Косоглазое счастье
Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
Косоглазое счастье
Ну, когда же? Через минуту или через пять? А может через полчаса?!
Тема не выдержал и достал из-под подушки мобильник.
Нажал на джойстик. Шесть часов, двадцать восемь минут. Ага,
еще две осталось. Затем суицидный визг будильника, потом поиск тапочек под диваном, после этого пятиминутное сидение на все еще теплой постели. Ровно в шесть сорок из кухни донесется вопль мамы: " Завтрак стынет! Поднимайтесь быстрее! " Утреннее оцепенение как рукой снимет. Вот только армейская дисциплина никогда не оказывает нужного влияния. Снова Геля опередит его, закроется в ванной, включит горячую воду и с удовольствием и медлительностью займется принятием водных процедур, а его, дурачину, заставит стоять возле двери с полотенцем в руках и молиться, чтобы мама не застала его не умытым. И как назло она застанет его сонного, вялого, с полотенцем в руках возле закрытой двери, из-за которой донесется нечто вроде: " Лучик мой любимый - ЛМЛ... " или " Только ты не будь пока солнцем, слышишь? Я буду петь тебе песни с крыши ..."
Мама взглянет на него своими красивыми зелеными глазами, полными уныния и дикой усталости, после чего он послушно поплетется на кухню, сядет за стол, возьмет вилку, удрученно посмотрит на лапшу " Доширак", которую мама нарекла " стынущим завтраком", вздохнет пару раз и несмело погрузит вилку в корейский продукт. И тут же женская рука схватит его за ворот пижамы и вытащит из-за стола. В который раз он будет стоять у двери, за которой Геля больше упражняется в пении, чем принимает душ. Когда сестренка соизволит освободить ванную, уже будет семь часов, десять минут. А через час начнутся занятия в первой гимназии. Он впопыхах бросится в изрядно пропаренную комнату, поскользнется на мокром полу и свалится на него, больно стукнувшись головой. Единственное, что компенсирует его злоключения - смачный подзатыльник, который мама отвесит Геле за излишнюю медлительность. Он же уложится в десять минут и ровно в семь двадцать, чистенький, свеженький, со второй попытки сядет за стол. Поковыряет вилкой наконец-то остывший завтрак, хлебнет, как ни странно, обжигающий кофе, после чего помчится в свою спальню, где достанет из шкафа школьную форму: белую рубашку, черный пиджак и брюки. Оденется, схватит собранный с вечера портфель и направится в прихожую, где его как всегда ждет сиротливая пара черных ботинок. Обувшись, вытащит из портфеля ключи от квартиры и начнет открывать дверью. А время-то летит как сумасшедшее! Да тут еще мама пристанет с расспросами: "Ты душ принял? Ванну за собой помыл? Завтрак съел? Кофе выпил? "
Ровно в семь сорок допрос будет завершен. Но без поцелуя в щеку мама его никуда не пустит. Чмокнув ее, он наконец-то откроет дверь, выпорхнет на лестничную площадку и, без препятствий преодолев два этажа, очутится на улице. Тут же у подъезда остановится джип маминого начальника. Он выйдет из машины, одарит Тему равнодушным взглядом, усмехнется и. высоко задрав голову, с величавым видом зайдет в подъезд. Цель его прибытия состоит в том, чтобы отвезти Гелю в гимназию, а маму на работу. Тема в число любимчиков не входит. Входил бы, если бы сам не отказался от услуг бесплатного такси. А сделал он это из принципа: надоели ему мамины бесконечные, любовные похождения. Кого у нее только не было: и владелец заправочной станции, и смазливый официантик из какой-то забегаловки, и даже учитель физики из первой гимназии, в которой обучаются ее дети! Тема не желал вторгаться в ее личную жизнь. Но часто случалось так, что он, придя с занятий, заставал маму и ее очередного бойфренда в гостиной на диване абсолютно голыми и ведущими себя хуже животных. Что ему в таких ситуациях делать? Учить уроки, обедать, когда от громких стонов пропадает всякий аппетит? Ему ничего не оставалось, как взять учебники, спуститься во двор, сесть на скамейку и учить, учить, учить, несмотря на проливной дождь или снежную вьюгу. Хорошо хоть Геля не была свидетельницей маминых постельных игр. Она появлялась дома где-то за полночь, прокуренная, подвыпившая и зацелованная. Мама, наглотавшаяся снотворного и видевшая уже десятый сон, никаким образом не могла повлиять на дочь. Поэтому Тема выполнял материнские обязанности: кормил Гелю ужином, затем отводил ее в ванную комнату и смывал с ее прелестного личика вызывающий макияж. Потом укладывал юную бунтарку спать, сам же выполнял за нее домашнее задание. И чем старше становилась Ангелина, тем тяжелее с ней было Теме...
...Мысли не переставали роиться у него в голове. Внезапно все сплелось в один большой клубок: и гимназия, и мамины любовные утехи, и непослушание Гели. Тема представил, как он в очередной раз опоздает на урок, его как опоздавшего вызовут к доске, он снова блестяще ответит, затем сядет за свою последнюю парту и будет внимательно слушать новую тему, никого и ничего не замечая вокруг. Нет, не так. Не он никого не замечает, а его никто не замечает. Все в классе знают, что он присутствует на занятиях, всегда с удовольствием отвечает, всегда тянет руку, всегда по всем предметам получает "отлично", всегда...
Он типичный "ботаник". Ответит идеально на любой вопрос, справится с самой сложной контрольной, даже даст списать. Одноклассницы по началу оказывали ему знаки внимания, обнимали, целовали, а он терялся, не знал как себя вести. Каждая же из них боролась за право называться его девушкой. В классе считалось, что он симпатяга, даже "ангелочком" прозвали. В свои семнадцать он выглядел вполне взрослым, зрелым, уверенным в себе парнем. Вот только он никакой уверенности не ощущал. Его пугало поведение одноклассниц, называвших его сексуальным, приводило в отчаяние наплевательское отношение к учебе
Ангелины, раздражало безразличие матери. Если бы рядом был отец, все было бы по-другому. Он знал, был уверен в этом. Только одного не понимал: почему он бросил маму? Неужели не смог справиться с ответственностью, которая легла на его мужские плечи, когда родился Тема, а потом появилась Геля? Разве Артем не имеет права считать его сильным, мужественным человеком, главой и опорой семьи? Нет, не имеет. Он, как последний трус, сбежал из семьи, оставив жену с двумя малютками. И ни разу он так и не объявился, не вспомнил о своих кровиночках.
Нет, так жить невозможно. Тема приподнялся на постели и, дотянувшись до будильника, стоявшего на письменном столе, отключил его. Не пойдет он сегодня в гимназию. Останется дома, помоет посуду, наведет порядок в своей комнате, сходит в магазин за продуктами. Но ноги его не будет в гимназии! Ему до боли надоело выходить к доске с опущенной головой, боясь насмешливых взглядов одноклассников. Господи, он уже десять лет с ними учится, и неужели нельзя было его всего, с головы до ног, рассмотреть? Почему, когда он входит в класс, все освистывают его? Даже классная руководительница, Анна Игоревна, как-то пожаловалась его маме, что "ваш сын не такой как все, он не похож на других детей". А в чем, собственно, заключается эта непохожесть? В том, что он просмотру "Нашей Раши" предпочитает чтение Сэлинджера? Или в том, что вместо того, чтобы скачивать друг у друга дурацкие рингтоны, он по своему обыкновению становится возле подоконника с учебником в руках и повторяет прочитанный вечером параграф? Все, он не пойдет сегодня в гимназию и точка. Не пойдет хотя бы потому, что ему не под силу находиться на уроках физики, с учителем которой у его матери был мимолетный, но весьма бурный роман!
- Чего не встаешь? - он не услышал, как мама вошла в его комнату. - Уже без двадцати, Артем. Опять хочешь опоздать на уроки?
- Мама, - у него ком в горле застрял, и к матери он обратился хриплым, сдавленным голосом, - я не пойду сегодня на занятия.
Эта серьезная, казалось бы, фраза вызвала у нее глуповатую улыбку. Но когда весь смысл все-таки дошел до ее сознания, она полностью изменилась в лице: зеленые глаза заблестели настороженным блеском, губы из насыщенно алых превратились в бледно розовые.
- Повтори это еще раз, - тихо вымолвила мать.
- Мама... - начал было Тема.
--
Повтори то, что сказал, черт тебя дери! - рявкнула она, и лицо ее, которым он любовался минуту назад, сделалось неприятным: на щеках проступили некрасивые красные пятна.
