Багровский Артур : другие произведения.

Застывшие Чувства

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    РЕШИТСЯ ОНА НА СДЕЛКУ? - Ещё одна история журналистского расследования.


  
  

"ЗАСТЫВШИЕ ЧУВСТВА"

(новая авторская редакция)

Раде, с признательностью

за подсказку некоторых идей

и высказывания соображений

по поводу сюжета.

Артур Багровский.

   "Как насекомое в смоле
   Застыли в бронзе плоть и чувства..."
  

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ.

   В терпком осеннем воздухе парила благоговейная тишина. Утро нехотя перетекло в день. Стайка воробьев лениво чирикала за окном, решая свои насущные вопросы. Это было по ту сторону стекла, по другую её сторону тоже было тихо, но не так, как на улице. Тишина в редакции стояла рабочая, напряженная... хотя для кого как.
   Мария просматривала фотоснимки с последней встречи одноклассников на рабочем компьютере и безжалостно удаляла их один за другим. Что поделать? Ну, не нравились ей они и все тут! Скорее всего, это придирки. Или фототехника стала намного лучше или морщинок вокруг глаз действительно прибавилось со временем. Да, ей ведь уже не двадцать. И не тридцать, и даже не... И на встречу ту ей идти не хотелось вообще. Это всё Алёна потащила её туда...
   - Мария Александровна! - Рабочую тишину помещения редакции расколол голос ВВСа, Виктора Васильевича Смалькова, редактора газеты "Крик". Марии пришлось щелкнуть по клавишам и убрать снимки до следующего раза. Вместо них в окне "Ворда" высветилась статья на стадии правки. Что делать? ВВС редактор газеты, а она в этой газете работает штатным журналистом. Деньги не Бог весть какие, но терять место из-за пустяковины не имеет смысла. Поэтому, пока редактор продвигался через комнату в её "медвежий" угол Мария успела открыть статью и, придав лицу деловое выражение, приняться за ее правку, которой она занималась уже недели полторы.
   - Как продвигается статья, Мария? - ВВС, не вынимая рук из карманов, уселся на соседний стол.
   - Отлично, Виктор Васильевич, еще пару часов и...
   - И распечатку мне на стол. А сейчас пойдем, покурим. - Смальков отлепился от стола, поднялся и направился к выходу. Обычно для этого ему не нужна была компания, как и ей тоже. А раз так, значит, есть дело. Мария щелкнула по значку "сохранить" и последовала за начальником.
  
   Тот сидел уже в комнате отведенной для обеда, но чаще, особенно в плохую погоду, используемой под курилку. Здесь стояла потертая видеодвойка на которой крутилась кассета. Смальков, увидев в дверях Марию, приглашающее кивнул сесть поближе:
   - Это было во вчерашних вечерних новостях. Ты, наверное, не видела. Я сам еле успел записать.
   Мария закурила, присела на край стола и сосредоточила внимание на не особенно чётком изображении. Через минуту она поняла, что на кассете был записан фрагмент из передачи о местных городских происшествиях.
   - Вот, сейчас будет, смотри.
   Увиденный сорокасекундный сюжет ни воодушевил её, ни растрогал. Суть его сводилась к тому, что какой-то юноша угнал трактор "Беларусь" и ночью попытался свалить памятник. Он, памятник, установленный недавно, стал уже местной достопримечательностью и пользовался огромной популярностью в молодежной среде. Комментарии к сюжету были построены в ироническом тоне, дескать, виной всему неразделенная любовь.
   "И что из этого можно высосать даже для нашей газеты?" - Мария ждала пояснений от редактора. Тот молчал, его удлиненное вылинявшее лицо хранило выражение каменного истукана острова Пасхи. Ни одного движения, ни бровью, ни уголком губ. Настроение ВВСа всегда было сложно уловить. Голос монотонный, громкий, резкий, но всегда одинаковый. Движения тоже экономные. Часто любил сесть или хотя бы обколоться. За все это получил прозвище "Зомби", но для Марии он был "ВВС".
   - Памятник не позволили свалить бдительные жильцы соседних домов, которых этот тип разбудил поднятым шумом. Когда подъехала милиция, парень уже обмотал фигуру цепью и крепил её к трактору. Понимаешь, он всерьёз намеревался сделать это.
   - А этим трактором можно свалить памятник?
   - Кто его знает? Дело не в этом. У тебя же есть знакомые в милиции. Поинтересуйся адресом этого балбеса. Его вроде бы не стали арестовывать. Выясни, что его толкнуло на такое? Вдруг выйдет душещипательная история.
   - Я возьму кассету?
   - Да, конечно, само собой.- ВВС протянул Марии пульт от видеодвойки, затушил окурок и вышел.
   Вечером Мария еще раз прокрутила запись. Ей больше хотелось провести недельку на диване с томиком Флобера или Гюго, чем писать о подобной ерунде. Но лежа на диване денег не заработать. Тем более если она собиралась делать ремонт в зале. Мария еще раз прокрутила старую скрипучую кассету и выключила телевизор. Затем нашла пухлую записную книжку и полистала ее в поисках нужного номера.
   - Привет, Андрей, не занят?..
  
   Знакомый из РОВД мало что прояснил:
   - Да, клоун какой-то. Надо бы ему было навалять суток пятнадцать хотя бы, да эти телевизионщики прикатили. - Единственно, чем помог друг Андрюха, назвал адрес и имя "варвара".
   Утром, - это было почти одиннадцать часов, - идти на работу в полуподвальное помещение редакции не хотелось вовсе. "Почему, где бы я ни работала, редакция всегда или в подвале или на чердаке? Это я их нахожу или они меня?" - задала она вопрос своему отражению. То молчало, лишь демонстрировало недостатки, которые Марии видеть совершенно не хотелось. Заострившиеся скулы, сетку морщинок вокруг глаз, секущиеся крашенные-перекрашенные волосы. "Так быстро..."
   Мария приготовила и выпила кофе и лишь после этого позвонила на работу, сообщила начальнику, что адрес нашла и идет сейчас к тому самому недотепе. "А там видно будет".
   - Давай. - Вот и весь ответ редактора. Что ж, теперь хочешь, не хочешь, но придется навестить парня. Когда она вышла на улицу, то решила отправиться пешком, просто подышать и погулять. По пути она пыталась припомнить хоть что-то о том многострадальном памятнике, который попал в городскую видеохронику. Странно, но ничего дельного в памяти не всплывало, так мелочи. Помнилось только помпезное открытие года два или три назад. Но где он поставлен, кому? Этого она вспомнить не могла и вынуждена была согласиться с тем, что новости её не интересуют. Это её-то! Всю свою жизнь посвятившую созданию этих самых новостей. Да, видимо дело совсем плохо.
   По означенному адресу оказалось ветхое строение, возможно ранее и бывшее жилым домом. Теперь это было неказистое двухэтажное деревянное сооружение, затертое среди ярких новостроек. Мария огляделась. Когда-то, раньше здесь было уютно, тихо и даже романтично. Липы, резные наличники, зелёный заборчик. Сейчас всё это выглядело невзрачно. "Интересно, кем этот Гоша работает? Как его там? - Она заглянула в ежедневник. - Георгий Сергеевич Усов". Не найдя звонка, она постучала в массивную с осыпавшейся синей краской дверь. Тишина. "Скорее всего, никого нет дома. Он должен быть на работе". - Мария постучала еще раз и полезла в сумку за блокнотом, чтобы оставить записку. В этот момент по лестнице загрохотали шаги. Мария даже испугалась, решив, что дверь сейчас откроет какой-нибудь здоровяк-дебошир.
   - Проходите! - Сразу же раздалось из-за распахнутой двери. Мария не решилась шагнуть во тьму прихожей.
   - Георгий? Это вы, да?
   - Это я. Можно Гоша. Идёмте, тут сквозняк. - Шаги загремели в обратном порядке, снизу вверх. Мария успела рассмотреть лишь потёртые джинсы возможно серого цвета. Что ж, раз с порога её не спросили ни о чем, незачем представляться. Мария пошла следом по скрипучим деревянным ступеням.
   Едва пройдя половину винтовой лестницы, она смутно догадалась о роде занятий Гоши. В нос ударил резкий букет специфических запахов. Поднявшись до конца лестницы и очутившись в прихожей, Мария утвердилась в своей догадке - у стены стояли подрамники без холстов. "Так он художник! С чего бы тогда ему было громить произведение искусства?"
   Хозяина квартиры видно не было, но звуки подсказывали место его нахождения. Гоша чем-то ожесточенно гремел.
   - Вы проходите в ту комнату! Я сейчас спущусь! - На минуту воцарилась тишина. Марии стало смешно и любопытно, в какую именно "ту" комнату её приглашали. Она шагнула за тяжелый занавес вместо двери. За ним оказалось что-то вроде... вроде... Мария не могла определить назначения "той" комнаты. Очевидно, она была многофункциональной. Здесь также находились предметы, имевшие отношение к творческой деятельности. Прямо, опять за занавесками, располагалась по всей видимости студия. Был виден угол мольберта и столик, заваленный тубами краски. Заглядывать дальше Мария не решилась. Слева однозначно находилась кухня и столовая - тёмная без окон комната, в углу которой виднелись ступеньки. Они вели вверх к распахнутой двери, из-за которой наконец-то появился хозяин квартиры.
   Вначале опять же появились джинсы неопределенного цвета, синяя в клетку рубаха на выпуск, затем руки с очередным квадратом холста, скрывавшего лицо. Холст опустился, открыв узкое бледное лицо, длинные разметанные волосы. Мария слегка поморщилась, она терпеть не могла небритых мужчин. У Гоши же была недельная щетина. Грустные темные глаза смотрели выжидающе. По всей видимости, Гоша пытался вспомнить незваную гостью.
   - Вы Вера Григорьевна?
   Мария качнула головой.
   - Вы от Веры Григорьевны?
   Еще раз нет.
   - Но вы за портретом?
   - Может, будет проще, если вопросы стану задавать я?
   - А, ну, - Гоша перестал мучить холст и поставил его к стене. - Но вы точно не за портретом? И не хотите заказать свой портрет?
   Еще раз нет.
   - Зря, у вас выразительное лицо, такое фактурное, хара?ктерное...
   - Давайте оставим в покое мою внешность и вообще живопись. Поговорим о скульптуре.
   - Я этим не занимаюсь. Вас... вам...
   - Я о позавчерашней попытке свержения кумира.
   - А, вон...
   - Чем он вам не угодил? Это же не Зураб Церетели.
   - Откуда вы узнали?
   - Откуда? Помилуйте, весь город знает.
   - Я имел в виду мой адрес.
   - Я ведь журналистка.
   - Писать будете? - жалобно пролепетал Гоша и опустился на ступеньку.
   - Еще не знаю, стоит ли бумагу переводить.
   - Ай, итак на весь город ославился. А вы из какой газеты?
   - Из "Крика". Тираж небольшой, но читаемое издание. Если напишу хорошо, могу переменить отношение к вам. Но для этого вы должны мне все рассказать.
   - Как на исповеди?
   - Как у адвоката!
   - С чего же начать?
   - Может, для начала, предложите даме стул?
  
   - Это всё из-за памятника вышло... Нет, из-за Лариски... Нет, из-за того, что мы с Лариской туда поперлись ночью... Да, ночью, в этом всё дело. И ещё в полнолунии. - После минутного созерцания потолка Гоша все же извергся драматическим монологом. Мария удостоилась места, и даже чашки довольно хорошего кофе. Она сидела на старом, почти антикварном полукресле и внимательно изучала внешность своего респондента, едва прислушиваясь к его повествованию. Она знала по опыту, самое ценное будет сказано позже, когда собеседник начнет пересказывать в третий, а то и в четвертый раз. На всякий случай под рукой был готов диктофон. Он лежал сверху в небрежно раскрытой сумке, оставленной у ног. Не все любят, когда их записывают даже на аудио.
   Гоша тем временем пережевывал свою историю:
   - Все было так хорошо вначале, мы жили здесь потихоньку. Сначала она ко мне только заходила, потом уж перебралась, как говорится, с вещами.
   - Лариса?
   - Ну да, я же и говорю. Мы... в общем познакомились, то, се. Все нормально было. Потом ей замуж надо стало. Приспичило.
   - А вам это видимо ни к чему было?
   - Какая тут семья?! В этих-то условиях, с моим-то заработком...
   - В этом все дело?
   - Да... нет... не то, чтобы... В общем она... она... это... - Гоша замялся, опустил взгляд.
   - Оказалась в интересном положении? - Подсказала Мария.
   - Да! - Гоша хохотнул, осекся. - Какое уж там интересное. Ну, в общем да, залетела... - Гоша говорил долго, нудно, повторяясь и сбиваясь. Как говорится, заходил на посадку большими кругами. Мария устала его слушать, давно отставила чашку. Украдкой она скользила по беспорядочно расставленным холстам. Очень хотелось закурить, больше из-за желания сосредоточиться. Гоша же продолжал мучиться в словесном водовороте, поэтому пришлось его прервать:
   - Вы говорите, что у вас плохо с заказами? Поговорим об этом.
   Гоша осекся.
  
   Мария шла по улице, пытаясь переосмыслить услышанное нагромождение фраз и выжать из этого самую суть происшествия. Слов было много настолько, что голова начала потихоньку болеть. Или это совсем по иной причине? Что же там наговорил этот Гоша? О подруге Ларисе, о её залёте. И... после этого она потащила его к памятнику? Бред какой-то. Да, еще была истерика, был скандал... О, как это все уже стало обыденно. Да, но она, Лариса для чего-то потащила его к чертовому памятнику в полночь. Не тот у него характер, чтобы тащить. Да, Гоша летящий, да, эпатажный, слегка того, но тащить его не удастся. Что он сказал - "Мы потащились ночью" - да, примерно так. Значит, он сам пошел. Но чего хотел он? Для Ларисы это было крайнее средство? Ладно, сейчас не об этом. Они пришли, загадали желание, и памятник сделал им какое-то предложение. Вовсе бред! Что главное? То, что оба, - и Лариса, и её ребёнок погибли. Виноват ли в этом памятник - дело десятое. Надо выяснить, было ли такое на самом деле.
   Мария вынула мобильный телефон и нажала вызов на аббревиатуре "ВВС".
   - Да, Мария, слушаю тебя.
   - Виктор Васильевич, у вас главврач где-то знакомый есть?
   - Да. И...
   - Можете выяснить, был ли несколько дней назад смертельный случай с выкидышем? Молодая женщина лет двадцати пяти. Зовут Лариса, фамилии не знаю.
   - Это что, как-то связано с наездом на памятник?
   - Да, напрямую.
   - О! Как все сложно-то. Продолжай. Я как выясню, тут же перезвоню. Дело не простое оказалось, как я погляжу?
   - Да, похоже. Пойду дальше работать.
   - Давай.
   Когда Мария отключила телефон и огляделась, то, неожиданно поняла, что находится в старой части города, откуда виднелся сквер на высоком берегу реки. Это был тот самый сквер, где стоял тот самый злосчастный памятник. Вот так-так, ноги сами ее вынесли на место происшествия? Или она подсознательно пришла сюда? Что ж, раз уж она оказалась здесь, надо пойти и осмотреть достопримечательность.
   Миновав вход в чугунной ограде, Мария пошла по брусчатой дорожке. Все они - шесть или восемь - сходились в центре сквера у относительно небольшой площади. В центре самой площади высился памятник. Собственно он не высился. Изваяние было щадящих размеров - лишь немного больше роста настоящего человека. Пьедестал также был низок, по этой причине к самому памятнику можно было подойти вплотную. Очевидно поэтому некоторые его части золотисто блестели. Мария вынула из объемистой сумки фотоаппарат и сделала несколько снимков в разных ракурсах. Затем она осмотрела окна верхних этажей единственной высотки и попыталась представить, как тут все было, когда Гоша переполошил жильцов своей атакой на статую. "Интересно, а у него крыша не того? Не сам ли он Ларису..."
  
   - Любопытствуете? - Мысль была прервана хрипло-каркающим голосом. Мария вздрогнула и обернулась. За спиной в паре шагов стоял незнакомец, внешностью подозрительно напоминающий бомжа. Не побритый, не постриженный, не умытый, не опрятный и ещё десяток "не".
   - О! Теперь многие интересуются им. - Незнакомец ткнул пальцем в сторону монумента.
   - Отчего же? - Поинтересовалась Мария, соседство с этим человеком вызывало у нее неприятные ощущения, хотя по роду деятельности ей доводилось общаться даже с уголовниками. Бомж вызывал в ней не столько отвращение или брезгливость, а какую-то тревожную настороженность. Возможно, это было вызвано тем, что он лишь выглядел как бомж, но в действительности был кем-то иным. Совершенно непонятно отчего она так подумала? Возможно, подсказывал опыт. Неопределенность немного раздражала, но желание узнать пересилило.
   - Вы будто не слыхали? - Развел руками незнакомец.
   - Что? О чем? - Мария состроила бомжу глазки.
   - Да о нем же! - Он вновь ткнул пальцем в сторону памятника.
   - А что же с ним такого случилось? - Мария попыталась деланно удивиться.
   - О! Прелюбопытнейшая история! - Незнакомец потер сизый нос, покрытый мелкой сеткой сосудов. - Я бы, наверное, рассказал её, да вот жутко пересохло горло. Вот если бы...
   Мария улыбнулась, все стало предельно ясно. Она запустила руку в карман пальто и протянула бомжу совсем нелишнюю десятку.
   - О! Премного благодарен... Тут такое дело произошло,.. - начал он, кашлянув в рукав заношенной некогда модной кожаной куртки явно с чужого плеча. - Я, видите ли, тут неподалеку обретаюсь, потому был свидетелем с самого начала.
  
