Бандурин Евгений Николаевич. Моя военно-морская жизнь. Часть 2. Тихоокеанский флот

Ч а с т ь II.

Тихоокеанский флот.

9. 33 бригада кораблей ОВР (1962-1965годы).

И так, перед нами остров Сахалин, почти край Советского Союза и России. Конец ноября, здесь уже практически зима, наш "Крильон" встречает обледенелый рейдовый буксир. Сходим на берег, женщины все еще чувствуют себя неважно. Мы уточняем местоположение штаба 33 брковр, он находится над восточной частью города на сопке. Идем туда, дежурный по штабу ведет нас к командиру бригады капитану 1 ранга Рогачевскому Георгию Алексеевичу, Герою Советского Союза, мы с Володей ему представились. Узнав, что мы тральщики, он вызвал командира 13 дивизиона пло и пмо капитана 3 ранга Аполлонова Адександра Николаевича, до его прибытия кадровик бригады - мичман - начал наше оформление. С прибытием комдива комбриг передал нас ему, а тот, узнав, что мы настоящие выпускники ВВМУ и тральщики, очень обрадовался и удивился: оказывается на дивизион уже несколько лет приходили только офицеры из студентов.

По дороге на дивизион комдив рассказал нам, что у него в дивизионе 3 тральщика пр. 254А и, по-моему, 4 мпк пр. 122бис, при этом 1 тральщик в длительном ремонте в Советской Гавани, а на двух имеющихся нет командиров БЧ-2-3, вот ими мы и будем. Еще он поинтересовался, знаем ли мы пушки и, получив полуутвердительный ответ, рассмеялся: ничего мол, изучите. Зато он пообещал нам, что завтра решит вопрос с жильем для наших жен, а одну ночь нам с ними придется переночевать в гостинице, с которой он уже договорился.

С прибытием на дивизион комдив вызвал к себе командиров тральщиков и определил Володю Линькова на базовый тральщик "Т-750", а меня - на базовый тральщик "Т-751". Мой первый командир капитан-лейтенант Воробьев Иван Васильевич повел меня на корабль, я первый раз попадал на корабль зимой, и моим первым впечатлением от него был запах хорошего борща, который я почувствовал при входе в коридор корабля. Командир собрал офицеров в своей каюте и представил меня им, а их мне. Вот они:

помощник командира старший лейтенант Любанский Вячеслав Васильевич;

замполит старший лейтенант Короленко Алексей Петрович;

командир БЧ-1-4-Р старший лейтенант Кириченко Виктор Алексеевич;

командир БЧ-5 младший лейтенант Кавтазеев Павел...;

баталер мичман Еременко Александр... (сверхсрочник);

боцман главный старшина Мариноха..., который ждал приказа о назначении на сверхсрочную службу.

Корабль где-то около 2-х лет как перешел с СФ Северным морским путем, а командир И.В.Воробьев недавно был назначен переводом с БФ по замене (тогда еще пытались выполнять положение о замене офицеров после 5-летней их службы на Сахалине).

После представления нас отпустили к женам, которые все это время просидели на КПП дивизиона, и мы пошли искать гостиницу, но перепутали. Оказывается, комдив договорился с небольшой военной гостиницей при бербазе, а мы этого не знали и нашли городскую гостиницу, которая располагалась на вершине сопки, и в ней был страшный холод. Ночь мы кое-как переночевали, а на другой день комдив сам отвел нас на нашу квартиру. Это была комната площадью метров 15 квадратных в 3-х комнатной квартире, где проживало еще две семьи: командир береговой арт.батареи с женой, дочкой и сестрой жены и начальник матросского клуба с женой и дочкой. Квартира была на втором этаже 2-х этажного 2-х подъездного дома, в каждом подъезде было 6 квартир, таких домиков в этом месте было порядка шести, располагались они в 5 минутах ходьбы от Центрального ковша, в котором стояли корабли дивизиона.

Командование базового тральщика "Т-751" (слева направо): замполит Короленко А.П., командир Воробьев И.В, помощник командира Любанский В.В., дивизионный минер Локтионов В.И. (вместо меня, я - фотограф), штурман Кириченко В.А., механик Кавтазеев П., баталер Еременко А.

В квартирах были электричество, холодная вода, центральное отопление, туалет, ванна с титаном, который топился дровами (сарайчики для дров находились во дворе дома). Готовили пищу на керогазах, так как электричество было дорогое, для его выработки в городе стоял энергопоезд, работающий на угле (до сих пор помню, что 1 киловатт стоил 6,5 коп., а по всей стране он в то время стоил 4 коп.). Впрочем, и здесь народ "химичил" как мог, в частности, в нашей квартире счетчик электроэнергии стоял у входной двери в квартиру, и при помощи специального приспособления его можно было опускать в горизонтальное положение, в котором он не крутился. В случае звонка в дверь неизвестного посетителя, первым делом счетчик ставился в вертикальное положение, потом открывалась дверь, так как частенько ходили контролеры. Керогаз нам пришлось сразу покупать, он сохранялся у меня весь период службы на ТОФ, керосин в городе продавался свободно.

Комдив предложил нашим семьям пока пожить вместе и пообещал в ближайшее время нас расселить, что и произошло месяца через два, Линьковы отселись в комнату в другом доме. В КЭЧ мы получили две кровати, стол, несколько стульев, шкафа на складе не оказалось. Баталер моего корабля мичман Саня Еременко дал мне хорошие матрац, две подушки, два комплекта нового постельного белья. Комната была не очень широкой и длинной, в результате как не ставь кровати, все равно они перекрывали друг друга. На кухне на 3-х хозяев столы были, керогаз мы сразу купили. Так что какой-никакой, а свой угол был. Через неделю пришел мой багаж, мы два ящика поставили боком друг на друга, завесили простыней, получился шкаф. Я пытался сдать баталеру постельное белье, но он не взял, сказав, что это его подарок, а так как его мы использовали очень редко, то один комплект этого белья сохранился у меня надолго, и уже через 13 лет, попав служить в Москву, я брал его на дежурство по управлению и вспоминал с удовольствием экипаж своего первого корабля.

Числа 27 ноября я окончательно прибыл на службу на корабль, и командир сразу приказал мне принимать дела командира БЧ-2-3 у помощника, предупредив меня о том, что приказ по кораблю о вступлении мною в должность необходимо подписать до 1 декабря, ибо на это число шло исчисление выслуги офицерского состава в плавсоставе. Мое штатное место в каюте с механиком было занято кем-то из дивизионных специалистов, его помощник обещал освободить через пару недель, поэтому пришлось пока пожить в старшинской каюте со сверхсрочниками. Дела я принял во время, приказ по кораблю прошел, но в силу своей неопытности я не проследил, чтобы его копию подшили в личное дело, тем более что я даже не знал, где мое личное дело находится. В результате в личном деле впоследствии оказался только приказ командующего ТОФ о моем назначении на корабль от 15 декабря 1962 года, то есть я потерял год стажа в плавсоставе, а впоследствии и один 13-й оклад за это.

Коротко о 33 бригаде кораблей ОВР, которая подчинялась СГВМБ, штаб которой располагался в городе Советская Гавань. Базировалась бригада на острове Сахалин в городе-порте Корсаков, в котором был довольно большой оборот грузовых морских судов. Для базирования ВМФ в городе было две хорошо закрытых внутренних гавани, которые называли "ковшами". В Северном ковше стоял дивизион торпедных катеров, в Южном - 13 дивизион пло и пмо и группа ВТР, переделанных из СРТ, а также располагались небольшие ремонтные мастерские.

Сам город располагался вокруг высокой сопки и, как бы, делился также на северную и южную стороны, вокруг сопки ходил автобус, соединяя все стороны города. Сопка сильно мешала приему телевизоров, но нам это не грозило за неимением таковых. Снабжение города было достаточно хорошим по сравнению со многими другими регионами страны. Особенно хорошим в нем было пиво - светлое "жигулевское" и темное "таежное", пивных было довольно много, в них кроме пива давали большие куски красной соленой рыбы, могли сделать горячее блюдо, в них постоянно было очень много народу, это были, в основном, свободные от вахты моряки гражданских судов и бичи.

Наш южный ковш располагался практически в центре города, буквально в квартале от КПП были наши дома, ресторан и пара пивных: все располагало к насыщенной жизни. Я уже упоминал выше, что в 13 дивизионе было 4 мпк пр.122бис и 3 тральщика пр.254А, а также береговая база, которая обеспечивала корабли дивизиона и штаб бригады всеми видами довольствия. Командиром дивизиона был капитан 3 ранга А.И.Аполлонов, начальником штаба капитан 3 ранга Годин, дивизионных специалистов я уже не помню, кроме минера старшего лейтенанта Локтионова Владимира Ивановича и доктора капитана Горелова Николая. Чуть позднее на дивизион прислали двух врачей - лейтенантов с высшим образованием, их назначили соответственно на дивизион и на бербазу, а освободившихся докторов, которые имели фельдшерское образование, назначили на тральщики. Так к нам на корабль попал еще и фельдшер капитан Н.Горелов.

Офицерский состав 13 дивизиона пло и пмо: в первом ряду в центре комбриг 33 бк овр Герой Советского Союза капитан 1 ранга Г.А.Рогачевский, слева от него комдив А.И.Аполлонов, остальные - командиры кораблей; во втором ряду справа от комбрига - начальник штаба дивизиона Годин; крайние слева: в среднем ряду Володя Линьков, в верхнем - я.

Наш бтщ "Т-751" был пр.254А (позднее он станет морским) - это последний вариант из серии тральщиков проектов 254 (254, 254К. 254М) с противоатомной защитой и усиленной артиллерией главного калибра. Корпус корабля имел дополнительные подкрепления с частичной герметизацией внутренних помещений и вентиляцией боевых постов, выполненной по замкнутому циклу, а также систему водяной защиты от радиационного заражения, которая представляла собой систему труб с форсунками по всем надстройкам корабля, в нее подавалась забортная вода, и вокруг корабля образовывалось водяное облако (хорошо было и мыть корабль). Построен он был на Понтонном ССЗ, всего таких тральщиков было построено 12 единиц, несколько из них перегнали на ТОФ.

Артиллерийское вооружение моего корабля состояло из 2-х одноствольных 45-мм автоматов СМ-21ЗИФ на баке и на рострах в корме. Заряжание обойменное (4 выстрела в обойме), подача обойм вручную, расчёт орудия включал 7 человек. Носовое орудие было в строю, кормовое - в консервации. Кстати орудие было очень капризное, все механизмы передвигались тягами, длина которых регулировалась талрепами, регулировка постоянно сбивалась и требовала кропотливой настройки, то есть каждая стрельба впоследствии была сплошной головной болью.

Из трального вооружения на корабле были контактные тралы МТ-1 и МТ-2, которые использовались с одними и теми же тралчастями и буксирами и отличались только ведущими буями, отводителями и углубителем (у МТ-2 они были меньше), разомкнутый электромагнитный трал ТЭМ-52 и акустический трал БГАТ с приборами управления их работой. Еще был цепной охранитель корабля ЦОК-2-40 со шпиронным устройством для охранения от якорных мин впереди по курсу корабля. ЦОК постоянно лежал на верхней палубе полубака и ростров с системой роликов и пропускателей для его постановки и очень мешал приборке на верхней палубе, за которую я отвечал.

Для постановки и выборки тралов были предусмотрены тральный электрический кран, 3-барабанная электрическая лебедка, клюз и тральная электрическая вьюшка.

Имелось и противолодочное оружие, которое состояло из 2-х бомбомётов БМБ-2 с боезапасом в 10 глубинных бомб ББ-1, загруженных в 2 тележки по бортам, кроме того бомбы можно было скатывать с кормы по минным рельсам. Наличие минных рельсов предусматривало прием и постановку мин.

На корабле были РЛС целеуказания "Линь" и РЛС навигации "Рым-К", ГАС "Тамир-11". Значительно упрощало управление ходом корабля наличие ВРШ (винтов регулируемого шага), когда при постоянных оборотах главных машин можно было прямо с мостика менять скорость хода и направление движения.

Моя служба на корабле началась, когда учебный год уже закончился, шла подготовка к новому учебному году. Кроме того, в связи со сменой командира и моим появлением необходимо было переделывать всю документацию БЧ, чем я активно начал заниматься, печатая многие документы сам, что способствовало моим знаниям. Большую помощь в этом деле мне оказывал дивмин Володя Локтионов, который был великим практиком в использовании всего моего вооружения, он же приучил меня к скрупулезному ведению эксплуатационной и приходо-расходной документации. Он был очень "упертым" человеком, всегда требовал досконального выполнения инструкций и, особенно, мер безопасности, чем заслужил в бригаде прозвища "железный парень". У него было только среднее образование, он впоследствии два года подряд пытался поступить в Военно-морскую академию (ВМА), но так и не мог справиться с высшей математикой.

Командир И.В.Воробьев лепил из меня вахтенного офицера. Как воспитанник Балтийского флота, где этим вопросам придавалось, по моему мнению, больше внимания, чем в то время на ТОФ, здорово удаленного от центра, он планомерно учил нас всем офицерским обязанностям, постоянно проводил с нами всеми занятия, привлекая к ним и механика и доктора. Фактически на корабле могли нести ходовую вахту 4 офицера: помощник командира (он имел и допуск к управлению кораблем), замполит (под контролем), я и доктор в присутствии командира.

Первое время моего пребывания на корабле меня, естественно как положено на флоте, с корабля домой не пускали, пока не сдам на допуск к самостоятельному управлению БЧ. Дошло до того, что 5 декабря, тогда это был День Конституции СССР, на КПП дивизиона пришла моя жена, вызвала меня через дежурного по дивизиону и спросила с упреком, а буду ли я вообще приходить домой. Пришлось ей еще раз объяснить ее сложную судьбу морского офицера, по-моему, она поняла это на всю остальную жизнь. В моей подготовке большую помощь мне оказал и старшина команды минеров главный старшина Глинских, который помогал мне вникать в практическую часть нашей специальности на корабле и изучать черты характера моих подчиненных. Хорошим специалистом оказался и командир отделения комендоров старший матрос Зевакин, с его помощью я в целом освоил эту капризную пушку. В общем, дней за десять я сдал все зачеты и стал нормально, как положено два дня через один ходить домой, правда, первое время дома приходилось нам с Линьковыми сначала по очереди гулять, а уж потом ложиться спать.

Где-то в середине декабря наш корабль был направлен на Курилы для снятия радиолокационного поста с мыса Щикотан (второе название Край Света) острова Щикотан. С нами шел представитель военторга для продажи каких-то товаров на острове, у которого мы вскладчину купили целый ящик китайских яблок, кстати, очень вкусных и крепких, хранились они в опилках, мы их ели весь поход. В заливе Анива мы встретили большое ледовое поле, которое начали обходить с запада и южнее, и чуть было не влезли в терводы Японии, прошли буквально по их кромке, в бинокль ночью видели уже огни поселков на Хоккайдо, но проскочили, прошли проливом Екатерины между Кунаширом и Итурупом и пришли на о.Щикотан в бухту Малокурильская. Первое впечатление от острова было такое: бухта полностью покрыта серыми чайками-глупышами, одуревших от обилия корма, и жуткая вонь. В бухте было несколько рыбозаводов по переработке сайры, а все отходы сливались прямо в бухту.

Там мы представились командиру бригады пограничных кораблей, потом пошли вокруг острова, подошли к мысу Край Света и сняли с него военный личный состав радиолокационного поста: несколько матросов и капитана с женой и дочкой. На мысу остался только гражданский персонал маяка. Семью поселили в 2-х местной каюте санчасти, выселив оттуда доктора в старшинскую каюту. Потом вернулись в Малокурильскую и стали ждать ледокол, который шел с Камчатки и должен был провести нас через ледовое поле. Ледокол подошел где-то через сутки, и мы мужественно рванули в лед в проделанный им проход, но шли недолго, скоро нас зажало всплывающими из-под ледокола льдинами, и мы встали. Ледокол взял нас на буксир, потащил за собой, нас стало мотать от кромки к кромке пробитого канала, мы подрабатывали машинами и в один из моментов почувствовали, что винты не срабатывают. Остановились, механик спустился на лед, заглянул под корму и с удивлением объявил, что винтов-то нет. Командир спустился и посмотрел сам, убедился в отсутствии винтов, выругался и предложил капитану ледокола привязаться к нему вплотную. Мы уперлись носом в специальную выемку в корме ледокола, привязались накрепко, и ледокол рванул вперед. Таким образом, мы довольно быстро прошли всю ледяное поле, выскочили из него перед самым Корсаковом и уже рейдовым буксиром были ошвартованы к родному пирсу. Так в самом начале службы я получил кучу впечатлений о посещении Курил и потери кораблем винтов.

К встрече Нового 1963 года мы пришли калеками, Новый год я встречал в патруле на пирсе, но все-таки сумел на часок сбегать домой. С нового года началась отработка задачи К-1, а механики начали искать наши запасные винты, которые оказались в базовом ЗИПе на севере. В ожидании винтов мы простояли у причала всю зиму, но командир нам скучать не давал. Кроме того меня, как молодого лейтенанта, хотя и не спортсмена, но включили в команды лыжников, волейболистов, стрелков, так что бездельничать было некогда, а дома ждала жена, тем более, что где-то в конце января Володе Линькову дали другую комнату, и мы остались одни, а с соседями наладились хорошие отношения.

Где-то в это время пришла весть о повышении штатных категорий командования наших кораблей, и командир Воробьев Иван Васильевич получил звание капитана 3 ранга, а его помощник Любанский Вячеслав Васильевич - капитан-лейтенанта. Тогда же у маленького сына командира была обнаружена какая-то скрытая болезнь сердца, и местные врачи рекомендовали ему проконсультироваться в Ленинграде. Зная, что у меня в Ленинграде теща, командир попросил содействия в размещении в Ленинграде. Учитывая стесненные условия жизни тещи (ее 9-ти метровую комнатку в коммуналке, где она жила со второй дочкой), я ничего не обещал, но Валя написала матери об этой обстановке, и та, не раздумывая, велела командиру приезжать: вот в этом весь характер истинных ленинградцев - помочь человеку в любых обстоятельствах. Как уж там мать Валентины сумела разместить семью из 3-х человек, я не помню, но, по-моему, у одной из своих сестер, однако командир был очень доволен приемом в Ленинграде, так сказать моими родственниками, и стал относиться ко мне и моей семье с большим уважением, что не могло не сказаться на моей службе.

В мае-июне месяце планировалась постановка нас в завод в Советской Гавани, у Валентины уже заметно округлился животик, и где-то в начале мая я отправил ее самолетом в Ленинград к маме. Там она встретила Татьяну Кириллову, которая прилетела с Камчатки за тем же самым, они планировали свои действия в одно и тоже время, но моя Валентина опередила ее на неделю.

Две подружки, жены двух друзей готовятся к ответственному мероприятию. Слева - Татьяна, справа - Валентина.

В начале июня наш корабль отбуксировали в Совгавань на судоремонтный завод, поставили в док, произвели заводской ремонт, поставили винты и в конце сентября мы уже своим ходом вернулись в Корсаков. В заводе я узнал, что 28 июня 1963 года я стал отцом, у меня в Ленинграде родился сын Виктор, названный так в честь деда - отца Валентины, погибшего в Великой Отечественной войне, и с этого дня я перестал платить налог за бездетность.

Возвратившись в Корсаков, мы включились в повседневную деятельность бригады. В один из вечеров, когда мы с женой смотрели кино в Доме офицеров, вдруг в темноте меня по фамилии вызвали на корабль. Прибежал, корабль уже экстренно был готов к выходу, все офицеры были на борту, с нами шел комдив капитан 3 ранга Аполлонов А.И. Мы выскочили из ковша и пошли на юг на Курилы. Оказалось, что один из наших мпк, находясь на Курилах, укрылся от непогоды севернее острова Кунашир, встал на якорь слишком близко к берегу и, стукнувшись кормой о дно во время отлива, потерял перо руля.

Погода была ужасная, море было баллов шесть, если не больше, хорошо было только то, что волна шла навстречу нашему курсу. Качало так, что даже комдив, который считался в бригаде самым выносливым к качке, не выдержал и выскочил на крыло мостика, чтобы облегчиться. Я же вообще плохо переносил качку, поэтому периодически выбирался на крыло мостика, что при сильном ветре и забрызгивании сделать было нелегко. Качка была килевая: корабль как бы медленно забирался на волну, а потом с уханьем падал вниз, ударяясь своим плоским дном о воду и стоная всем корпусом под завывание оголявшихся винтов. Я сменился с вахты, кое-как добрался до койки, но спать было практически невозможно: койка была расположена вдоль корпуса корабля, и во сне казалось, что я иду по дороге, становясь то на ноги, то на голову.

В такой обстановке мы шли всю ночь, а утром ветер и волнение стали стихать, и уже к обеду все стихло и мы подошли к Кунаширу при хорошей погоде. Аварийный мпк, как ни в чем не бывало, стоял на якоре, личный состав рыбачил. Стали обсуждать, что будем делать, будем ли мы его буксировать. Кстати, по радио из бригады передали, что там долго сомневались в количестве рулей у этого корабля, ведь главных двигателей и винтов у него было три, а вот рулей - вопрос. Командир был опытным и подтвердил, что руль у него был один, но он способен управляться и без него одними машинами. Комдив принял решение идти ему самостоятельно при нашем сопровождении, что и было блестяще выполнено: почти не виляя, мпк пр.122-бис прошел от Кунашира до Корсакова, вошел в ковш и ошвартовался к пирсу, управляясь только машинами.

В октябре во время флотских учений нас послали обеспечивать навигационную гидрографическую систему НГС-1, суть которой состояла в том, что корабль становился в определенную точку в океане и в строго определенное время производил серию из 2-х - 4-х подводных взрывов в строго определенной последовательности через строго определенные промежутки времени. Эхо этих взрывов по звуковым каналам распространялось под водой на большие расстояния, и по ним подводные лодки, находящиеся в океане, с достаточной точностью определяли свое место. Для этого я получил достаточно много подрывных патронов N 3 (масса ВВ 3 кг) и N 4 (масса ВВ 7,5 кг), штурман получил точнейший хронометр в карданной подвеске и таблицы с расписаниями взрывов. На корабле были подготовлены 4 поста на шкафуте из матросов по 2 человека для приготовления патронов на борту корабля, крепления их к проводу саперной вьюшки и опускания их в воду на глубину 100-150 м. Подрыв производил штурман из штурманской рубки при помощи специального пульта, к которому были подведены провода с постов. Мы на Курилах встали в точке юго-восточнее острова Щикотан, где производили взрывы, между взрывами лежали в дрейфе, отдавшись воле течения и ветра, где-то за полчаса до взрыва штурман уточнял наше место, мы подходили к точке и опять производили взрывы. Для меня это было очень утомительное занятие, ведь я должен был присутствовать на всех взрывах, контролируя приготовление патронов и соблюдение всех мер безопасности.

Один раз при значительном ухудшении погоды мы укрылись в буте Малокурильской на Щикотане, где заодно заправились продовольствием и водой, устроили банный день. Перерыв в проведении взрывов особого влияния на результаты работы не произвел, и в целом наша работа была признана очень хорошей, было отмечено и мое усердие.

В начале октября командир корабля И.В.Воробьев побеседовал со мной о службе и сообщил, что посылает представление на присвоение мне очередного воинского звания "старший лейтенант". Я, как выпускник высшего училища, имел право присвоения его через год. В то время представление посылали только по истечении срока пребывания в предыдущем звании и при хорошей характеристике по службе, а не как сейчас, когда представление посылают практически в любом случае заранее, чтобы к сроку выхода очередное звание было присвоено.

В начале ноября меня отпустили в отпуск, и здесь произошел курьезный случай. Передо мной моего соседа по каюте механика Пащу Кавтазеева отпустили в краткосрочный отпуск в Благовещенск, где он окончил речное училище, вроде бы как жениться, и он не придумал ничего лучшего, как одеть на себя мою повседневную тужурку (благо она была практически новой, ведь мы на службе и везде ходили в кителях), а в ней было мое удостоверение личности. Собираясь в отпуск, я обнаружил пропажу и был буквально ошеломлен: ладно, тужурку я мог одеть и парадную (в то время ехать в отпуск не по форме было как-то не принято), но удостоверение личности, тогда еще у нас паспортов не было. А на Сахалине был пограничный пропускной режим, хорошо еще на приобретение билета на самолет документы были не нужны. Командир сделал мне справку с фотографией и с печатью, удостоверяющую мою личность и с ней я полетел в отпуск. Тогда с Южно-Сахалинска до Москвы летали ТУ-104 или ИЛ-18, которые делали на этом пути 3-4 посадки для дозаправки. И вот при первой посадке в Хабаровске я болтаюсь по аэровокзалу и вдруг встречаю Пашу Кавтазеева: я готов был морду ему набить, но он раскаялся, отдал мне документы, слегка угостил, и мы мирно расстались.

Я благополучно долетел до Москвы и приехал в Ногинск накануне 7 ноября, Валентина с сыном была там. Дело в том, что в конце июля с месячным сыном, мамой и сестрой они приехали в Ногинск к моим родителям на свежий лесной воздух, овощи и фрукты со своего огорода, к 1 сентября теща со второй дочкой вернулась в Питер. Мои родители очень рады были первому внуку и здорово помогали Валентине в ее заботе о нем, пичкали его всеми видами натуральных соков, и он прибавлял в весе "не по дням, а по часам". Пару недель мы пожили в Ногинске, я познакомился с сыном, ему уже был пятый месяц, и я понял, что такое малыш в семье, хотя сын был достаточно спокойным ребенком.

В конце ноября мы втроем переехали в Ленинград, где кроме ухода за сыном занялись и хозяйственными делами. До своих родов Валентина сходила в училище и получила там воинские перевозочные документы на контейнер до Сахалина, которые я не получал при выпуске: она сумела и это пробить. Мы купили в комиссионном магазине старенький, но вместительный шкаф для одежды, и даже с зеркалом, детскую кроватку, теща отдала нам свой диван-кровать, сестра тещи дала несколько прочных старинных стульев. Все это и еще какую-то мелочь мы погрузили в контейнер и отправили в Корсаков по месту жительства. Впоследствии при наших переездах этот шкаф выполнял роль семейного контейнера, в него мы запихивали большую часть вещей, и он становился неподъемным, но десяток матросов справлялся и с этим.

Сами мы полетели на Сахалин в начале декабря, чтобы оставить немного отпуска для обжития с ребенком. Летели мы до Хабаровска прямым самолетов ТУ-114, а оттуда сразу самолетом ИЛ-2 до Южно-Сахалинска. С собой у нас было два чемодана с вещами и коляска для сына, Валины тетки напихали нам и в чемоданы, и в коляску всяких припасов, но в Пулково выяснился такой перевес, что им многое пришлось увозить обратно. Перед самой посадкой в Хабаровске сын выдал из себя все, что мог, и Валентине пришлось его полностью перепеленовывать, когда все уже выходили из самолета, и им пришлось нас ждать. В Хабаровске было очень холодно, пришлось завернуть сына потеплее, в аэропорту узнали, что рейс на Сахалин задерживается, пришлось сдавать чемоданы и коляску в камеру хранения. Сыну в помещении было жарко, и он начал шуметь, пошли в комнату матери и ребенка, только его развернули, и он начал довольно "гукать", по радио вдруг объявили, что посадка на Южно-Сахалинск началась. Я рванул получать вещи и регистрироваться, Валентина заворачивала сына и тоже бежала на регистрацию. На улице холодина, пока подходили к самолету на посадку замерзли, а самолет стоит с распахнутыми дверями, а ведь ИЛ-2 на стоянке не отапливался: в общем, у меня ноги отогрелись только перед самой посадкой в Южно-Сахалинске.

В Южно-Сахалинск мы прилетели где-то в два часа ночи, добираться до Корсакова было не на чем, сидеть в аэропорту с ребенком до утра было тоже невмоготу, поэтому мы уговорили какого-то водителя на "волге" отвезти нас чуть ли не за последние деньги. Вот с такими приключениями мы с Валентиной добрались до нашего места жительства на краю света, а сын в возрасте менее полугода совершил путешествие почти через половину земного шарика.

Наше прибытие в квартиру с сыном вызвало здоровый интерес у соседей, он им понравился, и в дальнейшем они старались оказать посильную помощь Валентине в ухаживании за ним, особенно во время моего отсутствия, что случалось довольно часто.

Выйдя на службу где-то в середине декабря, я узнал две неприятные новости: во-первых, мой корабль находится во Владивостоке в заливе Стрелок в бухте Чажма, где участвует в испытаниях нового трала ПДСТ-1, во-вторых, в мое отсутствие мой матрос-минер, до сих пор помню, старший матрос Вершинин, в увольнении в подпитии ударил офицера - начальника патруля и теперь сидит под следствием и ждет суда военного трибунала. Ведь и матрос-то был хороший, дисциплинированный, специалист, работящий, но что не сделает с людьми водка. Мне сказали, что я буду ждать этого суда, чтобы потом сопровождать этого матроса к месту наказания, а пока буду служить здесь и нести гарнизонные наряды.

В двадцатых числах декабря я стоял дежурным помощником военного коменданта Корсакова, и когда я пошел на обед на дивизион комдив мне объявил, что мне присвоено звание "старшего лейтенанта". Я сразу нацепил третью звездочку и пришел с ней в комендатуру, чем очень удивил коменданта, но он был доволен, так как я с ним был в хороших отношениях.

Новый 1964 год я встречал дома в семье, чем был очень доволен. После Нового года состоялся суд военного трибунала, и мой матрос был осужден на 1 год дисбата. Мне было предписано отвезти его во Владивосток на остров Русский в дисбат, а потом возвратиться на свой корабль в б.Чажма. Для меня все эти приключения были внове, по неопытности я недостаточно серьезно проверил готовность матроса к "передислокации", точнее не проверил наличие у него вещевого имущества по аттестату, за что потом и поплатился.

Из Корсакова мы опять шли до Владивостока на пароходе "Крильон", там нас встретил патруль и отвез в комендатуру, где мой осужденный просидел в камере до катера на о.Русский. Я хотя и был на стажировке на о.Русском, но это было летом, и я совершенно не представлял всех нюансов проезда по острову зимой, тем более не знал, где находится дисбат. Комендант Владивостока примерно объяснил мне маршрут, сам его хорошенько не зная, патруль посадил нас на буксир, ходящий зимой на остров только до мыса Поспелов, там мы с трудом втиснулись в небольшой автобус, который долго полз вокруг бухты Новик до Шигино. Куда двигаться дальше было непонятно, нам примерно показали направление, было уже темно, и мы двинули туда пешком. Через некоторое время дошли до какой-то части, это был учебный отряд, была полночь, и мы зашли узнать у дежурного дорогу. Дежурный офицер оказался хорошим человеком, сказал, что это еще далеко, и дал нам дежурную машину, которая и довезла нас до места. Приехали мы в дисбат где-то часа в два ночи, начальства, естественно, никого не было, матроса забрали до утра в камеру, а мне предложили переспать в кубрике охраны. Утром я стал сдавать матроса, и тут ему устроили такой шмон, что я просто удивился: проверили все до мелочи, оказалось, что не хватает каких-то мелочей, вроде пары носок, и принимать его отказались. Пришлось мне чуть ли не на коленях упрашивать, и только, видимо, наше Сахалинское местоположение, позволило уговорить начальство принять осужденного в дисбат. Эти свои злоключения я запомнил на всю жизнь.

Как я добирался обратно до Владивостока, я уже не помню, теперь предстояло добираться до б.Чажма, что я тоже представлял очень смутно. Не помню от кого, я узнал, что во Владивостоке на Дальзаводе на новом корабле находится Юра Левкович, и я решил его найти. Как мне это удалось, не помню, но я добрался до Дальзавода, каким-то образом дозвонился до Юры, он оформил мне пропуск, и я оказался в его тесной каюте на первом на ТОФе мпк пр.204. Мы расцеловались, он очень удивился, что я уже старший лейтенант. Он представил меня, как однокашника, командиру корабля и убедил его в необходимости написать на него представление на звание, а также договорился о том, что я переночую на корабле.

Вечером Юра пригласил меня к себе домой в гости. Оказывается, он уже во Владивостоке женился, усыновил имеющегося у жены сына, а жили они в доме прямо напротив проходной Дальзавода. Мы посидели, поболтали за рюмкой чая, потом я переночевал на его койке на корабле. Утром я уточнил у офицеров корабля дорогу в б.Чажма и попрощался с гостеприимными людьми.

Ехал я на рейсовом автобусе часа три с лишним до Промысловки, потом там на каком-то автобусе до п.Разбойник и, наконец-то, с горы увидел в бухте родную мачту с антенной "Линя" своего корабля: возвращение блудного сына состоялось.

Два наших сахалинских тральщика Т-750 Володи Линькова и мой Т-751 проводили испытания скомплектованного на складе ТОФ парного донного сетевого трала ПДСТ-1 и одновременно боевое траление южнее острова Аскольд. При тралении было вытралено порядка 10 боевых мин, оставшихся от войны с Японией 1945 года, и мы получали деньги за боевое траление: при работе в полные сутки получался дополнительно суточный оклад по должности. Но я приехал уже к концу работы, и таких суток у меня набралось совсем немного. Чего было много при этом тралении, так это крабов: при выборке трала они гроздьями висели на сети, мы набивали ими полный душ, где их потом варили в бочке с морской водой, и весь экипаж грыз вареных крабов буквально до изнеможения.

