... Было семь часов вечера. Взявшись за ручку двери парадного, Роман Александрович Бердов замер. Холодок металла, переданный ладони, кольнул в уме Бердова точечным воспоминанием: "Когда я открою дверь, мне встретится соседский мальчонка" -- подумал Роман Александрович, глуповато улыбнувшись. Так и произошло. "На предпоследней ступеньке я оступлюсь". И он подымался медленно-твердым, осторожным шагом. Но вдруг под его ногами проскочил кот, испугавший Романа Александровича своим внезапным появлением. Бердов качнулся, чуть-чуть не упал и подвернул ногу. В лифте у нашего героя случилось еще одно прозрение. "Кабина застрянет между этажами. Но... я успею выйти к этому моменту." Двери открылись. Роман Александрович выпрыгнул на площадку, едва не повалив своим броском соседку.
-- Простите, Дарья Павловна.
-- В лифте завелись змеи? -- и ее удивленное лицо постепенно превратилось в тонкую полоску, оставшуюся между закрывшимися дверями.
Где-то внизу, может быть, между первым и вторым этажами лифт изломанно вздрогнул, остановился. Послышался отчаянный стук и отдаленный крик женщины.
Оказавшись в квартире, Роман Александрович помимо воли произнес полушепотом, не придав значения сказанному: "Сейчас позвонит жена. Она задерживается на работе". Зазвонил телефон.
-- Слушаю.
-- Рома, я...
-- Ты сегодня задерживаешься.
-- Я... что ты сказал? Откуда ты узнал? Что с тобой?
-- Угадал?
-- Пугаешь, -- нерешительно сказала она с нотками оторопи. -- Не скучай... еда в холодильнике.
-- Светик! -- Роман Александрович хотел спросить у жены -- не помнит лиона сегодняшний день как некогда уже пережитый, но осекся.
-- Что ты хотел спросить?
-- Нет, ничего.
-- Ты здоров?
-- Мне как никогда хорошо! -- с некоторой грустной иронией и сомнением сказал он.
Предпосылок к сумасшествию Романа Александровича собралась критическая масса! "Три совпадения -- это еще не рок! -- думал он. -- В сущности, не произошло ничего сверхъестественного... у меня убежит кофе и я обожгу большой палец на левой руке... ведь отгадывал-то я заурядные события, которые могут не единожды произойти в любой день. Лифт... Что? -- подскочил на месте Бердов. -- Кофе!" Кофеварка вулканировала, выплескивая на плиту черные брызги. Пытаясь спасти остатки кофе, Роман Александрович ожег большой палец... левой руки. "Это чересчур!" Что происходит, черт меня побери?! Надо сосредоточиться. Спокойствие и мысль. Следует вспомнить еще что-нибудь из того, что произойдет в этот вечер. Я лягу спать... нет, это слишком очевидно..." Как не силился Роман Александрович, целеустремленное вглядывание в будущее ему не удавалось. Озарения приходили произвольно и в те мгновения, когда он их не ждал. Бердов до того рассердился на абсурдность своего положения, что даже плюнул на пол, да еще и растер. Походив немного без дела в предвкушении воспоминания неизвестного, Роман Александрович отчаялся его ждать и расположился читать вечернюю газету. Мельком просмотрев первую полосу, он отбросил чтиво: "Но ведь из почтового ящика я не брал ее -- это факт. Может быть, забирал? Нет, исключено. Надо проверить... Склероз начинает паразитировать исподтишка -- будешь завязывать "на память" узелки и тут же забывать о них."
Он сбежал на первый этаж заглянуть в ящик. Газеты не было. Медленно подымаясь по ступеням, Роман Александрович подумал: "Я нахожусь в такой прострации, что перейду свой этаж." После этой мысли он будто очнулся. "Так и есть -- на два этажа выше. Но спускаться -- не подыматься!" -- подбадривал он себя.
Время установилось на одиннадцати часах вечера. Полулежа на диване под блекленьким абажуром, Роман Александрович закончил читать и отложил газету на ночной столик. Потянувшись к выключателю, он вдруг остановил внимание на верхнем правом крае газеты. "Что такое?! Не может быть! Спокойствие! Какое сегодня число?.. жена вернется домой минут через десять и от нее будет разить мужским одеколоном; голос ее естественен и оправдание брошено ею будто невзначай: "В троллейбусе была такая толчея!"... Какое сегодня число? Двадцать первое! Двадцать первое!" -- прокричал он. В руках его была нервно зажата вечерняя газета от двадцать второго сентября -- завтрашняя вечерняя газета. "Нет, невозможно! Опечатка! -- В мозгу твоем опечатка! -- Мой мозг здоров; я здоров; мне здоровится. Не надо придавать значение мелочам. Это опечатка и только. О-пе-чат-ка!" -- успокаивал он себя.
Вскоре явилась Светлана Григорьевна.
-- От тебя пахнет мужским одеколоном, -- сказал Роман Александрович и вспомнил, что уже знал свой вопрос и ответ жены наперед.
-- Люди точно сговорились! Как на зло сегодня в троллейбусе была такая толчея!..
