Война. Страшней нет ничего на свете,
"Для фронта всё!" - девиз страны таков,
Трудились все: и взрослые, и дети
В полях и у мартенов, у станков.
Фронт обеспечить! - нет важней задачи,
Трудились для победы все в тылу,
Бойцам в боях не выстоять иначе,
Труд для победы заслужил хвалу.
Всё отдавали фронту для победы,
Тыл только крохи оставлял себе,
Терпели стойко тяжести и беды,
Чтоб быстро одолеть врага в борьбе.
Тыл обеспечил армию надёжно,
Оружие - основа всех основ,
Хотя пришлось невероятно сложно,
Но армии шли смело на врагов.
Фронтовикам в день майский честь и слава!
На их груди сверкают ордена,
Но тыл в победу сил вложил немало.
Фронт трудовой! Была им вся страна!
Мы без родины, без флага.
Зима тысяча девятьсот сорок второго. Такая холодная, что продирает до костей.
--
Фу-у-у, Фу-у-у-у. - я подул за замерзшие ладони.
Мы словно мухи мрём от голода, прямо тут, за этими трижды проклятыми станками. Кому какое дело до ничейных детей?
Вон Пашку мать сама отдала сюда, сказала, после войны заберу, а тут хоть накормят. А он помер через пол года, от голода.
Война, будь проклята эта война. Нас, тех кто постарше отправили работать. Армии нужны валенки.
--
Ну как же холодно и есть хочется. - я спрыгнул со своего "постамента". Короток больно, до станка не достаю, вот старшие и смастерили мне из ящиков эту подставку. - Где бы погреться.
Я шел, оглядываясь по сторонам. Кругом возвышались станки и люди за ними, такие же усталые и голодные, вкалывающие по двенадцать часов в сутки. Черные круги под глазами, как нарисованные, на каждом лице, впалые щеки, худые пальцы, монотонно выполняющие свою работу.
--
Пар... - за огромными деревянными барабанами поднимался пар. - Валенки моют.
Из шлангов, горячей водой две женщины поливали заготовки. Вода тонкими ручейками стекала с них в специальные бетонные канавы, накрытые сверху металлическими решетками. Отойдя чуть дальше от работающих женщин, я присел и снял одну из этих решеток.
--
Тепло. - я крутил замерзшие руки над водой, от которой облаком поднимался пар.
Посидев так несколько минут и не долго думая я сам забрался в канаву.
--
Вода теплая... - пальцы на руках и ногах стали отогреваться. - Еще б поесть... - зевнул я и сам не заметил как уснул.
Над моей головой раздался дружный хохот нескольких людей.
--
Вот он! Идите посмотрите, как устроился! Эх и выдумщик!
--
М? - я приоткрыл один глаз. Люди столпились вокруг меня и тыкали палцами.
--
Ты чагой это там делаешь? А? - спросил меня мужчина с редкой бородкой на впалых щеках. В больших синих глазах плескался смех.
--
Не видишь что ли, сплю. - огрызнулся я.
--
И как удобно? - продолжал он.
--
А ты сам попробуй.
--
Ладно, закончили потешаться. - толпу растолкал старший смены. - За работу, быстро! Немец вас ждать не станет.
Недовольно бубня себе под нос народ разошелся по своим местам. Начальник протянул мне руку.
--
Вылаз! Где ж ты теперь сухую одежду возьмешь! Так ведь замерзнешь совсем! - ругался он. - Где голова то твоя! И вообще, наши там на фронте погибают, а ты?!
Я только опустил ниже выше означенную часть тела. Сон исчез, как будто его и не было совсем. Стало ужасно обидно за себя и в тоже время крайне стыдно за свой поступок. А старший продолжал:
--
Ума нет, считай... эх! Иди за мной!
Он выдал мне сухую одежду и валенки, сказав, что больше не поможет мне. И если я вновь сотворю что-то, то могу пенять на себя.
Щеки полыхали красным от стыда. Но я молчал. Одевшись, быстро побежал на свое рабочее место. До конца моей смены еще долгих пять часов.
Я запрыгнул на ящик и принялся за работу.
--
Мда... - вздохнул дед. Он смотрел куда-то в глубь улицы за окном, но казалось, что он вновь переживает те года.
--
Дед, а что было потом? - спросил я.
--
Потом? - он взглянул на меня немного растеряно и взволнованно. - Потом было вот что....
Первые стали заболевать дети. Медики не успевали помочь всем. И косимые еще одним бичом, мы вновь умирали, даже от обыкновенной простуды.
