Современная наука зашла так далеко, что буквально каждому человеку можно поставить диагноз латентной шизофрении. Но я рад, ибо давно считаю род людской вместилищем грязи и божественного света. И все эти составляющие замешаны в однородное тесто, из которого каждый миг выпекаются коржи истории. Бывают приторно сладкие; случаются подгоревшие. Нечему удивляться. Я где-то читал, что Юнг в детстве был юнгой. Не то в отношении корабельного дела, не то, прости Господи, женского рода. А всякое упорядочивание мне противно. Всё врут гороскопы! Если так легко определить отдельный характер по дате рождения, то узурпированная человеком исключительность среди наличной жизни теряет всякий смысл. Механистический подход! Разве мы не повзрослели? И еще мне не нравится ворошить напомаженное в университетах белье прошлого; и настоящее отдает душком; будущее... жаль мне потомков... Никаких надрывных вздохов вы от меня не услышите. Изменить человеческую природу может только исчезновение человека. Я не подлец какой-нибудь! Просто у меня в одном глазу бревно, а в другом - игольное ушко с застрявшим в нем верблюдом.
Думать хочется о хорошем, вольном, необузданном! И однажды мне приснился сон, в котором я снился сам себе спящим. Прерии! Кругом каньоны, гигантские кактусы и скромно-терпеливые индейцы. Свистят стрелы; пространство полно жалящих пуль. Неспокойно и страшно жить, но оттого жизнь обретает острый, неизъяснимый вкус. Ценишь не биение сердца, а каждый удар за ударом. Упоительный холодок риска!
Некто Сэм Вандрюккен неторопливо правил коня к ближайшему колодцу. Жарко, знаете ли. Семь случившихся по пути индейцев Сэм пристрелил с удовольствием. Но он был готов к тому, что кто-то и его прикончит с не меньшим удовлетворением вполне удавшейся жизни. Конь прядал ушами и фыркал, изнывая от зноя.
-Потерпи, Буцефал! - Вандрюккен дружески потрепывал гриву коня. - Потерпи. Если мне не соврал краснокожая сволочь, скоро до воды доберемся.
Сквозь трепещущий горячий воздух показался странный силуэт. Через минуту-другую можно было различить человека, насаженного на тонкий кактус, точно на кол.
-Вам удобно? - сухо спросил Сэм. - Должно быть, у вас очень щекотливое положение. Что с вами стряслось?
-Меня бросили подельники. Слыхали о ограблении почтового поезда?
Сэм кивнул.
-Разрешите представиться. Грегори Буч.
Сэм понимающе кивнул, припомнив листовку о розыске преступников.
-Моя лошадь пала. Как видите, со мной не церемонились.
-Почему вас не пристрелили? Всё же без мучений.
-Они образованные люди. Один выпускник Кембриджа. Двое других, кажется, закончили с отличием Сорбонну.
-А вы?
-Что -- я? Ах, понимаю. Я только-то и умею монеты пальцами гнуть.
-Вам помочь?
Буч задумался.
-Откровенно говоря, вы рискуете.
-Какая подкупающая откровенность!
-Если вы меня снимите, мне придется вас убить.
-Зачем?
-Не знаю. Наверно, чтоб завладеть вашей лошадью.
-Это жеребец.
-Не суть важно.
Грегори заметно опускался.
-Хэх, дружище! - с веселым удивлением сказал Сэм. - Через минуту-другую из вашего рта покажется соцветие этого кактуса.
-Не суть важно. Мне всё едино.
-Я вам помогу.
-Дело ваше. А только я честно вас предупредил.
Сэм не питал к людям ни отвращения, ни особой трепетной заботы. Скорее всего, решил подзаработать, сдав окактусенного бандита ближайшему шерифу. Он слез с коня и начал кумекать, как бы поосторожней избавить Буча от незавидной участи. Буцефал вдруг стал на дыбы, заржал и бросился скакать прочь, чтоб не дожидаться смены хозяина. Сэм быстро овладел собой после оторопи и принялся стрелять вослед коню:
-Стой, продажное животное! Порядочная ты свинья, а не породистый рысак! Вернись, сволочь!
Но Буцефал не раз бывал в подобных передрягах и словесным объяснениям предпочитал быстрый бег. Густое облако пыли скрыло его в неизвестном направлении.
Вдалеке показались четко различимые фигуры приближающихся индейцев.