   Тут, знаете ли, завсегда вечерами людно. Особенно молодежь, особенно в полнолуние. Всегда кто-то есть. Место хлебное, особенно для таких как я...
   Так вот, обычно молодежь приходит сюда желания загадывать. Бывают всякие и всякое, но как третьего дня... Я такое первый раз видел. Это часа три уже было. Слышу, что за шум? Глядь, трактор этот как его...
   - ЧТЗ?
   - Не... маленький, "Беларусь". Катит прямо в сквер. Я ещё решил, что он подметать собрался. Тут обычно трактором подметают, только маленьким. Этим... "Максимом". А тут "Беларусь" и без щетки. Мне-то, конечно, все равно было. Я решил уже на другой бок перевернуться, да... Только гляжу, он на всех парах к памятнику летит и так как-то рывками, спотычками. А уж когда тот парень выскочил из кабины с матюками, меня совсем любопытство разобрало. Он этот памятник обмотал цепью и за трактор цеплять стал. Вот, глядите. - Бомж указал на свежие светлые царапины на ногах фигуры. Мария сфотографировала их тоже.
   - Конечно, я понял, чего он делать собрался. Прямо-таки вопиющий акт вандализма в центре культурной столицы! Но, слава богу, тут подоспела наша доблестная милиция. Видать жильцы вызвали. Так вот и не позволили уничтожить художественное произведение, достояние народа. И дурака того отвезли в отделение.
   - И вы все это своими глазами видели?
   - Само собой. Я тут неподалеку стоял.
   - А милиции вы ничего не рассказали?
   - Нет. У меня с ними, знаете ли, антагонистические отношения.
   - Вот как? - Мария мысленно рассмеялась. - Что же дальше было?
   - Телевизионщики приехали. Ну, с этого, как его там... Ну, вы поняли. Но те поснимали да уехали. Время-то уже позднее было. Даже, скорее раннее.
   - Так получается, вы самый главный свидетель!
   - Видать так. - Бомж расплылся в улыбке.
   - Разрешите вас сфотографировать для газеты?
   - Это что ж, писать будете? - Улыбка стала шире.
   - Почему бы нет? Правда решать будет редактор.
   - Тогда, пожалуй,.. - Бомж снял вытертый картуз и пригладил серые волосы. Мария сделала ещё несколько снимков, крупный план и на фоне памятника.
   - Может представитесь? - попросила Мария.
   - К чему это?
   - Хотя бы имя отчество. Под снимком разместить, а то как-то неудобно получится, не убедительно.
   - Тогда, пожалуй, стоит представиться. Павел Андреевич. Фамилию можно опустить.
   - Спасибо. - Поблагодарила Мария и собралась уходить.
   - А дурака того я приметил, - неожиданно продолжил бомж, представившийся Павлом Андреевичем.
   - Какого? - Мария считала историю законченной и не сразу поняла о ком идет речь.
   - Ну, парня этого, что статую свалить собирался. Он неделей раньше или около того тут околачивался. Но не один с дамочкой.
   - Любопытно. И что же было?
   - Ругались они. Я, поймите меня правильно, не подслушивал, но ночью обычно тут слышимость хорошая.
   - И?..
   - Да безо всяких "и". Просто ругались. Она его туда тянула, он ее оттуда. Симпатичная такая, молодая, фигуристая, прямо фотомодель. Я ведь тут людей насмотрелся за столько-то лет. Понимаю, что к чему. Тут в свадебные дни лучше всего. Когда свадьбы приезжают. Жених с невестой к памятнику подходят, вот тогда и не зевай! Ну, надо же понимать, конечно, когда сунуться, а когда повременить. Бывает который день...
   - Отчего такое внимание к этому месту?
   - Вы будто не знаете?
   Мария покачала головой.
   - Ну? Это поначалу я вас за приезжую принял. Теперь-то понимаю, вы местная. Как бы вам это покороче да пояснее рассказать? - Бомж искусно изобразил непонимание вопроса.
   Мария, с глубоким мысленным вздохом, выудила еще одну купюру. "Если история будет плюшевой, домой придется добираться пешком". Бомж выглядел осчастливленным.
   - Это все местная легенда об этом памятнике.
   - Что же в нем особенного?
   - В нем самом ничего. Но сколько с ним связано!
   - Любопытно. - Марии уже стало надоедать затянувшаяся беседа, но профессионализм потребовал немного задержаться.
   - Сейчас расскажу. Это очень старинная история. Этот памятник был отлит на нашем заводе, - бомж неопределенно качнул головой куда-то в сторону, - по заказу самого мэра. Владелец завода слыл богачом, но главным богатством почитал свою дочь, красавицу и умницу Софи. Он хотел выдать её замуж за одного столичного богача, какого-то там князя или графа.
   Но его дочь красавица Софи была благосклонна к одному из заводских мастеров. Тот был молод, красив, умел в работе, но все ж неровня питерскому графу. Парень тот работал в цехе литья и участвовал в отливки вот этого самого памятника. - Бомж рассказывал, и Мария понимала, что он возможно в сотый раз повторяет эти слова, до того они были гладко пригнаны одно к другому. - Короче говоря, когда памятник сработали, молодой мастер пропал при таинственных и загадочных обстоятельствах. Ходило много сплетен и слухов, будто заводовладелец причастен к его исчезновению. Но слухи слухами, а правды не раскрылось.
   Но вот что было дальше! Софи видимо была влюблена в мастера по-настоящему. Она стала каждый день приходить к памятнику и просиживать тут часами. Что ни пытался делать отец, никак не мог отвадить дочь. В конце концов, она тронулась умом и вскорости отдала... умерла одним словом. Отец горевал да этим горю-то не поможешь.
   С тех самых пор и повелось поверье, будто души влюбленных соединились в этом памятнике. Словом они счастливы. А потому влюбленные парочки приходят сюда попросить за свою любовь.
  
   Конечно, она не пошла в редакцию. Мария возвратилась домой совершенно обескураженной. Столько всего за день! "Нет, на счет памятника это полная чепуха. Памятник новый, отлит совсем недавно. - Мария хорошо это помнила. - Всего-то пару лет назад к столетию со дня рождения этого деятеля. Кстати надо уточнить имя и его заслуги перед городом. С Гошей все понятно. Да, истерик, но он художник, натура тонкой душевной организации. Излишне чувствителен, излишне эмоционален... Лучше бы он был грузчиком или водителем-дальнобойщиком. Таких ничем не прошибешь. С ними проще и надежнее. Не было бы нежелания жениться, всего этого кипиша. Спокойно бы сели, обсудили. Не надо бы было идти к памятнику. Все были бы живы и счастливы. Я-то что переживаю за них, за него. Да, проще, да, надежнее, но с такими скучнее... Да ну их всех к черту". - Мария хотела было записать все, что выяснила за день по свежей памяти, но делать этого совершенно не хотелось. Почему-то эта история вызвала из памяти личную историю.
   Она уже почти было успокоилась, как неожиданно масла в огонь подлил редактор. Смальков позвонил поздно вечером и сообщил, что знакомый врач подтвердил ее слова, неофициально, конечно же. Виктор Васильевич сообщил также, что у него на руках имеется копия с выписки этого дела.
   - А как у тебя дела? - Буднично поинтересовался голос из трубки. Мария сказала только, что встретилась с "героем дня", побывала на "месте преступления" и взяла интервью у очевидца событий.
   - Да ты молодец, Мария! - Голос потеплел.
   - Конечно. Хорошо бы вы оценили это в рублях.
   - Ха-ха. Я подумаю. - Голос потух и пропал.
  
   Мария выдала статью в минимальный срок. Вышло красиво, а главное профессионально. Исчезла напрочь комичность ситуации, осталась трагедия, (Мария поведала драматическую историю смерти Ларисы и её не родившегося ребенка), осталась слепая ярость, вымещенная беспомощным художником на памятнике. Кое-что было добавлено из своего горького жизненного опыта.
   Виктор Васильевич материал оценил, отметил кроме гонорара премиальными. Тем более что статья получила живой отклик. В редакцию посыпались письма, завязался диалог с читателями, развернулась полемика, что само собой сказалось на тираже. По этой причине Виктор Васильевич поручил Марии продолжить тему. Отказываться она естественно не стала.
   В общем, все было хорошо, нехорошо было только на душе у самой Марии. Это было странно, она часто сочиняла душещипательные истории и никогда после них не оставалось такого неприятного осадка. Что было не так, она понять не могла.
  
   Так прошел почти месяц. Почему-то из головы не шел Гоша. До такой степени не шел, что Мария решилась зайти к нему еще раз.
   Она отправилась к нему днем, в расчете на то, что, может быть, не застанет его дома. Мария уже придумала, что оставит в двери записку, и даже мысленно набросала ее содержание. Во двор она зашла с улыбкой, чему сама удивилась. Может это аура места так на нее воздействует? Мария не смела признаться даже самой себе, что это могло быть чем-то иным. Например, встреча с творческой личностью, необычным человеком несвойственным ее кругу.
   На стук в дверь привычно загрохотали шаги по деревянным ступеням. Почему-то вспомнились строки из песни: "Лестница здесь - девять шагов до заветной двери. А за дверями русская печь да гость на постой".
   "Прочь, прочь такие мысли". - Мария передернула плечами.
   Дверь привычно распахнулась настежь. "С каких это пор мне стало тут привычно? Я здесь всего второй раз".
   Гоша растянулся в широкой улыбке. На миг с его лица сошла вселенская скорбь.
   - Ирина? - неуверенно выдавил он из себя.
   - Мария, - сухо отозвалась та. - Мария Александровна Сафонова - журналист, - хмуро добавила для большей убедительности. - "Ну да, еще назвать год рождения и сообщить, что не замужем".
   - Да, конечно, я так и думал.
   - Я по делу, - сурово пояснила она. - "Поплакаться в жилетку и напроситься ночевать".
   - Да, я вас узнал. Вы обо мне написали. Вы проходите, поднимайтесь наверх. - На этот раз Гоша пропустил Марию вперед, что ей не очень понравилось. А Гоша сразу же предложил присаживаться, соорудил чай и печенье. Сейчас они расположились в "той" комнате, что была отведена под все сразу.
   Пока чайник закипал, Мария с улыбкой смотрела, как хозяин освобождает стол от инструмента. Похоже, что перед ее визитом он натягивал холст на очередной подрамник. Стол был завален обрезками, инструментами. Гвозди, молоток, какие-то хитрые клещи. Банка с чем-то белым. "Грунт акриловый" - виднелась надпись из-под натеков.
   "Надо же, какой он деятельный. Он всегда такой или я его застаю за работой?"
   Они пили чай. Гоша ни о чем не спрашивал. Мария ничего не говорила.
   - Да. Я же хотела спросить. - Опомнилась она после созерцания стен. - После публикации вы претензий не имеете?
   - К вам? - Гоша очнулся от созерцания внутреннего мира.
   - К редакции. Ну и ко мне тоже.
   - Что вы? Какие претензии? Бог с вами! Мне это дело наоборот только на пользу пошло. От меня милиция отстала. Трактор я этот все же угнал.
   - А вы его откуда угнали?
   - Да там же неподалеку стройки кругом. Старые дома сносят. Жалко. Столетнюю инфраструктуру разрушают, уют, одним словом. От этих безликих бетонок какой уют? Меня от них коробит - безликие, бездушные, холодные. Видали, там неподалеку такой высоченный зеленый дом отгрохали? Это же ужас что, а не дом! Вы бы об этом тоже написали.
   - Я подумаю. Хорошо, что хоть у вас хорошо.
   - На счет чего?
   - На счет милиции. Отстали и то хорошо.
   - Ай, это! От них никуда не деться. Это как заноза в... извините. Я о другом сказать хотел. Мне после вашей статьи заказы повалили... ну, не повалили, конечно. Я чего столько холстов готовлю?
   - Вот я тоже хотела спросить, у вас всегда так... весело?
   - Весело? - Гоша недоуменно осмотрелся. - А, это... беспорядок, имеете ввиду? Мне кафешку оформить предложили, вот я и подготавливаюсь.
   - А готовые холсты вы не покупаете? Так разве не проще?
   - Там не все размеры есть и пропорции другие... Беспорядок, да. Это вы верно подметили. Лариса было тут присматривала за порядком... Без нее теперь...
   - Извините, Георгий. А она какая была, Лариса?
   - Она? Классная была. А вот, я вам ее портрет покажу. - Гошу смело со стула. Через минуту он явился с холстом. - Это последний. - Гоша поставил портрет на стул. Он был не дописан, скорее даже только начат. Некоторые детали были лишь в угле. Проработаны были в полной мере глаза, яркие, глубокие, живые.
   Мария поняла, что Гоша влюблен в Ларису.
   - А есть еще? Другие? Извините, что влезаю в личные отношения.
   - Другие есть, но этот самый лучший. Она... она уже была тогда беременна... Я даже не знал. Еще удивлялся, отчего у нее так глаза горят.
   - И не почувствовали?
   - Видимо нет. Я поверхностный... Мы столько времени провели вместе, мог бы догадаться, но...
   - Простите, Георгий, я задела вас за живое.
   - Да чего уж. Все нормально.
   - Мне, наверное, пора идти, еще уйма дел.
   - Пишите?
   - Куда деваться?
   - А портрет свой не надумали заказать?
   - Портрет? Не надумала.
   - Зря. Я бы вас бесплатно написал. В знак благодарности.
   - Дело не в деньгах, просто... Я подумаю. И о портрете, и о новостройках.
  
   Эрнест Иннокентьевич Галиньш слыл человеком занятым. Кроме преподавания в университете, он курировал местный краеведческий музей, консультировал два, три антикварных салона по поводу подлинности или оценки стоимости некоторых предметов старины. Кроме этого он вел кружок истории в интернате для детей из неблагополучных семей и что-то ещё, чего Мария в точности не знала. Однако именно этот обширнейший спектр занятий её знакомого определил дальнейшие действия. Кто как ни Эрнест Иннокентьевич прольет свет на темную историю с этим памятником, даст ей исчерпывающую информацию? Ответ - никто. Самое сложное, это найти свободное время в его занятом расписании.
   Когда Мария рассказала ему над чем она сейчас работает, тот, как ни странно, быстро нашел окно в своем плотном графике.
   - Знаете что, Мария Александровна. Я через часок буду в "Лидии", подъезжайте-ка туда, там и пообщаемся. Если не затруднительно, конечно же.
   Мария знала, где располагался этот антикварный салон и, доложившись ВВСу, отправилась туда пешком.
   Ничего особенного этот салон собой не представлял, так бывший комиссионный магазин. Кстати, как ей помнилось, раньше в нем было куда уютнее. На полках стояли подлинные антикварные вещи, от которых веяло благородством и стариной. Сейчас здесь теснились в основном китайские и турецкие поделки ширпотреба, среди которых редко попадалось что-то стоящее.
   Галиньш очевидно уже завершил свою работу и любезно общался с директрисой в зале. Вообще он весь был сама любезность. Этакий повзрослевший, тертый, излучающий вселенское благополучие Колобок. Он всегда сиял, улыбался и перекатывался при ходьбе. Короткая стрижка, пухлые холеные щечки добавляли сходства со сказочным персонажем. Круглые очки в золоченой оправе придавали Колобку весомости и солидности. Вид его был внушительный и гротескный одновременно.
   Зато директриса салона Марии не нравилась совершенно. "Колхозная выскочка, грымза деревенская, ни ума, ни образования. Умело выскочила замуж за кого-то там барыгу, рванула денег, развелась, перекупила комиссионку, навезла барахла дешевого и вот теперь процветает". - Марию всё это жутко злило и раздражало. Почему? Как раз потому, что ни ума, ни образования, а процветает.
   - Мария Александровна! - Эрнест Иннокентьевич прямо расцвел, заметив журналистку, и любезно простившись с Виолеттой Как-Её-Там-По-Отчеству, переваливаясь, засеменил навстречу Марии.
  
