- Ну, а теперь, молодой человек, скажите нам, кто такой Грин.
- Грин - это персонаж романа "Алые паруса".
- Нет, это Грэй персонаж романа "Алые паруса", который написал Грин.
- Извините, профессор, я дальтоник.
Можно ли назвать девушкой человека в сорок лет? Мы говорим не о физиологии. Ведь ныне даже по первому каналу можно услышать словосочетание "беременная девушка", причем даже не в прямом эфире (нету сейчас прямых эфиров, не хотят телевизионщики работать, впрочем, кому какое дело до них). В принципе, известно, что за всю историю человечества беременная девушка была только одна, если, конечно не врут бородатые служители культа. Ну, да мы не об этом сейчас.
Можно ли назвать женщину в сорок лет не старой девой, а именно девушкой? Можно, а при некоторых обстоятельствах и нужно. Есть люди (женщины), которые и в пятьдесят лет носят на целлюлитных ляжках обтягивающие шортики и лихо отплясывают на дискотеках для подростков, вращая по мере возможности чересчур отвислыми или наоборот, отощавшими ягодицами. Ох, не девушки это, отнюдь не девушки. Ну, да мы сейчас не об этом тоже.
Наша девушка работала барменом (или барвуменом, коль скоро слово man на нерусском языке означает мужчину). Короче, для ясности, барменшей. Да. Работала она барменшей в небольшом питерском кафе. К богеме или, упаси господи, к творческой интеллигенции она не принадлежала, святые духи под видом голубей ее не посещали, и, по большому счету ничего достойного описания не было в ее жизни. Одевалась она скромно, но со вкусом. Только вот яркая цветная кофточка и розовая полупрозрачная, штуковина, которую некоторые школьницы старших классов носят вместо дамских сумочек, в сочетании с лицом, выдававшим-таки возраст, смотрелись странновато.
Каждый день она стояла за стойкой, аккуратно, скромно и вежливо, но без энтузиазма и фанатизма исполняла свои немудрёные обязанности.
В середине дня, когда клиентов почти не было, она, налив пиво редкому посетителю, садилась на специально взятый из-за одного из столиков стульчик и гадала кроссворд, положив его на закрытые "Алые паруса", чтоб ручка лучше писала. Или просто открывала книгу на любой странице и читала, изредка прерываясь на очередного клиента. Или же перечитывала свои любимые места.
А за столиком, стоящим дальше всех остальных от входа и окон спала кошка, разместившись на самом труднодоступном стуле. Голову она подворачивала так, что шея, казалось, должна с хрустом переломиться. Но кошки вообще спят в самых немыслимых позах. Ну, да это к делу не относиться.
Увидев женщину, мужчина смотрит на ее лицо в последнюю очередь. Поэтому, зайдя в кафе и окинув ее взглядом (обычно в таких случаях говорят "оценивающим". Не оценивающим, а самым обыкновенным: если бы мужчины смотрели на женщин по-другому, то человеческий род давно прервался бы. Туда ему и дорога, зачем он тогда нужен, род-то человеческий, если мужчина, увидев женщину, первым делом глядит ей в лицо). Да, так окинув ее взглядом, посетитель хотел было уже сказать: "Девушка, мне...", но, увидев лицо, (Современная косметология, не говоря о пластической хирургии, позволяет спрятать свой возраст, но наша героиня, - обзовем ее, в конце концов, как-нибудь! Пусть будет Катя, - даже не думала что это необходимо) сорокалетней женщины, опускал существительное и просто говорил:
- Мне "двойное золотое" и жареную картошку.
- Картошку, - произносила Катя в ведущее на кухню слуховое окно, - яичницу, два бутерброда с сыром.
Или что там еще, что заказывал клиент. Репертуар, то есть ассортимент (почему одно и то же понятие обозначается зачастую различными словами?), в кафе был неплохой, а цены не кусались. И сидящая на кухне Таня готовила, не вынимая изо рта сигарету, картошку, варила сосиски, а потом передавала через окошко обратно Кате.
И не было в раз и навсегда установившейся монотонности никаких признаков грядущих перемен. Дома ждали одиночество и подушка, жадно ждавшая ежесубботней порции слез, чтобы ближе к воскресенью быть закинутой в чистый угол, грязных в ее однокомнатной квартире не было. Иногда тонкие пальцы, на которых не было и следов колец, начинали, будто сами собой, заламываться, но к ближе понедельнику это проходило.
И Таня с сигаретой в зубах рассказывала о своих детях: Кате, которая заканчивала школу, и Тане - которую она не знает в какую школу лучше вести.
И странновато косился генеральный директор ООО с непроизносимым названием, за которым скрывалась кафешка. Все было как всегда, и кошка, проспав до полудня, шла, потягиваясь, на кухню, а за столиком сидели два кандидата наук из близлежащего университета, пили пиво, пряча свой прогрессирующий алкоголизм за интеллектуальной беседой. Не секрет, что наши ученые - не только самые учёные учёные в мире, но и самые пьющие, и самые несчастные. Впрочем, кому нынче интересны учёные.
Наверно пора уже переходить к каким бы то ни было событиям, повлекшим некие трагические последствия или в корне вдруг изменившие её не самую сладкую жизнь. Пора бы. Однако ж событий таковых не было.