А как было выздоравливать, если не лекарств, не даже еды нормальной не было? Ведь все на фронт! И ведь никто не возмущался, не кричал, только что, плакали в подушки? Кому же помирать охота?
И я не стал исключением - заболел. Меня и еще несколько таких же отправили в больницу.
К нам заходили врачи, разговаривали с нами, поддерживали.
Анька и Славка померли, а мне вот посчастливилось, худо бедно, но я пошел на поправку. И уже выходил из палаты, когда к нам привезли раненых с фронта: покалеченные, кто без рук или ног, кто с перевязанными головами или грудью, животом.
Кто-то молчал и с отсутствующим взглядом взирал вокруг, кто-то поминутно стонал, а кто-то смеялся. Врачи бегали, как ошпаренные от одного к другому, пытаясь помочь всем.
Мой взгляд зацепился за мужчину тихо сидевшего в углу. У него была забинтована голова, но на вид он казался бодрым. Пару раз он останавливал врачей и предлагал помощь, но те отказывались, говорили, что ему самому помощь нужна. Молоденькая девчонка, чуть постарше меня, в белом халате мед.сестры, обработала торопливо наложенные полевыми врачами швы на его голове, вновь замотала бинтом и убежала к следующему. А он вновь пристал к врачу:
--
Давай помогу, только скажи, что мне сделать. Что я хуже пятнадцатилетней девчонки? Или ты думаешь, что мне осколком мозги вышибло?
Пожилая женщина -- врач, кажется ее звали Валентина Петровна, внимательно посмотрела на него и махнула рукой, мол делай как знаешь. Ведь им катастрофически не хватало рук.
И он принялся помогать. Кому швы обработать, где воду принести теплую, где повязку поменять. И так сноровисто у него получалось, что я так и стоял наблюдая за ним.
--
Эй! - окликнул солдат, заметив, что за ним наблюдают. - Иди-ка сюда!
Я растеряно показал на себя. Как бы переспрашивая, ко мне ли он обращается?
--
Да, да, ты! Иди сюда.
Я быстро прошагал в его сторону.
--
Больной? - спросил он, когда я приблизился.
--
Угу. - кивнул головой в ответ.
--
Сильно?
--
Уже на поправку. - я замотал головой из стороны в сторону.
--
Хорошо. Значит будешь теперь рядовым, а я твоим командиром.
Я невольно приосанился и сказал:
--
Так точно.
Мужчина улыбнулся.
--
Значит так, держи -- он протянул мне небольшой таз с грязной водой. - Эту воду сменить на теплу, чистую. И взять бинты, вон у той девчушки.
--
Слушаюсь, товарищ командир. - бойко отрапортовал я и бросился выполнять порученное мне задание.
--
Наверное это были самые радостные дни моей тогдашней жизни. - как-то совсем не радостно продолжил дед. - Я помогал раненым. Я чувствовал себя настоящим солдатом! - печальная улыбка появилась на его лице и тут же исчезла. - Но ведь все имеет свойство заканчиваться и меня выписали. Да и солдата того, тоже собирались. Тогда-то я и решил сбежать на фронт.
Конца очередной смены я ждал так, как будто мне должны били дать что-то, не знаю что, но очень приятное.
Мы группой покинули цех и вернулись в наш детский дом. Нас отвели на ужин, который мало утолял аппетит, но большего нам ни кто не предлагал.
--
Эй! Петь! - ниже наклоняя голову, и переходя почти на шепот позвал я товарища.
Петька попал к нам относительно не давно, и отличался весьма непоседливым характером, однако никого никогда не закладывал. Потому именно его я и решился позвать с собой.
--
Чего? - таким же полу шепотом ответил он?
--
Подсев ближе к товарищу я начал говорить, уже совсем переходя на шепот.
--
Я на фронт сбегу. - сказал я.
Петька вылупил на меня свои и без того здоровущие голубые глаза и чуть наморщил веснушчатый нос.
--
Ты что сдурел? Как ты туда попадешь? До фронта то, ого сколько! - чуть не воскликнул он, но вовремя спохватился и только развел руками показывая расстояние.
--
А я на поезд сяду. Слышал, в госпитале солдаты лежат?
--
Ну...
--
Так вот, многих уже выписывают и они обратно на войну едут. Нашим там в Сталинграде помощь требуется!
Петька озадаченно почесал затылок.
--
Со мной пойдешь. - я придвинулся к парню так близко как мог.
--
Не знаю. - растерянно ответил он. - Дай подумать. Когда бежать собрался?
--
Сегодня, ночью. Нет у тебя времени долго думать. Я б и один побежал, да только, скучно, одному то.
--
Ну, хорошо. - согласился он.
