то щелкал тумблерами на панели, рассматривая на мониторах результат своих манипуляций, бросал искоса взгляды в нашу сторону, но в диалог не вмешивался.
  Мы же с Армстронгом застыли как два молодых петушка, грудь в грудь.
  - Извините меня, - примиряюще сказал я. - Никакой это не код, просто сболтнул, не подумав, теперь сожалею.
  - Мы же договаривались, что ничего лишнего от себя.
  - Договаривались, - подтвердил я.
  - У вас что - кислородное опьянение, эйфория, вы не контролируете себя? Почему такое поведение?
  - Ну, не каждый день человек ступает на поверхность Луны.
  - Ну да, - тут же съязвил он, - особенно человек, который обещал вести себя разумно а, в результате, начинает говорить в прямом эфире на весь мир непонятно что.
  Я молчал, возразить особо было и нечего.
  - Вот, - Армстронг обратился к Олдрину, - разве можно доверять после этого русским? Как можно вести с ними дела? Если даже на таком уровне, в такой обстановке, в такое время они не считают нужным придерживаться взятых на себя обязательств и выполнять договоренности.
  - Алекс - нормальный парень, - примиряюще сказал Олдрин, - просто в подобной ситуации любой может сплоховать. Я припоминаю, что ты на репетициях тоже сказал не сразу, а начал заикаться. Почему?
  - Потому что волновался. Потому что не каждый день человек ступает ...
  - Тьфу, - символично сплюнул Армстронг на пол, глядя на мое улыбающееся лицо.
  - Алекс, а кто это такой, мистер Горски? - видя, что командир экипажа перестал злиться, поинтересовался Олдрин. - Или ты сказал первое, что пришло в голову?
  - Мой сосед.
  Они одновременно повернули головы в мою сторону.
  Пришлось рассказывать, по ходу упрощая и делая рассказ более емким и понятным для ментальности американцев.
  - Как-то вечером полезли к соседу, его фамилия, как вам уже известно - я решил заменить сложно выговариваемое "Загорулько" на уже знакомый всем присутствующим вариант, - Горски, в сад за яблоками.
  Видя еще более вытянувшиеся физиономии, я махнул рукой: мол, потом объясню, что такое лазить в сад за яблоками.
  - И подслушали разговор мужчины со своей женой. Он ее уговаривал, мол, давай, лапонька, попробуем сегодня по-другому.
  Астронавты понимающе хмыкнули.
  - А жена ему и отвечает - ты, мол, получишь по-другому, когда соседский мальчишка ступит на Луну. А сейчас или как обычно, или никак.
  Тут они заржали, другого слова к этому зрелищу и издаваемым звукам двумя взрослыми мужиками на расстоянии тысяч километров от Земли я подобрать просто не мог.
  - А соседский мальчишка, - указал на меня пальцем Олдрин, - это он.
  И чуть не вывалился из гамака от скрутивших его конвульсий.
  Армстронг вытер слезы.
  - Алекс, - он с трудом мог говорить между приступами смеха, - пожалуйста, в следующий раз, когда вы захотите сделать нечто подобное, как сегодня при съемках, предупредите меня заранее и посоветуйтесь. Договорились?
  Я согласно кивнул в ответ и добавил, стараясь выглядеть как можно более равнодушно.
  - Кстати, я тут перемолвился с одним из местных, они не против, чтобы вы вышли наружу.
  
  
  Я опустился задницей на реголит, облокотившись на ту самую тарельчатую опору. Мертвая зона, в которой меня не сможет увидеть телекамера, ведущая сейчас репортаж на Землю.
  Странное ощущение "дежа вю" и общей неестественности момента.
  Нечто подобное я видел в каком-то фильме: герой, после честно выполненной работы или совершенного героического поступка отдыхает в тени чего-то там подходящего по месту и настроению; усталый, чуть-чуть измученный, но довольный, удовлетворенный собой, жизнью, судьбой, всем ...
  Был ли я удовлетворен - не знаю, доволен - наверное, измучен - нет, абсолютно, нет, усталым - да! Сейчас я чувствовал себя невероятно утомленным, и это исходило из простого понимания: закончилась очередная, очень большая и важная часть моей жизни, а вот следующая пока не предвиделась. Да и не хотелось почему-то. Я же говорю - устал!
  
