Баран Александр Петрович : другие произведения.

Кидалка. Uz

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

   Оскудела соком Степь,
  И выгнала она в Равнину,
  Живую массу на откорм,
  Людей без Бога и конину.
  
  
   - Стреляй в нее, а не то..., - надо мной стоял десятник Аброр, и лезвие ножа в его руке смотрело на мое горло, - и попробуй промахнись, уж я точно попаду. Стоя на одном колене, вытащил из-за спины стрелу, натянул тетиву, неусердно прицелился и выстрелил. Закрыв на пару секунд глаза, умолял Всевышнего отвернуть стрелу от беглянки. Открыв увидел, как женщина, бежавшая от нас и от пылающей деревни, слегка прогнулась
  в движении, на миг застыла вдвижении и рухнула в траву. Выпущенная стрела назад
  не возвращается.
  - Иди и добей, - протягивая нож, сказал Аброр, - да, по-быстрее, нас ждут.
  Приблизившись, разглядел в раненой молодую женщину: лежала набоку с поджатыми вверх ногами и обхватив живот (беременна!), это еще больше смешало мысли, черты лица размылись, смог только определить приблизительно возраст - лет двадцати, мой взгляд был прикован именно к животу, слез
  не видел, слышал лишь стон, нет, тихий хрип, как
  у загнанных лошадей. Стрела вошла в спину, и почти наполовину вышла спереди. Один из них уже точно мертв. Испуг и непонимание повернули мне голову назад, в сторону десятника, тот показал нервным жестом у горла мои дальнейшие действия. Происходившее втечении следующей минуты прошло в полном бреду. Очнулся от чьего-то тяжелого дыхания, сплюнул рвоту, понял что дышу так сам, и сквозь муть
  в голове услышал голос Аброра, срывавшего
  с неподвижного тела, по-живому, украшения:
   - Сегодня ты еще живешь - завтра посмотрим. Пошли, нас уже, наверняка, ищут.
   Пять лет назад меня выкрали из родного племени уз, что часть большого народа узбеков, который обязан своим названием хану Гияс эт-дин Узбеку, а может и сам хан величался
  от моего великого племени. Ночью ворвались в кишлак, перерезали большинство взрослых мужчин, юнцов, таких как я, увели, двое суток держали связанными, в мешках, чтобы
  не знали в какую сторону бежать. Некоторое время использовали как подручных и прислугу - заставляли ухаживать за лошадьми, делать всю черную работу в обозе, а потом сказали: или становитесь воинами или убьем. Учили не долго, да и вся наука: хочешь жить - убивай, хочешь жрать - грабь. Многие
  из земляков не выдержали такой жизни и расстались с ней. Кое-кто оказался с талантом, как Хасан - уже сотник, большой человек. Люди, среди которых я сейчас живу - разношерстное человекоподобное степное стадо, тут от всех узбеков по чуть-чуть и не только - мангиты, барласы, дурманы, катаганы, кунграты, буркуты, кераиты, калмаки, уйгуры, жузы, казахи, кипчаки, минги, карлуки, найманы, славяне, татары и много других, не всех даже понять можно, что говорят, но команды и жесты начальников все без исключения разумеют лучше самих себя. Появление здесь
  у большинства темное, и явно они не стремятся к сородичам назад, остерегаясь при первом родственном объятии получить пчок в спину. Люди без прошлого, возможно со страхом его. Они делают вид, что
  у них есть боги, вера, рассказывают истории о великом прошлом своих племен - о Чингизхане, Тимуре, Золотой Орде, дальних походах, откуда чуть ли не каждый второй возвращался ханом, Алпамыш поют,
  а сами являют собой лишь свору диких, не раз побитых и покусаных собак. Давно ушло то величие, всё несколько раз разграблено у самих же себя, раздроблено на такие вот стаи - без роду и племени.
  И не все исконно кочевые здесь, вон русичей немного, и тем не сидится на месте, бегут от оседлого ярма, казаки даже имеются. Говорят, пару лет назад, появился на Дону казак, Степан-ака звался, сын татарки, собрал такую силищу людскую, что города с крепостями брал, да изловили сатрапы тамошние и четвертовали, чуется наша кровь - степная, с уважением о нем сказывают. И нет во всей степи человека, который бы собрал заново, повел к цели, установил свои правила и порядок. Вот и бегают, отхватывают друг у друга кусок, а на большее не способны. Изредка сунуться или в ханства, к эмирам или на Русь, побесчинствуют по окраинам и назад
  в степь, где не найти, не догнать. Воинами себя зовут. Приходится приспосабливаться под этих ничтожеств, подчиняться, делать вид, прирежут же ночью во сне, это их всё, а бежать куда(?) - кругом степь, а сдайся кому, тоже убьют - я один из них. Вот и мотаюсь с этим отребьем который год, хоть и самому противно и больно. А Ему все видно, чем я занимаюсь, как живу. Судьба... Остались лишь воспоминания до той ночи и вера.
   Мой бобо с отпрысками и еще несколько больших семей узов и дурманов потрепаных кочевым житьем осели в долине Зеравшана. Коней, верблюдов и скотину по-мельче разводили, торговали с Самаркандом и Бухарой, и мне по разу Аллах даровал увидеть эти чудо-города. Земля своя была, но работали на ней или издавна здесь живущие, никогда дальше двух дней пути отсюда не ходившие, или купленые где-то, ни коня, ни юрты не имевшие. Не люди это - раз воли не знали. Да и у этих, с которыми я сейчас, вся воля - ветер в ушах и в голове. Мы назывались уз-узига бек - сами себе хозяева, а имя, как известно, определяет судьбу как одного человека, так и больших и малых народов, а также исполнение ими божественных предначертаний жизни. Никогда и никому не служили, не кланялись и не подчинялись, ни на кого не работали. Это был наш улус, и без нашего ведома, никто не мог творить свою волю на этой земле. Нас уважали соседи, к мнению наших старейшин прислушивались на курултае. Нам было что хранить и преумножать, старцы рассказывали, что наши деды свободно кочевали между Волгой и Днепром, ходили войной за Дунай, вместе с Ордой долго властвовали над русскими князьями, подчиняли персидских и турецких шахов. Это обязывало по-особому жить и гордо держаться среди местных, только и знавших, что в земле ковыряться и поклоняться огню и всему что есть в небе, да и среди многих кочевых верховодили. Эти слепцы,
  к которым я угодил, уходят прямиком в царство Шайтана, так и не впустив Аллаха в сердце свое,
  не услышав его Слова, не обратив молитвы Во Славу Его, не поклонившись Величию Его. Что они видели в жизни, и что могут рассказать детям и внукам? Да, я не ходил
  в многолетние походы и не видел многих чудес, но Гур-Эмир, Регистан в Бухаре и Самарканде с медресе в последнем, мечеть и минарет Калян живут во мне, приходят во снах, напоминают о моих великих предках и правителях того края, где я родился - Тимуре, Улукбеке, Шейбани, Абулхайре. В наших дастанах поется о великих людях - о Чингисе, Джучи и его сыновьях, Едигее, Тохтамыше, Нуреддине, Чора-Батыре и Кобланды, в былинах и сказаниях говорится о Джиренче-Чечене, а в их песнях все только о скотине, жратве и шаманах. И теперь за последние пять лет, что видел я и эти нукеры? Мы даже близко за все это время не подходили хоть к какому городу, где есть на что посмотреть, а лишь грабили по селам, где всех жителей вместе с женщинами, детьми и стариками вдвое меньше чем нас. Потому и праздник у них у всех на душе и в сердце только у пьяных, их глаза никогда
  не видели этого величия и торжества, они как грязные свиньи считают, что от их заклинаний и камня джада идет дождь и светит солнце, и зависит многое другое.
  Да, простит им Всевышний.
   - Еще раз замечу, что прячешься - прирежу этим же ножом, - по пути через разоренную, догорающую деревню учил десятник. - Если ты бережешь себя для другой, лучшей жизни,
  в ином мире, то тебе не место в этом. Если один раз дали шанс, пожить, проявить себя, наставили
  на путь воина - нехудшую долю для мужчины, то другого не будет. Все что требуется - поверить в свои силы и возможности, окончательно поверить, что все вокруг может стать твоим, все приятнейшее и желаннейшее может быть твоим, и власть, и лучшие куски добычи, и самые-самые рабыни. Ты же всегда стоишь в стороне и смотришь как делят, тебе достаются даже не крохи, а подачки. Ты думаешь, что
  чем-то хуже их? Нисколько. Даже во многом лучше! Проворнее и хитрее большинства, отличный всадник, стрелок - тьма завистников. Но тебя держат свинцом в ногах сомнения: "Правильно ли я поступаю?",
  "А не покарает ли Аллах за это?". Я примерно из тех же мест что и ты, и тоже когда-то молился.
  И все это кочевое быдло за людей не считал, а потом подумал: "А почему я должен жить хуже их?", "Чем я так плох?". И понял, что только мыслями. И изменил их. Может и себе, но этого никто
  не знает. Но себя изменил точно, и все пошло вгору. Уже десятник, прочат в сотники, ничем не обделен, везде вхож и обласкан. Так если и тебе не нравится твоя жизнь, твоё завтра - передумай. Начни жить по-новому, по-другому. Ты даже не пробовал как это, а сам себя отгораживаешь от всего. Другой выход - все это прекратить, оставить эту суету. Я не знаю и не верю, что где-то есть ещё
  что-то, и не хочу стать закопаным куском мяса, а желаю резать мясо, есть мясо, проникать своим мясом в чужое.
   Мы оставили за собой дым славянского селения, и стали спускаться к освещенному сотнями костров лагерю, который, как обычно после удачного набега, шумел всенощным пиром.
  - Мне много раз указывали избавиться от тебя, даже угрожали сверху, да и ребята
  в десятке недовольны тобой. Я все медлил, напоминаешь ты меня самого двумя годами ранее, жалел.
  Но сегодня, наблюдая за тобой, твердо решил, что убью или прикажу сделать это кому-нибудь из наших. Ты исправился в последний момент, но знаю, что не окончательно.
  В тебе все еще сидит эта отрава.
  И следующий раз будет последним, и скорей всего это произойдет завтра. У тебя немного времени изменить себя, но оно есть. Это твоё. Заслужил. - Аброр протянул мне золотой браслет, снятый с той бедняжки. - Это дорогая вещь, у тебя такой ценности никогда не было, обменяй на что-нибудь, например, на быстрого жеребца, твой конь уже стар, или
  на молодую красивую рабыню, почувствуй себя хозяином над кем-то, над жизнью, у тебя мало времени. До утра избавься от него. Прощай.
   Мы разошлись у первых костров, десятник направился к юрте хана. Я нашел костер своей десятки, мое появление вызвало некоторое оживление, присутствовали не все, а четверо что постарше, уже нестоль склонных к гульбе, дремали у огня. Мансур первый подал признаки жизни:
   - Укусите меня! Это не сон?! Живой! Или это тень из царства мертвых, или он сам
  кого-то туда отправил. Наш пугливый щенок, сцыкливый нукер объявился!
   - Да я, это я, не кричи, - хотел унять эту шумиху, но не успел, все уже открыли глаза и надменно ухмылялись.