   Они ехали через центр на новенькой "Вольво" Галиньша в сторону старого университетского корпуса.
   - Что ж, Мария Александровна, то, что вы мне поведали действительно ужасно.
   - Что именно?
   - Да все ужасно. И смерть девушки, и отчаяние этого художника. Как вы сказали его имя?
   Мария назвала.
   - Нет, не припоминается что-то. Я ведь многих художников знаю. Он талантлив? Вы его работы видели?
   Мария отрицательно покачала головой.
   - Да и эта легенда вокруг самого памятника тоже ужасна. - Галиньш вздохнул. - Особенно когда знаешь то, что было в действительности.
   - Что такого с этим памятником? Какая тут может быть история, если это новодел?
   - Вы уверены?
   - Конечно. Я же помню, как его устанавливали пару лет назад.
   - Пять.
   - Что?
   - Пять лет назад, если быть точным. - Галиньш перестал вздыхать, метнул на Марию серьезный взгляд. На минуту задумался. - То, что я вам скажу, должно остаться между нами. Ни слова вашему редактору, как его там? Виктор Васильевич? Пренеприятнейший тип. Ни слова, ни строчки в газете, ни в вашей, ни в какой иной. Могут случиться крупные неприятности и не только у меня. Вы меня поняли, Мария Александровна?
   Мария действительно поняла, что сейчас может стать обладательницей какой-то уникальной информации. Галиньш знал много достоверных фактов. Вопрос был в том, надо ли ей самой знать то, что хотел открыть ей Эрнест Иннокентьевич? В конце концов, профессиональное любопытство взяло верх.
   - Да, Эрнест Иннокентьевич, я все поняла. Ни-ни. Со мной и умрет.
   - Неудачная шутка, но да ладно. Дело в том, что памятник, который установили пять лет назад, в действительности не новый, а старый, тот самый, что был здесь с самого начала. После революции памятник намеревались уничтожить. Его убрали, но не переплавили, не до того стало.
   - Стало быть, дело идет о прикарманивании денег?
   - В общем да. Памятник так и стоял много лет на территории того же самого завода, где его отливали.
   - Это на Подлужной улице который?
   - Да именно там. В войну не до него было, после войны... В общем, к очередному юбилею, 125-летию, его решили восстановить. Помыли, почистили и...
   - ... и выдали за новый.
   Галиньш кивнул.
   - Но это не та драматическая история, которую я хотел рассказать. Это присказка. Я хочу рассказать, что произошло при отливке этого злополучного монумента. А было это, если память не изменяет, в 18... году.
   Фабрикант, владелец литейного заводика Доброслав Стелинский, поляк по происхождению, нажил состояние на производстве пушек во время войны 1812 года и жил припеваючи. Однако в последствии его дела пошли не столь удачно. Приходилось браться за любую работу от церковных колоколов до уличных памятников. В том числе и за тот заказ, о котором мы говорим. Стелинский, знаете ли, свел дружбу с тогдашним мэром города, вот ему и стали перепадать кое-какие заказы от казны, так сказать. Капитал его начал расти.
   Однако главным своим капиталом он считал дочь, которую намеревался выдать замуж за петербуржского аристократа, сына графа Медынского.
   - А дочь не Софи звали? - перебила вдруг Мария Эрнеста Иннокентьевича.
   - Верно. София действительно была красивой и образованной девушкой. В нашем музее её портрет сохранился. Училась она в питерском институте благородных девиц. Там, кстати сказать, отец и познакомился с графом и его сыном. Тогда же представил им свою дочь.
   Так вот, по этой причине ухаживания за дочерью одного молодого мастера были для отца весьма не кстати. Когда же он заметил, что дочь к тому благосклонно относится и принимает ухаживания, то решил тоже принять некоторые меры.
   Мастер как раз работал над памятником. Он, кажется, занимался формовкой или чем-то вроде. Я этих тонкостей не знаю. Это было вечером перед самой отливкой.
   Вот в этот момент в цехе появился хозяин с подручными. Разговор был недолог. Они связали парня, бросили его в готовую форму и тут же залили бронзой.
   - Ужас какой! - Мария покосилась на рассказчика узнать, не привирает ли тот. Но Галиньш смотрел на дорогу сосредоточенно и ничем вранья не выдавал. - И что дальше? - после некоторого молчания поинтересовалась Мария.
   - Дальше все банально и прозаически. Когда металл остыл, форму разобрали. Как выяснилось, отливка нисколько не повредилась, улик никаких не было, поэтому срочно принялись за отделку. Когда заказ был выполнен, сам мэр пришел в цех взглянуть на него. Стелинский не забыл помянуть вскользь, что во время отливки случайно погиб лучший мастер завода. Это произвело ещё большее впечатление.
   Затем памятник установили, как и полагалось и все пошло своим чередом.
   О погибшем мастере никто не вспоминал. Кроме Софии. Она стала приходить в сквер и просиживать там часами, будто чувствовала, что любимый человек был поблизости. Знала она или нет правду о том, что случилось тогда в ночь отливки, сказать невозможно. Может догадывалась, может кто-то сообщил ей страшную тайну. Однако доподлинно известно, что спустя недолгое время она обезумела и скончалась в городской больнице для душевнобольных.
  
   - Да, действительно жуть какая! - Мария отставила чашку и вопросительно воззрилась на Галиньша. Они сидели в его кабинете старого корпуса университета. - Извините, но откуда вам известны такие подробности.
   - Из документов, конечно же. - Эрнест Иннокентьевич улыбнулся. - История моя любовь, тем более история края. Я со студенческих лет просиживал дни в архиве. Меня вообще поражают, раздражают и удивляют люди, которым безразлична история города, края в котором они живут. Как можно строить свое будущее, не зная прошлого? Об этом я постоянно твержу своим студентам. Кстати, о студентах, прошу меня простить, уважаемая Мария Александровна, но мне пора отправляться к вечерникам. Если вас интересуют еще какие-то подробности, только скажите. Я обязательно постараюсь предоставить их вам. И не только по заводу или памятнику.
   - Большое вам спасибо. Думаю, если чего кто и знает доподлинно так это вы, Эрнест Иннокентьевич.
   - Скажу больше. Если что-то мне неизвестно, то, скорее всего, никому другому тоже. Шучу, конечно! - Галиньш прихватил подмышку портфель, проводил Марию до выхода и распрощался. Сделал он это как всегда любезно.
  
   "Ну и что мне со всем этим делать? В газету, разумеется, это нести нельзя. А хотелось бы. ВВС ни за что бы ни пропустил историю о подмене памятников, особенно если выведает, сколько денег было прикарманено. Это история в его вкусе. Сколько их уже было? Как ему только удается выходить сухим из воды? И живым? Да иногда он нырял глубоко, чтобы вытащить на белый свет что-то скандальное. Нет, он, конечно же, неплох в этом смысле. Кто-то должен выводить на чистую воду этих хапуг. Но что самой теперь делать? Все это ужасно интересно. Можно, конечно, просто взять и забыть. А если написать историю о памятнике? Вдогонку первой статье. Без лишних комментариев. Так, просто городская легенда. Надо подумать". - Возникло странное ощущение, необходимо еще раз побывать у памятника, но на этот раз непременно ночью. Прочувствовать момент, так сказать. Нет, не надо так спешить. Как часто бывало, наломает дров сгоряча, потом расхлебывай или увольняйся. Надо квартирой заняться.
   В ванной стоял пластмассовый тазик со шпателем, как знак намерения когда-нибудь приклеить отставшую плитку. Вот этим и надо сейчас заняться. Решение придет само, остывшее, обдуманное, взвешенное. Да, но перед этим надо сходить к памятнику. Если ее что-то затронет, заденет за живое, тогда будет писать, нет, значит, нет. Тогда она вернется в свою прежнюю, привычную жизнь и работу.
  
   На этот раз Мария собралась основательно, словно на дело. Надела теплое осеннее пальто, сапоги. В сумку положила беретку, зонт, пару бутербродов. Диктофон, фотоаппарат, как и ручка с блокнотом были в сумке постоянно. Сегодня как раз полнолуние. Возможно, встретит кого-то из завсегдатаев. Может, удастся взять интервью или просто понаблюдать со стороны за пришедшими парочками.
   Вдруг у самой двери нахлынуло нежелание выходить в темноту, Мария стала искать повод, чтобы остаться или задержаться. Она вернулась проверить воду, газ, свет. Убедившись, что все это в надлежащем состоянии, она поняла, что не хочет выходить в осеннюю темень из уютного тепла.
   Тем не менее, едва она оказалась на улице, мрачное настроение улетучилось, остались деловой настрой и жажда деятельности, желание докопаться до истины, - те качества, что в свое время определили род ее деятельности.
   Так Мария вновь оказалась в сквере. Он разительно изменился, Мария даже удивилась этому. Видимо она достаточно давно не появлялась на улице в подобное время суток. Предполагаемой тусовки у памятника не оказалось, была пустота, ночь и холод. Чувствовалось, как с реки тянет холодом и сыростью. До полночи оставалось еще часа полтора, времени вполне достаточно, чтобы повстречать того, с кем встречаться не хотелось бы. Сквер хоть и был достаточно хорошо освещен, но яркий свет лишь создавал контраст, делая темные места еще темнее и даже мрачнее. На сам памятник были нацелены несколько софитов. В их свете обострились тени. Днем он выглядел иначе: просто добродушный улыбающийся человек, с цилиндром в одной руке и тростью в другой. А вот сейчас он стал словно выше ростом, массивнее и тяжелее, что ли? Мария решила запечатлеть его, вынула фотоаппарат, настроила вспышку. В ее мгновенном отблеске памятник состроил зверскую гримасу. Мария рассмотрела снимок на дисплее, забраковала его и поменяла точку съемки. Спрятав фотоаппарат, она осмотрела небо в поисках луны, чтобы попробовать поснимать при лунном свете. По небу как нарочно волочились унылые облака, готовые вот-вот пролить осенние капли.
   Настроение Марии вторило погоде. На нее опять накатила тоска. Она как-то вдруг осознала, что постоянно загружала себя чем-то, чтобы не оставалось времени вот на это - уныние. "Нет, еще только не хватало сейчас начать жалеть себя. Сожалеть о прошедших годах, упущенных возможностях, несбывшихся надеждах, не сложившейся семейной жизни, такой ожидаемой, желанной... Стоп, стоп! Хватит! Тогда о чем?" - Мария подняла взгляд на памятник, но тот лишь молча рассматривал её. - "Может быть о Гоше? А что о нем долго размышлять? Художник, бессребреник, влюбленный в свой город, но ничего не способный сделать. Он был влюблен в Ларису, до сих пор влюблен. Он наверняка носил бы ее на руках, но ей видимо надо было другое. Неужели они не могли решить этой простой проблемы? Даже не проблемы, вопроса. Что же тут тогда произошло? На этом самом месте в ту ночь? У кого теперь узнаешь?" - Мария вновь невольно обратила взор на памятник.
   - Любопытствуете? - послышалось со стороны монумента. Мария вздрогнула и чуть не вскрикнула от неожиданности. Из-за памятника выплыла мужская фигура.
   - А, я вас помню. Пришли полюбоваться или желание загадать?
   - Павел Андреевич. - Мария узнала бомжа и облегченно вздохнула. Сейчас она была бы рада даже черной кошке. - Материал собираю на новую статью.
   - Как же, как же, читал. Спасибо, что и меня помянули добрым словом, я в долгу не останусь.
   - Вот как? Можете поведать еще что-то душещипательное?
   - Может быть, может быть.
   - Да? Тогда может быть, расскажете о самом памятнике и о том, что произошло при его отливке?
   - О, вот вы о чем? Хотите знать как погиб мастер?
   - Я уже знаю кое-что, может, вы расскажете что-то необычное, никому неизвестное.
   - Если это никому неизвестно, откуда ж мне знать? Что же известно вам?
   - Вы сказали, что мастер пропал при загадочных обстоятельствах, но не сказали, что это отец Софии приказал бросить мастера в форму и залить его медью.
   - Бронзой.
   - Что?
   - Памятник, говорю, бронзовый. Да, все верно, неразделенная любовь. Это такая мука, верно, Мария Александровна?
   - Верно, - автоматически ответила та. - "Разве я называла свое имя и отчество в прошлый раз?"
   - Это вовсе не обязательно, - ответил на ее мысли бомж. - Я узнал о вас из газеты. Статья была подписана "Мария Сафонова", а на последней странице перечислены все сотрудники редакции. М.А. - скорее всего Александровна.
   - Или Алексеевна.
   - Значит, я просто угадал.
   - И ещё ловко ушли от ответа. Вы знали о преступлении или нет?
   - Раз уж вам так угодна эта тема... да, знал. Не хотел вас пугать в прошлый раз. Но раз уж вы сами все узнали, извольте. Заводчик убил мастера, это ужасная история, верно. И это сошло ему с рук.
   - Не удивительно, если он водил дружбу с мэром города.
   - Правильно мыслите. Так все и было. Родные мастера обратились в полицию. Полиция провела расследование формально и мастера посчитали без вести пропавшим. Вот так-то. - Павел Андреевич замолчал, посмотрел куда-то в сторону, потом довольно бесцеремонно и оценивающе взглянул на собеседницу. Та смотрела под ноги, размышляя о чем-то своем.
   - Так вы об этом написать надумали? Поведать читателям о давнем и нераскрытом преступлении?
   - Даже не знаю, стоит ли ворошить прошлое.
   - Верно говорите... знаете, Мария Александровна, а это еще не вся история.
   - В каком смысле?
   - Да. Мастер был убит, но перед тем, как его связали и бросили в форму, он заключил сделку с Князем Тишины! - Бомж торжествующе взглянул на журналистку. - Этого вы уж точно не знали.
   - С князем? Каким ещё князем? Вы это о Дьяволе что ли? Ну, это вы уж определенно перегнули.
   - Ничуть.
   - И что это была за сделка? Может вам и подробности известны? Поделитесь?
   - С удовольствием. Я рад скоротать время за разговорами в компании с привлекательной и умной женщиной, хотя и незаслуженно обиженной судьбой.
   Мария вздрогнула при этих словах, но промолчала.
   Так вот, мастер этот, молодой человек, воздыхатель по дочери заводчика, оказывал знаки внимания, но понимал, что никогда не сможет произвести даже должного впечатления, ни то чтобы добиться внимания или расположения. Он хотел сделать что-то действительно стоящее, заслуживающее заинтересованности и уважения, но он при этом не был тщеславен. Понятно, что он мог рассчитывать только на собственные возможности. А что у него было? Лишь голова, руки да влюбленное сердце. Вот он и задумал заключить сделку с нечистым. Долго он об этом размышлял или нет - неизвестно, но как только решился, Дьявол немедленно явился. Он возник во всей красе в дыму, огне и копоти плавильного цеха.
   - Зачем воззвал ко мне, смертный человек?
   - Я влюблен...
   - Да, знаю. Софи, дочь фабриканта. Она ничего, мила, умна. Чего ж ты хочешь? Её любви или отцовского приданного?
   - Я хочу лишь поразить свою возлюбленную, создать какой-нибудь шедевр, что-то необычайно прекрасное.
   - А, это не сложно.
   - Вот как? А Софи? Станет ли она благосклонна ко мне?
   - О, твое творение сведет с ума не одну Софи!
   - Другие мне ни к чему, мне мила лишь она.
   - Понятно. Один вопрос к тебе. На что ты готов ради этого?
   - Я готов вложить в работу свою душу.
   - Меня это устраивает! - Дьявол громогласно расхохотался и исчез, словно его и не было. Мастер решил даже, что все это ему пригрезилось от дыма и жара.
   Но в следующий миг в цех явился фабрикант со своими подручными, и участь мастера была решена. Он, как и пообещал, вложил в работу свою душу, да и плоть тоже в прямом смысле. Наивный, он полагал, что Дьявол исполнит его просьбу. Да, он исполнил, но как всегда извратил суть.
   - Павел Андреевич, вы в прошлом не писателем были? Признайтесь, это ваше собственное сочинение. Вы его тут всем подряд рассказываете?
   - Нет, разумеется. Это не выдумка, это абсолютная истина.
   - Но в таком случае, откуда она вам-то известна? Вы еще скажите, что лично присутствовали в этот момент.
   Бомж изменился в лице и даже фигуре, - расправились плечи, рост стал выше, сверкнуло благородство.
   - Не совсем так, но близко к правде. Я появился немного позже.
   - Что?
   - Я был одним из тех, кто сгубил мастера.
   - Вы... вы не трезвы? Или просто решили меня попугать?
   - Мы убили мастера, как заставил нас фабрикант, но сделка к тому времени была заключена. Хозяин повелел нам завершить работу и сохранять памятник любой ценой. Мы стерегли его все эти годы, мы укрыли его в смутные времена, не позволили переплавить позже.
   - Чем же он был так дорог фабриканту?
   - Не ему. Я о нашем подлинном Хозяине, о Дьяволе. Он оставался в цехе скрытно и все видел. Потом он возник и завербовал нас. С той поры мы и выполняем его волю.
   - Да что вы такое несете? Вам сейчас сколько лет тогда?
   - Чуть больше 100. Он может многое. Пока цел памятник, живы и мы. Как только с ним что-то случиться и нам конец. Он заберет нас к себе. Потому мы и не торопимся... А вы ему приглянулись! - Неожиданно переменил тему бомж или кто уж он теперь был в действительности. Мария подняла на него недоумевающий взгляд.
   - Вы о чём?
   - Он может предложить вам работу.
   - Мне? Дьявол? Что же?
   - Что пожелаете: престижное издание, щедрые гонорары, счастливая безбедная жизнь.
   - Тоже мне Исполнитель Желаний, российский вариант. Прекратите! Вы меня достаточно напугали. Я сдаюсь. Хватит. Чего вы хотите?
   - Я ничего. Я выполняю свою работу - предлагаю людям счастье! Я посредник. Он исполнитель.
   - И какова цена? Душа?
   - Дались вам эти души! Носитесь с ними как с писаными торбами? Душа это фу и нет. Душу придумали люди, чтобы нагнать себе цену. Вот, мол, смотрите какие мы особенные! Даже у ангелов нет душ!
   Мария стояла и не понимала, о чем ей говорят и почему она еще здесь. Почему не бежит со всех ног от этого места, от этого дурачащего или насмехающегося над ней человека, давно выжившего из ума. Она не верила ни слову из сказанного, но что-то ее держало здесь. Соблазн? Соблазн все изменить? То, о чем она много раз мечтала бессонными одинокими ночами. И вот теперь ей предлагает это, чуть ли не сам Дьявол! А она стоит, словно маленький ребенок перед ларьком с мороженным в жаркий день, и дразнит сама себя недоступными лакомствами. Прочь! Мария повернулась и почти побежала. Она опасалась, что бомж или кто он там не позволит ей уйти. Но тот не двинулся с места, словно сам был изваянием.
   - Подумайте, Мария Александровна! Он готов вас подождать! - Летело вдогонку. - Можете придти не одна, так даже будет лучше!
  