Я радостно пожал ему руку и уже отодвигаясь сообщил:
--
Будь готов. Ночью я дам знак.
Петя кивну и выпил стакан кипяченой воды.
--
Ну и что дед? Попал ты на фронт? - любопытство не давало мне покоя.
--
Не торопись, малый. - старик бросил на меня короткий взгляд и потрепал по вихрастой голове. - Не торопись. Той ночью мы бежали, но не попали на фронт. Нас вернули назад. Только потом стало еще хуже.
Я прибывал в своем обычном полуголодном состоянии. Вчера меня перевели со станка, теперь я помощник слесаря. Прогудел звонок, а это значит наша смена закончена.
С тех пор как нас вернули, стало только хуже. Кормить стали меньше, да и порции были скудными. В нашем школьном дет.доме, начался мор от голода.
--
Эй! Пс-с-с. - я обернулся, неподалеку группа старших ребят махала мне руками подзывая.
--
Чего вам?
--
Дело есть.
--
Что за дело? - мне было очень любопытно, но я недоверчиво насупился, ничем не выказывая своих эмоций.
Говоривший со мной парень оглянулся по сторонам.
--
Не здесь. Вечером. В туалете на втором этаже. Подойдешь?
--
Угу. - я кивнул и ребята быстро разошлись в разные стороны.
Вечера я еле дождался. Осторожно вышел из комнаты и отправился в уговоренное место.
--
Ну и что ты заартачился? Мы так подохнем один за другим! - наседал на меня белобрысый Пашка. И без того большие голубые глаза которого становились почти в пол лица, а кончики ушей слегка приподнимались. Парень медленно подходил ко мне все сильнее прижимая к стенке.
Предложение ребят было простым. И заключалось в том, что бы воровать валенки, по одной или две пары в день. Ведь никто не подумает на мальчишку, который весь день слоняется по цеху, смазывая станки маслом.
--
Ну что ты его пугаешь? - пожурила товарища Маринка и тут же обратилась ко мне. Холодная рука девушки коснулась моей. - У нас есть кому их сбывать, а на эти деньги мы сможем хлеба купить! Ну ладно, мы, ладно если тебе и себя не жаль, но а о совсем малышне ты думал! Каково им то! Они первыми ложатся под скос!
Я недовольно нахмурился. Доводы девчонки действительно имели смысл.
--
Мне надо подумать. - буркнул я.
--
Да нет у нас времени на долгие размышления, - в разговор вступил Сашка. Он был моим ровесником. Тощий и длинный, с перебитым носом и карими глазами. - Пока ты додумаешь, мы сдохнем от голода!
--
Да он трус! - вновь взбеленился Пашка. - Не надо было к нему вообще подходить! Ему никого не жалко!
--
Да он нас выдаст! - голос еще одного, имя которого я не знал.
Слова старшего задели меня за живое!
--
Никакой я не трус и не предатель! И детей мне жалко и самому есть хочется! - в запале выдохнул я.
--
Так ты согласен? - тут же переспросила Маринка.
--
Согласен. - надулся я.
--
Вот и отлично. - тут же сменил гнев на милость Пашка. - Тогда завтра на этом же месте. Пошли! - он махнул рукой ребятам.
Я тяжело вздохну и пошел следом.
--
Дед, а разве воровать хорошо? - я уставился на деда внимательным взглядом бывалого следопыта.
--
Нет, конечно. - серьезно посмотрел он. - Но нам то этого никто не объяснял, да мы и не стали бы, если б не война, да не голод. - неуверенно оправдался он.
Я крал валенки и мы удачно их продавали, но каждый раз цепляя пару обуви, я боялся, что вот вот меня поймают, а тогда уж точно не помилуют. Для воров закон простой: решил, что умнее всех, получай по заслугам.
Но сколько верёвочке не виться, а все равно конец настанет, вот и нашей лавочке пришел конец. Накрыли нас. Не всех, конечно, Пашка, Маринка да Сашка не попались, а вот меня и Аньку, что таскала валенки на продажу взяли.
Трое мужиков кидали меня от стенки к стенке, словно щенка.
--
Ну что, говорить будешь? - вдоволь налюбовавшись на мои кульбиты спросил один из них. Верно он был главным. Казалось от его цепких маленьких, черных глаз не могла утаиться не одна тайна. Он пристально посмотрел мне в глаза. - Ну так как?
--
Да пошли вы! - рукавом стирая с губ кровь сказал я.
Меня валяли по земле, били ногами, куда придется, перекидывая от одного к другому. А я только сжался в комок, прикрыв голову руками. Да и что мог сделать двенадцатилетний мальчишька, против троих взрослых мужиков? А им верно доставляло удовольствие издеваться надо мной. С каждым разом их удары становились все большее, а слова все мерзостней. Казалось прошла вечность, прежде чем меня накрыло спасительное беспамятство.