  
  Вы видели, как малыши играют в песочнице, первый раз выбравшись на улицу после долгого зимнего сидения взаперти.
  Тепло, пригревает весеннее солнышко, пространство вокруг полно новых звуков, острых запахов, сладких ощущений, мамы не обращают внимания на шалости, занятые обсуждением скопившихся сплетен. Весь мир принадлежит им.
  Примерно так на равнине перед модулем, более сглаженной по сравнению с кратерами, разбросанными вокруг, резвились американцы.
  Признаюсь, у меня возникло чувство зависти к ним: как ни старался, не мог я отыскать внутри себя хоть частичку такой же незамутненной, искренней, беззаботной радости.
  Они собирали образцы, устанавливали какое-то оборудование, настроили еще одну телевизионную камеру, пытались воткнуть в поверхность флаг, сходу не получилось, видно, что флагшток не смог зайти достаточно глубоко и им пришлось чем-то, отсюда мне показалось что молотком, забивать его в реголит.
  Потом астронавты еще долго прыгали вверх, пытаясь выяснить, у кого получается выше, отдавали честь друг другу и на телевизионную камеру, фотографировались, позировали на фоне флага, кому-то что-то докладывали, забавно выпрямившись и на пару минут став серьезными, а потом снова расслабились и вели себя по-прежнему.
  При желании можно было отыскать в их поведении определенную долю позерства и наносной значимости. Думаю, они делали без умысла, ну, может, лишь чуть-чуть, подчиняясь законам жанра. Большей частью на их настроение влияли понятные человеческие чувства: скопившиеся напряжение выплеснулись в почти неконтролируемое ребячество.
  А потом ... стало вообще смешно.
  Пытаясь найти выгодный ракурс для фотосъемки, американцы добрались до края "строительного" кратера. И началось ...
  Вроде все им рассказал, объяснил, заранее подготовил: все равно увиденное произвело сильное впечатление.
  "Что это? В чем, черт побери, дело? Я хотел бы знать, что это такое?". Это Олдрин, который больше не смог себя контролировать. Армстронг, сдерживаясь из последних сил, пытался его успокоить, но Олдрин продолжал эмоционально подпрыгивать. "Здесь большие объекты! Огромные! Большие космические корабли. Они стоят за кратером, на его противоположной стороне".
  Вот как, значит, еще и корабли прибавились. И нечего изумляться - а как иначе местные ребята могли попасть на Луну. Ничего нового для переноса материальных тел пока никто не придумал: ни мы, ни они. А то, что огромные, так размер вещь относительная, кто как сумел, тот так и сделал.
  
  
  Дошумелись, недоумки.
  Видели вы, как расшалившиеся дети мгновенно присмиревают, когда на них обращают внимание рассерженные родители? Нечто подобное произошло, когда совсем недалеко от астронавтов приземлилось три объекта, напоминающих формой раздувшиеся, сложенные друг на друга блюдца. Или глубокие суповые тарелки. Именно такое определение пришло мне в голову при виде этих штук.
  Американцы сразу остолбенели, невольно я тоже затаил дыхание.
  Перед прилетевшими аппаратами люди в скафандрах смотрелись совсем крохотными, потом, на фоне появившихся инопланетян эта разница стала выглядеть менее шокирующей - раза в полтора по росту.
  Диалог, а скорее всего монолог, потому что я не заметил хоть какого-то движения в фигурках астронавтов, а, значит, они просто слушали, боясь шевельнуться, был недолгим.
  Встреча представителей двух цивилизаций закончилась: инопланетяне вернулись в свои аппараты, которые тут же исчезли, не подняв после себя пыли, а американцы попрыгали в сторону своего модуля.
  Олдрин запрыгнул в люк, а Армстронг задержался возле меня.
  Мы не могли слышать друг друга, и оставалось полагаться лишь на символику жестов: так, как каждый из нас понимал их значение. Странный это был диалог, как вся наша встреча, сумасшедший, как все, что случилось с нами, ненормальный, как все наше существование - поставьте крестик напротив выбранного вами варианта.
  