При тралении мы стояли в б.Чажма, откуда было совсем недалеко до района работы, там постоянно базировался тогда дивизион катерных тральщиков, в котором служил дивизионным артиллеристом-минером Коля Ковальчук. Мы встретились, близилось 18 января и он пригласил меня на День рождения. Он был холостым, жил в офицерской общаге здесь же в пос.Разбойник, холостяков там было довольно много и жили они очень весело. Вроде вокруг был сухой закон, но у них выпивки было завались, закуски значительно меньше (это уже много позднее я узнал, что рядом был поселок Темп и остров Путятина, где у рыбаков спиртного было навалом). Я был вместе с механиком Пашей Кавтазеевым, погуляли мы от души, но на вечерней проверке были как штык. Кстати, перед этим наш замполит Короленко Алексей Петрович получил "капитан-лейтенанта", и в этот же день где-то обмывал звание вместе с командиром, помощником и доктором. И как раз во время проверки перед строем появляется прилично пьяненький замполит, поддерживаемый под руки помощником и доктором: вот это была картина. Потом доктор возмущался, что на другой день, протрезвев, замполит стал просить оплатить его участие в этом мероприятии.

Простояли мы в б.Чажма еще немного, потом что-то у нас сломалось, и нас поставили во Владивосток где-то к 40 причалу. Там у нас случилось ЧП: в одну из ночей, когда командира на борту не было, а остальные офицеры спали, дежурный по кораблю старший матрос Дворников, точно помню, (кстати, мой тральный электрик, отличный специалист и даже кандидат в члены КПСС), организовал в кубрике БЧ-5 пьянку: пили водку, принесенную с его помощью из города. Потом ее не хватило, матросы вскрыли каюту командира и выкрали оттуда спирт. Все бы обошлось, но один пьяный матрос из БЧ-5 лег спать на спину, захлебнулся рвотными массами и умер. Утром это был шок для всех, доктор уже ничего не мог сделать, доложили вверх, сразу прилетела группа офицеров штаба из Политуправления флота, но довольно быстро уехала. Матрос оказался круглым сиротой, поэтому захоронили мы его на Морском кладбище во Владивостоке, при этом мне пришлось заниматься и рытьем могилы, что зимой оказалось очень непросто, и получением 30 холостых патронов для прощального салюта.

В конце февраля мы вернулись в наш Корсаков, и начали опять получать 1,5-ные оклады, ведь в то время в районе Владивостока нам платили только 15 % - ную надбавку к окладу. Что самое интересное: при переходе с Сахалина во Владивосток оклады сразу урезали, а при переходе на Курилы, где действовали 2-ные оклады, нам их не увеличивали, таким образом, государство действовало только в свою пользу.

Март, апрель и часть мая ушли у нас на плановую отработку боевой подготовки и сдачу курсовых задач, причем боевые упражнения в море, особенно тральные, мы выполняли в темпе, стараясь за один выход сразу выполнить постановки и выборки всех тралов в разных комплектациях и днем и ночью: так что сутки напролет только и делали, что ставили и выбирали тралы. Больше времени требовали отработки противолодочных боевых упражнений, хотя противолодочное оружие у нас было достаточно убогое: ГАС "Тамир-11" и 10 глубинных бомб ББ-1, но требования к выполнению этих задач были довольно жесткими. Работали мы обычно с одной подводной лодкой пр.613 из Совгавани. Кроме того, с этой лодкой мы в районе Курил проводили какие-то геологические подводные работы: мы взрывали на определенной глубине подрывные патроны N 4, а на лодке что-то там измеряли специальной аппаратурой. Довольно часто мы на бербазе отрабатывали поиск и уничтожение пл на учебно-тренировочном столе. Так что боевая подготовка шла полным ходом.

При этом мне, как я понял впоследствии, нравилась организация выхода кораблей в море в 13 дивизионе: в конце работы в море с кораблей по радио собирались заявки на потребное количество топлива, продовольствия, запчастей, и при возвращении корабли сразу вставали под топливо к топливному причалу, который находился рядом с центральным ковшом, а при швартовке к своему причалу на нем уже стояли машины с необходимым продовольствием и имуществом.

Где-то в апреле на корабль неожиданно привели порядка 8-ми переподготовщиков-комендоров, которые поступили под мое командование. Им была поставлена задача: за две недели ввести в строй законсервированную кормовую артиллерийскую установку СМ-21ЗИФ, отстрелять ее в море и снова законсервировать. Эти, в основном, люди в возрасте с достаточным рвением взялись за дело под моим руководством и с помощью моих комендоров. Работа осложнялась сложностью устройства самой пушки, а также тем, что она была в консервации уже довольно долго, и с нее, оказывается, были сняты некоторые детали, их приходилось или искать в ЗИПах или снимать с действующей носовой пушки. Первое происшествие произошло с переподготовщиками в субботу, когда после большой приборки и помывки личного состава они все сбежали с корабля: оказалось, что они все из Корсакова, и посчитали необходимым на выходные уйти домой. Пришлось мне весь субботний вечер до ночи по приказанию командира таскаться по городу и уговаривать их вернуться на корабль - кое-как я их собрал. Но поставленную задачу они выполнили в срок, неплохо отстрелялись и были с почетом выпровождены по домам.

Я на сигнальном мостике своего базового тральщика Т-751 в центральном ковше города Корсакова Сахалинской области.

26 апреля на юг Сахалина обрушился тайфун, который нанес урон и нашему кораблю: волна шла прямо на вход в ковш, корабли стояли носом к входу, и их стало тянуть назад к пирсу. В результате вода вышла прямо на пирс, а нашему кораблю здорово помяло корму об пирс, но пробоин не было. Я в этот вечер на корабле не был, мы с нашим механиком отмечали день рождения моей жены у нас дома, и даже не заметили буйства стихии. В этот день погиб замполит дивизиона ВТР, который бежал на корабли, стоящие у мола, закрывающего ковш, а волна перекатывала через мол и смыла его в воду. Кстати, вскоре мне дали новую комнату в соседнем доме на первом этаже, причем значительно большую по площади и квадратную, что было намного удобнее. В этой же квартире в маленькой комнате скоро оказался и Паша Кавтазеев, который сумел в этот год еще раз смотаться в Благовещенск и приехать с молодой женой.

Ускоренная боевая подготовка наших кораблей 13 дивизиона была связана еще и с тем, что летом частенько нам приходилось ходить на Курилы для выполнения различных обеспечивающих задач, а также в начале лета мы обеспечивали рыбоохрану лососевых рыб в северо-западной части Тихого океана. Дело в том, что, говоря по-простому, лососевые рыбы в этой части океана считались нашими, так как нерестились в наших реках. В это время они начинали собираться в большие косяки для перехода в реки, и на их поимку в океан выходили тучи японских шхун: нам этого делать было не надо - рыба сама к нам придет. И вот по совместной советско-японской конвенции о рыболовстве японцам разрешался лов рыбы в океане, но по лицензии, выдаваемой их правительством, в определенном объеме, рыбы определенных размеров, то есть сетями определенных размеров и с определенной шириной ячейки. Контроль за соблюдением этих правил в северной зоне А вели советские суда, а в южной зоне В - сами японцы (кстати, тоже довольно строго). У нас в Корсакове у рыбнадзора было всего 2 судна: это были переоборудованные СРТ с довольно большими запасами топлива, воды, продовольствия и с небольшим экипажем. Поэтому к выполнению этих задач обычно привлекали наши 2 тральщика, на которые сажали рыбоинспектора и переводчика с японского языка. Кроме того, обычно 1 мпк пр.122бис у острова Зеленый контролировал деятельность японцев, добывавших там морскую капусту.

Уходили мы где-то на 2-2,5 месяца в район южнее Курил (тогда еще корабли советского ВМФ на боевую службу не ходили, не было такого понятия "боевая служба"), и это было довольно утомительно, но интересно. С нами на корабле шел начальник штаба дивизиона капитан 3 ранга Годин для общего руководства и дивизионный связист для обеспечения связи в помощь штурману, который был на вахте практически бессменно весь период плавания, а также для увеличения количества вахтенных офицеров.

Обычно мы шли не торопясь каким-нибудь курсом длинным зигзагом и просматривали по РЛС обстановку вокруг. Обнаружив новую цель на экране, шли к ней, и если это была японская рыболовная шхуна, которая обычно стояла возле своих сетей, подходили к ней на голосовую связь, и переводчик объяснял необходимость их досмотра. Мы спускали шлюпку, кроме шлюпочной команды во главе с боцманом в нее садились рыбоинспектор с переводчиком, Годин, иногда кто-нибудь из офицеров корабля, чаще командир, мне сходить ни разу не довелось. Но с корабля было хорошо видно, как на японце сразу кто-то из рыбаков бежал на мостик шхуны с большой бутылью в руках, там в рубке была и каюта капитана.

Пока рыбоинспектор выполнял свою работу по досмотру офицеры и личный состав шлюпочной команды, стоящей у борта шхуны, общались с японцами, принимали мелочные подарки или обменивали что-нибудь на сувениры. Среди подарков были, в основном, зажигалки, пакетики с сушеными и маринованными кальмарами и другая мелочь, в обмен лучше всего шел наш черный хлеб. Там я впервые распробовал кальмаров, которых до этого времени практически не ел, боцман привез мне бензиновую зажигалку, которая потом хранилась у меня в серванте, наверное, лет сорок. Досмотр заканчивался составлением протокола, обычно нарушений рыбоинспектор не находил: японцы старались тщательно соблюдать правила ловли рыбы. Только однажды из более чем двух десятков проверенных шхун на борту одной из них были обнаружены кости морского котика: японцы утверждали, что он сам попал к ним в сеть, погиб, и они его съели, но все равно за это они были выпровожены домой с соответствующим протоколом.

Японская рыболовная шхуна на досмотре, среди японских рыбаков виден начальник штаба 13 дивизиона капитан 3 ранга Годин.

В перерывах между досмотрами мы занимались повседневными делами, а командир заставлял нас "ловить солнышко" и решать астрономические задачи.

На штурманском мостике штурман Витя Кириченко "ловит солнышко", левее его стою я, старшину не помню, самый слева - рыбоинспектор.

Иногда в районе мы встречали наше штатное судно рыбоохраны, там небольшая команда, имея хорошие запасы, практически безвылазно находилась в море. Эти встречи, обычно, состояли из взаимных визитов друг к другу в гости, но в тоже время мы получали возможность через их радиостанцию давать домой небольшие телеграммы, что значительно облегчало нашу разлуку с семьями. Давать личные телеграммы с нашего корабля мы не имели права.

При значительном ухудшении погоды мы укрывались в бухтах островов Щикотана или Итурупа. Однажды мы укрылись от ветра в бухте Китовой острова Итуруп, в которой располагался небольшой заводик по разделке китов, а также пограничная застава. Годин собрал всех офицеров корабля, кроме меня - я стоял на вахте, и на шлюпке повез всех в гости к пограничникам. Вернулись они все в приподнятом настроении: их хорошо принимали пограничники, а мне привезли кусок соленого сала, пытаясь выдать его за свиное. Но я, понимая, что в бухте Китовой и сало должно быть китовое, этому не поверил. И правда, сало оказалось почти как свиное, только на изгибе на нем появлялись как бы ворсинки, но в целом довольно вкусное. Потом оказалось, что Годин пообещал начальнику погранзаставы снять с берега грузовую баржу, которую перед этим выбросило штормом на песок. Он приказал идти к берегу, до которого шла очень длинная отмель глубиной 3-3,5 метра, осадка корабля была около 2,5 метров. Командир наш был очень осторожным человеком, идти к берегу опасался, но Годин все напрягал его: "давай, давай". Эхолот показывал всего 1-1,5 м до грунта, но мы все-таки подошли на длину буксира, шлюпкой завезли к барже проводник, потом подали буксир и стали тянуть. Где-то с час мы будоражили воду с илом и песком, но так и не смогли сместить баржу с места: слишком ее засосало в песок на берегу. Мы забрали обратно буксир, голосом попрощались с погранцами, вышли с отмели на глубину, и командир облегченно вздохнул.

Остров Щикотан, бухта Малокурильская. Собрание на корабле по поводу Дня ВМФ. В центре видно моё лицо.

В другой раз, следуя небольшой скоростью в ожидании очередного досмотра, мы обнаружили поплавки японской сети, которые представляли собой стеклянные шары, оплетенные пеньковым концом (у рыбаков такие поплавки называют кухтылями). Обычно из таких стеклянных шаров было принято делать аквариумы путем проделывания в нем соответствующего отверстия и установки его на кольцевую опору. Но эти шары оказались раза в 1,5-2 больше диаметром, чем все ранее нам встречающиеся. Этим они нам и приглянулись, и мы решили часть из них экспроприировать. Вокруг ни зрительно, ни по РЛС никого не было видно, и мы приступили к работе, благо наличие тральной лебедки позволяло сделать выборку без всяких проблем. Буев оказалось десять, шесть из них мы конфисковали. Еще было отмечено отсутствие поверхностных буйков сети: значит, сеть была глубоководной. Нас это заинтересовало, и мы начали ее выбирать, предварительно определив глубину места: оказалось порядка 900 метров. С начала шло метров двести хорошего капронового троса диаметром 20 мм, потом пошел пеньковый трос, который казался бесконечным, командир даже стал беспокоиться, как бы нас не заметили. И вдруг показалась зеленая крупная капроновая сеть, а в ней эдоровенная морда морского глубоководного окуня. Мы повыбирали сеть еще немного, вытащили штук 15 окуней весом не менее 10 кг каждый. Потом мы сбросили сеть обратно, оставив себе 6 оплетенных стеклянных шаров и капроновый трос, который в будущем планировали использовать на швартовы, ведь наши швартовы были стальные. На другом конце сети мы обнаружили радиобуй, который тоже подняли на борт, и любознательные матросы БЧ-4-Р тут же раскурочили его начинку на радиодетали, а потом смайнали за борт: да простят нас японцы и потомки за нашу любознательность. Из 5 окуней мы сварили на обед много шикарного рыбного супа на всю команду, а остальных поместили в холодильник. При очередном заходе на Щикотан в б.Малокурильскую мы сдали оставшихся окуней на временное хранение на холодильник рыбокомбината, а при уходе домой забрали их и уже в Корсакове разделили между офицерами. Причем мне с механиком Пашей Кавтазеевым достался один окунь килограмм на 12, мы попросили кока разрезать его пополам вдоль спины, и когда я принес домой эту половинку, то произвел фурор во всей квартире.

Возвратились мы в Корсаков где-то в начале августа, причем все офицеры возвратившихся с рыбоохраны кораблей были отпущены домой на трое суток, а вместо них на корабли посадили офицеров, не ходивших на рыбоохрану. Дома я узнал, что жена, чтобы не бездельничать без работы, поступила на годичные курсы воспитателей детского сада, окончание которых давало ей удостоверение, дающее право на оплату работы воспитателем детского сада как имеющей среднее специальное образование. Трудность была в том, что занятия на курсах занимали весь день, и ей пришлось нанять какую-то бабулю, к которой она отводила сына на день. Сыну 28 июня исполнился год, но он был достаточно коммуникабельным и ходил к чужой бабке без капризов.

Во время учебы Валентина познакомилась и подружилась с сокурсницей Лидой Фоминой, которая оказалась женой командира ВТР старшего лейтенанта Фомина Анатолия. В то же время мы как-то сблизились и подружились с семьей нашего дивизионного минера Володей Локтионовым и его женой Раисой. У них также было по одному ребенку, правда, девочки, примерно одного с нашим сыном возраста. Жене стало веселее в периоды моего отсутствия, а при моем нахождении дома мы иногда ходили вечерами со знакомыми в ресторан, который также был рядом, и в периоды перекуров между танцами жена успевала сбегать домой и проверить спящего сына.

На корабле мы продолжили выполнение боевых упражнений по курсу боевой подготовки, и здесь у меня произошел еще один курьезный случай. Мы ставили цепной охранитель корабля ЦОК-2-40. Постановка шла на полубаке при помощи тральной лебедки на юте корабля, команды управления на ют на лебедку шли через мостик. Поставили нормально, опустили шпирон, ЦОК шел превосходно. Начали выборку, и тут, борясь за норматив, на мостике подали команду на выборку цепи, а шпирон до конца еще поднят не был. Произошел перекос и одна ветвь охранителя булькнула за борт. Пока я сообразил, что произошло, пока командир истошно скомандовал: "Штурман, место!", пока штурман, гревшийся на своем мостике на солнышке, бросился уточнять место, мы, конечно, отошли от места падения ЦОКа.

В обеденный перерыв я навещаю гуляющую с сыном жену (слева) в сквере города Корсаков.

Но все-таки место было обозначено, дивмин Володя Локтионов, которого за глаза звали "железный парень" за его "упертость", начал пугать нас колоссальным ущербом, нанесенным государству, и требовать принять меры к поиску утерянной ветви охранителя длиной 40 м. Кто бы знал, что через месяц- два охранитель будет снят с вооружения, но здесь командир принял решение: искать. В мастерской на берегу мы нашли какую-то самодельную кошку с 2-мя лапами, дивмин приказал приварить к ней третью лапу. Мы вышли в точку потери цепи, сбросили кошку с кормы на тралчасти, тормоз барабана на лебедке этой тралчасти поставили на минимальное торможение и пошли самым малым ходом. Буквально на первом галсе тралчасть начала травиться, мы ее выбрали - пусто. Пошли на второй галс, тралчасть начала опять травиться, мы ее выбираем и ... Вот это да - утерянная цепь висит на кошке, причем приваренная лапа намертво вошла между щеками цепи. Мало вероятно, но чудеса случаются: мы нашли всего лишь 40-метровый кусок цепи в довольно приличном районе моря. Скоро мы узнали, что ЦОК-2-40 снят с вооружения ВМФ, сдали его на склад, а при скором очередном доковании в заводе в Совгавани с большим удовольствием срезали шпирон, который несколько уродовал внешний вид корабля, а с верхней палубы срезали все направляющие и ролики, и палуба стала ровная и красивая.

Вскоре из Совгавани из ремонта пришел третий тральщик нашего дивизиона, а на нем пришла большая группа офицеров штаба СГВМБ, которая проверила результаты нашей подготовки. Выглядели мы неплохо, в частности, мои минеры на зачете поставили трал МТ-1 менее чем за 11 минут, чем здорово превзошли установленный норматив. По результатам проверки мы получили положительную оценку, а в газете СГВМБ скоро была напечатана большая положительная статья обо мне и Володе Линькове. Эту статью я хранил довольно долго, но все-таки где-то потерял.

В один из дней октября 1964 года, когда мы стояли у пирса в Корсакове, всех замполитов кораблей и дивизиона вызвали в политотдел бригады, и их не было целый день. Вечером после ужина, когда все офицеры ушли домой, а я оставался на корабле обеспечивающим, вдруг пришел наш замполит А.П.Короленко и приказал снимать с переборок корабля всю наглядную агитацию с именем Н.С.Хрущева. Я, конечно, удивился, но он рассказал об октябрьском Пленуме ЦК КПСС, на котором сместили Н.С.Хрущева, и мы пошли выполнять указание политотдела. Надо сказать, что этой агитации на корабле было натыкано по всем закоулкам, ведь по ее количеству оценивалась работа замполита, это было чуть ли не основной сферой его деятельности. После нашего рейда корабль стал казаться каким-то голым, так я узнал об очередном перевороте в центральных органах власти СССР.

Осенью зачетные учения СГВМБ проводились в районе острова Маннерон, где были собраны корабли и нашей 33 бковр и большая часть кораблей из Совгавани. Были проведены так называемые рейдовые сборы, на которых пришлось потрудиться, а вечерами мы стояли на рейде, погода в то время была прекрасная, мы много рыбачили и даже охотились на бакланов, которые были съедобны.

В отпуск я пять уходил в начале ноября. Перед самым отпуском кораблям нашему и Линькова была поставлена задача выполнить боевое упражнение с тралом ППТ-2. На складе, находящемся на окраине Корсакова, я получил трал на свой корабль, привез его на пирс, мы его намотали на оба корабля, сходили в море, благополучно его поставили и выбрали, пришли в базу и смотали трал на пирс. В это время поступила команда мне срочно уходить в отпуск, оформить сдачу трала я не успел, и дивмин Володя Локтионов твердо пообещал мне, что сам сдаст трал. Но слово свое он не сдержал, уже без меня погрузил трал кое-как на машину, и послал его сдавать какого-то офицера с мпк. На складе трал принимать отказались, ссылаясь на то, что он не смотан в бухты, не разобран по комплектации. Конечно, можно было бы настоять, но постороннему офицеру это было ни к чему, он просто скинул его на траву у ворот склада и уехал, считая свою задачу выполненной. Так трал и провалялся на траве, половину растащили, потом выпал снег.

Мы же с женой решили, предварительно списавшись с моими родителями, что на время учебы Валентины я отвезу сына в Ногинск, так как водить его к чужой бабке мы стали опасаться. "Добро" от моих родителей было получено, и я с сыном полетел в Москву. Когда мы садились в самолет, другие пассажиры удивлялись, как я смогу справиться с ребенком, но Витя был спокойным человеком, большую часть пути проспал в люльке на переборке самолета, даже на первой посадке я оставил его в люльке под присмотром стюардессы.

За все время полета он только раз заставил меня менять ему колготки и то потому, что, попросившись в туалет и войдя туда, он так испугался шума и тряски (мы летели на ИЛ-18, а у него туалеты были расположены в районе двигателей), что не смог ничего сделать, остальные разы мы нормально делали все во время посадок, которых было еще не менее двух. В Москве нас встречали дедушка с бабушкой, сын с ними с удовольствием познакомился, но когда я ушел за багажом, он поднял рев на весь аэровокзал и пошел меня искать, а с моим появлением мгновенно успокоился. Мы нормально добрались до Ногинска, и я прожил там где-то неделю, пока сын не привык к новым родным и полностью не освоился с обстановкой.

Моя семья перед отъездом сына в Ногинск.

В конце ноября я вернулся в Корсаков, догулял отпуск, жена училась, вечерами мы были вместе. Потом вышел на службу, и служба продолжилась Наступил новый 1965 год, и все пошло по накатанной: отработка и сдача К-1, повседневна служба в зимних условиях и т.д. и т.п.

Вообще-то служба и жизнь в Корсакове нам стала нравиться, снабжение там было хорошее, все было рядом, мы там даже купили свою первую стиральную машину, причем они были тоже в дефиците, как во всей стране, но вдруг пришел пароход со стиралками, снабдили всех желающих, и они стали в свободной продаже. Платили нам 1,5 оклада, но и цены были где-то на 30 % больше, чем по стране. Выплата денежного довольствия один раз в месяц существенно затрудняла планирование расходов у жены, так что всегда жили от получки до получки, а ведь надо было еще и копить на отпуск: тогда проездные давали только на меня, а жена летела за свой счет. Правда на службу я всегда шел с некоторой напрягой в душе, так как не знал, чего ждать от начальства и от "любимого" личного состава, а и те и другие были способны на многое. Но в целом все было совсем неплохо, я заслужил определенный авторитет у командования.

Это и сыграло со мной определенно злую шутку: СГВМБ формировала экипаж новостроящегося мпк пр.204 МПК-20 и меня включили в него командиром БЧ-2-3. Об этом я узнал где-то в марте 1965 года, был, конечно, расстроен этим известием, пытался сопротивляться, но командование было непреклонно и отправило меня в отпуск.

Жена как раз закончила свои курсы, и мы полетели в Ногинск к сыну, который там уже так прижился, что звал бабушку "мамой", это жене страшно не понравилось, и она быстренько своей лаской приучила его к себе. Мы немного побыли в Ногинске, потом переехали в Ленинград, я догулял отпуск, и один полетел на Сахалин, оставив жену и сына в Питере на попечение тещи, так как обстановка со мной в ближайшее будущее была неясна. Кстати из-за малой жилплощади у тещи, Валю с сыном приняла одна из сестер тёщи, где они и прожили фактически до конца года.

Я же вернулся в Корсаков и стал сдавать дела на корабле опять же помощнику командира капитан-лейтенанту Любанскому В.В. Принимал-то я у него дела по неопытности быстро, а вот сдавать пришлось довольно долго. Во-первых, за кораблем числился трал ППТ-2, который официально так и не был принят складом. Пришлось мне самому печатать два инспекторских свидетельства на списание двух половин трала, хорощо хоть, что комбриг их утвердил, и трал был благополучно списан. Во-вторых, оказалось, что на мне числятся корабельные бинокли в количестве порядка 6 штук, и 2-х из них не хватает. Впоследствии, анализируя обстановку того времени, я понял, что к этому мог приложить руку и сам помощник, но в то время я об этом не подумал, и пришлось заплатить за них своими деньгами по тем временам довольно приличными. Других крупных долгов за мной не нашлось, я сдал дела командира БЧ-2-3 на базовом тральщике "Т-751" в 13 дивизионе пло и пмо 33 бригады кораблей ОВР и влился в новый экипаж мпк пр.204 "МПК-20", формирование которого шло в дивизионе.

10. 47 бригада кораблей ОВР (1965-1967 годы).

Командира новостроящегося "МПК-20", который должен был войти в состав 11 днкпло 47 брковр, капитан-лейтенанта Цыганкова Владимира Дмитриевича, командира БЧ-1 (он же стал и нештатным помощником командира) старшего лейтенанта Анцыферова Юрия Ивановича и командира БЧ-4-Р старшего лейтенанта Шухова Анатолия Васильевича назначили в Сов.гавани, и они прибыли в Корсаков формировать остальной экипаж из личного состава 13 дивизиона пло и пмо 33 бковр. Естественно, командование дивизиона и бригады постаралось включить в экипаж не самых лучших людей, но здесь надо отдать должное чутью В.Д.Цыганкова на людей: пользуясь правом командира новостроящегося корабля, он сумел где-то за 3-4 недели заменить порядка 80% личного состава на других людей и, надо отметить, нисколько в этом не ошибся.

Таким образом, я и командир БЧ-5 старший лейтенант Кошкин Анатолий попали в этот экипаж. Из офицеров В.Д.Цыганков, Ю.И.Анцыферов и я были кадровыми военными, а А.В.Шухов и А.Кошкин - из студентов. Из личного состава я, к большому сожалению, практически никого не помню, даже своих минеров и артиллеристов. Запомнились только баталер старший матрос Байрамгельдыев Амангельды, который умудрялся всегда снабжать корабль всем необходимым, особенно продовольствием и даже дефицитным, и кок старший матрос Барановский Саша, на борщи которого впоследствии старались попасть все офицеры 11 днкпло.

Где-то в мае 1965 года на пароходе "Крильон" наш экипаж прибыл из Корсакова во Владивосток и сразу был направлен в бухту Парис на корабли 11 днкпло на стажировку. Всех раскидали по разным кораблям дивизиона, куда я попал, не помню, но опять я попал на остров Русский, куда не очень хотел.

<

Вот таким "старлеем" я уходил из 33 брковр в 1965 году

Командиром дивизиона в то время был капитан 3 ранга В.Б.Степанов, которого все за глаза называли "Славой". Он располагался по очереди на разных кораблях, и постоянно, в том числе, и в каютах командиров кораблей находился со своей собакой - боксером, чем вызывал некоторое раздражение командиров. Начальником штаба дивизиона был капитан-лейтенант Генкен (имя и отчество не помню), человек довольно нудный и не очень любимый командирами и офицерами. Из наших в бригаде служили командир БЧ-2-3 МПК-169 Левкович Юра, на 146 днтщ - Дьяконов Юра. Кроме того, из знакомых на дивизионе служил дивизионный минер Харченко Вадим (выпуска на год позже нас), знакомые по стажировке капитан 2 ранга Г.П.Яровой был уже начальником штаба бригады, а капитан 3 ранга Н.Н.Трыков - флагманским минером бригады.

Прослужили на кораблях мы где-то пару месяцев, освоились с новой матчастью, и всем экипажем были переведены в бухту Житкова в казарму дивизиона консервации для отработки корабельной документации. Здесь же была сформирована партийная организация корабля, в которую вошли четыре члена КПСС: В.Д.Цыганков, Ю.И.Анцыферов, А.Кошкин и я, А.В.Шухов был беспартийным, поэтому на него были возложены все обеспечивающие обязанности типа накрытия стола и нарезания закуски в определенных обстоятельствах. Секретарем партийной организации был избран я, и с легкой руки командира в дальнейшем систематические посиделки офицеров корабля по тому или иному случаю оформлялись мной как партийные собрания.

В конце августа 1965 года нас отправили в Хабаровск. На судостроительном заводе нас разместили на уже известном речном пароходе, вместе с нами там был размещен экипаж скр пр.159. Наш корабль стоял уже на воде рядом и на нем во всю велись монтажные и настроечные работы, в которые мы активно включились. Жили мы довольно весело, офицеры утречком частенько лакировались пивком в заводской столовой: она стояла на берегу, открывалась только на обед, но нас пускали в закрытый зал, продавали пиво и на халяву угощали хребтами красной рыбы, филе с которых было срезано на приготовление закусок, а на костях было достаточно мяса под пиво. Личный состав в увольнение и офицеры в форме могли выходить с завода только через какие-то дальние железнодорожные ворота, это считалось маскировочными мероприятиями для обеспечения секретности завода. Хорошо запомнилась приемка корабельного ЗИПа, которую мы проводили на большом складе завода. Мы должны были его принять, опломбировать личными пломбирами и сдать на ответственное хранение заводу для отправки его во Владивосток на Дальзавод, где находилась достроечная база Хабаровского завода. Встал вопрос, что выгравировать на пломбирах: механик Толя Кошкин сразу предложил с одной стороны - бутылку, с другой - рюмку. По этическим соображениям предложение было отклонено, и были выгравированы первые буквы фамилий и имен командиров БЧ. На моем пломбире стояло БЕН, эти буквы я пронес всю службу, работу и несу сейчас.

В конце сентября мы переселились на корабль и начали готовиться к переходу во Владивосток, осваивали свою матчасть, искали недостатки в работе заводчан. Наш корабль шел 6-м корпусом на этом заводе (заказ 506), а первые 3-4 корпуса шли без иллюминаторов и с двумя торпедными аппаратами ОТА-40 (по одному с каждого борта). Однако, учитывая претензии личного состава, на следующих корпусах были прорезаны иллюминаторы в каютах офицеров и носовых кубриках личного состава. Одновременно на них было установлено уже четыре ОТА-40 (по два с каждого борта).

Между прочим, благодаря коммуникабельности нашего командира В.Д.Цыганкова наши отношения со строителями были очень хорошими, одного из них звали Дмитрием, мы с ним даже сдружились. Вспоминается один из комичных случаев "недостатков" в проекте корабля: для нажатия кнопки спуска воды у унитаза в туалете офицерского состава нужно было очень наклониться над унитазом, а струя воды была настолько сильной, что всегда была вероятность быть здорово забрызганным. Мы записали это замечание в специальный журнал, который просматривал каждый вечер главный строитель корабля Пётр Иванович Крячек, а он отверг его, утверждая, что все сделано в соответствии с "проектом корабля". На другой день он сам по большой нужде был вынужден посетить этот туалет и при спуске воды получил все содержимое унитаза на себя. Он тут же приказал рабочим принять меры, правда, кнопку они переносить не стали, а поставили в трубу шайбу, чем уменьшили давление в магистрали смыва.

Кроме того, командир попросил на ходовом мостике сделать два места для крепления малокалиберных винтовок. Дело в том, что один из военпредов завода был мастером спорта по стрельбе и имел личную малокалиберную винтовку ТОЗ-8, но в 1965 году вышло запрещение на личное нарезное оружие, и его надо было сдать в какую-нибудь воинскую часть. Вот он и сдал винтовку нам, командир дал ему соответствующую справку с печатью, а я оприходовал оружие установленным порядком. Крепления были сделаны. В общем, довольно многие замечания личного состава были учтены при доводке корабля. Там же с успехом были проведены заводские испытания корабля.

В конце октября корабль был готов к переходу во Владивосток: по Амуру до Японского моря и далее на юг, вела корабль в основном сдаточная бригада завода, личный состав был как бы дублерами. Меня на переходе не было, так как командир отпустил меня в Корсаков для отправки домашних вещей моих и механика Толи Кошкина во Владивосток.