   Как она оказалась дома, и сама не помнила. Такого страха она не испытывала со студенческой поры. Нет, пожалуй, с того дня, когда ее крестили.
   Мария сидела за своим рабочим столом и снова перебирала свои снимки, но думы ее были далеки от редакции, от компьютера, от сегодняшнего дня. Вот тебе и задело за живое! Так задело! Зацепило, захватило, посадило на крючок! Удастся ли соскочить с него?
   Сегодня при свете дня, ночные события представлялись иначе, не так мрачно и фантастично, но уверенность в истинности, услышанной ночью истории, лишь укрепилась. "Этот бомж отличный актер. Уверена, он многим рассказывал эту историю. Отрепетировал, отшлифовал её до идеальности. Что ж, люди любят подобные сказки. Разве она сама не занимается всю жизнь сходным сочинительством?
   Не обошел стороной он и Гошу с Ларисой. Наплел еще чего-то, вот у нее истерика началась, потом выкидыш и случился. Видимо, Лариса слишком эмоциональна была. Да еще этот тип не захотел усложнять себе жизнь! Да, Гоша, он тоже как человек через чур эмоциональный, повелся на историю и потом примчался на коне... То есть на тракторе свергать идола. Зря он так. Надо было бомжу просто дать в зубы.
   А этот Павел Андреевич мне поначалу понравился даже. Честно зарабатывает червонец, другой, развлекая туристов и просто гуляк. Это понятно, но для чего так народ пугать? Просто перегнул? Ему-то какая выгода от таких россказней? Он все время говорил мы. Он был не один или опять-таки пугал? Надо такое придумать - сторожит памятник с останками мастера, посредник самого Сатаны. Прямо Скрижали Завета!" - Мария не могла признаться даже себе, что сочиняет это повествование ради собственного успокоения. Но при этом она точно понимала, что ночная история правда. И почему же она так в этом уверена? Что заставляет ее так считать? Опыт? Интуиция? Глупость? Простая бабья глупость? Но она же не дура из какого-нибудь Глухохолмска! Она современная женщина, образованная, начитанная, интеллектуальная... и одинокая, брошенная, никем нелюбимая. Ей просто пользовались. Этим самым умом, интеллектом, образованием. А ей всегда хотелось, чтобы ее просто любили. Любили, такой, какая она была, есть и будет! Тогда в чем дело? Тебе только что предложили решение? Иди и согласись. Чего бояться? Потерять душу? Вот сейчас в 21 веке говорить о душе? Смех! И страх...
   - Фу, что это на меня накатило? Пора завязывать с такими мыслями. - Мария прикурила вторую сигарету от первой и глубоко затянулась. - И с этим надо завязывать тоже.
   "Что ж, пожалуй, стоит еще раз обратиться к Эрнесту Иннокентьевичу. Раз он хвастался своим всезнайством, значит должен знать и о договоре мастера. Кстати надо выяснить, имя-то у этого мастера было?"
   - Мария, ты чего такая? На тебе лица нет. - Череду нелегких мыслей прервал возникшим у стола ВВС. Она вздрогнула и осмотрелась. Она курила на рабочем месте, что особо не поощрялось.
   - Спала плохо. Материал новый добывала.
   - Похвально. Все бы сотрудники были... Стоящий материал?
   - Пока не знаю. Информации много, но не систематизировано ничего. Надо некоторые детали уточнить.
   - Действуй, Мария, я тебя ни в чем не ограничиваю.
   - Для этого надо стыковаться с Галиньшем.
   - А! У него как всегда времени нет? Мерзкий тип, скажу я тебе. Ты с ним осторожнее. Скользкий как угорь, а рожа как у колобка. Слыхивал, он новую иномарку купил?
   - "Вольво". Уже катал.
   - О! Ты поосторожнее. Я не подарок, но он... На преподавательскую зарплату машину не купишь. Воротила он.
   - Спасибо, Виктор Васильевич, буду беречься и предохраняться, - хохотнула Мария.
   - Да уж, постарайся.
  
   - Да, да, все верно. Все верно. Все так и было. В прошлый раз не хотелось огорчать вас излишними подробностями, уважаемая Мария Александровна. Да и достоверность у этой истории, сами понимаете, какая. Сплетни, слухи. Кто был свидетелем договора? Ответ - никто! Следовательно, это не есть факт, так, слух. Можно допустить, сам фабрикант его распустил. Другой вопрос, для чего ему самому это надо было? - Эрнест Иннокентьевич прохаживался по кабинету заваленному папками и коробками. На этот раз встреча состоялась в краеведческом музее. - Вы интереснейшая женщина, уважаемая Мария Александровна! Вон до чего самостоятельно докопались! Вам бы научной работой заниматься. Подумайте, может, ко мне перейдете? Я вас для начала бы пристроил ассистенткой на кафедре у себя и здесь в музее. Помогали бы мне с архивами разбираться? Свободный график и в деньгах выиграли бы определенно. Не то, что у вашего Харькова. Или как его там... Малькова?
   - Смалькова.
   - Кстати, не поделитесь, от кого узнали о легенде.
   - Легенде?
   - Как мастер душу Дьяволу продал ни за что, ни про что.
   - В сквере была, народ слушала, расспрашивала, вот и дозналась.
   - Потрясающие способности у вас. Вы все ж подумайте, не отказывайтесь так вот просто. А как дела у художника вашего? У... Гоши, кажется? Не заглядывали к нему?
   - Он не мой Гоша. Может и зайду как-нибудь, только от него толку нет, - Мария поднялась.
   - Эх и хватка у вас! Вам бы человека досуха выжать, как тряпку. Шучу, шучу, Мария Александровна! Всего доброго! А над предложением подумайте!
   - Обязательно, Эрнест Иннокентьевич! - Мария обернулась в дверях. - "Вот привязался. Ты что, клеишь меня?" - А если я вам свидетеля сделки приведу, живого?
   - Полноте вам, Мария Александровна!
   Она вышла из здания музея через служебный вход и, прежде чем надеть перчатки, потерла руки о пальто. Ей показалось они в чем-то скользком и липком. "Терпеть не могу, когда у мужчин так глаза блестят. Всем им одно и тоже надо. Лишь бы... Что ВВС, что этот. Сальный тип, но грамотный и пронырливый тоже, еще какой. Интересно, он о работе всерьез говорил или так, для красного словца, подмазаться? А что, сидеть в архиве скучновато, но не обременительно. Работать с первоисточниками. Писать статьи мне никто не запретит. Надо подумать, а пока... Что пока? Может действительно Гошу проведать? А что такого? - Мария взглянула на часы. - Он наверняка дома". Не особо задумываясь над своими действиями, она отправилась по знакомому адресу. Ноги сами быстро несли ее в нужном направлении. Что двигало ей в этот миг? Подумав немного, Мария призналась, что это, как ни странно, страх. Страх остаться одной со своими мыслями и недавно полученными знаниями, которые нет-нет да всплывали в ее мыслях. Марии захотелось поговорить с человеком, просто пообщаться, которому ничего не нужно от нее и ей ничего не нужно от него. Да, просто поговорить или даже посидеть и помолчать вдвоем. За много лет журналистской работы она привыкла выжимать информацию из людей. Что ж, Эрнест Иннокентьевич прав в ее отношении, она хищница, но не волк, как он сам а, скорее всего, лиса. Да, он прав, хоть и сам порядочная скотина.
   Эрнест Иннокентьевич Галиньш смотрел в окно, как журналистка удалялась от здания музея до тех пор, пока она не свернула за угол. "Въедливая, настырная, это ее когда-нибудь погубит. Что ж, это ее проблема, но она узнала о договоре, любопытно. Вокруг этой истории слишком много шума поднялось. Все из-за этого придурка на тракторе. Хорошо, с милицией вопрос удалось решить. Зато в газете трезвон поднялся. Не ожидал, что эту газетенку читают так многие. Надо проследить, чтобы больше статей не выходило. И надо разузнать, что это за Гоша такой, черт его побери. В милиции есть его координаты, и в союзе художников, если что, можно выведать".
   А тем самым временем Гоша выписывал футбольного вратаря в эффектном кульбите для последнего заказа. Мысли его блуждали далеко от мастерской. В его сознании почему-то вырисовывался образ новой знакомой. Сквозь суровое и напряженное лицо журналиста то и дело проступал иной вид. Женский образ в три четверти разворота. Не очень красивое, не совсем правильное лицо, с резко очерченными скулами и подбородком, впавшими устало-настороженными глазами. Туго забранные в хвост волосы с широкими мазками седины. Очевидно в молодости она была красива или просто привлекательна. Эффектна. Умела себя подать. Парни были без ума от нее, особенно в институте. Скорее в университете, она же журналистка, значит, журфак закончила. "Мария Александровна Сафонова, журналист". Но время пролетело быстро и наложило отпечаток на Марию Александровну. Да, так часто бывает. Они не думают о будущем, полагая, что будут такими как есть всегда. А потом, когда молодость проходит, их начинает колбасить. Начинаются беспочвенные, казалось бы, срывы, истерики, слезы. И голос грубеет от постоянного курения, и бросить уже не получается. Ну, неужели они всерьез думают, что всегда останутся такими...
   В этот момент в дверь постучали. Затем по лестнице уверенно зацокали женские каблуки. Гоша оторвался от работы и мыслей и сильно отклонился назад, чтобы увидеть прихожую.
   Мария прошла ворота и миновала двор, не снижая шага, подошла к двери, постучала. Помня, что Гоша обычно спускается, чтобы открыть, но дверь при этом не запирает, она потянула ручку. Дверь действительно гостеприимно распахнулась, Мария улыбнулась и поспешила наверх.
   Гоша стоял в дверях, точнее в дверном проеме, между общей комнатой и мастерской. В его глазах читался если не страх, то испуг.
   - Я вас испугала? Извините. Я сначала постучала, а потом увидела, что дверь не заперта. Вот и поспешила, чтобы вам лишний раз не отрываться от работы.
   - Это ничего. Всё нормально. Просто так обычно Лариса приходила. Вначале стучала, потом поднималась. Говорила, вдруг мы тут с натурщицей любовью занимаемся. Чтобы время было разбежаться.
   - Серьезно? А что, были прецеденты? Извините... Что это я.
   - Шутила. Вы проходите. Пальто сами уж повесьте, у меня руки в краске. Можете чайник поставить, если найдете... я скоро... несколько мазков...
   - Разберусь. Вы работайте, я же внезапно нагрянула, без приглашения.
   - Вообще-то я приглашал. Вы как, надумали портрет заказать?
   - Еще не знаю. Я, честно говоря, просто так зашла. Новости кое-какие есть, конечно. - Мария не нашла спичек и зажгла газ от своей зажигалки. Осмотрела уютно-хаотичную обстановку, вышла из кухни в "ту" комнату. Сейчас стол пустовал. Холсты на подрамниках стояли около двух стен и сияли свежим, девственно-белым грунтом. Мария подошла к проему и заглянула за занавес. - Не помешаю.
   - А нет. Вы вон на тот диванчик присядьте. - Гоша указал длинной кистью куда-то вглубь комнаты.
   - Художники не любят пускать в мастерскую чужих.
   - Кто как. У меня тут просто беспорядок, еще перепачкаетесь.
   Мария пробралась к указанному месту, присела и осмотрелась. Было страшно интересно из-за сумрака и беспорядка. Потолок в мастерской отчего-то был выше, чем везде и терялся в сумраке - лампы висели значительно ниже. Стен за картинами видно не было, казалось, их нет вовсе. А картин было столько, что Мария даже не стала особо присматриваться к ним для начала. Вместо этого она прочувствовала диван под собой. Вспомнилась фраза о натурщице. Очевидно, на нем сидели многие модели, что позировали Гоше. И Лариса в том числе. Наверное, некоторые были раздеты. От такой мысли кровь подкатила к лицу. Она бросила взгляд на Гошу, но того не было видно из-за холста.
   - Гош, а вам многие позируют?
   - Ну да, конечно. Многие люди любят свои изображения. Портреты идут. Другое дело это не совсем мой жанр.
   "Многие? Надо же! А я свои фотки порезала".
   - Я имела ввиду, вам многие позируют... обнаженными?
   - А, это! Да, бывает.
   - Молодые, красивые?
   - Как правило.
   - Девушки?
   - Ага.
   - А парни?
   - Не-а. Мужчины предпочитают только парадные портреты, как правило, начиная с пятидесятилетия.
   - Надо же, какие любопытные наблюдения. - Мария представила вдруг, как сама сидит здесь раздетой. От этой мысли по телу прокатилась дрожь. Ей стало интересно, что чувствуют модели, когда на них смотрит художник. "Что это я? Совсем мозги поплыли".
   - Гош, а если бы я вам позировала обнаженной?
   - Знаете, Мария, можете не выкать. Что до портрета Ню, это ваше дело. А что такое?
   - Так, вспомнилась сценка из "Титаника". Помните? Где Джек рисует Роуз у нее в каюте?
   - Да, конечно. Рисунки делал сам Камерон.
   - Вот как?
   - Ага. Вон, слева копия с того рисунка.
   Мария посмотрела в указанном направлении. Поискав немного, она встретилась взглядом с юной Роуз Дьюитт Букэйтер. Точнее говоря, с актрисой Кейт Уинслет, исполнившей роль Роуз. "Какая она здесь милашка - очаровашка". Лист был мал в сравнение с другими картинами, имел неровные края и желтоватый оттенок.
   - Так это твоя работа?
   - Ну да. Стилизацию делал, специально в чаю вымачивал, "состарил". Сделал несколько копий. Надо сказать хорошо пошли после того, как оригинал Камерона ушел за 11 тысяч евро.
   - А твои почем пошли?
   - Немного дешевле. - Улыбнулся Гоша.
   - Любопытно. Неужели настоящий рисунок смог бы сохраниться за столько лет в морской воде?
   - А что такого? Сохранились же письма, которые пассажиры писали прямо на борту. Вы говорили, у вас новости есть. Не расскажете?
   - Только если тоже перестанешь выкать.
   Мария передала в общих чертах оба разговора с Павлом Андреевичем. Гоша слушал молча, насупившись, отложив палитру и кисти. По его лицу было видно, что все слышанное воспринимается им близко к сердцу.
   - Вот такое продолжение вышло у этой истории. Точнее говоря, предыстория.
   - А что, мастера действительно залили расплавленным металлом?
   - Кто же это может подтвердить? Разве что Павел Андреевич.
   Гоша поднялся, отошел в угол и выудил из пачки лист средних размеров. На нем был изображен мужчина с бородой, чем-то напоминавший Льва Толстого и Григория Распутина.
   - Это он?
   - Кто он? - Мария подняла на Гошу вопросительный взгляд.
   - Ну, этот Павел Андреевич. Это он? Похож?
   - Нисколько. Тот совершенно иначе выглядел. А это кто?
   - Тот, кто нам с Ларисой горы золотые сулил. - Гоша опустился на стул и начал теребить угол листа.
   - Значит он и правда не один. Поэтому все время говорил "мы".
   - Выходит в памятнике душа мастера томится. - Гоша как-то иронично хмыкнул. - Я-то думал там дьявол... Надо же с этим что-то делать.
   - Крушить памятник не выход. - Мария не на шутку испугалась, что он втянет её в какую-то новую авантюру. - Этим душу мастера не освободить, если она действительно там.
   - Пойдемте чай пить, кажется, чайник уже кипит. Или кофе? - Гоша поднялся и бросил портрет на пол.
   Чай был с душицей и почему-то отбросил Марию в воспоминания о деревне, куда она приезжала к бабушке на летние каникулы в оные времена. От этого стало уютно и грустно. "Господи, как это всё давно было-то".
   - Я думаю, что они все давно знают об этом? - Вдруг выдал непонятную мысль Гоша.
   - Извини, ты это о чём?
   - Я всё про памятник думаю. Просто большинство людей не знает. Кто случайно узнал, тот не верит. А тот, кто поверил, тот уже влип. Вот как я. Ну а те, кто и знает, и верит, тот этот памятник стережёт.
   - Зачем это? - Мария все больше удивлялась.
   - Значит, есть корысть какая. Или сами когда-то попались, теперь хотят, чтобы другие попадались. Вон как быстро милиция приехала. Стерегут его, точно. И городские власти во всем этом замешаны.
   - Ну, Гош! Это уж ты перегнул! Им-то уж какая тут корысть?
   - Откуда мне знать! Есть барыш значит. Ты журналистка, вот и расследуй.
   - Знаешь, теориями правительственных заговоров обычно страдают...
   - ... придурки. Да, знаю. Что ж, согласен. Пусть я придурок, но что-то делать надо.
   - Можно ничего не делать, просто отойти, пока ничего не случилось.
   - Ничего? Они Ларису убили и нашего ребенка. Но "ничего не случилось", это всего лишь совпадение.
   "О, как тут все запущено! Может, у него действительно крыша поехала".
   - Знаешь. Я думаю, что это действительно легенда. Да, был мастер, влюблённый в дочь фабриканта. Да, вполне возможно, что он погиб при отливке этого самого злосчастного памятника или как-то иначе, но случайно. Никто его не убивал. Но молва сделала своё дело, и люди позже сочинили красивую историю о несбывшейся трагической любви. Как в камероновском "Титанике". Ведь в действительности ни Роуз, ни Джека не было.
   - Как знать, как знать,.. но, может ты и права. Кто же делал предложение мне? Или я спятил? Кто делал предложение тебе? Отчего ты так бежала?
   - Я подумаю, что тут можно сделать. Поговорю с разными людьми. Не забывай, это всего лишь городская легенда... Мне, наверное, пора. Спасибо, Георгий.
   Тем не менее, обдумав и взвесив все "за" и "против", Мария решила отказаться от второй статьи или хотя бы повременить с её написанием. "Никто же не запрещает мне пока собирать материал. Вдруг что-то ещё произойдет интересное, любопытное, я тогда, раз, и готовый сюжет выложу".
  
