Бальмина Рита Дмитриевна :
другие произведения.
Извлечение корней (из книги Закрытие Америки)
Самиздат:
[
Регистрация
] [
Найти
] [
Рейтинги
] [
Обсуждения
] [
Новинки
] [
Обзоры
] [
Помощь
|
Техвопросы
]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Комментарии: 36, последний от 15/01/2005.
© Copyright
Бальмина Рита Дмитриевна
(
rita_balmin@yahoo.com
)
Размещен: 29/11/2003, изменен: 17/02/2009. 11k.
Статистика.
Сборник стихов
:
Поэзия
Иллюстрации/приложения: 1 шт.
Ваша оценка:
не читать
очень плохо
плохо
посредственно
терпимо
не читал
нормально
хорошая книга
отличная книга
великолепно
шедевр
Закрытие Америки
ИЗ ЦИКЛА "ИЗВЛЕЧЕНИЕ КОРНЕЙ"
ПРИМОРСКИЙ БУЛЬВАР
Устно, письменно, мысленно
или посредством астральной связи...
Городские куранты над Пушкиным громко и гулко,
голубая струя - голубям на чугунной вазе:
не иду по бульвару, а припоминаю прогулку.
На скамейке старушки о чем-то беззубо смеются,
из колясок младенцы, а им еще плакать и плакать,
и потрескалось ветками тверди молочное блюдце,
и по капле, по капле туман превращается в слякоть.
У Потемкинской лестницы - парочки: место свиданий,
только Дюк одинок. Вы от зависти позеленели,
господин Ришелье, или вязкая сырость апреля?..
Может вместе, под ручку, -
вдоль этих закрученных зданий,
мимо голых платанов, ручных голубей,
а над нами куранты?
(Жаль народ из аллей разбежался, шалея.)
Вам давно надоел одинокий удел эмигранта? -
Так пожалуйтесь! Может быть, Вас пожалеют.
Устно, письменно, мысленно или посредством жеста.
А всего вероятней - вернут и поставят на место...
***
Еще я здесь, но вам уже нельзя
Не потерять меня, мои друзья,
Еще я здесь, но мне уже легко
Переселиться очень далеко.
Еще я здесь, как видите. Поскольку
Наш мозг затвердевает, как орех,
Америка распахнута настолько,
Что не попасть в нее тяжелый грех.
Еще я здесь, но тайные, другие
Прядутся нити, парки голосят,
Я, может быть, умру от ностальгии
Лет через сорок или пятьдесят.
Еще я здесь, гляжу с родного мыса
За горизонт, мечтая о земле,
И чувствую себя почти как крыса
На потерявшем мачту корабле.
Еще я здесь. Разбитое корыто
Толкну ногой, задвину под кровать.
Америка пока еще открыта,
Но, ходят слухи, будут закрывать!
***
Есть геометрия, в которой нет
Ни Лобачевского с Эвклидом, ни Дизарго,
Ни Пифагора -
И такой предмет
Не изучают дети в тесных классах,
И на доске не чертят биссектрису,
Разрезавшую ровно пополам
Наш уголок... я убрала цветами...
У провожающих в руках цветы.
А перемена мест не изменяет
Ни суммы неизвестных, ни значенья
Таких условий, при которых ты
Возводишь в степень страхи и сомненья.
И только боль день ото дня сильней
От извлеченья собственных корней.
***
Осталось вечные долги раздать,
И сестрам по серьгам, и поклониться
На все четыре, а чтоб годы вспять
Могла рулеткой память-баловница -
Осталось из семейного альбома
Две-три любимых фотографии
С корнями вырвать, вырваться, удрать -
Не из под власти, а из биографии
Географически контрольных мест.
Уже в руке дрожит прощальный жест,
Сейчас "Славянка" над перроном заиграет
И я ступлю - даст Бог, свинья не съест,
В разверзшуюся пропасть рая.
***
И когда мой экспресс застучит и умчится,
Постелите мне степь: я степная волчица
Из растрелянной стаи, чей вой в городах
Даже тише полшепота был вне закона.
Оставаясь глухой к перебранке вагонов
В обстановке движенья, крушенья основ,
Приближенья уже запоздалых вокзалов,
В новолунье без рун я себе предсказала
Априорное знанье не понятых слов
На чужом языке, незнакомые лица,
Ностальгический сон про степную волчицу.