За 1,5 - 2 недели я собрал вещи в 2-х квартирах, погрузил их в 2 контейнера и отправил их во Владивосток, и сам прибыл туда в Дальзавод на корабль. Вещи пришли во Владивосток где-то в середине ноября, к этому времени нам всем были выделены комнаты в поселке 47 бковр, куда мы их благополучно перевезли на катере и машине. Жили мы в 3-х этажных каменных домах (бывшие казармы), которые мы называли "дом-хохотун". Таких в поселке было два, был еще один 2-х этажный деревянный дом, но там жили, в основном руководство береговой базы, которая располагалась тоже в поселке. В наших домах офицеры жили на 2 и 3 этажах, а на первых этажах располагались, если смотреть со стороны б.Парис: в правом - небольшой госпиталь и шхиперский склад, в левом - два магазина (продовольственный и промтоварный) и их склады. Внутри каждого этажа шел длинный коридор, разделенный в середине пополам перегородкой с дверью, с обеих сторон ее находились кухни на 6-8 хозяев. В другом конце коридора у входного трапа находились гальюны, причем на каждую семью приходилось по своей кабинке, которая была заперта на замок, так что прежде чем идти по нужде, нужно было захватить ключик. Вдоль остальных коридоров по бокам находились комнаты, в которых мы и жили. У меня была комнатка 12-14 кв.метров, некоторые старожилы, в том числе и сверхсрочники, имели по 2 комнаты. Отопление в домах было центральное, вода на кухне из водопровода, а готовили на кухне на электроплитках, причем для увеличения теплоотдачи спирали для них делали самодельные из достаточно толстой нихромовой проволоки, запасы которой были на плавмастерской и почему-то легко доставались. Из этой же проволоки делалась спираль для кипятильника, которая наматывалась на керамическую трубку, с боков приделывались эбонитовые щечки-пластинки, прикреплялся провод к спирали, все это опускалось в воду, например, в стиральную машину, подсоединялось к сети, и вода в машине закипала через 5-7 минут. Как выдерживала сеть такие нагрузки, не представляю, но выдерживала. И так мы жили: дети гоняли по коридору, даже на велосипедах, родители судачили на кухнях, где иногда устраивали совместные обеды и ужины, спать уходили в свои комнаты. На улице была сплошная природа, рядом был конец залива Новик, где купались, ловили рыбу, креветок, трепангов и летом и зимой. Здесь же был матросский клуб, в котором смотрели кино и иногда матросскую самодеятельность.

Недалеко от нашего поселка через небольшую сопочку располагался также небольшой поселок учебного отряда связи, в котором были также 2 магазина, несколько домов, как наши, и даже несколько небольших 2-х этажных одно подъездных домов с отдельными квартирами. Один из таких домов принадлежал нашей 47 брковр, и в нем жил наш командир В.Д.Цыганков. В поселок летом три раза в сутки ходил платный рейсовый катер из Владивостока, шел он по бухте Новик через поселок Шигино. Магазинами поселка "Связи", как называли его в народе, и рейсовым катером мы также систематически пользовались.

Где-то в конце ноября - начале декабря во Владивосток прилетела моя семья, на буксире, исполняющем роль рейсового катера, мы перебрались на мыс Поспелова на острове Русском, потом на автобусе добрались до нашего поселка, где я и поселил жену с сыном в подготовленную комнату. Жена быстро обжилась на новом месте, а я отбыл на корабль.

На Дальзаводе на корабле были проведены доводочные работы после перехода, погрузка ЗИПов на корабль и государственные испытания корабля. В целом я не помню крупных замечаний по испытаниям, и 31 декабря 1965 года акт о сдаче корабля ВМФ был подписан.

В середине января 1966 года мы перешли к месту базирования 11 днплк в бухту Чажма залива Стрелок (поселок Разбойник). Дело в том, что зимой б.Парис замерзала, и дивизион переходил на базирование в б.Чажма, которая практически не замерзала, и дивизион был ближе к командованию ВМБ Стрелок, на которую замыкалась 47 брковр. В то время бухта была еще достаточно глубокой, чтобы наши корабли с приличной для этого класса осадкой могли в ней базироваться и даже там же заправляться у топливного пирса. В ту зиму в заливе Стрелок и б.Чажма также был небольшой лед, но мы нормально вошли в бухту вслед за небольшим танкером, а уже в бухте, пользуясь своим острым носом, кое-как пробились к пирсу. Таким образом, мы влились в состав дивизиона и, естественно бригады, и начали готовиться к сдаче задачи К-1.

Во время зимнего базирования в б.Чажма жизнь офицеров дивизиона была довольно однообразной, но на выходные половина офицеров отпускалась домой. При этом рано утром в пятницу отпущенные офицеры грузились в крытый грузовик, выделенный дивизиону на время базирования, и ехали на нем до станции Шимеуза. Там они садились на паровик, который шел от ст.Дунай до ст.Смоляниново, откуда уже на электричке добирались до Владивостока. Кто жил во Владивостоке, тому было легче, но основная масса офицеров жили на острове в поселке 47 бригады, поэтому им приходилось еще на обеденном катере (зимой его роль исполнял морской буксир с закрытой фанерой верхней палубой для пассажиров) переходить на мыс Поспелов, а оттуда на автобусе, идущем вокруг б.Новик в Шигино, добираться до своего поселка. В общем, весь путь занимал не менее 12 часов.

Обратно ехали в воскресенье поездом из Владивостока где-то в 15 часов и попадали в родной дивизион уже около часа ночи. Таким образом, офицеры дома были менее двух суток за две недели.

Задачу К-1 мы сдали там же в Чажме с первого захода на твердую четверку, причем все дивизионные специалисты с некоторым удивлением отметили хорошую подготовку личного состава корабля к исполнению своих обязанностей. Начало этому разбору положил в своем выступлении дивизионный штурман Виктор Гамага, который в своих оценках всегда был очень объективен и строг. Я считаю, что главная заслуга в этом была командира В.Д.Цыганкова, который вникал во все стороны подготовки личного состава и сам умел практически все, а уж корабль знал, как свои пять пальцев. Ну а ведение партийного хозяйства замполитом дивизиона капитан-лейтенантом А.И.Дадоновым было признано отличным. Я всегда считал ведение документации очень важным делом: лучше не сделать, но записать сделанным, чем сделать, но не записать.

После сдачи задачи К-1 мы приняли боезапас и стрелковое оружие, причем мне удалось получить вторую малокалиберную винтовку с диоптрическим прицелом и ящик патронов к ней, поэтому офицеры имели возможность отрабатывать "целкость" и на берегу и в море, что особенно любил наш командир В.Д.Цыганков. Еще он любил на выходах в море хорошо покушать, поэтому при выходе в море кок сразу тащил на мостик хорошую миску чего-нибудь вкусного.

Правда ледовая обстановка в тот год и в Чажме была довольно сложной, в море мы ходили редко, даже на отработку 2-й и 3-й задач, но в дежурстве по ПЛО стояли почти беспрерывно, что на загруженность не очень влияло, так как все равно от дома далеко, а на выход всегда находились офицеры на замену.

Мой МПК-20 в море.

Где-то в конце марта - начале апреля 1966 года мы вернулись к месту постоянного базирования в б.Парис. Место базирования бригады в то время выглядело так: от берега шли три отсыпки шириной метров пять, в конце первой от КПП отсыпки был маленький причал для рейсового катера ПСК-1, который при отсутствии льда обеспечивал личный состав бригады и их семей связью с Владивостоком (36 причалом). В конце второй от КПП отсыпки было несколько соединенных между собой плавпричалов, у которых базировался 11 днплк, в составе которого в то время еще оставалось 2-3 мпк пр.122-бис и мпк пр.204, в торце причалов стояла плавмастерская. В конце третьей отсыпки было также несколько плавпричалов, у которых базировался 146 днтщ, а в торце причалов стоял старый списанный пассажирский пароход "Саратов", переоборудованный под размещение штаба 47 брковр, оперативного дежурного бригады и поста НИС.

Офицеры штаба дивизиона располагались на кораблях дивизиона, чем приносили некоторые неудобства офицерам кораблей. У нас на МПК-20 всегда старался стоять на довольствии дивизионный штурман Виктор Гамага, которому особенно нравилась наша кухня, да и командиру он симпатизировал, так как он тоже был из штурманов. Кстати, где-то осенью дивизион получил новый большой торпедолов пр.368, где была свободная 6-ти местная каюта, в ней впоследствии и разместились офицеры дивизиона, но столоваться они по-прежнему ходили на корабли.

Скоро мы узнали о повышении штатных званий командиров кораблей пр.204, и скоро они все, в том числе и наш командир, получили "капитанов 3 ранга", а комдив В.Б.Степанов - "капитана 2 ранга". Вот это был праздник на дивизионе, плохо было только одно: В.Б.Степанов был непьющим, и ему приходилось только ходить по пирсу, упреждая появление бригадного начальства, пока праздновали командиры разных степеней. По этому поводу особенно был специалистом один из командиров мпк пр.122-бис капитан-лейтенант Бузун, и на дивизионе ходила, чуть ли не с подачи штаба ВМБС, поговорка: "хотят ли русские вина спросите вы у Бузуна". Спирт (в то время слово "шило" еще не было в ходу) командиры кораблей получали строго по очереди, чтобы увеличить количество праздников на дивизионе. Кстати, одному из таких праздников пытался помешать начальник штаба дивизиона капитан - лейтенант Генкен, за что получил от командиров по физиономии и был срочно переведен в б.Чажма в 81 отдельный дивизион пло и пмо, а начальником штаба назначили капитан-лейтенанта Н.Г.Зуева.

Остров Русский, звездочка - место базирования 47 бковр.

В родной бухте жизнь пошла веселее, все-таки мы могли намного чаще быть дома, обычно на корабле оставался один обеспечивающий офицер, остальные отпускались. Система оповещения была отработана достаточно четко, так как дежурный по дивизиону имел телефонную связь с жилыми домами, где в коридоре каждого этажа имелся телефон. В море ходили достаточно часто, отрабатывали задачи боевой подготовки, плохо было то, что часто при возвращении нас загоняли в б.Чажма, поближе к штабу ВМБС, для получения всяких отчетов и постановки задач. Несколько раз нас ставили в б.Абрек к пирсу противолодочных кораблей (позднее сторожевых) пр.159, там я встречался с Володей Ивановым. Он прославился как приличный хулиган, видимо холостяцкая жизнь привела его к этому. Рассказывали, что однажды он с другом - боцманом с корабля - ночью, возвращаясь с гулянки из Промысловки, притащил на пирс тяжеленную мусорную урну, которую установил посреди пирса. Он и меня угощал в старшинской каюте своего корабля спиртиком с медом за дружеской болтовней.

Кроме того, мы часто стояли в дежурных силах ПЛО (дежурная ПУГ), что значительно ограничивало сход на берег офицеров: тех, кто жил во Владивостоке, не отпускали вообще, а живущих на острове отпускали с условием возвращения на корабль в течение 20 минут, что было вполне допустимо. А выскакивать в море приходилось довольно часто, особенно на вытеснение якобы ПЛ противника, обнаруженной авиацией. При этом я так надышался выхлопными газами главных дизелей, что до сих пор чувствую их в мельчайших количествах: ведь при съемке многих кораблей от холодных дизелей дым заволакивал все вокруг, а мне, как командиру ютовой команды, приходилось дышать этой гадостью, пока не снимутся все корабли, и мы в том числе.

Запомнился один случай, когда при возвращении с моря нас поставили под топливо на мыс Голдобина, вдруг позвонили, что к нам выезжает группа проверяющих из штаба флота. Мы быстренько убрали с верхней палубы кое-какие запасы типа картошки и прочего, спрятали все лишнее на берегу, а на корабле прибрались, как успели. Прибыли офицеры всех специальностей, проверили корабль, но существенных замечаний у них не было, и командир В.Д.Цыганков получил соответствующее поощрение. Нам часто политработники предлагали взять обязательство стать "отличным кораблем", но В.Д.Цыганков постоянно отказывался, объясняя нам это тем, что стать-то отличным не трудно, а вот потом удержать это звание значительно сложнее, да и ругают отличников значительно больнее.

Летом от нас ушел в ОСНАЗ флота наш любимый механик (командир БЧ-5) Кошкин Толя, а ему на замену пришел лейтенант Майоров Лев, который только что окончил Пушкинское училище и вместе с его однокашником Витей Яценко был назначен в 11 днплк. Служба у Льва Майорова сначала пошла неплохо, его назначили на корабль, когда мы стояли в Дальзаводе на замене главных дизелей, и он сразу мог включиться в интересную работу. Специалист он был хороший, и служба пошла, ему сразу дали комнату в поселке на острове, куда сразу приехала его жена Светлана. Но зимой случилось несчастье, он встретил во Владивостоке каких-то друзей, они крепко выпили и, возвращаясь на корабль, он уснул на улице и отморозил пальцы на руках. В результате ему ампутировали по 2-3 пальца на каждой руке, и в принципе подлежал увольнению в запас. Но ему очень хотелось служить, жена хотела того же, он приложил много сил и все свои связи, которые у него были, и остался служить на корабле.

Скоро и комдива В.Д.Степанова перевели, по-моему, в штаб флота, а на его место, опять же по моей памяти, назначили капитан-лейтенанта А.В.Прокопчика (почему-то эта фамилия запомнилась).

Запомнился еще один интересный случай в бригаде. Где-то в конце лета 1966 года окончательно списали остававшиеся в дивизионе 3 мпк пр.122-бис. С них сняли все оборудование, которое могло пригодиться, трубопроводы, а образовывающиеся дырки в корпусе забили аварийными деревянными чопами. Потом решили, что нужно оставить от них только металл, для чего вывели их на рейд где-то в правый дальний угол б.Парис (если смотреть с пирсов) и подожгли, забыв о деревянных чопах, которые тоже благополучно сгорели. Утром оперативный дежурный бригады обнаружил над водой только три конца мачт с антеннами РЛС. Было много шума и ругани, так как их все равно пришлось поднимать.

Помню также летом во Владивосток приезжал Л.И.Брежнев, и для него флот готовил в море большую "показуху". В частности, ПУГ в составе нашего МПК-20 и двух скр пр.159 должны были изобразить поиск подводной лодки и с использованием системы совместных атак "Тюльпан" атаковать ее полным залпом боевых реактивных глубинных бомб. Мы долго тренировались, при этом каждый раз выстреливали по одной практической бомбе, наш корабль стрелял исправно, а на скр все время что-то не ладилось. Пришлось расстрелять, наверно, штук 15 бомб, пока все отработали. В день "Ч" мы вышли в море, зарядили полные установки боевых бомб и встали в точке, но вдруг опустился такой туман, что видимость была всего метров десять. В таком состоянии мы простояли целый день, и получили команду идти в базу, так и не пришлось мне увидеть полный залп РГБ. Кстати, в то время мы всегда при выходе в море и проходе острова Скрыплева заряжали РБУ полным комплектом боевых бомб, а при подходе к базе их разряжали.

Наш же корабль МПК-20 первым на флоте провел торпедную стрельбу двумя торпедами с разных бортов. В этой стрельбе была некая тактическая особенность, но мы провели ее успешно, при этом обе торпеды навелись.

Здесь на острове мы с женой наконец-то купили наш первый телевизор, причем нашей покупке предшествовала большая подготовительная работа жены. Как-то летом она прибежала на КПП бригады, вызвала меня и попросила найти денег на телевизор, новейшую модель которого марки "Березка" привезли в промтоварный магазин поселка, где работала Людмила Дьяконова, а она обещала попридержать его для нас. Время было дня три до получки, поэтому я собрал у офицеров очень немного. Жена поблагодарила и за это и убежала домой. Вечером дома я уже смотрел телевизор, удивляясь, где жена достала остальные деньги. Оказалось, что она тоже обежала женщин поселка и даже матросов в матросском клубе, где шла репетиция самодеятельности, и собирала с них по 1-5 рублей под запись. С получки мы расплатились со всеми по списку и смотрели потом этот телевизор до конца моей службы на ТОФе.

В один из праздников моя жена и Людмила Дьяконова решили отпраздновать его вместе семьями, пригласили и нашего механика Льва Майорова с женой Светланой. Я по такому случаю нацедил бутылку черносмородинного сока из банки, в которой смородина была пересыпана сахаром, сок соединил с бутылкой спирта, довел смесь до кипения и остудил. Получился настоящий ликер: крепкий и сладкий, так женщины нам только по чуть-чуть попробовать дали и выпили его весь с большим удовольствием. В общем, праздник удался.

Еще запомнились рыбалки в заливе Новик у нашего поселка. Зимой хорошо ловилась корюшка, мой сын в возрасте 3,5 лет пытался рыбачить, а я старался делать это при любой возможности в свободное от службы время. Мой командир В.Д.Цыганков даже из золотого обручального кольца сделал две блесны для подледного лова корюшки, до чего это было увлекательное занятие.

Как-то у меня недели две был дублером офицер-переподготовшик, он был помощником капитана большого рыболовного траулера из Находки, и привез мне большой кусок хорошей капроновой сетки с мелкой ячеей. Мы с моим соседом по дому мичманом Бреусовым, который служил на плавмастерской, натянули сетку на обод корабельной койки, и получился отличный трал. Мы шли на пляж, один на лодке завозил трал на глубину, второй на берегу держал конец. Потом вдвоем тащили трал на берег и вытягивали кучу креветок. Три-четыре заброса и ведро было полно отборными креветками, попадалось и много трепангов, но готовить их было очень сложно и долго, поэтому мы их выбрасывали. Дома на нашей общей кухне мы креветок варили, высыпали кучей на стол, садились всеми семьями вокруг и за разговорами их с удовольствием съедали, а если еще было что выпить, то это уже было пиршество.

Сын следует на рыбалку в зимний выходной день.

Ловись рыбка и большая и маленькая.

Жене летом удавалось 2-3 месяца подработать воспитательницей в детском саду в соседней бухте Аякс, где располагался учебный центр иностранных моряков (сначала при нас там доучивались индонезийцы, потом приехали индусы) и был детский садик. Жене удавалось замещать уходящих в отпуск воспитателей, и это было каким-то развлечением ей и приработком для семьи, ведь работы для жен офицеров в гарнизоне было очень мало. Туда ходили несколько детей из нашего поселка, их обычно возили туда и обратно на машине начальника политотдела бригады. Иногда машины не было, и тогда жена с сыном ходили на работу и обратно пешком: было тяжело, но вдвоем они справлялись, я же в этом им ничем помочь не мог.

К сожалению, фотографий о службе в 47 брковр у меня не сохранилось, хотя я сразу забрал из ЗИПа к артустановке фотоаппарат "Ленинград" (кстати, очень хороший аппарат), много фотографировал, но это были, в основном, семейные фотографии.

Службу в 11 днплк 47 брковр на МПК-20 я до сих пор вспоминаю с большим удовольствием. Командир корабля Владимир Дмитриевич Цыганков создал на корабле дружественную приятную обстановку, да и все офицеры дивизиона жили одной дружественной семьей. Это был период в моей корабельной службе, когда я с удовольствием бежал по деревянным мосткам из поселка на корабль, зная, что там я буду среди моих хороших друзей и сослуживцев, в том числе и командиров.

Служба у меня шла довольно хорошо, особенно я удивил комдива В.Б.Степанова своим несением службы вахтенным офицером на одном из выходов в море, так как эта служба на малых кораблях как-то подзабылась, а я прошел хорошую школу вахтенного офицера на тральщике 33 бковр в Корсакове. После этого в 47 брковр была выпущена листовка обо мне, которую мне торжественно вручил накануне Дня СА и ВМФ в 1967 году остававшийся за комдива начальник штаба дивизиона капитан-лейтенант Н.Г.Зуев (листовка и надпись на ее обороте прилагаются).

Листовка Политотдела 47 бковр и благодарстенная надпись на её обороте

Служба была службой, но к тому времени у меня уже выходило звание "капитан-лейтенанта", а получить его никаких перспектив не было, так как в то время принцип службы был такой: если хорошо служишь на этой должности, то и продолжай служить. В связи с этим я начал подумывать о переходе в политработники, у которых служба катилась как по маслу во всех отношениях. Я договорился об этом с зам.комдивом А.И.Дадоновым, доложили об этом начальнику политотдела бригады, и вопрос начал рещаться. Однако тут всполошилось командование бригады, доложили командованию ВМБ Стрелок, и летом командир ВМБС контр-адмирал Иванов предложил мне должность (кап-лейскую) командира тральщика пр.257Д в б.Чажма (п. Разбойник) в 81 отдельном дивизионе пло и пмо, которым командовал бывший начальник штаба 11 днплк уже капитан 3 ранга Генкен. Вообще-то меня совершенно не прельщала командирская карьера, мне больше хотелось пойти в службе по специальности, но здесь вроде бы как деваться было некуда, и я согласился, и где-то в июле 1967 года убыл с МПК-20 к новому месту службы.

11. 81 отдельный дивизион пло и пмо(1967-1968 годы).

Итак, наверное, самый неприятный период моей службы. Не знаю, чем отличился ранее этот дивизион, но он был отдельным, замыкался непосредственно на штаб ВМБС, а в составе имел в то время всего 4 или 5 противолодочных катеров пр.183 и 2 тральщика - искателя мин пр.257Д (чуть позднее они были переклассифицированы в базовые тральщики). Дивизион располагался в поселке Разбойник, корабли стояли в бухте Чажма под боком у штаба дивизиона. Штаб дивизиона имел полный штат дивизионных специалистов, из которых я помню только дивизионного минера-артиллериста старшего лейтенанта Шатаева Александра. Катера были объединены в звено, командиром которого был один из командиров катеров капитан-лейтенант Крупник Николай. Кстати, одним из командиров катера был старший лейтенант Иванов Красарм, имя его означало Красная Армия, очень хороший командир и человек, холостой и хулиганистый. В дивизион входил и пост рейдовой службы, который имел пару рейдовых катеров, начальником его был капитан-лейтенант Запорожченко. Кроме того, в состав дивизиона входила береговая база, руководил которой старший лейтенант Гармаш, а продовольственником у него был мичман Агеев. На довольствии у бербазы состоял дивизион, а также личный состав располагавшегося здесь же 2684 склада минно-торпедного оружия (его руководства, торпедной группы и боно-сетевой партии), так что большой объем довольствующихся предоставлял мичману обширное поле различных комбинаций. Кстати, у меня с ним сложились неплохие отношения.

Командиром дивизиона был, как я уже отмечал выше, капитан 3 ранга Генкен, у него был начальник штаба и замполит (кстати, снятый за любовь к "бахусу" комсомолец 47 брковр и благополучно назначенный сюда и получивший здесь кап-лея, добавив здесь к своей старой любви еще и любовь к женщинам поселка). Штаб дивизиона располагался в отдельном здании. Жили офицеры рядом в поселке Разбойник, в котором имелось три 4-х этажных дома ("хрущевок", два 4-х подъездных и один 2-х подъездный). 2-х этажное небольшое здание, на первом этаже которого располагалась почта, а на втором - общежитие холостых офицеров, которых было человек 4-5 в гарнизоне. Начальником гарнизона в поселке был комдив, кроме того, в поселке жили еще офицеры располагавшегося здесь же минно-торпедного склада и ракетного арсенала, который располагался недалеко в районе станции Шимеуза. Еще в поселке была небольшая начальная школа и два магазина Военторга на первых этажах больших жилых домов, а также пара частных домиков. Таким образом, жилищные условия в поселке были совсем неплохие, и как раз в это время начали строить еще один 4-х подъездный 4-х этажный дом.

Я принял бтщ БТ-247 (бывший тральщик-искатель мин ТМ-5), офицерами которого в то время являлись:

командир БЧ-2-3, он же помощник командира корабля старший лейтенант Колышкин Юра, окончивший наше училище на год позже нас;

командир БЧ-1-4-Р старший лейтенант Степанов Слава, разжалованный за пьянство из капитан-лейтенанта бывший командир корабля связи;

командир БЧ-5 старший лейтенант Богачев Алексей, окончивший какое-то речное училище и призванный из запаса, но решивший честно отслужить положенное время. Кстати, в то время корабль являлся отдельной воинской частью со своими номером войсковой части, гербовой печатью и другими атрибутами части. Позднее базовые тральщики, даже пр.1265, получали номер войсковой части соединения с соответствующей буквенной литерой, а печать и другие атрибуты были только в соединении.

Корабль стоял у пирса без выходов в море, так как имел по 1 часу моторесурса на главных дизелях (это было теоретически, что было на самом деле - неизвестно) и в строю 1 дизель-генератор из 2-х, но числился кораблем постоянной готовности для поддержания необходимого процента боеготовых кораблей в базе. Фактически я стал командиром корабля-инвалида, на котором нельзя было выполнять никаких задач в море. Продлять моторесурс ГД начальство не решалось, так как уже имело печальный опыт: на втором таком же корабле после продления моторесурса у ГД вылетел поршень, пробил две палубы и улетел, слава богу, никого не задел.

На борту корабля находилось 2 искателя мин: ИУ-1 и ИТ-3. Второй БТ-246 стоял во Владивостоке в заводе в ремонте. В целом обстановка на корабле была нормальная, в чем основная заслуга была Юры Колышкина, который вкладывал в корабль много энергии. Он был тогда холостым, почти все время проводил на корабле, только после получки брал дня 3-4 отгула, уезжал во Владивосток, отдыхал, а потом опять зависал на корабле. Механик Леша Богачев был хорошим специалистом, служил по принципу: "три года я должен отдать военной службе, вот и отдаю". Гораздо меньше было отдачи от Славы Степанова, у него все катилось как бы само собой, его главной задачей было, чтобы жена не узнала, что он разжалован, и ему это удавалось, так как она жила в Промысловке (будущий Тихоокеанск, он же "Техас"), а он ездил домой только по гражданке, что у нас было не очень принято.

Скоро на флоте начались какие-то учения, один из катеров дивизиона участвовал в учениях как корабль связи, и комдив посадил меня на него дублером командира. За трое суток пребывания на катере и беготни по морям я понял все прелести этой службы: отдохнуть в каюте было невозможно, так как за тоненькой переборкой ревели четыре главных дизеля; оправляться приходилось даже на ходу с кормы, держась за флагшток, ведь хотя на катере и был маленький гальюн, но он обычно использовался под кладовку, чтобы не отравлять атмосферу на катере. Единственной положительной особенностью службы на катерах являлся дополнительный паек, который выдавался всем членам экипажа через 3 часа после выхода в море и потом каждые 24 часа и состоял из пачки галет, 3-х маленьких баночек консервов: тушеное мясо, сыр и сгущенка, и большой 200-граммовой плитки шоколада, обычно "Аленки". Этот паек выдавался сверх нормального 4-х разового корабельного питания, приготовить которое на катере возможность была. Паек очень подходил в качестве хорошей закуски при необходимости, при этом шоколад я лично всегда собирал, чтобы потом отвезти его сыну: семья у меня оставалась на острове Русском, и мне ее очень не хватало.

Однажды даже жена с сыном с разрешения комдива приезжала ко мне дня на 4 и жила у меня на корабле в свободной каюте помощника, который в это время был откомандирован на о.Русский для руководства подготовкой к продаже за границу катерных тральщиков. Мы гуляли вечерами по поселку, жена знакомилась с новым местом предстоящей жизни, сын общался с моряками, и ему это очень нравилось. У меня на корабле был боцманом "старшина 2 статьи" срочной службы Альбрехт - грузин по национальности, который к тому же хорошо готовил, так вот он эти дни готовил для моих всякие вкусности и часто играл с сыном и занимал его. Это посещение семьи меня как-то развеяло, так как домой меня комдив отпускал очень редко.

Как я упоминал, мой помощник Юра Колышкин через некоторое время после моего прибытия на корабль был откомандирован на длительный срок, за него оставался Слава Степанов, который большой помощи (кроме выпивки) оказать мне не мог, но служить надо было продолжать. Правда скоро ко мне на корабль прибыли два офицера новостроящегося тральщика пр.257ДМ: командир капитан-лейтенант Копалин Геннадий и его механик (фамилии не помню). Копалин имел в п.Разбойник квартиру (он раньше здесь уже служил), но его жена жила во Владивостоке, и мы иногда отдыхали на его квартире здесь.

Ближе к осени в период очередного большого учения на флоте меня с одним часом официального остатка моторесурса на главных дизелях и с одним дизель-генератором поставили на брандвахту в восточном проходе залива Стрелок напротив бухты Павловского, причем время работы главных дизелей на переход в точку записывать в вахтенный журнал учета времени их работы запретили. Во время этой стоянки у меня "полетел" единственный дизель-генератор, и корабль полностью обесточился: ни связи, ни света, ни камбуза, вышедшей из строя детали в ЗИПе не оказалось. Попытки связаться с ближайшим постом связи в б.Павловского, где базировалась флотилия АПЛ, флажным семафором ни к чему не привели. Я спустил шлюпку и на ней пошел к берегу в бухту. Там меня уже поджидал патруль по борьбе с ПДСС, который и отвел меня к оперативному дежурному флотилии, где наконец-то установили мою личность и дали возможность связаться с командиром дивизиона. Он пообещал в ближайшее время подкинуть мне нужную запчасть, и я вернулся на корабль. Ужинали сухим пайком, но скоро подскочил наш сторожевой катер под командованием Красарма Иванова, запчасть привезли, и пока механики вводили в строй ДГ, с катера бросили к нам в кубрик личного состава кабель с питанием на телевизор, и мы смотрели очередную серию шедшего тогда сериала "Три танкиста и собака". ДГ ввели в строй, и остаток брандвахты прошел спокойно.

Осенью на пирс к борту корабля привезли 2 новых главных дизеля М875ФТК, и комдив вместе с замполитом уговорили меня с механиком взять социалистическое обязательство заменить старые дизеля на корабле на новые силами личного состава без постановки в завод. Мы на уговоры поддались и сделали это. Для этого пришлось вскрыть специальные большие люки в верхней палубе в коридоре и на рострах по центру корабля (люки крепились на большое количество гаек), сдернуть дизеля с насиженных мест, переместить их к центру, аккуратно поднять и вытащить, потом в обратном порядке загрузить новые дизеля. Операция была проведена успешно, нас поздравляли с успешным выполнением обязательства, оставалось только произвести центровку дизелей и можно давать ход. Но с центровкой оказались сплошные проблемы, ведь дизеля стояли на пневматических амортизаторах, и ни мой, ни дивизионный механики, ни представители техотдела тыла ВМБС не знали, как подойти к этой проблеме. Так что корабль оказался вообще выведенным из строя, хорошо хоть с нас не сняли морские.

Я, Гена Копалин и его механик на полубаке моего корабля на брандвахте.

Таких камбалешек мы набрали на брандвахте у рыбаков два целых лагуна.

В результате всю зиму и весну мы простояли у стенки, я почти все время находился на корабле, очень скучал по семье, только иногда ходил вечерами домой к Гене Копалину, где мы коротали время за бутылкой вина у телевизора. Спиртное нам в Разбойнике достать было не проблема, хотя в пределах залива Стрелок и существовал сухой закон, но у нас под боком был остров Путятина и поселок Темп на материке (перевалочная база острова), а в них этого добра было хоть залейся. За зиму мои отношения с комдивом в некотором роде испортились, складывалось впечатление, что моим кораблем командование дивизиона заниматься не хотело, хотя он был единственным на плаву, остальные катера стояли на берегу. Но командование занималось, в основном, бербазой, личный состав которой вообще-то приносил достаточно много хлопот, в чем и я убеждался, дежуря по дивизиону. В целом, я потихоньку варился в собственном соку, корабль в феврале успешно сдал задачу К-1, и мы стали готовиться к постановке в завод.

Весной, наконец-то, мне дали 2-х комнатную квартиру в поселке Разбойник на 4-м этаже хрущевки, по сравнению с "домом-хохотуном" на о. Русском это был почти рай: две комнаты, кухня где-то порядка 6 кв.м, совмещенные ванна и туалет, для нагрева воды на кухне стоял титан, топившийся дровами. Я сделал там косметический ремонт, поехал за семьей, а за вещами во Владивосток приехал один из мичманов дивизиона на машине. На острове мы с женой собрали вещи, перевезли их на катер, катером во Владивосток, а там уже на нашу машину. Мы с женой и сыном поехали в Разбойник на автобусе с вокзала Владивостока до Промысловки (позднее Тихоокеанск или в просторечии Техас), оттуда на автобусе Промысловка - Темп до Разбойника. Вечером пришла машина с вещами, и мы обосновались на новом месте: жена была довольна новыми условиями жизни, а мне это только помогало в службе.

Где-то в конце мая корабль отбуксировали во Владивосток к стенке судоремонтного завода в б.Диомид, где мы простояли порядка 1,5 - 2-х месяцев. За это время кораблю ввели в строй главные двигатели и оба дизель-генератора, сделали другой мелкий ремонт, провели плановое докование, восстановили нарушенную электроизоляцию корпуса и корабельных систем. При доковании производили сушку корпуса, для чего нижнюю его часть огородили деревянной выгородкой, в которой установили несколько воздухонагревательных пушек. Самое интересное то, что после сушки выгородку разобрали, а получившаяся куча досок оказалась никому не нужна, доски были уже списаны, поэтому я дал команду все их затащить на корабль в погреб шнуровых зарядов по левому борту надстройки. Погреб забили под завязку, и мне этих досок хватило дома в качестве дров для титана до следующего лета, еще и с комдивом поделился.

Кстати, при стоянке в заводе я в городе встретился с Колей Ковальчуком, который тогда был дивизионным минером торпедных катеров в 165 бррка в б.Улисс г.Владивостока. Мы с ним встречались несколько раз, он был у меня на корабле в заводе.

В конце июля я вернулся в Чажму уже полностью в строю, сдал задачу К-2, ну а К-3 выполнять было не с кем. В начале августа я участвовал в совместном учении с пограничниками в районе порта Находка по поимке нарушителей морской границы, мне даже подсунули персонального нарушителя, которого я благополучно задержал по наведению пограничников. Но в остальном я продолжал вариться в собственном соку, штаб дивизиона мной по-прежнему почти не занимался, о чем говорит следующий пример.