- Я не пойду...
- Почему? - перебила она и принялась сверлить его безжалостным взглядом. Этот взгляд было невозможно стерпеть. Хуже пытки не существовало. Всякий раз, когда она на него так смотрела, Тема был готов сквозь землю провалиться , лишь бы скрыться от испепеляющих зеленых глаз матери .
--
Почему ? - снова задала вопрос и , осознав , что ответа на него не последует , присела на краешек дивана . Тема не отодвинулся . Он очень хотел , чтобы она погладила его по голове и как-нибудь ласково назвала . Это было бы намного лучше , чем холодный , неискренний поцелуй в щеку .
Из - за того , что у матери нет времени на внимание , заботу , ласку , не только в Теме произошли изменения . Геля стала другой . Она не походила на четырнадцатилетнюю девочку - хохотушку . Это была все познавшая и попробовавшая девица с сигаретой в одной руке , бутылкой "Сокола" в другой , и пирсингом на всех возможных частях тела . И "друзья" у нее соответствующие . Хотя , какие это друзья ? Так , компашка обдолбанных сопляков - недоучек , называющих себя готами . Кто это такие , Теме не суждено было понять . Геля , правда , пыталась ему что - такое объяснить , но он ограничился лишь черным цветом , камелотами , массивными кольцами и цепочками , плюс ночные посиделки на кладбище ( "для полного познания сути человеческой" ) .
Вообще , смерть - излюбленная тема для обсуждения у готов . Большинство из них не доживает до совершеннолетия , так как "познание сути человеческой" есть ничто иное , как экспериментирование со смертью . Вот и Ангел ( мама обожает ее так называть ) поддалась этому дебилизму . К примеру , пару недель назад Тема , наводивший порядок в ее вечно захламленной комнатушке , обнаружил под кроватью потрепанный блокнот , который он подарил ей на день рождения . Он хорошо помнил обложку блокнота : на белом фоне пухленький златокудрый ангелочек с голубком в ручонках . Он долго искал блокнот именно с таким нежным , добрым рисунком , чтобы потом со всей любовью подарить милой сестренке . И что же теперь он видел ? Обложка закрашена черным маркером и украшена любопытной надписью ( сделанной , видимо , бритвочкой , которую Геля всегда имела при себе ) : "Лики смерти" . Подсознательно воспроизводя содержимое блокнота , Тема заставил себя открыть его и прочитать записи первого листа . А ведь у него не было привычки копаться в Гелиных вещах и уж тем более читать ее дневники . Ну , точнее , ему приходилось читать ... но то школьный дневник и записи там сделаны учителями , а не родной сестрой . Короче , он углубился в чтении исповеди , сочиненной Ангелом .
"Они спокойно шли , не держа в сердце боли . Смерть подобралась внезапно , пронеслась над жизнью пламенем . А люди молятся за жизни умирающих . Один ребенок , не выпуская из рук креста , стоя перед погибшими , громко читал молитвы , молясь за души , души умерших , чьи имена так больно в сердце врываются ранами , руша психику ..."
Он переводил взгляд с одной строчки на другую , с одной буквы на другую , не веря своим глазам . Сердце бешено колотилось , руки предательски дрожали . Он лихорадочно перевернул страницу и принялся за очередной "шедевр" :
"Ты сидишь на плите , на надгробье , ты как тень . Тебя не видит никто . Не видят они - эти жалкие людишки ! Они не знают тебя , не представляют , кто ты . Но все же ... они тебя отвергают" .
--
Какого хрена ты роешъся в моем блокноте , урод ? - ласки у нее хоть отбавляй .
Тема обернулся и встретился с Гелиным озлобленным личиком , перепачканным косметикой . Он с испугом заглянул в ее безумно красивые зеленые глаза , горевшие недобрым блеском .
--
Я ... - начал было он .
--
Что ? Какое ты имеешь право читать мои записи, а ? Кто ты такой , что торчишь в моей комнате без моего же разрешения ?
--
Геля , я тут порядок наводил ...
--
Какой в жопу порядок ?! - ее голос сорвался до крика . - Не нужен мне никакой порядок , будь он проклят ! Сам уживайся со своим убогим порядком , а ко мне не лезь . Я хочу жить своей жизнью , в которой твоим нравоучениям нет места !
Ну , молодец ! В этот день он смог пересилить себя , взять реванш и прервать ее нескончаемый поток брани .
--
Геля , выслушай меня , пожалуйста . Я понимаю , что не должен читать твой дневник , но надо было подмести , а у тебя под кроватью очень пыльно , и я не мог не найти его там ...
--
И не мог не прочесть ! - на ее миловидной мордашке проступили капельки пота .
--
Не мог , - кивнул Тема . - Я подарил тебе этот блокнотик на день рождения ...
--
Хватит впаривать , - она попыталась отобрать его . - Отдай сейчас же !
Геля кинулась на него с диким воплем . Началось настоящее побоище : сначала сестричка вцепилась в его рыжие волосы , затем принялась кусать его за руки , чтобы он выронил блокнот . Выронить - то он его выронил , но успел - таки взять ее за плечи .
--
Отпусти , гад ползучий! Не смей прикасаться ко мне , тварь ! - она вопила и отчаянно пыталась вырваться , словно птичка из клетки .
--
Геля , Гелечка , миленькая ! Ну выслушай меня , ну пожалуйста ! - голос Темы дрожал от слез .- Что с тобой происходит , девочка моя ? Еще год назад ты была хорошей , послушной - просто загляденье ! Не мог тобой налюбоваться . И что сейчас ? Во что ты ввязалась , сестренка ? Для чего эти заигрывания со смертью ? Ты же девочка , конфетка ...
--
Девочка ! Конфетка ! Чушь несусветная , - прервала она его нытье . - Надоело мне под всех подстраиваться . В школе все надоели, дома вообще житья нет ! И как по - твоему мне быть ? Вместо моего прикида носить розовые платьица , а на немытой башке заплетать косички , да ? Такой ты меня любишь , братец ?! Так вот . Не собираюсь я плясать под твою дудку , хоть убей меня !
Он смотрел на нее невидящими глазами и ужасался ее словам . Господи , упустил ! Посмел не уследить за ней ! Боже , как он мог сгубить свою сестренку родненькую , свою кровиночку ? Он , опора и поддержка практически не существующей семьи , не смог должным образом позаботиться о своей куколке . Подлец ...
Геля больно ущипнула его ладонь . Тема взглянул на нее так , будто увидел ее впервые . Ага , пока он витал в облаках , она уже сумела высвободиться из его объятий и подобрать с пола блокнот , который он удосужился уронить . Еще минута , и она уже будет со своими дружками пить пиво из одной бутылки . А он все будет рассуждать о добре и зле , о любви и ненависти , о пороке и добродетели ...
- Браток , ты меня слышишь ? - Геля похлопала его по щеке .
--
А ? Что ? - он никак не мог прийти в себя .
--
Возвращайся на землю , красавчик и выслушай мой совет . А он таков : если маманьке до меня нет дела , так и ты на меня плюй ! Ну правда , зачем тебе за меня по ночам уроки учить ? Посмотри , какой ты бледный , круги под глазами ... На все двадцать выглядишь . Пора на себя внимание обратить . Расслабься и наслаждайся жизнью . До вечера дома все равно никого нет , вот и приведи девочек да вжарь им по полной программе ! Хотя ... какой ты мужчина ! От юбки бежишь как от огня !
Тема взял ее за руку , но она дернулась так , что рукав ее черной , замызганной кофты задрался и обнажил тоненькую ручку , до локтя покрытую гнойными порезами .
Геля от досады и неожиданности прикусила нижнюю губку . Тема же с изумлением изучал уродливые царапины . Закончив осмотр , он , не поднимая головы , тихо спросил :
--
Это ты сделала ?
--
Да , - она поняла , что братик отделается всего лишь шоком , поэтому ответ ее прозвучал довольно уверенно . - Представь себе , сама . Что , не ожидал ? Н-да , я та еще штучка . По-тихой ручонку покромсала . И вторую тоже . А что , нельзя ?
--
Бритва хоть чистая была ? - он не побоялся посмотреть на нее и дать отпор ее хамству .
--
Ого ! Смотрите , как мы заговорили ! - загоготала Геля . - Далеко с таким гонором пойдешь , красавчик , да только мне по барабану . Живи , как знаешь , делай , что хочешь , только в мою жизнь не влезай . Договорились ? - она чмокнула его в носик и со смехом выбежала из комнаты .
