Биндюжного вида станционный смотритель уныло шлялся по избитому перрону с покосившейся вывеской "Зузуевка". На изъеденной неприличными надписями скамейке он заметил человека. Время за полночь. Прохладно. Подошел. В свете тусклого фонаря увидел старика.
-Мил-человек! Поездов до утра не будет. Шли бы вы домой. Зябко. Простудитесь.
-Я провожаю.
-Пусто уже, - огляделся кругом смотритель. - Нет никого.
В ответ - улыбка: не поймешь какая!
-Ну, сидите.
Скука местечковой жизни будоражила смотрителя:
-Может, пойдемте в мою сторожку, чаем угощу.
-Не хочется. Вы хороший человек. Будьте здоровы!
-Разве я чихал? - пожал плечами смотритель и по привычке побрел надзирать за порядком провинциальной тишины.
Он походил без толку там и сям, надеясь найти смысл своей жизни в каком-нибудь происшествии. Его искания в который раз бесплодны. Махнул стакан самогона и прикорнул два часа. Будильник - излишество. Проснулся в пять часов тридцать минут. Скоро быть первой электричке. Побрился. Открыл пузырек одеколона, подаренного давно убежавшей женой. По капельке использовал, смакуя прошлое. Комары на станции вымерли. Вышел. Воспрял - вызвал милицию. Старик на покосившейся скамейке чудесным образом превратился в окоченевший труп. "Разве я не предупреждал его?" Журналистов понаехало, прокуратура областная дело открыла. А у него неотъемлемая боль происходящего: "Почему здесь? Другого места не нашел окочуриться, подлец!"