Рядом со мной в Чажме стоял торпедолов, по-моему, 47 бковр, команда на нем была где-то порядка 6 человек и командир мичман. В один из вечеров мичман ушел домой, а матросы где-то в ЗИПе нашли банку с антифризом и выпили ее как спиртное. 4 или 5 человек умерли сразу, оставшиеся потом в госпитале в Тихоокеанске. История получила сразу огласку до самого верха флота, и на торпедолов приехал аж сам командующий флотом адмирал Н.Н.Амелько. Он провел разбор происшествия, сходил лично на торпедолов, а заодно вдруг решил заглянуть и ко мне. Я представился, он спросил, есть ли у меня на корабле опасные для здоровья личного состава вещества. Я ответил, что нет, но начальник Техупра вдруг сказал, что есть две фреоновые установки для тушения пожара в машинном отделении. Я, конечно, знал о наличии этих установок, но не предполагал даже, что они относятся к ядовитым. Оказывается, совсем недавно был циркуляр по флоту, в котором эти установки были отнесены к ядовитым и на них должен быть нанесен "череп с костями". Я таких документов не получал, а штаб дивизиона их до меня не довел, дивизионный механик исполнение их на единственном корабле дивизиона не проконтролировал. Но Н.Н.Амелько, будучи не в самом лучшем настроении, тут же объявил мне "НСС", командование дивизиона сразу перевело все стрелки на меня, замполит организовал партсобрание, на котором мне впаяли "строгача с занесением", который и утвердила парткомиссия ВМБС.

При возвращении с завода жена мне рассказала, что в поселок прибыл на службу Коля Ковальчук и получил квартиру прямо под нами. Мы позвали его к себе, и тут я узнал, что он назначен начальником торпедного цеха на склад оружия, который располагался здесь же в Чажме на берегу. Этот цех был абсолютно новым, построен он был на северном берегу входа в б,Чажма на месте футбольного поля прямо напротив нового завода по ремонту атомных подводных лодок, он был полукруглым, собран из железобетонных конструкций и засыпан землей. Мы хорошо посидели у меня дома, и впоследствии периодически, когда я приходил домой, а жена готовила что-нибудь вкусненькое, я стучал в пол ногой или шваброй, и Коля быстро приходил с бутылочкой в руках (этого добра у него в цеху было навалом), и мы неплохо проводили вечер. Возвратившись в этом же году из очередного отпуска, Коля привез и подарил моему сыну Виктору большой черный автомат с электрическим приводом, который трещал при нажатом спусковом крючке, ствол его дергался, как при выстреле, а на конце ствола загоралась красная лампочка. Сын, да и мы были очень довольны.

Так и шло время, я, в основном, стоял у пирса, дежурил по дивизиону, изредка бывал дома, так как на корабле нас - офицеров было всего двое, в общем, сплошная рутина.

В это же время у меня произошел очередной конфликт с командиром дивизиона капитаном 3 ранга Генкеном. Здесь он придрался ко мне за нецелевое расходование спирта. Дело в том, что мне на корабль было положено на технические нужды порядка 3-х кг спирта в месяц, получить его на складе бербазы можно было только с резолюцией лично комдива. Я получал его раз пять, но при этом всегда составлял раздаточные ведомости на этот спирт под роспись старшин корабля, хотя, конечно, больше он расходовался, сами знаете куда. Я пошел на склад и обнаружил, что несколько раз спирт получался по накладным с поддельной моей подписью. Я все это переписал и пошел к комдиву с раздаточными ведомостями на спирт, полученный мною, и с перечнем поддельных накладных, на которых тоже стояла виза комдива. Комдив поник головой, обещал разобраться, но что-то в душе затаил.

Где-то в сентябре проходили большие флотские учения, все корабли ВМБС выгнали в море, а меня поставили на брандвахту на восточном входе в залив Стрелок. Где-то через неделю на корабле заканчивалась вода, и я в полночь получил разрешение подойти к хозяйственному пирсу б.Абрек для заправки водой. Был сильный ветер направлением прямо на угол пирса и нагонял приличную волну на пирс, которая разбивалась об угол пирса и уходила по его обе стороны. Принимать швартовы у меня вышел один гражданский матрос - вахтенный со стоящего кормой к пирсу водолея. Корабль у меня был полупустой, легкий как скорлупка, швартовы тогда были еще стальные и тяжелые. Я несколько раз подходил к свободному торцу пирса почти вплотную, подавал бросательный прямо в руки принимающему, но пока он вытаскивал швартов, пока тащил его до кнехта на пирсе, волна быстро относила корабль в сторону, и приходилось ему бросать швартов, который по длине уже кончался. Так я пытался ошвартоваться раз пять, подрабатывал и машинами враздрай, и рулями и машинами пытался подбросить корму ближе к кнехту, но волна все равно относила корабль быстрее. Тогда я решил подойти к пирсу между берегом и водолеем, надеясь, что водолей прикроет меня своим большим корпусом. Сначала вроде все пошло нормально: я отдал якорь, хорошо шел задним ходом вдоль борта водолея под его прикрытием, но у самого пирса из-под кормы водолея шла такая же волна, матрос также возился с моим швартовым, но теперь волна несла меня к берегу. Я скомандовал сбросить швартов в воду и начал выбирать якорь, а он пополз, и меня так нежненько волна вынесла на отмель берега. Все эти мои манипуляции наблюдал из своей будки в начале пирса дежурный диспетчер вспомогательного флота. Увидев, как меня вынесло на берег, диспетчер срочно выслал ко мне дежурный рейдовый буксир, который стоял в полной готовности с другой стороны пирса. Буксир быстренько подскочил к моему левому борту, сдернул меня с отмели и вывел на чистую воду на середину бухты Абрек, где я встал на якорь. Мы осмотрели все отсеки, течи нигде не было, только шахта ПОУ ГАСМ была заполнена водой до уровня воды за бортом, но это было безопасно для корабля.

Очень быстро на корабль прибыла группа офицеров штаба ВМБС во главе с заместителем начштаба капитаном 1 ранга Якимчиком, они быстро осмотрели корабль, убедились в его безопасности, вроде бы не усмотрели в моих действиях преступных действий и убыли с корабля, приказав диспетчеру отбуксировать меня в б.Чажма. Меньше чем через месяц меня опять отбуксировали в г.Владивосток на завод в б.Диомид, где подняли в док. Там мы увидели, что у корабля местами повреждена обклейка корпуса стеклопластиком, пробит пластмассовый обтекатель ГАСМ и погнуты винты. Обтекатель и винты быстро заменили, где-то более месяца заняла сушка корпуса и подклейка поврежденных мест стеклопластиком.

В конце ноября месяца я вернулся к месту базирования в б.Чажма. Конечно, такое происшествие безнаказанным быть не должно, и мне было приказано сдать дела болтающемуся без дела капитан-лейтенанту Г.Копалину. Я сдал ему дела и обязанности, а на некоторые его имущественные претензии отослал его к помощнику командира, который отвечал за имущество корабля, и хотя был откомандирован, но от должности освобожден не был. Сам я где-то в середине декабря убыл в отпуск без выезда для экономии проездных документов на жену на следующий год и в ожидании своего назначения. За это происшествие я также схлопотал очередной НСС и партийного "строгача с занесением в учетную карточку" (ничто не должно оставаться безнаказанным).

Зимой на прогулке встретили на территории дивизиона Вадима Харченко, я сфотографировал его с моими.

Перед самым Новым 1969 годом я узнал, что меня как бы переводом назначили на равнозначную должность командира минной группы 2684 склада минно-торпедного и противоминного оружия. Вот так мы с Колей Ковальчуком оказались в одной части.

12. 2684 склад минно-торпедного и противоминного оружия

(1969-1973 годы).

2684 склад минно-торпедного и противоминного оружия (войсковая часть 20908) подчинялся Минно-торпедному отделению Тыла ВМБС и занимался минно-торпедным обеспечением кораблей ВМБС и других соединений, базирующихся в заливе Стрелок. Начальником отделения в то время был капитан 2 ранга Лацинников Иван Степанович, его заместителем - капитан 2 ранга Альберт Зубарев, и был там еще офицер капитан 3 ранга Евгений Хорошун.

Располагался склад в двух местах: в б.Чажма и на острове Путятина.

В б.Чажма вдоль причала 81 однпло и пмо было несколько цехов хранения и приготовления торпед, довольно примитивных шлакоблочных одноэтажных зданий барачного типа. Во второй половине 1967 года на берегу входа в бухту на месте футбольного поля, на которое иногда приходили с другого берега играть и экипажи ремонтирующихся атомных подводных лодок на судоремонтном заводе, начали строить новый железобетонный цех приготовления торпед. Построили его менее чем за год, засыпали землей, получилось почти подземное помещение, начальником его и был Коля Ковальчук. Рядом с поселком Разбойник на его пляже находилась площадка хранения и сборки боно-сетевых заграждений, которыми перекрывался восточный вход в залив Стрелок. На территории 81 однпло и пмо располагалось помещение казармы склада, в котором жил личный состав торпедной команды и боно-сетевой партии, а также располагалось управление складом.

На о.Путятина на берегу бухты Широкой располагалась большая техническая территория, на которой хранилось большое количество мин, тралов, в основном, контактных, шнуровых зарядов и глубинных бомб, обслуживал все это личный состав минной группы и отдельный взвод местной обороны, то есть караульный взвод, с соответствующим управленческим аппаратом.

Начальником склада был капитан 2 ранга Андрулайтис Александр Казимирович, который почему-то жил на острове и, в основном, командовал островными делами, а в Чажме жил и руководил всеми делами этой части склада его заместитель главный инженер склада майор Тучемский Борис Васильевич. Замполитом начальника склада был капитан 3 ранга Щеповских Евгений Петрович, который также жил на острове.

Остров расположен на расстоянии 50 км к юго-востоку от города Владивосток, в заливе Стрелок. Минимальное расстояние между островом от мыса Старцева до материка (мыс Стрелок) составляет около 1,5 км. Территория острова вытянута с севера на юг на 14 км при максимальной ширине 5 км и минимальной 1 км. Остров горист, самая высокая возвышенность - гора Старцева, достаточно крутая, находится в северной части острова, ее высота 354 метра. Берега острова изрезаны, возвышенности пересекают долины и овраги. Берега острова окаймлены рифами. Площадь острова 27,9 км' или 2790 га.

В середине острова в западной его части находилось довольно приличное озеро Гусиное, которое было мелководно, но его главной достопримечательностью были растущие на нем лотосы, а также водяной орех - чилим. Лотосы там росли почти на всей территории озера и цвели где-то в августе - сентябре большими розовыми цветками. Вообще-то чилимами в Приморье принято называть креветок, но чилим как водяной орех я узнал там впервые, он оказался очень вкусным. Озеро считалось заповедным, и рвать что-либо в нем запрещалось, но народ и, в частности, наши матросы и солдаты ухитрялись это делать.

Карта расположения острова Путятина в заливе Стрелок.

Озеро Гусиное и лотосы на нем.

Население острова в то время было порядка 1,5 тысяч человек, оно было, в основном, сосредоточено в посёлке с одноимённым острову названием по берегу бухты Назимова на западном берегу. В поселке располагалось два предприятия: рыбокомбинат и зверосовхоз. Рыбокомбинат имел несколько малых рыболовных сейнеров (МРС), которые ловили в прибрежных водах, в основном, минтая, которого перерабатывали в муку (тук), она являлась очень хорошим удобрением. Ещё комбинат вырабатывал рыбный фарш, который шел на корм норкам, и имел небольшой цех, в котором выпускались консервы в масле из побочной при ловле рыбы, например, "камбала в масле". Зверосовхоз занимался разведением норок для получения пушнины и пятнистых оленей для получения пантов. Рыбокомбинат имел пассажирский катер и десантную баржу, зверосовхоз - только десантную баржу для перевозки людей, автомашин и грузов на остров с поселка Темп, в котором были их склады.

Кроме этого поселка был поселок в бухте Широкой на восточном берегу острова, в котором жили военнослужащие нашего и соседнего топливного складов. На топливном складе было 2 офицера (начальник и начальник хранения), человек 6 сверхсрочников и пожарная команда порядка 12 человек. Склад обеспечивал топливом, в основном мазутом, паросиловые корабли классом до эсминца, также имел небольшие запасы солярки и бензина А-66 для внутренних нужд своих и наших.

На самой южной точке острова располагался небольшой пост наблюдения и связи ВМФ, где было порядка 15-20 человек личного состава и один офицер.

Где-то в середине января 1969 года я вышел из отпуска, представился новому командованию майору Б.В.Тучемскому, и он повез меня на остров Путятина. Сначала на машине мы доехали до поселка Темп, оттуда на пассажирском катере ПСК путятинского рыбокомбината пошли на остров. Обычно катер шел прямо в бухту Назимова к причалу рыбокомбината, но в данный момент в ней оказалась тяжелая ледовая обстановка, и мои новые начальники дали "добро" катеру швартоваться в б.Широкой, то есть нас доставили прямо к пирсу нашей части. Здесь я представился начальнику склада А.К.Андрулайтису и его замполиту, а меня познакомили с и.о. командира минной группы мичманом (сверхсрочником) Чиркуновым Александром. Потом стали решать вопрос с моим жильем. Оказалось, что свободных квартир сейчас в части нет, но в ближайшее время мичман А.Чиркунов собирался увольняться, и мне отойдет его квартира. А.К.Андрулайтис по-холостяцки (его жена жила отдельно во Владивостоке) жил вместе с мичманом Мартюшевым, и он предложил мне подселиться к ним, но я почему-то отказался быть третьим, а предпочел быть поближе к личному составу. Мне была предложена старшинская комната в казарме, на что я и согласился, тем более там не надо было топить печку.

Склад на острове Путятина представлял себе довольно значительную территорию на берегу бухты Широкая на восточной части острова, уходящую вглубь острова километра на полтора, обнесенную двумя рядами колючей проволоки. У склада имелся хороший бетонный пирс, позволявший швартоваться кораблям водоизмещением до эсминца, от него на территорию склада была проложена минная дорожка для транспортировки мин по ней. На конце пирса стоял электрический подъемный кран, но он был давно сломан и стоял больше "для мебели". В ста метрах от пирса начиналась техническая территория, у входа на нее стоял КПП (примитивная деревянная будка с топчаном), где несли вахту матросы минной группы по одному в 2 смены. Сразу за воротами стоял цех по осмотру оружия, представляющий собой одноэтажное здание площадью порядка 100-120 кв.м, в котором было три небольших помещения по осмотру глубинных бомб, первичных и вторичных детонаторов или минных батарей, кабинет начальника цеха. На технической территории вдоль берега стояло 3-4 деревянных сарая, построенных еще пленными японцами в конце 40-х годов, в которых хранились минная аппаратура, подрывные патроны. Еще несколько подобных сараев стояло и внутри территории среди деревьев, было там и еще два больших крытых высоких хранилища из армированного железа (их называли, почему-то, американскими). В одном хранилище находилось порядка 250 мин АГСБ в степени готовности СГ-2, в другом минная аппаратура и небольшое количество оставшихся с прежних времен торпедных контейнеров. Первичные и вторичные детонаторы хранились в торпедных контейнерах, зарытых в землю. В основном же, мины, тралы, глубинные бомбы, шнуровые заряды хранились на открытых площадках на деревянных поленьях. Почва на территории была довольно болотистая, и многие поленья утонули в грунте, так что многие мины стояли, практически, на земле. Как раз перед моим прибытием на склад завезли 300 мин УКСМ, так их еле разместили не территории, а часть их оставили на минных рельсах почти до самых ворот.

На юге рядом с технической территорией сразу за колючей проволокой на берегу находился собачник, в котором содержалось порядка пятнадцати сторожевых собак, в основном, восточноевропейских и кавказских овчарок, которые охраняли большую часть ограждения технической территории. Ухаживали за ними солдаты отделения собаководов, входящего в состав караульного взвода.

От КПП вела дорожка вверх, где метрах в 150 разместилась казарма личного состава, представляющая собой помещение барачного типа из деревянных панелей (деревянные доски, между ними заполнитель типа шлака). В казарме жили личный состав караульного взвода в количестве 80 солдат и минной группы - 40 матросов в левой и правой части казармы соответственно. У каждого подразделения были свои спальные помещения, ленинские комнаты, старшинские комнаты, умывальники, одна общая комната для сушки обмундирования и общая оружейная комната. Весь личный состав был вооружен карабинами СКС. Солдаты спали на 2-хярусных койках, матросам хватало места на 1-оярусные койки. Отапливалась казарма централизованно из маленькой котельной в этом же здании с его тыльной стороны, в которой стоял маленький котелок, в котором уголь не горел, поэтому в нем жгли солярку довольно хитрым способом, придуманным нашими изобретательными матросами. Кочегарил в казарме один постоянный матрос из минной группы. Туалет личного состава находился рядом за казармой, он был типа "сортир" на десяток мест, и стоял на краю обрыва, так что чистить его не надо было: все летело куда-то вниз.

Недалеко метрах в 20 от казармы располагался гараж, представляющий собой навес для 4-х машин и пристроенный к нему небольшой закрытый бокс, собранный из непонятно чего, но вмещающий одну машину, в нем была печка и еще немного свободного места. Всего на острове в части было 5 автомашин, довольно уже старых: КрАЗ-торпедовоз, ЗИЛ-164, ЗИЛ-157, 6-титонный автокран на базе автомобиля МАЗ, и ГАЗ-63 - водовозка. В боксе обычно в холодное время стояла водовозка, которая всегда использовалась как дежурная машина. Рядом с гаражом стоял без хода большой трактор-бульдозер, до ремонта которого у всех все не доходили руки. Водителями обычно были матросы из минной группы.

Сзади гаража метрах в 10 на пригорке стоял небольшой сарайчик - склад противохимического снаряжения, в котором хранились химкомплекты и приборы радиационного и химического контроля. Под этим сараем была вырыта большая яма, которая гордо именовалась бомбоубежищем минной группы.

Напротив гаража была большая ровная площадка, которая использовалась для построения личного состава, а в нерабочее время как футбольное поле, для чего по ее краям стояли ворота.

На другой стороне поля метров на 5 повыше стоял штаб части. Это было такое же, как и казарма, здание, в котором в левой половине находился клуб, а в правой половине - управление части: кабинет начальника, замполита, комната дежурного по части и еще пара комнат для машинистки и работы содержателей, хранения документации. Помещения отапливались печками, которые топились ответственными лицами. Дежурными по части стояли офицеры и сверхсрочники-мичманы, у дежурного стоял сейф с пистолетами офицеров и сверхсрочников, и была единственная связь части с материком по оперативной системе связи через узел связи ВМБС "Спартак", наш позывной был "Путятин".

Клуб представлял собой большую комнату площадью 80-90 кв.метров, половина его была заставлена стульями и лавками для зрителей, был большой киноэкран и кинобудка. Другая половина предназначалась для танцев. Главной достопримечательностью клуба было то, что в кинобудке стояло два широкоформатных кинопроектора, что позволяло смотреть и широкоформатные кинофильмы без перерывов на смену пленки. Как удалось замполиту достать эту аппаратуру, не знаю, но просмотр кино был достаточно комфортным. Официальное увольнение личного состава из части на острове было запрещено, так как где-то в конце 1950-х - начале 1960-х годов произошла грандиозная драка между поселковыми и военнослужащими со смертельными случаями, что и послужило причиной этого запрета. Поэтому в часть на просмотр кино и на танцы под магнитофон с усилителем приглашались девчата из гражданских поселков острова. Девчат приходило достаточно много, ведь кино и танцы у нас были бесплатными, а нашему личному составу эти мероприятия были хорошим развлечением. Иногда эти встречи перерастали в серьезные отношения, и за мою службу на острове было несколько свадеб моряков и солдат с местными девчатами.

Чуть выше за штабом находилось прочное шлакозаливное помещение площадью порядка 150 кв.м, разделенное пополам: слева в нем был вещевой склад с запасами обмундирования личного и офицерско-мичманского состава, справа - продовольственный склад с запасами продовольствия, в том числе легкопортящегося, для хранения которого имелось порядка трех больших магазинных холодильников. На довольствии в части кроме своего личного состава стоял еще весь личный состав соседнего топливного склада и поста НИС с южной оконечности острова. С поста обычно раз в неделю приходил матрос с лошадью, получал продовольствие на неделю, навъючивал все на лошадь и увозил его на пост.

Между этим складом и штабом был еще маленький деревянный сарайчик-склад шхиперского имущества. Отвечал за него начальник цеха, так как в нем хранились материалы для обеспечения работы цеха по осмотру оружия: краска, растворители, ветошь и др.

Слева от штаба на значительном расстоянии метров в 200 ниже и ближе к технической территории находилось еще два помещения: электростанция и баня.

Электростанция представляла собой также здание типа "сарай" с отдельной комнаткой для дежурного электрика. В ней стояло три дизель-генератора: один 7Д6 мощностью 50 КВт, один типа 4Ч мощностью 20 КВт и один с тракторным двигателем мощностью 20 КВт. Топливо для дизелей находилось в цистерне емкостью где-то тонн пять рядом с электростанцией на возвышении, так что поступало самотеком, а вода рядом с дизелями в баках. Электричеством мы обеспечивали все помещения части и жилого сектора, а также соседний топливный склад, но здесь был большой нюанс.... Электричество включалось с 6 до 9 часов утром, с 12 до 14 часов в обед и с 18 до 23 часов вечером, в остальное время света в части не было. Обслуживали электростанцию внештатные электрики в количестве 2-х человек из минной группы.

Баня представляла собой саманное помещение типа "сарай" с четверкой окон, в котором размещались раздевалка, моечная, небольшая парная и котельная. Горячая и холодная вода в моечной находилась в 2-х больших торпедных контейнерах, воду или завозили водовозкой, или, что было значительно чаще, закачивали электронасосом из находящегося рядом небольшого естественного пруда. Грелась вода паром, который вырабатывался в маленьком котелке, топившимся дровами или минными батареями, в основном, элементами ЭРМ, которые в большом количестве выбраковывал цех, как из-за истекших сроков хранения, так и из-за механических повреждений, горели в топке они замечательно. Выработанного пара хватало и на нагрев воды, и на парную, правда пар в парной был влажный, но за неимением лучшего и это было хорошо. Банных дней в части было два: пятница и суббота, так как вместе с помывкой личного состава проводилась стирка постельного белья и обмундирования. В пятницу был банный день у караульного взвода, в субботу мылись матросы минной группы и гражданские, после них - женщины поселка части.

Правее штаба через дорогу метрах в 30 среди деревьев находился свинарник: небольшой сарай с загонами и с огороженной территорией, в котором на откорме находилось порядка двух десятков свиней и молодых, и старых во главе со здоровым хряком. За ними ухаживал солдат караульного взвода, кормил он их отходами с камбуза, которых было прилично, но все-таки, в основном, свиньи питались подножным кормом, бродили по всей территории части и поселка, подбирали все, что можно. При моем прибытии в часть за свиньями ухаживал интересный солдатик: до армии он родился и рос в Китае рядом с нашей границей, национальность у него была какая-то типа уйгур, эта национальность большей частью жила у нас в России. В 1968 году китайцы выгнали всех их в Россию, они были абсолютно неграмотны, но у нас его сразу забрали в армию: возраст подошел. Ничего не оставалось, как поставить его свинарем, не в караул же его ставить, но все-таки за два года его научили немного читать и писать, он потом все заборы в части исписал краской и мелом и хорошими словами, и не очень.

Выше штаба в метрах 50 находилось помещение столовой личного состава. Это было довольно большое одноэтажное деревянное строение, разделенное капитальной перегородкой на две части: с торца здания был вход в небольшой магазин Военторга, а сбоку - вход в столовую и камбуз. В столовой был довольно большой обеденный зал примерно на 80 посадочных мест (по 10 человек за столами), которого вполне хватало для всего свободного от вахты и караула личного состава, соседняя пожарная команда и вахта питались во вторую очередь. Тут же была небольшая комнатка с одним 4-хместным столом, гордо именуемая "кают-кампанией" для питания офицеров-холостяков, к которым на момент моего прибытия числились начальник, замполит, мичман Мартюшев, к ним присоединился и я. Была и маленькая выгородка - хлеборезка, в которой хозяйничал матрос минной группы - нештатный помощник начальника продовольственного обеспечения. Хлеб для личного состава и магазина мы ежедневно получали на хлебопекарне рыбокомбината, о чем была давнишняя договоренность с ними тыла ВМБС, который и оплачивал этот хлеб, кстати, очень вкусный и мягкий, особенно белый. Правда, иногда женщины на хлебопекарне уходили в "запой", и тогда день-два приходилось грызть сухари, но это было нечасто. Из столовой был проход на камбуз, где находилось четыре вмазанных в печку котла для варки пищи, плита для жарки, разделочные столы и прочее положенное оборудование. Ситуация осложнялась тем, что солдаты караульного взвода и пожарной команды, служившие 2 года, питались по солдатскому пайку, а матросы минной группы, служившие 3 года, питались по матросскому пайку. Это усложняло приготовление пищи, однако начальник продовольственного обеспечения старался так составить меню, чтобы свести к минимуму количество приготавливаемых блюд. Печка камбуза топилась снаружи также, в основном, постоянными внештатными кочегарами.

Левее столовой на одном с ней уровне метрах в 100 находилось овощехранилище, большая часть которого была врезана в сопку, обшита деревом, вход в него вел через небольшую деревянную пристройку, являющуюся и хранилищем, и рабочей комнатой начальника продовольственного обеспечения. В овощехранилище нормально сохранялись запасы свежих и консервированных овощей практически от осени до осени.

Еще выше столовой и магазина метрах в 50 стояли дома жилого поселка части. 4 жилых дома стояли в одну линию параллельно расположенным ниже зданиям склада. Дома были построены из шлаковых блоков, крыты шифером, и каждый вдоль и поперек были разделены пополам на 4 квартиры, то есть всего было 16 квартир. Каждая квартира состояла из кухни и комнаты, в которых было по одному нормальному окну. В кухне была сделана печка с плитой, труба от которой была устроена расширенной по стене между кухней и комнатой, таким образом нормально обогревалась вся квартира. Входы в квартиры были с торцов домов по два входа с каждого торца, у всех перед ними были приделаны небольшие деревянные прихожие или веранды. Только одна квартира моего старшины минной группы мичмана А.Чиркунова была с еще одной комнатой, которая была присоединена от соседней справа, таким образом, та оставалась из одной кухни, поэтому она практически всегда пустовала, но обычно летом в ней селили прикомандированных рабочих.

Ну и левее жилого городка через небольшую сопку метрах в 200 рядом с ограждением технической территории с западной стороны находилось караульное помещение, оборудованное в полном соответствии с Уставом караульной и гарнизонной службы ВС СССР. Караул несли солдаты караульного взвода в составе начальника, разводящего и 3-х круглосуточных постов. Постами охранялись западная, южная и восточная части (вдоль берега бухты Широкой) технической территории, часовые ходили между рядами проволочного заграждения, там же были вышки с будками для укрытия от непогоды и окопы для укрытия при нападении на пост. Северная часть технической территории и хранилища первичных детонаторов охранялись собаками, которые могли передвигаться по специально натянутым тросам вдоль всей линии охраны.

И еще на острове стояло две 37-мм зенитных артиллерийских установки 70-К, которые были установлены по урокам вьетнамской войны, где зенитные ракеты были малоэффективны против низколетящих воздушных целей. Наши пушки должны были своим огнем поднять самолеты выше для дальнейшей работы по ним ракетами. Установлены они были на вершинах сопок одна рядом с казармой, вторая - рядом с караульным помещением. Расчеты пушек комплектовались опять внештатно солдатами караульного взвода.

Для связи с материком имелось два катера: один старый-старый маленький торпедолов водоизмещением порядка 10 тонн и самоходный минный плотик СМП-5 пр.355 водоизмещением 60 тонн. Обслуживали эти катера по два нештатных матроса (старшина катера и моторист) из минной группы, мне приходилось контролировать их подготовку и содержание катеров. Движением катеров по акватории залива Стрелок руководил ПРС, который входил в состав 81 одн пло и пмо, в котором до этого я командовал бтщ. Оказалось, что скоро после моего ухода на Путятин мой бывший командир БЧ-2-4-Р Слава Степанов был назначен командиром этого ПРС. Это в дальнейшем здорово мне помогло, когда рейд закрывали по пустякам, а мне нужно было срочно куда-нибудь идти, например, в Разбойник, Слава лично давал мне "добро" на переход "осторожненько вдоль берега". Также частенько он выручал меня для переходов своими катерами, которых у него было два, и они пользовались правом "дежурных по рейду".

Описываю все это так подробно потому, что в скором времени мне пришлось самому заниматься всем этим хозяйством, а оно было и так непростым, да еще на острове.

Коротко об управленческом аппарате склада на острове:

начальника и его замполита я уже упоминал;

начальник хранения старший лейтенант Довыдов Василий;

начальник цеха капитан технической службы Степанов Федор;

командир караульного взвода старший лейтенант Зубков;

старшина минной группы мичман Чиркунов Александр;

начальник продовольственного обеспечения мичман Ермаков Александр;

начальник вещевого обеспечения мичман Андреев Федор;

начальник технического обеспечения мичман Мартюшев Павел Митрофанович;

из содержателей хранимого оружия помню мичмана Воробинского Александра, мичмана Козинкина, мичмана Гербста, мичмана Осипова Ивана. Было еще несколько содержателей сверхсрочников, которых я уже не помню.

Коротко о каждом из них.

Начальник склада (командир войсковой части 20908) капитан 2 ранга Андрулайтис Александр Казимирович, в принципе руководил всем складом и в Разбойнике и на Путятине, но жил на острове один, жена у него жила во Владивостоке, видимо берегла квартиру. Сам он был из прибалтов, как попал на ТОФ, я не знаю, увлекался морепродуктами и дамским полом, в отпуск всегда ездил один по всему Советскому Союзу.

Замполит капитан 3 ранга Щеповских Евгений Петрович был холостяком, занимал отдельную квартиру, где вел нормальное хозяйство. Воспитанием личного состава занимался неплохо, правда, в основном, на острове, женщинами не увлекался, втихаря любил и рюмочку пропустить.

Начальник хранения старший лейтенант Довыдов Василий (именно с буквой "о", чем меня здорово удивил) занимался технической территорией и хранением всего на ней, но, видимо не очень хорошо, что выяснится позднее. Жил здесь же с женой и сыном.

Начальник цеха капитан технической службы Степанов Федор был уже пенсионного возраста, имел доступ к шилу, хотя и в небольших количествах, но ему хватало, чтобы каждый вечер идти домой в подпитии. Жил здесь же с женой и дочкой.

Командир караульного взвода старший лейтенант Зубков неплохо руководил подготовкой личного состава, но мечтал поскорее сбежать с острова. Жил здесь же с женой и сыном.

Старшина минной группы мичман Чиркунов Александр до моего прибытия исполнял обязанности командира минной группы, Надо сказать, что в целом служба в минной группе была организована неплохо, текла уже по накатанной схеме, поэтому он в большей мере занимался личным хозяйством: корова, куры и пр. Надо сказать, что кур держало большинство населения поселка части, но корова была только у него, отсюда и множество хлопот. Жил с женой, дочкой и сыном.

Начальник продовольственного обеспечения мичман Ермаков Александр обеспечивал питанием на острове личный состав своей части, соседнего топливного склада и поста НИС, пайками всех офицеров и сверхсрочников всех этих подразделений. Я не исключаю, что он использовал свое положение не без пользы для себя, однако жалоб на питание со стороны личного состава никогда не было, к тому же он умудрялся ежедневно выделять дополнительное питание для личного состава караула. Что же значит завести продовольствие на всех на остров, я расскажу позднее. Жил в поселке рыбокомбината с женой, дочкой и сыном.

Начальник вещевого обеспечения мичман Андреев Фёдор обеспечивал обмундированием весь личный, офицерский и мичманский состав острова и Разбойника, в Разбойнике у него тоже был склад для той части личного состава. Он был чуваш по национальности. Имел образование, по-моему, начальное, но лихо щелкал на счетах и всё у него было всегда "тип-топ". Жил в поселке рыбокомбината с женой и сыном.

Начальник технического обеспечения мичман Мартюшев Павел Митрофанович обеспечивал работу всей техники на острове, основными из которых являлись автомашины и электростанция, но была еще куча дополнительных объектов и объектиков, которыми он занимался. Он имел среднее образование, но технически был подготовлен очень хорошо, к тому же был очень любознателен и всегда старался до конца вникнуть в любое старое и новое дело. При моем прибытии был холостяком, вместе с командиром занимал одну квартиру в нашем поселке. Впоследствии он стал фактически моей правой рукой по решению всех технических вопросов жизни и службы.

Содержатель мичман Воробинский Александр занимался учетом и хранением оружия по закрепленной за ним номенклатуре. Это был ветеран части, начинал службу здесь же в период японской войны 1945 года, здесь на острове охранял пленных японцев, когда они строили первые хранилища и оборудовали территорию склада. Жил здесь вместе с женой, дочерью и сыном.

Содержатель мичман Козинкин занимался учетом и хранением оружия по закрепленной за ним номенклатуре. Жил здесь вместе с женой и маленьким сыном.

