Бардина Наталия Юрьевна :
другие произведения.
По Просеке К Синим Далям
Самиздат:
[
Регистрация
] [
Найти
] [
Рейтинги
] [
Обсуждения
] [
Новинки
] [
Обзоры
] [
Помощь
|
Техвопросы
]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оставить комментарий
© Copyright
Бардина Наталия Юрьевна
Размещен: 22/06/2003, изменен: 22/06/2003. 78k.
Статистика.
Повесть
:
Проза
Ваша оценка:
не читать
очень плохо
плохо
посредственно
терпимо
не читал
нормально
хорошая книга
отличная книга
великолепно
шедевр
ПО ПРОСЕКЕ К СИНИМ ДАЛЯМ
Меня зовут Ариной Бобровой. Мне - сорок два года.
Вижу-вижу, как девяносто процентов читателей захлопнули книгу и
поставили обратно на полку. Подождите немного. Во-первых,
выгляжу я на тридцать-тридцать пять; а во-вторых проработала на
благо... всего-то двадцать пять лет, и посему высказывание
Чаадаева, всегда пригодное для нашей страны: "У нас, кто службу
оставил, тот , считай, помер," - ко мне пока не относится. Ещё
вкалывать и вкалывать в моём полувоенном-полузакрытом целых
тринадцать лет.
А если бы Вы со мной познакомились, то узнали бы, что есть
и ещё кое-что.. Но не скажу. Писать собралась от третьего лица,
потому что, всё-равно, полуправду, а быть может, и одну четверть
от неё, родимой. Всё время заносит, и если б ещё куда-нибудь в
выси или дали. Так, нет же. Туда-туда эту, неповторимую, носом
в .... И в конце концов от меня "лично" осталось только одно -
имя. Ну, и внешность, чтобы не перегревать свой главный прибор.
Бог наградил меня ростом. Метр и семьдесят. И - волосами,
длинными, светло-каштановыми, слегка волнистыми. И густыми! На
десяток бы плешивых хватило. Всё остальное - ниже среднего, и
без макияжа, вообще, не глядится.
Собиралась-то, собиралась, а, всё-равно, написалось от
первого. У меня всегда так: сделаю, порадуюсь и, тотчас,
переделаю.
Чую-чую, те десять процентов, что ещё читают, уже подумывают
книгу отложить. Всё вам красавиц подавай, а остальным, как
жить-поживать? Ничего: подрисуем, подведём, подрумяним, и будет
совсем неплохо. Моника Левински, по-вашему, красавица? Такая
толстая и грубая? Вот-вот, а Клинтон возьми и пропади.
Тут не мы с вами, а Боже с Дьяволом резвятся. И ни глаза,
и ни годы - совсем ни при чём.
Ну, вот, поехали. Про работу тоже не буду. Скажу одно, что
устала от этих однообразных широкомордых ... с погонами и без
оных. И их взглядов. У каждого второго - наполеоновских, а у
остальных, как у Казановы. И захотелось от всего этого
отдохнуть.
Путёвку в профкоме дали, но обругали нещадно, раньше надо
было суетиться. И путёвка-то никакая-какая. Горелая, конечно. В
общеукрепляющий неврологический санаторий. Где-то недалеко от
подмосковного посёлка Дуброво. Ну, что осталось, то и
подобралось. И ехать нужно завтра, уже дымит-загорается.
Побросала я самое необходимое в сумку - тяжело. Треть -
отложила. Опять подёргала за ручки, и, отругав себя за то, что
так и не решилась в своё время приобрести машину, озлилась и
вызвала такси.
Шофёр высадил меня у двухэтажного кирпичного дома и укатил.
Вокруг - берёзы, сосны, дубы. "Ну, Слава Богу, - подумала, -
хоть не барак. У нас, ведь, и так бывает." И, подхватив сумку,
двинулась к администратору.
-- Девушка! - визгливым голосом прокричала мне пожилая
дама, очень похожая на крысу. Нервную крысу. - Вам надо в
Неврологию, а здесь - Кардиология.