Уйти ушла , а Теме плохо стало . Ему всегда становилось плохо после сильного эмоционального стресса . Следствием переживаний были длительные кровотечения из носа , нестерпимая тошнота и слабость .В этот злосчастный день произошло то же самое , к чему Теме было не привыкать . Кровь хлынула у него из носа , тошнота и головокружение вцепились в него мертвой хваткой . Перед глазами поплыли круги , поэтому единственным желанием , которое у него тогда возникло , была Гелина кровать , на которую он хотел присесть и прийти в себя . Но сделав один шаг в сторону кровати , он почувствовал невыносимую боль в сердце . Чем сильнее становилась боль , тем хуже он мог различать письменный стол , два стула , сломанный компьютер , стоявший на полу . За провод этого самого компьютера он и зацепился ногой и без сознания упал между стульями . Геля , которая еще не отправилась к друзьям , находилась в комнате мамы и малевала губки ее ярко - красной помадой . Когда она услышала шум в своей спальне , то не придала этому особого значения , лишь прикрикнула :
--
Потише там , чистюля !
Внезапная тишина насторожила ее.
- Ты живой? - громко спросила она, перестав малеваться. Ответа не последовало. Тяжело вздохнув, Ангелина оставила помаду в покое и направилась к себе. Когда она увидела распластанного на полу брата, на какую-то долю секунды ею обуял страх. Геля присела на корточки и потрепала Артема по плечу.
- Ну ты чего, а? - в голосе прозвучали тревожные нотки. - Обиделся или как?
Он снова не ответил.
- Что за черт? - с этими словами она не медля ни секунды перевернула его на спину.
Кровь, текшая у него из носа, перепачкала не только лицо, но и футболку. Ангел тут же смекнула, что с братцем ничего страшного не произошло.
- Халтурщик чертов! - разозлилась она и влепила ему пощечину. - Вставай давай. Какого хрена развалился в моей комнате?
Пощечина была настолько неожиданной, что Тема застонал от боли и слабости.
- Чего стонешь? - продолжала издеваться Геля. - Господи, какой же ты придурок! И почему именно мне досталось такое ничтожество? Ты же на себя глянь - валяешься тут беспомощный, кровью мне весь пол заляпал. Что, интересно, мамка скажет, когда это увидит?
Тема никак не мог посмотреть на сестру. Оконный свет больно щипал глаза.
- Короче, - психанула Ангел, - хватит валяться. Поднимайся и вали к себе.
- Геля ... я не могу... нет сил ...
- Чушь собачья! - она пнула его в живот, и он тут же скорчился от новой порции боли. - Смотрите-ка, у него сил нет! Я же сказала, что ты ничтожество, червяк раздавленный! Ты всю жизнь таким будешь недоумком. Станешь каким-нибудь профессоришкой зачуханным с нищенской зарплатой. И бабу ты никогда не удовлетворишь, потому что залезешь на нее как мышь-утопленница на корову!
- Прекрати, Геля, не надо! - он, закрыв уши руками, кричал не так от боли, как от обиды и отчаяния. - Ты говоришь о похоти, о мерзости, о грязи ...
- О грязи? - переспросила она, присев на колени и убрав его руки от ушей, повысила свой голосок до хрипоты. - Да, грязь! Ты верно подметил. Так вот, милый мой, нравится тебе это или нет, но придется смириться с тем, что живешь ты в грязном мире, в грязном городе, в грязной семейке! Смирись, наивный мой и с тем, что и маманька грязная, и я такая же, и тебя ждет та же участь. Все людишки, братик, грязные, похотливые свиньи!
- Нет ... нет ... нет! - Тема задыхался, ему было трудно дышать. - Есть ... есть на свете то, ради ...
- Ну? - подбодрила его Ангелина.- Смелей.
- Есть то, ради чего стоит жить, - ответил он, тяжело вздымая грудь.
- И ради чего же? Скажи мне, Темочка. Поверь, мне очень любопытно узнать, что именно заставляет тебя влачить свое жалкое существование.
- Любовь, - к нему вдруг на какое - то время вернулись силы. - Чистая, всепобеждающая любовь, которая живет в каждом человеке. Она и в твоем сердечке прячется, и я очень хочу, чтобы в нужный момент она вырвалась на свободу и поглотила всю пошлость, завладевшую тобой, - он выдохся и опустошенный, закрыл глаза.
- Закончил мне мозги парить? - Геля поднялась на ноги. - Не собираюсь я тратить свое драгоценное время на выслушивание твоей бредятины. Мне стрелку на пять часов забили. Так что я по - тихой сваливаю, а ты немедленно убирайся из моей комнат. Не можешь идти, так ползи. Главное, чтоб через минуту тебя здесь не было. И не забудь пол за собой вытереть.
... - Если ты и дальше так будешь себя вести, то мне придется пойти на крайние меры, - мама все же не соизволила проявить хоть каплю нежности. - А ты знаешь, как бы мне не хотелось этого.
- Я завтра пойду, - Тема несмело улыбнулся. - Честное слово пойду.
Подобие улыбки не произвело должного впечатления. Мама сочла его "выходку" как оскорбление.
- Ты надо мной насмехаешься? - понижение голоса было предвещанием бури.
- Нет, мама, нет, - Тема приподнялся на постели и обнял ее за плечи. - Я просто хотел сказать, что со мной ничего страшного не случилось, и завтра я пойду на учебу.
- А что тебе мешает пойти сегодня? - она убрала его руки.
Тема опустил голову. Мать заметила, что он густо покраснел.
- Артем, хватит играть в молчанку. Отвечай давай, - потребовала она.
А он словно онемел. Казалось бы, что тут такого? Наврал с три короба, и готово. Вот только Тема не имел привычку врать. Он ничего компрометирующего не делал и от матери ничего не скрывал. Считал, что ложь только усложняет и так нелегкую жизнь. Жизнь и впрямь нелегкая, раз заставляет его сейчас сидеть перед матерью и придумывать какую - то бессмыслицу, чтобы хоть раз за десять лет пропустить один учебный день. Он понимал, что не сможет объяснить ей все, что терзало его ранимую душу.
- Я ... - Тема пытался пересилить себя. - Мне ... не очень мне ...
- Что ты там себе под нос бормочешь? - мама придвинулась поближе, чтобы лучше расслышать его.
Артем не осмеливался поднять на нее покрасневшие глаза, наполненные слезами горя. Да, это было его личное горе, которым не осмеливался ни с кем поделиться. Он не умеет врать, его третируют в школе и дома, у него нет ни одного друга ... Значит Геля была права, когда назвала его ничтожеством. А кто ж он еще?
- Мама... - голос прерывался и дрожал от слез, - у меня... живот... сильно болит.
И все. Он расплакался. Вообще, Тема редко плачет. Обид и несправедливости слишком много, а времени ничтожно мало. А тут и не сдержался. Но у него хотя бы есть повод поплакать. Боже, какой он мерзавец! Солгал родной матери! Никогда он не простит себя за этот гнусный проступок. Всю жизнь будет мучиться, корить себя за свою жалкую трусость, которая помешала сказать правду. Правду, которую он сам не знал...
- Артем... Тема, сынок, что с тобой, милый? - наконец-то мать перестала изображать из себя самовлюбленную куклу и сняла со своего красивого лица маску равнодушия и безразличия.
Тема в слезах обнял ее и уткнулся носиком в ее хрупкое плечо.
- Мама... мамочка! Прости меня! Я больше никогда, слышишь, никогда этого не сделаю! Клянусь, это больше не повторится, мама... Ты только прости меня!
- Темочка, ты меня пугаешь, - она приподняла его голову и теплым, дружеским взглядом посмотрела на его мокрое от слез личико. - Я не буду тебя ругать, дорогой, раз ты заболел. И в гимназию сегодня не пущу. Чтобы не рисковать здоровьем, сейчас же вызову врача. Только не спорь со мной, Тема. Боль в животе - нем шутки.
От этих слов у него снова случился приступ тошноты. Обессиленный, он лег на живот и зарылся лицом в складки подушки. Через пару секунд на белоснежной наволочке проступили пятна крови. Тема, словно ужаленный, отпрянул от подушки. Мама в недоумении перевела взгляд с окровавленной наволочки на перепачканные ноздри и верхнюю губу сына.
- Что с тобой? - она нервно сглотнула.
- Ничего особенного, мама, - он вытер нос рукавом пижамы, - пустяки. У меня такое часто бывает.
- И ты мне ни разу об этом не сказал? - ее губы задрожали.