   - Мы тут гадали после того как Аброр за тобой следить взялся: либо ты окончательно безнадежен, либо десятник плохой наставник, - вступил в разговор Шакир, - больше голосов было за то, что ты
  не вернешься. Для нас это большой сюрприз, что ты несовсем пропащий, и мясо мы с тобой незря делим. Ну, расскажи, кто это был? Бородатый дед с вилами или здоровенный мужик
  с топором?
  Я стоял потупившись, смотрел в огонь, сказать мне было нечего, так как их ожидания
  не оправдывал. Нет, они бы похвалили и за то, что я сделал, духа не хватило признаться.
   - Ладно, можешь не говорить, - не дождался ответа Шакир. - Кровь такая штука,
  ее неприятно видеть, чувствовать на руках, слышать запах, разговаривать о ней. Поначалу... а потом привыкаешь.
  Не думай об этом, забудь, это твое ремесло, твой путь. Найди наших парней и повеселись как следует. Иди, не место тебе сегодня с нами стариками. Это твой день, твое начало, сделай так чтобы память долго его хранила.
   И я ушел, но искать никого не стал, хотелось с кем-нибудь поговорить, но об этом здесь никому не скажешь. Спустился к реке, лег в высокую траву, и уставился в свою лучшую подругу - луну. Лучшую и единственную, за все время как я в этой своре собак, к ней хотя бы могу вопрошать, даже не спросить и услышать ответы о том, как все происходит: почему стрела сегодня попала, а я не хотел;
  от чего эти скитающиеся люди такие, а мои предки жившие от земли, имевшие дом - другие; за что меня не отпускают слова отца и деда о том, как нужно жить, хоть и не успел
  до конца усвоить их и применить, и должен скакать изо дня в день подобно им,
  не размышляя о вчера и завтра, не помня ни лиц, ни горя, ни радости от прожитого, говорить теми же словами, что и они, видеть полное понимание и одобрение, думать только о себе среди них, забыть про себя вне этого сброда и последних пяти лет, ведь уже получалось, и чувствовалось легко, без сомнений. И вот опять.
   Дома были мать и сестры, они со мной болтали, смеялись, обнимались, и уже пять лет
  ни с девочкой, ни с девушкой, ни с женщиной я даже не заговаривал. Сейчас пытаюсь вспомнить лица родных, но все похожи на одну - ту что не разглядел, что лежит
  за деревней. О, Аллах! Что я наделал?! Умылся в реке. Молился долго, но облегчения,
  как обычно, это не принесло. За такое прощения нет. От меня отвернулись. Наверняка навсегда.
  С колен сразу лег на живот и заплакал. Потом несколько минут абсолютной тишины, уснул, и открыв глаза, посмотрел более ясно. Мысли, кружившие в голове роем, улеглись. Почувствовал, что на чем-то неудобно лежу, нащупал рукой браслет и вынул его. Твердый, гладкий металл. Такими же бывают и камни, но их много, и поэтому за камни
  не убивают. Аброр сказал обменять браслет. Хитрый. Знает, что один шанс из десяти: меня проще убить, чем дать за него что-нибудь. Такое его очередное испытание. "До утра избавься от него" - неспроста он так сказал, проверит ведь, проследит, необязательно сам. Вот так жребий. Он отлично знает, что жалости тут ко мне ни у кого больше нет. Шайтан! Сам пачкаться не захотел, а сделать это чужими руками. С ножом у горла только жить могу, с его ножом, в его руке. Видит меня насквозь.
  И отсчитывает мои последние часы, а может и минуты. Что делать? Уснуть здесь - убьют, пойти спать
  к костру - прирежут, показать кому браслет - тоже самое, завтра снова набег и надо себя проявить как сегодня, а я точно не смогу... Максимум до завтрашнего вечера...Луну я вижу последний раз...
  И то даже не диск на ночном небе, а чье-то лицо. Женское. Нет,
  не матери и сестер, не той посреди поля. Но очень знакомое. Снилась может? Да, и во сне являлась и наяву. Это Замира. Рабыня отца хана, но относится старик к ней лучше чем
  к родным внучкам. Любит. Дикость какая-то: у лошадей такое замечал, трутся и кусаются так смешно. Вот и хан-ота когда смотрит на нее, гладит по волосам - невольно отводишь глаза. Она татарка,
  в степях где-то два года назад подобрали. Ребенком совсем была, чумазая. А потом с ней что-то произошло, и со мной тоже. Два месяца назад мы встретились глазами, и она не отвела взгляд, долго смотрела, но как-то не на меня, а... в меня,
  я чувствовал как через глаза проникает внутрь невидимый воздушный свет и такое... тепло, мельчайшими капельками как-будто туман. Не знаю сколько она глядела, даже не заметил как ушла,
  а я еще некоторое время стоял ничего не слыша и не видя. Как во сне мимо проходили люди, тянули повозки кони, а я забыл что умею дышать, ходить, как меня зовут. Потом кто-то тянул куда-то
  за руку , усаживал у костра, чем-то поил. Весь следующий день я лежал, все вокруг считали что болею, не чувствовал ни вкуса, ни запаха. Как если долго смотреть на солнце, оно еще долго светится в глазах, ты все видишь, но прицелится не можешь, таким ярким шаром в глазах весь тот день было ее лицо, а ночью, наоборот, на целое небо, в веснушках-звездах. После того два раза я пытался к ней приблизится, но она, даже
  не увидя, как-будто ощущая мое присутстсвие, сразу убегала в юрту. И, о, Аллах, с тех пор думаю
  о ней чаще, чем о тебе. Даже когда молюсь. Теперь понимаю, что ты отвернулся
  от меня не сегодня.
   Я сделала вас вольными как степной ветер, отдала все что имею, все свои просторы, реки и горы, налила травы соком, а воздух наполнила запахом цветов, угождала во всем и вам и вашей живности.
  А вам мало этого, подаренного нашей общей матерью природой, вы переродили свое естество, сотворили новую суть, которой никогда и ничего недостаточно,
  а только давай больше и больше, и даже скопить несметное количество богатств при жизни мало, а надо чтобы эти кучи напоминали о вас еще долго-долго, желательно вечность.
  Оз беги. Сами себе господа. Хозяева над собой, над кем-то и чем-то. Вот она, ваша вторая природа - власть. Вы стали называть меня вашей, делить между собой, воевать за лучшие части, торговать мной, как рабыней или продажной, на много коротких человеческих жизней хватило бы меня, как бы вы и ваши стада не плодились, у меня был запас надолго, но вы и его порвали на куски, наперед. И тут наступил конец моему терпению. Гнать вас неблагодарных. Напрасновскормленную, вечно жрущую, жующую ораву. Сестра Тайга вам тоже не мила, там лесов много, а луга и поля вам сытней и вкусней, да и снега подолгу навалено. Седые белоглавые стацы Урал, Алтай, Тянь-Шань и Памир вам тоже не кормильцы, как и прочие скалистые братья. Как долго не сопротивлялась сестрица Равнина, а пришлось впустить эту беду к себе. Ох и побродили туда-сюда гуны, хазары, печенеги, кипчаки и прочие полчища человеческой саранчи. И у нее иссякла силушка жизненная, и питать вас стало нечем. И вот вернулись вы обратно
  ни с чем ко мне, порастеряв по пути стада свои и злато. Осталось одно богатство - слава и людская молва. Вы смешали кровь родов человеческих, изменили форму лица и глаз, цвет кожи на необъятных пространствах. Сами стали выглядеть по-другому - устало. Равнина сделала вас менее дикими, приручила,
  и в этой покорности вы потеряли свою животную силу.
   Если все так, мой конец уже продуман и здесь, а не только там, остается только она.
  Не понимаю зачем? Увидеть, сказать, дотронуться? Необязательно, просто знать, что она где-то рядом. Спросил где юрта старика, отправили к ханской. Хан веселился, горели костры и факелы, орали, смеялись, двое качались по земле - боролись, все пьяные, его ота здесь. Решил обойти палатки вокруг, но это были всё родственников и приближенных, отцовской не было. У одного огня шептались дети, решил подойти узнать, спиной ближе
  ко мне, полностью укрывшись покрывалом, сидел кто-то явно постарше:
   - Салям...
  Силуэт обернулся. На меня смотрели глаза.
  
   Навека готов стать непрощенным,
   Ни за что и никогда, ни кем, ни вдруг,
   За миг в очах её быть отраженным,
   Узреть себя и свет костров вокруг.
  
   - Тебя ищут. У хана говорили, и я поняла, что это ты. Другого такого здесь нет. Они все решили...завтра...
   - Я догадался.
   - Зачем ты пришел сюда? Тебя, наверняка, заметили уже, следят, - Замира посмотрела мимо меня, прищурилась, и повела взглядом всторону.
   - Хотел отдать вот это, - достал браслет и протянул ей.
   - Мне? За что? - держа в сложеных лодочкой ладонях украшение, - такой красивый.
   - Просто решил, больше некому, тем более что уже завтра...не хочу чтобы им досталось.
   - А что я скажу дядюшке? Откуда у меня это? Он будет недоволен.
   - Спрячь на первых порах, а потом что-нибудь придумается.
   - Яхши. Рахмат. И все-таки почему пришел именно ко мне? Еще это услышанное у хана.
  Как-то странно? - она посмотрела тревожно-удивленно. - Почему ты не можешь быть таким как все? Пару месяцев назад увидев тебя, я долго не могла отвести взгляд, такие глаза были у моих родных, мамы, показалось что ты похож на моего брата. Здесь все не смотрят, а рыщут взором. Это стая. Даже дядюшка, который относится ко мне как к родной дочери, только соскользнет глазами с меня или внуков - и мгновенно хищник. Все мужчины такие.
  По крайней мере здесь.
   - Значит это место не для меня. Я - узбек, а не какой-то там тогмак, и скорее сдохну, чем стану одним из этих. В любом стаде, когда ищут жертву, смертный выбор падает
  в первую очередь на хромых и немощных, или оно само избавляется от таковых, отдает волкам. Наверное, и я болен, раз так выходит. За пять лет не смог освоиться, остался чужим, хотя здесь своих и нет, каждый сам себе.
   - Да, отсюда наволю не отпускают. Год назад решила: уйду или умру, две недели ничего не ела. Дядюшка сказал: "Тебя не держат, но оставь все, что тебе дало племя, и прочь, если знаешь дорогу куда". А у меня все его. Где та одежда в которой сюда забрали?
  Нет уже давно, и другого ничего. Как пойду? Хитрый, как и все они. Все кругом думают, что я какая-то особенная тут. Такая же рабыня, только грязную работу делать
  не заставляют. Вот за щенками их приглядываю. Поговаривают, прямо при мне, что скоро
  в жены отдадут, какому-нибудь самому отважному, такому же рабу.
   - Кажется я понял, что тогда увидели с тобой в друг друге. Мы все еще помним. Наши глаза хранят родные лица, отца и матери, братьев и сестер, их тепло, ласки, из нас еще не выветрились запахи родного дома, юрты.
   - Да, я очень дорожу этой памятью, и оберегаю. Всегда чувствую, если не станет этого во мне,
  то не станет и меня. Может не исчезну совсем, но стану никем среди этих. Они все на одно лицо,
  не оставляют никакого следа во мне, ничем не цепляются. Такая, наверно, уже и сама для них - живая серая тень себя.
   - Значит я пришел правильно. После того дня ты заняла большое место...в моих мыслях(?)...нет...Вобщем когда смотрю в себя, ты там большим пятном, а ночью на все небо. Даже...даже Аллах где-то за тобой. Раньше мне помогала молитва, теперь легче,
  как подумаю о тебе.