-- А где Неврология? - спросила я с ужасом, уже предвидя
беду.
-- Два с половиной километра дальше, по шоссе. Можно -
лесом.
-- Ну, - вздохнула, - если я эти два с половиной всё-таки
отшагаю с моей зверосумкой, то мне надо будет уже в Кардиологию.
Может, сразу туда и запишете?
-- Мне тут шутки шутить с вами некогда, - зашипела
"Администрация", - злобно захлопнув окошечко.
Узнав у одинокого прохожего, что автобус ходит трижды в
день ( возит невротиков в столовую сердечников) и теперь будет
только к ужину, я совсем отчаялась. В таких санаториях с выездной
жратвой мне ещё не приходилось поправлять здоровье.
"Домой что ли податься?" - мелькнула тоскливая мысль.
Увидев моё состояние, неушедший ещё мужчина посоветовал Колю
из третьей палаты. За бутылку, естественно. Ну, Коля, так Коля.
И тот, выскочив сразу, как подберёзовик после тёплого дождя,
сумку подхватил и повёл коротким путём - по тропинке через лес.
Развлекал ещё, исторические места показывая: "Вот, тут месяц
тому назад свора хулиганов женщину изнасиловала, а здесь
студента убили."
-- Славное местечко, - сказала я, - а вы - тоже по путёвке?
-- Да-да, - засуетился спутник, - после второго инфаркта.
"Ничего себе, - подумала, - а прёт, как лошадь. Хоть бы его
третий - не хватил, что тогда делать буду?"
Так за "милыми" разговорчиками дошли до Неврологии. Больной
свою бутылку получил, десятку ещё на закуску выпросив, и
поскакал два с половиной километра обратно.
Я огляделась. Прямо передо мной стоял длинный двухэтажный
барак, облезлый и немного покосившийся. А вокруг ... стройка!
Стучат- гремят, заканчивают трёхэтажный корпус и начинают первый
этаж второго. Для денежных "новых русских". Весело, как в Аду.
"Ну, что ж, - подумала, отдохну с дороги и - восвояси. Но
пару дней придётся сделать передышку," - это, уже глядя на своё
двуручное животное.
С таким настроением и поднялась на второй этаж к
администратору, и номер мне дали там же, окнами прямо на стройку
и пока без компаньона. "Не все же москвичи такие доверчивые, как
эта идиотка, - подумалось, - кое-кто из тех, кто поумнее,
разузнал и отказался."
Когда подъехал автобус, я уже спала мёртвым и голодным сном
после третьего удара. Не бойтесь, удара Судьбы. Дело в том, что
в ванной комнате Неврологии были только раковины с холодной
водой: и ни душа тебе, ни ванны. Вот, я и заснула почти замертво.
У меня всегда так организм защищается от стрессов.
А рано-рано утречком пришла медсестра: нужно срочно, до
завтрака успеть к врачу. Ну, промыла глазки отвратительной
холодной водой из-под крана и пошла в кабинет номер тринадцать,
естественно.
Там старичок в белом халате суетится. "Девушка, -
радуется, увидев меня, - почему такая бледненькая, и круги под
глазами?"
Я уж и не помню, когда меня в последний раз "девушкой"
называли.
-- Не волнуйся, - утешает меня, бледную, Андрей Андреевич,
уже галантно представившись. - Мы тебя быстро приведём в
порядок. Докладывай, какие хронические болезни уже успела
наработать?
-- Не знаю, - говорю (не проснулась ещё), - спина у меня,
вот, после сумки совсем поплохела. Да, вспомнила. Ещё - нервы, и
сердце колотится.
Тот потыкал трубочкой, шейный хребет помял-покрутил.
-- Остеохондроз, - говорит, - искривление позвоночника,
аритмия и нервы не в порядке. Но, ничего. Мы тебя быстро на ноги
поставим. Воздух здесь, - восторгается, - отменный, грибов, ягод
вокруг полным-полно. Всё пройдёт. Кормят тоже хорошо, ведь у нас
сейчас - ветеранский заезд, а они, старикашки, очень уж при
новом-то правительстве оголодали.