  
  - Как пообщались?
  Он сморщился, словно надкусил лимон.
  Понятно.
  - Теперь домой?
  Он кивнул, заодно показав жестом руки себе за спину, туда, где только что находились пришельцы. Мол, что остается еще делать.
  Я согласился, как говорится, против лома нет приема. Теперь настала его очередь расспрашивать.
  - Когда обратно?
  - Как только механик соберет коробку передач. Осталось прикрутить всего пару гаек.
  Он ухмыльнулся, может, понял, может, подумал что-то свое, такое же забавное.
  - Ну, ладно, успехов.
  На прощание он похлопал меня по плечу:
  - Хороший ты парень, Алекс.
  Так прощаются с покойником.
  
  
  "Аполлон-11" улетел. Стартовал, оставив после себя выброшенный мешок с лишними вещами. А я остался.
  Тоже никому ненужный.
  Мы старательно избегали эту тему все время нашего общения здесь. И благополучно замолчали при расставании.
  Мог ли я попросить, чтобы они взяли меня со мной. Хватило бы их ресурсов, чтобы захватить с собой на Землю еще один, не предусмотренный груз. Возможно, я не мог сказать это наверняка. Но стоило ли мне пытаться вернуться? Надо ли было мне просить их, чтобы они взяли меня со мной?
  Меня не ждали нигде, никому я был не нужен. На родине в лучшем случае я сошел бы за предателя родины, в Америке стал бы перебежчиком, на Луне оставался нежелательным визитером. Для всего мироздания мира я воспринимался как персона нон-грата и везде я был лишним.
  И в то же время я не о чем не жалел. Поверни время вспять, клянусь, я все сделал бы точно так. Мне нечего было стыдиться, но сердце ныло тоскливо оттого, что все заканчивается и заканчивается, наверное, неправильно. По-другому все должно быть.
  