Содержатель мичман Гербст занимался учетом и хранением оружия по закрепленной за ним номенклатуре. Поступил на сверхсрочную перед самым моим прибытием, до этого служил срочную здесь же командиром отделения собаководов в караульном взводе, по образованию был фельдшером. Здесь же в поселке занимал квартиру, женился позднее.

Содержатель мичман Осипов Иван занимался учетом и хранением оружия по закрепленной за ним номенклатуре. Мы его взяли на сверхсрочную службу чуть позднее из поселка рыбокомбината, где он проживал с женой.

Еще в поселке части 3-4 квартиры занимали гражданские люди, которые с давних времен работали в цеху на осмотре и ремонте оружия и прочно прижились в части. Среди них была знаменательная для меня семья: Марья Даниловна Астахова и Александр Сергеевич Горбунов. Оба люди лет по 40, оба работали в нашем цеху, оба местные родом, имели родственников в поселке рыбокомбината, они сошлись для совместной жизни недавно перед моим приходом на остров, А.К.Андрулайтис звал их "молодоженами". Марья Даниловна была несколько своенравной женщиной, любила поспорить, а то и поскандалить с начальством, но была отменной хозяйкой и кулинаром. Александр Сергеевич был спокойным, рассудительным мужчиной, очень хозяйственным и мастеровым, но имел некоторую слабость к спиртному и раз в 1-2 месяца дня на 3 мог уйти в "запой", а в остальное время старался все делать для работы и дома. Пишу о них потому, что впоследствии я и моя семья очень сдружились с ними и жили душа в душу.

Вот в такой обстановке я вступил в должность командира минной группы, основное предназначение которой состояло в приготовлении мин к подаче на корабли. По штату в группе было 40 матросов и старшин, которые должны сводиться в 10 запальных команд. Самое интересное было то, что в штате не было никаких обеспечивающих должностей, типа коки, баталеры, не говоря уж о кочегарах, шоферах, электриках, старшинах катеров. Все эти внештатные должности уменьшали фактическую численность запальных команд вдвое. На кое-какие внештатные должности назначали и солдат караульного взвода, но там было много призванных из средне - азиатских республик, которых не везде можно было использовать, несение караула-то для них, зачастую, было сложной задачей. Кроме того, ведь л/с группы нес и вахту дежурных по группе, по КПП, помощника дежурного по части. И если утром на разводе стояло 10-15 матросов, то после обеда - всего 2-3, а от взвода соответственно 20-25 и 4-5, так как остальные готовились к заступлению на вахту и в караул.

В целом обстановка в группе была нормальной, и хотя должность старшины группы занимал мичман А.Чиркунов, но фактически управлял всей жизнью и деятельностью группы главный старшина срочной службы Лоза Виктор, который весной должен демобилизовываться. Так что я принял довольно организованное подразделение. Жил я фактически вместе с личным составом, поэтому мог изучить всех поближе и заняться вплотную организацией службы. После корабельной службы, конечно, эта служба была очень комфортной. Но особенно трудно было по вечерам: к 18 часам все офицеры и мичманы расходились по домам, и в части наступала тишина.

Буквально в первый же вечер на острове я до отвала наелся крабов. Как я уже говорил, в бухту Назимова в это время нагнало много льда, и рыбокомбинатовские МРС не могли подойти к причалу для разгрузки. А.К.Андрулайтис разрешил им разгружаться у нашего пирса. МРС подходили к нашему пирсу, перекидывали трос через блок на нашем неработающем кране и большим баком емкостью 100 кг перегружали рыбу на грузовик, который отвозил рыбу на комбинат, это где-то порядка 3 км. В основном рыбаки ловили минтая, но среди него попадалась и всякая другая рыба и крабы. Наши моряки и солдаты стояли по бортам машины и специальным крючком (гвоздь на палке) выбирали крабов. На берегу на кирпичах стояла бочка с морской водой, под ней горел костер, этих крабов кидали в кипящую воду, 15-20 минут и угощенье готово. Здесь у КПП вечерами собирался весь свободный личный состав части и многие жители нашего поселка, все грызли крабовые ноги и клешни, кто-то нес их домой.

Так потекла моя береговая служба, практически не очень обременительная, только очень скучно было без семьи, которая оставалась у меня в Разбойнике, хорошо хоть там был телефон, можно было вечерами поболтать. Правда, А.К.Андрулайтис где-то раз в две недели отпускал меня в Разбойник на побывку на 2-3 дня одновременно с какими-нибудь поручениями на материке.

Практически сразу я был назначен нештатным ответственным за получение, хранение, отчетность и выписку воинских перевозочных документов (ВПД) личному составу всей части, т.е. и в Разбойнике и на острове. С этим делом я был мало знаком, но изучил руководящие документы и освоил довольно быстро, я бы сказал, в совершенстве. Так, например, наш командир А.К.Андрулайтис любил ездить в отпуск в несколько городов Союза сразу и всегда требовал выписать ему ВПД на каждый отрезок пути раздельно с соответствующей доплатой за их разрыв и увеличение дальности пути. Я так настрополился рассчитывать все эти затраты, что за все годы этой моей работы ни разу не ошибся в своих расчетах и ко мне не было никаких претензий у контролирующих ВПД органов.

Вообще-то А.К.Андрулайтис любил "поиграть в войнушку", пострелять, повзрывать. Так, например, где-то в марте он решил отработать задачу ТЧ-1. В хороший солнечный денечек он объявил в части "боевую тревогу". Когда личный состав разбежался по штатным и внештатным местам, он пошел на пушку N 1, проверил деятельность расчета, потом сел на место наводчика и произвел несколько выстрелов боевыми снарядами (практических у нас просто не было) по северному мысу бухты Широкой, хорошо хоть проходящих кораблей не было. Потом он перешел на пушку N 2 и проделал там тоже самое. Вместе с переходами это заняло приличное время. После этого он вернулся в штаб и дал команду на "атомный" взрыв. Для этого посреди части я поставил металлическую бочку, налил в нее литров 15 бензина, положил туда выбракованный цехом подрывной патрон N 3 с электрозапалом, а провод протянул в штаб. При взрыве в бензине получился очень эффектный "гриб" дыма, была объявлена радиационная опасность, и л/с начал противорадиационные мероприятия. По вводной "радиационное заражение" пирса, мы вызвали пожарную машину с соседнего склада, которая вымыла нам пирс до блеска.

Через несколько дней он в плане ВМБС спланировал уничтожение бракованного боезапаса методом подрыва. Этого боезапаса на территории части набралось приличное количество, там были и подрывные патроны, и глубинные бомбы ББ-1, и боеголовки реактивных глубинных бомб РГБ-60, и первичные детонаторы типа ВКШ. Все это за несколько рейсов трехосного авто ЗИЛ-157 по бездорожью мы свезли на берег бухточки на восточном берегу острова южнее нашего склада и начали рвать всеми способами (огнепроводными и детонирующими шнурами и в электрическую) и в разных количествах в одной воронке, которая все больше углублялась. Один раз мы заложили туда 4 бомбы ББ-1 и еще кучу всякой мелочи, т.е. получилось где-то 0,5 тонны взрывчатки, взрыв был потрясающий. Там же на берегу валялась здоровенная рейдовая бочка от боновых сетей, которыми в то время перекрывался восточный проход залива Стрелок, и их частенько срывало штормами и выкидывало на берег. Мы опустили в клюз бочки снаряженный патрон N 4 (7,5 кг ВВ) и рванули, ее разорвало в стальные клочья, которые и летели по воздуху и катились по берегу. В общем, так под руководством лично А.К.Андрулайтиса в присутствии моем и матросов минной группы мы "резвились" полдня, пока не уничтожили весь бракованный боезапас. Потом руководство рыбокомбината и зверосовхоза пожаловались на нас командованию за грохот и тряску стекол в окнах домов, больше таких мероприятий мы не проводили, в дальнейшем топили бракованный боезапас в море.

В апреле в нашей бухте появилась красноперка, очень вкусная рыба, довольно крупная. А.К.Андрулайтис решил половить ее наиболее эффективным способом. Вечером мы вышли на нашем катере-торпедолове к мысам, ограничивающим бухту Широкую, и вывалили в воду килограмм по 10 протухшей селедки, которая испортилась у Ермакова на продскладе. На следующий вечер мы бросили в эти места по одному подрывному патрону N 3, потом сачком выбирали всплывшую красноперку, которая в отличие от большинства морской рыбы всплывала оглушенная. Улов был достаточно большим, хватило всем участникам, а командир жарил эту рыбу у замполита, там они и "блаженствовали".

Рассказываю эти истории, чтобы показать времяпровождение "холостяков" на острове.

Где-то в это же время было решено убрать с острова все торпедное оружие, которое еще оставалось в небольшом количестве во втором большом "американском" хранилище. Там было десятка два торпед в контейнерах, и десятка два пустых контейнеров от боеголовок торпед. Торпеды в контейнерах автокраном грузили на КрАЗ, отвозили на пирс, там БАМТ своим краном грузил их к себе в трюм. Пустые контейнеры от боеголовок грузили на машину вручную, десяток солдат и матросов прекрасно с этим справлялись. Руководил работами начальник хранения, я при этом присутствовал и помогал советами. Прекрасно помню, как перед обедом оставалось штуки три контейнеров, и что-то очередной поднять на руки не смогли, мы посчитали это усталостью людей и решили после обеда закончить погрузку автокраном, что и было благополучно исполнено малыми силами личного состава. БАМТ благополучно увез всё в Разбойник, а освободившиеся места хранения впоследствии были благополучно заняты ящиками с минной аппаратурой.

Где-то в мае меня направили в Разбойник для занятий с переподготовщиками. Оказалось, что мобисты проводили учения ДВО по мобилизации населения, и в нашу часть попало порядка 20 человек мобилизованных, все они были с Урала из Свердловской области. Всех их решили оставить в Разбойнике, а я должен был подготовить из них минеров, для меня это было очень хорошо, так как я был дома с семьей. Привезли переподготовщиков ночью, и утром я увидел в курилке кучу мужиков в новых синих робах, с любопытством разглядывавших расстилавшуюся перед ними панораму залива Стрелок и острова Путятин. Они даже не знали, куда их завезли: их срочно вызвали ночью из дома, погрузили в самолет и привезли, неизвестно куда, одели их в новые комплекты белья и синих роб. Узнав, что они на самом краю Приморья, удивлению не было предела. Прозанимались мы около двух недель, подготовка была не ахти какая, в основном, по плакатам, да и к работам их тоже привлекали, но, видимо, от этих учений особой подготовки мобилизованных и не требовалось, главное отрабатывалась сама система мобилизации. Через пару недель я повез их на сборный пункт для отправки домой, и тут было самое интересное. Многие из них с удовольствием меняли с матросами новые предметы своей формы одежды на старые, особенно робы, тельняшки, ремни, ведь их не предупредили, что делать этого нельзя, они должны были все это сдать обратно. Перед погрузкой в самолет они сдавали форму, и за все замененные вещи на них сразу начисляли деньги. Некоторые расплачивались сразу, другим эти деньги обещали вычесть из зарплаты по месту работы на гражданке. Несмотря на их протесты и попытки оправдаться, флотские начальники были непреклонны и только щелкали счетами. Так что учебная мобилизация для мобилизованных вылилась еще и в значительные денежные расходы.

Так я втягивался в береговую службу. И опять же где-то в конце мая меня с одной запальной командой неожиданно для меня направили во Владивосток на минный арсенал в Горностае. Я не очень понимал зачем, но оказалось, что проводятся состязания запальных команд флота, и мы становимся его участниками. Я, конечно, занимался специальной подготовкой со своими минерами в установленное распорядком дня время, но эта подготовка была довольно формальной и частенько срывалась из-за разных хозяйственных нужд. В общем, моя запальная команда показала слабые теоретические знания, отсутствие практических навыков в приготовлении мины РМ-1 и заняла последнее время. Меня, естественно, пожурили, но учли мое недавнее командование минной группой и отпустили с миром. Кстати, там я впервые познакомился с миной-ракетой ПМР-1. Но для меня это было неприятным уроком, и, вернувшись на остров, я первым делом дал команду затащить в казарму (через окно) в кубрик минеров три учебных мины: АГСБ, УКСМ и РМ-1, установили их на стальных листах, благо место для них в кубрике было. Эти мины мы привели в божеский вид, ведь до этого они стояли на открытых площадках, укомплектовали всеми приборами и инструментом, и мои минеры получили возможность практически отрабатывать приготовление мин в любое свободное время, особенно в вечернее. Естественно, пара запальных команд были скомплектованы из наиболее грамотных матросов, ведь приходилось учитывать большой отрыв личного состава на исполнение многих нештатных обязанностей. Забегая вперед, скажу, что на следующий год моя запальная команда на этих состязаниях смогла бы занять и первое место, но предвзятость судей, не хотевших принижать достоинство центрального арсенала флота в Горностае, определила нам второе место.

В это время уволился в запас мой официальный старшина минной группы мичман А.Чиркунов, собрал все своё имущество и корову и уехал всей семьёй куда-то с острова, тем самым освободив мне квартиру. В это же время демобилизовался мой фактический старшина группы главный старшина В.Лоза, на его место заступил подготовленный им старшина 1 статьи Джумашев (имени не помню), узбек по национальности, но грамотный, умный и требовательный младший командир, который также оказался моей правой рукой.

Вообще-то, надо сказать, матросы в то время были менее притязательны к условиям службы, я бы сказал, более дисциплинированными. Были, конечно, и "хулиганы", но они были совершенно не злостными, а значит управляемыми. Очень хорошо служили немцы, которых у меня в группе было человека три, помню по фамилии только двоих: матроса Гроо и старшину 2 статьи Майера Сашу. Они призывались откуда-то с севера, куда во время войны репатриировали их родителей по указанию И.В.Сталина. Майер имел фельдшерское образование, руководил нашей санчастью, в конце срочной службы даже женился на местной дивчине Галине, остался на сверхсрочную службу содержателем оружия и поселился в одном со мной доме. Также вспоминается очень хороший матрос Ким, кореец по национальности, призванный из города Сучана недалеко от Находки. И еще матрос, впоследствии старшина 2 статьи, Ушаков Юра, москвич, который за три года службы превратился из нескладного длинного юноши в крепкого высокого красивого парня.

Интересные личности попадались и среди солдат караульного взвода, и хотя у взвода были свои командиры, но мне также приходилось ими заниматься, особенно впоследствии, когда мне пришлось быть старшим начальником на острове. Много среди солдат было призывников из среднеазиатских республик, они неплохо несли службу, но были плоховато образованы, не совсем хорошо понимали русский язык и требовали более внимательного подхода к ним, об одном из них я уже рассказывал выше. Но было и достаточно русских парней из разных мест Союза, а однажды даже я обнаружил среди молодых солдат своего земляка не только по городу Ногинску, но и по поселку, где жили мои родители, и он их знал. Правда служил он плоховато, хулиганил, пьянствовал, кое-как дослужился до демобилизации и плохо кончил уже на гражданке. Были и интересные личности, так например, позднее во взвод попали два узбека с высшим педагогическим образованием, хорошие грамотные парни. Служить они должны были один год, и чтобы не отягощать их впечатления трудностями службы в таком подразделении, я рекомендовал командиру взвода одного определить почтальоном части, а второго - помощником санинструктора части, то есть фактически освободил их от несения караульной службы.

В освободившейся квартире я сделал косметический ремонт: побелил стены и потолки, покрасил деревянные полы, навел порядок на веранде, приготовил на веранде новую 200-литровую бочку для воды (пришлось хорошенько паяльной лампой выжечь внутреннюю поверхность бочки, вычистить ее и покрасить специальной водостойкой краской), оборудовал на кухне ручной умывальник с раковиной на специальной подставке, куда ставилось ведро. Моя третья комната предназначалась для сына, она практически не отапливалась, обогреваться она должна от печки в соседней квартире, поэтому я достал не очень мощную корабельную электрогрелку, но ее вполне хватало для поддержания нормальной температуры. В целом квартира была готова для приема семьи.

И где-то во второй половине июня 1969 года я перевез семью на остров. Для этого в Разбойнике мне выделили машину, я приехал, с помощью жены собрал вещи, с выделенными мне здесь же матросами погрузил их на машину, на ней мы с женой и сыном поехали в поселок Темп, оттуда на рыбокомбинатовской барже переправились на остров вместе с машиной, там доехали до нашего нового дома, и уже с помощью моих матросов выгрузили вещи. Пустую машину таким же путем в обратном порядке я отправил в Разбойник. Жену, конечно, немного удивили новые условия жизни, но она у меня была и есть оптимист, и сразу принялась наводить в доме привычный для нее порядок жизни. Сыну же сразу понравилась окружающая обстановка, природа, а впоследствии он исследовал все окрестности острова, нашел несколько прудов в лесах вокруг, где с удовольствием рыбачил и ловил карасиков, для чего нужно было иметь много терпения. Среди нашей скромной мебели не было спального места сына, поэтому мы поставили ему в его комнату новую раскладушку с хорошим матрацем, а чтобы все это не пачкалось о побеленные стены, я завесил угол от пола почти до потолка двумя большими картами СССР и мира. В результате мой любознательный сын за год добровольно выучил их почти назубок и к школе знал практически все страны и города.

Вместе с квартирой мне достался сарай, в котором А.Чиркунов держал корову, с пристроенным к нему небольшим курятником и огород прямо под окном моей третьей комнаты, выходившим на часть. Два окна кухни и первой комнаты выходили на другую сторону с видом на сопку, заросшую багульником. Под этими окнами был хороший палисадник, в котором росли только цветы. Я сразу вскопал в нем солидную грядку и посеял на ней всякую зелень (редиску, лучок, петрушку, укроп), которая нормально выросла, несмотря на уже поздний период для сева. В сарае был земляной пол, но я положил там тройку бревен и застелил его горбылем: сарай был готов для хранения дров. Горбыль я брал в зверосовхозе на лесопилке практически в любом количестве за 1-2 бутылки водки. Потом мы с женой пилили его и кололи на дрова, при этом моя ленинградка Валентина освоила это ремесло быстро и качественно. На огороде в этом году сажать что-либо было уже поздновато, но там еще оставалась какая-то мелочь от прежнего хозяина.

Я с сыном на озере Гусином на острове Путятина, сзади видны заросли лотоса.

А это вот лотос в натуре.

С приездом семьи моя служба вообще стала достаточно приятной, ведь дом был рядом, и я мог в любое время забежать на минутку домой, обедать стал дома, а после 18 часов опять же был дома. Я начал получать продовольственный паек натурой и здесь столкнулся с интересным фактом: оказалось, что береговому офицеру на паек было положено всего 120 г мяса в сутки. Я знал до этого, что матросу и морскому офицеру было положено 200 г, солдату - 150 г, а сторожевой собаке - вообще 400 г. Так что норма берегового офицера, конечно, удивила, но для меня это было не очень важно. Вообще-то месячного пайка вполне хватало для семьи по всем другим продуктам, ну а мяса и масла можно было докупить. Тем более что через несколько месяцев нашего "продовольственника" мичмана А.Ермакова проверял инспектор Тыла ВМФ, который, узнав, что я командую группой моряков с 3-х годичным сроком службы, установил и мне продовольственную норму морского офицера.

Также, находясь дома, я мог всегда выйти на крыльцо, даже ночью, и сверху посмотреть в часть и на казарму, замечая какой-то непорядок, быстренько спуститься вниз и разобраться. Кстати, перед приездом семьи я провел переговоры с нашим "технарем" Пашей Мартюшевым на предмет: как бы сделать подачу электричества практически круглосуточной. Он сказал, что ему для этого необходимо только иметь минимум 6 человек личного состава, чтобы они могли по двое в три смены обслуживать дизель-генераторы. Я выделил ему этих людей, и электричество в части стали давать круглосуточно с двумя небольшими перерывами по 1,5-2 часа днем между завтраком и обедом, обедом и ужином. Таким образом, в домах нормально заработали холодильники, телевизоры, и прочая бытовая техника, а перед командиром я обосновал это необходимостью освещения всю ночь периметра технической территории склада.

В июле из части уехали к новым местам службы командир взвода охраны старший лейтенант А.Зубков и начальник хранения старший лейтенант В.Довыдов. На место командира взвода прибыл лейтенант Ивженко Анатолий, только что окончивший Благовещенское пехотное училище и переодетый во флотскую форму, чем очень гордился. Впоследствии он оказался довольно завистливым, склочным и жадным человеком, что доставило и мне несколько неприятных моментов, в частности, его очень заедало то, что я получаю больший продовольственный паек, чем он. Прибыл он с молодой беременной женой, довольно объемной дамой и примерно такой же по характеру, как и муж. Поселились они в нашем городке. Место начальника хранения оставалось вакантным.

В августе на остров с проверкой прибыли начальник минного отдела МТУ ТОФ капитан 1 ранга Бородин Юрий Александрович и начальник МТО тыла ВМБС капитан 2 ранга И.С.Лацинников. Они проверили организацию и порядок хранения оружия, и Ю.А.Бородин остался крайне недоволен положением дел. Он остался на острове, прожил у нас в квартире замполита 2 недели, лично руководил работами на технической территории по приведению хранения в соответствие с "Руководством по хранению...", при этом работы проводились всем свободным личным составом весь световой день, даже после ужина. Мне кажется, что эта проверка была капитальным подкопом под А.К.Андрулайтиса, тем более что при отсутствии начальника хранения вся ответственность ложилась на него лично. Результатом всего этого стало наведение неплохого порядка на технической территории части и освобождение от должности начальника склада капитана 2 ранга А.К.Андрулайтиса.

Вскоре мы узнали, что новым начальником склада назначен капитан 3 ранга Тагиев Октай Рустамович, бывший до этого начальником цеха Арсенала в б.Диомид во Владивостоке. Азербайджанец по национальности, он оказался очень деловым, полностью отдающимся службе и делу человеком, болеющим за его результаты. Как я понял, назначением он был не очень доволен, все-таки это была в некотором смысле ссылка из Владивостока в какой-то Стрелок, но нужно было получать "капитана 2 ранга", к тому же начальник МТУ ТОФ капитан 1 ранга Х.У.Бродский обещал ему всяческую поддержку. О.Р.Тагиев жить решил только в Разбойнике в благоустроенной квартире, куда привез жену, но квартиру во Владивостоке оставил, естественно, за собой. Где-то в сентябре он со своим замом Б.В.Тучемским приехал на остров знакомиться с обстановкой, поговорил со всеми офицерами и сверхсрочниками, побеседовал с личным составом взвода охраны и минной группы, обошел всю территорию части, то есть вошел в курс всех дел. После долгих "шептаний" с замполитом и своим замом он объявил мне и всему личному составу, что старшим на острове он назначает меня и требует от всех соответствующего подчинения мне по всем служебным вопросам.

В принципе я уже готов был к такому повороту событий, так как в последнее время А.К.Андрулайтис как-то отошел от дел, и мне приходилось решать многие хозяйственные и организационные вопросы. После отъезда О.Р.Тагиева и Б.В.Тучемского с острова я собрал всех офицеров и сверхсрочников на совещание, где поставил перед всеми нами основные задачи, как я их понимал для нашей части.

В первую очередь обеспечение прибывающих кораблей оружием. Надо сказать, что сверхсрочники и даже некоторые офицеры, служащие на берегу, уже привыкли частенько ссылаться на рабочее или нерабочее время, на выходные дни и т.д. Пришлось им разъяснить и потребовать, что обеспечение кораблей должно производиться в любые дни и в любое время суток, для чего они будут всегда вызываться на службу.

Следующей нашей задачей я объявил обеспечение нормальных условий жизни и деятельности всего личного состава, семей военнослужащих и всего населения части. Сюда входило продовольственное и вещевое обеспечение, своевременное обеспечение всех хлебом и водой, еженедельную помывку всего личного состава и населения части, смена постельного белья личного состава и обеспечение порядка в жилых и служебных помещениях, а также нормальное функционирование магазина в части.

Потом я вместе с замполитом собрал гражданское население нашей и соседней частей, которого вместе с женами военнослужащих набиралось человек двадцать. Им я объявил о своем назначении старшим в части и предложил обсудить бытовые вопросы жизни. Было много мелких вопросов, которые решались практически сразу, основной вопрос стоял о состоянии магазина и соблюдения очереди в нем на дефицитные товары. В связи с наступлением осеннего периода я пообещал следующей весной провести ремонт помещения магазина и предложил всем вместе установить очередь на холодильники, стиральные машины, ковры и другой дефицит. Очередь была утверждена всеми, а мне было доверено контролировать ее исполнение, ведь продавщица была обязана докладывать мне обо всех завозимых товарах. За товарами она ездила на базу Военторга в Промысловке, что было довольно сложным мероприятием: раз в неделю продавщица вместе с 3-4-мя солдатами или матросами на нашем катере шли в Разбойник, там ей выделяли машину, на которой она ехала на базу, получала товар, привозила его в Разбойник, перегружала на катер, приходила на остров, снова перегружала на нашу машину и сгружала его в магазин. Бывало, что какие-то мелочи и пропадали, ведь среди личного состава попадались и не совсем чистые на руку люди, но это было не так уж часто. Обычно пропажа компенсировалась из общественных денег взвода или минной группы, откуда выделялся личный состав в помощь продавщице.

Откуда брались эти общественные деньги? Дело в том, что в нашей части личному составу срочной службы разрешалось начислять дополнительные деньги за производимые им работы с хранимым оружием, например, за завоз оружия на ремонт в цех и вывоз из него, за перемещение оружия внутри склада и т.д. Ежемесячно я и командир взвода производили соответствующие расчеты по этим работам и по причитающимся за это деньгам, деньги распределялись по всему личному составу, получалось где-то рублей по 3-5 на каждого, эти деньги мы называли "по нарядам". Расчеты отправлялись в Разбойник, бухгалтер части составлял соответствующие раздаточные ведомости, в день раздачи денежного довольствия кассир привозил и эти деньги на остров. Но на руки эти деньги мы не выдавали, я и командир взвода хранили их у себя в сейфах. Тратились эти деньги на общественные нужды, такие как покупка дополнительных хороших телевизоров (от политуправления был положен всего один телевизор на всю часть, а подразделений в части было несколько), бытовых стиральных машин для стирки постельного и другого белья личного состава (теоретически мы должны были возить белье для стирки на материк в Тыл ВМБС, что, естественно, было бы страшной морокой), стирального порошка для этого и многих других мелочей. Например, я начал практиковать отмечать 1-2 раза в месяц дни рождения моряков, родившихся в текущем месяце. При этом для каждого из них на эти деньги заказывались хорошие торты в пекарне рыбокомбината, они у них получались очень даже неплохие, а морякам лишняя радость. Я вел учет расхода денег и периодически отчитывался за них на строевом собрании личного состава минной группы.

Еще А.К.Андрулайтис практиковал в выходные дни выделение личного состава зверосовхозу для работ по установке сетчатого заграждения в лесу острова, которым ограничивались загоны и проходы для пятнистых оленей. За это зверосовхоз платил части определенные деньги, которые начальник передавал в общественные фонды минной группы и взвода. Впоследствии, я эту практику прекратил в связи с ее "не совсем законностью".

Так началась моя деятельность старшего на острове. Положительного в этом было только одно: я перестал дежурить по части, в остальном забот прибавилось в несколько раз. Я сразу решил познакомиться с руководством острова. Это были: директор рыбокомбината, директор зверосовхоза, председатель рыбкоопа и начальник милиции, один на весь остров. Рыбкооп представлял собой торгующую организацию в рыбодобывающей отрасли страны, он завозил на остров все необходимые для жизни товары и через имеющиеся у него магазины продавал их населению. Милицию на острове представлял старший лейтенант Откидач Михаил, человек уже в возрасте, у него была жена, работавшая секретчицей на рыбокомбинате (видимо, отвечала за мобдокументы), и дочка возраста моего сына. Знакомство состоялось и было очень плодотворным на весь период моей службы на острове, так как частенько приходилось помогать друг другу в делах.

Довольно скоро командир О.Р.Тагиев получил воинское звание "капитан 2 ранга", а еще где-то через месяц он сообщил мне о назначении нового начальника хранения на остров, им оказался капитан 3 ранга Трыков Николай Никитович, бывший флагмин 47 бковр и мой начальник. Теперь его сняли за любовь к "бахусу" и сослали на остров фактически ко мне в подчинение. Прибыл он на остров один (с женой он развелся), занял свободную квартиру и начал довольно активно работать.

Первым серьезным испытанием моей, да и всего коллектива части, деятельности стал завоз топлива для печек на остров. Поочередно на остров прибыли две несамоходные баржи с углем и дровами. Уголь был сучанский (т.е. местный приморский), рассыпной, как песок. На барже группа солдат и матросов нагружали лопатами уголь в кубометровую бадью, краном баржи бадья поднималась и опорожнялась в автомашину. Машины у нас были только бортовые, поэтому другой группе приходилось выгружать уголь вручную в месте его хранения. Пришлось задействовать на эти работы весь свободный личный состав, ввиду невозможности простоя баржи работали с рассвета до заката, караул и дежурные вахты не менялись по двое-трое суток. В общем, только на разгрузку угля ушла практически целая неделя, зато завезли его к каждому жилому дому для всех квартир по 1-2 машины, остальной складировали на площадке посреди части. Дрова прибыли здоровыми чурками, их пришлось полностью грузить и разгружать вручную, все их завезли к камбузу части, в печках которого уголь не горел. И вообще, сучанский уголь хорошо горел только в печах квартир и штаба, в остальных печах он гореть категорически отказывался. Поэтому камбузные печи для приготовления пищи приходилось топить только дровами, для чего приходилось выделять дополнительных рабочих для колки дров. Этих дров до следующего завоза не хватало, поэтому приходилось периодически устраивать всем личным составом сбор сушняка в окружающем лесу, ведь кормить людей надо было строго по распорядку дня три раза в день.

Мой "технарь" Паша Мартюшев где-то достал старенький телефонный коммутатор, мы установили его в комнате дежурного по части и подсоединили "вход" к нашей единственной телефонной связи с "большой землей", т.е. к узлу связи ВМБС "Спартак". Теперь на выходе мы имели 10 точек связи, которые мы установили на КПП у пирса, в цеху, у дежурных по взводу и минной группе, в гараже, на электростанции, в караульном помещении, на камбузе, у дежурного в соседней части топливников и у меня на квартире. Теперь я имел возможность прямо из дома соединиться с любым объектом на острове и на "большой земле", да и со мной могли связаться все желающие, будь я на службе в любом месте или дома. В качестве проводов для этой сети мы использовали, в основном, саперные катушки подрывных команд, которых на хранении было достаточно много и которые мы благополучно списали, пропустив их через цех.

Некоторые мичмана в части, особенно жившие в рыбокомбинатовском поселке, имели мотоциклы "УРАЛ", и я потихоньку начал осваивать езду на них. Потом Паша Мартюшев купил мотоцикл "ИЖ-Планета" без коляски и начал учить меня на нем, ведь на двух колесах значительно труднее. Дошло до того, что я вечером отвозил его на его мотоцикле в общежитие в зверосовхозе, где он ночевал у своей девицы, пригонял мотоцикл домой, а утром привозил Пашу на службу: это было для меня хорошей тренировкой. Вскоре Паша женился на этой женщине, тоже Валентине, у нее был сын Миша, ровесник моему Виктору, поселились они в Пашиной квартире, освободившейся после увольнения А.К.Андрулайтиса. Впоследствии моя жена сдружилась с этой Валентиной, а сын, естественно, с Мишей.

Жена - моя Валентина - довольно быстро освоилась, фактически, с сельской жизнью, сыну также нравилось свободное гуляние по части и окрестностям, при этом нашлось несколько его сверстников по времяпровождению. К тому же у него развилась страсть к рыбалке, заниматься которой можно было вдоволь и на море и на небольших прудах, которых рядом было несколько. На прудах рыбалка была значительно труднее, ловились там только небольшие карасики, но именно эти трудности пришлись ему более по вкусу. Осенью жена устроилась на работу воспитательницей в детский сад в зверосовхозе, она была там единственной имеющей такое специальное образование. Сына она водила с собой, и он с удовольствием ходил туда. Ходили они пешком, это было где-то 1-1,5 км от дома, но и частенько я старался подкинуть их на машине, приурочивая к этому необходимость какой-нибудь поездки в поселок.

Еще очень крупным и сложным мероприятием осенью был завоз запаса овощей на предстоящую зиму и практически на год до следующего урожая. Здесь на первый план выступала деятельность нашего "продовольственника" мичмана А.Ермакова. Всю вторую половину сентября и октябрь он практически ежедневно ехал утром в Разбойник, брал машину, ехал в военный совхоз, там загружался овощами и через поселковые паромы привозил все на остров. Здесь мы их сгружали на большой брезент и перед закладкой на хранение перебирали, причем для переборки привлекали, в основном, женщин гарнизона: ведь они относились к этому более ответственно и делали эту работу более качественно. Эта работа, естественно, засчитывалась им как работа в цеху и на объекте с полной оплатой рабочего дня, так что в накладе они не оставались. Здесь, конечно, были какие-то "нарушения", но жить-то было надо, поэтому все начальники закрывали на это глаза. Для получения расходного продовольствия типа мяса для людей и собак, рыбы и другого А.Ермаков таким же образом 1-2 раза в месяц ездил на склады Тыла ВМБС и с такими же трудностями завозил их на остров, причем здесь уже он ездил с 3-4-мя солдатами или матросами в качестве грузчиков. Вот с такими трудностями доставалось пропитание на острове, а ведь кормить приходилось порядка 200 человек.