   - Не говори...так нельзя.
   УБИТЬ ОБОИХ. Такая вот памятка телепалась больше месяца в конце абзаца. Это должно быть самым интересным, детективным, с переодеваниями, погоней с гигиканием, возможно
  с кратковременным лирическим отступлением в виде возлежания под звездами, признанием, первым обоюдно-неумелым поцелуем(интересно те монголы целовались или терлись носами и щеками) и последним... Фыркнула их лошадь и выдала беглецов, прятавшихся в зарослях кустарника, преследователям, которые спешились для слежки. Расправа была быстрой, малоэффектной, и несла в себе мизерный урок для других, потому что данная популяция
  за все последующее свое существование не рождала даже мысли о какой-то другой жизни, кроме той которую вели все входящие в нее особи. Только корм и размножение. Уже на том этапе исторического процесса... ну, в общем жизни людей на тот момент, человеческие сообщества не могли сохраняться какое-либо продолжительное время на одних лишь инстинктах. Необходима была идея, потому узбеки, татары и прочие монголы растворялись, подчинялись владеющим такой штукой в головах или неугомонно ее ищущим. Свою общую для них всех идею Аллаха, они противопоставить не могли. Слабой была. Пока живут оседло - молятся, молвы боятся, Аллаха, а как только двинутся с места - так все кувырком . Вот как-то так. Развязка на 2 КБ, а в реальном времени полночи. Вроде неплохо.
   За них полежали двое других. В ином месте и времени или без оных вовсе. Им сделали исключение. Они стали почетными гостями. Огонь и температуру низвели до очага. Декорации и смысловую нагрузку окружающего (пространства что-ли?) прикрыли вечными сумерками. Звуки заменили на тишину, тоже бесконечную. Все происходило в очаге. Это было подобие телевизора (такой электроприбор скоро появился в их прошлом пребывании для массового воспитания сторонников зла), где проецировался человеческий мир, со всеми событиями
  до того, как позовут, исключая, конечно, светлые моменты, которых и так почти не было. Они
  не помнили и не знали, и не желали ни того и ни другого, сколько уже так лежат, обнявшись, перед огнем, завороженно всматриваясь в этот сюжет без начала и конца,
  по внешним признакам (изменения в одежде, архитектуре, технике и др.) угадывая то,
  что проживалось уже без их участия, постоянно пребывая в предслезном состоянии, и безмолвно благодаря-моля Его за своевременное изъятие оттуда. О покое они уже
  не мечтают. Оказалось и его не заслужили. Им стал понятен весь подвох, как и то, что это разумная плата за такое понимание. Персонажи с бала просто безобидные куклы посравнению с "героями",
  о которых узнали уже тут. И только этим двоим на всю Тьму было позволено верить в Свет, думать
  о возможности борьбы. Хотя они этого очень боятся, т.к. в одном зле уже более чем достаточно войны, только ее и видят в очаге, локальные эпизоды складываются в бесконечный милитаристический клип.
  А что же будет если против поднимется добро? Кроме того вскоре появились впечатляющие грибы, поставившие под вопрос существование голубого шара как космического тела и прочих звезд тоже,
  а сознание отдельных индивидуУмов креативило Апокалипсис, каждое на свой лад, с газовыми печами, жизнеутверждающим строительством в районах вечной мерзлоты для будущих поколений,
  по-недоброму улыбающимся звездно-полосатым дядей, разучившим от мудрых древних греков только одно слово - "демократия", правда, не осилив его смысл и проч.
   Татаро-монголы со временем растворились на территории Евразии, одни, покоренные еще грозным царем Иваном, отаборились вокруг Казани, и неспешно плыли по реке Истории строго в русле российской государственности, другие, еще несколько веков мирно пасли скот
  в степях на севере Китая, пока им не помогли сделать эффектный шаг в социализм
  из феодализма, минуя стадию капитализма, вобщем отпечатки пальцев руководящей руки Москвы просматривались и здесь. А узбеки, выковывая свою государственность в нескольких различных географически и хронологически ханствах, в итоге влились в дружную семью советских народов, и надолго их символом стал хлопок, за который бывали обильно политы ядохимикатами. Но, как говорится, не хлопком единым...
  
  
  
  
  Равнина строилась века,
  Её питают нефти реки,
  А из сухой Степи бегут,
   как и тогда,
  За своей судьбой узбеки.
  
   Все ж было нормально: работа, зарплата, женщины, семьей почти жил? Что ж такое-то произошло, кому чем насолил? Ну все наперекосяк. За что? Может место здесь проклятое какое, на этом перекрестке - Оптиков-Туристская? Черт дернул старого пня ехать в этот Питер, ведь дома в Узбекистане жилось нехуже многих: большой дом, жена добрая, две дочки и сын, бизнес какой-никакой, но свой - прокормиться можно, в руках навыки разные - тоже приработок халтурный. Нет, на приключения потянула кровь кочевая. Узбек - он и в Африке узбек. Почти четыре года все было нормально, а тут на тебе - кризис. Это все же видно место: дома эти желто-синим колодцем, двадцатипятиэтажные, кишлак из вагончиков. Болото гиблое. И денег нет. Говорят начальнички одно и тоже: подождите, на следующей неделе, завтраками кормят уже месяц. В бомжа превратился: сплю в бытовке с вшами и клопами, питание - одни макароны, вкус мяса забыл уже, документы давно просрочены, паспорт один узбекский - и тот проблема, если до Нового года не уеду, вообще кердык. Второго января мне стукнет сорок пять и паспорт подлежит обмену. Да я его и не ношу никогда с собой, менты останавливают, попугают, а взять с меня нечего, пошучу с ними, скажут: "Вот узбек обрусевший!"(в смысле ох...вший) и отпустят. Год назад еще проще отмахивался, ксива была 'афганская', они это дело уважают, и ту потерял. Как теперь докажешь, что твой позывной - "Двадцатый", что я вертолетчик-афганец, а не просто Булат Кудратов-гастарбайтер. Как теперь убедить, что жил по-человечески, даже в Питере. Да и кому это интересно.
   - Эй, вставайте, уже восемь часов, - это "петух" в стенку вагончика стучит,
  Гивон-армянин, один из наших посредников, в цепи которых я уже давно запутался, каждое утро так будит. Петух всюду одинаково кукарекает. Пристанище для пяти узбеков и двух молдованок чуть зашевелилось, но пробуждаться не спешило.
   - Гоша, поднимай свою банду, - не унимался бывший житель Кавказа, обращаясь к нашему бригадиру.
   - Вот Хайвон, скотина, - проворчал Гоша из-под одеяла. - Мы не спим уже, - раздраженно и громче ответил начальству.
   Вот уже который месяц сон - это лучшее, что есть в жизни, потому что во сне нет одних и тех же каждодневных мыслей: чего поесть и покурить, короче физиология одна в голове, про выпить - это уже роскошь - очень редко. Недельный бюджет, выделяемый на весь вагончик, не превышает двух тысяч -
  не разгуляешься. Да еще плюс потери от ментов, через раз как пойдем в "Пятерочку" - залет, и "пятихатки" как и не было. Начальники из-за этого сами в "Народный" ездят, но лучше бы этого
  не делали, так как у них очень своеобразное представление о меню для семи человек на семь дней: десять буханок хлеба, пять пачек макарон, три килограмма картофеля, бутылка кетчупа, пачка чая, и если не забудут килограмм сахара и блок "Петра I". Шикарно вобщем. Работаем на шестнадцатом-семнадцатом этажах, позавтракал, один раз поднялся, и через полчаса уже подсасывает,
  а туда-сюда, вверх-вниз за день несколько раз, лифт с фасада руководство стройки
  почему-то посчитало нужным убрать, а внутренняя отделка выполнена хорошо если на четверть, следовательно поднимаем стройматериалы и воду на себе, даже по нужде и
  то шагай по ступенькам, ну, по-малой, правда приспособились ходить в бакалажки, пяти-шестилитровые бутылки из-под воды, и это мужики, а как молдованки, даже и не знаю.
  Вот так и бережем силы при помощи сна, и от мрачных мыслей прячемся, хотя и сны приходят на те же темы. Лучше сном утешаться, чем о прожитом сокрушаться...
   Эх, ты, мой родной. Это я про сучок на втором ярусе нар, прямо перед моими глазами. Только он меня ежедневно радует своим прищуреным глазом. А рядом надпись Мансура
  по-узбекски, первое слово "Кидалка", послание нашим последователям о том, что не надо работать
  на Игоря, Тиграна, Гивона, т.к. с такими начальниками денег не будет.
   - В Санкт-Петербурге открылся очередной саммит глав "большой восьмерки", - заговорило FM-окно
  в мир, - главный вопрос на повестке дня - совместное противостояние мировому финансовому кризису. Уровень безработицы на начало лета в стране достиг два миллиона человек. Россия намерена значительно уменьшить квоты на иностранную рабочую силу
  из ближнего зарубежья. Об этих и других событиях слушайте далее в нашем выпуске новостей.
   Под эти нерадостные вести Вальки-молдованки первыми сползли с нар, чего-то там разогрели, накрыли стол. Потянулись к умывальнику и узбеки по-одному, хлебнули по ложке, покурили одну на двоих, и началось восхождение на шестнадцатый, прихватив по одной-две бакалажке воды из лужи заросшей молоденькими березами и камышами. Каждый день
  по заплеванным насваем ступенькам, мимо надписей на стенах - "Зенит-гавно" - протестом Азии против питерской реальности. Бывает даже на обед не хожу - подъем больше сил отбирает, чем макароны дают. Мне за остальными не угнаться - перекуриваю на пятом и десятом, и ноги сдают, и сердце пошаливает
  с осени, как в больницу попал - "вторую истребительную". После болезни и начались проблемы и
  в личной жизни и с работой.
   С Галкой прожил два года, самых счастливых в питерском периоде жизни. Вдова она,
  муж-мент года четыре назад пошел по форме в магазин за водкой и не вернулся, через два дня нашли неподалеку под железнодорожным мостом. Детей они не нажили, видно и ласка
  с его стороны была не частой. Ко мне сразу привязалась, жили не тужили. Здесь вообще, давно приметил, отчуждение между людьми больше, но если они друзья, любовники, пара, семья, то их связь крепче, желание быть вместе сильней, чем у меня на родине, там кругом люди и большинство родня или свояки, в любом случае общие концы найдешь, уединиться и заскучать не дадут. Какое-то у местных надуманое одиночество, тоска, наверное,
  из-за стремления быть не как все, необязательно лучше, просто другими, они сами отдаляются друг от друга, и неудивительно, что повстречав кого-то на таком вот - только своем пути, ты очень рад этому человеку, и готов его сразу полюбить навсегда и просто так, в благодарность за то, что он проходил мимо. Пискаревка стала родной: соседи, знакомые, сослуживцы - всё люди простые, хорошие. Работал
  в магазине,
  в двенадцатиэтажке, где и жил, на первом этаже "Полушка", овощи, фрукты, чуть нетоварного вида, которые вон с прилавков, ящиками домой и по всему подъезду с Галей разносили.
   Как-то звоню из квартиры в Навои, в Узбекистан, моя Шахло говорит:
   - Да, ты там, наверно, у кого-то уже прижился?
   - Гм-м, хочешь поговорить? - спрашиваю.
   - Давай.