  
  Я начал утверждаться во мнении, что солнечная система странное место. При всей ее протяженности живому существу невозможно уединиться, чтобы побыть наедине со своими грустными мыслями.
  Обязательно помешают.
  - ПОЧЕМУ ТЫ ЗДЕСЬ? ПОЧЕМУ НЕ УЛЕТЕЛ, КАК ТЕ?
  Грустным мыслям тоже приходится делить пространство под черепом с бесцеремонным гостем.
  - ДЛЯ МЕНЯ НЕТ МЕСТА, - нашел я самый правильный ответ.
  - А ТВОЙ КОРАБЛЬ?
  Для упрощения я решил, что это тот самый представитель. Дежурный.
  - ЭТО КОРЫТО, - огрызнулся я, раздраженный нарушенным покоем - СВОЕ УЖЕ ОТЛЕТАЛО. И, ВООБЩЕ, ЧЕГО ВЫ КО МНЕ ПРИСТАЕТЕ? Я ВАМ ЧЕМ МЕШАЮ? МАЯЧУ ПЕРЕД ГЛАЗАМИ, ПУТАЮСЬ ПОД НОГАМИ, ПРОШУ О ПОМОЩИ? НЕТ. СИЖУ ТУТ ТИХОНЬКО И ФИЛОСОФСТВУЮ. ТАК ЖЕ ТИХО ИСПУЩУ ДУХ. А ВЫ ДАЖЕ УМЕРЕТЬ СПОКОЙНО НЕ ДАДИТЕ.
  - ТЕБЕ НЕЛЬЗЯ ОСТАВАТЬСЯ ЗДЕСЬ, - кажется, я ощутил в его интонации нотки недовольства, хотя какие могут быть нотки у голоса, звучащего внутри твоей головы.
  - ДАВАЙ Я ЕЩЕ РАЗ СНИМУ ШЛЕМ, ТЫ НЕ БУДЕШЬ ВМЕШИВАТЬСЯ, И МЫ РАЗ И НАВСЕГДА РЕШИМ ЭТУ ПРОБЛЕМУ.
  - ТЫ НЕ ДОЛЖЕН ДЕЛАТЬ ПОПЫТКИ ДЛЯ ПРЕКРАЩЕНИЯ СВОЕГО ФУНКЦИОНИРОВАНИЯ
  Эти самые нотки стали проявляться вполне отчетливо.
  - ЗНАЕШЬ ЧТО, ТЫ РАЗБЕРИСЬ, ЧТО ВАЖНЕЕ, ТОГДА И ДАВАЙ УКАЗАНИЯ. А ТО ПРОТИВОРЕЧИШЬ САМ СЕБЕ. СНАЧАЛА УЛЕТАЙ, ПОТОМ НЕ УМИРАЙ.
  - ПРЕКРАЩЕНИЕ СВОЕЙ ЖИЗНЕДЕЯТЕЛЬНОСТИ КАЖДОЙ РАЗУМНОЙ ОСОБИ ОТРАЖАЕТСЯ НА ОБЩЕМ ПОТЕНЦИАЛЕ МАКРОКОСМОСА ПОНИЖЕНИЕМ УРОВНЯ ЭНТРОПИИ.
  Вы что-нибудь поняли из этого? То-то. Странно, что я еще сумел запомнить.
  - ЛАДНО, НЕ ПАРЬСЯ. НЕМНОГО ОСТАЛОСЬ.
  - ТЫ ДОЛЖЕН ВЕРНУТЬСЯ В СВОЙ КОРАБЛЬ.
  - НЕ ПОЙДУ.
  Я решил снять шлем, чтобы закончить неудачный спектакль под названием "Жизнь Алексея Синичкина". Не тут то было. Руки отказывались подчиняться, плетями повиснув вдоль туловища, и я никак не мог не то что приподнять, просто пошевелить ими. Ноги, совсем наоборот, двигались самостоятельно и тянули в сторону моего лунного модуля. Попытался я пару раз упереться, куда там, бесполезно.
  - ХОРОШО, ХОРОШО, Я ПОНЯЛ. САМ ПОЙДУ.
  Он вернул свободу моему телу и я, злясь оттого, что приходится подчиняться, забрался в модуль.
  - ПРИГОТОВЬСЯ.
  Я сел в кресло и закрыл глаза. Чего ждать, смерти? Сейчас испепелит меня вместе со всем железом или испарит, разложив на молекулы. Но зачем так сложно Я же предлагал сам покончить, нет, какие-то дурацкие принципы.
  Яркая вспышка света, привнеся неприятные ощущения, пробилась сквозь прикрытые веки. Я не стал открывать глаза, опасаясь, что станет еще больнее. Модуль довольно сильно тряхнуло и у меня возникло ощущение, что тело утратило часть своей тяжести. Что за чудо, неужели летим?
  Корабль завибрировал.
  Точно летим.
  - ГДЕ НАДО СЕСТЬ?
  Этот вопрос поставил меня в тупик. Да никуда. Не ждут меня нигде. Да и как объяснить этому большеглазому конкретное месторасположение. У Большой Медведицы поверните направо, потом ...
  - ПРОСТО ПРЕДСТАВЬ СЕБЕ, СОЗДАЙ ЗРИТЕЛЬНЫЙ ОБРАЗ.
  Я послушался.
  - К СОЖАЛЕНИЮ, НЕВОЗМОЖНОСТЬ СОБЛЮСТИ ПОСТОЯНСТВО ПРОСТРАНСТВЕННО-ВРЕМЕННОГО КОНТИНУУМА МОЖЕТ ПРИВЕСТИ В НЕКОТОРОЙ ПОГРЕШНОСТИ ...
  Таким было последнее шебуршение в моем черепе.
  
  
  Я не уверен, что помню, как вернулся. Иногда глубоко в подсознании вдруг рождаются картины, настолько яркие и четкие, что в них хочется поверить.
  Трехпалый дежурный по Луне, серебристый лунный модуль, завалившийся набок, первый толчок, швыряющий его вверх, я кувыркаюсь вместе со скафандром, возвращаясь к внутриутробным воспоминаниям, и почти теряю сознание от возрастающей тяжести в затылке.
  Встреча с земной атмосферой подобна поведению камушка, пущенного по воде умелой рукой. При виде надвигающейся белесой поверхности я инстинктивно закрыл глаза, ожидая какого-то толчка или удара, хотя глупо было ожидать жесткого противодействия от газовой оболочки. Вместо этого модуль подпрыгнул вверх, словно камешек, который отталкивается от водной поверхности запущенный умелой рукой. И еще раз начал снижение. На этот раз я не стал сжимать веки, хотя внутри все напряглось. Шлеп. Пришлось снова отпрянуть от плотного слоя атмосферы, уходя прочь и вверх, но на этот раз уже пониже. Мне так показалось, исходя из того, что скорость корабля уменьшилась после первого отталкивания и, значит, сила отдачи, соответственно, также ослабла.
  А потом модуль нырнул в атмосферу. Его не выбросило вверх, и, ощущая все более усиливающееся противодействие, я начал снижаться в потоке разгорающегося вокруг пламени.
  А потом все обрывается, и я уже лежу в грязной траве, надо мной серое влажное небо и остро пахнет хвоей.
  