***
А мальчик ел мороженое и
смотрел, как взрослые вносили утварь
по трапу - сундуки, баулы -
и бабушку жалел:
она сидела на чемодане,
что-то бормотала
и поминутно к шее прижимала
седеющего пинчера. Отец
зачем-то бросил в море горсть монет,
они, как рыбы, серебристой стаей
ушли ко дну. Пройдет немало дней-
ребенок вырастет и осознает,
что это было вехой, перелом -
что начиналось летоисчисленье
по новому звучащей эры,
когда взлетали руки из толпы
на пирсе... А слова прощанья
на варварском забытом языке
(читай родном) перечеркнуло время
и горизонт... И, по большому счету,
Система Социального Устройства.
***
Смеется роджер, в трюмах трали-вали,
Крепчает штиль, отринуты сомненья -
И Ной солярку в баки заливает,
И обречен на вечное спасенье,
На вечный бой - покойников оставим:
Им все равно, что после нас потоп -
Пускай могилы порастут кустами
Морской капусты, а потом, потом,
Потом на абордаж берется Арарат,
И все становится как до потопа:
Кто был не рад, тот все равно не рад -
Америка, Австралия, Европа
В последнем чтеньи принятый Завет
Впоследствии окрестят Новым -
И нет Ковчега, и потопа нет,
И сброшены одежды Ноем.
П.Б.
Май девяностого года,
Мятая зелень Горсада,
Праздник и много народа,
и отовсюду "Ламбада".
Город горд, переполнив
Чашу греха и смеха:
Завтра уже не помним
Тех, кто вчера уехал.
***
Не состоится наша встреча -
Но в глубине души таится
Надежда: не бесчеловечен
Господь к перемещенным лицам,
И я не нарываюсь на спор и
Смиряюсь, говоря: "Храни вас Боже -
На разных полюсах диаспоры
Вымаливать одно и то же".
***
Не буду жить ни в райских кущах,
Среди жар-птиц яйцекладущих,
Ни на заоблачном последнем
Пятьсот десятом этаже;
Не буду заполнять анкеты,
Зачитываясь словарями,
И преодолевать диеты,
Чтоб превратиться в экорше.
Я постараюсь приспособиться,
Живя без визы и гаранта,
От коммунальной межусобицы
Переходя к идеям Канта.
***
...и лениво сквозь солнцезащитные очки,
под всплески воды в бассейне на палубе,
наблюдать край света,
втянув горизонт в зрачки,
и не прислушиваться к чаячьей жалобе
на отсутствие корма (назойливый крик);
крепкий и загорелый старик
демонстрирует, стоя на голове, плоды
культуризма и йоги, -
потом его вернувшиеся из-под небес ноги
оставят быстросохнущие следы
на раскаленной палубе... одно и то же
каждый день. Милосердный Боже,
я делаюсь брюзгой, становлюсь капризней, -
все думается: какого черта
пространство,
очерченное корабельным бортом,
превращается во время, напрочь вычеркнутое
из жизни?
***
Нелетная. До половины третьего
Задержан рейс его из Шереметьева,
Пространство к времени пристрастно.
Странно:
Нет выхода из бара-ресторана.
Официанты сонные грустят,
И дым отечества под люстрой коромыслом,
Когда тебе почти под шестьдесят,
Нет в циферблатах собственного смысла.
И, сопрягая с нецензурной бранью
Обрывки элитарнейших цитат,
Усталый обитатель мирозданья
Опять роняет голову в салат.
В весеннем небе вспыхнет самолет,
О чем напишут в очерке, что даже
Абстрактный гуманизм ведет на эшафот -
Конкретный приведет туда же.
***
Мысль ускользает, и летит туда,
где хмурый ветер развевает
знамена алые, где талая вода
парад на площади уныло отражает,
и праздничного шествия стада
под марши шлепают по лужам
с большими транспарантами, простужен,
вождь на трибуне кашляет в кулак,
над башней гордо реет мокрый флаг
с пещерной атрибутикой труда,
но снова возвращаются сюда,
где на меня глядят устало
венецианские каналы
зеркальной рябью пасмурного дня,
и, где ветрам прибрежным вторя,
Адриатическое море
ничем не радует меня.
***
Ты придешь из дождя, из автобусной давки
И усядешься в мокром плаще на диван,
Сообщишь, что проект "заморозили" в главке,
Потому что куратор - отпетый болван,
Будешь много курить, в телефонную трубку
Назовешь дураками кого-то в Москве,
И покажешься мне похудевшим и хрупким
И все меньше волос на твоей голове.
А потом ты заснешь за вечерней газетой,
Не прочтя до конца про вчерашнее зло,
И приснишься себе популярным поэтом,
Ну, хоть в этом сегодня тебе повезло.
***
Когда отвергнутое предложенье
лишили смысла только потому,
что существительное от глагола
отделено частицей отрицанья,
годами междометий, океаном
страдательных причастий, - то предлог,
возможно, все-таки найдется,
чтоб завершить корявый перевод