Осенью и я собрал урожай со своего огорода, это было мешка четыре картошки, немного свеклы и ведра два моркови, все это я сложил в подпол на кухне, причем морковь сложил в открытом виде на мешки с картошкой. Заглянув через недельку в погреб, я обнаружил, что большая часть моркови пропала, я понял, что это работа крыс. Как раз из квартиры напротив меня уехали кто-то из мичманов с женой, от них осталась очень красивая трехцветная (черно-белая-рыжая) кошка Динка, которая одиноко сидела возле своей бывшей квартиры. Хотя моя Валентина не очень жаловала кошек, но в этом случае мы повали Динку к себе, покормили, а спать отправили в погреб. Благодаря ее великим охотничьим способностям все крысы в доме были передушены, причем она всегда старалась задушенную добычу выложить на виду, чтобы хозяева могли оценить ее работу. Так Динка прожила у нас все время, днем она болталась по улице, ловила воробьев, вечером приходила домой, при этом ей протирали лапы, чего она очень не любила, но терпела, подкармливалась, причем находилась только на кухне, в комнаты ей вход был запрещен, и она это знала, ночь проводила в подполе, а утром, поев, снова уходила на улицу. Единственным недостатком ее была жуткая плодовитость, котиться она могла каждые три месяца, что и случалось. Первый раз она окотилась через пару месяцев после прихода к нам, мы оставили ей одно рыжего котенка, остальных усыпили. Вырос здоровенный красивый рыжий кот, которого взяла себе Валентина Мартюшева. Следующий приплод мы усыпили всех котят, тогда она стала котиться в разных укромных местах, приходилось их искать, чтобы не увеличивать количество диких кошек, которых в части и так хватало. Но в целом Динка была большой умницей и очень нам помогала в борьбе с крысами.

В начале декабря в части состоялось отчетно-выборное партийное собрание, партийная организация, естественно, была общей в Разбойнике и на острове. На собрании и замполит Е.П.Щеповских и зам.командира Б.В.Тучемский выдвинули меня секретарем партийной организации. Я пытался отнекиваться, выдвигая в качестве аргументов кучу взысканий у меня в служебной карточке и два строгача в учетной партийной карточке, но Б.В.Тучемский оптимистично заявил, что старая служебная карточка уничтожена в связи с переходом к новому месту службы, а партийные взыскания "снимем", и меня единогласно выбрали. Так я получил еще одну нагрузку. На первом же партийном собрании я поставил вопрос о снятии с меня сразу 2-х партийных взысканий, что собрание также единогласно затвердило. Требовалось еще утверждение этого решения партийной комиссией Тыла ВМБС, на которой были совершенно другие люди, чем на парткомиссии самой ВМБС, которая выносила мне эти взыскания. Поэтому решение нашего партсобрания было утверждено, учитывая "высокое доверие мне коммунистов части", и я оказался чистым и перед партией.

В связи со сменой руководства части пришлось переделывать всю документацию по внутренней жизни и службе. Чтобы не возить все эти документы на подпись в Разбойник, я стал подписывать эти документы сам, подделывая подписи О.Р.Тагиева и Б.В.Тучемского, и так настрополился делать это, что в один из приездов на остров они не сразу могли определить, что это расписывался я. После этого для экономии времени они разрешили мне подписывать за них практически все служебные документы, за исключением финансовых и очень ответственных.

Новый 1970 год я впервые встречал на острове, но все-таки с елкой. В принципе на острове и в южной части Приморья елки не росли, но у Е.П.Щеповских и Б.В.Тучемского была уже отработана система обеспечения всей части елками. Для этого с острова выделялись два мичмана: А.Ермаков и А.Воробинский, как самые "деловые" и пронырливые. В Разбойнике им выделялась грузовая машина, какие-то деньги и канистра спирта. Они ехали куда-то на север в лесничество к знакомому леснику, рубили там необходимое количество елок, оформляли все необходимые документы и привозили их в часть. Главная опасность этой поездки была в том, чтобы они сами не запили, но все, обычно, обходилось. Часть елок они оставляли в Разбойнике, остальные привозили на остров. Распределяли их по предварительной записи и по семьям, в том числе соседей "топливников", по общественным местам: кубрикам личного состава и клуба, где елка была самая большая. Игрушки в запасниках замполита были, и елка получалась очень неплохой. 31 декабря А.Ермаков устраивал праздничный ужин, к которому обязательно резали самого крупного поросенка, мясо шло, в основном, на дополнительное питание личному составу, но немного доставалось и начальствующему составу. Кстати, на острове мяса в продаже фактически не было, рыбкооп старался его не завозить для продажи в связи с большим количеством перегрузок и риском его порчи, но мы получали мясо в пайке, а также практически всегда можно было его купить у частников в поселке. Я еще имел возможность покупать оленину через директора зверосовхоза, которая всегда была у него на складе за счет выбраковывания оленей из стада.

На встречу Нового года в клуб пришло много девчат, показали кино, были танцы. Я на самое наступление нового года сумел заскочить домой, дернуть рюмашку с семьей, потом мы с женой тоже спустились в клуб, потанцевали вместе с личным составом. Но, в основном, я с замполитом контролировал состояние личного состава. Хотя, естественно, выпивка среди матросов и солдат была категорически запрещена, но уследить за этим в условиях острова, где спиртное продавалось рыбкоопом неограниченно, было практически невозможно. Было, конечно, несколько случаев подпития некоторых, но мы сразу принимали меры к препровождению их в казарму и укладке спать, что практически всегда удавалось. На вечере были и многие жители нашего поселка, что как-то создавало более семейную обстановку в части. В общем, встреча Нового года удалась и прошла без особых эксцессов.

Так постепенно мы прожили зиму. Мой распорядок дня был примерно такой: вставал я в 6.00-6.30 утра, одевался, бежал на мороз, потом выгребал золу из печки, закладывал в нее газету и дрова, рядом ставил ведро угля, нарубленного вечером с помощью лома у сарая, разогревал завтрак на электроплитке и завтракал, в 7.30 спускался в штаб, где принимал доклад дежурного. В 7.45 проводил совещание всех офицеров и сверхсрочников с выработкой задач на день и в 8.00 производил построение личного состава, утренний осмотр и развод на работы или занятия. После этого начинал обход всех помещений части, проверяя там порядок и ход работ или занятий. Сам я проводил политзанятия с л/с минной группы, и помогал вести занятия по специальности старшине группы. Обед в части был по береговому с 13.00 до 14.00, я успевал дома пообедать и прикорнуть минут на 20-30. В 14.00 - опять развод л/с и текущие дела по обеспечению нормальной жизни в части, в 18.00 - окончание рабочего дня.

Мой сын Виктор зимой на нашем катере СМП-5 с автоматом, подарком Коли Ковальчука.

Жена с сыном вставали позже меня, поджигали печку, с разгоранием дров засыпали в нее уголь, завтракали сами и уходили в детсад. Печка догорала сама, дома становилось тепло и уютно. Я всегда мог минут на 5-10 забежать домой проверить обстановку или что-нибудь сделать.

Первая зима на острове проходила нормально, шла служба и работа, но я считал главным, что все были сыты, одеты, обогреты. Несмотря на зимние трудности со связью с "большой землей", магазин функционировал нормально, завозя необходимые товары, продовольственники кормили людей "от пуза", электричество давали бесперебойно. Был опять же период трудной ледовой остановки на противоположной стороне острова, рыбаки попросились швартоваться к нашему пирсу, я разрешил при условии их немедленного отхода при подходе военного корабля, зато опять мы объедались крабами и могли затариться любой рыбой. Даже кино в клубе показывали три раза в неделю, причем фильмы мы получали и на нашей базе на берегу, и обменивались фильмами с поселковым клубом рыбокомбината. Лично мне Б.В.Тучемский периодически подбрасывал новое задание: снабжение его, а через него и начальство Тыла ВМБС и самой ВМБС растворимым кофе. Этот продукт был в страшном дефиците, но у председателя рыбкоопа всегда на складе была в заначке пара ящиков, и он систематически отпускал мне по десятку баночек для начальства.

В апреле 1970 года исполнилось 100 лет со дня рождения В.И.Ленина, в честь этого события была выпущена специальная Юбилейная медаль, но мне она не досталась. Всего на часть было выделено 10 медалей, но 3, естественно, ушли начальнику, его заму и замполиту, в результате на остров выделили всего 3 медали, которыми пришлось наградить одного мичмана, и по одному человеку из личного состава минной группы и караульного взвода. И хотя говорят, что впоследствии эти медали раздавали чуть ли не "мешками", но мне получить ее так и не удалось.

Весной МТО Тыла ВМБС приказало перевезти с северной части острова на нашу территорию соленоиды трала СЭМТ-1. Дело в том, что еще задолго до меня где-то 10-12 соленоидов почему-то завезли на северную часть острова и вытащили на берег левее мыса Старцева. Так они там и лежали без охраны, можно сказать брошенные на произвол судьбы, частенько они были мишенью для тренировок в стрельбе местных охотников. Нам был выделен буксир, который сначала стянул соленоиды в воду, при этом два из них сразу безнадежно затонули, остальные буксир притащил к нам в бухту Широкую к самому берегу. О.Р.Тагиев прислал на остров через рыбокомбинатовский паром тягач, который фактически был ходовой частью танка Т-34, вместо орудийной башни у него была шоферская кабина от "студебеккера" и кузов, в котором была установлена мощная лебедка с тросом длиной 200 м. Мы подготовили на технической территории у берега площадку для хранения соленоидов, разобрали один пролет в проволочном заграждении на берегу, установили тягач в конце площадки. Потом мы разматывали трос с его лебедки, цепляли трос к соленоиду у кромки воды, и лебедкой медленно тащили его на площадку. Дотащив соленоид до предназначенного для него места, мы автокраном поднимали его носовую часть, подкладывали под нее бревна типа стапеля, опускали и потом повторяли все это с кормовой частью, ведь поднять соленоид весом порядка 14 тонн у нашего автокрана мощи не хватало. Так где-то за неделю мы выполнили поставленную задачу.

Как-то на этом тягаче пришлось прокатиться и моей жене с сыном: им что-то срочно нужно было в поселок рыбокомбината, а туда как раз перегоняли тягач, я и посадил своих на него. Впечатление от этой поездки и грохота у них осталось такое, что они долго не могли отойти от него.

Весной же я начал копать огород, делал это, в основном, рано утром часов в шесть, одновременно наблюдая за ходом утреннего распорядка дня в части, и вечерами. Валентина мне в этом активно помогала, и это у нее очень даже неплохо получалось, посадили картошку, немного капусты, помидор, морковки, свеклы. В палисаднике опять разбили большую грядку с разной зеленью, которая скоро выросла и всегда была у нас свежей к приему пищи. При этом опять же на рыбокомбинате я достал мешок тука (удобрения из рыбной муки) и удобрил весь огород, в результате урожай впоследствии был очень даже приличным.

В начале июня 1970 года жена перешла работать на соседний топливный склад на должность лаборантки, эту должность предложил мне начальник склада майор Мельников Николай Павлович, с которым мы подружились, и даже вместе с его семьей отмечали праздники. Должность была номинальной, так как на складе была только небольшая походная лаборатория, но и она не могла работать по причине отсутствия проточного водоснабжения. Поэтому на жену были возложены всякие мелкие поручения по работе на территории склада, замер температуры в хранилищах мазута зимой, а также в ее заведывании находилась бензоколонка, на которой она заправляла автомашины обеих частей. Моя Валентина проработала на этой должности почти три года. Эта работа была очень удобной, рядом с домом, куда она всегда могла забежать в случае необходимости.

В это же время я предложил жене завести кур, ведь у нас пустовал доставшийся нам по наследству курятник. Моя ленинградка, естественно, здорово удивилась, но, узнав, что содержание этих птиц не так уж и сложно, согласилась, сын же согласился с радостью, ведь вокруг почти все держали курей. Сначала я подремонтировал курятник, заделал в нем все дыры, стены и пол обил жестью, так как на острове было много случаев проникновения в курятники диких норок, которые сбегали со зверофермы и жили в лесу. Норки, как и наши хорьки, имели привычку душить всех кур в курятнике, если уж они туда попадали. Потом мы купили штук восемь курочек в поселке зверосовхоза, где Валентина уже завела знакомых, подержали их несколько дней взаперти в курятнике, чтобы они к нему привыкли, а потом нормально выпустили их гулять. И дело пошло, нужно было только утром и вечером рассыпать им по кружке зерна, лучше пшеницы, остальное время они сами гуляли и кормились. Зато ежедневно у нас стало появляться 4-5 свеженьких яичка. Чуть позже я еще прикупил пяток курей, а также красивейшего (коричнево-красно-черного) и здорового петуха у одной нашей гражданской пары, которая уезжала с острова. Еще позднее я установил, что моим курам стало нравиться нестись в зарослях полыни перед домом или в чужих открытых сараях. Я решил сделать у курятника большой загон, для чего привез несколько обрешеток от корпусов мин РМ-1, аккуратненько их разобрал и получил 2 десятка идеальных деревянных брусьев, из которых и собрал раму загона размером где-то 2х4 метра и высотой 2м. Потом в зверосовхозе за бутылку водки я достал 2 мотка хорошей оцинкованной сетки, из которой там делали клетки для норок, и обтянул загон этой сеткой. Получилось очень даже красивое прочное сооружение. На другой день я обнаружил, что куры не хотят находиться в загоне и запросто перелетают из него сверху. Я поехал на рыбокомбинат, нашел там кучу брошенной рыболовной сети с крупной ячеей, привез ее к себе и накрыл ею мой загон. Все, больше моим курям вылетать было невозможно. Одновременно я накрыл этой сетью и мой палисадник, так как все куры, и мои, и соседские, увидев вскопанную землю, старались в ней поковыряться, и запросто туда залетали. Теперь с утра я прощупывал своих кур, с яйцами оставлял в курятнике, остальных кормил в загоне и выгонял гулять на волю. Потом в загон выпускались и кормились яйцевые куры, и они находились в загоне, пока все не снесутся, потом женой или мной выпускались и они.

Позднее мы купили у мичмана Гербста десяток кроликов вместе с клеткой, содержать которых ему было лень, а я имел уже опыт ухода за ними еще в детстве. Кроликов я продержал до поздней осени, но на острове было тяжело с хорошей травой для них, ведь почти всю траву на острове выедали олени. Поэтому осенью я их всех сразу обратил в мясо, которого нам хватило на пару-тройку месяцев.

Впоследствии я обнаружил, что в начале лета некоторые куры, снеся яйцо, не хотят уходить с гнезда, а остаются в нем, пока их не сгонишь. Проконсультировавшись с Марьей Даниловной, я узнал, что это куры, готовые стать клушками, то есть матерями, и она научила меня, как это сделать. Мы с женой решили попробовать, тем более мне достались по наследству и три небольших клетки для выводки цыплят. Мы собрали вечером у соседей на обмен свежие яйца в количестве 21 штуки (максимум для этого дела), уложили яйца на сено в таз, поставили его в клетку и посадили туда клушку. Уже через час она сидела на яйцах и грела их, поесть она сходила раз в сутки. Через 19-20 дней мы перенесли таз с клушкой на веранду, и всю ночь регулярно каждые 1-2 часа я проверял ее, приподнимая и вытаскивая вылупившихся цыплят. Цыплят сажал в коробку с ватой, которая стояла на электрогрелке. Когда все цыплята вылупились, мы посадили клушку в фанерный ящик и подсадили ей цыплят. Она их сразу узнала, они ее, и получилась "веселая семейка". Пару дней они провели у нас дома, мы их кормили крутыми яйцами, они окрепли, и мы выпустили их на волю. Клушка повела их к курятнику, к ним пыталась сунуться наша кошка Динка, но клушка так ее долбанула в нос, что навсегда отбила охоту делать это. Она целый день водила цыплят по окрестностям, учила их кормиться, а вечером приводила к курятнику, заводила их в открытую клетку, которую я перенес в загон, где все они и ночевали в перьях матери, пока там помещались. Вообще было очень интересно наблюдать, как из простого яйца появлялись маленькие желтые попискивающие шарики, из которых вырастали большие разноцветные куры.

Это дело так нам понравилось, что в последующие годы мы сажали по три клушки, получали по 40-45 цыплят, а так как половина из них были петухами, то осенью у нас был приличный запас куриного мяса и яиц, жена даже снабжала яйцами соседей. К зиме я провел в курятник свет, поставил небольшой электроэлемент от ТЭНа, в курятнике стало светло и тепло, и куры неслись у меня всю зиму.

В июне 1970 года в стране были назначены какие-то выборы, естественно, меня назначили председателем местной избирательной комиссии. В наш участок вошли весь военный состав острова и все жители нашего военного городка вместе с "топливниками". Конечно, активную помощь в подготовке к выборам мне оказывал замполит, мы превратили ленкомнату минной группы в избирательный участок, подготовили списки, поставили столы, две кабины для тайного голосования, в общем, к назначенному сроку все было готово. И тут О.Р.Тагиев сообщил, что к нам едет зам.нач. Политотдела Тыла ВМБС для проверки готовности к выборам. Я быстренько послал моряков в лес, они нарвали кучу цветов, и распихали их по всем углам ленкомнаты, сам я пошел к жене и выпросил у нее ковер, который мы постелили посреди ленкомнаты. К приходу комиссии члены избирательной комиссии сидели на местах и были готовы к работе. Вместе с зам.нач.ПО прибыл секретарь парт. комиссии Тыла, который по службе был начальником ОУС Тыла. Зам.нач.ПО проверил готовность к выборам и мою партийную документацию и остался всем вполне удовлетворен. ОУСовец проверил общую обстановку и вопросы хранения оружия, здесь обстановка в минной группе выглядела значительно лучшей, чем в караульном взводе. Они побеседовали с личным составом, и убыли с острова. Оказалось, что эта проверка имела целью и проверку лично моей деятельности, так как О.Р.Тагиев представил в Тыл ВМБС представление на присвоение мне звания "капитан-лейтенант". Выборы были проведены в части буквально за 2 часа, но мне пришлось еще с урной ехать на самую южную оконечность острова для голосования на посту НиС. На этот пост я ездил практически каждый год по избирательным делам, ведь какие-нибудь выборы были в наше стране ежегодно, а то и два раза в год. После 100%-ного голосования Политотдел разрешал нам закрыть участок, мы подсчитывали голоса, составляли протокол, и я вез все отчетные документы и бюллетени в Политотдел Тыла ВМБС. Впоследствии каждые выборы мне приходилось быть председателем участковой избирательной комиссии.

Буквально через неделю мне было присвоено звание "капитан-лейтенант", таким образом, я проходил в "старлеях" почти 7 лет. Звание я обмывал дома, жена наготовила всякой вкуснятины, пригласил всех офицеров острова: капитана 3 ранга Е.П.Щеповских, капитана 3 ранга Н.Н.Трыкова, майора Н.Мельникова (начальника соседнего топливного склада), капитана Ф.Степанова, лейтенанта А.Ивженко и мичмана П.М.Мартюшева. Звал и Колю Ковальчука, но он приехать не сумел. Хорошо посидели, хорошо выпили за мое первое флотское звание, потом лейтенант А.Ивженко еще долго вспоминал, как хорошо на флоте отмечают "звания". Вскоре О.Р.Тагиев сообщил мне по телефону, что я приказом командира ВМБС назначен еще и внештатным военным комендантом острова Путятин, хотя никакого специального обеспечения с этим назначением я не получил.

В начале же лета поступило распоряжение МТО Тыла ВМБС вывести из степени готовности СГ-2 находящиеся в ней мины АГСБ и ввести в СГ-2 порядка 130 мин РМ-1. Задача была для наших условий довольно непростая, но не так уж страшен черт.... Выводить из СГ-2 мины АГСБ было, конечно, проще, но тут были сложности с размещением корпусов мин и их аппаратуры. Корпуса пришлось ставить на открытой площадке прямо на мягкий грунт, подкладывая под них простые бревнышки, хорошо хоть их было в достатке, а аппаратуру складировали прямо в сараи, чтобы потом переложить ее в освободившиеся ящики от аппаратуры РМ-1, ведь старая тара куда-то подевалась.

Введение в СГ-2 мин РМ-1 осложнялось тем, что аппаратура мин, поступивших на склад, оказалась разных модификаций с 2-мя типами штепсельных разъемов, на складе они, естественно, разделены не были, и частенько на пост приготовления подавалась аппаратура со смешанными разъемами. Приходилось постоянно менять отдельные блоки, но в целом работа шла и неплохо. Я старался менять запальные команды, работающие каждый день на приготовлении. В результате практически все мои минеры, кроме шоферов и электриков, хорошо отработали свои действия. Примерно за месяц эта работа была закончена, приготовленные изделия были красиво установлены в большом "американском" хранилище, оставалось только периодически протирать на них пыль. Впоследствии на них неоднократно проводились тренировки по переводу их в СГ-1, а также был отработан метод поточного перевода большого количества мин в СГ-1, что давало значительный эффект по сокращению времени перевода.

>
Мой парадный вид на острове, не помню по какому случаю (правда, фон получился не очень - свинарник).

Где-то в начале июля дошла очередь и до ремонта помещения магазина. Старшими по ремонту я назначил пару хозяйственных мичманов, придав им несколько человек личного состава. Они вычистили помещение, заделали в нем все дыры и щели, хорошо его оштукатурили и покрасили. Я выпросил в рыбкоопе пару старых, но еще работающих холодильников, хорошую витрину, их установили в магазине. Потом продавщица при очередном получении товара в Военторге в Промысловке похвасталась произведенным ремонтом, и к нам на остров нагрянул начальник Военторга ВМБС. Он внимательно проинспектировал состояние магазина, остался им очень доволен, потом выразил мне свою благодарность и предложил помощь в моем личном желании. Я сказал, что осенью мой сын идет в школу, она на острове одна в поселке рыбокомбината, до нее довольно далеко для ребенка, и я попросил помочь купить мотоцикл с коляской. Начальник Военторга сообщил, что выделить мне "Урал" он не сможет, так как на них жесткая очередь, но "Иж" с коляской обязательно выделит. И буквально через неделю продавщица привезла мне мотоцикл "Иж-Юпитер" с коляской, до сих пор помню - заплатил я за него 902 рубля. Теперь я был с личным транспортом.

Прав на вождение у меня не было, но я ездил и так, тем боле, что на острове без прав ездили на мотоциклах очень многие местные жители. Местному милиционеру М.Откидачу это надоело, он доложил районному начальнику ГАИ, и на остров прислали преподавателя ПДД. Я тоже записался на курсы, хотя он меня предупредил, что высшее образование дает мне право сдавать экзамены на права без дополнительного обучения. Я решил все-таки поучиться, заплатил где-то рублей пять за обучение и 1,5-2 рубля за экзамен. Преподаватель около месяца ежедневно проводил с нами занятия в школе, учил нас правилам, у него была куча экзаменационных билетов, которые он с нами также проштудировал, к концу обучения я щелкал их как орехи. Таких обучающихся набралось человек под 50, многим эта наука давалась ох как тяжело. На экзамены приехал сам начальник Шкотовского районного ГАИ, майор, теоретические экзамены также проводили в школе. На экзамен приехал мой начальник О.Р.Тагиев и пришел соседний начальник топливного склада Н.П.Мельников. Мы все трое решили сдавать экзамены и на управление автомобилем, ну а я, естественно, и мотоциклом. Сели мы все втроем вместе, я быстренько ответил на свои и их вопросы, таким образом, теория была сдана всеми нами. Подходящей трассы для сдачи экзаменов на острове, естественно, не было, поэтому начальник ГАИ вывел нас за поселок, велел на мотоциклах проехать метров 200 по дороге, обогнуть лужу и вернуться обратно, что и было нами исполнено. Для сдачи экзамена по вождению автомобиля Н.П.Мельников привел свою лучшую полугрузовую штабную машину на базе ГАЗ-63. ГАИшник осмотрел машину, сказал, что ее нужно арестовывать, но потом махнул рукой и со словами "свои машины бить будете" разрешил нам сдавать на ней экзамен, ведь все-таки перед ним стояли капитан 2 ранга, майор и капитан-лейтенант. Мы благополучно объехали лужу, показывая повороты руками, заехали в ворота из двух кирпичей задним ходом, на этом экзамен был закончен. Через пару недель М.Откидач привез нам всем права.

Сначала я купил на топливном складе 200 литров бензина за свой счет и заправлялся этим бензином у своей жены, но потом, учитывая, что очень много я ездил на мотоцикле по служебным делам, начал заправляться в нашем гараже с машин. А ездить в поселок приходилось довольно много, ведь наша жизнь во многом зависела от связей с поселком. Дело в том, что в хозяйстве постоянно что-нибудь ломалось, выходило из строя, требовались различные материалы, запасные части и детали. Если официально заказывать все через флотские довольствующие органы, то на это уходили бы недели и даже месяцы, ведь находились эти органы на "большой земле", попасть в них можно было только по приемным дням и часам, а до них нужно было еще и добраться с острова. Поэтому у моих мичманов, особенно "технаря" Паши Мартюшева, а через них впоследствии и у меня, были обширные знакомства и в среде многих специалистов рыбокомбината и зверосовхоза, как руководящего звена, так и рядового. Так, например, если что-то ломалось на электростанции, Паша или я ехали к их механикам, они находили нужную запчасть, а если ее не находилось, мы бежали в механическую мастерскую рыбокомбината, где были очень неплохие специалисты, которые всегда могли выточить деталь по образцу или по чертежу. Если появлялась нужда в каких-то пиломатериалах, то их небольшое количество всегда можно было попросить на лесопилке зверосовхоза, и практически всегда просьбы выполнялись.

Конечно, при этом приходилось периодически подмазывать нужных людей бутылочкой - другой, но начальники, то есть О.Р.Тагиев и Б.В.Тучемский старались компенсировать эти расходы натурой или деньгами. Впоследствии О.Р.Тагиев даже практиковал такие мероприятия: раз в 2-3 месяца, особенно летом, он выделял мне 5-7 литров спирта, я отдавал их Паше Мартюшеву, он на грузовой машине собирал в поселке "нужных" людей, вез их на природу, поил их до полного расходования "продукта", при этом сам практически не пил, потом развозил тела по домам. Зато после таких дружеских "мероприятий" кредит доверия нам был полнейший на всех уровнях руководства поселка.

О.Р.Тагиев, пользуясь большой поддержкой МТУ ТОФ и ее начальника М.У.Бродского, сумел поставить дело так, что у него всегда был запас главной флотской "валюты" - спирта и денег на счету части. Даже многие начальники Тыла ВМБС и самой ВМБС стояли на спиртовом "довольствии" у О.Р.Тагиева. Так, например, военный комендант Промысловки 1-2 раза в месяц получал свою долю спиртного, зато он никогда не отказывал нашей части в месте на гауптвахте или освобождении нашего нарушителя без шума, а сделать это в те времена было ох как непросто. Сейчас бы об этом закричали, как о коррупции, но ведь это были такие мелочи, а и в те времена, да и сейчас большая часть спирта шла и идет на "внутреннее" потребление.

При этом сам О.Р.Тагиев был абсолютно непьющий, и было интересно наблюдать такую картину: едем мы на машине с какого-нибудь хозяйственно-партийного актива из Промысловки, особенно, если зимой. Мы - это О.Р.Тагиев, Б.В.Тучемский, Е.П.Щеповских и я, как секретарь парторганизации. Заезжаем в Разбойник, первые двое уже дома, а нам с замполитом или на катер здесь же, или еще через Темп. Б.В.Тучемский всегда предлагает "по чуть-чуть" для сугрева и по случаю конца рабочего дня, заходим все к нему в кабинет, он наливает три стопочки, мы "сугреваемся", а О.Р.Тагиев ходит по кабинету и обзывает нас "пяницами" (он так говорил без мягкого знака) и безобразниками. Мы пригубляем еще пару раз, но не более трех всего, и тепло все прощаемся друг с другом.

Осенью 1970 года пошел в школу мой Виктор Евгеньевич. Школа была в поселке рыбокомбината, она была одноэтажной барачного типа, но она выпустила не одно поколение островитян. Отапливалась школа печками, зимой там было довольно прохладно так, что школьники иногда сидели в пальто, но это не мешало закаленным островитянам получать знания. Первой учительницей у сына стала прекрасная женщина Елена Елисеевна, о которой и сын и жена сохранили очень теплые воспоминания.

Теперь я ежедневно утром отвозил сына в школу на мотоцикле, днем забирал его оттуда, это занимало каждый раз где-то минут двадцать времени. Возил я его и зимой, и летом, зимой, когда выпадало много снега, я надевал на ведущее колесо мотоцикла цепи и продолжал ездить. Стоял мотоцикл у меня прямо возле крыльца, я его накрывал на ночь и в ненастье брезентовым чехлом от якорной мины, раньше такие чехлы были в комплекте каждой мины, снизу они имели специальные окантованные отверстия для протягивания затягивающего шнура.

Мой сын школьник, сзади виден палисадник нашего дома, накрытый сетью.

Мой сын (сидит самый правый) во 2-м классе с учительницей Еленой Елисеевной.

Когда я был где-то в командировке, сын или ходил в школу пешком, или его подвозила какая-нибудь наша машина.

А в командировки я ездил довольно часто, в основном, они были не очень длительными. Так, один раз меня назначили в группу представителей флота для поездки за молодым пополнением для ТОФ. Нас собрали сначала в штабе ВМБС, потом перевезли на сборный пункт флота для инструктажа и распределения по маршрутам. И тут штаб ВМБС решил еще раз проверить своих офицеров, старшим в группе проверки был капитан 1 ранга Якимчик, который споткнулся на моей фамилии, видимо вспомнил нашу с ним встречу на моем корабле после посадки на мель. Желая показать результаты своей проверки, он отстранил меня от этой командировки.

В другой раз меня послали старшим сборной с разных частей команды матросов на уборку картофеля в военный совхоз в поселок Романовка. Естественно, в эту команду командиры частей включили не самых лучших людей, мы прибыли в совхоз, матросов поселили в какой-то сарай, оборудованный нарами, меня в одну из комнат правления совхоза, пищу варили сами на какой-то примитивной печке. Где-то на третий день работы, когда вечером мы смотрели кино в клубе, пара матросов где-то в поселке напились, подрались с местными парнями. Я сразу доложил о происшествии по команде, и начальство решило меня заменить на этом посту. Кстати, оба эти случая моей "неудачи" были мне только на руку, так как эти командировки срывали мои личные планы по убытию в отпуск.

Более 10 раз за время командования минной группой мне приходилось выезжать, в основном, в район Находки в рыболовческие организации для классификации и уничтожения различных взрывоопасных предметов, пойманных рыбаками, из них большей частью были боевые морские мины. Рыбаки об этих предметах сообщали оперативному дежурному ВМБС, тот спускал команду в Тыл, а ОД Тыла в нашу часть и уже мне. За мной обычно высылали катер, выезжал я с 2-мя матросами на дежурной машине Тыла ВМБС, имея при себе снаряжение подрывной команды. Так, например, однажды выловили небольшую японскую мину, типа нашей ЯМ, с деревянной зарядной камерой, которая частично подгнила, и часть взрывчатки вымыло водой. Мы отвезли ее в пустынное место на берегу и, на всякий случай, подорвали, остатки взрывчатки сработали.

В другой раз рыбаки поймали большую японскую мину размером с нашу КБ, по инструкции нужно было сделать плот, на нем отбуксировать мину в пустынный район и подорвать. Но уже вечерело, сейнер с миной стоял в бухте на рейде, на нем были только капитан и механик. Выполнить все положенные мероприятия до темноты мы бы просто не успели, переносить все на завтра не хотелось, поэтому я решил сделать по-другому. Корпус мины проржавел сверху наквозь, мы засунули внутрь корпуса к самой зарядной камере подрывной патрон N 3 с ДОШем без фитиля, вывели конец ДОШа наружу. Сейнер вывели в дальний пустой угол бухты, стрелой сейнера подняли мину на пеньковом конце и вывели ее за борт. Потом я поджег ДОШ и перерезал конец, мина булькнула за борт в воду, а сейнер дал полный ход, и мы отошли на безопасное расстояние. Через установленное время прогремел взрыв, и мина была уничтожена без всяких последствий. Таким образом, я со своими минерами уничтожил не менее 10 взрывоопасных предметов, из них штук 6-7 было морских мин. Однажды даже рыбаки нашего острова вызвали меня напрямую, поймав мину вместе с селедкой. Мы приехали на сейнер, разгребли селедку в трюме и увидели донную мину типа АМД-500. Я внимательно осмотрел ее и определил, что это болванка, заполненная цементом, очевидно, ее сбрасывала авиация. Мы выгрузили мину на пирс, я объяснил, что она совершенно безопасна, а утром я прислал машину за ней, но сейнера уже ушли, погрузить мину было нечем, тогда водитель просто подцепил ее на буксир и волоком притащил в часть.