  
  Некоторая погрешность из-за непостоянства пространственно-временного континуума вылилась в итоге в то, что с пространством попали вполне удовлетворительно. А вот со временем ...
  А может это была и не погрешность, а последняя милость, оказанная мне лунными обитателями. Вернись я в свои годы, даже на сибирских просторах вряд ли смог укрыться от бдительной советской власти. Не удалось бы отсидеться и приспособиться.
  Место моей посадки пришлось на берег извилистой речушки, совсем рядом с большим оврагом, основательно прорезающим высокий берег. Метрах в ста высилась избушка, вся почерневшая, но еще крепкая. Она пустовала, в этом мне тоже повезло.
  Продуктов в избе оказалось немного, лишь самое необходимое, позволяющее не умереть, поэтому я жил за счет запасов, имеющихся в модуле. Занимаясь разборкой и захоронением этого модуля. Почва здесь была песчаная, рыхлая, и вырыть в овраге яму необходимых размеров оказалось несложно. Да и спешить мне было некуда.
  Вещи, обнаруженные в избе, сначала вызвали у меня стойкое ощущение странности. Относительно изношенная, но еще крепкая, добротная одежда, задубевшие кирзовые сапоги, посуда и прочая, необходимая в быту, утварь, всем своим видом говорили, что ими не так давно пользовались. И одновременно внешний вид, форма, материалы подсказывали про их довольно старое происхождение. Эта нестыковку я никак не мог разрешить для себя, пока не обнаружил на полке настенный календарь, наполовину оторванный, наполовину изъеденный мышами, покрытый легким налетом пыли, впрочем, как и все находящееся внутри дома.
  Оставшиеся листы начинались с даты ... 1908 года. После всего, что я испытал, отнестись к этому факту, как к некоему розыгрышу, было невозможно. А единственное объяснение, которое подходило под имеющиеся факты, отказывалось восприниматься сознанием.
  
  
  Это надо было еще пропустить через себя и с этим надо было еще смириться.
  Как известно, время в итоге расставляет все по своим местам, а его у меня как раз хватало. Когда часть оврага с захороненным модулем оказалась завалена камнями и засыпана землей, а сверху проложена дерном, из которого торчали молодые сосенки, я выглядел совсем, как местный житель; оброс щетиной, лицо загорело и обветрилось, чужая одежда стала второй кожей, а сапоги просто приросли к ногам.
  По вечерам я пил у костра обжигающий чай и смотрел сквозь разлетающиеся искры на изрытый оспинами желтый круг Луны. Казалось, если постараться, то можно разглядеть кратер с трубами и стоящее в карауле желеобразное. Но я не старался.
  Теперь можно было отправляться дальше.
  С верхушки дерева окружающая тайга выглядела бесконечным одеялом торчащих зеленых макушек. Присмотревшись, я все же наметил в этом однообразии признаки человеческого жилья и выбрал ориентиры, по которым предстояло двигаться.
  Напоследок я сделал то необходимое, чего очень не хотел. Я поджег избу, приютившую меня и, вдыхая горьковатый дымный запах, двинулся в путь вдоль берега Подкаменной Тунгуски.
  
  
  Если бы мне предложили написать эпитафию на могильном камне для всего человечества, я бы долго не раздумывал и высек что-то типа: "Редкостная сволочь - привыкает ко всему".
  Приспособился и я.
  Знание будущего этой страны помогает выжить. Уцелеть при прохождении чеканным маршем чешских дивизий, батальонов адмирала Колчака, конницы местных атаманов.
  Я всегда оказывался в местах затишья и временной передышки от прижигания с кровью вакцины советской власти.
  Мне пришлось перепробовать множество занятий: быть учителем в школе, работать на железной дороге, служить казначеем, санитаром, инженером. Отличительная черта - я заметил, что никогда и ничем не болею, несмотря на периодически возникающие разного рода эпидемии, прореживающие и без того опустошенные ряды людей, обитающих здесь. И почти не меняюсь с возрастом.
  