- А зачем? - Тема пожал плечами. - Я не хочу тревожить тебя и доставлять неудобства. Я же говорю, это часто случается, но волноваться из-за этого нет смысла, мама.
- Ничего себе! - она поднялась с дивана и стала медленно ходить по комнате.- Не стоит волноваться!
Вдруг она остановилась. Тема поднял голову и посмотрел на нее. До чего же у него красивая мама! Его всегда завораживали ее мягкие черты лица, особенно зеленые глаза, излучавшие тепло и доброту. Ему нравилось ее классическое каре, ее ухоженные рыжие волосы, ее румяные щеки и алые губы. Что бы она ни надела, она всегда отлично выглядела. И даже сейчас, когда она стояла перед ним в нежно-розовом халате, он не мог не восхищаться ей.
- Ну вот, ты опять где-то далеко, - вздохнула мать. В этом вздохе была вся ее жизнь: позорное бегство мужа, двое малюток на руках, вечные ссоры с родителями, безработица...
Удивительно, как она, брошенная мужем в двадцать два года, смогла выжить и не потерять цельность души?
- Мамань, уже без двадцати восемь, - Геля заглянула в комнату. Надо заметить, в своем излюбленном прикиде: черные кеды, длинная черная юбка, черная кофта, черный шарф, обмотанный вокруг шеи, черные митенки, ногти на руках выкрашены в черный цвет ( на ногах, видимо, нечто подобное), зеленые, почти изумрудные глаза подведены черным карандашом... Кроме черного преобладали еще два цвета: мертвенно-бледный (цвет лица Ангелины) и морковно-рыжий (цвет ее волос). Она, правда, задумала стать брюнеткой, но только через его труп. Помешалась, что ли? Была бы возможность лицо в черный перекрасить, перекрасила бы.
- Доча, подожди минуту, - мама не удосужилась взглянуть на нее. Но не заметить маячившую в дверном проходе черную фигурку было невозможно. Мама медленно перевела взгляд с Темы на Гелю. Какое-то время она была неподвижна, лицо ее не выражало никаких эмоций, казалось, будто она перестала дышать вовсе. Но вдруг, словно по мановению волшебной палочки, мама с непреодолимой горечью усмехнулась, и поведя бровью, тихим, вкрадчивым голосом спросила:
- Ты в своем уме?
Тема в ощущении неминуемого скандала, повернулся к сестре и с открытым ртом, перепачканным кровью лицом, являя собой нечто безумное, уставился на нее. Геля с глуповатой улыбочкой на курносой мордашке, то ли из-за вопроса матери, то ли из-за "устрашающего" вида брата разразилась лошадиным гоготом.
- Замолчи, мерзавка! - что-то вроде этого выкрикнула мама. Среди сестринского смешка это никак нельзя было разобрать. Непонятное изречение матери подействовало должным образом. Геля замолчала. Тогда мама с неимоверным усилием взяла себя в руки и все тем же тихим, вкрадчивым голосом заговорила с Гелей:
- Что это за тряпье на тебе?
- А что ты спрашиваешь? Как будто сама не знаешь. Я так каждый день на занятия хожу, в таком прикиде на стрелку бегаю и дома в этом шмотье торчу. И не надо мне впаривать, что первый раз меня видишь такой нарядной.
Мама не нашла, что ответить. В негодовании пожирая дочь глазами, она лихорадочно копалась в памяти, тщетно пытаясь припомнить Ангелину в подобном виде. И никак.
- Ну, что молчишь? - издевательским тоном спросила Геля.- Вспомнила?
Да до каких пор?! Сколько можно молчать?! Здоровый лоб, а за мать заступиться не может, позволяя младшей сестре оскорблять ее. Хорош сынок, ничего не скажешь...
- Не говори так! - это напомнило ему предсмертный писк мыши, угодившей в мышеловку.
- Чего?! - Ангелина тот час же повернулась к нему. С нескрываемым презрением она впилась в него пронзительным взглядом. - Помалкивай, Святой мученик. Не тявкай, когда тебя не просят.
И тут мама вновь вступила в бой. Ничего не говоря, с чуждыми ей отстраненностью и безразличием, она ударила ее по щеке. Геля не дрогнула. С вызовом посмотрев матери в лицо, она с неистребимой циничностью произнесла:
- И это все, что ты можешь, мама?
- Замочи, дрянь... - в ответ прошептала она.
- А чего ты меня затыкаешь? - спросила Геля, пытаясь сдержаться от смеха.- Позволь мне высказаться, мамочка. Тебе, милая, будет полезно меня выслушать. Ты, наверное, себя образцовой мамашей считаешь, а сама даже не знаешь, во что я одеваюсь. На сына своего взгляни, - не поворачиваясь, она указала на Тему пальцем.- Видишь, у него лиц в крови? Ты только сейчас об этом узнала, а он уже лет пять от этого страдает...
Мама на какую-то долю секунды посмотрела на неприкаянного, но перепачканного сына, после чего все ее внимание снова перешло к Геле.
- Ну и что ты на меня смотришь? - она скрестила руки на груди.- Может, скажешь что-нибудь? Нам с братиком будет интересно тебя послушать.
Тема с ужасающей болью смотрел на ничего не понимающее, вопрошающее лицо матери, на ее растерянные, полные тревоги глаза.
- Вы появились у меня, когда я была еще наивной, несамостоятельной, - несмело начала она, продолжая смотреть на Ангела.- Я была не готова к вашему рождению... О, если бы вы только знали, как мне было тяжело. Мне, двадцатилетней девчонке, у которой появились проблемы и с учебой, и с любимым, и с родителями. От меня все отвернулись, у меня не было денег, у меня ничего не было. Я все потеряла, - ее нижняя губа задрожала, а на глаза навернулись слезы. - Да, я стягивала росший по минутам живот полотенцем, чтобы хоть где-то устроиться на работу. А аборт я не сделала потому, что не смогла. Все просили об этом, и отец ваш, и родители, и подруги, ведь избавившись от вас, я могла жить дальше, не задумываясь о ночлеге, деньгах и еде. Но сейчас, в эту минуту, когда я стою перед вами, тридцати семилетняя женщина, вроде бы успешная, то понимаю, как я несчастна, и как несчастны вы. Ничего я не смогла для вас сделать...
Грубый стук в дверь не дал ей договорить. А жаль. Виктор Олегович как всегда во время. Испортит все, что можно. Мама, естественно, не собиралась продолжать задушевную беседу. Вытерев слезы тыльной стороной ладони, она "на крыльях любви" побежала в прихожую открывать дверь "милому Витяне".
- Витяня! Милый! - донесся в прихожей фальшиво-радостный голос матери.
- Все то же самое. Никакого разнообразия, - пробурчала Геля, сплюнув на пол. Вид растрепанного, сонного, перепачканного кровью, сидевшего в одной пижаме на диване брата, увлек ее. Ехидно улыбнувшись, она подошла к нему и встала перед ним. Уставившись на ее кеды, Тема не взглянул на нее. Тогда Геля присела на корточки и посмотрела ему в лицо. Тему это смутило.
- Что кривишься, болван? - усмехнулась она. - У тебя сейчас мордашка не лучше моей.
Он промолчал. А что надо было ей ответить? Конечно, он бы мог сказать, что у него не рожа, а лицо, но лучше держать язык за зубами, ведь она только и добивается того, чтобы своими выходками вывести его из себя.
- Доброе утро, Гелечка, - Тема обернулся и увидел вошедшего в его комнату Виктора Олеговича.
- А, здорово, дядя Витя, - она и не думала вставать с корточек. - Вы нас с мамой заждались, да?
- Ну,... можно сказать и так, - одобрительно кивнул он, потирая руки. - Гелечка, ты бы не могла оставить нас с Артемом наедине?
- Нет, не могла бы, - Геля насупилась, приняв серьезный вид. - Зачем вам оставаться с моим братом наедине?
Ну, все. Застала врасплох бравого начальника военкомата.
- Да нет... - он сдавленно хохотнул. Было видно, что диалог с Ангелиной давался ему, ох, как нелегко. Вытащив из кармана мятых брюк не менее мятый платок, Виктор обтер им лоб, на котором проступили капельки пота. - Я имел в виду, что... Короче, мне надо поговорить с твоим братом.
- И что с того? - Геля непонимающе покачала головкой так, что ее огненно-рыжие локоны плавно качнулись. - Почему это вы не хотите говорить с ним в моем присутствии, а? - теперь она обращалась к Артему. - Темка, у вас с дядей Витей есть от меня секреты?