"Ну, - думаю, - влипла. Ветеранский заезд! С ума сойти
можно. Значит, все кавалеры - предмогильного возраста."
-- И ещё, - слышу, как бы в отдалении, - будешь в номере
одна. Твоя напарница заболела, но через недельку-другую, быть
может, приедет.
-- Помыться с дороги негде, - бурчу я, - без этого не могу,
не жизнь мне без душа.
-- И это поправимо, - улыбается. - Слушай: завтра
проснёшься без пятнадцати семь ("делать мне, что ли нечего" -
думаю) и помчишься, счастливая, пешочком через лес до
Кардиологии.
-- А как же изнасилованные и убитые?
-- Ну, - смеётся доктор, - дэвушка сама возжелала, а
студент с бодуна ухитрился головой о камень спотыкнуться. И
прямо - в циркулярный душ.
-- Кого, студента?
-- Да нет же, тебе, душечка. Любишь душ?
-- Очень-очень.
-- Ну, и хорошо. Через день.
-- Нет, каждый день.
-- Из душа, не торопясь, отдохнув-просохнув - сразу на
завтрак. В восемь тридцать. Останется минутка - землянички поешь
прямо на лужайке перед столовой. Пока ещё долгоспящие
приковыляют. Позавтракала, и бегом-леском до Неврологии.
Прибежала, и - на лечебную гимнастику в девять тридцать. В это
время здесь ещё тихо, не стучат. Каждый день - на гимнастику,
через день - ещё массаж. Так час-полтора и промелькнёт
незаметно.
-- В одиннадцать спеши по дорожке, что прямо между
малинников в лес идёт, до поперечной просеки. С тропинки -
ни ногой: вокруг комары и буреломный лес. А, вот, на просеке -
раздолье: клубника лесная, земляника, грибы, малина, черника.
Зверушки всякие. Даже некоторые пенсионеры туда доползают.
Зверушек любишь?
-- Смотря каких, - говорю, - пенсионеров не люблю.
-- В четырнадцать, как штык, у Неврологии. Ручки помыла,
отдышалась, и - в автобус. Радуешься.
-- Чему?
-- Сама увидишь.
-- Приехала. Уже - четырнадцать тридцать. Обед. После него
медленным шагом - домой, до Неврологии. Окошечко открыла, и - на
кровать. Часок проспала, никаких забот не ведая. Здесь такой
воздух пьянящий, хоть сто бомб взорви, не проснёшься. И у
рабочих в это время - тихий час сам-три.
Проснулась, и уже восемнадцать часов. Книжку почитала, кино
посмотрела, или снова на просеку слазила, и опять - пешочком
до Кардиологии. В девятнадцать тридцать с аппетитом поужинала и
обратно поскакала. Новости или сериал по телевизору посмотрела,
с самым молодым ветераном под ручку по липовой аллее прошлась, и
"бай, крошка." Да, ещё забыл. В двадцать два - кефир. Тебе -
строго обязательно.
Если меня послушаешь, то больше ничего, а если захандришь,
- уколы тебе ещё буду делать через день, после завтрака. Но
самое главное, чтобы жизнь была ходячая. И уйдёшь отсюда, как
новенькая, старого доктора благодарно вспоминая.
-- Вот бы распогодилось ещё, - говорю.
-- Так и будет, - заявляет Андрей Андреевич. Теперь на
две-три недели - только солнечно.
-- Это по прогнозу погоды? - спрашиваю.
-- Нет, - смеётся, - мои старые кости нашептывают.
Забежав в палату и схватив зонтик, я помчалась на автобус.
И чуть не опоздала, вскочив туда в последнюю секунду. Машина
была переполнена. Я огляделась: вокруг - одни серые пожилые
безрадостные мужчины, все на одно лицо, и редкие-редкие весёлые
старушки. Смотреть не на что, и уставилась я в окно. Через
семь-восемь минут мы уже были в Кардиологии.
В столовой меня посадили за пустующий столик у окна.