   Через некоторое время Мария вновь оказалась в тех краях, словно бы по работе, и, не удержавшись, зашла в уютный и приветливый дом.
   - Я не буду отвлекать тебя от работы, просто посижу немного в творческой обстановке.
   - Для вдохновения?
   - Да, для вдохновения.
   - Пишешь?
   - Пишу. - Мария улыбнулась, осматривая Гошу каким-то иным взглядом. "А он не так и молод, как показался сначала. Это из-за бледности и худобы. Он возможно даже мой ровесник, но никак не юнец. Его бы в порядок привести, - отмыть, отстирать. Одним словом в хорошие, хозяйственные руки... О, куда меня понесло". - Краска подкатила к щекам и, чтобы не смущаться самой и не смущать хозяина мастерской, она вышла в кухню и привычно поставила кипятить чайник. На этот раз она принесла с собой какие-то продукты, памятуя, что у Гоши вечно в холодильнике шаром покати. И ещё два кирпича свежего горячего хлеба прямо из хлебозаводского магазинчика, что оказался странным образом по пути. "А то вечно он на сухомятке, прямо как Могудо из "Мук творчества". - Мария взглянула через комнату на Гошу. - А он и в самом деле похож на персонажа романа. Что ж, Эмиль Золя писал с натуры, он же был знаком со многими творческими личностями. Да, не поленился человек роман написать, а меня только на газетные статейки хватает".
   После сытного завтрака или скорее обеда, Мария пробралась на диванчик в глубине студии, устроилась на нем как кошечка, только что не замурлыкала от удовольствия. На нее накатили тепло и уют окружавшей атмосферы. Гоша работал, а она принялась внимательно осматривать картины.
   Сразу же выхватила взглядом серию для кафе, - она отличалась сиреневато-фиолетовыми тонами и резко очерченными контурами. Большинство других работ были выполнены в мягких светлых тонах. Городской пейзаж исчезающих улочек преобладал над остальными сюжетами.
   Мария пробежала взглядом дальше и неожиданно выхватила ужасный образ. Человек с головой, похожей на перевернутую грушу, кричал стоя на мосту посреди жуткого по цвету и изломанности пространства. Она перевела взгляд на художника.
   - Гоша, ты эту картину написал не после... похода к памятнику?
   - Что? Кукую? Эту?! Нет, конечно, это же "Крик" Мунка. Я её для одного шизика копировал. Сразу было понятно, что откажется... Кстати, ваша газета тоже "Крик" называется.
   - Да. Думаешь, в честь этой картины?
   - Ну, не в честь же фильма. "Крик" - самое известное произведение Мунка. Считается, ему удалось передать охвативший героя ужас чисто художественными средствами: цветовой гаммой и извивающимися линиями, в центре которых находится герой. - Гоша словно прочитал цитату из энциклопедии. - Одним словом, это отчаяние человека. Картина так и называлась в начале. Думаю, ваша газета, это тоже крик отчаявшегося человека. Вы же об этом в основном пишете?
   - Да и об этом тоже.
   - По крайней мере, я как раз подошел под... попал в тему.
   - Что ж, придется согласиться. Спорить не буду. Да и вообще, какое-то название у газеты должно быть.
   - "Пробудись", например.
   - Издеваешься?
   - Шучу. Тебе нравится там работать?
   - Не знаю. Может просто устраивает, может, ничего другого делать не умею. С чего вдруг такой вопрос?
   - Так, показалось, что работа не очень радует тебя.
   Мария была несколько обескуражена, второй человек подряд говорит ей о работе. Эрнест Иннокентьевич знает её давно, но Гоша?.. Практически ничего не зная о ней, вот так сразу понял, что работа ей в тягость. Как он это определил? Чутье художника или у нее на лице это написано? Марию опять бросило в жар. От переизбытка эмоций или здесь слишком жарко? Или это из-за близости...
   Она потянула душный ворот блузы и поджала ноги, стараясь стать как можно меньше. "Да что же это со мной творится? Смальков сказал бы просто, мол, мужика не хватает. Да, грубиян этот ВВС. А как бы это выразил Галиньш? А Георгий?" - Она перевела взгляд на холст, из-за которого художник был едва виден.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ.

   "Как же здесь хорошо! Зимой кажется ещё лучше, чем летом. Когда же я здесь была в последний раз?" - Мария Александровна Сафонова, журналистка газеты "Крик" стояла на льду озера и любовалась видом раифского монастыря. Она не хотела сюда ехать, как всегда нашла кучу отговорок. Тем не менее, друзья не стали её слушать и вытащили из дому почти силой. И вот она здесь, на белом и бескрайнем просторе огромного озера. Тишина. Кажется, слышно, как падают редкие снежинки. На Рождество здесь, в Раифе всегда людно, а потому шумно. Но это в самом монастыре и около него. Там она пробыла недолго. Походила, поглазела на приезжих, поставила свечку Николаю Угоднику. И вскоре ушла на озеро к проруби, где окунались в холодную воду люди верующие и всякие. Здесь ей отчего-то не понравилось. Мария побродила вокруг ледяных фигур любовно и с большим мастерством выполненных местными художниками. Так постепенно она и забрела в сторону от всех, в тишину и одиночество простора. На самом деле и до берега и до леса было близко, но редкий снежок, приглушая краски празднества, искажал расстояние. Марии было сейчас спокойно и как-то уютно на душе. Природа ли тому причина или что-то ещё? Размышлять не хотелось ни на миг. Даже возвращение в город, в квартиру, к рабочему столу, к будням, - все это казалось далеким и несбыточным событием. Даже невероятным. Ноги стали мерзнуть, и она двинулась дальше, шаг за шагом.
   - Вам бы вернуться. - Неожиданный оклик заставил Марию вздрогнуть и резко обернуться. В нескольких шагах, словно вынырнув из-подо льда, стоял инок. Другого слова ей в этот миг просто не пришло на ум. Не монах, не священник, не даже отшельник, - инок, сошедший с иконы Рублева или росписей храма.
   - Извините,.. - Мария запнулась, пораженная внешностью человека. Высокая фигура, открытое лицо, тонкая ровная бородка и пронзительный взгляд.
   - Не стоит ходить дальше. Там лёд для фигур пилили. Новый ещё тонок, не нарос. Не дай Бог провалиться.
   - А, поняла. Спасибо вам, я бы и не додумалась. Конечно, пойду к берегу.
   В следующий миг она оказалась в ледяной воде, темной, холодной и тяжелой, похожей на расплавленный свинец. Но он должен быть горячим... да он жегся... нет, холодил... так это свинец или вода? Тьма, тьма вокруг... и страх... медленно вливается внутрь.
   "Мария", - донесся шелест или голос. Или это почудилось?
   "Мария", - послышалось увереннее, и тьма отошла, уступив место сумраку.
   Мария проваливалась куда-то все глубже и так быстро, что в голове закружилось, а в ушах послышался густой тяжелый звук, словно сигнал тепловоза.
   "Мария". - На этот раз голос был громкий и внятный. Неожиданно холод и тьма пропали, она увидела, что лежит на взгорке красивой поляны. Небо, солнце, зелень... шелест ветерка, стрекот кузнечиков, журчание ручья.
   Марии непременно захотелось увидеть этот ручей. Она резво поднялась и пошла на звук, удивленно осматриваясь вокруг, любуясь цветами и ароматами. Вот внизу бугорка ручей меж зеленых берегов. Цветы склонились к нему и рассматривают там свои отражения. Марии тоже захотелось взглянуть на себя, она поспешила дальше. В этот самый миг она заметила, что с противоположной стороны к ручью движется фигура. Сначала можно было распознать в ней лишь человека - дымка скрывала идущего. Затем стало ясно, что это мужчина высокий и статный. Тем не менее, образ его никак не вырисовывался, - дымка, словно бы вилась вокруг фигуры. Менялись очертания, рост, полнота. И лишь когда он оказался в паре шагов от ручья, образ его сформировался окончательно. Перед Марией стоял то ли сказочный Дед Мороз, то ли книжный Гендальф.
   - Это ты меня звал? - спросила Мария. - Там, в темноте.
   - Да, это был я. Мне хотелось ободрить тебя, чтобы ты перестала бояться.
   - Я перестала. Спасибо тебе... А кто ты?
   - Наверное, волшебник.
   - Как в сказке? Вот здорово! А что же со мной случилось?
   - Ты немного заупрямилась, только и всего, - Неизвестный с окладистой белой бородой продолжал что-то говорить. Мария не слышала его слов, она вслушивалась в его голос чем-то походивший на журчание воды. Он успокаивал, изгонял остатки страха и внушал если не силу, то уверенность. В чем? В том, что все будет хорошо. Мария отчего-то верила улыбающемуся незнакомцу и его уверенности в благополучном исходе. Не понимала она лишь одного, - как же она здесь в лете, когда кругом точно была зима? Она решила выяснить это у незнакомца и приблизилась к воде.
   Незнакомец нахмурился и решительным жестом остановил её.
   - Я только хотела...
   - Не подходи ближе и ни в коем случае не вздумай зачерпнуть воды. Иначе пути назад тебе не будет.
   - А разве мне надо возвращаться? Зачем? Здесь так замечательно.
   - Здесь не всегда так. Да и рано тебе сюда. У тебя ещё вся жизнь впереди, много дел разных.
   - Как интересно! И вы знаете наперед, что будет?
   - Немного знаю.
   - Откуда же?
   - Я же волшебник.
   - И что со мной будет?
   - Много чего. Но главное, однажды ты поможешь спасти множество людей.
   - О чем ты говоришь? Я не понимаю?
   - Не важно. Ты все поймешь, когда это случится.
   - Я спасу людей? Я справлюсь с этим?
   - Конечно. Ты сильная девочка. И тебе будут помогать. Один человек. Его будут звать Георгием.
   - Георгий Победоносец? Как на иконе у бабушки?
   - Победоносец? Что ж, пожалуй, да. Он победит. Вы вместе победите. А сейчас тебе пора возвращаться.
   - Не хочу. Здесь так хорошо. Хочу остаться здесь.
   - Ты должна думать о том, что нужно, а не о том, что ты хочешь. Не всегда получается делать то, что хочется. Чаще приходится делать то, что нужно.
   - Но ты же волшебник. Сделай так, чтобы всем было хорошо.
   - Я не могу помочь всем. Но вы должны помогать друг другу. А сюда ты еще вернешься. - Незнакомец протянул руку и словно бы прикоснулся к Марии. Поляна, цветы, ручей мгновенно пропали. Остался лишь голос, зовущий её по имени.
   В следующее мгновение Мария оказалась в зиме, на берегу, среди взволнованных людей, одетая отчего-то лишь в купальник и... совсем юная, почти девчонка.
   - Что с вами? Вам нехорошо? - голос вернул её к действительности... ещё раз. Мария опять же была в зиме, на льду замерзшего озера, в солнечном дне. Рядом стоял тот самый инок, имени которого она так и не знала. Он осторожно шевелил её за плечо и всматривался в глаза настороженно-внимательным взором. - Вам нехорошо? Вас проводить? Здесь есть ваши друзья или родные?
   - Все хорошо, все в порядке, - Мария проговорила, но не услышала сказанных слов.
   - Давайте я вас все же провожу к берегу. - Инок осторожно взял Марию под локоть и повел к вмерзшим в лед мосткам.
   "Что же это было? Вот сейчас?" - Мария неожиданно вдруг вспомнила, что все это случилось с ней здесь же, но очень давно.
   В юности, когда ей было лет четырнадцать, пятнадцать. Да, точно. Тогда, как раз на Рождество родители настояли на том, что ей пора принять крещение. "Что? Креститься? Мне?! Я же комсомолка!" Она ещё долго и достаточно грубо спорила с родителями по поводу этого "дремучего обряда" и "религиозного мракобесия" в целом. Отчего она была так резко против крещения? Скорее всего, причина была не в её материалистических убеждениях и преданности делу ВЛКСМ, причина была... в страхе. Страх перед тем, что после этого ей придется жить не так, как взбредет в голову, а так, как будет требовать от нее кто-то другой, более сильный, могучий и знающий. И противиться ему не будет никакой возможности. И как же тогда жить? Нет, в Бога она не верила ни умом, ни сердцем, но кто же знает, что творится в глубинах подсознания.
   Тем не менее, битву умов Мария тогда проиграла, родители настояли, а ей ничего не осталось, как сдаться на их волю и отправилась сюда, в Раифу. Было морозно, родители решили крестить дочь в купели, что размещалась в специальной постройке. Однако Мария заупрямилась и назло полезла в прорубь, сделанную на озере. Что она тогда хотела доказать и кому? Вот тогда-то с ней и произошло это неприятное происшествие. От резкого перепада температур случился шок, Мария потеряла сознание. Всего-то на несколько секунд. Её моментально вытащили из воды, увезли на скорой в больницу. Все обошлось в смысле здоровья, она даже ни разу ни кашлянула после этого. Зато были долгие натянутые отношения с родителями, демонстративное молчание, слезы в подушку и отчаянное непонимание.
   Да, все это было, и Мария все это помнила хоть и смутно, как, наверное, любые детские воспоминания. Так вот почему она не хотела ехать сюда сегодня! Из-за этого? Из-за происшествия в детстве? Марию окатило холодом и страхом, лед под ногами показался невероятно тонким и прозрачным. Ей казалось, что она видит непроглядную темень воды и муть, подступающую со дна. "Скорее, скорее на спасительный берег".
  
   И вот сегодня, кроме всего, она вспомнила то, что память заперла в себе на долгие годы. То, что случилось с ней в момент потери сознания, почти смерти. Неужели она действительно была на этой прекрасной поляне, на берегу ручья и говорила с тем добрым и кротким незнакомцем? Или это лишь фантазии её умирающего сознания? Видимо второе вернее.
   "Как он сказал тогда? "Однажды ты спасешь множество людей. Тебе будут помогать. Один человек. Его будут звать Георгием". - Уж не о Гоше художнике шла тогда речь? Он знал, что это все будет? Нет, нет, это слишком невероятно, неправдоподобно, просто совпадение". - Мария сидела дома на любимом уютном диванчике перед бормочущем телевизором и вспоминала о двух происшествиях, случившихся с ней в один и тот же день, в одном и том же месте, но отстоящих одно от другого на много лет. Она опять по привычке гнала от себя прочь все непознанное, непонятное, а потому кажущееся опасным событие. Но перед её внутренним взором стояли глаза то доброго незнакомца с окладистой бородой, то глаза инока остановившего её на краю тонкого льда. В конце концов, она забылась сном и увидела во сне кого-то одного с добрым проницательным взглядом, идущем по льду. Да человек шел по льду, тонкому и прозрачному настолько, что его не было видно. От этого казалось, человек идет прямо по глади озера... а под его ногами распускаются волшебные цветы. Под каждым шагом. Он посмотрел Марии в глаза, улыбнулся.
   - Здравствуй, Мария. Ты вовремя вспомнила нашу встречу. Сейчас самое время действовать. У тебя все получится, а я всегда буду рядом.
  
   Утро следующего дня было столь же солнечно и приятно. Единственное, что омрачало настроение - утро было будничным, следовательно, надо было идти на работу.
   Мария сидела в комнате верхнего этажа университетского здания и обозревала величественную панораму родного города.
   Архив, как и полагается, был в подвале, чему она естественно не удивилась, а только иронично усмехнулась. Однако Эрнест Иннокентьевич распорядился поднять необходимые коробки наверх, в благоустроенное чистое сухое и светлое помещение, чтобы обожаемой Марии Александровне было бы удобно работать.
   Ах, да. Она же поменяла работу. Ушла-таки из "Крика", от ВВСа. Виктор Васильевич принял эту новость сухо и без эмоций, но свои чувства он всегда скрывал глубоко. Что до Галиньша, он воспринял это известие бурно и восторженно. Сразу устроил её на полторы ставки, в университете и музее. Распорядился обустроить рабочее место и вообще всячески старался угодить. Мария также смогла убедиться, что делает он это вовсе не из личной привязанности. Эрнест Иннокентьевич не подкатывал, не клеился, не чалился к Марии. Она даже слегка обиделась, что он игнорирует её как женщину, хотя некоторое время назад терпеть не могла этого скользкого взгляда и сальной улыбки. Ох уж это женская логика.
   Корысть была в другом, она делала для него всю рутинную работу. Заключалась она в основном в разборке, чтении и сортировке архивных документов. Это было интересно. Тем более, что день хоть и был нормированным, как говорится, "от и до", но она приходила и уходила как сама желала.
   Галиньш время от времени просил ещё поправить его работы: статьи, лекции, рефераты для разных научных журналов. Так она узнала, что он имеет вес в международном историческом и археологическом сообществах. Ни раз попадались журналы с его статьями, изданные за рубежом на английском, французском и немецком языках. Эрнест Иннокентьевич действительно был Историком с большой буквы.
   Мария работала с интересом и статьи продолжала писать. Они выходили даже лучше прежних, заказных, скандальных, жареных, потому что писались от души. Их она публиковала под псевдонимами в разных изданиях, в том числе и в "Крике". Похоже, что Смальков даже был рад такому положению дел.
   Вот сколько всего произошло в её жизни за это время. Хотя прошло-то всего четыре месяца или около того. Да, верно.
   Что до её личной жизни... тут мало что изменилось. Точнее ничего не изменилось. За это время она только раз побывала у Гоши, где произошел курьезный случай.
   Это случилось, когда Мария как всегда спонтанно заскочила к нему без видимой причины, якобы поделиться новостями о памятнике, ставшим теперь лишь поводом, чтобы заглянуть к новому другу. Настроение у нее в тот момент было прекрасное и удивительно спокойное, несмотря на начавшуюся всерьез осень. А мысли летали где-то очень далеко. Поэтому она без стука взлетела по лестнице и... застала Гошу с женщиной. Молодой, почти девчонкой. Нет, ничего такого она не увидела, они просто весело и громко разговаривали. Было очевидно, что знакомы они давно и отношения у них совсем не такие, как с ней, Марией. Но как всколыхнулись её чувства при виде этой... этой... конкурентки? Незнакомки? Словно бы на дно древнего пруда кто-то бросил динамитную шашку. Да, это походило больше всего на взрыв, поднявший со дна уйму ила, грязи и ещё кучу всякого застаревшего хлама, который годами, десятилетиями копился на дне. Мария вспыхнула, мгновенно решила уйти, но по инерции пролетела ещё на пару шагов вперед и попала в поле зрения Гоши.
   - Мария, здравствуй! - весело поприветствовал он. - Рад тебя видеть! Как хорошо, что ты зашла.
   - Я очевидно не вовремя, я лишь хотела...
   - Вовремя, вовремя, я уже ухожу. - Девушка бесцеремонно чмокнула Гошу в щеку, быстрым движением стерла помаду и двинулась к лестнице, по пути обдав Марию бесцеремонно-ироничным взглядом наглых карих глаз.
   - Пока, не скучайте! - Долетело уже снизу, затем гулко хлопнула входная дверь.
   - Пока, Светлана! - Гоша стоял рядом с Марией, и запоздало прощался со своей подружкой. Потом он перевел взгляд на Марию. У той, очевидно, все было вновь написано на лице. Он быстро это прочел, оценил обстановку и рассмеялся.
   Мария испытала очередной шок, когда узнала, что Светлана сестра Гоши. "Какая я дура! Это же очевидно! Они так похожи, только у нее волосы крашеные, а у него щетина вечная. И на портрете я видела эту самую Свету. Точно, с какой-то женщиной в годах".
   Вслед выяснилась и причина радостного настроения Гоши, - мама, та самая женщина с портрета, выздоравливала после операции. Сестра пришла сообщить как раз об этом. И что дежурить ночами больше не надо. Вот отчего Гоша бывал сонно-угрюмый, вялый и мрачный. Вот в чем дело-то! Это вдобавок к потере Ларисы и ребенка. "Какая же я поверхностная эгоистка и дура. Другие люди меня совершенно не интересуют. Их чувства, переживания... только в себе роюсь, копаюсь, ищу вчерашний день, как археолог. Или древняя карга перед нафталиновым сундуком, из которого все давно уже пора вытряхнуть на свалку".
   - Прости, я было подумала...
   - Я все понял, не извиняйся. А ты что, взревновала меня?
   - Ужасно. - Мария неожиданно для себя оказалась в непривычной близости от Георгия. Руки сами обвились вокруг его шеи. Она все телом прильнула к нему и через слой одежды почувствовала, что и Гоша соскучился по женщине. Кровь хлынула по телу от невольных мыслей, но она не отстранилась, а ещё крепче прижалась к нему и задрожала. Затем она почувствовала, как его руки обвили её талию, и вырваться уже не было возможности... или желания.
   Опомнилась она уже от невероятно нежных и медленных ласк. Приоткрыв глаза, Мария поняла лишь, что находится на том самом диванчике в глубине мастерской, что на ней почти нет одежды, а Георгий рядом, но скрыт полутьмой. "Интересно, в этой комнате есть окна?.. Что я делаю?.. Какая же я..."
  