   - Иди с тобой разговаривать будут, - протягиваю трубку Галке, а ту аж перекосило и пальцем
  у виска крутит:
   - Ты что? Еще приедет скандал устроит, - недоумевает русская женщина.
   - Да-ну, успокойся, все нормально, - отвечаю.
   - Здравствуйте, - зажмурившись и севшим голосом сказала Галина в трубку, а оттуда приподнятое узбекское настроение в ответ:
   - Здравствуйте! Ну как там Булат? Бухает наверно?
  Так и разговорились, потом с дочкой младшей познакомились и сама стала туда звонить. Наргиза так и звала её - "моя русская мама". А что тут особенного? Врать лучше что ли?
  У моего отца шесть жен было, три официальные, три так, двадцать семь детей. Одна мозг вынесет - идет на соседнюю улицу к другой ночевать. Нормальная ситуация для Узбекистана, и главное - никакой лжи, и любовь и уважение к каждой.
   Все испортил квартирный вопрос: тетка галкина затеяла размен-обмен жилплощади в семье, Галина
  под давлением родственников переехала в Тосно, а там в квартире мы бы жили
  не одни, не захотел становиться чужаком и обузой, остался в Питере, на этом фоне сердечко и прихватило, но доктора к нерусскому хорошо отнеслись и выкарабкался. Потом была работа в Красном Селе и Петродворце, но кризис наступил - все неудачно, так и оказался с Хасаном в этом вонючем кишлаке.
   Вот и шестнадцатый. Отдышаться, покурить на балконе и за работу. Да, вид с лоджий здесь обалденный: налево - Финский залив, два морских лайнера обычно до вечера стоят
  на якоре, парк, маяк; направо - Лахтинский разлив, за ним виллы каких-то господ, лес,
  а вокруг - новый, строящийся Питер. А воды-то, воды здесь! Почему так неравномерно все распределено среди народов, за что Аллах так карает? Одним солнца на два урожая в год,
  а влаги бакалажка на целый район; другим - воды море, пресной(!), а света и тепла небесного, спелого, с запахом дыни не больше месяца, и то украдкой, а если два, то уже счастье - спят на животах, кефиром мажутся и кожа слазит.
   Позвал Гоша, дал указания: что, как и где делать. Только замешал "ротбанд", тут и начальство подтянулось. Посредник Игорь в неизменном спортивном костюме и наколкой
  на ребре ладони "За ВДВ!", и трое его молодых прорабов - Антон, Иван и Саша. Всей компанией они разъезжают на ваниной раздолбаной "девятке" по своим объектам под реп
  из магнитолы в исполнении хозяина автомобиля, причем в жизни он сильно заикается.
   - Здорова, мужики, как дела? - поприветствовали они.
   - Привет. Здоровья немного для такой работы - кушать хочется, деньги надо, Игорь, - ответил
  за всех Гоша.
   - Будут, сейчас всем надо, кругом кризис, - предъявил причину Саша.
   - Сейчас пойдем к Гивону выяснять вопрос, обещал некоторую часть на сегодня. В любом случае, хоть на питание, но выбьем, - пообещал посредник. - Надо бы как-то, Гоша, ускориться со сдачей этих этажей, доделываем, и быстренько сваливаем на другой объект, здесь объемов больше брать не будем, как-то с проплатой у них туго. Деньги мы в любом случае получим, но всегда надо зарабатывать наперед. Мне уйму объктов заманчивых предлагают, а людей не хватает. У вас тут две бригады слаженые подобрались, вы у нас
  в приоритете, и объекты будете лучшие получать.
   - Можно и быстрее шевелится, но на одних макаронах тяжело, - посетовал Гоша.
   - Я сказал, сегодня все будет, - занервничал Игорь, - сейчас спускаемся и к армянам.
   Но тут армяне явились на этаж сами:
   - Здравствуйте! О, да здесь целое собрание, вот все вопросы и порешаем, - входя в квартиру сказал Гивон.
   - Здоров. Ты сначала главный, денежный, вопрос реши, у меня ребята голодные сидят.
  Что с оплатой? - протягивая руку спросил Игорь.
   - Генподрядчик говорит немного подождать. Полчаса назад звонил.
   - Как долго и почему? Гивон, уже давно есть что сдавать, и есть за что платить.
  Что происходит?
   - Ты же знаешь какая сейчас у всех ситуация, "Петрострой" не исключение, можешь сам спросить,
  у тебя же там есть свои люди.
   - Да, Леночка там не против всегда поговорить, - Игорь стал надевать "свободные руки" своего Сонного Эрика, так как мог говорить по телефону только таким образом из-за нерабочего микрофона. - Алло, здравствуйте, Елена Васильевна! Это Игорь по поводу оплаты, желто-синие дома на Оптиков.
   - Здрасьте, а сегодня уже звонили ваши коллеги из "Эверест-строя".
   - Да?! А я и не знал. И что Вы сказали?
   - Платежка составлена, но надо подождать.
   - Как долго и почему?
   - Игорь, даже я не могу Вам этого сказать. У меня есть начальство, которое расставляет приоритеты по оплатам. Учредители ещё есть, которые влияют на ситуацию.
   - А как с ними пообщаться?
   - О-ох, Игорь, у Вас же свой бизнес, и должны понимать, что это невозможно. Да Вы так
  не беспокойтесь. Мы все обязательно оплатим. Вопрос только в одном - когда(?!).
   - Елена Васильевна, Вы тоже меня правильно поймите: я говорю не только от себя.
  На объекте два месяца проработали братья из Средней Азии и других близлежащих стран, и на данный момент они полуголодные, так как ничего не получали, и самое главное - кушать хотят их жены и дети в солнечном Узбекистане или где-то там еще. А это, Елена Васильевна, уже вопрос, так сказать, политический, подумайте только что будет, если они снимутся с места и придут сюда. Я уже вижу
  в огне Оренбург, Самару и Москву, представляете эти орды под Колпино и Шушарами. Просто кошмар! - по лицу Игоря гуляла злая ухмылка.
   - Ха-ха...гм, Игорь, да Вы юморист.
   - Да какой тут смех - это же третья мировая чистой воды с непоправимыми последствиями. Это окончательная победа ислама и феминизма над цивилизацией. Конец косметике и коротким юбкам.
   - Ха-ха-ха.
   - Это господа еще некоторое время протянут в Кремле и за стенами Петропавловской крепости или Смольного, ну, еще немногие на личных самолетах свалят, а нам с вами кердык мгновенный от этих племен. Вы же человек просвещенный и знаете в каком состоянии наша армия. Елена Васильевна, вы должны срочно что-нибудь сделать для русских женщин! Это кошмар! Славянская красота в парандже!
   - Ох-хо...уф, Игорь, ну Вы меня и рассмешили! Ух, аж дыхание перехватило.
   - Вот я Вам и говорю: все в Ваших руках.
   - Ха-ха, хорошо-хорошо я поговорю сегодня с руководством, и постараюсь сделать все возможное для узбекских женщин. Звоните завтра. Всего хорошего.
   - О, видал? Пойдет говорить с кем-то. Завтра звонить, - обратился Игорь к Гивону, - это стройка, Гивон, улыбаться надо. Ты ребятам сможешь подкинуть на еду чего?
   - Если на фирме будет наличка. После обеда станет известно.
   - Лады, но ты постарайся, а то положение уже действительно нерадостное. Что необходимо предоставить к следующей сдаче объемов?
   - "Петрострой" требует покраску эмульсией всех потолков и санузлов, - развел руками Гивон, тем показывая, что он тут не главная фигура, и перед ним тоже ставят задачи, - ну, и порядок должен быть, все что там писали-мисали снести вниз, за мусором
  я подсобников пришлю.
   - Гоша, ты слышал? Сколько понадобится времени чтобы управиться с этим, - это Игорь.
   - Неделя максимум.
   - Ок. Давайте тогда до завтра. Гивона на бабки тряси, - шутя попрощался Игорь и
  со свитой удалился.
   Вот так - как обычно похохмили, зубы поскалили и укатили мордовороты. Бай говорит - песню поет, бедняк говорит - глину жует. А сколько их таких? "Петрострой" имеет с отделки всего дома, "Эверест-строй" с секции-подъезда, Игорь со своими мальчиками с двух этажей, короче на одного дармоеда два-три, в лучшем случае, гастарбайтера(местных что-то здесь не видно). Полуголодных и злых. Правду говорят: когда пастухов много, овцы дохнут. Нехорошо.
   Думали, что так просто вам все с рук и сойдет. Почти три века. Погуляли по Руси, пограбили, пожгли, понасильничали. И все забудется? Э-ээ, нет. Долго этот благоприятный момент зарождался и ожидался. Время мести и расплаты. Поквитаться с вами. Тупо сестрицу Войну подослать - скучно, это грязь, кровь, и главное все очень быстро по нынешним временам. Моральное удовлетворение как муза
  не терпит суеты. Были маленькие походы
  еще при Российской Империи, но это лишь тактические шажки, дабы не потерять вас из поля зрения. Хотелось театра, режиссуры и искусства
  с мезансценами, чтобы с опущеной головой и на колени. А уж я продержу вас так сколько захочу. И ВОТ! Это время пришло. И явились монголы-строители Россию отстраивать-отмывать, и персов за собой притянули. Вы когда-то кровушки попили-пососали, к порядкам своим приучили, до сих пор не избавиться, ваш черед хлебнуть своей же азиатчины, нашего беспредельчика. Все возвращается и долги надо платить. Сколько на вас сил и времени порастрачено? Ах, да, это не вы?! Это татары.
  Ну, конечно. Те что сидят сейчас смирные, в Казани. Меня интересует мясо степное, кочевое, а вы его плоть и кровь. Ладно мы узбеки, а таджики тут причем? Они же персы, другой расы. Да вы там сами
  не разберетесь - кто есть кто, ничего, наука всем будет. О, а за героиновый траффик кто ответит? Еще неизвестно какая чума похуже: былые баскаки или нынешние наркобароны и диллеры? Чувствую, что эта бомба замедленного действия похлеще ига будет, и тоже на века. Потому не промахнулась и в этом, таджики тоже виноваты, на перспективу. Ваш вклад в российскую стройку, подметеные улицы, прочий "черный" труд - это дань через века назад и вперед, этой некогда униженной и поруганой земле. Настал час Вашего рабства.
  
   Но все же три тысячи армяне тогда подкинули. Без бутылки вечером не обошлось. Наутро снова восхождение, да еще на больную голову, благо Хасан за пивом сбегал.
   - О, Степан-ака, - обрадовался Толик, узбекский "муж" Вальки-молдованки, той что
  по-старше, увидя полторачку "Степана Разина", - это хорошо, зур.
   - А я думал мусульмане не пьют, - удивился Саша-белорус, работавший вторую неделю
  на этаже с Гошей.
   - А что мы не люди? - обиделся Аброр. - На, потяни.
   - Нет, спасибо. А нос е?
   - Ты насвай куришь? - удивились сразу все присутствовавшие узбеки.
   - А чего такого?
   - Ну, русские обычно сигареты курят.
   - А я нерусский, а из Белоруссии, и не такое бывало.
   - Что и так? - Аброр показал как управляются с косяком.
   - И так тоже.
   - Столько хватит? - спросил Гоша насыпая из поднасвайника.
   - Хорош, - и закинул зеленое месиво, языком заправляя его за губу.