Просто каждую субботу ровно в одиннадцать утра, а кафе работало с половины одиннадцатого, заходили два странных посетителя. Два молодых человека подходили к стойке, заказывали по сто грамм (говорят, что с точки зрения орфоэпии правильно говорить граммов, но можно ли себе представить фронтовые сто граммов? Это ж нестерпимый пуризм!). Да, так заказывали он сто грамм водки, по две чашки кофя (да-да, именно кофя: ведь кофе на самом деле относится к среднему роду и склоняется, ибо русский язык настолько велик и могуч, что может склонить что угодно к чему угодно... впрочем, вернёмся к нашим молодым людям). Кроме водки и кофя они заказывали яичницу с колбасой, одну на двоих, и много хлеба. А потом они садились за столик, всегда за тот самый, за который через пару часов придёт спать кошка, и долго разговаривали. А ровно в тринадцать пятнадцать звонил будильник. Это был красный будильник, который один из молодых людей носил во внутреннем кармане пиджака. Он доставал будильник, недовольно на него смотрел, выключал его и передавал приятелю. Тот со вздохом снимал с плеча рюкзак и убирал туда будильник, говоря при этом: "ты бы хоть его в другой цвет перекрасил, раздражает же". А потом они торопливо вставали и уходили прочь. Уже стоя в дверях один из них (который носил будильник в кармане) церемонно кланялся Кате, а затем они уходили. В четырнадцать тридцать заходил тот, который с рюкзаком, очень быстро выпивал маленькую пива и уходил. А в шестнадцать ноль-ноль приходил тот, первый; брал две кружки пива, садился один за столик и в течение часа молча и пристально рассматривал Катю. В семнадцать ноль пять у него звонил будильник, он собирался и уходил. А в следующую субботу всё повторялось.
Вскоре персонал кафе стал обращать внимание на двух придурков. Почему-то все были заинтригованы одним вопросом: о чём это они разговаривают, хотя на самом деле всё остальное (особенно будильник) было наверняка интереснее. Лишь Катя совершенно не хотела знать, о чём они треплются, сидя за самым лучшим по её мнению столиком. Чужая жизнь совершенно её не интересовала, ей было всё равно. Вот только она немного неуютно себя чувствовала под взглядом этого молодого смуглого парня с римским носом, который ровно за час неторопливо выпивал две кружки пива, не сводя с неё чёрных сверкающих, как бусинки, глаз. Ей почему-то хотелось завернуться в тёплый пушистый плед.
И каждую субботу она с шестнадцати до семнадцати постоянно чувствовала на себе его пристальный с ехидцей взгляд. И когда наливала пиво кандидатам наук, и когда разговаривала с Таней через окошко, и когда гадала кроссворд. А особенно - особенно - если читала Грина.
Почему-то в эти минуты хотелось оглянуться на незнакомца, и она, изредка оборачиваясь, ловила его странно неподвижный взгляд. Глаза у него были чёрные и блестящие как у зверька.
"Почему он на меня смотрит? - спрашивала она себя, - узоры на мне что ли?". Но узоров на ней не было, и она это прекрасно знала. И то, что у неё ничего не грязно и не расстёгнуто она тоже знала. Так в чём тогда дело? И каждый раз, когда она собиралась уже ответить сопляку таким же пристальным взглядом, или даже подойти и сказать, что нет на ней узоров и нечего на неё пялится, что-то мешало это сделать. То посетитель, то телефон зазвонит, то ещё какая-нибудь беда.
И "Алые паруса" в конце концов.
А потом в очередную субботу никто не пришёл ни в одиннадцать, ни в четырнадцать тридцать, нив шестнадцать ноль-ноль. И Слёз в ночь с субботы на воскресенье было почему-то чуть больше чем обычно.
- А мне больше всего нравятся водные покемоны, - говорил тем временем смуглый своему собеседнику, блестя чёрными бусинками глаз, - или электрические. Они тоже ничего.
- Это какие, например? - с издёвкой спрашивал его собеседник, - Пикачу что ли?
- Да хоть бы и Пикачу! Плохой покемон что ли?!
- Ну ты дебил! У тебя башка тупая, как у Оптимуса Прайма. Тот тоже не соображал ничего.
- Он просто честным очень был и благородным. Это таким уродам как ты кажется, что он тупой. А он уж всяко поумнее Мегатрона!
- Ты совсем с дуба рухнул? Мегатрон такие штуки придумывал хитрые, а автоботы твои тупые на эти штуки велись постоянно.
- Но в итоге-то всегда побеждали! Потому что твои десептоконы просто ушмороки трусливые.
- Да пошёл ты!
Некоторое время они молчали, яростно сопя. Потом смуглый примеряющее сказал:
- Тебе никогда не говорили, что ты на Рафаэля похож из "черепашек ниндзя"? Нет, кроме шуток.
- Кстати, - ответил второй, - ты обратил внимания, что в "черепахах" две черепашки - Леонардо и Рафаэль - художники, а две другие - Донателло и Микеланджело - скульпторы. То есть внутри коллектива черепашек есть как бы две противопоставленные пары. Причём в каждой паре есть чётко выраженный лидер - Леонардо и Донателло, в то время как остальные двое вообще не имеют принципиального значения.
- Точно! Причём пара Художников - Леонардо-Рафаэль - вроде как главнее, чем пара скульпторов, что неудивительно, если учесть тот факт, что фильм анимационный и рисовали его как раз художники!
Некоторое время они молча смотрели друг на друга, пораженные своим открытием.
А потом зазвонил будильник.
- Надо было в то кафе опять идти, - сказал черноглазый на улице.
- Тебе чего, мёдом там намазано?
- Меня барменша интересует. Никак не могу понять, сколько ей лет. Вот сижу и пытаюсь понять. Ты ж знаешь, что я слепой.
- Купи себе очки, в конце концов. Ничего необычного. Ей в районе сороковника, а одевается как малолетка. С одинокими тётками в её возрасте это бывает.