   Сегодня она вспоминала это с улыбкой и грустью. Вот такая череда событий. Незнакомка вызвала приступ ревности, та спровоцировала её на близость. Секс в последнее время был для нее деликатесом. И разыгравшиеся чувства привели её к перемене места работы. "Или это лишь совпадение? Теория индетерминизма или как его там? О, я опять принялась философствовать..."
   Была ли причина в этом, что они не виделись с тех пор? Стеснялась ли она такого поворота событий? Боялась ли, что Гоша теперь изменит к ней отношение? Или что-то иное было причиной? Как знать.
   И вот сегодня, вспоминая все это, она опять вспомнила Гошу. Чем он так её привлек? Своей неподдельной и неподкупной искренностью? Может пойти и рассказать ему все, что случилось? Глупо. Что он ей исповедник? Посмотреть, как он отреагирует на все это? Плохой эксперимент. Человек недавно оправился от всего пережитого, вошел в колею, принялся за работу. Да, она слышала, что у него дела наладились, заказы пошли. Но что же её так тянет к этому человеку?
   После колебаний и раздумий она решилась все же сходить. Посмотрит, как обстоят дела, как Гоша, в каком он настроении, самочувствии. Тогда она решит, рассказать ему или нет.
   Телефона у Гоши так и не было или Мария просто его не знала, поэтому на следующий день после обеда она направилась к нему опять же наудачу. Она постучалась и дождалась, пока Гоша спустится вниз и распахнет дверь сам.
   - Мария! Как же я рад тебя видеть! - Открывший дверь человек широко улыбнулся. Мария не сразу признала в нем своего знакомого Георгия, так он изменился: пострижен, чисто выбрит, аккуратен, даже поправился. Исчез этот мальчишески - залихватский взгляд.
   - Здравствуй, Го... Георгий. Ты такой солидный стал, просто респект.
   - Заходи. - Георгии потянул её за рукав, пропустил вперед. Мария, не смущаясь на этот раз, поднялась по гулким ступеням, окинула квартиру, сколько могла, все ещё опасаясь застать здесь другую женщину - причину резкого изменения Гоши. Но нет, таковой не обнаружилось. Мария облегченно вздохнула и обернулась. Георгий стоял рядом. Он обнял её и поцеловал сразу же в губы, потом отстранился, посмотрел виновато.
   - Извини, это, наверное, некстати.
   - Брось. Все в порядке, все нормально.
   - Да? Тогда проходи. Будешь чай или кофе или...
   - Слушай, ты обедал? Может сходим куда-нибудь? Я угощаю.
   - Да ты что, это я тебя приглашаю и угощаю. Ты не представляешь, сколько у меня сейчас заказов!
   - Нет.
   - Это потому, что давно не заходила. Ты мне ни номер свой не оставила, ни адреса. Я в "Крик" звонил, сказали, ты уволилась.
   - Ага. Я как раз тебе сказать хотела об этом тоже.
   - Ты мне хоть свой номер скажи сейчас. - Гоша стоял уже в куртке и сосредоточенно смотрел на панель новенького "Нокиа". - Я вот недавно обзавелся... Сейчас тебе прозвонюсь, чтобы ты знала мой.
  
   - Знаешь, меня уже в Москву приглашали. - Они сидели в кафе "На Гоголя" и пока ждали заказ без умолку говорили. Точнее говорил Гоша. Мария же слушала, поддакивала, улыбалась. Она уже решила, что не станет ничего рассказывать. "У него все хорошо, зачем человека грузить лишними проблемами?"
   Так пролетел час или больше.
   - У тебя как со временем? Погуляем ещё?
   - Прохладно. Может посидим у тебя?
   - Пойдем.
   Они вернулись в дом, и пока Мария располагалась, Георгий вынес из мастерской портрет.
   - Вот, - сказал он, ставя холст перед Марией. - Оцени.
   Той пришлось приглядеться, прежде чем узнать себя. Портрет был выполнен в рембрандтовской манере на темном фоне. На Марии было старинное платье и соответствующая эпохе прическа. Мягкая манера живописи скрывала большинство недостатков. От этого она и не узнала себя поначалу.
   - Ну как тебе?
   - А ты ещё говорил, портрет не твой жанр! - Мария подняла на художника восхищенный взгляд.
   - Это тебе на память.
   - Спасибо, Георгий. - Мария привстала и поцеловала его в щеку. - Портрет великолепен.
   - Хочешь, я его обрамлю соответствующим образом? Знакомый багетчик сделает.
   - Конечно, хочу.
   - Ты ещё что-то хотела мне рассказать, но все раздумывала. Сейчас самое время. Не поделишься новостями?
   - Ладно, поделюсь, но ты сам напросился.
   - Да, конечно.
   Мария сначала рассказала о недавней поездке в раифский монастырь, и о том, что там с ней произошло. Затем пояснила, насколько могла вспомнить, свою давнюю историю с крещением в том же монастыре. Она беспокоилась о том, что Георгий поднимет её на смех, но тот слушал молча, сосредоточенно, внимательно. Наконец Мария замолчала.
   - Любопытная история. Это все как-то должно быть связано с памятником, да? И я тот самый Георгий, что спасет с тобой людей от заклинания?
   - Я ничего не могу утверждать, это лишь предположения, даже догадки.
   - То есть в памятнике томятся души людей, заключивших договор с дьяволом через мастера, погибшего более ста лет назад при заключении подобного же договора?
   Мария кивнула.
   - Знаешь, я уже почти не верю в мистическую сторону этого дела. Я же человек эмоциональный, неуравновешенный. Поддался всяким россказням вот и набедокурил, тем более... - Георгий замолчал.
   - Я тебя понимаю. Сама говорила, можно все это забыть и сама тебе напоминаю. Извини.
   Они говорили ещё долго и много, - о новой работе Марии, о лестном предложении Гоше. Потом он предложил ей остаться у него. Она отказалась, сославшись, непонятно почему, на какие-то неотложные дела. На том и расстались. Мария как-то быстро ушла и портрет оставила.
   "Да, я же сам предложил его обрамить, вот и оставила. Значит у нее теперь новая работа, новая жизнь. А не заключила ли... Нет, мало вероятно. Из газеты ушла, правильно сделала. Я же видел, что это ей не нравилось. И все же, как-то..." - Гоша не развил мысль до логического завершения. Вместо этого он выудил из глубины мастерской портрет Ларисы, поставил его рядом с портретом Марии и долго смотрел на них рассеянным взглядом.
  
   - Все хотел тебя спросить, как дела у твоего знакомого художника? Гоша, кажется? - Неожиданный вопрос застал Марию врасплох. Сейчас она сидела напротив Эрнеста Иннокентьевича в его кабинете. Они разбирали дела, связанные с нумизматической коллекцией университета.
   - Нормально дела, благополучно.
   - Не виделись с ним больше? - Галиньш как-то неприятно посмотрел. Марии этот взгляд не понравился.
   - Да, виделись как раз на днях, случайно. А что?
   - Так, вспомнил. Он ведь был героем дня, потом героем твоей статьи. Хорошо, если у него все наладилось.
   Мария почувствовала некоторый дискомфорт от затронутой темы. С чего это вдруг Галиньш печется о Георгии? Тем более что они накануне виделись и расстались как-то нехорошо. Не такой Эрнест Иннокентьевич человек, чтобы просто поинтересоваться. Но от расспросов она воздержалась.
   - Слушаю вас. - Звонок на мобильный Галиньша отвлек Марию от размышлений. Кто-то настойчиво требовал немедленной встречи. Любезнейший Эрнест Иннокентьевич, разумеется, не смог отказать. "Как же, не может он отказать! Не иначе добычу почуял, вот и засуетился. Фу, как я все же скверно о людях думаю".
   - Прошу меня извинить, Мария Александровна, но необходимо срочно убыть. Вы не смогли бы занести отмеченные позиции прямо в мой компьютер?
   Мария согласно кивнула.
   - Вот и отлично. Если не вернусь до вечера, заприте кабинет и ключ на вахту, пожалуйста. - Галиньш широко улыбнулся и стремительно поднялся, прихватив портфель. Мария проследила за перекатывающейся фигурой до двери, пересела в кресло, подвинула пухлую пачку листов и принялась набивать буквы и цифры.
   Короткое замечание о Георгии, брошенное её шефом вскользь заставило Марию задуматься о знакомом художнике. "Действительно, все как-то вдруг у него переменилось в лучшую сторону. И заказов куча, и в доме порядок, и сам несравнимо лучше выглядит. Уж не заключил ли он договор, ещё тогда? - Мария машинально тыкала пальцами в клавиши, развивая запавшую мысль. - А не сам ли он Ларису и ребенка предложил? Избавился от забот и себе будущее обеспечил. Нет, он на такое не способен. Почему нет? Как хорошо я его знаю? Забралась же к нему в постель... и что это значит? Ничего это не значит, допекло просто... чёрт!"
   Мария перепутала галочку с какой-то случайной карандашной закавыкой и занесла позицию в файл. Ничего страшного в этом не было - несколько ударов по "делет" и ошибка исправлена. Чтобы не попасться на закорючке ещё раз Мария решила стереть случайный росчерк карандаша и поискала взглядом ластик. На столе его не оказалось. Она подвигала верхние ящики и в левом отыскала совершенно новый прямоугольник. Тут взгляд её споткнулся об одну из многочисленных папок, точнее название: "Бронзовое дело". Это была не пластиковая папка-файл, а картонная серая старая на завязочах. "Уж не о том ли самом деле здесь собраны материалы?" Преодолев секундное сомнение, Мария выдвинула ящик шире и прямо в столе развязала толстые белые лямки.
  
   По верх всего лежала газета "К-ие известия" от 4 сентября 1876 года.
   "Вчера многие жители могли быть свидетелями грандиозного для нашего города события. На берегу реки разделяющей город на две неровные части произошло открытие монумента. Памятник воздвигнут по инициативе нашего всеми уважаемого мэра и посвящен жителю нашего же города господину Фуксу. Карл Фукс известен нам не только как ректор университета, декан медицинского факультета, но в первую очередь как общественный деятель, посвятивший огромное количество времени, сил и средств на медицину и здравоохранение простых горожан. Он также является основателем ботанического сада, минералогической и нумизматической коллекций и собирателем обширной библиотеки рукописей".
   Далее перечисление заслуг профессора Фукса плавно перетекло к дифирамбам мэру, заботящемуся о процветании и культуре города. Мария пробежала статью до конца, но не найдя более ничего интересного для себя, отложила газету. Под ней лежала ксерокопия статьи с той же газеты. Далее был номер "К-их губернских ведомостей". Статья, посвященная открытию памятника, была схожа содержанием, Мария лишь пробежала по ней взглядом. Ниже обнаружилось несколько, на первый взгляд, посторонних частных писем. Однако вскоре Мария обнаружила строки, имеющие прямое отношение к интересующей её истории:
   "Я уже как-то сообщал Вам, дорогой Кондратий Макарович, об открытии в городе памятника профессору Фуксу. Могу к этому кое-что добавить, если это Вас интересует.
   Так вот, прошло совсем мало времени, а памятник сей уже стремительным образом начал обрастать сомнительными слухами. Сложилась уже своего рода легенда по этому поводу.
   Вот послушайте, что говорят в народе. Во-первых, не умолкают слухи, будто во время отливки оного погиб лучший мастер-формовщик нашего завода. Каким образом это произошло доподлинно неизвестно, потому слухи плодятся и плодятся. Поговаривают будто мастер погиб не сам. Виной тому будто сам заводчик Доброслав Стелинский. Якобы он приказал своим подручным связать мастера, бросить его в готовую форму и залить кипящею бронзой.
   Во-вторых, этому слуху есть веский довод. И довод этот в том, что мастер волочился за дочерью Стелинского. Это, как Вы сами понимаете, не особо было приятно заводчику, тем более что он намеревался выдать ее, Софию, то ли за какого-то столичного графа, то ли за сына Турчанинова".
   Вот фрагмент другого письма:
   "По Вашей просьбе выяснил имя мастера. Это некто Илья Зотов. Установлено, что его семейство подавало жалобу в полицию по вопросу его пропажи, но дело замяли. Это здорово подогрело горожан и вызвало еще больше кривотолков. Теперь уже большинство считает Стелинского причастным к смерти мастера Зотова. Некоторые из именитых горожан публично выказывали недовольство делами градоначальника, поощряющего (неразборчиво) приятеля и собутыльника. Одним словом открытие памятника сыграло невзрачную роль на все городские дела".
   И ещё абзац из следующего письма:
   "Да шум по этому делу все не смолкает. Уже сочинили такую историю, что мастер перед своей ужасной гибелью будто бы заключил сделку с самим Князем Тьмы. Это якобы и послужило причиной его скорой гибели и всего дальнейшего шума вокруг монумента.
   Как бы там ни было, молва утверждает, что душа убитого мастера обретается теперь в этой злополучной скульптуре. Всему этому поспособствовало извести о сумасшествии дочери Стелинского. По правде говоря, ее многажды видели у памятника где она проводила часы.
   А вот теперь еще утверждают, что ежели придти к памятнику в полнолуние и попросить за свою вторую половину, убиенный, но не упокоенный мастер выполнит прошение. Вот Вам яркий пример из нашей повседневной жизни, каким образом создаются Святые Мученики. А, тем не менее, с момента всех событий минуло менее года. Представляю, что будет далее, лет эдак через двадцать, тридцать.
   Что до просьбы уважаемой вашей супруги..."
   Далее было не интересно. И вот последнее в папке письмо:
   "Если припоминаете о казусном случае с памятником Фуксу. Легенда о сделке с Дьяволом еще более утвердилась. В доказательство приводят якобы имеющееся на памятнике клеймо Сатаны. И верно, под левою ладонью скульптуры находится набалдашник трости, на который опирается бронзовый Фукс. Набалдашник этот имеет определенно вид человеческой головы. Его и почитают клеймом Дьявола. Признаться честно, лицо это имеется в действительности и видно отчетливо, в чем я имел возможность самолично убедиться. Признаться еще у лица имеется сходство с одной известной городской особой. Это само собой не доказуемо, но сплетни получили широкий ход.
   А к памятнику в полнолуние бывает уже целое паломничество. В большинстве своем люди молодые, неженатые парни и незамужние девицы".
  
   Мария дрожащими руками сложила документы, убрала в папку, задвинула ящик. Она уже и думать забыла о порученной работе. Выходит, Галиньш много чего знал ещё тогда. Отчего скрыл это от нее, когда они заговорили впервые на эту тему? Так он и не обязан ей докладываться по каждому пункту. Это, конечно, его дело, да и что нового она обнаружила сегодня? Подлинники, на которые Эрнест Иннокентьевич опирался в своих рассказах. И вообще может он их лишь потом нашел, как раз в результате её расспросов. Тогда все понятно, потом проработает, напишет научную статью, опубликует в каком-нибудь журнале, сделает сенсацию. Ну и ладно, и пусть. Это его дело, его личное дело.
   Тем не менее прочитанные документы не оставили Марию равнодушной ко всему узнанному. Почему она сама до всего этого не дозналась? И как это от нее ускользнул тот факт, что на скульптуре имеется это самое "Клеймо Дьявола"? Тоже мне журналистка! Ходила, высматривала, вынюхивала, даже фотографировала, а об этом не узнала. Интересно, а сейчас этот портрет есть?
  