   - Ты что? Покушал? - все это время Аброр недоверчиво наблюдал за действиями Саши.
   - Мыкы, - покачал тот головой.
   - А где? Покажи?
  Саша оттянул нижнюю губу и показал зелье.
   - Точно нерусский, - хлопнул в ладоши улыбаясь Гоша, - умеет. Ладно, хватит отдыхать, вчера слышали, сейчас главное - покрасить потолки в квартирах и полностью санузлы. Давайте, за работу.
   Пиво закончилось и все разбрелись по этажам и квартирам. Толик с молдованками работал на семнадцатом, и это была его бригада. Одной Вальке тридцать семь, дома в Молдове дочь, с Толиком живут и скитаются по московским и питерским стройкам уже четвертый год, ясно что муж и жена, у него в Узбекистане жена и два сына, но нам можно больше одной. Любовь в строительном вагончике.
  И так тоже люди жизнь строят. Видел у нее узбекский гимн, видно в планах туда ехать. Другой Валентине двадцать четыре, обе из одного города, но не родственницы, приехала
  за старшей. Скрытная. Лопоухая такая, смешная, но что-то в себе держит. Ей точно здесь не место. Убийство молодости и здоровья. Вот значит, так семнадцатый этаж сплотил узбекский и молдавский народы.
   На шестнадцатом в большинстве узбеки. Гоша - главный. Вообще-то он Холоб, по-русски это буквально даже не прознести, потому и обрусил себе имя, да и я не просто Булат,
  а в четыре раза произносить надо длиннее, так проще и нам и вам, кстати, и Толик из той же оперы.
  В Питер бригадир ездит уже семь лет, бывало разное, но вцелом по финансам
  в плюсе, доволен(?)... скорей удовлетворен такой работой и жизнью. Семью видит только
  в Новый год, русский, когда ездит домой, он там Корбобо, Дед Мороз, троим детишкам.
  С Игорем, начальником нашим, работает не первый год, проблем никогда не возникало, хорошо платил, но этот год его явно беспокоит. Вижу часто не поднимает телефон, когда жена звонит, насчет денег сказать нечего. Общается больше со своим племянником Аброром, и даже наделил его некоторой властью, чтоб самому можно было отлучаться с этажей.
  Мы с Хасаном-полутаджиком-полуузбеком прибыли последними в эту компанию, работали
  до этого в Петродворце, заплатили меньше чем обещали, в итоге обменяли шило на мыло, здесь вообще второй месяц денег не видим. Родственнички эти еще не очень нас жалуют, придираются, по оплате ясности никакой, но уже понятно, если деньги будет делить Гоша, правды не найдешь, с Толиком и его тетками тоже не ладят.
   На этаже одной секции-парадной четыре квартиры: как заходишь с общей лоджии, которая ведет с лестницы в МОП(места общего пользования), попадаешь в предбанник с мусоропроводом, из него дверь
  в коридор, сначала несколько метров прямо, там справа пустующие лифтовые шахты, почти на всех этажах превращенные в импровизированные туалеты с желтым в бакалажках, ну и запах соответственно, слева в углу две квартиры - четырех и трехкомнатная, затем сворачиваем направо и в тупике еще две квартиры - трех и двукомнатная. Начали работу с самой маленькой, я взялся за один из двух санузлов, Саня рядом в усеченной, нестандартной формы, комнате, Хасан во втором санузле, Аброр в другой комнате, вовсю гремит бумбокс, периодически его перекрывают крики племянничка бригадира на полуузбека. Иду перекурить к белорусу.
   - Что воспитывает? - спросил Саша, хотя орали по-узбекски, но понять по интонациям можно.
   - Ну, все не так этому горлопану, а вечером еще Гоше нажалуется, и начинается разбор полетов,
  я просто убегаю к кому-нибудь в другой вагончик и прихожу когда улягутся. Закуривай, если есть?
   - На подоконнике, за свитером, подкури, оставишь.
   - Не давай ты первый, у меня характер дурной.
   - В смысле?
   - Фильтр жую, плохая привычка, курю когда руки заняты, вот и выработалась.
   - А-а, тогда понятно, - Саня слазит с "козлов" и затягивается.
   - Достал этой своей музыкой, голова уже болит, чуть ли не каждый час "джонсон-джонсон", "джонсон" и "джонсон". Песен у них там что ли других нет? - жалуюсь.
   - Нервный какой-то. А Хасан тоже молодец, осекать надо таких, а он молчит. Слишком тихий.
   - Кто его знает, что у него там в макушке водится. Держит внутри, держит, а потом
  как вырвется. Он по отцу таджик, а это народ темный, себе на уме.
   - И таджикский знает?
   - Ну да, одинаково и тот и другой. У нас много таких, все перемешано, а всё чего-то делят. Вот
  у него что? Сердце узбека, а голова таджика, или наоборот? За кого ему быть? Родня есть и с одной стороны и с другой. А нередко, случись что, глотки друг другу грызут.
   - Что-то слышал с турками-месхитинцами какая-то заваруха была у вас.
   - А-а, давняя история, слухов много ходило разных, но чаще всего рассказывали: пришел узбек в бар пива выпить, где-то в Ферганской долине дело было, а там сидят трое или четверо этих самых турок,
  и бармен тоже их соплеменник, подсунули ему мочу, узбек понял подвох и запустил в бармена бутылкой, а компания заступилась, и ладно бы просто по шее наваляли, а то пинали по земле до самого дома,
  на шум выбежала жена с ребенком, досталось и ей, а дитё закинули на пики забора, сразу насмерть. Ну, узбеки тихие-тихие, а выйдет такое... и понеслась, сначала по этому городку турок погоняли, потом перекинулось на другие, в итоге что-то около сотни трупов с обеих сторон. Всегда жили мирно, соседствовали, политика это все, кто-то сделал себе имя, а может и деньги. В тех краях отморозков всегда хватало, беднота, да еще и школы какие-то исламские, подпольные, арабы спонсировали, чеченцы и те туда приезжали, ваххабитами делаются, фанатики. Половина наркоманы. А к чужим всегда неприязнь была, я еще в школу не ходил, в Ташкенте что-то похожее было, только не против турок, а русских, татар крымских и евреев избивали, тогда в открытую об этом не говорили, слухи перешептывали, позже уже вспомнили узбекское гостеприимство. Никогда не понимал это быдло. Против кого они и за что борятся? "Узбекистан-узбекам" - так обычно орут твари. Каким узбекам? Большую часть жизни прожил,
  а настоящих, истинных узбеков в глаза не видел. Что ни кишлак, то новое племя. В другой район заедешь уже вслушиваться надо что говорят, одни жэкают, другие йикают. Ты думаешь я Гошу, Хасана, Аброра и Толика одинаково слышу и понимаю? Черта
  с два! А на лицо что все похожие? И желтые, узкоглазые, и пепельные, чуть ли не фиолетовые, как Хасан, а таких полстраны там, и от славян некоторых не отличить - вообще белые. Вали у нас такой
  в соседнем вагончике есть, его менты вообще не трогают. У моего отца одна из жен была белоруска - Люба Гурская. Её дети на меня слабо похожи, больше на тебя, а тоже узбеки. Какой Убе-ки-стан(!), какие узбе-еки?! Там в каждом вся Азия перемешана, и во мне тоже. А русские что все одинаковые?
  И здесь, и где-нибудь под Краснодаром? Россияне все, и татары, и калмыки, и чукчи с якутами. У вас в Белоруссии
  по-другому?
   - Да такая же фигня. А представляешь настоящего американца? Он какой, черный или красный? - вопрос породил вопрос у Сани.
   - Во-во, а все чего-то делят.
   - А с таджиками ладят? - снова Саша.
   - Вообще да, хотя бывает как коты с собаками, лишь бы побрехать. У меня соседей таджиков много, почти все понимаю что говорят, я вырос с ними, говорить не берусь, никогда не пробовал, так ляпнуть могу - "привет - пока", "спасибо - пожалуйста".
  А больше - зачем позориться? И они нас неплохо понимают. Хасан вон хороший малый, просит меня, чтобы с ним по-русски говорил вечерами, выучить хочет, понимать вроде понимает,
  а сказать не может.
   - А чего так? Ты вот чешешь не хуже меня, а он как с гор вчера спустился.
   - А так и есть, он не из города, а в кишлаках по-русски почти не говорят, да и не то уже поколение, сейчас это не так важно, мне когда-то отец говорил: "Учи, чурбан, русский язык, человеком станешь", а теперь вон узбекский даже на английские буквы перевели, дочка учится,
  а я прочитать в газете не могу. Армия советская еще нашему черному брату много давала, по книжке Устава, да под присмотром дедов и прапоров, быстро наука проходила.
   - Слушай, что заметил, в Питере по стройкам большинство работяг узбеки, ну, таджики немного, вот киргизов, туркмен, казахов тех же, не видно почти. Что они живут лучше там у себя и сюда не едут?
   - Едут, но они незаметны потому что их намного меньше, в Узбекистане живет двадцать семь миллионов, а в Киргизии и Туркмении несколько миллионов вместе взятых.
   - Вот над таджиками в 'нашейраше' стебаются, а здесь их как-то немного.
   - Говорят, армянину этому...
   - Галустяну, - помог вспомнить Саша.
   - Ага, накостыляли, поймав где-то, за эти приколы.
   - Министерство культуры Таджикистана пару лет назад протест России предъявляло
  за такой показ соотечественников.
   - Да, глупости это, так все и есть. Жил человек себе спокойно, горы кругом, вода
  из реки, свет из керосинки, ближайший магазин с мылом и спичками в сотне километров,
  а тут раз, и в многомиллионный город его. Как он будет себя ощущать и выглядеть? Они первые массово сюда подались, война у них была, жить-то надо, может и действительно
  в Москве таджиков больше, может за десять-пятнадцать лет многие нашли что-нибудь по-лучше стройки, стали лучше жить, одеваться, не так на Джамшутов походить.
   - Э-э, нерусский, чего сидим, - в комнату заглянул, делая обход, Гоша.
   - Что уже и покурить нельзя, - огрызнулся Саня.
   - Работай и кури, - с небольшим вызовом, но все же шутя, заявил бригадир.
   - А ты чего тут раскомандовался, езжай в свой чуркестан приказывать, - не остался
  в долгу белорус. - Сам-то почему не работаешь?
   - Я - бригадир, мне можно, - то ли в шутку, то ли всерьез предъявил узбек.
   - Ага, развелось вас тут насяльников, скоро послать некого будет. Каковы финансовые прогнозы?
  Что насчет денег слышно? - провоцировал славянин.
   - С Игорем сегодня разговаривал, он сказал, что ситуация прояснится во вторник, - последние вопросы задели Гошу больше всего, настроение его качнулось в худшую сторону.
   - А во вторник в пятницу, - не унимался Саша, - ты про деньги что-нибудь конкретное скажи,
  а не про ситуацию.
   - Откуда я знаю, говорю тебе, что мне сказали, - вскипел и брызнул слюной командир.
   - Ты же бригадир и должен все знать. Иначе куда ты нас заведешь, Сусанин-аке? - слегка зардевшего было насяльника сразу отпустило, все трое хорошо посмеялись, я направился
  в свой санузел, Саня влез на "козлы" и взялся за валик.
   - Вот здесь пропустил и тут, - придрался уже без шуток Гоша к саниной работе.
   - Каво? - недовольно нахмурился белорус, изготовляясь достойно ответить.