Я попытался открыть глаза. Получилось плохо. Один глаз полностью отек и наверное светился сиреневым цветом запекшейся крови. Второй открылся узкой щелкой, но мне хватило, что бы разглядеть окружающую меня обстановку. А представляла она из себя вот что: обшарпанные бетонные стены, в некоторых местах которых виднелась зеленая краска, четыре койки, одну из которых занимал я и небольшой стол.
Заметив, что я пришел в себя ко мне подошли:
--
Ну что, очнулся? - спросил хриплый мужской голос
Я повернул голову, получив при этом порцию ноющей боли. Около меня стоял невысокого роста, лысоватый дед. Там где на его голове еще красовались волосы они были полностью седы. Лицо покрывала сеть морщин, а глаза его были вытцветшие, точно у слепого. Но взгляд был очень живой и цепки. Дед внимательно осмотрел меня и сделал вывод:
--
Ну пока жить будешь.
Я сдавленно кашлянул. Не очень утешительный прогноз. Я бы предпочел сразу умереть, но не проходить снова такие пытки.
--
Не жуй сопли, мелочь, прорвемся. Главное слушай старого еврея и все будет хорошо.
И я слушал.
Старик выхаживал меня, точно сиделка и наставлял при этом.
--
Как немного окрепнешь, тебя снова на допрос уведут.
Я внутренне сжался. А старик тем временем продолжил.
--
А ты попроси в туалет у них. Тебя отпустят.
--
Зачем?
--
Не перебивай. Так вот. Там очко, я туда не пролезу, а и ни кто из мужиков не пролезет, а вот ты, ты даже очень.
Я невольно скривился, представив себя по колено в дерьме.
--
Да не кривись ты, подумаешь неженка!
Старик почти зашептал дальше.
--
По трубе дойдешь до конца. Дерьмо то, прямо в волку уходит. Так и уйдешь.
--
Дед, - только и произнес я. Только что, старик открыл мне дорогу к свободе и не просил в замен ни чего. - Спасибо.
--
Потом благодарить будешь, когда убежишь.
Через полторы недели, когда я уже мог самостоятельно передвигаться по камере за мной пришли.
--
На выход! - скомандовал мой конвоир.
Я обернулся к еврею, дед аккуратно кивнул, мол, делай как было сказано, все будет хорошо, и последовал за мужчиной.
--
В туалет пусти. - буркнул я.
--
Что уже не держится? - посмеялся парень. - Иди, только быстро.
Я плотно закрыл дверь и посмотрел на очко. Ну, была, не была, и плотно зажав нос, пригнул туда. Труба была не слишком широкая, так что идти приходилось, очень сильно пригнувшись. По нос я был в говне. Меня то и дело скручивали рвотные позывы, но я утешал себя, что скоро все закончится и я отсюда выберусь.
И выбрался. Вместе с отбросами выпрыгнул в воду Волги. На улице стояла весна, лед только сошел с реки и вода была еще холодной. Моментально свело все конечности. И я уже готов был пойти на дно, когда увидел проплывающую мимо корягу и уцепился в нее заледеневшими пальцами.
От холода уже не чувствовал тело, а глаза сами собой закрывались, погружая тело в губительный сон. Я не смог ему сопротивляться.
--
Дед, как ты спасся! - я уже не мог сидеть на месте, любопытство буквально пожерало меня изнутри.
А дед ухмыльнулся.
--
Рыбаки вытащили. Видно, не время мне умирать было.
--
Живой! - раздалось у самого уха.
--
Живой! - подхватили рядом.
Я открыл глаза. Надо мной склонились два бородатых мужика, в теплых тулупах.
--
Одеяло дай! - рыкнул один из них, - А то не на долго живой то! Воспаление подхватит, да помрет!
--
Спасибо. - мой голос не слушался меня и вместо нормальной благодарности получилось нечто хрипяще свистящее. Но меня как не странно поняли. Кивнули в ответ и протянули одеяло.
--
Считай, что тебе повезло.
--
Вот так вот. - закончил дед.- А ты из-за порванного меча расстроился.
Старик встал и направился к двери.
--
И все? - переспросил я.
--
Что все? - дед криво улыбнулся. - Конечно, нет, дальше вся жизнь впереди, но ведь ты и так знаешь, что со мной сталось. - он развел руки в стороны, словно давая разглядеть себя полностью.
Мне было нечего ответить и я только кивнул, а дед вышел из комнаты.