Посидела, посмотрела вокруг, подумала: "Отчего так много
старичков? Наверное, военные какие-нибудь, б/у, отдыхают на
лоне." Слопала сырники с изюмом. Вкусно, чёрт побери. Посмотрела
с вожделением на булочку, но при таких-то километрах... решила -
можно. Чудо, что за булочка! Выпила клюквенный морс, ещё
захотелось. Сама себе удивилась. В Москве - то я волью себе
утром чашку чёрного крепкого кофе в желудок и до восемнадцати
порхаю.
Выхожу во двор. Дождик прошёл, но ещё сыровато. Капли со
смешным хлюпом шмякаются с сосен и елей на мягкую подстилку из
иголок, пичуга какая-то радуется жизни - щебечет. "Пойду, -
думаю, - пешком, буду выполнять заветы старого доктора."
Спешу. У меня всегда так. Заставить себя протащиться два с
половиной километра - мука смертная, а пошла - и остановиться не
могу. Через десять минут догоняю Колю с чемоданом, и рядом
какой-то мужчина, полноватый (не рассмотрела толком, скорость
уже порядочную развила). Носильщик мне подмигивает: "Не выдавай,
мол". Тут только я и догадываюсь, что меня вчера на той же
мякине провели. Автобус и тогда ещё вторую смену должен был
привезти, а сегодня, вообще, ездок - великое множество. Но не
стала уж вредничать, его малый бизнес разрушать, и топаю дальше.
Комарики покусывают, но терпеть можно. А в целом - благодать!
В коридоре доктор дожидается.
-- Ну, как, - спрашивает, - пешком шла.
-- Ага, - говорю.
-- Теперь заворачивай на укол, а через десять минут - на
лечфиз.
Ну и ну, бедный русский язык! Такое дивное сокращение я
впервые в жизни слышу.
-- Вы же обещали без укола, - сержусь.
-- Нет, сегодня тебе всё равно норму не выполнить.
На физкультуре опять одни старикашки, на стульях сидючи,
упражнения с палочкой выполняли, зато меня инструктор Анна
погоняла всласть. Пришлось и мне перед массажем посидеть вместе
с ветеранами, отдышаться. Ну, вот, пенсионеры уже дальше
захромали по своим процедурам, и мне пора. Массажистка Тамара,
надо сказать, отменный специалист. Дело сделала безо всяких
кремов, а из под пальцев, просто, искры летали. Я восхитилась, а
она, засмеявшись, сказала: "Это - ваши заряды, с другими у меня
так не бывает. Сама удовольствие получила. Вам сколько?
Тридцать?"
-- Угу, малость поболе, но близко.
-- Долго проживёте, - порадовала, с таким-то запасом
электричества.
Посмотрела я на часы: "Точно, доктор, одиннадцать." И пошла
по тропинке в лес, благо немного распогодилось, и солнце, умытое
да очень яркое, уже всерьёз на небе обосновалось. И всё, как дед
внушал: чисто, земляника попадается, малина созревать начинает.
Так, поклёвывая вкусное, дошла до вырубки и обомлела.
Просека - широченная, заросшая, но не очень густо, мелкими
берёзками и осинками, кое-где ёлочки пытаются выжить; но больше
всего иван-чаем, кашкой и зверобоем. Запах! Теплынь! Шмели гудят,
пчёлы шныряют. Молоденькие малинники от крупных перезрелых ягод
ломятся. И комаров совсем нет. Какие-то птицы, ещё, вроде
куропаток, с шумом из-под ног выпархивают, и бабочки,
разноцветные, толкутся.
Медленно, с удовольствием, потянулась по просеке с забегами
в её середину. Малины наелась, земляники, черники, на лесную
клубнику напала. Надышалась! Всласть.
А просека - бесконечная. Направо рельеф слегка понижается,
и на горизонте открываются второй и третий планы - сине-зелёные
гряды холмов, а за ними - прекрасные тёмно-голубые дали.
"Дойду, - сказала я самой себе, - обязательно дойду до этих
синих далей, и будет это огромным счастьем."
Но время спешит, собрала букетик земляники для доктора и