   - Ни каво, а чиво, нерусский, - все же улыбнулся бригадир, - пройдись еще раз.
   - Без тебя разберусь, вали давай, - бросил вдогонку уходящему узбеку Саша.
   После обеда Гоша больше не появлялся, и нашим разговорам-перекурам никто не мешал, кроме криков Аброра.
   - Фу, и тут эти бакалажки, - вышли с белорусом после пяти на лоджию с солнечной стороны, а там емкости с желтым, он взял обе и отнес куда-то, вернулся, открыли окна, закурили.
   - Хорошо припекает, - Саня стягивая футболку. - Прошлым летом, на следующий день как приехал сюда, в Кронштадте пошли с земляком на пляж к заливу и даже слегка обгорел. Подумать только: приехал на север, а тут как на юге. Август и сентябрь тогда отличными на погоду были, может и сейчас порадует.
   - Сколько ты уже здесь? - это я.
   - Почти год, в конце июля год назад приехал.
   - И все на стройке?
   - Не-ет, продажами рекламы занимался, тут этот кризис, непруха пошла, знакомый вот предложил меньше месяца назад: "Реальная тема, мой одноклассник прораб, не кинут", повелся, три недели
  на Авиаконструкторов штукатурили, потом сюда, деньги с того объекта сказали подождать.
   - Понятно. А там шестнадцатиэтажный дом у трамвайной остановки? - что-то мне показалось знакомым.
   - Ну. Что знаешь?
   - Мгы. Мы с Хасаном, когда к Игорю приехали устраиваться, сначала там встречались, оттуда нас сюда и направили. Магазин еще через дорогу. Там дом для блокадников вроде.
   - Ну типа того, получат блокадники, жить будут дети-внуки, у Матвиенки под надзором объект, хотят к осени сдать, но что-то слабое там движение, там Игорь на контору работал, которую узбек держит, "Высота" называется. Садыр по-моему имя. Узбеков молодых человек десять-пятнадцать держит, за месяц аванса по пару тысяч дал, когда остальное неизвестно, квартиру одну втроем сделали, вот ждем, двое русских что со мной были -
  уже свалили, мне деваться некуда, тут хоть какие-то деньги на питание и проезд.
  Все в обрез, пока не рыпнуться.
   - Домой деньги высылал за все это время?
   - Не-е. Пока не до жиру. Мать тут зимой приезжала, та-ак, подарки сделал.
   - Что-то у всех сейчас негусто.
   - А ты здесь давно? - Саша скинул бычок вниз.
   - Почти четыре года.
   - Стройка?
   - Нетолько. Грузчиком в магазине долго работал.
   - В кидалово не попадал?
   - Так чтоб совсем - то нет. Бывало платили меньше, чем обещали. Мысли дурные в голову полезли только здесь. Неладно как-то все. А в Белоруссии, что с работой совсем туго?
   - Негусто, да и платят гроши. Давно хотел уехать, тут появился вариант, собрался
  под материнский упрёк: "Езжай-езжай там, ленинградские стаканы облизывать" и свалил.
  А теперь еще с этим кризисом, там не понятно что происходит. Назад совсем не тянет.
  И вообще..., - Саня махнул рукой, - ну их. Я хоть молодой, а ты то чего сюда приперся, дети уже, наверное, большие?
   - Трое. Старшей дочке Замире двадцать скоро, сын Зафар в седьмой класс пойдет осенью, младшенькой Наргизе девять лет. Да, в принципе, острой нужды не было катить куда-то. Большой дом собственный, лавка торговая прямо из окна, сиди дома и зарабатывай, огород, халтуры постоянные, не бедствовали.
   - А что продавал?
   - Да, как обычный ларек здесь. Сигареты, пиво, конфеты, жевачки, мелочевка разная, водка и спирт, правда, из-под прилавка, хлеб, у жены знакомые в пекарне, брали
  по дешевке, и наваривали, насвай тот же, неплохо расходился.
   - Это как все официально было?
   - В смысле? - не дошло сразу до меня.
   - Ну, с документами, индивидуальный предприниматель, или что-то такое? С налоговой дела?
   - Да, успокойся, какое там. У нас город - все друг друга знают, налоговая - семь человек, половина соседи, и у меня же затариваются частенько, приходили пару раз
  с угрозами, приглашаешь в дом, накрываешь поляну, и все налоги.
   - Сюда приехал один?
   - Так вот, друг приезжал из Питера, с заработков, отдохнуть домой, сидели-выпивали,
  он и предложил: "Пятьсот баксов в месяц будешь иметь", как-то и не раздумывал даже, наутро собрался, и в Ташкент на самолет. Сам не знаю как вышло? Что-то такое было.
  Не хотелось чтобы каждый новый день был похож на вчерашний, а именно так жил последние несколько лет, очень предсказуемо, и для себя и для детей. Желание менять жизнь всегда присутствовало, самому стать другим - не стареющим торгашом в окне почти всегда слегка под мухой, детям оставить что-то большее и совершенно иное, чем та жизнь которая им светит, доказать себе и другим, что чего-то еще стоишь, напомнить судьбе - вот есть такой Булат, испытай его, дай ещё один шанс, нужен был только повод и такой появился.
   - Ладно, пойдем поработаем еще чуток что ли, - предложил Саня.
   Пастга боринг с работы веселей и легче, кишлак обнесен забором из жести, покрашенной
  в синий цвет, вокруг домов уже газоны разбиты, дорожки заасфальтированы и вымощены. Чтобы городскую красоту деревенские не портили, веревки с красными тряпочками понатягивали, как раз перед дыркой
  в заборе для прохода к вагончикам, качели детские поставили, скамеечки. Ух, гоняют, заразы. Молодые жители кишлака осваивают ролики. Асфальт новый, ровный. Приедут в Узбекистан будут рисоваться перед девочками. О, как мы умеем! Не то что эти ваши - только насвай жевать. Есть же силы после работы такое выделывать. Что-то наша молодежь: Хасан, Аброр и Валька не скачут по вечерам - сразу спать.
  А некоторые здесь еще и в футбол гоняют. Питание. Присяду тут, вздохну свежего вечернего воздуха,
  в двух шагах отсюда за ограждением уже не тот, вдоль забора канава сточная, помойка рядом, не помню когда последний раз увозилась, и все это гниет, разлагается, про вагончик и вспоминать не хочу,
  от его запаха я еще долго не отмоюсь. Вон около 'пятерки' зеленой толпа собралась, узбек какой-то, осевший неплохо в Питере, на соплеменниках бизнес делает: шмотки дешевые продает, мелочевку разную, если столько интересующихся, значит деньги у некоторых водятся и кидают не всех. Почему тогда мне так 'везет'? Хамсу еще тетки торговать приносят. С мясом. Ладно, пойду, а то мысли нездоровые лезут и подсасывает уже. Макароны хоть меня ждут?
   Вот так и шли дни: днем в разговорах с Саней, вечерами убегал из вагончика, благо рядом проживали пару земляков-ровесников, с которыми было о чем поговорить, "домой" старался возвратиться когда уже все спят, чтобы не слышать этого беспросветного нытья, что затягивало в свою депрессивную стихию, где все друг другу виноваты. Достаток объединяет, бедность разобщает. Дальше хуже - после покраски выяснилось, что деньги будут только после поклейки обоев и укладки линолиума на наших этажах. Понятно что это не день и даже не два. А пару недель. Такого же настроения, и тех же дум с самого утра и до отбоя.
   Первый день обои клеил с Хасаном, только он первый раз в жизни этим занимается, наделали косяков, во второй день переиграли и поставили работать с Саней, дело пошло веселей, по комнате вдень как минимум вылетало.
   - Саша-жон, объясни мне черту нерусскому, что такое 'с трех раз угадай'?
   - В смысле? - не понял сразу белорус.
   - Галке говорю: 'Ответь мне конкретно - любишь или нет?', а она: 'Угадай с трёх раз'. Как понимать ее слова?
   - Это шутка такая, прикалывается над тобой.
   - Так 'да' или 'нет'? - не уловил все равно того что хотел.
   - Ну, скорее 'да', - улыбнулся Саня, - женщина все-таки, заигрывает.
   - Неужели нельзя сказать точно, как дети малые, а я не понимаю. - Для меня это очень важно было тогда, чтобы определиться, как и с кем жить дальше, куда идти, а тут шутки шутят. Нерусский, что взять. Говорю теми же словами, бывает даже так загну, что все вокруг падают со смеху, хохм разных знаю море, а все равно во многие слова мы и они смысл вкладываем неодинаковый. Слова не просто звуки или буквы, у каждого слова в разных языках своя история, свои пути-дороги. Вот и не сходимся.
   За три недели выполнили задачу и по обоям, но на скорость выплаты это снова почему-то не повлияло. И вот вроде работа сделана, все выполнено, а слова те же - подождите до вторника,
  а во вторник - до пятницы. Ходили разговоры о новом объекте, где-то
  на Комендантском проспекте, Толик с бабами сразу заявил, что пока не получит денег
  за эту работу, в другое место не поедет, и взялся за халтуру на первом этаже.
   - У меня другого выхода нет, если все взять и бросить - наступит полный ступор, - сетовал Саша
  в конце июня, когда переезжали на другую стройку, - а так хоть какие деньги на жратву, на дорогу
  (он снимал комнату в Кронштадте). А ты что здесь будешь делать?
   - Пойду с Толиком по халтурам, он говорил, что квартиру обоями оклеить - пять-шесть тысяч. Нормально в данной ситуации. Или вон с Лехой буду работать, что у нас на этажах двери вставлял, ему помощник нужен, а он здесь один такой специалист, его не кинут, потому что у Тиграна с Гивоном вся стройка встанет. А мотаться с объекта на объект, вкалывать неизвестно за что и на кого я не буду.
   В последний вечер на Оптиков подъехал Игорь со своими пацанами, Гоша стал опять говорить
  за деньги на питание:
   - Игорь полбуханки хлеба осталось на семь человек. Что мне делать?
   - Гоша, а у меня ста рублей в кармане нет, - раздраженно и на повышенных тонах Игорь. - А мне что делать?
  Бригадир присел на паребрик и обхватил голову руками. Игорь расположился рядом. Оба были напределе, каждый по-своему: у Гоши семь человек бригады здесь и жена с тремя детьми там, у Игоря съемная квартира и баба с сыном-школьником, которая его уже фактически содержит. С минуту молчали, понимая, что криком здесь не поможешь, думая, зачем надо было это все на себя брать.
   - Сколько надо чтобы прокормиться до понедельника и переехать на Комендантский, - начал Игорь, - там с деньгами точно проще, мы договорились, что на еду строго каждую неделю будут выделять.
   - Три тысячи минимум, - процедил узбек.
   - Что ж так много-то, это же на два-три дня чтоб добраться до "Юбилейного", - возмутился, но без надрыва начальник.
   - Полторы мне отдать нужно, я уже занимал, остальное как раз на пару дней, - объяснил расклад Гоша, - пока там все наладится не сидеть же голодными.
   Так в начале июля Гоша, Аброр, Хасан и Саня уехали на Комендантский. Вернее Саня один вышел
  в понедельник утром на новое место, а там никого не оказалось, хотя должны были переехать
  на выходных. Набрал по телефону Гошу, долго никто не отвечал, потом что-то несуразное промямлил
  в трубку Аброр, из чего можно было разобрать только то, что они еще на Оптиков. Дозвонился до
  Вани-прораба, тот сказал подождать и что скоро подскочит. Скоро наступило через часа полтора,
  в машине был еще Саша-прораб, у них была информация что узбеки забухали, и они втроем поехали разбираться.
