Сколько себя помню, всегда был музыкальным алкоголиком. Невоздержанность, конечно, вредна во всех ее проявлениях, но... желание услышать новое буквально всасывало меня в воронку звукового обжорства, вызывало зуд гармонической неудовлетворенности. И захотелось мне однажды носом ушей почувствовать запах современной музыки. Очень кстати в филармонию с концертом нагрянул заезжий коллектив "Новые веяния". Мелодических откровений я не ждал, а вот освежить слух и развеяться не поленился сходить.
Публика собралась изысканная. Возле буфета тихая, скромная толчея: заказывает народ водку с бутербродами, но с каким-то едва уловимым смущением. Одним словом, интеллигенция: пили и стыдливо смущались. Я потом пожалел, что стаканчик-другой не пропустил. Современное искусство, друзья мои, слишком отрезвляет.
Третий звонок. Ну, с Богом!
Вышел на авансцену конферансье и громко объявляет:
Музыкант величественно поклонился залу, покрутил усы и сел за рояль. Минут пять он разминал пальцы; голова откинута назад. И вдруг как шарахнет кулаком по басам! Нервные ойкнули. А он поднялся и вышел. Раздались редкие хлопки. Но оказывается, пьеса еще не окончена. Автор выбегает к инструменту и - бабах! - бьет кулачищем посредине клавиатуры. И снова удалился. Кто-то идиотски хихикнул. Наконец, появляется Тыква на сцене и нежно мизинчиком нажимает верхнее "си". Застыл. Стоит, пока звук совсем не растворился. Резким кивком убрал со лба челку и повернулся к зрителям, давая понять, что нетленное сочинение успешно сыграно. Не много он, однако, аплодисментов сорвал - глубокую мысль ведь без разбега не перепрыгнуть.
-"Экстатический пароксизм". - Предваряет конферансье следующий номер. - Исполняет Георг Афтор.
Почти не касаясь деревянного настила, к инструменту грациозно подпорхнул высокий худой человек с взъерошенными волосами. Казалось, его шевелюра шевелилась и жила своей частной жизнью. К общему удивлению, автор небрежно скинул туфли, стянул носки. Усевшись на рояль, что-то дико рыкнул и пустился удивительно длинными пальцами ног по клавишам. Скомканная последовательность звуков с натяжкой могла сойти за фугу: Афтор облюбовал несколько нот и упрямо повторял их минут десять-пятнадцать. От помешательства зрителей спасла судорога правой ноги бравого музыканта. Но его левая конечность с удвоенным остервенением продолжала размягчать мозги слушателей полюбившимся всем набором нот. Исполнитель не на шутку закипел! Разодрал на себе рубашку; кусал руки; жалостливо повизгивал и с каждой секундой выглядел всё более уставшим и встревоженным. Внезапно крикнул: "Я готов!" Конферансье вынес ему сигаретку, дал подкурить. В воздух заполонил аромат свежескошенной конопли. Лицо необыкновенного пианиста наполнилось блаженной негой и отрешенностью. Он обжег себе пальцы последней затяжкой и, обессиленный, рухнул на пол. Впрочем, даже в таком неудобном положении пытался дотянуться ногой до клавиш. Я тогда подумал: какая же в этом человеке недюжинная тяга к прекрасному! Ему помогли подняться. Раскланялся почтенной публике и поковылял за кулисы. Почтенная публика наградила его бурлящими овациями, особенно в первых рядах, которые были окутаны бодрящим облачком.
-Дамы и господа! - с довольной улыбкой сказал конферансье. - Концерт завершает сочинение Ивана Тундырбекова "Пирогенез в пирожном". Произведение исполняется автором впервые.
Он перекрестился и нырнул в боковую дверь.
Иван Тундырбеков выглядел решительно. Он забрался в рояль, лег на струны и закрыл крышку. Свет в зале приглушили. Послышались странные звуки или, вернее, какая-то струнная возня. Внутри инструмента вспыхнул огонек. Сперва маленькое, яркое мерцание превратилось через минуту в настоящее пламя. Завораживающее зрелище несколько омрачали истошные вопли Тундырбекова. Вероятно, так и было задумано. Нет, я ошибался! На сцену высыпали пожарные с огнетушителями и поспешно загасили обугленные головешки и неумолкающего исполнителя. Пахло опаленными поленьями и горелым мясом. Ивана Тундырбекова уложили на носилки. Он выглядел дымящимся призывом к состраданию.
-Концерт... это конец! - брякнул конферансье. Упал занавес.
Увиденное впечаталось в меня надолго. Два года спустя моя добрая знакомая показала мне статью из одной провинциальной газетки, в которой сообщалось о том, что во время концерта сгорела местная консерватория. Я с тихим восхищением вздохнул:
-Поразительно! Неужели Тундырбеков до сих пор жив!?