Квартира задыхалась в гнетущей бездне тишины. Степан Иванович Чебаргин, отец обильно разветвившегося по миру семейства, мучительно умирал. Рак съедал его уже более двух лет и со дня на день Бог собирался закончить чтение шестидесяти трех томной повести: иногда печальной, иногда трогательной, но всегда искренней и честной.
Боль сердец близких и родных выплеснулась в окружающее пространство, буквально наполняя квартиру зримым мраком, преобразилась в надрывную пустоту и выстраданную готовность умиротворенно принять неизбежное.
Обжигающие молнии стонов Чебаргина ранили и терзали, вызывая удушливые всхлипы и потребность разрыдаться. Но слез уже не оставалось ни у кого.
Наблюдавший Степана Ивановича врач однажды предложил ему эвтаназию. Говорил при этом так спокойно и естественно, будто речь шла об оздоровительной прогулке. Чебаргин , вероятно, представил себе какую-то картину, ухмыльнулся и вежливо отказался, открыв доктору пикантные подробности из жизни его матери...
В полузабытьи, он размышлял о жизни и смерти, искал какой-то важный ответ. Повторяя "Нет, не то!" -- стонал еще громче.
Через несколько дней наступило облегчение. Врач объяснил: это такой предсмертный феномен. Миг дивного просветления, краткого освобождения ото всего на свете.
Чебаргин созвал родных. С каждым простился. Внуков напутствовал. Детям втолковывал, как лучше распорядиться квартирой, чтоб без ссор. Просил не хранить его вещей. Пытался шутить. Глупо и неудачно. Чувство юмора всю жизнь бежало от него как от проказы или кантовской философии. Его никогда не занимали анекдоты, от которых окружающие буквально валились со смеху. Напротив, шутливые музыкальные обороты и нарочито неудачные созвучия будили в нем восторженного ребенка, хохочущего оттого, что бабушка "смешно чихнула". Вот и сейчас им овладело какое-то неуместное озорство; говорил без умолку, преобразился до неузнаваемости. Лицо сияло, точно Чебаргину открылось что-то важное, не дававшее покоя. Вдруг задумался. В дыхание снова прокралась тяжелая хрипота.
--Никогда не прощу себе!.. Однажды у меня на руках умер случайный человек. Автокатастрофа. Заметив мой испуг, он шутил, подбадривал меня. Изо рта кровь шла, тело все переломано, голова разбита, а он меня пытался успокоить, будто это я был на его месте... -- Глаза Чебаргина закатились и он забубнил: -- Появились врачи -- только руками развели. Умер человек. Захлебываясь кровью, помню, все говорил мне: "Он так глубоко задумался, что его пришлось похоронить!". Так с улыбкой и скончался... Сильный человек... А ведь мне надо было, надо... Я тогда не смеялся над его шуткой -- не подходящий был момент. Да и потом не смеялся... Никогда... Сорок лет прошло... не понимаю... не дано... не умею!
Чебаргин замер, дыхание стало по-охотничьи вкрадчиво. Внезапно его тело задрожало.
--Конец, -- тихо сказал врач. -- Это агония.
К удивлению всех, Чебаргин открыл глаза. Они были в слезах. Раздался его громкий, неумелый смех, мешавшийся со стоном и гримасами боли, обострявшейся от сотрясания тела.