Бардина Наталия Юрьевна :
другие произведения.
Тувинские рассказы
Самиздат:
[
Регистрация
] [
Найти
] [
Рейтинги
] [
Обсуждения
] [
Новинки
] [
Обзоры
] [
Помощь
|
Техвопросы
]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оставить комментарий
© Copyright
Бардина Наталия Юрьевна
Размещен: 21/07/2007, изменен: 21/07/2007. 52k.
Статистика.
Сборник рассказов
:
Проза
Ваша оценка:
не читать
очень плохо
плохо
посредственно
терпимо
не читал
нормально
хорошая книга
отличная книга
великолепно
шедевр
Аннотация:
Три небольших давно написанных рассказа о геологической юности.
БЕЗУМСТВО ЭТОГО ДНЯ.
В этот день события были спрессованы так сильно, что и
тогда казались мне неправдоподобными, хотя вначале всё было,
как всегда. Совсем мокрые от росы мы с Арабеком выдрались на
вершину горы, ещё раз помокли там под обильным дождём, потом
чуточку просохли, и вот теперь идём по острому хребтику по
направлению к лагерю. Тувинец лениво тычет радиометром в
серые сланцы, такие же однообразные, как саянские дожди.
Доходим до места, где хребтик как будто разрезали пилой, и в
узкой седловинке видим медведицу с медвежонком. До них
всего-то метров пять вниз, но диспозиция у косолапых много
лучше нашей, потому, что эта мамаша нас уже давно
почуяла, успела всё продумать и с противным рыком лезет в
гору.
Надо сказать, что сезон, вообще, оказался очень
урожайным на медведей. К его концу только я одна встретила
тринадцать штук, а сегодяшний экземпляр был, где-то пятым,
шестым. Ребята шутили, что все саянские медведи вышли из
тайги поглядеть на меня: я первый год работала в этом
"милом" местечке.
Не знаю, как Арабек, а сама я от себя такой прыти не
ожидала. Через секунду мы уже кричали, ругались, бросали
камни и даже запалили костёр. Но это всё, как известно,
слабые противоядия от медведей. И наша толстушка тоже
ничего не боялась и всё делала вид, что хочет закусить
человечинкой. Между делами Арабек ещё успел помолиться всем
своим тувинским богам.
И где их только носило!
От грохота камней, наконец-то, испугался медвежонок и
убежал; и тут же растаяла медведица, как будто её и не
бывало. А мы в своей бешенной деятельности не заметили,
куда они скрылись: налево или направо. А нам нужно -
налево.
- Я больше не понесу эту штуку, - сказал Арабек, - с
ружьём надо ходи!
- Хорошо, что не было ружья, - подумала я.
Постояли, отдышались немного и двинули налево, к
лагерю. Я - впереди, Арабек - за мной. Сначала шли
крадучись, потом потопали смелее по овражку, заросшему
длинноногой травой - аксельраткой. Ещё три - четыре
километра пустого хода, и мы дома. Высушим, наконец, одежду,
потом будет долгий сухой вечер: рассказы, шутки и теплота
в глазах.
И тут на повороте ... Что-то! ... Коричневое! ...
Громадное!
" Ма-аа-ма! "- бесславно заорала я на всю тайгу, а
тувинец сел на землю и опять начал шёпотом советоваться со
своими богами.
Это был большой и милый козёл, и очень боюсь, что от
моего дикого крика он доживал свою жизнь с инфарктом
миокарда. Отдышались, постояли немного и пошлёпали дальше.
Я - впереди, Арабек - за мной. Ветерок подул, отогнал
мошкару, жизнь не так уж плоха. Но что-то слишком сильно
подул и ... погромыхивает. Ничего, ещё далеко, успеем. Мы -
на знакомой тропе, почти дома.
Однако темнеет, тучи неправоподобно быстро закрывают
небо, блестит и грохочет уже совсем рядом, и почти
одновременно обрушиваются ливень и страшный треск с
противным скрежетом: это молния прямо перед нами
раскалывает мощный дуб. Летят сучья, щепки, ветви , и одна
из них безобразно сильно стукает меня по голове. Хорошо,
что ливень быстро смывает кровь и мои горькие слёзы.
"Медведь не съел, молния убьёт", - слышится сзади. Не
знаю, как молния, а я его сейчас, точно, прикончу, если не
замолчит. Арабек умолкает.
Тащимся дальше, какая разница стоять или идти.
Налево, направо, вверху и внизу - сплошной мокрый ад. И мы
топаем по нему дальше: впереди - я, сзади - Арабек. Перед
лагерем не ищем брода, с ходу бросаясь во взбухшую и тоже
ошалевшую речку. Переход из одной среды в другую
практически не ощутим.
Но это далеко не всё. Впереди ещё семь встреч с
медведями разного возраста, окраса и темперамента, но они
произойдут уже в присутствии смешливого девятиклассника
Алёшки, оказавшегося намного смелее бывалого охотника Арабека,
напрочь отказавшегося ходить со мной в маршруты.