   Куда-то ехать никому не хотелось, вознаграждения за два месяца работы не последовало, потому энтузиазм начальников не вдохновлял. В воскресенье напились. Гоша сам по себе,
  я отдельно от бригады, мир ведь не без добрых людей. На переезд забили. Утро понедельника было хмурым, к двенадцати прояснилось и пригрело, подтянулось начальство. Изрядно похмелившись,
  в полдень уже вернулся в состояние вчерашнего безразличия ко всему происходящему вокруг, еще один день можно переждать. Только что? Непонятно, ни сейчас, ни трезвому тем более, мысли путаются ещё сильней. Выпили вот сутра, жизнь такую
  по прокленали, и спать, а мне не спится. Вышел, постоял, покачался, решил пойти проведать "родной" вагончик, где сумка с вещами лежит. Смотрят вон, осуждающе,
  да, я узбек, и я нажрался. Пошли вы. Кто скажет что-нибудь "двадцатому"? В туалет надо. Стоят вот биотуалеты, а шайтан, все на замках. По нужде и то с ключом, что за жизнь пошла. Ху-уу, за кабинкой пристроился. А чего тут так гарью несет? Вещи свалены
  какие-то, черные, обгоревшие. Аааааа, тут же вторым ярусом вагончик стоял, в котором пожар был меньше месяца назад, его краном сняли, чтобы огонь на другие бытовки не перекинулся, потом увезли, таджики жили в нем. Живые да и ладно. Была бы голова,
  а тюбетейка найдется. Переполоху было то, мы тогда работу побросали, окна открыли, событие
  как-никак. А знак недобрый. Что-то похуже еще в этом кишлаке случится.
   Та-ак, вот и мой вагончик, Аброр с Хасаном стоят на входе курят, без настроения, хмурые.
  Моё появление радости на их лицах не добавило, посторонились, пропустили внутрь. О, да тут, целое сборище, прорабы Саша и Ваня, белорус, Вальки угощают их супом
  с курицей, Гоша смог подняться только ради горящего, навид тяжело ему, Толик - бодрячком, сидят шутят угощаются, поздоровался, они ответили, по взглядам понял, что выгляжу ещё менее простительно чем бригадир, решил глаза не мозолить, вышел закурил
  с ребятами, Валька-старшая спросила не налить ли бульона, попросил черпак наложить чтобы остыло. Было бы что в котле, а половник всегда найдется. Так у нас говорят.
   - Ну что, Булат, ты с нами переезжаешь? - вышел Ваня.
   - Остаюсь...пока.
   - Почему?
   - Ваня, я проработал почти два месяца, и денег не видно. Опять поехать...вот так...
  где-то проработать...
   - Булат, деньги будут, мы их по-любому выбьем. Вопрос времени.
   - Вань...я такой человек...должен был...я сделал...черт нерусский я...непонятно говорю...извини...двадцатый не подвел...все сделал...доконца...куда ехать? - что этому пацану объясняю, он и сам так же попал. Как может понять? Для него я "черный"... чужой, второй сорт... бахча... лох, деревня. Глина не станет фарфором, чужой не станет родным. Сосед мой говорил.
   - Все будет нормально, там на Комендантском совсем другая ситуация, - объяснял прораб, - мы эти пару месяцев хватались за все подряд, лишь бы работа, на новом объекте все оговорено, такого
  не будет. Все наладится, вот увидишь.
   - Я не вижу... зачем... смысла... пока не получу... черт нерусский... плохо говорю...
   - Тебе говорят, что заработаное получишь, - подключился появившийся из бытовки
  Саша-прораб, а за ним и белорус, - значит получишь.
   - Не понимаю куда... плохо говорю, - пытался объяснить, русские слова разбегались, анан ски, пул.
   - Ладно мы поехали, бывай, надумаешь, подтягивайся к нам.
  Ага, если даже деньги получу, вы меня больше не увидите.
   - Пьяный узбек - это жесть, - определил прораб Саша.
   - Не говори, - отозвался Ваня.
   - А бухие русские что лучше? - вставил бульбаш.
  Молча сели в "девятку" и направились на "Юбилейный", новый квартал в конце проспекта названного
  в честь аэродрома, кстати, одного из первых в России. Там где сто лет назад взмывали ввысь примитивные летательные аппараты, на двадцать пять этажей выросли многоэтажные дома.
   Поехали они зарабатывать дальше. Три недели на Комендантском, потом несколько дней
  на Пионерке в каком-то бывшем детском садике работали, и снова вернулись на Оптиков, правда,
  не обратно в сине-желтые дома, а через дорогу, в строющуюся школу. Денег нигде не увидели.
  Саня-белорус захаживал пару раз проведать. А я что? Договорился с Лехой работать вместе
  на установке дверей. Голодными не были, и трезвыми тоже, почти каждый день.
   Как-то взял телефон, набрал номер Марины, галиной подруги, оказалось моя жена
  из Узбекистана звонила, разыскивала меня, просила связаться.
   - Ну привет, родная. Что случилось?
   - Дочь сватают. Ты когда приедешь? Мы тебя обыскались, разное передумали. Почему
  не звонишь? Собираешься хоть домой когда? - чувствовалось волнение и надежда в ее голосе.
   - Да застрял тут, денег должны, пока не могу сказать ничего определенного. Сваты приходили? Кто?
   - Захиевых помнишь? Рядом с Алтыевыми живут.
   - Ну. Два парня у них.
   - Так вот. Старший Азгур. Дело почти решенное. Замира тут стоит, с тобой говорить хочет.
   - Давай.
   - Здравствуй, пап.
   - Привет, доченька.
   - Как дела у тебя? Когда приедешь? Ты нужен здесь. - Говорила почти умоляя.
   - Я постараюсь, но быстро прилететь обещать немогу.
   - Нега? У нас тут такие дела. Она сказала тебе уже... Ты согласен вообще... Ота? - почти плача.
   - Ха...конечно...рад за тебя...Замира. - Теперь повело уже меня.
   - Приезжай...пожалуйста...
   - Вот так, Булат, выросла дочка, - забрала трубку жена, всхлипывая, - я сама одна
  не управлюсь, и денег нет совсем, уже через неделю надо.
   - Хорошо, я что-нибудь придумаю.
  Марина проверила на следующий день связывался ли с домом. Рассказал ей про эту ситуацию. Через два дня снова позвонила и сказала, что выслала доллары. Юз эллик. Никогда не думал что помощь может прийти от баб, хотя и раньше предлагала: в новой квартире ее ремонт надо делать, говорила взять еще кого-нибудь и заниматься. Отказывался, гордый, эркак,
  а она аёл. У нас так не принято - чтобы женщина за мужчину платила, в чем-то содействовала. Узнал бы кто из узбеков здесь, даже не знаю чтобы и было, разговаривать точно бы перестали. А тут вообще чужой человек. Де-ела. Ра-асия.
   Наступил день ВДВ. Леша в Чечне воевал, так что это наш с ним праздник, общий,
  в который сначала хочется многое вспомнить, многих помянуть, а по концовке забыться самому. Берет афганский всегда с собой таскаю, куда бы надолго не поехал. Это...только свои могут понять, что это такое для нас. Гульнули наславу, иду по "кишлаку", "
  в афганистане... в "черном тюльпане"... с водкой
  в стакане... мы молча плывем над землей... скорбная птица... через границу... к русским зарницам...", останавливают таджики:
   - Ты что это кяфир позоришь наши народы? Русских свиней и водку любишь больше нас? Чучка.
   - Это ты народ, ишак горный?
  Вдвоем с Лехой раскидали тринадцать таджиков, сам удивился, откуда у меня столько молодецкой удали. Из минусов - три недели прохромал, ногу ушиб, так что напоминал этот день о себе ещё долго.
   Вы будете до конца жить мной, ваши дни будут не как у других, я перемолола вас, преломлю всё и всех в ваших глазах, вы не сможете и не посмеете смотреть на мир,
  не замечая моего присутствия в нем, везде и всегда, мир будет не мир, а Я. Нет такого человека,
  в котором нет моего присутствия, и память здесь не при чем, это может быть родословная: кто-то не вернулся с меня, у многих вся жизнь прошла на мне, некоторые посвятили себя мне, принесли в жертву, кого-то я сама воскурила себе. Но эти, вольноотпущенные, как они думают, с отметинами на теле,
  с контузиями в душе - мой передовой отряд. Они уже не смогут без этого азарта, без - все или ничего, их участь жить насмерть. Они знают цену, вернее ее отсутствие, видели дешевизну последнего вздоха, не чувствуют испуг от возможного, которое большинство обходит дальней стороной и боятся даже подумать о чем-то близком. За порогом брезгливости этих бойцов - сразу ничто. Они встречают мою Черную сестру не со страхом, а с интересом и чувством избавления от хождения по кругу среди одинаковых дней и трусливых существ, где нет места желанию проявить себя, подставить плечо, прийти на выручку. Они теряются от обилия оттенков, переливов, считая их обманом и ложью перед собой.
  Вы знаете, что ваше одиночество кровнородное таким же учавствовавшим, потому встречая их
  в избранные дни, выделяя
  из толпы по принятым знакам, не вспоминаете кого-то конкретно, здравствующих или павших,
  а произносите "за нас", вечно живых ушедших и временно задержавшихся среди перемещающихся по земле мертвых.
   Как-то во второй половине августа, белорус с Игорем-хохлом пропали. Завезли их
  на какой-то объект в центре и с концами. Они вместе работали на школе, начальства над их бригадой наросло как грязи, молодые прорабы куда-то исчезли, начальник с наколкой про десантуру стал появляться с каким-то боровом на джипе, и ещё одним, кавказцем. До меня этим крутикам дела уже
  не было никакого, хотя на сине-желтых домах они иногда появлялись, Гошу с Аброром и Хасаном вернули с Комендантского сюда исправлять недочеты, а потом подкинули еще работы. К нам с Лешей прибился хохол Сергей, непутевый малый,
  но из жалости взяли в бригаду и к себе жить, в начале сентября появился его земляк Игорь, они
  из одного городка, принес вести про Саню-белоруса.
   Они остались в центре, на Садовой, штукатурить в каком-то подвале. Завезли их посредники на "паджере" впятером, еще с Толиком и молдаванками, на демонтаж гипрока, после трех дней работы дали по "пятихатке", а на следующий день забрали узбека и девченок еще куда-то, украинцу и белорусу сказали заканчивать работу, и пропали. Вот они и напросились к новому посреднику поработать. Вроде все по-честному, по крайней мере
  с питанием наладилось. Там хозяин-араб и посредник-ингуш, обещая что заплатят, вспоминали Аллаха. Хоть у кого-то вгору.
   У нас же все понакатанной. Натроих с Лешей и Сергеем армяне выделяли по пару тысяч
  в неделю. Нормальных денег ни в августе, ни в сентябре, так и не увидели. Обещания каждую неделю, болтовня про сдачу объекта, в итоге работа сделана, и не понятно
  что дальше. Леша находил халтуры, так продержались еще октябрь и половину ноября,
  за работу брались только после лехиного условия - "деньги вперед". При такой жизни,
  как тут не выпить. И пили. Крепко. А дело к зиме. Поставили в бытовке обогреватель, вроде ночью терпимо, после водки, под утро чувствуется что север.