  
  Попробуйте догадаться, что самое ценное я смог привезти с собой оттуда? За исключением двух больших горстей реголита.
  Я бы тоже не смог придумать что-то определенное, пока перед тем, как уничтожить свой космический комбинезон не нашел в его кармане огрызок яблока. Выращенного там, на расстоянии в четыреста тысяч километров.
  Первый сад я заложил в месте, где впервые подзадержался на десяток лет. Потом было второе такое место, третье ... Когда набрался опыта, съездил на свою родину. Будущую родину.
  Возможно, прояви я настойчивость и случилась бы у нас с Горбылихой, а тогда молодой и симпатичной женщиной Варварой, любовь. Мне кажется, она бы не отвергла мои ухаживания, но не смог я пересилить себя. Стоял перед глазами ее привычный скрюченной облик и препятствовал развитию отношений. Она, наверное, что-то почувствовала или поняла, но попыток сблизиться тоже не делала, а вскоре я отправился прочь и дальше, оставив ей на память тот самый сад, с жердями вместо забора.
  
  
  С возрастом начинаешь меньше шевелить руками и больше размышлять. Оценивать свою жизнь. Подсчитывать сделанные ошибки. Думать за все человечество.
  Какова цель нашего существования, и есть ли вообще какая-то цель. В чем смысл и предназначение нашего появления или это просто результат хаотичной совокупности химических реакций. Ошибка матушки-природы или продуманная программа действий по выведению идеальной совокупности генов.
  Зачем мы лезем в космос, если не может навести порядок в том месте, где живем. Почему нас устраивает дерьмо вокруг и при этом мы с маниакальным упорством пытаемся доказать свою гениальность и исключительность.
  Хотя ответ на последний вопрос я знаю.
  "Редкостная сволочь - привыкает ко всему".
  