- Ты выйдешь из комнаты или нет?! - на сей раз, в дверном проходе стояла мама с телефонной трубкой в руках. Ну, хоть одно обещание выполнила, правда Тема в докторе не нуждался.
С мучительным вздохом, томно закатив глаза, Ангел встала на ноги и медленно удалилась. Проводив ее взглядом, Виктор обернулся к Артему. На лице его виднелось явное облегчение. Безусловно, чуть позже он отблагодарит маму за то, что избавила его от назойливости рыжеволосой отроковицы. Ну конечно! Куда ж ему, бравому начальнику военкомата, сражаться с костлявой малявкой? Не мужское это дело. Ему бы выпить, да закусить, да закурить, да бабу хорошую, да ее... Не будем вдаваться в подробности. Как уже было сказано, Виктор обернулся к Артему. Признаться честно, говорить ему с подростком не хотелось. Он просто пообещал это Ларке и чтобы сделать ей приятное, решился на мужской разговор, который был для него тяжелейшей повинностью. В его глазах Тема являлся чем-то непримечательным, неказистым. Не раз он говорил Ларке, что сынок у нее "не от мира сего". Она в ответ лишь пожимала плечами: "Возраст у него сейчас такой или еще что-то. Откуда мне знать? В любом случае, моя помощь ему сейчас не нужна, он сам со всем отлично справится".
Ан-нет. Не справился маленько. Если бы таким самостоятельным был, то она бы уж точно не попросила его беседовать с ним. А раз попросила, значит надо выполнить женскую просьбу.
- Можно? - Виктор пожелал присесть рядом с ним. Тема в ответ молча кивнул, не поднимая на него глаз. Он убрал в сторону одеяло и распрямил смявшуюся простынь, после чего Виктор сел к нему. С минуту они сидели молча: Тема нервно теребил краешек одеяла, Виктор внимательно и придирчиво осматривал свои одряхлевшие ботинки. Вопрос, заданный Артемом, мгновенно вывел его из ступора.
- Это мама попросила вас поговорить со мной? - робко спросил он.
Виктор повернулся к нему и встретился взглядом с испуганным лицом мальчика. Особенно поразили его глаза, полные неюношеской муки. Боже, то были глаза терпевшего несправедливые, незаслуженные обиды, укоры и упреки, страдавшего от непонятного взрослым горя мальчика.
- Да, - еле слышно ответил он. - Она сказала, у тебя проблемы.
Тема продолжал испуганно смотреть на него. Он хотел довериться Виктору, да не важно кому, только бы его выслушали, поняли и не отвергли. Но нет. Виктор, конечно же, выслушает и при этом не отвергнет, но понять не сможет, если и захочет. Зачем ему вникать в горести чужого для него мальчишки? Он ему не сын, не племянник, не друг его собственного сына, он ему никто.
А он вдруг, на тебе, станет в лепешку расшибаться, чтобы только узнать, что за проблемы у него возникли.
- Не бойся, приятель, - Виктор сухо потрепал его по плечу, - скажи, что у тебя стряслось.
Тема молчал, как партизан. Ага, может продолжать в том же духе. Только чего он этим хочет добиться? Уважения? Чушь собачья! За что его уважать? Понимания? Бред полнейший. Сам себя понять не может - никто не поймет.
- Я вижу, у тебя лицо в крови, - продолжал Виктор. Боже, что он к нему пристал? Неужели не понял, что мальчишку не разговорить? - Мама обеспокоена твоим состоянием. Ты ее пугаешь. Ничего не говоришь ей, а она в неведении с ума сходит. Я понимаю, что ты не хочешь, волновать ее, но знай: чем дальше ты будешь скрывать от нее свои тайны, тем больше будешь ей вредить. Но ты же не хочешь, чтобы она страдала?
Тема чихнул ему в ответ. Чихнул тихонько, как мышонок. И снова почувствовал невыносимую резь в носу. В панике он зажал его пальцами, опасаясь очередного кровотечения. В эту самую минуту Виктор понял, что не в силах что-либо сделать ему во благо. Было бы больше толку, если бы он к врачу, обратился, хоть к школьному психологу, но не к нему. Собственно говоря, он и не обращался. Это все Ларка. Надо ей про психолога сказать. Ага... экая оказия! Если он скажет ей про психолога, то опуститься в глазах Ларки. А этого никак нельзя допустить. С ней, но не с опостылевшей женушкой, он чувствует себя настоящим мужчиной, бравым начальником военкомата. Стоит только заикнуться про психолога, как она тут же уличит его в беспомощности, порочащей настоящего мужчину. Что же делать?
Виктор снова посмотрел на Тему, все еще сжимавшего двумя пальцами кровоточивший нос. В нем, в этой невинной жертве судьбы, он и нашел единственное спасение. Конечно, легче сказать это сопливому мальчишке, нежели его матери, у которой чутье на все неладное. И он рискнул.
- Вижу, приятель, ты не настроен на разговор со мной, - словно коршун, схвативший свою добычу острыми когтями, Виктор намертво вцепился в его плечо. - Что ж, дело твое. Настаивать не буду. Только хочу дать тебе совет, если ты не против. Я могу это сделать?
Тема кивнул.
- Так вот... - он наконец-то высвободил его плечо. Тема робко, осторожно, боясь оказаться замеченным, потер рукой зудившее плечо. Виктор же небрежно развалился на диване, подперев лицо рукой. С такой развязной позиции ему было лучше видно Тему, проверявшего целостность своего плеча, и это ему явно нравилось.
- Так вот, - со второй попытки он принялся давать свой совет, - как мы уже оба поняли, я ни чем не могу тебе помочь. Следовательно, тебе надо обратиться за помощью к кому-то другому. Но не к матери. Ей ты все расскажешь, но позже, когда уладишь свои проблемы. Пойми, нельзя всю горечь держать в себе. Если ты таким образом пытаешься оставить в целости и сохранности психику своих родных и близких, то зря это делаешь. Видя твои страдания, но ничего о них не зная и не имея возможности тебе помочь, им будет намного хуже, чем тебе, - тут он замолчал, наморщив лоб. Тема не без интереса принялся рассматривать его. Виктору это не особо понравилось и с нарочитой грубостью, какой сам от себя не ожидал, резко произнес:
- Черт возьми, я тебе то же самое пару минут назад сказал, не так ли?
Тема замер. В его голове царил хаос.
- Извините, - сказал он как-то подавленно, - а что вы сказали пару минут назад?
- Это я должен извиняться, - отмахнулся Виктор, - не надо было повторяться, а сразу дать тебе совет и покончить с этим. Но то, что я повторился, совсем даже не плохо. Мне просто хочется, чтобы ты раз и навсегда усвоил, что ничего нельзя скрывать. Необходимо с кем-нибудь поделиться всем, что тебя гложет. Еще раз повторяю: с кем-нибудь, но не с чем-нибудь. Мне неизвестно, ведешь ты дневник или нет, но пойми, что он не сможет заменить тебе человеческое общение. В твоем случае, я думаю, стоит обратиться к психологу...
От этих слов Тема вздрогнул. Этого нельзя было не заметить. Но Виктор сделал вид, будто не обратил внимания. Пусть вздрагивает, сколько ему угодно.
- Так вот, - продолжал Виктор, словно ничего не произошло, - тебе стоит побывать у психолога. Матери пока об этом знать не надо. Сделай это в тайне от нее. А потом...
- Витяня, ты закончил? Поторопись, а то опоздаем, - донесся из прихожей мамин голос. Виктор просиял от счастья. Все пятнадцать минут, которые длился их мужской разговор, он ждал, когда же Ларка попросит его поторопиться. И дождался до того, что, не медля ни секунды, вскочил с дивана, нечаянно ударив Тему локтем в бок, забыв даже закончить свой совет. В дверях он столкнулся с Ларкой. Он чмокнул ее в губы, она беззаботно рассмеялась и обняла его. Разжав объятия, мама, одетая в легкую курточку, джинсовую юбку - карандаш и сапоги на умопомрачительных шпильках, заглянула к нему в комнату:
- Темочка, малыш мой, - жалостливо произнесла она, видимо, не собираясь снова зайти в его спальню, сесть рядом с ним, обнять его, поцеловать его окровавленное личико, - мне пора на работу. Ты пока не завтракай, лучше поспи, отдохни до прихода Алены Николаевны. Я ей позвонила и все про тебя рассказала. Она пообещала заехать через час. Обязательно запомни все, что она скажет, и запиши названия лекарств, которые она посоветует. В общем, ты меня понял. Ладно, сыночек, до вечера, - и она послала ему воздушный поцелуй.