"Врет! Врет натренированно: ни одна нотка в голосе не дрогнула! У нее любовник."
Она пересказывала Бердову свой день, но он не слушал ее, хотя и изображал внимающий вид. Его буквально душила внезапная догадка: "Может быть, уже не впервые я переживаю одни и те же события, один и тот же день?.. Почему я помню именно этот день? Что в нем? И сколько раз я жил этот день? Девять? Сорок? Невозможно ведь всю жизнь жить одним и тем же днем! Не родился же я пятидесятилетним и с четверть-вековым рабочим стажем, женой и двумя детьми??? Неужели вся моя жизнь -- бесконечное повторение одного дня!!?"
Бердов напряг память, стремясь вспомнить хотя бы яркие вспышки своей биографии. Однако память, будто бы приняв слабительное, пронеслась по прошлому без задержки.
Люди забыли, что живут в среднем не шестьдесят лет, но один миллиард восемьсот миллионов и сто шестьдесят тысяч секунд, в каждую из которых обязательно происходит какое-нибудь событие, возникает какая-нибудь мысль, желание, стремление, чувство! В лучшем случае -- минувший год мы можем вспомнить по какому-то количеству дней, однако жизни, продолжительностью в секунду -- для нас не существует! И это парадокс! -- значит мы и живем и не живем одновременно. Живем, потому что умираем; не живем, потому что мгновения не наполнены для нас смыслом и значением. Жизнь должна измеряться миллиардами секунд, а не десятками годов. И жаль, что это не так.
Роман Александрович засыпал себя сном с беспокойным сердцем: "Если утром повторится сегодняшний или вчерашний день, но я не смогу этого осознать и вспомнить, -- то как же узнаю, что у меня есть будущее?" Мысль, равно любопытная и страшная была умерщвлена в Романе Александровиче объятиями Морфея и утром не напомнила о себе. Напротив, начало дня выдалось Бердову самым обыкновеннейшим. Он начисто побрился, напевал какую-то мелодию, но больше его занимала мысль -- много ли будет в метро людей и успеет ли он закончить дела до конца рабочего дня. Однако Роман Александрович превосходно понимал, что и сама работа мало интересует его. В конце концов, она сойдет на нет; он вернется домой; в свое время отойдет ко сну и -- все заново: раз и навсегда запрограммированный набор событий, подменяющий, скрывающий вольное течение жизни.
Наступал вечер. Вечер наступал дню на пятки. Было девятнадцать часов и одна минута. Бердов возвращался с работы. Взявшись за ручку двери парадного, Роман Александрович на секунду замер и улыбнулся. "Едва я открою дверь, мне встретится соседский мальчонок... на предпоследней ступеньке я подверну ногу..." Однако с соседским сыном Бердов поравнялся лишь на последней ступеньке. Вслед за Романом Александровичем в парадное вбежал облезший кот, стремглав помчавшийся вверх по лестнице и наткнувшийся на мальчика, отчего тот, пошатнувшись, с трудом устоял на ногах.
-- Ты не ушибся, Мишутка?
-- Нет, дядя Рома, мне не больно.
Зайдя в лифт, Роман Александрович нежданно для себя сказал в полуслух: "Моя соседка застрянет в лифте." Но в остановившейся между этажами кабине оказался сам и был освобожден из заключения через сорок минут.
Еще до звонка жены, он уже знал -- зачем она будет звонить и какие скажет ему слова. "Черт меня возьми! Неужели во мне открылись способности медиума?" Зазвонил телефон.
-- Слушаю, Светик.
-- Роман? Как ты узнал, что звоню именно я? Что произошло?
-- Ответь прямо: не кажется ли тебе, что сегодняшний день уже когда-то был?
-- Да что с тобой?
-- Не волнуй свою кровь понапрасну, -- дар особый проснулся во мне.
-- Ты меня пугаешь.
-- Ничего не хочешь мне сказать?
-- Что ты ждешь услышать?
-- Не буду более тебя интриговать, но у меня предчувствие, что ты сегодня задержишься на работе.
-- Отчего мне задерживаться? Я звоню узнать: какие вкусности купить к ужину? Наш холодильник до краев заполнен пустотой.
Тем разговор и кончился.
Роман Александрович не без смуты в душе попытался вспомнить: когда же, когда он переживал или, точнее сказать, пережевал и пережевывал этот день? Однако уста памяти были неразрывно сомкнуты. Воспоминания будущего всплывали в сознании нечаянно. "Почему я до сих пор не сварил себе кофе? -- подивился Бердов. -- Постой-ка! Начну делать кофе -- обожгу палец. Большой палец левой руки... Бред! Я что ж, с ума схожу?" И он поставил кофеварку на плиту, в рассеянности не заметив, что газ уже был им зажжен. Пламя облизало Роману Александровичу почти всю кисть правой руки. Бережно намастив кремом обеспокоенную жаром кожу, Бердов вздохнул: "Угадываю общую форму события, а как оно произойдет и каково будет его содержание -- этого не знаю! Вероятно, переутомился".
Вскоре вернулась с работы жена Романа Александровича.
-- Что приготовить на ужин?
