Я очень любил картофельное пюре. Горячее. С маслом. И не только потому, что оно очень вкусное. Прежде чем съесть пюре, из него можно было построить горы и овраги, фигурки различных сказочных зверюшек, летающую тарелку и, даже, инопланетянина. И, пока, картошка съедалась, я успевал побывать на самой высокой горе в мире, слетать на Луну и обратно.
- Картошка остыла, путешественник ты мой, - мама пыталась хмурить брови, но глаза при этом были добрые-предобрые.
Когда мама спрашивала, что приготовить сегодня, я отвечал: "Картошку, в которой много солнца". Мне так и казалось - желтая она именно от того, что в ней много солнца. При этом мама встречалась взглядом с папой, и они улыбались.
Но сегодня была каша гречневая. С молоком. Мне она не очень нравилась, точнее, нравилась, но чуть-чуть. Ни о каком аппетите не могло быть и речи - там за калиновым кустом, недалеко от старой груши я обнаружил огромный муравейник. Нужно было, как можно скорее, разделаться с этой кашей и бежать туда, где копошатся в земле тысячи, да нет, тысячи тысяч маленьких, непоседливых мурашек.
На кухню зашла мама и сказала:
- Я пойду в палисадник, проведаю свои цветочки,а ты, сынок, покушай, убери со стола и вымой посуду.
- Угу, - промычал я с набитым ртом.
Наспех доев кашу и запив молоком, я выскочил за двери. Тихий, летний день остывал, словно выключенная духовка на кухне. Я любил это время, когда дневной зной сменялся вечерней прохладой. Ну, предположим, до прохлады было еще далеко, но и солнце уже светило не так - утратило былую силушку. Почувствовав это, со всех щелей и укромных мест, где можно было упрятаться от жары, стали выползать, выпрыгивать и вылетать всякие червячки, паучки, жучки и птицы.
Пробежав несколько метров, вдруг вспомнил:
- Стоп! Совсем забыл! - выкрикнул я и бегом вернулся в дом. Где же оно? Еще вчера попадалось мне на глаза. Ах, вот где! На тумбочке, в комнате родителей лежало увеличительное стекло в пластмассовом футлярчике. Потянул за небольшой выступ, и стекло выдвинулось из футляра, задвинул обратно, и стекло спряталось в свой домик. Очень удобно.
Пробегая мимо кухни, увидел оставшуюся грязную посуду.
- Да, ладно! Мама помоет, - мотнул я головой и выскочил на улицу.
Муравьи, казалось, не замечали ничего вокруг, были заняты своими муравьиными делами.
- Интересненько, чем вы тут занимаетесь? - лежа на животе, я приблизил к глазу увеличительное стекло. Да тут целая армия маленьких, юрких мурашек. Все куда-то спешили: одни - из муравейника, другие - обратно в дом. Некоторые тащили на себе какие-то травинки, соломинки, щепки и много еще чего. Несколько муравьев облепили полузасушенную муху и, толкаясь, медленно продвигали ее к своему жилью. Один из работников остановился и посмотрел в мою сторону. Судя по тому, как шевелились его усы, я понял, что он пытается, что-то мне сказать.
- Что вы говорите? - приблизившись к муравью, спросил я.
- Чего уставился? Помогай! - пропищал муравей.
- Я сейчас. Разрешите.
Отодвинув одного из муравьев в сторону, схватился за освободившуюся лапу мухи. Упираясь ногами в сыпучий грунт, я изо всех сил стал тащить добычу. Знакомый муравей, который первым заговорил со мной, оказался старшим этой небольшой группы.
- Р-раз! Два! Взяли! Еще р-раз! - командовал он и работа спорилась. Было весело и нетяжело.
- Дружней, взяли! Р-раз! Два! - муравей-командир посмотрел на меня и, как показалось, подмигнул.
- А он всегда такой неугомонный? - спросил я у муравья по-соседству справа.
- Всегда, да и не только он. У нас все любят и умеют работать. Мы с детства приучены к труду, к умению жить в коллективе. Нам по-другому нельзя.
Муравей выпрямил спину и с любопытством начал меня разглядывать. Возможно, мой вид и вызывал у него некоторые вопросы, но он слишком дорожил рабочим временем, чтобы тратить его на пустые разговоры. И муравей вновь ухватился за муху, пытаясь подстроиться под звонкое "раз-два".
"Нам по-другому нельзя. Нам по-другому нельзя", - повторялась и повторялась фраза в голове.
- Скажите, пожалуйста, - обратился я к муравью слева, - а почему по-другому нельзя?
- То есть? - пропищал тот и по голосу я понял, что это был муравей-подросток.
- Почему нужно жить обязательно в коллективе? Почему нельзя жить в одиночку? Не нужно с утра до ночи гнуть спину, живи в свое удовольствие, отдыхай и радуйся свободе.
- Новенький, что ли? - пошевелил небольшими усиками подросток. - Элементарно все. Во-первых, смог бы ты в одиночку построить вот этот муравейник? Нет, не смог. Во-вторых, как бы ты в одиночку дотащил до дома муху? Да, никак. А, в-третьих...
И тут раздался резкий свист и над головой пронесся громкий окрик командира:
- Желтобрюхие справа! Слушай мою команду! Занять оборону!
Мураши, не сговариваясь, выстроились в ряд и повернулись лицом в сторону калинового куста. Там, из-под высокой травы появились полчища желтобрюхих муравьев. По их злобным лицам было видно, что пришли они с недобрыми намерениями.
Бой длился недолго. Дружно и отчаянно сражались наши муравьи. Пришлось и мне своим друзьям помогать - несколько раз я огрел палкой по спинам неприятеля. Сначала желтобрюхие немного попятились назад, а затем и вовсе бросились наутек. Когда муравьи возвратились с поля боя, мой новый знакомый, как ни в чем не бывало, продолжил:
- И, в-третьих, смог бы ты защитить свой дом и победить целую армию врагов, если бы был один? Вряд ли. Труд и отвага - вот, что является основным для настоящих мужчин.
"Подросток, а рассуждает, как взрослый", - подумалось мне.
Муравей посмотрел мне прямо в глаза и сказал:
- А ты, ничего, храбро дрался - я видел.
И от этих слов под рубашкой, на груди, по спине разлилось, растеклось приятное тепло."Труд и отвага", - завертелось в голове.
И тут я вспомнил! Как же так? Этого нельзя допустить! Я быстро засобирался домой.
- Куда же ты? - кричали мне вдогонку новые друзья.
- Я вернусь! Я обязательно вернусь, - уже на бегу помахал им рукой.
Пулей влетел в дом и сразу - на кухню. Так и есть - грязная посуда на столе, значит, мама еще не заходила в дом. Быстро вымыл тарелку, вилку и чашку.
- Труд и отвага, - снова и снова повторял я эти магические слова, - труд и отвага. Мама, я буду настоящим мужчиной. Тебе не будет стыдно за меня.