КОНСКАЯ ЛАПША
Михаил, тувинец, Седой, Чёлка, безымянная коричневая лошадь
и я отправились в трёхдневный маршрут. Кто бы мог подумать, что
он растянется на две недели, да ещё так окончится. А ведь судьба
предупреждала: утром лошади понесли, и молодая сильная кобыла
сломала ногу. Было так жалко, но пришлось её пристрелить. Я с
омерзением смотрела, как Михаил отрубил большой кусок конины и
сунул его в мешок. "Чтоб я ела эту гадость!"
К вечеру добрались до места, с которого нужно было начинать
работу, поставили палатки возле небольшого симпатичного ручья, а
утром проснулись от нудного и такого надоевшего стука мелких
капель по брезентовой крыше. Дождь. Но я обрадовалась
вынужденному безделью и, надев плащ, пошла осматривать
окрестности. Мы стояли высоко в горах, серые тучи были совсем
рядом, и вид у них был какой - то уж очень беспросветный. У
ручья обнаружились заросли дикого лука, попробовала,
понравилось, собрала.
Потом мы поговорили всласть, проголодались и Михаил сварил
весьма приличный обед, украшением которого был мой зелёный лук.
Назавтра опять дождило и, весело болтая и споря, мы сотворили
конскую лапшу. Оказалось, что сытно и вкусно. А тем временем
мелкий, но очень шустрый дождь лупил, как заведённый, не меняя
ритма.
На следующий день пришлось перенести палатки повыше: ручей
превратился в широкую бурную речку. Ели конскую лапшу с зелёным
луком и большим удовольствием.
И так, представьте себе, десять дней: дождь, переходящий в
ливень, конская лапша и зелёный лук. Потом, сначала робкое
солнце, радостная двухдневная работа в быстром темпе, а сегодня
вечером уже необходимо возвращаться в лагерь. Но никак не
успеваем, и Михаил нарушает технику безопасности, решившись
послать меня одну вниз по полуторакилометровому хребту. Сам же
он спустится по соседнему. Внизу у реки хребты почти
соединяются, и мы встретимся там, а тувинец с лошадьми будет
ждать на тропе в километре вверх по течению Амыла.
Начальник отрезает маленький кусочек с моим хребтом, и я
весело начинаю маршрут: мраморы, сланцы, точка на карте, замер,
проба, образец; сланцы, сланцы, сланцы. Вторая, третья точка...
Пора бы хребту поубавиться, а ему и конца не видно. Отодвигаю
последнюю точку на карте немного назад и шлепаю дальше: сланцы,
сланцы, унылые сланцы, проба, комары.
Села, отдохнула, подумала, ничего не придумалось, пошла
дальше. Ещё километр-два: хребет не желает кончаться. И тут я
делаю первую ошибку. Мне до смерти надоел этот динозавр, и я
сваливаюсь с него в овраг. Идти становиться труднее: курумники,
трава, кусты. Бреду оврагом километра четыре, хребет тянется
себе ( после дождя что-ли растёт?), а меня одолевают сомнения и
комары. Ещё километров пять тащусь рядом с бесконечным хребтом,
и, наконец, передо мной долгожданная река. Солнце уже клонится
к горизонту, и я вынимаю карту - соориентироваться. Итак, Амыл
течёт налево, солнце - запад, север - по компасу. Н-да! Если
солнце на месте, то речка потекла вспять, если Амыл в порядке,
то светило садится ...
Решаю обогнуть хребет, и передо мной раскрывается громадная
болотистая равнина, и где-то далеко-далеко на самом горизонте
синеет михаилова гора. Начинаю волноваться, мысли лихорадочно
скачут, давая интересные зигзаги в разные стороны, но истина не
просматривается. Снова: карта, компас, река, солнце. Всё-таки
легче предположить, что беда случилась с рекой (катастрофа не
такая уж глобальная, чем наоборот).
Но, конечно больше всего меня волнует совсем другое, как я
ухитрилась заблудиться? И ещё..., что Михаил будет смеяться надо
мной. А это для меня, увы, намного важнее, чем солнце,
заходящее на востоке, которое между тем садиться чёрте-куда и
уже не высушит мою мокрую одежду. Всё. Закатилось. Ночью идти
страшно. Среди болотистой поймы я выбираю сухой островок под
старым одиноким кедром, сажусь на его шершавый тёплый корень,
поднимаю капюшон рабочего комбинезона - "энцефалитника",
утепляюсь, и начинаю ждать своего тринадцатого медведя.
Скрипы, шорохи, знойкая сырость, пряный запах болотных трав
и блёклый свет луны. Все чувства обострены: слышу движение
букашки, шорох крыльев ночной бабочки, жалею наших первобытных
предков и ещё больше - себя.
Ночь как-то неожиданно быстро сменяет унылый серый рассвет
с моросящим дождём. Поднимаюсь и проклятый вопрос " что делать?"