-- Мы ведь больше десяти лет в браке! - шуточно погрозил жене пальцем.
-- Сырники с ванильным цианидом будешь есть?
-- Будешь.
Бердов вертелся вокруг Светланы Григорьевны, ловя аромат ее духов. Какое-то невнятное предчувствие гнело его: "У нее превосходные духи!" Для чего было заострять собственное обоняние -- Роман Александрович не понимал. Не мог также он понять -- что? хотел открыть в запахе?
-- Пойди в гостиную, не крутись возле меня. Ты мешаешь.
-- Твоя правда. Газету прочесть, что ли?
-- Иди, иди, скоро позову.
Услышав скрип входной двери она вскрикнула с тревогой:
-- Роман? Ты дверь открыл?
-- Я.
-- Бес тебе в ребро! -- фыркнула Светлана Григорьевна. -- Заикой меня сделаешь. Далеко направляешься?
-- Газету забыл взять.
Объявив лифту недоверие и выказав ему нескрываемое презрение, Бердов спустился на первый этаж пешеходом. "Растяпа! -- обругал он себя. -- Ключ от ящика не захватил. Вечер неудач."
Жена прочла в глазах Романа Александровича тяжелое уныние.
-- Чего ты насупился? Опять газету украли?
-- Гораздо обиднее -- ключ забыл.
-- Садись за стол. Сы-ы-рники-и -- объедение!
-- А газета?
-- Что "газета"? Завтра возьмешь.
В почтовом ящике Бердова почивала завтрашняя вечерняя газета.
К вечеру следующего дня с Романом Александровичем произошли примерно те же события, что и за два минувших дня, но дар прорицателя ударил его в девятнадцать часов и две минуты, что было на минуту позднее, чем в предыдущий день. Случилась и подмена актера на драматическую роль: большой палец левой руки ошпарила себе Светлана Григорьевна. В остальном, события шли тем же чередом, как и два дня назад.
Чтение газеты доставило Роману Александровичу мало радости и отдохновения: сквозь слова рисовались ему катаклизмы, убийства, сумасшедшие постановления бредседателя правительства, невероятные случаи, светская хроника и крики патриотов о родительном падеже в стране. Если б Роман Александрович мог вспомнить порядок событий двухдневной давности и содержание газеты, прочитанной им тогда -- он бы немало удивился: хотя газеты разнились названиями, они были одинаковы до буквы и знака, а ошибки или опечатки встречались в одних и тех же словах, как-то: родина, народ, власть, -- напечатано же было: пародина, нарост, сласть. Газета смутила Романа Александровича, статьи показались ему знакомыми. "Читал! Читал же! Уверен, что читал!.. Но когда это было, хоть этого и не могло быть??? Не станут же повторно тиражировать газету, издававшуюся неделю, месяц или даже год тому назад! Глупость и транжирство! И читал я ее не так давно. Не далее третьего дня, пожалуй".
Нарождалась полночь. Роман Александрович отложил газету, не обратив внимания, что в нее закралось завтрашнее число. Без четверти двенадцать в дом вошла Светлана Григорьевна. Бердов знал, что от нее будет веять мужицким одеколоном и во избежание ее лживых оправданий притворился спящим. Будильник он выставил как и всегда на шесть часов утра.
Каждый последующий день мучил Романа Александровича предвкушением предстоящего прошлого. Кошмар воспоминания одного и того же пережитого когда-то, но вновь и вновь переживаемого дня настойчиво посещал Бердова по вечерам, смещаясь во времени на одну минуту. Некоторые события перестали давать себя в испытание Роману Александровичу, однако происходили с другими людьми и в других местах. Он же погрузился в замкнутый круг.
В один из вечеров, прозрения будущего прошлого стали невыносимы Бердову, достигнув предельного напряжения. И он ужаснулся: "Быть может, я живу не во времени, а в одном и том же отрезке времени?.. Не могу вспомнить: когда переживал сегодняшний день, но ведь переживал! Как это можно проверить или опровергнуть? Господи! Если вся моя жизнь вдруг сжалась в один повторяющийся день, значит ли это, что я никогда не умру?"
На скорый конец терзаний, однажды он придумал остроумную уловку -- написал обстоятельную записку с изложением коллизий сегодняшнего дня, не упустив даже таких мелочей, на которые бы прежде не обратил внимания. Сложенный вчетверо бумажный лист он опустил в карман пиджака вместе с завтрашней вечерней газетой. Для полноты сравнения "завтра" и "сегодня", Роман Александрович вышел на улицу, ходил в людных местах, с глупыми вопросами останавливал прохожих, подолгу беседовал с соседями и все это для того, чтобы собрать как можно больше случайных фактов сегодняшнего, которые он не ленясь описал в своем послании к себе завтрашнему...
Но увы! письмо и газету Роман Александрович выбросил по дороге на роботу. Злая ирония! -- Бердов брезговал держать в карманах что-либо, кроме ключей от квартиры. "Какая-то бумажка и газета вчерашняя! -- говорил он себе, даже не взглянув на выброшенные им бумаги. -- И зачем только я их сунул в карман? Не в моих правилах. Завтра не позволю себе такой неаккуратности..."