В то время напротив нашей бухты Широкой на материке в бухте Павловского стояла флотилия атомных подводных лодок, в левом углу от входа в бухту стояла специальная баржа с отходами ядерных реакторов. Как я узнал и понял впоследствии, в 1971 или 1972 году эта баржа была полна отходами, и командование флотилии не знало, что с ней делать. При очередном посещении флотилии Главком ВМФ С.Г.Горшков отругал командование флота за это и приказал баржу уничтожить. Пройдя всю цепочку ответственных лиц, эта команда достигла меня, как исполнителя - минера. Сначала меня катером доставили на баржу для ее осмотра. В то время я как-то не задумывался о радиационном фоне на барже, да и никто не предупреждал об этом, поэтому я смело залез на нее и осмотрелся. Баржа была водоизмещением порядка 100 тонн, верхняя палуба была закрыта надстройкой, внутри надстройки где-то на 70-80 см возвышался большой прямоугольный люк, плотно задраенный крышкой на болтах, по углам было несколько вентиляционных грибков, то есть все было удобно для крепления взрывчатки. В качестве взрывчатки я решил использовать 4 боеголовки реактивных глубинных бомб РГБ-60 (в каждой более 20 кг ВВ "морская смесь"), которые были отсоединены от реактивных двигателей и хранились на складе до их утилизации, и 4 подрывных патрона ПП-3. В назначенный день я с 4-мя матросами погрузил боезапас на выделенный для нас катер и перевез его на баржу. Там я хорошенько шкертом закрепил в закрытой надстройке баржи по углам боеголовки, к ним прикрепил патроны ПП-3, все патроны соединил между собой детонирующим шнуром, а к ближайшему к выходу из надстройки патрону дополнительно подсоединил огнепроводный шнур длиной 6 метров. Проверив надежность крепления всей системы и надежность цепей, я с матросами перешел на подошедший морской буксир, который и потащил баржу в море. Капитану буксира была назначена точка уничтожения командованием флота, мне она была неизвестна, знаю только, что мы шли из Стрелка строго на юг до глубин моря более 1000 метров. В точке взрыва мы подтянули баржу к буксиру, я еще раз перешел на баржу, убедился в исправности подрывной цепи, снова перешел на буксир с концом огнепроводного шнура в руках и уже на буксире поджег его. Буксир дал ход, буксирный конец был отдан заранее, мы отошли на безопасное расстояние от баржи. Через 10 минут раздался взрыв, и баржа исчезла, мы прошли по ее месту, там плавали только осколки пенопласта. Оказавшийся на борту буксира старшина - химик взял пробы воды в точке потопления, и вдруг появился японский разведывательный самолет "Орион", который на бреющем полете облетел нас два раза и улетел. Мы же спокойненько пошли домой, удовлетворенные выполненной задачей, абсолютно не задумываясь о том, получили мы какую-нибудь дозу, или нет, полагаю, что нет.

Во время моего отсутствия дома жена сама нормально справлялась со всеми домашними заботами и хлопотами, сын нормально посещал школу. Жена даже управлялась с огородом и домашней живностью, научилась окучивать картошку с помощью знакомых и соседей. Только во время моего отсутствия зимой, я просил пару доверенных матросов помочь жене вечерами наколоть ломом пару ведер угля, лежавшего смерзшейся кучей у сарая.

Вскоре мы купили сыну велосипед, на который он с нами вместе более года копил деньги. В качестве копилки мы использовали его игрушку - небольшого резинового слона, я сделал в нем прорезь, куда сын опускал металлические рубли, которые мы с женой всегда ему отдавали. Когда слон наполнился, мы его разрезали и подсчитали результат, набралось порядка 160 рублей, из которых сын 100 рублей презентовал маме на шубу, а за 60 рублей мы купили взрослый дорожный велосипед ХВЗ Харьковского велосипедного завода, в то время одного из лучших в Советском Союзе. Я снял с него седло, привязал вместо него подушку, и сын нормально гонял на нем по части, главная трудность при этом состояла в сильно пересеченной местности, и частенько в гору сыну приходилось толкать велосипед руками.

Мой сын катает свою маму на моем мотоцикле.

Сын катается на велосипеде, внизу видно здание столовой личного состава, с торца - вход в магазин.

Летом к нам в часть с арсенала на острове Русском приезжала бригада рабочих человек 5-6 для текущего осмотра якорных мин. Мин было много, хранились они на открытых площадках на простых деревянных подкладках, которые практически ушли в мягкий грунт. Рабочие их осматривали, проверяли, красили, смазывали. Жили рабочие в паре свободных квартир.

Глядя на их работу, мне пришла идея о строительстве бетонных площадок для размещения мин. Я доложил об этом О.Р.Тагиеву, он горячо меня поддержал, но остудил мой пыл отсутствием материалов и фондов на них. С его разрешения я поговорил с директорами рыбокомбината и зверосовхоза, они предложили мне довольно приличные излишки цемента, но цена его была довольно приличной, ведь чего стоила доставка его на остров. Но командир дал "добро" на покупку цемента, оказывается, деньги в части были, а цена для острова оказалась приемлемой. Я дождался приказа Министра обороны СССР об очередной демобилизации и предложил "дембелям" так называемый "аккорд". Он состоял в том, что они строят мне хорошую бетонную площадку площадью 50х50 метров и после сдачи ее нам увольняются в первую очередь. "Дембеля" с радостью согласились, а мне это было на руку, так как все равно после объявления приказа от них было мало толку, они любыми путями уклонялись от службы и работы. Естественно, все эти мероприятия были согласованы с командованием части.

Надо сказать, что к этому времени О.Р.Тагиев прислал на остров новые самосвал на базе автомашины ГАЗ и грузовик ЗИЛ-130, при этом грузовик имел только один существенный недостаток: он работал на бензине А-70, а его на острове не было, приходилось иногда с оказией завозить его бочками, что было очень неудобно, поэтому машина периодически простаивала.

"Аккордники" работали целые дни с рассвета до заката: они завезли купленный цемент в часть, самосвалом навезли с берега моря гальки и гравия, выпросили в поселке бетономешалку и где-то за месяц залили бетоном отличную площадку. Для въезда на нее машин мы положили на край площадки пару толстых металлических листов и по ним на буксире у автомашины затащили на эту площадку порядка 300 мин УКСМ, которые последними были завезены на остров и стояли кое-как. Мины на площадке мы установили строго в соответствии с Руководством по хранению, и эта площадка стала образцово-показательной. Впоследствии мы не раз прибегали к помощи "аккордников" для заливки других площадок, а также для установки новых хранилищ, которые стали поступать на склад.

Одновременно у меня возникло предложение построить хороший КПП, так как старый представлял собой просто деревянную будку, имел совершенно убогий вид и не отвечал никаким нормам. Наш коллектив офицеров и мичманов полностью одобрил предложение, строить решили шлакозаливное строение. На рыбокомбинате была небольшая котельная для выработки пара в туковое производство и обогрева цехов, около нее было достаточно шлака. С разрешения директора комбината мы навозили шлака, цемент был, уложили хороший фундамент из береговой гальки, и строительство пошло. Прорабом работ был начальник хранения Н.Н.Трыков, советами помогали все. В результате месяца за три выросло помещение где-то 5х10 метров, в котором был хороший крытый проход на техническую территорию, проходящий мимо комнаты дежурных по КПП с нормальными рабочим и спальным местами и печкой, и с хорошим обзором пирса. Кроме этого в помещении был небольшой коридор в довольно приличную рабочую комнату содержателей, в которой в ненастную погоду мы забивали "козла". Старую халабуду сломали и сожгли в печке нового КПП. Начальство было очень довольно.

В то же время мне как-то надоело возить воду для всех нужд части из поселка рыбокомбината, для этого водовозка 4-5 раз в день ездила в поселок, жгла бензин. В беседе с местным населением я узнал, что где-то на нашей территории есть заброшенный колодец. Мы его нашли, он оказался недалеко от бани рядом с прудом, сруб его обрушился, все это место заросло бурьяном. Нашим личным составом мы очистили площадку вокруг колодца, с топливного склада пригнали пожарную машину и откачали из него воду, опустили туда людей, которые при помощи ведер углубили его на пару метров и вычистили всю грязь со дна. Потом мы привезли машину отборной гальки с берега и высыпали на дно колодца, мичмана поставили новый сруб до самого дна, над землей сруб возвышался где-то на 50 см. Колодец закрыли на замок прочной крышкой с отверстием для заборной трубы, Паша Мартюшев где-то достал небольшой электрический насос, который установили на крышке колодца. Вокруг колодца установили хорошую крепкую будку, запирающуюся на замок, наружу вывели трубу для воды и пульт включения - выключения насоса. Пульт также был в коробке на замке, ключ от этой коробки был у водовоза, помню, это был старший матрос Коля Семенец, остальные ключи у дежурного по части. Теперь водовоз при необходимости подъезжал к колодцу, включал насос снаружи будки, набирал машину воды и развозил ее по объектам части и по заявкам в дома, экономия бензина была ощутимой, так что нормы его хватало и на мотоциклистов. Вода оказалась очень хорошей, качество ее мы все определяли на вкус и даже сдавали ее на анализ в лабораторию поселка, но там оборудование было элементарным, и качество было признано нормальным. Колодец заполнялся водой конечно не так быстро, но воды вполне хватало на нужды части, и даже была лишняя вода.

Чтобы использовать эту "лишнюю воду", мы решили рядом поставить водонапорную башню для бани и про запас. Для этого на берегу мы нашли рейдовую бочку, которых там было немало выброшено волнами от боновых сетей, привезли в часть и установили на высоте порядка 10 метров от земли на 4-х столбах. Предварительно внутри бочки электросваркой были прорезаны отверстия в переборках при соблюдении особых мер безопасности этой работы. Снаружи рядом с дном прорезали отверстие и приварили фланец для выходной трубу, заливалась вода в бочку через один из верхних люков. Когда в колодце набиралась вода, а она была не нужна для развозки, водовоз качал ее в бочку, таким образом, за 5 дней между банными днями бочка набиралась практически полная, что намного улучшало воду для помывки личного состава.

Насколько помню, вроде бы в 1970 году, были введены новые погоны для мичманов и прапорщиков с двумя звездочками на них. Все наши мичмана были прямо-таки в восторге от этого мероприятия, и когда наш "вещевик" мичман Ф.Андреев привез эти погоны, я вручил их по назначению, вот уж гордости было у народа, ведь все они были из простых ребят, когда-то отслуживших срочную службу.

Потом, опять же, помню, в Министерстве обороны ввели два выходных дня, хотя в стране это было введено значительно раньше. Вернее, для личного состава суббота стала парково-хозяйственным днем, а для офицеров и сверхсрочников, не занятых на службе, вторым выходным. Немножко пообжившись с этим нововведением, мы, три основных командных офицера на острове: замполит, я и лейтенант А.Ивженко решили, что один из нас будет эти два дня обеспечивать порядок в части, а остальные двое отдыхать. Особенно это было актуально летом, ведь климат на острове был почти крымский, не зря ходила поговорка: у нас широта крымская, но долгота колымская, хотя между Разбойником и Промысловкой на трассе и располагался поселок Крым. Поэтому в "бархатные" месяцы Приморья: июль, август, сентябрь, когда я был выходной, мы всей семьей на мотоцикле выезжали куда-нибудь на берег моря подальше от части, располагались там где-нибудь у ручейка, в нем остужались окрошечка, водочка. Мы купались, загорали, частенько подъезжал кто-то из местного руководства, и у нас образовывались неплохие застолья.

Вообще-то, основными развлечениями на острове были телевизор и рыбалка. По телевизору тогда шла всего одна программа, на острове она принималась хорошо, у меня был хороший чернобелый (цветных тогда еще не было) телевизор "Березка", купленный еще на Русском острове. В то время, помню, мы все очень увлекались фигурным катанием и хоккеем. Из-за разницы во времени с Москвой на 7 часов все эти показы у нас шли глубокой ночью, бывало и всю ночь, но мы все равно все смотрели, а днем ходили, как сонные мухи. Чтобы сын нормально спал в своей комнате, я даже снял с дозиметра наушники (тогда их было не купить), удлиненным проводом подсоединил их к телевизору, и мы с женой, лежа в постели, смотрели ночью молчащий телевизор, а звук был у нас на подушке.

dd>

Мы с женой отдыхаем на природе, сын фотографирет. d>&nb

Таким же образом мы смотрели первый сенсационный матч по хоккею сборных СССР и Канады 1973 года, когда в упорной борьбе наши победили 7:3 и, конечно, вошли в историю мирового хоккея. Этот матч мы обсуждали несколько дней и среди офицеров и мичманов, и среди личного состава. И хотя последующие матчи проходили с переменным успехом, но впечатление от первого было таким, что помнится до сих пор. И чтобы ни говорили современные злопыхатели, мы тогда истинно гордились нашим хоккеем, да и страной в целом, ведь и в нашем коллективе были люди многих национальностей и республик союза, но в целом мы жили одной жизнью и одним делом.

Рыбалка на острове также была одним из основных видов досуга. Весной и осенью к берегу подходила корюшка на нерест, и мы ловили ее сотнями килограмм. Сначала у нас был старенький невод, он скоро весь порвался, мы скинулись и купили на рыбокомбинате приличный кусок сети, специалисты - мичмана сделали хороший невод длиной метров пятьдесят, во время хода корюшки он постоянно лежал у нас на берегу под охраной часового и дежурных по КПП. Обычно где-то часов в 5 утра мне в окно уже стучал кто-то из мичманов с криком: "Командир, пойдем кинем", нас собиралось человек 6-8, мы шли на берег, забрасывали невод и тащили его на берег. За каждый заброс вытаскивали от 1-го до 5-6-ти мешков корюшки. В мешках на мотоциклах везли ее к домам, там ведрами делили ее на всех поровну. Мы с женой тут же вываливали рыбу в таз или жестяную ванну, смывали водой, складывали в специальную деревянную бочку, пересыпая ее небольшим количеством соли. Через 2-3 часа она просаливалась, мы садились и нанизывали рыбу на длинную мягкую алюминиевую проволоку, эти нанизки развешивали на чердаке дома на стропилах, на которых было набито много гвоздей. Как сушилка чердак был идеальным местом, без солнца и с хорошим сквознячком из-за отсутствия стёкол в окнах с обеих сторон чердака. За 2 дня рыбка идеально подсыхала, была ровненькой, красивой, слабосоленой, очень вкусной, и все ее грызли, как семечки. В этих "рыбалках" участвовали практически все офицеры и мичмана части, за исключением замполита, но его карманы всегда были набиты сухой корюшкой, и он грыз ее почти беспрерывно, так как его все угощали сухой рыбой. Такие забросы мы проводили и во время перекуров в рабочее время, и вечером, иногда удачно, иногда нет, но это было интересное занятие. Практиковались даже поездки жен мичманов во Владивосток для продажи сухой рыбы, путятинскую корюшку там очень уважали, и женщины привозили неплохие деньги за нее, но и труда она требовала большого. Кроме сушки корюшку жарили, мариновали, мололи ее на котлеты вместе с косточками, которые потом прожаривались и не чувствовались, но во всех видах она была вкусненной.

Наша команда на ловле корюшки, я - стою третий справа.

Еще увлекательной была ловля окуней - терпугов, которую мы проводили, в основном, поздней осенью, когда вода уже становилась холодной, так как в теплой воде в мясе рыбы был какой-то червячок, а в холодной воде он пропадал. Окуней ловили прямо с пирса длинной толстой леской метров 50, к которой привязывали на поводках не менее 3-х крючков. На крючки насаживалась любая приманка: кусочки какой-нибудь рыбы, креветки, мяса, все это забрасывалось как можно дальше, и когда они ложились на дно, медленно рывочками леска вытягивалась к себе. Клюнувший окунь сразу чувствовался по рывку лески, потом чувствовался второй, и частенько уже с пирса было видно, как на крючках сидит пара окуней, а вокруг вьется еще целая стая. Можно было немного придержать леску, подождать, когда клюнет третий окунь, и уже всех троих вытаскивать на пирс, в это время каждый из них весил порядка 1,5 кг. Так за час можно было натаскать 20-30 рыбин, которых было трудно утащить. Из окуней была очень вкусная уха, особенно юшка из голов, да мясо было без костей и вкусным. Но большую часть окуней вялили, для чего разрезали каждого вдоль по спине, выбрасывали внутренности, распластанных рыб солили и укладывали в емкости. Солились они подольше, чем корюшка, потом их вывешивали на сушку, вставляя в них палочки, что бы они оставались распластанными, не скручивались. Высушенные окуни с отварной картошечкой - это было что-то невообразимое по вкусноте, а если еще под рюмочку. А еще мой сосед Толя Ященко вяленых окуней коптил в самодельной коптилке, поставленной им возле дома, подкопченные окуни были вообще объеденье.

Кстати, семья этого Толи была в некотором смысле уникальной. Он и его жена были гражданскими специалистами, работали у нас в цеху, у них было два сына: старший - ровесник моему Виктору и младший года на три. Папаша и мамаша здорово любили выпить, поэтому на это дело у них уходила большая часть неплохой по тем временам зарплаты. Так вот Толя всегда брал отпуск во время хода окуней, уезжал в какую-то известную ему бухточку острова, ловил там очень много окуней, потом дома их вялил и коптил, и основным питанием семьи на зиму становились эта рыба и картошка, вот так и жили.

Опять же отдых на поляне, я с женой слева у нашего мотоцикла, на переднем плане мотоцикл Паши Мартюшева, сам он лежит, его жена стоит справа, сын фотографирует.

И практически в любое время года по желанию членов семьи я мог "поймать" любую рыбу. Для этого я вечером ехал на рыбокомбинат (в то время почему-то вход и въезд на его территорию был свободным), подъезжал к лотку, по которому рыба с разгружающихся сейнеров вдоль пирса шла в цех на переработку, и выбирал в лотке нужную мне рыбину, например, треску килограмм на пять, жирненькую селедочку или осьминога, и вытаскивал их специальным крючком. Я кидал их в мешок в коляске, вез домой, чистил (это была моя прерогатива), а потом жена готовила задуманное блюдо.

Мой сын с товарищем Юрой Ященко.

На второй год моего пребывания на острове наш милиционер М.Откидач у кого-то из браконьеров в поселке конфисковал лодку плоскодонку и предложил мне забрать ее к себе. Я привез ее к нам на берег, где уже лежали несколько лодок наших жителей. Потом достал небольшой кусок хорошей сетки, и кто-то из мичманов сделал мне хорошую вершу. Теперь мы с женой вечерком могли немного покататься на лодке по воде недалеко от берега, и обязательно метрах в 20 в траве ставили эту вершу, используя в качестве приманки что-нибудь подтухшее с душком. На другой вечер мы вытаскивали эту вершу, и набирали от полу- до ведра креветок, вершу ставили опять. Дома мы варили этих креветок и запросто втроем их уговаривали.

Кстати, когда проходящий на моторке по восточному входу в залив Стрелок рыбнадзор пытался иногда подойти к нашему берегу, то вступал в дело часовой, охраняющий техническую территорию вдоль берега, окрикивающий подходящую лодку и при необходимости стреляющий в воздух. Это предохраняло нашу территорию от ненужных посещений.

Где-то во второй половине 1970 гола сократили должность начальника цеха на острове, капитан Ф.Степанов демобилизовался и уехал, а в цеху ввели должность мастера, которого нужно было назначить из рабочих. О.Р.Тагиев и Б.В.Тучемский вызвали меня в Разбойник для решения этого вопроса, и я предложил назначить мастером А.С.Горбунова. Начальники знали о его слабости к спиртному, но я убедил их, что у него это бывает не часто, носит не длительный на двое максимум трое суток характер, что не повлияет на рабочий процесс. Но мужик он ответственный, очень хозяйственный, находится в надежных руках супруги М.Д.Астаховой, а повышение в должности повлияет на него еще более положительно. В конце концов, начальники со мной согласились при поддержке замполита и назначили А.С.Горбунова мастером цеха на острове. Надо сказать, что наши надежды вполне оправдались, он даже купил себе мотоцикл с коляской и за время моего пребывания на острове всего раза три срывался в запой, но быстро выходил из него. Цехом он руководил успешно до самой пенсии.

Кстати, перед самым своим назначением он построил рядом с домом неплохую баньку, в которой была небольшая прихожая и моечное отделение. В моечной стояла небольшая печка - плита, на ней стоял бак для горячей воды, также в плите была небольшая духовка, в которой были наложены камни - голыши, которые накалялись, и, плеснув на них водички, получался неплохой сухой пар. Еще в моечной стоял бак с холодной водой, была хорошая лавка, вода стекала через дырку в полу прямо на землю и стекала в ручей. В общем, и банька, и парная в одном стакане, ну прямо прелесть. Видимо в благодарность за мое ходатайство о его назначении мастером, а, также учитывая мои начальственные возможности обеспечения бани водой, А.С.Горбунов предложил моей семье пользоваться их баней. Мы с удовольствием согласились, и теперь после хозяев шла в баню Валентина, а потом я с сыном. Это нас здорово выручало, так как остальное наше гражданское население к этому времени начали ходить в довольно примитивную баню рыбокомбината, но все-таки она была получше нашей солдатско - матросской.

Где-то летом 1971 года сын вдруг захотел иметь собаку, жена согласилась при условии, что дома она жить не будет. Я переговорил с собаководами, хотя им запрещалось случать сторожевых собак, но они втихаря это делали, щенки также иногда были "валютой" для вручения начальству. Собаководы сначала мне предложили щенка кавказской овчарки, очень приятный лохматый комочек, но когда жена увидела взрослого "кавказца" - настоящего медведя, она отказалась. Потом мне принесли щенка немецкой овчарки, мы его взяли, назвали Нуар (по-французски что-то типа "черный") и начали растить сначала на веранде, потом я приготовил ему место в палисаднике рядом с входом в квартиру. Я заказал в столярной мастерской зверосовхоза хорошую будку с помостом и установил ее в палисаднике, положил в нее ватник для подстилки, но Нуар его сразу выбросил и спал на голом полу будки или помоста. Летом, когда в палисаднике плодоносила грядка с зеленью, он сидел на цепи у будки, с окончанием овощного сезона свободно бегал по палисаднику, но очень часто он гулял с кем-нибудь из нас, со мной очень любил ездить в коляске мотоцикла. Кормил я его, в основном, овсяной кашей с мясом тюленя, причем мяса было значительно больше, чем овсянки. Мясо тюленя я целыми тушами брал у кладовщика склада в зверосовхозе за определенную мзду "продуктом", это считалось в порядке вещей, так как на корм норкам этого мяса шло довольно много. Варил кашу с этим не совсем хорошо пахнущим мясом на веранде на керогазе, который я все время возил с собой еще с Сахалина. В результате у нас вырос здоровый упитанный пес, который очень привязался ко всем нам, в игре частенько валил с ног сына и даже жену. Офицеры приходящих кораблей несколько раз просили меня подарить Нуара на корабль, но с друзьями не расстаются.

Где-то в апреле 1971 года случилось ЧП с моим сыном: он чудом не утонул. В этот день мы мотоциклисты собрались проехать по нашему берегу, посмотреть, не пошла ли корюшка. Сын напросился со мной, сел в коляску, и мы поехали на наш пирс. Рыбы не было видно, и мы решили проехать посмотреть на берег соседней части. В это время у соседнего топливного пирса стоял не заправке какой-то эсминец, сыну понравился вид большого корабля, и он попросился остаться, чтобы посмотреть на корабль. Мы уехали и что-то там задержались, а когда я приехал домой, то получил страшный нагоняй от жены за то, что бросил сына. Оказывается, он так засмотрелся на корабль, что не заметил, как пошел к краю пирса и упал в воду. Апрель месяц, вода холодная, глубина в этом месте 3-4 метра, он в пальто, и вот воздух, собравшийся в верхней одежде, позволил ему подольше продержаться на воде, тем более он здорово барахтался. Падения сына никто не заметил, но в это время на берег из цеха вышел покурить наш рабочий Воронин, он увидел барахтающегося в воде Витю, бросился в воду, вытащил его и отнес на КПП. Там дежурные матросы его раздели, укутали в одеяло и позвонили жене домой. Она прибежала на КПП, принесла сухую одежду, переодела сына и уже на машине, присланной дежурным по части отвезла его домой. Дома она его согрела, растерла водкой, напоила горячим чаем, в целом особых последствий, кроме испуга, у сына не было, но что чувствовал я, трудно передать словами, и я безропотно принял все упреки жены. После этого я поехал в Разбойник, с разрешения командира написал, а он подписал, приказ о благородном поступке рабочего Воронина, в котором ему объявлялась благодарность и присуждалась премия. Потом я зачитал этот приказ на собрании рабочих части, сам Воронин был очень доволен, ведь до этого он числился не на очень хорошем счету.

Вот они - Путятинские дети военных, мой - второй справа.

Осенью 1971 года было запрещено плавание нашим двум катерам, они были списаны и утилизированы, в результате часть оказалась совершенно без плавсредств. С этого времени все связи с "большой землей", а также все наше снабжение, приходилось проводить через плавсредства рыбокомбината и зверосовхоза, что ставило наше существование в еще большую зависимость от них. Приходилось с этим мириться и идти на всякие уступки и послабления местным властям, хотя нужно отдать им должное в том, что они этим не злоупотребляли.

Мой сын со своим товарищем Володей Ворониным, сыном рабочего Воронина, на фоне моего мотоцикла, палисадника и наших сараев.

Например, ранней весной 1972 года ко мне обратился директор зверосовхоза с такой просьбой: везде уже лед сошел, но причал грузовой баржи у него был забит большой ледяной глыбой, и баржа не могла швартоваться. Он попросил помочь убрать лед, ведь причал был с обеих сторон закрыт так, чтобы оставался узкий подход баржи к слипу, в который она упиралась носом. Я приехал, оценил обстановку и решил попробовать подрывной патрон ПП-1 (100 грамм тротила). Выдолбили ломом небольшую лунку во льду, заложили патрон и в электрическую взорвали его, но никакого эффекта. Взяли патрон ПП-2 (200 грамм тротила), взорвали и тоже эффекта нуль. Тогда я привез подрывной патрон ПП-3 (3 кг тротила). Выкопали лунку поглубже, но не до воды, чтобы не повредить сам причал. Взрыв и весь лед ушел из прохода и от причала, хоть сразу подходи баржа, то есть эффект получился на 5 баллов.

В другой раз обратился директор рыбокомбината с просьбой помочь заготовить камень для заливки фундаментов под строительство. Я уточнил, как это он себе представляет, он предложил подорвать на берегу какую-нибудь скалу, вот и будет камень. Я попросил показать место, это было в удалении от поселка на берегу, где был удобный подъезд машинам. Там торчала большая отвесная скала, я попросил внизу выдолбить в ней нору для укладки взрывчатки. При наличии только ломов и лопат рабочие рыбокомбината смогли выдолбить небольшое углубление, на мои слова, что это мало, предложили все-таки попробовать. Я на их машине привез выбракованную бомбу ББ-1 (135 кг тротила), подрывной патрон ПП-3, все это заложил в нишу и в электрическую подорвал, но вся сила взрыва, естественно, ушла в сторону, оторвав всего пару камней. Решили искать другое место. Скоро они нашли такое место недалеко от поселка и озера Гусиного, там был склон сопки, покрытый грунтом с камнями. Здесь вырыли довольно приличную нору, куда я опять закатил ББ-1, прикрепил к ней ПП-3 с детонатором и подорвал. Грунта и камней наворотило целую гору, директор рыбокомбината был доволен. Зато скоро разругался директор зверосовхоза: оказывается, рядом на лугу его ребята заготавливали сено, а от взрыва туда налетело камней, которые здорово мешали косить траву, но я предложил двум директорам разбираться между собой.

Вот так и протекала моя служба и жизнь на острове в течение 4,5 лет. Довольно часто к пирсу подходили корабли за боезапасом, в основном, за глубинными бомбами РГБ-60. Иногда приходили тральщики, которые брали, в основном, учебные якорные мины для постановок на подрезание, иногда брали учебные шнуровые заряды. В качестве учебных якорных мин мы выдавали якоря и магазины минных защитников ГМЗ, которых на складе было довольно приличное количество. С вооружения они были уже сняты, и мы их готовили для постановки на заданное углубление, так как вывозить их с острова на утилизацию было нерентабельно и непрактично, а настоящих учебных мин на острове фактически не было. При этом мне посчастливилось встречаться с некоторыми моими знакомыми и однокашниками.

Однажды за бомбами пришел скр пр.159, командиром которого оказался мой бывший любимый командир МПК-20 в 47 бковр капитан 3 ранга Цыганков Владимир Дмитриевич. Мы с ним на корабле проболтали часа два-три, выпили по паре стаканчиков, закусили свежим осьминогом, которого тут же взяли у рыбаков. Потом он мне обменял старую, обветшалую "канадку" на абсолютно новую, и мы расстались.

Как-то к пирсу подошел за минами корабль неизвестной мне конструкции (как оказалось зс пр.317 "Вычегда"), и каково же было мое удивление, когда командиром его оказался Виктор Гамага, бывший дивизионный штурман 11 днкпло 47 бковр. Мы ним дружески обнялись, я осмотрел корабль, потом мы посидели в его каюте, он меня немного угостил, потом куда-то убежал, и вдруг я увидел в иллюминатор, что мы снялись и уже посреди б.Широкой. Я выскочил на мостик, наорал на Гамагу, а он расхохотался и приказал спустить шлюпку, на которой меня и отправил на берег.

Приходил за бомбами на скр в качестве флагмина бригады и Валера Зародов. Мы с ним поднялись ко мне домой, он был знаком с моей семьей, посидели, поболтали и остались довольны нашей встречей.

Очень меня удивила встреча с Володей Кружковым, когда он пришел за бомбами на скр пр.159, просто я не ожидал встретить его на ТОФе. Встретились мы очень тепло, также поднялись ко мне домой, жена накрыла стол, выпили мы "бражки", которая стояла у меня в запасе, в общем, хорошо расслабились. И очень обидно было потом в Питере услышать, что он рассказывал всем, что Бандурин на ТОФе спился на каком-то острове.

С Колей Ковальчуком мы встречались очень часто при моих приездах по делам в Разбойник, я старался каждый раз заходить к нему в цех поболтать и выпросить бутылочку спирта, что было довольно тяжело. Этот спирт мне всегда был нужен, в основном, для решения личных хозяйственных вопросов на рыбокомбинате или в зверосовхозе, например за мясо собаке или зерно курам. Периодически Коля вместе с Б.В.Тучемским приезжали на остров расслабиться, то есть отдохнуть и расписать пульку. Устраивались они обычно у замполита, привозили с собой спиртика и сидели за преферансом почти всю ночь, Я преферансом не увлекался, поэтому заходил к ним пару раз, помогал с закуской и сам выпивал пару рюмашек, потом занимался служебными или домашними делами.

Однажды, будучи в Разбойнике по каким-то делам, я встретил там Олега Таланова, он пришел с группой моряков принимать у Коли торпеды для своего корабля. Мы поболтали немного, он похвалился, что у него уже который год отличная боевая часть, и он собирается поступать в академию, куда он имеет право поступить без экзаменов. Не знаю, откуда он это взял, но потом у него на корабле случилось ЧП с торпедами, и все его планы рухнули.

За эти 4,5 года были еще некоторые интересные события в моей служебной деятельности и личной жизни на острове.

В один из летних периодов на острове вдруг пошел массовый рост белых грибов, причем, в основном, в расположении нашей и соседней части, так как в остальном лесном массиве их быстро съедали олени. Все наши офицеры и мичмана набирали ведра грибов, варили их и сушили, мы с женой также насушили достаточно много белых на зиму. Все это великолепие продолжалось буквально 2-3 недели, а потом грибы резко пропали. И вот буквально под конец этого сезона вдруг звонит ко мне О.Р.Тагиев и предупреждает, что завтра в субботу ко мне на остров собирается придти командование флота за грибами. Предчувствуя конец грибного сезона, я по согласованию с замполитом и Н.П.Мельниковым послал всех женщин обеих частей собирать оставшиеся грибы, а сам стал готовить "дастархан". Организовал ловлю креветок, достал и отварил крабов, купил пару бутылок вина, а утром в субботу подошел на дежурном рейдовом катере О.Р.Тагиев и привез, естественно, спирту и еще кое-что по мелочи из закуски. Часов в 11 к пирсу подошли 2 белых катера командующего ТОФ, на которых пришло человек 10-12 мужиков и порядка 5-6 женщин, оказалось, что старшим был начальник штаба флота. Их уже ждал накрытый на берегу на брезенте импровизированный стол и несколько ведер грибов. Идти в лес почему-то никто из них не захотел, все сразу направились к столу. Потом О.Р.Тагиев ужасался: "Ну и пьют адмиралы! По целому стакану неразведенного спирта хлопают за раз!". Так начальники просидели полдня на брезенте за болтовней и закуской, причем женщинам очень понравилось винцо, пришлось ехать в поселок за добавкой, правда, О.Р.Тагиев компенсировал все расходы. Часов в 16 они, выпив все что было, забрали набранные грибы, погрузились на катера, хорошо хоть не забыли поблагодарить за хороший пикник, и отвалили во Владивосток. Мы облегченно вздохнули.