Тема закрыл глаза. В прихожей стоял гул: Виктор с кем-то разговаривал по мобильному, мама за что-то ругала Гелю. Он не слушал, о чем говорил Виктор и не вникал в ссору между матерью и сестрой. Он словно лишился слуха, но это ничуть не испугало его. Артем просто ждал, когда они уйдут и оставят его одного. Ему нравилось оставаться наедине с самим собой. Да, он знал, что люди боятся одиночества, но для него минуты, когда ничто не тревожило его, были самыми лучшими.
Когда дверь за мамой, Гелей и Виктором захлопнулась, Тема так и сидел на диване, не шевелясь. В квартире стояла тишина, лишь из кухни доносилось тиканье часов. Неизвестно, сколько бы он еще сидел на диване с закрытыми глазами, если бы не одно обстоятельство: меньше чем через час должна приехать Алена Николаевна, детский врач. Она хорошо знала Артема и уж тем более его маму, с которой они вместе учились в школе. А так как она хорошо знает и его, то ни в коем случае нельзя открыть ей дверь неумытым, непричесанным и одетым в пижаму, выпачканную кровью. Этого было вполне достаточно, чтобы заставить себя встать с теплой постели. Подняться с дивана - то он поднялся, а устоять на ногах не смог. Слишком слаб еще был. Но медлительность совсем нежелательна, ведь на все у него минут сорок, не больше. Он опять поднялся, но на сей раз очень медленно и очень осторожно. Одно резкое движение, и он не сможет даже доползти до двери, чтобы открыть ее доктору. Позориться столь мерзким образом ему не хотелось, и он пересилил тошноту, головокружение, слабость, и черт его знает что еще, чтобы уверенно стоять на ногах. Итак, для начала надо бы прибрать постель. Так он и собрался поступить, правда, было одно "но": он заляпал кровью не только пижаму, но и наволочку, и пододеяльник. Следовательно, придется затеять непредвиденную стирку. Без особого труда он снял с подушки наволочку, но на пододеяльник у него не хватил сил. Невыносимая усталость овладела им. Отлично! Уже и постельное белье сменить не может. Помощничек нашелся! Опора семьи курам на смех. Он вновь сделал над собой усилие и ему, наконец-то, удалось стянуть с одеяла ненавистный пододеяльник. Он не стал бросать наволочку и пододеяльник на пол, а положил их на стоявший рядом с диваном стул. Его совсем не приводила в восторг перспектива оказаться распластанным на полу вместе с постельным бельем.
Так... что же дальше? Принять теплый душ было единственной, верной мыслью на тот момент. И вот, напоминая по сгорбленности моллюска, а по медлительности черепаху, он направился в ванную. Путешествие обещало быть не долгим: нужно лишь выползти из его комнаты и свернуть направо. Но Тема умудрился так растянуть свой незамысловатый маршрут, словно пробирался в ванную через непроходимые джунгли. В итоге на смену места положения у него ушло пятнадцать минут. Хуже дряхлого старика, мать честная! Заметив перед собой вожделенную дверь, он припадает к ней вспотевшим лицом и вваливается в пропаренную к ней вспотевшим лицом и вваливается в пропаренную комнату. Чтобы не занять место туалетного коврика на полу, он обхватывает холодную раковину. В глазах темно, в висках стучит - чего он от себя ожидал? Да... не всем рождаться Суперменами. Но опускаться до такого состояния все равно, что подписать себе смертный приговор. Быть такой размазней в семнадцать лет, значит, не жить вообще. Ну, кому этот доходяга будет нужен? Верно, никому. Тема и сам осознает, что время сейчас такое, когда каждый должен только о себе думать и выживать в одиночку. И никакой тут Дюма со своим "один за всех, и все за одного" не поможет.
Вот, кажется, и отпустило. Темнота в глазах исчезает, стук в висках прекращается - пора бы и к делу приступить. Нет, не сейчас. Надо чуть-чуть подождать, себя проверить, ведь так не хочется быть туалетным ковриком. Он перестал таращиться в раковину и с нее перевел взгляд на зеркало, висевшее над ней. Оно предъявило ему бледное, исхудавшее лицо юноши, изнуренного душевными терзаниями. Это ж надо додуматься до такого звучного словосочетания: "душевные терзания"! Да в его-то возрасте никто и не терзается ни духовно, ни как-нибудь еще. Одному ему, бедняжечке, что-то не живется, как всем. Хотя... не одному ему. Не стоит забывать многоуважаемых товарищей готов, ЭМО и прочих несовершеннолетних невротиков недоделанных, которым не живется спокойно на этом свете. "Жизнь прожить - не поле перейти" - если бы хоть один из них вспомнил об этом, прежде чем бессовестно удрать от трудностей, вскрыв себе вены. Ну да Бог с ними! Вернемся к Артему. Мы оставили его в ту минуту, когда он смотрел на себя в зеркало. Что-то в своем отражении насторожило его, а что именно, он не мог понять. Нет, перепачканные кровью нос и верхняя губа тут ни при чем - эта тема стара как мир. Растрепанные ярко-рыжие волосы тоже довольно частое явление. Едва заметные усики над губой - и к этому он привык. Ну, так что же заставило биться быстрее его и без того слабое сердце? И тут все само собой разрешилось. То, без чего он не смог бы увидеть себя в зеркале, и было предметом его удрученности. Да, именно изумрудные глаза Темы привели его в состояние обеспокоенности. То, что было спрятано в их глубине, не то страх, не то беспомощность, придавало его лицу мрачный, настороженный вид. Тема попытался улыбнуться, но насупленный вид никуда не делся. В эту секунду до него вдруг дошло, что он потерял уйму времени, корча рожи перед зеркалом. С минуты на минуту придет Алена Николаевна, а он тут младенческие годы вспоминает. Хорош пациент, ничего не скажешь! Все, что ему оставалось - взять себя в руки и немедленно принять душ. Водные процедуры - самая подходящая терапия для такой размазни, как он. Сказано, сделано. Он включил горячий и холодный краны вместе, чтобы потом не шарахнуться в сторону от кипятка и не визжать от нестерпимого холода. Подставив руку под теплую струю воды, он убедился в том, что несчастного случая во время мытья не предвидится. Прежде, чем снять с себя грязную пижаму и отправить ее в стиральную машину, Тема решил предпринять поход в свою комнату, целью которого были чистая рубашка и брюки плюс перепачканное постельное белье. С этим неимоверно сложным для него заданием он управился немного быстрее, хотя действовал не без осторожности. Особенно тяжко ему пришлось, когда он возвращался в ванную с ворохом белья. Честное слово, выглядел он ничуть не хуже Геракла, державшего за Атланта небо. Когда с грязным бельем было покончено, он наконец-то забрался в ванную и включил душ. Теплые струйки пронзили его тело, словно невидимые глазом нити. Да, в эти минуты ему было хорошо. Он будто заново рождался. Причем торжествовало не тело, а душа. Несмотря на боль в сердце и резь в носу, душа перерождалась, стремясь к чему-то далекому, возвышенному. Но длилось это божественное мгновение недолго. Артем сам все за себя решил. Выключив душ, он укутался в мягкое полотенце и вылез из ванны. Едва его ноги коснулись пола, он быстро, но тщательно обтерся, после чего переоделся в чистую одежду и вернулся к себе в комнату. Утреннее недомогание как рукой сняло. Душ всегда спасал его, очищая тело и душу от унижений в школе, оскорблений Гели и непонимания матери. Такая вот незамысловатая процедура могла сподвигнуть его на решительные действия. И сподвигла. Еще до разговора с Виктором Олеговичем он вынашивал в своей голове один план, который и планом не назовешь, так небольшая прогулка по городу и трата денег на транспорт. После любопытной беседы с Виктором Олеговичем на все сто убедился в правильности своего решения. Вот только Алена Николаевна могла своим визитом помешать осуществлению его замысла. Ничего не остается, кроме быстрого избавления от нее. Не в плохом смысле этого слова, конечно. Он не фанатик какой-нибудь, чтобы ради достижения поставленной цели решиться даже на убийство. Ему лишь нужно убедить ее в своем отличном самочувствии, получить от нее справку, названия лекарств и прочие бумажонки, а потом выпроводить за дверь, перед этим хорошенько напоив чаем. Он не хотел, чтобы его упрекнули в неумении быть гостеприимным.