   Как-то попьяне повздорил с молодыми узбеками, малознакомыми, тоже пробовали напомнить из какого
  я народа. Та-ак, обоюдно обложили матом друг друга и разошлись, я уже и забыл, хотя и помнил слабо что за они. Приходит как-то вечером один шапочный знакомец и зовет
  к нашему общему товарищу выпить. Ну не отказываться ведь, тем более, что Леха с хохлом набухались после халтуры без меня. Набрасываю на себя плащ, толкаю дверь, от свежего, вечернего, чуть морозного воздуха, легкие раздуваются сами, огибаем соседний вагончик, выходим на "улицу" "кишлака". Нам где-то в седьмую "хатку" отсюда, вроде кто-то возле нее стоит, компания какая-то. Узбеки. Молодые. Салям.
   - Стой, поговорить надо, - кто-то из них в наш адрес.
   - Это ты кому, - спрашиваю.
   - Тебе, старый пень, - останавливаюсь, поворачиваюсь в сторону голоса, мой спутник идет дальше, начинаю догонять что меня выманили сюда зачем-то.
   - Кто это такой борзый здесь, - я этим малолеткам в отцы гожусь, неужели узбекам полный конец, посмеют со мной драку затеять.
   - Ты когда-нибудь просыхаешь? Не помнишь даже с кем два дня назад разговаривал. -
  От компании отделился крепыш, остальные напряглись позади.
   - А ты кто такой, чтоб тебя запоминали?
   - Сейчас узнаешь...
  Повалили почти сразу, били нехотя, старался только этот здоровяк. Вдруг что-то оборвалось внутри, стало теплее, сознания не терял, но и ударов уже почти не чувствовал. Еще с минуту его кроссовки впивались мне в бока и ребра.
   Сон это, наверное. Хожу по какому-то коридору в двери заглядываю, ищу кого-то.
  Все комнаты или кабинеты вроде пусты, свет непонятный, а это же - белая ночь. Значит
  в Питере нахожусь. Все обошел, направился на этаж выше. Лицо такое... без цели. Я хоть знаю, что мне нужно, кого разыскиваю?
   - Как Вы себя чувствуете?
  Это уже не сон. Мммм... глаза болят. Столько света. Ещё раз надо попытаться открыть. Только белая пелена, больше ничего. Вдохнуть. А вот здесь вроде нос, запахи проникают, первые ощущения, притягивают за собой остальные. Все на чем лежу онемело, где-то даже больно. Значит живой. Еще вдох... чем-то медицинским пахнет... туман медленно рассеивается... люди какие-то... чистые... белые. Врачи. Значит в больнице. Губы не разлепить. Язык... шевелится... помогаю изнутри... протолкнул... запахи во рту, но как целый песка. Втягиваю сколько могу воздуха и на выдохе:
   - Сув... Воды...
  Смачивают губы, пару капель попадает дальше, образуется влага, слюна, сглатываю, люди приобретают лица.
   Лучше бы не просыпался: здесь я уже три дня, все что можно, для узбека без документов, российская медицина уже сделала, больше только через деньги, и необязательно с гарантией положительного результата. Почки вобщем всмятку и еще жизненноважные органы задеты. Юра хороший врач и мужик. Говорил все честно, как есть. У них эта черта похожа на военных, видно потому что к смерти тоже близки. Её не обманешь. На машине доктор подвез
  до Оптиков, больше мне некуда, и вещи здесь земляки сторожат, посоветовал выбираться
  на родину, дал сотню, на этом и простились. Мысль напроситься к Марине или Галке сразу прогнал прочь - я им и так уже должен, а в таком положении как сейчас, от меня только проблемы одни. Заработать в ближайшее время не смогу, так как из меня торчит трубка, надежда на восстановление здоровья подобна чуду, может те деньги, что с Лехой здесь
  на дверях заработали получу. Тогда может как-то отсюда выберусь. Через месяц сорок пять, надо менять паспорт. Сколько всего. Голова сейчас взорвется.
   Разыскал земляков своих, тряпье мое сохранили, Леша и Сергей-хохол поехали на халтуру в Лахту, какой-то ангар штукатурить, где яхты и катера зимуют, что-то вроде лодочного гаража. Выделили мне нары, здесь и будем ожидать, вариантов не много чего, но что-то будет. Как-то само все всегда приходило или нет, в этом случае второе грозит... да вроде и не страшно. Или...или... Может и сложится, возвращение было бы идеальным выходом. Иначе мое тело станет проблемой для многих. Паспорт есть, уже значит не в общей без имени и чисел, уже хорошо... Как так вышло? Где дал слабину? Всегда просто знал и думал как должно быть, так и происходило. Ни на секунду не сомневался что из Афгана вернусь - ни царапины.
  Тут когда прогнулся? В больнице, в прошлый раз может? Сердце, инфаркт, кусок мяса испугал. Меня?
  В вертолете, над ущельем анекдоты травил. А здесь чего? Заигрался?
  Не та роль? Да никто меня не водит. Может немного отступил от себя. Не чувствовал...не хотел быть
  до конца(?)...настоящим(это как?) узбеком, но постоянно к этому возвращаюсь. Чернота моя назад тянет? Глупости. Всю жизнь больше со славянами, в армии, на вахтах
  по добыче, большинство тех кто застрял в памяти, в душе - сибиряки, украинцы, белорусы, я советский человек(отличная была страна), понимал себя среди них, вровень, и они никогда меня ниже не ставили. Всегда считал русских лучше за то, что они держат слово, и дело делают, а не только обещают, и
  по привычке не торопятся как узбеки. Что-то случилось, обузбечились. Отатарилась Россия. И остальные все разбежались, независимости строят, каждый на своем пятачке, царьки, чабаны на тронах, и к людям отношение как к овцам. Не-ет, черт нерусский у меня внутри сидит, как я его далеко
  не загонял, а он вылазит наружу. Вот кто настоящий узбек, и не дает мне жить как желаю. В нем ата изворотливый начальник железнодорожной станции и многоженец, в нем бобо, который сначала был басмач, а потом председатель колхоза и передовик. У русских стремление
  к целостности, одной игре, 'и вашим и нашим' - это не для них. Вот где-то этому чертенку я и проиграл, позволил ему вырваться, в итоге не стал своим ни чужим, ни узбекам, а он и других братьев подтянул, и затоптали. И лежу сейчас в этом маленьком деревянном вонючем озбекистоне, и ещё трое таких же, только более-менее здоровых, но тоже без денег и полуголодных, да среди двадцатипятиэтажных домов северной столицы России, а русская зима подступает не на шутку.
   Надо с ним кончать. Разнылся тут: узбеки ему плохие, бабы лучше мужиков. Кто тебе что худое сделал, недоузбек ты? Я ему дом дала, жену и троих детей, торговлю, у сестрицы Войны вырвала,
  в родной город вернула. Благодарность людская. Понесло на старости лет. Думала использовать его
  в своих далекоидущих целях, но он же саботажник, против своих и меня. Червяк. Видно у сестренки ему башню вообще снесло. Как такое может быть? Чтобы отрекаться от матери, народа которому принадлежишь, земли, где сделал первые шаги.
  Ты кто вообще? Кем себя видишь? С кем сопоставляешь? С русскими? Ты в зеркало давно смотрел, чурбан? Овца блеющая в темноте, посреди степи. Птицы дорогу к своим гнездам сердцем находят.
  А этому не надо. Родился узбеком, а уйти хочет кем-то другим(?) Давай проверим...
   Хохлы Сергей с Игорем как-то заезжали, попросил, принесли из аптеки два катетера. Игорь с Саней так в центре и работают. Белорус билеты взял, домой на Новый год съездить, хоть у кого-то более-менее нормализуется. От Леши про деньги пока никаких новостей. Почти целыми днями сплю, да и не сон это, та-ак дремота, силы уходят. Что ж делать то? Как выкарабкиваться?
   Снега нападало. Ребята помогли выйти, посидеть на свежем воздухе, дрянь вся замерзла, испарений нездоровых никаких, чистый воздух. Покурил. А чего, действительно, приперся сюда? Деньги?
  Ну, не от острой нужды. Скука? И там выпивал. Женщины? Что-то близко. Любовь?...Хм...Вот оно... Такого чтоб долгие годы желал, ради чего стоило уезжать, то только для этого. Галка еще случилась здесь, заполнила. Юрагим. Воимя её не жалею ни о чем.
   Как-то вдруг все потухло, вроде уснул, но слышал, что меня назад в вагончик заносят. Попробовал пошевелиться, глаза открыть, но то ли сил не хватает, то ли парализовало...
  что(?)...парализ...провалы какие-то... и боли острой...опять темнота... нигде не чувствую...что(?)... происходит(?)...со мной... тело как...один холодный камень...снова провал...что(?)... а-а камень...даже в мыслях от него...
  от него...от него холод...кажется начинаю...начинаю понимать...что это
  за темнота...тела уже нет...мысли...мысли...не могу...не приходят и они уже...картинки...Галка...Шахло...Замира...Зафар...Наргиза...Зеравшан...Андрей армейский друг лежит в цинковом...она...
   Ты сам себя выдал последним словом, мыслью, образом. Это был мой бонус тебе, чтобы
  не потерялся там, мог назваться, я уже оповестила сестру, она ждет и проведет. А у меня еще много дел здесь, грандиозные планы. Нужно собрать свою армию, отсеять слабых вроде его, переместить новые тысячи из степей сюда, вмеру обозлить, проследить чтобы
  не отожрались, а оставались натренированными, готовыми к борьбе при первом удобном моменте.
  Я сделала выводы, учла все ошибки прошлого раза, и буду хитрей и гибче. На этот раз не будет сожженных городов и деревень, ненавистных баскаков и тяжелой дани, слез и утрат, ожидания случая всадить пчок в спину. Это завоевание будет строиться на ишк. Ваши женщины полюбят моих воинов, за их смелость перед дорогой, трудностями и испытаниями,
  за неприхотливость, сдержанность и умеренность во всем, склонных к порокам, как вы заметили, мне придется передать сестре. О, эти прекрасные русские женщины, они знают как должен выглядеть их род, потому в данный момент они неосознанно умерщвляют этого уродца, не дают ему окрепнуть, встать на ноги, потому что это нежеланный младенец, нерадующий большое трепетное сердце, жаждущее и неспособное биться без любви.
  Уже, уже, красавицы, только присмотритесь, и увидите, пусть невсегда опрятных,
  но настоящих. Скоро их будет больше. Они заполонят все вокруг. Вы станете понимать
  их красоту и истинность. Вы родите им детей, они способны больше, чем на одного-двух, и не бояться этого, для них это нормально и обыденно. Я знаю, что вы любите детей,
  это ваша слабость, которую у вас отобрали. Я верну вам эту радость, русские женщины.
  У вас будут большие семьи, много детей и внуков, в ваших домах никогда не утихнет детский смех.
  И скоро нас настоящих, живущих ради любви, станет большинство, а не за горами подавляющее.
  И наступит на этой земле счастье, и бодрый жизнерадостный девичий голос из FM-приёмника над необъятными просторами - и в Ростове, и в Кузьминках,
  и на Гражданке и во Владивостоке - произнесет:
   - Хайрли тонг, Россия!
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"