тут же вырастает до небес. Тоскливо взглянув на длинную
хребтину, тупо лезу в гору, всё иду и иду по её бесконечной спине
и, наконец, добредаю до того места, где мы расстались с
Михаилом: вот-окурок, вот - банка от сгущёнки. Сворачиваю на
его хребет, спускаюсь и выхожу на тропу. Теперь все разбежались
по своим местам: солнце, что едва угадывается за тучами, река и
север, но радости нет: двадцать пять километров до лагеря.
Захотелось есть, пожевала щавеля, голода не утоляет. Дождь
продолжается , тихий, сонный, и я, тихая с опущенной головой,
неспешно бреду по тропе. А в голове жужжит только одна мысль:
"Ну, если кто-нибудь будет смеяться надо мной, я тотчас же
собираюсь и уезжаю в Москву."
На часах - пять с половиной, последний поворот, и я вижу,
как от нашего домика, смешно прихрамывая, бежит ко мне Михаил,
радостно размахивая руками, и сразу начинает просить прощения,
что он - дурак, спустил меня на соседний лист карты. Потом они
искали меня всю ночь и утро, кричали, стреляли, но не нашли ; и
уже решили вызывать спасателей. "Какое-же счастье, что ты жива",-
шепчет он, и оказывается его всегда насмешливые глаза могут быть
такими... Чувствую, что сейчас заплачу, но бегут уже все
остальные, тормошат меня, обнимают, срывают мокрую одежду,
засовывают в спальный мешок и приносят... горячую конскую лапшу.
Я прошу всех уйти, сижу, счастливая, в тепле и сухости, и
крупные, горячие слёзы капают в миску с лапшой.
ПЕРВЫЕ ШАГИ ЗА РУКУ С ЧЛЕН-КОРРОМ
" Умный в гору не пойдёт, умный гору обойдёт!" - тоненьким
голоском вскричал член- корреспондент Николай Иванович,
плюхнувшись на роскошный пень, и вся научная орда, слетевшаяся
ото всюду послушать большого Рябчикова, стала усаживаться на то,
что уж Бог послал. Перед нами стояла красавица-гора, укрытая
кедровым лесом, и только её белая пикообразная вершина была
обнажена и сверкала на полуденном солнце.
Как только Рябчиков вступил на тувинскую землю, так сразу
вокруг него собрался птичий базар: приехал профессор Соловьёв из
Томского Университета со своим аспирантом Никитой, прилетел
профессор МГУ Синицын с коллективом научных
сотрудников-туваведов и множество местных геологов из
Кызыльского Управления. И собственные его работники - геолог
Валя Пряхина, аспирант Игорь и двое студенток-практиканток тоже
рядом - ума набираются.
Член-корр смотрит на прекрасную вершину и начинает
импровизировать: "Если там, высоко, мраморизованные известняки с
остатками археоциатов, то это... Оля, что означает?" - обращается
он ко мне.
-- Это - нижний кембрий, Николай Иванович.
-- Вот, - довольно разводит руками Рябчиков, - и студенту
ясно. И тогда на этом самом месте в нижнем кембрии было... Что?
- уже к моей подруге Тане.
-- Было серое море,- продолжает та.
-- Вот-вот, - Рябчиков просто счастлив,- было серое-пресерое
море с пологими и голыми берегами, тихое.
-- Глубокое? - это уже к университетскому студенту, тоже,
как и мы , коллектору Юре.
-- Очень глубокое.
-- Вот и не угадал! - радуется босс. - Оно было мелким, и в
нём накапливались известковые осадки и водились эти славные
зверушки-археоциаты. И тогда, - теперь уже для более зрелых
геологов, - ситуация в этом районе была аналогична британской.
Да, начальная стадия прогиба, типа Уэльского, Грампианского,-
сыплет он названиями английских городов и графств, как будто, сам
неоднократно там побывал.
-- А если это кварциты - тогда...? - опять ко мне.
-- Тогда многозначно.
-- Прекрасно, прекрасно. И, например ?
-- Ну, отлагается в море тонкий кварцевый песок, потом
метаморфизуется, попадая в условия высоких температур и давлений.
-- Ещё как, Таня?
-- Или там же, в море, кремнезём, привнесённый горячими
вулканическими фумаролами, осаждается на дно, а потом, как у Оли.
-- Ещё? - подмигнув нам , спрашивает Юру.
-- Ну, быть может, это - вторичные кварциты?
-- Тогда почему так неуверенно?
Тот разводит руками.
-- Таня, помогай!
-- Не знаю, но вторичные кварциты какие-то бурые, ржавые,
непохожие на эту красоту.
-- Gut- gut, - заявляет член-корр; и продолжается яркая
лекция о том, что если вершина кварцитовая, то это несомненно
ордовик или силур.
Потом Рябчиков, недовольно морщась, и как-то тускнея
произносит.
-- Правда, возможен ещё один вариант. Это... Игорь?
-- Верхний протерозой, мраморы.
-- Да, - говорит член-корр совсем уныло, потому что
протерозой - не его стихия.
Тут все встают, понимая, что лекция-перекур закончена и
направляются к тропе. Я недоумеваю: " Как-же так?" - и говорю
немного ехидно Рябчикову.
-- А, может быть, залезем?