   Любопытство разобрало её до такой степени, что утром ни свет, ни заря она решила прогуляться в сквер перед работой. Подняться в это время было для нее уже подвигом. Тем не менее, Мария не изменила принятому накануне решению и, лишь выпив кофе, отправилась к известному месту.
   Будним утром сквер казался совершенно безлюдно, и даже шум машин не долетал сюда, хотя проезжая часть пролегала совсем близко, за аллеей берез и плотным кустарником. То есть это летом он был плотным и зеленым, сейчас здесь царило какое-то белое и неуютное безличие. Маленький сквер казался громадным пустырем, в котором отсутствовали не только предметы, формы, краски, но и даже сам воздух. Или это плохое настроение передавалось изнутри наружу подобным образом?
   Мария осмотрелась, потом забралась на скользкий брусчатый бугорок, на котором располагался постамент. Она обошла фигуру и тут же увидела портрет. Не надо было даже наклоняться или привставать, чтобы рассмотреть его. Он располагался как раз на уровне её глаз. Да, портрет был, мужской, с усами, косой чёлкой, выразительным носом и скулами, со специфическим разрезом глаз. Рогов не было, бородки тоже. Мария усмехнулась своему открытию. "Интересно, в архивах есть портрет того мэра? Есть ли сходство с ним?"
   - Вот вы до чего уже дознались, Мария Александровна. - Вкрадчивый негромкий голос заставил вздрогнуть и обернуться. В нескольких шагах стоял Павел Андреевич, одетый в неизменную одежду, словно никогда её не снимал. Бомж улыбался. - Я так и знал, что вы вернетесь.
   - Вы меня напугали, Павел Андреевич.
   - Не я, ваши мысли пугают вас. Он все ещё готов вас выслушать. - Кивнул Павел Андреевич на статую.
   - Мне нечего сказать ни ему, ни вам.
   - Разве? У вас, что же не появилось заветного желания?
   - Не желаю разговаривать с вами. - Мария повернулась и быстро направилась к ближайшему выходу из сквера.
   - Не так скоро. - Дорогу к выходу ей преградил Эрнест Иннокентьевич с неизменной улыбкой на лице и неизменным своим портфелем. - Не хотелось портить и усложнять вам жизнь, любезнейшая Мария Александровна, но обстоятельства того требуют. Да и сами вы уже порядком вляпались в эту историю.
   - Вы как здесь?.. Вам что надо от меня? Как вы?.. - Мария осеклась на полуслове.
   - Где же ещё вас было застать, как ни здесь, после прочтения любопытных материалов? - Усмехнулся Эрнест Иннокентьевич.
   - Вы... так вы мне их просто подсунули? - Вдруг догадалась Мария.
   - Э-э, Мария Александровна, теряете хватку, как погляжу. - Галиньш покачал головой. - Разумеется подсунул. Вы могли бы догадаться, что такие документы не валяются в открытом ящике стола поверх всего остального.
   Мария обернулась на бомжа, окинула взором окна ближайшей высотки.
   - Я закричу.
   - Полноте. Думаете, кто-то придет вам на помощь? - Проследил за её взором Эрнест Иннокентьевич.
   - Вызвали же они милицию тогда, вызовут и сейчас.
   - Вряд ли. Милицию вызвал я. - Павел Андреевич стоял рядом, бежать через сугробы не было возможности. - Идемте, у нас с вами дельце незаконченное есть.
   - Нет у нас никаких дел и быть не может...
   - Хватит, пошли. - Галиньш грубо мертвой хваткой ухватил Марию за локоть. - У нас мало времени.
   - Меня ваши дела не интересуют. - Мария попыталась вывернуться.
   - Надо же! А стоило поинтересоваться и прислушаться к доводам кое-кого. - Галиньш смотрел куда-то в сторону холодным, колючим взглядом.
   - Больно не будет. Забрать душу это как аппендицит удалить. - Павел Андреевич ехидно усмехнулся. - От этого не умирают.
   Мария проследила за взглядом Галиньша и увидела, как к ограждению сквера подъезжают одна за другой несколько серьезных машин. С пассажирских мест выбирались солидные люди в дорогих одеждах и тяжелых роговых оправах. От другого входа по аллее в их направлении шли двое. Мария решила, что стоит попросить помощи у них. Не могут же здесь сейчас собраться только посвященные негодяи, должны же тут оказаться и просто случайные прохожие. Но странным образом вокруг не было видно ни людей, ни машин, кроме тех, что находились у ограды. Воздух вдруг стал мутнеть так сильно, что пропали из виду и противоположный берег, и близлежащие дома, и проезжая часть с нескончаемым потоком автомобилей. Мария не на шутку перепугалась, нащупала в кармане пальто телефон. "Но разве успею я позвонить? Разве дадут? Но что они сделают? Неужели посмеют устроить расправу среди бела дня, в центре города? А кто им помешает?" - Мария вдруг несказанно обрадовалась, узнав в одном из приближавшихся людей Георгия. Он двигался медленно, словно нехотя.
   - Гоша! - Мария качнулась ему навстречу насколько позволила цепкая хватка историка.
   - Здравствуй, Мария. - Георгий поднял на нее печальный взор. - Не надо было сюда приходить. - Сейчас она только поняла, что Георгия, как и её саму, держит за локоть тот второй, внешне знакомый, но... да, точно. Это его Мария видела на рисунке. Человек с бородой, "Распутин".
   - Вот теперь все в сборе. - Усмехнулся Галиньш. - И не надо было никого силом тащить, сами пришли. - Он кивнул Распутину, и тот повел Гошу к монументу.
   - Присмотри за ней. - Эрнест Иннокентьевич отпустил локоть Марии и покатился к группе чиновников, собравшихся у одного из входов в сквер. Мария перевела взгляд на своего соглядатая. Тот не выглядел сейчас слегка поддатым глуповатым "асоциальным элементом маргинального слоя общества", как охарактеризовала она его после первой встречи. Взгляд его был серьезен и сосредоточен, сейчас его разговорить будет трудно, но Мария решила попробовать.
   - Как все сложно-то. Вот значит, на каком уровне тут все закручено? Стало быть, Гоша оказался прав.
   - Это вы на счет чего? - Перевел на нее взор Павел Андреевич.
   - На счет всеобщего заговора.
   - Ну, это вы перегнули. - Бомж усмехнулся уголком рта.
   - А вы? Какое вы имеете отношение ко всему этому?
   - Я же вам уже говорил, я один из тех, кто погубил мастера. Нам даровали бессмертие, а за это мы должны стеречь памятник.
   - Стеречь? Звучит так, словно вы сторожевые собаки, а не люди. - Мария попыталась сыграть на гордости.
   - О, гораздо хуже, гораздо! - Павел Андреевич не повелся на уловку. - Нас было пятеро, но трое не смогли этого пережить. Они сошли с ума и Хозяин забрал их.
   - Совесть замучила?
   - Совесть? Причем тут совесть? Каждый раз как стоит уснуть, мы переживаем все, что произошло той ночью. Вот уже почти сто лет. Мало кто выдержит подобную пытку.
   Мария усмехнулась чему-то своему, Павел Андреевич перехватил усмешку.
   - Смешно вам? Хотите почувствовать на себе, как это было? - Не дожидаясь ответа, он ледяными пальцами сжал её запястье. Мария дернулась, но в один миг оказалась во тьме и духоте.
   Едва свыкшись с этим, она сумела рассмотреть окружающую её обстановку. Кажется, это было заводское помещение, литейный цех. Была ли на улице ночь или в цехе темень, не понять. Она стояла на земляном полу, в окружении нескольких человек. Впереди в полумраке высилась какая-то глыба. Мария ничего толком не успела ни рассмотреть, ни понять, - через мгновение прокатилась волна, и она видимо оказалась в чьем-то сознании, потому что теперь моментально поняла, что к чему. Да, она действительно в литейном цехе. Там, справа от нее, в тигельной печи плавится металл. Он греется уже давно и вот-вот будет готов для заливки. Впереди высится форма для новой скульптуры - заказ самого мэра города. Рядом с формой владелец завода - поляк Доброслав Стелинский ругается с мастеровым Зотовым. Но ругается он с ним совсем не по работе, она-то как раз выполнена безупречно. Заводовладелец зол на мастера не по этой причине. Причина его собственная дочь. Он готовит её для именитого столичного богатея и не ему безродному нищему мастеру заигрываться с будущей графиней. Все это скучно и не интересно для нее... нет, для него. Да, она же теперь Павел Андреевич! Мария видит его глазами, слышит его ушами, чувствует все, что чувствует... чувствовал когда-то он. Или это происходит сейчас? Ей... ему скучно. Ему нет дела до господской свары. Он, позевывая, осматривает темные закопченные стены цеха. Уже поздно, спать охота, но Стелинский позвал его и ещё четверых своих подручных. Они нужны ему для острастки. Дело нехитрое. Не впервой им чинить самосуд над рабочими. Павел Андреевич засмотрелся по сторонам, зазевался, упустил нить разговора, а товарищи его меж тем зашевелились. Он присоединился к ним, - как оказалось, заводчик приказал вязать строптивца. Они сделали это быстро и умело. Потом Павел Андреевич решил, что Стелинский заставил высечь того, как обычно бывало в подобных случаях. Так и случилось. Подручные трудились усердно, пороли Зотова узловатыми веревками от души и с каким-то остервенением. То ли по домам всем давно хотелось, то ли ещё была причина. Черт его разберет, что на человека накатит посреди ночи. Павел Андреевич не отставал от сотоварищей. Только когда закончил, распрямился и отер пот со лба, понял, как перестарались они. Зотов лежал в луже крови, а Стелинский склонился над ним, тормошил за плечо и что-то кричал в лицо. Сейчас только Павел Андреевич осознал, что в цеху, во тьме и чаде есть кроме них ещё кто-то. Не их, не заводской, посторонний. Давно тут стоит и смотрит. Уж не соглядатай ли какой? Так чего доброго полиции сдаст. Заводчик понятное дело откупится, а как им быть? Кому объяснять, что заставили их расправу учинить. А Стелинский опять кричит, опять приказывает. Совсем видать голову потерял. Мастеровому и так досталось, так нет. Велит его поднимать и в форму бросить. Подручные без разговоров подхватили полуживого человека и, как есть связанного, потащили на помостья, к горловине формы.
   - Что ж мы делаем, православные? Или мы нехристи какие? - выдавил из себя Павел Андреевич.
   - Заткни хайло, Пашка, или сам в рыло захотел? - ответил ему угрюмый подельник с черной окладистой бородой.
   - Ща попугаем дурака, впредь умней будя, - усмехнулся ещё один, зыркнув через плечо, и Зотов полетел во тьму формы.
   Вдруг неожиданно для всех словно тяжелый хобот невиданного зверя мелькнул в воздухе литейный желоб. Подельники едва успели отскочить в разные стороны, как по нему потекла светящаяся и шипящая бронза. Павел Андреевич... нет, Мария вздрогнула, отскочила от полетевших на стороны искрящихся в полумраке брызг...
   А в следующее мгновение она была уже во тьме. Тело ломило от тупой боли, но шелохнуться она не могла. Связанная по рукам и ногам неудобно лежала она словно в узкой и кривой норе. Дыхание перехватывало от боли в боках, кровь толчками заполняла горло и нос.
   Вдруг снизу пространство озарилось, словно бы там распускался бутон диковинного яркого, какого-то волшебного цветка. Он рос быстро, раскрывался и обдавал жаром. Когда Мария поняла, что это было на самом деле и где низ, а где верх, цветок коснулся её и обдал нестерпимым жаром, полился по телу, сжирая одежду и кожу. Легкие задохнулись от жара и вытолкнули из себя последний крик:
   - Прости, София... я хотел лишь...
   Огненный цветок заполнял пустоты формы и тела, выжигал все, что мешало ему на пути, - кожу, плоть, кости, мысли, чувства... Все это сгорало, плавилось и сплавлялось с металлом, застывало в нем. Так некогда застывали насекомые, по недомыслию своему попавшиеся на блеск смоляных капель, ставших потом их ловушкой и могилой.
   Сознание не смогло пережить всей этой нестерпимой боли и ужаса и вытолкнуло Марию из чужих воспоминаний. Но видение не оставило её в покое, Мария вновь видела цех глазами Павла Андреевича. Он стоял внизу недалеко от формы и тигеля. Его подельники что-то говорили, кричали и ругались. Очевидным было, что все произошедшее сейчас и для них являлось неожиданностью.
   - Где хозяин?..
   - Где Стелинский?..
   - Что ж нам-то теперь делать?..
   - Помалкивать... - Обрывки фраз долетали до слуха, но сознание их не воспринимало, оно блуждало впотьмах. Неожиданно Павел Андреевич вновь уловил чужое присутствие. Это был все тот же, кто следил за происходящим с самого начала расправы. Павел Андреевич осмотрелся и увидел, как из мрака цеха к ним приближается невысокий худощавый человек словно бы слепленный из тьмы. Никаких деталей его внешности рассмотреть было невозможно, за исключением глаз. Они сверкали жёлтым пламенем. Ясно было лишь, что это не Стелинский и не кто-то другой из заводских. Подельники Павла Андреевича тоже приметили незнакомца и повернулись в его сторону.
   - Скверное дело вы сейчас совершили, гореть вам за это в аду. - Произнес незнакомец хриплым, низким, но внятным голосом.
   - Не наша вина, заводчик приказал, - попробовал оправдаться чернобородый.
   - За это с него взыщется. Человека же вы погубили, за это взыщется с вас.
   - А ты не стращай, а то следом пойдешь.
   - Смельчак, да? Такие мне по нраву. Пойдете ко мне в услужение.
   - Ты нам не хозяин.
   - Теперь я ваш Хозяин!
   Павел Андреевич уже догадался, кто стоял перед ними и мысленно попытался молиться. "Изыди, дух нечистый". - Он попробовал перекреститься, но не смог шелохнуть рукой. Темный человек злорадно взглянул на него желтым глазом, словно обжог и... видение растаяло.
  