  
  Второе и последнее продолжение истории с незнакомцем случилось в глухих местах Алтайского края. Спустя несколько лет после окончания учебы судьба занесла меня туда служебным делам.
  На станции "ОП 101 км" я ждал поезда, который должен был доставить меня в Москву. "ОП 101 км" означает остановочный пункт и представляет собой полтораста метров гравийной насыпи, на котором горбатится небольшое деревянное строение. Проходящий поезд останавливается здесь на какую-то минуту, словно делая снисхождение здешней патриархальности; местные, что подбросили меня, заранее показали место, где следует находиться с вещами, чтобы за отведенное на остановку поезда время без суеты сесть в свой вагон.
  Было раннее утро, белесый плотный туман неторопливо отползал в окружающий лес.
  На станции я оказался не один. Какой-то мужчина вышел из строения (на ум тут же пришло - станционный смотритель) и принялся умываться, оголившись по пояс.
  Мы издали кивнули друг другу, отдавая дань вежливости, после каждый занялся своими делами: он азартно фыркал, запуская на себя очередную порцию воды из рукомойника, я разглядывал красоты сонной тайги.
  Сначала меня привлек яблочный запах. Вдруг среди холодной хвойной сырости потянуло острым кисло-сладким ароматом.
  Я покрутил головой - запах явно исходил с противоположного края насыпи. Оказалось, что рядом с умывающимся примостилась корзинка, сквозь прутья которой проглядывали ярко-красные бока.
  Яблочком не угостите? - крикнул я, замирая от собственной наглости. Желание ощутить во рту сочную мякоть было непереносимым.
  - Пожалуйста.
  По мере приближения внутри меня росло какое-то странное ощущение. Какой-то непонятный зуд, к которому с годами начинаешь прислушиваться как к главному советчику.
  Я был метрах в пяти, когда мужчина выпрямился, обтираясь.
  Моя спина мгновенно покрылась холодными каплями. На его груди, с левой стороны синела татуировка, небольшая строчка из букв и цифр: ЛО2-0(I) Rh+.
  - Возьмите парочку, - он чуть отодвинулся, освобождая мне дорогу к корзинке. - Извините, больше дать не могу.
  Я взял два яблока покрупнее из лежащих сверху. Яблоки были замечательные, плотные, с лоснящейся, словно покрытые воском, кожурой. Во мне боролись два желания: впиться в яблоко зубами и что-нибудь спросить.
  Шрам, наискось пересекающий правую сторону лба, окончательно привел мои мысли в полное смятение.
  Возникла неловкая пауза. Я не знал что спросить, не мог отойти, боялся, что сейчас он исчезнет и оставит меня наедине со своими терзаниями. Мой взгляд невольно притягивала его татуировка, я пытался отвести глаза в сторону, но они упорно соскальзывали обратно, стараясь разглядеть на обнаженном торсе следы пребывания там ...
  - Дивная погода.
  - Обычная для этих мест, - дипломатично ответил он, почувствовав нечто неладное в моем поведении. Лицо его оставалось расслабленно доброжелательным, но в глазах возник оттенок колючей настороженности.
  А я не мог просто так оставить его. И не знал, что делать. Какое невероятное стечение обстоятельств, какая нескончаемая череда произошедших событий, случайностей или предопределенностей, корни которых тянулись из невообразимой пропасти прошлого, странного переплетения людских судеб в итоге привели к нашей встрече, а я не знал, как поступить.
  Это как в сказке - выполнил ты, добрый молодец, задание, теперь проси, все, что хочешь, выполню я одно, самое заветное твое желание. И вот здесь у любого здравомыслящего молодца начинается ступор, потому что мечом махать дело нехитрое, а вот попробуй выбрать то одно, самое заветное ...
  - Откуда? - поинтересовался я, стараясь придать голосу вежливое безразличие.
  - А это ... - он бросил взгляд на свою татуировку и отмахнулся, как от чего-то несущественного. - По молодости сглупил.
  О чем я мог спросить его сейчас? Какие вопросы задать? Ваши ощущения после возвращения? И как он отреагирует на подобные попытки?
  Не знаю, чем бы все закончилось, но тут из-за поворота с постепенно увеличивающимся гулом показался поезд. Сжимая в руках яблоки, я поспешил к своим вещам.
  Надо было решаться: остаться здесь ради этого человека в ожидании маловероятной откровенности или садиться в вагон с надеждой вернуться, как только появиться возможность. Чувствуя себя глубоко несчастным человеком, я шагнул на ступеньки вагона.
  Обернулся в дверях. Он смотрел в мою сторону. На его губах застыла странная улыбка, улыбка понимания и благодарности, человека, который заслужил покой.
  Стоит ли говорить, что больше я не выбрался в эти края. Рутина будней, важные и не очень дела, обязательства, обещания - этот омут жизни затянул, как водоворот, закружил и заставил плыть вдали от возможности совершить что-то безумное. Я вспоминал его, сначала очень часто, потом пореже, сперва с острым ощущением потери, затем с добрым чувством благодарности, что суждено было пересечься.
  Что мог он мне дать, что я хотел от него получить? Каких фактов или доказательств? Подтверждения чего? Со временем я стал понимать бессмысленность узнать что-то более прочитанного в тетради.
  А тогда ...
  Стоя вечером у раскрытого окна вагона, меня не покидало ощущение, словно я только что перешагнул через что-то очень важное.
  В черном небе мелькнул луч. Я прищурил глаза - это было округлое тело, оно скользило вдоль верхушек деревьев и мигало желтым лучом, словно благодарило или приветствовало. Оцепенев, я моргнул. Раскрыл глаза: небо было пустым, лишь огромная луна катила свои круглые бока, нависая над лапками елей.
  На мгновение мне показалось, что я не просто разглядываю светящийся шар, а каким-то внутренним зрением отчетливо вижу пепельно-серые кратеры.
  Я прищурился, мне вдруг показалось, что стоит лишь постараться, и я смогу увидеть слово, вытоптанное в серебристо-багровой пыли. "HELP".
  Море Спокойствия. Или, что более верно, Море Успокоения.
  И сердце мое наполнилось теплотой и умиротворенностью.
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"