В другой раз мне позвонил Б.В.Тучемский, попросил достать десяток хороших крабов, отварить их, хорошо запаковать в пару коробок и передать на катер, который подойдет. Я к вечеру, когда сейнера рыбокомбината возвращаются с промысла, подъехал к директору рыбокомбината, обрисовал обстановку. Он вызвал начальника добычи и приказал ему все это обеспечить. Мы с начальником ходили по сейнерам, и он лично отбирал у капитанов крабов, они отдавали их неохотно, так как они уже привыкли сбывать их за спирт подводникам, которые стояли напротив острова в заводе в б.Чажма и в б.Конюшкова. Потом мы в котельной сварили этих крабов, содрав предварительно с них туловища и оставив только ноги, хорошо запаковали в две специальные крепкие картонные коробки для упаковки консервов, и я повез их к себе на пирс. У пирса уже стоял "под парами" морской буксир, я передал коробки капитану, и он сразу отвалил. Позднее я узнал, что буксир вез коробки во Владивосток, там их сразу на машине переправляли на военный аэродром, где уже ждал самолет на Москву. Таким образом, через 12-15 часов мои крабы попадали на стол флотскому начальству в Москве, может быть и на стол Главкому ВМФ. Такие операции я проводил раза три-четыре.

Где-то летом 1972 года на флоте работала комиссия Главного штаба ВМФ, и ко мне на остров приезжали две группы проверяющих. Первая группа состояли из 2-х человек, капитаны 2 и 3 рангов, не помню из какого управления, которые прошлись по технической территории, осмотрели хранимый боезапас. Они похвалили меня за работу по созданию бетонных площадок для хранения мин, но отметили, что сначала нужно проводить нивелировку местности, ровнять площадки, а потом их заливать, на что мне оставалось только поддакивать, но кто будет это делать, они не объяснили. Узнав, что я родом из Ногинска, они удивились, почему я служу здесь, а не в Ногинске, что я парировал удаленностью родного города от моря и отсутствием в нем моряков. Тогда я еще не знал, что в окрестностях Ногинска уже появились моряки, а вопрос проверяющих будет в некотором роде пророческим.

Вторая группа также из 2-х человек, полковника и подполковника морской пехоты, проверяли организацию местной обороны объектов флота. Вообще-то у нас ответственным за местную оборону был лейтенант А.Ивженко, я же со своими матросами отвечал за защиту от ОМП, в моем заведовании находились все измерительные приборы радиационного и химического контроля. Зная предварительно об этой проверке, я натаскал своих матросов азам этих мероприятий. Но в целом организацию по отбиванию проверки взял на себя Б.В.Тучемский, который прибыл вместе с проверяющими и до обеда от них не отходил. Они осмотрели наши пушки, окопы караула, убогие бомбоубежища, проверили действия личного состава по тревоге, поспрашивали личный состав по их обязанностям. Ну чего можно было ожидать от солдат караульного взвода, где больше половины было среднеазиатов, но все-таки кое-что и они показали. Матросы отвечали лучше, иногда врали, но очень уверенно, так что проверяющие только фыркали. Потом проверяющие с Б.В.Тучемским убыли обедать, пообещав после обеда более тщательно послушать меня и моих подчиненных. Обед им накрыли на квартире М.Д.Астаховой, с которой заранее все обговорил Б.В.Тучемский, они уже давно друг друга уважали. В результате обеда до ужина проверяющие не без нашей помощи погрузились на катер и убыли с острова, поставив нам твердую оценку "удовлетворительно". Каково же было наше удивление, когда мы узнали, что недавно построенный завод по ремонту апл в б.Чажма, оборудованный капитальными помещениями по местной обороне, имеющий штатные подразделения для этой цели, получил твердый "неуд" и громы и молнии от высокого начальства. Да, не было у них Б.В.Тучемского и М.Д.Астаховой.

Через некоторое время на флот приехала какая-то комиссия ЦК КПСС, конечно, не первые люди ЦК, но комиссия была достаточно серьезная. И вот они решили в выходной день отдохнуть на экзотическом острове Путятина. Тут же пошла команда по флоту, которая и докатилась до меня через начальника О.Р.Тагиева. Планировалось это мероприятие на воскресенье, а в субботу после обеда ко мне рыбокомбинатовской баржой прибыла машина с майором - заместителем начальника продовольственной службы Тыла ВМБС и с женщиной - мастером поварского дела, на ней же были привезены и соответствующие продукты, вплоть до коньяка. К этой встрече оказались подключенными и директора рыбокомбината и зверосовхоза. Сначала поехали выбирать место, решили пикник устроить прямо на берегу озера, тем более там осталась печка - буржуйка от косарей, которые перед этим рядом косили траву. Вокруг точки решили организовать силами моего л/с оцепление, чтобы местное население не мешало отдыху больших людей. Все приехавшие переночевали у меня в части, уже не помню, как и у кого, рано утром выехали на место пикника. Туда же завезли машину дров, директор рыбокомбината выделил ящик рыбы, директор зверосовхоза тушу оленя, от нас привезли здоровый брезент, который натянули под здоровым дубом, чтобы какая-нибудь гадость не попала в закуску, установили походный стол и стулья. Кстати, накануне вечером ко мне пришли два солдата - узбека с высшим образованием и предложили свои услуги в помощь поварихе, сказав, что они неплохо готовят, их предложение было принято. Кроме того, на машине мы привезли на озеро мою лодку на случай пожелания кого-нибудь прокатиться на лодке, загребным я назначил своего доверенного красавца старшину 2 статьи Юру Ушакова.

Майор решил приготовить уху по монастырски, для чего сварили несколько привезенных кур, их вытащили на закуску, а на курином бульоне уже варилась уха с рыбой. А мои солдатики предложили сварить из оленя шурпу и сделать фирменный салат, приправленный коньячком, что им было разрешено. Овощей также было завезено достаточно, и часам к 12-ти столы были накрыты. Забегая вперед, скажу, что именно блюда наших солдат пришлись всем так по вкусу, что уху пришлось отдать нашему личному составу в оцепление.

Где-то часов в 11 к пирсу рыбокомбината подвалил белый катер "Альбатрос" командующего флотом, к моему пирсу решили не подходить, видимо, чтобы не показывать "убогость" воинской части. Гостей встречали все островные начальники, и я в том числе, вокруг глазел народ, раскрыв рты, ведь такое на острове было впервые. На рыбокомбинате была единственная на острове легковая машина - УАЗик - "козел", на нем за два заезда перевезли всех на озеро, гостей было человек 6 мужчин и одна женщина. Сначала наши гости посмотрели озеро, женщина даже рискнула прокатиться на лодке с моим галантным кавалером и погладить лотосы. Потом все сели за стол, кроме меня, я продолжал обеспечивать порядок и улаживать редкие, но все-таки возникавшие конфликты с местным населением, которому именно сегодня понадобилось тоже попасть на озеро именно в этом месте. Но застолье продолжалось, шурпы было много, а вот салат нашим солдатикам пришлось делать дополнительно еще раза три, даже при нехватке уже некоторых компонентов. Коньяк тоже скоро закончился, но народ оказался не очень привередливым, и в ход пошел разведенный спирт, тем более что в него добавляли жидкий пантогематоген, несколько пузырьков которого предусмотрительно захватил с собой директор зверосовхоза. Так гости просидели часов до 16-ти, потом их перевезли на катер, и они ушли, а за стол уже сели мы, и тоже посидели часок. Потом свернули все развернутое хозяйство, тыловскую машину я отправил на барже на "большую землю", и уже часов в 19 заявился домой, получив нагоняй от жены за бесполезно проведенное для семьи воскресенье.

От начальства же было получено благосклонное одобрение, на другое утро мне было предписано прибыть в Разбойник с докладом и с лотосом для той самой дамы из комиссии. Пришлось под утро посылать матросов на озеро, где они браконьерски сорвали один лотос и принесли его мне в банке с озерной водой, а я отвез его через Темп О.Р.Тагиеву. Не знаю, дожил ли лотос до той дамы, ведь сорванные лотосы живут очень недолго, но я поставленную задачу выполнил.

Где-то еще весной 1972 года у меня на совещании поднялся вопрос о необходимости строительства новой электростанции, так как старое помещение, собранное чуть ли не из досок, уже пару раз загоралось от искр выхлопных труб дизелей, хорошо хоть мы его быстро тушили без ущерба для электроснабжения части. Нужно было строить новое, хотя бы шлакозаливное здание, и очень хотелось поставить в нем малооборотный дизель-генератор, более экономичный и простой в эксплуатации. Решили строить его рядом со штабом на краю площадки для построения личного состава, заодно уж к новому зданию электростанции решили пристроить 3-4 бокса для автомашин, как позволит площадь выделенной территории. Основным "прорабом" стройки стал мичман П.М.Мартюшев, наш главный технический специалист части. Мы с ним замерили размеры площадки под строительство, я на бумаге нарисовал "проект" нового здания с расчетом необходимых площадей для всех помещений, получилось возможным разместить помещение электростанции и 3 автомобильных бокса. Мы определили место фундамента здания, места установки кирпичных угловых и промежуточных столбов здания, между этими столбами должны быть стены из шлакоцементной смеси. Очередным весенним "аккордникам" было поручено вырыть траншею под фундамент и залить его. Они каким-то образом наняли в поселке рыбокомбината экскаваторщика на тракторе "Беларусь", и где-то за неделю выкопали траншею. С заливкой фундамента возникли трудности из-за возникающих периодически проблем с камнем, песком и цементом, но они сумели до демобилизации залить где-то 2/3 фундамента, остальное мы потихоньку потом залили в процессе дальней шей деятельности. Нужно сказать, что заниматься только этой работой мы не могли, поэтому все работы на стройке велись время от времени, когда появлялись материалы и время. Чтобы грамотно выкладывать кирпичный угол, я с Пашей Мартюшевым даже ездили к каменщикам в поселок поучиться этому делу. Так эта стройка и тянулась вплоть до моего убытия с острова, мы сумели возвести стены сооружения, настелили перекрытия крыши, залили фундаменты под три дизель-генератора и установили цистерну для дизельного топлива рядом с новым помещением будущей электростанции на пригорке, так что топливо должно было подаваться самотеком.

В это время возникли кое-какие трудности с нашим начальником хранения Н.Н.Трыковым. Где-то уже в третий раз за время своего пребывания в этой должности он "погорел на Бахусе". После очередной получки он пошел в поселок по каким-то делам в рабочих кителе и сапогах и пропал. Через несколько дней позвонил О.Р.Тагиев и приказал замполиту ехать во Владивосток забирать Н.Н.Трыкова из комендатуры. Замполит его привез, а так как это было уже не первый раз, начальник подал на его увольнение из ВМФ, что и было совершено, причем, по-моему, даже без пенсии. Я слышал, что вроде бы он устроился в Большом Камне в Рыбосовхоз, но что было дальше с ним, так и не знаю. Жалко, человек в целом был неплохой, работящий, но...

В середине августа 1972 года ко мне на остров приехал Коля Ковальчук попрощаться с нашей семьей в связи с отъездом в Ленинград, куда он поступил в Военно-Морскую академию. Мы хорошо просидели весь вечер за столом, Коля рассказал о порядке поступления в академию, о ее кафедрах N 24 и N 28 по нашей специальности. Наиболее подходящей для нас была 24 кафедра эксплуатации минно-торпедного оружия, которая в этом году набрала торпедистов, а на следующий год должна была набирать минеров - противоминщиков, эти специальности набирались через год. В разговоре он стал уговаривать и меня поступать в ВМА, при этом моя жена его активно поддерживала, я же отговаривался невозможностью вспомнить сдаваемые науки, считая, что уже все накрепко забыл. Но Коля с женой все равно давили на меня, как танки, и, в конце концов, по окончании застолья уговорили меня написать рапорт на имя командира части О.Р.Тагиева о разрешении мне поступать в ВМА на 24 кафедру в 1973 году. Утром мы опохмелились, и Коля увез мой рапорт с собой в Разбойник.

Через пару недель О.Р.Тагиев вызвал меня в Разбойник, в присутствии Б.В.Тучемского долго беседовал со мной, а в результате объявил, что дает ход моему рапорту, рекомендовал пройти предварительную медкомиссию на годность к поступлению в академию, а также начинать подготовку по предметам, сдаваемым на вступительных экзаменах. Для начала я написал письмо в Ленинград теще с просьбой выслать мне учебники по высшей математике и теоретической механике, что она и сделала в ближайшее время. На медкомиссию я поехал на мотоцикле в Промысловку в поликлинику ВМБС и где-то дня за три прошел ее. Меня признали годным, но рекомендовали вырезать гланды (у меня оказался хронический тонзиллит), оказалось, что служить на флоте с этим можно, а учиться в академии - нельзя. Это мероприятие я отложил на потом, а сразу потихоньку начал поднимать высшую математику. Времени на это у меня вполне хватало и на службе, и дома, и все стало прекрасно вспоминаться.

30 сентября 1972 года исполнилось 10 лет моей с Валентиной совместной жизни. Накануне я договорился с одним из знакомых в зверосовхозе, у которого в палисаднике росли самые красивые в поселке цветы: георгины и астры. Рано утром приехал к нему на мотоцикле, мы нарезали у него почти полную коляску цветов, и я вручил их своей любимой подруге. Многие соседи видели этот момент и были в некотором роде "шокированы" событием. Вечером мы с женой устроили званый ужин с приглашением самых близких знакомых, с тех пор я стараюсь ежегодно поздравлять цветами свою Валентину, вплоть до наших дней, ведь до того у нас как-то это не очень получалось.

Так в заботах о делах служебных, домашних, общественных прошли осень и зима, мы нормально встретили 1973 год, как оказалось впоследствии, мой последний год службы на острове Путятина и ТОФе вообще. Все это время я продолжал заниматься высшей математикой и уже к марту месяцу проштудировал весь учебник "Математического анализа" Бермана. В феврале жене пришлось уволиться с топливного склада, и она устроилась работать воспитателем в новый детский комбинат, который построили на рыбокомбинате рядом со школой поселка. Этот детский комбинат был построен с хорошими бытовыми условиями, с водопроводом и, соответственно, с нормальными умывальным помещением и туалетом, что для поселковых ребятишек было большим удивительным новшеством. Жене пришлось приучать их к новым условиям жизни, к тому же она была теперь рядом со школой, где учился сын.

Во второй половине марта я лег в госпиталь на операцию по удалению гланд и взял с собой учебник по теоретической механике. В госпитале я повстречал своего бывшего командира БЧ-1-4-Р на тральщике, которым я командовал в Чажме, впоследствии начальника Рейдовой службы ВМБС и уже опять капитан-лейтенанта Славу Степанова. Он периодически пытался помешать моим занятиям, но здесь я проявил достаточное упорство и за пару недель в госпитале сумел плотно начать эту науку. Операция оказалась несложной, просто с не очень приятными послеоперационными днями, но скоро я вернулся домой готовым к службе и в академии.

В апреле на острове высадился десант строителей с техникой. Оказывается, по планам высшего командования в южной части острова было решено оборудовать береговую ракетную позицию, но где точно и для каких целей мне было точно не известно, да и не интересовало, своих дел хватало и в части, и дома и в подготовке к экзаменам. Единственно, что осталось в памяти от этого мероприятия это то, что начальники строителей приехали ко мне и попросили поставить их на довольствие, от чего я, естественно, отказался, хватало забот и трудностей со снабжением своих людей. Я предложил им продукты на неделю, а дальше попросил наладить самостоятельное снабжение, с чем они согласились. Еще они попросили, не смогу ли я устроить у себя пару семей офицеров - ракетчиков, которые наблюдали за строительством и планировались к службе на этой позиции. У меня была пара свободных квартир, и я разрешил занять их этим офицерам. Скоро приехали их жены с нехитрым домашним скарбом, и мы помогли им устроиться, с кое-какими бытовыми предметами, типа кроватей, моя жена помогала им овощами с огорода, яйцами и другой мелочью, ведь это были такие же бедолаги, как и мы, скитающиеся из одного места в другое.

Этой весной мы с Валентиной засадили аж два огорода картошкой и разными овощами, второй огород выше нашего дома у сараев освободился после отъезда одной из семей с острова, там была очень хорошая земля, и мы его заняли, ведь занятие огородами тоже скрашивало островную жизнь и помогало разнообразить питание семьи. Мы пока не знали, что урожай этого года придется распродавать и раздавать и что наступит это знаменательное время. Интересный факт также получился в том, что в один из дней наш "вещевик" мичман Ф.Андреев привез две пары адмиральских полуботинок, которые каким-то образом получил на складе. Одну пару он взял себе, а вторую предложил мне с небольшой доплатой, я согласился и теперь мог щеголять в адмиральской обуви.

Так прошло время до июня, и все это время мои документы ходили по флотским инстанциям и благополучно их преодолели, так как большинство начальников, знавших меня с не лучшей стороны, куда-то перевелись или ушли в мир иной. И в июне пришел вызов на откомандирование меня на экзамены в ТОВВМУ во Владивосток. О.Р.Тагиев сообщил мне об этом с некоторой задержкой, так что при прибытии в училище меня пожурили за позднее прибытие, но это нисколько не помешало всему процессу. Мне сказали, что планировалось кандидатов в ВМА на время экзаменов поселить в корпус 5-тикурсников училища, где были 4-х местные комнаты с достаточно хорошими бытовыми условиями, но в связи с задержкой отъезда выпускников на практику, нам придется пожить в спортзале училища, оборудованном под спальное помещение. Так что пришлось вспомнить курсантские годы и поселиться в большом помещении, где стояло порядка 80-ти коек, как в обычной казарме. Эту казарму мы заполнили полностью, офицеры были в званиях от капитан-лейтенантов, как я (старлеев не помню), до капитанов 2 ранга и с разных должностей, здесь же были и поступающие на командирский факультет, и летчики, и т.д. и т.п. Для меня стало приятной неожиданностью встретить в этой толпе Вадима Харченко, оказалось, что он уже флагмин 47 бковр и тоже поступает на 2 факультет, только на 28 кафедру боевого использования минно-торпедного оружия. Мы с ним спарились, вместе готовились, вместе проводили время, он все еще жил на Русском острове, мог чаще быть дома, ведь это было рядом.

В то время экзамены для поступления в ВМА кандидаты с БФ, СФ и ЧФ сдавали непосредственно в академии, а кандидаты ТОФ в ТОВВМУ во Владивостоке, куда приезжала небольшая приемная комиссия из академии, они привлекали к экзаменам и преподавателей училища. В этот раз председателем комиссии приехал вице-адмирал, фамилии не помню, по-моему, заместитель начальника академии по учебной части, в составе комиссии была женщина Е. А. Максимова - преподаватель математики в академии, которую все боялись больше всего, от 24 кафедры был заместитель ее начальника капитан 1 ранга Горовенко Григорий Захарович. На экзамены в то время отводилось почти 2 месяца: месяц на подготовку и месяц на сами экзамены. В нашей группе поступавших на 24 кафедру было 9 человек, сколько сдавало экзамены с других флотов, мы не знали, знали только, что набирают только 6 человек, то есть конкурс был более 2-х человек на место. Всего на эту кафедру мы должны были сдать 4 экзамена: высшую математику с элементами теории вероятности, теоретическую механику, боевые средства флота (БСФ) и специальность. За первый месяц подготовки к экзаменам Е.А.Максимова на консультационных занятиях сумела прочитать нам практически весь курс математического анализа, я был на всех ее занятиях, хотя и прошел весь учебник до этого. При этом она обратила внимание, что одна из теорем имеет два варианта доказательства, как она сказала "московский", что изложен в учебнике", и "ленинградский", который она нам тоже изложила. По остальным предметам консультаций почти не было.

Надо сказать, что все кандидаты почему-то боялись только математики, и зубрили ее, решали задачи все время подготовки, считая, что, сдав математику, остальные экзамены сдадутся сами собой, да и вся история сдачи экзаменов в академию говорила о том, что больше всего кандидатов режутся на математике. Для меня и математика и теормех были, в основном, изученным материалом, для меня важнее было готовиться по БСФ и специальности. Материалы по этим дисциплинам были секретными, у нас на группу был один секретчик капитан 3 ранга Гена Александров, на которого был заведен чемодан с секретными документами, и только он мог получать литературу по этим предметам. Делать ему этого не очень хотелось, так что мне приходилось его буквально заставлять брать для меня чемодан и книги. Несколько раз я начинал изучать учебник "Минное оружие", там в первой части его был раздел "Предохранительные приборы мин", и получилось так, что я этот раздел тоже прочитал несколько раз и хорошо его запомнил. В подготовке по БСФ мне очень здорово помог Вадим Харченко, который и многое знал по оружию всех флотов, ведь он был флагмином овра, а и по всей моей дальнейшей службе я убедился, что в овре самые подготовленные офицеры. Кроме того, у Вадима была записная книжка, в которую были занесены данные по оружию всех иностранных флотов и нашего ВМФ, он давал и мне эту книжку для подготовки, но хранил ее, как зеницу ока, ведь по тем временам она была сверхсекретной, и за нее можно было серьезно "погореть".

Так в занятиях проходили дни первого месяца подготовки к экзаменам. Без семьи, конечно, было скучновато, я частенько звонил от дежурного по училищу домой по оперативной связи, раза два ездил домой на выходные. Уезжал я из Владивостока послеобеденным поездом до станции Дунай, потом пешком пару километров до поселка Темп, оттуда катером рыбокомбината до острова, и где-то к 24 часам я был дома, возвращался в училище обратным путем в воскресенье ночью. Кстати, из-за своей скромности я не решился пригласить к себе в гости Г.З.Горовенко, только впоследствии, уже учась в академии и разговаривая с ним, я узнал от него, что он с удовольствием съездил бы на экзотический остров Путятина, наверное, это было бы дополнительной гарантией моего поступления. Но сделать этого я не смог, жалею об этом до сих пор, ведь не сумел показать хорошему человеку экзотику Дальнего Востока, ну что ж, я привык надеяться только на свои силы. Вадим Харченко ездил домой, естественно, каждые выходные, приезжал он обычно в понедельник утром, и пару раз приезжал довольно в тяжелом состоянии, тогда мы с утра шли в пивбар. С пивом во Владивостоке в то время была большая напряженка, но недалеко от училища был чуть ли не единственный в городе пивбар, построенный под галантерейным магазином, и мы, зайдя туда часов в 10 утра, под пивко и закуску просиживали часов до 17, но, повторяю еще раз, это было всего 2-3 раза за все время экзаменов. Надо сказать также, что жена, предчувствуя переезд в Ленинград, старалась не ограничивать меня в средствах, чтобы я нормально жил и питался во время экзаменов, я же особенно не шиковал, но мог позволить себе небольшие излишества. В один из своих приездов домой мы сумели с кем-то из знакомых, летящих в Москву в отпуск, отправить туда и 10-тилетнего сына, где его встретили мои родители и увезли к себе в Ногинск.

15 июня мы узнали о трагедии на 4 флотилии АПЛ в б.Павловского, когда ее апл К-66 протаранило научно-исследовательское судно "Академик Берг", и погибло около 30 подводников, большая часть которых были офицеры и сверхсрочники. Среди кандидатов было много подводников, некоторые были и с 4-ой флотилии, они практически все знали кого-то из погибших, и они "гудели" по этому поводу, наверное, целую неделю, вовлекая в это дело и всех остальных.

В июле начались экзамены, у меня первым экзаменом была математика. Первым вопросом мне досталась как раз та теорема с 2-мя доказательствами, оба варианта которых я изложил преподавателю, чем она была очень довольна. Второй вопрос тоже был по математике, я его знал, поэтому дополнительные вопросы мне она задавала по основным определениям теории вероятности, которые я также выучил прекрасно, а задачка была элементарной по азам теории вероятности. В целом я нормально заработал "пятерку", Вадим тоже нормально сдал первый экзамен, и мы остальную часть дня посвятили отдыху. В дальнейшем у нас с ним сложилась традиция: вечером перед экзаменом после ужина гулять на воздухе и нормально ложится спать, в то время как другие зубрили чуть ли не до утра, а после экзамена отдыхать, чтобы на следующий день с утра начинать подготовку к следующему. Перерывы между экзаменами были порядка 3-4-х дней, этого времени хватало, чтобы освежить предмет.

Вторым экзаменом у меня была теоретическая механика. Первым вопросом мне достался вопрос из статики, его я знал прекрасно, а вот второй вопрос из динамики я помнил и в целом знал, но как-то забыл ход доказательства, поэтому я написал на доске все, что помнил. Экзамен этот принимал начальник кафедры училища по этой дисциплине, достаточно пожилой мужчина, со своей дочерью, также преподавателем этой кафедры. Передо мной отвечал Андрей Голубцов, военпред с судоремонтного завода в Большом Камне, ему достался очень хлебный вопрос о кариолисовом ускорении, и он его хорошо ответил, я аж позавидовал этому вопросу. Перед самым моим ответом в класс вошел председатель комиссии вице-адмирал, и мне пришлось отвечать при нем. Я блестяще изложил первый вопрос, а на второй я ответил так: четко изложил условия и задачу доказательства, сказал, что ход доказательства я знаю, но забыл, но также четко изложил результат и выводы из доказательства. Задачка опять оказалась элементарной на статику, я ее решил, вышел из класса надеясь, что хоть "тройку" мне поставят. Но, подводя итоги, преподаватель объявил мне "четверку", сказав, что адмиралу очень понравилась моя четкость ответа, постановки задачи и выводов, я ликовал. После этого экзамена нас, наконец-то, переселили в корпус выпускников училища в более комфортные условия по сравнению с казармой в спортзале.

Третьим экзаменом были БСФ, его принимали, в основном, офицеры преподаватели училища. Перед экзаменом я выпросил у Вадима Харченко его записную книжку, он этот экзамен уже сдал, но очень боялся, естественно, что ее обнаружит кто-нибудь чужой, но дал, и я пошел с ней на экзамен. Первым вопросом мне достался наш крейсер проекта 68-бис, я его хорошо знал, ведь мы были на нем на практике после первого курса училища, многого там натерпелись, но многое изучили, я все помнил и нормально ответил. Но преподаватель артиллерист дополнительно спросил, а какой калибр есть у американцев, близкий к нашему главному калибру крейсера. На этот вопрос я не ответил, а второй вопрос был по средствам ГПД нашим и противника, я по нему и знал кое-что, и подсмотрел в книжечке, так что ответил достаточно полно. В результате я получил "четверку", и мы сразу с Вадимом пошли в кочегарку училища, где торжественно предали огню его книжечку, надеясь, что больше она нам не пригодится.

Последним, четвертым экзаменом был специальность, и тут мне опять первым достался вопрос по предохранительным приборам мин, который знал прекрасно, и также ответил. Второй вопрос был по тралу ПЭМТ-4, на практике я с ним не встречался, но внимательно прямо на экзамене изучив плакат по нему, который разрешалось использовать, как наглядное пособие, и вспомнив что-то еще из училищных знаний, ответил вполне прилично. Был и третий вопрос по ПАУТам и САУТам, о них я вообще ничего не слышал, но, вспоминая училищные знания и приборы, которые были у меня на тральщиках, что-то такое там наплел. В результате Г.З.Горовенко поставил мне "пятерку", видимо все-таки учитывая мои предыдущие оценки.

Таким образом, я набрал 18 баллов из 20, впереди меня в нашей группе оказался только Андрей Голубцов с 19 баллами, у всех остальных было значительно меньше, и ему и мне Г.З.Горовенко сообщил, что мы пройдем. Я сразу позвонил жене, сообщил ей радостную весть и велел завтра утренним поездом выезжать во Владивосток. Сам я последний раз переночевал в училище, утром рассчитался с принимающей стороной, собрал вещички, которые умещались в портфель, и поехал встречать жену.

Валентина приехала в обед, мы сразу пошли в гостиницу ТОФ недалеко от вокзала, на одну ночь там всегда можно было снять номер, что мы и сделали. Мы немного отдохнули, а потом пошли в новый ресторан "Коралл", где просидели до поздней ночи. Мы выпивали, танцевали, а фактически прощались с городом и Дальним Востоком, надеясь, что навсегда. Потом мы переночевали в гостинице, а в обед на другой день уехали на остров готовиться к новой жизни, это был конец июля.

На острове мы стали ждать вызова из академии, я включился в служебную деятельность, а жена занялась ликвидацией имущества и хозяйства, хорошо, что сын был в Ногинске, меньше было забот об удобствах жизни. Валентина сумела продать в поселке зверосовхоза телевизор, диван-кровать, шкаф, даже кое-что из одежды и обуви, особенно детской. Картошка в этом году у нас уродилась отменная, и ее с удовольствием брали новые приехавшие к нам жители и прикомандированные. Еще жена забрала в школе документы сына, а его учительница очень сокрушалась потерей хорошего ученика. Я же первым делом решил продать мотоцикл и сообщил об этом нашему поселковому милиционеру М.Откидачу, он нашел мне покупателя из Большого Камня. Мотоцикл я продал за те же деньги, что и покупал, а заодно подарил милиционеру нашу собаку, которую он собирался оформить как розыскную, не знаю, что из этого у него получилось, знаю только, что однажды Нуар помог ему поймать воришек в детском саду поселка. В свободное от службы время я собирал багаж, который мы собирались брать с собой в Питер. Всего у меня набралось 4 фанерных ящика из-под папирос всяких мягких вещей и посуды вместе с коврами и велосипедом, который я в разобранном виде также засунул в ящик. Еще набралось два чемодана вещей первой необходимости, вот и все, что я нажил за 11 лет службы на ТОФ.

Я уже начал волноваться задержкой вызова из академии, но оказалось, что в 10-х числах августа ожидалась проверка флота комиссией Главного штаба ВМФ, и меня решили не отвлекать от подготовки к ней. На остров приехал сам начальник УПВ ВМФ контр-адмирал А.Г.Пухов, быстренько прошелся по технической территории, зашел в цех, который стараниями А.С.Горбунова был в идеальном состоянии, в целом остался доволен положением дел, видимо еще и в предвкушении предстоящего обеда. О.Р.Тагиеву, который сопровождал А.Г.Пухова, я передал на их обед сверток с крабами и креветками, а он сообщил мне, что вызов из академии пришел, и я могу сдавать дела.

Первым делом я на другой день смотался в Разбойник и оформил все положенные документы, а на следующий день поехал на нашем грузовике ЗИЛ-130 в Находку сдавать багаж, приведя перед поездкой машину в идеальный порядок. С собой я взял двух моряков - Юру Ушакова и Кима. В Находке мы очень быстро сдали багаж в два маленьких почтовых контейнера, и Ким предложил заехать к нему домой подкрепиться. Дом его оказался недалеко от Находки под Сучаном, его родителей не оказалось дома, но нас хорошо накормила его сестра и дала нам с собой несколько ящиков помидор. На обратном пути сразу за Находкой нас остановила солдатская ВАИ, увидев, что едут моряки, придралась к какой-то мелочи и поставила автомобиль на штрафстоянку. Из разговоров солдат я понял, что ВАИ от ракетного полка, стоящего рядом. Я попросил подбросить меня до полка, они на "козле" подвезли меня, и я пошел к командиру полка. Я ему представился и спросил, не его ли люди обосновываются на острове Путятина, он это подтвердил. Тогда я рассказал ему, как помог его людям и за что задержало меня его ВАИ. Он тут же вызвал начальника ВАИ, "пожурил" его слегка и приказал отвезти меня к машине, отпустить и проводить с почетом. Так я сумел быстро вернуться на остров, помидоры отдали на камбуз, а я стал готовиться к отъезду.

В 1973 году в КПСС начался обмен партийных билетов, и мне, как убывающему из партийной организации, обменяли билет вне очереди. По правилам обмена снятые партийные взыскания в новую учетную карточку не записывались, поэтому перед убытием с ТОФ я получил новые чистые партийные документы, правда чувствовалось, что начальник политотдела Тыла ВМБС, подписывая эти документы и вручая мне новый партийный билет, был этим не очень доволен.

На замену мне прислали молодого лейтенанта прямо из училища, и я начал сдавать ему дела по минной группе. Дела по части у меня были внештатные, сдавать их было некому, пока руководить всем оставался замполит. В целом дела я сдал нормально, как обычно возникли проблемы с вещевым имуществом минной группы: не хватило простыней, одеял и чего-то другого по мелочи. Я позвал к себе домой нашего вещевика Федю Андреева, жена накрыла хороший стол, мы его здорово угостили, дали бутылочку с собой, и на другой день он завизировал акт сдачи мной дел без замечаний. Таким образом, я остался чист перед Тихоокеанским флотом.

Где-то числа 20-го августа 1973 года мы с женой утренним катером часов в 5 утра с 2-мя чемоданами в руках покинули остров Путятина. Я попросил проводить меня и помочь донести чемоданы от катера до поезда своего доверенного моряка старшину 2 статьи Юру Ушакова, что он и выполнил и был последним, с кем я попрощался на станции Дунай. Приехав во Владивосток, мы сразу же взяли билеты на самолет до Ленинграда, и где-то вечером помахали городу ручкой с воздуха. Так окончилась наша 11-тилетняя тихоокеанская эпопея.

Оставить комментарий © Copyright Бандурин Евгений Николаевич (ben-ru@list.ru) Размещен: 03/03/2018, изменен: 22/04/2018. 280k. Статистика. Повесть: Мемуары Иллюстрации/приложения: 37 шт.		Ваша оценка:

Бандурин Евгений Николаевич : другие произведения.

Моя военно-морская жизнь. Часть 2. Тихоокеанский флот