Наконец, в дверь постучал. Стук этот был частым, но вялым. Видимо, рука детского доктора выбилась из сил, нажимая на давно не работающий дверной звонок. Артем поспешил открыть дверь, чему не обрадовался: в лицо ему пахнуло недешевыми духами, утратившими свою ценность из-за неверно вылитого на их владелицу количества. На глазах у Темы выступили слезы, горло сковал кашель.
- О-о-о, мой дорогой, - ласково улыбнулась Алена Николаевна, переступая через порог и явно не понимая истинной причины его слез и кашля, - вижу, ты совсем плох. Как ты умудрился подхватить инфекцию, мой мальчик?
Артем помог повесить ей пальто, держась при этом от нее подальше, опасаясь походить на инфекционного больного.
- Мне сюда проходить? - спросила она, заглядывая в его комнату.
-Да-да, пожалуйста, - ответил он хриплым голосом, виной которому был господствующий над ним кашель.
- Можно на диван присесть? - как-то робко спросила она, чем смутила Тему. Он уже и хрипеть не мог - голос пропал. Пришлось в ответ кивнуть.
- Сядь рядом, Артем, - тихо произнесла доктор, что-то ища в своей большой сумке, - и сними, пожалуйста, рубашку. Мне надо тебя послушать.
- Алена Николаевна, не надо, - жалобно протянул он, дотронувшись до ее руки, и сразу пожалел об этом, увидев ее испуганное лицо.
- Что не надо? - она поспешила улыбнуться, чтобы разрядить обстановку. - Не хочешь, чтобы я тебя слушала? Но твоя мама позвонила мне и сказала, что ты очень болен, я права?
С минуту Артем молчал, ничего не понимая. Алена Николаевна сообразила, что молчание - знак согласия:
- Не стесняйся меня, Артем. Садись рядом, снимай рубашку, - вновь начала она свои слащавые уговоры, вытащив из сумки стетоскоп.
- Алена Николаевна, - снова начал Артем свое жалобное завывание, - не нужно ничего. Идите лучше домой. Мама зря вам позвонила, она не должна была... не хотела...
- То есть, как это не должна была? - прервала она его бормотание. - Она так волновалась, когда звонила, говорила, что у тебя кровотечение из носа, боль в животе. Ты же все отрицаешь. Так что на самом деле произошло?
- Ну,... я... это, - он виновато опустил глаза, - обманул ее.
- Та-а-а-а-к, - ошарашенно протянула доктор, - интересно. И давно ты водишь ее за нос?
Тема вообще опешил. Честный труженик, преданный ученик вдруг был уличен в плутовстве. Вот так, стоит раз солгать и уже невозможно выбраться из заколдованного круга.
- Да нет, - попытался он отстоять свою честь, - не то. Алена Николаевна, я могу быть с вами откровенным?
- Пожалуй, да, - согласилась она, хотя в ее голосе звучали нотки сомнения.
Артем уже хотел открыть рот, чтобы излить душу, но вовремя остановился. Надо было хорошенько обдумать свою слезливую речь. Ему необходимо было выиграть лишнее время, к чему он и приступил без особой уверенности:
- Я-я вв-вам, - от волнения на него вдруг напала икота, - вв-все рассс-скажу. Пп-потом. Т-то ее-есть... н-не то, - он стукнул себя по лбу, - д-давайте я вам чай с печеньем приготовлю и во всем признаюсь.
Стыдно, но признаваться-то не в чем. Разве готов он выложить все о себе плохо знающей его женщине, которая, как говорится, "цветет и пахнет" в свои тридцать семь. Вот только это цветение и запах также обманчивы, как и миловидная улыбочка на ее лице. Все бы ничего, да только глазам не хватает той гармонии, с которой сочетались улыбка и симпатичный лик. Глаза - это зеркало души. По ним-то и видно, что не все в жизни гладко у этой внешне благополучной женщины. Неимоверная, дикая усталость, затаенная в этих глазах, выдает все ее тщетные попытки испытать счастье материнства. И только работа постепенно заживляет глубокую рану в ее сердце.
- Если ты настаиваешь, то я соглашусь, - Алена Николаевна опять фальшиво улыбнулась и, убрав с коленей сумку, встала с дивана и направилась на кухню вслед за Темой. В прихожей она остановилась у большого зеркала, плохо прибитого к стене. Все, что ей нужно было в тот момент - посмотреться, улыбнуться, повернуться в зеркале и поправить прическу. Эти бесхитростные маневры, характерные для каждой женщины, были главным оружием в ее неравной борьбе с ударами судьбы.
Тема в это время тщательно готовился к чаепитию. Вот только готовить его было практически не из чего. В ярко-желтой коробочке "Lipton" остался один сморщенный чайный пакетик. Артем быстренько кинул его в кружку и залил кипятком из чайника. Кроме чая нужно было предложить гостье что-нибудь еще. В буфете он отыскал печенье "Курабье", которое хоть и не отличалось от пакетика "Lipton" неказистым видом, все же было съедобное. Алена Николаевна бесшумно вошла на кухню. Скудость стола ее не поразила. Она совсем недавно плотно позавтракала, и изобилие вкусностей вряд ли пришлось бы ей по душе.
- Вы чай с лимоном любите или с сахаром? - спросил Тема, в душе молясь за то, чтобы она выбрала сахар, ведь отсутствие лимона наблюдалось в квартире давно.
- Ничего не надо, Артем, - успокоила она его, - перестань хлопотать из-за чая. Лучше сядь и расскажи все. А то у меня времени мало.
Сесть он не сел, но к разговору приступил. Рассказал ей все, что произошло с ним утром. Она слушала внимательно, и за это он был ей благодарен. А ведь рассказывать ему было нелегко: он то и дело сбивался, заикался, пытался все начать с начала, но находил силы продолжать дальше. Что в это время происходило с Аленой Николаевной? Рассказ Артема глубоко ранил ее: каждое его слово наносило удар еще большей силы, чем предыдущий. Ее показная и нелепая улыбка пропала бесследно. У нее не хватало мужества держать в себе свое личное горе и выслушивать Тему. "Бедный мальчик" пронеслось у нее в голове, когда она смотрела на исхудавшего, бледного, измученного подростка. Ей не верилось, что этот несчастный человечек имел любящую мать, жил в хорошей квартире, получал хвалу от учителей. Она не могла понять, как можно было загубить такого доброго, ласкового, приветливого, отзывчивого мальчика и превратить его в нервное, дерганное существо. Если бы только он был ее сынишкой... Алена Николаевна представила себя его матерью и в эти секунды ничего другого не желала. Как бы ей хотелось готовить для него завтрак, провожать в школу, проверять домашнее задание, знать по именам всех его друзей, быть хранительницей его секретов...
- Алена Николаевна, что с вами? - Тема не на шутку перепугался при виде слез, струившихся по ее лицу.
- Ничего, пустяки, - она сама растерялась, не ожидая от себя такой сентиментальности.
- Может вам воды дать? - предложил он, желая хоть чем-нибудь помочь.
- Нет-нет, - отказалась она, - все в порядке. Ты уж извини меня, Артем. Сама не знаю, что на меня нашло.
Алена Николаевна вышла из-за стола и направилась в ванную, чтобы смыть с лица потекшую тушь. Тема заранее знал, что потом она примется заново пудрить щеки, красить ресницы и делать все необходимое, чтобы вновь надеть маску фальшивого благополучия. Но он ее не осуждал. Если ей так комфортно, то пусть продолжает притворяться. Ничего с этим уже не поделаешь.
Она вышла из ванной и приблизилась к Теме, чтобы еще раз извиниться перед ним, не заботясь при этом о своем не накрашенном лице. Оно, кстати, без макияжа было очень мило. Артем бы и хотел ей в этом признаться, но не осмелился.
- Еще раз прошу прощения, - улыбнулась Алена Николаевна искренней, доброжелательной улыбкой. - А чтобы искупить свою вину, я окажу тебе одну услугу. Пойдем, - и она направилась в его комнату.
Артем послушно последовал за ней. От волнения он, конечно, не мог догадаться, какую именно услугу она собралась оказывать. Алена Николаевна вытащила из сумки, которую оставила у него на диване, блокнот и ручку. Присев на край дивана, она что-то написала, и вырвав листочек, протянула его Теме:
- Это адрес учреждения, в которое ты можешь обратиться за помощью. У меня там знакомая работает, Ольга Борисовна. Я позвоню ей, и она обязательно примет тебя сегодня. Зовут ее Ольга Борисовна, запомнил?