   Мария, хватая ртом воздух, словно вынырнула из глубокой воды. Ноги подкосились, и она опустилась на снег. Тяжело дыша, осмотрелась вокруг, - она по-прежнему была в зимнем сквере. Здесь ничего не изменилось, очевидно, все видение длилось одно короткое мгновение, но сколько всего она успела пережить! Запястье жгло, Мария невольно потерла его и осмотрела. Кожа была чистая и гладкая. Мария подняла взгляд на ухмыляющегося Павла Андреевича.
   - Что, пробрало? До самых косточек? А я это вижу каждый раз, как только задремлю. Думаете, чувства хоть немного притупились за столько-то лет? Ни чуть-чуть!
   - А ведь вы не хотели делать этого. Вы собирались только попугать?
   - Хотели, не хотели, - что с того?
   - Но кто же пустил металл в форму?
   - Кто ж его знает? Теперь это не имеет значенья.
   - А Эрнест Иннокентьевич, он какую роль играет во всем этом, кто он?
   - О, он стал нашим приемником. Весьма удачная находка. Мы с ним давно познакомились, помнится, он тогда студентом был. Такой тощий, долговязый, глазастый.
   - Вот оно что?
   - Конечно. А как ещё мальчишка из провинции сумел подняться на ноги?
   - Своим умом, терпением.
   - Умных тут сразу же сжирают. Умные им не нужны! - Павел Андреевич кивнул куда-то в сторону, намекая то ли на приехавших чиновников, то ли на ученую братию. - Хозяин его присмотрел, приблизил, сделал доверенным лицом. Нам же тоже недолго осталось, придет черед. А Эрнест Иннокентьевич достойный преемник. У памятника всегда должен быть хранитель.
   - Так нас с Георгием для этой цели вербовали?
   - Вас-то, вовсе нет. Тут дело немного в другом.
   - Не расскажете? Раз уж вы поделились самым сокровенным.
   - А вам все мало? Все до самого конца хотите знать?
   Мария кивнула:
   - Раньше вы охотно рассказывали мне истории, о которых никто не знал.
   - Пожалуй. Все равно надо как-то скоротать время. - Павел Андреевич широко улыбнулся. - Сегодня истории бесплатно.
   Начну издалека. Когда мастер заключил сделку с Хозяином, тот выполнил условия. Шедевр удался на славу. Мастер вложил в него душу, Софи влюбилась в творение своего ухажера, правда тронулась умом. Казалось бы, для Хозяина все прошло удачно. Но история стала продолжаться неожиданным образом даже для него самого. К памятнику стали приходить горожане и просить за себя, за свою любовь, за близких и родных. В общем, желающих расстаться с душой оказалось предостаточно.
   - Неужели люди вот так опрометчиво шли на сделку?
   - Условия были выгодными, как сейчас в банках. - Павел Андреевич рассмеялся дребезжащим смешком. - Тем более умирать при этом было не обязательным условием. Вот Хозяин и придумал использовать ситуацию с выгодой для себя. Он оставил душу мастера здесь, в этой статуе с условием быть посредником и служить ему сто лет. После этого он пообещал отпустить несчастного.
   - И как? Дьявол сдержал обещание?
   - Скоро узнаем. Сто лет истекают на днях.
   - Так вот в чем дело. Тем более не понимаю, причем тут мы?
   - Поясню. Дело оказалось выгодным, как я уже сказал. Вот Хозяин и надумал найти приемника для души мастера.
   - Я?
   - Да нет же! Душа ребенка Ларисы и Георгия. Раз он ещё не рожден в этот мир, значит безгрешен, а, следовательно, лучше всего подходит для дела. Душа его уже там, как и его матери. Остается заполучить душу его отца, для пущей уверенности, так сказать. Весьма удачное стечение обстоятельств. - Павел Андреевич кивнул на Гошу. - Ну, а вы слишком много знаете. Вот Хозяин решил и вас прибрать, - образованная, интеллигентная, известная в определенных кругах. Будете писать то, что скажут и участвовать в общественном благе.
   - Никогда!
   - Ни от чего не зарекайтесь.
   - Довольно просветительской работы. - Подошедший Галиньш вновь грубо ухватил Марию за руку и потянул к монументу. - Идемте, Мария Александровна, пора загадывать желание.
   - Почему сейчас-то? - Мария выглядела искренне непонимающей.
   - Что вас не устраивает, любезнейшая?
   - А как же ночь, полнолуние? Разве не надо дождаться полуночи?
   - Не обязательно, это всего лишь выдумки, антураж для красивых баек. Я же предупреждал вас, не лезьте в эту историю дальше. Видите, что теперь приходится делать? Но это скоро кончится, вы вернетесь ко мне, и мы будем совместно трудиться на общее благо.
   - Это вы так об общем благе печетесь?
   - И об общем и о своем собственном. Вы не представляете, что он может вам дать.
   - А вы?
   - Я представляю, да. Я проживу сто лет, буду изучать архивы, материалы, напишу диссертации, научные труды, книги. Я внесу огромный вклад в изучение культуры нашего края, города. Я стану уважаемым человеком. Не каким-то там олигархом или депутатом. Я стану известным ученым, как он в свое время. - Галиньш кивнул на скульптуру, очевидно подразумевая самого Карла Фукса.
   - И оно того стоит?
   - Ещё бы! Стоит, Мария Александровна, стоит.
   У скульптуры стоял Георгий под присмотром второго бомжа, имени которого Мария не знала и потому просто звала Распутиным. Все это время они были здесь. Гоша находился словно бы в трансе, он стоял и, мерно покачиваясь, глядел в лицо скульптуре. Мария не подозревала, что с ним происходит в этот момент. Вот если бы она взглянула на все это его глазами! Картина была страшная.
   Георгий видел, что памятник изменился до неузнаваемости. Он словно бы ожил, как в Каменном Госте и готов шагнуть с невысокого постамента. Гоша всерьез испугался, решив, что скульптура заставит пожать ему руку и убьет, таким образом, и он ничего не сможет поделать. Однако этого не случилось, случилось иное. Скульптура стала расти и меняться. Вот перед ним уже не изваяние, а сам Хозяин, Повелитель Тьмы, Дьявол. Он выглядит как на библейских иллюстрациях Дорэ, - ликом прекрасен и ужасен. Но не это пугало Георгия. На левой ладони Дьявола сидела эфемерная Лариса с ребенком в объятиях. Оба они были непередаваемо прекрасны, но страшно испуганы.
   - Проси! - Прогрохотал голос Хозяина. - Будешь пребывать с дорогими тебе людьми сто лет! Откажешься, - Дьявол сжал ладонь, и образы Ларисы и ребенка исказились, потекли. Их взгляды переполнились ужасом. Георгий ощутил их боль в себе и сжал зубы до скрежета. Он понимал, это только видение в его сознании и нельзя поддаваться. Дьявол просто жонглирует его чувствами. Но что делать? Что предпринять? Какой ход избрать?
   - Что я должен попросить? - Георгий поднял глаза на лицо своего врага.
   - Что угодно. - Дьявол осклабил пасть, сознавая, что победа за ним.
   - Что угодно? - Гоша обернулся и посмотрел на собравшихся людей. Взгляд его остановился на Марии. Неясная робкая мысль мелькнула в его сознании. Георгий ухватился за нее и понял, что даже тень надежды стоит того, чтобы рискнуть. - Хорошо, я согласен.
   Мария попыталась ещё потянуть время. Она вновь окинула взглядом окна ближайшего высокого дома в надежде увидеть хоть одно лицо. Но создавалось впечатление, что в этом доме нет ни одной живой души, а в окнах вместо стекол вставлены листы оцинкованного железа. Ещё казалось совсем противоположное, - за каждым окном стоит жилец и наблюдает за событиями внизу. Каждый понимает, что происходит, но каждый лишь улыбается также как Эрнест Иннокентьевич и потирает ладони, предвкушая редкое, но далеко не уникальное зрелище. "Сволочи! Какие все они сволочи!"
   - Никто вам не поможет, любезнейшая Мария Александровна, - ответил Галиньш на не высказанный вопрос, проследив за взглядом. Мария перевела взор на солидных людей, их вроде бы стало больше. Они стояли плотной группой, переговаривались, но держались за пределами ограды и никак не выражали своего отношения к происходящим событиям.
   - Эти вам тоже не помогут. - Вздохнул Галиньш.
   - Для чего они тогда тут собрались?
   - Хотят лично увидеть величие своего Хозяина. Ведь скоро истекает срок договора мастера. Смена капитана команды, говоря современным языком.
   - И кто они все?
   - О, все они весьма уважаемые люди.
   - И все они его...
   - Его клиенты. Я познакомлю вас со всеми. Вы войдете в наш избранный круг. - Взор Галиньша сиял диковатым светом. - Можете работать в любой газете, открыть свое собственное издание, гламурный журнал, телеканал, если хотите, радиостанцию. Можете стать пресс-секретарем самого...
   - Надо же?! Какие страсти! И для этого надо лишь пожелать?
   - Именно, именно! Ну, хватит тянуть время, идемте, идемте. - Галиньш прямо за плечи повернул и силой придвинул её к подножию памятника.
   Мария взглянула в бронзовое лицо монумента. Сейчас казалось, что он вовсе не улыбается, а зло ухмыляется. И еще вот-вот готов распахнуть ужасную пасть, чтобы проглотить её и поглотить её душу. "И я должна просить вот у него... вот у этого? Что же он сможет сделать этот урод? Что у него просить? Что пожелать?" - Все мысли вдруг в одно мгновение покинули Марию. Но ведь у нее же есть желания! Желания, возникшие не здесь и не сейчас, а рожденные бессонными ночами, нескончаемо долгими, одинокими вечерами, когда хотелось лезть на стенку или выть на луну вместе с дворовой сворой. Что желала она тогда? Хорошую зарплату? Иную, достойную работу? Или другую жизнь? Полную, яркую, чувственную! Или же принца на белом коне? Нет, принца она никогда не желала. А что тогда? Избавления от одиночества? Одиночество, в этом все дело? Не быть одной и тогда все остальное сложится само собой? Да, об этом она думала чаще всего. Ни о зарплате, ни о работе, ни о новой квартире. Перед взором мгновенно пронеслись лица её поклонников, ухажёров, просто знакомых, которых она в свое время отвергла или просто игнорировала. Странно, но некоторых она совершенно забыла. Сейчас же они всплыли со дна памяти ясные и четкие. Мария поняла, кто этому посодействовал, и вновь бросила взгляд на монумент.
   Где они все теперь? Кому она будет сейчас интересна столько лет спустя, со всеми её заморочками, тараканами в голове, сединой и морщинками вокруг глаз? Нужен тот, кто знает её теперешнюю, понимает такую, какой она стала сейчас. И кто же это?..
   Неожиданно Мария встретилась взглядом с Георгием. Тот отошел от транса и смотрел ей в глаза осознанно и улыбаясь. Он даже кивнул ей ободряюще.
   Так вот же он! Тот, нынешний, понимающий её! Тот, к кому её так тянуло в последнее время... или нет? Может она просто за соломинку хватается?!
   А Георгий ещё раз кивнул, давая понять, но что только?..
   Вдруг Марию словно обдало жаром... или холодом. Словно бы она вынырнула из темного, холодного и глубокого омута с тухлой застоялой водой. На миг она увидела ручей, цветущую поляну и волшебника из детских воспоминаний. Сейчас она вполне осознала, кто же он такой и улыбнулась. Да, тогда в юности, в темной воде... все это не было видением. Так вот когда замкнулся долгий круг, несвязанных казалось бы событий! Вот о чем говорил ей тогда добрый незнакомец с кротким взором! Вот, что ей предстояло сделать сейчас! Главное событие в её жизни, что определит всю её дальнейшую судьбу!
   Все это промелькнуло перед мысленным взором в одно короткое мгновение. Да, Мария поняла свое предназначение. В подтверждение этого добрый незнакомец широко улыбнулся и кивнул... и тут же пропал. Сейчас перед Марией было лицо Георгия, такое же улыбающееся и призывающее к действию. И Мария внутренним чутьем поняла, о чем следует просить своего врага.
   - Я хочу, чтобы Георгий обрел душевный покой. Пусть он живет долго и счастливо и творит на радость людям. Все остальное у него уже есть.
   Георгий улыбнулся шире, но не потому, что Мария попросила за него. Минутой назад он сам сделал тоже самое...
  
   - Что я должен попросить? - Георгий поднял глаза на лицо своего врага.
   - Что угодно. - Дьявол осклабил пасть.
   - Пусть Мария обретет душевный покой и будет счастлива, как сама того пожелает, - негромко, но четко проговорил Георгий.
   - Ты хотел сказать Лариса?
   - Нет, я сказал Мария. Умершей уже не помочь, я прошу за живого человека.
  
   - Вот зараза! - Эти слова произнесли сразу несколько человек, Галиньш, Павел Андреевич и Распутин. Затем наступила неловкая пауза - все стали переглядываться и оглядываться вокруг, но ничего не происходило. Мария вопросительно взглянула не Георгия, тот одобряюще кивнул.
   - Тьфу! - Эрнест Иннокентьевич повел себя совершенно не интеллигентно. - Знал, что её нельзя использовать, умна слишком уж.
   - Да что такого? - Развел руками Павел Андреевич. - Подумаешь, этот тип будет жить долго и счастливо. Что за беда?
   - Он тоже попросил не за себя, - подал голос Распутин, кивнув на Гошу.
   - Да! Чёрт их побери! Они оба попросили друг за друга не договариваясь между собой, - подытожил Галиньш.
   - И что это значит? - со страхом и надеждой спросила Мария.
   - Это значит, что договор разрушается, - ответил сияющий Георгий. - У Дьявола можно просить только для себя! Я прав, да?! - Георгий рассмеялся и повернулся к памятнику. - Я прав?!
   - И что? - Мария выглядела совершенно обескураженной. - За столько лет никто не просил за кого-то другого.
   - Бывало, конечно, - откликнулся лишь Павел Андреевич. - Просили для суженного, для родителя, для дитя, но во всем этом была своя выгода. Бескорыстно попросить для другого человека... люди, как правило, эгоцентричны и эгоистичны.
   - И это что-то меняет? - Вопрос Марии остался без ответа.
   - Все не так уж и плохо. - Эрнест Иннокентьевич широко и противно улыбнулся. - У них была любовная связь, поэтому каждый из них просил за близкого.
   - Откуда вы,.. - Мария осеклась и покраснела.
   - Он просветил. - Галиньш кивнул на изваяние. - Я говорил, он много чего может. Человек для него - открытая книга, даже не книга, афиша, рекламный плакат с большой четкой надписью: "Я ХОЧУ!!!"
   - Как вы изворотливы. - Мария нахмурилась, но Галиньш ее не слушал, он внимательно смотрел на памятник. Мария догадалась, что он сейчас напрямую общается со своим Хозяином. Потому, как мрачнел его взор, она догадалась, что-то идет не так.
   - Что? Ну, говорите же!
   Галиньш повернулся к хранителям и передал разговор им.
   - ...так что эти двое действительно просили они друг за друга без всякой выгоды для себя. - Расслышала Мария лишь обрывок фразы.
   - И что? Это что-то меняет?
   Галиньш вновь не удостоил Марию ответом.
   - Все меняет! - ответил за него Георгий. Он подошел к Марии и приобнял ее за плечи. - Вот если бы, какая корысть была в пожелании. К примеру, я бы попросил, что бы ты была хорошей женой мне или чтобы у нас был свой...
   - Да заткнитесь вы! - Галиньш просто кипел от злобы. - Это ещё не конец, вовсе не конец. Я положил столько трудов, столько времени! Я не позволю, чтобы вот так в одночасье все рухнуло. - Галиньш погрозил кому-то кулаком и посеменил к толпе чиновников.
   - Что нам с этими делать? - Распутин подал голос, кивнув на Марию и Георгия.
   - Стоило бы сломать им обоим шеи да... - Галиньш отмахнулся.
   - Видать и наш срок скоро выйдет. - Павел Андреевич развел руками в очередной раз, Распутин промолчал, лишь нахмурил брови. Затем разом они развернулись и направились к другому выходу из сквера. - Желаю здравствовать! - обернувшись, не без сарказма крикнул Павел Андреевич. Мария взглянула на Георгия испуганно.
   - Я не верю, что все так просто кончилось. Он что, вот так отступится от своего дела только потому, что мы попросили...
   - Думаю, сейчас мы это узнаем. - Георгий кивнул в сторону монумента.
   Изваяние было подернуто зыбкой фиолетовой дымкой, словно испарениями, очертания его размылись. Из этой дымки стали разлетаться неясные тени. Гоша и Мария догадались, что это души покидают свою темницу. Как их было много!.. Души походили на тонкие серые лоскуты ветхой ткани. Не было каких-то определенных очертаний, скорбных ликов, тяжких вздохов. Они двигались бесшумно, но казалось, что слышен шорох сухих листьев или шелест крыльев. Все это походило на вылет огромной стаи летучих мышей после дневной спячки.
   А когда поток стал редеть и вовсе иссяк, вышла Лариса с ребенком на руках. Они не казались бесплотными духами или призраками, наоборот были вполне осязаемы. Однако едва Гоша протянул к ним навстречу руки, образы подернулись зыбью. Мария ощутила некоторую неловкость перед Ларисой, хоть та и была лишь духом. Она отошла, чтобы не мешать моменту прощания Георгия с дорогими ему людьми. Мария понимала, что они видятся в последний раз.
   Она огляделась. Чиновничьи машины разъехались. "Вольво" Галиньша тоже не было видно. Исчезли Павел Андреевич с Распутиным. Зато появились другие машины и пешеходы, проступили сквозь дымку дома и деревья. Воздух наполнился звуками. Туман начал рассеиваться и показался противоположный берег. Сквер словно бы оживал.
   - Как ты его назвала? - Долетел до Марии вопрос Гоши, но ответа она не расслышала. Быть может, он адресовался только ему одному.
   Зато возле нее самой стоял незнакомец и широко улыбался. Он был какой-то, какой-то... не современный, что ли?
   "Бог ты мой! Да это же мастер! Зотов. Вот он какой".
   - Да, это я. - Призрак мастера поклонился. - Благодарю вас, сударыня, за помощь, за все, что сделали для меня и остальных. Я страшно поплатился за свою бездумную выходку. Полагаться надо только на свои силы. Сто лет мне приходилось выполнять богомерзкую работу. Но благодаря вам я теперь свободен.
   - Как же это здорово! Вы встретитесь с Софией?
   - Непременно. Теперь я отыщу её. Желаю и вам не оставаться одной и не загадывать опрометчивых желаний. - Мастер улыбнулся, повернулся и исчез. Мария увидела, что Гоша тоже один, смотрит куда-то вдаль.
   - А где же твоя семья? - Мария подошла к нему.
   - Они отпущены. Теперь им всем дарован покой. Да и нам видимо тоже.
   В этот момент в сквере появился первый прохожий, - пожилой мужчина с собакой.
   - Теперь желания загадывают и днем? - Он улыбнулся Марии и старомодно приподнял шапку.
   - Это можно было делать в любое время, как оказалось. - В ответ улыбнулась Мария.
   - Надо же? А мы с покойной супругой приходили сюда в полночь при полной луне... Ах, никакой романтики не осталось.
   На перекрестке загудели автомобили, подул свежий ветер, метя поземку, каркнула ворона, ей ответила стайка нахальных воробьев, - жизнь понемногу вливалась в пустовавший целое столетие сквер. Сейчас он наполнялся красками, звуками, запахами и чувствами, словно долго пустовавшая форма.
   - Ты как себя чувствуешь? Глупый вопрос, но все же...
   - Устала, - ответила Мария, немного подумав. - Я словно всю жизнь тащила на себе, не замечая какой-то неимоверный груз, а вот сейчас избавилась от тяжести и ощутила не свободу, а усталость.
   - Кажется, я тебя понимаю. Хочешь, пойдем ко мне.
   - Не сегодня. Надо будет переосмыслить все, что тут произошло. Это так невероятно.
   - Может как раз и не стоит ничего осмысливать, пусть само выветрится из головы.
   - Может... кстати, а как ты оказался здесь?
   - Когда ты ушла, я решил, что ты все же сюда придешь. Испугался, стал тебе звонить, но ты не отвечала.
   - Да? - Мария машинально сунула руку в карман пальто за телефоном. - Но ты, тем не менее, как-то узнал, что я именно сегодня утром буду здесь.
   - Как-то и узнал. Не спрашивай. Кто-то же стоял за нами, он и подсказал.
   - Ты считаешь?
   - А ты считаешь, мы сами управились с таким делом? А твое видение в детстве? Или ты это игнорируешь? Думаешь, был глюк тонущего человека?
   - Ничего я не думаю, и без того голова вот-вот расколется. Хочу домой. Проводишь?
   Вместо ответа Георгий взял Марию под руку.
   - Значит, ты у нас и есть Георгий Победоносец?
   - Вряд ли. Это ты та самая Мария?
   - Это уж перебор. Давай пройдемся, воздухом подышим?
   - Конечно. А тебе теперь работу придется искать.
   - Да, верно. У Галиньша я не останусь. - Мария грустно усмехнулась. - Вернусь в "Крик". Или с тобой в Москву укачу.
   - На счет Москвы я ничего не решил.
   - Есть время.
   Они шли и говорили о посторонних делах, словно пытаясь как можно быстрее отогнать от себя невероятные события. Освободить память и чувства от только что произошедшего. Бронзовый монумент смотрел им вслед и улыбался добродушной улыбкой. Ему тоже стало намного легче. Каким бы ни был он бесчувственным, но столетнее проклятие оставило свой след на его металлическом теле.
  
   "На днях многие жители нашего города стали свидетелями загадочного явления. Необъяснимо густой туман охватил небольшой участок городского сквера и прилегающих к нему улиц, практически остановив автомобильное движение. На счастье эта аномалия продолжалась недолго, и вскоре движение восстановилось. Что это было? Редкое природное явление или что-то иное? Попробуем разобраться в этом на страницах нашей газеты". - Мария одним взглядом пробежала заметку в газете "Крик", подписанную некой Ларисой Крофтс. Это имя было ей незнакомо, видимо ВВС уже успел нанять и объездить новенькую рьяную журналистку. "Что ж, удачи тебе, Лара Крофт, - Мария устало улыбнулась. - Не ввязывайся глубоко в эту историю, добра от нее не будет".
  
   Прошло несколько месяцев, минула зима и почти вся весна. Город ожидает лета, готовится к очередному приступу жары, духоты и пыли, - одним словом живет своими насущными заботами и проблемами.
   Памятник по-прежнему стоит на своем месте, и к нему по-прежнему приходит молодежь. Исчез лишь странный портрет на тыльной стороне трости под ладонью Фукса. Может, его и не было вовсе, может, кто сточил его. Мало ли дураков на свете. Однако молва утверждает, что портрет пропал потому, что у души мастера истек срок договора, и она покинула свою темницу. Что ж, может и так. Одни сочиняют истории, другие в них верят. Мало кто знает, что произошло тогда возле памятника. Мало кто вообще знает, кому этот памятник поставлен, и за какие такие заслуги. Люди, как и город, живут своими сегодняшними заботами, старые истории их мало волнуют. А истории меж тем постепенно исчезают с городских улиц.
  

КОНЕЦ


 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"