Он беззвучно кивнул. Невозможно было словами выразить его благодарность этой милой женщине.
- Что ж,- она поднялась с дивана, - мне пора.
Они вместе вышли в коридор Тема подал ей пальто. Одевшись, Алена Николаевна еще раз посмотрелась в зеркало: следы боли и обид проступили на ее не накрашенном лице. Но она уже не хотела их скрывать. Когда Тема открыл дверь, она остановилась на пороге и, повернувшись к нему, тихо сказала:
- Если будет возможность, позвони мне после встречи с Ольгой Борисовной. Я чувствую, что тебе плохо, мальчик мой. Ноты знай, я желаю тебе только добра и хочу, чтобы ты мне доверял, - она легонько взяла его за руку. - Позвони мне, прошу тебя.
С этими словами она ушла. Тема еще долго стоял с открытой дверью и смотрел на лестничную площадку. Ему не давали покоя мысли об этой удивительной женщине, которую он знал с детства и только сейчас нашел в ней друга.
... Грузная женщина в белом халате сидела за столом и заполняла какие-то бумаги. Вид у нее был суровый. Насупившись, она с неимоверной силой давила на ручку, которой делала важные записи. Иногда она отвлекалась от этого занятия, поправляя съехавшие на нос очки. На груди у нее висел бэйджик с ее инициалами: Кравец Ольга Борисовна. Артем сидел перед ней в удобном кресле. Беседа, намечавшаяся с этой женщиной , напоминающей айсберг, с которым столкнулся "Титаник", приводила его в ужас. Единственное, чем он себя тешил, было то. Что обратиться к ней посоветовала Алена Николаевна. Вот он и находится сейчас в Обществе помощи детям города Владивостока, расположенном на улице Ильичева. Но Алена Николаевна не могла найти самого худшего врача, ведь он ей безгранично доверял. Следовательно, поводов для беспокойства быть не должно.
Кабинет Ольги Борисовны Теме понравился. Он был светлый и уютный, причем уютом веяло и от детских картин, висевших на стенах, и от шкафа, набитого различными папками и документами, и от стола Ольги Борисовны, и от нее самой. Напряжение, овладевшее Артемом, постепенно исчезало. Вот только он вел себя как последний болван. Он не нашел ничего лучше, чем разглядывать свои руки ( которые видел, по крайней мере, миллион раз ) вместо того, чтобы обдумать то, что он скажет врачу. Не будет же он рассказывать ей про ожоги, которые получил вчера, готовив ужин, и которые нанесли непоправимый урон его нежной коже. Бог его знает, о чем он вообще собирается говорить!
- Итак, Артем, - Ольга Борисовна наконец-то прекратила рутинную писанину, - начнем нашу беседу. Хорошо?
Он беззвучно кивнул, что уже вошло у него в привычку. А с чего начинать беседу, он, естественно, не знал. Зато лишний раз полюбовался своими драгоценными руками.
- Артем, - обратилась к нему врач добрым, ласковым голосом, таким же, как и у Алены Николаевны, и он еще раз осознал, что нельзя судить о людях исключительно по их внешности, - я могу знать, что заставило тебя обратиться в наш центр?
Вот так. Первый вопрос и выстрел в упор. Что ответить - не знаем. Придется опять выкручиваться.
- Ну-у-у... у меня проблемы возникли, - нашел, как выкрутиться Артем.
- Я понимаю, - одобрительно кивнула она, - у всех нас рано или поздно возникают проблемы, но не каждая из них достойна наших душевных переживаний и уж тем более нашего обращения за помощью в учреждение, подобное этому. Ты согласен со мной, Артем?
- Да, но я... у меня другие проблемы, - виновато произнес Тема и неуверенно добавил, - наверное.
Ольга Борисовна сняла очки и, прищурившись, внимательно посмотрела на Тему, который смущенно опустил глаза. Вернув очки на положенное для них место, она тепло улыбнулась и вновь заговорила с "нелюдимым" Темкой:
- Уж не хочешь ли ты сказать, Артем, что твои проблемы не настолько серьезны, чтобы решать их вместе со мной?
Артем окончательно запутался. Ну, какого черта он ляпнул про какие-то проблемы, причем оказавшиеся совсем другими, нежели у остальных. Хорошо заврался. Теперь уже будет бесполезно продолжать эту вялую беседу и невозможно будет позвонить Алене Николаевне, если он не захочет признаться ей, что подставил ее самым мерзким образом.
- Да нет, не то. Я хотел сказать, что не могу понять, что со мной происходит, и это меня пугает, - умница, справился с непреодолимой задачей.
- Ага, - удовлетворенно сказала врач, откинувшись на спинку стула, - типичный случай для ребят твоих лет. Что поделаешь, такой уж возраст. Но это не значит, что с этим невозможно справиться.
Тема нахмурился. Что-то в ее словах вызвало у него смутную тревогу:
- Но ребята моего возраста вряд ли добровольно приходят к вам, - несмело отозвался он.
У врача душа ушла в пятки. С одной стороны, его дерзкий ответ нанес удар ее самолюбию, с другой, его справедливое замечание заинтриговало ее. Оказалось, что Артем вовсе не "лопух", каким поначалу казался.
- Ты прав, - приободрилась Ольга Борисовна, располагаясь в кресле поудобней, - а это значит, у меня есть все основания предполагать, что ты нуждаешься в незамедлительной помощи, которую я смогу оказать, если ты сознаешься во всем, что тебя тревожит. Договорились? - и она улыбнулась дружеской улыбкой.
Правда, ответа его не стала дожидаться, а сразу взяла инициативу в свои руки:
- Тогда приступим к делу, - она взяла бумаги, которые так долго заполняла, и пробежав по ним глазами, спросила:
- Насколько мне известно, ты живешь с матерью. Это так?
- Угу, - буркнул Тема, опустив рыжую голову, - еще сестра есть. Младшая.
- Может быть, я задам очень личный вопрос, но он чрезвычайно важен. Артем, - врач выдержала паузу, - почему отец не живет с тобой?
Подобного вопроса он ожидал. Хотя это ожидание абсолютно бесполезно, ведь для такого "кадра" как он, ответить на него практически невозможно.
Тема молчал. В голове роились какие-то мысли, но к вопросу они не имели отношения.
- Затрудняешься ответить? - забеспокоилась Ольга Борисовна.
- Нет, но.., - замялся он. - Понимаете, я был совсем маленький, когда он бро.., то есть, ушел из семьи. Но мне не кажется, что это все связано с моими проблемами.
"А может и связано", - отметил он про себя.
- Если ты так считаешь, - огорченно вздохнула она, - то будем искать причины в чем-нибудь еще.
Бедняжка, думала, отделается от него за пару минут, но вляпалась сильно и надолго.
- Только что ты сказал про своих ровесников, которые ни за что не придут сюда добровольно. Почему ты так решил?
Тема пожал плечами:
- Я имел в виду своих одноклассников. Не заметно, что их что-то гложет. У них почти всегда хорошее настроение, они какие-то беззаботные, что ли, - немного раскрепостился Артем - "сухарь".
- Уже лучше, - оживилась врач, - намного лучше. Тогда ответь мне, пожалуйста, ты комфортно чувствуешь себя среди них?
Допрос напомнил Теме небезызвестную игру в морской бой: мимо, мимо, попал! Вот и Ольга Борисовна попала так, что Артему стало дурно, и он ясно ощутил приближение кровотечения. Тут-то его охватила паника.
- Ты в порядке? - спросила врач, заметив испуг на его бледном лице.
- Помогите мне... - еле слышно попросил он.
- Артем, что случилось? - она поднялась со стула. Тема со стыда опустил голову и закрыл лицо руками.
- А ну-ка, - настойчиво потребовала она, приблизившись к нему, - убери руки от лица. Уговаривать его не потребовалось. Он выполнил ее просьбу. С начала Ольга Борисовна взглянула на его руки, обильно перепачканные кровью. С замиранием сердца она перевела взгляд на его лицо, на котором было еще больше крови. Она медленно вытекала у него из носа, останавливаясь на подбородке, с которого каплями струилась на его одежду.
Ольга Борисовна взяла себя в руки, чтобы унять напавшую на нее дрожь и твердо сказала:
- Я немедленно вызываю "скорую", - и она бросилась к телефону.
- Нет! - глухо прохрипел Тема. - Не надо, прошу вас!
Она замерла, держась обеими руками за телефонную трубку:
- А что я должна делать? - шепотом спросила она. Ее руки предательски дрожали, отчего трубка так в них и плясала.